-- Как ты думаешь, сколько ему? -- Повторяла она, видимо, уже не в первый раз, стоя у окна и глядя на сосновые ветки, сквозь которые пробиралось к нам в номер апрельское солнце.
-- Кому? -- Не поняла я со сна.
-- Ну, Гришкиному бизнес...бою?
Да, у меня тоже язык не повернулся бы назвать мальчика "меном".
-- Лет двадцать, наверное, -- я попыталась вспомнить, как выглядел подружкин кавалер, но не смогла.
-- И я так думаю. Знаешь, если смотреть только на сосны, то кажется, что уже лето, -- невпопад добавила Лилька.
-- И что? -- С утра я всегда непомерно тупа.
-- Мы летом с Катькой опять на море поедем.
-- Слушай, у тебя ж Бедуин при деньгах, чего бы вам не поехать в какое-нибудь приличное место?
Лилька каждое лето уезжала к тетке на Азов, где жила с дочкой в каком-то жалком сарайчике, с протекающей крышей, да еще и пропитанием занималась сама. Тетка была дамой активной, и лучшие комнаты сдавала курортникам, безжалостно экономя на родственниках. К тому же она работала в санатории, но Лильке с Катькой ни разу не удалось воспользоваться местными медицинскими и косметическими благами.
-- Не хочу я никуда. Ну, ездили мы в Грецию. Скучища. Детям, конечно, раздолье, а мамаши не знают куда себя деть. Развлекаются местными мальчиками, да и с теми только танцуют да в рестораны за свой счет ходят. Все время боятся, что мужья нагрянут и застукают, деньги отберут и шубу.
-- Зачем в Греции шуба? -- Опять ступила я.
-- Да не в шубе дело! В своей Степановке я сама себе хозяйка. В конце концов, мы там отдыхали, когда я еще у мамы в проекте была, -- Лилька вернулась в постель, потянулась всем своим шикарным телом, и меня снова разобрало любопытство.
-- Не мое дело, конечно, -- начала я, -- но ты так и собираешься на Бедуиновы шашни глаза закрывать? Ну, не хочешь ты скандалы устраивать, так ведь можешь себя совершенно свободно чувствовать, делать что хочешь, деньги из него тащить, в конце концов.
-- А я и чувствую себя свободно, -- Лилька закинула руку за голову. -- Ну, что такого происходит? Бедуин любит меня по-своему, и Катьку. А все остальное у нас с ним уже было. Страсть неземная, ссоры чуть не до драки, ревновала я его страшно, а потом мне стало все равно и именно поэтому он никуда не денется. Именно потому, что мне все равно, денется он или нет. Вот если бы я с ума сходила, бесилась, ругалась, на его девицу наезжала, вот тут бы он и сбежал. Потом бы, конечно, пожалел, а сначала сбежал бы. Это ведь стандартный сюжет. Ему пришлось бы действовать, согласно мизансцене, понимаешь? Я ему ультиматум, он -- свою независимость от бабьего мнения демонстрировать. Я в слезы, он -- в спартанскую жестокость. А так, чего ему выставляться? Зрителей нет, оваций не будет. Помидорами не закидают.
-- Лиль, -- осторожничала я, -- а если у него там любовь, настоящая? У вас ведь все очень давно было, вдруг, он еще недолюбил?
-- Долюбит и вернется, -- жестко ответила Лилька, и я ее зауважала.
-- А ты сама? Ты вот так и будешь без нормального мужика?
-- Ты про секс? -- Лилька повернулась ко мне. -- Вот как у Гретки сейчас, что ли? Мне это не нужно. Мне все что вокруг -- надо, а чтобы потрахаться, так мне это по фигу.
-- Совсем? -- Удивилась я.
-- Почти. Во всяком случае, все что происходит "до", по-моему, гораздо интереснее. А секс... Мы с Бедуином рано начали, наверное. В общем, тут все мужики одинаковы. Я тебе вот что скажу, если уж меня припрет, у меня вибратор есть. А что? Секс с любимым человеком.
-- Лучше мужика, что ли?
-- С ним не обидно просто трахнуться, без прелюдий. Он тебе цветы дарить не обязан. А вот когда мужик лезет с первого же раза, угостив рюмкой водки, тут мне обидно.
Я вздохнула и окончательно поняла, что планам моим насчет Лильки сбыться не суждено. И все же меня жестоко грызла одна мыслишка. Я же видела, какое впечатление Лилька производит на мужчин, и делала она это частенько сознательно. Значит, какие-то желания у нее были, и явно не лирические, цветочно-конфетные. Получается, чего-то она боялась. До ужаса.
-- Да и вообще, не смогла бы я, как Гретка. А вдруг влюбилась бы? Знаешь, Бедуиновы страсти для меня полная ерунда, я с ними справлюсь... Мне его жалко даже, ведь он же мучается.
Вот оно! Лилька себя боится. Не хочет оказаться в Бедуинском положении, решать ничего не хочет, а без любви, хотя бы придуманной, в постель не пойдет. Мои размышления были прерваны стуком в дверь.
-- Гриша, -- хихикнула Лилька.
Я поплелась открывать. Гретка впорхнула в комнату свеженькая и похорошевшая.
-- Завтрак проспите! -- Она принялась вертеться перед большим зеркалом. -- Давайте, поднимайтесь. Покатаемся сегодня на лошадях? День похоже будет отличный. Я утром уже на улицу выходила.
Мы с Лилькой переглянулись. У Гришки была удивительная способность, ей просто невозможно было задавать прямые вопросы. У нее всегда был такой вид, что становилось ясно, спроси ее о чем-то в лоб, она искренне не поймет вопроса. При чем здесь, например, ночь с юным бизнесменом, когда сегодня надо покататься на лошадях? И так всегда. Мы и про семейную Гришкину жизнь-то знали немного, хотя, вроде, самыми близкими подругами были. Она всегда говорила, что все хорошо. И если мы время от времени позволяли себе пожаловаться на бабьи темы, для Гришки это было табу. Зато она всегда все знала про всех, и не задумываясь, рассказывала о чужих проблемах. Итак, мы отправились на завтрак с нулевой информацией по поводу юного бизнесменского тела и с перспективой быть усаженными на местных лошадок.
А я все крутила в голове полученную от Лильки информацию, рассматривая ее то так, то эдак, как диковинную монету или уцененную сумочку, которую собиралась купить, но хотела выяснить, в чем подвох уценки. Не то, чтобы мне были сильно интересны мотивы поведения Лильки. Я думала о другой женщине. О жене того, которого Лилька с Греткой окрестили моим московским принцем и из-за которого поставили на мне ярлык "сумасшедшей местной патриотки". Они ведь не знали, что я до сих пор не выхожу за него, довольствуясь бешеными налетами в столицу или заграничными поездками, не потому, что не хочу уезжать из Питера, а потому, что он женат, и никогда не оставит семью.