"Любимый - одно, а муж - совсем другое..." (Разговор в автобусе)
Еду с Юго-Восточного кладбища, где похоронена мама. Сижу на заднем сидении "пазика". С февраля большие автобусы марки ЛиАЗ были заменены маловместительными "пазиками". Это создаёт большие неудобства людям. И особенно пожилым, чья поездка на кладбище теперь требует и немалых физических затрат. Рядом со мной, по соседству, сидит женщина, которой около сорока. Серая куртка, джинсы, тёмные волосы и какой-то очень нервный вид. Внешность - самая обыкновенная. Чуть дальше сидит седая женщина в цветастом платье, которой уже где-то лет семьдесят. Мы возмущаемся этой ситуацией с маленькими автобусами, и я обещаю позвонить в департамент транспорта. Впрочем, не очень-то верю, что это поможет. Ведь это давно запланированная "оптимизация". А оптимизация - это священное слово для нашей власти. Его слышно сплошь и рядом.
"Оптимизация" - вроде бы нейтральное понятие, но означает это на чиновничьем языке просто-напросто - сокращение. Хотя по логике оптимизация - это не только сокращение ,но и в необходимых случаях увеличение. но кому нужны эти нормы и эта логика. Оптимизация школ - сокращение школ, оптимизация больниц - сокращение больниц, оптимизация маршрутов автобусов - сокращение автобусов. А где невозможно сократить, там пустить автобусы маленькие. Наш 124-й маршрут, который ходит на Юго-Восточное кладбище, передали частникам. Стоимость проезда 24 рубля. Билетов не даёт вовсе. Хорошо ещё, что у бабушек действуют льготы в черте города. (Кто не знает, наши омские ветераны могут совершить аж 30 бесплатных поездок в месяц по карте ветерана). Но сейчас рассказ не о льготах.
Завязывается разговор с соседками. Пожилая говорит, что ездила на могилку к мужу. Если долго не ездит на кладбище, то муж является ей во сне и упрекает, что её давно не было у него в гостях. Ещё говорит, что обязательно выпивает на кладбище рюмочку и оставляет на могиле рюмку водки мужу.
40-летняя соседка, в свою очередь, объявляет, что ездила к "любимому". (Я поначалу не понял эту тонкость, думая, что речь идёт о муже, официальном или нет). Далее она говорит, что этот её "любимый" несколько лет назад был убит вечером на кладбище. Не на том, откуда мы все сейчас возвращаемся, а на Старо-Восточном, которое находится в черте города. По её словам, он шёл через кладбище напрямик, чтобы срезать дорогу. Место там безлюдное, деревья стоят стеной. Говорит, что убили, но полиция даже особо не искала преступников. Зачем им напрягаться и портить отчётность? Написали, что упал "с высоты собственного роста" и, мол, таким образом, убился. Вот так! Мужику было только 32 года. Вскрытие и экспертизы все были липовыми.
Я не выдерживаю: "Что ж вы не жаловались в прокуратуру, в другие инстанции?"
Дама раздражённо пожимает плечами: "Что я буду жаловаться, у него ведь родители есть. А они сказали, что всё равно никто им сына не вернёт. Он вообще-то там (в милиции) был на учёте, так что сильно искать его всё равно бы не стали".
Сижу, перевариваю услышанное. Мне всё равно кажется неправильным такое попустительство потерпевших к убийцам, да и халатности полиции. Но, что сделано, то сделано, есть и другие важные вопросы. Человек ушёл из жизни, но позаботиться о его душе можно (и нужно) даже и после смерти.
"Отпели погибшего?" - спрашиваю.
Она равнодушно отвечает: "Он вообще-то некрещёный был. Батюшка сказал, что нельзя".
Говорю: "Ну, так молитесь за него дома, свечки ставьте. Его душе очень нужны ваши молитвы".
Дама поворачивается и смотрит на меня удивлённо и чуть насмешливо: "И что, вы реально верите в эту ... БАЙДУ?"
Меня, конечно, царапает это её оскорбительное жаргонное словцо, но я сдерживаюсь и спокойно отвечаю: "Да, верю, только это - никакая ни "байда". Есть множество свидетельств того, как нужны эти молитвы усопшим".
Женщина некоторое время молчит, явно не убеждённая моими словами.
Потом начинается наш общий разговор уже и с пожилой соседкой. И, между прочим, та в какой-то момент заявляет: "Мы ведь с мужем прожили вместе более 45 лет".
На более молодую соседку заявление, даже само это число, производит прямо-таки убийственное впечатление.
"Сорок лет... Это ж с ума сойти, - медленно говорит она. - Я со своим мужем живу десять лет и уже ВИДЕТЬ ЕГО НЕ МОГУ".
До меня не сразу доходит (видимо, сказалась усталость), и я переспрашиваю: "Подождите... Но вы же сказали, что ваш любимый похоронен на кладбище...".
"Да, я и говорю "любимый", - перебивает меня дама, раздражаясь от моей непонятливости. - Любимый - одно, а муж - совсем другое. Время-то идёт, надо всё успеть...".
Я сижу в лёгком шоке. Не то, чтобы я был слишком наивен... Но для меня всё равно это звучит как-то жутко. Женщина практически признаётся, что у неё был любовник, по которому она скучает, а мужа терпит и уже фактически ненавидит, но какие-то обстоятельства мешаю ей с ним порвать. И эти обстоятельства явно не "святость брака" или какая-нибудь подобная религиозная ... "байда". Скорее всего что-то материально: деньги, квартира и т.п. Теперь мне понятно, почему она никуда и не обращалась. Не верит в справедливость, но это не главное. Главное другое: официально-то она погибшему мужику никто. Начни обращаться и вылезет эта её скрываемая любовная связь.
Как же можно жить в такой лжи? А она не кается. Для неё покаяние - это всё та же "БАЙДА". Более того ездит к своему "любимому" уркагану на кладбище. А что же тогда не "байда"? Есть ли что-то для неё святое? Наверное, эта память о той самой её греховной любви... Которой она по своему верна. Да только от этой "верности" мне как-то не по себе...
Пожилая соседка, возможно, тоже не очень обрадованная таким откровением, умолкает. Дальше мы уже ехали молча.