С утра никаких эмоциональных потрясений не ожидалось, никаких знаков свыше или адресованных лично мне скрытых сообщений в радиопередачах. Да и не верю я ни в знаки, ни в радиосообщения. Собрался и двинулся на работу - рутина. Иду, в ухе радиокнопка спрятана, мелодия старая, очень соответствующая:
В тёмно-синем лесу, где трепещут осины,
Где с дубов колдунов облетает листва,
На поляне траву зайцы в полночь косили...
На этом месте песня оборвалась. Нет, радио звучало, а вот не слышал я ничего. Бросил взгляд и перестал воспринимать окружающее. Она промелькнула в толпе, спешила. Столько лет, а я сразу узнал. Даже дёрнулся подойти, но взглянул ещё раз и остановился.
Лет шесть назад собирались у Коли-Кроли, и кто-то привел с собой Марину. Точнее, Коля тогда ещё не был Кролей, а кто привёл и невозможно было запомнить. Все мысли терялись после взгляда на юное чудо с зеленой крапинкой на светло-карей радужке правого глаза. Все присутствовавшие мужчины оценили; женщины тоже, но понятно как. Пару месяцев она появлялась на наших встречах, и мысль о длинноногой красавице регулярно возникала. Только мысль - девушка была до неприличия молода, у меня как раз шёл к закату очередной роман - дело ограничилось взглядами издалека. Потом она исчезла из поля зрения, кто-то сказал, что и из города уехала.
Рабочие совещания в нашем отделе проходят несколько специфически - каждое оборачивается поочерёдной поркой присутствующих. Не всех - Павиан неприкосновенен, да и порет, собственно, он. Психологическая разгрузка такая - раз в неделю показать, кто у нас главный, кто самый умный и кто всё может.
Грузного, с шевелюрой, отливающей желтизной, начальника отдела прозвали Павианом ещё до меня. Говорят, в древности этих спесивых тварей держали как домашних животных - давно, ещё до кошек - учили всяким штукам. А уж по штукам и фокусам наш начальник большой специалист.
- Ну, там?
Павиан начинает без вступления, показывая конечностью в сторону первой жертвы. Не точно показывает, а с ошибкой на пару градусов - догадывайся, мол, ты подчинённый.
- Стихи! - вскидывает голову наш предпенсионер, занимая место докладчика.
Произносит гордо и с вызовом, будто у кого-то, когда-то не стихи. Отдел наш - поэтической пропаганды - только ими и занимается, специализация такая.
- Читайте, читайте. За нас не бойтесь, мы к вам привыкли, - вежливостью Павиан никогда не отличался.
Заéц! Как звучно это слово!
Как много сильной мысли в нем!..
Начальственный взмах прерывает декламацию:
- Вечно вы, Заéц, в историю со своей фамилией пролезть пытаетесь. В мусор ваше творчество, а вас - под увольнение по профнепригодности.
Заéц пробирается на место, бормоча речитативом:
- Профсоюз силен, профсоюз силен, профсоюз силен.
Надо понимать, мантра эта у него вместо психотерапии - профсоюза у нас отродясь не было.
В другой раз я бы внутренне позлорадствовал над амбициозностью глупого Заéца, но сейчас не то состояние. Мысли уплывают в сторону от совещания.
На удивление самому себе, Марину я все эти годы вспоминал. Не каждый день переживал, конечно, но всплывало изредка, и всегда в щемящем ключе. Образ упущенной возможности - самое точное определение. Нормальный, наверное, психологический нюанс - у каждого должно быть что-то, о чем вспоминается с грустью. Думал, в памяти давно уже воображаемый персонаж, но сегодня увидел и сразу узнал - и лицо, мелькнувшее в долю секунды, и манеру двигаться.
- Эй, о чем мечтаешь? Влюбился? - в мысли вмешивается Павиан, кто же ещё. - Влюбился, так пиши заявление. Чтоб на свадьбу четыре дня с сохранением содержания.
Шутит, точнее, считает, что шутит, но кто-то сдавленно хихикает, сбрасывая нервное напряжение. Раз Павиан заметил формальность моего присутствия, значит моя очередь отдуваться. Ладно, неделю ведь работал, сделал кое-что:
В лесу родилась ёлочка,
В лесу она росла.
...
В трусишках зайка серенький
Под ёлочкой скакал.
- В каких трусишках?! Мороз, холод, его жалко должно быть, а он в утеплённых труселях разгуливает!
- Как же, - не сдаюсь я. - Это аллюзия на... В нижнем белье же, в мороз, холод...
Кляну себя за то, что повторяю начальственные слова, но сделать ничего не могу. Теряюсь, когда на меня наезжают - такой характер.
- Ладно, - неожиданно смягчается Павиан. - Меняйте трусы на трусишку, пусть чувствуется, как страшно зайке в зимнем лесу. Сопереживание - наше всё. И допишите про детский праздник какой-нибудь, а я поговорю, чтобы забросили, скажем, в начало двадцатого века.
Легко я отделался, и с детским праздником неплохо. Оперативники из отдела внедрения по полгода автокинетические способности напрягают, носятся в пространстве-времени, и всё - чтобы тиснуть стишок в литературном журнале. Там его прочтёт, разве что, эстет, страдающий бессонницей, фыркнет и забудет. А на детском празднике - самый спрос. Потом чада дома продекламируют, родители умилённые в тетрадки занесут. Цель достигнута - стих пошёл в народ.
Кстати, сам Павиан так и вылез - задвинул в начало аж девятнадцатого столетия детскую считалку про "вышел зайчик погулять". Фурор! Все дети, все взрослые выучили. Книжки разные, мультфильмов одних несколько штук, но это уже в конце двадцатого. Теперь сочинитель считалки командует нашим отделом, чуть ни самым крупным, кстати. Разжирел, над сотрудниками издевается. Вон, демонстративно ухо загнул и чешет за ним.
После совещания иду пить кофе в чернильный отдел. Название у него длинное и неинтересное, поэтому просто чернильный, от слова очернение. У них и кофе лучше, и начальство не привязывается - нет, к своим-то привязывается, но я не свой. А может из-за воспоминаний меня сюда потянуло - Коля-Кроля, мой приятель, здесь работает. Зову Колю пить кофе, он тащит листочки:
- Вот смотри, я подумал, вы правильно делаете, что на детскую аудиторию пишете:
Плачет киска в коридоре,
У нее большое горе:
Злые люди бедной киске
Не дают украсть сосиски!
- Не пойдёт, - говорю я. - Не пойдёт, твоя киска умиление вызывает.
- Пойдёт, - обижается Коля. - Это ваш Павиан закритиковал бы, а наша старушенция пристроит в какую-нибудь детскую книжонку.
- И что пользы? Киска-то всё равно симпатичная, даже если и в книжонке.
- Пользы, смотря для кого. Мне премию выпишут, чем не польза?
- Хочешь премию, записывай:
Шерсть пушистая у кошки.
В ней сидят, наверно, блошки.
- Твоя кошка тоже не с помойки, - играет незаинтересованность Кроля.
- Ага, пушистая. Только блох подхватить никто не хочет. Бери, бесплатно, в подарок на день водолаза.
- Я не водолаз, и у зайцев тоже блохи бывают, - Коля погрустнел, похоже, с блохами водил знакомства лично.
- А тебя волнует? Люди прочтут, и премию получишь.
- Мне неудобно как-то, ты ведь написал. Ну, возьму, пожалуй, у вас в отделе всё равно другой профиль.
Кофе кончается, и я двигаюсь к себе. Пристроит Кроля и мой экспромт, и свои сосиски, это уж точно. Не тот он персонаж, чтобы упустить лишние премиальные. Да и семью кормить надо, Кролей-то его прозвали из-за взрывной тяги к размножению.
Иду к себе, и опять накатывает. Вот оказался бы я тогда, шесть лет назад, поэнергичнее, так сказать. Увидел бы Марину сегодня не мельком на улице, а утром дома в постели. Шесть лет много - пожалуй и следующее поколение тоже увидел бы. Почему-то эта многодетная картинка, даже срисованная с семейства Кроли, не кажется мне сейчас ни юморной, ни неуместной.
Впереди, прямо в проходе, Павиан воспитывает Заéца:
- Ну, сколько мне с вами возиться? Зайчик! Он ведь попрыгайчик!
Шеф присаживается на корточки, корчит противоестественно-умильную физиономию. Делает пару безуспешных попыток подпрыгнуть из этого положения - с его-то весом. Отказывается от идеи подачи примера личного и переходит к примерам литературным.
- Учитесь у классиков:
Зайку бросила хозяйка,
Под дождём остался зайка.
Со скамейки слезть не смог,
Весь до ниточки промок.
Здесь и усиливающий повтор ключевого для нас слова, и сопереживание, и жалость, с позволения сказать. А всё из-за чего? Тьфу, мелочь, летний дождик.
- Угу, а классика, который это написал, вы всё равно уволили, - Заéц спорит просто так, по вздорности своей.
- На отдых! Он ушёл с почётом на заслуженный отдых! - взрывается начальник. - Работать идите!
Нет, Павиан всё-таки ничего, хоть на несчастного зайку из стишка и не тянет. Хам, конечно, барин, но держит же этого старого идиота. Толку от того никакого, только брюзжание, а уволить - кто его возьмёт за три года до пенсии?
Вновь накатывают мысли об утренней встрече, но закрепиться в голове не успевают. В проёме появляется начальник оперативного отдела, и Павиан сразу превращается в собранного делового администратора:
- Степан Борисович! Хорошо, что вы зашли. Как раз хотел с вами обсудить...
Голос угасает в кабинете, куда собственным телом, как ножом бульдозера, наш начальник загребает начальника пришлого. Догадаться, о чём говорят, несложно - пристраивает моего зайку серенького, с которого сам же час назад трусы снял. Получится, а у него получится, премия отделу. И меня не обидит, и себя по максимуму. Сажусь работать, но поглядываю в сторону кабинета.
Мне всегда нравится размышлять, как потрачу свободные деньги. Но сегодня даже мечты отдают грустью, съезжают к одному и тому же - как потратить их вместе с Мариной. Может не заморачиваться комплексами, и попытаться отыскать? В конце концов, друзей порасспрашивать - кто-то ведь тогда в компанию её привёл.
Додумать не успеваю, из кабинета появляется гость, но идёт не к выходу, а ко мне в закуток, что совершенно неожиданно. Говорит без вступления:
- Пошли к нам, в оперативный. Работа интересная, зарплата, премии за риск.
Не уговаривает, а сухо констатирует, как само собой разумеющееся. Вроде все о том и мечтают, чтобы к нему перейти. Оборачиваюсь к стоящему в проёме Павиану. Смотрю вопросительно, но получаю только невнятный жест - типа "я-то что, оперативники всегда сотрудников переманивают". Вот так, работаешь-работаешь, а тебя продают ни за грош. Чужой - или пока ещё чужой - начальник продолжает:
- Приходи прямо сейчас. Собственное стихотворение сам и внедришь в качестве первого задания. Ваши завидовать будут.
Ага, позавидуют, когда моя шкура на воротник пойдёт, а то и на стельки. Вежливо улыбаюсь:
- Подумаю немного, можно?
- Конечно можно, - тем же сухим тоном одобряет оперативник. - А завтра утром сразу в наш отдел на работу.
Пришёл домой, поел, лёг. Сон не идёт - что за день! И Марина всё внутри перевернула, и оперативник этот. Когда ночью не спится, всегда гадости в голову лезут. Марина - что я для неё? Чем могу заинтересовать? Мелкий клерк, украшенный нерегулярными премиальными? Ну найду, поздороваюсь, неуклюжие натужные фразы "Как ты? А как ты?", да и обломлюсь со всеми своими романтическими воспоминаниями. Нет, зря я об этом думаю, просто ночь, бессонница, вот и накатывает самоуничижение. Полусон:
...дубы-колдуны что-то шепчут в тумане,
У поганых болот чьи-то тени встают...
...
...боимся мы
Волка и сову.
Нет, лучше уж совсем проснуться, чем так ночными переживаниями мучаться. И на происходящее надо смотреть позитивно. Вот работу предложили, значит, оценен, заметен, востребован, так сказать. Приятно, хоть и не пойду, конечно. Само собой, и зарплата сразу в разы, и уважение, и внимание женского пола. Но риск. Не в своём офисном закутке сидеть, а во времени-пространстве бегать будто крыса какая-нибудь. Скажем, как я свой текст на детский утренник пристрою? Просто явлюсь и скажу "вот стихи, читайте". Ага, и меня зацелуют от радости. Насмерть зацелуют, вплоть до набивания чучела.
С другой стороны, у нас в отделе тоже тоскливая перспектива. До пенсии сидеть рифмы писать? Если бы! Я не Заéц, мне пенсию ждать долго и неинтересно. Да и не дождусь, добьемся же мы, наконец, цели, решим сверхзадачу. Сагитируем, организуем, объясним, убедим - наступит светлое будущее.
Вот только нравится ли мне оно, это будущее? Ну, придумал наш вождь, идеолог, великий ум, как пристроиться. Не ему лично, а вообще всем. Раскрутил идею народного благоденствия: "Мы придём к победе..." и так далее. Прислонимся к технологической цивилизации и... еда, жильё, медобслуживание, всё прочее - бесплатно. Похоже, не любил работать этот великий ум, или в детстве совсем уж недоедал.
Идея, в принципе, не фантастическая. Всего-то добиться, чтобы люди выбросили своих поганых кошек. Тогда место их займём мы, зайцы. И будем пользоваться благами не по-тихому, а совершенно легально. Сейчас ведь даже такую мелочь, как радиокнопку, воровать приходится.
Благоденствие - ничего не делай, только урчи да ешь какой-нибудь "Китти-зай". Ну позволь себя погладить иногда, с ребенком по комнате побегай ради зарядки. Вот такая синекура. Оно и неприятности, конечно, могут произойти. Колю вон, так точно кастрируют - слишком уж он под размножение заточен. Может, и не только Колю?
А мне оно надо весь день на диване лежать, телик смотреть пустым взглядом? О настроении хозяев думать? И сейчас себя серой мышью стихописательной чувствую, а тогда какими будут ощущения? Трусишка зайка серенький, уволенный за расформированием отдела и возлежащий на аккуратненьком коврике. Все будем на ковриках валяться - малопривлекательная картина, с моей точки зрения, хотя и срисованная с агитплаката. Того плаката, на котором счастье народное, как оно политикам видится.
Пожалуй, только оперативники оперативниками останутся. Будут делом заниматься, хотя бы и ситуацию поддерживать. В которой разлучённый с некоторыми частями тела Коля перманентно отдыхает на диване. И красавицам именно они будут нравиться, и к Марине они всегда подойти смогут, не страдая комплексами.
Устоим хоть раз
В самый жуткий час.
Все напасти нам
Будут трын-трава!
Всё, отрубаюсь, отоспаться надо, к семи на работу, в оперативный.