Скиф Дмитрий Александрович : другие произведения.

Чёрный менестрель (общий файл)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Два представителя "креативного класса" спасаясь от разъярённых скинхедов совершают древний каббалистический ритуал, но оказываются совершенно не там где ожидали. В тексте присутствует: немного гомофобской сатиры, несколько шуток про хохлов и чуть чуть антисемитизма. Уважаемые читатели! Я начал выкладку этой и других моих книг на Целлюлозе. Все мои книги там скоро будут доступны для вас по ссылке https://zelluloza.ru/register/98004/.
  Деметрий Скиф
  
  Гей не играет в хоккей.
  
  Часть первая
  
  Чёрный менестрель.
  
  Пролог
  
  Это случилось в год, когда австралийский кот по кличке Мессия умудрился получить банковскую карту и кредит на три тысячи с лишним американских долларов... Это случилось в год, когда в Белграде два хирурга подрались прямо во время операции по удалению аппендикса после того, как один из них сделал замечание другому... Это случилось в год, когда киргизские парламентарии, все исключительно мужчины, получили цветы в подарок на восьмое марта от женских организаций... Это случилось в год, когда в Нижнем Новгороде прошёл марш "Несогласных блондинок", собравший от двадцати до сорока человек, включая брюнеток и мужчин... Это случилось в год, когда житель Китая женился на собственной фотографии, житель Великобритании украл из паба писсуар, а одна пьяная полячка, которая была на десятом месяце беременности, ухитрилась родить пьяного ребёнка... В общем, это случилось в год свиньи[1]...
  
  
  Глава 1.
  
  Клуб "Розовая пиранья"[2] располагался в таком неприметном сером здании, что многие москвичи и гости столицы проходили мимо, не обращая на него никакого внимания - мало ли в Москве офисов малопонятных и практически никому не известных фирм? Однако те, кто являлся его постоянными посетителями, часто выглядели настолько экстравагантно, что вызывали нездоровый интерес у прохожих и стражей порядка; последние непременно требовали у посетителей клуба документы. С ещё большим удовольствием хранители закона провели бы внутри "Розовой пираньи" проверку документов в формате зачистки мятежного аула, но начальство (разумеется, не бескорыстно) данную акцию не санкционировало.
  Внутри клуба в розовых тонах было выдержанно всё, включая потолок. Приглушённый, мягкий свет, проходя через розовые светофильтры, создавал атмосферу, в которой абсолютно инородными телами выглядели посетители "Розовой пираньи", все как один одетые в камуфляж всех цветов и фасонов. И только одежда официантов и официанток в стиле садо-мазо указывала, что в клубе происходит не съезд боевиков, а модная вечеринка людей, придерживающихся, скажем политкорректно, нетрадиционной сексуальной ориентации.
  Слева от барной стойки, в полутемном углу зала за столиком сидели двое. Место они заняли не слишком удачное, между их столиком и барной стойкой находился вход в туалет. К сожалению, другого свободного места сидевшие здесь представители сильной (по крайней мере, с биологической точки зрения) половины человечества найти не смогли. Вот и сейчас изрядно выпивший посетитель чуть не рухнул на столик, и только быстрота реакции одного из молодых людей спасла две уже полупустые кружки с пивом. Закуску в виде фисташек, поданную вместо тарелки в большой пепельнице, второму спасти не удалось. Грустно посмотрев на разбившуюся пепельницу и рассыпавшиеся по полу фисташки, он поднялся во весь рост, а нужно признать, что росту был немалого, схватил незадачливого выпивоху за шиворот и, придав ему ускорения ногой чуть пониже спины, отправил в сторону туалета.
  - Фи, как грубо, - заметил его приятель, спасший кружки с пивом. - Сколько мы с тобой знакомы? А ты всё время пытаешься при каждом удобном случае использовать грубую силу.
  - Что значит - пытаюсь использовать грубую силу? - возразил его собеседник, садясь в своё кресло и задумчиво глядя в ту сторону, куда он только что отправил бедолагу, нарушившего их уединение, - я её только что использовал.
  - Запомни, гей не играет в хоккей, - ответил на это его собеседник, протягивая кружку с пивом.
  Молодой человек, употребивший эту ставшую впоследствии крылатой фразу, был среднего роста, худощав, черен волосом и имел крупный нос с горбинкой. Звали его Израиль Натанович Захерман. Родом он был из относительно небольшого городка, располагавшегося на крайнем юго-востоке европейской части России.
  Его отец, Натан Моисеевич Захерман, был набожным хаббадистским равви, который мечтал, чтобы его единственный сын пошёл по его стопам в изучении Торы. К величайшему ужасу Натана Моисеевича, его дорогой Изенька интересовался только танцами, в которых весьма преуспел, да представителями своего пола. И если танцы Натан Моисеевич, проживший большую часть своей жизни при Советском Союзе, ещё мог стерпеть, то нетрадиционные наклонности дорогого сыночка вынести уже не смог. Когда все призывы одуматься и начать интересоваться не столько одноклассниками, сколько одноклассницами, разумеется, соответствующей национальности, пропали втуне, отец закрыл перед сыном ворота родного дома, а заодно и двери единственной на всю округу синагоги.
  Не желая ссорится с единственным на всю округу раввином, бывшие "друзья" и просто "хорошие знакомые" Изи перестали общаться с ним. Очень скоро Израиль Натанович Захерман осознал, что для еврея в России остаться без поддержки общины - это всё равно, что стать русским. Поскольку после изгнания из отчего дома в родном городе Изе ловить было нечего, он, разбив камнем стекло синагоги и намалевав на её дверях свастику, отправился в Москву...
  
  ***
  
  В Москве мар Израиль Натанович Захерман прибился к иудейской общине реформатов, которые не только не осуждали половое влечение к представителям своего пола и спокойно совершали обряды бракосочетания между однополыми парами, но даже назначали женщин раввинами. И вот теперь, когда с религиозным самоопределением было покончено, перед сыном равви встал единственный вопрос: а на что, собственно, жить? Профессии у него не было, да и быть не могло, а разгружать вагоны, как какой-то презренный гой, он не собирался. Деньги стремительно заканчивались. Изю за долги выгнали со съёмной квартиры, и молодой представитель общины реформатов решил торговать... собой.
  Во время своего первого "выхода в свет" (то есть на панель) Фира (так звали Израиля Натановича в определённых кругах) встретил(а) того, кто, как ещё не раз покажут последующие события, сыграет определяющую роль в его судьбе. Крепкий молодой человек, отзывавшийся на кличку Степняк (от фамилии Степняков, русский, беспартийный), в то время ещё не нашёл своего призвания в жизни, хотя и учился на третьем курсе инженерного химико-технологического факультета РХТУ им. Д.И.Менделеева. Степняк, который в тот момент был "слегка" подшофе по случаю сданного "хвоста", сначала даже не понял, что от него хотят, а затем, сообразив, впал в ярость и совершил акт благодеяния по отношению к Израилю. Он обеспечил последнему бесплатную крышу над головой вместе с питанием, правда, в травматологическом отделении первой городской больницы города Москвы. Вообще нужно сказать, что Виктор Степняков станет, причем не по своей воле, по отношению к Израилю Натановичу своего рода исполнителем приговоров судьбы. Впрочем, здесь мы забегаем вперёд, а пока Изя в больнице знакомится с эстрадной дивой мужского пола, которая "отдыхала" в соседней палате после автомобильной аварии. Общие интересы и любовь к музыке дали о себе знать. Восходящая звезда российской попсы и, по совместительству, гей Саша Синян, сразу оценил все достоинства Изи. И тот, вскоре после выписки, занял достойное место на подтанцовке у Синяна, чем с того времени и кормился...
  
  
  Вернёмся, однако, в "Розовую пиранью". Не в меру драчливый собутыльник Израиля Натановича Захермана его отношение к хоккею не разделял. Хоккей, как, впрочем, и многое из того, что считалось "не кошерным" среди посетителей "Розовой пираньи", он любил. Даже больше. Степан Григорьевич Голушка в детстве, как и многие мальчики младшего школьного возраста, мечтал стать как минимум Третьяком[3]. Возможно, жизнь Степана сложилось бы совсем по-другому, если бы не его мать, которая считала, что её дорогой сыночек просто обязан стать очередным Нуриевым[4].
  Любовь матери Степана к балету была фанатичной. Ещё не успевшего научиться читать и писать Стёпу отдали в балетную школу. Закончил её он блестяще, но вот с карьерой вышел "облом". Приехав в Москву, он легко поступил в Большой театр, но солистом не стал - в Москве были танцоры и получше, так что он осел в кордебалете[5]...
  Несчастный украинский парень так и остался бы в задних рядах кордебалета, если бы не два момента. Во-первых, приехавшему с "самостийнойУкраины" Степану Григорьевичу, как и большинству из кордебалета Большого, хронически не хватало денег. А во-вторых, мать Степана очень хотела видеть его по телевизору, благо наша история случилось ещё до того, как власти "ридной нэньки" поотключали все российские каналы на своей территории, точнее, запретили их озвучивать на "имперской мове"...
  Знакомство Степана с уже известным нам Изей Захерманом произошло благодаря тому, что выписку Изи из больницы решил "поприветствовать" его "личный рок". Об этом он узнал, читая в Интернете на Иудея.ru статью, где было расписано, как "героический" Захерман надавал по шее ему и ещё пяти скинхедам, и только численное превосходство бритых антисемитов стало причиной отправки выдающегося сына самого демократичного народа на больничную койку. Возможно, Степняк и не отреагировал бы так остро на подобные измышления, но в той статье его назвали "бритоголовой сволочью", и это при том, что его шевелюре завидовали все студентки третьего курса инженерного химико-технологического факультета РХТУ им. Д.И.Менделеева. Участь Израиля была практически предрешена, однако, на свою беду и на счастье авторов и читателей данного произведения, как раз в этот же день и час в первую градскую приехал сдавать за деньги кровь Степан Голушко.
  Нужно признать, что заступаться за Изю Степан полез только потому, что Степняк ударил доблестного сына украинского народа; тот факт, что он ударил Голушку Захерманом, который имел к тому времени "бледный вид и тонкую шею", существенной роли не играл. Опустим подробности, скажем только, Степняку в тот день не повезло - он заменил на больничной койке Изю, а Степан Голушко и Израиль Натанович отправились отмечать свою победу в небольшое кафе неподалёку...
  Именно в этом, теперь уже не существующем кафе, Израиль и объяснил Степану, что нужно делать, чтобы мать увидела его на телеэкране. Искушение для сына "самостийной Украины", родившегося во Владимиро-Волынском, что в двадцати километрах от польской границы, было слишком велико. Именно тогдашнее его решение привело Голушко в "Розовую пиранью".
  Пока официантка меняла кружки с пивом на рюмки с водкой двум постоянным посетителем "Розовой пираньи", в проходном дворе неподалёку Виктор Степняков, известный среди столичных скинхедов под кличкой Степняк, помахивал в нетерпении бейсбольной битой и слушал в компании своих товарищей напутственное слово отца Иоанна - одного из самых радикальных деятелей движения против нетрадиционных сексуальных меньшинств.
  Крик "бей пидоров!" раздался именно в тот момент, когда Степан с Изей уже встали из-за стола, но ещё недалеко отошли от него к тому помещению, посещение которого необходимо не только любителям пенного янтарного напитка, хотя им необходимо особенно. Голушко и Захерман недоумённо переглянулись и посмотрели назад, в зал. Там уже кипел бой. Постоянные посетители, несмотря на свою камуфляжную форму, прятались под столами, которые, увы, не могли служить защитой, так как были стеклянными и разлетались на тысячи осколков под ударами бейсбольных бит скинхедов. Степан Голушко хотел было схватить любой предмет, который подвернётся под руку, желательно потяжелее, и броситься в гущу сражения. Но его "любовница" Изя Захерман с душераздирающим криком буквально втолкнул его в двери туалета. Захлопнув двери "ватерклозета" за собой, Изя схватил оставленную уборщиком швабру, которая вместе с ведром стояла справа от дверей, и, просунув швабру в ручку двери, заблокировал вход в туалет.
  - На пару минут хватит, - с чувством облечения то ли громко простонал, то ли вскрикнул Изя.
  - Не уверен, - мрачно ответил ему Голушко, увидев, как двери в туалет буквально содрогаются от ударов. А услышав за дверьми крики: "пустите-помогите!" предложил:
  - Может, откроем?
  -Ни-за-что! - проревел Захерман, и даже бросился спиной подпереть двери.
  В ту же секунду, стук в двери туалета прекратился, а крики полные ужаса, сменились воплями, полными боли. В двери туалета снова начали ломиться, но уже с другими намерениями.
  - Закурить есть? - флегматично спросил Голушко у Захермана.
  - Да, есть, но только травка, - ответил тот.
  - Тогда не стоит, - всё также флегматично констатировал Степан и предложил:
  - Ну раз ты такой жуткий пацифист и не желаешь драться, то не пора ли нам отсюда валить?
  Изя, конечно, с удовольствием согласился бы с данным предложением, но так как он посещал данный клуб дольше, чем его флегматичный собеседник, то точно знал, что выход из заведения, где они находились, есть только один, и он находится там же, где и вход, куда упорно ломились скинхеды. Поэтому молодой Захерман, отойдя от двери, достал "косяк" с чуйкой и закурил.
  - Ты что, не собираешься бежать? - с некоторым удивлением в голосе спросил Голушко.
  - Куда? - с полной безнадёжностью в голосе, ответил ему Изя, протягивая косяк.
  Махнув рукой, как бы говоря "семь бед один - ответ", Степан затянулся. Всё что впоследствии произошло, навряд ли могло случиться, если бы "трава" была "беспонтовой", но она таковой не была. Примерно на третьей затяжке Израиль вспомнил древний каббалистический ритуал "перенесения в землю обетованную" и решил, что если куда и "мотать", то в Израиль. Голушко, правда, после четвёртой затяжки, решил принять участие в "интересном эксперименте" и даже пожертвовал "для прогресса и науки" случайно оказавшиеся у него свечи из Икеи[6]. За неимением мела пентаграмму на полу чертили чёрным маркером...
  Никто не смог бы ответить, почему: то ли свечи и маркер были "не кошерные", то ли Изя что-то напутал с заклинанием, но, когда двери в туалет распахнулись под яростным напором скинхедов, чёрная, напоминающая торнадо, воронка, образовавшаяся в центре пентаграммы, унесла наших героев в края не только далёкие от "земли обетованной", но и не имеющие вообще никакого отношения к государству Израиль.
  
  
  [1] Всё вышеперечисленное является реальными фактами, произошедшими в 2007 году (прим. авторов)
  [2] В международном сообществе цвет геев - розовый, а не голубой, в отличие от привычного нам обозначения (прим. авторов)
  [3]. Владислаав Алексаандрович Третьяяк - выдающийся советский хоккеист, вратарь, тренер, государственный и политический деятель.
  [4] Рудо́льф Хаме́тович Нуре́ев - артист балета и балетмейстер, солист Лениградского театра оперы и балета им. Кирова.
  [5] Кордебалет - ансамбль танцовщиков и танцовщиц, исполняющих в балете, опере, оперетте, мюзикле массовые танцевальные номера.
  [6] На момент написания книги низкопрофильные свечи в металлической оболочке продавались только в ИКЕЕ (прим. авторов).
  
  Глава 2
  
  Когда Степан Голушко очнулся, он лежал на спине в зарослях папоротника. На его животе тихо постанывал Изя.
  - Моя голова, - простонал Степан, пытаясь встать.
  Изя ему ничего не ответил - он был ещё в обмороке.
  - Где я? - недоумённо спросил Голушко сам у себя, когда после нескольких попыток ему всё же удалось подняться на ноги.
  Сына "незалежной Украины" окружал лес. Причём не только старый и заваленный буреломом, но и совершенно нетипичный ни для одного из уголков Земли. Исполинские дубы соседствовали в нём с пальмами и лианами, а эвкалипты - с березами и столь распространенным в Подмосковье орешником. Но особенно поразили Голушко гигантские хвощи, казалось, что они подпирают своими верхушками небо.
  - В мезозой мы, что ли, провалились? - вновь спросил сам себя с недоумением Степан и уточнил:
  - Или это вообще юрский период?
  Динозавров, однако, вокруг не наблюдалось, зато наглая обезьяна, повиснув на свисающей с соседнего хвоща лиане, пронеслась, как на тарзанке, перед самым носом нашего героя.
  - Вот блин, связался я с этим... - воскликнул Степан, но окончить свою фразу не успел, так как в этот момент очнувшийся Изя стал задавать те же вопросы, что и Голушко пару минут назад.
  
  - Ты что, не узнаёшь "Землю обетованную"? - издевательски ответил Изе Голушко. - Вот река Иордан, а вот гора, не помню какая, где Моисею, прошу заметить Моисею, а не Моисееву, вручили десять заповедей.
  - Это точно не Израиль, - ответил на эту тираду Захерман, и спросил:
  - Мы непонятно где и непонятно в каком времени, что будем делать?
  - О, ты даже время заметил, - всё тем же издевательским тоном ответил Степан. - Такие хвощи на Земле не растут, точнее сейчас не растут. Да вот только одна незадача, когда такие хвощи были - берёз ещё не было.
  - Ты хочешь сказать, что мы несколько дальше, чем я ожидал? - с некоторым испугом спросил Захерман, опасаясь, что его сейчас будут бить.
  - Я подозреваю, что мы сильно дальше, - мрачно ответил ему Голушко, и всё тем же издевательским тоном спросил:
  - Помнишь, что случилось с марсианами у Герберта Уэллса в "Войне миров"? Напоминаю, пенициллина у нас с собой нет.
  - Да ерунда, будем кипятить воду, - с облечением ответил ему Изя, поняв, что сейчас его бить не будут.
  - А в чём? И чем мы разожжём костёр? - ехидно спросил Степан, осознавший, наконец, в какую историю они влипли.
  - А ви таки всегда отвечаете вопг"осом на вопг"ос? - ухмыльнулся Захерман, подражая тому акценту, с которым, по мнению большинства жителей России, должны говорить его соплеменники. И уже серьёзным тоном продолжил:
  - Если у тебя остались свечи, то можно провести обратный ритуал. И здесь у нас два варианта. Первый: мы вернёмся назад, и там нас встретят твои друзья-антисемиты. Второй: ничего не получится. Тогда и будем решать, что делать дальше.
  - Должен тебя огорчить - свечей у нас нет, зато есть кусочек сала и шоколадка.
  - Хохол - он всегда хохол, - ответил Степану Изя и принялся опустошать свои карманы, дабы произвести ревизию имевшегося...
  Кое-что нашлось у Изи. Бесцветный лак для ногтей. Гигиеническая помада. Нож перочинный, швейцарский. Платок носовой, использованный. Три неиспользованных презерватива и почти пустая одноразовая зажигалка, а также пачка тайских таблеток для похудения и английская дюймовая рулетка.
  Улов у Степана оказался побогаче. Тот самый кусок сала (грамм триста) и шоколадка "Альпенгольд" с изюмом и орехами. Большой охотничий нож, китайского производства, с гордым названием "Пират". Метательный нож, той же марки. Пять вязальных спиц в недовязанном шерстяном носке. Два килограмма чёрной шерстяной пряжи. Пятнадцать листов формата "А4" в пластиковой папке. Маркер, карандаш, линейка закройщика, баллончик с перцовой вытяжкой и небольшой рюкзачок, в котором всё это и хранилось. А также рулон туалетной бумаги.
  - По крайней мере, на первое время туалетной бумагой мы обеспечены, - задумчиво сказал Изя, глядя на это "богачество".
  - Лопухом подотрешься, - ответил ему Степан. - Жаль, что когда я покупал все эти ножи сегодня утром, я не купил арбалет, он висел у них в палатке на соседней стенке. Конечно китайский, но и он нам сейчас пригодился бы.
  - Чтобы застрелиться? - иронично спросил Изя.
  Голушко уже хотел ответить своему собеседнику, но слова застряли у него в горле, так как из соседних кустов появилось животное, отдалённо напоминающее кабана. Только гораздо позже наши герои узнали, что это был безобидный местный аналог муравьеда, а в тот момент они, бросив свои пожитки, каким-то чудом залезли на гигантский хвощ.
  - Шоколадки у нас уже нет, - заметил Изя полчаса спустя, сидя почти на самой верхушке хвоща.
  - Сала, я думаю, тоже, - вздохнул Голушко.
  - Да ну его, всё равно некошерное.
  - Я обрезание не делал...
  Забегая вперёд, сразу можно сказать: единственно, что плохого сделал местный муравьед - нагадил в рюкзачок Степана.
  
  ***
  
  Обойдя по периметру "место высадки" наших незадачливых путешественников, "чудище" скрылось в чаще.
  - Ну что, слезаем? - поинтересовался у своего приятеля Степан.
  - Да нет, что ты, а вдруг оно вернётся?
  - А вдруг ещё кто-нибудь придёт? Так и будешь здесь сидеть, дожидаясь Машиаха[1]?
  Не получив ответа, Степан полез вниз по хвощу. Вслед за ним нехотя последовал и Изя. Машиах, как, впрочем, и кто-либо другой, не появился. Не успел Израиль Натанович достичь середины хвоща, как снизу послышался разъярённый вопль Степана:
  - Нет, ну ты посмотри, что этот гад сделал! Нет, я понимаю, что он тварь неразумная, - несколько успокаиваясь, продолжил Голушко, - но почему в мой рюкзак?!
  - Это тебе за твой пещерный антисемитизм, - послышалось с хвоща, на котором сидел Изя.
  То ли куча, которую наложил "муравьед" в его рюкзаке, то ли обвинение в "пещерном антисемитизме" привели Степана в ярость. Обычно спокойный Голушко подлетел к хвощу, на котором сидел Израиль, и начал его трясти, как грушу. Результат не замедлил сказаться. Сшибая на своём пути побеги экзотического растения и громко ругаясь на идиш, Захерман рухнул прямо на спину Голушко.
  - Вечно вы, евреи, пытаетесь сесть на шею хлопцам, - проговорил Степан спустя пару минут, выковыривая из спины своего спутника колючки, в заросли которых он сам его и бросил. Израэль стонал, но помалкивал, он уже увидел муравейник и подозревал, что после ещё одной фразы про "пещерный антисемитизм" он полетит именно туда...
  
  ***
  Солнце взошло чуть более часа назад. Молодой маг по имени Алак Диргиниус уже двадцать восьмой день шёл по Дикому лесу.
  - Больше половины месяца прошло, - сам себе под нос пробурчал Диргиниус, - как я сбежал из замка магов. И спрашивается, зачем? Ну подумаешь, из-за этих, - здесь Алак оступился и беззлобно ругнулся. - И что меня на севере ждёт? Ничего хорошего. Академии там своей нет. Маги там такие же южане, но из тех, кто не ужился здесь. Северяне редко выбирают это занятие, и если на юге нас другие маги ещё терпят, то на севере милостей не жди. Все южане держатся друг за друга, и ни разу никто из них не взял местного ученика. Хотя орден магов там не так силён, так что если я успею построить себе магическую башню, то он на меня не нападет. Но на какие шиши? Денег-то нет. Без рекомендательного письма ни один сеньор себе мага не возьмёт. С крестьян, по большому счёту, взять нечего. Так что судьба моя, скорее всего, показывать фокусы в ярмарочных балаганах, развлекая до скончания века почтеннейшую публику...
  Тут Алак Диргиниус остановился, как в рассуждениях, так и в движении. Из небольшой рощицы тянуло сильной и чужой магией.
  - Грехи мои тяжкие, - сказал сам себе Диргиниус, доставая меч. - Вероятно, с войны магов осталось. И кто ж меня дёрнул в маги идти, да ещё в орден чистильщиков записаться...[2]
  К удивлению, Алака на поляне, от которой тянуло незнакомым волшебством, никаких автономных сущностей (в виде големов, зомби или какого-нибудь всеми забытого зловредного артефакта) не обнаружилось, зато маг ясно почувствовал запах жарившегося над углями мяса. Выйдя из леса и пройдя по небольшой полянке к костерку, на котором жарилась тушка какого-то животного, маг увидел шалашик. Из шалашика доносились пикантные звуки.
  Не желая мешать любовным утехам, Диргиниус осторожно подошёл к костерку и перевернул начавшую подгорать тушку дётёныша "муравьеда". Молодой маг хотел было убрать свой меч в ножны и отправиться дальше, когда понял, что оба голоса, раздававшиеся из шалаша, были мужскими.
  - И зачем я ушёл из замка, если здесь тоже эти самые? - мрачно подумал Диргиниус, направляясь ко входу в шалашик. Он создал над своей левой ладонью файербол, заглянул вовнутрь, дождался прекращения любовной сцены между Голушкой и Захерманом, и спросил:
  - Какой метод казни вы предпочитаете, меч или огненный шар?
  
  ***
  Незнакомец появился в самый неожиданный и, прямо скажем, самый неподходящий момент. Хотя говорил незнакомец на неизвестном Голушко языке, смысл его фразы был необъяснимым образом Степану понятен. В этот момент Изя, который освободился из-под груза тела Голушко, потянулся к своим брюкам и нагло спросил:
  - А тебе что, завидно, ванильный ты наш[3]?
  Немая сцена продолжалась минут пять. Обе враждующие стороны бессмысленно таращились друг на друга. Израэля Натановича сильно удивило, что последнюю свою фразу он произнёс и не по-русски, и не на идиш, а на абсолютно неизвестном языке.
  Для Степана Григорьевича, однако, самым необъяснимым стало зрелище того, что незнакомец назвал огненным шаром. Вроде бы, думал Голушко, действие травки уже закончилось...
  Что же касается Алака Диргиниуса, то он недоумевал не меньше, чем та парочка, которой он грозил смертью. Во-первых, что такое "ванильный"? Во-вторых, почему его назвали этим словом, да ещё сказали, что он "их", хотя их он быть ну никак не собирался? И в-третьих, Алак искренне не понимал, почему парни его совершенно не боятся, хотя он в костюме мага третьей ступени и с медальоном ордена чистильщиков, висящим у на шее?
  Возможно, они очень сильные маги, мелькнула в голове Диргиниуса устрашившая его мысль, и он взглянул на них истинным зрением. Защитных магических щитов, впрочем, как и сколько-нибудь сильной магии не обнаружилось, зато на ауре неизвестных обнаружились остатки того магического фона, которые и привлекли Алака на поляну.
  Более того, фон этот имел вид двух незримых для обычного глаза нитей, тянущихся ввысь и теряющихся за облаками. "С неба они свались, что ли"? - подумал Диргиниус, после чего создал малого джинна-ищейку и отправил его по этим нитям. Джинн далеко не улетел. Буквально в нескольких метрах над землёй он уткнулся в остатки портала, о чём и сообщил хозяину, а затем, предприняв неудачную попытку активизировать портал, растратил всю свою энергию и истаял...
  - Вы, собственно, кто? - с удивлением спросил Диргиниус и посмотрел на машинально одевавшуюся парочку уже обычным зрением.
  Алаку было на что поглядеть. Никогда раньше он не видел одежды такой расцветки и покроя. Камзолы незнакомцев не только не доходили до колен, но были очень странной расцветки. Черные, коричневые и зелёные пятна переплетались на ткани, создавая хаотичный узор. Штаны обоих пришельцев не были похожи ни на облегающие шоссы, как у дворян или горожан, ни на широкие крестьянские порты. Самое удивительное, что штаны были сшиты из той же ткани, что и камзолы. У одного низкие сапоги, стянутые шнурками, имели крайне необычные скруглённые носы и плотно облегали ноги. У другого башмаки были привычно остроносыми, но при этом на высоком каблуке!..
  Степан и Изя в свою очередь изучали костюм незнакомца. Большая круглая широкополая шляпа с остроконечной тульёй больше всего походила на перевёрнутый маслёнок или лисичку. Тёмно-синее одеяние, расклешенное книзу, которое они оба приняли за халат, было настолько длинным, что почти скрывало обувь незнакомца, и только длинные, слегка задранные кверху носки остроносых сапог иногда выглядывали из-под него. Впрочем, халатом это одеяние не было, скорее представляло из себя помесь мантии с косовороткой. При этом облегающий шею косой ворот не застёгивался пуговицами или крючками, а шнуровался завязками. На шее на толстой цепи из белого металла висел большой круглый медальон, в центре которого был начертан странный иероглиф.Символ этот Голушко видел в первый раз в своей жизни, однако почему-то был уверен, что он означает цифру три.
  Другим предметом, привлёкшим внимание незадачливых путешественников, был широкий кожаный пояс с пряжкой, чем-то напоминавшей солдатскую, на которой был изображен маленький костёр.
  - Пионэр[4], - сказал Израэль Натанович.
  - Толкиенутый[5], - уточнил Голушко.
  Он, в отличие от своей "любовницы" заметил, что на поясе незнакомца с одной стороны висел длинный кинжал в ножнах, а с другой - прямые ножны от длинного узкого меча, который "пионэр" уверенно держал в своей правой руке.
  - Повторяю свой вопрос, - сердито проговорил Алак Диргиниус, - вы кто?
  Поскольку ответа не последовало, маг запустил файербол между двумя молчавшими, как партизаны на допросе, пришельцами. Файербол пролетел мимо ошарашенных Степана и Изи, прожёг заднюю стенку шалаша и исчез за ней. Шалаш, сделанный из сухой травы, быстро занялся огнём. С криком:
  - Мужик, ты что, офигел!?! - оба путешественника выскочили из шалаша и наткнулись на вскинутый перед ними меч.
  - Я ещё раз повторяю свой вопрос, - снова произнёс маг, - кто вы такие?
  Впрочем, выставленный меч не произвёл ни на Изю, ни на Степана должного впечатления.
  - "Русо туристо! Облико морале!", - ответил Захерман.
  - Мы с Земли, - уточнил Голушко.
  Тут маг окончательно перестал что-либо понимать. Дело было даже не в том, что фраза из фильма "Брильянтовая рука" была ему незнакома, тем более что Изя ухитрился произнести её на языке оригинала. Но на местном наречии, использованным Степаном, слово "земля", как и в русском языке, означало и планету, и местность, то есть Степан буквально сказал "мы отсюда". Во что Диргиниус, и вполне справедливо, поверить просто отказался.
  Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы на костерке не начало снова подгорать мясо, про которое все в суматохе как-то забыли. Есть хотелось всем, так что вместо того, чтобы выяснять отношения, все бросились спасать завтрак. Потом все трое решили сначала перекусить, а утолив голод, стали более миролюбиво настроены, так что у костерка завязалась своеобразная светская беседа...
  
  - Так вот вы откуда... - произнёс маг, когда выяснил, кто свалился ему на голову. - И что, у вас там и правда магии нет?
  - Нет, не было, и быть не может, - твёрдо заявил Захерман.
  - А мне кажется, - возразил Голушко, - что раз мы здесь, то она у нас всё-таки есть...
  - Не нужно путать Каббалу с магией, - перебил его Израэль, - ибо Каббала есть дар Божий избранному народу, а магия - от лукавого.
  - Магия, шмагия - это всё только детей пугать, - процитировал Степан "гоблинский перевод" фильма "Властелин колец". - В ход давно уже идут танковые клинья, ковровые бомбардировки и, конечно же, тактическое ядерное оружие, а глазом с башни моргать - это теперь беспонтово...
  - Это, конечно, всё очень хорошо, - вмешался в их разговор Алак Диргиниус, - но может быть вы всё-таки будете говорить по-человечески? А то я из последних ваших двух фраз понял только слово "оружие".
  - Вот чего-чего, а оружия в нашем мире много, - ответил ему Голушко. - И такое это оружие, что никакой магии не нужно, да и как устоит маг против "ядрёной бомбы"?
  - А что это такое: "ядрёная бомба"? - спросил Диргиниус тоном оскорблённого самолюбия, для мага было непонятно, как что-либо может превзойти магию.
  - Вот ты нас пугал сегодня огненным шаром, - с улыбкой ответил Степан, - а вот ты представь себе огненный шар размером с большой город. После того, как он взорвётся и сожжёт всё вокруг, выпадут ядовитые осадки, и те, кто не сгорел, умрут от ужасной болезни.
  - Значит, Великой войны магов у вас ещё не было, - ответил Степану Алак, и сменил тему. - Так что делать собираетесь?
  - А назад нас отправить ты не можешь? - поинтересовался Голушко.
  - Если предположить, что случится чудо, и меня опять примут в академию, откуда я недавно ушёл со скандалом, - начал Диргиниус, - если у меня будет своя магическая башня и деньги, чтобы уплатить взнос за пользование архивами, если я поднимусь хотя бы до пятой ступени, чтобы получить доступ в их секретную часть и найду в них то, что нужно (а на это уйдет, по крайней мере, год), если я накоплю достаточно Силы, и след вашего перемещения к тому времени не исчезнет в астрале, а также случится ещё множество других "если", то я смогу отправить вас домой. Но пока у меня нет даже своего дома. Да что там дома, лошади, и то нет.
  Затянувшееся после этой тирады молчание прервал Изя:
  - Ой, да что же вы такое говорите, неужели нам здесь придётся жить среди необрезанных?
  - И очень тихо, - ответил ему маг, который не понял юмора и продолжал пояснять. - То, чем вы здесь в шалаше занимались, карается сажанием на кол, это если вас поймают светские власти, а если церковные...
  - Я интересуюсь знать, неужели и здесь-таки преследуют избранный народ? - перебил его Изя.
  - Так у вас тех, кто занимается мужеложеством, называют "избранным народом"? - уточнил маг.
  - Бросьте этих штучек, - возмутился Израэль, и посетовал:
  - Что вы скажете за это несчастье?
  - "Избранному народу" прямой путь в земли барона Алерта, - посоветовал Диргиниус.
  - А что это за барон Алерт? - спросил Голушко, сразу "выцепивший" главное в разговоре.
  - Барон Алерт - это наследник древнего рода, который имеет привилегию от императора не подчиняться на своих землях ни церковным, ни светским властям, за исключением эдиктов самого императора, - ответил Алак, и пояснил:
  - К сожалению, последний в роду Алертов оказался "избранным".
  - Почему же император не вмешается? - удивился Голушко.
  - Империи нет уже пятьсот лет, с тех пор, как она распалась на два королевства, - ответил Диргиниус и пояснил:
  - А вот юридический казус с тех времён остался. Два брата-близнеца, которые были правителями в северных и южных провинциях, решили не начинать немедленно войну между собой, поскольку их силы были приблизительно равны, а стали копить силы, объявив себя королями. Когда они через двадцать лет сошлись в бою в битве при Гуузе, то ни один претендентов так и не смог одержать верх над другим. Уже сменилось три династии на юге и четыре - на севере. Приблизительно каждые двадцать лет повторяется война за императорский трон. До сих пор никто так и не победил...
  - И когда намечается следующая война? - ехидно поинтересовался Изя, немного успокоившийся и поэтому говоривший уже нормально.
  - Крайний срок, по моим расчётам, лет этак через пять, - ответил Алак, и для объективности уточнил:
  - Хотя, может начаться и раньше.
  - Весело вы здесь живёте, - пробормотал Голушко.
  - Теперь уже не "вы", а "мы", - ответил ему маг.
  - А какие ещё здесь есть государства? - уточнил Израэль.
  - Есть ещё вольные города на Западе, - ответил ему Диргиниус, - это такая куча небольших деревенек, окружённых частоколом, каждая из которых считает себя пупом земли...
  
  
  ***
  Скорости Степана Голушко мог бы позавидовать любой марафонец Земли, а, пожалуй, даже и спринтер. Впрочем, и у марафонца, и у спринтера нет, не было, и не может быть такой мотивации, как угроза пребыванию на этом свете в виде трёх всадников с саблями наголо. Степан явно шёл на рекорд, но лошади бежали ещё быстрее, и расстояние между преследуемым и преследователями быстро сокращалось. Любой другой на месте Степана сдался бы и покорился своей судьбе, но в Голушко проснулось чисто украинское упрямство, иными словами, он на своё спасение уже и не рассчитывал, но облегчать жизнь врагу не считал нужным. Судьба сегодня явно благоволила Степану, предоставив ему близкое укрытие в виде леса. До него оставалось каких-то жалких сто метров, но всадники уже почти дышали ему в затылок. Шансов добежать до спасительных зарослей практически не было...
  А ведь вчерашний день, в том числе и для Степана, прошёл более, чем удачно. Утром после часа ходьбы Голушко, Захерман и Диргиниус дошли до развилки тракта, который, по мнению Степана и Израэля, отличавшемуся от мнения Алака, представлял собой полузаброшенную просёлочную дорогу, лишь слегка обозначенную колеями тележных колёс. Попрощавшись, если так можно сказать про последнее напутствие Диргиниуса, маг отправился на север, а двое землян - на юг.
  В течение нескольких часов Израэль Натанович рассказывал своему лучшему и единственному в этом мире другу, какие блестящие перспективы им открываются. О том, что в замке барона Алерта их ожидает собрание гениев, т.к. все гении земной истории, по утверждению Захермана, были людьми неординарными, иными словами, вполне могли быть членами клуба "Розовая пиранья", или других аналогичных заведений. На робкий вопрос Степана:
  - А как же Ломоносов?
  Израэль ответил, небрежно махнув рукой:
  - Ну, это исключение...
  В памяти Голушко возник портрет Д.М. Менделеева на периодической таблице, который Степан запомнил ещё со школьных уроков химии, но возражать своей всё более и более распаляющейся "подружке" он не рискнул. А Изя между тем продолжал:
  - Представь себе, что все люди станут такими, как мы, насколько продвинется ввысь их сознание, каких высот сможет достичь...
  С каждым Изиным словом Степану всё больше и больше хотелось вернуться домой к маме. А Захерман всё продолжал:
  - ...только тогда, когда установится подобное общество, настанет всеобщее и вечное счастье...
  Подобный поток сознания мозг Степана просто не мог переварить, и он отключился, оставив своему хозяину возможность передвигаться рядом со своей "дамой" и невпопад поддакивать...
  Подобный диалог, а точнее монолог Фиры (во девичестве Израэля Натановича) продолжался весь день, правда, с перерывом на обед. Но всё когда-нибудь кончается. Закончился и этот день...
  Напрасно Израэль Натанович думал, что его друг полностью разделяет его взгляды и никуда от него не денется, а поэтому крепко спал. В отличие от сына хаббадистского равви, Голушко не спалось. Он лихорадочно соображал, почему он должен проследовать вместе со своим другом в замок барона Алерта, и не находил ответа. Учитывая, что Степан вступил в круг "избранных гениев" исключительно с целью "попасть в телевизор" и осуществить тем самым давнюю мечту своей матери, поводов оставаться вместе со своей "подружкой" у Голушко не находилось, по крайней мере до тех пор, пока на этой планете не будет изобретено телевидение, транслирующее свои программы на Землю. Особенно беспокоил тот момент, что именно "избранных гениев" здесь "в телевизор" и не будут пускать. Поэтому Степан, собрал свои скромные пожитки и удрал, пользуясь тем, что у Изи был крепкий сон...
  Всадники появились в тот момент, когда Голушко почувствовал было себя в безопасности. Степан не знал, почему он бросился бежать (впрочем, мы можем сразу сказать, что он поступил совершенно правильно, так как другие три всадника из дружины барона Алерта к тому моменту перехватили Захермана и проверяли его на профпригодность). Наверное, Степан не смог бы так долго продержатся, несмотря на подхлёстывавший его страх, но всадники намеревались поразвлечься по полной программе. Голушко почти добежал до леса, где он мог ускользнуть, поэтому один из всадников вложил в ножны свою саблю, сорвал с седла аркан и раскрутил лассо над головой.
  Именно в этот момент из леса, вылетел файербол. Увидев его, Степан среагировал так же, как и большинство людей, впервые попавших на учения по гражданской обороне. Как по команде "вспышка справа" он упал на землю, ногами в ту сторону, откуда вылетел файербол, и закрыл голову руками.
  Тем временем файербол попал в грудь одному из всадников, прошёл, как раскалённый нож масло, сквозь тело, несмотря на жак[6] и лёгкую кольчугу...
  Несколько звеньев кольчуги, превратившись в каплю расплавленного металла, упали на круп жеребца. Конь, встал на дыбы, сбросил с себя уже полыхающее тело и умчался вдаль. Даль оказалась достаточно относительной. Когда обезумевший от боли жеребец рванул вперёд, он не видел ничего, в том числе и другого коня с всадником. После столкновения уже оба коня остались без седаков, так как второй всадник был просто растоптан... Третий всадник оказался хитрее, спешился сам, нырнул в небольшой овражек, и стал поливать стрелами лес.
  Пока бывший всадник, а теперь лучник, обстреливал деревья, из травы поднялась голова Степана Голушко. Осмотревшись, Степан заметил, что один из его преследователей всё ещё жив и ведёт перестрелку, причём противник ему не отвечает.
  - Этак он все стрелы потратит, а мне их потом собирать, - проворчал себе под нос Голушко, поднимая с земли булыжник.
  Осторожно подкравшись к забывшему о нём врагу, Степан перегнулся через край овражка и уронил камень на голову лучнику. Камень, как и голова бывшего всадника, не выдержал и раскололся.
  - Какие же у них непрочные камни на этой планете, - сказал Голушко, поднимаясь с земли.
  В этот момент из леса вышел уже знакомый землянину маг.
  - Что ты тут делаешь? - радостно вскричал Степан. Правда, в голосе его слышалась лёгкая досада, потому что Голушко, как и все украинцы, терпеть не мог делиться своими трофеями.
  - Ты не поверишь - убегаю от разъезда, как и ты, - ответил Диргиниус.
  - Ты испугался какого-то разъезда? - удивился Голушко и ещё раз посмотрел на дымящийся от файербола труп.
  - Проблема в том, что в этом разъезде тоже были маги.
  - Враждебный клан? - снова спросил Степан, у которого в голове промелькнули мысли о различных РПГшных играх.
  - Можно и так сказать, - иронично ответил Диргиниус и уточнил:
  - Пока я на территории южного королевства, мне любой маг враждебен.
  - Почему так? - снова спросил Голушко.
  - Потом как-нибудь объясню, - ответил Алак и предложил:
  - Твой в овраге, мои на земле.
  - А почему у тебя два, а у меня один? - обиделся Голушко, глядя, как Диргиниус профессионально обшаривает трупы.
  - Так я же маг, - просто ответил Алак...
  
  
  [1] В иудейской традиции Машиахом (Мессией) считается царь, потомок царя Давида, который будет послан Богом для избавления народа Израиля и спасения человечества.
  [2] Орден чистильщиков - добровольное объединение магов, давших клятву уничтожать автономные магические сущности оставшиеся после Войны магов (прим. авторов).
  [3] Ваниль - кроме того, что данное слово обозначает растение и приправу, оно ещё является обозначением нормальных гетеросексуальных отношений между мужчиной и женщиной в специфической среде, к которой примыкают Захерман и Голушко (прим. авторов).
  [4] Пионерское движение - движение детских коммунистических организаций в социалистических странах.
  [5] Толкинисты (от Толкин) - фэндом поклонников книг Дж. Р. Р. Толкина, имеющий тесную связь с субкультурой ролевиков.
  [6] Стёганый доспех из кожи или ткани.
  
  Глава 3
  
  - Сколько ещё будут продолжаться эти мучения, - тяжело вздохнул Голушко.
  Езда на лошади оказалась далеко не столь привлекательной, как это раньше представлялось Степану. Уже третий день, как они, обшарив труппы неудачливого разъезда, двигались на север. Никогда раньше не ездивший верхом Степен болтался в седле, как мешок с картошкой, и чувствовал себя прескверно - ноги дьявольски ныли, и когда Степану приходилось спешиться, он мог идти только враскоряку. Два постоялых двора, где они вместе с Диргиниусом ночевали, произвели на Голушко самое удручающее впечатление. Полуразвалившиеся рассадники клопов, с лоханями вместо ванн и с кучами соломы на полу вместо матрасов, не говоря уже о жутко загаженных отхожих местах на улице, имели только одно достоинство - сносную кухню. К удивлению Степана, набору продуктов позавидовали бы многие московские супермаркеты. Конечно, блюда были местные, но ингредиенты в них оказались знакомыми и весьма разнообразными, что само по себе свидетельствовало об успешно прошедшей эпохе великих географических открытий.
  - Не знаю, что такое "эпоха великих географических открытий", - заметил маг на первом постоялом дворе, где он со Степаном ужинал, - но эпоха великих географических закрытий у нас была точно.
  - И что была это за эпоха? - спросил тогда Степан.
  - Война магов, - ответил Диргиниус. - По легенде вся война заняла меньше часа, а вот последствия её мы расхлёбываем до сих пор...
  В этот момент лошадь Степана перепрыгнула через лежащее на тракте бревно, и Голушко, неопытный наездник, судорожно вцепился в своего скакуна руками и ногами, отчего и без того перетружденные мышцы отозвались резкой болью.
  - А засады быть не может? - спросил Степан у Алака, оглядываясь по сторонам и видя, что они въезжают в густой кустарник.
  - Да какая засада, - проворчал маг, - просто этим трактом не особо часто пользуются - вот и зарастает...
  
  В этот момент неуклонно поднимающаяся на холм дорога достигла наивысшей точки. Степан невольно придержал своего коня. С вершины холма открывался вид на прибрежный город. Собственно, городов было два. Один на побережье, с гаванью. С расстояния около восьми километров Голушко были видны стены без ворот, какие-то корабли в бухте, похожие на большие галеры, да несколько десятков наиболее крупных зданий. Остальное он чётко разглядеть не мог, но по очертаниям догадывался, что прибрежный город по большей части был застроен чем-то средним между складами и бараками.
  Второй город лежал дальше от моря. В отличие от приморского города, стены которого образовывали полукруг, этот имел форму пентаграммы. В центре тех двух стен, которые были обращены к Степану, находились большие надвратные башни с широкими арками под ними. С двух сторон арок располагались окованные медью ворота, сверкавшие на солнце, как начищенный самовар. К воротам вели дороги, по одной из которых и ехали Диргиниус вместе с Голушко.
  Оказавшись поближе, Степан с интересом начал рассматривать стены. От дороги их отделяли вал и ров, заполненный заболоченной водой. Нижние три метра стены были сделаны из какого-то материала, сильно напоминающего бетон. Приблизительно ещё на три метра вверх лежали большие каменные блоки. Ещё выше, приблизительно на ту же высоту, стены были выложены добротным красным кирпичом. А ещё выше, опять метра на три, шла непонятная кладка. Кирпич в ней соседствовал с камнями, а местами даже с деревом.
  - Когда-то давно, ещё до войны магов, здесь собирались построить большой дом, - начал своё пояснение Алак. - Но успели заложить только фундамент. Затем, в дикие времена, предшествующие созданию Империи, одно из многочисленных племён, используя знания древних, возвело над фундаментом стены из камня. Но это их не спасло. Те, кто обосновался здесь после них, из камня уже строить не могли, но ещё помнили, как делать хороший кирпич. Но не помогли и эти стены. Один из императоров взял город на копьё при помощи "осла с золотом". Во времена Империи надстраивать стены никому не было нужно - по причине отсутствия войн. Затем, когда Империя распалась на два королевства, город несколько раз переходил из рук в руки. Каждый, кто овладевал городом, пытался его укрепить. Результат ты видишь в виде верхней четверти стены....
  Это эпическое повествование было прервано грохотом от обвала верхней части надвратной башни, построенной по тому же принципу, по счастью не той, куда держали путь наши герои.
  - Ну, кто так строит, кто так строит? - патетически воскликнул Голушко.
  Степана вовсе не обеспокоила судьба пострадавших при этом прохожих, так как почти все встреченные на этой планете люди первым делом пытались его убить. В одном из трактиров, где Голушко ночевал с магом, какой-то подвыпивший лесоруб ни с того ни с сего метнул топор в их сторону, и лишь чудом никого не задел... По пути между трактирами Степану "посчастливилось" нарваться на какого-то сумасшедшего рыцаря, который, во исполнение обета, данного одному из местных богов, вызвал Голушко на честный бой на мечах и ленсах[1]. При этом сторонника "честного поединка" нисколько не смущало, что у Степана не было ни лат, ни копья, а сабля, которой, кстати, Голушко не очень-то и умел пользоваться, явно уступала рыцарскому мечу-бастарду[2]. Только вмешательство Диргиниуса, предложившего рыцарю померится силами в магической дуэли при помощи фаерболов, спасло Степана от позорного бегства...
  - Строит магистрат, - тем временем ответил на вопрос Голушко Алак, которого также абсолютно не интересовала судьба пострадавших, так как последние не были ни его друзьями или родственниками, ни соплеменниками, поскольку Диргиниус происходил родом из северного королевства. - Каждый из отцов города, имеющий какое-либо отношение к строительству стен, старается из него перед началом очередной войны между королевствами сбежать. Некоторым это удаётся.
  - Почему некоторым? - удивился Степан.
  - Да потому, что этот город осаждают первым, он же на границе, - пожав плечами, ответил маг.
  Тем временем путники подъехали к очереди у ворот. Состояла она преимущественно из крестьянских телег, запряжённых одной, изредка двумя лошадьми. На стоявшем перед нашими путниками возу были навалены огромные кочаны капусты, белой и красной. Сразу за ними пристроилась телега с бочками. В отличие от большинства других возниц двое хозяев этой телеги были горожанами, а не крестьянами, судя по одежде и повадкам. Несмотря на то, что один из них - брюнет, а другой - блондин, они, похоже, были родственниками.
  Очередь двигалась медленно из-за того, что перед воротами наряд стражи собирал въездную пошлину. Стражники и крестьяне имели разное представление о справедливой величине пошлины и отчаянно торговались друг с другом, так что на проезд каждой телеги через ворота уходило не менее пяти минут. Простояв в очереди около получаса, Степан поинтересовался у своего спутника, не могут ли они под видом знатных господ пройти без очереди.
  - Конечно, можем, но только через другие ворота, - мрачно ответил Диргиниус и в качестве альтернативы указал рукой на надвратную башню, недавно пережившую катастрофу, - эти же ворота - собственность торговой гильдии, потому что они ближе всего к рынку.
  - Ну а если какой-нибудь благородный захочет проехать здесь, не стоя в очереди, - с подковыркой начал Голушко, - его что, крестьяне не пустят?
  - Конечно же, не крестьяне, - ухмыльнулся маг и показал рукой на десяток лучников на городской стене. - Горожане, в том числе и благородные, любят свежие продукты, а когда они портятся из-за задержек в доставке, то это не только всем не нравится, но и снижает доходы торговой гильдии и магистрата. В отличие от Степана все остальные в очереди относились к потере времени спокойно. Двое горожан, сидевших на козлах телеги за Диргиниусом и Голушко, негромко беседовали.
  - ...Тётя сказала, что тебя опять на этой неделе загребла стража, - продолжал первый горожанин.
  - Да, это верно, - ответил второй и пожаловался:
  - Всего год назад всем было плевать, что я похож на северянина, а в этом году уже дюжину раз...
  - Шпионов ищут - значит, война скоро, - перебил его первый.
  - Ты полагаешь, северные твари скоро нападут?
  - Или их, или наши господа начнут войну за императорскую корону, будь она трижды неладна, а город-то наш опять разграбят, как пить дать, как и во все прежние разы.
  - Скорее бы все благородные друг друга перебили, - мечтательно сказал блондин.
  - Быстрее они перебьют нас, - мрачно ответил брюнет. - И при прадеде моём, и при деде, и при отце, было одно и то же, не минует чаша сия и нас, - первый горожанин замолчал, а затем резко сменил тему. - А ты что, серьёзно в городское ополчение собрался?
  - Да, и я докажу всем, что... - начал было второй, но приятель снова перебил его:
  - Оно тебе надо, лежать с выпущенными кишками на каком-нибудь поле, и утешатся, что ты настоящий южанин? Это господа, те, кто выживет, получат замки и титулы, на что они как младшие сыновья не могут обычно рассчитывать. Или главы торговых гильдий, да магистратские, вот кто на войне заработает, да и жрецы в накладе не останутся благодаря отпеваниям, а нам, маленьким людям, убыток один...
  
  
  Тем временем очередь постепенно продвигалась, и наши герои подъезжали к наряду городской стражи. Чем ближе были ворота, тем беспокойнее было на душе у мага. Диргиниус прекрасно понимал, что его с такой внешностью могут задержать. Конечно, Алак не был шпионом, но он был северянином, а главное - был в розыске.
  - Степан, у тебя мелкая медная монета есть? - спросил Диргиниус своего спутника.
  - Есть несколько десятков монеток, правда, насколько они мелкие, я так и не понял, - ответил Голушко.
  - Давай сюда, - ответил маг. Степан протянул Алаку кошелёк, тот взял монеты, пробормотал "сойдёт", выехал на своём коне из очереди и подъехал к наряду стражников.
  - А ты куда прешь? - прорычал сержант.
  - Плачу за всех! - выкрикнул в ответ маг и швырнул монеты под ноги хранителям городских ворот.
  Крестьяне дружно загалдели, и лучше всего смысл их восклицаний передало бы наше слово: "халява". Каким чудом Диргиниуса, Голушко и стражников не затоптали, не знает никто, но уже через десять секунд перед воротами не было ни одной телеги - они все были уже в городе. Вслед им неслась ругань сержанта, который никак не мог разделить шестьдесят четыре медные монеты на дюжину стражников...
  Мужчина в чёрном плаще, который наблюдал за всем этим безобразием из города, спрятал свою курительную трубку, и, не торопясь, подошёл к делящим добычу стражам ворот. Когда сержант повернулся к нему и попытался что-то сказать, человек в чёрном плаще протянул вперёд руку, в которой был зажат медальон. Сержант, как и его подчинённые, побледнел и встал по стойке смирно.
  - Сколько монет? - спросил мужчина в чёрном плаще тоном, не допускающим возражений.
  - Шестьдесят четыре, - после некоторой запинки ответил сержант.
  - Восемью восемь шестьдесят четыре, - ни к кому, не обращаясь конкретно проговорил незнакомец, - число тьмы.
  Лица сержанта и его подчинённых стали уже не бледными, а светло-зелёными. Перед их внутренним взором замаячили застенки местного отделения Ордена Распознающих Зло и неизбежный костёр, но незнакомец больше ничего не сказал, развернулся и пошёл обратно город.
  - А монеты? - проблеял какой-то солдатик, несмотря на то, что двое его сослуживцев пытались заткнуть ему рот, а сержант показывал кулак.
  Незнакомец обернулся и произнёс:
  - Легко пришло, легко и уйдёт. Рекомендую эти монеты сегодня вечером пропить.
  Человек в чёрном плаще отошёл от ворот и исчез в городе. А у стражников начался другой спор - они выбирали таверну, призванную сегодня вечером исполнить наказ Распознающего...
  ***
  Продираясь сквозь толпу назойливых торговцев Голушко и Диргиниус молчали, пока не проехали рыночную площадь.
  - Объясни, зачем ты бросил все наши медные монеты стражникам? - спросил, чуть не плача, Степан, когда они с Алаком выехали на одну из узких городских улочек.
  - Тебя это так беспокоит? - саркастически спросил маг.
  - Вообще-то да, - ответил Голушко - его душила жаба.
  - Знаешь ли, - задумчиво ответил Алак, - иногда следует отдать часть, чтобы сохранить всё остальное.
  - В смысле? - не понял Степан.
  - Да в том смысле, что меня могли запросто арестовать как шпиона, а ты стал бы моим соучастником...
  - Диргиниус, Вы шпион? - спросил Голушко, невольно воспользовавшись слегка изменённой цитатой из фильма "Адъютант его превосходительства".
  - Нет, - слегка улыбнувшись, ответил Алак, - но я северянин, и я в бегах. Южная гильдия магов наверняка объявила за мою голову награду, а что до тебя, "избранный", то тебя я выгораживать бы не стал, и ты бы отправился на костёр.
  - Я не "избранный", я хохол.
  - А при чём здесь твоя причёска? - не поняв, что речь идёт не о сексуальной ориентации и внешнем виде, а о разных национальностях, спросил маг.
  - Да это люди такие, а не прядь волос, - пробурчал Степан и, сменив тему, спросил:
  - Куда дальше путь держим?
  - Нам нужно продать лошадей и сесть на корабль, - ответил маг скорее сам себе, чем своему собеседнику. - Так что наш путь лежит к порту...
  
  ***
  Для того, чтобы попасть в портовый район, Степану и его спутнику пришлось вначале спуститься под землю. Вход в туннель находился на ратушной площади, и за него нужно было платить. После разгрома патрульного разъезда Степан распотрошил одежду убитого им лучника и нашёл сорок золотых монет, зашитых в жаке. Учитывая, что на таможне, как и в церкви, сдачи не бывает, Степан маялся жабой, ведь всю медь пришлось потратить на въезд в город. По счастью для Голушко лавка менялы располагалась буквально в двух шагах от входа в туннель, и он смог обменять один золотой на увесистый мешочек монет более мелкого достоинства...
  Туннель походил на весьма загаженный подземный переход возле вокзала. Его стены были украшены мозаичными картинами, изображающими батальные сцены времён создания Империи. Однако поскольку за мозаикой никто не следил, она частично осыпалась, а частично была скрыта под слоем грязи и сажи, и видны были только небольшие участки.
  - Так проходит слава мирская - сказал маг, остановив своего коня перед более-менее сохранившейся мозаикой.
  На панно был изображён рыцарь в богато украшенных доспехах, но уже без головы, так как эта часть мозаики осыпалась.
  - Интересно, кто это был? - спросил Степан.
  - А кто ж теперь это ведает, - пожав плечами, и послав своего коня вперёд, ответил Диргиниус, - но, наверное, кто-то великий.
  Масляные светильники в туннеле нещадно коптили. От едкого дыма слезились глаза. В центре туннеля Степан и Алак вынуждены были слезть со своих коней и вести их на поводу. Наконец показался выход...
  Портовый район встретил путников ароматом подсобки рыбного магазина. Всю левую сторону прямой, как стрела, улицы, которая тянулась от выхода из туннеля до самого порта, занимали питейные заведения самого низкого пошиба. По правой стороне располагались закрытые по причине позднего времени лавки торговцев дарами моря.
  - Нам туда, - кивнув в направлении гавани, произнёс маг и хлестнул плёткой чересчур наглого нищего, который перегородил дорогу и канючил у "благородных господ" денег на кусок хлеба.
  - Мда-а, - протянул Степан и отправился следом за магом.
  Голушко не осуждал своего проводника, так как видел по весьма характерной физиономии нищего, что если ему и требовался хлеб, то исключительно жидкий. Не обращая внимания на несшиеся им вслед проклятья, спутники пришпорили коней и поскакали вниз по улице в порт.
  Спустя пару минут, из туннеля вышли двое в чёрных плащах, с надвинутыми капюшонами. Вслед за ними двигались около двух десятков стражников.
  - Маг-северянин не проезжал, с ним ещё такой непонятный парень с саблей? - уточнил у нищего один из двоих чёрных.
  - Как же, был здесь, шпион, не иначе, - запричитал нищий, - так меня плёткой отхлестал! А я что, я только монетку на хлеб...
  - Куда он поехал? - перебил нищего второй служитель Ордена.
  - А куда, известно, к порту... подайте, братья, на хлеб...
  - Вы, двое, - обратился к солдатам из отряда Распознающий постарше, - проводите этого в городскую тюрьму, будет ему там хлеб...
  - За что, братья... - жалобно тянул нищий, пока двое стражников втаскивали его в туннель, но его не слушали, связываться с Орденом никто не хотел...
  
  ***
  Степан и Алак вышли из конюшни барышника. Голушко завидовал своему спутнику, сам Степан так не смог бы торговаться и выгодно продать коней. Но Диргиниус был мрачен:
  - Надул, шельмец, да у нас нет времени, чтобы торговаться, - проговорил маг. - Чувствую, нам нужно бежать из города как можно быстрее, не знаю почему... Степан! Ты куда!!!
  Но Степан уже не слушал своего спутника. Он стремился на запах, который не чуял уже давно. Всё внимание Голушко, которому страшно хотелось курить, занимала табачная лавка, возле которой в жаровне тлела табачная пыль, словно благовония.
  - Еле догнал, - проговорил маг, для верности хватая Степана за рукав, - ты куда так понёсся?
  - Да мне... да тут... в общем, купить кое-что нужно срочно...
  - Ты что, куришь эту гадость? - удивился маг, - ты же не моряк.
  - У нас это почти все курят, даже дети, - ответил Голушко, и, вырвавшись из захвата мага, нырнул в табачную лавку...
  Спустя десять минут Степан показался из табачной лавки с кошельком, облегченном на пару серебряных монет, но зато с новой трубкой, огнивом, кисетом и берестяным туесом[3] с табаком. Судя по выражению его лица, он был абсолютно счастлив.
  - Сколько отдал? - спросил Диргиниус.
  - Две серебряных.
  - Дурак.
  - Ты считаешь, что он меня обсчитал?
  - Я считаю, что это вообще перевод денег на ветер, в прямом смысле этого слова, - мрачно заметил маг, повернулся и быстро пошёл в сторону порта.
  - Слушай, - сказал Голушко, догнав своего спутника, - у тебя в роду хохлов не было?
  - Нет.
  - А не похоже...
  Спустя короткое время двое в чёрных плащах вышли из табачной лавки и направились в сторону гавани за нашими героями. Один из них прятал в карман, наполненный табаком кисет, держа в зубах зажженную трубку.
  - Ты, наверное, раньше был моряком? - спросил старшего Распознающего его коллега.
  - Да нет, - ответил тот, - моряком был мой отец. Он десяток раз обошёл вокруг нашего остро... - тут брат по Ордену прервался, покосился на сопровождавших их солдат и закончил, - ... нашего мира...
  
  ***
  В порту никто не обращал внимания на путников, все были заняты делом. Рыбаки перебирали свои снасти, те моряки с торговых галер, которые не занимались погрузкой, важно прохаживались по порту и обменивались новостями. Капитаны судов материли всех и вся. Несколько стражников, одновременно выполняющих функции таможенников, охраняли вход на северный пирс, где были пришвартованы торговые корабли.
  - Сну! Не ожидал, что они поставят охрану возле торговых судов, которые могут взять пассажиров, год назад её не было - сказал маг, и, подхватив за руку своего спутника, повернул от северного пирса к центральному. - Нам сюда.
  - Что такое "сну"? - спросил у Алака Степан, невольно оглядываясь на столь вожделенный северный пирс.
  - Богиня хитрости и коварства, - машинально делая отвращающий жест, ответил Диргиниус. - Кстати, именно в её день я вас встретил.
  - Что будем делать? - спросил Голушко, мрачно глядя на рыбачьи шаланды, пришвартованные к центральному пирсу. - Попробуем нанять рыбаков?
  - Рыбаки на север не ходят, - ответил своему спутнику маг, - но иногда, когда на северном пирсе нет места, торговые суда пришвартовываются на южном пирсе...
  - Тут двое, один - маг-северянин, а другой - странный парень с саблей, не проходили? - спросил один из служителей Ордена у солдат, которые охраняли северный пирс.
  - Никак нет, Ваша святость! - гаркнули в ответ таможенники.
  - На южный пирс отправились, - проговорил проходящий мимо матрос, по внешнему виду явно из южан.
  - За мной, - скомандовал Распознающий сопровождавшим его солдатам, и быстрым шагом отправился вокруг гавани к южному пирсу...
  
  ***
  На южном пирсе был пришвартован только один корабль, довольно странный. Точнее странным он казался магу, а вот Голушко сразу же опознал в данном судне тримаран, только очень большой и двухмачтовый. Гораздо больше Степана удивила команда тримарана. На палубе суетилась стайка девиц - одни занимались уборкой, другие же просто глазели на пирс и курили трубки. Одеты они были в доходящие до колена штаны из грубой небеленой льняной ткани. Также на них были очень короткие рубашки без рукавов из той же ткани, оставляющие открытыми живот и талию и затянутые снизу продернутым шнурком. С кормы тримарана за своей командой наблюдала чернокожая девушка-капитан лет двадцати, одетая так же, как и её подчинённые. Отличие составляла кожаная перевязь, на которой висела сабля. Чернокожая капитанша одновременно курила трубку, давала команды и переругивалась с двумя мужчинами, судя по одежде - матросами, которые стояли на пирсе и также курили трубки.
  - Ничего бабы не понимают в морском деле, - проговорил один из моряков и смачно сплюнул с пирса в морскую воду, - кто будет курить на корабле где-нибудь, кроме юта.
  - Обидите кракена[4] - поддержал второй моряк первого, - и он вас утащит...
  - Кракен - это мужик? - перебила его чернокожая девушка, тоже сплюнув в воду, и сама себе ответила:
  - Мужик.
  - И что? - не понял первый моряк.
  - Да нету такого мужика, который к нам безнаказанно полезет! Быстренько останется без... - здесь чернокожая капитанша показала изогнутым кинжалом без чего останется любой представитель мужского пола, который к ним полезет.
  - На себе не показывай, дура! - воскликнул второй моряк, возмущённый тем, что на его глазах нарушаются все морские традиции и обычаи.
  - А у нас там нет того, над чем вы, мужики, так трясетесь, - оторвавшись от уборки палубы, заметила одна из девиц под злобное хихиканье своих подружек.
  На это оба моряка смогли только сплюнуть и отправиться прочь от тримарана в сторону берега. Вслед за ними, повернувшись кругом, хотел было отправиться и маг, но был остановлен схватившим его за руку Голушко.
  - Ты чего? Нам вроде плыть надо?
  - Плавает известно, что, - заметила всё та же девушка, - а корабли ходят или бегают.
  - Я на этом корыте никуда не пойду, - пытаясь освободить свою руку, ответил маг, - у него даже весел нет!
  - Алак, а зачем тебе весла? - не понял Голушко.
  - У корабля должны быть весла! - не терпящим возражения тоном ответил Диргиниус.
  - А зачем? - вновь спросил Степан, повернулся к тримарану и, не отпуская руку мага, прокричал:
  - За сколько доставите в порт на севере?
  - В какой? - спросила одна из девиц, которая наблюдала за спутниками вместо того, чтобы драить палубу, как её подружки.
  - В любой, за пределами этого королевства, - ответил Голушко.
  - В любой за пределами можем, на север - нет, - вмешалась в разговор чернокожая капитанша, и пояснила:
  - У нас там с оплатой стоянки... нехорошо получилось.
  - Во всех трёх портах северного королевства? - ехидно уточнил маг и, вырвав свою руку у Голушко, бросил:
  - Пойдём отсюда!
  Но далеко Диргиниус не ушёл, так как в этот момент из-за центрального пирса появились двое в чёрных плащах вместе с сопровождающими их стражниками. Маг мгновенно прыгнул на палубу тримарана, и закричал:
  - Отчаливаем быстро!!!
  - Куда? - не понял Голушко, но тоже на всякий случай перепрыгнул с пирса на палубу.
  - Куда угодно! Как можно быстрее! - ответил ему маг и, повернувшись к капитанше, сказал:
  - Платим десять золотых за доставку в вольные города.
  - Капитан, - вмешалась в ситуацию одна из девиц, - мы и в этой гавани ещё не уплатили портовый сбор.
  Чернокожая девушка посмотрела на конец пирса, где уже показались двое Распознающих вместе со стражниками, затянулась своей трубкой и приказала:
  - Руби концы, поднять паруса...
  Орденские братья, стоя на конце пирса, смотрели, как странное судно под косыми парусами выходит из гавани.
  - Может, их задержат солдаты из форта? спросил один из них другого, безнадёжно вздыхая.
  - Это вряд ли, - ответил его собеседник, раскуривая свою трубку, - но я думаю, что мы ещё о них услышим...
  
  
  [1] Ленс - рыцарское копьё (прим. авторов).
  [2] Меч-бастард - полутораручный клинок, использующийся с помощью как одной, так и двух рук (прим. авторов).
  [3] Туес - берестяная емкость, используемая для хранения различных, в том числе скоропортящихся, продуктов, так как обладает эффектом термоса (прим. авторов).
  [4] Кракен - мифическое морское чудовище, в виде осьминога гигантских размеров (прим. авторов).
  
  Глава 4
  
  - ...Вот ты мне скажи, ну что это за паруса, - в очередной раз заныл маг.
  - Нормальные паруса, только очень древние, называются латинскими, у нас, правда, таких давно не делают... - начал было отвечать Голушко, но был перебит одной из девушек-матросов:
  - Это наши то паруса древние? - сердитая девица оторвалась от своего дела и с возмущением заступилась за честь своего корабля. - Да таких парусов больше нет ни на одном судне в мире живых!
  - Вот именно, - проворчал маг, у него вновь начиналась морская болезнь, - ни один мореход, кроме кучи сумасшедших баб, не будет использовать огрызки тряпок...
  Вся вахта оторвалась от своих дел, достала длинные ножи и недобро смотрела на Диргиниуса. "Сейчас нас будут бить, возможно, даже ногами", - промелькнуло в голове у Степана. - "Алак что, не мог помолчать в тряпочку?" - сам себе задал вопрос Голушко, видя мучения своего друга, которого в очередной раз вывернуло.
  Но драки не произошло - вмешалась сама капитанша:
  - Эй вы, бездельницы! Не забывайте, что хоть все мужики сволочи, но эти двое заплатили за свой проезд хорошую цену, и мы подрядились доставить этих сво... - тут капитанша на секунду запнулась, а затем продолжила, - то есть мужчин в пункт назначения целиком, а не по частям.
  - А что, бывали случаи, когда вы доставляли своих пассажиров в пункт назначения не целиком, а по частям? - вмешался в разговор Голушко.
  Тут уже Алак посмотрел на Степана как на полного идиота.
  - Ну, пассажиры - они разные бывали, - невозмутимо ответила Голушко капитанша Снурия. - Вот помню, был у нас один благородный рыцарь, так он решил, что у нас не корабль, а бордель... Утонул, бедняга...
  - Причём решил, что бордель бесплатный, - послышался грустный шепот с левого борта. Девушка, которая произнесла эту фразу, явно была огорчена не тем, что ныне покойный пассажир решил немного развлечься, а его намерением сделать это "на халяву".
  - Заткнись, Лутка! - зашипела на нее другая, более молодая, девушка.
  Это не осталась незамеченным. На глазах у Степана команда тримарана разделилась на три группы. В первую, во главе с Луткой, отделились фигуристые девицы постарше, лет двадцати-двадцати пяти. Как заметил Голушко, лицо одной из них украшал большой рваный шрам.
  Вторая группа, более многочисленная, выстроилась вдоль правого борта. Она состояла из шестнадцати-семнадцатилетних девиц, и похоже, что лидера у них не было. "Сиротки" - мелькнуло в голове у Степана.
  Третья группа, самая малочисленная - капитанша и ещё четыре девушки, находилась строго посередине между первыми двумя группами - как по возрасту, так и по расположению на палубе.
  - Ну и что это у нас намечается? - ухмыльнувшись, спросила Снурия, положив правую руку на эфес сабли. - Вам что, прошлого раза мало?
  От этого окрика старшая группа из шести девиц невольно подалась назад. Младшие же тринадцать девушек, наоборот, приободрилась.
  - А что было в прошлый раз? - с интересом спросил Голушко, отодвигаясь от Алака, которого всё ещё продолжало выворачивать наизнанку.
  - Раньше этих шлюх было семеро, - ответила Голушко та самая девушка, которая до этого шипела на Лутку. - А потом, когда они попытались установить здесь свои порядки, одна из них лишилась головы с помощью нашего капитана.
  - Кажется, у нас гости, - отойдя от очередного приступа морской болезни, проговорил маг.
  - Сну! - выругалась Снурия, помянув богиню хитрости и коварства. - Почему пассажир обнаружил пиратов раньше, чем вперёдсмотрящий? По местам, бездельницы!
  Спустя минуту, когда команда тримарана заняла места в боевом порядке, капитан объяснила ситуацию пассажирам:
  - Должна вас огорчить, уважаемые мастера, но это головорезы барона Алерта, и мы, в отличие от вас, их не интересуем в качестве наложниц.
  - Не понял? - не въехал в ситуацию Степан.
  - Да что здесь непонятного, - проговорила Лутка, переходя на правый поплавок тримарана к некоему предмету на возвышении, завешанному потёртым чехлом из парусины. - Вы у них за баб будете, а нас просто прирежут.
  - Тогда, - задумчиво проговорил Голушко, - мне нужно переодеться.
  Под недоумевающими взорами команды тримарана Степан скрылся в помещении внутри корпуса, располагающегося между поплавками, где находилась его с магом каюта.
  - А он, что тоже из этих? - спросила Диргиниуса капитанша.
  - Да как Вам сказать, - начал Алак и попробовал перевести разговор на другую тему. - Я, между прочим, маг огня. Могу поджечь, что угодно.
  - На коггах, преследующих нас, тоже есть маги. Ты сможешь справиться как минимум с тремя сразу? - иронично спросила Снурия.
  Диргиниус промолчал в ответ. Чтобы защититься от враждебного мага, требовалось гораздо меньше Силы, чем для нападения. Один маг, разумеется, если он имел запас Силы в основании своей магической башни, мог защитить целый город. Маги давно уже просто блокировали друг друга, что сводило на нет их магические способности.
  В сражениях всё решала "честная сталь". Осадные орудия, безусловно, играли свою роль, но несли функцию скорее вспомогательную и в морских сражениях практически не применялись.
  Через пару минут Голушко появился на палубе тримарана в своем камуфляже и берцах. На поясе у него висела сабля.
  - Ты что, решил себя подороже продать? - спросил Диргиниус у Степана.
  - Можно подумать, Алак, что у меня есть выбор, - хмыкнул Голушко.
  - Ну вот что, дорогие пассажиры, - вмешалась в их диалог капитанша. - Я постараюсь держаться на расстоянии, чтобы они не смогли пойти на абордаж, а магический щит можно поставить из каюты. Так что идите отсюда... вниз.
  - Да какая, к Сну, каюта, - ответил маг перед тем, как снова перегнуться через фальшборт.
  - Действительно, - согласился со своим другом Степан и, повернувшись к капитану, пояснил:
  - Если Алака будет так тошнить и в каюте, то лучше уж сразу сдаться.
  - Вы тайные последователи богини хитрости, - чернокожая капитанша тримарана язвительно ухмыльнулась, увидев, как Диргиниус в ответ на эти слова сделал оберегающий жест. - И не нужно отпираться. Не даром меня зовут Снурия, что означает "дочь Сну". Хотите выведать все наши секреты?
  - Да какие у вас могут быть секреты? - перебил её Голушко. - То, что вы не носите нижнего белья, я и так знаю.
  - А нам оно без надобности, - отозвалась Лутка, - нам ничего не мешает.- При всём уважении, капитан, мы теряем время, - заметил маг, который, наконец, немного отдышался. - Скоро три когга нас догонят, и тогда их лучники начнут стрелять.
  - Хорошо, можете оставаться на палубе, - мрачно ответила Снурия, давая команде сигнал к действию, - но то, что вы увидите, вам не понравится.
  Под руководством Лутки несколько девушек сняли с метательного орудия чехол из старого паруса. На возвышении, под чехлом, находилась кейробаллиста[1]. Степан сразу опознал эту метательную машину, так как в своё время, ещё в школе, увлекался историей. А вот местных эта штука сильно удивила бы - подобный механизм, да ещё на таком странном корабле, был неведомой диковиной. Тем временем под руководством Лутки кейробаллисту взвели.
  - Огненным гарпуном - заряжай, - приказала Лутка.
  Подошли ещё три девушки. Одна из них вложила в жёлоб кейробаллисты стрелу с длинным зазубренным наконечником. Вокруг древка стрелы была обмотана пропитанная смолой пакля. Другие две девушки присоединили к цевью два прицела, напомнившие Голушко сетчатые прицелы зенитных пулемётов.
  - К выстрелу готова, капитан! - прокричала Лутка, наведя кейробаллисту на ближайший когг.
  - Огня! - приказала Снурия.
  Стоящая рядом со штурвалом девушка достала из ящика факел, открыла горящий масляный фонарь и, запалив факел, осторожно направилась по палубе к кейробаллисте.
  - От машины! - приказала Лутка, когда девушка подожгла факелом стрелу в медной ложбине цевья кейробаллисты.
  Секунду спустя, когда стрела разгорелась, Лутка дёрнула за рычаг, и "огненный привет" помчался от тримарана к коггу.
  - Промазала! - прорычала Лутка ещё до того, как все остальные убедились, что стрела "ушла в молоко". - Взводите по новой!
  Девушки снова засуетились возле кейробаллисты. Крутить вороты им было явно тяжело, но они не жаловались. Спустя пару минут метательная машина была готова к новому выстрелу. Выстрел не заставил себя ждать. Стрела вновь упала в море. И ещё дважды их постигла неудача.
  - А когги тем временем приближаются, - проговорил Диргиниус, наблюдая за неудачной стрельбой, повернулся к Снурии и с нескрываемым сарказмом спросил:
  - А Вы уверены, капитан, что из этой штуки вообще можно хоть куда-нибудь попасть?
  Ответом магу послужил очередной выстрел. На этот раз Лутка не промазала, и стрела вонзилась в парус одного из трёх коггов. В первый момент ничего не произошло. Затем огонь, который слегка притух в пакле, обмотанной вокруг стрелы, разгорелся. Секунд пятнадцать спустя стрела выпала из паруса и упала на палубу, а на парусе, в том месте, куда попал выпущенный из кейробаллисты снаряд, образовалась дырочка, охваченная огнём, сперва маленькая, но быстро увеличивающаяся в размере.
  Впрочем, сильного пожара на поражённом когге не возникло. Парус быстро спустили и сбросили за борт, но преследовать тримаран этому коггу уже было не суждено...
  Тем временем два других когга догнали тримаран и подошли на расстояние полёта стрелы, и лучники барона Алерта открыли ураганную стрельбу. Правда, без особого успеха - у лучников были две проблемы. Во-первых, они не могли стрелять огненными стрелами, так как намеревались захватить тримаран, а не утопить или сжечь его вместе с грузом. Во-вторых, попасть в тримаран, конечно, не составляло для лучника труда, а вот значительно сложнее - попасть в кого-нибудь из команды тримарана, к тому же девушки прикрылись щитами...
  Несколько девушек достали свои лёгкие луки и принялись стрелять в ответ. К сожалению, для них, ни одна из лучниц не могла сравняться в точности с Артемидой, так что их лёгкие стрелы, сносимые ветром, летели куда угодно: в море, в оснастку коггов, в их борта и палубу, но только не в пиратов.
  Диргиниус добавил пару файерболов к залпу. Правда, особого вреда подданным барона Алерта это не принесло, так как на коггах тоже имелись маги - они их и отразили. Зато Алаку удавалось при помощи магического щита останавливать все молнии, которыми маги пиратов пытались поразить преследуемых.
  Тем временем Лутка успела произвести ещё два выстрела. Первый выстрел вышел неудачным - пакля, намотанная вокруг стрелы, не успела достаточно хорошо разгореться и потухла в полёте. Зато вторым выстрелом она поразила мага на одном из пиратских коггов. Корабль оказался теперь беззащитным перед Диргиниусом, чем тот и не преминул воспользоваться, разнеся несколькими файерболами борт когга. Получивший пробоину пиратский корабль изменил курс и пошёл к берегу...
  К этому времени третий пиратский когг уже подошёл на такое близкое расстояние, что его прямой парус перехватил ветер косых латинских парусов преследуемого судна. Триморан начал сбавлять ход. Пираты радостно заорали и приготовились взять тримаран на абордаж, но именно в это момент Снурия скомандовала:
  - Поворот.
  Тримаран, повернувшись перпендикулярно к прежнему курсу, по инерции вышел из зоны маневра пиратов. Преследователь попытался повторить манёвр и почти уже уткнулся в корму правого поплавка, но команда тримарана поставила паруса под углом к ветру, и тримаран начал, медленно набирая ход, уходить в открытое море. На том расстоянии, которое разделяло корабли, даже лёгкие луки девушек представляли серьёзную угрозу. К тому же, по приказу Лутки, снова перезарядили кейробаллисту. На этот раз метательную машину зарядили не стрелой, а зарядом из коры березы цилиндрической формы. Внутри находились свинцовые шарики размером с лесной орех - говоря проще, некий аналог картечи. Конечно кейробаллиста не пушка, и скорость заряда едва достигала ста метров в секунду, но первый ряд пиратов, готовившихся броситься на абордаж, просто смело. Того времени, которое понадобилось подданным барона Алерта, чтобы перестроится и вновь попытаться пойти на абордаж, хватило тримарану, чтобы набрать скорость и отойти от когга на порядочное расстояние. Под разочарованные вопли пиратов тримаран ушёл в открытое море...
  
  - Ну вот, я всегда знал, что женщина на корабле - к несчастью, - проворчал Диргиниус спустя сорок минут после того, как тримаран ушел от погони, и когги исчезли за горизонтом.
  - Что на сей раз тебя беспокоит? - ехидно поинтересовался Голушко.
  - А ты берег видишь?! - возопил маг, - я - нет!
  - И что? - не понял Степан, который привык к тому, что корабли спокойно бороздят моря-океаны, как им захочется.
  - И как мы теперь найдём землю? - горько поинтересовался маг.
  - Как, как, - есть солнце, звёзды, компас, в конце концов, - ответил Голушко Диргиниусу, и, повернувшись к Снурии, спросил:
  - А у вас есть компас?
  - Чего? - не поняла Снурия.
  - Ну, это такая стрелка, которая всегда показывает на север, - пояснил Степан.
  - Откуда ты про неё знаешь? - вскипела Снурия, - я думала, что волшебная стрелка есть только у меня.
  - У нас обоих, - ответил Голушко, и показал наручные часы, на которых был закреплён примитивный компас.
  Чернокожая девушка-капитан изменилась в лице и потеряла на пару минут дар речи, а маг тем временем продолжал ныть:
  - Допустим, я поверю, что есть волшебная стрелка, которая всегда указывает на север, но что это нам даст, если мы не знаем, где мы находимся?
  - Приблизительно всё же знаем, - бодро ответил Голушко и, повернувшись к капитану, спросил:
  - Снурия, а у вас, часом, нет секстанта?[2]
  - А что это? - спросила Снурия.
  - Ну, э-э, это, понимаешь, такая штука, э-э которая, э-э позволяет определять широту, - попытался объяснить Степан.
  - А, квадрант[3], - сообразив, что у неё спрашивают, с облегчением ответила Снурия, - есть, так же, как и хронометр[4], - и, с подозрением посмотрев на Голушко, добавила:
  - Квадрант есть только у меня.
  - Вот видишь, Алак, а ты беспокоился, - успокаивающе подытожил Степан...
  
  ***
  Впрочем, благодушие Голушко закончилось этой же ночью. Проснувшись, Степан к своему удивлению не обнаружил свою любимую камуфляжку. Поскольку ему требовалось выйти, он нацепил исподнее, завернулся в стеганое, набитое шерстью, одеяло и вышел на палубу.
  Картина, открывшаяся взору Степана, заставила его на время забыть о причине, поднявшей его с постели. При свете луны и двух десятков масляных фонарей команда тримарана ползала на карачках по старому парусу, перенося на него с помощью кусков угля контуры распоротой по швам камуфляжки...
  - Какого...!?! - проревел Степан.
  - Кыш отсюда, - ответила возмущённому потерей своего имущества Голушко Лутка. - Капитан спит, так что за тебя заступиться некому.
  - Но это же моё? - бедняга офонарел от подобной наглости.
  - Ещё слово, и ты получишь это в том виде, как оно щаз, - ответила Степану другая девушка, и иронично спросила:
  - Надеюсь, шить ты умеешь?
  Больше вопросов у Голушко не возникло. Сделав свои дела, Степан отправился спать, решив, что утром обязательно нажалуется Снурии. К счастью, делать это не пришлось, так как утром его любимая камуфляжка лежала на своём месте, и только ручные строчки швов показывали, что ему не приснились события этой ночи...
  ***
  Через две недели тримаран, обойдя остров с юга, вошёл в русло реки и бросил якорь на траверзе вольного города Раха. На другом берегу реки отчётливо просматривался город с такими же портом и прибрежными бастионами, как у Рахи. Тримаран повернул налево, и начал входить в фарватер порта.
  - Капитан, скажите,почему в тот порт, а не в этот - спросил у Снурии ещё не до конца проснувшийся Голушко.
  - Если мастер предпочитает запах тухлой рыбы, - с улыбкой ответила Снурия, - то мы можем направиться туда.
  - Можно подумать, что в гавани Рахи рыбой не пахнет, - заметил Диргиниус, - все порты пахнут одинаково.
  - А вот и нет, мастер-маг, - капитан прервалась, чтобы дать отмашку парусной команде, и продолжила:
  - Сразу видно, что вы впервые в этих краях, и не знаете про войну, которая была двести двадцать шесть лет тому назад и закончилась после заключения рахарескадарского договора. С тех пор в Рахе запрещено ловить рыбу, а в Рескадаре запрещено швартоваться купцам, кроме тех, кто покупает у них рыбу.
  - И что, договор соблюдают обе стороны? - удивился Голушко.
  - Да как сказать, - ответила капитанша после того, как отдала команду рулевому. - Любой корабль, который купит хотя бы одну рыбину в Рескадаре, уже не нарушает договор. А любой рыбак, доставивший свой улов в Раху не на своём борту, а по берегу, также не подпадает под действие данного договора.
  - А какого... - тут Степан на секунду запнулся и спросил:
  - Этот договор всё ещё действует, почему его не отменили?
  - Трижды пытались, - ответила Голушко Снурия, - и каждый раз дело заканчивалось войной, а затем подтверждением рахарескадарского договора.
  - Я всегда был невысокого мнения об умственных способностях жителей вольных городов, - заметил Диргиниус.
  - Не вам, имперским выскочкам, нас судить, - перебила мага одна из девушек-офицеров тримарана.
  Маг и Голушко тихо обалдели. Империи не было уже более пятисот лет - она распалась на Северное и Южное королевства. Однако уточнить этот факт решился только Степан, поскольку он никак не был "имперским выскочкой":
  - Насколько я слышал, империи уже нет пятьсот лет, меня что, обманули?
  - Какая разница, есть империя или нет, - ответила всё та же офицер, - если в ваших вонючих королевствах всегда была власть сюзерена, а не вольных людей
  - Это как в городе Роджо? - ехидно спросил Алак и, повернувшись к Степану, пояснил:
  - В городе Роджо правом голоса обладают только рыжие. Что интересно, вот уже более ста лет каждый мэр города сбегает, когда жителям Роджо становится известно, что на самом деле он вовсе не рыжий, а крашеный. Или как в городе Рубия? - вновь спросил офицера Диргиниус, и снова пояснил для Голушко:
  - В этом городе живут только блондины с голубыми глазами, а те, кто имеет иную внешность, должны проводить ночи вне городских стен, если не желают попасть в тюрьму. И всё бы ничего, да только за четыреста лет с момента основания Рубии большинство рожденных в нем детей не были голубоглазыми блондинами. В результате чего Рубия превратилась в небольшую деревушку, вокруг которой раскинулся большой город.
  - К повороту! - перебила увлекательный разговор капитан, - быстро, бездельницы!
  Тримаран подошёл к причалу, где его уже ожидала группа таможенников. Диргиниус и Голушко заплатили налог на въезд в город и отправились в свою каюту собирать вещи. Когда они покидали палубу, капитанша при поддержке команды всё ещё пыталась торговаться за портовую пошлину...
  ***
  Голова у Голушко страшно болела.
  - Всё же соврал тот корчмарь, - скорее сам себе сказал Степан, - а ведь говорил, что после его вина, между прочим, два медяка за него содрал, похмелья не бывает.
  - Ну, это смотря сколько выпить, - томно отозвался Диргиниус и, отхлебнув из горлышка керамической бутыли, протянул её Голушуко:
  - Тебе нужно здоровье поправить.
  - А я думал, что похмеляются только у нас - сказал Степан, вцепившись в бутыль.
  - Нет, похмеляются везде, - ответил маг и откинулся на подушку.
  - А теперь полежим тихо полчаса, пока "лекарство" не подействует.
  Минут через двадцать, когда "лекарство" начало действовать, маг открыл глаза, повернулся к Голушко, и почти нормальным голосом спросил:
  - Интересно, как ты собираешься выпутываться из той истории, в которую ты вчера влип?
  - А куда я влип? - не понял Степан.
  - Ну, Вы же теперь - господин капитан, командир вольной роты, подрядившейся на защиту города Аук от супостата, - сарказм в голосе Алака означал, что маг полностью избавился от последствий вчерашних возлияний.
  - Какая вольная рота?! Какой супостат?! - вскричал Голушко, в одно мгновенье избавившийся от всех синдромов похмелья. Потом он застонал и рухнул, как подстреленный, обратно на кровать.
  - Так Вы, господин капитан, ничего не помните? - сладким голосом поинтересовался Диргиниус.
  - Ничего.
  - Значит, не помнишь, как набил морду троим пиратам с Островов Раздора? - начал рассказывать про вчерашнее маг. - Как потом метал ножи в яблоки, поставленные им на головы, и ни разу не промахнулся? Как пришёл наряд стражи, а господин капитан попытался затеять драку с их сержантом, и только моё вмешательство спасло кое-кого от тюрьмы? Как после этого поил пол корчмы за свой счёт и кричал: "Я всем им покажу!!!", - здесь Диргиниус оставил свой обычный саркастический тон и с интересом спросил:
  - Кстати, кому "им", и что ты хотел показать?
  - Я не знаю... - пробормотал Голушко.
  - А зачем ты задаток взял, ты тоже не знаешь?
  - Какой задаток?
  - Этот, - ответил маг и, достав из-под своей подушки увесистый кошель, швырнул его на постель Степана.
  
  Несмотря на ужас от осознания содеянного, Голушко развязал кошель и высыпал его содержимое на кровать. Крупные серебряные монеты образовали горку.
  - Двести шкелов для тебя сохранил по дружбе, - прокомментировал Алак. - Твой аванс.
  - И что мне теперь с ними делать? - растерянно, как ребёнок, спросил Диргиниуса Голушко.
  - Во-первых, ты должен нанять тридцать-сорок человек. Работа на месяц, аванс по медяку в день - это две тысячи медяков, или сто шкелов. Столько же у тебя уйдёт на питание и дорожные расходы твоего отряда. Во-вторых, ты со своей вольной ротой не позже чем через две недели должен оказаться в Ауке. В-третьих, дам тебе бесплатный совет, нанимай только людей с оружием, так как тех денег, которые у тебя есть, на вооружение воинов не хватит.
  - А ты что, разве не составишь мне компанию? - пролепетал Степан.
  - С какой стати? - ответил Алак.
  
  
  [1] Торсионное метательное орудие
  [2] Секстант - Устройство прибора, основанного на принципе двойного отражения, впервые разработал Исаак Ньютон в 1699 году, но его открытие не было опубликовано и не нашло практического применения. В 1731 году английский оптик Джон Хэдли усовершенствовал астролябию. Новый прибор, получивший название октант, позволял решить проблему измерения широты на движущемся судне, так как теперь два зеркала позволяли одновременно видеть и линию горизонта и солнце. Но октанту не досталась слава астролябии: за год до этого Хадли сконструировал секстант - прибор, позволявший с очень большой точностью измерять местоположение судна. Секстант это наиболее современный и совершенный прибор для измерения угловых координат небесных тел. Секстант позволяет измерять как широту, так и долготу точки наблюдения, причем с довольно высокой точностью. Секстант состоит из двух зеркал: указательного и неподвижного наполовину прозрачного зеркала горизонта, а также измерительной линейки и указательной трубы. Для измерений секстант настраивают таким образом, чтобы его зрительная труба была направлена на линию горизонта. Свет от небесного объекта (звезды или солнца) отражается от указательного зеркала и падает на неподвижное зеркало горизонта. Угол наклона указательного зеркала, отсчитываемый по указательной линейки и есть и есть высота стояния небесного тела. Зная точное местное время по специальному астрономическому справочнику можно определить широту и долготу места нахождения наблюдателя. Секстант имел указательную линейку с сектором в 60 градусов, а более компактный октант - только 30 и у него отсутствует зрительная труба, так как вместо нее применяется простой визир. Во всем остальном эти приборы совершенно одинаковы..
  [3] Примитивный инструмент для измерения высоты звезд и определения широты. Как уже стало ясно, понятия географической широты и долготы для однозначного определения местоположения на поверхности Земли, впервые возникли в Древней Греции. Днем (в полдень) широту определяли по длине солнечной тени, ночью - по высоте определенных звезд над горизонтом. Сегодня пальма первенства в использовании широты и долготы присуждается Гиппарху из Никеи (ок. 190-125 гг. до н. э.), который предложил метод определения долготы разных точек по измерению местного времени при наблюдении лунного затмения. Кроме того, Гиппархом была изобретена астролябия (греч. astron - "звезда", и labe - "схватывание") - угломерный инструмент, служивший с древнейших времен до начала XVIII века для определения положения небесных светил. Раньше для тех же целей использовался квадрант.
  [4] Хронометр (от хроно... и ...метр), высокоточные переносные часы, в данном случае напоминающие настенные.
  
  Глава 5
  
  Завтрак в корчме оказался превосходным. Большая яичница с салом, жареным луком и тонкими ломтиками сладкого перца, обильно посыпанная сверху мелко нарубленным укропом. Сладкие пончики, зажаренные во фритюре и обильно политые мёдом, вафли с кленовым сиропом. Из напитков - яблочный компот (от спиртного решили воздержаться...).
  - Понимаешь, Степан, - начал маг, когда друзья заморили червячка. - Я, конечно, мог бы пойти с тобой, но, во-первых, я и так уже несколько раз вытаскивал тебя из пренеприятнейших историй, и не понимаю, почему я ещё раз должен тебе помогать. А во-вторых, господин капитан, Вам известно, сколько стоит нанять в свой отряд мага?
  - Сколько? - уточнил Степан.
  - Много.
  - Ну а всё-таки?
  - У тебя столько нет.
  - А в кредит?
  - А маги в кредит не работают, только за стопроцентную предоплату.
  - А по дружбе?
  - И не рассчитывай...
  Неизвестно, смог бы Диргиниус отбиться, но в этот момент в дверь корчмы вошли несколько девушек. Увидев их, Степан поперхнулся, а Алак, обернувшись и взглянув на вошедших, чуть не свалился от смеха под стол.
  На ногах девушек ловко сидели высокие мягкие сапожки, которые обычно носили моряки, находясь в увольнении на берегу. Изящные девичьи головки скрывались под ярко-жёлтыми капюшонами. В целом вся их одежда выглядела странно. Приглядевшись, Степан узнал, хотя и с трудом, покрой своей камуфляжки. Но вот расцветка никак не была похожа на военную форму конца двадцатого - начала двадцать первого века. Одна штанина брюк была красной, а другая почему-то зелёной. При этом на правой, красной, стороне брюк имелся накладной карман чёрного цвета. На левой, зелёной, - накладной карман ярко-жёлтого цвета. Куртка, также скопированная с костюма Голушки, - синего цвета с красными рукавами. Красные накладные карманы, точная копия нагрудных карманов камуфляжки, у девушек располагались на животе. Пожалуй, только карман на левом рукаве не переместился и почти не изменил своего цвета - он был бледно-коричневым...
  Не успели наши друзья отойти от этого шокирующего зрелища, как к ним подошёл человек, одетый как обычный небогатый горожанин, зато с фальшионом и длинным ножом на поясе. Он спросил:
  - Уважаемые мастера, кто из вас капитан вольной роты, который нанимает к себе людей?
  - Не я, - ответил маг, продемонстрировав свой медальон.
  - Извините, господин маг, - ответил подошедший и, убедившись, что у Степана на груди нет такого медальона, сказал:
  - Капитан, люди собрались.
  - А-а, - только и смог выдавить из себя Степан.
  - Сержант Билко, сэр! - представился незнакомец - И где Ваши люди, сержант? - грозно спросил Голушко.
  - Одно мгновенье, сэр, - ответил сержант и оглушительно свистнул.
  Менее чем через минуту в корчму ввалилась дюжина человек из тех, кто ночью останавливает запозднившихся прохожих с предложением "купить кирпич".
  - Эй, вы, - грозно сказал Степан, вспомнив прочитанные книги фэнтези и просмотренные фильмы похожего содержания. - Вы все наняты. Оплата обычная - медяк в день, остальное - по выполнению. Это, - тут Голушко повернулся и указал рукой на Диргиниуса, - наш отрядный маг. Он уже получил свой задаток, так что глядите, чтобы он никуда не делся. Головой отвечаете.
  - Ну, ты наглец, - только и смог пробурчать себе под нос Диргиниус, увидев, что на него недобро уставилась тринадцать пар глаз.
  А Степан тем временем продолжал:
  - Оружие у вас есть, если нет - это ваши проблемы, которые вы все должны решить до конца этого дня. Мастер Билко, и ещё двое, по его выбору, остаются со мной, остальные до завтрашнего утра свободны.
  - Сэр, а задаток... - начал было Билко, но был перебит Степаном:
  - Завтра.
  - Я, пожалуй, пойду, - проговорил Диргиниус.
  - Конечно Алак, увидимся здесь завтра утром, - ответил Голушко и, повернувшись к своему отряду, небрежно произнёс:
  - Сержант Билко, пошлите пяток своих людей помогать магу, а то у него много врагов в этом городе...
  ***
  Утро следующего дня выдалось во дворе одной корчмы города Раха беспокойным. На вынесенном прямо во двор табурете сидел капитан только что испечённой вольной роты "Гвардия Валинора" Степан Григорьевич Голушко. Рядом с ним находился стол, за которым сидел отрядный сержант вольной роты Билко. На столе рядом с куском пергамента и чернильницей с несколькими воткнутыми в неё гусиными перьями лежал мешок с медяками, на которые кандидаты в солдаты удачи бросали алчные взоры.
  - Что такое Валинор? - тихо спросил подошедший в сопровождении пяти головорезов Алак.
  - Не помню, кажется, про него писал один придурок, - ответил Голушко, - мне просто название понравилось.
  Несмотря на обилие желающих вступить в "Гвардию Валинора", вольной роте грозила нешуточная угроза остаться недоукомплектованной - сержант Билко отсеивал почти всех, и нужно признать, вполне обоснованно. Так, например, один из первых соискателей на звание валинорского гвардейца оказался абсолютно глухим и вдобавок слепым на один глаз. Другой был в неплохой физической форме, да вот беда, мясистый красный нос выдавал в нём горького пьяницу...
  Нельзя сказать, что все соискатели были настолько безнадёжны. Среди них встречались истинные богатыри, только никто из них не смог пройти тест на элементарную сообразительность.
  - ...И почему же ты, - тут Билко на мгновенье запнулся, проглотив ругательство, - мужик, решил поступить в вольную роту, да не в какую-нибудь, а в саму "Гвардию Валинора"?
  - Мне велел это сделать оракул нашего города, - ответил сержанту дохловатый на вид мужчина лет сорока пяти.
  - А больше оракул тебе ничего не велел? - с издёвкой спросил Билко.
  Сержант хотел было отказать мужичку, но тут Степан, заинтересовавшись, задал свой вопрос:
  - И что, этот оракул никогда не ошибался?
  - Люди говорят, что он всегда прав, - уверенно ответил претендент, однако продолжение слушателей не порадовало. - В первый раз, когда я пришёл к оракулу, чтобы узнать, как лучше распорядится доставшейся мне от отца меняльной лавкой, он посоветовал мне продать её и пойти в ученики к кузнецу. Затем, когда выяснилось, что я слишком слаб, чтобы работать молотом, оракул велел мне стать учеником ткача... После я был учеником сапожника, шорника, плотника, каменотёса, органиста, повара, пекаря и бондаря. Когда, в очередной раз, у меня ничего не получилось, оракул сказал, что наконец-то в этот раз ему удалось точно вычислить мой гороскоп, и я должен стать воином...
  - А что он говорил тебе все предыдущие разы? - ехидно поинтересовался сержант Билко.
  - То же самое, - ответил бедолага под смех всех остальных.
  - Сержант, а давайте возьмем его, - лениво проговорил Степан.
  - Капитан, сэр, при всём уважении к вам, - начал было сержант, но был перебит Голушко:
  - Вы же слышали, сержант, что оракул никогда не ошибается, -Степан смягчил свои слова улыбкой, - вот мы и проверим.
  - Хорошо, сэр, - ответил сержант, выдал соискателю жалование и после того, как последний поставил свою подпись в ведомости, громко произнёс:
  - Следующий!
  - И зачем ты взял это ходячее недоразумение? - спросил Диргиниус Голушко.
  - Понимаешь, Алак, ведь кто-то должен для нас закупать оружие, еду и амуницию, - ответил Степан, - а он испробовал многое, так что должен разбираться во всём этом, по крайней мере, с точки зрения покупателя...
  - Как знаешь, - проворчал маг, но Степан его уже не слушал, так как его отрядный сержант допрашивал ещё одного соискателя, точнее, соискательницу:
  - Я, конечно, понимаю, что такая роскошь ... - тут Билко с некоторым уважением посмотрел на двухметровую девушку, которая не только превосходила ростом всех присутствующих, но и по ширине плеч могла соперничать с молотобойцами, - только у нас тут не бордель, а набор в вольную роту.
  - А я и хочу в вольную роту, - ответила девушка.
  - Дурочка, на войне убивают, - вмешался в разговор Дирнгиниус, - и если не ты, то тебя.
  - А я могу, - девица выхватила из-за своей спины оружие и пустила короткую стрелу точно под ноги магу.
  - Дура! - вскричал Алак, невольно подпрыгнув на месте.
  - И что это за неправильный лук? - спросил Билко у соискательницы.
  - Это не лук, это арбалет, - перебил его Степан, подошел к девице, взял из её рук оружие и добавил:
  - Правда, хреновый.
  Затем Голдушко спросил:
  - Откуда он у тебя?
  - Дядя подарил, - ответила двухметровая воительница.
  - А где твой дядя?
  - Вот, - и она показала пальцем на толстого коротышку, стоявшего среди тех, кто ещё не прошел собеседование.
  - Ты сделал этот арбалет? - спросил у "дяди" Голушко.
  - Этот самострел изготовил я, - ответил мелкий изобретатель.
  - Хочешь попасть в "Гвардию Валинора"?
  - Да, капитан... - начал тот было, но его перебил Билко:
  - Капитан, сэр, - вновь попытался вмешаться в развитие ситуации сержант, но тут выступил маг:
  - Уж не сам ли Шпикэрс стоит передо мной? - спросил Диргиниус и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил:
  - Господин капитан. Слава этого, гм, - тут Алак на секунду запнулся, а затем, подобрав слово, продолжил, ехидно улыбаясь, - алхимика достигла даже королевств. Первый подвиг сей муж совершил двадцать лет назад, когда прочёл манускрипт древних и решил, что сможет воспарить, аки птица...
  - Как летучая мышь, и вовсе не было никакого манускрипта... - перебил мага Шпикэрс, но Диргиниус не дал ему продолжить:
  - Опыт, нужно признать, удался, - здесь Алак тяжело и явно с фальшивым сочувствием вздохнул. - Да вот беда, сей достойный муж решил броситься с башни не за городскую стену, а в направлении города. Пролетев до ратуши, он выбил витраж, влетел внутрь, где, на беду, начальник стражи города решал государственные вопросы с женой бургомистра...
  Слушавшие рассказ мага при этих словах едва сдержали смех, а Диргиниус, не обращая внимания на красного от смущения Шпикэрса, всё в том же сочувственно-патетическом тоне продолжал:
  - Разумеется, в том городе после огласки случившегося Шпикэрсу было уже не жить. И он отправился в другой вольный городок, где как раз в ту пору магистрат никак не мог найти средства спасения от крысиных стай, которые бродили в окрестностях и досаждали жителям. Достойный алхимик предложил свои услуги и разработал... Тут Алак снова прервался и спросил у Шпикэрса:
  - Как называлось твоё благовоние, почтенный?
  Ответа Диргиниус не дождался, поэтому, с трудом сдерживая смех, продолжил:
  - Накупив на казённые средства табак, перец и ещё какую-то гадость, он всё это высушил, перемешал и сложил в сарай недалеко от городской ратуши. На беду нашего почтенного алхимика, кто-то из местных в ту ночь крайне неосторожно обращался с огнём, и сарай сгорел. Я не знаю, сбежали крысы из этого города или нет, но вот его жители ещё почти неделю не могли вернуться в свои дома из-за стоявшей в них вони.
  Дождавшись, когда смех окружающих затих, маг снова притворно вздохнул, и продолжил:
  - Этот был первый раз, когда почтеннейшим алхимиком заинтересовались святые братья, Распознающие Зло. Узнав об этом, Шпикэрс исчез на пять лет. О нём уже начали забывать, но десять лет назад сей достойный муж предложил магистрату одного города, уже в южном королевстве, задёшево организовать переписку книг для местного университета. Впрочем, переписывать книги ему сразу не дали, предложив сначала организовать переписку указов короля, благо тот город был столицей Южного королевства. Шпикэрс переплавил гору свинца, создал какой-то станок и действительно смог очень быстро размножить указ короля. Да вот беда, он перепутал (злые языки утверждали, что сие было сделано злонамеренно) один из иероглифов. В результате чего смысл указа поменялся в точности на противоположный, и король уже не понижал, а повышал все налоги в два раза... Дело чуть не дошло до бунта. Говорят, что унести ноги нашему алхимику удалось в тот раз только потому, что король Южного королевства требовал "повесить этого изменника", а Распознающие - сжечь на костре. А поскольку и королевские слуги, и святые братья пытались во что бы то ни стало поймать его первыми, они только мешали друг другу, и виновник смог улизнуть...
  - Господин отрядный маг, Вы только что, сами того не желая, дали кандидату блестящую рекомендацию для вступления в "Гвардию Валинора", - произнёс Голушко и, повернувшись к Шпикэрсу, спросил:
  - А у Вас нет того "благовония", о котором говорил магистр Диргиниус? Полагаю, нам оно может пригодиться.
  - Нет, но если Вы выдадите мне один золотой, то я смогу его изготовить... -Шпикэрс примолк, а потом, решившись, добавил:
  - Только вы, господин капитан, должны взять в "Гвардию Валинора" и мою племянницу тоже - она сирота, и я обещал о ней заботится.
  - Женщину в вольную роту! - вскричал маг.
  - Да ещё такую каланчу! - поддержал его сержант.
  - Всё когда-нибудь бывает в первый раз, - меланхолично заметил Голушко и с грустью вспомнил советы Израиля Натановича, а также что из них вышло...
  ***
  В главном зале корчмы было шумно. Только что вступившие в вольную роту "Гвардия Валинора" отмечали своё трудоустройство. Девушки-подручные корчмаря таскали выпивку и закуску, а бойцы вольной роты хватали их за те места, где спины девушек теряли своё гордое название. Время от времени кто-нибудь хватал за то же место свою сослуживицу, после чего следовал глухой удар, и представитель сильного пола обнаруживал, что он не самый сильный в этом зале...
  В отдельном закутке зала царила совершенно другая атмосфера. За столом сидели пятеро: капитан вольной роты "Гвардия Валинора" Степан Голушко, отрядный маг Алак Диргиниус, сержант вольной роты по имени Билко и двое бойцов вольной роты "Гвардии Валинора".
  - ...ещё раз повторяю тебе, Депупан - произнёс Голушко, - я не требую, чтобы ты что-нибудь делал сам. Твоя задача - помочь Шпикэрсу нанять мастеров, которые будут ему помогать и при этом не обдерут нас как липку.
  - Господин капитан, сэр, при всём моём уважении... - попытался вмешаться Билко, но Степан его не слушал, а продолжал инструктаж:
  - Теперь ты, Шпикэрс. Мне нужно от тебя к концу этой недели девять арбалетов, то есть я хотел сказать самострелов, и по сотне стрел к каждому. При этом нужно внести следующие изменения, - Степан в очередной раз показал на свиток пергамента, где был весьма схематично изображён арбалет, отличающийся от имеющегося самострела только наличием примитивного прицела, состоящего из целика и мушки, и приклада полупистолетного типа. К счастью, до "козьей ноги" Шпикэрс додумался без посторонней помощи.
  - Скажите, уважаемый магистр, - тихо обратился Билко к магу, - Вы считаете, что потеря в десять золотых стоит появления в нашем отряде десятка неправильных луков?
  - Это только Семи Богам известно, сержант, - так же тихо ответил Диргиниус, - но учитывая, что лучника у нас в вольной роте нет, то пускай хоть что-нибудь стреляет...
  - Теперь, что касается твоего "благовония", - продолжал Степан, - по ценам его ингредиентов в Рахе у нас не хватит средств, чтобы купить его в достаточных количествах, так что ограничимся одним мешочком.
  - Да этого не хватит, чтобы хоть одну крысу из норы выкурить! - возмутился Шпикэрс, но смешался после того, как Алак нарочито громко шепнул Билко:
  - Крысы в том городе, по-моему, всё же не пострадали...
  - Теперь о полевой кухне, - тем временем продолжал Степан, обращаясь к Депупану. - Штука она, конечно, нужная, но, как я понял из твоих слов, за то время, что у нас есть, сделать её не успеют. Так что купи-ка нам пока два хороших котла и повозку с припасами из расчёта на десять дней всей вольной роте. Затем пойдешь в порт и...
  Степан не договорил, так как в этот момент в зал корчмы вошла пятерка девиц, одетая в клоунскую камуфляжу, причём одной из этих девиц была Снурия.
  - Допился! - вскричал какой-то алкаш, который только что проснулся и увидел чернокожую девушку.
  С криком:
  - Сгинь, нечистая! - его товарищ запрыгнул на стол и стал делать охраняющие жесты.
  - Снурия, иди сюда! - крикнул Степан, приглашая чернокожую барышню к себе за стол.
  Путь в закуток, Снурия, как и её подчинённые, преодолела беспрепятственно - от них все шарахались, уступая дорогу, при этом со столов исчезли три кувшина с выпивкой.
  - Мой скромный вклад в наше застолье - сказала Снурия, жестом приказывая своим подчинённым выставить утащенные кувшины с вином и пивом.
  - Вы всегда так отовариваетесь в любой корчме? - с интересом спросил Степан.
  - Только первые несколько дней, - тяжело вздохнула Снурия, - а потом люди меня узнают, да и корчмари начинают требовать плату.
  - Какими судьбами в наших краях? - отсмеявшись, спросил Степан.
  - Я слышала, что вы взяли подряд у города Аук, могу подбросить, разумеется, не бескорыстно, - ответила Снурия и уточнила:
  - По шкелу с человека.
  Прикинув в уме расходы, Голушко понял, что его пытаются развести на полтора с лишним золотых, при этом всё путешествие по морю при попутном ветре займёт от силы два дня.
  - Не пойдёт, - ответил Степан, - максимум - пол-золотого.
  - По пять медяков с человека?! - возмутилась Снурия.
  - Ну не по пять, а по пять с половиной, - начал было Голушко, но был перебит темнокожей девушкой:
  - Учти, что на пути в Аук находится Хеап, город, с которым тебе придётся воевать. Как думаешь, пропустят славные жители города Хеап твою вольную роту в Аук, или нет?
  - Пройти в Аук можно не только через Хеап, но и через его окрестности, - вступил в разговор маг, - и потом, откуда такая жадность?
  - Сам, между прочим, заплатил десять золотых, чтобы я доставила тебя и твоего капитана из Фингера сюда, в Раху, - ответила Снурия и уточнила:
  - В три раза переплатив. И тогда ты не торговался.
  - Когда тебя преследуют Распознающие братья, любые деньги отдашь, - заметил на это Диргиниус, - лишь бы оказаться от них подальше.
  - Это верно, - согласился сержант Билко, - с ними шутки плохи.
  - А ведь они работают всегда с огоньком, - тихо пробормотал Шпикэрс себе под нос.
  - Предлагаю довезти нас за один золотой, - вернулся к главной теме разговора Степан.
  - Идёт, - тяжело вздохнула Снурия, сообразив, что за такую сумму практически любой каботажник в Рахе согласится довезти вольную роту из тридцати шести человек в Аук.
  - Лошадей и фургон теперь можешь не покупать, Депупан, - отменил своё предыдущее приказание Голушко, протягивая чернокожей девушке золотую монету. - Кстати, Снурия, твоя команда, как я понял, совершает чудеса кройки и шитья?
  - Бывает, - с лёгкой улыбкой ответила Снурия, которая вспомнила, как её подчинённые рассказали про обретение выкройки камуфляжи.
  - Так вот, - чуть покраснев при воспоминании о событиях той ночи, продолжил Степан, - предлагаю твоим девицам немного подзаработать, - и, увидев, как одна из сопровождающих Снурии покраснела от смущения, а другая улыбнулась, уточнил:
  - Мне нужно, чтобы вы сшили тридцать четыре камуфляжных формы наподобие моей, - здесь Голушко подёргал себя за свою куртку, - для моих ребят.
  - Господин капитан, сэр, при всём моём уважении, - вмешался в разговор сержант Билко.
  - Я заметил, что Ваш костюм очень похож на костюмы этих... дам. Вы, конечно, сами можете носить бабье тряпье, но я и мои ребята...
  - Знаешь, Билко, - ответил на это Голушко, - в моём родном городе штаны в облипку, которые на тебе одеты, самая что ни на есть бабья одежда. К тому же, - тут Степан вновь повернулся к Снурии, - за исключением одного костюма все они должны быть зелёного цвета.
  - И сколько заплатите за работу, господин капитан вольной роты? - заинтересовавшись, вмешалась в разговор одна из девиц, сопровождающая Снурию.
  - А сколько мы заплатим? - спросил Степан, повернувшись к Депупану.
  - Ну, э-э, материал, какой хотите, бархат, шёлк, шерсть... - начал было Депупан, но был перебит Голушко.
  - Плотный лён или парусина, покрашенная в тёмно-зелённый, или, на худой конец, в чёрный или коричневый цвет.
  - Тогда максимум пол-шкела за один костюм, - мгновенно ответил Депупан.
  - Вот, - протянув ещё один золотой, сказал Степан и строго уточнил:
  - Три шкела вернуть.
  - Странно, - заметила Снурия, - я всегда считала, что бойцы вольных рот одеваются в яркие накидки.
  - Мы - "Гвардия Валинора", а не какая-нибудь обычная вольная рота, - гордо произнёс Голушко, пытаясь вспомнить, где же он читал про Валинор, а остальные пытались понять, что же это такое...
  ***
  Через две недели тримаран подходил к причалу города Аук. Плыть до города было чуть больше суток, так что по первоначальному плану прибытие планировалось ещё вчера. Однако промедление произошло из-за вопроса, который перед отплытием задал Диргиниус Голушко. Уже стоя на палубе тримарана, за минуту до отплытия, маг ехидно спросил:
  - А что, ты так в бой и пойдёшь без брони? Хоть бы кольчужку какую купил, на кирасу, я знаю, у тебя уже денег нет. А то не долго провоюет вольная рота "Гвардия Валинора" во главе со своим первым капитаном, прибьют его в первом же бою...
  После этой тирады отплытие пришлось отложить на сутки, зато у Голушко появилась отличная кольчуга из мелких колец тройного плетения, шапель (чем-то напомнивший Степану дореволюционный шлем пожарников) и боевые рукавицы. Впрочем, бросаться в рукопашную Голушко не собирался, поэтому не только оставил себе один из арбалетов, но и объяснил сержанту Билко, что настоящий командир вступает в схватку только в случае крайней нужды, а до этого руководит боем на безопасном расстоянии. Неизвестно, что на самом деле подумал Билко об этой военной мудрости, но кроме обычного "да, господин капитан, сэр" Голушко от него ничего не услышал...
  Тем временем матросы Снурии пришвартовали тримаран к причалу. На причале вольную роту встречал магистрат города Аука в полном составе.
  - Название у города идиотское, - прошептал Степан магу.
  - Какое есть, - ответил Диргиниус, - меня сейчас больше занимает, почему нас встречает весь магистрат города. Слишком жирно для вольной роты.
  - Не вас встречают, а меня, - сообщила Снурия, первой сходя по трапу.
  Капитанша тримарана подошла к мэру города и вручила ему небольшой свёрток. В ответ мэр кивнул своим сопровождающим, и один из магистратских протянул Снурии увесистый кошель. После этого мэр развернул свёрток, взглянул на свиток пергамента, находившийся в нём, снова кивнул и отправился прочь от причала. За ним последовала и его свита. Через минуту на причале никого не было, кроме капитана городской стражи и парочки стражников.
  - Кто из вас капитан вольной роты? - спросил начальник стражи города.
  - Я, - ответил Голушко и подошёл к нему.
  - Вижу, что в вашей вольной роте есть маг, - заметил начальник городских стражников.
  - Есть.
  - Пусть он тоже присоединится к нам.
  Голушко обернулся, чтобы позвать Диргиниуса, но Алак и так уже шёл к нему.
  - Мой сержант проводит ваших бойцов до таверны, где они смогут выпить перед тем, как начать службу нашему славному городу, - продолжил начальник стражи и на робкую попытку Голушко что-то сказать уточнил:
  - За всё уплачено городским магистратом.
  - Тогда я не возражаю, - сказал Степан и громко крикнул:
  - Сержант Билко!..
  Когда "Гвардия Валинора" промаршировала по сходням и причалу, начальник стражи сказал:
  - Я знаю небольшую таверну, где мы сможем неплохо перекусить, я угощаю, - и, немного помолчав, добавил:
  - Заодно и о деле переговорим...
  ***
  В таверне было сумрачно, кормили хорошо. Местные пиво и вино также были неплохими. Когда половой убрал остатки и в очередной раз сменил кружки, начальник городской стражи взмахом руки отослал подручного корчмаря и перешёл к делу:
  - Мы вас наняли для охраны стад, но на самом деле это не так. К сожалению, в Рахе у наших врагов есть "уши" и их немало, так что только здесь, в Ауке, я могу сказать вам, с какой целью мы вас наняли.
  Убедившись, что его внимательно слушают, капитан Этэватус, как звали начальника городской стражи, продолжил:
  - Что вам известно про артефакт под названием "Камень Огня"? Вы должны будете раздобыть его.
  Больше всего Голушко хотелось ответить: "Ничего", но он благоразумно промолчал, так как посчитал, что ему сейчас всё разъяснят. Степану действительно всё разъяснили, но сделал это не Этэватус, а Диргиниус:
  - По закону Империи, подтверждённому всемирным Конвентом Магов в 529 году, артефакты типа "Камень Огня" запрещено хранить, покупать, продавать, перевозить и использовать. Я понимаю, что здесь, в вольных городах, вам наплевать на имперские законы, но не думаю, что братьям Распознающим понравится, что в вашем городе нарушают закон, который благословлен святой церковью Семи Богов.
  - А никто вас и не просит "хранить, покупать, продавать, перевозить и использовать Камень Огня. Вам нужно только сделать так, чтобы его не могли использовать против нас. Лично мне, пока это не касается моего города, всё равно, что вы сделаете с этим артефактом, но лучше всего будет, если вы его уничтожите.
  - Прямо там, где он сейчас лежит? - въедливо уточнил маг.
  - Лично я предпочёл бы, чтобы вы это сделали в Хеапе, - ответил Этэватус, - но поскольку магистрат дополнительно платить за это не будет, вы вполне можете уничтожить его прямо на месте.
  - Какой это Камень Огня? - уточнил Алак.
  - По моим данным, синий.
  - Ну, это ещё не так страшно, - пробурчал себе под нос Диргиниус, - если его активировать в центре города, то он сожжет только город, посады не заденет, хотя стену разрушит. Кстати, а почему вы решили, что его собираются использовать против вас?
  - Понимаете, господин маг, наш город очень давно враждует с Хеапом. Других врагов ни у нас, ни у Хеапа нет. Я не буду вдаваться в подробности нашей вражды, поскольку для вас, имперцев, это не интересно, но недавно нам стало известно, что городской совет города Хеапа выделил весьма крупную сумму денег, чтобы выкупить одну из карт Врасиса...
  - А, помню, помню, Врасис Кровожадный, - пробормотал Диргиниус, - позор всего Конвента Магов, - и, увидев лицо совершенно ничего не понимающего Степана, пояснил:
  - Врасис Кровожадный, маг времён распада Империи, любил развлекаться тем, что сжигал города вместе со всеми их жителями.
  - И что с ним стало? - спросил Степан.
  - На него начали охоту Распознающие Зло, поймали и сожгли, - ответил Алак.
  - И что, маг не смог убежать от каких-то попов? - усомнился Голушко.
  - Смог бы, если бы Распознающим не помогали двести магов, причём не только из Северного и Южного королевств, но и из вольных городов, - ответил Диргиниус. - Насколько я знаю, это единственный в истории случай, когда все объединились...
  - Так вот, - продолжил Этэватус после минутного молчания, - Хеап купил карту Врасиса. Поскольку в вольных городах наши Святые Братья работают по принципу "сначала пусть против вас применят колдовство, а затем уже обращайтесь к нам", то мы решили не рисковать, а нанять вольную роту, чтобы она уничтожила Камень Огня раньше, чем он попадёт в руки наших врагов. Ну или раньше, чем они его используют. Городской магистрат Аука, с моей подачи, купил копию данной карты, её-то и доставила, - тут Этэватус сделал оберегающий жест, - дочь Богини Хитрости. Видимо, и в её планы возрождение славы древних магов, устроивших войну, не входит.
  - Извините, кто доставил? - не понял Степан.
  - Снурия, вы приплыли на её корабле, - ответил начальник городской стражи.
  - Я тебе потом объясню, - прошептал на ухо Голушко Диргиниус.
  - Так вот, ваша задача... - начал объяснять Этэватус и развернул кусок пергамента...
  - Всё это, конечно, прекрасно, но по имеющимся данным найти указанное на карте место не представляется возможным, - заметил Голушко. - Например, вот эта вот деревня, - Степан, кончиком своего кинжала указал на населённый пункт, изображённый на пергаменте. - И кстати, как карту сориентировать, где здесь север?
  - Хорошие вопросы, - поддержал своего капитана маг. - У меня такое впечатление, что эта карта - всего-навсего фрагмент, и, следовательно, без остальных частей он бесполезен.
  - Это верно, но есть шанс, что у наших... - тут капитан Этэватус на мгновенье запнулся, а потом, подобрав слово, продолжил, - соседей информации больше. И поэтому лично я в частной беседе, разумеется, без согласования с нашим городским магистратом и нашим любимым мэром, посоветовал бы вам перехватить Камень Огня уже после того, как его найдут...
  - У вас шпионы в городе Хеапе есть? - перебил его маг.
  - Разумеется... - ответил Этэватус.
  ***
  Второй день в трактире "Золотой осёл" шла пьянка. Вольная рота "Гвардия Валлинора" отмечала начало работы, ведя неравный бой с винным погребом трактира (пока успехи на данном фронте были переменными, погреб лишился пяти бочек красного вина, но и большая часть вольников полегла в нелёгкой схватке). Только трое воинов "Гвардии Валиннора" стойко переносили все тяготы службы - отрядный маг Алак Диргиниус, сержант Билко и сам капитан вольной роты Степан Григорьевич Голушко.
  - Мы сидим второй день, - произнёс Голушко, обращаясь к Диргиниусу. - Ребята уже забыли, зачем мы здесь, и пьют не для прикрытия, а от души. Ещё чуть-чуть, и я боюсь, что сам забуду, что это засада, а не банальная пьянка, - немного помолчав, Степан с отвращением посмотрел на красное вино в своей кружке и продолжил:
  - Так почему ты, Алак, уверен, что наши многоуважаемые коллеги проследуют именно по этому тракту?
  - Потому что в Пасс из Хеапа ведут только две дороги, и одна из них проходит через Аук, - ответил маг, и пояснил:
  - Через Аук они не пойдут.
  В этот момент в трактир "Золотой осёл" вошёл человек, обутый в
  короткие чёрные сапоги. Одет он был в светло-серый упелянд, подпоясанный узким кожаным ремнём, на котором висели длинный кинжал в позолоченных ножнах и большой кошелёк. На голове - серый шаперон с круглыми фестонами. Следом за путником вошли трое в добротных стёганных жаках, тоже серых. Двое из них были вооружены двуручными фальшионами на перевязи, а у третьего на поясе висел короткий меч, за спиной виднелся колчан с длинными стрелами длиной в ярд, в руках он держал большой лук.
  Оглядевшись и моментально определив, кто есть кто, вновь прибывший подошёл к столу, за которым сидел Голушко. Убедившись, что Степан его заметил, он произнёс:
  - Вы - мастер, капитан вольной роты?
  - Ну, я, - произнёс ничего не понимающий Голушко.
  - Как дела в Хеапе?
  - Стоит, вроде, - машинально ответил Степан.
  - Вы привезли деньги?
  - Да, всё - как договорились, - вылез маг.
  - Можем ли мы увидеть наше вознаграждение, уважаемые мастера? - спросил неизвестный, обращаясь больше к Диргиниусу, и значительно уважительнее, чем при разговоре с Голушко.
  - Сперва нужно взглянуть на товар, - жестко заметил маг.
  - Вы мне не доверяете, после стольких лет работы на Вас?
  - У меня приказ магистрата, - отвертелся Диргиниус.
  Человек чуть кивнул головой, один из громил подошёл к двери, открыл её и сделал странный жест рукой. В помещение корчмы вошли ещё двое бандитской внешности и один из них, подойдя, протянул деревянный ларец.
  - И? - недоумевающе подняв брови произнёс Диргиниус.
  Командир серых поставил ларец на стол, поднял крышку и чуть наклонил, чтобы его собеседникам лучше было видно содержимое. Внутри ларца лежал синий цилиндр длинной около тридцати пяти сантиметров и диаметром около десяти сантиметров.
  - Камень Огня, - произнёс серый и уточнил, - синий.
  Именно после этих слов капитан вольной роты "Гвардия Валлинора", понявший ситуацию, в которой оказался, встал, схватил одной рукой ларец, а другой, в которой была зажата початая кружка с вином, ударил что есть силы серого капитана по голове и заорал:
  - Мочи серых!!!
  Находящиеся в изрядном подпитии бойцы "Гвардии Валлинора" поняли приказ своего капитана буквально и стали обливать громил пивом и вином. Самые смелые из бойцов вольной роты подскакивали к громилам сзади и обрушивали на их головы свои глиняные кружки. Это, однако, не дало тех результатов, на которые рассчитывал, отдавая свой приказ, Голушко. Под капюшонами у серых были поддеты кольчатые наголовья, и поэтому вместо того, чтобы рухнуть под ударами, они вступили в драку.
  
  Хотя нужно признать, что на серых подействовала необычность ситуации... Не поняв, что их пытаются ограбить, серые начали отмахиваться от наседающих на них гвардейцев кулаками вместо того, чтобы вынуть оружие и завязать бой. Исход драки решило численное превосходство "Гвардии Валинора". Остававшиеся у коновязи подручные "серого господина" в драку вступили уже под самый конец, но и они уже не могли ничего сделать.
  Особенно отличилась единственная представительница прекрасного пола вольной роты. Отобрав у жены корчмаря шаль и завернувшись в неё, любимая племянница Шпикерса (её, как оказалось к общему веселью, звали Хиир - на местном наречии "мышка"), незаметно подкрадывалась к кому-нибудь из "серых" и как бы случайно прижималась к нему филейной частью. После этого корчма оглашалась воплем оскорблённой невинности, и "охальник" получал большим медным блюдом по голове. Если этого "серому" не хватало, то немедленно рядом с ним словно из-под земли возникал Шпикерс и с криком:
  - Как ты смеешь лапать невинную девушку!? Негодяй! - обрушивал на голову несчастного массивный дубовый табурет.
  
  Не принимали участие в драке корчмарь и его подручные, а также Диргиниус. Отрядный маг, глядя на безобразие, творившееся на его глазах, судорожно хохотал, держась обоеми руками за живот. Одеяние мага надёжно обеспечивало Алаку безопасность. Когда битва закончилась победой бойцов вольной роты, маг моментально прекратил своё веселье и достал из складок своего балахона синий цилиндр, из-за которого всё и началось.
  - Это и есть синий Камень Огня? - спросил подошедший к Диргиниусу Голушко, прикладывая рукоять своего кинжала к синяку под глазом.
  - Он самый, - ответил Алак, надавливая на едва заметный выступ.
  Один из торцов цилиндра раскрылся подобно диафрагме фотообъектива, и внутри открылись два отверстия, помеченные иероглифами. "Похоже, один иероглиф - вход, другой - выход" пронеслось в голове у Голушко.
  - Не так нажал, - пробурчал себе под нос маг и что-то сделал с цилиндром.
  Диафрагма закрылась, а мгновенье спустя открылась другая с противоположного торца цилиндра. Там оказался жидкокристаллический экранчик с тремя сенсорными кнопками, помеченными значками "больше", "меньше" и "пуск".
  - И это вот магия? - недоверчиво спросил Степан, которому увиденное напомнило что-то весьма неприятное.
  - Да, это магический артефакт древних, - ответил маг, нажимая на кнопку "больше".
  - А, по-моему, это бомба с часовым механизмом, - заметил Голушко.
  В этот момент очнулся один из серых, про которых все как-то забыли, наблюдая за манипуляциями Диргиниуса с синим Камнем Огня. Бедолага спросил со стоном:
  - Мужики, а вы кто?
  - Мы - "Гвардия Валлинора", - гордо ответила Хиир, - нас нанял магистрат города Аук, чтобы мы отобрали у вас Камень Огня...
  Не успела девушка закончить своё объяснение, как произошло событие, изменившее весь расклад в ситуации. Командир серых пришёл в себя, поднялся с пола и бросился к магу. Хиир бросилась ему наперерез, но разогналась слишком сильно. Серого-то она к Диргиниусу не подпустила, но при этом впечаталась спиной в мага. Алак, который в это время выставлял таймер на синем Камне Огня, случайно ткнул не в ту кнопку.
  - Обратный отсчёт пошёл, - машинально произнёс Голушко, глядя, как на жидкокристаллическом экране "синего Камня" защёлкали цифры.
  - Сну, бежим отсюда! - заорал маг, отбрасывая от себя Камень Огня. - Я не знаю, как его остановить! Сейчас здесь всё сгорит!..
  - Бежим! - взвизгнула Хиир и рванула к дверям, так и не выпустив из своих рук командира серых.
  В дверях мгновенно образовалась давка. Только Степан сразу сообразил, что в двери не пройти, выпрыгнул в окно, вскочил на чью-то лошадь и понёсся подальше от трактира. Примеру своего капитана первым последовал сержант Билко, а затем и остальные бойцы вольной роты, как впрочем, и остальные посетители "Золотого осла". Кроме Голушко и Билко лошадей не досталось никому, поэтому остальные убегали от трактира своим ходом. Последними из дверей обречённого заведения выбежали трактирщик с супругой. Хозяева трактира волочили на себе огромный сундук...
  - Ну и? - спросил Степан, когда к нему подбежал запыхавшийся маг. - Как скоро оно рванёт?
  - Не знаю, - успел ответить Диргиниус за мгновенье до того, как "оно рвануло".
  Яркая вспышка на секунду осветила окрестности. Через три секунды ударная волна вышибла капитана "Гвардии Валлинора" из седла. За ним в полёт отправился его верный сержант. Остальные отделались легче - их ударная волна просто швырнула на землю. Над тем местом, где прежде стоял трактир, поднималось пылевое облако. Грохот взрыва заглушил выкрики людей, которые хотели донести до Диргиниуса всё, что они о нём думают...
  - Все целы? - спросил Степан, поднимаясь с земли.
  - Вроде да... сэр... - ответил сержант Билко, почёсывая ушибленное место чуть пониже спины.
  - Сержант, постройте людей, кому нужно - окажите помощь. Вы - за главного.
  Степан вместе с Алаком отправились к тому месту, где недавно стоял трактир. Позади них раздавался рёв сержанта Билко, который приводил "Гвардию Валлинора" в более или менее боеспособное состояние...
  ***
  Вольная рота "Гвардия Валлинора" продвигалась не торопясь на телегах по тракту. Время от времени кто-нибудь из бойцов спрыгивал с одной телеги и, постояв или пробежавшись, запрыгивал на другую.
  - Слышь, сержант - спросил сержанта Билко рыжий боец по имени Бетур. - Почему наш капитан не дал нам трактирщика пощипать, в сундуке-то, небось, деньги были?
  - Капитан сказал, что трактирщка нам не заказывали, - отозвался сержант, - а настоящие профессионалы тех, кого им не заказывали, не трогают.
  - Странный он какой-то, капитан этот, - глубокомысленно заметил ещё один из бойцов.
  - Не без того, одна идея с формой чего стоит, - согласился сержант и, повернувшись к представительнице прекрасного пола в "Гвардии Валлинора", спросил:
  - А ты, Хиир, что по этому поводу думаешь?
  - Так он же из благородных, - пожав плечами, произнесла Хиир, - а они все... немного того.
  - В смысле? - не понял Бетур, - какой же он благородный - кольчугу и то в последний момент купил, значит, воин хреновый.
  - Может он и не рыцарь, наш капитан, - согласилась Хиир, - да только голова у него соображает. Оцени, контракт мы выполнили, и при этом ни одного убитого, ни с одной из сторон. Более того, к нам даже претензии никто предъявить не может.
  - Это почему? - удивился ещё один боец, который правил лошадью.
  - Сам посуди, Лоурик - сказал сержант. - Мы уничтожили Камень Огня. Дело явно богоугодное. Трактирщика не тронули, да и серых отпустили, не обобрав. Практически мы вообще выполнили работу Распознающих...
  - Ну, в тёмном переулке и без оружия я бы с серыми или с трактирщиком встретиться не рискнул, - перебил своего сержанта Бетур. - А так - ты прав. Им на нас в суде или в магистрате жаловаться себе дороже. За Камень Огня святые братья по головке не погладят.
  - А трактирщик? - удивился Лоурик.
  - Дык разве это мы к трактирщику с Камнем Огня пришли? - нарочито наивно спросил Бетур. - Вот пусть трактирщик серым свои претензии и предъявляет.
  - А заодно, - вмешался Билко, - пусть достойный продавец разбавленного вина и прокисшего пива объяснит святошам, почему именно в его трактир принесли запрещённый афтефакт?
  - Артефакт, сержант, - поправил маг, проезжавший мимо телеги верхом.
  - Вот я и говорю - артепакт, - согласился Билко.
  На это Диргиниус только плюнул и, пришпорив коня, поскакал к голове обоза вольной роты, где его уже ожидал Голушко, чтобы в очередной раз расспросить мага о "магии древних".
  - Не прост наш капитан, ох, не прост, - нарушила молчание Хиир. - И контракт выполнил, и людей сберег, и претензий к нему никто предъявить не может. Всё это мне напоминает младших принцев.
  - Так ведь последнего аккурат в прошлом году отловили, - удивился Лоурик.
  - Последнего уже годков двести как вылавливают, регулярно раз в десять лет, - усмехнувшись, ответил Бетур. - Да всё как-то не выловят.
  - Если хоть одного младшего принца хотя бы раз поймали, то я - император, - ехидно уточнил сержант. - Самозванцев-то, конечно, ловили изрядно. Да только действовали те "младшие принцы" топорно. А настоящие не высовываются, зато у них везде свои "глаза", "уши", да и "руки" есть - по себе знаю...
  Тут сержант замолчал и вспомнил одну из своих афёр. Поначалу всё шло как по маслу, да вот результат оказался не тем - Билко пришлось бежать. Мысль, что его могли обойти такие же, как и он, жулики, не укладывалась у него в голове, и будущий сержант "Гвардии Валлинора" решил, что он стал жертвой интриг младших принцев...
  Подслушавший этот разговор капитан вольной роты "Гвардия Валлинора" не стал выходить из кустов до тех пор, пока последняя телега обоза не скрылась за поворотом тракта. Подождав ещё некоторое время, Степан, вывел коня на тракт, сел верхом и отправился догонять свой обоз. Идея заделаться младшим принцем, но напрямую это не афишировать, Голушко понравилась, правда, прежде он решил выяснить у Диргиниуса, кто же такие эти младшие принцы. Лезть в воду, не зная броду, Степан не хотел, ему истории в "Розовой пиранье" хватило на всю оставшуюся жизнь. Теперь Голушко уже не считал, что если он чего-то не знает, то этого не существует...
  
  Глава 6
  
  Несмотря на все усилия молодой магички по имени Уинди, нанятой в Рахе, караван судов двигался медленно. Создаваемый ею попутный ветер то был недостаточно силён, а то и вовсе падал под натиском ветров, сотворённых магами встречных судов. Тогда приходилось вставать на якорь, чтобы течение реки Южной не снесло четыре кнора и тримаран Снурии обратно к Рахе.
  - Слышал, что вчера учудил Билко? - спросил Диргиниус Голушко.
  - А что он мог ещё сделать, - мрачно ответил Степан и сплюнул за борт, - опять наш сержант подбивал клинья к твоей коллеге Уинди. Интересно, что она на этот раз с ним сделала.
  - Да в общем-то ничего особенного, - ответил маг огня, - она же маг воздуха, причём начинающий - вот и забросила его на вершину мачты.
  Голушко задумчиво обернулся и посмотрел за корму тримарана, где следом двигались кноры с бойцами его вольной роты. На последнем из них вдруг началась какая-то суета, ветер, что надувал паруса, на мгновенье прекратился, а затем с палубы кнора вылетел сержант Билко. Недолетев пару метров до тримарана, сержант рухнул в воду.
  - Человек за бортом! - закричала Снурия, и её подчинённые бросили сержанту верёвку.
  - Капитан, сэр, при всём уважении, - обратился к Голушко Билко пару минут спустя, когда его вытащили на палубу тримарана, - позвольте сменить корабль...
  Лутка что-то пробурчала и как бы случайно задела сержанта по ногам мокрым канатом.
  - Господин отрядный маг, - продолжил светскую беседу Степан, не обращая внимания на происшествие, - а почему ваша коллега так болезненно реагирует на ухаживания нашего сержанта?
  - Видите ли, господин капитан, - сообщил Диргиниус, - для того, чтобы сотворить даже самое незначительное заклинание, нужна Сила, а её нужно копить. К несчастью для большинства магов при соитии мужчины и женщины все запасы накопленной Силы уходят в астрал, и требуется около трёх месяцев, чтобы маг полностью восстановился.
  - Сержант, - с металлом в голосе начал Степан, - сейчас Вы вернётесь на свой кнор, и если я ещё раз увижу вас летящим вверх тормашками выше уровня мачт, то я вычту из Вашего жалования за подрыв боеспособности "Гвардии Валлинора"!
  - Сержант нашей роты, - театральным громким шепотом под смех команды тримарана произнесла Хиир, - должен твёрдо стоять на ногах, а летать низенько-низенько и, разумеется, с разрешения командира...
  
  ***
  - Мы зайдём в этот город? - пару дней спустя спросил капитан вольной роты "Гвардия Валлинора" Голушко у капитанши тримарана "А пошли вы все к Сну!", Снурии.
  - Нет, но я надеюсь сжечь их пристань, - ответила чернокожая девушка и приказала:
  - Орудия по левому борту готовь! Зажигательными по пристани пли!
  Две кейробаллисты, расположенные по левому борту тримарана, выплюнули снаряды, похожие на копья, охваченные огнём, а расчёты орудий уже крутили взводные устройства, чтобы дать ещё один залп. Если бы не Диргиниус, добавивший свои файерболы, то огонь кейробаллист не причинил бы особого ущерба пристани, а так причал после нескольких взрывов рухнул в воду. От реки в сторону лежащего неподалеку города побежали десятка два лучников, решивших, что с магом огня лучше не связываться.
  - Хорошо горит! - радостно воскликнула Снурия и приказала:
  - По городу - пли!
  До города снаряды не долетели. Караван судов, влекомый магическим ветром, не торопясь проплыл мимо горящих обломков пристани, и город вместе с возмущённо орущими жителями скрылся за поворотом реки.
  - И что это вы здесь такое сотворили, капитан? - поинтересовался Голушко.
  - Да я каждый раз, когда мимо Тапии прохожу, пытаюсь сжечь её пристань, до этого раза не получалось, - ответила Снурия.
  - А зачем? - удивился Степан.
  - А чтобы помнили, гады, что пока хоть одна суннийка жива, спокойно спать они не будут!
  - Суннийка? - не понял Голушко.
  - Ну да, - гордо ответила чернокожая капитанша. - Сунния - мой родной город... был, пока эти сволочи не сожгли его вместе с жителями...
  
  ***
  - Паруса убрать, отдать якорь! - приказала Снурия двое суток спустя, когда на правом траверзе тримарана показались развалины города, и пояснила подошедшему Степану:
  - Сунния.
  Опустив венок на воду и прочитав всем богам, включая Сну, молитвы за упокой душ погибших, Снурия приказала каравану двигаться дальше. Спустя час караван судов вышел из верховья реки Южная в озеро Срединное и отправился вдоль правого берега дальше. Скорость кораблей увеличилась, так как дул попутный ветер. Дело близилось к ночи. Уже в сумерках караван подошёл к покрытому густыми зарослями кустарников островку. Оставив островок по правому борту, караван судов двинулся дальше. Скоро выяснилось, что остров похож на выгнутый лук, между концами которого лежит естественная гавань. Посредине берега находился каменный причал, именно к нему и направила суда Снурия. По два кога пришвартовались с каждой стороны длинного шестидесятиметрового причала, построенного из материала, напомнившему Степану обычный бетон, а тримаран кормой упёрся в пирс. Снурия соскочила на пристань и скомандовала:
  - С серого камня ни ногой!
  - А почему? - спросил Голушко.
  - Там, - Снурия кивнула головой в сторону острова, - одни ловушки, трясина и зыбучий песок.
  - А ещё там много-много змей, - добавила одна из девушек, надевая высокие ботфорты из толстой кожи, пока другая протягивала такую же обувку Снурии.
  - А это что? - спросил Голушко, указывая в сторону полуразвалившегося стапеля, на котором стоял каркас гигантского катамарана.
  - Это то, что должно было стать нашим вторым кораблём, - ответила Снурия и пояснила:
  - Отец так и не успел его закончить до того, как погиб в Суннии.
  Капитанша тяжело вздохнула и продолжила, обращаясь к своим офицерам:
  - Ладно, девочки, пошли, а вы все, - тут Снурия строго посмотрела на Голушко, - с серого камня ни ногой...
  
  ***
  Капитан Брокенн и его вольная рота сидели в засаде вторые сутки, что после двух дней бешеной скачки было как нельзя кстати. Несмотря на то, что Брокенн был известным и более чем удачливым командиром наёмников, таким большим отрядом командовать ему ещё не приходилось. Собственно его ребят, проверенных не в одной переделке, насчитывалось человек двадцать. Девятнадцать, мрачно подумал Брокенн, вспоминая, что одного из своих "орлов" он оставил с лошадьми, вместе с дюжиной "желторотиков". Ещё человек двадцать, "стариков-одиночек", удалось собрать в самый последний момент. Кого-то из них Брокенн знал ранее, о ком-то из них только слышал, но, в общем и целом, они нисколько не уступали его старой гвардии, а подчас и превосходили её. Мага воздуха и криоманта Брокенн ранее не знал, но у них были отменные рекомендательные письма. Правда, у мага воздуха был только второй уровень. Впрочем, большего от него в данном случае и не требовалось, зато криомант обладал почти третьим уровнем, что для магов этой специализации, как и для пиромантов (магов огня в профессиональной терминологии), большая редкость. Только благодаря искусству криоманта воинам вольной роты Брокенна удалось перейти на остров по ледяному мосту, не замочив ног...
  Половина бойцов моей вольной роты в целом неплоха, подумал Брокенн, но вот другая... Восемь городских нищих, двенадцать разбойников, взятых с поличным на большой дороге, и шесть карманников не разбежались только потому, что перед походом городской маг наложил на них заклятье подчинения, так что бунта до конца похода с их стороны можно было не опасаться. Остальные же девятнадцать городских неудачников, бездельников, хронических игроков и горьких пьяниц, ни за что не пошли бы в этот поход, если бы не угроза городского магистрата продать их всех в рабство за долги...
  Хотя и этого должно хватить на двадцать баб, возомнивших себя моряками, пять десятков матросов с четырёх когов, вряд ли когда-либо покидавших пресные воды, да мага воздуха первого уровня, лишь в этом году покинувшего академию. Размышления Брокенна прервал лучник, один из ветеранов-одиночек. Он подошёл к своему командиру и сказал:
  - Господин капитан, я, конечно, потренировал бойцов, но лучники из них - никакие, максимум, что они могут делать - это стрелять в сторону противника, -лучник, поморщился и потёр не до конца зажившее левое плечо. - Да и я сам больше пяти хороших выстрелов сейчас не сделаю, и то, если маги, как они обещали, меня подлечат перед боем.
  - Понимаю, Хаваатуудт, - ответил Брокенн, - но двадцать плохих лучников всё же лучше, чем ни одного.
  В ответ на это Хаваатуудт только слегка поклонился. Он, как и его нынешний командир, прекрасно понимал, что основная задача лучников в предстоящей стычке - уцелеть. Люди Брокенна не должны пострадать от случайностей, так что впереди пойдёт городской сброд, за ними душегубы, воры и нищие, а уж только потом остальные.
  В этот момент из кустов, которые закрывали тропинку, ведущую вглубь острова, выполз маленький смуглый человек. Поднявшись на ноги, он не торопясь подошёл к капитану и сказал:
  - Бугор, они уже здесь. Четыре кога, сразу видно, с товаром, и эта дурацкая лодка со странными парусами.
  Брокенн только вздохнул, городской маг сразу предупредил, что за время, которое ему дали, он не сможет добиться полного контроля, да и чары подчинения рассеются за месяц. Об этом кроме капитана знали только маги, но они благоразумно не сообщали об этом зачарованным.
  - Ты, - указал Брокенн на одного из городских голодранцев, - полезай на дерево и проследи за этим плавучим борделем. Да смотри, не свети там своей дурацкой трубкой!
  Пимелл, который по воле капитана залез на огромную сосну, был городским пьяницей. И хотя он и не стал курить свою трубку, зато пару раз от души приложился к своей фляжке. В результате чего он хоть и заметил, что пятеро девушек направились по тропинке вглубь острова, но ни посчитать количество сопровождавших их людей, ни сообразить, что почти треть прибывших - наёмники, он так не сумел. Именно поэтому капитан Брокенн не стал менять свои планы и, отправив Хаваатуудта с пятёркой рубак-одиночек вслед за девушками, выдвинулся с остальным отрядом, чтобы напасть с рассветом на оставшихся на кораблях матросов...
  ***
  Костёр сзади грел спину, но не грел ног. В эти предрассветные часы ко всем злоключениям Хиир добавился ещё и холодный влажный туман, наползший с озера Срединное, и арбалетчица зябко куталась в плащ.
  - И что этот Билко на меня взъелся, - пробурчала себе под нос Хиир.
  Сообразив, что она произнесла это вслух, девушка осторожно огляделась по сторонам. Всё было спокойно. Переведя дух, Хиир ещё раз вспомнила злоключения этой ночи.
  Сперва похотливый козёл, он же Билко, по недоразумению являющийся сержантом, схватил её пониже спины. Но тут Хиир не растерялась и залепила господину сержанту хорошую оплеуху. Билко не успокоился и вновь принялся за своё, сменив объект домогательств на проходящую мимо Уинди. Та подняла руку, и сержант совершил ещё один полёт. На свою беду сержант рухнул в воду прямо перед носом господина капитана и обдал его брызгами. Ругани-то было, слегка ухмыльнувшись, вспомнила Хиир. Никогда раньше арбалетчица даже не могла предположить, что благородный потомок младших принцев мог знать такие слова. Сержанту влетело, но Хиир от этого стало не легче. В порыве служебного рвения сержант Билко вместе с дюжиной ветеранов не только улёгся спать в полном обмундировании и при оружии, но ещё и заставил её встать в дозор у берега на всю ночь.
  Более того, он трижды устраивал ей проверки, причём в последний раз ухитрился проплыть под водой, вылезти на берег и подкрасться к ней со стороны острова. У-у-у, помесь блудливого кота с драным козлом! Хорошо ещё, что добрая магичка дала Хиир зелье от сонливости, благодаря чему Хиир вовремя заметила, как Билко выползал на берег, и узнала сержанта. Иначе это похотливое животное имело все шансы получить украшение в виде арбалетной стрелы...
  
  ***
  - Сееп, ты уверен, что там одна баба, и никого больше? - спросил мужчина среднего роста, который, если не знать, что он вор, своими манерами запросто мог сойти за обедневшего дворянина.- Точно, Нуга, - ответил ему щуплый мужичок ниже среднего роста с бегающими глазами.
  - Так чего же ты сам не пристукнул? - спросил крепкий мужик почти в два метра ростом с лицом, не обезображенным интеллектом.
  - Я вор, Мурд, - зашипел Сееп, - а не душегуб, как ты.
  - Да я тебя... - грозным шепотом начал было Мурд, но его перебил Нуга:
  - Хватит! Из-за вас, двоих идиотов, мы засыпались и сидим сейчас здесь, вместо того, чтобы фарт ловить.
  - А я что? - испугался Мурд, - это всё Сееп. Кто его просил кошелёк у жены начальника городской стражи срезать!
  - Хватит! - ещё раз цыкнул Нуга. - Мурд, иди и замочи эту бабу, если что, я сразу за тобой, и ты, Сееп, смотри, не отставай. А то знаю я тебя, проходимца!
  
  ***
  Когда из тумана появился силуэт крупного мужчины, Хиир сперва решила, что это очередные происки сержанта Билко. Однако она быстро сообразила, что для сержанта Билко незнакомец несколько крупноват. Когда же в руке громилы сверкнул нож, Хиир, не задумываясь, схватила свой арбалет и нажала на спуск.
  Короткая арбалетная стрела с неприятным звуком вошла громиле в живот. Несмотря на то, что расстояние было минимальным, нападавший ухитрился удержаться на ногах пару секунд. Впрочем, Хиир удивляться было некогда. Из тумана появился второй силуэт. Перезаряжать арбалет не было времени. Хиир выпустила оружие из рук и схватилась за меч. Вытащить своё оружие она не успела, так как второй мужчина навалился на неё.
  Нож чиркнул по наручу правой руки, продолжил свой путь и скользнул вдоль бока, защищённого кольчужной рубахой. То ли нападавший мужчина не справился с инерцией своего броска, то ли зацепился ногой за что-то, но он не смог остановиться и рухнул на Хиир сверху. Когда девушка стала заваливаться на спину, падая с бревна, на котором она сидела, она инстинктивно дёрнула ногами, задев душегуба. В результате тот перелетел через неё и рухнул в костёр. Его вопль огласил окрестности, и тут возник третий бандит.
  Небольшого росточка щупленький мужичок, увидев происходящее, остановился перед бревном. Завизжав от страха, Хиир носком тяжелого сапога залепила незадачливому лазутчику в то место, куда давно мечтала ударить Билко. Застонав от боли, Сееп выронил нож и согнулся пополам.
  Хиир отошла от первоначального шока, вскочила на ноги, подхватила свой арбалет и ударила его прикладом по голове нападавшего. Мужичок рухнул, как подкошенный. С криком: "К оружию! На нас напали!" Хиир перекинула его через плечо и бросилась в сторону кораблей. Хотя арбалетчица могла и не кричать. Ветераны уже вскочили, разобрали оружие и начали строиться в две шеренги поперёк мола. Как Хиир их не сбила, она не помнила. Не помнила она и того, как разбудила утомлённого ночными подвигами сержанта Билко, пробежав по щиту, которым тот прикрывался от утренней влаги.
  
  ***
  Капитан Брокунн громко выругался, когда понял, что неожиданное нападение не удалось. Зная, что всё сейчас решает скорость, он ещё раз громко выругался и, отдавая короткие распоряжения, двинул своих людей в атаку.
  Впереди беспорядочной толпой двигалась городская голытьба. Они с гораздо большим рвением разбежались бы по кустам, но бывшие заключённые, зачарованные магами, пинками гнали их вперёд. За ними, уже строем по пять, двигались воины-одиночки. Эти, в отличие от предыдущих, были ветеранами, и на них капитан Брокунн вполне мог положиться. Далее с луками наперевес шла "гвардия" - постоянные бойцы вольной роты капитана Брокунна, а за ними и сам доблестный командир в сопровождении двух магов.
  Когда весь отряд Брокунна вышел на мол, маг воздуха остановился и, вскинув руки, прочёл короткое заклинание. Ветер с озера, до этого почти незаметный, начал крепчать. Другой маг-криомант подошёл к краю каменного причала и, проведя несколько раз руками над водой, извлёк из неё большую сосульку, которую маги называли "ледяным копьём" и могли метать при помощи телекинеза до сотни метров.
  Пока происходили описанные выше события, ветер, благодаря магу, значительно окреп, и туман рассеялся. Увидев в конце причала тримаран, криомант сделал жест рукой, и ледяное копьё, висевшее до этого у него над головой, полетело в сторону судна. Но именно в этот самый момент с кормы тримарана вылетел файербол, встретился с ледяным копьём и превратил его в облачко пара. Через пару мгновений с кормы тримарана вновь вылетел файербол, но криомант быстро провёл рукой над поверхностью озера, и поднявшаяся из воды ледяная глыба встала на пути файербола. Магии огня и льда нейтрализовали друг друга.
  Тем временем бойцы капитана Брокунна продвигались вперёд. Городская голытьба, сперва бодро вышагивающая впереди душегубов, наконец-то разглядела впереди ровный строй больших щитов, ощетинившийся копьями. Неизвестно, кто из них первым решил, что быть живым рабом всё же лучше, чем мёртвым, но попрыгали с пирса в воду все практически одновременно.
  Капитан Брокунн грязно выругался, наблюдая, как голодранцы в воде пытаются избавиться от жаков, перевязей с ножнами и шлемов. Большинству из них это не удавалось. Только один наиболее ушлый представитель городских низов перед тем, как прыгнуть в воду, бросил ржавый меч, выданный ему из городского арсенала, и избавился от перевязи и жака. Именно он единственный и доплыл до берега. Но удача недолго сопутствовала пловцу. Углубившись в прибрежные кусты, он угодил в волчью яму, где и окончил свою никчёмную жизнь, повиснув на заострённых кольях...
  В отличие от представителей городского дна душегубы, выпущенные из тюрьмы, находились под воздействием подчиняющих чар и поэтому не могли ослушаться командира, как бы им этого не хотелось. С остекленевшими глазами они бросились на два ряда ветеранов, передний прикрывался щитами, а второй выставил наперевес копья. Заклятье подчинения имеет один существенный недостаток - человек под его действием становится скорее тупым зомби, чем воином. Именно поэтому в схватках трупами зачарованных заваливали противника (если только противник при их виде не бежал в панике). Бандитам противостояли опытные бойцы, и они расправились с ними меньше, чем за минуту. Однако атака "зомби" отчасти достигла своей цели. Под заклятием подчинения человек практически не чувствует боли, так что бойцы не успели выдернуть копья, застрявшие в телах зачарованного отребья, и на них уже накатывал строй бойцов-одиночек.
  Бойцы-наёмники с обеих сторон были опытными и очень хотели жить. И те, и другие прежде всего старались уйти от меча противника, и только потом уже думали о том, как вывести его из строя. Поэтому в завязавшейся стычке, где у обеих сторон были длинные мечи и большие щиты, никто никого так и не убил.
  Капитан Брокунн снова выругался. Он прекрасно понимал, что численное превосходство его подчинённых даст о себе знать, но только где-то через полчаса, а к тому времени корабли противника уже успеют отойти от причала. Поглядев на своих бойцов, капитан решил, что настало время лучников. По его команде девятнадцать стрел легли на тетивы и мгновенье спустя устремились к цели. Отклонённые сильным порывом ветра - воздушной магией противника - стрелы одолели лишь половину расстояния до кноров и упали в воду. Стрелять в мечников противника лучники не рискнули из боязни попасть в своих, поэтому результаты и второго, и третьего залпов были теми же.
  
  ***
  Степану Григорьевичу Голушко снился сон. Он на белом коне, в золочённых латах, принимал парад. Под жовто-блакитными знамёнами стройными рядами шли колонны войск. Первыми, как и подобает благородным господам, выступали рыцари, закованные с ног до головы в железо, на могучих конях. Вслед за ними шла тяжелая конница (кирасиры), на конях поплоше и в латах подешевле, за ними - лёгкая конница. У этих всадников лат не было. Только командиры были одеты в вороненые кольчуги, прочие же довольствовались жаками, почему-то камуфляжной расцветки. Кони у всех всадников были тёмной масти, покрытые попонами цвета хаки. Ни одной блестящей детали на амуниции или доспехах, воронёными были даже наконечники копий и пик.
  За всадниками гордо шествовала тяжелая пехота, вооружённая пиками, палицами и большими щитами, частично окованными металлом, наподобие римских. Учитывая, что латники были закованы в доспехи, не уступающие обмундированию тяжелой конницы, это было грозное войско. За ними шла лёгкая пехота. Здесь были мечники, с такими же большими прямоугольными щитами, алебардисты, копейщики, а также непонятные личности, чьё вооружение, не считая длинных пик, было весьма разнообразным.
  Замыкали парадные колонны лучники. Небольшая часть из них - конные, остальные на телегах. У этих воинов, к удивлению Голушко, были длинные острые уши. Степан вначале подумал, что видит эльфов, но присмотрелся и понял, что уши фальшивые, из дерева, крепились к шлемам как знаки отличия.
  Когда Голушко решил, что парад уже завершён, появилась одинокая фигура с арбалетом, в которой он узнал Хиир. Одетая в жак, такой же, как и у остальных воинов, камуфляжной расцветки, арбалетчица вдруг подбежала к Степану, взлетела в воздух, нависла над ним, схватила его и начала трясти:
  - Капитан! Проснись! На нас напали!
  Голушко разлепил глаза - сон кончился, и началась суровая правда жизни. За спиной Хиир шёл бой. Файерболы сталкивались с ледяными глыбами. Поднятый магами ветер завывал и сносил стрелы в воду. Где-то в двадцати - тридцати метрах от тримарана его команда медленно отступала под натиском врага, приближаясь к кнорам. Позади двух шеренг из наиболее боеспособных воинов "Гвардии Валлинора", перегородивших пирс, стоял сержант Билко и ежесекундно оглядывался на пришвартованные к пирсу корабли. Всем своим видом он показывал, что если бы не поднятый магами ветер, препятствующий кораблям отойти от берега, то он давно бы уже мчался на всех парусах подальше от этого места. Остальные, менее опытные бойцы "Гвардии Валлинора", стояли за сержантом на пирсе и неуверенно переминались с ноги на ногу. Они тоже хотели бы смыться с поля боя, но видя, что их отрядный сержант, главный аферист, не бежит, пребывали в замешательстве.
  Первая мысль, посетившая господина капитана вольной роты, была забраться повыше и посмотреть, что же там происходит. Поблизости, на корме тримарана, стояла бочка, на которую Голушко и забрался. Выпрямившись во весь свой достаточно внушительный рост, капитан осмотрелся, и его посетила вторая мысль - дать дёру. К досаде Степана, бежать было некуда. Осознав это, бравый капитан осмотрелся ещё раз, и к нему пришла третья мысль, что ещё не всё потеряно. Если направить незанятых бойцов его вольной роты на два ближайших к берегу кнора и приказать им открыть огонь из арбалетов, то атака противника захлебнётся. Голушко огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил, что кроме него это сделать некому. Снурия ушла на остров и всё ещё не вернулась, а сержант Билко разрывается между подбадриванием обороняющихся бойцов с безопасного расстояния и желанием совершить ретираду, иными словами, сбежать от линии соприкосновения как можно дальше...
  Тяжело вздохнув, Степан соскочил с бочки, взял свой арбалет, не торопясь сошёл на пирс и бросил Хиир:
  - За мной.
  Подойдя к группе переминающихся бойцов, Голушко громко скомандовал:
  - У кого с собой арбалеты и стрелы, ко мне.
  Примерно половина группы подошла, после чего Степан приказал:
  - За мной, на ближний к берегу правый кнор. Остальным найти арбалеты со стрелами и на левый кнор, в подчинение Хиир!
  Недовольный ропот прошёлся по рядам оставшихся на пирсе.
  - Что стоим? - притворно ласково спросил Голушко. - Или ждете, что ваше оружие само найдётся? Хиир, в отличие от вас, арбалет не теряла, - Степан вспомнил своего сержанта, на мгновенье замолчал, чтобы набрать в грудь воздуха, и заорал:
  - Бегом - марш!
  Через пять минут возглавляемый Хиир отряд арбалетчиков перешёл на левый кнор, после чего Степан, который со своим отрядом уже стоял на правом кноре, скомандовал:
  - Заряжай!
  Дождавшись выполнения команды обоими отрядами, Голушко обернулся к капитану кнора и приказал:
  - Страви якорь так, чтобы мы отошли от причала шагов на пятнадцать, и двигай свою посудину к берегу.
  - Господин... - начал было капитан корабля, но Степан достал свою саблю и с медовой приторностью в голосе спросил:
  - Что тебе отрезать, чтобы ты выполнил мой приказ?
  Капитан кнора сглотнул и начал выполнять приказание, подбадривая свою команду пинками. Краем глаза Голушко увидел, что подобные проблемы возникли и у Хиир на левом кноре. Хиир решила проблему тем же способом, что и Степан, только вместо сабли арбалетчица достала кинжал.
  Парусность обоих судов была вполне достаточной, чтобы при том ветре, который наколдовали маги, пройти двадцать метров вдоль пирса к берегу за пару минут. Поравнявшись с напирающими подчинёнными Брокунна, оба корабля остановились, и Степан скомандовал:
  - Цельсь!
  Бойцы капитана Брокунна, как и абсолютное большинство жителей вольных городов, не знали, что такое арбалеты, но назначение их поняли моментально. Наседавшие на своих противников мечники остановились, прикрылись щитами и начали медленно отходить. Не получив от сержанта Билко команды преследовать противника, элита "Гвардии Валлинора" осталась на месте. Находящиеся за спиной отступающих мечников лучники Брокунна дали неубедительный залп по кнору, на котором находилась Хиир, дружно повернулись кругом и бросились по пирсу к берегу, едва не сбив с ног своих магов вместе с капитаном.
  Пока Хиир вместе со своими арбалетчиками и командой кнора пряталась за фальшбортом, с правого кнора по команде Голушко дали залп. К сожалению, будущий "великий полководец", ныне же капитан "Гвардии Валлинора", забыл уточнить, в кого должны стрелять его подчинённые, поэтому одна половина выстрелила в лучников, а другая - в мечников. И если первые просто не попали, то вторые попали исключительно в щиты.
  Как известно, арбалет имеет большее усилие натяжения, чем лук, что особенно заметно в случае близкой цели. Мечники, которые до этого медленно и организованно отступали, прикрывшись щитами, увидели наконечники стрел, вышедшие с внутренней стороны щитов, после чего сменили тактику и бросились в паническое бегство. Именно в этот момент сержант Билко решил, что его подчинённые сделали уже достаточно, и им пора эвакуироваться на корабли. Так что, к удивлению Голушко, спустя двадцать секунд на пирсе не осталось никого.
  Капитан Брокунн попытался остановить своих бойцов, но тут с поплавка тримарана Лутка выстрелила из кейробаллисты. Пробитый насквозь ствол дерева ясно дал понять, что настало время отступить, и чем быстрее, тем лучше. Что Брокунн и осуществил, показав пример подчинённым.
  С исчезновением лучников магам больше не было нужды поднимать ветер. Из-за фальшборта высунулась Хиир, не увидела противника и заорала:
  - Мы победили!
  ***
  - Значит, так, - произнёс капитан Брокунн, - вы платите нам сто золотых монет и мы отпускаем вашу драгоценную дочь Сну на все четыре стороны...
  - Вы говорите так, будто уже нас победили, - перебил его Голушко, - и потом, каким образом вы собираетесь покинуть остров?
  - Так же, как мы пришли сюда, - ответил Степану его собеседник.
  - А если мы вам помешаем? - хитро прищурившись, поинтересовался Голушко.
  - Можете попробовать ещё раз, - ухмыльнувшись, ответил Брокунн.
  Разговор прервался, и оба капитана вольных рот задумались.
  "В сущности, контракт я не выполнил", - мрачно подумал капитан Брокунн. "Захватить Снурию я не могу, её корабль - тем более. Стоит мне сунуться к кораблям, и стрелы выкосят оставшуюся половину роты. Интересно, кто же это придумал?" -сам себе задал вопрос Брокунн - "привязать лук к палке, и сделать на ней зажим для тетивы. А ведь у Снурии на корабле есть ещё большой лук, стреляющий копьями. Пойти вглубь острова и захватить дом этой дочери Сну я тоже не могу, ибо сил у моего противника всё же достаточно, чтобы помешать мне. Это сейчас, когда почти все оставшиеся бойцы моей роты сидят возле выхода на пирс, их новобранцы не дёргаются, потому что не могут противостоять моим ветеранам, но это при данном соотношении сил...".
  "Ну да, как же, помешаю я им уйти с острова", - тем временем думал Голушко. "Длина пролива почти два километра. Стать на якорь в проливе и ждать можно только в том случае, если точно знать, где они будут строить свой ледяной мост. Маневрировать я не смогу, потому что их маг воздуха гораздо сильнее нашей Уинди. А может, высадиться на противоположный берег и ждать там?", - прикинул Степан все плюсы и минусы данной идеи. "При передвижении по берегу их маг нам не помеха, однако придётся покинуть корабли, а значит, при ближнем бое быстро смыться у нас не получится. А хороших рубак в моей вольной роте раз, два, и обчёлся", - тут Голушко представил себе, как в его живот входит клинок собеседника, после чего мысли о рукопашном бое окончательно покинули Степана.
  - Сто золотых большие деньги, почему это вы решили, что они у меня есть? - прервав раздумья, спросил у своего собеседника Голушко.
  - Меньше, чем за сто золотых, отказаться от контракта я не могу, - ответил Брокунн и пояснил:
  - Неподкупные наёмники - это только сказки, и я должен думать о своей репутации, коллеги не поймут.
  Вновь разговор прервало тяжелое молчание. Ответить Степану было нечего, но и согласиться он не мог - таких денег у него действительно не было. Молчание высоких договаривающихся сторон становилось зловещим. Оба доблестных капитана вольных рот хотели было расплеваться и прервать переговоры, как они уже делали пяток раз до этого, но со стороны пирса донёсся странный звук, и голос Снурии произнёс:
  - Выкупать меня не надо, я сама освободилась.
  Степан резко развернулся и от удивления вытаращил глаза. В пирсе недалеко от берега открылся люк, и из него выбиралась уже третья подчинённая Снурии, а сама она, гордо улыбаясь, продолжила:
  - За своё освобождение я не дам и четвертака, но я заплачу тысячу золотых монет тому, кто сожжет, к Сну, эту проклятую Тапию!
  - А деньги-то у тебя есть? - машинально спросил капитан Брокунн.
  - Разумеется, - ответила Снурия и кивнула в сторону своих спутниц, которые в этот момент как раз доставали из лаза мешочки.
  - Сам не справлюсь, но за вознаграждение могу поспособствовать, -предложил Брокунн, он, как и всякий наёмник, прежде всего соблюдал свою выгоду, а контракт на уничтожениеТапии ему не светил, как он уже понял.
  - Не знаю, почему мой коллега сомневается в своих силах, но за такие деньги... - начал было Голушко.
  - Чтобы взять десятитысячный укреплённый город нужно как минимум столько же осаждающих, я уже не говорю про осадные машины и магов, так что даже тысячи золотых может не хватить, - пояснил свою позицию Брокунн.
  - Коллега, нас не просят брать этот город, - заметил Голушко, - нас просят его сжечь.
  - Так ты возьмешься? - перебила Снурия пытающегося что-то сказать Брокунна.
  - Да, возьмусь, - ответил Голушко, - но мне нужен задаток и деньги на накладные расходы, как минимум - сто золотых.
  - По рукам, - улыбнулась Снурия.
  Капитан Брокунн отшатнулся и сделал оберегающий жест, в этот момент его собеседница была очень похожа на изображение богини Сну, как её любили изображать в храмах семи богов.
  
  Глава 7
  
  Вино было кислым, но приятным. Степан допивал уже второй кувшин. Впрочем, пить он начал ещё с утра, а сейчас был уже поздний вечер. Напиться таким количеством при наличии хорошей закуски было сложно. На закуску жаловаться не приходилось - Степан как-никак сидел в лучшем трактире города Тулевотид.
  А город этот славился двумя вещами: во-первых, своим салом, бутербродами с которым Голушко сейчас и закусывал, предпочитая их горячему. И во-вторых, именно в Тулевотиде располагались все четыре штаб-квартиры гильдий наёмников, и находилась своеобразная биржа труда для тех работников ножа и топора, которые в гильдии не вступали, но при этом и на большую дорогу выходить не спешили.
  Заказ Степан получил, аванс - в кармане, его вольная рота, как и рота его бывшего супротивника, капитана Брокунна (теперь его заместителя) уже подновили вооружение и были готовы выступать, как вдруг...
  - Добрый вечер, господин капитан, - проворковала Снурия.
  - Добрый вечер, госпожа капитанша, - мрачно ответил Голушко заказчице.
  - Вы сейчас Диргиниуса не видели? - всё тем же приторно-сладким голосом продолжила капитанша тримарана.
  - Видел.
  -А вы не скажете, куда отправился мой драгоценный маг? - тоном богатой капризной невесты, от которой жених уже готов сбежать, вопросила Снурия.
  - Вон туда, - махнув рукой в сторону заднего двора, ответил Степан.
  Снурия торпедой рванула к двери на задний двор, а Голушко проворчал себе под нос:
  - Хоть бы раз спасибо сказала.
  После чего Степан выждал приблизительно полминуты и уже громче произнёс:
  - Алак, вылезай, она ушла, но скоро вернётся.
  Из-под стола донесся испуганный голос мага огня третей ступени посвящения, действительного члена ордена чистильщиков, младшего представителя рода маркизов Диргиниусов:
  - Она точно ушла?
  - Я отправил её на задний двор, - подтвердил Голушко, и уточнил:
  - Если поторопишься, то имеешь шанс прорваться в свою комнату с минимальными потерями.
  Диргиниуса не нужно было уговаривать дважды, он мухой метнулся по лестнице на второй этаж, как вдруг со стороны двери, выходящей на задний двор, раздался голос Снурии:
  - Алак, милый, неужели ты хочешь подготовить свою комнату к моему приходу?
  - Замуровав дверь, - огрызнулся Диргиниус и скрылся в глубине коридора.
  - Мадам, я готов предложить свои услуги! - громко обратился к ней один из капитанов-наёмников под смех окружающих
  - Я интересуюсь только магами, - игриво ответила Снурия, изобразив гримаску сожаления. - Здесь есть маги-мужчины?
  Ответом капитану тримарана послужило ускоренное отбытие нескольких посетителей из трактира.
  - Вероятно, уже нет, - грустно заметила Снурия, продвигаясь к лестнице на второй этаж. - Но ничего, и эту крепость я возьму. Алак, дорогой, я иду к тебе...
  Тут необходимо ненадолго отвлечься от зарождающегося романа между Алаком и Снурией и разъяснить некоторые местные теологические тонкости. В местном культе Семи Богов определённый период года был посвящён одному из них. Первый месяц[1] (по местному летоисчислению) называется месяцем Силы и посвящен он богу Тугеву, согласно преданию, старшему из божественных братьев, покровителю рыцарей, камнетёсов и, как ни странно, грузчиков. Тугев заботится о крупном рогатом скоте, обычно его изображают в виде быка. Чтобы угодить этому богу, многочисленные жители Натакиша (именно так назывался остров, на который судьба забросила Степана Голушко) проводят рыцарские турниры и соревнуются в поднятии тяжестей. В месяц силы нельзя забивать коров и быков и есть говядину.
  А вот во второй месяц Храбрости, месяц бога Брава, наоборот, жареную говядину очень даже уважают. Брав является покровителем простых воинов, ещё он покровительствует овцеводству и часто изображается в виде гигантского белого лохматого пса. Впрочем, баранину в этот месяц есть не возбраняется.
  Но нас сейчас интересует третий месяц бога Армастуса - месяц Любви. Армастус представляется в виде кролика с алой шерстью. Во славу этого бога натакишцы, как набожные, так и не очень, предаются любовным утехам. Благодаря проявляемому ими религиозному пылу в месяц Мудрости появляются на свет столько бастардов, сколько не рождается за весь остальной год. Не только законные супруги истово служат Армастусу. Число незамужних девиц, становящихся в месяц Мудрости матерями, достаточно велико, и вряд ли все они могут похвалиться законным происхождением своих отпрысков. Некоторые отяжелевшие девицы успевают выскочить замуж, несмотря на отчаянное сопротивление их избранников, подавляемое силами родни будущей матери. Конечно Диргиниусу, как представителю магической гильдии, можно было не опасаться, что какая-нибудь девушка, не принадлежащая к благородному сословию, с помощью своей родни потащит его для бракосочетания в храм Армастуса. Но Алаку, как и всякому другому магу, было слишком хорошо известно, что Сила, без которой невозможно творить заклинания, копится очень долго, а расходуется быстро. Причём самый быстрый способ израсходовать Силу - "помолится" Армастусу с единоверцем противоположного пола...
  
  ***
  Через некоторое время Степан взглянул на дно опустевшего кувшина, завернул в чистую тряпицу недоеденный шмат сала вместе с куском чёрного хлеба и отправился в свою комнату. Голушко поднялся по лестнице на второй этаж, прошел по коридору, достал увесистый ключ, вошёл в свою комнату и закрыл за собой дверь. И тут почти одновременно произошли два события. Во-первых, свёрток с едой выскользнул у Степана из рук, и он наклонился, чтобы его поднять. Во-вторых, в дверь, в то место, которое за мгновенье до этого загораживала шея Голушко, воткнулся стилет. "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день", подумал Голушко, отпрыгивая в сторону.
  Степан обернулся и увидел, как смазанный силуэт отделился от массивного дубового шкафа и метнулся к окну. Недолго думая, Голушко схватил стоявший на столике возле двери кувшин для умывания и запустил им в голову "тени". "Тень" вскрикнула и упала на пол.
  - Ну, и что здесь у нас? - сам себя спросил Степан, сняв небольшую лампадку со стены и зажигая от неё масляный фонарь, чем-то напоминающий керосинку "летучая мышь".
  В ответ от лежащей на полу "тени", донёсся стон. Дождавшись, пока фитиль лампы разгорится, Голушко наклонился над злоумышленником, на всякий случай держа руку на рукояти кинжала.
  "Тенью" оказался подросток, одетый в серые замшевые сапожки, такого же цвета полотняные штаны и короткую серую рубашку с длинными рукавами. Голова его была обёрнута серой тряпкой навроде тюрбана. Поставив фонарь на широкий, как небольшая кровать, дубовый подоконник, Степан встал на одно колено, вытащил кинжал и приставил его к горлу неожиданного визитёра.
  Левой рукой Голушко ощупал лежащего. В боковых карманах штанов он нашёл много интересного: связку отмычек, собственный кошелёк, в котором лежали, как он помнил, два десятка золотых монет, и хранимую в память о родине линейку закройщика. Последнее больше всего и возмутило Степана. Недолго думая, он перевернул неудавшегося воришку на спину и обшарил грудь последнего в надежде найти там ещё какие-нибудь улики.
  На довольно пышной груди карманов не обнаружилось. Зато произведённое Степаном действие вывело воришку из обморока и он, а точнее, она, залепила Голушко пощёчину.
  - Не, но ты уже вообще стыд потеряла, - пробормотал Степан, машинально поглаживая свою щёку левой рукой.
  - А чего ты меня лапаешь, козёл, - приятный девичий голос никак не сочетался с манерой речи, и Степан слегка растерялся, чем и воспользовалась воровка, продолжая напирать, - женись теперь, раз честную девушку обидел!
  У Голушко промелькнула после этой тирады мысль, что двадцать золотых не такие уж большие деньги, и если предложить их в качестве отступного...
  Затем, придя в себя, Степан почувствовал себя полным идиотом и спросил:
  - Зачем жениться, чтобы тебе в тюрьму передачи носить?
  - Меня ещё не посадили, - возмутилась воровка. - И вообще, пригласил честную девушку к себе в нумер, напал на неё, чуть не взял силой, да ты, мужик, вообще...
  - По-моему, учитывая обстоятельства, мне проще тебя прирезать, - прервал её Голушко, вдавливая кинжал ей в шею.
  - Насилуют! Помогите!!! - завизжала девица, вцепившись обеими руками в правую руку Степана и стараясь оттолкнуть кинжал от своего горла. Одновременно она пыталась ударить Голушко коленкой в пах.
  Не выдержав пронзительного визга, Степан машинально отпрянул от воровки, что та тут же использовала, чтобы вскочить на ноги и броситься к окну. В последний момент Голушко ухитрился схватить беглянку за обе штанины, но это ему не помогло, так как подпоясывающая штаны верёвка не выдержала, и мошенница рыбкой выскользнула в окно. Тут же дверь в комнату исчезла в клубах взрыва, и в комнату влетела Снурия с саблей в руках, за ней следовал Алак с файерболом. Не успел Степан прийти в себя (он всё стоял у окна, держа в своих руках серые штаны "честной девушки"), как из кустов с другой стороны улицы послышался довольный голос сержанта Билко:
  - Господин капитан, сэр, я поймал её!
  ***
  Несмотря на глубокую ночь, в главном зале постоялого двора "Капитан Самт", которому оказала честь своим пребыванием вольная рота "Гвардия Валлинора", было многолюдно. Кроме капитана Голушко, отрядного мага Алака Диргиниуса и вольной роты "Гвардия Валлинора" в полном составе, здесь также присутствовали: команда тримарана во главе со своим капитаном, маг воздуха Уинди вместе со своим коллегой криомантом Глакером, хозяин постоялого двора с супругой и парой слуг, пара десятков других постояльцев. И, конечно же, под присмотром сержанта Билко, "звезда шоу" - молодая воровка со связанными за спиной руками и без штанов.
  - Да что тут спорить?! Пустить её по кругу! - орал рядовой Бетур, размахивая над головой уже пустой пивной кружкой.
  - Да я в принципе и не возражаю, - спокойно отвечала ему Лутка, - но девочке за работу нужно будет заплатить.
  - Интересно, чья же это будет работа? - ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотал Диргиниус.
  - Действительно, - поддержал его криомант, - почему мы должны платить за её развлечения?
  - Согласна с Глакером, - произнесла, разглядывая свои ногти, молодая магичка Уинди, - лично я на баб, пусть и молоденьких, не западаю, поэтому и погнутой четвертинки не дам.
  - А с Вас, с магов, денег никто и не просит! От вас ни файербола, ни ледяной стрелы бесплатно не дождешься - пробормотал Лоурик, и спросил уже громко:
  - А почему мы ей вообще деньги должны платить? После того, как мы её эта... ей деньги уже не понадобятся.
  - А хорошие похороны с памятником из мрамора, думаешь, стоят дёшево? - возмутилась Лутка.
  - Заткнись, канонир! - возмутилась Харва, молоденькая девушка из команды тримарана, - ты нам ещё прошлый раз пыталась продать место на городском погосте. Как будто мы не знаем, что у тебя двоюродный дядя смотритель местного кладбища. И не нужно говорить о родственных чувствах! Какой ты "скромный процент" хочешь получить с похорон?
  - Да что вы, девочки, какие деньги!? - неискренне удивилась Лутка, - я просто хочу, чтобы у этой жертвы мужского произвола была хорошая могила! Вот, например, памятник из мрамора, такой весь белый, белый, а на нём...
  - А ей уже не будет всё равно, где лежать? - ядовито спросила Снурия.
  - А давайте её саму спросим, какими она хотела бы видеть свои похороны! - патетически провозгласил Глакер и тихо добавил:
  - На участии в похоронной процессии мага-криоманта, не безвозмездном, само собой, я в любом случае настаиваю.
  - Особенно если учесть, что ты единственный маг-криомант на всю округу, - возмутилась Уинди, - на метеомага, чтобы во время похорон не было дождя, также придётся потратиться.
  - И не стыдно тебе? - тихо спросил Диргиниус коллегу. - От Глакера я что-то подобное ожидал, но от тебя...
  - А что такого? - изумилась Уинди, - мне, в отличие от почти уже покойной, ещё жить и жить.
  - Извините, - робко поинтересовался Голушко, и тут же в зале постоялого двора настала тишина, - а почему её просто страже не сдать?
  - Господин капитан, сэр, но так не принято! - возмущённо проговорил Билко, пока все остальные только негодующе таращились.
  - Кем не принято, сержант? - уже с металлом в голосе спросил Степан.
  - В соответствии с уложением о наказаниях города Тулевотид, - канцелярским тоном начал Шпикэрс, - командиры вольных рот имеют право самостоятельно вершить суд на злоумышляющих против них, если задержат таковых с поличным.
  - То есть участь этой особы должен решать я? - уточнил Голушко.
  - В течение суток после того, как её схватили, - да, - всё тем же тоном ответил Шпикэрс, - а затем, если наказание не будет определено, то злоумышленника необходимо передать городской страже для справедливого суда и уплатить пошлину в размере десяти золотых на судебные издержки.
  - Поэтому мы стражу и не позвали, - объяснил Депупан, - стражники сразу деньги потребуют.
  При упоминании пошлины в Степане сразу проснулись поколения домовитых прижимистых предков, которые стали нашептывать своему нерадивому потомку, чтобы он поторопился с решением.
  - Так-так, другие мнения есть? - грозно спросил Голушко и осмотрел зал.
  - Продайте её мне в рабство... - начал было хозяин постоялого двора, но продолжить не дала супруга:
  - Я тебе, кобелина, заведу молодую рабыню, давно скалкой не получал?
  Дождавшись, когда стихнет смех, Степан спросил:
  - Ещё есть предложения?
  - Отпустите меня, пожалуйста, - дрожащим голосом и со слезами на глазах пропищала будущая жертва мужского произвола.
  - Тихо, - надавив воровке на шею, зло прошипел Билко, - тебе слова не давали.
  - А может её просто разложить на лавке, благо штанов на ней уже нет, дать полсотни горячих и вышвырнуть отсюда? - предложила Хиир.
  - Не надо, - захлюпала воровка, - я честно не буду больше.
  - Чего не будешь? - спросил кто-то из наёмников.
  - Чужое брать...
  - Как будто родители тебя этому не учили? - укорил её всё тот же наёмник.
  - Учили, да померли в прошлом году.
  - А сколько тебе лет, хм, чудо? - спросил Голушко.
  - Четырнадцать... будет.
  Тут в голове у Степана что-то переклинило, и он вспомнил, что по "самым гуманным законам" уголовная ответственность начинается именно после четырнадцати.
  - Вот что, Хиир, - велел Голушко, поднимаясь с табурета, - забирай-ка её к себе арбалетчицей, а я спать пошел.
  - Повезло тебе, девка, отходчивый у нас капитан, - сказал Билко, развязывая на своей недавней пленнице верёвки, - но учти, попробуешь сделать что-нибудь не так и...
  ***
  Ребана лежала на полу и ревела белугой. Слёзы катились в три ручья. "Почему я такая неудачница?", - не прекращая плакать, думала она. "Никто, никто в моём роду, на протяжении двенадцати поколений, не попадался! А я, как последняя дура, попалась на первом же деле! И главное, помощи от клана не дождешься! Мало того, что я не стала, по словам учителя, "обустраивать гнездо" для какого-нибудь парня из клана, сына высокопоставленных родителей, так ещё потребовала отпустить на дело, чтобы сдать экзамен и получить права подмастерья, и вдобавок этому рыжему... врезала. И вот итог, раз экзамен провалила, значит не в клане, а раз не в клане, значит никто не заступится. И ведь даже учитель не поможет, зачем ему ссорится с одним из глав ночной охоты, а после того, как я набила морду этому рыжему...".
  "Впрочем, я ещё легко отделалась", - продолжала думать Ребана, когда несколько успокоилась. "И правда, могли бы пустить по кругу. А их там мужиков сто - точно смерть, а если выживешь, то либо в омут головой, либо в петлю. Впрочем, может, я ещё зря радуюсь. Что это за арбалетчицы такие? Хорошо, если котлы чистить да одежду стирать. А может им ещё и в поле нужно мужиков ублажать, как весёлым девицам из маркитантского обоза? Хотя весёлым девицам легче, они в тепле, да под крышей. А придётся с вольниками шастать, в грязи да под дождём, так будешь их ублажать во время привала на виду у всех...", - здесь неудавшейся воровке стало себя так жалко, что она вновь заревела и пару минут вообще ни о чём не думала...
  "А впрочем, будь что будет", - решила Ребана проревевшись, свернулась калачиком и уснула.
  ***
  - Рота, подъём! - сквозь сон услышала Ребана, но вскочить её заставила не команда, а пинок под зад от Хиир.
  - Теперь ты в Гвардии Валлинора, деточка, и всё должна делать по команде! - злобно прошипела Хиир.
  У непосредственной начальницы Ребаны было отвратительное настроение и это не мудрено. После обязательной для всех бойцов вольной роты утренней зарядки все могли заниматься своими делами, как-никак месяц Любви на дворе, и только ей придётся заниматься с соплячкой, которая и арбалета-то в глаза не видела.
  Получив ещё десять пендюлей и два подзатыльника, Ребана наконец поняла, что от неё требуется. По счастью она спала одетой (брюки ей вернули перед тем, как запереть в пустой кладовке), так что одеваться за сорок пять секунд ей не пришлось.
  Выбежав на небольшой пустырь за постоялым двором, Ребана увидела всю вольную роту за исключением магов, выстроившуюся в пять шеренг рассыпчатым строем. Перед бойцами стоял господин капитан и мрачно смотрел на непонятное украшение, похожее на браслет, на своей левой руке.
  - Хиир, ты опоздала на десять минут!
  - Виновата, господин капитан! Я бы первая появилась на зарядке, но вы поручили мне эту девчонку, а она наших порядков ещё не знает.
  - Хорошо. Встать в строй!
  Хиир моментально схватила за руку Ребану и потащила её в последний ряд...
  На утренней разминке бойцы Гвардии Валлинора откровенно сачковали. Стоило господину капитану отвернуться, как все, кто оказывался вне поля зрения Голушко, моментально прекращали делать упражнения. Даже отрядный сержант хоть и покрикивал на подчинённых, но сам особо не надрывался и "давал жить" всем остальным. Орал он только на тех, кто не успевал создавать видимость тренировки, когда в его сторону поворачивался Голушко. Единственным человеком, которому пришлось полностью выкладываться, была Ребана, так как Хиир видела свою задачу не столько в том, чтобы разминаться самой, сколько в надзоре за своей подчинённой.
  Через некоторое время зарядка закончилась, как кончается всё в мире, и бойцы вольной роты строем отправились в главный зал постоялого двора, где для них уже были накрыты столы. Завтрак был простым: тарелка пшенной каши, кусок хлеба с ломтём козьего сыра и клюквенный морс. Поскольку строевая часть закончилась, вовсю начались разговоры, и, кроме того, наёмники значительно разнообразили меню за свой счёт. К несчастью для Ребаны, денег у неё не было, и поэтому она одна из всей вольной роты ела только то, что давали всем.
  Не успела Ребана проглотить последнюю ложку каши, бросая завистливые взгляды на Хиир, которая к каше так и не притронулась и пила не клюквенный морс, а вино, как их столу подошли несколько наёмников.
  - Госпожа, мы тут с ребятами хотим сходить в город, - сказал пожилой воин, от взгляда которого Ребана невольно поёжилась, - ты с нами?
  - Увы, нет, - мрачно ответила Хиир, отставив кубок с вином в сторону. -Видишь, кого мне навязали.
  - Ну, так мы без тебя тогда пойдём?
  - Идите, - ответила Хиир, тяжело вздохнув, - погуляйте там за меня.
  - Ну что, поела? - спустя пару минут спросила Хиир Ребану.
  - Да, госпожа.
  - Тогда пошли за мной.
  Выйдя из залы, сержант зашла в небольшую комнатушку и вынесла оттуда увесистый мешок.
  - Понесёшь вот это, - сказала она Ребане.
  Выйдя на пустырь, где они до этого делали зарядку, Хиир велела своей спутнице остановиться и отдать ей мешок. "Ну вот, заставит сейчас что-либо драить песком", - подумала Ребана, так как из мешка донёсся металлический звук.
  Тем временем Хиир открыла мешок и достала оттуда небольшой стальной лук, прикрученный к деревяшке странной формы.
  - Это арбалет, - произнесла она, повернувшись к Ребане, - и сейчас ты будешь учиться стрелять из него...
  Весь последующий день Ребана тихо радовалась. Ни оплеухи, полученные в процессе обучения, ни ругань Хиир не могли испортить ей настроение, потому что Ребана поняла, что арбалетчица - это не чистильщица котлов и, тем более, не шлюха...
  
  ***
  В первый день месяца Доброты вольная рота "Гвардия Валлинора" снаряжалась в путь. Отдохнувшие и посвежевшие бойцы складывали на телеги нехитрый скарб и активно обсуждали свои любовные похождения. Отяжелевшая и в связи с этим погрустневшая Лутка, прикомандированная Снурией в качестве представителя заказчика, была одной из тех, кому предпоходная суета не доставляла не малейшей радости. Двумя другими "обделёнными судьбой" были Ребана, которую "добрая" Хиир гоняла весь предыдущий месяц почём зря, да сама Хиир, которая из-за свалившейся ей на голову ученицы так и не смогла ни разу воскурить фимиам Армастусу...
  Наконец сборы были закончены, счета оплачены, и вольная рота с небольшим караваном покинула гостеприимный (для тех, у кого есть деньги ) Тулевотид через восточные ворота. Шли неторопливо. Остановки делали каждые два часа, чтобы ехавшие в караване могли освежиться. Поскольку капитан Голушко, который за символическую плату подрядился охранять караван с салом, решил не останавливаться на обед, все перекусывали бутербродами с этим самым салом. Это, конечно, нанесло некоторый урон купцу, но зато на всю дорогу ушло менее суток, даже учитывая остановку на ночлег, и уже вечером следующего дня караван входил в западные ворота города Мармор.
  Здесь "Гвардия Валлинора" рассталась с экономным купцом, который причитал, что он разорён, "всё сало съели, а что не съели, то поднадкусали", и отправилась на ближайший постоялый двор.
  Город Мармор славился своими каменоломнями, где добывался белый мрамор. Впрочем, вольная рота "Гвардия Валлинора" в нём не задержалась, она в нём как будто растворилась.
  Через три дня из южных ворот города Мармор выехал небольшой купеческий обоз. Во главе обоза, состоящего из двух десятков фургонов, ехали двое: один из них - поджарый мускулистый купец, которого можно было бы принять за наёмника, если бы не его большая окладистая борода. Судя по одежде, он был главой обоза и принадлежал к купеческой гильдии. Второй - типичный наёмник-прохиндей, непонятно как выбившийся в капитаны вольной роты. Хотя какая вольная рота, таков и капитан. При взгляде на лица дюжины бойцов, любой здравомыслящий человек решил бы, что купцу следует больше бояться не лихих людей, а собственную охрану.
  В обозе было ещё несколько примечательных личностей. Например, жена купца, которая, несмотря на постоянно мучавшую её тошноту, строила глазки едущему рядом с ней менестрелю и непрерывно восхищалась его певческими талантами. В перерывах между комплиментами она запускала руку в стоящий рядом бочонок, доставала из него солёные огурцы и с огромным удовольствием их ела...
  Менестрель был странный. Время от времени он что-то наигрывал на инструменте, очень похожем на семиструнную испанскую гитару, у которой почему-то не хватало одной струны, но при этом зорко поглядывал вокруг, отчего все путешествующие в обозе примолкали и подбирались...
  Отдельно от "сладкой парочки", но в том же фургоне, ехали две девицы. Одна из них, постарше, весьма крупной комплекции, взирала на всех с таким видом, как будто она не бедная родственница в свите купца, как можно было бы судить по её одежде, а военачальник. Младшая девушка, точнее, девочка, похожая по виду на дочь купца, смотрела на свою тётушку с такой неприкрытой ненавистью, что не заметить это мог разве что слепой.
  - Я тебе ещё покажу памятник, - пробурчала себе под нос девочка, когда фургон подскочил на очередной кочке. - Ещё посмотрим, кто кого похоронит.
  - Хватит бездельничать, - проговорила старшая, отвесив девочке подзатыльник, - назови основные типы пехотных построений в бою, которые применяют вольники...
  В следующем фургоне, не считая кучера, ехало двое. Первым был сухопарый купец, больше похожий на мастерового. Его мозолистые руки наводили на мысль о молотке, а не о счётах. Вторым был вольник, но бойцом вольной роты, несмотря на свою одежду, он не выглядел, скорее его можно было принять за купца.
  - Скажите, мастер Шпикэрс, - спросил боец вольной роты, похожий на купца, - а вы уверены, что нам нужно именно сорок мешков вашего зелья, не хватит ли трицати?
  - Не знаю, уважаемый Депупан, - ответил ему купец, смахивающий на ремесленника. - Теоретически может хватить и тридцати, но, на мой взгляд, лучше подстраховаться.
  - А вам не кажется, мастер Шпикэрс, что два золотых за мешок - это чересчур? - спросил вольник.
  - Нет, уважаемый Депупан, - ответил тот, кого называли "мастер Шпикэрс", - любое новое изобретение требует денег, И старое, кстати сказать, тоже. Если вы хотите достичь требуемого вами результата, то скупится не след, это потом уже, после испытаний, можно будет уточнить необходимое количество зелья, а пока нам требуется результат...
  
  ***
  Городские ворота закрылись перед самым носом каравана. Глава пытался уговорить стражников и даже предложил им пять золотых, за что удостоился недоброго взгляда менестреля. Но стражники были непреклонны (именно в этот день их проверял инспектор из городского магистрата, так что пять золотых были вовсе не той суммой, ради которой хранители ворот стали бы рисковать своим тёплым местом).
  - Брокуен, наверно, рехнулся, - недовольно прошептала Лутка, доставая из бочонка ещё один солёный огурчик.
  - Так-то ты отзываешься о "своём муже"? - съехидничала Ребана.
  - Прикуси свой язычок, доченька, - елейно прошипела Лутка, и уточнила:
  - А не то знаешь, что будет?
  - Ничего не будет, - фыркнула в ответ Ребана, - будешь мне угрожать - я на тебя папе пожалуюсь.
  - Какому папе? - искренне не поняла Лутка, забыв про маскарад.
  - Да вот тому папе - который рехнулся, - уточнила маленькая язва.
  - Так ты согласна с тем, что он рехнулся? - подозрительно ласково поинтересовалась "жена главы купеческого обоза".
  - А это уже пусть господин менестрель решает, - скромно ответила "любящая дочь", и ухмыльнулась, увидев, что лицо "её мамаши" перекосилось от досады.
  - В город нам сегодня не попасть, - громко произнёс "глава купцов", подъехав к первой повозке, и уже тихо уточнил, - какие будут приказания, капитан?
  - А что бы сделали настоящие купцы на нашем месте? - потянувшись, негромко уточнил менестрель.
  - Поскольку караван небольшой, - так же тихо ответил Брокуен, - то купцы переночевали бы в трактире, который как раз на такой случай стоит около ворот.
  - Который мы проехали десяток минут назад? - уточнил Голушко, беря в руки гитару.
  - В нём самом, - подтвердил подъехавший к фургону сержант Билко, изображавший капитана маленькой вольной роты, что охраняла "купеческий" обоз.
  - Тогда не будем выбиваться из обоза, - ответил Голушко, начиная настраивать свою гитару: поскольку ночлег предстоял среди посторонних людей, то он, как менестрель, должен был спеть пару песен, чтобы заработать монету-другую...
  ***
  Слоника замучили
  Клятi москалi,
  Обглоданная куриная ножка пролетела над головой Степана.
  Похилився слоник
  Хоботом к землi:
  Большое моченое яблоко, чиркнув "менестреля" по уху, ударилось в стену и разлетелось на несколько частей.
  "Прощавай же, Україно,
  Ти ж мiй рiдний краю!
  Надкусанный солёный огурец пролетел мимо лица Голушко, забрызгав последнего рассолом.
  Безневинно молоденький
  Слоник помирає! [2]
  Большой красный помидор влетел Степану точно в лоб, что помешало сыну украинского народа спеть заключительные два слова: "Гей! Гей!".
  Не обращая внимания на то, что он обтекает томатным соком, и что в него летят прочие гостинцы благодарной публики, Голушко поклонился зрителям и вышел из главного зала трактира, высоко подняв голову.
  На улице Степан быстро направился к поилкам для лошадей и, отогнав жеребёнка, начал отмываться...
  На душе сына "рiдний України" было погано. Ещё ни разу в жизни публика его не забрасывала объектами (цветами тоже не забрасывали, но он об этом как-то не думал).
  - Ну и что вы учудили, уважаемый менестрель? - с трудом скрывая улыбку, спросил Степана подошедший Алак.
  - А что, я сделал что-то не так? - уточнил Голушко, продолжая отмываться от томатного сока.
  - А вы как думаете? - ответил Диргиниус, на этот раз так и не сумев сдержать веселье. - Если менестреля публика забрасывает мочеными яблоками, то наверняка менестрель "сделал что-то не так".
  - А именно? - уточнил Степан.
  Голушко как смог отмыл голову от томатного сока и теперь с тоской смотрел на свою испорченную котту. По всему выходило, что котта стирке не подлежала и ей была одна дорога - на тряпки.
  - Видите ли, дорогой друг, - начал Алак. - Я, конечно, понимаю, что если у нас на севере говорят несколько иначе, чем на юге, а речь на востоке, в вольных городах, отличается от речи в обоих королевствах то, наверное, и у вас, в вашем мире, речь может сильно различаться. Но простая публика, которая собралась в этом трактире, такими вопросами не задаётся. И когда менестрель поёт песню, в которой никто не может понять ни одного слова, то публика реагирует именно таким образом.
  Только в этот момент до Голушко дошло, что он пел песню на украинском языке, который никто, кроме его самого, в этом мире "не разумеет".
  
  [1] Всего в местном календаре было 8 месяцев, 7 по 52 дня посвящённых добрым богам и 1 из 1 дня (в високосные годы из двух) посвящённый богине хитрости и коварства.
  [2] Слова Юрия Лысенко, известного под творческим псевдонимом Юрко Позаяк.
  
  Глава 8
  
  На следующее утро караван с уже отмывшимся "менестрелем" вошёл в ворота города Маэд, куда он не успел попасть вчера. Особенность этого большого города состояла в том, что через него проходили два тракта, соединяющие северную и южную части вольных городов. Маэд жил торговлей, и в нём были постоялые дворы всех более или менее значимых вольных городов. Именно в Маэде Голушко впервые вблизи увидел жителя Тапии, того самого города, который он подрядился сжечь.
  Произошло это вечером, когда караван уже расположился на отдых. На этот раз Степан решил не радовать публику своими вокальными данными и просто ужинал в окружении бойцов "Гвардии Валлинора", которые изображали караванщиков.
  - Мастер Брокунн, если не ошибаюсь? - спросил соседа Голушко по столу подошедший посетитель постоялого двора.
  - Да, это я, - ответил бывший капитан, а теперь лейтенант вольной роты, подделывавшийся под купца.
  Нисколько не смутившись, что он обратился не к тому, посетитель перевёл свой взгляд на Брокунна и продолжил:
  - Насколько мне известно, мастер Брокунн, Ваш караван идёт на юг?
  - На юго-запад, если быть точнее.
  - Это даже лучше.
  - Кому?
  - Нам обоим.
  - В смысле? - не понял Брокунн и внимательно посмотрел на своего собеседника.
  Лжекупец сразу же понял, с кем их столкнула судьба. Небольшая шапочка, внешне напомнившая Степану узбекскую тюбетейку, коротко стриженые волосы, за исключением косички до плеча, свисающей с левого виска. Длинный полосатый халат с широкими рукавами, подпоясанный дорогим поясом с узором в виде семиконечной звезды.
  Самым сложным моментом в плане Голушко было проникновение в Тапию, которое не вызывало бы ненужных подозрений. Жители города Тапии в большинстве своём принадлежали к секте семикустников и чужестранцев не жаловали. Можно было бы войти под видом купеческого каравана, как это и планировал первоначально Голушко, но все равно оставалась вероятность привлечь внимание тайной стражи города. Лучше всего было бы попасть в Тапию по приглашению кого-нибудь из купцов-семикустников. В этом случае за ними тоже будут приглядывать, но не так рьяно. И вот удача сама шла в руки...
  Через три часа после того, как Сууутту (именно так звали купца-семикустника), закончил свою беседу с Брокунном, Голушко понял, что те четыре дня, которые продлится дорога от Маэда до Тапии, будут насыщены велеречивыми и длительными разговорами. Забегая вперёд, можно сразу сказать, что Голушко не ошибся...
  ***
  Под конец первого дня путешествия случилась неприятность. Уже смеркалось, когда у одного из фургонов купца-семикустника отвалилось колесо.
  - И чего сидим? - спросил подъехавший к потерпевшему аварию фургону "капитан" Билко.
  Возница, также семикустник, ничего не ответил, а подъехавший на лошади Сууутту объяснил:
  - Согласно нашей вере дни сменяются с закатом, и именно сейчас наступил день верхней ветви великого куста.
  - И? - не понял Билко.
  - В этот день запрещается работать. В порядке исключения тем из нас, кто оказался в дороге, можно править лошадью, но вот чинить фургон уже нельзя.
  - А разве это проблема? - спросил подошедший Степан. Голушко прекрасно понимал, что если они не двинутся в течение получаса, то ночь застанет их в пути, и им придётся остановиться в лесу, а не в уютном трактире. Поэтому он предложил:
  - Давайте мы вам починим фургон.
  - Что вы, что вы, - ужаснулся Сууутту, - по заветам наших предков мы не можем ездить на фургонах, которые собрали чужеземцы...
  - Но ведь мы не собираемся собирать фургон, - удивился Степан, - мы только его починим.
  - Увы, - тяжело вздохнув, ответил семикустник, - чтобы я смог пользоваться этим фургонам, после того как вы его почините, наш мастер должен будет его разобрать и собрать...
  
  ***
  Утро следующего дня началось с заунывных молитв семикустников. Последователи официальной религии города Тапии распевали молитвы около четырёх часов, причём весьма немелодично. После этого, наскоро перекусив чищеными орехами, последователи золотого куста расселись кружком вокруг Сууутту, который достал книгу и начал читать на редкость нудным голосом, вгоняющим в сон:
  - В начале был куст. Он ещё не был великим кустом, но семя его летало во вселенной... - читал Сууутту своим единоверцам, а все остальные разбрелись кто куда, лишь бы не слушать эту тягомотину. - И захотел великий куст...
  Степан поймал себя на том, что начал клевать носом, встал и с удовольствием потянулся, чем заслужил неодобрительные взгляды последователей религии великого куста.
  - ... создать нечто, - продолжил чтец-семикустник, - и отрастил он корень свой в пустоту, и напитался он в пустоте соком великой бездны...
  Голушко, поняв, что у него от голода бурчит в животе, достал из холщового свёртка краюху чёрного хлеба, кусок сала и чеснок, и начал готовить себе бутерброды. Запах сала с чесноком донёсся до внимающих великому слову великого куста, и они нарочито поморщились, но по голодным взглядам на нехитрую снедь Степана чувствовалось, что они бы охотнее вкушали пищу земную, нежели духовную.
  Один Сууутту, вставший, в отличие от остальных, спозаранку и заправившийся колбасой ещё до рассвета, как ни в чём ни бывало продолжал бормотать:
  - ... И отрастил великий куст первую ветвь свою, и расцвели на ней два цветка, и были сии цветки...
  Смачное хрумканье прервало повествование про великий куст.
  - Господин менестрель, - оторвался от книги Сууутту, - не могли бы вы грызть свой чеснок где-нибудь в другом месте?
  - Разумеется, мастер Сууутту, - пожав плечами, ответил Степан и, собрав в мешок свою снедь, двинулся подальше от круга семикустников...
  
  ***
  Спозаранку следующего дня семикустники развили бешеную энергию. Быстро заменив колесо, и не дав никому позавтракать, они потребовали, чтобы обоз немедленно двинулся дальше. На робкие возражение путешественниковСууутту отвечал, что время дорого, они и так уже на сутки отстают от графика...
  Обоз вошёл в город Суитсу с последними лучами солнца, еле успели до закрытия ворот. Уже в потёмках добравшись до постоялого двора, все мечтали только о том, чтобы перекусить и выспаться, но не тут-то было - мест на постоялом дворе не оказалось.
  - Табачная ярмарка, - пояснил ситуацию Диргиниус и, строго обведя взором бойцов вольной роты под видом обозников, предупредил:
  - Только не вздумайте курить внутри городских стен! В Суитсу, несмотря на то, что основным источником его дохода является табак, курить строго-настрого запрещено, и всех нарушителей продают в рабство на табачные плантации.
  - Алак, - обратился к магу Голушко после того, как все разошлись устраивать лагерь внутри частокола на пустыре около постоялого двора, за что его хозяин содрал с каравана целых три шкела, - а почему хотя в городе табачная ярмарка, в нём запрещено курить?
  - Да просто у глав магистрата, которые являются очередными потомками местного пророка, как когда-то и у самого пророка, табачный дым вызывает страшный кашель и жуткую сыпь по всему телу, - ответил Диргиниус. - Вот пророк в своё время и запретил курить табак, а его преемники поддерживают данный запрет.
  
  ***
  Несмотря на то, что курить в городе Суитсу было категорически запрещено, Степан не смог отказаться от употребления никотина. Впрочем, табак он не курил, он его нюхал. Впрочем, даже это невинное занятие вышло Голушко боком, так как некий не в меру ретивый блюститель нравственности, после того как застукал Степана за этим занятием, прочёл нудную проповедь о вреде табака, а потом позвал стражу. Наряд охранителей спокойствия граждан оказался таким же падким на деньги, как и везде, и Голушко удалось разойтись полюбовно с блюстителями порядка всего за три золотых. Десятник стражи взвесил в руке, внимательно осмотрел при свете факела и укусил каждую монетку, после чего счел, что нюхать табак и курить его не одно и то же, и под возмущённые крики бдительного гражданина удалился.
  
  На следующие утро обоз отправился рано, сразу после открытия ворот. Степан долго вздыхал по поводу непредвиденных расходов (четыре золотых, из них только один ушёл на табак). Как только обоз выехал за ворота, "господин менестрель" сразу же достал трубку, набил её табаком и закурил. Спустя пару минут обоз догнали верховые под предводительством "капитана" Билко.
  - Господин менестрель, сэр, мне кажется, вы это обронили - произнёс Билко, доставая из кошелька, подозрительно похожего на кошелёк "ночного моралиста" четыре золотых монеты.
  - Как говорил их пророк, - наставительно сказал Голушко встревоженному Диргиниусу, убирая золотые в свой кошель, - праведникам воздастся на том свете, а остальным, значит, на этом. Мы не праведники, так что приходится подтверждать слова пророка теми делами, которые ему угодны.
  - Погони не будет? - тяжело вздохнув, спросил Алак у Билко.
  - Нет, господин маг, мы чисто сработали, - пять трупов и ни одного свидетеля.
  Окончания Голушко предпочёл не услышать, усиленно раскуривая и без того дымящуюся трубку...
  
  ***
  До вечера обоз двигался по полузаброшенному тракту. На ночь пришлось расположиться под открытым небом, так как по дороге путники обнаружили вместо старого трактира пожарище. Ни попутного, ни встречного движения на тракте не было.
  Ночь прошла спокойно, и с рассветом обоз двинулся дальше. К вечеру на горизонте показались развалины города. Сунния, догадался Голушко, но, посмотрев на ехавшего рядом с ним семикустника, предпочёл не оглашать свои мысли вслух.
  В отличие от Степана, Сууутту, напротив, повеселел и начал рассказывать о преимуществах веры тапийцев и их образа жизни. Из его слов следовало, что все величайшие открытия и изобретения совершались исключительно семикустниками...
  На ночлег обоз остановился среди руин города. Быстро собрав фургоны в круг, и разведя костёр, обозники приготовили себе поздний ужин, перекусили и без разговоров улеглись спать, предварительно выставив охрану. Вид некогда процветающего города, теперь обращённого в руины, производил тяжёлое впечатление на часовых, и они больше сидели возле костра, чем смотрели по сторонам. "Капитан" Билко, который проснулся, чтобы проверить посты, сделал часовым втык, но только и смог добиться, что охрана села спиной к огню...
  Первая половина ночи прошла спокойно. Однако, когда непроглядная темень сменилась ещё едва различимой в это время предрассветной дымкой, раздался душераздирающий крик, полный боли, и из-за уцелевшей стены какого-то большого здания выбежал один из семикустников. По его левой щеке стекала кровь и капала на одежду, вся левая половина лица была буквально располосована от виска и до подбородка.
  Семикустник не успел добежать до фургонов всего пару шагов, как арбалетная стрела вошла ему точно под левую лопатку, так что в круг фургонов упало уже мёртвое тело.
  - К оружию! - заорал один из часовых. - На нас напали!
  Но не успел ещё полуразбуженный обоз что-либо предпринять, как из темноты спокойно, не торопясь, вышла Ребана и громко произнесла:
  - Отбой боевой тревоги!
  От этой команды, которой в своё время безуспешно пытался научить бойцов "Гвардии Валлинора" Голушко, обозники из числа вольной роты растерялись окончательно, и один из них даже уронил своё копьё. Древко копья задело полупроснувшегося "господина менестреля", который вначале выругался, затем сел, потянулся и спросил:
  - А что происходит?
  - Сейчас узнаю, господин менестрель, сэр, - ответил Билко и спросил:
  - Ребана, Сну тебя подери, что происходит?
  - Господин капитан, - вытянувшись в струнку, ответила Ребана, - из-за неправильной оценки ситуации караулом была отдана ложная команда о боевой тревоге, и поскольку на обоз никто не нападал, я её отменила.
  Несколько обалдев от такого ответа, Билко что-то промычал, а затем, взяв себя в руки, неуверенно спросил:
  - А кто убил этого?
  - Во время задержания подозреваемого последний оказал сопротивление и был убит при попытке к бегству, - казённым голосом ответила девчушка.
  Этот ответ окончательно вверг господина капитана в прострацию, и только менестрель, который в своей жизни сталкивался с подобной манерой разговора, спросил:
  - Подозреваемого в чём?
  - В покушении на изнасилование.
  - Кого? - не понял Голушко.
  - Меня, - ответила Ребана, чуть смутившись и слегка покраснев.
  - Да кто на тебя позарится-то, - ехидно заметил слегка пришедший в себя Билко, - мужик не собака, чтобы на кости бросаться.
  - Но он же семикустник, а они все... - начала было отвечать Ребана, но её перебил Сууутту:
  - Так ты признаёшь, что убила?
  - Это не убийство, - железным тоном обрубила Ребана, и пояснила: - Подозреваемый застрелен при попытке к бегству.
  На полминуты весь обоз затих, слышно было только фырканье лошадей. Затем, поняв, что ему уже не удастся заснуть, Степан встал и начал разбираться в ситуации. Попытки Сууутту возразить, что менестрель не является главой обоза, провалились по причине численного превосходства бойцов вольной роты "Гвардия Валлинора" над семикустниками.
  А произошло следующее. За ужином Ребана пожадничала и выпила целых три чашки отвара из урюка и сушеных яблок. Поскольку "господин менестрель" в отличие от большинства капитанов вольных рот питался вместе со своими подчинёнными, он разорился на большой запас сахара, а Ребана была сладкоежкой. К середине ночи Ребане пришлось подняться и выйти за охраняемый контур обоза. Вслед за ней выскользнули и два семикустника, но девочка на них внимания не обратила и отправилась по своим делам за стену разрушенного здания...
  Внезапно кто-то закрыл ей рот и схватил за грудь. Семикусник, который держал её сзади, не сразу понял, почему его товарищ завопил не своим голосом и отскочил от девочки. А это Ребана полоснула его ножом по лицу. Через мгновенье она уже перехватила нож и ударила им по запястью руки, которая закрывала ей рот.
  Семикустник всё ещё держал девочку одной рукой, и та, вместо того, чтобы заголосить, резко дёрнулась, повернулась вправо, перехватила нож в другую руку и вогнала лезвие клинка в шею семикустнику. Последнее, что увидел захлёбывающийся своей собственной кровью насильник, был арбалет, который его несостоявшаяся жертва спокойно подобрала с земли и направилась в сторону обоза, по пути оттолкнув тело ногой...
  Пока Степан разбирался со всем произошедшем, среди семикустников разгорелся спор, во время которого Сууутту открывал священную книгу и цитировал из неё куски.
  - ...Великий куст учит нас, - благоговейно произнёс Сууутту и начал читать:
  - ...Но если кто будет врагом ближнему своему и будет подстерегать его, и восстанет на него, и убьет его до смерти, и убежит в один из городов внешних, то старейшины Тапии должны послать, чтобы взять его оттуда и предать его в руки мстителя за кровь, чтоб он умер; да не пощадит его глаз твой; смой с Тапии кровь невинного, и будет тебе хорошо.
  Лязг мечей, покидающих ножны, раздался вокруг семикусников. Первый из них, кто увидел это, тут же закричал:
  - Братья, братья - это не подходит!
  - Почему не подходит? - удивился не въехавший в обстановку другой семикустник.
  - Потому что не девица подстерегала, а её подстерегли! - с жаром ответил первый, косясь на обнажённые кленки. - Кроме того, данная девица некуда не сбегала, и мы точно не знаем, можем ли мы считать кровь нашего брата невинной...
  - Это да, - согласился оторвавшийся от книги Сууутту, мгновенно оценив ситуацию, а главное - количество семикустников и их возможных противников. В результате он моментально пришел к выводу, что данный отрывок никак не подходит под ситуацию, во всяком случае, пока обоз не придёт в Тапию, где им смогут оказать помощь городские стражники.
  Лихорадочно перелистывавший страницы книги Сууутту вдруг остановился и начал читать дрожащим голосом:
  - ...И увидишь между пленными женщину, красивую видом, и полюбишь ее, и захочешь взять ее себе в жены, то приведи ее в дом свой, и пусть она острижет голову свою и обрежет ногти свои, и снимет с себя пленническую одежду свою, и живет в доме твоем, и оплакивает отца своего и матерь свою в продолжение месяца; и после того ты можешь войти к ней и сделаться ее мужем, и она будет твоею женою; если же она после не понравится тебе, то отпусти ее, куда она захочет, но не продавай ее за серебро и не обращай ее в рабство, потому что ты смирил ее.
  - И что, вы уже всех нас взяли в плен? - поигрывая саблей, ехидно спросил Голушко.
  - К тому же ни один из них не стал моим мужем, - чуть покраснев, заметила Ребана.
  - Что значит - один из них? - удивилась Хиир, оторвавшись от своего арбалета.
  - Да там второй, за стеной лежит, - махнув в сторону развалин, ответила Ребана.
  - Ну, ты даёшь, девочка моя, - пробурчала себе под нос Лутка, глядя, как семикустники начали недоумённо переглядываться, сообразив, что ещё одного из них не хватает.
  Тем временем Сууутту ещё быстрее стал перелистывать книгу, наконец, нашёл в ней заинтересовавший его отрывок и начал читать:
  - ...Если будет молодая девица обручена мужу, и кто-нибудь встретится с нею в городе и ляжет с нею, то обоих их приведите к воротам города, и побейте их камнями до смерти: отроковицу за то, что она не кричала в городе, а мужчину за то, что он опорочил жену ближнего своего; и так истреби зло из среды себя. Если же кто в поле встретится с отроковицею, обрученною и, схватив ее, ляжет с нею, то должно предать смерти только мужчину, лежавшего с нею, а отроковице ничего не делай; на отроковице нет преступления смертного: ибо это то же, как если бы кто восстал на ближнего своего и убил его; ибо он встретился с нею в поле, и хотя отроковица обрученная кричала, но некому было спасти ее. Если кто-нибудь встретится с девицею необрученною, и схватит ее и ляжет с нею, и застанут их, то лежавший с нею должен дать отцу отроковицы пятьдесят шкелов серебра, а она пусть будет его женою, потому что он опорочил ее; во всю жизнь свою он не может развестись с нею.
  Вот тут-то собрание семикусников возмутилось по-настоящему. Всё дело было в том, что, согласно их традициям, если кто-то из обоза умирал, то его имущество делилось на всех, а отдавать пятьдесят шкелов чужакам им не хотелось...
  - Вы слышали братья, чему великий куст учит нас, - сурово произнёс Сууутту, чем заставил остальных семикустников замолчать. - Данная девица не обручена, но в тоже время и ни один из наших заблудших братьев не лёг с нею, значит, священный куст ничего не говорит о том, что нам делать дальше. Поэтому я спрашиваю вас, мои собратья, как нам быть...
  В конечном итоге уже под утро собрание семикустников постановило, что претензий по поводу убиенных к девице нет, но и денег отцу данной девицы не заплатят, и, кроме всего прочего, мёртвые жениться не могут по определению. Сууутту даже свою священную книгу захлопнул с таким грохотом, как будто таким образом хотел утвердить это решение...
  Поскольку ночь уже прошла, все начали собираться, чтобы двигаться по тракту дальше. Уже перед самым выходом Диргиниус отозвал Голушко в сторону и спросил:
  - Ты думаешь, этим всё закончится?
  - А почему нет? - удивился Степан, - ведь решение вынесено.
  - Вынесено простыми семикустниками, но по прибытии в Тапию их старейшины могут и передумать.
  - И что ты предлагаешь?
  - Да так, есть одна идейка...
  ***
  Поздно вечером, спустя два дня после вышеописанных событий, обоз подошёл к стенам города Тапия. Городские ворота были уже закрыты, так что обозу пришлось повернуть обратно к пригородному трактиру, где путешественники и заночевали.
  Утром, несмотря на то, что Сууутту растолкал всех ни свет, ни заря и заставил двигаться к воротам города, даже не позавтракав, в очереди они оказались пятыми и прошли через ворота только к полудню.
  Степан Голушко был новичком в этом мире, но ему уже неоднократно приходилось посещать различные города, и он привык к тому, что досмотр обозов происходит быстро и весьма поверхностно. Именно поэтому он сильно удивился, когда выяснилось, что тапийские стражники выполняют свои обязанности с параноидальной скрупулезностью - вытаскивают из фургонов все тюки и проверяют их иногда по три раза каждый.
  "Совсем как наша таможня шмонает туристов", - подумал Голушко.
  Следующим неприятным открытием для Степана стало то, что в Тапию запрещено было ввозить сало. На этом фоне запрет на ввоз раков, рыб без чешуи и червивых яблок казался просто лёгким недоразумением. Ещё Голушко совсем не понравилось, что в Тапии была разрешена работорговля, и пока их в третий раз перетряхивали стражники, мимо обоза прошёл караван с рабами.
  - Неужели священный куст позволяет чадам своим обращать друг друга в рабство? - с ехидцей спросила Хиир у Сууутту, на что последний ответил, как само собой разумеющееся:
  - В мире живут не только чада великого куста, но и те, кто не принимает его милость, а потому мы можем делать с ними, что угодно.
  - Мы уже в курсе, - заметила на это Ребана, поглаживая рукоять кинжала, висящего у неё на поясе.
  Наконец стражи закончили досмотр вещей чужеземцев и приступили к фургонам своих соплеменников. Вот тут-то их и ждала немыслимая удача - в фургоне Сууутту под тюками с тканью был обнаружен мешок с салом.
  - Господа, это не моё, - завизжал Сууутту и указал на Голушко, - это он, проклятый чужеземец, мне подбросил!
  - У меня всё запрещённое вы только что уже забрали, - покраснев от злости, сказал Степан повернувшимся к нему служителям порядка, - как я мог что-то ему подбросить?
  - Разберёмся, - ледяным голосом сказал старший и продолжил перетряхивать имущество Сууутту и его компаньонов.
  В фургоне Сууутту больше ничего не нашлось, зато в следующем фургоне кроме тайника, в котором находились золотые монеты, был обнаружен ещё один тайник, в котором находилось около десятка деревянных выкрашенных красной краской кроликов.
  Увидев это, владелец фургона упал на колени, разорвал на себе одежду, посыпал главу дорожной пылью и, вырывая волосы, начал всхлипывать и причитать, что вёз в тайнике совсем другой товар, а противных кусту идолов ему подбросили злобные язычники...
  Тем временем досмотр продолжался. В тайниках ещё двух фургонов было найдено: шесть колец кровяной колбасы, около килограмма жареных в масле пауков и скорпионов, двадцать вяленых змей и одно червивое яблоко.
  - Ну, колбаса - это понятно, - ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Степан, - кузнечики, скорпионы и змеи - это на любителя, но тоже понятно, а вот зачем яблоко?
  - Признаёшь ли ты, Сууутту, сын Сууухху, что участвуешь в заговоре вероотступников, которые на своих противных кусту сборищах поедают запрещённое и славят демонов языческих... - грозным голосом начал начальник стражников.
  - Не-ет! - с отчаяньем завопил Сууутту и упал на колени.
  - Взять его!..
  
  Глава 9
  
  - Скажи, Ребана, - озираясь по сторонам, тихо спросил Голушко, - а что за товар лежал в тайнике того несчастного, которому ты подсунула этих красных кроликов, кстати, где ты их раздобыла?
  - Кроликов я купила, впрочем, мне их продали как зайцев, а красными они стали после того, как я смазала их вишнёвым соком, - ответила Ребана. - В тайнике у него лежала солёная стерлядь, её семикустникам есть почему-то нельзя. И эта стерлядь ждёт нас в трактире за городом - хозяин разрешил положить её в погреб за два медяка...
  - А золото ты всё-таки не нашла, - заметил Степан тоном учителя, который придирается к любимой ученице, чтобы та не расслаблялась.
  - Разумеется, нашла, - слегка улыбнувшись, ответила Ребана тоном профессионала, разговаривающего с дилетантом, - но получилось бы странно, если бы пропало всё золото, а так... исчезновения десятой части никто не заметил.
  - Ладно, будем считать, что с первым заданием ты отлично справилась, - сказал Голушко и, увидев знакомую фигуру, ускорил шаг.
  Алак Диргиниус ждал их, как об этом заранее и договаривались, на углу кузнечной улицы. При входе на кузнечную улицу, как и на все другие, за исключением улицы, ведущей в квартал постоялых дворов, стояли шлагбаум и будка со стражником. Все входящие и выходящие, въезжающие и выезжающие должны были предъявлять особый медный жетон с изображением семиконечной звезды, которая символизировала куст с семью ветвями - знак семикустников. Несколько посетителей предъявили стражнику серебряные жетоны, а один - даже золотой.
  - Ну, как прошло? - спросил Диргиниус, протягивая Голушко руку для рукопожатия.
  - Отлично Алак, - усмехнувшись ответил Степан, - но они же сами везли контрабанду, так что нам необязательно было жертвовать салом и подбрасывать кроликов.
  - Всего сала не съешь, господин капитан, - ответил отрядный маг, - а с кроликами получилось очень удачно - об этом весь рынок с утра болтает.
  - Как думаешь, их за это сильно накажут? - спросил Голушко.
  - В лучшем случае всыпят десятка два плетей и взыщут штраф, в худшем - изгонят, - равнодушно ответил Диргиниус. - Со своим коллегой я вчера встречался. У него этот город уже в печенках сидит.
  - Поможет? - спросил Степан.
  - Разумеется, но небескорыстно, - ответил маг, и уточнил:
  - Сто золотых и пятая часть от добычи.
  - Какой добычи? - удивился Голушко, - мы же не будем захватывать Тапию.
  - Мой коллега из рода куинов, и хотя он давно занимается магией и близких родственников, имеющих влияние в храме, у него не осталось, он знает множество тайн, в том числе, где расположен выход из тайного хода, - пояснил Диргиниус.
  - Алак, а ты ему вообще доверяешь? - спросил Степан и пояснил:
  - Какой смысл отпрыску знатного рода, заметь, не портовому грузчику, предавать свой город?
  Он не слишком распространяется на этот счёт - ответил Диргиниус, - Но я слышал, что он женился на иноверке, и по тапийским законам должен быть изгнан, а его имущество конфисковано. И поговаривают, что кое-кто из тапийских жрецов начинает поглядывать в его сторону слишком пристально. Кстати, он уже вывез почти всё своё имущество. Наше вмешательство ему только на руку.
  
  
  ***
  Рыночная площадь города Тапии Голушко не впечатлила - она была даже меньше крытой ярмарки в Лужниках, точнее, даже меньше её половины, и, конечно, не шла ни в какое сравнение с "Черкизоном" - на "Черкизоне" могло разместиться две Тапии. Впрочем, по меркам мира, где сейчас находился Степан, рынок города Тапии был большим. Не считая загона для скота, помоста для рабов и эшафота, на рыночной площади размещались более тысячи лавок. Некоторые из них были совсем крошечными, и состояли всего лишь из маленького столика и табуретки, на которой сидел продавец. Другие же - вполне большие павильоны, чем-то похожие на минимаркеты из родного мира Голушко, некоторые из них, судя по всему, наиболее успешные, имели второй этаж. Но абсолютное большинство лавок представляли нечто среднее между цветочным ларьком и табачным киоском...
  Первым делом Степан изучил оружейный ряд. Ничего необычного, кроме явно завышенных цен, он там не обнаружил. Те же копья, мечи, кольчуги, что он уже видел и во всех остальных вольных городах, от классического средневекового оружия всё это многообразие колюще-режущих предметов отличалось только тем, что в Тапии, как и во всех остальных вольных городах, сталь явно вытеснила железо...
  Затем Голушко зашёл прицениться в тот ряд, где торговали пряностями. Корица, как и везде, стоила дорого, а вот красный перец - основной предмет поисков - был достаточно дёшев. Договорившись о покупке пяти мешков самого острого перца, Голушко вместе с сопровождающими его магом и воровкой отправился дальше побродить по рынку уже без всякой цели.
  Был ли в том перст судьбы, или просто "звёзды так сошлись", но приблизительно через полчаса они вышли к помосту для продажи рабов и эшафоту. Большинство рабов уже были проданы, и только один болезненного вида старик так и не обрёл своего нового владельца. Однако толпа не расходилась. Из здания городского суда, по совместительству являвшегося и тюрьмой, вышел невысокий человек в сопровождении десятка стражников и бодрым шагом направился к эшафоту. Поднявшись по крутой лестнице, чиновник развернул длинный свиток начал громко читать вслух:
  - Сегодня в 18 день четвёртой ветви одна тысяча сто девяносто четвёртого года от основания Тапиителесному наказанию подлежат еретик Сууту со товарищи - по двадцать пять плетей каждому, также на виновных налагается штраф в сто золотых монет, а затем преступники изгоняются из города...
  В толпе раздался одобрительный гул и женские смешки...
  - Также подлежат наказанию...
  - Пошли отсюда, - сказал Голушко, обращаясь к Диргиниусу.
  - Ну уж нет, господин менестрель, - перебила Степана Ребана, - я хочу посмотреть, как эти святоши испробуют на себе своё собственное лекарство.
  - Хорошо, - со вздохом согласился Голушко, а тем временем чиновник продолжил:
  ● Также приговаривается к погребению заживо девица Ноли, которая, будучи продана за долги отца своего благородному господину Местостосу, не смирилась со своей участью, и когда благородный господин возжелал познать её, убила его. Приговор городского суда окончательный и обжалованию не подлежит, однако, согласно завету Великого Куста, ежели кто выплатит городскому совету десять золотых, то может забрать указанную рабыню и пользоваться ею как её хозяин... - чиновник перевернул двумя руками большие песочные часы, которые стояли на помосте, и продолжил:
  - В случае, ежели упомянутую рабыню по истечении отмеренного времени никто не купит, приговор будет приведён в исполнение...
  - И какой же дурак купит такую рабыню? - под смех окружающих заметил один из богато одетых тапийцев. Был он в жёлтом с красными полосками халате и пришёл на рыночную площадь явно с целью проведения культурного досуга - просмотра казни.
  - Холощёный, вроде тебя, - под ещё более громкий смех ответил ему ремесленник-тапиец в весьма скромной коричневой тунике.
  - Что же, в таком случае у нас есть шанс узнать, кого в нашем городе выхолостили, - глубокомысленно заметил ещё один тапиец из толпы, судя по виду - горожанин среднего достатка.
  - А зачем кастрату рабыня? - спросили из толпы, Голушко не смог разглядеть, кто.
  - Работать заставит, - всё так же глубокомысленноответил горожанин среднего достатка в синем плаще, - рабы - они, знаешь ли, иногда работают.
  - Там, где работают рабы, толку нет! - с вызовом произнёс ремесленник в коричневой тунике, он, судя по виду, уже хотел разродиться речью, но тут же его перебил горожанин в жёлтом с красными полосами халате:
  - Тебе видней, ведь Великий Куст определил тебе назначение работать руками, - несмотря на всю, на первый взгляд, благовоспитанность речи, всем было ясно, что богатенький издевается - физический труд у семикустников считался позором, недаром куинам, самым уважаемым членам общества семикустников, запрещалось самостоятельно даже выносить мусор из своего дома...
  Пока вокруг разгорался спор, нечто среднее между богословским диспутом и профсоюзным митингом, Голушко размышлял. С одной стороны, ему было ужасно жаль несчастную девочку, которой на вид не было и четырнадцати, и поэтому юридические струны души Степана требовали её выкупить. С другой стороны, деньги, выделенные Снурией на накладные расходы (именно так Голушко мысленно называл операцию по поджогу города, что поделаешь, мать его воспитала очень законопослушным, и он по-прежнему оставался таковым где-то в глубине своей бездонной души) заканчивались. А платить из своего кармана, пусть даже для того, чтобы восторжествовала справедливость, Степан, как истинный сын "ридной окрайны", категорически отказывался.
  На рыночной площади было весело, все ждали начала "культурного мероприятия" (казни) и убивали время до её свершения, как вдруг около помоста громко раздался звонкий девичий голос:
  - Я покупаю!
  На рыночной площади установилась гробовая тишина. Приблизительно через полминуты чиновник, объявлявший приговор, подобрал отвисшую челюсть и насмешливо спросил:
  - А у тебя есть десять золотых?
  - Ну да, - ответила Ребана и протянула к чиновнику правую руку, в ладони которой поблёскивали солнечным светом десять монет.
  - А твои папа с мамой знают, что ты собираешься потратить такую сумму?- придя в себя от шока, спросил чиновник.
  - Да, папа - купец, мы недавно приехали в ваш город, он мне сам эти деньги дал, чтобы я купила себе на день рождения какую-нибудь безделушку, - прочирикала Ребана, пока Голушко стирал со лба пот. Он только сейчас понял, что девчушка, отданная под опеку Хиир, будет следовать заветам своей учительницы.
  - Вот я подумала, что рабыня - это лучшая безделушка.
  Чиновник несколько раз попытался что-то сказать, но только открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыбина. Придя в себя, он спросил:
  - Милая, ты разве не слышала, что она - убийца? Неужели ты не боишься, что она тебя тоже...
  - А меня-то за что? - удивилась Ребана, - я же ведь не мужчина...
  Чиновник хотел ещё что-то сказать, но хохот покрыл рыночную площадь, как прибой во время прилива покрывает прибрежную отмель.
  Отсмеявшись вместе со всеми, чиновник виновато улыбнулся и сказал:
  - Всё это, конечно, хорошо, но твой папа может подтвердить твои слова?
  - Разумеется, нужно только послать в постоялый двор "Гусиная печень" и мой папа придёт сюда, чтобы подтвердить мои слова, - начала было Ребана, но увидев тень сомнения, набежавшую на лицо собеседника, быстро поправилась, и, указав на Голушко, сказала:
  - Вот господин менестрель, он едет в нашем обозе и иногда приглядывает за мной, вот он всё подтвердит.
  - Вы подтверждаете слова этой особы, господин менестрель? - грозно спросил чиновник.
  - Да, разумеется, - ответил Степан, думая о том, что затеряться в Тапии теперь будет уже не суждено никогда - каждая собака узнает его в лицо.
  - Ну что же, тогда займёмся формальностями, - сказал чиновник и приступил к делу...
  Пересчитав (три раза!!!) деньги, чиновник попросил Ребану расписаться на восьми листах, а затем все отправились в магистрат для оформления купчей. До магистрата идти было недалеко, а вот в оплоте городской бюрократической власти походить из кабинета в кабинет пришлось. Очень быстро (не прошло и пяти часов) почти все подписи были проставлены. Покупатели прошли в небольшую комнатку, где за конторкой сидел ещё один представитель государственной власти. Увидев посетителей, он замахал руками и буквально простонал:
  - Рабочий день окончен, приходите завтра.
  Вместо ответа Голушко, которому хождения по чиновничьим кабинетам надоели ещё по прошлому опыту, молча положил два шкела на край конторки.
  - Два шкела живому не дают! - возмутился чиновник.
  Степан пожал плечами и убрал один шкел обратно в кошелёк.
  - С другой стороны, - многозначительно сказал чиновник, - я почти что умер, - и, дождавшись, когда Голушко вернёт вторую серебряную монету на край конторки, быстро добавил, - но не совсем, так что мне нужны средства на лечение.
  Тяжело вздохнув, Степан положил на край конторки ещё один шкел. Чиновник также тяжело вздохнул, убедившись, что ещё серебра не прибавится, и, открыв небольшой ящичек конторки (серебряные монеты в этот момент исчезли, как будто их никогда и не было), достал оттуда большую печать. С грохотом приложив печать к купчей, чиновник торжественно сказал:
  - Вот и всё, молодая госпожа, поздравляю вас, вы стали владелицей рабыни по имени Ноли, - и протянул Ребане свиток из плотной бумаги.
  - В данный момент ваша собственность находится в городской тюрьме, - начал чиновник, который сопровождал Ребану и Голушко с того момента, когда они вошли в магистрат, - но уже поздно, поэтому капитан ушёл, а без него никто не имеет права выпускать заключённых. Разумеется, я могу...
  - Сколько? - перебил его Степан.
  - Три шкела, - выдохнул чиновник...
  Наконец Ребана воссоединилась со своей собственностью, стражник, который привёл Ноли из тюрьмы, передал её новой хозяйке цепочку, соединённую с ошейником на рабыне, и вывел их из магистрата. Пока оформлялись документы, наступила ночь. Освещения в Тапии, за исключением магистрата, не было. В этот момент к ним пошёл ещё один чиновник с горящим факелом в руках, и сказал:
  - Позвольте предложить вам факел, молодая госпожа, всего за два медяка.
  Степан тяжело вздохнул и полез в свой кошелек за деньгами...
  Когда дверь магистрата с грохотом захлопнулась, оставив их одних на улице, Степан спросил:
  - Ну и зачем ты всё это устроила, Ребана?
  - Наставник учил меня, что деньги нужно красть по мере необходимости, а тратить - не дожидаясь, пока их украдут у тебя. К тому же скоро подойдёт моя очередь чистить ротный котёл, а я ненавижу работать, так пусть теперь моя рабыня сделает это за меня.
  - Пошли,- махнул рукой Степан, и уже хотел отправиться на постоялый двор, как Ноли разрыдалась. Ребана обняла её и стала гладить свою новую собственность по голове, приговаривая:
  - Не плачь, бедненькая, я научу тебя всему, что умею - красть, обманывать, убивать...
  От подобных утешений Ноли разрыдалась ещё сильнее, а Степан посмотрел на звездное небо и, ни к кому не обращаясь, тихо произнёс:
  - Господи, ну за что мне всё это?..
  Бог Степану не ответил.
  ***
  Заспанный конюх постоялого двора "Гусиная печень" открыл калитку, что-то бурча себе под нос, и пустил припозднившихся постояльцев. В пустом зале было сумрачно, только в углу тихо трещал камин, а около него, в кресле, посапывал Алак Диргиниус. Когда маг издал уж очень громкую трель, Степан нарочно пнул табуретку, и та с грохотом рухнула на пол.
  - Ни днём, ни ночью от тебя покоя нет, - произнёс маг, обращаясь к Голушко, а затем заорал:
  - Корчмарь! Где тебя Сну носит! Постояльцы пришли голодные! Или ты опять хочешь...
  - Не извольте беспокоиться, господин маг, сию минуту всё будет готово, - подобострастно проговорил корчмарь, высунувшись из подсобки, словно большая крыса, а затем, шмыгнув обратно, стал раздавать указания и оплеухи половым.
  - Что это он? - удивился Голушко, - Когда мы въехали в этот трактир, он так не суетился?
  - Да так, - многозначительно посмотрев на мгновенье возникший у него на ладони фаербол, ответил Диргиниус, - просто поторопил его своими методами.
  - А ты того, не слишком круто завернул, - начал было Степан, но увидев, что Алак его не понял, пояснил:
  - Всё же он хозяин корчмы, а неприятности нам...
  - Да какой он хозяин?! - возмутился маг и, достав из-под кресла кувшин, отхлебнул из него, - хозяин-то семикустник, а это так - мелкий арендатор...
  - Алак, ты чего это, - начал было Голушко, рассмотрев, что у Диргиниуса не очень хорошо с координацией движений.
  Вместо ответа Алак ещё раз глотнул из кувшина и с любопытством уставился куда-то за спину Степана. Голушко тоже не выдержал и обернулся. За одним из столов на лавке сидела Ребана и, не обращая внимания на подпиравшую стену Ноли, не торопясь раскладывала на столе многочисленное содержимое своих карманов.
  - Скажи, девочка, зачем тебе столько кошельков? - снова приложившись к кувшину, поинтересовался Алак.
  - Да я тут на рынке поработала немножко, - небрежно ответила Ребана, продолжая доставать из самых неожиданных мест всё новые и новые трофеи.
  Среди прочего на столе оказались: напёрсток и катушка ниток, две иголки, стамеска, три серьги (все разные), четыре браслета (недорогих, но блестящих), две сливы (одна надкусанная), огурец (засохший) и роза (явно недавно сорванная и служившая украшением какой-то кокетке, розу Ребана срезала вместе с локоном волос...).
  - У меня только один вопрос, - заглядывая в кувшин, сказал Диргиниус, - как ты со всем этим смогла ходить?
  - С трудом, - печально ответила Ребана, - но чего не сделаешь, чтобы не потерять квалификацию.
  - Помню, не так давно, - задумчиво начал Степан, - одна девочка на постоялом дворе, очень похожим на этот, обещала, что больше никогда не будет брать чужого.
  - Так жить захочешь, и не такую глупость скажешь, - ехидно ответила Ребана.
  - Как ты рассказывал про подобные случаи, - глубокомысленно заметил Диргиниус, - лучше всего эту ситуацию описать словами: "шах и мат". Так что вы проиграли, господин... менестрель...
  ***
  Ночь близилась к своему завершению. На лучшем постоялом дворе города Тапии все давно уже спали. Только сторож, он же конюх, дремал вполглаза, да в небольшой каморке молилась девушка тринадцати с небольшим лет:
  
  - ...Великий Куст, сущий и вездесущий, создавший всё и сокрытый ото всех, пребывающий в вечности и обещающий вечность... интересно, а мне он обещает вечность - меня же отлучили? Нет, нет! Людское отлучение ничто по сравнению с волей Великого Куста! Верю в твою справедливость, Великий Куст, ибо знаю, что я не согрешила... Стоп, стоп, но ведь меня искупали в бадье со свиной кровью и молоком... Но ведь это меня искупали, я бы сама в эту бадью ни в жизни не залезла бы! Кстати где они взяли в Тапии свиную кровь? - Ноли стукнулась головой об пол и, не замечая текущих по её щекам слёз, продолжила свою странную, явно не каноническую молитву:
  - Знаю, что в книге Великого Куста сказано... Стоп! А если кровь не свиная тогда? Кровь нельзя мешать с молоком, но... Что, но? Я нечистая, проклятая язычница! Или нет? Куст ответь язычница я или нет!? Ой! Прости, Великий Куст, деву неразумную, ибо это я от великой обиды на несправедливость, которая произошла со мной. Но ведь всё делается по воле Великого Куста, а значит, это его воля... Нет! Великий Куст добрый, он не хотел, чтобы со мной так поступали - это люди злы... - Ноли зарыдала и несколько минут из-за этого не смогла продолжить молитву, но затем, успокоившись, вновь зашептала:
  - Великий Куст, защити меня... Что-то ты не очень меня защищал, когда отец умер, наделав кучу долгов, меня продали в рабство, а затем, если бы я не схватила тот нож, то этот, этот скот обязательно бы меня обрюхатил. Что же я говорю? Как есть кустохульница! Если бы не Великий Куст, то лежать бы мне под землёй навеки, а так... А что так? Она, Ребана, моя новая госпожа, обещает научить меня грабить и убивать! Не хочу грабить и убивать! Хотя, если язычников, отвернувших свой лик от Великого Куста, то можно... Ой! Я ведь тоже теперь вроде как язычница, так меня значит можно грабить, насиловать и убивать? Не хочу, чтобы меня... И вообще, может это не так уж плохо - грабить и убивать? Хотя нет! Ведь она же хочет заставить меня чистить котёл! А я никогда не чистила котлы - это всегда делали слуги! И что будет с моими прекрасными ногтями и с моей дивной кожей? - Ноли вновь захотела было заплакать, но залюбовалась своими руками, а спустя некоторое время продолжила свою молитву:
  - И зачем я убила своего хозяина, такого достойного господина? Да какой он достойный - обрюхатил всех служанок в своём доме, нескольких - силой... Но котёл-то чистить он меня не заставлял? Не успел просто. Вначале видно хотел поразвлечься, а после заставил бы чистить котел. Правильно я его убила! Прости, Великий Куст, меня, недостойную, за эти грешные мысли! Верна я заповедям твоим! Люблю тебя всем сердцем своим, и преисполнена любви к ближним всем сердцем своим, и смирилась я перед волей твоею, и склоняю голову перед славой твоею, так сделай же, чтобы мне не нужно было чистить котёл, я лучше буду грабить, убивать... Прости, Великий Куст, я не то сказала! Да пребудет воля твоя во веки веков и да не придётся мне чистить котёл!..
  
  Когда из каморки перестали доноситься всхлипы и бормотание, и спустя некоторое время по звукам, донёсшимся из-за закрытой двери, стало ясно, что Ноли перебралась с пола на тюфяк, Алак Диргиниус допил оставшееся в кувшине вино и со спокойной совестью отправился спать в свою комнату. Проходя мимо открытого окна, Алак поболтал в руке глиняный кувшин, определил, что вина в нём больше не осталось, и со вздохом поставил сосуд на подоконник. Перед тем, как отправится дальше, в свою комнату, Диргиниус тихо, размышляя сам с собой, произнёс:
  - Дети отходчивы, так что, думаю, безумие Ноли не грозит. Но всё же удивительно, что я сам не рехнулся, слушая её молитвы почти всю ночь...
  И вместо того чтобы отправится спать, маг пошёл ещё за одним кувшином - ему это было необходимо, хотя и предыдущий кувшин был явно лишним...
  ***
  На рыночной площади было шумно - ещё бы, ведь ночью какие-то шутники обклеили половину города Тапия листовками. Текст прокламаций был, в общем-то, всем известен, однако знать содержание текста и слышать самому - не одно и тоже, так что, поддавшись на уговоры, младший писарь магистрата прочитал прокламацию:
  - Я, Богиня Сну, которую вероотступники называют богиней хитрости и коварства, решила покарать город Тапию, жители которого ошибочно считают меня Великим Кустом...
  - Ну вот, раньше сыновья банкиров и жрецов вино по кабакам пили, а теперь в кустохульство ударились, - перебил писаря мастеровой, - совсем оборзели.
  - Уверяю вас, банкиры - самая кустолюбивая часть общества, - возразил богато одетый горожанин, который только немного не дошёл до банка, чтобы взять в нём ссуду.
  - А у кого есть золотые жетоны, чтобы ходить по всем кварталам города? - хитро спросил всё тот же мастеровой. - Неужели ты думаешь, что сами жрецы...
  - Не жрецы, а их детишки-шалопаи, - весело подсказал кто-то из толпы, чем вызвал смех.
  - Дети жрецов - будущие жрецы, - грозно произнёс пузатый стражник, который явно был не на службе, - кто имеет что-нибудь против жрецов?
  Так как ответа на данный вопрос не последовало, то пузан повернулся к младшему писарю и сказал тоном, не терпящим возражения:
  - Чего замолчал? Читай дальше!
  -...ибо возомнили они в гордыне своей, - начал читать писарь с того места, где он прервался, - что избраны мною повелевать другими людьми как рабами, а я, милосердная и всепрощающая...
  - Милосердие - прямо как у нашего магистрата, - злобно вполголоса произнёс кто-то в толпе.
  -...избрала вас, дабы вы осветили язычникам путь к Истине.., - продолжил читать младший писарь, предпочитая не слышать хулу на своё начальство.
  - Ну точно как магистратские или жрецы, - произнёс голос того же злопыхателя, - те тоже перед тем, как поднять налоги, говорят, что всех нас избрали для чего-то...
  -... Я терпела, когда вы обозвали меня Кустом и воздвигли медного позолоченного идола... - продолжил было писарь, но его перебил подошедший ученик жреца:
  - Что за ложь, в храме Куст из чистого золота! Ты ответишь за своё кустохульство!
  - А при чём здесь я! - испугано взвизгнул писарь. - Мне сказали читать - я читаю! Не нравится - сами читайте!
  - Читай дальше! - разнеслось по толпе, а ученик жреца, поняв, что он оказался в меньшинстве, тихо ретировался...
  -...Я терпела, когда вы объявили милость мою к вам вечной и неизменной и решили что Истина - ваша собственность, - побег ученика жреца так взбодрил младшего писаря, что он уже не просто читал текст, а проповедовал волю великой богини Сну. - Я терпела, пока вы обманывали язычников, грабили их и обращали их в рабство, но когда вы сожгли город Сунию и не покаялись - моё терпение закончилось!
  - А нечего было сбивать цены на бумагу! - выкрикнул какой-то пожилой купец из толпы, но на него зашикали, а младший писарь, войдя в раж, продолжал обличать:
  - Но и тогда я решила не карать вас, а дать вам срок покаяться в преступлениях своих, но срок сей истёк, а покаяния от вас нет, и теперь я предам город ваш страшной каре - да падёт на Тапию огонь и сожжёт он его. Но прежде огонь падёт на глаза, уста и ноздри ваши, и не сможете вы ни видеть, ни дышать, и будет великий плач и скрежет зубовный. И сожгу я дома ваши, и жён ваших, и детей ваших, и рабов со скотом вашим, и всё достояние ваше. А те из вас, кто спасётся от кары моей, будут развеяны по миру и станут вечными странниками в чужой земле, а своей земли да не будет у них во веки веков! Произойдёт же сказанное мной в любой день, который изберу, но не ранее трёх дней от дня сего, дабы прозревшие покинули вас и спаслись от смерти лютой...
  - Люди! - заорала дурным голосом какая-то бабища. - Да куда же стража смотрит? Нас же поджечь хотят!
  - Хотят или не хотят, мы пока ещё не знаем, - с металлом в голосе проговорил пузатый стражник, - а виновные в написании сих подмётных писем будут найдены и наказаны!
  ***
  Настроение человека, сидящего в одном из углов главного зала постоялого двора "Куриная ножка", было плохим, несмотря на то, что он ел хорошо прожаренную, прекрасно приготовленную курицу и пил отличное пиво на дармовщину,. Уже несколько дней Луад по заданию одного из жрецов храма следил за странным менестрелем.
  Начиналось всё вполне обычно, кто-то написал донос и оставил его в специальном ящике в храме. Подобные доносы опускали в ящик по дюжине в день. Большинству из них даже хода не давали - кого интересовали слова крамолы какого-нибудь иноземного охранника купеческого обоза, разумеется, сказанные не публично? Вот если купец, или кто-нибудь ещё достаточно состоятелен, чтобы "замять дело" за соответствующую плату - тогда да, а рисковать здоровьем и жизнью ради старого плаща и ржавой кольчуги...
  Но Луаду не повезло. Донос попался на глаза самому Вагистаю - одному из Совета храма, и делу был дан ход...
  Чем дольше ходил Луад за своим подопечным, тем больше понимал, что дело не чисто. Менестрель со странным именем Степан в деньгах явно не нуждался, и Луад ни разу не слышал, как он пел. Вообще у Луада создавалось впечатление, что этот странный менестрель занимался чем угодно, но только не тем, что должен делать всякий уважающий себя представитель этого славного цеха.
  Вместо того, чтобы сидеть в зале какого-нибудь постоялого двора и развлекать публику песнями, Степан шлялся по городу в сопровождении девочки лет тринадцати по имени Ребана, которая тоже привлекла пристальное внимание Луада. Например, ещё до того, как Луаду получили это дело, Ребана выкупила приговорённую к смерти рабыню, убившую своего предыдущего хозяина. Удивительно было не то, что родители Ребаны выдали столь крупную сумму денег на карманные расходы своей дочери, и даже не то, что они не опротестовали купчую, а тот факт, что они и не пытались убрать от своей дочери столь опасное приобретение.
  Вообще с рабыней по имени Ноли, после того как её купила купеческая дочь, начали происходить чудеса. Разве не чудом было то, что вместо профилактической порки - дабы навсегда отбить у рабыни охоту поднимать руку на кого бы то ни было, новые хозяева начали поощрять у своего нового приобретения самые кровожадные наклонности. С утра до вечера племянница купца Брокуна по имени Хиир заставляла Ноли метать ножи и устраивала с ней регулярные поединки на деревянных мечах. Иногда в этих играх участвовала и Ребана. Причём точность, с которой купеческая дочь метала ножи по мишеням, сделала бы честь почти любому представителю ночных охотников...
  Вообще весь купеческий обоз, с которым прибыл менестрель, тоже был какой-то странный. Наведя справки у стражи ворот, Луад узнал, что путешествующие с этим обозом граждане города Тапии попались на контрабанде, причём не чего-нибудь, а идолов языческого бога Армастуса. Больше всего в этом печальном инциденте Луада удивил способ, которым провезли идолов. Обычно так в Тапию провозили обычную контрабанду. Выдать тюк шёлка за тюк льна, разумеется "подмазав" стражу ворот, для бывалого купца не составляло труда, а в тайниках запрещённый товар везли для того, чтобы подкупленные стражники ничего не увидели. Способ старый, но надёжный, как бы с ним не боролся бы магистрат. Но тащить в город запрещённое самим Великим Кустом и надеяться, что стража закроет глаза на столь явное кустохульство... Да стражники сдали этих купцов только потому, что испугались провокации жрецов (те давно стремились подмять под себя привратников, дабы подношения шли в храм, а не в магистрат...). При этом попавшийся на ввозе в Тапию сала купец Сууту утверждал, что сало ему подбросил именно менестрель...
  Остальные члены обоза, не семикустники, тоже были весьма подозрительны. И если военная выправка всех приказчиков купца Брокуна не вызывала особого беспокойства, то наличие подобного у жены, дочери и племянницы купца не лезло ни в какие ворота...
  Отношения среди остальных ехавших в Тапию с этим обозом чужаков также вызывали вопросы. Бойцы вольной роты, которую наняли для охраны обоза, хоть и выполнили свой контракт и теперь жили отдельно от остальных купцов, но никуда из города не уехали. Луад точно знал, что им уже предлагали пару раз выгодные контракты. Более того, обычно купцы и вольники относятся друг к другу с прохладцей, а тут они общались между собой, как закадычные друзья, знакомые много лет. Создавалось впечатление, что либо они сопровождают этих купцов уже не первый раз, либо, что, по мнению Луада, было более вероятно, сами купцы когда-то служили в этой вольной роте...
  Конечно, на все несуразности в данной компании можно было бы и не обращать внимания, купцы, тем более, чужие, - люди всегда подозрительные, но не давал покоя господин менестрель. Вернее то, как к менестрелю относились и купцы, и вольники. А относились они к нему, как к нанимателю, причём по долгосрочному контракту. Подобные отношения ассоциировались у Луада с отношениями имперских дворян и их вассалов. Хотя и здесь всё было того - не того. Если Степана ещё можно было принять за дворянина, то почти все остальные явно были не обычными простолюдинами, а жителями вольных городов, и потому всё это было невозможно в принципе...
  Если бы не одна встреча у менестреля в Тапии, Луад уже давно написал бы отчёт, и все приехавшие с подозрительным обозом уже беседовали бы в подвалах храма с заплечных дел мастерами, а храмовые палачи - они и мёртвых разговорят. Но именно в тот вечер, когда Луад хотел было отправить свой доклад по инстанциям, менестрель встретился с одним из городских магов. Мало того, что у мага был золотой жетон, (а с обладателями этого знака отличия даже тайной жреческой стражи приходилось считаться), так этот маг ещё и происходил из рода куинов. А его почтительность в разговоре с господином менестрелем более всего напоминала отношения самого Луада с его куратором, когда они встречались вне храма.
  Это только посторонним казалось, что Тапия с её верой в Великий Куст незыблема, на самом деле всё было не так. Магистрат вёл подковёрную борьбу с храмом, а в храме тоже всё было не слава Великому Кусту. Там боролись за влияние несколько группировок. Причём вели себя, как пауки в банке, со всеми атрибутами тайной борьбы за власть. Высшие жрецы, стоявшие во главе группировок, благожелательно раскланивались на людях между собой, а их подчинённые резали и похищали друг друга, чтобы увеличить влияние своих патронов...
  Тот куин-маг, с которым встречался господин менестрель, был дальним родственником второго в жреческой иерархии человека, и благодаря особенностям своего положения идеально подходил на роль посредника между вторым жрецом и чужестранцами...
  - О Великий Куст, - тихо взмолился Луад, - если бы я знал, в каких сейчас отношениях мой покровитель и второй жрец. И вообще, кто против кого дружит среди высших жрецов. Но ты, о Великий Куст, свидетель, что мой покровитель держит меня в неведении...
  Луад закончил молитву, тяжело вздохнул и взмахом руки подозвал полового с ещё одной кружкой пива, после чего принялся снова рассуждать, что же ему делать, и на кого же из высших жрецов, Куст их возьми, работает господин менестрель. Ошибка здесь непременно привела бы к неправильным действиям, и, как последствие, к трупу Луада в самом грязном закоулке деревянного квартала Тапии. И, без сомнения, следствие установило бы, что Луад покончил с собой, выстрелив себе в спину из большого лука тремя стрелами одновременно...
  
  Глава 10
  
  Луад пил пиво, размышлял о своей тяжелой судьбинушке и следил за господином менестрелем. А за самим господином Луадом в то же самое время наблюдала кареглазая красотка по имени Ватлея, известная широкой тапийской общественности как женщина нетяжелого поведения. В качестве работницы плаща и кинжала третьего стола магистрата города Тапии она была значительно менее известна. Ватлея числилась "правоверной" язычницей, что и неудивительно, поскольку представительницам кустоизбранного народа категорически запрещалось заниматься древнейшей профессией под угрозой смерти.
  Сия "правоверная" язычница жила в заведении Пимп, расположенном на углу у городских стен возле гостевого квартала. Заведение располагалось в таком интересном месте, что не выходило ни на одну городскую улицу, и поэтому оно "не существовало" ни в одном из официальных документов города Тапии. Вследствие этого бизнес мадам Пимп не платил налогов в городскую казну, что не мешало магистрату и страже получать от мадам регулярные подношения.
  Разумеется, не стоит напоминать уважаемому читателю, что во все времена у всех народов и при любом государственном строе и режиме представительницы древнейшей профессии обычно совмещали своё ремесло с секретной государственной службой. Большинство проживавших в заведении мадам Пимп "девочек" параллельно с работой "по-специальности" занимались осведомительством и регулярно "стучали" на своих клиентов, как, впрочем, и друг на друга, кто - страже, кто - в магистрат, кто - в храм, не забывая при случае, за соответствующее вознаграждение, "проболтаться" о чём-нибудь интересном заезжим "купцам" из других вольных городов.
  Хотя господин менестрель, кем Ватлею настоятельно попросили поинтересоваться в третьем столе магистрата, в заведение мадам Пимп не заходил, она уже выяснила о нём много интересного. Пожалуй, даже слишком много.
  Один из её небогатых клиентов наконец-то отдал все долги за оказанные ранее услуги и сообщил Ватлее, что уезжает из Тапии, так как продал свой дом в деревянном квартале за очень хорошую цену. Ватлея "на радостях" бесплатно "отблагодарила" своего постоянного клиента, в процессе чего, помимо всего прочего, угостила его неким количеством особого вина и выяснила, что покупателем был господин менестрель.
  Заинтересовавшись, Ватлея обслужила одного из представителей "ночных хозяев города", который под воздействием всё того же вина рассказал, что интересующий Ватлею господин купил в деревянном квартале уже дюжину домов. Причём, когда представители "ночной власти" попытались поговорить с новоявленным домовладельцем на тему о том, что "нужно делиться", с некоторыми из них случилось несчастье, и их тела, а точнее, головы, были найдены следующим утром у постели одного из "ночных владык". Это происшествие, однако, того не заинтересовало, поскольку рядом с головами находился увесистый мешок со шкелами, на котором была вышита монограмма "ночного владыки" другого вольного города...
  К своей досаде Ватлея в тот раз переборщила с особым вином, и больше ничего из своего клиента вытащить не смогла. И очень вовремя к мадам Пимп заглянул на огонёк главный купец каравана, с которым в город вошёл интересующий Ватлею менестрель. Новый гость очарованный милым щебетанием очаровательной дурочки так искренне восхищавшейся его умом и небывалой мужской силой под большим секретом рассказал, что менестрель не просто дворянин, но ещё и младший принц...
  Ватлея как умная девочка в эту байку не поверила, пока не увидела, что за интересующим её объектом следит Луад, чьим покровителем был Вагистай - ни много ни мало, четвёртый жрец храма и глава следящих за едой[1]. Ставки в данной игре оказались для Ватлеи неожиданно высоки. Конечно "друг" из третьего стола магистрата мог защитить во многих случаях, а требовалось от Ватлеи всего ничего -нашептать интересующую "друга" информацию во время свидания, которое происходило не реже раза в неделю в заведении мадам Пимп, и за это получить плату по двойному тарифу. Но связываться с Вагистаем ей было явно не с руки, да и "друг" мог забыть о своей "подружке" в случае её конфликта со следящими за едой. С другой стороны, Ватлея знала, что если она не сообщит "другу" то, что она смогла раскопать о менестреле, и это станет известно, то "друг" может отказаться от этого звания. А Ватлея уже привыкла к еженедельной прибавке к жалованию, да и очень многие могут захотеть с ней посчитаться, если она останется без "дружеской" защиты...
  
  ***
  А в это время в большом доме, не имеющем адреса, у окна, откуда открывался прекрасный вид на одну из угловых башен городской стены, сидела мадам Пимп. И лишь немногие знали о том, что она не мадам, а мадемуазель. На столе перед мадемуазель Пимп лежали: стопка бумаги, несколько очинённых перьев, рядом стояла чернильница. Один из листков был разрисован мелкими иероглифами в так называемом "низком стиле". Мадмуазель Пимп вновь перечитала написанное, тяжело вздохнула, изорвала очередной бумажный лист и швырнула его остатки в корзину для бумаг.
  Вот уже два часа мадемуазель Пимп пыталась написать донесение своему куратору из Распознающих, однако низкий стиль вольных городов, который так удобно использовать при деловой переписке, не позволял ей выразить свои мысли во всей их полноте - ей просто не хватало иероглифов. Писать же высоким имперским стилем она не любила - он напоминал ей о монастыре.
  История мадемуазель Пимп была довольно нетипична для мира, куда попал Голушко. Ещё в детстве мать посвятила её богу любви Армастусу. Однако девочка отличалась застенчивостью и больше всех из семи богов почитала Таркуса - бога мудрости. Что, однако, не помешало отдать любимицу матери Пимп в монастырь бога Армастуса, который отличался от борделя только тем, что проживавшие в нём девицы денег за свои богоугодные услуги не брали. Зато монастырь охотно брал добровольно-принудительные пожертвования Армастусу от многочисленных паломников мужского пола...
  Пимп была почти образцовой монахиней, но ей мешало одно печальное обстоятельство - делить ложе с первым встречным мужчиной молодая монашка решительно не хотела. А служение богу Армастусу именно в этом и состояло. Кроме того, в Южном королевстве служение Армастусу давало весьма значительную прибавку казне.
  Твёрдым желанием настоятельницы монастыря было как можно суровее покарать отступницу, но, во-первых Пимп была пусть из бедной, но очень знатной семьи, а во-вторых являлась подданной Северного королевства. Не желая лезть в большую политику, настоятельница решила привлечь к разбирательству Орден Распознающих Зло, - организацию транснациональную и независимую. Распознающие устроили показательный процесс и долго спорили, приводили всё новые и новые аргументы как в поддержку обвинения, так и в защиту обвиняемой, исписали тонну бумаги, ели, пили и всё это за счёт монастыря. Не забывали при этом и регулярно придаваться страстному служению Армастусу, чем крайне утомили монахинь. Когда же мать настоятельница в ультимативном порядке потребовала от служителей ордена закончить прения и выдать окончательный вердикт, они, посовещавшись, заявили, что вина Пимп относительна и не очевидна, и единственной формой наказания, которое они могут присудить, является изгнание из Империи. Конвой доставил отступницу до замка миротворцев поздно вечером, когда ворота были уже закрыты. Утром её должны были провести на другую сторону замка, где уже начинались вольные города, и предоставить самой себе. Понимая, что на той стороне она станет совсем беззащитной, девушка плакала, ей было страшно и одиноко.
  Именно в эту ночь мадмуазель Пимп получила предложение, от которого она не смогла отказаться, а именно - работать связной Ордена для одного из его негласных осведомителей... Незаметно пролетело пять лет и талантливую девочку решили повысить до должности резидента в одном из рассадников ереси -Тапии. В качестве прикрытия мадам Пимп был куплен местный бордель.
  Опыт пребывания в монастыре Армастуса сослужил Пимп хорошую службу. Никто так и не догадался, что мадам, знающая все тонкости древнейшей профессии, на самом деле не имеет никакого практического опыта и чуть ли не моложе, чем большинство её подопечных.
  С тех пор прошло чуть более десяти лет. Бордель под руководством мадам Пимп процветал и приносил стабильный доход, позволявший иметь обширную агентуру. Причём подавляющее большинство агентов, работающих на Орден, даже и не подозревали об этом. Все они были уверены, что служат кому-то из местных богачей, по понятным причинам не желающем афишировать своё любопытство.
  Тяжело вздохнув, мадмуазель Пимп открыла нижний ящик письменного стола, вынула оттуда большой лист бумаги, три кисточки, ещё две чернильницы с красными и синими чернилами и три небольших глиняных кувшинчика, в которые тут же и были поставлены кисточки. В отличие от текстов низкого стиля, для которых использовался один цвет, черный, а начертание иероглифов было упрощённым и поэтому их можно было относительно мелко рисовать, высокий стиль требовал трёх цветов, и иероглифы были сложными.
  "Как же я ненавижу имперский стиль письма" подумала мадмуазель Пимп, и достав из кувшинчика одну из кистей, погрузилась в работу. Через полчаса трехцветные иероглифы сложились в следующие фразы: "Дорогая тётушка, молодой человек, что посватался к Вашей соседке, и за кем Вы просили меня присмотреть, попал в дурную компанию[2]. Целыми днями, невзирая на неодобрение окружающих, он разгуливает по городу, совершенно забыв о ремесле менестреля, которое он для себя выбрал[3]. Вместо того, чтобы распрощаться с купцами обоза, с которым он прибыл в наш город, он постоянно находится в обществе дочери главы каравана[4]. Также он был замечен в компании магов, в том числе и одного из местных, с которыми беседовал более двух часов без свидетелей[5]. Но самое неприятное, дорогая тётушка, заключается в том, что молодой человек занимается необузданным транжирством, недавно он приобрёл более десяти домов в квартале местной бедноты[6]. На основании того, что мне удалось узнать об этом молодом человеке, я не рекомендую Вашей соседке выходить за него замуж, пока он не остепенится[7]. Надеюсь с Вами увидеться в ближайшее время[8]".
  ***
  Ребел бежал по ночной Тапии. Небольшой файербол мага, летевший на шаг впереди него, освещал ему путь. Пробежав мимо заспанного стража, Ребел покинул квартал жрецов, где с древних времён находилась усадьба его рода, и выбежал на рыночную площадь. Файербол, освещавший путь магу, ударился о деревянную стену купеческой лавки и разлетелся тысячью искр. Не обращая внимания на задымившуюся соломенную крышу лавки, маг создал новый файербол и бросился дальше по направлению к центральной улице.
  Пока Ребел пересекал рыночную площадь, ему пришлось ещё несколько раз создавать всё новые и новые файерболы. Наконец маг выскочил на центральную улицу и, перед тем как броситься дальше, обернулся. Над рынком города Тапии в свете звёзд были видны поднимающиеся вверх дымки. "А Сну времени зря не теряет", подумал маг, переводя дыхание. "Обещала спалить город, и слово держит - вот уже пожар на рыночной площади разгорается".
  Крики: "Пожар!", - раздающиеся за спиной мага, только добавили тому прыти. Ребел мчался по центральной улице большими прыжками, словно гигантский кенгуру. Освещавший ему путь файербол и золотой медальон, болтающийся на шее, служили магу пропуском - связываться с носителем древнего рода или, по крайней мере, тугой мошны ночная стража не хотела...
  Поворот налево, на Медную улицу, Ребел проскочил, так что ему пришлось пробежать назад около двадцати шагов и только потом уже повернуть направо. Гостевой квартал, в отличие от остального города, жил своей жизнью. Тусклый свет фонарей и патрулирующие стражники нисколько не мешали разворачивающемуся здесь ночному веселью. Ребел машинально погасил освещающий его путь файербол и понёсся дальше, не обращая внимания на веселье вокруг.
  Вот парочка иноземных подгулявших купцов вышла из ближайшего трактира подышать свежим воздухом. Десяток обозников, распевая похабные песни, стройными, но шатающимися рядами держали свой путь в заведение мадам Пимп. Были и те, кому-то не нужно никуда ходить, дабы усладить свою плоть женскими ласками, "кто платит деньги - тот и заказывает музыку", так что пяток весёлых девиц под присмотром двух охранников разбойничьей наружности идёт на работу в самый дорогой постоялый двор.
  Перепрыгнув через "отдыхающего" посереди дороги охранника какого-то обоза, Ребел взбежал на крыльцо "Куриной ножки" и без церемоний распахнул дверь постоялого двора ногой. Увидев золотой медальон на шее ворвавшегося и мантию мага, половой подобострастно согнулся и произнёс:
  - Чего изволит благородный господин?
  - Ма... ме... менестрель где? - запинаясь, спросил Ребел.
  - В левом углу, у камина, - ответил половой и подумал, что менестрель, про которого спрашивает маг, очень странный - не поёт, а всем нужен...
  
  ***
  Появление мага на постоялом дворе, причём не какого-нибудь, а члена магической гильдии Тапии, было неожиданным не только для наблюдающих за господином менестрелем, но и для него самого. Подлетев к столу, за которым Голушко весь вечер настраивал свою гитару за исключением моментов, когда он пил и ел, Ребел остановился, оперся рукой за угол стола и тяжело задышал.
  - Чем обязан визиту глубокоуважаемого мага? - с раздражением спросил Степан, понимая, что вся его конспирация окончательно полетела к чёрту.
  - Куандуку похитили! - всё так же тяжело дыша, ответил Ребел.
  - Кого похитили? - не понял Голушко.
  - Куандуку! - вновь повторил маг, но увидев по окружающим его лицам, что его не поняли, пояснил:
  - Мою сестру.
  - А при чём здесь я? - искренне удивился Степан.
  - Просто мне больше не к кому обратиться, - ответил Ребел.
  - Уважаемый коллега, а вы не пробовали обратиться в городскую стражу? - спросил сидящий за соседним столиком Диргиниус, который изображал случайно зашедшего посетителя.
  В ответ Ребел вынул из висящего на его поясе кошелька кусочек угля и начертил на столе десять иероглифов.
  - И что это за народное творчество? - удивлённо спросил Степан, почти ожидая услышать в ответ: "фигвам называется".
  Вместо этого Ребел прошептал на ухо Голушко всего одно слово, а точнее, имя:
  - Вагистай.
  
  ***
  Наблюдавший за этой сценой Луад был слегка ошарашен тем, что когда маг закончил шептать менестрелю на ухо, тот встал и вышел, а вслед за ним и не менее трети находившихся в зале постоялого двора посетителей. Интересно, как-то отстранённо подумал Луад, они все тоже за менестрелем следят, или это его охрана?
  Подойдя к столу, за которым не так давно сидел менестрель, Луад увидел надпись и застыл, как вкопанный. "Вот попал, так попал", подумал Луад, продолжая стоять, тупо пялясь на надпись. В отличие от Степана, Луад умел читать иероглифы низкого стиля, что естественно, ведь другие в вольных городах почти не применялись. Два крайних иероглифа обозначали, что между ними находится имя, которое следует читать по начальным звукам названия каждого из символов, обозначаемых иероглифами. И восемь иероглифов между ними складывались в имя: "Вагистай", имя, которое принадлежало покровителю Луада.
  Машинально подойдя к стойке, за которой хлопотал хозяин, Луад бросил серебряную монету и потребовал:
  - Бокал лучшего вина!
  Выпив вино залпом, Луад медленно побрёл обратно за свой столик, но не дошёл до него, так как путь ему преградила весёлая девица:
  - Привет, красавчик, - Ватлея одарила его профессиональной улыбкой представительницы древнейшей профессии, - хочешь развлечься всего за полцены?
  Вопрос Ватлеи вывел Луада из ступора, и он сообразил, что вообще-то он должен следить за менестрелем, а менестрель только что ушёл. Выскользнув из объятий весёлой девицы, Луад метнулся к выходу, но на улице перед постоялым двором уже никого не было. Посмотрев сначала в одну, а затем в другую сторону, он понял, что упустил объект, и снова впал в ступор. Ватлее пришлось приложить немало усилий, чтобы донести до него простую мысль, что глупо стоять вот так посредине улицы, когда в заведении мадам Пимп есть хорошее имперское вино, тёплая постель и такая отличная барышня, как Ватлея, всего-то за полцены...
  
  
  [1]
  [1] Следящие за едой - жреческий отряд стражи, который следит за тем, чтобы все в Тапии ели только разрешённую Кустом пищу (прим. авторов).
  [2]
  [2] Дешифровка предложения в депеше: "Куратору юго-западного направления Ордена Распознающих Зло: объект, за которым по Вашему указанию было установлено наблюдение, активно продолжает формировать команду для прикрытия своих силовых действий".
  [3]
  [3] Дешифровка предложения в депеше: "Несколько дней подряд в последнее время объект продолжал усиленную подготовку к реализации своего плана, невзирая на наблюдение за ним местной тайной стражи, и был вынужден несколько раз отрываться от преследователей. Такое поведение совершенно не согласуется с легендой менестреля, которую он себе выбрал".
  [4]
  [4] Дешифровка предложения в депеше: "Непосредственное силовое прикрытие объекта осуществляет боец высокого класса, по легенде - дочь главы обоза, обоз же является замаскированной вольной ротой как минимум средней по своему силовому потенциалу".
  [5]
  [5] Дешифровка предложения в депеше: "В настоящее время объект договорился о содействии его плану с магами нанятыми властями Тапии, один из магов - семикустник, подробности переговоров, к сожалению, узнать не удалось".
  [6]
  [6] Дешифровка предложения в депеше: "В настоящее время план, разработанный объектом, по-видимому, вступил в конечную фазу и будет реализован в течение ближайшего месяца, так как покупка объектом десяти домов в местном квартале бедноты, безусловно, заинтересует власти, что может привести к провалу плана, реализуемого объектом".
  [7]
  [7] Дешифровка предложения в депеше: "Считаю, что до момента реализации объектом своего плана нецелесообразно производить попытку его вербовки, поскольку он находится на территории вольных городов, и в случае отказа сотрудничества с нами мы не сможем устранить объект иначе, чем прямыми физическими действиями, причём без поддержки местных властей".
  [8]
  [8] Дешифровка предложения в депеше: "Согласно инструкции 24475/25875621 " О личной безопасности" в ближайшее время я покину Тапию до реализации объектом своего плана, дополнительные интересующие Вас сведения Вы можете получить, послав связного варианту Љ 47".
  
  Глава 11
  
  В заведении мадам Пимп было шумно и весело. Ватлея проводила гостя в свой будуар и отлучилась за вином. Луад, усевшись в удобное кресло, стал размышлять, как он сможет завтра объяснить Вагистаю почему упустил объект и не успеет ли проклятый менестрель навредить его, Луада, покровителю.
  Но тут в будуар впорхнула Ватлея, одетая только в серьги и колье, в руках она держала два серебряных кубка, до краёв наполненных вином. Мысли Луада сразу же потекли в другом направлении...
  Прошло немногим менее чесверти часа перед тем как они снова вспомнили про вино.
  - Это особое вино, мне его тётка из Империи присылает, - сказала Ватлея, протягивая Луаду кубок.
  Интересно, зачем присылать из Империи, если в нескольких южных вольных городах есть вина не хуже имперских, подумал Луад, но затем сообразил, что скорее всего у Ватлеи там нет родственников, а покупать вино самой накладно. Хотя Ватлея не простая весёлая девица, судя по её будуару, принадлежит к элитным "ночным бабочкам" заведения мадам Пимп.
  А ведь она может знать много интересного, и не подсыпать ли ей храмового зелья, подумал Луад. Глядишь, что-нибудь расскажет...
  В соседнем будуаре около небольшой дырки в стене, на обитом шёлком пуфике сидела весёлая девица Кёрва и слушала разговор за стенкой. Сперва она не могла понять, почему вдруг Ватлея стала рассказывать своему клиенту, что она работает на третий стол магистрата, потом догадалась, что Ватлея перепутала кубки. Однако эту версию вскоре опроверг клиент Ватлеи, которой стал ни с того рассказывать ей, что шпионит для храма, являясь личным агентом Четвёртого Жреца Вагистая...
  Да они же друг друга опоили, сообразила Кёрва и ещё крепче прижала ухо к стене.
  - А ведь я думала, что сегодня плохая ночь - клиент не идёт, - пробормотала Кёрва, - а тут такая удача привалила. Завтра же мне за пересказ этого разговора мои благодетели из банковского дома отвалят полный мешочек шкелов...
  ***
  И сподобил же Великий Куст попасть в одну смену именно с этим рабатом[1], - подумал стражник славного города Тапии по имени Корпсе. Будь командиром кто-нибудь другой, и можно было бы "для сугрева" хлебнуть чарку-другую вина. Но рабат по имени Кеха давно мечтал стать самалем[2], как-никак внебрачный сын куина, правда от рабыни, вот и выслуживается, сволочь, - продолжал думать Корпсе. - И спрашивается, ну что может произойти на посту между крепостной стеной и концом улицы жрецов, где и днём-то никто не ходит, кроме внезапной проверки самара[3]? Недаром на этот пост самар отправляет провинившихся, оставляя подобным образом без "законного" приработка, и попустил же меня Великий Куст опоздать на утреннее построение. Да ещё этот Кеха, чтоб его...
  Между крепостной стеной и домами послышались неторопливые шаги. Вслед за шагами стражники услышали пьяную песню полупристойного содержания и девичье хихиканье. "Не иначе, какой-то иноземец заблудился" успел подумать Корпсе и мрачно представил как Кеха, вместо того, чтобы отнять кошелёк и отправить чужака восвояси, задержит его и отволочет в кутузку, где кошелёк всё равно изымут, но уже совсем другие люди. Вот же послал Великий Куст мне этой ночью напарничка - дурак, да ещё и честный, успел подумать Корпсе перед тем, как в круг света от уличного фонаря у поста стражников вступили трое.
  По бокам, как пристяжные лошади в тройке, с трудом переставляли ноги под тяжестью своего спутника две девицы не старше четырнадцати лет. Спутником же был маг в мантии, забрызганной снизу грязью, и с золотым жетоном на шее.
  Этих не задержишь - себе дороже, - подумал Корпсе и взмолился Великому Кусту, чтобы Кеха, будь он неладен, не вздумал не к месту соблюдать законы, а то ведь за компанию достанется, когда наутро придут представители из гильдии магов, хуже которых только банкиры и куины...
  Но Кеха очень хотел стать самалем, и ему лишние проблемы тоже были нужны, как Великому Кусту древоточцы, так что он не стал изображать неподкупного представителя закона и согнулся в подобострастном поклоне. Компания из двух девиц и мага проследовала мимо поста, не проронив не слова, и скрылась в темноте. Ух, пронесло, - успел подумать Корпсе прежде, чем из темноты вынырнули обе девицы, но уже без мага.
  - Помогите поднять нашего друга, а то он, кажется, совсем устал, - произнесла одна из них, на вид побойчее.
  - Разумеется, - опередив Кеху, который пытался что-то сказать, произнёс Корпсе, уже предвкушающий, как в процессе оказания помощи кошелёк мага "случайно" упадёт на мостовую, а там...
  - Идите, стражник Корпсе, и помогите уважаемому магу, - со злостью в голосе произнёс Кеха и уточнил:
  - Но не долго.
  - Слушаюсь, господин рабат, - вытянувшись в струнку, отчеканил Корпсе и нырнул в темноту...
  
  ***
  "Хорошо, что второй не пошёл" поблагодарила всех богов Ребана, аккуратно вынимая кинжал из ножен, закреплённых под рукавом на левой руке, и готовясь метнуться вперёд, к фигуре идущего впереди стражника. "Только бы Ноли не подвела с другим", успела подумать Ребана и, сделав быстрый шаг вперёд, догнала стражника, оттолкнулась от земли, подпрыгнула вверх и схватила Корпсе левой рукой за подбородок. Бывшая ученица воровской гильдии ловко провела кривым, острым, как бритва, кинжалом по горлу стражника.
  Корпсе перед смертью успел схватиться за перерезанное горло, что-то прохрипел и рухнул на спину, придавив юную девицу.
  - Какой же тяжёлый, гад, - простонала Ребана, спихивая с себя тело, - только бы Ноли ничего не напортачила...
  Но Ноли напортачила. Когда стражник и её хозяйка скрылись в темноте, она вместо того, чтобы заболтать рабата, как это было обговорено ранее, запаниковала, выхватила из рукава кинжал и метнула его в Кеху.
  Кинжал попал в металлический нагрудник и со звоном упал на мостовую. В первый момент Ноли и Кеха уставились друг на друга, не понимая, что происходит. Затем до Ноли дошло, что ситуация развивается по сценарию, который господин менестрель описал как "... и не вздумай накосячить, а то тебя будут очень долго бить, и возможно, даже ногами".
  Сообразив, что самое плохое уже произошло, Ноли не закричала только потому, что у неё внезапно пропал голос, и не убежала потому, что от страха у неё отнялись ноги. Когда первая волна ужаса у начинающей коммандос схлынула, она попыталась выхватить второй кинжал из другого рукава, но этот приём плохо ей давался даже на тренировке, при свете дня, а уж ночью и при таких обстоятельствах тем более...
  Увидев, что девица судорожно разрывает свой правый рукав, Кеха (а он не был таким дураком, как о нём думал уже покойный Корпсе), сообразил, что происходит, обнажил меч и шагнул к Ноли. Та, увидев приближающегося к ней стражника, прекратила судорожно рвать рукав, зажмурила глаза, рухнула на пятую точку и замерла.
  - Так, эта пока не опасна, - подумал рабат. - А где вторая, и куда делся маг? Кеха взмахнул мечом, намереваясь ударить им Ноли плашмя по голове и оглушить её, чтобы двинутся за второй. Но тут из темноты со свистом вылетела стрела, пробила кольчугу стражника и вошла ему под левую лопатку...
  - Всё-таки накосячили, - произнесла появившаяся из темноты белая фигура голосом господина менестреля. - Ну, Ноли понятно, но уж ты, Ребана? Кстати, куда делась эта девчонка?
  - Не извольте беспокоиться, господин капитан, - раздалось из темноты, - второго стражника она завалила, да его труп её придавил. Тяжёлый, гад, никак не могла из-под него выбраться, пока мы не помогли.
  - Ну и городок, - подняв руки к небу, патетически произнёс Голушко, - одна забывает всё, чему её учили, другой, стражник, даже после смерти на девиц падает...
  - Господин менестрель, а моя сестра..., - начал было возникший из темноты Ребел, который до этого изображал неподвижный столб.
  - Ладно, двоим одеться стражниками, остальные - за мной, - приказал Степан и двинулся вглубь Золотого квартала...
  ***
  Особняк жреца Вагистая, как и все остальные дома на улице жрецов, был окружён высоким забором из красного кирпича. В небольшой деревянной надвратной башенке, напоминающей Голушко пулемётную вышку, постоянно дежурил охранник. Для целей обороны это сооружение, лишь немного возвышающееся над двухметровым забором, особой ценности не представляло. Зато находившемуся там охраннику в свете масляного фонаря были видны все, кто подходил к воротам или шёл мимо. Этот же фонарь освещал ту часть общей ограды особняков, которая отделяла "скромное" жилище Четвёртого Жреца от улицы.
  - Незаметно не пройти, - тихо констатировал Степан и, повернувшись к Хиир, спросил:
  - Сможешь убрать того парня?
  - Попасть-то я попаду, да вдруг он упадёт не туда - шум будет, - ответила командир подразделения арбалетчиков вольной роты "Гвардия Валинора", - тут в обход надо.
  - Кто живёт рядом? - повернувшись к Ребелу, спросил Голушко.
  - Слева - Первый Жрец, - ответил маг-семикустник, - но к нему лезть не советую - он настолько жалостлив, что собрал у себя во дворе всех бездомных собак. У него их, наверное, уже штук сто.
  - А почему они на нас не лают? - удивилась Хиир.
  - Мы просто подошли недостаточно близко, - пояснил Ребел, - а вот если пройти забор Вагистая...
  - Так, что у нас справа? - перебил его Голушко.
  - Справа у нас скромное жилище помощника казначея храма Великого Куста, - несмотря на обстоятельства, когда речь заходила о его религии, маг-семикустник начинал вещать торжественным тоном - Сей скромный муж...
  - Охрана у сего скромного мужа есть? - несмотря на то, что Степан прошептал эти слова, всем было понятно, что "господин менестрель" еле сдерживается.
  - А зачем? - вопросом на вопрос, в лучших традициях семикустников ответил Ребел. - Деньги сей почтенный муж хранит в банке, окон на первом этаже нет, на втором этаже - решётки, дверь крепкая, да и ещё кусты колючие вдоль забора - ни один грабитель не сунется.
  - А кусты проходимые? - уточнил Голушко.
  Ребел хотел уже что-то ответить, но тут его опередил "капитан" Билко:
  - Господин менестрель, сэр, мы с ребятами и не в такие дома в своё время влезали, нужно только крепкую верёвку над забором натянуть и по ней через кусты перебраться
  - А как ты её натянешь, Билко? - спросил Степан.
  - Есть способ, - ответил "капитан", и уточнил, понизив голос:
  - Мы с ребятами хотели побродить немного в последнюю ночь перед отъездом и всё необходимое у нас есть.
  
  - Тогда думаю, не будет ничего плохого, если вы с ребятами побродите по дому Вагистая сегодня ночью, - сказал Голушко тоном вельможи, который отдаёт войскам город на разграбление.
  - Слушаюсь, сэр, - ответил Билко и пробормотал под нос:
  - Ну точно, младший принц...
  
  ***
  Перелезть через два забора любителям ночных прогулок по чужим дворам и присоединившимся к ним оказалось не сложно. Зацепив кошкой за ствол растущего в саду дерева, злоумышленники приставили к забору длинную жердь,укрепили её нижний конец в земле, а к верхнему привязали верёвку.
  Второй забор преодолели даже проще, чем первый - в саду помощника казначея храма Великого Куста нашлась отличная лестница. Оказавшись на территории противника, бойцы "Гвардии Валинора", аккуратно, стараясь не шуметь, начали перебираться к входной двери дома.
  - А вы могли бы и не идти в обход, - раздался громкий шепот с надворной башенки.
  Проникшие на чужой двор замерли и посмотрели в сторону башенки. На ней вместо охранника находилась женская половина отряда, которую по приказу "господина менестреля" оставили на улице "следить за шухером".
  - Что вы там делаете? - изумлённо спросил Голушко.
  - Стоим, - пояснила Хиир.
  - Логично, - согласился Степан, и уточнил:
  - А охранник где?
  - Спит, - весело ответила Хиир, - он так устал вчера...
  - Не меньше полутора, а то и два кувшина вина, - уточнила Ребана.
  - ...что до утра проспит, - закончила Хиир.
  - Ладно, Хиир на месте, изображает охранника, остальные ко мне, - распорядился Голушко и, повернувшись к остальным, скомандовал:
  - Маги обеспечивают подсветку, сержант Билко - вышибает эту дверь.
  - А зачем вышибать, у нас же специалист есть? - искренне удивился Билко и приказал:
  - Прауд, займись.
  Щуплый невысокий мужчина достал из своего мешка небольшую тряпицу и стал на неё выкладывать инструмент. Затем, приложив к двери нечто похожее на стетоскоп, аккуратно по ней постучал, после чего, повернувшись к Билко, негромко произнёс:
  - Крючок бугор, придётся повозиться.
  После чего Прауд достал из мешка коловорот, закрепил на нём сверло и начал сверлить деревянную дверь. Голушко, внимательно наблюдавший за его действиями, искренне удивился, что патрон для сверла оказался весьма похож на его земной аналог.
  Прауд просверлил отверстие, отложил коловорот на тряпицу и взял с неё металлическую трубочку, в которую была продёрнута бечевка с привязанным к одному из концов крючком-тройником. Вставив эту конструкцию в просверленное отверстие, Прауд начал стравливать бечевку и затем резко дёргать её, то вынимая, то пропихивая трубочку подальше. После седьмой попытки ему, наконец, удалось подцепить тройником крючок.
  - Приготовьтесь! - тихо сказал Прауд и дождавшись, пока Билко с ещё несколькими бойцами располагались с обнажёнными мечами возле двери, резко потянул бечевку, и дверь открылась.
  - Вперёд! - тихо прошипел Голушко, на чём его участие в штурме дома Четвёртого Жреца Великого Храма и закончилось.
  Билко, как и те, кто пришёл в "Гварлию Валинора" вместе с ним, судя по всему хорошо были знакомы с техникой грабежа. Их слаженным действиям могли бы позавидовать и бойцы СОБРа, не говоря уже об остальных бойцах вольной роты. За весь штурм только Ребана успела один раз метнуть нож в какого-то появившегося словно из-под земли охранника. Остальных жителей дома Вагистая Билко и его люди зарубили раньше, чем те успели сообразить, что происходит, а некоторые не успели даже проснуться...
  Штурм прошёл более, чем успешно, но ни Вагистая, ни младшей сестры Ребела в доме не оказалось.
  - Облом, - прокомментировал ситуацию Голушко, который шёл позади всех, стараясь при этом не наступать в кровь.
  - Уважаемый коллега, - ехидно начал Диргиниус, - Вы не подскажете, во имя какой конкретно ветви Великого Куста мы только что отправили к нему пятнадцать человек?
  - Шестнадцать, - поправил его Билко, вытирая меч о шёлковую штору.
  - Я уверен, что моя сестра здесь. - ответил Ребел и нервно дёрнул плечом.
  - Ну вот, такую хорошую ткань на платье испортил, - проговорила Ноли, срывая с окна вторую портьеру, и с укором бросила Билко:
  - Мужлан.
  - Да что ты тряпки собираешь? - удивилась вышедшая из-за угла Ребана, - тут столько золота и серебра, я одна не справляюсь...
  - Что значит одна?! - возмутился Билко, - мы с ребятами...
  - Значит так, грабёж отставить, то есть отложить, - твёрдо пресёк несвоевременное мародёрство Степан, - мы здесь вообще-то по другому вопросу. Вот сделаем дело, хоть весь дом по камешкам разберите, а сейчас нам следует найти сестру нашего друга.
  - Вечно у этих благородных сложности, - проворчал под нос Билко и первый отправился искать сестру Ребела.
  За ним потянулись и остальные, но ни Куандуку, ни Васгистая после почти часа поисков (периодически прерываемых на мародёрство) "Гвардия Валинора" так и не нашла.
  - Это уже полный облом! - сказал Степан, после того как все вновь собрались в одной из комнат, и прислонился к одной из стен.
  Именно в этот момент в противоположной стене открылась дверь, и из образовавшегося проёма в комнату шагнула фигура. Увидев собравшихся в помещении, человек от неожиданности замер, а затем... затем умер, ибо избыток железа в организме вреден - тем более избыток в виде ножа, который метнула Ребана.
  
  ***
  - А вот попробуйте стерлядь, Ваша Святость, - угодливый тон и подобострастный поклон плохо сочетались с внешностью говорившего - косая сажень в плечах и лицо, с которого можно было бы писать портрет благородного воителя.
  - Ой, смотри, Кангелан, доиграешься - рыба-то недозволенная для всех истинных сынов и дочерей Великого Куста... - лениво промычал Вагистай.
  - Так свининка-то тоже недозволенная, а вы её вчерась изволили откушать, да ещё и добавки просили, - всё так же подобострастно ответил Кангелан.
  - Так то верным сыновьям и дочерям Великого Куста не дозволяется, -пошутил Четвёртый Жрец храма, и уже другим, полным злобы, голосом произнёс:
  - Чего стоишь! Пять минут уже истекли, а наша гостья замёрзла. А ну согрей её!
  Заплечных дел мастер никак не отреагировал на выпад в свой адрес, спокойно дождался, пока последняя песчинка упадёт из верхней сферы песочных часов в нижнюю, и только потом взял из жаровни раскаленный металлический пруток и приложил его к левому плечу девушки. Куандука взвизгнула и попыталась отшатнуться от раскалённого железа, но ей это не удалось - она была прикована цепями к стене подвала так, что растянутые руки и ноги не позволяли ей пошевелиться.
  Могла ли себе представить молоденькая девушка, принадлежащая к кругу "золотой молодёжи" города Тапии, ещё вчера с гордостью демонстрировавшая подружкам свой золотой жетон, что её, верную последовательницу Великого Куста, будут избивать плетью и жечь железом за вероотступничество?
  - Ну-ка ты, язычница кустопротивная, признавайся в своих прегрешениях! - сказал палач, кладя металлический пруток обратно в жаровню.
  - Признаю, признаю, Ваша Святость, сало ела, и стерлядь ела, и сама и... - запричитала, обливаясь слезами, Куандука, но Вагистай её перебил:
  - Как-то ты неубедительно каешься, - закусывая пиво стерлядью, лениво проговорил четвёртый жрец. - Да и не интересует меня это. И на других свою вину не перекладывай, а лучше рассказывай, как порчу на деревянный квартал наводила...
  - Извините, Ваша Святость, - удивился заплечных дел мастер, - а почему на деревянный квартал?
  - А где народ болеет и мрёт чаще всего? - спросил Четвёртый Жрец, и сам себе тут же ответил, - в деревянном! Порча? По-о-орча...
  - Так они же там вроде от голода мрут! - вновь не выдержал палач, который сам был выходцем из тапийских трущоб.
  - Потому и голод, что порча, - пояснил Вагистай, с аппетитом жуя кусок копчёной свинины. - А не смогли мы снять её лишь потому, - тут Четвёртый Жрец остановился, чтобы отхлебнуть из кружки пива, - что порчу наводила дочь куина. А кровь куина - это вам не хухры-мухры! Тут пока ведьму не сожжёшь - толку не будет.
  - Как вы мудры, Ваша Святость! - льстиво заметил Кангелан, - сразу порчу определили. А ведь ведьма может быть и не одна! Вот народу сколько в прошлый год от поноса кровавого перемёрло!
  - Не одна, говоришь? - задумчиво спросил Вагистай, - ну что же, если ростовщики не пожертвуют храму на снятие порчи, то тогда точно не одна, а коли пожертвуют, так ведьма из куинов могла и одна управится.
  Пододвинув к себе большую лохань с икрой, Вагистай огляделся вокруг в поисках хлеба и не нашёл его. Обратив свой взор на Кангелана, Четвёртый Жрец храма грозно спросил:
  - Хлеб где?
  - Сию минуту, Ваша Святость, - пролепетал Кангелан, и уже бросившись вверх по лестнице, добавил:
  - Сейчас всё будет-с...
  Он открыл тайную дверь из подвала и наткнулся на толпу вооружённых людей. Перед тем, как получить клинок в шею, Кангелан успел подумать: "Сходил за хлебушком...".
  ***
  Не успело ещё мёртвое тело упасть на дорогой имперский ковёр, как "господин менестрель" с криком: "За мной!" бросился в открывшийся проход. К сожалению для Голушко, он не смотрел под ноги, оступился и кубарем полетел вниз, пересчитывая каменные ступени. Рядом с ним, звеня и высекая искры, летела выпущенная им из рук сабля...
  Приземлился Степан на что-то мягкое, тёплое и шелковистое на ощупь. Не успел Голушко сообразить, что с ним произошло, как услышал сзади девичий вскрик: "Ой!", и на него что-то упало. Это что-то витиевато выругалось голосом Ребаны и попыталось слезть со спины Голушко, но не тут-то было. Второе девичье "Ой!" прозвучало почти сразу после первого, и на многострадальную спину упало ещё что-то. Оно, правда, не ругалось, а поминало Великий Куст всуе голосом Ноли...
  Когда Степан всё же сумел выбраться из-под двух девичьих тел, его взору предстала следующая картина. Подвальное помещение в лучших традициях дизайнерской мысли было разделено на две зоны. Зона ближе к лестнице представляла хаотичное нагромождение ковров, всевозможной мягкой мебели, шёлковых покрывал и разбросанных там и сям разноцветных парчовых подушечек. Другая половина была оформлена в мрачном готическом стиле. Ржавые цепи, свисающие со стен и потолка, несколько коптящих факелов, жаровня, где на раскалённых углях грелись металлические пруты, а также небольшой деревянный столик с набором неприятных орудий заплечных дел мастера. Сам мастер лежалу входа со стилетом в горле. Но наибольшее впечатление на Голушко произвела красивая обнаженная девица со следами истязаний, прикованная к стене.
  Не успел Степан рассмотреть прелести девицы, как слева от него послышался стон. Голушко повернул голову и увидел, что рядом с бесформенной фигурой, закутанной в шёлк, замерли Ребана и Ноли. Ребана, стоявшая справа, замахнулась ножом, а Ноли, находившаяся слева, занесла для удара ножку от сломанного стола. Фигура в шелках простонала ещё раз, с трудом оторвала голову от имперского ковра и едва разлепила глаза, так как её лицо было вымазано чёрной массой.
  В этот момент "на сцене" наконец появились остальные бойцы вольной роты "Гвардия Валинора". Часть из них, ощетинившись мечами, ворвалась в помещение, но, не обнаружив достойного противника, принялась "изучать" всё, что плохо лежало на имперских коврах. Вторая волна наёмников, в отличие от первой, повела себя более адекватно - двое бойцов подхватили за руки фигуру и рывком поставили её на ноги, а остальные, отступив к стенам, застыли с мечами наголо...
  Присмотревшись, Голушко понял, что, во-первых, это был мужчина, а во-вторых, чёрная масса у него на лице была не чем иным, как зернистой икрой. Степан перевёл свой взгляд на прикованную цепями девушку, затем снова на мужчину, одетого в шёлковый халат, и спросил, чувствуя себя полным идиотом:
  - И кто из вас Куандука?
  - Ну не он же, - сказал входящий в подвальное помещение Диргиниус, указывая на мужчину с икрой на лице.
  - В таком случае, - глубокомысленно начал Степан, - методом исключения можно прийти к заключению, не обращая внимания на некоторую вероятность ошибки, и экстраполировав имеющиеся данные...
  - Ты сам понял, что сказал? - перебил его Алак.
  - Не совсем, - честно признался Голушко, и добавил:
  - Но у нас учитель так говорил.
  В этот момент прикованная цепями девица заговорила светским тоном, затем всё более и более переходя на истеричный визг:
  -Прошу прощения, что отрываю вас от столь интересного философского диспута, но не соблаговолят ли господа избавить меня от этих жутких цепей, вместо того, чтобы разглядывать меня недостойным образом?!
  После её тирады в подвальном помещении установилась тишина, которую прервало появление Ребела и его крик:
  - Куандука! Родная! Ты в порядке?
  Увидев, в каком состоянии находится его младшая сестра, маг-семикусник спросил:
  - Я могу тебе чем-нибудь помочь?
  - Да, - ответила Куандука, - сними с меня эти цепи.
  Тем временем мужчина в шёлковом халате наконец стёр с лица чёрную икру, и Ноли опознала в нём того самого жреца, который отправил её на невольничий рынок. Секунд десять Ноли просто молча стояла и смотрела на Вагистая, а потом все узнали, что она очень хорошо научилась метать ножи, просто раньше ей не очень хотелось попадать...
  Вынув лезвие из горла Четвёртого Жреца, Ноли уселась на его живот и, уткнувшись лицом в колени, зарыдала. Сквозь рыдания до присутствующих доносились отдельные слова:
  - Он меня... в ванну с кровью и молоком..., а сам икру лопает запрещённую... Да как он... смел... так со мной поступить! Я всегда... веру соблюдала... а этот... жрец... запрещённое... а я... все, все службы в храме всегда посещала..., и все, все посты... И этот... меня в рабство... Не считаю я себя отлучённой от благодати Великого Куста...
  - А я больше в Куст не верю, - ледяным голосом проговорила Куандука, всё ещё закованная, так как ей пытались оказать помощь одновременно четыре бойца, что очень мешало освобождению из цепей.
  После этих слов своей младшей сестры Ребел, пытавшийся до этого прикрыть её наготу какой-то шёлковой тряпкой, отскочил от неё, как от прокаженной.
  - Как ты смеешь так говорить о Великом Кусте! - вскричал маг-семикустник.
  - Говорю, как думаю, - ответила Куандука, - Пара часов в цепях в этом подвале избавит любого от заблуждений!
  - Видеть больше тебя не хочу, вероотступница! - заорал Ребел и направился было к выходу из подвала, но Диргиниус его остановил:
  - Уважаемый коллега, вероятно, забыл, что золото он получает не от Великого Куста, а от... - тут Алак на мгновенье замолчал, взглянул на Голушко и продолжил:
  - ... господина менестреля. Так что он никуда не пойдёт, а будет выполнять свои обязательства, иначе...
  - Не такой уж ты святоша, братик, - зло рассмеялась Куандука, которую, наконец, освободили от цепей. - Не знаю, какие ты обязательства на себя взял, но клянусь своей бывшей верой, Великому Кусту они бы точно не понравились...
  
  ***
  
  На следующий день на рыночной площади города Тапии, точнее, на том месте, что осталось после пожара, собралась большая толпа. За закрытыми дверями магистрата явственно слышалось какое-то шевеление, однако к народу никто не выходил.
  - Сколько можно! - доносилось из толпы. - Как налоги драть - так не спрячешься от них, а как такое дело случилось, так никого нету!
  - Ой, вы слышали? - шептались в толпе. - На улице жрецов бандиты семь домов разграбили, пять жрецов убили.
  - Не пять, а восемь.
  - Говорят, Вагистай обещал живьём кожу содрать с нечестивцев.
  - Как же он это сделает, если его первого прихлопнули?
  - Люди, люди слыхали! - тапиец уже не мог сдерживать переполнявшие его чувства даже не смотря на страх перед стражей и, запрыгнув на какую-то бочку, обратился к народу:
  - Купцы иноземные сбежали! Все как есть - ночью ушли!
  - Да ты брешешь! - возмутился в ответ какой-то ремесленник из толпы и пояснил:
  - Я сам на Медной улице живу, когда сегодня сюда шёл, всё было как обычно, это у вас в Золотом квартале этой ночью опять учудили.
  Какой-то благообразный старичок нервно теребил посох и пытался что-то сказать. Наконец, не выдержав, он обратился к нескольким ремесленникам, стоящим возле него:
  - Поверьте старому Джитбугу. Я повидал жизнь и был не в одном вольном городе. Даже в Империи пару раз приходилось бывать. Нас, семикустников, из-за того, что мы поклоняемся истинному богу, нигде не любят. И случись такая ситуация, как сейчас, в любом другом городе, я бы сказал, что будет погром.
  - Какой погром? - рассмеялся в ответ слегка подвыпивший стражник, который явно был не на службе и поэтому позволял себе общаться с народом не как должностное лицо. - Кто будет громить? Стены крепкие, ров глубокий, ворота железом обиты, да нас ни одно войско не возьмёт.
  Молодой ученик мелкого торговца, проходивший мимо, из озорства решил съязвить:
  - А Сну как же, да защитит нас Великий Куст? Что есть город, что нет города... - и поняв, что его не воспринимают всерьёз, тихим угрожающим голосом спросил:
  - Про подмётные письма слыхали?
  - Тогда точно будет погром, - уверился Джитбугу и со словами "Пошёл собираться в дорогу" двинулся прочь с площади...
  
  
  [1]
  Рабат - звание в страже города Тапии, приблизительно равное младшему сержанту (прим. авторов).
  [2]
  Самаль - звание в страже города Тапии, приблизительно равное сержанту (прим. авторов).
  [3]
  Самар - звание в страже города Тапии, приблизительно равное старшему сержанту (прим. авторов).
  
  Глава 12
  
  - Коллега, мы прибыли, - доложил Голушко седоусый капитан наёмников, войдя в придорожный трактир недалеко от Тапии.
  - Вы прибыли на полдня раньше, - строго сказал Степан, отставляя от себя кружку с пивом.
  - А что в этом плохого? - удивился старый наёмник.
  - Видите ли, дорогой коллега, - капитан вольной роты "Гвардия Валинора" жестом пригласил вошедшего сесть к нему за стол и подвинул к присевшему наёмнику тарелку с мелко нарезанной вяленой стерлядью.
  Трактирщик уже и без напоминаний Степана спешил к ним с подносом, на котором стояла пара кружек пива. Расставив кружки перед посетителями, он начал прибирать грязную посуду.
  Именно в этот момент Голушко хотел что-то сказать, но его перебил старый наёмник, который покосился на трактирщика и произнёс:
  - Сэр, а вы не боитесь говорить при посторонних?
  - К тому времени, когда этот посторонний сможет кому-нибудь насплетничать, дело будет уже сделано, - ответил Степан, а затем, отхлебнув пива, уточнил:
  - А захочет уйти пораньше - живым не выйдет.
  - Тогда к делу, - согласился седоусый капитан.
  - Хорошо, приступим, - согласился Голушко. - Вы пришли на полдня раньше, ворота ещё открыты, кто-нибудь вас обязательно видел.
  - Трудно не заметить около трёх тысяч мужиков, увешанных железом, - иронично заметил Диргиниус, присаживаясь рядом со Степаном.
  - Виноват, сэр, так получилось, - ответил наёмник, но, судя по интонации в его голосе, никакой вины при этом он за собой не чувствовал.
  - Ладно, сделаного не воротишь, - согласился Голушко и тут же сменил тему. - Ваша боевая задача состоит в том, чтобы разделиться на отряды и встать напротив всех ворот Тапии, за исключением тех, откуда идёт дорога к реке.
  - Ворота, которые находятся рядом с ведущими к реке, также можете особо не охранять, - уточнил Диргиниус, - в той части города живут голодранцы, а вот остальные пять ворот нужно прикрыть намертво...
  - Господин маг, - перебил Алака наёмник, - намертво не получится - у меня в отряде нет магов. Или вы мне будете помогать?
  - Нет, - ответил Диргиниус, - во-первых, я не могу находиться одновременно в пяти местах, а во-вторых у меня другая задача. Вот мой коллега, - тут Алак кивнул на соседний столик, за которым сидели прибывшие за день до этого Уинди и Глакер, - вам поможет, но только после того, как выполнит своё основное задание. - И, повернувшись к столику магов, Диргиниус громко сказал:
  - Кстати, уважаемый Глакер, поскольку эти обормоты пришли раньше, то вам придётся поспешить.
  Глакер неторопливо отхлебнул пиво, так же неторопливо закусил жареной колбасой и ответил:
  - Сейчас допью пиво и иду, - затем, повернувшись к сидевшей на краешке трактирной стойке Ребане, криомант произнёс:
  - Думаю, тебе пора переодеться.
  Не сказав ни слова в ответ, бывшая воровка спрыгнула на пол и пошла наверх. Глакер же, доев жареную колбаску, залпом осушил свою кружку и отправился вслед за Ребаной.
  Приблизительно через четверть часа в зал трактира со второго этажа спустились два семикустника. Первый, судя по одеянию, младший жрец храма Великого Куста с золотым жетоном на шее. С ним девушка, одетая в длинное жёлтое платье с красным шёлковым поясом, как подобает молодой госпоже, живущей в Золотом Квартале.
  - Ну, мы пошли, - сказала молодая семикустница голосом Ребаны, подмигнув.
  Затем, подхватив своего спутника под левую руку, "семикустница" очень деликатно, как будто это не она его, а он её ведёт, потащила "семикустника-жреца", которым был Глакер, к выходу из трактира. Не успела захлопнуться дверь за магом и его молодой спутницей, как в трактир влетел весьма помятый Ребел. Он прохрипел:
  - Воды!
  - Может быть, вина? - спросил тут же материализовавшийся трактирщик, убедившись, что новый посетитель - желанный гость для тех, кто оккупировал его заведение.
  - Я сказал воды, значит воды! - рявкнул Ребел.
  - Сию секунду, - поклонился трактирщик и испарился.
  - Всё в порядке? - поинтересовался Голушко.
  - Да, я их усыпил, - ответил Ребел.
  Повернувшись к командиру наёмников, Степан покровительственно улыбнулся и произнёс:
  - А вы зря боялись, уважаемый - магов в Тапии больше нет.
  - Совсем? - чуть не поперхнувшись пивом, уточнил седоусый.
  - Совсем, совсем, - подтвердил Голушко, - правда, только до завтрашнего вечера.
  Голушко взглянул на ручные часы, что вызвало удивление у его коллеги-наёмника, и громко, на весь трактир, произнёс:
  - Через час выступаем!
  ***
  Ульдин стоял на городской стене. Алам[1] тапийского войска был опытным полководцем, однако он никак не мог понять, что происходит. Прибывшие к стенам города наёмники вели себя странно. Вместо того, чтобы готовиться к штурму или к длительной осаде, они под прикрытием нескольких сотен лучников устанавливали около ворот города засеки, но делали это совсем не по правилам воинской науки. Две линии засек шли вдоль дороги, выходящей из ворот города, и уходили от стен на расстояние около полутора полётов стрелы. Да и засеки были какие-то хлипкие, одно название. Не острые колья и не земляной бруствер с поваленными на него деревьями, а нечто похожее на "ежей", укреплённых на трёх жердинах.
  Они были наклонены в сторону дороги, верхушки, состоящие из крупных веток, заострены, местами навалены заострённые колья. Для большей устойчивости связанных между собой "ежей" на них навалили брёвна и камни, а местами даже присыпали землёй. Но всё равно организованное войско это препятствие могло бы остановить не более чем на полминуты, даже если бы предполагаемые защитники данных засек осыпали атакующих стрелами. Поэтому Ульдин и не понимал, чего добиваются осаждающие Тапию наёмники.
  - Господин алам! - подбежал совсем ещё юный сагам[2].
  - Что тебе, Поисс? - чудом вспомнил имя сагама Ульдин.
  - Чужаки ставят засеки, как будто ждут, что мы побежим из города... - начал было сагам, но его перебил командующий тапийского войска:
  - Они ставят засеки у всех ворот?
  - У ворот Босяцкой и обоих Забвения, и у северных, и у южных вообще засек нет. У Босяцких ворот нет ни одного вражеского война, - ответил Поисс.
  - Вот оттуда они и попрут, - пробурчал себе под нос Ульдин.
  - Простите, господин алам, вы что-то сказали? - спросил Поисс.
  - Отзовите всех людей с пристани - с десантом они всё равно не справятся, а нам здесь лишние мечи будут полезны, - приказал Ульдин. - Караулы на стены по осадному расписанию. Расаны[3] Расув и Ёхук со своими людьми - на рыночную площадь, до особых распоряжений. Остальные - все на восточную стену, но под прикрытием, не нужно, чтобы нас на стене видел враг. Все всё поняли? - спросил алам и, выждав мгновенье, взревел:
  - Исполнять!
  Глядя, как его подчинённые понеслись выполнять приказы, Ульдин подумал, что Поисс - толковый сагам, и в скором времени стоит сделать его сэгеном[4], а если отличится, то сразу сэреном[5]. А что Поисс молод, и молоко у него на губах ещё не обсохло, так ведь молодость - это недостаток, который быстро проходит...
  ***
  Несмотря на бравый вид и любовь прихвастнуть о своих подвигах, Глакер идти в Тапию боялся. Именно поэтому Ребане пришлось приложить немало усилий, чтобы протащить его через городские ворота и при этом не нарушить маскировку, ибо странно выглядят молодые скромные девы, которые силой волокут младшего жреца.
  Оказавшись внутри городских стен, Глакер сообразил, что отступать уже поздно, и постарался взять себя в руки. Впрочем, хватило его ненадолго, и он заскочил в первую же корчму, где попытался принять ударную дозу "успокоительного", за что получил от Ребаны весьма чувствительный тычок.
  - Куда теперь? - с деланным равнодушием спросил Глакер, когда Ребане всё же удалось вытащить его из корчмы.
  - На конспиративную квартиру, - старательно произнося слово "конспиративную", ответила "опекунша".
  - Куда? - не понял маг-криомант.
  - Вообще-то у нормальных, - тут Ребана на секунду запнулась, подбирая слово, - людей это называется берлогой, но господин капитан выражается, как благородный.
  Смирившись со своей нелёгкой участью, Глакер опустил голову и поплёлся вслед за Ребаной. Вид младшего жреца Храма, таскающегося за благовоспитанной барышней, так поразил горожан, что они даже забыли на некоторое время, что Тапия в любую минуту может оказаться в осаде. За время прогулки Глакер получил двести тридцать один бесплатный совет, как правильно ухаживать за девушкой.
  Пройдя почти всю рыночную площадь, странная парочка зашла в небольшое, слегка закопчёное после недавнего пожара, отделанное мрамором здание, где они и разделилась - общественные туалеты в Тапии чётко разделялись на мужскую и женскую половину.
  Из здания вышла уже не скромная девица, а одетая в траурный наряд молодая, но уже битая жизнью жительница деревянного квартала, а из другой двери - всё тот же младший жрец, но уже в одеянии для погребальной службы. Молодая вдова приблизилась к младшему жрецу, словно ища утешения, и жители Тапии были бы очень удивлены, если бы смогли расслышать её шепот:
  - Запахни халат поглубже, а то спалишься!
  - Что? - не понял лже-жрец.
  - Заметно, что подкладка у тебя из такого же материала, что и повседневное одеяние у жрецов, а они так не носят.
  Глакер на самом деле был парнем неробкого десятка. Ему не раз приходилось вступать в схватки как один на один, так и стенка на стенку. Но он был совершенно не создан для игр плаща и кинжала - дворянская кровь и воспитание давали о себе знать.
  Окончив академию магии, он подался на вольные хлеба, но так как города давно были поделены на участки, служившие кормовой базой более опытным криомантам, ловить ему было нечего.
  Глакер был человек неглупый и сразу всё понял. Лучше уж рисковать своей жизнью в рядах вольной роты, чем ссориться с магической гильдией, так что он выбрал себе стезю наёмника...
  И опять Глакеру не повезло. При первом же контракте вольная рота, где он подвизался, хоть и не потерпела поражение в бою, но задание выполнить не смогла. Вины Глакера в этом не было, правда, и денег в его кошельке - тоже, так что пришлось наниматься к человеку не просто странныму, но и, по мнению Глакера, сумасшедшему.
  Идя вслед за "опечаленной молодой вдовой", Глакер размышлял о человеке, в чью команду он попал. Мысли были одна мрачнее другой, и только ирония мешала магу-криоманту сделать ноги.
  Мыслимое ли это дело - подрядиться сжечь целый город, имея чуть более сотни бойцов, большая часть из которых ещё совсем недавно промышляла криминалом? А за каким чёртом, скажите на милость, нанимать почти три тысячи вольников, притом не худших, на семьдесят два часа, не считая дороги? Такое впечатление, что капитан Голушко либо круглый дурак, либо гений. Да ещё эта легенда о младшем принце Империи. Ну какой он, к Сну, младший принц - толком-то и меч в руках держать не умеет. А ещё вольную роту собрал, в командиры вылез. Командир должен быть лучшим бойцом, хотя вольники - народ странный, и капитаны у них тоже странные. Одно слово - варвары. Вот у них в Голубом Королевстве[6] такого умника не взяли бы даже за лошадьми ухаживать, он, кстати, и этого не умеет. Ещё приказ этот идиотский. Вот зачем сейчас лезть в Тапию и замораживать все колодцы?
  "Интересно, а Ребана знает, зачем всё это?" - подумал Глакер - "Может, спросить её, или не надо? И вообще, чего я боюсь эту девчонку, ей и лет-то всего ничего?".
  Ребана тоже размышляла о сложившейся ситуации. Ей, в отличие от Глакера, Голушко рассказал свой план почти полностью. Чтобы план "сработал, как часы" очень важен момент синхронизации действий засланных в Тапию групп, а радиосвязь в этом мире ещё не изобрели... Именно поэтому Ребане было поручено руководить действиями бойцов в пределах Тапии, и бывшей воровке припомнился её диалог со Степаном:
  - ...Ты поняла, что тебе нужно делать? - строго спросил Голушко, уставившись на свою собеседницу.
  - Поняла, сэр, но почему именно я? - удивилась Ребана.
  - Дело в том, что если стража решит задержать кого-то из наших, то, скорее всего, это будешь не ты - на тебя они вряд ли обратят внимание.
  - А если стража схватит кого-нибудь из наших, то они смогут узнать ваш план?
  - Весь не смогут, каждый из исполнителей, исключая тебя, знает только свою задачу и будет ждать условленного сигнала, но это всё.
  Вначале столь высокая честь вызывала в Ребане чрезвычайную гордость. Однако впоследствии гордость сменилась лёгким раздражением, постепенно перерастающим в негодование. О боги, как же тяжело быть предводителем, думала Ребана. Иной раз проще сделать всё самой, чем заставить какого-нибудь обалдуя. Ведь все же сильно вумные, и думают, что знают свои обязанности лучше, чем командир. Взять, к примеру, этого кретина, который идёт сейчас за ней. Из благородных, маг, учился много лет, а ведёт себя, как дитё несмышлёное. Зашёл в город, и сразу же в кабак. Винище хлестал одну кружку за другой. Нормальный вор идёт на дело с трезвой головой, а этот... еле вытащила его из питейного заведения, где он, похоже, решил поселиться. Вообще работать с благородным ещё хуже, чем с идиотом. А капитан, Сну его побери, придумал хороший план, да только хоть один дурак сделает что-нибудь не так - и всё полетит к демонам Сну. Сразу видно, младший принц. Жизни не знает, думает, что всё будет, как в партии в шахматы. А люди не фигуры, они такого порой могут наворотить, что не знаешь, какому из Семи Богов молиться...
  ***
  
  В то время, как Глакер вслед за Ребаной шёл на конспиративную квартиру, в одном из домов деревянного квартала шёл разговор - двое мужчин жаловались друг другу на жизнь. Это были сержант вольной роты "Гвардия Валинора" Билко и Шпикерс.
  - Вот скажи, где это видано, чтобы изобретателю не давали возможности воспользоваться его же изобретением. Я всего лишь хотел посмотреть, как оно загорится, а он: "У вас золотая голова, у вас золотая голова, нечего Вам там делать!". Это что же выходит, моя племянница с самострелом врагов разить будет, а я как последний трус в обозе?
  - Ну, здесь наш капитан прав, - возразил Билко. - Ты же сам понимаешь, что у каждого своё дело. У тяжелой пехоты своё, у вас алхимиков - своё. Ты же сам не послал бы лучников в лёгких доспехах в лобовую атаку на катафрактов[7]?
  - Да я и сам всё понимаю, - грустно согласился Шпикерс, - да только на душе погано.
  - А кому щаз легко? - согласился сержант. - Вот скажи, разве можно моих орлов одних оставлять? Это всё равно, что дюжину лис запустить в курятник. И кур не будет, и лисы передерутся. Вот я здесь с тобой сижу, а они уже, может, кого-нибудь грабят, и про приказ забыли, и за сигналом не следят. И вообще, как можно было поставить командиром девчонку сопливую?
  - Это ты о чём? - не понял Шпикерс.
  - Да о Ребане, Сну её побери, - пояснил Билко.
  - А она-то здесь с какого боку?
  - Так это её вместе с этим магом-криомантом наш капитан послал поджигать сигнал, - сержант тяжело вздохнул, - чувствую, она тут позажигает, никому мало не покажется.
  - Ещё и маг этот?! - то ли удивился, то ли возмутился Шпикерс. - Боюсь я чего-то - он же хотел её прикончить на пару с Луткой, всё свои услуги предлагал, как бы она ему не отомстила.
  - Магу?! - не поверил Билко.
  - А что такого, маги, они тоже смертные. От пера в печень в толпе погибло больше магов, чем во всех сражениях. А уж со стилетом эта соплячка ты видел, как обращается.
  - Мдя-а, послали боги капитана, совсем жизни не знает, - подытожил разговор сержант, - ну точно, младший принц.
  - Это почему? - удивился Шпикерс.
  - А сам посуди. С одной стороны план гениальный. Если он сработает, то вся Тапия к завтрашнему вечеру будет у нас в руках. С другой стороны, при таком подборе людей всё может сорваться в любой момент. Вот к примеру Прауд вместо того, чтобы запалить свечу, пойдёт по окрестным домам шарить. И всё, как говорит наш капитан, "тушите свет, сливайте воду".
  - А он что, сам этого не понимает?
  - Похоже, не понимает.
  - А с Праудом он кого послал?
  - А с Праудом он послал Лоурика, иными словами, Прауд может вертеть своим напарником, как угодно, - сержант Билко на мгновенье замолчал, а затем поинтересовался:
  - И о чём нам всё это говорит?
  - О чём? - спросил Шпикерс.
  - О том, что господин капитан, - Билко выделил голосом слова "господин капитан", как трактирщик, который принимает игру высокородного человека, желающего оставаться инкогнито, - воспитывался во дворце или, на худой конец, в замке. С кем он там общался, не считая воспитателей? Со слугами, да с гвардейцами. Первые - подхалимы, вторые - верные вассалы. Вот и получается, что задумано с умом, да без ума сделано. Кто на такое из дворян способен? Только младший принц...
  ***
  - ...Младший принц, говоришь? - иронично переспросил Прауд, - ну-ну.
  - А чё? Вся рота об этом только и болтает, - ответил Лоурик. - Сам посуди, благородный, а саблей махать не умеет, и весь из себя сильно умный...
  - Оригинально, - проговорил на это бывший взломщик, но лошадник его уже не слушал, а продолжал излагать свои доказательства:
  - А баллады, которые он на своей гитаре играет? Ты когда-нибудь слышал, чтобы хоть один менестрель так играл? Ваганты - они поют для народа, а наш капитан учился играть там, где ваганты не водятся, потому как если бы он слышал, как надо играть, то так бы и играл, но он-то делает не как все...
  - А значит, может быть только младшим принцем, - ехидно перебил его Прауд, а затем уже серьёзно спросил:
  - Ты вообще понимаешь, что несёшь, деревня?
  - И шо, если ты вырос в городе, то ты можешь меня перебивать?
  - Вырос я тоже в деревне, в город ушёл на заработки, но таким дураком, как ты, я и в родной деревне никогда не был, а уж когда в городе пообтесался, и подавно, - сказал Прауд. - А ты-то знаешь, откуда пошла легенда про младших принцев?
  - Нет, - ответил Лоурик.
  - Тогда слушай, - произнёс Прауд, и начал свой рассказ:
  - У последнего императора было два сына, два брата-близнеца. Оба дураки, вроде тебя, что характерно. Император их называл "мои утята", в историю они потом войдут как Короли-утки, но это будет потом, а пока утята подрастают, император стареет, а Империя - гниёт.
  - А как Империя может гнить, - удивился Лоурик, - это же не кочан капусты, и не морковь, а Империя!
  - Подробности долго объяснять, да их и не помнят, - ответил Прауд. - В первом приближении...
  - В чём? - не понял лошадник.
  - В приближении, - ответил бывший взломщик и, глубоко вздохнув, пояснил:
  - Это вот если у тебя растёт на огороде морковь, то, кто не видел никогда моркови, посмотрит и скажет: "Трава растёт", попробует ботву, скажет: "Невкусная", это - первое приближение. А вот если взять лопату, и выкопать морковь из земли...
  - То это уже второе приближение? - невинно спросил Лоурик.
  - Для тебя, деревня, можно и так сказать, - ответил Прауд, - но дело не в этом, а в том, что человек, не знающий про морковь, будет под морковью понимать ботву, что в принципе тоже правильно, но не верно...
  - А это как? - снова перебил Прауда Лоурик.
  В ответ от Прауда последовало местное непереводимое выражение, слова и смысл которого авторы приводить не будут из этических соображений.
  Облегчив душу, Прауд не стал объяснять очевидное для него, но невероятное для Лоурика, и продолжил свой рассказ:
  - Лордов в Империи было много - более двух десятков. Каждый из них управлял доверенной ему Императором провинцией. А поскольку императорская власть ослабла, то каждый лорд на своей территории творил, что хотел. Но Империя - это не только монарх. Приди кто-нибудь один из "утят" к власти, и лордам бы не поздоровилось. И тогда лорды юга решили подстраховаться, впрочем, первыми могли быть и северяне, хотя в той книге, где я это прочёл, говорилось о лордах юга...
  - А когда ты книги читал? - с интересом спросил Лоурик.
  - Да было со мной ещё при учении, - чуть смущаясь, ответил Прауд, - я тогда по ночам сокровищницу одну брал, неделю с замком возился, а чтобы время скоротать, пока стража обход делала, я в библиотеке отсиживался, якобы к экзамену готовлюсь, приходилось действительно свитки читать... Так вот, южные лорды стали развращать одного из братьев-"утят", балы там, охоты и прочие благородные развлечения. При этом они нашептывали "утёнку", что тот родился первым, и именно поэтому достоин императорской короны. Узнав об этом, северные лорды начали делать всё то же самое, но только с другим братом. В результате, когда император умер, "утята" терпеть друг друга не могли, да и завещание императорское куда-то пропало, так что кто станет императором, решили определить при помощи поединка, не принцев, естественно, а вассалов. Так началась первая война за императорскую корону.
  - А что младший принц? - разочарованно, как ребёнок, которому обещали сказку, но не рассказали, спросил Лоурик.
  - Не было никакого младшего принца! - твёрдо ответил Прауд, - Зато у братьев была сестра, старшая.
  - А бабец этот тут причём? - удивился лошадник.
  - Конкретно этот - ни при чём, - улыбнувшись, ответил бывший взломщик. - Просто перед тем, как вся эта заваруха началась, принцесса исчезла. Больше её никто не видел. Но спустя пятнадцать лет в Татэр, столицу Северного королевства, въехал торговый обоз, в одном из его фургонов сидела тринадцатилетняя девушка, у которой из всего имущества, за исключением одежды, был только свиток с императорской печатью. Именно этот свиток и не позволил рыцарю, охранявшему королевский дворец, вышвырнуть прочь пигалицу, которая потребовала ни много ни мало встречи с королём. Пигалицей оказалась дочь старшей сестры Королей-уток. О своей прежней жизни она ничего не рассказывала, с памятью у неё явно поработал хороший маг-психомант, но при этом вела она себя как высокорожденная леди. Нужно сказать, что Короли-утки были государями своенравными, отчего подданные испытывали некоторую нервозность и молили всех богов, дабы те побыстрее забрали их в свои чертоги. Следует отметить, что молитвы эти частично были услышаны. Король Южного Королевства решил совершить великий подвиг и залез на высокую скалу - по легенде там хоронили великих императоров древности. И решил он на той скале совершить ритуал поминовения мёртвых. Влезть-то он влез, и даже ритуал совершил, но во время спуска пал туман, а Король-утка, вместо того, чтобы переждать его на вершине, всё же продолжил со своей свитой спускаться... В итоге южное королевство потеряло девяносто шесть благороднейших рыцарей, включая Короля-утку, и династия в Желтом Королевстве сменилась, так как на трон там взошёл брат безутешной вдовы Короля-утки... - здесь Прауд замолчал, чтобы промочить горло из своей фляги, а затем продолжил:
  - В Северном же Королевстве боги не были столь милосердны к королевским вассалам. Поэтому те решили немного помочь богам и начали рокош[8]. Боги такую помощь не оценили, и восстание было утоплено в крови. Правда, одному барону на самом севере Голубого Королевства всё же удалось частично отстоять свою независимость. Поскольку участники рокоша "подняли на щит" неизвестно из какой дали взявшуюся внучку Императора, то бедняжке чуть не снесли голову. Но так как трон под "северной уткой" качался, он выдал свою племянницу за того единственного лорда, кто ему не изменил по малолетству - ему ещё восьми лет не случилось. В королевском указе о свадьбе кроме всего прочего были слова: "Не дело младшей восставать на старшего". В одной из копий этого указа писарь ошибся и написал: "Не дело младшего восставать на старшего". Указ успели огласить, а так как народ не особенно разбирался, что происходило при дворе, то появилась легенда о каком-то младшем принце...
  - Так что, наш капитан не младший, а старший принц? - спросил Лоурик.
  Прауд Лоурику не ответил.
  
  [1]
   [1] Алам - звание в тапийской армии, приблизительно равное полковнику (прим. авторов).
  [2]
   [2] Сагам - звание в тапийской армии, приблизительно равное младшему лейтенанту (прим. авторов).
  [3]
   [3] Расан - звание в тапийской армии, приблизительно равное майору (прим. авторов).
  [4]
   [4] Сэген - звание в тапийской армии, приблизительно равное лейтенанту (прим. авторов).
  [5]
   [5] Сэрен - звание в тапийской армии, приблизительно равное капитану, причём звания аналогичное званию старшего лейтенанта в войске Тапии нет (прим. авторов).
  [6]
   [6] Голубое королевство - самоназвание северного королевства, по цвету его флага (прим. авторов).
  [7]
   [7] Катафракт - тяжело одоспешенный воин, но в отличие от рыцаря не имеющий (обычно) дворянства. Элитные тяжелые кавалеристы в вольных городах, практически аналог рыцарской конницы, но при этом гораздо более дисциплинированные (прим. авторов).
  [8]
   [8] Рокош - официальное восстание против короля, на которое имели право рыцари во имя защиты своих прав и свобод (прим. авторов).
  
  Глава 13
  
  На возвышенности, откуда открывался прекрасный вид на городские стены Тапии, прямо на траве сидели двое.
  - ...Ну вот скажи, Алак, чем я здесь занимаюсь? - уже который раз вопрошал Голушко. - Это я, творческая личность, которая со временем стала бы солистом Большого театра. Я вынужден, чтобы не умереть с голоду, держать ватагу бандитов, по недоразумению называемую вольной ротой, и убивать, грабить, насиловать... Всё потому, что других способов прокормиться я здесь не знаю. А то, что я умею, здесь не ценят, и за людей актёров не считают. Унас певец или танцор, если он звезда, может иметь доход не меньше, чем у ваших герцогов и графов, про рыцарей я вообще молчу. И вот я, кто до того, как попал в ваш мир, мухи не обидел, вынужден сжигать целый город, где женщины и дети. Я не хочу причинять никому зла, но вынужден, так как суровые законы выживания гласят: умри ты сегодня, а я - завтра. И не я в этом виноват, не я этот мир придумал, а вынужден жить по его законам...
  - Господин капитан, - обратился к Степану подъехавший на коне наёмник, - засеки установлены, люди на позициях, ждём Вашего приказа.
  - Действуйте по плану, - ответил Голушко, - до ночи, да и ночью, возможны вылазки. Тех, кто выйдет за стены с оружием - убивать, безоружных - грабить и отпускать. Если не сможете ограбить всех, грабьте наиболее богатых.
  Наёмник слегка склонил голову, и поскакал к своим, чтобы довести до них приказ. А Степан вновь повернулся к Диргиниусу и продолжил жаловаться на свою горькую судьбинушку. Через пять минут Алаку это надоело, и он сказал:
  - Наливай.
  Маг огня и иномирянин-танцор выпили, закусили, и Голушко продолжил свой монолог...
  ***
  - Эх, жаль я не увижу, как оно разгорится, - сказал Шпикерс поджигая свечу.
  - Главное - чтобы разгорелось, - глубокомысленно ответил Билко, поджигая вторую свечу. - Кстати, почему мы должны поджечь три свечи? - уточнил сержант вольной роты, поджигая третью.
  - Третья нужна для того, чтобы всё сработало, если потухнут две первые, - ответил изобретатель, складывая в мешок остатки ужина.
  - Ты считаешь, что двух не хватит? - спросил Билко.
  - На мой взгляд, хватит и одной, - ответил Шпикерс, завязывая мешок с продуктами, - но приказы капитана, пока он платит деньги, я не обсуждаю.
  - Ладно, читай ту писанину, что тебе дал капитан, - приказал сержант.
  Шпикерс достал из-за пазухи конверт, вскрыл его, и начал читать, водя пальцем вдоль строчек, при этом постоянно сбиваясь. Наконец Билко не выдержал, отобрал у изобретателя лист бумаги и начал бодро читать вслух:
  - Дорогой племянник Фунтик[1], прошу тебя срочно отдать за меня долг в десять шкелов, которые я задолжал госпоже Беладонне[2], живущей в большом двухэтажном доме у крепостной стены слева от северо-восточной угловой башни, белая дверь с двумя красными петухами. С уважением, твой любящий дядюшка Мокус[3].
  
  ***
  - Это что за письмо?! - возмутился лошадник, - явно не от нашего капитана. И вообще, почему я должен отдавать какой-то Белладонне десять шкелов?
  - Дярёвня, - фыркнул бывший взломщик и пояснил:
  - Мы должны пойти по этому адресу, а про долг написано для того, чтобы стражники, коли к ним попадёт это письмо, ничего не поняли. Да вот только боюсь, что стражников с мозгами, как у твоего Лоурика, во всей Тапии не сыщешь. Чудит наш капитан, где не надо. Ладно уж, пошли, тут у меня есть ещё одно дельце, я как раз присмотрел дом по дороге...
  
  ***
  - Вот, теперь остаётся только ждать, - сказала Ребана, присаживаясь на труп стражника.
  - Ты уверена, что на этом можно сидеть?! - изумился Глакер.
  - Кольчуга немного колется, а так он упитанный был дядька, мягко, особенно на пузе. Могу подвинуться, если что.
  - Да нет, лучше я постою.
  - Тогда присядь на хозяйку дома, - предложила бывшая воровка, - нам ещё здесь пару часов куковать.
  - А ты уверена, что первыми сюда придут те, кого мы ждём, а не друзья твоего кресла? - спросил маг-криомант.
  - Это вряд ли, - ответила Ребана, и пояснила:
  - Часть этого дома была снята людьми нашего капитана, а в подвале они прорыли подземный ход, чтобы мы могли спокойно покинуть Тапию. Затем, когда подземный ход был готов, его заделали, а "квартиранты" съехали. Скажу честно, я не знала, что хозяйка крутила шашни со стражником. Она вообще здесь не должна была находиться, так как срок аренды истекает послезавтра. Как любит говорить наш капитан, и хозяйка этого дома, и стражник - её любовник, это неизбежный сопутствующий ущерб.
  - Какой ущерб? - не понял Глакер.
  - Неизбежный и сопутствующий.
  - То есть?
  - Если бы здесь никого из местных не оказалось, то мы бы никого не убили...
  - Вообще-то это ты убила обоих, - перебил бывшую воровку маг.
  - Ну извини, что я так выразилась, - ехидно ответила Ребана на эту тираду, - просто я подумала, тебе будет неприятно, если я напомню, что девушка сделала всё за тебя. Вообще как маг и как мужчина ты должен защищать меня, такую кроткую и невинную...
  - А что же это ты подразумеваешь под невинностью? - издевательски уточнил Глакер.
  - То же, что и всё честные девушки.
  - Ну да, с формальной, так сказать, точки зрения ты, без сомнения, девушка, а вот насчёт того, что ты не знала мужских объятий...
  - Заткнись! - завизжала Ребана, - А не то я вспомню, кто хотел заработать на моих похоронах.
  Ответить на это маг-криомант не успел, так как в дверь настойчиво постучали.
  - Кого ещё Сну принесла, - пробормотала себе под нос бывшая воровка, мгновенно вскочив с трупа и доставая из рукава нож, - Для наших рановато.
  Как выяснилось через пару минут, Сну принесла Билко вместе со Шпикерсом. Сержант "Гвардии Валинора", поговорив с изобретателем, лучше других осознал, что произойдёт, когда догорят свечи. Поэтому он небезосновательно решил, что оставаться в Тапии слишком опасно, и чем скорее он сделает отсюда ноги, тем лучше.
  - Слава всем Семи Богам, успел, - отдышавшись и утирая выступивший на лбу пот, сказал Билко.
  - Так вы, сержант, пришли даже раньше срока, - удивилась Ребана.
  - Да я не про это, - отмахнулся сержант и пояснил:
  - Я боялся, что ты с Глакером перецапаешься. Рад, что ошибся. Кстати, трупы обобрали?
  ***
  - Самаль Будал, объясните мне, что за зелёный фонарь горит над тем домом?! - прорычал Ульдин.
  - Не могу знать, господин алам! - бодро отрапортовал старый воин.
  - Так узнайте!
  - Есть! - вытянулся по стойке смирно Будал и, свесившись со стены, прокричал:
  - Рабат Ноб, узнать, что там за зелёный фонарь!
  - Ну что уставились - команды не слышали? - прорычал рабат Ноб своему десятку ополченцев. - Зажечь фонари и за мной, бегом, марш!
  Алам Ульдин только слегка усмехнулся себе в усы. Что бы там ни говорили, все армии похожи друг на друга - никто не хочет ничего делать, только пинают нижестоящих и получают пинки от вышестоящих.
  Как только крепостная стена скрылась за поворотом улицы, рабат Ноб сразу же приказал:
  - Шагом.
  - Господин рабат, разрешите вопрос? - спросил своего непосредственного командира один из молодых ополченцев.
  - Давай.
  - А почему мы сейчас идём, вместо того чтоб бежать?
  - Сынок, если ты хочешь побегать, то это я тебе могу запросто устроить в гарнизоне, когда всё закончится, а ополчение ещё не распустят по домам, - раздражённо ответил Ноб.
  - А всё же, рабат, почему? - спросил ополченец явно постарше и побогаче Ноба. В его голосе слышалось превосходство, а выражение лица говорило: сейчас мы тебе подчиняемся, но как только ополчение распустят, то... произойти может всякое.
  - Потому что если наш алам прав, и этот фонарь горит неспроста, то в доме могут оказаться враги. А они никуда не бежали, следовательно, полны сил, - пояснил свои действия рабат и, не выдержав, добавил:
  - А ты обязательно хочешь измотаться перед боем, чтобы я и твои товарищи смогли потом утешить твою вдовушку?
  - И не дождётесь, - прошипел ополченец в летах под хохот своих товарищей.
  Весь оставшийся путь до дома с башенкой десятка выясняла у незадачливого бойца особенности натуры будущей вдовы.
  - Ладно, хватит смеяться, - приказал рабат, доставая меч, повернулся к самому крепкому в десятке с молотом в качестве оружия и приказал:
  - Ломай дверь, да поаккуратней. Вдруг здесь живёт какая-нибудь дура, которая этим огоньком подаёт сигнал любовнику, что муж ушёл. А вы двое встанете с фонарями по бокам от двери...
  Ополченцу, который в мирное время был молотобойцем, пришлось вышибить три двери прежде, чем рабат со своими подчинёнными добрался до башенки, наверху которой горел масляный фонарь с зелёными стёклами. Несколько ополченцев, которым Ноб поручил обыскать дом, спустя пару минут также поднялись в башенку весьма недовольные тем, что им не удалось ничегостащить, и доложили, что дом пуст, даже мебели в нём нет...
  Тем временем на крепостной стене алам Ульдин вглядывался сквозь предрассветные сумерки. Он был уверен, что если нападение на Тапию и произойдёт, то со стороны реки. "Шума наступления не слышно, поэтому похоже, что противник высадится на берег на рассвете - ведь ночью к пристани не подойти. Нужно ещё немного подождать" думал Ульдин. "О Великий Куст, как же я не люблю неизвестность, ведь я даже не знаю, какой город их нанял. Хотя что это меняет, по большому счёту? Блокада, штурм города, после чего переговоры о сумме контрибуции, дабы наёмники ушли. Стандартная тактика".
  - Господин алам! - подбежал к Ульдину самаль Будал и вытянулся в струнку.
  - Что у тебя? - не оборачиваясь, раздражённо спросил Ульдин.
  - Какой-то маг заморозил колодцы!
  - Зачем?
  - Не могу знать, - ответил Будал, - но разморозить их мы не можем, все наши маги исчезли.
  - То есть, как исчезли?! - разворачиваясь, зарычал Ульдин. - Что говорят бойцы, которых по моему приказу отправили охранять наших магов?
  - Ни одного из магов не оказалось дома, их слуги говорят, что хозяева ушли в гости к Ребелу ещё до начала осады и с тех пор не возращались.
  - Так значит было нужно пойти к Ребелу! - рявкнул алам, кляня в своей душе идиотизм подчинённых.
  - Охранники так и сделали, - тоном верного, но недалёкого служаки, ещё больше вытягиваясь во фрунт, ответил Будал. - Но дом Ребела пуст, соседи сказали, что он ещё днём, до начала осады, уехал из города.
  - Куда?!
  - Не могу знать!
  - Почему сразу не доложили?!
  - Так во время прошлой осады, господин алам, - тут Будал доверительно понизил голос, - магов нашли уже после того, как всё закончилось, - они устроили грандиозную пьянку в заведении мадам Пимп, и я не хотел беспокоить начальство из-за такой мелочи...
  Ульдин, набрав в лёгкие побольше воздуха, собрался было высказать Будалу всё, что он о нём думает, но тут за спиной алама взошло солнце, и первые его лучи отразились в доспехах самаля.
  Алам тапийского войска любил смотреть на рассвет. В юности, когда Ульдин ещё не был даже сэгеном, он всегда старался обернуться в сторону восхода и посмотреть, как солнечный диск медленно встаёт над горизонтом. Уже позже, став самым молодым росаном в истории тапийского войска, он перестал каждый раз оборачиваться, но всегда с интересом наблюдал, как первые солнечные лучи прогоняют мрак, освещая великое творение Великого Куста...
  Но сегодня аламу тапийского войска по имени Ульдин не удалось получить эстетическое удовольствие от первых солнечных лучей, потому что свет, разогнавший тьму, показал не только красоту творений лучших тапийских зодчих в золотом квартале, но и десяток поднимающихся столбов дыма в квартале деревянном. Не успели эти колонны дыма подняться на пару сотен метров, как неожиданно прилетевший от реки ветерок прибил их к земле. Там, где белые клубы дыма соприкоснулись с поверхностью земли, началось непонятное. Патрульные заметили дымы, побежали к ним, но, попав в белые клубы, побросали свою тяжелую амуницию и оружие, развернулись на сто восемьдесят градусов и понеслись прочь...
  Спустя пару минут из лачуг, куда опустились клубы белого дыма, начали появляться полуодетые тапийцы обоего пола, которые, натыкаясь на различные препятствия, выбирались на улицы. До алама донеслись испуганные вопли и женские крики, а ещё не проснувшиеся до конца жители деревянного квартала, пометавшись по брусчатке мостовых, бросились по направлению к золотому кварталу вслед за воинами...
  Тем временем с башни магистрата, служившей по совместительству пожарной каланчой, раздался тревожный звук большого медного гонга, оповещающий о пожаре. Что бы ни говорили тапийцы про свою городскую стражу, бороться с пожарами она умела, и поэтому уже спустя пять минут из казарм при магистрате выступила колонна огнеборцев. Стражники шли, как на параде, - уверенные в себе, чеканным шагом, успевая при этом подшучивать над полуодетыми тапийцами из деревянного квартала. Но стоило только городской страже дойти до клубов белого дыма, как они тут же потеряли всю свою важность, и, побросав багры, топоры и лопаты бросились с криками ужаса назад...
  А клубы белого дыма тем временем всё больше и больше заполняли Тапию, и уже в золотом квартале испуганные люди начали выпрыгивать из окон и выбегать из домов, при этом не забывая захватить с собой самое ценное. Город с испугом просыпался. Те жители Тапии, до чьих кварталов ещё не добрался колдовской дым, весьма резво подхватив свой скарб направились к городским воротам. Там, куда клубы чародейского дыма проникали, тут же начиналась паника, и с быстрой ходьбы люди переходили на бег...
  "Вот тебе и раз" подумал алам Ульдин, наблюдая за происходящим с безопасного возвышения городской стены.
  
  ***
  "А вот тебе два" подумал Голушко, глядя, как вслед за клубами белого дыма из домов, находящихся поблизости от восточной стены, появились языки пламени.
  - А неплохо Уинди работает, я от мага воздуха второй ступени такого не ожидал, - заметил Диргиниус, оторвавшись от примитивной подзорной трубы, - дым медленно стелется по земле, как и задумано. Кстати, - тут Алак бросил взгляд на трубу в своей руке, - неплохую штуку изобрёл наш дорогой Шпикерс.
  - Ага, изобрёл, - мрачно ответил на это Степан, - три часа ему объяснял, как подзорная труба устроена, и всё равно наш "гений" исхитрился сделать штуковину, которая всё искажает.
  - Это ты так думаешь, - усмехнувшись, ответил Диргиниус, - а Снурия, если эта труба попадёт в её загребущие ручки, оценит её весьма высоко и закажет ещё десяток, если, конечно, не продаст самого Шпикерса кому-нибудь.
  - Не знаю, как Снурии, а мне неприятно видеть даже идиотскую Тапию вверх ногами, - проворчал Голушко и сменил тему:
  - Слушай, Алак, а чего это Уинди так руками машет, когда колдует?
  - Во-первых, не колдует, а творит магию, - с железными нотками в голосе ответил Диргиниус. - Во-вторых, махать руками необязательно, но маги воздуха, особенно женщины, почти все это делают. Дело в том, что работу воздушного мага можно отследить только по результату, а результат может и не быть следствием чар. Например, ветер может сам по себе дуть в нужную сторону, вот им и приходиться заниматься рукомашеством, - тут Алак прервался, чтобы взглянуть на особенно соблазнительно изогнувшеюся в этот момент Уинди, сглотнул слюну и продолжил, - вот почему почти все воздушницы учатся танцам.
  ***
  - Хоть ты и старшая в этом деле, но я настаиваю на том, чтобы подождать ещё! - твёрдо сказал Билко.
  - Сколько же мы должны ещё ждать, господин ротный сержант? - ехидно прошептала Ребана.
  - Пока не появится Прауд или местная стража, - спокойно ответил Билко.
  - Я не собираюсь ждать стражу! - фыркнула Ребана.
  - Хорошо, - сержант улыбнулся самой гадкой из своих улыбок, - но тогда завтра с утра ты чистишь походный котёл.
  - А почему ты считаешь, что я буду чистить котёл? - изумилась Ребана.
  - Потому что как только закончится это дело, ты станешь обычным бойцом, а я так и останусь сержантом, - добрым-добрым голосом, которому позавидовала бы сама Смерть, произнёс Билко.
  Ребана невинно похлопала глазами, посмотрела на потолок и перевела взгляд на бледного до синевы Глакера. Затем она лениво произнесла:
  - Хорошо, сержант, пусть остальные спускаются в подвал и ждут нас на том конце подземного хода, а мы с тобой подождём Прауда с Лоуриком здесь, - тут бывшая воровка проверила, как вынимается её нож, - или дождёмся местную стражу, а затем... - тут Ребана улыбнулась нежной улыбкой крокодила, - затем мы уйдём.
  - Ну, мы пошли, - даже не спросил, а утвердительно произнёс Шпикерс, спускаясь в подвал. - Сержант, госпожа, надеюсь, вы прирежете, то есть я хотел сказать, не прирежете, друг друга до того, как здесь появится стража.
  Вслед за Шпикерсом в подвал потянулись остальные бойцы "Гвардии Валинора". Вольные роты по большому счёту мало чем отличались от бандитских шаек, и когда среди командиров вольников начиналась борьба за власть, все, кто не был лично заинтересован в её исходе, моментально занимали позицию "наше дело - сторона".
  В отличие от остальных, у Бетура был личный интерес - под командованием Билко ему позволялось многое, чего не позволил бы любой другой сержант, так как Бетур входил во внутренний круг бывшего главаря бандитской шайки, промышляющей гоп-стопом на тёмных улицах Рахи. Поэтому он не спустился в подвал к подземному ходу, а проверил, как выходит из ножен его кинжал и постарался зайти к Ребане со спины, так как прекрасно был знаком с её умением метать ножи...
  Бывшая ученица воровской гильдии в Рахе никогда не была, но тёмные улицы Тулевотида давали закалку не хуже, так что подпускать врага со спины Ребана не собиралась. Она аккуратно передвинулась таким образом, чтобы держать обоих своих "оппонентов" в поле зрения. Ей было не по себе - справиться с одним вооружённым мужчиной она ещё могла, особенно если ударит первой, но вот с двумя...
  Хотя внешне Билко и выглядел расслабленно, сердце его бешено колотилось. Как хорошо Ребана мечет ножи, знал не только Бетур, к тому же сержант догадывался, в кого полетит первая "железяка". Поэтому он очень хотел разрешить дело миром, но терять лицо в глазах своего подельника он не мог - кто же будет доверять главарю, который боится какую-то девчонку...
  Хотя Бетуру не раз приходилось смотреть в глаза смерти, свою жизнь он ценил. К тому же он понимал, что второй нож чёртова девка швырнёт именно в него, а он, в отличие от Билко, не носил под камзолом кольчуги - у него её просто не было. Если бы не Билко, Бетур сбежал бы вслед за остальными вольниками, но статус одного из друзей сержанта ко многому обязывал.
  "Так, первый бросок Ребана сделает в главаря" лихорадочно размышлял Бетур. Попадёт ли она в кольчугу, и пробьет ли её нож? А если пробьет, то насколько серьёзной будет рана, дело десятое, поскольку в него-то она никак не промахнётся. Другой разговор, что у Ребаны не получится швырнуть больше двух ножей. Значит нужно дождаться того момента, когда она бросит первый нож, и встать так, чтобы между ними оказался Билко в своей кольчуге. А уж там, если Семь Богов от него не отвернутся, он бросится вперёд и её прирежет.
  Ребана знала, что сержант носит под камзолом кольчугу. Поэтому нужно попасть Билко в шею или в глаз, но этому не способствуют ни освещение, ни место, ни настороженность противника. Значит, размышляла бывшая воровка, первый нож она пошлёт Билко в корпус, а второй... Нет, не правильно. Все думают, что я нападу на Билко, а я их переиграю. Первый нож достанется его шестёрке, а вот потом можно будет заниматься и "дорогим сержантом". Вот только Бетур очень неудачно стоит, как будто хочет прикрыться своим хозяином. Точно, хочет. Умный, гад. Так, попробуем его вывести из себя, заодно и Билко отвлечём.
  - А ты, Бетур, всё ещё хочешь пустить меня по кругу? - приторно-сладким голосом спросила Ребана. - Ну, ну, смелей, те семикустники в Сунии тоже хотели со мной позабавиться. Правда, они были похрабрее, - здесь голос девушки наполнился желчью, - и, в отличие от тебя, не прятались за чужую спину.
  - В отличие от тех идиотов-семикустников, - улыбнулся Бетур, - я умею учиться на чужих ошибках. Так что не надейся, душенька, мы тебя не по кругу пустим, а не очень больно зарежем. Чик - и ты уже на небесах.
  - Не нужно, девочка, раздражать Бетура - он у нас вспыльчивый, кинжал может в ход пустить, - лениво заметил Билко. - Если считаешь, что нужно что-то обсудить, то со мной говори, а не плюйся ядом. И вообще, единственное, чего я хочу здесь и сейчас - это встретить Лоурика с Праудом и свалить из этого проклятого Сну города, желательно без свидания с местной стражей.
  - Сержант, - произнёс Бетур, втянув носом воздух, - город-то уже горит, пора утекать...
  - Я сказал, что мы будем ждать Лоурика с Праудом до конца, значит - будем ждать! - жёстко перебил своего подчинённого Билко.
  - Ну, если Бетур боится, то может проваливать.
  - Змеюка подколодная, - прошептал в сторону Бетур.
  - Мастер Бетур, может, вам действительно лучше уйти, тем более, что вы уже получили разрешение старшего командира. - Сидевший в углу тихо, как мышь, Глакер внезапно начал краснеть, и голос у него зазвенел. В глубине души он очень боялся столкновения с городской стражей, но поскольку маги считались чем-то вроде тяжёлой артиллерии, уйти без разрешения командира он не мог. Раздор же в рядах соратников мог привести к тому, что возможный визит стражи будет чреват весьма печальными последствиями.
  Услышав такое "лестное" определение своей персоны, Ребана скользнула к Глакеру, закрыла ему рот рукой и, повернувшись к Бетуру, грозно спросила:
  - Это я, что ли, змеюка?
  Бетур уже собрался произнести фразу, которая стала бы последней в его жизни, но тут со стороны двери раздался громкий стук и вопль Лоурика:
  - Госпожа Беладонна, открывайте, это ваш племянник Фунтик принёс долг от дядюшки Мокуса!
  ***
  На мародёров рабат Ноб со своим десятком наткнулся случайно. И хотя задержание преступников не входило в обязанности городского ополчения, но увидав людей, вылезающих с большим мешком из окна дома, где, по слухам, хранились капиталы ночных хозяев города, ополченцы решили сделать исключение. Разрешения у Ноба никто не спрашивал, так что рабату пришлось поспешать за своими людьми. Единственный, кому Нобу пришлось отдавать приказ присоединиться к погоне, был молотобоец из медного квартала, который и не знал, что могло находиться в этом мешке. Впрочем, услышав волшебное слово "общак", молотобоец вырвался вперёд...
  Это его и сгубило. Сперва молотобойцу повезло - ему удалось нагнать одного из мародеров и стукнуть его молотом по ноге. Нога мародёра такого издевательства не выдержала и сломалась, но другой злоумышленник вместо того, чтобы героически спасать свою шкуру, вернулся и так огрел молотобойца мешком чуть ниже живота, что незадачливый ополченец сложился пополам и засипел.
  Тем временем воришка с мешком подхватил кустохульствуещего мародёра, перевалил его через плечо и так припустил, что преследователи с трудом держались за ним, и то только потому, что бегун так и не выпустил из рук столь вожделенный всеми мешок.
  Страсть к золоту творит истинные чудеса, куда там Семи Богам вместе с Великим Кустом - молотобоец, несмотря на травму, смог встать на ноги и, шипя от боли, хромая на обе ноги, заковылял вслед за своими товарищами. Направление движения ему подсказывали не только проклятия раненого мародёра, но и не менее сочные выражения его товарищей...
  Спустя минуту злоумышленник с мародёром на плече и с мешком в левой руке уже дубасил ногой в белую дверь с нарисованными на ней двумя красными петухами и кричал:
  - Госпожа Беладонна, открывайте, это Ваш племянник Фунтик, принёс долг от дядюшки Мокуса!
  ***
  Будучи человеком опытным, рабат Ноб притормозил первым. Точнее было бы сказать - последним, так как вслед за ним ковылял только молотобоец, а правильнее - единственным. Все остальные его подчинённые в азарте погони даже не подумали, что если беглецы ломятся в какую-то дверь, то вполне возможно, что за ней находятся превосходящие силы.
  Остановившись на почтительном расстоянии от белой двери с двумя красными петухами, рабат попытался перевести дух. Сердце Ноба бешено колотилось. Не успел он простоять так и пары секунд, как дверь открылась, и мародёры скрылись за ней, а стоявший ближе всех к открытой двери ополченец уже валился на землю с куском металла в шее.
  Кто-то внутри дома отлично мечет ножи, подумал рабат и был прав, так как в этот момент ещё один ополченец последовал за предыдущим. Регуляры бросились бы на штурм с мечами, прикрываясь щитами, подумал Ноб, а ополченцы сейчас быстро сообразят, что из дверного проёма вылетает смерть, и разбегутся по сторонам под прикрытие стен. Окружить дом они, конечно, не додумаются, и мародёры могут сбежать. Рабат уже открыл рот, чтобы отдать приказ, но не успел - мимо него с криком: "У-убью!" пронёсся оклемавшийся молотобоец. Молотобойцу снова, на этот раз уже фатально, не повезло. Как раз когда он пробегал мимо десятника, все ополченцы отхлынули от двери, а в её проёме сверкнула голубая колдовская вспышка.
  Вылетевшая двухметровая сосулька прошила молотобойца насквозь, несмотря на то, что он был в кольчуге. Остальные ополченцы с криками: "Там маг!" и "Бежим!" бросились врассыпную. Впереди всех бежал рабат Ноб, в голове у которого крутилась одна только мысль: "Как же я об этом буду докладывать?!".
  
  [1] По-видимому, Степан в своё время смотрел мультфильм "Приключения Фунтика" вот имя неожиданно и всплыло в сознании Голушко (прим. автора).
  [2] Аналогично предыдущей ссылке (прим. автора).
  [3] Аналогично предыдущей ссылке (прим. автора).
  
  Глава 14
  
  - Как там наши успехи? - спросил Степан у Алака, едва сдерживая зевоту.
  - Деревянный квартал уже горит, - отрапортовал маг, не отрываясь от подзорной трубы.
  - Тогда, пожалуй, нам пора спускаться, - констатировал Голушко, снова зевнув и доставая флягу с бодрящим настоем из местных трав.
  - Согласен, - кивнул Диргиниус, оторвался от окуляра и первым перелез через край корзины...
  ...Спустя примерно полчаса маг и капитан вольной роты уже стояли возле небольшого оврага, по дну которого протекал ручеёк.
  - Ты уверен, что это именно здесь? - спросил Голушко у Ребела.
  - Да, уверен, - твёрдо ответил тапиец, гордо приосанившись, - этот ход прорыл мой прапрадед.
  - Значит, ждём, - сказал Степан, и, повернувшись чуть в сторону, приказал:
  - Занять позиции.
  Что такое позиции, бойцы "Гвардии Валинора" до конца не понимали, но что от них требуется, поняли прекрасно. Десяток "гвардейцев", пока их товарищи забрасывали кошки на деревья по ту сторону оврага, рассыпался вдоль обрыва. Они положили перед собой по два уже заряженных арбалета, и присели на краю оврага.
  - Хаваатуудт, а чего ты всё носишься со своей кривой палкой? - язвительно спросил один из арбалетчиков, наблюдая как лучник, достав из колчана десяток стрел, втыкает их перед собой.
  - Пока ты будешь перезаряжать свою игрушку, я сумею выстрелить трижды, да и то так мало потому, что у меня всё ещё болит рука, - флегматично, как будто объясняя очевидное маленькому ребёнку, ответил Хаваатуудт.
  - Интересно, кто-нибудь из наших упадёт в овраг или нет? - скучающе произнёс другой арбалетчик, наблюдая, как второй десяток форсирует преграду, чтобы оказаться на противоположном обрыве.
  - Вряд ли, - ответил ему третий, - капитан послал туда лишь тех, кто удачно прошёл полосу препятствий, а до этого, - тут арбалетчик понизил голос, - успешно передвигался по крышам, забираясь к состоятельным жителям либо сматываясь от стражи. Смотри, - уже громко удивился боец, - уже перелезли.
  - Все быстро заткнулись и отползли от края оврага - прошипел Хаваатуудт, - в засаде нужно сидеть: а) незаметно; б) молча.
  
  ***
  - Поисс, долго нам ещё ждать воды? - риторически спросил толстый, как бочка, расан Расув.
  - Да, действительно, - поддержал его длинный, как жердь, расан Ёхук, - неужели так сложно добыть бочку-другую воды?
  Ответить сагам Поисс не успел, так как к нему подбежал его самар и доложил:
  - Господин сагам, все колодцы на Золотой улице заморожены! Прикажите обследовать центральную?
  - Думаешь, всё так плохо? - приблизив голову к уху своего подчинённого, тихо спросил Поисс.
  - Не могу знать! - громко отрапортовал самар, а затем тихо продолжил:
  - Я думаю, нас выкуривают из города, как лису из норы.
  - Полагаешь, выкурят? - всё также тихо спросил сагам.
  - Без воды пожар не потушишь, а без магов - воду не достанешь, - так же тихо ответил самар, - а магов нет.
  - То есть как - нет?! - от неожиданности Поисс проорал свой вопрос во всё горло, и тут же получил в ответ не менее громкий вопль:
  - Не могу знать!
  - В чём дело, Поисс, ваши люди так и не нашли воду? - лениво спросил расан Расув.
  - Пока они могут предложить только лёд, - язвительно ответил сагам.
  - Как это - лёд?! - грозно спросил подошедший расан Ёхук, а затем уже другим тоном, как будто на светском рауте, заметил:
  - Странная штука этот лёд, вроде бы вода, и при этом не вода.
  - И не говорите, - так же светски ответил ему Расув. - Я слышал, в Голубом королевстве есть баронство Медвежий угол, так говорят, что там зимой все реки покрываются льдом.
  - Какой ужасть, - вздохнул Ёхук, - что же там люди и звери пьют?
  - Да, как страшно жить, - скорбно произнёс Расув, а затем, повернувшись к сагаму, жёстко приказал:
  - Чтоб через четверть часа ваши люди, Поисс, нашли хоть один не замороженный колодец! Выполнять! Бегом!
  Сагам с самаром рванули бегом, но обежав каре воинов, стоявших на площади, остановились.
  - Мне кажется, нужно сматываться, - тихо предложил самар своему командиру.
  - Предлагаете дезертировать? - так же тихо уточнил сагам.
  - А вы предлагаете тупо стоять и ждать, пока загорится весь город?
  - Поодиночке всё равно не уйти - наёмники перекрыли все выходы из города, - возразил Поисс, - да и сестрёнка у меня в Железном квартале осталось.
  - Не у вас одного родственники в городе, - возразил самар, - и все наши ребята готовы пойти за тем, кто их выведет.
  - Бунт?
  - А у нас есть выбор?
  - А почему я?
  - Вы быстро думаете, - ответил самар, а потом, замявшись, уточнил:
  - Остальные сагамы просто не согласятся принять командование - они не так решительны, и слишком сильно боятся за свою шкуру.
  - Великий Куст, ну почему всегда я, - пробормотал, подняв глаза к небу, Поисс, а затем решительно произнёс:
  - Начинаем!
  
  ***
  - Этот сагам Поисс испортит все наши планы, - мрачно заметил расан Ёхук расану Расуву.
  - Только не нужно на меня так смотреть, - ответил Расув, - будь на то моя воля, я бы давно выгнал этого умника в шею, но вы же знаете, что его мне навязал алам. Не знаю, чем понравился ему этот сын краснодеревщика, но он следит за его карьерой, и поэтому я не могу прогнать его без веских оснований, а их, увы, нет.
  - Да, конечно, - согласился Ёхук, - но зачем же вы тогда пригласили его сестру на свой званый ужин?
  - Да не приглашал я её, - опечаленно махнув рукой, ответил Расув, - но она пришла на ужин, между прочим, с вашим с сэгеном Соитма - не выгонять же их было.
  - Я не понимаю, чем вам сэген Соитма так приглянулся, что вы пригласили его на званый ужин? - ехидно уточнил Ёхук.
  - Дорогой мой Ёхук, - улыбнувшись, ответил Расув, - ваш сэген Соитма является двоюродным братом моего серена, который в свою очередь - ваш племянник, и как не пригласить вашу родню на званый вечер...
  - Кстати, она всё ещё находится в вашем доме? - поинтересовался Ёхук.
  - Думаю, уже нет, - ответил Расув, - скорее всего она находится вместе со всеми в банке.
  - Да вы с ума сошли, - злобно прошипел Ёхук.
  - Но не могу же я выгнать невесту вашего сэгена, - улыбнулся Расув, беспомощно разведя руками.
  - Ладно, сейчас не до этого, - сказал Ёхук и нервно посмотрел через плечо, - ветераны явно что-то задумали, и выдвигают этого кустопротивного Поисса. Вот, сюда идут.
  - Господа расаны, - обратился к Ёхуку и Расуву сэрен Куум, - предлагаю силами моей роты пустить кровь этому сброду.
  - Ты всегда был слишком горяч, Куум, - вступил в разговор второй сэрен по имени Салакавал. - Я ценю твою уверенность в верности твоих людей, но даже если они не всадят тебе меч в спину, то с ветеранами им не справиться. Вообще я не понимаю, как наш алам додумался поставить командовать ветеранами этого Поисса - они же вертят им, как хотят? Не иначе ему сам Великий Куст намекнул о нашей затее. Воистину, велика мудрость Великого Куста, если он узнал о ней ранее, чем мы её задумали...
  - Что ты несёшь! Какой, к Сну, Великий Куст! В чём его мудрость?! Он же нам, гад, весь план сорвёт! - тихо, но злобно прошипел Куум.
  - Нет, господа, именно сагам Поисс нам и поможет, - улыбнувшись, успокоил собравшихся Салакавал, - но разговаривать с ним буду я.
  - Действуйте, сэрен, - уже в спину Салакавалу приказал расан Ёхук.
  
  ***
  - О, дорогой мой сагам Поисс, - приторно улыбаясь, сказал Салакавал, - вы-то нам и нужны.
  И не дав Поиссу что-либо сказать, продолжил тоном весёлого и полностью довольного своей жизнью человека:
  - Когда вы только ещё, дорогой Поисс, записывались в нашу армию, я уже понял, что из вас выйдет толк, и я не ошибся - толк вышел, а дурь осталась, что характеризует вас как настоящего тапийского патриота и офицера...
  Глаза окружающих начали увеличиваться до размера пылезащитных очков, а сэрен тем временем продолжал "гнать пургу":
  - Вот и сейчас, в этот решительный момент, когда на кону будущее нашего благословенного Великим Кустом города...
  У всех слушателей после этих слов глаза начали стекленеть, а у особо впечатлительных даже туманиться поволокой, а Салакавал тоном вождя, обращающегося к войску перед решающей битвой, вещал уже на всю площадь:
  - Воины! В час величайшей опасности, нависшей над нашей любимой Тапией, от вас потребуются все ваши мужество и отвага, дабы развеять кустопротивных язычников, которые жадными глазами смотрят на ваших жён, сестёр и матерей!..
  - Вы что-нибудь понимаете, самар? - тихо спросил у своего подчинённого Поисс.
  - Нет, саган, но что дело дрянь - очевидно, - так же тихо прошептал ему в ответ самар. - Подобные речи я в своей жизни слышал только перед тремя битвами, и, что характерно, во всех трёх наше войско разгромили наголову.
  - А я и не знал, что у вас такой большой боевой опыт, самар, - удивился Поисс.
  - Эх, - в ответ тяжело вздохнул самар, - ещё бы к моему боевому опыту добавить молодость, а то ведь я больше не могу так быстро бегать, как раньше.
  - ...по приказу нашего алама для недопущения беспорядков и мародёрства нам приказано занять здание банка! - продолжал вещать Салакавал. - Внутреннюю охрану обеспечивают офицеры в чине не ниже сегена, в связи с чем старшим охраны рыночной площади и дверей банка назначается сагам Поисс! - и совсем другим,командным голосом прикрикнул:
  - Всем всё ясно?!
  - Так точно! - откликнулась площадь.
  - Выполнять! - заорал сэрен, и уже более спокойно обратился к Поиссу:
  - Сагам, не сочтите за недоверие, но посты охраны лучше всего расположить...
  Старый самар, ветеран трёх битв, слушал сэрена и не находил, к чему придраться. Всё было по делу и правильно. Но он чувствовал, что он что-то упустил, и лишь после того, как все двенадцать "отцов-командиров" скрылись за дверьми банка, он понял, что они их больше не увидят, так как те дали дёру, наверняка прихватив что-нибудь ценное из банка, например, войсковую казну...
  ***
  - Всё уже разграбили до нас, - грустно произнёс Салакавал, заглядывая в очередное пустое хранилище.
  - Надеюсь, воинскую казну они утащить не смогли, - проходя мимо очередных распахнутых настежь сундуков, в которых хранились монеты, произнёс расан Ёхук.
  - Ключ от сундука с воинской казной был только у алама, так что вряд ли банкиры смогли его открыть, - ответил расан Расув.
  - А почему сундук нельзя просто утащить с собой? - удивился сэрен Салакавал.
  - Думаешь, ты один такой ушлый, - улыбнувшись, ответил своему коллеге сэрен Куум, - все сундуки вмурованы в пол, я уже не говорю о том, что извлечь их содержимое, не имея ключа, конечно, можно, но только это займёт пару дней.
  - Пару дней, - ехидно уточнил Салакавал, - да подобный сундук любой маг-огневик вскроет за пару минут!
  - Вскроет, - согласился его вечный оппонент, - но только не здесь, - и Куум рукой указал на прикреплённый к потолку хранилища большой кусок янтаря и пояснил:
  - Грозовой амулет.
  - Тогда понятно, - задумчиво ответил Салакавал.
  Только один раз в своей жизни, Салакавал, тогда ещё саган, видел грозовой амулет в действии. Во время одного из набегов дюжина солдат во главе с Салакавалом решила воспользоваться шансом и повысить своё благосостояние - а именно, во время разведывательного рейда разграбить трактир. Сначала всё шло хорошо. Трактирщик и несколько постояльцев были убиты сразу, жена трактирщика и пара его дочерей - чуть позже... Добыча досталось неплохая, и разъезд уже хотел отбыть, как вдруг нелёгкая принесла во двор трактира мага-телекинетика из враждебной армии.
  Маг, по-видимому, не ожидал, что нарвётся на вражеский разъезд. Солдаты Салакавала были ветеранами, и они сообразили, что если первыми не отправят на тот свет мага, то он отправит их. Луки у всех были приторочены к седлам, поэтому вся дюжина, кроме растерявшегося сагана, обнажила мечи и бросилась на противника. Маг тоже был не новичок. Он быстро сообразил, что происходит, и, рванув прочь от мечников, вскинул руку в колдовском жесте.
  Того, что произошло далее, не ожидал никто. Из кошеля, висевшего на поясе у одного из меченосцев, вырвались молнии и в мгновенье ока поджарили как мага, так и большую часть тех, кто его преследовал...
  Как пояснил позже один из оставшихся в живых подчинённых Салакавала: "Этот придурок нашёл где-то громовой амулет, который убивает всех вокруг себя на двадцать шагов, если кто-нибудь попробует воспользоваться магией. Хорошо хоть амулет был наполовину разряжен, а не то бы всем хана...".
  - Магов у банкиров не было, но и у нас их нет, - мрачно заметил расан Ёхук, - так как же мы доберёмся до воинской казны?
  - Очень просто, дорогой друг, - ответил своему коллеге расан Расув, - у меня есть дубликат ключа...
  ***
  - Ну и что ты на это скажешь? - тихо спросил Поисс своего самара примерно через полчаса после того, как все старшие офицеры обоих батальонов скрылись в здании банка, - можешь говорить свободно.
  - Господин сагам, при всём уважении, думаю, что все мы сидим по уши, и отнюдь не в меду.
  - То есть? - не понял Поисс.
  - Нужно спасать всех, кого можно, - самар нервно посмотрел по сторонам, - и как можно скорее, иначе нас порвут.
  - А если... - тут молодой сагам на мгновенье запнулся, подбирая слова, а затем продолжил, - эти самые вернутся из банка?
  "Они не вернутся", - хотел ответить самар и уже открыл рот, но не успел ничего сказать, так как двери банка открылись, и из дверного проёма появилась красивая девушка в длинном облегающем платье.
  - Ты что здесь делаешь, сестрёнка?! - удивлённо спросил Поисс, когда её узнал, - ты же должна быть дома!
  Солдаты, почуяв неладное, стали подтягиваться к брату с сестрой, но старый самар, опекавший своего сагама, уже подсуетился, и ветераны окружили своего командира плотным кольцом.
  - Понимаешь, Соитма пригласил меня вчера на вечеринку, -беспечно, как настоящая блондинка, начала отвечать Тюрги, - а поскольку ты был, как всегда, занят...
  При этих словах своей младшей сестры Поисс тяжело вздохнул. Когда ему пошла только третья ветвь[1], их родители умерли, а поскольку Поисс стал посыльным при штабе алама, он считался на действительной службе, и воспитание младшей сестры ему же и доверили...
  Его младшая сестра, которой вот уж год как пошла третья ветвь, отличалась святой простотой, но эта её черта почему-то проявлялась только тогда, когда ей было нужно - она просто "не понимала", что от неё хотят. Вот и теперь, когда Поисс уходил на службу, он строго запретил разговаривать и ходить куда-либо с незнакомцами. Однако Соитма был сослуживцем Поисса из другого батальона и носил чин сэгена. Вот Тюрги и решила, что её старший брат вовсе не запрещал ей общаться с сослуживцами, тем более с офицерами.
  -...именно поэтому я и не смогла с тобой посоветоваться и спросить у тебя разрешения... - продолжала щебетать Тюрги.
  - Ладно! - прервал свою младшую сестру Поисс, так как увидел, что окружающие уже начали посмеиваться над незадачливым воспитателем, - в банке-то ты что делала?
  - А я пришла туда ещё вчера, вместе с другими гостями расана Расува, - по-прежнему мило болтала Тюрги, - мы долго сидели в подвале, а сейчас пришёл Расув со своими друзьями, отправил меня к тебе и просил передать: "Расаны Расув и Ёхук вместе с офицерами преследуют неизвестных, похитивших воинскую казну, до следующей ночи они, скорее всего, не вернутся, так что приказывают сагаму Поиссу действовать по обстоятельствам".
  После того, как Тюрги передала приказ "отцов-командиров", на рыночной площади некоторое время стояла гробовая тишина, а затем народ взорвался ругательствами...
  ***
  - Господин расан, объясните, зачем вы отправили с этим дурацким поручением мою невесту! - зашипел Соитма, обнажив клинок.
  - Господин сэген, потрудитесь соблюдать субординацию и уберите свой меч! - грозно произнёс в ответ Ёхук.
  - Интересно было бы знать, - ехидно ответил Соитма, не убирая оружия, - какая у шайки дезертиров, бегущих из родного города и прихвативших при этом всю воинскую казну, может быть субординация?
  - Куум, объясни своему двоюродному брату, что такое субординация, - бросил в сторону Ёхук, благоразумно отодвигаясь в задние ряды, так как знал, что Соитма - один из лучших клинков в тапийском войске. Дезертиры тоже это знали, поэтому стали осторожно отодвигаться от кузена Соитма.
  - Вот что, братец, я тебе скажу по поводу субординации, - неожиданно мягко начал Куум, а затем заорал во всё горло:
  - Ты какого спутался с этой Тюрги! Мало того, что она грязной крови, так ещё и отец её был плотником!
  - Вообще-то краснодеревщиком, - возразил Соитма.
  - Один хрен не кузнец, - всё больше распаляясь, ответил Куум. - Ибо сказано в книге пророка Валетая, которому Великий Куст даровал способность видеть будущее, что именно у плотника родится дитя, котороё произведёт раскол среди тапийского народа и уведёт лучших сынов Тапии на погибель, и посему со времени оглашения пророчества ни один истинный сын тапийского народа не становился плотником.
  - Он не плотник, а краснодеревщик, - с тоской в голосе, поскольку ему приходилось уточнять это уже Куст знает сколько раз, ответил Соитма.
  - Неважно, - свернул разговор Куум, до которого только сейчас дошло, что все остальные дезертиры уже ушли, а он остался один на один с опытнейшим бойцом Тапии, однако его религиозно-полемический запал ещё не дошёл до той степени, чтобы он был готов пожертвовать собой за идею.
  - Ладно, братец, шёл бы ты вслед за остальными, - сказал Соитма и убрал меч в ножны, - а то ведь они свод подземного хода хотят обвалить, и останешься ты один на один с брошенными на произвол судьбы солдатами. А наши тапийские воины, боюсь, при данных обстоятельствах ни про субординацию, ни про откровение пророка Валетая слушать не будут, а просто тебя того...
  Куум резко повернулся спиной к своему двоюродному брату и понёсся к подземному ходу, который вёл прочь из города.
  Посмотрев вслед убегавшему кузену, Соитма горестно вздохнул, пробормотал себе под нос: "На всё воля Великого Куста", вспомнил свою так и не полученную долю и бросился разыскивать Тюрги...
  Впрочем, искать свою возлюбленную Соитме долго не пришлось. В центре расчищенной после недавнего пожара рыночной площади по-прежнему толпились солдаты. Не без труда протолкнувшись в центр толпы, где стоял Поиис вместе со своей сестрой, окружённый ветеранами, Соитма весело произнёс:
  - Привет, ребята, а чего вы все тут стоите-то?
  Ответом внезапно появившемуся сэгену было молчание.
  - Тюрги, лапочка, из-за случившегося нападения я не смог вручить тебе этот скромный подарок, - сказал Соитма, доставая из складок плаща небольшой кожаный мешочек. - Подставь ладошку, радость моей жизни.
  Тюрги, не понимающая, как и все, почему Соитма тут крутится, вместо того, чтобы преследовать "похитителей казны", машинально протянула руку, и на её ладонь из мешочка вывалилось удивительной красоты кольцо с крупным бриллиантом.
  - Понимаю, момент несколько неподходящий, - нарочито смущаясь, продолжал Соитма, - но давно хотел тебя спросить, согласишься ли ты выйти за меня замуж?
  После того, как Тюрги услышала эти слова, она с радостным визгом повисла у Соитмы на шее, а мужская часть присутствующих была несколько ошарашена.
  
  [1] У Великого Куста семь ветвей, поэтому в Тапии считают так: первая ветвь - до семи лет, вторая - до четырнадцати, третья - до двадцати одного и т.д. (прим. авторов).
  
  Глава 15
  
  Успокоившись после визита незваных гостей, одинокая птица продолжила оглашать окрестности премерзкими призывными звуками. К ней присоединилась ещё одна, затем ещё, и вот над оврагом уже стоял гвалт... Больше всего это напоминало музыкальные произведения современных Голушко композиторов-авангардистов. Как любой "балетный", Степан был тонким ценителем симфонической музыки. Посетив однажды концерт произведений современных американских композиторов, Степан сделал вывод, что хуже клубной музыки, когда бешеный ритм сопутствует полному отсутствию мелодии, могут быть только потуги некоторых особо продвинутых мэтров. Что-то похожее раздавалось сейчас над головами бойцов гвардии Валинора. Эти "сладкоголосые" летающие твари так увлеклись своим "пением", что заглушили на какое-то время металлический скрежет давно не смазанных петель.
  - Господин капитан, сэр, - начал Билко, - осмелюсь доложить, что противник вот-вот появится в овраге.
  - Приготовиться, без команды не стрелять, - шепотом произнёс Степан и, улёгшись на краю оврага, посмотрел вниз.
  Огромная гранитная глыба, выпиравшая из склона оврага, начала неторопливо двигаться вперёд и в сторону. Присмотревшись, Голушко понял, что двигается только часть глыбы толщиной около сорока сантиметров - открывается, словно обычная дверь или створка ворот.
  За спиной Степана сержант Билко злобным шёпотом требовал от бойцов гвардии Валинора прекратить пялиться на это редкое в вольных городах инженерное сооружение и приготовиться к бою, а каменная дверь тем временем отодвигалась в сторону, открывая вход, выдолбленный в основной части гранитной глыбы.
  - И охота им было камень долбить? - с пренебрежением произнёс Хаваатуудт, кладя стрелу на тетиву своего лука, - лучше бы стены нормальные сделали в своём городе, а то где это видано, чтоб от одних ворот до других по стене нельзя было пройти.
  - А ты откуда знаешь? - удивился кто-то из арбалетчиков.
  - Так моего брата шурин был семикустником, пока не сбежал из Тапии, когда напивался - рассказывал, - ответил Хаваатуудт, натягивая лук...
  ***
  - Что тут у вас? - спросил Поиис у толстого купца в дорогом шелковом халате.
  - Так это... масло тут...
  - Вынести амфоры к ... отсюда! - приказал Поиис своему самалю, недослушав купца, - и не дай Куст хоть одну амфору разобьете!
  - Господин сагам, а куда нести-то? - удивился самаль.
  - К западной стене! - бросил Поиис и, развернувшись, двинулся дальше, не слушая причитаний купца в шелковом халате...
  Соседний склад внутри ничем не отличался от предыдущего.
  - Что здесь? - на всякий случай уточнил Поиис у купца, хозяина склада.
  - Вино.
  - Оставить, но стены склада обрушить, - приказал Поиис другому своему самалю и удалился, вновь не обращая внимания на проклятья очередного купца...
  - Господин сагам, - произнёс, тяжело дыша, подбежавший самар, - заборы вдоль шкеловки обрушены, среди подразделения потерь нет, среди гражданских - двое убитых и пятеро раненых.
  - Как это произошло? - недоумённо спросил Поиис.
  - Препятствовали выполнению приказа! - вытянувшись в струнку и придав лицу выражение преданное и придурковатое, пояснил самар.
  - С ранеными много возни, - задумчиво проговорил Поиис, вспоминая все те унижения, которые приходилось испытывать его семье от купцов из Серебряного квартала - те скупали изделия его отца, не допуская краснодеревщиков к самостоятельной торговле на рынке, - в случае малейшего сопротивления убивать сразу.
  - Слушаюсь, господин сагам, - ещё больше вытянувшись в струнку, хотя, казалось бы, это было невозможно, гаркнул самар - у него, как и у остальных воинов-тапийцев, были свои "приятные" воспоминания о купеческом сословии.
  С ещё большим усердием самар и остальные ветераны бросились ломать заборы и постройки на полушкеловке, хотя воины-тапийцы нет-нет, да и бросали плотоядные взгляды на Золотой квартал. Вот там бы они с ещё большим усердием выполняли приказ своего сагама о противодействии сопротивлению, понимая под этим любое появление жителей Золотого квартала на виду. Но увы, на Золотой квартал у подчинённых Поииса не было времени - пожар приближался...
  
  ***
  - Господин сэген, - обратился подбежавший к Соитме рабат, - тут кузнец по имени Кандекалне не хочет уходить. Что делать?
  - Да делайте, что хотите, рабат, - отмахнулся Соитма, на мгновенье оторвавшись от Тюрги, и, повернувшись назад к своей невесте, продолжил пояснения, указывая на горящий Золотой квартал:
  - А вот тот особняк, который только что загорелся, да-да, вот тот, с башенкой, принадлежал раньше жрецу Вагистаю, его недавно убили.
  - Говорят, это было в ту самую ночь, когда сгорели лавки на рыночной площади, - заметила Тюрги.
  Вообще-то Тюрги было абсолютно всё равно, какой сейчас особняк горит - главное, что её любимый Соитма был рядом, а тема для разговора... Ну, если вокруг пожар, то почему бы не поговорить о пожаре...
  - Ну что, рабат, - не скрывая сарказма, спросил самар, - хоть какой-нибудь приказ получил?
  - Нет, - возмущённо ответил рабат, - я вообще не понимаю, как этот Соитма может в такой ответственный момент ворковать со своей куклой?!
  - Сразу видно, что ты новобранец, - усмехнулся самар. - Вот когда наш сэген вместе с сагамом Поиисом посылали гонцов в Железный квартал, Соитма сразу им объяснил, кому и что сказать. Наш сэген прекрасно понимает, что всех мы всё равно не спасём, а поэтому нужно спасать тех, кто действительно дорог, ну и тех, кто сам хочет спасаться.
  - А гражданские? - наивно спросил рабат.
  - А что - гражданские? - вновь усмехнулся самар. - Ты что, хочешь спасти чужую старую тёщу вместо своей сестры?
  - Нет, свою сестру, - не поняв подковырки, ответил рабат.
  - А сестра где живёт?
  - На улице Всадников.
  - Вот её точно наш сэген спасёт, как и всех, кто живёт в Железном квартале, а с другими - как получится...
  - Господин самар! - перебил старого умудрённого жизнью ветерана возникший, как из-под земли, рядовой. - На Ткаческой улице народ бузит - хотят взять с собой все свои ткани...
  - Твой боец? - повернувшись в сторону рабата, строго спросил самар.
  - Так точно, - вытянулся рабат.
  - Вот ты и решай проблему, да не забывай, что главное - не людей вывести, а квартал разрушить...
  ***
  Ульдин смотрел, как огонь пожирает Тапию, и не верил своим глазам. Слёзы катились по лицу старого воина. Алам тапийского войска прекрасно понимал, что ничего не может сделать, только лишь молить Великий Куст, чтобы хоть кто-нибудь в городе принял командование и смог организовать спасение жителей. Надежды на то, что это будут расаны Расув и Ёхук, у Ульдина не было никакой - он прекрасно помнил, что они получили свои чины по протекции магистрата.
  - Вот, господин алам, раханское, - негромко произнёс самаль Будал и протянул главе тапийского войска кувшин с вином.
  - Самаль! Что ты себе позволяешь?! - возмутился молодой сэген Саар.
  - Действительно, вы же ветеран, самаль Будал, - "поддержал" Саара сааль Содолан, - почему не принесли пурджуское?
  - Виноват, господин сааль, - подобострастно ответил Будал, - но здесь у нас есть только раханское, да ещё с десяток бочонков пива.
  - Ну что же, подайте офицерам вина, солдатам - пиво, - тяжело вздохнув, сказал Содолан, - поскольку штурмовать стены города уже никто не будет, тем более здесь.
  Подождав, пока все окружающие отвлекутся на бесплатную выпивку, сааль подошёл к Ульдину и тихо спросил:
  - Господин алам, с пожаром мы ничего не можем сделать, так что нужно думать о том, как мы будем жить дальше, после того, как осада закончится...
  ***
  Первый стражник упал, получив длинную стрелу в спину и не дойдя каких-то десяти шагов до конца оврага. Второй, шедший справа, быстро развернулся и даже успел вскинуть на грудь щит, но тут же рухнул на землю, получив короткую арбалетную стрелу в глаз. Третий бросился было бежать, но две стрелы, одна короткая, другая длинная, прервали его забег.
  Стражники, шедшие в конце колонны, сообразили, что происходит, и даже не пытались достать оружие. Они рванули назад, к подземному ходу, но ни один из них не успел добежать до пещеры, не словив "свою" стрелу.
  Младшие жрецы, которые несли сундуки по дну оврага, повели себя по-разному. Одни, поняв, что на них напали, замерли на месте, другие, отпустив тяжёлые сундуки, метнулись кто куда. Кто-то выхватил стилет, кто-то побежал к выходу из подземного хода, кто-то бросился к концу оврага, а некоторые даже попытались залезть на его склоны. Как показали дальнейшие события, правильно поступили только первые, всех остальных, бросивших сундуки, пристрелили лучники.
  Трое старших жрецов, которые шли в середине колонны, сразу же бросились на землю и лежали там до тех пор, пока бойня не прекратилась. Спустившиеся в овраг бойцы гвардии Валинора приказали им встать.
  - Так это ты, Ребел, предал нас! - злобно прошипел один из старших жрецов.
  - После того, Пахат, что Вагистай собирался сделать с моей сестрой, я вам, жрецам, хранить верность не обязан, - возмутился Ребел.
  - И что хотел сделать Вагистай? - спросил другой жрец.
  - Он хотел её сжечь, Кламлет, - ответил Ребел.
  - А за что? - поинтересовался третий верховный жрец.
  - Он обвинял её в том, что она наводила порчу на Деревянный квартал.
  - А что, не наводила? - вновь вступил в разговор первый верховный жрец. - Насчёт Деревянного квартала не знаю, но на весь город кто-то точно навёл порчу, может быть, это был ты?
  - Да погоди ты, Пахат, - перебил своего коллегу Кламлет, - значит ты, Ребел, решил предать Тапию именно тогда, когда Вагистай арестовал твою сестру. Что-то я в это не верю. Вагистай был убит наёмниками, как я понимаю - этими, - тут третий верховный жрец кивнул в сторону бойцов гвардии Валинора. - Так вот, Ребел. Ты лжёшь. Ты бы не успел нанять вольников после того, как Вагистай арестовал твою сестру, но до того, как это стало бы известно нам. А нам это стало известно только сейчас, да и то с твоих слов, отсюда можно сделать однозначный вывод, что ты знал наёмников раньше. И пошли они с тобой не за плату, точнее, не за те деньги, которые ты мог бы им заплатить, а за казной храма, которую ты помог им захватить. Так что независимо от того, что сделал Вагистай, предал ты свой город и свою веру...
  - Кончайте базар, - влез в разговор подошедший Голушко и попросил:
  - Ребел, отойди в сторонку.
  Дождавшись, когда семикустник отойдёт, Голушко спросил:
  - Вы знаете о других ходах из города?
  - Другие ходы из города скорее всего есть, - мрачно ответил Пахат, не обращая внимания на предостерегающий взгляд Кламлета, - но где они выходят и куда они конкретно ведут, мы не знаем.
  - Что с нами будет? - жалобно прервал тишину, которая установилась после ответа первого верховного жреца, второй верховный жрец.
  - Сколько здесь? - спросил Голушко, указав рукой на сундуки.
  - Сто пятьдесят тысяч, - проблеял второй верховный жрец.
  - Шкелов? - уточнила Хиир.
  - Нет, золотых, - ответил Кламлет.
  Повисла пауза. Степан нервно набил свою трубку, достал из кармана лупу, под удивлёнными взглядами жрецов и Ребела сфокусировал луч солнца на табаке, подождал, пока тот задымится, и затянулся ароматным дымом лучшего табака из Суитсу. Затем Голушко убрал в карман лупу и начал нервно ходить по оврагу, потягивая трубку. Наконец Степан докурил, выбил из трубки пепел, убрал её в карман и произнёс:
  - Жадность фраера сгубила, а я не фраер. Ребята, берём сундуки и валим отсюда.
  - А эти? - спросила Хиир, кивнув на жрецов.
  - А что эти? - пожав плечами, ответил Голушко, - эти меня не интересуют, свяжите их, что ли...
  ***
  - Господин сагам, прикажете открывать? - прокричал самар, командующий двумя десятками воинов, охраняющих ворота.
  - Открывайте! - велел Поиис и, поморщившись от скрежета железа, спросил:
  - А где стража с офицером?
  - Наш сагам на соседних воротах стоит, а стража ворот сбежала, - ответил самар, вынимая из ножен меч.
  - Щитоносцы - вперёд! - приказал Поиис, когда ворота открылись, выхватил клинок и рванулся вслед за своими солдатами.
  Выскочившие из ворот тапийские воины увидели засеку, за которой в неком подобии боевого порядка стояли сотни две бойцов вольных рот. При этом засека, точнее, две засеки вопреки всем правилам воинского искусства не перегораживали дорогу, а шли параллельно ей и служили своеобразными направляющими для выбирающихся из города.
  - Стой! Перестроиться клином! Прикрыться щитами! - нервно отдавал команды Поиис, разглядывая из-за спин своих подчинённых позицию противника.
  Вольники выстроились в два рассредоточенных трёхшеренговых строя справа и слева за засеками, которые отделяли дорогу от поля. Ближе к городской стене уступом стояли одношеренговые строи по две дюжины лучников в каждом.
  Тем временем за спиной Поииса послышался грохот сапог. Сагам обернулся. Лучники, выбежавшие из ворот, начали строиться в боевой порядок за спинами щитоносцев, не дожидаясь команды. Когда стрелки заняли боевое построение, Поиис проорал:
  - Шагом! Вперёд, марш!
  Тапийские войны медленно двинулись по дороге от ворот. Впереди шли щитоносцы, их строй представлял нечто среднее между "свиньёй" и "черепахой", так что они защищались от стрелков вольников не только впереди, но и прикрываясь щитами сверху. За ними шли лучники, на ходу готовясь к стрельбе.
  Обтекая с двух сторон Поииса, так и оставшегося стоять перед раскрытым проходом в город, из ворот выдвинулись четыре колонны тапийских воинов. Две внутренние колонны составляли пикинёры, а внешние - щитоносцы. Они присоединялись к клину с таким расчётом, чтобы каждого солдата с пикой прикрывал солдат со щитом.
  Первый залп вольники и тапийские лучники произвели одновременно, причём с одинаковым результатом - никто не был ни убит, ни ранен. Собственно на этом залповая стрельба и закончилось - лучники с обеих сторон начали стрелять по готовности. Уже через полминуты тапийские воины, шедшие в первых рядах, стали походить на ёжиков из-за воткнувшихся в их щиты стрел. К огромному сожалению вольников на таком расстоянии щиты не пробивали даже бронебойные стрелы, так что обстрел пока существенных результатов не давал.
  В свою очередь тапийские лучники были вынуждены стрелять практически наугад навесом из-за щитов, так что первый их залп лег с недолетом, а затем стрелы перелетали через вольных лучников и падали среди стоявших вдоль засек бойцов, не причиняя им особого вреда
  - Дядечка, а чего они разбегаются-то? - спросил убелённого сединами ветерана безусый новобранец, шедший в первой шеренге щитоносцев.
  - Жить хотят, вот и разбегаются, - флегматично ответил ветеран, глядя как вольники драпанули в разные стороны из-за спин своих лучников, - щитов-то у них нет, а ты свой держи, как на тренировке, а то...
  Договорить ветеран не успел - в его щит воткнулись сразу две стрелы, а в только что вскинутый щит новобранца - четыре.
  Ощутив за собой пустоту, лучники вольников почувствовали себя неуютно. Конечно, засека - это надёжная защита от врага, но всё равно не дело лучников сходится с противником в рукопашной. Поэтому лучники, находящиеся за правой засекой, разделились на два отряда, и пока одни меняли позицию, другие прикрывали их отход. Лучники же за левой засекой отступали все вместе, и лишь пару раз остановились, чтобы дать довольно жидкий залп после чего сразу бросались бежать.
  - Дядечка, а кто правильнее бежит, те, которые справа, или те, которые слева? - снова вылез новобранец.
  - А без разницы, ты щит, главное, держи! - ответил ветеран...
  Организованная колонна тапийских беженцев миновала засеки, практически не встретив сопротивления наёмников - обстрел лучников можно не считать - и гордо промаршировала на расположенное за небольшой рощей огромное кукурузное поле.
  - Встать в оборонительный круг! Гражданских в середину! - орал Поиис, а вокруг него стояли вой и плач, заглушаемые треском ломаемых стеблей кукурузы.
  - Дядечка, а зачем такое вот построение? - в очередной раз полюбопытствовал новобранец.
  - Защищаем гражданских, - флегматично ответил ветеран и дёрнул плечом, на которое стоящий за ним пикинёр положил своё оружие.
  Тем временем небольшая группа мечников, используя свои клинки вместо серпов, расчищала пространство перед образовавшимся строем.
  - Дядечка, а что они делают-то? - никак не унимался новобранец, глядя на эти своеобразные сельхозработы.
  - Место для битвы расчищают - чтоб наши пикинёры видели, куда бить, - всё так же флегматично ответил ветеран.
  - Дядечка, а кукурузу не подожгут? - уже совсем жалобно спросил бестолковый молодец, представляя себе, как они окажутся в кольце огня.
  - Дык, она ж неспелая, - в первый раз потеряв терпение, ответил седовласый ветеран. - Как они её подожгут-то? Ты меньше вспоминай байки жрецов, и щит правильно держи! А то учишь вас, учишь, а вы всё в строю правильно стоять не можете. Стрелы лучше пообломай, умник, а не вопросы глупые задавай...
  ***
  - Хорошо горит, - сказал Степан, удобно расположившись в вороньем гнезде тримарана Снурии.
  - Однако одна группа тапийцев ушла в кукурузное поле, - недовольно заметила капитан тримарана.
  - Где? - уточнил Голушко.
  - Чуть правее вот той рощицы, - сказала Снурия, передавая ему подзорную трубу.
  - Действительно, тысяч пять, наверное, - согласился Степан, возвращая трубу хозяйке, и пожав плечами, меланхолично произнёс:
  - Повезло им.
  - А я считаю, что вы плохо выполнили работу.
  - С чего бы это? Пожар уже вошёл в такую силу, что город сгорит в любом случае, - удивился Степан.
  - Слишком много тапийцев выжили! - с ненавистью прошипела Снурия.
  - Мадемуазель, - с трудом сохраняя серьёзную мину, проговорил Голушко, - я подрядился сжечь город, о его жителях уговора не было.
  - Да, это так, но я всё равно вами недовольна, - еле сдерживаясь, чтобы не выкинуть своего пассажира за борт, ответила капитан тримарана.
  - Могу вернуть деньги, - удерживая улыбку, ответил Степан.
  - Всю тысячу золотых? - ехидно уточнила Снурия.
  - А почему бы и нет, - невинным тоном ответил Голушко.
  - Большая добыча? - понимающе уточнила Снурия.
  - Хватает, - подмигнув, ответил Степан и, посмотрев вниз, гаркнул:
  - Сержант! Вы уже отсчитали долю нашего агента?
  - Да, сэр! - буркнул Билко.
  - Отлично, отдайте ему, посадите в ялик, и попутного ветра ему в..., - тут Голушко примолк и смущённо глянул на Снурию, а потом даже чуток покраснел.
  - Да не смущайтесь так, - улыбнулась первый раз за день Снурия, - мы, моряки, люди простые.
  - В общем, я хочу, чтобы этот Ребел..., - тут Степана прервал звон отбиваемых склянок, - исчез отсюда до следующего удара гонга, тьфу, то есть я хотел сказать, рынды, тьфу, то есть колокола... Короче, вы меня поняли, сержант. - Помолчав ещё секунд пятнадцать, Голушко строго уточнил:
  - И я не хочу, чтобы с ним произошёл "несчастный случай", в котором будут замешаны наши ребята. Надеюсь, вы всё поняли, сержант?
  Судя по лицу Билко, он всё понял, но приказ ему категорически не понравился. Ещё вчера подобное распоряжение отрядный сержант, не задумываясь, проигнорировал бы, но сегодня... Сержант машинально огляделся вокруг в поисках поддержки, но не нашёл её. Они захватили огромную добычу, и Голушко был намерен честно её разделить. Это подняло авторитет капитана гвардии Валинора на такую немыслимую высоту, что пренебрежение его приказом могло стоить отрядному сержанту ОЧЕНЬ дорого. Даже Бетур, цепной пёс, служивший сначала главе городской шайки Рахи, а затем ставший отрядным сержантом гвардии Валинора, отвёл глаза...
  В отличие от всех остальных на тримаране Голушко так и не понял, что он только что пережил кризис власти, и поэтому продолжал разговор со Снурией, как будто ничего не произошло, чем невольно добавил себе авторитета у капитана тримарана.
  
  ***
  А тем временем в одной из кают тримарана разворачивался ещё один кризис власти, и, в отличие от кризиса на палубе, "власть" явно проигрывала "возмущённым массам".
  - Никуда я с тобой не пойду, лицемер! - визжала Куандука. - Как родной город жечь, так ему Великий Куст не указ, а как сестру заставлять делать то, что ему нужно, так сразу начинаешь цитировать священную книгу!
  - Хорошо, мне плевать на Куст, священную книгу и этот проклятый город, - закипая, зашипел в ответ Ребел. - Скажу больше, мне и на тебя наплевать, но отец завещал трактир в Кирвесе тебе, как дочери его второй жены, а он нужен мне! И ты пойдёшь со мной и будешь слушать меня и мою жену, иначе...
  - Что иначе?! - истерично взвизгнула Куандука, пытаясь вырвать свою руку от сводного брата.
  - Давно плетей не получала? - гнусно улыбнувшись, прошептал ей Ребел. - А моя жена тебя ещё и розгами приласкает, ей строптивая служанка в МОЁМ трактире не нужна...
  - Помогите! - заорала во всю мочь Куандука, когда сводный брат, больно вывернув ей руку, потащил её на палубу.
  - А что это ты делаешь, миленький? - игриво спросила Тулекача, невысокая ярко-рыжая девица, обхватив левой рукой шею семикустника.
  В любом другом случае Ребел не обратил бы на вопрос, заданный подобным тоном, внимание. Однако в данном случае правая рука рыжей девицы подвела остро заточенный кинжал прямо ему под подбородок, поэтому Ребел выпустил сводную сестру и подрагивающем голосом произнёс:
  - Воспитываю свою младшую сестру, на что имею полное право.
  - Извини, миленький, - Тулекача переместилась к стенке прохода, не забывая прикрываться кинжалом от возможного нападения Ребела, - но на корабле воспитывать кого-либо имеет право только госпожа капитан, - тут из голоса рыжей девицы исчезли игривые нотки, и она жёстко продолжила:
  - Так что сейчас вы оба идёте на палубу и рассказываете о ваших разногласиях госпоже Снурии. Прошу, - Тулекача кивнула головой по направлению к выходу и, поигрывая кинжалом, добавила:
  - И без глупостей, миленький, а то мне не хочется палубу отмывать от твоих крови и дерьма, если ты надумаешь со мной шутить...
  ***
  - Значит, ты, девочка, не хочешь идти с братом? - с неприкрытым сарказмом спросила Снурия.
  - Не хочу, - ответила Куандука.
  - А ты, - тут капитан тримарана повернулась к Ребелу, - хочешь завладеть её постоялым двором?
  - Он уже им завладел, - вместо брата ответила Куандука.
  - Депупан, иди сюда, голубчик, - отвернувшись от брата с сестрой, позвала бывшего менялу Снурия.
  - Да, госпожа, - кивнул подошедший Депупан.
  - Сколько стоит постоялый двор? - спросила Снурия.
  - Смотря какой постоялый двор, госпожа, - улыбнувшись, ответил Депупан, и принялся перечислять, что влияет на стоимость подобного предприятия:
  - Расположение в городе: у городских стен или в центре, размер земельного участка постоялого двора, количество комнат для гостей, количество столов в зале, есть ли разрешение магистрата на, - тут бывший меняла немного смутился и сказал осторожно, - предоставление особых услуг. Также на стоимость влияют: находится ли постоялый двор на берегу реки или ручья. Имеется ли собственный ледник, насколько велика конюшня, есть ли постоянная клиентура и какого сорта, - увидев непонимание на лицах слушателей, Депупан пустился в объяснения относительно последнего пункта:
  - Местные или приезжие составляют большую часть посетителей? Кто основные клиенты постоялого двора - купцы, ремесленники, воины, стражники? Например, если постоялый двор часто посещает стража, то "крыша" дань с него обычно не берёт, но и стража за обед платить не любит, - тут Депупан снова замолчал, вдохнул, и продолжил:
  - Так что ваш вопрос, госпожа, не из тех, на которые легко дать ответ. Без учёта перечисленных мной факторов цена трактира может быть от одной тысячи золотых до десяти, а в особых случаях стоимость может быть даже вдвое больше, и это я ещё не все вопросы перечислил, госпожа.
  Степан, глаза которого постепенно стекленели в процессе речи Депупана, потряс головой и спросил:
  - А сколько постоялый двор стоит в среднем?
  - Господин капитан, - начал отвечать на вопрос командира гвардии Валинора Депупан, не замечая, что своим обращением к предводителю вольной роты он вызвал недовольство Снурии, - как я уже говорил, существует множество вопросов, без ответа на которые...
  - Короче, - перебил своего подчинённого Голушко, прекрасно понимающий, что с того момента, как Куандука была в последний раз на том постоялом дворе ещё со своим отцом, прошло уже больше пяти лет, и многое могло измениться, а спрашивать Ребела - глупо.
  - Не берём в расчёт самые дорогие и самые дешевые постоялые дворы. Из оставшегося берём самую большую и самую маленькую стоимость подобных заведений. Складываем их, полученную сумму делим на два, и получаем результат. Так сколько, Депупан?
  - Пять тысяч золотых, - с видом человека, умывшего руки и ни за что не отвечающего, произнёс Депупан.
  Никого не смутило, что стоимость среднего постоялого двора была завышена Депупаном раза в три, если не в четыре, ведь никто, кроме Депупана и Ребела, в цене на постоялые дворы не разбирался. Ребел с облечением выдохнул - тот трактир, который он отобрал у своей сводной сестры, попадал как раз под особый случай и стоил приблизительно в три раза больше суммы, которую озвучил бывший меняла.
  - Так, голубчик, - сказала Снурия, вновь обратившись к Депупану, - берите пергамент, кисти, тушь, и пишите.
  Дождавшись, когда бывший меняла приготовит письменные принадлежности, капитан тримарана начала диктовать:
  - Я, Куандука, дочь... Как имя твоего отца, девочка? Продаю принадлежащий мне трактир... Как название постоялого двора, Ребел? Расположенный в городе Кирвис, своему сводному брату Ребелу... Депупан, вставь имя отца этого жлоба, за пять тысяч золотых...
  - Какие пять! Эта старая развалина не стоит даже тысячи!.. - взмолился Ребел.
  - Ты называешь развалиной трёхэтажный каменный трактир со своей пристанью, конюшней, ледником, расположенный в двух шагах от берегового форта, связанного стеной с городом... - взвизгнула Куадука.
  - Тихо все! - рявкнула Снурия и, дождавшись тишины, как ни в чём не бывало продолжила, - пять тысяч золотых. Регистратором сделки является глава совета города Сунии, Снурия дочь Протингаса, что подтверждается большой городской печатью города Сунии и её собственноручной подписью. В соответствии с законом города Сунии с покупателя, вставь имя этого жлоба, Депупан, взимается пошлина в размере стоимости покупки. Записано пятьдесят второго дня месяца доброты года тысяча двести двадцать второго от войны магов.
  Дождавшись, когда высохнет тушь на свитке, Снурия взяла купчую у Депупана, поставила на ней кистью непонятную закорючку, сняла с шеи медальон, вынула из него печать и приложила её к купчей рядом со своей подписью. Затем, помахав несколько раз свитком в воздухе, капитан тримарана протянула купчую Ребелу и сказала:
  - Расписывайся, жлоб, либо полетишь с камнем на шее за борт.
  Тяжело вздохнув, Ребел взял кисточку и начертал на пергаменте родовой знак. Отобрав у семикустника купчую и кисточку, Снурия повернулась к Куандуке и мягко произнесла:
  - Теперь ты, девочка.
  После того, как Куандука поставила свою подпись, Снурия отдала купчую Ребелу и, найдя в толпе сержанта Билко, скомандовала:
  - Вычтите из доли господина мага десять тысяч золотых, отдайте ему оставшееся, и проводите прочь с моего корабля.
  С видом настоящего служаки отрядный сержант уставился на Голушко, и только дождавшись его подтверждающего кивка, принялся выполнять приказ Снурии. Правда, под конец выдержка Билко всё-таки ему изменила, и он поторопил пинком господина мага, который опасался перепрыгивать с борта тримарана на поджидающий его ялик. Затем отрядный сержант выхватил свой меч, перерубил канат под одобрительные крики и, оттолкнув ялик ногой, произнёс:
  - Вали отсюда, и учти, увижу ещё раз - убью.
  
  Вместо эпилога
  
  Вечером пятьдесят второго дня месяца доброты года тысяча двести двадцать третьего от войны магов председатель Совета директоров компании "Золото Валинора" Степан Григорьевич Голушко пил вино в одном из принадлежащих данной компании гостиных домов и вспоминал события прошедшего года. Много утекло воды, вина, пива и самогона (который стал фирменным напитком во всей сети гостиных домов, после того, как под руководством Голушко собрали первый в мире промышленный самогонный аппарат) с тех пор, как сгорела несчастная Тапия. Золотые, которые тапийские жрецы так любезно "подарили" Гвардии Валинора, сделали своё дело, и сейчас в распоряжении акционерного общества находился сорок один новопостроеный гостиный дом, каждый напоминал небольшой замок. В больших донжонах на трёх этажах располагались гостевые апартаменты: от самых дорогих на втором, до самых дешевых на четвёртом. Первые же этажи были заняты большими обеденными залами и кухнями, а в двухэтажных подвалах находились кладовки с разнообразными припасами и ледники. Впрочем, подобные гостиные дома, в отличие от настоящих замков, окружал не деревянный частокол, а добротные каменные стены, да и были эти строения раза в три больше - развалины Сунии давали много строительного материала.
  - Как тебе наша штаб-квартира? - отсалютовав кубком, спросил Голушко у Снурии.
  - Неплохо, только от реки далеко, - ответила капитан тримарана.
  - Знаешь, я не хочу испытывать терпение тапийцев, - ответил Степан и, отпив из кубка, пояснил свою позицию:
  - Они всерьёз решили отстроить свой сгоревший город, и мне совсем не интересно мозолить им глаза. К тому же, если бы ты не упиралась, мы могли бы неплохо заработать на продаже кирпича и камня...
  - Кирпич и камень Сунии никогда не будут использованы для возрождения Тапии, - перебила Голушко Снурия.
  - Да какое возрождение, - тоном человека, пытающегося объяснить очевидный факт уже в сотый раз, для проформы возразил Степан. - Они сейчас тратят последние деньги. И если мы не возьмем у них эти последние деньги, то их заберут другие. А Тапии не дадут возродиться соседи, вот Кирвис давно точит зубы на её земли. Да и... - тут Голушко снова отпил из своего кубка, - мы вырвали у Тапии её золотое жало, благодаря которому она существовала - банкиры бросили её и сбежали вместе со своими капиталами. Они ещё не поняли, что без опоры на собственный город деньги значат не так уж и много. Везде, куда бы они ни пришли, они чужие, и смотреть на них будут, как на дойную корову. Кто-то разорится, кто-то как-то устроится, кто-то даже сможет устроиться так, что будет иметь определённое влияние, но ни один из них не будет иметь того влияния, как в Тапии...
  Договорить Степану не дал подошедший к их столу Депупан.
  - Господин председатель, сэр, - слегка смущаясь, начал генеральный директор компании "Золото Валинора", - при всём уважении к вам, я вынужден сообщить, что денег для содержания сотни отборных бойцов, которых вы изволили нанять в этом месяце, у компании нет.
  Голушко и сам знал, нанимая сотню, что денег для выплаты им жалования может и не хватить. Более того, он нанял их на свои деньги, так как прекрасно понимал, какой соблазн есть у всех из первого состава Гвардии Валинора - не очень уважаемые наёмники превратились в уважаемых господ, став управляющими гостиными домами и главами их охраны. Более того, и у Депупана, сменившего должность зампотыла вольной роты на генерального директора компании, и у Брокунна, доросшего до главнокомандующего вооружёнными силами компании, могли со временем возникнуть, если уже не возникли, нехорошие мысли о том, что надо бы сократить число акционеров и сэкономить таким образом на дивидендах.
  Впрочем, до дивидендов ещё далеко, подумал Степан. Компания только развивается, и вся пока ещё небольшая прибыль вкладывается в дело. Главная же проблема была в том, что компанию приходилось развивать из-под палки. Подавляющее большинство акционеров, не говоря уже о сотрудниках, не понимали, зачем нужны централизованные поставки некоторых видов продуктов, а главное - зачем продавать одинаково приготовленные блюда по одной цене во всех трактирах. Не понимали они также, зачем компании нужна курьерская служба, которая обслуживает не только её интересы, но и выполняет функции почты для постояльцев.
  Средневековый менталитет, подумал Степан, конечно, играет некоторую роль, но если вспомнить наше средневековье, то орден тамплиеров всерьёз занимался банковскими переводами и изобрёл вексель, а слово ямщик происходит от монгольского слова "яма", что означает почтовая станция. Эти же (тут Голушко на секунду задумался, подбирая подходящий эпитет) долбодятлы, имея огромную территорию, заполненную вольными городами, между которыми идёт активная торговля, даже не подумали о том, чтобы организовать нормальное почтовое сообщение. Хотя здесь я, пожалуй, несправедлив, продолжал думать Степан, почтовые службы зарождаются только когда появляется достаточно большое централизованное государство. Всё же интересно, а в Империи почта была? Скорее всего, нет, поскольку её нет в королевствах - ведь нельзя же считать почтой королевских гонцов, которые ничего, кроме королевских указов и графских отчётов не возят...
  - Господин председатель... - спустя пару минут не получив ответа на свой вопрос, вновь начал Депупан.
  - Я слышал, господин генеральный директор, - перебил Депупана Голушко. - Более того, я предполагал такое развитие событий, так что ещё две недели назад послал господина Билко...
  Договорить Степан не успел, так как в этот момент в зал вошёл бывший отрядный сержант, а теперь один из членов Совета директоров господин Билко. Вслед за ним в зал вошла ещё дюжина человек, из них трое в просторных чёрных плащах с надвинутыми на голову капюшонами. Именно эти трое вслед за Билко подошли к столику, за которым сидел Степан.
  - Господин капитан, сэр... - по традиции начал Билко, но Голушко смотрел не на своего бывшего отрядного сержанта, и даже не на незнакомцев в плащах, один из которых гордо демонстрировал всем висевший у него на шее знак Ордена Распознающих Зло, а на небольшую красную книжечку в руках у подошедшего. На ней когда-то золотыми, а теперь потерявшими от времени свой первоначальный цвет РУССКИМИ буквами было написано: "Удостоверение КГБ СССР".
  Так вот ты какой, северный олень, пронеслось в голове у Степана...
  
  Москва 16 сентября 2010 года. Продолжение следует.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"