Аннотация: Умирают в пути и тела, их тела Я бросаю в Каспийское море... (с) конкретно - трава. Если вы видите какие-то намеки, то вам показалось
Умирают в пути и тела, их тела
Я бросаю в Каспийское море...
Мельница, "Змей"
Была в этом в этом селе древняя такая традиция: темными летними ночами, когда полная луна освещала мир, статной походкой выходили на поляну незамужние девушки, что ни есть на селе, и водили хороводы под песни.
Покуда не повадился однажды хищный ящер девушек этих, что мед из ульев, таскать. И ведь почто ему они? Людей он не ест. В деревнях - не что по соседству, а подале которые - ящер этот самый скот подворовывал, а людей не трогал. А тут - вот поди ж ты, девушек таскал, да обратно не возвращал. И сколько изловить силились, проследить хотя б, да все без успеху. С небес нырнет, чешуей сверкнет, девку визжащую схватит, да был таков. Уж и подстрелить его, окаянного, пытались, и мага-чародея помочь просили, да только все без толку, ничто на этого гада чешуйного не действенно.
Ну и пропала так традиция ночные хороводы водить. Девок, что после этого охальника в селе остались, живо по замужествам разобрали, бо выбор невелик, тормозить не велит, не возьмешь, так на твое место еще прорва народу метит, налетят - всех невест разберут, бобылем останешься.
Много ль, мало ли, а только времечко-то летит, позабыли все про дела те давние, разве что сказки рассказывали, что-де был такой, девушек похищал, обратно не возвращал, люд стращал. А потом пропал - и как не бывал. Ну а с глаз долой - из молвы вон, людская молва скора на слова да коротка на память. Забыли, в общем.
Да как-то нашелся паренек, словом бойкий, до всяких баек охочий, а пуще того позадирать кого. Возьми и скажи, мол, вот раньше-то традиция была, а сейчас чего ж? Трусливы нынешни девки, али просто ленивы? Прищурилась тогда его всегдашняя противница да и говорит:
- А что, Добрынь, коль дракон сызнова появится да меня унесет - пойдешь спасать? Или сам струхнешь, домой двери запрешь да под половицы спрячешься?
- Да тот дракон подох уже давно, в своей пещере-то, - глядит Добрыня соколом, не ходит вокруг да около, прямо молвит. - Ну а коль вдруг прилетит, так мы его так встретим, что дорогу сюда забудет.
- А меня унесет - спасать-то пойдешь? - допытывает зеленоглазая.
- Кого? - Добрыня маковку почесал да ухмыльнулся широко. - Тебя? Али дракона?
- Ну коль дракон тебя больше прельщает, чем девушка, то можешь и дракона спасти. Только тащить его тяжеловато будет. Ну да ты у нас силен...не умом, так хоть телом вышел. - Язвит в общем.
- Куда его тащить-то? - строит Добрыня из себя простачка, подыгрывает.
- Ну как же! Это ж издавна ведомо, что спас - то твое, волоки под венец, тут и сказочке конец.
- Эге, то есть мне и тебя спасать невыгодно будет. Спасу - а ты меня под венец потащишь, разгадал я твои планы.
- Умен, - тянет рыжая посмеивается, - ничего не скажешь. Али боишься?
- Да тебя, ведьма рыжая, черт - и тот боится.
- Ну а ты что ль, слабее черта?
Ну посмеялись так, да и разошлись. А как лето пришло - глянь, и точно, вышли девки под луной хороводы водить. Первый раз обошлось, не появился змей, ну и второй раз так же. Совсем осмелели, уверились, что все это лишь бабушкины присказки. Все б ничего, да только змей-то своими какими-то змеиными путями проведал про то. Да на третий раз и прилетел поживиться нашими девицами. Девицы его как увидели - завизжали-запричитали, домой побежали, а он схватил ту, что потише, да и взмыл был таков.
Летит высоко, над морями, над лесами, несет в когтях добычу, крыльями машет. Чешуя под луной так и горит, так и сверкает. А добыча что-то тиха, в когтях не бьется, не кричит, не молится, на свободу не просится. Ну тот летит, знай, а глаза нет-нет, да и скосит на деваху, а та за коготь уцепилась, бела от страху, что твоя рубаха, вниз посматривает, да все бледнее становится.
- Эй, ящур! - змей как расслышал, от удивления чуть добычу не выронил, только добыча заругалась да в когти сильнее вцепилась, упасть, вроде, не торопилась.
- Ты поаккуратнее не можешь?! Все-таки не букет тащишь! - Змей не отвечает, молчит, только и знает - вперед летит.
- Ящур, слышишь меня? Эй вы там, наверху! Али глухой?
- Чего тебе?
- На шею пересади, мне в когтях лететь неудобно, забудешь еще, уронишь.
- Не могу.
- Почему?!
- Для этого приземлиться надо.
- Ну так за чем дело стало?
- Меня в окрестностях видеть не слишком рады будут.
- О, - молвит добыча понимающе, - тоже девок таскал?
- Еду.
- Ты что, есть меня собрался? А не подавишься?!
- Еду, - повторяет змей терпеливо, - баранов, коров там. Людей - не ем. - и замолчал.
Добыча ему на этот раз странная попалась, еще повозмущалась, а потом замолчала. Змей ее даже встряхнул пару раз - не померла? На что она ему красочно рассказала, кто он такой, какие его родители и с какой высоты они его уронили, а потом еще люлькой прихлопнули. Не померла, значит.
Под утро все ж долетел, донес до пещеры своей. Опустился на траву посреди леса чудного, перед горой огромной, девушку на землю поставил.
А девушка эта зевнула и по-хозяйски осведомилась:
- Постель моя где?
Змей растерялся. Он вообще добычу до дому впервые живой донес, поэтому те у него ни о чем подобном не спрашивали. Они вообще были молчаливые. А эта вон косу рыжую за спину перекинула и уже осваиваться пошла.
- Звать-то тебя как, девица?
Девица обернулась, смерила его взглядом, прищурилась по-кошачьи и ответствует:
- Родители доченькой, подружки - сестрой названной, а парни рыжей ведьмой за глаза кличут. Выбирай, что ближе, да зови, как хочешь.
- А имени у тебя нет своего?
- Имя есть, по имени честь, да прозванье больше скажет.
- Как имя твое, девица? - ящер глаза прикрыл, вздохнул-выдохнул, по всему видать, успокаивается.
- Голос-то елейный.. И не верится: не жалеешь, что меня живой донес, а динозавр?
- Кто? - эх, и впрямь надо было хватать тех, кто громко визжит, да полет не выдержит.
- Не обращай внимания. Марья-искусница мне имя. А теперь говори, где покои мои? Спать хочу.
Пришлось ее в покои вести. Ну а и правда - не обратно ж нести?
Время прошо, Марья в лесу обжилась, с драконом сдружилась - оказался свой, умный, незлой, чутка в колдовстве сведущ, жаль, что с хвостом, а не то бы и муж. Опять же, деревни поблизости нашлись, куда и за солью наведаться, и поболтать по-соседству, а то и поворожить, коль надобно - за ведунью вроде как. И образ схож: в лесной избушке живет, зверье у нее из рук ест-пьет, дождя али солнца, коль надобно, позовет. И дракон ручной.
Как вдруг нежданно-негаданно, от тех и доныне, нагрянул - ну кто еще б мог? - Добрыня. Днем по деревне побродил, с людьми поговорил, а под вечер в пещеру наведался.
Марья в то время сидит, вышивает, под нос напевает, дракона с охоты поджидает. Глядит - Добрыня с мечом, морда кирпичом. Ну точно, вызволять пришел. Должно, уже и разузнал, что по чем. Вопрос: поверил ли?
Заскрипели двери, вошел Добрыня. Хозяйке поклонился, говорить не торопился. А та и смеется:
- Ну что, исполнил слово, пришел дракона спасать от ведьмы-злодейки?
- А что бы и нет? Ты ж, красна девица, слухи ходят, совсем заморила беднягу? Вот и помогу ему, чем смогу: тебя обратно умыкну.
- А мы такие речи не вели. Мне здесь по нраву, так что коль тебе так спасать охота - драконы умыкни. Но его сейчас нет, посему посиди, добр молодец, чайку попей, да не отравленный он, не робей.
Пока суд да дело, что-то вокруг засвистело, грохнулось оземь, заухало. Входит парень в кафтане, да чешет за ухом.
- Чую, русским духом пахнет... Колись, Марья, кого в гостях принимаешь?
- Добрынюшку привечаю, чаем угощаю. Спасать он тебя пришел.
- Спасать? Это хорошо, - с ехидцею вдруг усмехается, Добрыне на шею кидается, причитает: - Ой, добрый молодец, спасибо, что спасешь меня от змеи этой подколодной, совсем она замучила, жизни привольной лишила, по хозяйству работать заставила... И вообще она язва жуткая, скажу я тебе по секрету.
- Вот что есть, то есть, - Добрыня от него в хуле не отстает, только и про чай не забывает, знай, попивает. - Я тебе больше скажу, Горыныч, ей же и слова не скажешь - все вывернет, ядовитая.
Нашли, в общем, друг друга. Сидят теперь оба, чай допивают, бабам кости перемывают, на судьбу жалятся. Мол, всем девушки хороши, а кабы еще молчали, так и цены б не знали.
Глядела Марья на это безобразие, глядела... Плюнула, да в лес пошла, дурман-траву поискать, чтоб было, чем в следующий раз таких гостей потчевать. К полуночи ближе воротилась, а ничего не изменилось, те двое все так же сидят, только уже про рыбалку говорят. Всю ночь, в общем, так проторчали - под утро друзьями прощались, в гости захаживать обещались. Тут бы и сказке конец.
- А что ж ты молчал, не говорил, что в человека обращаться можешь?
- Так я и не могу. Я и есть человек, Морраном кличут. Я вообще-то тут мимо проходил, Горыныч передать просил, сегодня его не жди, он на Буян улетел, замок отвоевывать. Ну, что просил - передал я, пойду, куда шел. А чай у тебя знатный, Марья, коль не против - так я еще когда-нибудь загляну. На чай.