Машерочка, деточка, Шурка, 
влюбилась в тройного придурка, 
а был он блатяра и урка, 
маньяк, четвертной олигарх.

И наша наивная Шурочка, 
сгорела в любви помпадурошной,
а всё потому что, тот жмурик...
  
Ведь он обещал ей  Париж!

Но этот маньяк бессердечный, 
что клялся в любови ей вечной, 
в Рязани терзал её тело...
 
А после, когда надоела, 
он душу её, как окурок, 
своею ступнёй растоптал.

В тот миг, когда женщинка Шурка
услышала песню о Мурке,
застала движенья под  буркой,
И то, как еёйный придурок...
 
Он грудь секретутки ласкал!! Ё-моё!


И вот она, новая Шурка,
На ней комиссарская шкурка,
Под шкуркой дедовские чувства.

...Он был генерал РККА.


А тут ещё маузер, 
сцепка - 
звезда на застиранной кепке,
которую дедушка Ленин, 
прабабке её подарил.

И вот уже, 
сердце - не камень,
в придурошном сердце не пламень,
а пули... 
Визжит секретарша,
так это и ей поделом.

Ну что ж ты...
Ну, что ты наделала,
бесстрашная наша и смелая,
теперь тебе шить рукавицы
на зоне для кровных убийц.

Теперь тебе плакать ночами,
состариться чрезвычайно,
чифирить, 
чинарить, 
чихвостить
свою поламатую жизнь.

Но тетка с Единства России,
а дядька - он был прокурором,
и братик, 
а братик из органов...

Спасли нашу бледную Шурочку,
Сказали, что...
Дурочка!
Дурочка!!!

Ну, что ты, 
с такой вот, 
возьмёшь... 

Лечили...

Потом отпустили...

И снова забрали...

Страдала...

И словно свеча - угасала...

Вот так ей хотелось в Париж.