Большой зал собраний Магистрата был переполнен. Бургомистр ударил деревянным молотком по столу, призывая всех к тишине и грузно поднялся со своего стула:
- Господа. Друзья. Коллеги. Мы собрались тут, чтобы решить вопрос буквально жизни и смерти нашего любимого города. Когда-то при встрече мы спрашивали друг у друга как дела. Потом, мы начали спрашивать, на сколько плохи дела. Теперь же, мы вообще ничего не спрашиваем. Потому, что наши дела уже вообще никак не идут. Ни хорошо, ни плохо. Вообще никак. Надо что-то делать, причем уже.
Зал загудел, дружным шепотом соглашаясь с мнением Бургомистра. Вдруг, в пятом ряду поднялся городской почтмейстер Генрих Герц:
- Можно, я буду с места?
- Конечно можно, - кивнул головой Бургомистр, - главное, чтобы по делу.
- А я только по делу всегда и говорю, - проворчал Герц, поворачиваясь лицом к большей части аудитории, - горожане, давайте скажем прямо, что наш город живёт за счёт торговли с другими городами и городишками. Раньше, когда на наших улицах торговые караваны оттаптывали друг другу пятки, мы просто не задумывались над тем, что другие города тоже строят постоялые дворы и улучшают дороги. И вот вам результат. Торговые караваны просто пошли по другим маршрутам. Они теперь движутся по более удобным дорогам к более дешевым и уютным постоялым дворам.
- Так что ж мне вообще задаром приезжих размещать? - возмутился приказчик одного из постоялых дворов Эммануил Кант.
- И поить их бесплатными напитками, - с явным сарказмом в голосе, добавил владелец городской винокурни Дмитрий Менделеев.
Зал оживился. Да и в самом деле, городские цены были самыми низкими во всей округе. Чего же постояльцам еще надо?
- Попрошу тишины! - крикнул Бургомистр и снова три раза ударил своим деревянным молоточком по столу, - продолжайте уважаемый Генрих.
- Так вот, - продолжил Герц, - я думаю, что всё дело в наших дорогах. Ведь они у нас когда построены? Они же построены еще при Галилео Галилее.
- Ну вот, - раздался чей-то недовольный голос с задних рядов, - сейчас будут на несчастного Галилео всё валить. Стоило человеку пару раз, по молодости, подраться с полицией, так теперь и после смерти ему это припоминать будут.
- И не забывайте! - в пятом ряду поднялся, почесывая бороду, кузнец Джеймс Максвелл, - что при Ньютоне, была произведена тщательная гравитация наших дорог.
- Да, - поддержал его жестянщик Фарадей, - при старике Исааке гравия не экономили. Отгравитировали дороги так, что любо дорого посмотреть. До сих пор ни единой колдобины. Мы бы так работали, как наши предки.
- Господа!- замахал руками Герц, - я не о качестве покрытия, оно до сих пор выше всяких похвал. Я о том, что наши дороги слишком уж извивистые.
- Конечно извивистые, - согласился Фарадей, - а как иначе в лесу дорогу проложить? Только по старым тропам. Оно, конечно, были попытки и ровные дороги строить. Только что из этого получилось? Получились одни тупики. Их теперь так и зовут "старые тупики".
- Об чём и речь, - развел руками Максвелл, - это только на карте можно прямые линии рисовать. А как всё это реализовать в наших лесах. Где взять технику для точных измерений в дремучем лесу?
- Вот к этому я и веду! - чуть ли не прокричал почтмейстер Герц, - поэтому, предлагаю заслушать маленький доклад нашего патентного нотариуса Эйнштейна.
Вообще-то Эйнштейн слишком уж увлекался изобретательством, поэтому за ним закрепилась слава чудака и прожектёра. С одной стороны, его идеи оказывались работоспособными, поэтому Альберта, скрипя зубами, но терпели. Но, с другой стороны, эйнштейновские идеи всегда были столь смелы и оригинальны, что всегда проходили через стадию освистывания. Да и когда, и у кого, и в каком приличном городе, могло быть доверие к идеям скромного клерка, выписывающего торговые патенты заезжим купцам? Поэтому, Бургомистру меньше всего хотелось выслушивать именно Эйнштейна, однако, за неимением более серьёзных предложений, выбирать не приходилось.
Бургомистр пожал плечами и обречённо ударил молотком по столу:
- Прошу вас, Альберт.
Эйнштейн буквально взлетел к трибуне. Естественно, во всяком случае, для горожан, что при этом он споткнулся и уронил скрипичный футляр, в котором находилась целая стопка бумаг. Кто-то в зале засмеялся, кто-то укоренился во мнении, что этому городу уже вообще ничего не поможет... Бургомистр с размаху грохнул молотком по столу, и сам вздрогнув от громкого удара, скомандовал:
- А ну, тихо! Альберт, свои бумажки разберёте потом, давайте, как говорится, своими словами, рассказывайте, что там вы снова изобрели.
- Но тут формулы... графики... расчёты... - пробормотал Эйнштейн, пытаясь рассортировать бумаги.
- Это потом, - скомандовал Бургомистр, - если ваша идея нам понравится, то мы сами разберём все ваши записи.
- Угу, вы разберётесь, - под нос проворчал Альберт, - всё как всегда, всё напутаете, а потом на меня же и свалите.
Кое-как разобрав бумаги, Эйнштейн начал свой доклад:
- В своих рассуждениях я исходил из двух постулатов. Первый постулат состоит в том, что скорость каравана есть величина постоянная и не зависит ни от величины каравана, ни от груза, который он везёт. И повысить эту скорость невозможно никаким способом. Второй же постулат заключается в том, что каравану всё равно каким путём двигаться. Как бы не были приятны купцам напитки нашего уважаемого Менделеева, в выборе маршрута они будут исходить лишь из его длины. Или говоря по научному, каждый караван создает сам себе свою собственную и независимую от других систему отсчёта.
- А гравитация? - спросил кто-то из зала, - зря, что ли, мы дороги гравитировали?
- Я работаю над этим, но, теория влияния гравитации на движение, пока что только в зачаточном состоянии, - виновато ответил Эйнштейн, - несомненно лишь одно, - гравитированные дороги притягивают путников больше, чем не гравитированные. Но как именно это происходит, и величина этого притяжения мне пока что не известна. Впрочем, нам, для практических целей достаточно будет и первых двух постулатов.
- Но дороги надо гравитировать в любом случае, - перебил его Бургомистр, - хорошая гравитация еще никому не помешала.
- Как скажете, - согласился Эйнштейн, - только для гравитации главное задать правильное направление.
- Что вы имеете в виду? - спросил Максвелл, - нельзя ли выражать мысли как-то чётче.
- А что ж тут непонятного, - пожал плечами Эйнштейн, - надо строить прямые дороги, буквально прямой линией соединяющие наш город, с другими городами. Тогда все торговые караваны пойдут через наш город, так как прямой путь всегда короче извивистого.
- То, что прямая короче, чем кривая, мы и без ваших мудрых постулатов знаем, - вмешался в разговор Джозеф Томсон, - а как ее в дремучем лесу найти?
- Видите ли, - ответил Эйнштейн, - по долгу службы я состою в переписке с очень многими людьми в очень многих городах и странах. В том числе с одним фламандским землемером по имени Хендрик Антон Лоренц. Так вот он имеет все необходимые методы и инструменты. Более того, я уже спросил его, сможет ли он приехать в наш город. Лоренц ответил согласием.
- Ну... - поднял руки вверх Бургомистр, - если дело обстоит так, то пусть приезжает. Посмотрим. Поговорим. Может чего и получится. Никто не против?
Зал одобряюще загудел. В конце концов, ничего ж не теряем. Бургомистр три раза ударил молотком по столу и проорал:
- Раз нет других предложений, то расширенное заседание городского Магистрата объявляется временно закрытым до приезда этого самого фламандского землемера!
Фламандский землемер сразу произвел на горожан приятное впечатление. Молодой, симпатичный, приятный в общении. Одет по последней кембриджской моде, но не вызывающе. Образован, но дипломами не бахвалится. По словам главного городского банщика Больцмана, знает толк в саунах и даже турецких банях. Одним словом -город принял Лоренца за своего.
Однако, будем честны, не все горожане отнеслись с доверием, к новым строительным технологиям. Даже положительные рекомендации заокеанского строительного треста Фитцджеральда были восприняты с большим скепсисом. Мол одно дело заокеанские прерии и совсем уж другое дело наши дремучие леса. Но, тут уж ничего не поделаешь - таких людей всегда в достатке в любом городе и в любую эпоху.
Прежде чем приступить к работе, Лоренц собрал всех строителей и прочёл им подробную лекцию на тему, что именно и как они будут делать. Потом он показал как правильно пользоваться теодолитом фирмы "Майкельсон и Морли", какие поправки и куда вносить. И вот, когда уже все были готовы приступить к спрямлению дорог, вдруг оказалось, что должность прораба до сих пор вакантна. С одной стороны все, ну почти все, горожане были готовы поучаствовать в прокладке новых дорог. Но, с другой-то, стороны никто не хотел брать на себя ответственность за это. Мало ли каких умных теорий понапридумать можно, а как оно на практике сложится? Даже такой прожжённый авантюрист, как маклер Пуанкаре и тот отказался....
И тут все вспомнили про патентного нотариуса Эйнштейна. А может хватит ему бумажки в своей конторе перекладывать?! Сам заварил эту кашу - сам и будь шеф-поваром, в смысле прорабом перестройки. И тут уж Альберту выбирать не приходилось, раз город сказал "надо", то пришлось ему переквалифицироваться в прорабы перестройки дорог.
И были построены дороги. Хорошие, ровные, быстрые. И снова расцвел город. И снова завелись в нём купцы и ремёсла. Да и про удовольствия не забыли. Сам же Эйнштейн так вошел во вкус строительства, что уже не стал обратно менять прорабскую каску на клерковские нарукавники, а сразу после окончания строительства дорог, приступил к их гравитации. Благо гравия еще со времен Ньютона запасли.
А чтобы потомки не забыли славные деяния Хендрика Лоренца предписано было отныне называть всякую прокладку прямого пути взамен извилистого "сокращением Лоренца". И так оно повелось в веках. Ибо человечество живет лишь до тех пор, пока помнит добрые дела своих славных сынов.