Мне лет пять было, Дрюньке - четыре, Сережке - шесть, и Дрюнькин папка, дядя Миша, вез нас за город - на дачу Сережкиных родителей, справлять Новый Год. Не помню, как так получилось, что нас, детей, пришлось доставлять отдельно, да и неважно это, в общем. Помню только, колеса завизжали очень громко, грохнуло, тряхнуло - и все, тишина. Сережка, кажется, нас отстегнул, из машины вылезли кое-как в снег по пояс. И увидели дядю Мишу...
Нас нашел отец Сережки. Они там забеспокоились, что не едем долго, и звонить стали. Но никто не отвечал. Тогда дядя Коля отправился навстречу. Потом рассказывал, машина в березу уткнулась, передок вдребезги, папка Андрейкин метрах в шести, на красном снегу, с головой вывернутой. И мы трое, как волчата, кружком вокруг него сидим, в сугробах утонули. И смотрим внима-а-ательно. Повезло нам: были, в отличие от дяди Миши, пристегнуты - я локоть стукнула, а так ни царапинки. Даже не замерзли почти, благо, родители одежек в дорогу навертели, будто не в теплой машине - на собаках ехать. Внешне - полный порядок, а вот внутри... Сережка потом недели две не разговаривал, но прошло. Я как болтала с полутора лет сорокой, так и до сих пор язык без костей, зато в машину ни за какие коврижки не сяду. Общественный транспорт, маршрутка, мотоцикл - пожалуйста, а легковушка - всё, ступор. С Андрюшкой сложнее. Нас тогда в больницу повезли, на всякий случай. Я хнычу: вздумалось, что ругать станут. Сережка варежку выкручивает. А Дрюня вертелся, вертелся и вдруг спрашивает:
- Папа на небо ушел?
На небо, ему отвечают, на небо.
- А я видел, - заявляет. - Из него звездочки появились, красивые такие, блестящие, и на небо улетели.
Подумали, фантазирует дитё, но первым делом на сотрясение мозга проверили. Успокоились и забыли. Но я-то теперь понимаю: значит, тогда ему эта мысль в голову забрела, про звезды.
Лет в девять-десять Дрюня в своей догадке убедился. То ли прочитал, то ли услышал где-то о теории Большого Взрыва. Мол, бумкнуло - и появилось все: планеты, звезды... и мы в том числе. То есть, мы и звезды состоим из одинакового материала, из чего следует, что люди вроде как из звезд сделаны. Ага. А звезды - из людей? И когда люди умирают, звезды освобождаются и домой, значит, уходят, в небо. И все хорошо, если б на этом он и остановился. Но Дрюня пошел дальше.
Мы росли, ходили в разные школы, потом - в разные университеты. Обычно жизнь такая людей разводит, однако наша троица продолжала держаться вместе. К тому же у меня класса со второго завязался вялотекущий роман с Сережкой, и, когда я пошла на второй курс, родители и знакомые вовсю подшучивали, что мы отлично репетируем будущую семейную жизнь. Я - мама, Сережка, соответственно, папа, а Дрюнька нам вместо сыночка. Шутки шутками, но Андрюшка как был в нашей компании младшеньким, так им и остался. Вечно попадал в истории, и мы с Сережкой его попеременно вытаскивали и присматривали за ним, как могли. Он совершеннолетие справил, а выглядел лет на пятнадцать с натяжкой: росту метр с кепкой, глазищи наивные, соломенные кудряшки. Ткни пальцем - переломится. Палец. Упертым он был, не стержень внутри - столб фонарный. И сильный, как бык. Но по виду не скажешь.
Когда подростками были, летними вечерами сидели на старой яблоне во дворе. Смотрели на небо сквозь листья, болтали ногами и языками. А я - одним глазом на небо, другим - на Сережку. У него тип внешности восточный такой: глаза, скулы - очень мне это дело нравилось. И еще, не будь Сережки - я бы тогда Дрюньку бросила. Сережка к Андрейкиным фантазиям лояльно относился и мне, пересмешнице, язык укорачивал.
-Я тут кое-что подумал, - заявил как-то Дрюнька. - Когда человек умирает, звезды из него уходят, так?
- Ну, - пожал плечами Сережка.
Мы к этой бредовой теории так привыкли, что не спорили. Я даже почти не смеялась.
- Получается, если их в него как-нибудь обратно загнать, он оживет?
Тут меня все же на ха-ха пробило, чуть с дерева не свалилась. Спасибо, Сережка за шкирку удержал и в бок ткнул довольно чувствительно. Мол, что ржешь, это же Дрюнька.
- И как сделать, чтоб они обратно вернулись? - спрашивает.
У Андрюшки, конечно, ответ наготове:
- Надо его туда, где звезд много-много. Он их, как черная дыра, затянет. И оживет. Только нужно потом уходить сразу, потому что живому туда нельзя.
Сережке подумалось, что-то в этом есть - по глазам видно. А мне смешно-смешно, но и страшновато. Ох, не свихнулся бы наш "малыш" со своими гениальными идеями.
- Почему живому нельзя? - интересуюсь. - И как труп на небо закинуть?
- Почему на небо? - вытаращился Дрюнька.
- А где еще звезд много-много?
Дрюнька кору поколупал:
- В речке или в море, когда небо ясное. А живому нельзя, потому что у человека внутри эта... концентрация звезд очень большая. А у звезд, что снаружи, у них там пореже, посвободнее. И звезды из живого человека улетят, чтобы место занять.
У меня ассоциации с физикой-химией пошли.
- Чушь, - говорю, - городишь. Как они могут все улететь? В человеке пустота останется, и он их опять засосет. Ты же сам говорил. Так и будут туда-сюда метаться вечно, без передыху. На худой конец, надо, чтобы внутри и снаружи одинаково плотно было. И вообще, чепуха это все. Дурак ты, Звездочет.
- Ничего ты не понимаешь, - не обиделся Дрюнька.
А кличка Звездочет ему даже понравилась.
Окончив второй курс, я засобиралась на отдых. Долго собиралась: середина августа - а я все еще в размышлениях, куда б мне, такой хорошей, податься. И тут Дрюнька позвонил. Они с матерью (я ее теть Натой называла) на Кавказ намылились, могут и меня с Сережкой захватить. Ну, я ж не дура отказываться.
Неделю здорово было. На пляже валялись, резвились в водичке, по кафешкам-дискотекам бегали. Нас с Сережкой солнышком южным пригрело, размягчило, лед тронулся - уже и о свадьбе подумывать стали. Дрюнька никаких фортелей не выкидывал, разве что ночью сам не купался и нас не пускал. Ну, это пережить можно. Тем более, плавать Дрюнька не умел и, как мы не бились, не научился. Поди проследи за ним в темноте. Так что оно и к лучшему. В общем, благодать. А вечером восьмого дня умерла Дрюнькина мама. Я узнала потом, что у нее сердце не в порядке было, сразу убралась - хоть не мучилась. Господи, и с какого перепугу она с сердцем больным на юга подалась? Без понятия. А тогда мы с дискотеки часа в два ночи в номер завалились: у нас блок был - две комнаты по две кровати, я с Сережкой и Андрюшка с мамой. Разбираю пляжную сумку, слышу: за стеной всхлип. Мы с Сережкой переглянулись - и ходу. Глядим, Дрюнька на полу, теть Ната тоже на полу. Он ее трясет, плачет. И как-то моментально понятно стало, что ничем не помочь.
- Отойди, - Андрейку тяну. - Надо позвать...
А кого позвать, не знаю. В голове пустыня Сахара.
Дрюнька лицо поднял, глазищами зареванными моргнул:
- Из нее звезды ушли. Небо чистое?
- Вроде чистое, - отвечаю.
И самой невдомек, к чему это. Сережка побыстрей меня сообразил. Андрюшка с мамой на руках только подниматься начал, а он подскочил, за теть Нату схватился:
- Не вздумай! В дурку захотел?!
И тут дошло до меня, что Дрюнька маму в море нести собрался - оживлять. Представила, как его с трупом оттуда вылавливать будут... Так и села. А эти двое знай себе переругиваются да теть Нату перетягивают. Наверное, еще немного - и в дурку бы забрали первым делом меня, но Андрейка как-то извернулся и Сережке так врезал, что тот в балконную дверь влетел. В стекло! Только динькнуло. Дрюнька Сережки на полторы головы ниже, а силищи немерено. Я - к Сережке. Жених мой вроде как сознание на полминутки потерял, потом очнулся, смотрит на меня, как пьяный, по лицу кровь течет:
- Где он? Ушел?!
На шум соседи понабежали, кого-то за доктором послали. Сережка меня в охапку сгреб - и за дверь. Пляж у нас совсем рядом был, внизу: всего-то по ступенькам спуститься. Красивый-красивый. Погода последние дни хорошая стояла, так море гладкое, будто зеркало, небо там отражается. Песочек белый как светится. И пусто совсем. Дрюнька, слава богу, на берегу сидел, рядом с теть Натой.
Подошли мы. Он вверх смотрел, потом на нас глаза перевел:
- Я подумал, вдруг ты права? Нельзя, чтоб они туда-сюда без передыху мотались. Я лучше подожду, пока нападают.
Дело к сентябрю шло, в такое время звездопад начинается. Не то что б дожди метеоритные, но довольно часто.
- Вот, - говорит, - уже пять штук упало. Интересно, сколько надо?
Я на коленки плюхнулась, обхватила Андрейке лицо обеими руками и заголосила:
- Ты что, совсем сбрендил? Звезды никого не оживляют, они просто шары газовые! Мы не из них состоим! Все неправда! Это только в твоей голове!
И что-то в глазах у него переменилось.
- Да, - кивает, - слишком долго ждать.
Уж не знаю, может, у него в мозгах посветлело, понял, что теть Ната навсегда умерла, и решил утопиться с горя. А может, про "туда-сюда" забыл и решил попасть туда, где звезд много-много, чтоб они из него тоже ушли и на небо отправились - к теть Натиным и дядь Мишиным. Только мы даже двинуться не успели. Прыгнул наш Андрейка в воду и... поплыл. Сережка за ним рванулся, но вижу - прыть не та. И все дальше от берега, дальше. Легла я на песок, лицом к небу и загадала: после седьмой звезды не вернутся - за ними поплыву. Лучше утону, чем одной здесь с мертвым телом с ума сходить.
И знаете, они вернулись. Сережка Андрюшу выволок; пришлось, правда, искусственное дыхание делать. Когда Дрюнька приподнялся, Сережка ему по затылку въехал и шипит:
- Звездочет, чтоб тебя...
А у самого снова кровь пошла, и глаза блестят, будто ему туда звезды упали. Потер лоб. Пожаловался, что башка трещит и кругом идет. Я к ним подползла:
- Сотрясение, - всхлипываю.
И в слезы.
Такая вот картинка: трое на пляже, не считая... теть Наты. Я как щенок скулю, Дрюнька всхлипывает и Сережка нас обоих обнимает.
- Знаете, - вдруг сказал Андрейка совершенно нормальным голосом, будто нам снова по двенадцать-тринадцать-четырнадцать и сидим мы на старой яблоне, - я думал, в ночном море полно звезд. А там темно и пусто.
Где-то далеко трещали цикады.
- Ничего нет.
Звезды сыпались в черную воду.
- Совсем ничего.
По ступеням бежали люди. Дрюнька обернулся на них и протяжно, с надрывом вздохнул: