...один изгаляется в узком кругу, Взахлеб допивая остатки свободы, Другой проклинает недавние годы, А третий бежит, норовя на бегу Еще и поставить подножку врагу, - Хотя их обоих накроют отходы, Осколки руды и обломки породы. На всем горизонте, на каждом шагу СГУЩАЮТСЯ СИЛЫ НЕЯСНОЙ ПРИРОДЫ. Я знаю, какой, но сказать не могу.
Д.Быков
Глава первая
Арсолир отгремел.
Выпроводив менестреля, Ханубис наконец-то остался один. Собрав посуду, он отнес ее на кухню и, поставив чайник, предался размышлениям. События последнего дня несколько удивили его, а высвободившаяся в результате гекатомбы Сила настоятельно искала выхода. Неопытные некроманты нередко попадали в щекотливые ситуации, вызванные сочетанием иллюзии всемогущества и незнания, на что бы это могущество использовать, - в результате оставаясь один на один с ненароком эскалированным кладбищем, неразумно призванным вампиром, или же попросту с городскими властями, недовольными тем, что по улицам их милого городка бегают костяные гончие. Хорошо, по крайней мере, что Марвин еще неспособен на подобные выходки. Но Сила велика, бесспорно... фон Санеги всколыхнулся даже здесь, в четырехстах милях от Арсолира, - а о том, что творится вокруг него, лучше даже и не задумываться. Темный Круг устроит сегодня пирушку, - еще бы, столько еды и совершенно бесплатно, да еще и Ленерро ар-Диелне устранен чужими руками - куда уж лучше? Далеко не каждый день мы можем наблюдать столь чудный образчик божественного милосердия. И разумеется, сильные мира сего весьма обеспокоены. Год Алой Луны начался весьма эффектным образом. Шестьдесят тысяч убитых, более половины эльфийского народа и вся геронтская армия. Интересно, насколько такому исходу способствовало заклятье, известное как Узел Вариантов? Ну что же, вину за подобное ты нес и по меньшим поводам. Нет и доли сомнения в том, что не одна пара глаз сейчас наблюдает за тобой. Гильдия и вовсе расщедрилась на зеркало, чтобы уж ничего не пропустить. Ну что же, вынужден вас разочаровать. Спектакль не состоится по тактическим соображениям.
Заварив чашку успокоительного настоя, Ханубис спустился в лабораторию и развеял в прах тело жертвы. Потом он записал для дневника все, свидетелем чему был сегодня, и, погасив свечи, лег спать.
Долго ждать не пришлось. Сновидение смешалось, туманный занавес вокруг всколыхнулся. Ханубис шагнул в серую пелену и вступил на поляну, поросшую зеленой, короткой травой. Гудвин ждал его. Дарлиенский Верховный маг выглядел именно так, как подобает выглядеть мудрецу, обладающему великой Силой: длинная седая борода, пронзительные синие глаза, остроконечная шляпа, белоснежная мантия. И, как всегда, глаза его горели праведной ненавистью. Дарлиенский стиль - частенько патетичный в своей высокопарности, наследие эльфов. - Я ждал вас, Пес, - обронил Гудвин, тяжело опираясь на посох. Годы, прошедшие с предыдущей их встречи не пошли магу на пользу: наметанный глаз сразу выхватывал в заострившихся чертах приметы не дряхлости даже, но тлена. Гудвину придется поторопиться, и он осознает это. Прекрасно. - Я собирался отдохнуть этой ночью, - добродушно сказал Ханубис, проигнорировав оскорбительное прозвище. Ну разумеется, куда уж дарлиенцам унижаться до элементарной вежливости? - Вы же знаете, в наши годы стоит вести размеренный образ жизни, тем паче - на фоне всех этих потрясений. Итак, вы чего-то хотели? - Объяснений, - сказал Гудвин с напором. - Вы многое должны мне объяснить. - Да неужели? - поднял брови Ханубис. Смешно, человек добился столь высокого положения, а предсказуем, как дитя малое. - ... поэтому я имею право знать! Каким образом и кем был освобожден Ленерро ар-Диелне? Что заставило эльфов начать войну, и что за духова тварь сражалась на их стороне? Почему все кончилось катастрофой? И, наконец, - как вы замешаны в этом всем? Советую вам хорошо обдумать ответы, Пес! - Вообще-то за информацию обычно платят, - сказал Ханубис. - И оставьте свои самодурские замашки, Гудвин, я абсолютно ничего вам не должен. Помнится, когда вы уговаривали меня поучаствовать в нашем маленьком дельце, я был исключительно "почтенным мэтром" и "уважаемым коллегой". Надо сказать, что та манера разговора, несмотря на всю ее неискренность, нравилась мне больше. Гудвин замялся, раздул ноздри, как остановленный с галопа жеребец. На пергаментных его щеках выступил румянец. - Как вы можете оставаться спокойным, когда мир рушится? - вопросил он. - Хмм... не знаю, не думал об этом. Трава сухая? Нам предстоит долгий разговор, и у меня нет желания стоять. - Ах, да. - Чуть замешкавшись, Гудвин сотворил два плетеных кресла с трогательными подушечками в бело-зеленую полоску. - Итак? - продолжил он, тяжело опустившись в одно из них. - Арсолир был завершен по воле богов, - сказал Ханубис, садясь. - Я надеюсь, вы не считаете меня воплощением всего мирового зла? - Однако это случилось именно в вашей стране. - Этой страной правит династия Эриксонов. В свою очередь позволю спросить: а какое дело Дарлиену в его сказочной дали до геронтских внутренних войн? Гудвин смерил его надменным взглядом. В этом все они - дарлиенцы. Как он может позволить себе быть таким предсказуемым? Потяни его за ниточку, и он выдаст тот же набор реакций. Старый зануда. - Дарлиену есть дело до всего, что может грозить миру! - заявил Гудвин. - Вы, вероятно, не способны понять, что такое истинное сострадание, чуткость к любой ране на теле земли... Подобного не случалось уже много лет, и мы обязаны узнать о виновниках случившегося. - В таком случае, можете считать это прижиганием, - сказал Ханубис. - Ваш цинизм... - ...неисправим, я знаю. Дальше. - Хорошо, - сказал Гудвин, нахмурившись. Пальцы его, лежащие на подлокотнике, чуть заметно подрагивали. - Каким образом на Арсолире оказался Ленерро ар-Диелне? Как ему удалось вырваться из Проклятых Земель? Почему вы не вышли ему навстречу? - Ну, хотя бы потому, что я, в отличие от вас, не давал клятвы скорбеть всеми скорбями мира. А кроме того, он не сообщал мне о своих планах. Странно, не правда ли?
- И все же, у вас должны быть соображения на этот счет. - Ханубис промолчал, и дарлиенец добавил с явной неохотой: - Прошу вас, продолжайте.
- Точной информации у меня нет. По видимому, он сумел каким-то образом обрести живое тело. На некоторое время. - Думаете, теперь он уничтожен? - Сомневаюсь. Но развоплощен и заточён - скорее всего. - Исчадие Бездны, - пробормотал Гудвин. - Он убивал - всех? - Да, разумеется. Он убивает всех, такова его сущность. Так что в чем-то мы можем считать этот шаг со стороны богов оправданным. Пожертвовать малым - ради большего. - Мы не можем считать этот шаг оправданным! - перебил его Гудвин. - Нет цели, которой можно было бы оправдать подобное! Каждая жизнь бесценна, уничтожить вот так - тысячи жизней, недопустимо... - Это и так случается постоянно, - сказал Ханубис, с жалостью глядя на дарлиенца. Тот поперхнулся. - Был еще второй. Тварь Хаоса, тот, кто привел на Арсолир эльфов. Я о нем немногое знаю. Он появился у эльфов пару лет назад и неожиданно быстро завоевал их расположение. По крайней мере - той их части, что принимает решения. Ну и спровоцировал то, что спровоцировал. - Откуда он взялся? - Его пути мне неведомы. Гудвин потер виски. - А с ним удалось... справиться? - спросил он после короткой паузы. - Не знаю. Я перестал его чувствовать после того, как по нему шарахнул боевой маг. - Но это ничего не значит, - закончил дарлиенец. - Еще и эта напасть... - Год Алой Луны наступил, - констатировал Ханубис, поудобней устраиваясь в кресле. - Нас ждут перемены. Гудвин нервничал. Он явно не знал, стоит ли ему приступать к тому, к чему, несомненно, стоило приступить. Ханубис не собирался торопить его. Решение должно быть принято Гудвином самостоятельно, тогда он уже не сможет отступиться. - Все это очень прискорбно, - сказал, наконец, дарлиенец. - Но каким образом боги сделали это? - Для них это не так уж сложно. Солнечный гигант был освобожден жрецами Ромерика, а далее уже не возникло никаких сложностей. Да и с чего бы? Это их мир. - Пока что. Отлично, голубчик, просто отлично. - Как дела в Дарлиене? - спросил некромант вслух. - Зима не слишком холодная? - Слишком теплая, - рассеянно ответил Гудвин. - Значит, они могут повторить это... везде? - Все мы смертны, - Ханубис широко улыбнулся ему. В Дарлиене дома с красными крышами и бегонией на окнах, в Дарлиене самые прекрасные в мире девушки и вековечная скука. Гудвин жаждал стабильности для Дарлиена и добился ее, но тем самым он убил свою страну, законсервировал ее в безмятежном покое. Их уже ничто не спасет, - даже Арсолир стал бы для Дарлиена не более чем гальванизирующим разрядом для трупа. Даже Проект... он изменит лицо всего мира, но не добавит огня в их остывшую кровь. Дарлиен падет перед первым же варваром, которому вздумается завладеть им, и добро, если завоеватель сумеет оценить, что попало в его руки. Жаль. - Чудовищно, - сказал Гудвин, сжимая посох, будто оружие. - Они бесчеловечны. - Несомненно. Боишься, Гудвин? Ты прав, самое время. Скоро боги узнают о том, чем ты забавляешься в свободные от государственных забот часы - и тогда от твоей Академии не останется камня на камне. Это если ты не умрешь раньше, от страха перед расплатой, так и не увидев воплощения величайшей мечты твоей жизни. - Дарлиен, - медленно произнес Гудвин, - Дарлиен готов приступить к последнему этапу Проекта. У нас есть подходящая кандидатура. - Хорошенькая? Дарлиенец недоуменно взглянул на него. - Д-да... Какая вам разница? - Ритуал должен быть совершенным, - сказал Ханубис. - В противном случае не следует его и затевать. Так какую дату мы назначим? Лично я - за ближайший Самайн. - Ну нет, - встрепенулся Гудвин. - Не Самайн. Зимний Солнцеворот, так будет правильней. - Значит, - через год? - Так, - Гудвин медленно кивнул. - Поистине, слова прозвучали и были услышаны, - заключил Ханубис. Гудвин воззрился на него с искренней ненавистью и Ханубис улыбнулся ему снова.
Беседой с Гудвином он решил ограничиться, а потому заснул опять. Ему приснился сон, из тех пустых снов, что приходили порой - и совершенно ничего не значили.
Он снова стоял рядом с Лориен ар-Тэйн в коридорах Адмашахины, и время обратилось вспять; снова пахло жасмином, и мускусом, и горячим песком, и кровью. Лориен обернулась к нему - вся как вихрь, золото и лазурь, - протянула ладонь. Он прикоснулся к ее пальцам - и она была как пламя, как удар молнии. Бездна окружала его: проступала со всех сторон ложной памятью, воспоминанием о будущем. Кровь текла по коридорам, пятнала полы одежды. - Где ты был, когда я в тебе нуждалась? - спросила Лориен. - Ты видишь: я обрела великую Силу. Теперь я справлюсь одна - чему бы мне ни пришлось противостоять. Ты думал, я буду просить ее о милосердии? Но не в моих обычаях просить. - Это ты убила ее? - снова спросил Ханубис. Лориен кивнула, взметнулись распущенные волосы цвета золота. - Я. Я оказалась сильнее. Я спасла нас всех, правда? И заглянув ей в глаза, Ханубис крепче сжал ее ладонь и сказал: - Правда. Ты спасла нас всех. Я горжусь тобой. И даже там, во сне, он помнил, как все было на самом деле. А Лориен вдруг оказалась совсем рядом, прикусив губу, глядя на него в ожидании. Он протянул руку и бережно коснулся ее волос, убрал прядь с лица. Бездна смыкалась вокруг них. Ханубис открыл глаза. Какое-то время лежал, глядя в темноту. "Я помню о тебе, Лориен. Можешь не усердствовать, я и так помню о тебе всегда" Не зажигая свечи, он спустился на кухню - выпить воды.
***
Дойдя до дома, Марвин проскользнул на кухню, не встретившись с учителем, сел на скамью у печи. Госпожа Мюллер, почтенная здравомыслящая женщина, не стала тревожить его расспросами - молча наполнила бадью и вернулась к готовке.
Марвин лежал в воде, пока та не остыла. Когда он, завернувшись в полотенце, вышел из-за ширмы, на столе уже стояла миска густого, дымящегося бульона. Он начал пить, обжигая губы; руки тряслись. Мало-помалу головная боль отхлынула, и он - не почувствовал, нет, - всего лишь засвидетельствовал глухое отчаянье, равного которому не знал прежде. Он был отрезан от мира серой пеленой; он был совсем один здесь. Я неудачник, бездарь, думал Марвин. Что я здесь делаю? Я не смог выполнить простейшее поручение, я напился и заснул на столе, и даже не помню, что было до того. Вдруг леди ор-Фаль... нет, не может быть. Она сильная. Она куда сильнее, чем я могу даже представить - много сильнее, чем я... Зачем это все? Я был позорищем для отца - и тут стану обузой. Чего я хотел? Неужели это я жаждал постичь тайны жизни и смерти, темное знание? Я не мог этого хотеть... с этим знанием нельзя жить, нельзя остаться человеком... Нужно съездить к леди Дее, попросить прощения за вчерашнее... нет, я не могу... Бульон остывал в миске - прекрасный крепкий бульон на пятнадцати травах, и, сделав новый глоток, Марвин вдруг осознал, что пьет настой на мертвой плоти. Звякнул миской об стол. Госпожа Мюллер недоуменно обернулась, качнула белоснежным чепцом: - Простите меня, - сказал Марвин, будто только эти слова остались у него на губах.
Резная дверь заскрипела на петлях. Вошел Ханубис. Постоял, глядя на ученика, неторопливо пересек кухню, заглянув в кипящую кастрюлю, сел напротив Марвина. Сколько-то ударов сердца они молча смотрели друг на друга, и Марвин понял, что до безумия боится - но даже под угрозой смерти не взялся бы сформулировать, чего именно. - Вчера был тяжелый день, - сказал Ханубис. Только не жалейте меня, учитель, подумал Марвин. Прогоните меня, ударьте - не жалейте меня! - Я подвел вас, - произнес он вслух, стараясь держаться спокойно. - Я оставил ее одну. - Деянира еще не забрала свое зеркало, - сказал Ханубис. - Это не похоже на нее. Я послал Аллена за экипажем - отвезешь ей, хорошо? Только оденься сначала. - Да, конечно... - Ей тяжело пришлось. Тяжелее, чем прочим. - Учитель, кто у нее был на Арсолире? - вопрос прозвучал неожиданно громко, госпожа Мюллер обернулась, большой нож в ее руке подрагивал. Ханубис вздохнул, заглянул ему прямо в глаза и ответил, будто удовлетворенный увиденным - хотя Марвин никогда не мог понять, что выражает лицо учителя. - На Арсолире было пятнадцать магов Гильдии. Вся ее команда, и еще несколько человек из Школы. Если учесть, что команда зачастую заменяет боевому магу семью... Ей очень плохо сейчас.
***
Марвин взбежал по ступенькам, и... застрял перед сундуком с вещами, долгие минуты переводя взгляд с черной мантии на старую одежду: замшевое сюрко, рубашку с пышными рукавами, - будто забыв, зачем пришел сюда. Наконец, вздрогнув, взял мантию. Вытащил несколько золотых "петухов", последние деньги, что еще остались.
Недалеко от рынка, он знал, есть дорогая лавка игрушек. Распорядившись подождать, он зашел внутрь. Замер у застекленного шкафа с фарфоровыми куклами. Потом, отогнав наваждение, купил большого пушистого зайца с пуговичными глазами. Застрял, выбирая коробку с конфетами; он тянул время, опасаясь, что уже опоздал. Вечерело. Арсолир был вчера. Экипаж тронулся, свернул в Белый город.
***
Служанка открыла Марвину дверь и провела внутрь. Прижав палец к губам, остановила его перед дверью в гостиную. Из открытой двери шел тусклый свет - будто от десятка свечей, что ставят над гробом, - но служанка без страха заглянула внутрь, что-то сказала, махнула ему рукой, приглашая. Гостиная была полна неярких огоньков, переливавшихся всеми цветами радуги, отражаясь в застекленных шкафах, озаряя коллекцию оружия на стене. Деянира и девочка сидели в одном кресле. Самый большой шар магичка держала на ладонях, и девочка увлеченно разглядывала его, тянула руки, но словно не решалась потрогать. Марвин остановился, прижимая к груди зайца, и две пары смеющихся глаз обернулись к нему. От облегчения он не мог ничего сказать, так и застыл с дурацкой улыбкой. - Эмми, кажется, тебе принесли нового зверя, - сказала Деянира. Девочка подошла к нему и стала разглядывать, задрав голову. Совсем крошка, косички торчат в разные стороны, длинная рубашка и вязаные чулочки... Деянира встала, подойдя к столу, стала зажигать свечи. - Поклонись мэтру Марвину, - сказала она. - Не низко - так, как я показывала. Сиротка наклонила голову, старательно изобразив небрежный кивок мага Гильдии - наискось, глазенки сверкают исподлобья. Марвин поклонился ей в ответ, протянул игрушку. Она взяла зайца, серьезно изучила его со всех сторон. - Спасибо, мэтр Марвин, - сказала Эмми тихим хрипловатым голоском.
***
Потом они занесли в дом зеркало. Эмми пора было ложиться спать, и сегодня она, к счастью, не стала закатывать истерику. Пожелала всем доброй ночи, покрепче прижала к груди мохнатого зайца и ушла вслед за няней. Деянира проводила их взглядом, в котором было больше недоумения, чем иных чувств. Потом обернулась к Марвину, присевшему в кресло. Мальчик плохо выглядит... собственно, все мы сейчас не в лучшей форме, но ему что-то совсем плохо. Ханубису стоило бы получше за ним присматривать. Волшебные огоньки еще горели, Деянира затушила их жестом. Сегодня Эмми уже не так боялась, это хорошо... надо найти другую няню, эта Меган - трусиха безголовая. И заказать девочке платье... да, платье как у принцессы, голубое... или персиковое? Спросишь у Гвидо... ох. Она достала с полки полбутылки "гномьей". Что там на столе, конфеты? Пусть будут конфеты, сил нет идти до кухни. Мальчик что-то говорит, о чем это он? - ... я волновался за вас. Волновался? Как трогательно, право. - Зачем? Я - маг Гильдии. У меня не лучший период в жизни, но все будет замечательно. Непременно будет. Налить тебе? Марвин выпил и моментально размяк, залился румянцем. Ну и зачем ты второй день спаиваешь чужого ученика, дурища? Компания тебе нужна? Тот, кто выслушает все и ничего не запомнит? Ничего, что у него своих проблем по горло? Да и разрешения от его учителя ты не получала... хотя мальчик привез зеркало, значит, Ханубис, как минимум, не возражает. И кстати, это хорошая причина не слишком откровенничать. Вот Бездна, только не хватало сейчас задумываться об интригах! Деянира села ближе к камину - второй день она никак не могла согреться. "Гномья" согревала лишь на несколько минут, потом все возвращалось на круги своя. Ну ничего, станет легче, скоро станет. Когда с Арсолира минуют пять дней, десять, сорок, год. Надо переждать. - Хорошо, что я угадал с игрушкой для Эмми. - Я подумала, она действительно не съест слишком много, - сказала Деянира одновременно. - А через год можно будет отправить ее в Школу. - Вы действительно хотите ей этой судьбы, леди Дея? - задумчиво, будто обращаясь к себе, спросил Марвин. - Твой вопрос возмутителен. Он обернулся, - потупился, покраснел. - Простите, я не должен был говорить это. Я не имею права судить... - Это ты верно заметил. Они замолчали. Деянира медленно развернула конфету, смяла фантик. - Да и потом... - сказала она, - ну что ты знаешь о Гильдии? Гильдия - это семья, больше, чем семья. Гильдия, это люди, которые никогда не предадут тебя, с которыми не страшно стоять спина к спине. Это дом, который не спалят враги. Это возможность не преклонять колен и перед королями. Это великая Сила. И плата за нее не слишком высока. - Всего лишь жизнь. - Ну да, а как же еще? За судьбу платят только жизнью. За отказ от судьбы - тоже. Иначе не бывает. - Не слушайте меня, - пробормотал Марвин. - Я сам не знаю, что говорю и зачем. Деянира посмотрела на него внимательней. Вид у мальчика как у щенка, потерявшего хозяина, - старается не скулить, а у самого глаза на мокром месте. Ну что там с ним? Почему Ханубис не мог разобраться с ним сам? Как бы то ни было, а негоже оставлять в беде человека, у которого только вчера плакался на плече, - и будем надеяться, что он этого не помнит. Деянира опять наполнила рюмки. Марвин благодарно улыбнулся, и в глазах у него блеснули слезы. - Ты что-то плохо выглядишь, - сказала Дея. - Случилось что-то особенно хреновое? - Я не знаю, - с жалкой улыбкой сказал юноша. - Я не знаю. Может быть дело в том, что я... до смерти боюсь моего учителя? Только этого не хватало. Устав Гильдии четко гласил - недоразумения со старшим по званию обсуждаются лишь в присутствии оного. Тут, конечно, случай иной, но все же - как не хочется влезать в личные дела Ханубиса. Но Марвину не объяснить, и признаться в подобном учителю он не сможет. - Его стоит бояться, - кивнула магичка. - Мэтр Ханубис - великий маг, и я горжусь знакомством с ним. - Но я недостоин его! - Он очень тщательно отбирает учеников. За двадцать лет ты третий, кого он взял в ученичество, и это притом, что желающие были даже из Батрурии. - Я не понимаю этого, - зашептал Марвин. - Почему же он взял - меня? Я недостоин, я не могу быть некромантом! Я трус, должно быть, или моя мечта обманула меня, - но я - я не хочу! И это после того, как я от всего отказался, после того, как мой отец умер, пока я улепетывал от своего долга... Я всем пожертвовал ради судьбы - но что, если это не моя судьба? Я не хочу знать того, чему он может научить меня, мне не нужна его Сила... - Тогда зачем ты вообще приехал сюда? - спросила Деянира. Марвин посмотрел на нее с мукой, взял из коробки конфету в блестящей обертке, принялся катать ее между пальцев. - Мой отец... - сказал он, - мой отец всю жизнь говорил мне, что из меня ничего не получится. И он был прав... но не во всем. Я знал, что у меня есть Сила, - уже много лет я знаю это непреложно. Отец никогда бы меня не отпустил в Геронт, а я хотел доказать ему... - ... что ты кое на что годишься. - Теперь мне это некому доказывать! - вскрикнул Марвин, сжав кулаки. - И мне кажется, что отец был прав. Я не хочу... я понимаю, какая великая честь мне оказана, но я не хочу! Я боюсь его, понимаете? - и он вдруг судорожно зарыдал, спрятал лицо в ладони. Конфетное коричневое крошево рассыпалось по столу. Деянира аккуратно подлила себе "гномьей". Молодежь... пусть страна захлебывается кровью, пусть умирают близкие и дальние - их будет волновать то, что они не могут доказать свое превосходство. Но хорошо, что он вообще плачет... не надо ему мешать. Она сидела, наматывая на палец косу, ни о чем не думая, пока Марвин всхлипывал о своем: что-то об отнятом поместье, о преданной им девушке, о тьме - но больше всего о своем поражении, о страхе, о том, что он никогда не сможет доказать... Глупо, подумала Деянира, что я не могу отнестись к нему с настоящим сочувствием. Если бы он плакал об отце... да хоть о том, что мир рухнул, - но это... А ведь так и есть - его мир разрушен, поэтому он ничего больше не сможет доказать. Более того, миру - настоящему миру, - нет никакого дела до того, удастся ли Марвину ор-Мехтеру что-то там доказать. Добро пожаловать в реальность, малыш! А все-таки - поплакал бы ты хоть о ком-то, кроме себя... - ... я не хотел Силы, - всхлипывал Марвин, - я только хотел знать, посметь! Зачем мне это, зачем? Отец был прав, я ничтожество, я ни на что не гожусь, я не могу... Деянира протянула руку и погладила его по волосам. Как хорошо, что мне уже не шестнадцать. Как хорошо, что Пафнутьеву не придет в голову оплакивать выдуманные поражения. Как хорошо, что я не обязана влезать в проблемы Ханубиса.
- Знаешь, Марвин, - сказала она, когда он затих под ее рукой, - я не стану тебе рассказывать, что некромантия такое же занятие, как любое другое. Это грязное занятие - ну так работа боевого мага тоже не из чистых. Поэтому я знаю, о чем говорю. Помню, когда я была на стажировке, перед первым боем я визжала и клялась отречься от Силы, а после него - часа два не могла вылезти из кустов. После второго я не блевала, но прокляла всю Гильдию, начиная с Тригония Юсты. Большинство известных мне магов - настоящих магов - прошли через то же самое. Это неизбежно. Или ты думаешь, что Ханубис родился на свет таким, как ты его знаешь? Спроси его и послушай, что он тебе ответит. Вообще - ты должен говорить об этом с ним, не со мной. Уверена, твои чувства не станут для него сюрпризом. - Ему не важны мои чувства, - Марвин поднял лицо, посмотрел на нее исподлобья. Зато тебе они чересчур важны, так? - Он - не твой отец, - сказала Деянира, спокойно и задумчиво. - Но он выбрал тебя из многих - следовательно, верит, что может сделать из тебя хорошего мага. Может быть, дело в том, что мэтр Ханубис знает тебя лучше, чем ты сам себя знаешь? Ты не доверяешь ему - это хорошо. Но тебе придется действовать так, словно ты ему доверяешь. Если ты, разумеется, хочешь стать магом. А что до Силы... ты готов от нее отказаться лишь потому, что понятия не имеешь, о чем речь. Где-то в доме, скорее всего в прихожей, со свистом раскрылся портал. Бреслав? Больше некому. Придется ему подождать. Деянира наполнила рюмки. - Ты решил, что будешь делать сейчас? - спросила она. - Сейчас? Сейчас я вернусь к учителю, - с горькой улыбкой сказал Марвин. - Что мне еще остается? Я выбрал себе судьбу, теперь мне остается ей следовать. Так? - Так. Еще бы пафоса поменьше... но, видимо, по-другому ты не умеешь.
***
От стука гостиная содрогнулась. - Хозяюшка, дома? Дверь распахнулась, и в проем шагнул Бреслав. Быстрым взглядом окинул помещение и вошел, сразу заполнив всю комнату. Он был вооружен и в дорожной одежде. Деянира встала ему навстречу. "Я ждала тебя раньше" - Здравствуй, дочка. "Я знаю, прости" - Здравствуй. Не смущаясь Марвина, Деянира подбежала к гостю, ткнулась щекой в мокрую куртку. Бреслав обнял ее, она ощутила привычное его тепло, и жить стало чуть легче. "А это у тебя кто?" Она отступила на шаг, церемонно обернулась к камину. - Знакомьтесь. Марвин, ученик мэтра Ханубиса. Бреслав, глава гильдии боевых магов. Марвин запоздало вскочил, - лицо в шоколаде, - залепетал о том, что великая честь, но ему пора, пора... Дее было смешно наблюдать за ним и радостно от того, что Бреслав все-таки пришел, уже здесь. - И верно, поздновато уже по гостям рассиживаться, - сказал Бреслав, внимательно рассматривая юношу. - Но ты, будь любезен, передай мэтру, что я с ним потолковать хочу, лучше всего - через час, здесь, у Винсент.
Выставив за дверь мальчишку - тот все порывался что-то еще сказать,- Деянира кинулась будить дремавшую на кухне Грету. Отбарабанив указания - ужин, горячую воду, полотенца, сменную одежду - все, кажется? - бросилась обратно в гостиную. - Ты был - там? - Был. Бреслав был мокрым до нитки и уставшим. - Сейчас приготовят ванну. Выпьешь? - Не сейчас, Дея. И тебе не советую, - Бреслав снял со спины "Альянс" и, положив на стол, принялся тщательно протирать салфеткой. - Хоть конфетками не травись - как на стол соберут, так и выпьем. Ты мне сегодня еще нужна для одного дела. - Бумажного? - Ну да. Торопиться больше некуда. Потолкуем с Ханубисом, а там время и назначим. - Поняла. Дея села обратно в кресло у камина. Помедлив, спросила: - Что на Арсолире? - Пекло, - кратко ответил Бреслав, развязывая шнуровку кольчуги. - Все мертвы, конечно. Озеро разлилось вчетверо, вода продолжает кипеть, над ней пар, ни хрена не видно. Арсо разрушен полностью, как, по видимости, и близлежащие деревни. В Орочьих горах рухнул пик Черного Зуба, сошло несколько лавин. - Достойная могила, - отрешенно отозвалась она. Бреслав нахмурился. - Только соседство у их могил не сильно хорошее. Лич по-прежнему там. Надо что-то с этим сделать. - Ахха. Повесив вооружение на стенной крюк, Бреслав подошел к ней. От его сапог оставались грязные следы на полу, и Деянира подумала, что Гвидо никогда не...
Маг приподнял ее лицо за подбородок, вгляделся в глаза и сказал, легонько коснувшись пальцами шрама: - Знаешь, Гвидо вечно себя винил, что из-за него изуродовали твою мордашку. Он думал, ты из-за этого ушла из команды. - Он ни в чем не виноват! - Я знаю, - кивнул Бреслав. Присел перед ней на колени и обнял. Уткнувшись лицом в насквозь мокрую рубаху, как когда-то в детстве, она зарыдала - впервые за этот день.
*** Ханубис не заставил себя ждать - явился точно в назначенный срок. Бреслав встал ему навстречу, отметив про себя, что некромант ничуть не изменился с их последней встречи: и седины на висках не прибавилось, и все та же шулерская улыбочка на губах. Собственно, он выглядит точно так же, как в день знакомства, подумал маг с мимолетной завистью. - Доброй ночи, господин некромансер! - сказал Бреслав. - Приветствую, почтенный мэтр, - сверкнул глазами Ханубис. Они крепко обнялись. Вообще-то Бреслав недолюбливал некромантов - не за что их любить, - но к Ханубису по старой памяти относился куда теплее. Тот здорово его выручил тогда, в Кнудланде.
Ханубис пожал Деянире руку, и Бреслав заметил, с какой заботой некромант глядит на нее. Странно, подумал Бреслав. Странно - но совсем неплохо: сам-то он не сможет остаться с девочкой на необходимый срок. Хорошо, что хоть кому-то в городе есть до нее дело; как бы Дея ни брыкалась, ей сейчас нужна поддержка. И с чего ей вздумалось отсылать младшего Онуфрия накануне битвы? Вот ведь дурацкая выходка. На столе уже стояло все, чему там следовало стоять, и, покончив с приветствиями, Бреслав наполнил "гномьей" большой кубок. Дея подобралась, сжала зубы; Ханубис следил за ней отстраненно - с долей сочувствия. - Я поднимаю кубок за мертвых, - сказал Бреслав. - Вы сражались за Гильдию, и Гильдия навсегда останется вам домом. Ныне же идите с миром. Монтелеоне, Секунда, Ковальский, Йохансон, Триба... Он обратился к каждому из пятнадцати. Но не к ренегату. Выпил треть, передал кубок Деянире. Та выпила, держа кубок обеими руками, передала гостю. Ханубис допил, поставил на стол, чуть скривившись: горько. С минуту сидели молча, не касаясь еды. Дея склонилась над тарелкой, подперев лоб руками. Ничего, девочка, потерпи. Плакать будем на привале. - У меня к вам предложение, мэтр Ханубис, - сказал Бреслав наконец, отрезая себе кусок свинины. - Как вы знаете, на Арсолире погибли маги Гильдии. Я боюсь, что соседство лича, пусть и развоплощенного, может пагубно отразиться на их посмертии. Ханубис доброжелательно кивнул - так кивают клиенту, не знающему, как толком сформулировать заказ. - Вы хотите, чтобы я проверил, не пленил ли Ленерро ар-Диелне их души? - уточнил он. - Именно. И если да - освободили бы их. - Если обстоятельства сложились именно так, это может оказаться затруднительным. Шестьдесят тысяч убитых... - Меня интересуют только пятнадцать из них, - сказал Бреслав. - Скажу прямо. Я думаю, вы достаточно хороший некромант, чтобы смекнуть, что к чему, и самостоятельно продумать стратегию. А Гильдия вам поможет. И заплатит. - Понимаю, - кивнул Ханубис, уставившись на него с обычной своей бесцеремонностью. Бреслав пригладил бороду и усмехнулся. Несколько мгновений они сидели, молча улыбаясь друг другу. Подземное Пламя, а приятно встретить старого приятеля. Сколько они не виделись, - полвека будет? Дея удивлена - хоть и ходит, будто обухом пришибленная, а и то заметила заминку в разговоре. Что же, вреда в том нет. Чем бы они с Ханубисом ни занимались, о том, что он не из Гильдии, она не запамятует, а значит, и доверять сверх меры не станет.
***
В следующие два часа они обсудили технические детали, прикончили все закуски и пузырь "гномьей", а после долго торговались - по каждому из возможных вариантов дела. Дея была сегодня в ударе: до хрипа отстаивала каждый грош, придумывала все новые аргументы, а под конец произнесла хвалебную речь о преимуществах геронтского "петуха" перед угорским златнем. Ханубис откровенно любовался ею, но настоял на гонораре в златнях. Бреслав больше помалкивал. Он устал; последние месяцы были неспокойными и в Угорье, а десять часов на берегу озера Арсо вымотали его до духовых псов. Еще проклятый лич... нет, не должны мертвые вставать против живых. Ханубис дорого берет - ну, другого и ждать не стоило. Зато с ребятами будет по совести. Геронтскую команду нужно набирать заново и в кратчайшие сроки, но Дея справится. Возьмет выпускников - все равно в казне еще долго не наберется золота на профессиональный отряд. Надо еще послать тройку на север, - как там тот город? - на случай, если местные бароны окончательно разругаются с короной. Оноре из Ксальта жаловался на безденежье - возможно, он захочет перебраться на побережье; а Афанасия с командой сюда, на независимую от Деи позицию. Распоряжаться Гильдией - что играть с самим собой в фидхелл: на каждом ходу стараешься укрепить обе стороны. Равновесие с небольшой погрешностью, говоря мудрено. А то если у одних весомый перевес, слишком быстро контракты к концу подходят. И в Школу надо найти учителей... И не абы кого, детишкам присмотр нужен, так что если сиринийский лис начнет племянничка своего подсовывать - гнать лесом. Хотя такого, как Гвидо трудновато найти будет... а самому, что ли, на старости лет податься, с малышней возиться? Да почему бы нет? Гудрун новые места показать - ей озеро понравится; в горы ездить. В вотчине справятся, там у всех головы работают. Вот только бы Гильдии преемника найти, чтобы не страшно было на него дело оставить. Не лисову же племяннику... Башковитых-то много, а подходящего нет. Кто горяч слишком, кто медлителен, один вздорен, другой пыль в глаза пускать любит. Та же Дея - хороший тактик, но никудышный стратег, боится самостоятельности, да еще голова бабьими глупостями забита. А в детстве смышленой была, но Бреслав еще когда понял, что не выйдет из нее второй Жанны Рискард, хоть ты тресни. Наверно, не стоило ее оставлять под попечительство Гвидо, сам бы лучше воспитал, да уже поздно. Так что подождет малышня. А учителей надо будет в Тримгесте посмотреть, среди инструкторов, и вышедших на покой навестить, честь великую предложить - смену растить. Нет, рано на покой, конечно. Не те еще годы. А все же - посмотреть выпускников недавних, да под себя наследника найти, как прежде делалось, - и не из родичей, конечно, так что младший Онуфрий вне игры, - а жаль, мог бы выйти толк из паренька.
Что-то в мире готовится, факт. Пока все тихо-тихо, даже удельные князья перестали друг дружку резать, а все колет что-то в сердце, уже с полгода как. Арсолир первым выстрелом, а что дальше будет? Грядет время перемен, а где перемены, там и без Гильдии не обойдется - знай нос по ветру держи да монету загребай; но до чего ж муторно сидеть, когда понять не можешь, с какой стороны вестей ждать. Вот тот же Ханубис, старый пес, сидит, салатику улыбается, - а ну, как и он ничего не знает? Спросить бы прямо, без лишних экивоков. Скажи-ка, господин некромансер, ты по-честному доволен своей жизнью? Устраивает тебя сидеть на отшибе мира, жить на ренту, браться за нотариальные заказы и держать в учениках тряпку? Судя по донесениям, у тебя уже задница должна мхом порасти, так что ты - устал или замышляешь что? А то давай вместе что замутим? Жаль, не спросишь: ты уже не маг-одиночка, даже не командир пятерки - ты теперь глава Гильдии и отвечаешь за двенадцать сотен человек, не считая баб, детишек и подсобного хозяйства, - так что слово твое слишком весомо, чтоб бесплатно его давать. А все же жаль, всегда хотелось поработать с ним еще раз: на равных. Ну, если Ханубису понадобятся услуги Гильдии, он знает, к кому обратиться.
***
Они засиделись почти до утра. В какой-то момент Деянира ушла спать, оставив их наедине. Беседа текла неторопливо, то касаясь последних международных новостей, то возвращаясь в далекое прошлое - по-честному, поровну, не торопясь. Бреслав рассказал о боярских противоборствах в угорской Думе, потом внимательно выслушал историю о трудных отношениях северных баронов с престолом Эриксонов. Ностальгические воспоминания о кнудландских набегах незаметно перешли в обсуждение магических традиций университетов Тримгеста, а после, так же незаметно, - в сравнительный анализ рынков сбыта корабельного леса. ... нарисовав на салфетке систему креганских портовых укреплений, в точности воспроизводящую противомагический рунескрипт Одальдоттир, и откупорив новый пузырь, Бреслав решил, что настало время перейти к более важным вопросам. - А скажи-ка ты мне, господин некромансер, - сказал он, хрустя огурцом. - Этот лич, он откуда вообще взялся? - Географически или исторически? - уточнил Ханубис, вытирая рот салфеткой. - Географически я знаю - из Проклятых Земель, но кто он из себя? Просто порождение Бездны, тупое и голодное, так? - Если бы, - усмехнулся Ханубис. - Во-первых, лич по определению не может быть тупым: тем, кто обманул смерть, быть тупыми не подобает. Как я надеюсь. Нет, тут все интересней, с пикантным подвывертом. Рассказать? - Ну, расскажи, - согласился Бреслав. - Авось, сна не лишусь от твоих историй. - Да ну? - некромант потянулся всем телом, устроился на стуле поудобнее. - Давным-давно, в лесах Геронта, жили-были эльфы, прекрасные и утонченные. И вот как-то раз затеяли они войнушку с троллями. - Прекрасную и утонченную? - уточнил Бреслав. - Войнушку-то? - Без всякого сомнения! Магическую. Эльфы были мудры и искусны, а потому сотворили заклятие Зеркала, отражающее любые чары противника. А тролли были грубы и неприхотливы, поэтому безо всяких изысков устроили резню среди своих и отворили врата Бездне. Темному Кругу. Дальнейшее вполне описывают дарлиенские брошюры "Запретные чары и их последствия". - Угу. А лич откуда взялся? - Ты мешаешь мне следовать нити истории, - с упреком сказал Ханубис. - Вообще, Гильдия прискорбно мало внимания уделяет хорошим манерам. Так вот, от взаимодействия заклятий прекрасные эльфийские холмы и долы стали плачевным зрелищем. А наш герой, Ленерро ар-Диелне, - кстати, законный владетель вашего озера, - был магом-иллюзионистом, одним из сильнейших в своем народе. Это он создал Зеркало, и он же держал его трое суток, пока его товарищи один за другим умирали от перегрузок. - А связки на местность перекинуть им слабо было? - Хмм, думаю, от этого бы их холмам и долам пришлось еще плачевней. Не суть. Дальше следует рефрен, обычный для историй про эльфов, - прошло двадцать лет. Ленерро ар-Диелне малость оклемался, смекнул, что заклятие сработало не так, и скорбь навеки поселилась в его сердце. А потому решил он - тут вступает флейта - в одиночку направиться в Проклятые Земли и бросить вызов Бездне. Бреслав присвистнул. - Ага, - согласился Ханубис. - Рассказывая эту историю, я каждый раз не знаю, смеяться мне или плакать. - Наверно, смеяться, - подумав, сказав гильдиец. - Налить? - О, да. Безумству храбрых поднимем чашу. Итак, Ленерро ар-Диелне бросил вызов Бездне, и Бездна поглотила его. И тут наступает самая захватывающая часть нашей истории: он должен был погибнуть. У него не было ничего, что он мог бы противопоставить Бездне, никакого базиса, одни лишь эльфийские фокусы. Но он выжил. Прошел Бездну насквозь, каким-то образом адаптировал свою магию к новым условиям, обрел великую Силу. Спятил, конечно. Но по-своему, по-эльфийски: прекрасным и утонченным способом. - Дай-ка я догадаюсь: это и будет самая страшная часть истории? - Именно, - улыбнулся некромант. - Он возненавидел Бездну, а заодно и все остальное. Точная цитата нужна? Секундочку... "Я умирал тысячу раз, я был там, где стихии теряют свойства, а слова - смысл, и ныне я скажу так: вы, прибегающие к Свету за защитой, и вы, заигрывающие с Тьмою, - знаете ли вы, что пути ваши лежат над Бездной? Я свидетельствую - мир ваш не более, чем корка гноя над отверстой раной, а раны прижигают раскаленным железом". Так заявил он, вернувшись в Проклятые Земли, найдя тело свое истлевшим, а границы - закрытыми. - Н-да, только эльф может сказануть что-то подобное в такой заднице. Или это поэтический домысел? - Никакой разницы, это же эльф. Пусть и мертвый. - Ханубис пожал плечами. - Сказал он так, и слова его были услышаны - в том числе и теми, кому лучше бы их не слышать. А потом он сидел в Проклятых Землях и устраивал своим зомби учения, пока этой осенью не нашел лазейку. Ну а окончание этой истории мы видели. Тут тонкость в том, что все, что осталось от утонченного эльфийского мага, полно неких загадочных принципов и идеалов, но при этом ему до безумия хочется кого-нибудь убить. Как и любой нежити, впрочем. Лучше - всех, но если нельзя всех, то хоть кого-нибудь. И по этому сочетанию он совершенно непредсказуем и крайне опасен. По правде сказать, он самый опасный сукин сын из всех, кого я когда-либо встречал. - Н-да, - повторил Бреслав. - Хорошо, что сейчас он глубоко закопан. Но, если он держит души ребят у себя, - ты собираешься договариваться с ним или сразу кончать? Некромант взглянул на собеседника без улыбки, хрустнул костяшками пальцев. - Возможно, придется договариваться.
Когда молчание затянулось, Бреслав сказал небрежным тоном: - Кстати об эльфах, мне последнее время один сон забавный начал сниться. Раза три уже был. Эльфийка неглиже, представляешь? - Чудесные сны, - в тон отозвался Ханубис. - Волнующе, должно быть. - Еще бы, - согласился Бреслав. Пригладил бороду. - Не помню, в чем там дело было, но сны хорошие. Только тревожит меня пара деталей. Во-первых, я никогда ее не видел наяву, а образ совершенно четкий. Во-вторых - песок. - Песок? - недоуменно переспросил некромант. - Да. Рыжий песок в моей постели. Забавно, а? - Забавно. Суккуб залетела? - Я человек семейный, ко мне суккубы не летают. Защиты не тронуты. Некромант задумчиво воззрился на него, положив подбородок на сплетенные пальцы. На вид спокоен, как дохлая рыба, но Бреслав отлично слышал, как тот просчитывает варианты. Интересно... собственно, он не слишком рассчитывал на ответ, затеяв этот разговор, а смотри-ка, и Ханубис в курсе, - и более того. Ай да суккуб... - Песок именно рыжий, или какого-то оттенка? - спросил геронтец спустя несколько ударов сердца. - Красноватый. Такой... цвета ржавчины со свежей кровью. - А гостья, разумеется, прекрасна... - уточнил Ханубис, все еще не отводя взгляда. Бреслав, каким он был много лет назад, сейчас превратился бы в пепел от смущения. Бреслав-теперешний усмехнулся, пытаясь разглядеть следы смущения на лице собеседника - слишком уж отстраненно тот держится. Оба были хорошими игроками. - Эльфийка же, - сказал гильдиец. - Локоны золотые, глазки лазурные, губки алые, перси сочные. И в фидхелл отлично играет. - Редкое сочетание, - кивнул Ханубис. - Предлагаю выпить за красоту и гармонию. Выпив, он промокнул рот салфеткой, помолчал, глядя вдаль. - Похожий песок есть в пустыне Абддарана. Слышал про такое место? - Да уж не дурак, - сдержанно отозвался Бреслав, припоминая записи. Абддаран. Большой остров в южных морях, основные статьи экспорта - драгоценные камни, специи, опиум. Филиалов Гильдии не имеет. Защищен от просматривающих заклятий и артефактов, вплоть до уровня Божественного Взгляда. Так. Впервые за месяцы Бреслав почувствовал, как вялое ожидание скорых неприятностей сменяется азартом. Ханубис молча глядел на него. Ждет реплики? Пасую. - Правит этим островом некая Хозяйка, мудрая, как сто очковых кобр, и прекрасная, как удар молнии, - заговорил некромант снова. - Ну и хозяйственная донельзя, конечно. Из прочих ее достоинств нельзя не отметить также недюжинные познания в магии разума и смежных областях, не поминаемых при женщинах. - Интересно звучит. Если она еще и готовить умеет... Умеет? - Вот уж не знаю, - улыбнулся Ханубис. - Ты не меняешься, Бреслав. Только угорец может задавать подобные вопросы о маге ее уровня. Не жениться же ты на ней хочешь? Впрочем, если и да, мне несколько сомнительно, что она будет тебе готовить. - Ты знаешь мои взгляды на этот счет, господин некромансер, - лениво возразил Бреслав. - Женщина должна уметь готовить, иначе это не женщина. А жениться на ней... Я бы с радостью, да жена не поймет. Разве что тебе сосватать, а? - Меня не очень привлекают женщины, неглиже играющие в фидхелл в компании плохо знакомого мужчины, - развел руками некромант. - Кроме того, не мне же она снилась? - И то верно. Да, спасибо. Кажется, это действительно могла быть та Хозяйка. Защиту она обошла мастерски. Интересно, чего ей от меня нужно? - Поиграть в фидхелл? - Ну, разве что. Знаешь, хорошего игрока не так-то легко найти. А вот песок ей зачем? На память? - Побочный эффект ее Силы. - А ты неплохо ее знаешь... - Сотрудничали когда-то. Свечи на столе догорали, поблескивая в пустых бутылках, - явная примета того, что наутро будет болеть голова.
***
Придя домой, Марвин бросился на кровать и заснул, но вскоре проснулся от жажды. Спустившись на кухню, он налил себе стакан воды. Над городом стояла ночь, дом был пуст и тих. Учитель еще не вернулся. Марвин сидел, не думая ни о чем, и глядел, как дрожит пламя свечи, а темнота ласково смыкается вокруг него. Вдыхая запахи трав и тушеного мяса, касаясь пальцами отполированной столешницы, он ощутил вдруг, что стеклянная перегородка, встававшая между ним и миром, рухнула, разбилась с тихим звоном, - но мир устоял. Ему было неожиданно хорошо и спокойно сидеть здесь. Он мог бы пойти в библиотеку, но не хотелось двигаться с места. В общем-то, не было никакой разницы, где именно сидеть; время остановилось, сомкнулось над ним. Потом он вспомнил о леди ор-Фаль и о той сцене, что устроил, и ощутил стыд, - но и стыд сейчас был не страшным и теплым. Марвин знал, что все будет хорошо. Старый маг из Гильдии у нее - он позаботится о ней, он сможет. Эта ночь напоминала ему другие - те, что он проводил в нише окна библиотеки, спрятавшись от всего мира за ветхим, не раз штопаным гобеленом с неясным сюжетом. Правда, те ночи приходились на лето: зимой там было холодновато. Они были его главным богатством: короткие, теплые ночи одиночества и свободы. Там он бесконечно листал Тайную Книгу, пока не догорала свеча, а после - грыз запасенные сухари, прислушивался к ночным звукам - редким голосам загулявших дружинников, далекому собачьему лаю, шелесту ветра. Тогда мир был так прост... но и сейчас он был не сложнее. Страшнее, неуютнее - да, но не сложнее. Не все ли равно, где находиться? Этот мир ужасен, но и в нем можно найти место, время, где будет уютно. Никого рядом, - но нужен ли хоть кто-то? Учись ценить то, чем обладаешь сейчас, что бы ни предстояло завтра. Ты выжил на Арсолире... ты не был на Арсолире - и это само по себе великое счастье. А отец... ты не смог бы спасти его. Ты никогда не заходил в его спальню, так какая разница, был ты там или нет? Он даже не узнал, что ты от него отрекся... Отец... теперь мы уже ничего не сможем исправить. Марвин сидел, и ночь текла мимо и сквозь него. Он не знал, сколько времени уже провел здесь, и не хотел знать. В памяти его проплывали сцены бегства: странные гости накануне, поспешные и невразумительные сборы посреди пьяных тел - той ночью напились все, это было в обычае при дворе Густава ор-Мехтера. Тайная Книга... он забыл ее в комнате, на столе, - и это после того, как впервые за все годы вынес ее из библиотеки, скрыв под одеждой, спустился из башни, прокрался по коридорам, никого не встретив... Наверно, Книгу нашли потом... но они не могли ее сжечь, не имели права! Марвин впервые задумался еще и над этой потерей - и ночь стала холоднее, но мир устоял. Марвин думал о Тайной Книге, источнике его бед, и пытался понять, с нуля выстраивая цепь причин и следствий, - понять, что побудило его отправиться в Геронт. Почему сейчас он сидит здесь, а не где-то еще? Он долго перебирал в памяти обрывки текста. И не понимал, просто не понимал - будто тот, кем он был три месяца назад, умер, и память его истлела. А потом он тихо засмеялся, потому что вспомнил свой любимый отрывок, и внутренний голос услужливо зашептал его, но в этот раз не с теми высокопарными интонациями, не с тем обещанием подвига, что звучало в этих словах доныне. На этот раз Марвин услышал суховатый голос учителя, увидел его равнодушную саркастическую улыбку - и засмеялся, и все никак не мог замолчать.
Ныне же слушай: когда ты пойдешь через Бездну, смерть сомкнет над тобой крыла, и ты не сможешь различить того, что направляло тебя доселе. Бездна выжжет тебя изнутри, и то, чем ты привык владеть, не станет защитой. Ты умрешь. Ты будешь умирать снова и снова, пока металл твоего существа не очистится от шлака. Если же, когда это свершится, что-то еще будет живо в тебе, тогда ты пройдешь Бездну. Я знаю, читатель, ты вновь задаешься вопросами - не слишком ли автор зачарован изяществом высоких слов, не слишком ли велика цена? Я отвечу: нет и нет. Поэзия чужда мне; я лишь подбираю слова, наиболее точным образом описывающие магическую реальность. Что до цены, я могу сказать лишь одно: если она кажется тебе непомерной, закрой эту книгу и найди себе другое увлечение.
Что могу я сказать теперь в оправдание моего выбора? Теперь - ибо тогда мне казалось, будто не я избрал эту стезю, но сама оно легла мне под ноги. Я стал некромантом не из-за Силы, как бы ни была она притягательна - существует множество других способов обрести ее. И не из-за тайного знания. Ни одно знание само по себе не стоит такой цены. Оно - лишь средство для выживания. Мой выбор основан на простом рассуждении: Бездна существует на самом деле. Опасности, проистекающие из ее присутствия, реальны. Я не могу отрицать угрозы для мира, которая неминуемо возникнет в случае, если некромантия как практическое мастерство исчезнет. Еще менее я могу, - исходя из моего опыта, - надеяться, что кто-то встанет между миром и Бездной вместо меня. Я не имею права на это рассчитывать. Иными словами, мое обоснование можно сформулировать простым высказыванием: "Кто еще, если не я?". Подчеркну также, что эта позиция зиждется на эгоизме. Я стараюсь защитить этот мир, потому что хочу защитить ту жизнь, к которой привык: мелочи, которыми я окружаю себя, - но которые не являются мною. В самом деле, подумал Марвин, в самом деле. Почему бы нет? "Мелочи, которыми я окружаю себя, но которые не являются мною", во имя Аравет Милостивой, так вот как это называется!
Ночь укутала город покрывалом темноты - лишь Родхрин, кровавая, чуть щербатая, фибулой мерцала в россыпи тусклых звезд. Марвин накинул плащ, выглянул наружу. Проваливаясь в рыхлый снег, дошел до колодца, коснулся белого камня, на котором темнели брызги засохшей крови. Он не знал, зачем пришел сюда, не знал, что должен делать и должен ли говорить. Орны не было там, во сне или наяву, и осознание этого вызывало почти физическую боль. Бездна взывает к Бездне. Откуда эта фраза, что она значит? Вечно ты повторяешь чужие слова, не зная их значения! Но внутри, в солнечном сплетении, застрял осколок пустоты, давил на сплетения нервов, тянулся наружу, во тьму, чего-то искал... И Марвин понял - со страхом или восторгом, неважно, - что такова Сила, алчущая излиться, быть воплощенной в форме и образе. Выпустить ее было бы ошибкой, он понимал это даже сейчас, и не только потому, что не знал подходящих заклятий. Этот город стоял между ним и Бездной, город спал и видел сны. Арсолир был вчера.
Марвин вернулся на кухню и зажег новую свечу от догорающей старой. Язычок пламени лизнул темноту, не повредив ей.
Глава вторая
До рассвета оставалось еще часа три, и Ханубис был тому рад. Он затворил за собой калитку и вышел в Белый город. Пустую улицу заносил снег, освещенные редкими фонарями особняки спали, закрывшись от ночи ставнями. Час Духа, в который явь мешается со снами, - самое время для прогулки. Запахнув плотнее плащ, некромант зашагал вдоль каменного забора особняка ор-Брехтенов, привычно держась в тени. Прежде всего, он был в ярости: Бреславу удалось застать его врасплох. Во имя Тьмы, что могло заставить Лориен подать весточку именно сейчас, спустя столько лет? И почему Бреслав рассказал о снах именно ему? Возможно, гильдиец просто-напросто хотел разрядить напряжение после разговора об ар-Диелне, но это не та тема, которую обсуждают со случайными приятелями. Бреслав - разумеется - заметил заминку. Ну что же, пусть поразмыслит - это пойдет ему на пользу. Насколько сильно Хозяйка успела влезть ему в душу? Она ищет союзников - значит, что-то задумала. Как некстати. Но шуточка хороша, как раз в ее духе: можно представить себе лицо Бреслава, когда она красовалась перед ним нагишом, - со всеми своими локонами и персями. Да ты, никак, ревнуешь, Пес? Чудесно. Хозяйка была бы очень довольна.
Псом его прозвали в Дарлиене, и уже много лет он не называл себя этим именем. Между тем, оно было хорошо: Пес бодрствовал преимущественно ночами, любил охотиться и часто шутил. Шутил так, что дарлиенцы не напрасно пугали им детей. То было время тьмы и ярости, смеха и страсти - на последнем пределе. Иногда Ханубис тосковал о нем. Итак, - свернув на улицу Королевских Рубинов, он прошел мимо пары закрытых рестораций и машинально улыбнулся горгулье у дверей дома ор-Визенкрафтов, ныне пустующего, - итак, что мог бы сказать Пес почтенному мэтру, превыше всего в жизни ценящему тепло камина и правильный состав пряностей в глинтвейне? Все временно. Всему свое время. Будь начеку. Относись ко всему с юмором - прежде всего, к себе. Злишься? Хорошо. Сейчас ты можешь себе это позволить.
Площадь перед королевским дворцом казалась сейчас бескрайним заснеженным полем, и белыми были массивные стены укреплений на фоне низкого неба оттенка темнейшего королевского пурпура. Ханубис пошел напрямик. Внимательный взгляд немедленно уперся в затылок: едва ли гвардейцы, те, верно, дремлют в будке. Такими ночами живых клонит ко сну. Кто-то из призрачного гарнизона. Эрик Второй, Строитель, был дотошен в следовании традициям. Именно за эту работу Ханубис получил дом - и королевское покровительство, пережившее шестерых королей. Жить здесь было неплохо, но старый Геронт недолго просуществует: Эрик Седьмой мертв, а молодой король - если знание людей тебя не обманывает - недолго станет хранить былые устои. Марвин очень кстати унаследовал земли на севере: когда страна меняет свое лицо, это зрелище любопытно с прикладной точки зрения, но не слишком приятно эстетически. Да, надо будет рассказать Марвину о том, как вдохновляюще действует на воображение окружающих сочетание благородного происхождения и темной Силы. Едва ли он думал об этом в таком ракурсе. Это его приободрит. Тонким мальчикам вроде него вообще очень немного надо, чтобы приободриться.
Ханубис вышел из Белого города, незамеченным пройдя мимо парочки стучащих зубами гвардейцев. Свернул на север, к купеческим кварталам. От холодного воздуха мысли прояснились; но настроение осталось прежним - хрустально-ледяная ярость ждала лишь повода. В такие часы начинаешь жалеть, что в столице не водится никого хоть мало-мальски опасного. Спуститься, может быть, в Бездну? Не возвращаться же домой в таком состоянии? Марвин, несомненно, ждет его, чтобы поговорить о своей ранимой душе и трагичной судьбе, и этот разговор должен состояться, но, видит Вечное Небо, какая неимоверная тоска в который раз слушать те же бредни... С Кловисом было проще - по крайней мере, фразу "иди отсюда, возвращайся через два часа" он понимал в ее точном смысле, а не сообразно положению звезд на небе. Кловис был личностью, тогда как этот - лишь заготовка, но именно поэтому он ушел. Он еще вернется - если выживет; такие, как он, всегда возвращаются, когда дойдут до пределов того, что могут постичь самостоятельно. Марвин другой. Он никогда не обретет истинной силы характера, но из него получится великолепный маг, художник от некромантии. И он останется верным. Если не сбежит до весны, - а это зависит от тебя куда больше, чем от него.
Снег шел все гуще. Ханубис свернул в квартал Белошвеек. Старые дома стояли здесь близко друг к другу, островерхие крыши почти соприкасались, укрывая извилистые переулки от снега, а заодно и от тусклых лучей Родхрин, скользящей над снегопадом. Последнее было ему безразлично: он прекрасно видел в темноте, а кроме того, знал здесь каждый камень. Обогнув заледеневшую кучу мусора, некромант шагнул внутрь. Он искренне надеялся кого-нибудь встретить - хотя бы кучку бандитов, мерзнущих в засаде около заведения госпожи Астианис. А нет, так тоже не беда: можно будет поискать тот дворик, где летом стояла кадка с настоящими асфоделями. Самое подходящее занятие для зимней ночи, что уж тут говорить. Сколько усилий для того, чтобы не думать о Лориен. Ты патетичен, Пес, и ведешь себя - прости за прямоту - совсем как Марвин. Чем уж тебя так взволновала эта история? Когда-то же Хозяйка должна была начать действовать, - так почему бы ей не начать сейчас, и именно с игры с Бреславом? Не думал же ты, что она вечно будет сидеть в Адма... в Абддаране? Ты не знаешь ее намерений, хорошо. Точнее, что-то ты уже знаешь. Поставь на доску еще одну фигуру и отнесись к этому как к данности. Или же ты задет тем видом, в котором она выбрала перед ним предстать? В таком случае тебе стоит пойти к госпоже Астианис, выбрать там полуэльфку посмазливей, да с ней и остаться, дожидаясь старческого маразма, который, несомненно, близок. За очередной горой мусора обнаружился раздетый до рубахи труп. Перешагнув через него, Ханубис направился дальше. Остановился, чтобы полюбоваться порослью ведьминого мха, вползшего на крыльцо дома с выбитой дверью и скрежещущими на ветру распахнутыми ставнями. Чуть дальше по переулку, несмотря на гиблый час, разносились хриплые, ритмичные стоны. Иногда этот город ничем не отличался от Бездны.
Он шел дальше, не думая ни о чем, не выбирая пути, отдавшись на волю охотничьего чутья, сливаясь с ночью, - с ее темными улицами и замкнутыми домами, со снегопадом и ветром, с переплетениями теней и кровавыми подтеками лунного света, с ночью, ее Силой и властью. Неслышно и невидимо, по самой кромке Бездны, так, как ходил прежде.
Трое вампиров, беседовавших у часовенки Отрина, заметили его лишь тогда, когда он подошел вплотную: стоявшие спиной обернулись, одинаково взмахнув тонкими, не по сезону, плащами. Парень и девушка, молодняк. Замерли, уставились на него: зрачки на всю радужку. Они не чувствовали его ауры и не могли понять, как оказались застигнутыми врасплох. Ну что же, не век вам жить на одних рефлексах. Иногда разум тоже приносит пользу. Третий узнал его почти сразу - взмахнул украшенным перьями беретом, изогнулся в угодливом поклоне. Чудесно. - Доброй ночи, дамы и господа, - улыбаясь, сказал Ханубис. Ярость вновь захлестнула его ледяной волной, - и на этот раз он собирался дать ей волю. - Прекрасная погода, не правда ли? - Приветствую вас, почтенный мэтр, - заулыбался и старший, тщетно пытаясь изобразить на лице дружелюбие. Маска то и дело сползала, обнажая страх, - и страх этот был вполне обоснован. Ханубис подошел ближе, - теперь их разделяло не более семи шагов. - Чему я обязан счастьем лицезреть вас? Выбрались в город поужинать? Сопляки. Жалкие кровососы, возомнившие себя хозяевами жизни. Молодняк, судя по всему, посвящен совсем недавно, старший же, - несмотря на беретик, плащик и шпажку с камешками, - немногим превосходит свиту. Но он хотя бы знает о Ханубисе Геронтском; боги мои, какая честь... Мальчик сообразил быстрее, - отступив назад, замер, переводя ошалевший взгляд со своего мастера на чужака. А вот девочка не сразу заметила перемену роли. Оскалив зубки, она взвизгнула что-то гневное... - Флора, нет! - старший схватил ее за руку. Вампиресса остановилась, растерянно моргая. Все еще уставившись на Ханубиса, наморщила лобик, словно попыталась проделать в уме сложное вычисление. Снежинки кружились вокруг нее. А хороша - светлые локоны, глазки... Едва ли удастся научить ее играть в фидхелл. - Мы никого не трогали, мэтр, - со всей искренностью сказал старший после небольшой заминки. - Нас привели сюда религиозные соображения. - Неординарная причина, - кивнул Ханубис. - Не хотите ли пояснить свои слова, любезнейший? - Мы прибыли вознести молитвы Духу, - пояснил вампир. Попытался было чарующе улыбнуться, но сбился, зачастил: - в этой часовне проход в тайный храм, мы вышли на воздух, когда началась проповедь, - сегодня удлиненный молебен в честь... ээ... битвы. А вы не на литургию пришли, нет? Лично я считаю очень важной сакральную часть жизни, - интимно сообщил он. - И пусть говорят, что у нашего народа нет душ, - я все-таки думаю, что не зря Потаенный взял покровительство о нас, и ежесезонно приношу ему свою малую жертву. А вы как считаете, уважаемый мэтр? Ах, вот что здесь такое. Очередное прибежище культа, испокон веков запрещенного в большей части мира, но прорастающего вновь и вновь, как бы глубоко его ни зарыли. Прежний храм был на улице Колесников, но его прикрыли тем летом. Одно очевидно: жрецы Духа заметно выделяются своей терпимостью на общем плане, - особенно в отношении нежити. - Я считаю, что внутренняя молитва важнее внешней, - сказал Ханубис. - А еще я считаю, что зря вы здесь оказались. Улыбка старшего опять поблекла, рука, наматывавшая на пальцы прядь, замерла. За время разговора детишки успели отступить к мастеру поближе, будто надеялись, что он прикроет их. Зря. Знаете, как это бывает? Сколько времени вы уже живете в иллюзии непобедимости - год, два? Просто вам не повезло, вы повстречали хищника крупнее себя. - Мастер, поверьте мне, мы не хотели ничего дурного, - заламывая руки, пробормотал вампир, - только послушать службу, поглядеть на город... Он еще надеялся. Они всегда надеются до последнего - живые, нежить, - не суть. - Но это мой город, - возразил Ханубис мягко. - И я говорил Кругу, что не собираюсь терпеть в нем разносчиков заразы. - Мы - бедные изгои, мастер, мы не вхожи в Круг! Ни в один из Кругов. Мы только бедные провинциалы. Младшие хотели посмотреть на город. Ведь нет же ничего плохого в том, что дети посмотрят на город, как вы считаете?.. Конечно. В этом нет ничего плохого. Только хорошее. Ханубис улыбнулся собеседнику с той долей пренебрежения, что должна была дать ему надежду на благоприятный исход. - Я понимаю. Вы считаете, что достойны лучшей доли? Давай, Пес. Хватит стоять на холоде. - Мы... Ханубис отпустил все завесы разом. Ночь. Сила. Бездна. Кровососы охнули в один голос, попятились, уткнулись в стену. - Это мой город, - повторил Ханубис. Скользнул по ним взглядом. Девушка всхлипнула. Ах да, девушка. Как там ее зовут? - Флора, подойди ко мне. Она уставилась на него широко распахнутыми глазами; шагнула вперед. Она шла медленно, неуклюже, будто преодолевая сопротивление на каждом шаге; светлые волосы распущены, фигурку скрывает плащ, слезы на ресницах. Ни следа присущей вампирам грации. Встала, глядя снизу вверх, стиснув в пальцах складку плаща. - Ближе. Еще один шаг. Мольба в глазах. Протянув руку, он коснулся ее лица, откинул прядь волос. Хороша по человеческим меркам, но далека от идеала: все верно, Трансформация еще не завершена. Она задрожала. Не от холода - ела она недавно, и кровь все еще грела ее. - Совершенная красота есть признак патологии. Сморгнув слезы, она уставилась на него затуманенным взором, облизнула губы. Глупая самочка, путающая страх и вожделение. Ошибка, нередкая и для представителей более развитых рас. Пальцем очертил линию губ. Клыки сформировавшиеся. - Сними плащ. Она подчинилась мгновенно, но запуталась с застежкой фибулы, тонкие пальцы затрепетали. Наконец плащ упал в снег. На ней было никчемное тонкое платье, не закрывающее плеч. Цепочка на шее, на цепочке, прячась в ложбинке между грудей - украшение или амулет. Дешевое латунное колечко, мужское. Ханубис шагнул ближе, коснулся ее волос, пропустил меж пальцев светлые пряди. Отвел их назад, обнажив шею. Девушка дернулась, когда он коснулся яремной вены, Скользнул пальцами ниже, исследуя гладкую кожу, нащупал поджившие царапинки. Флора застонала, выгнулась, подставляя горло. Он отпустил ее, перевел взгляд на парочку у стены. Хлыщ в берете не представлял интереса; парнишка забавней - и зачем, хотелось бы знать, он пытается незаметно зайти слева? - Я возьму ее, - сказал Ханубис, усмехнувшись самым оскорбительным образом. - Проваливайте.
Паренек все-таки не выдержал; кинулся, оскалив зубы. Ханубис не стал выяснять, что именно он намеревается сделать. Вспышка тьмы - и вампир дернулся, кучкой пепла рассыпался по снегу. Хлыщ попробовал сбежать. Ханубис поймал его на середине трансформации, сдавил кольцами Силы, опрокинул наземь. Неторопливо подошел, наклонился, рассматривая бесформенное нечто - не человек и не нетопырь. Обнажил трехгранный клинок. - Видите, как все удачно складывается, - сказал некромант. - Умереть сразу после молитвы, - что может быть лучше? Дух не оставит вас. Вытерев нож обрывком вампирова плаща, он обернулся к Флоре. Девушка беззвучно закричала. Шарахнулась от него, споткнулась, упала в снег, поползла на четвереньках прочь... - Встань. Он не использовал Силу: она встала сама. Обернулась, пытаясь прикрыть руками грудь, шею. Снег в ее волосах казался кровавым песком. - Отряхни платье. Вот так, хорошо. Подойди ко мне. Флора подчинилась. Ханубис заглянул ей в глаза, в бездонные провалы зрачков, прислушиваясь к грохоту лавины, голосу ночи, ветру, Бездне. - Проводи меня в храм. - В храм, мастер?.. - голос ее сорвался. - Я хотел бы попасть на литургию, - пояснил он. - Если еще успеваю.
Тайный ход был довольно неуклюже задрапирован пыльным гобеленом с Отриновыми чудесами. За ним начинались ступеньки вниз. Прислушавшись, Ханубис уловил отзвуки голосов - гимн, печальный и возвышенный. Некромант обернулся к своей спутнице и в последний раз внимательно вгляделся ей в лицо. Глаза ее были прекрасны. Погладил по щеке. - Уходи, Флора. - Мастер?.. Обеими руками она схватила его ладонь, прижалась к ней губами. - Не бросайте меня одну, мастер... - прошептала Флора. - Пожалуйста, не оставляйте меня одну... Я все сделаю для вас, все что угодно, только разрешите мне... - Уходи, - повторил Ханубис. - Покинь этот город немедленно и никогда не возвращайся
Потом он спустился по ступенькам, ведущим в храм. Оборачиваться не было нужды. Она не представляла для него опасности.
***
Сюда стоило приходить разве что ради музыки. Ханубис остановился у входа, присел на скамейку в нише с саркофагом. Идти к алтарю он смысла не видел - слишком уж хорошо знал состав масла в чадящих там плошках и слишком уж низкого мнения был о местной общине. Вот мэтр Пердурабо - ему, должно быть, с ними по нраву. Самое обыкновенное сборище "заигрывающих с Тьмою", если вспомнить формулировку Ленерро ар-Диелне, - не лучше и не хуже остальных, искавших под сенью Духа ответы на незаданные вопросы или же просто прибежище от обыденности. Вот музыка была хороша. Орган гремел в арочных сводах, и женские голоса, легкие, бесплотные, поднимались от строгих аккордов ввысь, как будто вздымались к небесам шпили легких башен, белых, ажурных... Подражание эльфам? Возможно, и так. Ab initio Et ad finem saeculorum Abyssus abyssum invocat... Музыка хороша, слова же можно не слушать. Все равно никто здесь не понимает, о чем идет речь. Забавно, но тексты остались почти прежними. И язык: тринийская четкая вязь, один из прекраснейших языков мира наряду с батрурским "иссэм" и Старшей Речью. Язык древней империи, давно ставшей пеплом, воскресавшей еще дважды в иных обличьях. Бывшей когда-то домом. Тогда у Духа не было храмов. Верные собирались в безлюдных местах, в оливковых рощах или на холмах и кричали, кричали во тьму, под стук тимпанов, плач свирелей, кричали, взыскуя ответа. Все изменилось с тех пор; менялось неоднократно. Сам он и тогда не видел смысла драть глотку, экстазом возмещая незнание, но не единожды вслушивался в слова, повторял их как набор уравнений, надеясь получить результат - неожиданный, головокружительный. Разумеется, иным он просто не мог быть: тогда. Ну что же, здравствуй, Дух, покровитель темного знания. Audi nos, spiritus liber lux in tenebris da nobis libertatem... Те вычисления давно стали базисом, общим местом. Впрочем, большая часть тех, что приходят сюда на ночные концерты, рискуя кончить смертью под пытками, неспособна проделать и их. Что бы они ни делали - они только кормят Бездну, пытаются заполнить ее, заглушить ее голос. Надеются умилостивить ее словами, подношениями, обращениями к богам. Глупцы. Это работает не так. А впрочем, многим ли лучше положение тех, кто знает верные способы? Тех, кто использует Силу не для дурацких игр, вроде наполнения мошны или контроля над ограниченной географической зоной, а для истинного понимания? Что уж мы можем узнать. Мы знаем все о форме и многое - о содержании, но что мы упускаем в наших рассуждениях? Возможно, загвоздка в том, что Творец навсегда покинул этот мир, в том, что пути наши - над Бездной, в том, что ответственность всегда ложится лишь на нас самих. Что бы мы ни искали, мы найдем лишь себя. И даже когда ты позволишь Бездне говорить и увидишь вожделенный lux in tenebris - это будет всего лишь твой собственный свет. Что не так уж плохо для неофита, но не оставляет надежды на дальнейшее развитие. Магия ограничивает, но и религии не предлагают большего. Даже Дух, lux in tenebris, verbi in silencium, даже он обусловлен теми же законами, что и другие. Его взыскуют те, кто сумел осознать ограниченность стихийных богов - или же, чаще, - те, что больше смерти боятся тривиальности, становясь от того еще более тривиальными. С начала времен запретный, вечно гонимый, он является естественной частью мироустройства, единой системы. Видимостью выхода, но не выходом.
Голоса взлетали, падали каскадом, капелью, ложным обещанием. Утро близилось, и прихожане потянулись к выходу - фигуры в черном с надвинутыми на лица капюшонами. Спеша влиться в повседневность, они проходили мимо ниши по одному, по двое. На Ханубиса никто не обращал внимания - и он подозревал, что точно так же они прозевали бы и отряд венитов в полном облачении. Сейчас, прислушиваясь к далеким голосам, он чувствовал лишь усталость, мягкий тяжелый свинец, легший в глаза, в ладони, в сердце.
Самое время отправляться в постельку. Ханубис шагнул из ниши. Напоследок обернулся к алтарю - и сразу же увидел идущего к выходу мэтра Пердурабо, как всегда, крайне зловещего. Глаза его горели мертвенным фосфорным светом, - и Ханубис нисколько не сомневался, что причина тому кроется в отрасли магии, абсолютно отличной от некромантии. Спутника своего милейшего коллеги он не знал, но тот, несомненно, заслуживал куда более пристального внимания: высокий, атлетического сложения, с перебитым носом и выпирающими надбровными дугами. Голова покрыта короткой щетиной - так, что видны все выпуклости черепа, а раздвоенный подбородок еще больше выпирает вперед. На первый взгляд мог бы сойти за борца, но не воин - жрец. Остановившись, некромант подождал их. - Коллега, и вы здесь? - с необычайной для него приветливостью изумился Пердурабо после того, как чуть не уткнулся прямо в Ханубиса. Разумеется, ночного зрения и следа нет. И лицо как-то перекошено. Благовоний нанюхался? Что ж, бывает... Бритый подошел, не торопясь, и остановился поодаль, буравя некроманта глазками. Ему темнота не мешала. - Поздравляю вас! - изрек Пердурабо. - Поистине, события последних дней радостны для всех братьев в Духе! Ханубис поглядел на него с удивлением. Идиотизм собеседника не составлял для него тайны, но таких высот он как-то не ожидал. Или же он это искренне? - Рад, что вас это радует, мэтр, - отозвался некромант. - Как поживаете? - Сегодня я познал истину и обрел свет, - с убийственной серьезностью отвечал Пердурабо. - Дух снизошел ко мне, и очам моей души открылись великие тайны. - Ах, вот как? Очень мило. - А кроме того, - понизил он голос, - мы удостоены великой чести. Вы знаете, кто этот человек? Очень скоро все изменится... Бритоголовый шагнул вперед, скользнув по болтуну коротким взглядом, и Ханубис понял, что мэтр Пердурабо едва ли доживет до вечера. Он не мог бы сказать, что это сильно его огорчает. Несколько ударов сердца некромант и жрец разглядывали друг друга. - Я слышал о вас, - сказал бритый, чуть наклонив голову. - Десница Духа, - кивнул и Ханубис. - Надолго к нам? - Мои планы подвластны лишь воле Потаенного, - бритый развел руками, чуть улыбнулся. Даже Пердурабо что-то заметил, смолк, - впрочем, он уже не стоил и доли внимания. Втроем они пошли к выходу. Жрец ступал рядом, бесшумный, как крадущаяся мантикора. Ханубис не мог определить, насколько тот силен, - и это о многом свидетельствовало. Многовато сюрпризов для одной ночи. Как бы то ни было, сейчас у него нет ни времени, ни желания ссориться с Воинами Духа. - Этот город очень красив, - сказал Ханубис, когда они поднялись в верхнюю часовню. - Надеюсь, вам он тоже понравится. Хочу также заметить, что он весьма дорог мне в его теперешнем обличии. Бритый с невнятным хмыканьем шагнул наружу, в предрассветные сумерки. Пердурабо задержался, поправляя гобелен. Снег почти скрыл останки вампиров. Жрец остановился, с ленивым любопытством изучая их. Потом обернулся к Ханубису. При этом освещении он казался еще более звероподобным. Вероятно, его часто принимают за орка или оборотня, подумал некромант. Находиться с ним наедине было не слишком приятно. - А вы сказали мне не то, что хотели, - проговорил жрец, взглянув ему прямо в глаза. - Вас интересуют мои планы. Вы знаете, что Дух всегда отвечает на заданный вопрос, и вы вправе его задать. Тем не менее, вы молчите. Почему так? Ханубис медленно улыбнулся ему. Это уже становилось интересным. - Вы, в свою очередь, задаете мне вопрос, зная на него ответ, - сказал он. - И почему же? Бритый ухмыльнулся, желваки его заиграли. По нему можно было бы изучать анатомию мышц, настолько рельефно они проступали из-под кожи. - Я тоже в свое время изучал риторику, - ответил он. - Кроме того, я не знаю вашего ответа. Догадываюсь, но точно не знаю. - Ваши варианты? - Или вы считаете, что не вправе спросить. Или не хотите брать на себя обязательства, связанные с точным знанием. - В каком-то смысле, это только один вариант. - Для того, кто все еще остался верным - да, - кивнул бритый. Пожал плечами. - Пойдем отсюда? Мне надо к рынку. - Ждать вашего спутника мы не будем? - уточнил Ханубис. - Едва ли мы дождемся его, - сказал воин Духа, поднимая капюшон. - В храмах Отрина убирают каждое утро. - Да, я знаю. Посвященные выходят другим путем. Его найдут около двери. Он должен был запереть ее. - Вот как. Зачем? - Так будет лучше для них. Пройдя переулком, они вышли на улицу Колесников. Мимо прогрохотала мусорная телега, скрылась в быстро густеющем тумане. Жрец шел не спеша, отлично, по-видимому, ориентируясь. - Начинается еще один день, - сказал он некроманту. - И он будет таким же, как и все предыдущие. Кто-то родится, кто-то умрет, но смысла в том не будет. Вы довольны своей жизнью? - Да. - Это только видимость смысла, - жрец обернулся к Ханубису, замедлил шаг, рассматривая его. - Вы питаете иллюзии на этот счет, но ответ не там. Вы видели Колесо? - Да. Туман становился все гуще, словно облако опустилось на город, затопило улицы. Телега грохотала где-то впереди. - Я видел его, - повторил Ханубис. - Что дальше? - Все мы его пленники, - ответил бритый. - Рождения и смерти, и так без конца, по кругу. Маги говорят, что мир наш - последний перед Бездной, но вы знаете правду. Он и есть - Бездна, просто первый по счету. Вы задавались вопросом: "что Дух может дать мне?". Правильный вопрос звучит иначе: "что я могу дать Духу?". - И что же я могу ему дать? - Остановить Колесо, - просто сказал жрец. - И уничтожить мир? - Освободить его. - Вы обратились не по адресу, - ответил Ханубис чуть погодя. - По многим причинам. - Ну почему же? - возразил жрец, шагая вперед. - Вы можете скрывать свои планы от многих, но не от Вездесущего. Если все пойдет верно, вы добьетесь своего. Дух знает, каковы ваши желания. Вы же не власти в этом ищете. Нужно немногое - всего лишь удержаться от шага, когда Колесо встанет. Мир, лишенный богов, неминуемо рухнет. Только так вы сможете обрести свободу. И даровать ее каждой из тварей. - Меня всегда поражала та легкость, с которой вы решаете за других, будет ли им лучше жить или умереть. Этот подход противоречит моим этическим установкам. - Я видел. - Вы о тех беднягах? Они нарушили закон, вот и все. Я не пытался их осчастливить. - Тогда думайте о себе. Все, что я сказал, вы думали и сами. Вы хотели свободы? Держите ее. Или впрягайтесь в Колесо. Вы станете рабом в большей степени, чем можете себе представить. Они пошли дальше молча. Шаги тонули в вязком тумане, пар стелился по земле. - Сегодня будет дождь, - отметил жрец. - Да, - отозвался Ханубис. Можно было бы закончить на этом разговор, свернуть к дому, но один вопрос еще остался незаданным. - Дух не может знать, - сказал Ханубис, - каково будет мое решение. Все решится в последний миг. Так каковы ваши гарантии, что я поступлю именно так? Жрец воззрился на него в изумлении. - Духу не нужны гарантии, - с большим терпением, будто малому ребенку, ответил он. - Достаточно, чтобы вы об этом поразмыслили. А Дух - свободен.
***
Учитель вернулся на рассвете. Дверь скрипнула, и Марвин вздрогнул, возвращаясь из глубин странного забытья, владевшего им доселе. Ханубис молча разжег огонь в очаге, наполнил водой чайник. Марвин заметил, что учитель не снял, придя домой, сапог; что в волосах его блестит снег, а спина напряжена, словно он ожидает удара. Странно... за эти дни Марвин ни разу не думал, что учителю тоже может быть нелегко, что он устал... и сейчас эта мысль поразила его, почти напугала. - Опять не спал? - спросил Ханубис, не глядя на него. - Сварить тебе снотворного зелья? - Спасибо, не надо. Я... мне просто надо было поразмыслить. - Поразмыслил? - Да... Учитель, как вы себя чувствуете? - Неожиданный вопрос, - отозвался Ханубис, с обычной своей улыбочкой обернувшись к столу. - Это искренняя забота или жест вежливости? Или же ты намерен сообщить мне нечто, что навсегда лишит меня покоя? - Последнее мне не удалось бы при всем желании, - слова сорвались с губ раньше, чем Марвин осознал, что именно говорит. - Да я и не претендую... - поправился он. Разговор начинался как-то совсем неправильно, и Марвин уже с трудом мог вспомнить, о чем хотел поговорить, и менее всего понимал - зачем. Ханубис засмеялся, сел напротив - но улыбка его лишь подчеркивала запавшие глаза, глубокую морщинку между бровей. - Просто вы плохо выглядите. Я могу чем-то помочь вам... заварить настой, быть может? - Ах, вот ты о чем... Вода еще не согрелась. Все в порядке. Знаешь, для того, чтобы пить с магами Гильдии, надо обладать весьма крепким здоровьем. - Как там леди ор-Фаль? - Как? Плохо. Но я склонен полагать, что скоро она придет в себя. Знаешь, - продолжал Ханубис, чуть помедлив, - я должен поблагодарить тебя за то, что ты сделал для нее. Одной ей пришлось бы куда хуже. Марвин ощутил, как краснеет. Если бы учитель только знал... - Я рад, если так. Но... я не должен спрашивать, но почему вы сами не приехали к ней, учитель? Если это для вас важно? - Ну почему же "не должен"? - удивился Ханубис. - Спросить ты можешь что угодно, если считаешь, что это пойдет тебе на пользу. Другое дело, что отвечу я не на все. А что до Деяниры... дело в том, что я очень немногое могу дать человеку в ее положении. - Но... - Поразмысли об этом на досуге. Положив подбородок на скрещенные пальцы, некромант замолчал, глядя в пространство. Он уже не улыбался, думал о чем-то - и Марвину вдруг показалось, что впервые он видит учителя таким, каков он на самом деле. Довольно долго они молчали. Чайник засвистел, и Марвин сорвался с места. - Возьми зеленую банку в верхнем углу. Три пригоршни на чайник.
У настоя был запах лимонной мяты, летнего солнца. Может ли быть, что когда-нибудь настанет лето? Эти месяцы тянулись так долго, последние же дни - как целая вечность. Марвин пристроился на стуле и грел пальцы теплом чашки, глядя на учителя - чуть сутулая спина, седина в короткой стрижке, сильные руки с длинными пальцами, черненый ободок на мизинце. В тот миг, сидя там, Марвин чувствовал печаль и странную, неуместную нежность к этому усталому человеку. Потом Ханубис повернул голову, заглянул ему в глаза. Он видит Бездну, подумал Марвин, и холодок пробежал по позвоночнику. На что бы он ни смотрел, он видит Бездну. А я... посмею ли я... Чем стану я, став таким же, как он? - В иные дни мир кажется воплощенным кошмаром, - сказал Ханубис. - И это не так далеко от истины. Знаешь, парень, - продолжал он ровно и бесстрастно, - ты ведь не пленник здесь. Тебе нелегко приходится рядом со мной, и легче, насколько я могу судить, не станет. Хочешь уйти - уходи сейчас. Где-то вне этого квартала сейчас шумела дневная суета, но на кухне было тихо - так тихо, как будто ночь еще продолжалась. - Вы гоните меня, учитель? - Нет. Я хотел бы, чтобы ты остался со мной. Но решать предстоит тебе. - Я не могу рассчитывать, что кто-то встанет между мной и Бездной, - медленно сказал Марвин. - Не имею права. Ханубис опять засмеялся, и смех его был невеселым. - У тебя хорошая память, мальчик. Но стоит ли вступать на путь из страха? - Вы знаете, что я трус, учитель, - голос едва прорвался сквозь комок в горле. - Но я сам пришел к вам, и, если будет на то воля богов, с вами останусь. - Вот как? Последуешь за мной в Бездну, до последних пределов? Будешь верным мне в жизни и смерти, чем бы я ни стал? Зачем он издевается надо мной, подумал Марвин. Разве он не видит сам? Разве он не читает меня насквозь, как открытую книгу, как любую часть этого проклятого мира? - Как я могу обещать это, если сам не знаю своего предела? - проговорил он. Он плакал бы, если бы еще мог плакать. - Отец учил меня не давать обещаний, которых не можешь сдержать. Но я буду с вами - пока смогу. Учитель кивнул, будто подтверждая его слова. - Ты заплатил за этот урок надлежащую цену, - сказал он. - Может ли быть цена больше... - Да, конечно, - спокойным, будничным тоном. - Но как бы то ни было... Не бойся меня, Марвин. Я стараюсь беречь учеников. А если поймешь, что должен уйти - предупреди меня заранее. - Учитель... Слова, неуместные вопросы, захлебнулись внезапным пониманием, сгорели вспышкой огня. Теперь Марвин знал, был уверен, что знает. Мне повезло так, как везет немногим. Я оступился дважды - и все же остался в живых, тогда как иные не получают и одного шанса. В первый раз я позволил чувствам пересилить разум - и на долгие годы лишился Силы. Во второй же раз я запутался в клятвах и желаниях, помедлил, не желая вставать ни на одну из противоборствующих сторон. Не моя заслуга в том, что я остался жить и остался магом. Впрочем, тогда я не мог оценить своей удачи, ибо мир мой рухнул. Мне и сейчас нелегко вспоминать об этом, восстанавливать в памяти подробности тех злосчастных дней. Тем не менее, я считаю необходимым писать все: в надежде, что ты, читатель, обладаешь умением учиться на чужих ошибках. Была ли в том моя вина? Да, несомненно. Я вел себя как дурак, а глупость наказуема. Кроме того, во втором случае погибли люди, которые могли бы остаться в живых, не оцепеней я перед решающим выбором. Пусть намеренья мои были прекрасны - нам приходится судить действия, а не намеренья. Хорошо то, что приводит к хорошему результату - или хотя бы может привести к нему.
Марвину стало неловко, будто он по ошибке заглянул в чужой дневник, узнал слишком много. Но если учитель сам написал эту книгу... Может ли быть так? Сколько же ему лет, - человек ли он? А впрочем, не столь уж важным это казалось сейчас, пока настой остывал в чашках, и в кухне пахло летним солнцем. Учитель и ученик молчали, и каждый думал о своем, но все же они были вместе. В ставни ударил ливень, загудел за окном. Странно для середины зимы, но чему уж удивляться в этом безумном мире? - Учитель, а вам доводилось бывать в Тримгесте? - Я жил там когда-то, - рассеянно ответил Ханубис. - Но мою биографию мы обсудим позже. Сейчас нам стоит пойти в библиотеку и заняться делом. Через двадцать дней мы покинем столицу, и будет неплохо, если к тому моменту ты уже кое-чему научишься. - Мы все-таки поедем на север? - Я же обещал тебе. Но сначала нам предстоит путешествие на восток. - На Арсолир, - сказал Марвин уверенно, как если бы знал и раньше. - Вот именно, - Ханубис поднялся со стула. - Пойдем, спать днем вредно. И какую-нибудь еду захвати. У двери он обернулся. - Да, на досуге прочитай в G`lam Aesseith главу про Ленерро ар-Диелне. Заодно и словарь пополнишь.
Глава третья
После Арсолира зима сломалась. Дожди шли четыре дня подряд, серая туманная морось затопила столицу, пропитав влагой белые траурные полотнища на фасадах домов. Город притих, затаился, скорбя, судача вполголоса, делая ставки на новых фаворитов. На пятый день появилось солнце, и затишье сменилось бурей. Потом никто не мог точно сказать, что именно послужило поводом к тому, что после поминального молебна на рыночной площади толпа не разошлась по домам, но направилась к кварталу Красильщиков, где проживало большинство столичных полукровок. Точно так же никто не мог назвать точного числа жертв. Одни говорили о пятерых, другие - о двух сотнях. Городская стража и гвардия появились там только под вечер, когда опьяневшие от насилия люди попытались поджечь квартал. Впрочем, сырая древесина горела плохо. Одним из первых указов юный Эрик Восьмой, при поддержке своей благородной матери, распорядился разместить в одной из пустых казарм больницу - вместо той, что была разрушена при драконьем налете.
Жизнь после Арсолира изменилась и для Марвина, и он не мог однозначно сказать, в какую сторону. Прежде всего, что-то иное возникло между ним и учителем, какое-то чувство, названия которому он не знал. Ощущение конечности, бренности всего - пожалуй, так. Именно оно сводило ему горло щемящей нежностью всякий раз, когда он смотрел в лицо учителю, слушал его наставления. В немалой степени этому способствовали и сборы - Ханубис сказал, что не собирается задерживаться в столице дольше, чем это необходимо, а потому они паковали вещи - книги, инструменты, различные предметы неясного происхождения и назначения. По дому приходилось пробираться между стоящих тут и там сундуков, коробок, свертков; библиотека зияла проплешинами - и это тревожило. Марвин и не подозревал, что успел привыкнуть к этому дому, к его укладу, - а теперь находиться здесь было все равно, что сжимать латной перчаткой бокал из тонкого стекла. Они изучали в те дни простые, необходимые каждому магу вещи - назначение предметов обычного колдовского инвентаря и уход за ними, простейшие зелья, начертания полиграмм, вычисление коэффициентов Силы. Всего понемногу, все быстро, - Марвин подозревал, что не вспомнит и половины, когда дойдет до дела. В одну из ночей мусорщики привезли труп, и Ханубис наглядно продемонстрировал Марвину основы человеческой анатомии. Марвин держался хорошо, даже заслужил похвалу от учителя, а ночью ему приснился липкий кошмар неясного содержания - первый сон за долгое время, но не так уж страшен он был. Марвин прочитал и указанную главу - и ничего не понял. После объяснений учителя он понял немногим больше, разве - то, что ему по сердцу такой жанр, как "эльфийские" романы. Этот сюжет явно был достоин большего, чем полторы страницы скупых фактов.
Но самой удивительной из всех перемен стала Сила. Теперь Марвин то и дело замечал ее: едва уловимое ощущение, обещание возможности, чудо, неподвластное слову. Та, что отзывалась на его призыв, была ледяной, густой как смола, солоноватой на запах, но она могла быть и другой, непохожей. Один из вечеров они с учителем провели, разбирая старинные безделушки. Перебирали предмет за предметом - учитель рассказывал о происхождении и назначении всякой вещи, а Марвин пытался почувствовать Силу, заложенную в ней. Солнце и ветер - колокольчики для сбруи из степей Меконта, тугая пружина охранных заклятий малахитовой угорской шкатулки, прохлада колодезной воды в эльфийском браслете... Сила представала в разных обличиях, но неизменно оставалась собой, - и Марвин начинал понимать, что имела в виду Деянира, говоря, что от Силы невозможно отказаться. Даже так, неясным отголоском на грани восприятия, она была истинной, первичной, будто земля или море, - куда более настоящей, чем город, окружающий их.
Так минули две недели, и каждое утро становилось первым утром нового века. Марвину казалось порой, что битва на Арсолире случилась много лет назад, а то, что было перед ней, и вовсе стиралось из памяти, уходило в тень. Что до будущего - и оно скрывалось в тумане. Марвин старался не думать о том, что ждет впереди - разве что ночами, на границе сна, он вдруг вспоминал, что скоро вернется домой, и думать об этом было неуютно, страшно; страшнее, чем стоять над вскрытым трупом. Что ждет его там? Верно, ор-Меджиовани уже захватил его земли, а если нет, то скоро захватит - и что он сможет он противопоставить ему? Отцова дружина наполовину разбежалась, а те, что остались - признают ли они его, захотят ли подчиниться, поверят ли тому, кто оставил их на произвол судьбы? Земли, лишившиеся законного хозяина, неминуемо приходят в запустение. Может быть, как в легендах, терн и шиповник уже скрыли стены замка, и, вернувшись, он не найдет дороги домой. Справедливая кара тому, кто пытался обмануть предназначение. Хотя, конечно, все будет не так. Он вернется домой, в пустой, стылый замок, где нет более веселых пиров; где тишину никогда больше не нарушит звук отцовского рога, - вернется под укоризненные взгляды Стругсона и соратников. Он будет следовать своему долгу и неминуемо проиграет, и тогда учитель поймет, что заблуждался на его счет. Но как бы то ни было, уже нельзя отказаться, уже ничего нельзя изменить, надлежит лишь следовать долгу и естественному ходу вещей, к чему бы это ни привело. Да и на что жаловаться, когда иные стояли на Арсолире, стояли насмерть... Боги, какой же смелостью надо обладать, чтобы вот так идти навстречу своей судьбе - ее не взять взаймы, не придумать, с ней надо родиться, - и кого винить, если последний из рода ор-Мехтеров не годится для этой доли? Как же он не хотел возвращаться... но если честь не пустое слово, отказаться нельзя. Да и потом, не объяснять же учителю, что планы изменились, когда все вещи уже упакованы... это недостойно. Низко. На границе сна, в навязчивых, следующих по кругу мыслях, Марвин учился думать о себе как о бароне - о том, что ему надлежит сделать и кем надлежит быть. Аравет Милостивая, неужели недостижим покой, неужели никогда он не сможет просто жить, делать то, что хочет? Просто быть рядом с учителем, читать книги... мысли тянулись по кругу из ночи в ночь, мешали уснуть, - ведь иные погибли на Арсолире, тогда как он... Он думал о том, что в Геронте на престол сел новый король, сын того, кто отдал свою жизнь за родину, встал против воплощенной смерти, - и понимал, что должен присягнуть ему, подтвердить, что следует долгу, но боялся - боялся, пока мысли не стали страшнее поступков. Почему-то Марвину казалось, что учитель не одобрит его решения. Однако тот только кивнул и назначил дату, подходящую для аудиенции, - кивнул, будто давно ждал этого. И Марвин устыдился того, что колебался так долго, - и был благодарен ему, поскольку все решилось, и жизнь стала проста, и каждое утро было утром нового века.
***
- Учитель, я нормально выгляжу? - шепнул Марвин в спину Ханубису. Сегодня на дворцовой площади было оживленно, но тот услышал - отозвался, не оборачиваясь: - Воротничок поправь. Марвин поспешил расправить кружево, потом проверил пуговицы, стряхнул пылинки и, наконец, расправил белый бант на рукаве. Это придало ему немного уверенности. Костюм - черный, бархат и замша - был прекрасен, вполне достоин барона, явившегося на прием к королю. Так же, как и шпага: качеством она превосходила все, что Марвин видел в доме отца. Должно быть, все это обошлось учителю в кучу золота, в который раз подумал Марвин. Вчера он растрогался до слез, обнаружив в комнате сверток, подписанный знакомым почерком. Да, конечно, на Солнцеворот принято подкладывать близким подарки, и нет ничего удивительного в том, что за Арсолиром учитель забыл подарить его сразу, но как неожиданно это было... И потом, по этим вещам видно, что их выбирали с заботой. На шпаге, у самого эфеса, выгравирован орнамент из крапивных листьев - клеймо мастера, надо будет узнать - чье. Так неожиданно, так странно...
Высокие ворота с белыми траурными флагами над ними были уже совсем близко. У распахнутых створок двумя шеренгами застыли караульные. Все до единого высокие, похожие между собой суровостью черт, пронзительностью взглядов. Марвин выпрямил спину и, стараясь дышать ровно и уверенно, зашагал за учителем, державшимся в точности как всегда.
"Просто представь себе, что твой собеседник через пару минут умрет, и от робости и следа не останется" - говорил ему Ханубис, но у Марвина эта техника работала плохо. Прежде всего, он не видел причины, по которой осознание чужой смертности могло бы подействовать успокаивающе. Без подспорья же... Марвин старался держаться спокойно и следовал за Ханубисом, - а окружающий мир сливался в круговерть разноцветных пятен: белый - траурный, черный и красный - королевские. Белые коридоры с узкими окнами, алые драпировки, черные гвардейцы. Белые залы, алые ковры, черные полотнища с различными гербами. Еще чуть-чуть золота - позолота на мебели, толстые цепи на шеях придворных, золото с алым в витражах, и снова - белые платья, черные котты, белые банты на рукавах. Ханубис остановился у очередной двери. - Подождем в приемной, - сказал он. - К королю пускают с полудня, мы пришли чуть раньше. И добавил, коротко улыбнувшись: - Не переживайте, мессир ор-Мехтер, все пройдет наилучшим образом. Марвин улыбнулся ему в ответ.
***
В приемной - большой зале в обычных тонах Эриксонов - горело множество свечей; их теплый свет смягчал яркость цветов. У дверей в королевские покои вытянулись гвардейцы. В креслах вдоль стен сидели люди, преимущественно в белом - в первый миг Марвину показалось, что все они молчат, но потом он различил шепотки тут и там. Мужчина в белой мантии поднялся им навстречу из стайки белоснежных дам, шушукающихся за вышиванием. Он был зеленоглаз, длиннобород и исполнен Силы. Мэтр Бертолуччо Ринальдини, вспомнил Марвин, глядя, как тот раскланивается с учителем. Глава городской гильдии, придворный маг и редкий пройдоха. Ринальдини не понравился ему с первого взгляда - не в последнюю очередь и потому, что смотрелся он куда импозантнее Ханубиса. Золота, висящего на нем, хватило бы на снаряжение небольшой дружины, а открытое приятное лицо так и сочилось приветливостью. Следующие десять минут ушли на светские расшаркивания и знакомства с целой толпой белоснежных женщин, показавшихся Марвину схожими между собой, как родные сестры. Все они говорили что-то учтивое, скорбно кривили лица, протягивали руку для поцелуя - и казалось, что это будет продолжаться вечно. Потом они все-таки сели рядом с мэтром Ринальдини, и в приемной завязалась невыносимо скучная беседа о вышивках. Оба почтенных мэтра выказали живой интерес к теме и немалые познания в ней. Марвин сидел и ждал, когда все это кончится. Он волновался, конечно, - и ждал, когда же волнение перейдет ту грань, за которой мир станет хрупким и простым. Но было только ожидание; спертый воздух в зале, потеющие руки, яростно-алый петух на полотнище у двери, вкрадчивая Сила мэтра Ринальдини, белые дамы. Чтобы занять время, Марвин начал вспоминать последние уроки: вычисление коэффициента Санеги, формулы, замешанные на Силе, переплетенные с нею. Так просто, так непостижимо сложно: подставить значения переменных, сделать их истинными, а после - сменить полярность. Щелчком, говорил учитель. Их вышибают щелчком. Потенциал жизни на потенциал смерти. Или наоборот, как понадобится. Всего-то. Сходить за грань и вернуться обратно.
***
К счастью, он сообразил вскочить, когда встали все остальные. Почти все - придворный маг и пара дам остались сидеть. - Ее высочество принцесса Хеллен, - шепнул Ханубис. Она была маленькая, лет одиннадцати, не больше, и похожа на голенастого жеребенка, укутанного в копну белого кружева. Некрасивая, и плакала только что: глаза красные и пятна на веснушчатых щеках. Решительным шагом принцесса вошла в зал. За ней следом впорхнула стайка девушек, щебеча и распространяя ароматы духов. - Мэтр Бертолуччо, я вас искала, - голос у нее был звонкий, под стать походке. - Чем могу служить вам, ваше высочество? Кто-то поспешил поставить кресло, и Хеллен, расправив пышные юбки, опустилась в него. - Прошу вас сесть, благородные леди и мессиры, - сказала она, улыбнувшись придворным. Потом повернулась к придворному магу, и личико ее стало предельно серьезным. - Почтенный мэтр, боюсь, что мне необходима ваша консультация, - мрачно сообщила принцесса. - Эразм умер. - Прошу прощения, ваше высочество? - Эразм. Мой хомяк. Он умер, - сунув руку куда-то в белое кружево, принцесса извлекла на свет маленькую коробочку, инкрустированную перламутром. - Взгляните сами. Мэтр Ринальдини с едва заметной брезгливостью приподнял крышку и заглянул внутрь. - Увы, это в самом деле так, ваше высочество, - вздохнул он. - Оживите его. - Прошу прощения? - Оживите его, - повторила принцесса. В зале было очень тихо; потом кто-то закашлялся. - Боюсь, что это невозможно, ваше высочество, - сказал, наконец, Ринальдини. Принцесса закусила губу. Марвин не мог оторвать от нее взгляда: столь удивительное создание он встретил впервые в жизни. Такая живая, решительная... - В таком случае вызовите мэтрессу Сияну, - приказала Хеллен, качнув головой. Из-под белого чепца выбилась рыжая кудряшка, упала на лоб. - Если это вне вашей специализации, пусть она оживит его. Придворный маг поморщился. - Ваше высочество, я... - Это приказ, мэтр, - хмуро пояснила принцесса и сложила руки на коленях, сверкнув камешками колец. Девицы из свиты сдавленно захихикали, и Хеллен окинула их взглядом через плечо. Те смолкли. На мэтра Ринальдини было грустно смотреть. Придворный маг вертел в руках шкатулку и не находил подходящего ответа - это было очевидно даже принцессе. Хеллен еще держала лицо, но губы ее жалобно скривились. Ханубис пошевелился. - Прошу прощения, ваше высочество, - сказал он. - Когда произошла смерть? Девочка повернулась к нему и несколько мгновений молча разглядывала. - Я нашла Эразма около получаса назад, - ответила она. - Он уже окоченел. По залу опять разбежались шепотки, мэтр Ринальдини дернул подбородком. Ханубис остался невозмутим. - В таких случаях счет идет на минуты, ваше высочество. В тканях уже произошли необратимые разрушения, магия не может вернуть его к жизни. Никто не сможет. - Мэтр Ринальдини, представьте нас, - скомандовала Хеллен. - Эээ... ваше высочество, это мэтр Ханубис, маг-некромант, - довольно кисло доложил Ринальдини. - Благодарю, - она выдернула у него из пальцев коробочку и вновь повернулась к Ханубису. - Я читала о некромантии. Так что же, вы хотите сказать, что и вы не в состоянии воскресить моего хомяка? - Разве что поднять, - усмехнулся Ханубис. Из легкого гула вырвался пронзительный женский возглас "Это возмутительно!", но принцесса проигнорировала его. Некромант продолжал, уже без улыбки. - Я могу придать ему подобие жизни, но не оживить. На первый взгляд он будет таким же, как раньше, однако он уже не будет тем существом, которое вы любили и которое любило вас, ваше высочество. Мертвые не возвращаются. - Понимаю, - принцесса задумалась, разглядывая содержимое своей коробочки. Поджала губы и решительно сказала: - Поднимите его. Девушки оживились, дамы возмутились, а мэтр Ринальдини заговорил самым своим мягким и убедительным голосом. Даже стражники уставились на происходящее. В голосе Хеллен зазвенела та сталь, что когда-то звенела на полях брани от Граарги и до Арсо, от озера Диелне до берегов Холодного моря: - Мэтр Ринальдини, сейчас я разговариваю не с вами. Будьте любезны, помолчите. Леди ор-Роган, ор-Хаммер, вас это тоже касается. Эрику не понравится, если я отвлеку его от дел ради ребячьей прихоти, но в стократ большей степени ему не понравится, если его отвлечете вы. Итак, мэтр Ханубис, прошу вас. - Рад быть полезным, ваше высочество, - поклонился Ханубис, а после сказал, - мессир ор-Мехтер, не откажетесь ли вы послужить своей принцессе? Если бы учитель обратился к нему просто по имени, Марвин бы отказался, - наверняка. Но тут он вскочил из кресла раньше, чем успел понять, что именно происходит, поклонился принцессе и застыл под прицелом множества глаз. Кровь будто остановилась в его жилах, а мир слился в одно пятно, черно-красно-белое, слишком яркое. Марвин шагнул вперед. Принцесса молча протянула ему шкатулку. Маленький зверек лежал на спине, вытянув розовые лапки. Серый, с рыжей полоской вдоль спины и матовыми бусинками глаз. С мышь размером, но без хвоста - таких животных Марвин еще никогда не видел. Без коробочки он казался почти невесомым.
Это оказалось несложным: вслух проговаривая формулу - коснуться, ощутить мертвое тельце, еще не простившееся с искрой жизни. И куда сложнее, чем он мог представить прежде: сделать шаг, добровольно - в самую черную безысходность, во мрак колодца, - зачерпнуть стылую мертвую воду, принести ее на ладонях, убедиться, что все сделано верно. Щелчок. Хомячок задрыгал лапками, перевернулся, сел. Девы и дамы охнули, многие вскочили с мест, чтобы лучше видеть происходящее. Принцесса хлопала глазами, уставившись на Эразма. - Мэтр Ханубис, это... - явственно сказал Ринальдини. Ханубис хмыкнул. Привстав, погладил хомячка по пушистой спине. - Это нежить, так называемый "зомби", - уточнил некромант. - Он не опасен. Хомячок начал умываться. - Ваше высочество, не... - воскликнул Ринальдини. Принцесса не повернула к нему головы. - Мэтр Бертолуччо, я уже просила вас помолчать? - ледяным голосом поинтересовалась она. Заправив в чепец выбившуюся прядь, Хеллен встала и двумя пальцами взяла хомячка из ладоней Марвина. Внимательно осмотрела зверюшку со всех сторон, ощупала, заглянула в тусклые глазки. - Сердце не бьется, - сообщила принцесса. - Разумеется, ведь это нежить, - пояснил Ханубис. - Он не дышит, не ест и не справляет естественных потребностей. Какие-то атавизмы былых привычек у него еще остались, но нужды в них более нет. Он также может выполнять команды владельца. - Команды? - Хеллен ухватила хомячка за шкирку, и тот повис в ее пальцах. - Какие? Можно ли, например, приказать ему проникнуть в определенное место и всех там покусать? - Вполне. - О! - принцесса кровожадно усмехнулась. - Какой простор для фантазии! Фрейлины за ее спиной опять захихикали, прикрываясь кружевными платочками. Марвин и сам не выдержал - заулыбался, представив себе хомячка-зомби, забравшегося под одеяло к мэтру Ринальдини. Потом взглянул на принцессу, которая помахивала хомячком на вытянутой руке, будто собираясь швырнуть его в публику, и неожиданно встретился с Хеллен взглядом. Принцесса подмигнула ему, и в следующий миг они на пару залились хохотом, громким и совершенно неприличным в этих стенах. Придворные обескуражено смотрели на них. Марвин бы умер от стыда на месте, но никак не мог перестать смеяться, глядя на веснушчатую, довольную рожицу принцессы. - Выпороть бы вас как следует, ваше высочество, - пронзительный голос какой-то из белых дам врезался между ними. Хеллен замолчала, разом помрачнела, потухла, обернулась к говорившей. - Меня может выпороть только мой благородный отец, леди ор-Хаммер, - сказала принцесса. - Так что если я вам сильно мешаю, попробуйте обратиться к нему. Потом повернулась к некромантам, попыталась улыбнуться, хотя губы ее опять задрожали: - Благодарю вас, мэтр Ханубис, этот урок был мне полезен. Мессир ор-Мехтер... держите, - она чуть ли не силой сунула ему в руку хомячка. - Думаю, у вас ему будет лучше. Здесь его не полюбят. Тем более, что это все-таки не мой Эразм, а лишь его подобие. Двери в королевскую залу распахнулись. Человек в трехцветных одеяниях появился на пороге и объявил: - Наследный принц Геронтский, герцог Арсо, его высочество Эрик открывает двери свои, как было заповедано его предками, дабы каждый благородный человек сего королевства, пришедший с жалобой либо прошением, мог обратиться к нему! Как заповедано... Под плавную речь герольда белые дамы пришли в движение, пытаясь занять местечко поближе к входу. Хеллен что-то сказала, но Марвин не расслышал ее слов. Потом она развернулась и вышла, дамы - за ней. Машинально сунув хомячка за пазуху, Марвин улыбнулся учителю, снова поправил воротник и, стараясь не смотреть на негодующих белых дам, отправился на прием к своему королю.
***
- Королевская цветовая гамма способна довести до расстройства психики, - проворчал мэтр Ринальдини, захлопнув дверь своих личных покоев. Ханубис с любопытством огляделся. Обстановочка, достойная нижнего зала в борделе - зато колер, видимо, должен успокаивать: салатные и кремовые тона, будто оказался не то в салате, не то в торте. - Садитесь, мэтр, нам предстоит долгий разговор. Ринальдини уселся на витой стул и яростно дернул за веревку колокольчика. - Что вы себе позволяете, позвольте спросить? - продолжил дворцовый маг безо всякого перехода. Ханубис отвернулся от него и начал разглядывать безделушки на каминной полке, кивая головой в такт полным благородного гнева упрекам. - Что это за сеансы темной магии во дворце? Среди бела дня, в комнате, полной женщин и детей?! Да еще с какой целью... хомяк-зомби, какой позор... Ваша наглость зашла чересчур далеко, мэтр некромант, так продолжаться больше не может! И не будет! Вы слушаете меня вообще? - А как же, достопочтенный мэтр, - миролюбиво отозвался Ханубис, изучая скульптурную композицию в виде недвусмысленным образом резвящихся нимф. - Но не мог же я отказать ее высочеству в исполнении просьбы? - Какого... какого Духа вы вообще затеяли этот проклятый разговор?! - заорал Ринальдини, вскочив. - До вас хоть доходит, что девочка декаду как потеряла отца?! Что вы ей несли такое?! Придворный маг в своем репертуаре. Сейчас он будет выплескивать эмоции и утверждать превосходство: полагает, что может себе это позволить. Прежде Ханубис не стал бы ему мешать, но сегодня он ощущал глухое раздражение. Да что с тобой происходит, Пес? Зачем тебе враг при дворе? Мэтр Ринальдини - ограниченный амбициозный ханжа, но если уж ты терпел его пятнадцать лет, зачем портить все напоследок? Не из искреннего же беспокойства о принцесске... А впрочем, почему бы нет? В столице тебе больше не жить, а если этот интриган попробует напакостить Марвину, ты всегда сможешь его припугнуть. - Бертолуччо, прекратите истерику, - посоветовал Ханубис, обернувшись. - Она вас не красит. До вас доходит, что девочке предстоит как-то жить, несмотря на то, что отец ее умер? От придворных клуш ничего, кроме кудахтанья, ожидать не приходится, но вы - могли бы действовать умнее. Или вы предпочитаете, чтобы ее высочество выросла в убеждении, что маги могли спасти короля, но не захотели? - Вы... вы смеете отчитывать меня? - Рад, что вы смогли это заметить, не используя Силы, - ухмыльнулся Ханубис. - Обычная ошибка эмпатов, - сказал он, усаживаясь перед онемевшим от возмущения королевским магом. - Вы так привыкли пользоваться Силой при общении, что отступаете даже перед девочкой-подростком, если не можете воздействовать на ее разум напрямую. Допустим, сейчас вы тужитесь прочитать меня, тогда как намного больше информации получили бы, если бы просто внимательно слушали. - Не хамите, - отрезал Ринальдини. В дверь поскреблась служанка, и он воспользовался перерывом в беседе, чтобы собраться с силами. Ханубис наблюдал за ним не без интереса; к тому моменту, как служанка расставила на столе чашки с шоколадом и печенье, придворный маг успел отринуть беспокойство и удивление, и уже был готов считать выходку своего обычно покладистого коллеги незначительной случайностью.
- Слышали о мэтре Пердурабо? - спросил Ринальдини, когда они снова остались наедине. - Что именно? Что-нибудь забавное, надеюсь? - Разве что на ваш кладбищенский вкус, - он поморщился, и продолжал с той осуждающе-смакующей интонацией, с какой обычно рассказывал о возмутительном поведении своих ближних, - несчастного нашли мертвым в капище духова культа на третье утро после... трагедии. Отчего он умер - неизвестно, внешних повреждений нет. Меня допрашивали, - можете себе это представить? Я, разумеется, сказал, что ничего не знаю, хотя, - он сделал выразительную паузу, взглянул со значением, - колебания фона Санеги той ночью были весьма сильными, и эпицентр их пришелся как раз на проклятый храм. Что скажете на это? - Прискорбная история, - вздохнул некромант. - Хотя не особенно удивительная. Молодые маги частенько взыскуют тайного знания - и нередко именно с такими последствиями. Собственно, по бедняге было заметно, что он плохо кончит. - О, да. Маргинал, склонный к эпатажу и опрометчивым поступкам. А чем вы объясните колебания фона, мэтр? - Не могу сказать ничего определенного, коллега. У меня нет привычки спать в обнимку со счетчиком, посему я знаю куда меньше вашего. Так это было жертвоприношение или что-то иное? - не дождавшись ответа, Ханубис съел печеньице и продолжал. - Как вам, может быть, известно, колебания фона Санеги зависят от совокупного воздействия не одного десятка факторов. Что мы пытаемся выяснить сейчас - возможную их причину? Ну что же... Во-первых, они могли стать следствием заклятий мэтра Пердурабо, выполненных при самозащите или же с другими целями. Во-вторых, применить заклятье мог и кто-то другой, - как маг, так и сильная нежить вроде вампира. Опять-таки, с неустановленными целями. В-третьих, я не стал бы исключать ту вероятность, что колебания вызваны вообще не заклятиями, а другими факторами, как то - ритуалами последователей Духа или попросту спонтанным касанием Бездны. - То была короткая вспышка, но очень мощная, - сказал Ринальдини, старательно подбирая слова. - Неужели может быть так, что вы ничего не заметили? Подумайте хорошенько. Я неоднократно заявлял, что я, как глава городского объединения магов, стараюсь максимально облегчить существование моим коллегам, но данный случай выбивается из ряда вон. Некоторые структуры весьма заинтересовались этим происшествием, - и я не исключаю вероятности того, что они захотят поговорить и с вами, - а я ничем не смогу им воспрепятствовать. Скажу вам начистоту - они не будут так деликатны, как я. - Все это весьма трогательно с вашей стороны, - согласился Ханубис. - Но, рассудите сами, что уж я могу сказать о ситуации, о которой впервые услышал от вас, да еще настолько обще? Я охотно проконсультирую корону по любому вопросу, но вы, достопочтенный мэтр, слишком уж расплывчаты в своих высказываниях. Или, - улыбнулся он, - вам интересно, не я ли убил бедолагу Пердурабо? Нет, не я. - Что вы, как вы могли подумать, что я стану подозревать вас, дорогой мой Ханубис?! - довольно натурально возмутился королевский маг. - Я знаю вас уже много лет и, разумеется, подтвердил вашу полную непричастность к делу! Но поймите и меня... в столице угрожающе участились случаи использования темной магии - и с неведомыми целями. Мой долг, как мага и слуги его величества, - способствовать установлению и сохранению порядка, тогда как порядок недостижим без надлежащего контроля. Я хорошо знаю вас, коллега, и полностью уверен в вашей порядочности - хотя последние ваши... выходки и наводят меня на мысли о том, что вы чем-то удручены и вам не помешала бы профессиональная поддержка. Но в городе наблюдается возрастающая активность некромантии - и мы даже не знаем, кто творит заклятия и зачем. Я, признаться, уже в растерянности... Ринальдини уставился на собеседника, всем своим видом демонстрируя искренность и чистоту помыслов. Ханубис ответил ему тем же. Как трогательна такая забота с его стороны... если ты сейчас погладишь его по головке, Пес, вы разойдетесь друзьями. Ну-ка, что можно ответить на столь прелестную чушь? Дать дополнительную информацию? Согласиться, что бесконтрольное чародейство представляет государственную опасность и, тем самым, косвенно предложить сотрудничество? Пожаловаться на хандру и попросить мэтра-эмпата о помощи? Последнее любопытно - интересно, как милейший Ринальдини отреагирует, если сбросить перед ним щиты? С высокой долей вероятности - непроизвольным расслаблением сфинктеров. А впрочем, ладно. - Ну, вы же понимаете, что сама по себе некромантия вполне законна, - мягко сказал Ханубис. - Как и другие виды магии. Ваше беспокойство понятно, но, рассуждая логически, нет никаких причин искать состав преступления в любом всплеске фона Санеги. Я уже объяснил вам, что даже случай с мэтром Пердурабо не так однозначен, как может показаться профану. Кстати, почему бы не обратиться к некромантии в расследовании этого преступления? Уверен, призрак бедолаги может сообщить нечто полезное, как минимум - указать точную причину смерти. - Некоторые из занятых в расследовании лиц находят эти методы противоречащими их убеждениям, - сообщил Ринальдини, чуть запнувшись с ответом. Та-ак, занятно. И что же это значит? Или расследование окончательно ушло из королевской канцелярии в храм Отрина или к Ордену Чистоты Помыслов имени пресветлого Вениуса, чего никогда бы не случилось при Эрике Седьмом. Действительно, незачем им мараться некромантией, если в пыточной еще остались живые свидетели. Или же - или же кто-то сильно не заинтересован в том, чтобы мэтр Ханубис принимал участие в расследовании на роли независимого эксперта. Как это грустно. Ну, как бы то ни было, скорее дом Эриксонов породнится с орочьими племенами, чем заезжий специалист на государственной службе сможет призвать призрак человека, убитого Десницей Духа. Ринальдини допил шоколад и задумчиво приподнял фарфоровую чашечку, вглядываясь в разводы осадка на ее дне. - Знаете, в чем корень ваших бед, коллега? - проникновенно спросил он, ставя ее обратно на блюдце. - Вы индивидуалист. Вы утверждаете, что мне нет причин заботиться о том, что является личным делом другого мага, а между тем - личных дел не бывает. Все мы принадлежим к единому целому, обладающему куда большей ценностью, нежели каждый из нас, - государству Геронтскому. И наша общая задача, тем более важная для обладающих Силой - по мере сил способствовать его процветанию, пусть даже и в ущерб своим низменным единоличным интересам. Я буду откровенен с вами - наша страна в опасности. Армия уничтожена, двор раздирают интриги, а его высочество наследный принц еще не может совладать с раздором и тенью хаоса, нависшей над нами. И этого было бы достаточно, чтобы лишиться покоя, но мы видим и другие знаки опасности. Темные культы, поднявшие голову. Темные заклятья, применяемые с неведомыми целями... - ... и хомячки-зомби во дворце, - дополнил список Ханубис, уже изрядно утомленный риторикой. - Вы защищаетесь иронией, потому что чувствуете мою правоту, - изрек Ринальдини. - Не смею спорить с вами. А к чему вы клоните, дорогой мэтр? Тренируетесь перед заседанием или желаете мне что-то предложить? - Я полагаю, что некромантия должна перейти под контроль государства, - голос придворного мага, чуть дрогнувший поначалу, вновь обрел мощь и убедительность. - Ради вящей славы престола. И я хочу попросить вас о содействии, ибо я вижу глубокий потенциал, заложенный в вас. Растрачиваемый пока что впустую, в погоне за шкурной выгодой. Вместе мы могли бы изменить мир к лучшему. Если же вас не убеждают мои слова, взгляните на дело с другой стороны: его высочество крайне нуждается как в надежных и преданных слугах, так и в мудрых советчиках. И я могу вас заверить, что он умеет быть благодарным за услуги и снисходительным к проступкам людей, верных ему. Подумайте об этом, коллега. Ханубис едва удержался от того, чтобы не засмеяться вслух. - На вашем месте, я бы не стал ограничиваться некромантией, - сказал он. - Другие виды магии - да та же магия разума! - также могут угрожать государственной безопасности. Давайте, запретите использование Силы в любых целях, за исключением случаев, заверенных специальной комиссией. Раздайте индикаторы магии ребятам из второго отдела. Снабдите ярлыками всех горожан, обладающих хоть искрой Силы. Парады вам проводить не придется: восхищенные маги организуют их сами. Это будет великое дело, достойное ваших устремлений. Правда, я склонен полагать, что по его завершении вас ликвидируют. Доверять контроль над магами одному из них - нерационально. Ринальдини вновь поглядел на него с изумлением, но ответить не успел. Кто-то забарабанил в дверь - громко, нетерпеливо.
***
Его высочество наследный принц Эрик восседал на троне в Малой Зале, холодными серыми глазами взирая на своих подданных. Жесткий воротник нового траурного костюма царапал шею, да еще с утра болела голова. Мимолетно он подумал, что надо будет вызвать Бертолуччо перед обедом. Улыбнулся лучшей своей улыбкой очередной дворянской вдове, приготовился слушать. Как он устал от этих белых женщин, от скорби и робкой надежды, от протянутых рук. И эта пришла за тем же. Единственный сын. Две дочери жили в Арсо. Сохранение надела. Отец бы не стал колебаться, сохранять ли за ней надел, думал Эрик, скосив взгляд на узкий ободок короны, лежащей перед ним на мраморной тумбе. Он бы еще даровал ей кошелек с серебром, а то и сошел бы с трона, чтобы помочь подняться с колен. Он бы сказал, что там, где есть человек, нет места мелочности. Именно поэтому казна королевства сейчас пуста. Не только из-за этого, конечно, но из-за самого принципа. Отец бы не понял, бросил бы что-нибудь презрительное в ответ, но дело же не в том, что мне не жаль этой женщины. Мне очень ее жаль, она старая и дети ее погибли, у нее дрожащие руки и платье пожелтело от лет. Но она третья только за сегодня, а у дверей толпится еще с десяток. По этикету ей было совсем не обязательно падать на колени, а то ведь и вправду не встанет. Голову словно обхватили тиски. Мама, сидящая рядом, заметила, быстрым движением погладила по руке. Это ее прикосновение было знакомо принцу с раннего детства и обычно значило, что терпеть предстоит еще очень и очень долго. Ну и зачем она это делает, подумал Эрик. Я достаточно взрослый, чтобы обойтись без ее опеки. Я сам знаю свои обязанности. Я старше, чем был отец, а он справился с куда худшими обстоятельствами. Когда он стал королем, страну раздирали междоусобицы, герцог ор-Арсо претендовал на престол, северные бароны бунтовали, а у него только и было, что пятитысячное войско да благословение богов... Моя задача проще: всего-то увести страну с края гибели, восстановить армию прежде, чем в Геронт слетятся стервятники, добиться преданности вассалов. Иному королю хватило бы на всю жизнь, но я-то знаю, что это будет лишь началом. Клянусь камнями, на которых стоит мир - моему сыну я передам много больше того, что получил сам. Милостиво улыбнувшись, Эрик даровал просительнице надел в пожизненное пользование - с освобождением от земельной подати, но без права передачи по наследству. Клочок крохотный, но пусть он лучше отойдет короне, чем достанется какому-нибудь троюродному племяннику. Эрик взглядом нашел среди стоящих у трона Готфрида, мигнул ему - тот, умница, сразу же понял, чего от него хотят. Бережно подхватил старушку под локоток - она плакала от радости - помог подняться и вывел из зала. Побольше бы таких, как он... Но это еще предстоит. После коронации будет ясно, на кого можно рассчитывать. Люди отца погибли вместе с ним - коннетабль ор-Хаммер, старый ор-Либен, Джофруа. С одной стороны, так оно и к лучшему - старикам бывает трудно осознать, что тот, кто рос на их глазах, стал мужчиной, но с другой - как же их не хватает... почти как отца. Так и кажется, что сейчас он распахнет дверь, нахмурится и спросит, что это принц забыл на его троне.
Герольд выкрикнул новое имя, и очередная просительница рухнула на колени - поставить бы в приемной церемониймейстера, чтоб учил их хоть основам этикета - и завела запутанный рассказ о своем происхождении от рода баронов ор-Финган, заложенном поместье и беременной неизвестно от кого дочке. По внешним признакам прошение относилось к категории "женских", и принц с чистой совестью доверил его своей матери, благородной королеве Вальбурге. Еще час до обеда. Как же голова болит... Выпрямившись, как подобает особе королевской крови, принц уставился в пространство. У самой двери, за спинами безутешных вдов, маячил бледный юноша в черном. Очередной сиротка? Вот из-за таких, как он, видящих в государстве дойную корову, а не драгоценную святыню, нам и приходится восстанавливать все с нуля поколение за поколением. Никому не придет в голову принести свое служение к подножью престола, все озабочены лишь тем, как бы урвать побольше. Вассальную клятву пока принесли лишь немногие - Эсме ор-Хаммер, конечно, советники, да придворные вертопрахи - и больше никто! Даже старые оры, соль земли геронтской, ограничились формальными соболезнованиями и обещаниями прибыть на коронацию. Собственно, не о чем волноваться. У них нет другого претендента на престол, они просто-напросто тянут время, мотают нервы, но присягнут все до единого. Отец говорил об этом перед войной, и так оно и будет. С севера же ни весточки. Старый ор-Люсилер, сражавшийся за отца на Арсолире, выбравшийся из пекла лишь благодаря силе крыльев его орлов - и тот отговорился необходимостью "потолковать с ребятами", прежде чем присягать. Отец предрекал и это. С кривой усмешкой, которую так редко видели поданные, он говорил, что укрощение северных баронов традиционно считается испытанием для нового государя. Справится или нет? Достаточно ли силен и успешен, чтобы требовать верности? Я пересилю их, я должен победить, но это означает - новая война, означает - новые траты людей и средств. А кроме того, есть еще и Граарга... Вассальная клятва, говорил отец, есть союз верности и чести, основа престола и опора мира. В том-то и дело. Страна, удерживаемая лишь личными связями, не может быть стабильной в должной мере. Отец умер, и равновесие вмиг пошатнулось. Конечно, скончайся он в своей постели, не захвати с собой войско - все было бы лучше, но и тогда наследнику пришлось бы доказывать свои права. Истинная стабильность возможна лишь тогда, когда верность престолу не связана с личностью того, кто сидит на нем, когда вассалитет не прерывается со смертью сюзерена, когда связи, скрепляющие... Голову опять сдавило болью - так резко, что Эрик испугался на миг - не выдал ли себя невольной гримасой? Но просители смотрели на него все так же, с трепетом и нетерпением. Сейчас принц почти ненавидел их. - ... что до вашей дочери, - произнесла королева, с почти не ощутимым презрением в голосе, - то после того, как она разрешится от бремени, она вправе потребовать у надлежащих лиц установления отцовства. Но мы не советуем ей идти на лишние хлопоты, ибо княжество Себровирское наследуется, как по мечу, так и по кудели, и после кончины славного князя перешло оно его дочери. Посему ваш внук не сможет претендовать на иное признание родства, кроме как на статус бастарда. Мы же желаем вам с радостью и охотой предаться заботе о внуке, не тратя более сил на дела, превосходящие ваше разумение. Просительница, залившись краской, выпалила слова благодарности и вылетела за дверь с поспешностью, не соответствующей правилам этикета. Придворные зашептались с явным злорадством. Герольд снова вышел вперед. Очередная вдова, то же самое, что и у первой. А я ведь могу отказать ей, подумал Эрик, более того - отнять и то, что у нее есть. Такое решение было бы недальновидным и глупым, но ведь я - могу. Мысль скользнула прохладным ветром, даже тиски, сжимавшие голову, чуточку ослабли. Но лишь на миг: мысли опять полетели, завертелись по кругу, будто шестеренки в угорских часах. Я не так хотел властвовать: я не желал отцу смерти, не думал, что он погибнет, что все войско поляжет на поле брани, что Арсо будет уничтожен. Отец говорил, что все решится единой битвой, но будь это даже не так - если бы даже он погиб в бою, не завершив войны, это принесло бы новые заботы, но не такую пустоту. Не о том ли говорил отец, сравнивая государство с живым телом, а короля - с сердцем? Раньше Эрик считал это красивой метафорой, но теперь он чувствовал, будто лишился руки, с недоумением и болью ощущая утрату. Тридцатитысячное войско, десятитысятысячный город - хотя многие бежали перед войной, - а сколько еще жило на берегах разлившегося озера? Никто не ответит. Отец считал излишним проводить переписи. Очередную формулу дарования принц произнес, не слыша собственных слов.
... В начале весны поступило донесение об очередных беспорядках на востоке, у границы с эльфами. Принц старался следить за всеми новостями, - теми, которые считал нужным сообщить отец, или же теми, что удавалось раздобыть из иных источников. Обычно речь шла о случайных стычках между пограничными патрулями, но в этот раз все оказалось немного серьезней. Сгорела Вирна - поселок на юго-восточном берегу озера Арсо, заселенный, в основном, полукровками. Выживших не было. Виновных так и не нашли - как по официальной версии, так и по сообщениям доверенных лиц принца в так называемом втором финансовом отделе. Но, как бы то ни было, этот инцидент не должен был привести к столь плачевному обострению отношений. В конце концов, Вирна принадлежала Геронту. Время показало, что эльфы рассудили иначе.
Месяц спустя была уничтожена егерская деревня Горловинка. Эльфийский отряд в пятьдесят луков пришел на рассвете. Эльфы расстреляли всех, кто оборонялся - по свидетельствам, добивали раненых, - прочих же собрали у околицы и приказали убираться, не дав даже времени на сборы. Потом разожгли огонь. Очевидцы, посетившие Горловинку двумя неделями позже, писали, что на месте не осталось даже и пепелища, - лишь обгоревшие балки единственной памятью о людях кое-где выглядывали из молодой травы.
С тех пор все становилось только хуже. Донесения так и летали - по быстрой, магической почте. Стычки продолжались. Королевский совет негодовал, фогт Арсо истерил, моля о подкреплении, вениты и егеря, забыв былые распри, требовали одного. Предстояла война, это было очевидно и наибольшим оптимистам. Тогда они с отцом и поссорились, настолько серьезно - в первый раз. - Сын, я отправляю в Арсо войска, - сказал король. - Я не могу послать многих - пока что. Но тысячу гвардейцев и пять сотен орочьих наемников я могу выделить и сейчас - и я желаю, чтобы ты возглавил их. Теперь принц понимал, что должен был согласиться. Так было бы лучше. - Я думаю, что это не рационально, - сказал он тогда. - Вы должны понять меня. Пока что ситуация не вполне ясна, мы не знаем, спланированы ли все эти инциденты на государственном уровне или же просто отражают настроения отдельной части эльфов. Если речь идет о втором - мое назначение может спровоцировать государственный конфликт. Если о первом - мы не сможем защитить город с такими силами. Вы же сами говорили, что я, единственный наследник, не имею права рисковать своей жизнью попусту. Тот разговор происходил в кабинете отца, небольшом, увешанном картами, местными и заморскими, батальными полотнами, выцветшими стягами давно забытых кампаний. Сейчас Эрик видел словно наяву, как отец его обернулся тогда от карты восточных пределов, полой плаща задев статуэтку дриады - хрупкую, неуместную в этом антураже. Шагнул к сыну, хрустнув осколками глины. - Ты - герцог ор-Арсо, и твой долг - защитить твоих людей! - Вы сами говорили, что титул этот - номинален. Вы не понимаете меня, отец, - принц покраснел: от неумения подобрать слова, не от стыда. - Не понимаю, - сказал король. - И не желаю понимать. Я не думал, что мой единственный сын окажется трусом. И мне жаль, что твоя сестра - еще ребенок. - Позвольте мне объяснить... - Не позволю. Речь идет о наших людях, какой-либо расчет здесь... непристоен. - Эрик-старший сжал челюсти, и принц ощутил себя набедокурившим ребенком, но одновременно он был раздосадован, оскорблен тем, что его не желают слушать. Отец, меж тем, договорил. - Хорошо, да будет так. Не стану заставлять вас... ваше высочество. И, вслед за тем, отец стремительно вышел из кабинета. Принц много лет мечтал о возможности остаться здесь одному, но сейчас он последовал за отцом и, вернувшись в свои покои, долго сидел, глядя в стену. Он усвоил этот урок, но не мог унижаться, прося прощения. В Арсо отправился Джофруа. Он же возглавил королевскую гвардию на Арсолире.
А эльфы... они так и не напали на Арсо, пока у них была эта возможность. Вместо этого они появились при дворе сами, вскоре после осеннего солнцестояния, когда деревья в дворцовом парке наливались золотом и багрянцем, а вассалы присылали собранные налоги. То был первый раз, когда принц своими глазами увидел извечных врагов. Их было всего трое, и они были прекрасны - неестественно безупречной, страшной красотой, лишенной не только возраста, но и пола, не имеющей права на существование - по одному только несоответствию ей реального мира. Среди набитого битком тронного зала - теперь он будет заперт до дня коронации - они выделялись, будто отделенные стеной, и причиной тому был отнюдь не конфликт, не ситуация на границе, а нечто глубинное, нутряное... и принц, глядя на них из толпы зевак, чувствовал ненависть. Ненависть и еще что-то, что он боялся облечь в слова. - Приблизьтесь, - сказал король. - Мы много поколений не видали здесь посланцев нашего соседа. Они приблизились: все трое. Идеально прямые спины, тонкие фигуры, облаченные в кожу - одежда, слишком простая для королевского приема, в такой бы идти на войну, а не во дворец, - золотые волосы, забранные сзади, и лица, во имя Отрина, какие лица... Тонкий меч препоясывал каждого. Таков уж был обычай при дворе Эриксонов: отнимать оружие, пусть и у врага, считалось недостойным. Принц видел, как придвинулись к трону телохранители, как оцепенели маги - Ринальдини с одной стороны трона, ор-Фаль - с другой. Да не только они - все присутствующие замерли, пока те трое шли по залу. - Триста лет назад, - произнес один из троих, принц не понял - кто. - Триста лет назад твой предок совершил злодеяние, король Эрик, называющий себя Геронтским. Твоя столица построена на крови и костях. Признаешь ли ты это перед лицом своего народа? Голос его был высок и звонок, с едва заметным акцентом, и в нем звучала непоколебимая уверенность - да еще насмешка. По залу пробежал шепоток, и король поднял руку, призывая к молчанию. Окинул послов взглядом, задержавшись на том, что стоял в центре. - Мы были лучшего мнения о манерах Детей Света, - сказал король. - И мы не отказываемся ни от одного из деяний наших благородных предков. Не все они были праведными, но все они свершались лишь во имя государства Геронтского и рода человеческого. Но затем ли вы проделали столь долгий путь, чтобы обсуждать с нами события трехвековой давности? - Людская память коротка, король, - сказала женщина - голос был, несомненно, женский, - заслоненная от глаз принца фигурами спутников. - Мы помним лучше, ибо видели своими глазами разрушение Кейр-Онте и гибель наших детей. Принц не выдержал, начал пробираться к трону за спинами придворных. Он должен был увидеть их лица - но, выглянув из-за плеча казначея Буанаротти, увидел, что послы спокойны и холодны, и глаза их - как синий лед. - Мы соболезнуем вам...- сказал король. - Я не нуждаюсь в соболезнованиях потомка детоубийцы, - парировала эльфийка. Люди в зале зашумели, уже не таясь. - Вы перебили нас, леди, - Эрик Седьмой повысил голос. - Мы прощаем вас, так как вы, чужеземцы, можете не знать принятых при нашем дворе правил этикета. Мы соболезнуем вам, но помним договор, заключенный между моим благородным предком Эриком Огненным и Брианом, королем Детей Света, заверенный подписями уполномоченных представителей обеих сторон, и утверждающий взаимное прощение и вечный мир между нашими народами. - Мы были принуждены силой к договору Арсо, - заговорил опять первый из послов, - и видели, какова цена людским клятвам. Ныне мы здесь, дабы объявить его расторгнутым. Если ты действительно желаешь мира, король, подпиши новый договор - на наших условиях. Война неизбежна, подумал принц. Вот теперь - неизбежна. Но как смеют они говорить в таком тоне, неужто не боятся смерти? И понял - хоть с трудом мог поверить в это: они - не боятся. Они ищут ее. - Каковы же ваши условия? - спросил меж тем король, уже не скрывая сарказма. - Мы желаем получить назад земли, отнятые у нас, - спокойно сказал эльф. - Как доказательство вашей готовности к миру. Все земли восточнее великой реки Эсейтх, именуемой вами Узой. Пару мгновений в зале царила полная тишина, потом кто-то в задних рядах сдавленно захихикал. Это будто стало сигналом: смех, возмущенные выкрики, лязг мечей, извлекаемых из ножен, - все смешалось. - ... охамели вконец, сукины дети... - ... проклятая нелюдь! - ... может нам еще пойти, да в море утопиться? - ... Ваше Величество, разрешите их прикончить?! - Довольно! - король вскочил с престола. Ор-Фаль шагнула вслед за ним. Рукой Эрик Седьмой - тот, кого назвали после Арсолира Бесстрашным, - отвел занесенный уже над послами меч (...) , сверкнул глазами на стайку придворных юнцов, обнаживших шпаги. - Тихо! Мы не дозволяем проливать кровь. Мы надеемся, это понятно всем? - смотрел он при этом не на своих подданных, но на эльфов, - все так же невозмутимых. - Но и слушать это мы более не желаем. Господа придворные, вложите мечи в ножны, вы при королевском дворе, а не в трактире. Что же до вас, господа послы... Сейчас мы предлагаем вам отобедать, после чего мы примем вас... в более спокойной обстановке. Аудиенция окончена. Вскоре в зале осталось лишь несколько человек - принц колебался, стоит ли ему остаться в открытую - но, дело, в конце концов, напрямую касалось и его тоже. - Я приму их в кабинете, - сказал отец отрывисто. - Стыдно, господа, поддаваться на столь смехотворную провокацию. Магистр Готенбюнтер залился краской - от белоснежного воротничка до седых волос, но, нахмурившись, произнес: - Сир, простите меня, но эта нелюдь... Они опасны, помните об этом, я прошу вас! Мы не знаем, чем они руководствуются, что замышляют... - О, да, - отец отпер заднюю дверь, зашагал по коридору, на ходу отдавая распоряжения. В кабинет он позвал только ор-Фаль и, после мимолетного раздумья, - принца.
Зайдя в кабинет, отец потер виски и негромко выругался по-орочьи. Принц покосился на ор-Фаль, но та сделала вид, будто не заметила, прикрыла дверь изнутри и принялась водить вдоль нее руками, затем привстала на цыпочки, потянувшись к косяку. Мужская одежда подчеркивала все достоинства ее фигуры. Принцу вообще нравились женщины ее типа - воительницы, подтянутые и опытные, но не махнувшие рукой на собственную женственность. Отец, вероятно, спал с ней в свое время, но само по себе это недостаточно веская причина, чтобы так ей верить. Надо же - сказала, что справится, и этого хватило, - а ведь если эльфы задумали покушение, пара арбалетчиков в потайных нишах никак не повредила бы... Или же он не хочет, чтобы беседу слушали лишние уши? Но и тогда - почему он доверяет ей, наемнице, то, что хочет скрыть от ближайших наперсников? Выбросив мимолетную мысль из головы, принц задумался о более насущных делах. Отец стоял в глубине кабинета, на месте, облюбованном им в последние месяцы. Снова рассматривал карту восточных земель, уставившись на голубой овал озера Арсо так, будто желал прожечь его взглядом. От озера, мимо лесов и сел тянулся восточный тракт, почти прямой линией пересекал долину Роэльсдат с ее многочисленными поместьями и флажками замков, упирался в западный край карты стрелочкой "На Геронт". Столица на этой карте не поместилась, не говоря уже об Узе. - Смехотворная провокация, - повторил отец задумчиво. Вернувшись к массивному письменному столу, он достал из верхнего ящика свернутый в трубку лист пергамента, резким движением развернул, уставился в него. - Отец, - сказал Эрик, отвернувшись от карты. Ему пришла в голову идея, достойная рассмотрения. Конечно, ее стоило бы обдумать получше, но на это не оставалось времени. - Да? Принц сглотнул вставший в горле комок, посмотрел на ор-Фаль, которая, бормоча заклинания, невидимыми линиями обводила стулья, полукругом стоящие перед столом; на отца, сидящего спиной к нему. Решившись, он произнес задумчиво: - Их требования нелепы и дерзки, даже они должны понимать это... - Верно. - Возможно, они пытаются спровоцировать нас, или же намеренно завысили претензии, в надежде получить хотя бы часть. Но если сейчас вы сразу откажете им - будет война. - У тебя есть другие идеи? - протянул король, продолжая читать. - Может быть, нам стоит принять их условия? Отдать им столицу? Или, может быть, нам сразу пойти и утопиться в море, что скажешь? - Я не говорил этого, отец. Но вы могли бы начать переговоры, поторговаться с ними, потянуть время... Разумеется, не соглашаться на все, но обещать им часть... - Какую часть? Теперь голос его прозвучал деловито, и принц воспрянул духом. Может быть, он выслушает - хотя бы на этот раз? Речь ведь не о власти, не о мелких разногласиях - о будущем. С энтузиазмом он продолжил: - Они же ценят леса? Вы имеете право распоряжаться южными лесами. Предложите им их. Переселение егерей займет какое-то время, даже эльфы должны понимать это, - а вы пока сможете собрать войска. Вести войну на нашей территории будет удобней, ударить внезапно по их переселенцам... - Довольно, - прервал отец. - Но почему?! - голос сорвался, зачастил, и это было так стыдно, так некстати... - Согласен, мой план не продуман с точки зрения тактики, но это поправимо. И он даст нам отсрочку, спутает их карты. Они будут вынуждены начать переговоры... Эрик-старший встал, скрипнув креслом. Подошел к сыну, вгляделся ему в лицо - глаза в глаза, и принц понял, что отец едва сдерживается, чтобы не ударить его - но почему? Неужели... - Егеря живут на своей земле испокон веков, - сказал король. - За нее они клянутся в верности и за нее проливают кровь. Пусть даже формально их земля принадлежит престолу - кем я буду, если прогоню их оттуда? Пусть даже они подчинятся - как я смогу смотреть в глаза своим людям, если сотворю такое? Изгнанникам не будет дела до того, что я задумал военную хитрость, - зато они будут знать, что не могут более доверять мне. - Но вы... - Довольно, - повторил он устало. - Я не желаю тебя слушать. - Ваше величество, - от голоса магички оба они вздрогнули. - Прошу прощения, у меня вопрос. Вы собираетесь вставать из-за стола во время беседы?
Спустя полчаса, когда последние приготовления были завершены, принц затаился в потайном закутке, созерцая кабинет сквозь витражное стекло, прозрачное с этой стороны. За его спиной была дверца, через которую отец велел ему уходить, если дела пойдут непредвиденным образом. Конечно, вероятность, что все будет настолько скверно, невелика... и могла бы быть еще меньше, если бы отец все-таки распорядился насчет арбалетчиков. Наверно, я никогда не пойму его резонов, подумал принц с тоской и злостью. Так же, как он не понимает меня. Но я сглупил, надо было начать разговор с блага подданных и прочей дребедени, тогда он хотя бы попытался понять, о чем я говорю. Как я могу заботиться о благе государства, если он отвергает все, что я предлагаю? Я ведь уже не ребенок, чтобы молча слушать и повиноваться старшим. Нет, конечно, принц не желал смерти своему отцу, но... В дверь постучали, и Эрик-младший, пользуясь невидимостью, вытер об одежду вспотевшие ладони.
Он видел, как ор-Фаль отворила дверь, как отступила к стене, впустив эльфов. Теперь принц мог разглядеть их лучше, и под ложечкой опять что-то екнуло от их вида, от горделивой их осанки и мертвых синих глаз. С облегчением он отметил, что на сей раз они без оружия. - Проходите, господа, - сказал отец неторопливо. - Вы ведь достаточно благородны, чтобы сидеть в присутствии короля? Садитесь. Эльфы сели. - Не соблаговолите ли показать удостоверяющие вашу миссию бумаги? Мы желаем знать, с кем имеем дело. - Они на Старшей Речи, - сказала эльфийка, зашуршав чем-то. - Нас это не удивляет. С минуту в комнате царило молчание, отец сосредоточенно читал. Потом поднял голову. - Леди ор-Фаль, мы желаем, чтобы вы сравнили идентичность печатей и подписей этого документа и договора Арсо. Еще молчание - и равнодушный голос магички: - Они совпадают, сир. - Благодарим вас. Ор-Фаль вернулась на свой пост у стены, и отец устремил взор на эльфов - ни жеста, ни движения, прекрасные, как мраморные изваяния, как надгробные памятники, как... - Итак, господа, вы и в самом деле те, за кого себя выдаете. Мы не станем просить прощения, поскольку форма и содержание послания, принесенного вами, вынуждают нас принять и большие меры предосторожности. Теперь вернемся к ответу на ваш вопрос, господа послы. Мы отвечаем отказом, поскольку не вправе распоряжаться землей наших людей. Но вы и не ожидали иного ответа, не так ли? Тот, что говорил в тронном зале, чуть наклонился вперед. - Мы не ожидаем, что люди изменятся, король. Но мы должны были удостовериться. - Если бы люди не менялись, вы не покинули бы тронного зала живыми, - возразил Эрик, поглаживая бороду. - Но скажите сами - что ожидает наши народы теперь? - Война, король. - Мы ждали этих слов. Люди не меняются, говорите вы, но изменились ли Дети Света? Мы не можем дать вам то, что вы требуете, - но мы готовы с радостью подтвердить мирный договор, а также пойти на некоторые уступки по спорным пунктам. - Нам известно, что дали люди Вирне, - сказала эльфийка, и голос ее дрогнул, или же это лишь показалось? - Мы не давали приказа об уничтожении Вирны, и не менее вас возмущены этим преступлением, - ответил король. - И в том мы, Эрик Геронтский, клянемся словом чести и основами земли. Вы же - отомстили, хотя знать не можем ни мы, ни вы, мстили ли вы тем, кто заслуживал мести. - Они были людьми, этого довольно. - Нашей величайшей мечтой было бы разорвать круг ненависти и мести. Довольно Вирны, довольно Горловинки. Хватит. Мы просим вас о мире не из страха, но ради милосердия. - Мы видели людское милосердие.
О боги, подумал принц, Вирна! Неужели отец действительно верит, будто причиной всему этому стал ничтожный пограничный инцидент? Ему было зябко и скучно стоять за стеклом, и он не понимал, в упор не понимал, о чем они ведут речь - отец и эти мертвые куклы. Разве что выучить как риторические фигуры, но не принимать же всерьез?
- Мы слишком долго верили, прощали и надеялись, - сказал третий, дотоле молчавший. Быстрым взглядом он мазнул по витражному стеклу, и принцу на мгновение показалось, что эльф не только видит его, но и читает его мысли насквозь. - Этой весной Вирна, а прошлой - что-то еще, а вы, люди, называете это миром? Досадными случайностями, ничтожными пограничными инцидентами? Расскажите о мире изнасилованным девам, юнцам, ставшим калеками, расскажите о нем полукровкам, изгоями живущим в ваших городах, срубленным лесам, отравленным рекам... расскажите о мире мертвецам. Ты, король, даже не видишь в том вашей общей вины - и ваша слепота страшнее всего. Бойня в Кейр-Онте была злом явственным, очевидным даже вам, - это же мелочи, незначительные мелочи, из года в год, веками... - эльф задохнулся, согнулся в приступе кашля, сухого, выворачивающего легкие. Товарищ протянул ему платок. - И у вас была Орна сотоварищи, - сказал король. - Орна была единственной в своем роде, - надменно возразила эльфийка. - Испорченная кровь, патология. Для ваших же детей это в порядке вещей. - Мы не слышали о людях, приходивших к эльфам ради того, чтобы убивать всех, кто подвернется, - парировал Эрик, и принцу показалось, что последнюю реплику отец бросил машинально, думая о другом. - Лишь потому, что ни один человек не пройдет к нам незамеченным. Или проще: ни один человек не пройдет к нам. Достаточно и того, что вы творите на границах. - Мы, по крайней мере, не отказываемся от наших деяний! - рявкнул король, вскочил, хлопнув ладонями по столу. - Да, мы не святые, но мы хотя бы стараемся жить в мире, мы караем преступников, а вы - лицемеры и подлецы, малодушно отрицающие собственную вину, идущие ради того на провокации и хамство! Не через вашу ли Вирну вы скупали оружейную сталь? Не вы ли убивали егерских мальчишек, сбившихся с дороги? Четверть века в моей стране был мир - но что это для вас, ничтожный срок, верно? Четверть века - родились и выросли дети, не видевшие войны, готовые к переменам, давайте же, спустите это все в Бездну, к духовым псам! Давайте, только не валите на меня вашу вину - да, я потомок детоубийцы, а вы кто?! Хотите отомстить? Валяйте! А кем вы станете - убийцами или жертвами - пусть решают боги! Эльфы переглянулись, и что-то в лицах их изменилось - глаза, может быть? - но принц не мог понять, о чем они думают. - Пусть решают боги, - повторил посол, скрестив ладони и глядя на человеческого владыку снизу вверх. - Я вижу в тебе благородство, король. Мы будем сражаться честно, - ты получишь письмо, извещающее о времени и месте битвы. - Убирайтесь отсюда, - сказал Эрик. Добавил со вздохом: - Вы получите эскорт, который проводит вас до границы, с тем, чтобы никто из наших подданных не причинил вам вреда. Теперь же уходите.
Когда эльфы, скупо поклонившись, вышли, король выругался, глядя на закрывшуюся за ними дверь, тяжело опустился на стул, беззвучно шевеля побелевшими губами. Принц замешкался с витражной дверцей, не сразу вспомнил, на что нажимать. Когда справился, ор-Фаль уже склонилась над отцом, а тот жадно пил воду, и руки его дрожали так, что струйка стекала по подбородку. В комнате пахло наперстянкой. - Позвать целителя, ваше величество? - Не нужно, все хорошо, - отец криво усмехнулся, звякнул стаканом об стол - Проклятье... - Вы почти убедили их, сир. Под конец... - Их не убедил бы сам Вениус... - он слегка запинался, как если бы был пьян. - Пусть они провалятся в Бездну, духовы куклы... - Отец, что с вами? Это действие заклятия? - спросил принц. Магичка обернулась на него с недоумением. - Они не использовали Силу, ваше высочество. Только переговаривались мысленно, но ничего не делали. Сир, я все-таки позову мэтра Эсмура, с вашего позволения. - Нет! - сказал отец. Поднял голову, смерив взглядом ор-Фаль и принца. Краски постепенно возвращались на его лицо, но он все еще был бледен, казался постаревшим, больным. - У меня нет на него времени. И я запрещаю вам рассказывать кому бы то ни было об этой беседе. А теперь оставьте меня, у меня много дел. Это приказ.
... новая просительница подошла к трону, завела скорбный рассказ со знакомым рефреном. Боль сжимала голову короной, но избавление близко - это последняя, после нее лишь юноша в черном и все. Позвать Бертолуччо и лечь хотя бы на час перед разговором с казначеем. Ор-Фаль сказала, что отец погиб не от меча или вражеской магии. Просто - не выдержало сердце, так бывает. Это тоже было неправильным и тоже отзывалось пустотой. Но принц знал, кто повинен в том, - кто виновен во всем. Они как подачку бросили обещание сражаться честно, но и тут не сдержали слова... Он помнил их лица - и знал, что они все на одно лицо. Если бы война закончилась иначе, как угодно иначе... но после Арсолира они не посмеют высунуться из лесов, и некому воздать по заслугам, некому мстить, и ненависть бессильна, и ничего не исправить. - ...мы даруем вам содержание в тринадцать золотых ежегодно. И помните, что мы скорбим вместе с вами, ибо ваше горе есть горе всей земли Геронтской. Придворные зашептались, а мама скосила глаза, словно удивилась, кончиками пальцев коснулась его руки. Так правильно, да? Ты бы этого хотел, отец? Я не могу одарить каждую, но вот этой повезло, - она и сама не верит своему счастью. Жалко денег, казна пуста, но репутация того стоит. Вдова удалилась, прижав руки к груди и улыбаясь неверной улыбкой, и Эрик посмотрел на юнца, последнего в очереди, белого, как траурный бант на его рукаве. Если он попросит меня о деньгах, я сошлю его в гарнизон на границу Орочьих гор, подумал принц. И это будет не менее эффектным жестом.
Парень все-таки шагнул вперед, шпага била его по ногам при каждом шаге, и смотрел он только на ступеньку у подножия трона, словно боялся увидеть устремленные на него взгляды придворных. Принц ощутил злорадство. Он прямо-таки предвкушал, как тот попросит его... - Марвин, барон ор-Мехтер! - объявил герольд, и Эрик сбился с мысли. Ор-Мехтер... карта северных земель предстала перед его глазами. Конечно. Обширные угодья в ста лигах севернее Граарги, побережье, городок Зальтцфлут, изгиб бухты. Корабельный лес... да боги с ним, с лесом! Ключ к морю, - идеальное место для порта, не хуже Граарги. И - ключ к Северу. Но зачем он здесь?! Новыми глазами он взглянул на просителя - не похож на барона, совсем еще юн, лет на пять младше, пожалуй, и так робок... Барон ор-Мехтер уже не молод... сын? Но ор-Мехтера не было на Арсолире... да что я, в самом деле, люди умирают не только на войне. Паренек остановился в пяти шагах от трона, соответственно церемониалу. Глубоко поклонился и поднял глаза. Выглядел он так, словно вот-вот грохнется в обморок. - Приветствуем вас, - сказал принц, холодностью тона стараясь прикрыть волнение. - Мы готовы выслушать вашу просьбу. - Ваше ве... ваше высочество! - выдохнул юный барон. - Я прошу вас об одном: примите мою клятву верности и служения.
***
И по прошествии многих лет, когда Марвин думал об Эрике, он всегда вспоминал улыбку, озарившую его лицо в тот миг. Теплая и открытая, она преобразила его хмурое лицо, как будто солнечный свет ворвался сквозь бойницы в сумрачный зал. Король глядел на него с трона, молодой, светловолосый, белоснежный, - и улыбался так, что Марвин готов был в тот миг отдать ради него все - и честь и жизнь. - Мы с радостью обменяемся с вами клятвами, господин барон, - сказал Эрик. - И да станет наш союз союзом верности и чести... опорой престола и основой мира. Худая женщина, чье узкое лицо обрамлено было простым белым платком - королева-мать, благородная Вальбурга, - тоже поглядела на него с теплотой, а придворные - толпа по обеим сторонам престола - зашептались, но это не могло смутить Марвина теперь - ведь он стоял перед королем, и король улыбался ему! - Но осторожность вынуждает нас отдать дань некоторым формальностям... Можете ли вы подтвердить свой род и титул? Но... сердце екнуло, упало. Как он докажет, ведь у него ничего нет, отцовский перстень, печать... он не мог ничего взять с собой, а теперь... - Мы понимаем, - произнес юный король. - Не тревожьтесь. Есть ли здесь люди, знающие род ор-Мехтеров? Толпа всколыхнулась, и взгляд Марвина забегал по лицам, но он не видел никого знакомого... леди ор-Фаль сегодня нет здесь, да и может ли она, она же знает его как ученика некроманта, не более того! О боги, как можно быть таким беспросветным глупцом, о боги... - Я знаю этого человека, ваше высочество, - заявил какой-то молодой человек, худой и темноволосый, - Марвин не помнил его. - И свидетельствую, что он был представлен мне в качестве барона ор-Мехтера. При том находился и мессир ор-Хейер-младший, каковой отсутствует сегодня. - Благодарим вас, господин ор-Брехтен, - кивнул король. - Есть ли еще свидетели? - Я, ваше высочество! - вперед протиснулся лысый толстяк, который, в отличие от предыдущего свидетеля, показался Марвину смутно знакомым. - Так точно, прошлым летом был я в гостях у свояков моих, ор-Шпигелей, а у них и старого ор-Мехтера с сыном видел, - так он это, тот парнишка, словом чести клянусь! Один в один, даже не подрос с тех пор. Только вот не знал я, что старый барон помер. - Отец умер этой осенью, - пересохшими губами сказал Марвин. - Благодарим вас, полковник Эдельвейс, - Эрик повернулся к толпе. - Почтенный магистр, не могли бы вы помочь нам? Человек в полном облачении венитов подошел к трону, ступая тяжело, как каменная статуя. Он был уже очень стар, но глаза под тяжелыми веками горели молодым огнем. Магистр Готенбюнгер, вспомнил Марвин знакомую фамилию. Глава геронтских паладинов. - Господин ор-Мехтер, - очень мягко сказал король. - Расскажите нам о своем происхождении и о смерти вашего отца. Коль это тяжело для вас, сделайте усилие, ибо оно необходимо. К этому вопросу Марвин готовился заранее. Опустив глаза, он, стараясь не мямлить и не сбиваться, рассказал все - родился в 835-ом году, единственный сын, остался без матери во младенчестве... получил соответствующее воспитание... сбежал... узнал... - все, умолчав лишь о цели, приведшей его в столицу, да о причине смерти отца. Короткий рассказ, но губы едва слушались его. Потом он поднял голову. Придворные молчали, а король глядел сочувственно и открыто. - Свидетельствую именем Вениуса, опоры человечества, - раскатисто провозгласил магистр Готенбюнгер. - Этот юноша говорит правду. Он истинный ор-Мехтер и наследник титула. - Мы не сомневались в этом с первого взгляда, - сказал Эрик, вновь улыбнувшись. - Теперь же, когда все формальности улажены, мы с легким сердцем обменяемся клятвами.
А потом все было как в легендах, как в тех романах, что Марвин читал в детстве, и он мог только радоваться, что помнит церемонию и слова клятв, ибо король сошел с трона, и улыбался ему. Он не ожидал, что все свершится так быстро и так легко, и на миг изумился приветливости, которую встретил здесь. Опустившись на одно колено, он потянулся за шпагой, но Эрик жестом остановил его, вместо этого ладонями обхватил его ладони. Так заключались личные союзы, те, что становились большим, нежели обычная связь между вассалом и сюзереном. То была великая честь, так думал Марвин потом, но зачем и почему это произошло именно так? В те же минуты он думал о другом: повторяя слова, подтверждая клятвы, он чувствовал кровь, текущую в жилах - древнюю, благородную кровь, связующую его, Марвина ор-Мехтера, судьбу, с судьбой Геронта, тверже оков и цепей. "... основами земли и честью своей клянусь быть верным. И слово твое да станет моим словом, и честь твоя да станет моей честью. Клянусь не причинять тебе вреда, ни прямого, ни косвенного, клянусь быть на твоей стороне в сече и раздоре..." А ведь он почти забыл, за книгами, за поиском Силы, - забыл, что значит долг ора, забыл, готов был променять... Король заговорил, негромко, отчетливо выговаривая каждое слово - и улыбался при том восторженной мальчишеской улыбкой: "... основами земли и моей честью... быть справедливым и милостивым... быть защитой и опорой... не причинять вреда... быть на твоей стороне..." Как будто солнечный свет разливался по залу: Марвин видел его, хотя не мог бы сказать, есть ли тот на самом деле или только в его воображении, но он чувствовал ток крови, и теплые, уверенные ладони, и основы земли - и принимал этот свет, становился его частицей. "Что же ты думаешь, принес клятву корольку и сразу стал бароном?" - спросил бы отец, будь он рядом. - "Барон тот, кто держит землю и за кем идут люди, а ты где шастаешь, пока в тебе нуждаются? А то забей, пусть все забирает сильный, а ты размазня, где тебе властвовать". "Я хотя бы попробую" - ответил Марвин. "И не доверяй королям, они себе на уме. Я всегда говорил, что чем дальше от трона, тем надежней" "Я помню" Отрешившись от неуместных мыслей, Марвин повторил вслед за королем последние слова. Конечно, дать клятву - еще не деяние, но ее требовали долг и простые приличия. Дав ее, он вернулся на путь, которого пытался избегнуть еще недавно. До смерти отца и до Арсолира. А когда ритуал завершился, и Эрик обнял его и расцеловал, Марвин не думал уже ни о чем. Со всех сторон звучали приветственные возгласы, но он смотрел лишь на одного человека в зале - на того, в верности кому поклялся, и снова чувствовал, что не пожалеет ради него и жизни.
***
Стук в дверь повторился, и Ринальдини заморгал, сгоняя с лица следы эмоций. Ханубис наблюдал за ним искоса, грызя очередное печенье. Дверь распахнулась, резко, невежливо, как раз когда придворный маг пригладил длинную бороду и раскрыл рот, готовясь пригласить гостя. На пороге стояла Сияна Белоконь. На вид она казалась несколько взъерошенной. За ее спиной маячил мэтр Семунд. - Добрый день, - сказал Ринальдини с возмущением. - Да, - ответила Сияна. Быстро вошла в комнату, огляделась, метнув в Ханубиса ненавидящий взгляд. - Приветствую. У меня срочное дело. Семунд нерешительно встал на пороге. Сияна сорвала с рук перчатки, с отвращением швырнула их на стол. - Так чем же я могу помочь вам, милая? - спросил Ринальдини. - Да вы заходите, мэтр Семунд, сквозит. Хотите горячего шоколада? Дождь идет? - Не заметила, - сказала Сияна. Еще раз оглядев всех собеседников по очереди, она выпалила: - Вы обязаны вмешаться, мэтр Ринальдини! Это касается мэтра Андреаса... он арестован... Мы не можем это допустить! - Погодите-ка, дорогая моя, - протянул придворный маг. - Мэтр Семунд, закройте дверь! А вы садитесь, Сияна, успокойтесь и расскажите мне все по порядку. Говорил он уверенно, но Ханубис заметил, как по лицу его пробежала тень беспокойства, на что гости, впрочем, не обратили внимания. - Мэтр Ханубис, вам не пора? - спросил Ринальдини, дернув веревку колокольчика. Сияна села, грудь ее вздымалась. Семунд наконец-то пересек порог и, притворив дверь, приклеился взглядом к композиции с нимфами. Оружейник явно пытался сделать вид, что его здесь нет. - Благодарю за заботу, но я никуда не спешу, - улыбнулся Ханубис. - Напротив, я бы с удовольствием выпил еще шоколада. - Тогда... - Послушайте меня, - заговорила Сияна. - Мэтр Андреас был арестован, я узнала только что... Нас к нему не пустили. Среди обвинений - убийство, покушение на убийство, измена... - Измена? - прервал Ринальдини. - Это чушь! Он просто защищал свою семью! Вы же знаете, толпа громит дома полукровок, он был вынужден, он защищался... Вы же знаете, что это так! Почему гвардия не вмешивается, почему его высочество бездействует?! Я не понимаю... - Дорогая Сияна, я понимаю ваши чувства, но чего вы хотите от меня... - Вмешаться! Проведите меня к принцу, я сама поговорю с ним! - Но, милая... В дверь снова поскреблась служанка с подносом - Ханубис подивился ее расторопности и догадливости, - и все затихли. Сияна закрыла лицо руками, скрывая проступившие на щеках пятна, а Ринальдини деликатно высморкался в салфетку. Мэтр Семунд зашел к нимфам с другого бока. Уши его были красны: то ли от темы разговора, то ли от все новых подробностей скульптурной композиции. - Очень вкусный шоколад у нашего мэтра, - заметил Ханубис. - Многие добавляют слишком много воды, но вам ведь нет нужды экономить, не правда ли, мэтр Ринальдини? - Хватит ваших благоглупостей! - заорала Сияна. Служанка дернулась; коричневые пятнышки, дымясь, заляпали скатерть. - Там умирали люди, они и сейчас умирают! Если вам нет до них дела, так хоть не позорьтесь, сидите тихо! - Сияна, ты... - нерешительно начал Семунд. - Заткнитесь вы все! - она вскочила, и фарфоровые чашечки задрожали, выплескивая шоколад на блюдца. - Нет времени - они убьют его в тюрьме, как вы не понимаете! Мэтр Ринальдини, я требую, чтобы вы, как глава городской гильдии магов... - Инга, оставьте нас, - бросил Ринальдини служанке. Та исчезла, будто подхваченная порывом ветра. Дверь бесшумно затворилась за ней. - Сияна, душа моя... - Чего вы ждете, мэтр?! - Я попрошу вас успокоиться, сесть, и выслушать меня, не перебивая! - сказал Ринальдини, и у Ханубиса заныли виски от той Силы, что вместилась в короткие команды. Сияна села. Семунд развернулся, двигаясь как марионетка, подошел, нащупал руками спинку стула. Через ощутимо долгий миг он тоже сел. - Я понимаю ваше беспокойство, уважаемая мэтресса, - продолжал Ринальдини. - И ваше, мэтр Семунд, тоже. Ваша забота о товарище делает вам честь, но вместе с тем я хотел бы обратить ваше внимание и на другие аспекты... мнэ... другие ракурсы сложившихся обстоятельств. Ни в коей мере не умаляя нашей любви и уважения к коллеге Андреасу, мы никак не можем абстрагироваться от политической ситуации и щекотливого положения, в которое все мы поставлены... Ханубис цедил шоколад, наслаждаясь густой горьковатой сладостью напитка и слушая излияния своего высокопоставленного коллеги. Монолог тянулся долго, размеренно, каждое слово было тщательно выверено и сдобрено Силой - такой напор сдержал бы далеко не каждый амулет, - но и без Силы она звучала достаточно убедительно. Благо народа. Военное положение. Презумпция виновности. Единство. Государство. Семунд, красный, несчастный, кивал в такт, Сияна, закусив губу, теребила лисий воротник. - ... и вы должны понимать, как важно нам беречь душевное равновесие его высочества, - ради нашего общего блага. Что я имею в виду? Не оспаривать его решений, не лезть к нему с незначительными проблемами, не стоящими его внимания, не нарушать единства... - Неужели вы имеете в виду, что беспорядки в городе вызваны решением его высочества? - невинно осведомился Ханубис, и маги - все трое, недоуменно уставились на него. - Ни в коей мере, мэтр, - заверил его Ринальдини, но некромант не без удовольствия отметил, что тот вышел из концентрации. - Но мы не можем упускать из виду и волеизъявление народных масс... Кто мы такие, чтобы противостоять воле народа? - Погодите, мэтр Ринальдини, так что с Андреасом-то будет? - запинаясь, спросил Семунд. - А о законе и правопорядке вы задумывались? - повысил голос Ринальдини. - Или вы хотите, чтобы я воспользовался своим положением в низменных целях потворства протекционизму и беззаконию? - Сдается мне, что в ваши слова вкралось какое-то противоречие, коллега, - вздохнул Ханубис. - Мне прояснить свою мысль или не надо? - Так, - сказала Сияна, - так вы проводите меня к принцу или мне надлежит понять, что вы отказываетесь выполнять свои непосредственные обязанности по защите членов гильдии? - Милая, - придворный маг утер выступившие на лбу капли пота. - Ну подумайте сами, сможете ли вы сейчас говорить достаточно дипломатично и вежливо? Я ни от чего не отказываюсь, но данный момент не благоприятствует подобным разговорам. Насколько мне известно, сейчас его высочество обедает, и на сегодня у него запланировано еще множество важнейших государственных дел. Послушайте меня, - воздел он руку, - только выслушайте! Я обязательно озабочусь судьбой нашего несчастного коллеги - какова бы ни была его действительная вина, - но позже, позже. Сейчас ведь ему ничто непосредственно не угрожает, это вы признаете? Он под защитой закона. Он в безопасности. Вы согласны со мной? Я вижу, что согласны. Вот и хорошо. А теперь я хотел бы написать петицию... вы понимаете меня?
- Так он же обещал помочь бедняге Андреасу? - спросил Семунд, когда они втроем оказались в красно-черно-белом коридоре. - У меня просто голова кругом идет... Он ведь хороший парень, Андреас, не может же быть, чтобы его и в правду обвинили? Не может же? - Я уверена, мэтр Ринальдини сделает все, что сможет, - нерешительно сказала Сияна Белоконь, надевая перчатки. - Только бы не было слишком поздно... Пройдя лабиринтом коридоров, они вскоре добрались до выхода и миновали караул гвардейцев. Сырой воздух ударил в лицо. - Сияна, - негромко сказал Ханубис, наклонившись к целительнице, когда они смешались с толпой. - Возможно, я смогу помочь Андреасу. Зайдите ко мне сегодня вечером, Она резко обернулась, и по выражению ее лица Ханубис понял, что она не придет. Ничего другого он и не ожидал, да и судьба коллеги не слишком заботила его, но все же он ощутил что-то вроде мимолетной досады.
***
Марвин пришел час спустя, когда Ханубис расположился в гостиной, разбирая очередную шкатулку памятных сувениров. За последние годы он успел забыть, что у него хранится столько хлама - впору открывать лавку. На лице ученика сияло неприкрытое, беззастенчивое счастье, а к груди он прижимал золоченую клетку. Хомяк-зомби усердно крутился в колесе. Без сомнения, все это было весьма трогательным. - Учитель... Почему-то в устах Марвина это простое обращение неизменно вызывало у Ханубиса желание выругаться. Ну да ладно, если уж ты его принял, на кого теперь пенять? Скоро эта щенячья нежность пройдет - она не более чем болезнь роста. - Ну как, можно тебя поздравить? - Да, - гордо улыбнулся Марвин. Поставил клетку на стол, сел рядом, с нежностью глядя на мертвого зверька. - Я присягнул его высочеству, и он принял мою клятву. - Долго пришлось ждать? Очередь, вроде бы, была не очень длинной, - вытащив золотой перстень с цитрином, Ханубис повертел его в пальцах. Из каких-то могильников. Остаточное проклятие, ничего ценного. Подарить Ринальдини? - Не очень. Я... его высочество пригласил меня пообедать с ним. - Да? - удивился Ханубис. Странно, с чего бы принцу это понадобилось? Надо будет обдумать потом. Марвин заколебался: какое-то время он боролся с собой, пытаясь удержать рвущийся на волю рассказ. Ханубис извлек бусы зеленого нефрита. От кого это? Ах да, та женщина с фамильным призраком, досаждавшим ее второму мужу - и совершенно правильно делавшим, по правде говоря. Заговоры от высокого давления и хрупкости сосудов. Это кстати - госпоже Мюллер подойдет. - В узком кругу, - уточнил Марвин. - В присутствии ее величества королевы-матери и ее высочества принцессы Хеллен. - Ага... Клетку тебе подарила принцесса? - Да... - Марвин залился румянцем. - Так получилось, что Эразм вылез на стол посреди обеда... - О! И что же сказала ее величество Вальбурга? - нитка жемчуга, снижает эротическое влечение. Подарок бженьской графиньки. Прелестная вещица, жаль, дарить некому. - Она истинная леди, - горячо заверил учителя Марвин. - К тому же, мы почти сразу его поймали. - Вижу, ты придал хомячку немало жизненной силы. Молодец, ты хорошо справился. - Правда?! - Правда. Хотя лишь в эскалации, не в хранении. Не стоит класть зомби за пазуху... - ...Ну надо же, эмэйская заколка для волос. Тектит, маленький, просто чешуйка. Мягкое серебро, грязноватое, слишком много примесей. Старая штучка... и как уцелела? Хотя это не она... та осталась в Адмашахине - а эта нашлась на рынке уже в Граарге. Почти такая же, того же века, возможно того же мастера, но не та. Ханубис потер виски. Марвин что-то сказал, но он не расслышал. Проклятье, Пес, зачем ты ее купил, да еще сохранил? И как не вовремя... - Ладно, - сказал он. - Поздравляю с успешным вступлением в ряды оров. Хочешь попробовать сам упокоить эту мышь? - Учитель! - с возмущением выпалил Марвин. - Как можно, это же подарок ее высочества! - Вот как? - И я обещал ей, что позабочусь об Эразме, пока он... функционирует. - Шевелится - так вернее, - машинально поправил некромант. Насколько он мог судить, хомяк имеет все шансы пережить своего хозяина, - та порция Силы, что Ханубис вложил в зверька, дабы предотвратить возможный конфуз при дворе, обеспечит его не-жизнью лет на двести, не меньше. - Я ведь не могу нарушить свою клятву принцессе! - Марвин вскочил, прижимая клетку к груди, и казался... нет, не встревоженным. Перепуганным до смерти. А это мог бы быть неплохой урок, подумал Ханубис. Послушания и отречения. Чтобы знал, как давать клятвы, не спросив разрешения учителя. Каково терять то, к чему успел привязаться. Заколка лежала на столе, тусклая чешуйка камня издевательски смотрела на него. Заклятье уже готово было сорваться, оформиться в намеренье, в приказ, но в последний момент Ханубис взглянул на ученика - и понял, что этого Марвин не простит ему никогда. Жалкий трясущийся сопляк... он не пытался бороться, - знал, что ему нечего противопоставить, но глаза у него были как у загнанной в угол крысы - ошалевшие и отчаянные. Если отнять у него и это - он сломается. Смешно. - Хорошо, - сказал Ханубис, вставая. - Пусть будет. Хомячок вылез из колеса, вцепился зубами в прутья решетки. - Держи его в своей комнате, - бросил некромант. - Не выпускай из клетки, а то он вернется к прежней хозяйке. Или я убью его прежде. Развернувшись, он вышел из комнаты. Спустился в лабораторию, искренне надеясь, что Марвин не последует за ним. Тот не последовал. Заколка осталась лежать на столе.
Глава четвертая
В другое время Пафнутьев был бы только рад сопровождать детишек. По правде говоря, он и в этом путешествии получил массу удовольствия, но когда позади осталось герцогство Либен, а сани выехали на хорошо знакомую дорогу, ведущую к Школе, к магу вернулась тревога. Скоро он сможет узнать доподлинно, чем закончилась битва на Арсолире, а то сплетники в придорожных трактирах врали кто во что горазд, но не сообщали ничего конкретного. Разумеется, знание лучше незнания, но если не знаешь, легче делать вид, будто ничего особенного не произошло.
- Приехали, - сказал он, и детишки, опять препиравшиеся из-за места в санях, сразу замолчали. - Еще полчаса и будем на месте.
Несколько минут все молчали, потом Берти и Расс заговорили одновременно:
- А скажите...
- А там...
- Мальчики, имейте терпение! - обычным своим наставительным тоном произнесла Уинфред. - Скоро мы сами все увидим. Не мешайте мэтру Пафнутьеву.
- Да ладно, - прервал ее Пафнутьев. Потрясающе, такая сопля маленькая, а ведет себя невыносимей, чем Винсент, когда вспоминает о роли наставника. - Вы про Школу спросить хотите?
- Да!
- Да...
- Так я ж уже рассказал все. Ну, приедем, - ребята волнуются, еще бы им не волноваться, а значит, стоит просто говорить, не важно о чем. - Приедем, я вас представлю тетушке Марин, она по ученикам главная... - А если Монтелеоне умер, так больше и некому... - Она позовет кого-нибудь из второкурсников, тот вас отведет в ваш дортуар - знаете, что это?
- Спальня, - моментально отозвалась Уинфред. - А у девочек есть свой дортуар, мэтр Пафнутьев?
- Да нет, зачем?.. Дортуаров три, зеленый, лиловый и поносный... то есть такой, коричневый, не знаю уж, куда вас разместят.
Сзади раздалось общее сдавленное хихиканье.
- А вы в каком были? - спросил Рони.
- В поносном, - признался Пафнутьев, и детишки залились, будто смешнее ничего в жизни не слыхали. Даже Уинфред хихикнула, чего вовсе никогда не случалось.
- Кормить будут трижды в день. Кому мало - может ночами лазить на кухню.
- А это можно?..
- Если так, чтобы не поймали, то можно, конечно.
- А если поймают?- заинтересовался практичный Берти.
- То выпорют. Но можно сказать, что у тебя сомнамбулизм.
- Чего?..
- Что ходишь во сне, - объяснила Уинфред. - Неужели наставники этому верят?
- Приведешь пятерых свидетелей - поверят.
Некоторое время дети обдумывали это информацию, потом зашушукались. Пафнутьев откинулся на облучке, вспоминая собственные набеги. Сомнамбулизмом страдал почти весь его курс, и никто из учителей в этом не сомневался. Теперь, с высоты прожитых лет, это казалось Пафнутьеву несколько подозрительным.
Лес остался позади и дорога свернула к массивной ...(?) стене. На поступах к Школе деревьев почти не росло. Ученики обычно проводили здесь тренировки, но сейчас снег скрывал обгорелую землю и глубокие рытвины, и пейзаж казался вполне идилическим. По левую руку белели пики Тролльхейма. Озеро Зеркальное блестело впереди, оправдывая свое название. В этом озере Пафнутьев однажды чуть было не утонул. Среди этих колдобин прятался от взрывных заклятий однокурсников. В воздухе разливался еще слабый, но уже узнаваемый аромат - сложная смесь озона, химических реактивов, грязных портянок и тушеного мяса. Так мог пахнуть только дом.
- Хорошо-то как! - Пафнутьев полной грудью вдохнул родной воздух. Обернулся к детишкам, и обнаружил, что они не спешат разделить его радость. Наоборот, прижимаются друг к другу и только что зубами не стучат. Глупые!..
- Это Школа! - с гордостью сказал Пафнутьев, махнув рукой в сторону каменной твердыни. - Лучшее место в мире. И мы как раз к обеду, с чем я всех нас и поздравляю.
Уинфред крепче сжала челюсти,словно опасаясь, что ее стошнит. Берти и Расс пытались поймать взгляд Рони, устремленный в пространство. Пафнутьев попытался вспомнить, так ли он нервничал, когда впервые сюда попал и решил, что все-таки меньше. - Выше нос! - велел он, как мог убедительно. - Знаете, почему Гильдия еще не завоевала весь мир?
- Нет, - чуть слышно выдавил Рони.
- Потому что у нее и так все есть!
***
Внезапно нахлынувшая эйфория так же внезапно и отхлынула. Во дворе Пафнутьев, ведущий свой маленький отряд сквозь ревущую толпу детей, наткнулся на Нюню Роджерса, который, забыв поздороваться, сразу же похвастался назначением на пост преподавателя математики. Пафнутьев аж рот разинул от изумления, да так бы и стоял, если бы Роджерс не потащил их всех к тетушке Марин. А та сидела в кабинете Монтелеоне, что могло значить только одно: все, о чем болтали по кабакам - чистая правда. И это было так погано, что Пафнутьева заныло под ложечкой.
Тетушка Марин была такой же как всегда, ласковой, аккуратной старушкой, только вот в кабинете Монтелеоне она смотрелась совершенно дико, в прежние времена Пафнутьев привык видеть ее везде, но не тут.
Она велела ему вернуться через часик и, пожав детишкам руки и подмигнув напоследок, Пафнутьев вместе с Роджерсом пошел в столовую.
Там было полно чрезвычайно мелких детишек и явственно не хватало преподавателей. Знакомых лиц почти не было - те, что были младше на два курса, умотали на стажировку, а прочие успели здорово вырасти. Сели у окна, за преподавательский стол.
Еда осталась прежней и, уплетая рагу, Пафнутьев слушал рассказ Роджерса об Арсолире. Нюня возмужал с последней встречи, не плакал, хотя явно хотел, только лицо у него странно перекашивалось, впрочем, Пафнутьев догадывался, что и у него с лицом происходят сейчас странные вещи.
- Хреново, - заключил он, когда понял, что слушать это больше не может.
- Не то слово... - хлюпнул носом Нюня.
- Выпить хочешь?..
- Ты дурак, что ли? - вытащив большой клетчатый платок, Роджерс высморкался. - Тебе еще с тетушкой Марин беседовать. А у меня еще три урока.
- Тоже верно, - Пафнутьев вздохнул. Побарабанил по столу, не очень понимая, как жить дальше. - Знаешь, - сказал он наконец, - а из тебя, наверно, хороший учитель математики выйдет. Ты всегда занудой был - не хуже, чем Ковальски.
Несколько мгновений Роджерс ошеломленно глядел на него, а потом вскочил и начал орать. Орать он старался потише, поэтому выходил какой-то страшный шепот - и Пафнутьев уверился, что Нюня прямо-таки рожден для роли учителя. Из тех, кому подкладывают на сиденье гвозди. Но хоть лицо у него приняло человеческое выражение, и то хлеб.
- Ну ты придурок, Пафнутьев! - выпалил он наконец, падая на место. - Каким был, таким и остался!
- От придурка слышу, - в тон отозвался Пафнутьев. Хоть что-то в мире осталось прежним.
***
- Хорошие детки, - сказала тетушка Марин, едва Пафнутьев вошел. - У Винсент всегда был нюх на людей.
- Да ну? - удивился он.
- Точно, - с некоторым трудом выбравшись из-за стола, тетушка Марин обняла его. - Ишь ты, как вырос, - довольно отметила она. - Совсем большой стал.
- Ага... - он-то вырос, а она постарела. Совсем седая стала, и морщины как овраги. Бездна... Она старая, а Монтелеоне умер, и Стига, и балагур Секунда, и даже вместо Ковальского математику преподает Нюня Роджерс - ну что он смыслит в математике? А Винсент-то как там одна? На хрена же она решила меня отослать?!..
- Ничего, - сказала тетушка Марин ему на ухо, будто что почувствовала. - Сдюжим. Перемелется, мука будет.
- Да я-то что... Вот...
- Сегодня к ней вернешься, - отозвалась старушка, опять прочитав его мысли. - Повезло Винсент с тобой.
- Это мне с ней повезло, - возразил Пафнутьев, когда обрел дар речи. Тетушка Марин медленно, выверяя каждый шаг, вернулась на место.
- Скажем, что вам обоим, - улыбнулась она. - Дельная команда - половина успеха.
- Да разве два человека - это команда? Или вы дадите кого?
- Тройку дам, - отозвалась тетушка Марин, уже без улыбки. - Пойдут с тобой сегодня. Надеюсь, сработаетесь. Подождем, они подойдут.
- Спасибо, - сказал Пафнутьев. Сел на краешек стула. Ему о многом хотелось поговорить - в конце концов, именно к ней он когда-то забегал излить душу, особенно в первый свой год в Школе, но сейчас он никак не мог придумать с чего начать. Так они и сидели молча, пока в дверь не постучались.
Всех троих из новой команды Пафнутьев знал, хотя и неблизко. Дылда Кассини и веснушчатый Зайцев закончили учебу годом раньше него, и были, вроде, неплохими ребятами. А вот с третьим дела обстояли хуже.
Артур Дариа командовал на стажировке второй группой, и еще тогда не понравился Пафнутьеву. На его гладко выбритом лице с нежной, младенческой кожей, всегда пребывала гримаса человека, у которого вот только что увели из под носа заказ или девушку. В его, в общем-то приятном голосе, то и дело проскальзывали нотки досады, словно собеседник обманул его в лучших чувствах, да еще и денег задолжал. Словом, это был совсем не тот человек, с которым Пафнутьев хотел бы быть в одной команде.
Пожав вошедшим руки, Пафнутьев не выдержал, переглянулся с тетушкой Марин. Та только губы пожала, - дескать, что я могу сделать?
- День добрый, - сказал Дариа. - Не чаял вас увидеть. Приехали?
- Как видите.
- Понимаю. Одни на Арсолир, а другие - в няньки, да.
Твою ж мать! При всей изначальной непрязни к этому хлыщу, Пафнутьев совершенно не был готов к такой... мерзости. Тетушка Марин аж охнула, а Зайцев с Кассини так и вытаращились на них обоих.
- Квалификации не хватило, - отозвался Пафнутьев, как мог ровно. - Вот нянькой и подрабатываю. Одних сюда привез, других - отсюда. Но те мне больше нравились.
- По возрасту ближе?
- Вот именно.
Дариа повернулся к нему спиной и заговорил с тетушкой Марин. Пафнутьев посмотрел на остальных товарищей по команде. Зайцев пожал плечами, Кассини потупился. Бездна, надо же так влипнуть!
Одна надежда, что Винсент быстро смекнет, что к чему, и пошлет Дариа куда подальше, и пусть тот дополняет свой скорбный список еще одним пунктом - нам не жалко! А пока можно и потерпеть.
- Порталы вы открывать, конечно, не умеете, - сказал Дариа, опять к нему повернувшись.
- Да уж куда нам, - откликнулся Пафнутьев. - На вас вся надежда!
***
В кабинете, сидя за письменным столом, в окружении памятных Деянире вещиц, принц походил на отца настолько, что дрожь пробирала. Она знала, что так будет, а потому готовилась заранее - с тех пор, как паж принес ей записку, и на протяжении всего пути по длинным, давно изученным коридорам. Еще не хватало потерять лицо перед клиентом. Подготовилась хорошо: сердце не ёкнуло, не навернулись слезы. И верно, похож, думала она, склонив голову в поклоне. Осанка, глаза, даже улыбка та же - но не он, не Эрик, которого нарекут Бесстрашным. Словно хорошая копия с портрета мастера, но приглядись, и появятся различия. Нос короче, и подбородок выступает вперед, и волосы - не та копна, что носил тот в юности - аккуратно подстрижены, и залысины у лба уже проступают. Наследие рода ор-Хаммеров, те рано лысеют. - Сядьте, леди ор-Фаль. Она села, скользнув взглядом по кипе бумаг, лежащих перед принцем, - письмо с королевской печатью, - выпрямила спину. Она знала заранее, что ей будет тяжело здесь, но, как бы то ни было, она оставалась куратором Гильдии, и никто не мог заменить ее на посту. - Отец был очень высокого мнения о вас, - сказал принц, и в голосе его Деянире почудился упрек. - Я скорблю вместе с вами, ваше высочество, - ответила она.- Ваш отец был очень дорог мне. - Благодарю вас. Они замолчали, но принц подался вперед, будто ему не терпелось начать разговор по существу. Взгляд серых глаз скользнул по ее лицу, опустился ниже, поднялся снова. - Геронт понес огромную потерю, - заговорил Эрик. - Но жизнь продолжается, и нас ожидают новые дела... и новые битвы. - Вот как? - она удивилась. Битвы - с кем? Он намерен продолжать войну? - Государство ожидают тяжелые времена, каждый шаг на пути к светлому будущему будет битвой. Мой отец даровал вам дворянский титул и принял вашу присягу. Я хотел бы видеть вас рядом с собой. - Я всем сердцем с вами, но у меня есть и другие обеты, - сказала Дея, ощутив неясное раздражение. Не слишком ли он торопится? Удобно ли ему в отцовском кресле? - Но если интересы короны и Гильдии совпадут, я буду рада служить вам. Принц нахмурился чуть заметно. - Маги Гильдии опустошили казну, но не принесли нам победы на Арсолире,- промолвил он. - Маги Гильдии жизнью своей отработали ваше золото, - негромко ответила Деянира. Не сдержалась, добавила: - кстати, вторую половину Гильдия все еще не получила. Я предоставила счет казначейству почти декаду назад, но не дождалась ответа. Конечно, стоило подождать с этим - но он сам свел разговор к деньгам, разве не так? Как будто остальное ничего не стоило... - Леди ор-Фаль, - сквозь зубы сказал принц. - Вы забываетесь. Еще не справлены проводы по погибшим, а вы уже пытаетесь на них нажиться. - Это не просто корысть, ваше высочество, - возразила она, чувствуя, как кровь прихлынула к щекам. От гнева, не от стыда.- Гильдия сражается ради денег, и золото будет лучшим свидетельством того, что мои братья по оружию погибли не напрасно. Если уж вы отказываетесь признать их доблесть, уважайте хотя бы условия сделки. - Мы заплатим вам, не беспокойтесь, - бросил он презрительно. - Не думал я, что корысть для вас сильнее чести оров и блага Родины. Мой отец... - Ваш отец был настоящим рыцарем, ваше высочество, - перебила она. - И слово его было нерушимо. Я надеюсь, что так оно будет и впредь. - Я не отказывался от данных обязательств, - сказал принц. - Вы начали этот разговор, не я. Они замолчали, молча уставившись друг на друга. В общем-то, он не сказал ничего, чего ей не доводилось выслушивать в прошедшие годы. Клиенты нередко пытаются отделаться от выполнения обязательств под предлогом скорби по погибшим. Ничего нового. Если бы еще он не был так похож на отца... Деянира положила ладони на стол, скрестила пальцы, рассматривая принца. Он злился, и казался обескураженным - и совсем еще юным. Стоит быть к нему снисходительней, подумала она. Он просто не знает еще, как вести разговор, говорит не то, но ты должна быть мудрее. - Я не затем позвал вас, чтоб говорить о деньгах, - сказал принц после долгой минуты затишья. - У меня есть дело к вам - не как к представителю Гильдии, но как к ору, давшему клятву верности. - Я слушаю вас, ваше высочество. Он чуть улыбнулся, - не ей, себе, - и перешел к своему плану. Деянира слушала его молча, только хмурилась все сильнее. - Верно ли я понимаю, ваше высочество, - вы ожидаете, что я присоединюсь к экспедиции бесплатно?- спросила она, когда принц замолчал. Уголок его рта дернулся. - Да, если вы верны обетам, данным вами моему отцу, и печетесь о благе Геронта. - К величайшему прискорбию, ваше высочество, я вынуждена отказаться, - сказала она. В общем-то, его план был не так уж плох. Кое-где необдуман, рискован и явственно видны попытки сэкономить, но если его обкатать...- Во-первых, моей Силы, очевидно недостанет на то, чтобы осуществить ваш план. Во-вторых, устав Гильдии не позволяет мне взяться за подобное дело, не заключив предварительно контракта. Но как куратор деятельности Гильдии я буду счастлива помочь вам в поиске специалистов, готовых за это взяться, а также и в заключении контракта на максимально выгодных обеим сторонам условиях. - Какие условия вы имеете в виду? - В частности, мы могли бы договориться об оплате по выполнению - не фиксированной суммой, но определенным процентом от общей выгоды, если таковая будет. Теперь покраснел уже Эрик. Перегнувшись через стол, он процедил: - Вы говорите сейчас о теле моего покойного отца, леди? - Я говорю сейчас о доспехе истинного серебра, в который он был облачен, - отозвалась Деянира. - А также и об иных артефактных предметах, которые вы, вероятно, надеетесь приобрести в результате данной экспедиции. На лице принца проступили красные пятна, и магичка снова вспомнила о решении быть снисходительней. - Я понимаю, что вы руководствуетесь не соображениями выгоды, но беспокойством о посмертии вашего отца, - сказала она, опустив взгляд с лица принца на кончики собственных пальцев. - Но и вы поймите. Вы, как король и сын своего отца, вправе рассчитывать на преданную службу многих из ваших подданных, но, составляя планы, лучше не надеяться на их альтруизм. Я говорю сейчас не только о себе, но и о людях в общем. Многие пойдут на риск и будут верными до конца - но лишь тогда, когда что-то подталкивает их к этому и есть надежда на удачный исход. Что же касается лично меня, ваше высочество, я не переоцениваю собственных сил и предпочитаю прагматический подход к делу. Я не смогу нейтрализовать короля-мертвеца - хотя бы потому, что несведуща в некромантии. - Иными словами, вы боитесь? - переспросил принц холодно. - Или клятвы, что вы давали моему отцу, ничего для вас не значат? - Я не давала клятвы бессмысленно погибнуть над его могилой, - сказала Деянира. - И я боюсь - того, что ваша затея окончится поражением и гибелью ваших людей. Тем не менее, повторюсь, я готова обсудить с вами детали этого плана как представитель Гильдии, и рада буду помочь вам советом на основании моего опыта. Не может же быть, что он серьезно рассчитывает, что я буду работать бесплатно, подумала Деянира. Даже Эрик Седьмой никогда не требовал от меня подобного, этому же я не давала никаких обязательств, не связана даже и присягой. Неудачное начало для торга он выбрал, ну да ладно, опустим. Если он хочет торговаться - хорошо. Вряд ли он знает о том, что Ханубис тоже собирается на Арсолир - если я смогу посредничать между ними, будет неплохо. И потом, с Ханубисом вся эта затея выглядит куда жизнеспособней. Беспокоится о посмертии отца... - ха, когда беспокоятся о посмертии, нанимают некроманта или жреца, а не отряд в три десятка голов со сложнейшим оборудованием. Но если ему самому приятней думать так... - Я вижу, вы полны решимости выдавить из моей казны последние крохи, - сказал Эрик, сощурившись. Глаза у него были холодные, прозрачные, совсем как у его отца, когда тот смотрел на врага. Деянира запоздало насторожилась, а принц продолжал, с отвращением выговаривая каждое слово: - Я вижу цену вашей верности. Гильдия намерена заполучить Геронт в кабалу, своими сделками свалить в долговую яму - но вы не дождетесь этого. Эта страна принадлежит дому Эриксонов и никому другому, и, клянусь основами мира, я отстою ее. Я мог бы догадаться и раньше - вы ведь не поехали с отцом на Арсолир, хотя до того на всех углах кричали о своей преданности. Кто знает - может быть, будь вы с ним рядом, он бы выжил? Деянира покачала головой, долгий миг не понимая, где очутилась. Все, что он говорил, было настолько несправедливо, так болезненно - как клинок, разбивший броню, входящий под ребра, глубже, глубже... - Если обязательства перед престолом для вас ничего не значат, леди, я отправлю экспедицию без вас. Гильдия не получит от меня ничего, зарубите это себе на носу. А если экспедиция погибнет - мы оба будем знать, что и это случилось потому, что вы пренебрегли своим долгом, леди ор-Фаль. Бешенство нахлынуло ударной волной огненного заклятья, захлестнуло, накрыло ее с головой. В нем не было места расчету, сдержанности, памяти о прошлом, планам на будущее - ничему. - Можете называть меня просто мэтресса Винсент, мне не жалко, - медленно и тихо сказала Деянира. Улыбнулась - зная, как ее улыбка действует на большинство людей. Принц вздрогнул, скривился. - Знаете, в чем разница между вами и вашим отцом, ваше высочество? Он был истинным рыцарем, доблестным и справедливым. Он всегда помнил о разнице между врагом и другом и не спешил обращать друзей во врагов. Он не требовал от своих людей того, что они не могут дать. Он не играл на их чувствах. Он не мелочился там, где речь шла о жизнях его людей. Он умел любить. Именно поэтому люди шли за ним, счастливы были служить ему. Вы же, ваше высочество, не рыцарь, а торгаш, но и это получается у вас плохо. Принц приоткрыл было рот, и Деянира наклонилась вперед, чувствуя, как рот сводит от кривой улыбки. Эрик отшатнулся, и в глазах его были ненависть и страх. Так. - Клянусь пятью стихиями, - продолжила она все так же тихо, - что я всей душой мечтала встать рядом с ним на Арсолире. Не из корысти и не по долгу - по любви. Но он попросил меня остаться, чтобы защитить вас, ваше высочество, и я подчинилась. А вот вы - почему вы остались в столице? Почему вы сами не возглавили войско, как подобало бы наследному принцу? Неужели вы так же бездарны в ратном мастерстве, как и в ведении переговоров? Эрик-младший молча смотрел на нее, и Деянира подумала вскользь, что никогда не видела такого лица у Эрика Бесстрашного - никогда, даже в замке ор-Фаль, даже на Севере, когда они попали в ловушку... Встала, громыхнув тяжелым стулом. - И еще одно, ваше высочество. Из уважения к вашему отцу. Вы вольны быть любого мнения о Гильдии, но остерегайтесь оскорблять ее вслух. - Вы угрожаете мне? - шевельнулись сжатые губы. - Что вы сделаете против десятка взведенных арбалетов? Кое-где в мире и полностью истребили магов. Берегитесь, леди ор-Фаль. - Угрожаю? - усмехнулась она - И в мыслях не было. Но если уж разговор зашел об этом - кое-где в мире магам случалось менять королевские династии. Всего доброго. Отвернулась, громыхнула дверью. Гвардейцы, скучавшие в коридоре, отсалютовали ей, Деянира махнула в ответ.
По площади лупил отчаянный серый ливень, и Деянира шагнула в него. Ярость уже отгорела, и теперь она чувствовала привычную, почти родную боль, а еще - омерзение. Дождь не мог смыть этой грязи. "Может быть, будь вы с ним рядом, он бы выжил?" "опустошили казну, но не принесли победы" "мы оба будем знать, что и это случилось потому, что вы пренебрегли своим долгом"... И в чем-то он, несомненно, был прав. А ведь я все запорола, подумала Деянира. Желай я поссорить принца с Гильдией, я не могла бы действовать лучше. Если все прочее можно было свалить на личную антипатию, то прощание запросто можно истолковать как объявление войны. Идиотка. Ну и ладно, думала она, шагая по лужам. Пусть Бреслав даст мне отставку. Все равно, здесь мне делать больше нечего. Все закончилось. Как-нибудь они справятся и без меня.
***
Уже в дверях Пафнутьев понял, что что-то произошло. Дом казался пустым, и было очень тихо.
- Красиво тут,- сказал Кассини, озираясь.
- Большие бабки вложены, - отозвался Дариа, не то завидуя, не то прицениваясь.
По дороге в гостиную они не встретили ни единого человека, и только внутри Пафнутьев услышал голос Винсент, доносящийся из приоткрытой двери кабинета. И звучал он так, что если бы не тройка магов за спиной, Пафнутьев ломанулся бы в кабинет, сломя голову. А так он остановился, сохраняя нейтральное выражение лица и изо всех сил прислушиваясь.
- Да, - говорила Винсент. - Да, я виновата. Ты прав, я не должна была...
От рыка, который послышался в ответ, Пафнутьев едва не вздрогнул. Да, так, как прадед, умели кричать немногие.
- Она не должна была!.. Ты сама себя слышишь, соплячка?! Как ты...
- Пойдемте на кухню, - поспешно предложил Пафнутьев, - а то что-то есть захотелось.
Зайцев и Кассини шагнули было в указанном направлении, но Дариа мотнул головой и они тут же замерли.
- Ну уж нет, - сказал Дариа, обогнул Пафнутьева и открыл дверь шире.
- ... ты хоть понимаешь, что поставлено на карту?! - бушевал Бреслав. - Если этот сопляк решит прикрыть Школу - она же стоит на его земле!.. Провались они в Бездну, твои контракты, но мне нахрен не далась война Гильдии с престолом!.. Какая же ты дура... как я мог решить, что ты на что-то сгодишься?..
Пафнутьев схватил Дариа под руку.
- Выйди из кабинета, - зашипел он. - Немедленно!
- А я и так не в нем, - громко отозвался Дариа.
Винсент, сиящая в кресле у стола, повернулась к ним. Лицо у нее было... мертвое совершенно у нее было лицо. Она смотрела на них - и сквозь них, будто и не видела вовсе, и Пафнутьеву стало жутко.
- Кто у тебя там? - рявкнул Бреслав.
- Это... - Винсент попыталась ответить, но, кажется, еле могла говорить. Дариа опять оказался проворней в действиях, чем Пафнутьев в мыслях.
- Артур Дариа по вашему распоряжению прибыл! - отрапортовал он, ужом выворачиваясь из держащей его хватки. Двумя скачками он достиг зеркала и встал перед ним, сохраняя благостное лицо. Пафнутьев вошел следом.
Если бы взглядом можно было убивать, Гильдия не досчиталась бы еще троих магов. Несколько ударов сердца Бреслав разглядывал теснящихся у зеркала, и ноздри его раздувались от гнева.
- Отлично, - сказал он наконец. - Артур, с этой минуты ты принимаешь командование в Геронте. Все контракты на тебе. И при дворе аудиенцию попроси, а то эта курица умудрилась поссориться с принцем. Деянира, ознакомь Артура с делами и проваливай из столицы, чтоб духу твоего здесь не было!
Зеркало потемнело, только по комнате рассыпались остаточные нити Силы.
Несколько мгновений все молчали, друг на друга глядя.
- Я тут того... детишек в Школу отвез, - выдавил Пафнутьев. - И привез нашу новую команду.
- Мою новую команду, - поправил Дариа с нескрываемым злорадством. - Так что вы натворили, Винсент?
- Что я натворила? - переспросила она равнодушно. - Послала принца подальше. Почему - не ваше дело. И вас посылаю туда же.
- В смысле? Вы поняли, что командир теперь я, да?
- Да хоть император. Сгинь из моего дома и ребят с собой забери, хамло, - ответила она все с той же интонацией. - Контракты в конторе.
Пафнутьеву хотелось сейчас сделать многое. Дать в морду Дариа. Налить выпить Винсент. Включить зеркало и наорать на Бреслава. К сожалению, ничего из перечисленного сейчас сделать было нельзя.
- Ключ дайте! - заорал Дариа, когда Пафнутьев начал теснить его к двери.
Деянира зазвенела ключами, сняла с кольца нужный, и Пафнутьев передал его Дариа. Руки у Винсент не дрожали, просто были очень холодные.
- Около рынка неплохие гостиницы есть, - сказал Пафнутьев членам своей новой команды. - Выход - вон там.
Дариа попробовал возражать, но Пафнутьев уверенно довел его до входной двери. Ребята нерешительно протопали следом - то ли они были тугодумами, то ли привыкли молча подчиняться. Выпроводив их, Пафнутьев скорее вернулся в кабинет. Деянира сидела все там же.
- Тебя это тоже касается, - сказала она.
- Что именно? - опешил он.
- Выйди из моего кабинета и закрой за собой дверь.
И что-то в ее голосе было такое, что Пафнутьев не посмел ослушаться. Потом он часто упрекал себя за это, но слишком уж многое случилось за один день, больше, чем можно переварить.
Глава пятая
Они покинули столицу спустя декаду после королевской аудиенции. Марвин ждал этого с тревогой и нетерпением, почти не верил, что действительно уедет из города, где прожил два месяца, по протяженности равные паре лет. Он не знал, с чем встретится в этом путешествии, но верил, что оно будет прекрасным и удивительным.
Первый же день пути заставил его отказаться от подобных мыслей. Мир за городом оказался промозглым и серым, красные крыши домиков тонули в дымке, а дорога, еще мощеная на этом отрезке, от проливных дождей стала похожа на разлившийся весенний ручей. Следовало признать, что на дворе не лучший сезон для верховой прогулки, да и Марвин разнежился за время жизни в городе. Когда перевалило за полдень, и путешественники, наскоро пообедав, снова расселись по коням, юноше всерьез захотелось как можно скорее оказаться на постоялом дворе, в теплой постели - и с каждой в брод пересеченной лужей, с каждым новым порывом ветра, с каждой каплей холодной воды это желание все крепло. Ко всему прочему, учитель за день едва ли пару раз обратился к нему. Большую часть времени он держался рядом с Деянирой, развлекал ее беседой или просто молча ехал рядом. Нет, конечно, Марвин не ожидал ничего другого, но все же ему было обидно трусить следом, глядя, как машут хвостами их кони, и тщетно ловить обрывки бесед. Сократить дистанцию он не решался - вдруг они говорили о чем-то личном, и он был бы не к месту. Странное дело, думал Марвин, но путь в Геронт был куда легче - пусть даже и тогда не переставая лил дождь, пусть дорога от поместья до грааргского тракта в подметки не годилась этой, а вместо флегматичной и рассудительной Бирюзы под седлом был шкодливый Дикарь, обожавший ни с того ни с сего замирать на месте и вставать на дыбы при малейшем подозрении на опасность. Марвин продал его сразу по прибытии - и был тому рад. Но, как бы то ни было, тот путь был приятней. Может быть, дело в том, что тогда в воздухе пахло прелыми листьями и скорой зимой, а теперь - только сыростью и тленом? Или в том, что тогда он впервые в жизни распоряжался собой сам, а теперь лишь следовал за учителем? Тогда он видел впереди прекрасные миражи, а теперь - узкую колею, не им проложенную. Несчастен тот, чья мечта исполнилась. Или же все объяснялось куда проще: пока он сидел над книгами, тело отвыкло от активности, и теперь каждая мышца напоминала о себе.
Задумавшись, Марвин перестал держать дистанцию и почти догнал магов, чьи кони замедлили ход перед очередной топкой лужей. - ... почему бы нам не переправиться порталом, как все нормальные люди? - как раз спросила Деянира, и в голосе ее промелькнуло некоторое раздражение. - Не собираюсь оспаривать твои решения, но мне жаль тратить две декады на дорогу. - Меня укачивает в порталах, - отозвался Ханубис. - Как бы нам тут проехать? - Попробуем по обочине? - магичка тронула поводья, забирая вправо, где - на вид, по крайней мере, - было посуше. Ее лошадь, холеная рыжая ксальтка, жалобно заржала. - Да, Звездочка, мне тут тоже не нравится... Давайте за мной, по одному. - Восточный тракт, - сказал Ханубис, и по голосу его Марвин понял, что тот цитирует, - является наиболее живописным, благоустроенным и безопасным в королевстве геронтском. Путешествующие по нему могут насладиться пасторальными видами и комфортабельными постоялыми дворами, а также посетить множество исторических мест, преисполняясь за счет того любовью к родной земле и гордостью за культурное наследие... - Тпру! Так, еще правее, тут грязь... Что это было, Ханубис? - Альфонсо Ринальдини, "Путевые заметки негоцианта". Племянник нашего мэтра, кстати. - Узнаю родные интонации... Да, про любовь к земле - это он верно заметил, мы ее уже так преисполнились, что не отскребешь... Хоть про комфортабельность постоялых дворов не наврал. Я про первые сто лиг пути. Кое-как они миновали трясину, поднялись на холм. На миг вырвавшееся из облаков солнце осветило бурые поля, черепичные крыши придорожной деревни, блестящую ленточку оттаявшего ручья вдалеке. Ничего особенного, но Марвин почувствовал вдруг, что действительно любит эту землю, пусть даже погода не слишком хороша.
***
Постоялый двор действительно оказался вполне благоустроенным. Они быстро поужинали в почти пустом зале, - Ханубис рассказывал какие-то сплетни о геронтских магах, а Деянира смеялась обычным своим резковатым смехом, и Марвин не мог разглядеть на ее лице ни следа недавней потери. Но, видимо, и маги устали с дороги, поскольку, поужинав, почти сразу же поднялись в комнаты - и Марвин за ними следом.
Его номер был меньше и скромнее учительского, и находился у самой лестницы. Небольшая, но чистая комната, кровать, стул, стол, сундук. Вещи уже были аккуратно сложены у стола. Размотав тряпку, Марвин извлек на свет клетку с Эразмом. Конечно, хомячок более не нуждался в комфорте, не нуждался даже и в воздухе, с таким же успехом Марвин мог бы везти его в шкатулке, - но все же клетка была подарком ее высочества, воспоминанием о королевском дворе. Эразм вылез из своего домика, тусклыми глазками уставился на Марвина, потом загремел колесом. Не сразу и поймешь, что нежить. Повесив шпагу на гвоздь у кровати, Марвин разделся и ополоснулся над тазом. Снял с шеи цепочку неизвестного ему металла, темную, с острыми гранями, обладающую строгой и холодной Силой. Подарок учителя... неудобно принимать столько даров от него, но в последние дни дом напоминал лавку ювелира, с той лишь разницей, что большая часть драгоценностей была роздана бесплатно. А ведь учитель умеет быть щедрым, подумал Марвин, и щедрым бескорыстно. И многие в городе по-настоящему любят его - недаром столько людей, от придворных до нищих, приходило пожелать ему удачи на новом месте. И как узнали о скором его отъезде? Да что уж там... ты и сам видел от него лишь хорошее, почти все твои вещи куплены на его деньги, он заботился о тебе и терпел все твои выходки. Как же он не похож на темного мага из романов твоей матери... и кого благодарить за это? И чем можно расплатиться за эту милость? Цепочка резала шею, и Марвин сунул ее под подушку. Погасил свечу и почти тотчас заснул. Ему ничего не снилось, как и всегда.
Из сна его вырвал какой-то звук. Было темно, середина ночи, не время еще вставать. Показалось, должно быть, Марвин закрыл глаза, готовясь заснуть снова, но - не услышал, лишь ощутил движение воздуха. В комнате кто-то был. Марвин остался лежать, стараясь дышать медленно и легко, как спящий. Пожалел мимолетно, что не сможет дотянуться до шпаги - но зачем ему шпага, не может же быть, что кто-то хочет причинить ему вред? Незнакомец шагнул к кровати, легко, еле слышно, и Марвин почувствовал едва уловимый запах каких-то цветов. Женщина? Кто-то из служанок? Но что ей может быть нужно и почему она не зажгла свечу? Единственное предположение, посетившее его, было настолько невероятным, что впору рассмеяться вслух, но кто знает, вдруг... Марвин зажмурился. Еще шаг, ощущение пристального взгляда на лице, запах духов стал сильнее. Пальцы легко коснулись одеяла. Марвин ощутил, как гостья склонилась ниже, прислушался к ее дыханию... Она не дышала. Марвин увидел ее сквозь непроглядную тьму, - светлые волосы, распахнутые блестящие глаза, приоткрытый, будто для поцелуя, рот. Сердце ёкнуло, пропустило удар. Он закричал бы, если бы мог. Она склонилась над ним, зашептала что-то ласковое - и Марвин вспомнил, будто наяву, как шелестят страницы классификатора нежити, - и что-то еще, иное, словно одна картинка накладывалась на другую, - та, что здесь и сейчас, на ту, что нигде и всегда, - но не смог разобрать образов, как не мог понять и слов. Пальцы ее были холоднее снега. Потом, медленно, словно сквозь водную толщь, Марвин вскинул руки, попытался оттолкнуть ее... Она оказалась сильной, невероятно сильной; острые когти впились в запястья - и он забился рыбой в ее сетях, догадываясь уже, что проиграет, что все кончено, - ноги запутались в толстом одеяле, руки дрожали, как в мальчишеской игре "кто сильнее?", а она приблизилась уже вплотную, прижалась тело к телу, и волосы ее рассыпались по его лицу. Прижав его руки к кровати, девушка нацелилась на незащищенное горло, и паника накрыла Марвина с головой, но он был бессилен вмешаться - вспомнил молитву, не успел досказать... пальцы коснулись чего-то холодного, с острыми звеньями. Цепочка! Он ударил без замаха, одним лишь движением кисти, но девушка ахнула, выпустила его, и Марвин хлестнул снова, попал по обнаженному плечу. Она отпрыгнула, зашипела, в следующий миг прыгнула снова, но Марвину удалось уже сесть, вскинуть руку... Цепочка поднялась в воздух по дуге и, будто сама, опустилась на ее голову, скользнула ниже, обвив шею. Девушка визжала беззвучно - так, вероятно, как кричал только что он; а Марвин рванул цепочку на себя, молясь лишь о том, чтобы та выдержала, натягивая все туже, пытаясь задушить, - вспомнил, что не задушишь, - но девушка рвалась в панике, утратив недавнюю силу, царапалась, и в глазах ее билась - мольба? страх?.. Толкнув ее на кровать, Марвин навалился сверху, все теснее забирая цепочку в кулак, другой рукой схватил гостью за запястье... - Прекрати, хватит... - Отпусти меня... Голос - охрипший, испуганный, был ему незнаком. - Еще чего... - Пожалуйста... Со скрипом дверь отворилась, и комнату заполнил ослепительный свет свечи. - Ого! - сказал кто-то. - А я узнал, что вы здесь остановились, милсдарь магик, да и вспомнил, что я же вам обещал про Орну рассказать... Ладно, если вы тут заняты, я попозже зайду. Или пораньше?.. Ладно, ухожу, не отвлекайтесь. - Йо, - сказал Марвин чужим холодным тоном. - Зайди, пожалуйста, в комнату, и закрой за собой дверь. Менестрель подчинился мгновенно.
***
При свете гостья совсем не походила на Орну. Обычная девушка, каких в Геронте сотни, если не тысячи: тоненькая блондинка с вздернутым носиком. Впрочем, из-под верхней ее губы торчали острые и белые клыки, а бледная кожа была холодна, как у трупа. Как и подобает нежити. - Отпусти... - зашептала она опять. Марвин перехватил свой конец цепочки поудобнее. - Зачем мне отпускать вампира? - Так это вампир? - поразился менестрель. - А я-то думал... Он подошел ближе, бесцеремонно их разглядывая, посветил свечой. - Мне больно, - жалобно сказала девушка, - жжётся... - Ну а то... - протянул Йо. - В первый раз вижу, чтобы вампиры сами к некроманту в гости заходили. То есть я вообще первый раз вампира вижу... А она ничего так, симпатичная... - К некроманту?! - вампирша захлебнулась возгласом. - Замолчите, вы оба! - приказал Марвин. - Мне надо подумать. Она больше не сопротивлялась, не пыталась вырваться, но Марвин боялся отпустить ее или хотя бы сменить неудобную позу. - Я не причиню... - Как твое имя? - Флора... - Флора, - сказал Марвин, - поклянись мне Бездной, что более не попытаешься причинить мне... или ему... вреда, прямого или косвенного. И останешься здесь, пока я не дам тебе разрешения уйти, и будешь повиноваться, и отвечать на мои вопросы, и говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. Менестрель присвистнул в явном восхищении, но Марвин не смог бы выразить словами, насколько ему сейчас не до того. Хорошо, что он вспомнил формулу - хоть ему и показалось, что что-то он упустил. Ладно, не суть. Запинаясь, Флора повторила слова клятвы. Марвин с облегчением освободил ее, бережно надел цепочку себе на шею. Вот тебе и подарок... Отстранившись, он сел на край кровати. Флора привалилась к стене, зажимая горло и глядя на него, как кролик на волка. Менестрель так и стоял, высоко подняв свечу, с лицом вдохновенным и придурковатым, и разглядывал вампиршу. Марвин почувствовал, как по телу прошла волна дрожи, поспешил закутаться в одеяло. Он не хотел, чтобы они заметили. - Йо, - нарушил он молчание. - У тебя не найдется чего-нибудь спиртного? - Спиртного? - повторил менестрель недоуменно. Потом лицо его просветлело. - А знаешь, найдется! Я пел сегодня, так они мне бутылку от щедрот выделили. Где там моя котомка? А, да, я ж ее на стол бросил... Не знаю, что уж там налито, подозреваю, что жуткая гадость, но что поделать, за встречу же надо выпить, я правильно говорю? Ну и за знакомство... А что это у тебя, хомяк? Ух ты... Продолжая болтать, Адар Йо Сефиус вытащил из сумки оплетенную бутыль, три жестяных стаканчика, развернул тряпицу с вареными яйцами и картофелем. Марвин наблюдал за каждым его движением. Он был совершенно спокоен - просто его трясло. Надо позвать учителя, думал он. Сначала выпить, а потом сходить... или послать менестреля? Или взять Флору с собой? И что учитель скажет на такие новости... - Мэтр магик, девушке плеснуть? - Она не пьет... насколько я знаю. - Да ну? Вот верно говорят, у нежити все не как у людей... Или все-таки выпьете, милсдарыня Флора? Вампирша моргнула, шмыгнула носом. - А почему ранки не заживают? - тихо спросила она, опуская руки на колени. - Они теперь навсегда останутся? - Не знаю, - признался Марвин. Это что, единственное, что ее сейчас тревожит?! - Они должны были зажить, - продолжила Флора. - Так Гумберт говорил. Но вы же... некромант, как вы не знаете? - Я только ученик некроманта, - пожал он плечами. - Спросите потом у мэтра Ханубиса, он, наверно, знает. - Вы - его ученик?! Аравет Милостивая... - она охнула, зажала рот рукой. - Я не знала! Клянусь вам, я не знала! Соскочив с кровати, Флора рухнула перед ним на колени. - Клянусь, я не хотела навредить вам... я просто хотела есть, но я бы выпила совсем немного, вы бы и не почувствовали... Я не знала... - она разрыдалась, закрыла лицо руками. Марвин готов был сквозь землю провалиться, поэтому просто продолжил сидеть, завернувшись в одеяло. Менестрель сообразил быстрее. Сунув Марвину его стаканчик - руки ходили ходуном, - он присел рядом с девушкой, приобнял ее за плечи: - Милая, да что вы так убиваетесь? Ну, подумаешь, он ученик, так что теперь? Встаньте с пола, простудитесь же, давайте я вас на стул посажу... Вот так, да... А то выпейте с нами, лучше станет... - Вампиры не пьют, - плакала она, - да и не поможет это... Он же убьет меня, как Стася и Гумберта... Я точно знаю, он меня убьет... Аравет Милостивая, ну почему я такая дура невезучая? Я так есть хочу... Я терпела, вылезти боялась, и вот... первый же раз... ну почему так, почему?! Думала, прокрадусь тихонько... а тут... Марвин залпом выпил. Менестрель не соврал, пойло и вправду было мерзостным. Передернувшись, Марвин встал взять что-нибудь на закуску - и Флора шарахнулась от него, едва не упав со стула. Менестрель придержал ее за плечи, скорчил Марвину зверскую рожу - мол, сиди уж! - и тот сел обратно. Тепло медленно разливалось по его венам; напряжение - испуг? Сила? - начинало сходить на нет.
Флора всхлипывала, размазывала слезы по щекам - и казалась в этот миг обычной девушкой-простолюдинкой, каких тысячи, никак не могущественной и опасной нежитью. Глядя на нее, слушая сбивчивый говорок, типичный для этой части страны, Марвин чувствовал жалость, а еще - разочарование. Йо что-то ласково шепнул ей, и Флора зарыдала еще отчаянней.
... история ее, вероятно, была обычной. Она выросла при гостинице - с малых лет привыкла помогать родителям, любила играть в куклы и перемигиваться с мальчиками в храме. Так она прожила пятнадцать лет своей первой жизни. Всю осень Флора с матерью и сестрами шила приданое, а весной должна была выйти замуж за сына знахаря. Потом разнеслась весть о близкой войне, и Руди забрали в ополчение. Он обещал вернуться, она обещала ждать.
Тот постоялец ничем не выделялся из прочих. Выгодный клиент из благородных - разве что приехал уже после захода солнца, да комнату снял не до утра, как обычно, а до вечера. Флора проводила его до номера, пожелала доброй ночи - и все, ничего более. Потом она винила себя, что ничего не почувствовала, но ведь действительно, он был совершенно обычным! Симпатичным, щедрым, но это же не редкость... Утром она проснулась совсем больной. Голова кружилась, и все падало из рук. После третьей разбитой тарелки мать отправила ее в постель. Потом Флоре снился сон, длинный, ужасный и завлекательный сон, и все вокруг пахло розами, почему-то розами. На третий день она умерла. Это она знала точно, потому что, лежа в гробу, слышала отпевание и голоса провожавших. Ее, оказывается, любили в деревне. А потом Гумберт, давешний постоялец, разбудил ее, и началась новая жизнь ("не-жизнь" - уточнил Марвин и устыдился того, она же только кивнула - верно, не-жизнь). Они жили втроем - Гумберт, она и Стась, паренек, немногим ее старше, - жили в старом замке недалеко от Себровира, и все было неплохо. Гумберт был добр к ней и дарил ей красивые платья, подарил даже фарфоровую куклу эльфийской работы, а таким ведь цены нет! - и учил ее разным забавным штучкам; и даже спать с ним оказалось не так уж неприятно. Он говорил, что теперь она должна забыть прошлую жизнь, и Флора старательно забывала и привыкала к этой. Она не сердилась на него: Гумберт хотел как лучше, просто она понравилась ему в тот вечер, и он сделал то, что счел для нее благом. А Стась был совсем хорошим, он знал множество историй и часто смеялся, а еще он играл на флейте так, что душа рвалась из груди. Они жили скромно, только иногда выбирались в Себровир поужинать. Ну а потом, после Арсолира, когда Руди погиб, Гумберт предложил слетать в столицу - он ведь умел летать, и они могли летать вместе с ним, - и там они встретили некроманта, и все кончилось, быстро и жестоко. Вернее, это для них все кончилось быстро, - для ее семьи. Флора же осталась одна. Некромант велел ей убираться из города, и она не могла ослушаться. Пути в замок она не помнила, поэтому вернулась в свой первый дом, и это было хуже всего. Она знала потаенную пещерку у погоста - там и спала днем, но боялась выйти ночью, увидеть кого-то из родных, услышать обрывок разговора, попасться на глаза знакомым. И ночь от ночи отчаянье становилось беспросветней, а голод - острее. До того она и не подозревала, что голод это - вот так, Гумберт всегда кормил их досыта. Она боялась жить, ибо не знала, как; и боялась умереть - ведь вампира тяжело убить, и смерть его мучительна, но потом голод пересилил все.
... слезы перестали литься, и Флора, обхватив себя руками, покачивалась на стуле, глядела в стену, - жалкая, бледная, с покрасневшим носом и пятнами на щеках. - Бедная, - сказал менестрель. - Вы не презираете меня? - спросила она одними губами. - Понятно, нет. - Нет, - сказал Марвин.- За что вас презирать? - Но я... мне же нравилось... - Ты чего, сестренка? - возмутился Йо. - Ты сама, что ли, к этому козлу явилась? А если и да, ты ж не просила, чтобы он тебя вампиром сделал?! Соскочив с краешка стола, где он примостился на время ее рассказа, менестрель зашагал по комнате взад-вперед. - Ага... - выдохнула она неуверенно. Марвин теребил пальцами цепочку. Стараясь не глядеть на Флору слишком пристально, чтобы не испугать ее снова, он соображал, что же ему следует предпринять. В сухом остатке он понятия не имел - что, знал только, что не сможет выдать ее учителю. Ханубис ведь действительно убьет ее... она ведь вампир, нежить, не более того. Если бы она прокусила ему горло, что бы с ним случилось? Даже если она старалась не причинять вреда - значит ли это, что не причиняла на самом деле? Но, как бы то ни было... пусть не он станет причиной ее смерти. Флора все так же раскачивалась, отрешившись от окружающего мира, смертельно бледная в своем желтом платье. Свеча сгорела уже наполовину, но в щелях ставней виднелась черная, ночная темнота. Значит, время еще есть. Менестрель наполнил рюмки снова и с размаху опустился на кровать рядом с Марвином. - Будем! - и тут же спросил много тише, каким-то не своим голосом:- А кровь ведь не обязательно прямо из тела пить? - Да нет... если свежая, так все равно... а что? - А ничё! Эхх, сивушная зараза... да ты пей, милсдарь магик, пей. А что эльфья - ничего? То есть, у меня она не вся эльфья, но... - Йо, - спросил Марвин, обернувшись к нему. - Ты о чем? Глаза менестреля были спокойными и внимательными, словно он где-то потерял маску жизнерадостного недоумка. Сейчас эльфья кровь в нем была заметна куда больше, чем обычно. - О том, - сказал он, - что голодная она. Вот ты голодал когда-нибудь? То-то же. Я так думаю - она маленькая, ей много не надо. Мне не жалко, во всяком случае. Только вот горло мне как-то подставлять неохота... хотя сюжет был бы славным... но кто ее знает, вдруг увлечется? - А-а... - только и выдавил Марвин. Адар Йо Сефиус поднялся, взял со стола стакан, оставшийся с вечера, допил остатки воды. Потом он взял нож, придирчиво оглядел его на свет. Капнул на тряпицу из рюмки и тщательно протер лезвие. - По запястью резать, да? - неуверенно осведомился он. - Поперек? Марвин сбросил одеяло, встал, словно очнувшись от сна. - Дай сюда, придурок, - сказал он. - Жилу перережешь, потом играть не сможешь. В кармане сумки, он помнил, был моток бинта. Положив его на стол, Марвин отобрал у менестреля нож, отрезал кусок. Подумал мельком, что лезвие тупое и пора бы уже, в конце концов, обзавестись собственным ножом. - Потом перевяжешь, а то одной рукой неудобно. - Ты чего? - возмутился Йо. - Сам что ли того?.. - Ну, я же тут ученик некроманта, - усмехнулся Марвин. - Мне по статусу положено. Можешь свечку повыше поднять? - Вы... - медленно сказала Флора, глядя на них расширившимися глазами. - Вы чего? - Мы ничего, - сказал Марвин. - Тебе стакана хватит? - Да, но... - она сглотнула. Вцепилась пальцами в колени, скомкав подол. - Вы, наверно, не знаете, я должна вам сказать! Кровь... она обладает Силой. Если я выпью вашей крови, между нами установится связь... на несколько дней, но я смогу чувствовать вас, влиять... - Ты же поклялась не причинять мне вреда? Уроки учителя не пропали даром. Нащупав вену ниже локтя, Марвин резанул, - рука не дрожала; подставил стакан, наблюдая, как потекла по стеклу темная струйка. Это заняло какое-то время. Чуть меньше, чем на половине, кровь остановилась, пришлось сделать еще один надрез. Было больно, больнее, чем в первый раз. Когда дело было закончено, он передал стакан Флоре, оперся о стол. В глазах потемнело, но это же ничего... - Ты как? - спросил Йо каким-то странным тоном. - Да все нормально... - неуверенно сказал Марвин, - голова кружится, разве что. Давай я сяду, а ты еще налей пока. - Знаешь, при кровопотерях надо красное мясо есть, - очень авторитетно сказал Йо. - И печень. - Знаю. Они молча выпили, помолчали, стараясь не смотреть на Флору, которая, прикрыв глаза, медленно, по глоточку, цедила свой напиток. Неожиданно Марвин вгляделся внимательней в позеленевшего менестреля - и не выдержал, засмеялся. - Ты крови боишься, да? - Нет, - помотал тот головой. - Не боюсь. Но мое душевное равновесие... несколько пошатнулось. - Ничего страшного, - сказал Марвин. - К этому очень быстро привыкаешь. Менестрель хмыкнул и уставился в пол.
Флора встала, грациозно потянувшись, вернула стакан на стол, шагнула к Марвину. Она улыбалась - нежной, мечтательной улыбкой. Опустившись на колени, она поцеловала ему руку. - Спасибо вам, - у нее даже голос изменился. Он не ответил, не отнял рук. В этом ее жесте не было приниженности, как раньше; напротив, он смотрелся как часть ритуала - изящный, выверенный, естественный. Какой-то миг Марвин пытался понять, изменилось ли что-то в нем самом или окружающем мире, но ничего не почувствовал. - Я ничего больше не могу для тебя сделать, - нарушил он общее, на троих, молчание. - Думаю, лучше вам уйти сейчас, скоро светает. - Да, конечно, - согласилась Флора с улыбкой. - И все-таки постарайся уехать отсюда, тут тебе будет трудновато жить. Йо, ты сможешь помочь ей? - Да не вопрос! - отозвался менестрель. - Только... - он осекся. - Только что? - Да ничего. Про Орну я тебе так и не рассказал. - Ничего. Если сведут дороги, еще встретимся. Может быть, оно и к лучшему, что не успел, - сказал Марвин, и зевнул. Как ни смешно, ему вдруг очень захотелось спать. Йо уже натянул на уши шапочку и стал укладывать свои пожитки в сумку. Флора потянулась, встала. - Спасибо, - повторила она шепотом. Потом вдруг наклонилась и чмокнула Марвина в щеку. От нее пахло розами. - Я в долгу перед вами, и я не забуду.
***
Еще девятнадцать дней, думала Деянира, меньше двух декад. На день меньше, чем вчера. Эта мысль успокаивала, почти равняла явь с ночным забытьем. Глотнув остывшего чая, она взглянула за окно. Распогодилось, туманная дымка казалась розовой и невесомой, будто пеньюар шлюхи. По крайней мере, не придется скакать под дождем, подумала Деянира, и сроку осталось на день меньше. Если дорога подсохнет, успеем быстрее. Отлично. Глотнув остывшего чаю, она потянулась за блюдечком с джемом. Марвин опять зевнул. Он явно не выспался, да и проснулся не полностью. - Насколько мне подсказывает мой опыт, - глубокомысленно произнес Ханубис, - ложка - не лучший инструмент для разрезания хлеба. А тебе как кажется, Марвин? Тот вздрогнул, порозовел, звякнул ложкой, смущенно захлопал ресницами. Хороший мальчик, но больно уж трепетный. - Простите, учитель... - Прощаю. Однако мне было бы интересно узнать, что же ты делал ночью вместо того, чтобы отсыпаться? Марвин покраснел как маков цвет. Закусил губу, скосил глаза на Деяниру - она сделала вид, что всецело поглощена намазыванием джема на булочку - и, наконец, ответил: - Одна из местных девушек... она... - задохнувшись, он уставился в скатерть. - Ну что же, - улыбнулся Ханубис, - поздравляю. Ешь побыстрее, скоро выезжаем. И да, вот еще что: если вдруг заметишь что-нибудь неладное - скажи мне сразу, ложная стеснительность тут неуместна. Лучше пять минут стыдиться, чем потом пять лет лечиться, как говорит мэтр Эсмур. Марвин подавился, и Деянира похлопала его по спине. Н-да, жестко Ханубис с ним... но, с другой стороны, вполне верное замечание. Чем раньше мальчик избавится от иллюзий по поводу придорожных девочек, тем лучше для него. А стесняться здесь некого.
Солнце пригревало, и лужи сверкали, брызги взлетали из-под копыт пригоршнями серебряных монеток. Деянире казалось, что в воздухе пахнет весной, хотя, конечно, этого не могло быть - середина зимы, куда там! Будь мир таким же, как прежде, тут был бы санный наст и сугробы в пояс по обочинам. Мороз, белые-белые деревья, утонувшие в белизне деревни. Верно, там было жарко, на Арсолире. И все-таки в воздухе едва уловимо, на грани сознания, пахло яблоневым цветом. - Замок ор-Фаль где-то неподалеку, да? - обернулся Ханубис. - Да, - отозвалась она не сразу. Сжала бока Звездочки, поравнялась с некромантом. - Еще две лиги или около того, будет дорога на юг. День пути, может быть, полтора, если ехать шагом. А что? - Не так уж далеко от столицы. Меня всегда удивляло, почему герцог ор-Арсо укрепился именно здесь. Дея вгляделась в лицо Ханубиса, но, как всегда, ничего не смогла разобрать. Раздраженно фыркнув, она стянула перчатки, сунула их за луку седла. Он отлично знает, как она ненавидит рассказывать о той кампании. А впрочем, почему бы и нет? Если это зачем-то ему нужно, почему бы не дать ему эту мелочь? - Ошибка в расчетах сначала, промедление потом, все как обычно, - проговорила она. - Бьерн ор-Арсо сперва надеялся напасть на столицу, ждал здесь войска, но их задержало восстание в городе. Когда они все-таки вышли, Эрик... Эрик Бесстрашный уже ждал их. Он дал им бой на холмах Витхольд... Она замолчала, припоминая, - утренний холодок, изморозь на траве, фляга с гномьей из рук в руки - по глотку, не больше, согреться, а то ишь, как колотит... Заметила краем глаза, что Марвин подъехал ближе. Что, мальчик, хочешь послушать военные байки от очевидца? Слушай. Расскажешь потом внукам... хотя внуки, небось, захотят Арсолир... - Ему удалось использовать все преимущества. Он застал их врасплох, атаковал сверху. Кроме того, они не ожидали, что он заручится поддержкой Гильдии. Это была славная битва... Ханубис улыбнулся ей, и Деянира улыбнулась в ответ. - Мы с Монтелеоне ударили по ним огнем, и они здорово струхнули. А потом Дин навел морок - ему отлично удавались эльфьи штучки, - и конница Эрика пошла в наступление. Их было тысячи четыре, а у нас - всего семь сотен, и они бежали, представляешь? Конечно, будь с ними маг, мы не отделались бы так легко... Новичкам везет. А Бьерн ор-Арсо... он попытался взять Геронт, но там его встретил герцог ор-Либен. Этого Бьерн не ожидал, он не думал, что кто-то из оров придет Эрику на выручку, ведь кем он тогда был? Всего лишь мальчишкой. Но ор-Либен пришел. Что Бьерну оставалось? Он потерял почти все войска, а ему-то на помощь никто не спешил... Либен позаботился об этом. Бьерн отступил в замок. - Я так понимаю, шансов у него оставалось немного, - заметил Ханубис. - Но он мог бы прорваться на север, пока войска не соединились. - Княжна Елена ждала его в замке, - сказала Деянира. - Любовь? Хмм... Глупо. Эрик бы не тронул женщину, пусть даже и обманувшую его. Максимум, отослал бы обратно в Угорье. - Так-то оно так... - Деянира потерла щеку в замешательстве. Впрочем, чего уж там? Все равно все участники той истории мертвы, а этим интересно. Тот же Марвин слушает уже не стесняясь... Как же, история будто в романах. - Княжна ждала ребенка от герцога, может быть, дело в этом. - Вот как? - сказал Ханубис. - Я не знал. - Ничего удивительного, всего несколько человек знали. Я, Монтелеоне, Эрик. Скорее всего, кто-то из гвардейцев. Всё. Кони ступили в лужу, и солнечные зайчики рассыпались, запрыгали перед глазами. Стайка воробьев с возмущенным чиканьем взлетела с дороги. - Она погибла при штурме, да? Несчастный случай, или?.. - Либен пытался подкупить нас, - ответила Дея медленно, прислушиваясь к отголоскам яблоневого цвета в воздухе. Той весной все яблони у замка Фаль стояли словно в снегу, словно в тумане, и запах был густым, почти нестерпимым. Солдаты рубили ветви на фашины, и цветы разлетались по земле, прилипали к свежей грязи на сапогах... - Он очень боялся, что Эрик все-таки возьмет ее в жены. Он ведь так хотел видеть его на троне, может быть, больше, чем сам Эрик хотел, - ну и собирался сосватать ему свою дочку. Неважно. Попытался, но Монтелеоне послал его к Духу, да еще обещал дорогу указать. А княжна... погибла по нелепой случайности... Усмехнулась себе, - чего уж стесняться? Теперь-то? - Княжне не стоило бросаться на меня с ножом, - сказала Деянира. Усилием воли оставила шрам в покое, погладила Звездочку по шее.- Она успела меня порезать, а я испугалась и толкнула ее. Она отлетела, ударилась виском об стол и умерла на месте. Глупо получилось. А дальше... дальше вбежал Эрик, это все увидел. Тут замок затрясло - у ор-Арсо была своя ведьма, и Дину удалось ее вычислить далеко не сразу, - затрясло, и камни посыпались. Мы побежали - идиоты - а когда были в коридоре, потолок обрушился. Не будь мы тогда под балкой, была б в Геронте новая династия. Ну а что дальше было, я только по рассказам знаю. Выбили последних защитников, Арсо выпустил себе кишки - так говорили, по крайней мере, хотя, зная Либена, я бы ему верить не стала. Дин все-таки прикончил ту ведьму. Потом хватились Эрика, начали искать. Коридор расчистили часов через восемь. Как же Сомс ругался - мол, доберись они до меня быстрее, он бы мне на морде и кошачьей царапки не оставил. А я ведь еще боялась, что балка обрушится, держала ее, а сколько у меня там Силы было? И кровь не остановишь... - Ты ведь впервые об этом рассказываешь? - спросил Ханубис, и Дея не поняла, к чему он клонит. - Команда знала, - коротко ответила она. В молчании они проехали очередную деревеньку, сады - верно, яблони стояли голыми, с чего бы им цвести? - А золото с Либена мы все-таки срубили, - сказала она потом, ни к кому не обращаясь. - До последнего "цыпленка", всю сумму, что он обещал. Я еще коня купила... его потом на севере положили. А Эрик принял мою присягу и даровал мне титул - как будто в этом дело было. - Замок восстановили? Деянира обернулась к некроманту в удивлении. - Веришь ли, - сказала она, - не интересовалась. - Жаль, - пожал плечами Ханубис. - В наше время полезно иметь место, куда можно уехать, если на старом становится неуютно. - Что? Поворот на поместье ор-Фаль они миновали молча.
Глава шестая
Максимилиан Плант с раннего детства испытывал пиетет перед цифрами. Родившись в семье лавочника, он с ранних лет выучился счету, но не это привлекало его. Ему казалось, что за внешним слоем - листом бумаги и рядами чисел на ней - скрывается нечто большее - ключ к тайнам мира. Какое-то время он даже мечтал стать магом, но быстро выяснил, что магия, хотя и базируется немалой своей частью на вычислениях, требует талантов и иного рода - каковыми юный Плант не обладал даже и на том минимальном уровне, что доступен любому простецу. Справедливости ради стоит признать, что тогда же в нем обнаружился иной талант - сопротивления к магическим воздействиям, но это едва ли смягчило его скорбь. Второй сын в семье, он не мог рассчитывать на наследство, а потому, едва подрос, отцовским благословением и парой старых знакомств был отправлен на государственную службу. Пять с половиной лет Макс прослужил в первом финансовом отделе казначейства его величества и уже почти достиг той ступеньки карьерного роста, на которой можно тихо сидеть за подсчетами, но и тут судьба подшутила над ним. Сметливого и быстроногого паренька заметили - и перевели во второй, особый, отдел. Таким рывком следовало гордиться, и он гордился. Но о тихих часах над вычислениями следовало забыть - руководство нашло в нем таланты, куда более подходящие государственным нуждам. Привалившись спиной к телеге, Максимиллиан Плант лениво жевал соломинку, слушая, как разгорается и взмывает к невиданным высотам сквернословия спор между угорским послом и капитаном ор-Хоффом, командующим королевскими гвардейцами. По старой своей привычке он считал. Экспедиция покинула столицу позавчера утром с тем расчетом, чтобы, делая по двадцать пять коротких дарлиенских миль в день, достичь объекта за две декады. Реальность, как свойственно ей, оказалась далека от расчетов штабских зазнаек: дорога, починкой которой близлежащие бароны явно пренебрегали, никак не годилась для передвижения телег, особенно столь сильно груженых - и по всему выходило, что даже двадцать миль были бы отличным показателем, - пока же они преодолевали за день не больше пятнадцати. Вот и сейчас передняя телега застряла: третий раз с утра и двенадцатый с начала пути. - Супостаты, отродье духово! - привстав на носки и оттопырив живот, чтобы казаться выше, орал посол, высокородный боярин Светозар Радогорский, известный также под прозвищем Бульба. Как и все угорцы, на общем он говорил так, будто железом лязгал. - Знало бы их высочество, за что вам золото плочено, чай всех бы на шибенеце перевешало! - За благородную службу нам высочество платит, - не отставал и ор-Хофф. Голос у него был мощный, на плацу поставленный. Слушая его, Плант, несмотря на неприязнь между гвардией и вторым отделом, невольно преисполнялся гордости. - За то, чтоб от опасностей толстомордиков хранить, а не за то, чтоб ихние телеги из грязищи доставать! Ты, мессир, орать хорош, так на дармоедов своих ори - телеги ваши, вы и таскайте! А унижать гвардейскую честь всякому бобру штатскому - не позволю! Несдержан, с сожалением подумал Плант, и королевской линии не блюдет. Донести? А, успеется. Сейчас-то заменить его некем, да и не доверил бы его высочество дело тому, кого не ценит. Растолковать бы ему по-хорошему, что гостей - до поры - обижать не велено, так он ведь и слушать не станет, только обзовет нелицеприятно. Хотя не к лицу особисту гордость, долг важней - и по долгу поговорить с ним надо, какова бы ни была реакция. Потом, наедине. Перекусив соломинку надвое, Плант с сожалением оторвался от телеги и зашагал к спорщикам, ловя косые взгляды и короткие поклоны спутников. В этот раз он путешествовал под настоящими своими именем и чином. Как ни горько Планту было это признавать, королевская экспедиция выглядела сейчас как бродячий цирк на привале. Телеги стоят криво, лошади удрали на обочину и жадно объедают стебельки озимых, не внемля воплям конюхов, упряжные волы легли прямо в грязь, а слуги вместо того, чтоб хоть что-то сделать, по примеру начальства пререкаются друг с другом. Постыдились бы престола - работать так неаккуратно. Да и вся затея нехороша - мало того, что в духов день вышли, когда никакое дело затевать не стоит, так еще в караване шестьдесят четыре человека, то есть число, пяти не кратное. И что им стоило еще одного взять? Он же писал... Пробегающий мимо мальчишка едва не сшиб его с ног, Плант отшатнулся, и сапоги немедленно по щиколотку погрузились в липкую грязь. - Куда торопишься, отрок? - зашипел он, поймав торопыгу за ворот. Тот извернулся, уставился на него ясными глазами: - Мэтр Никон кое за чем послал, мэтр старший интендант, - солидно доложил он. Темноглазый, вихрастый, лицо перепачканое, но смышленое. Не по нашему ли ведомству? Мысль была лишней: Плант знал, конечно, что особистов в экспедиции вволю, но официально под его началом были лишь трое, а о прочих знать не велено. - И зачем же? - Флягу им принести велел, а то, говорит, магическая Сила кончится. - Серьезно...- по роду службы Плант довольно много знал о магии, но слышать о том, что без спиртного Сила кончается, ему не доводилось. Зато случаев, когда под воздействием алкоголя заклятья шли вкривь и вкось он мог перечислить сколько угодно. - А то ж... - подтвердил мальчишка. - Так я пойду, а, мэтр? - На вот, мою возьми, - распорядился Плант. - И поклон от меня передай. Перечить паренек не посмел - вильнул за спины скучающих гвардейцев и исчез. Еще и спивающийся мэтр Никон, подумал Плант, с его парящим баркасом. Спешите видеть, только в этом сезоне. Цирк его высочества в турне по долине Роэльсдат. Ну что ты будешь делать - прервал он себя - такие ассоциации, что хоть на себя бумагу катай. По крайней мере, один номер предотвратить удалось - в плантовой фляжке плескался яблочный сидр, ничего крепче Плант на дух не переносил. Значит, не будет баркас парить в поднебесье - сегодня, по крайней мере. Скандал у передней телеги рос и ширился, привлекая все новых участников. - Не позволю! - громыхал Рэрин сын Фрагода из торговой компании "Подгорное царство экспорт". - Не позволю разгружать, сукины вы обормоты! Так впрягайте, дылды худосочные! - А этого не хочешь? - рявкнул в ответ Литвак, старшина обозной службы, из егерей родом. И показал, чего именно. Гном громкогласно фыркнул, уткнув руки в бока. Подбородок он выпятил так, что серебристая борода, по-походному заткнутая за пояс, натянулась лентой. Литвак, взмахнув у гнома под носом бугристой рукой, начал подробно и с большой экспрессией объяснять, как именно застряла злополучная телега, почему вытащить ее груженой не выйдет, почему бесполезно перепрягать быков и где именно и в каких позах он видел тех, кто все это придумал. Народ, занятый имитацией деятельности, останавливался послушать. Угорцы, собравшись вокруг кружком, одобрительно перешептывались, только что не записывая понравившиеся обороты. Учитывая, к кому именно они были обращены - на взгляд Планта, их запись стоила бы лет пятнадцать на рудниках, с конфискацией и бичеванием батогами. - А все равно не позволю, - отрезал Рэрин, когда Литвак затих, втягивая ртом воздух. - А то я вас не знаю, трутней криворуких. Все вы можете, ленитесь только, а так груз ценный разобьете и скажете, мол, так и было. - Да что у вас там за дрянь понагружена? - не выдержал Литвак. - Хрустальные фужеры или что? - Не твоего ума дела... - степенно начал Рэрин, но тут из-за его плеча высунулся сородич пониже ростом и седой как лунь. Плант ринулся вперед, посол и капитан тоже, каждый со своей стороны, но старенький гном, сияя добродушной улыбкой, уже излагал всем желающим государственную тайну категории "бета": - А там у нас батисфера, сиречь шар металлический для подводных наблюдений, снабженный оконцами хрустальными и хватальцами самодвижущимися. На одной телеге половинка и на второй половинка - ясненько? - Угу, - сказал Литвак. Судя по выражению на его квадратном лице, он наконец-то осознал, что выражение "от многих знаний многие печали" в чем-то верно. Зеваки вокруг рассосались - как их и не было. - Дядюшка, ну зачем же вы так? - с упреком сказал зардевшийся Рэрин. - А что такое? - Так люди же кругом! Зачем им знать, что вы... - приобнявши дядюшку за плечи, гном перешел на родной язык. На слух Планта, если угорский звучал как лязганье металла, то гномий - как удары камнем по камню. Особист громко кашлянул, привлекая внимание. Литвак побледнел. Ор-Хофф демонстративно отвернулся, разглядывая поля. - А вот и Максимка Плантов явился, - с сарказмом изрек посол. - Может, хоть вы мне объясните, как это все называется и когда кончится, а, господин интендант? - Никак не могу знать, мессир, - скромно отвечал Плант. Посол усмехнулся, шмыгнул увесистым носом. Пальцы его, унизанные перстнями, споро, будто блох ловил, перебирали бороду. - У нас так говаривают - две беды в стране, остолопы да тракты. И если одну легко кайлами да лопатами поправить, то что будешь с трактами делать? - Я бы предложил одной бедой лечить другую, мессир, - сказал особист. - В частности, мессир ор-Хофф мог бы послать гонца с требованием засыпать особо пагубные колдобины. Если, конечно, он уполномочен на это его высочеством. - Да ну? - вскинулся посол. Обернулся к вояке, по-прежнему глядящему вдаль. Слишком много воды на полях, подумал Плант машинально, озимые сгниют. А если заморозки грянут - замерзнут к духовым псам. Сам он в земледелии не разбирался, услышал вчера на постоялом дворе. Надо будет уведомить, что народ волнуется. - Дик! - рявкнул ор-Хофф. - Быстро ко мне! - Вот как все славно, - добродушно улыбнулся Плант Литваку. - А вы нервничали. - И добавил, одними губами, поскольку рев ор-Хоффа полностью заглушал лишние звуки. - Зайдите ко мне вечерком, подпишете кое-что. Тот взъерошил серый с проседью чуб, вздохнул тоскливо: - Чтоб я сдох... То есть так точно, мэтр старший интендант! А с телегой-то что делать? Мои ребята... - Разгружать нельзя, займет слишком много времени, - поспешил перебить его Плант. - Так в жисть ведь не вытянем! - Если родину любите - вытянете. Ну а коли нет... на нет и суда нет, как говорится. Литвак громко сглотнул, потупился, но все еще не сдавался. - Мэтр старший интендант, ну что вы, правда... а ну дык первую вытащим, а вторую как же? А третью? Видимо, егерь собирался перечислить все телеги в караване, до одинадцатой включительно, - и тут число пяти не кратное, будто нарочно, - но речь его прервал свист хлыста и короткий удар. Егерь охнул, схватился за предплечье. - Больно? - прорычал ор-Хофф, весь красный. - Будешь знать, мразь, дармоед... пошел работать! - Так точно, мессир капитан, - сказал Литвак, опустив лицо, - но Плант успел заметить злобу, промелькнувшую в его глазах. Плохо, подумал он, надо с ним внимательней, - но хоть капитан начал делать то, что от него требуется. Капитан-то у нас как тот еж - не пнешь, не полетит. Тьфу ты, всего третий день с угорцами, а в голове сплошные пословицы и поговорки... Но хотя бы посол остался доволен. - Лентяи... - процедил ор-Хофф, дернув себя за ус. - Мэтр интендант, я почему вашу работу за вас делаю? - Это же вы у нас экспедицией командуете, мессир капитан, нет? - удивился Плант. - Моя задача - за припасами следить, финансами заведовать... а вот приказы - на вас. Прошу прощения. - ... мать, взялись! - заорал Литвак от передней телеги. Работники, облепив телегу как муравьи, дружно закряхтели. Светозар Радогорский, брезгливо подняв края шубы, побрел к обочине. - Тогда приказываю, - рявкнул ор-Хофф, - пойти и уговорить мага, как его там, чтобы помог перевезти прочие телеги! Максимиллиан Плант не зря был одним из лучших агентов второго, особого отдела. Он хорошо знал, что существует время вступать в битву и время уклоняться от битвы. Склонив голову, он проглотил все, что мог бы сказать об этом приказе. - Так точно, мессир капитан. Ор-Хофф ухмылялся ему вслед - это он мог бы сказать и не глядя.
***
По обочине добравшись к концу процессии, Максимилиан Плант остановился, разглядывая баркас - обычный рыбацкий баркас безо всяких колес или волокуш, торчащий посреди бескрайних полей. От этого зрелища - бесстыдного в своей абсурдности - как всегда заныли виски. Плант не терпел абсурда. Маги сидели на носу - мэтр Никон с двумя учениками, а с ними и угорец. (Мэтр Ярослав Игнатов, вспомнил Плант, рудознатец.) Разумеется, все они пили. Вздохнув, особист посмотрел вдаль - туда, где на невысоком холме чернела голыми ветвями роща. Насторожился, заметив движущиеся вдалеке фигуры. Трое конных. Ехали они не спеша, шагом. Потом остановились, разглядывая открывшееся зрелище. Плант тоже пригляделся. И тяжело вздохнул. План два-бета уровня секретности "альфа" все-таки настиг его, не помог взнос храму Отрина Миродержца. И если появление мэтра Ханубиса с высокой долей вероятности просчитывалось заранее и было только на руку, то мэтресса Винсент никак не вписывалась в то, что Плант мог бы назвать успешным началом задания.
Вспомнив, что давал зарок не употреблять бранных слов, Плант вздохнул еще раз и поплелся к баркасу. Взобравшись на борт по веревочной лесенке, особист чинно, по всей форме, поздоровался. Маги, рассевшиеся на каких-то ящиках, начисто его проигнорировали, поднимая новый тост. - Я предлагаю выпить за славные деяния прошлых дней! - провозгласил раскрасневшийся мэтр Никон. Ученики поддержали его невнятными возгласами, угорец кивнул. Рюмки дружно поднялись к небу. - Эхх, крепка зараза! - маг глотнул из фляжки, в которой Плант признал свою, и сплюнул за борт. - А вот скажи, Ярик, ее правда только гномы готовить могут? - В чем-то правда, в чем-то неправда, - степенно отозвался угорец, поглаживая русую, с рыжиной бороду. Выглядел он сдержанно и солидно, никакого сравнения с магом-строителем, - у того шуба застегнута криво, волосы дыбом, рожа пунцовая... - Ты же меня вчера "гномьей" угощал? - Угощал. - Если мы ее пили, значит, она была. Но я могу поручиться, что она не только к гномам отношения не имела, но и в Угорье не бывала отроду. А сделана, скорее всего, у вас же. - Это ты к чему? - подался вперед мэтр Никон. - А к тому, что настоящую "гномью" из подземных грибов гонят, а их, кроме как у гномов, нигде не достать. А ваша... мухоморовка. А имя - то же, - угорец пожал широкими плечами. Геронтские маги дружно вздохнули, и даже Плант ощутил нечто вроде обиды за родину, хотя "гномью" пил один-единственный раз в жизни, на гуляниях по поводу коронации покойного Эрика - и сильно жалел о том наутро. Ко всему прочему, Плант практически не сомневался, что угорец - шпион, слишком уж глаза у него трезвые. Знать бы еще, какие "славные деяния" они обсуждали? Часом, не историю ли происхождения славного доспеха истинного серебра, принадлежавшего его покойному величеству? - Грибы, значит... - протянул мэтр Никон. - Слушай, Ярик, давай я про гномов спрошу. Они какие из себя? - Гномы? Разные, но хорошие ребята по большинству, - отвечал мэтр Ярослав. С долей растерянности покосился на стоящего у борта Планта, перевел взгляд на собутыльника. - Твердые, как гранит. В решениях крепки - и к добру, и к худу. Честью дорожат. Водку не разбавляют. Да что тебе рассказывать? На привале можно наших пригласить, они только рады будут. - Дельная мысль, Ярик! - горячо поддержал его Никон. - Так и поступим! И "гномью" заодно попробуем неразбавленную... на грибах подземных. Башковитый ты мужик, уважаю! Плант всерьез обеспокоился дальнейшей судьбой баркаса. Время едва за полдень, а почтенный мэтр уже готов сливаться в экстазе единения с придорожными столбами и пить все, что горит. Взглянув на запад, Плант решительно шагнул вперед. Надо покончить с этим делом, пока троица "бета-два" не успела проехать мимо. Мэтр Никон вздрогнул и уставился на особиста мутным взором, словно на невиданное чудо. - Мэтр интендант, а вы здесь? А мы тут как раз за знакомство подняли по маленькой... Налить вам? - Благодарю вас, не пью, - сухо ответил Плант. Вблизи от них еще и разило перегаром, будто они искупались в своей сивухе. Мерзость. - Я к вам по делу, мэтр Никон. - По делу? - маг-строитель обернулся, посмотрел на стоящую процессию, с недоверием поглядел на особиста. - Мы же еще стоим, какое у меня дело? - Вот именно, стоим. Телега застряла. - Да ну? - Никон засмеялся булькающим смехом, и Плант привычно подумал, что не любит магов. - Это не... неожиданно. Это ожидаемо. Это даже пред-сказуемо и о-чевид-но. - Вы должны нам помочь вытащить телеги. - Должен? - повторил строитель. Потер лоб и сказал тем тоном, которым делятся гениальными открытиями: - Нет, не должен. Я должен транс-портити-вать плавсредство. А больше ничего не должен. - С одной стороны, это, несомненно, так, - сказал нисколько не обескураженный Плант, присев рядом с ним на корточки. Дощатый пол был весь покрыт бурыми грязевыми разводами. - А вот с другой... Вот скажите, мэтр Никон, вы же хороший человек, да? И родину любите? - Хороший, - согласился маг. - И родину люблю. Поэтому транспортирую плавсредство. - Это так, но без вас вытащить телегу будет очень трудно. Рабочие надрываются, дело стоит... - Это плохо, - сказал Никон. - Когда дело стоит, это плохо. Указывает на ошибку пла-ни-ро-ваванья... я бы за это выпил, а вы? - Вам нельзя пить, вы тоже на работе, - сказал Плант со всей убедительностью. - У вас есть дела. - Так все равно стоим... Ярик, будешь? - качнул он фляжкой. Плант взглянул на учеников мэтра строителя - один спал, второй сидел с открытыми глазами и распахнутым ртом, пялясь в пространство. Надежные, солидные люди, вспомнил он слова его высочества. Горящие желанием исполнить свой долг. - Не надо, Никон, - донесся голос поддержки с неожиданной стороны. - Начальство же. - Угорец поднялся и отошел к борту. Плант знал, что тот слегка прихрамывает - своими глазами досель не видел, но читал досье. - Это - начальство?! - с обидой вопросил Никон. - Это пшик, а не начальство... ты, небось, и не знаешь, а я ведь для короля покойного строил... такое строил... Что именно он строил для покойного короля - Плант знал. Уровень доступа "гамма", разглашение лицу, не являющемуся подданным короны, считается изменой. Плант не любил магов - в большинстве своем они плохо умели держать язык за зубами и весьма неадекватно реагировали на предупреждения. Ну, если так не прошло, попробуем... - Вы правы, я вам не начальство, - громко и обиженно сказал Плант. - И вы мне ничего не должны, ваша правда. И людям ничего не должны. Только с его высочеством сами разговаривать будете - ведь вся его задумка от вас зависит. Я-то что, человек маленький, под суд пойду за ошибки планирования - хоть и не моя в том вина. А у вас один свидетель, мэтр Никон, ваша совесть. И даже его высочество вам ничего не скажет - баркас так баркас, куда уж больше. А только король покойный - клянусь вам, на вас смотрит сейчас. Маг выпучил на него глаза, скривил лицо в странной гримасе. Вскинулся было, уселся опять. Плант тепеливо ждал. - Бертрам, Тобис, - сказал Никон наконец, и в голосе его не было и следа былой бравады. - Пошли бы вы, помогли с телегами. На особиста он не смотрел, да тот и сам не пытался поймать его взгляда. Планту было достаточно факта выполнения работы, самоутверждаться таким образом он считал дурным тоном. Пока ученики мага проснулись, поняли, чего от них хотят, и побрели выполнять, троица "два-бета" подъехала почти вплотную, и Плант счел за лучшее спуститься обратно на дорогу.
С баркаса раздавались жуткие завывания, в которых Плант с некоторым удивлением узнал похабную песню про девку, повстречавшую тролля. Стараясь не слушать, особист рассматривал приближающихся всадников. Выглядели те респектабельно - надо признать, куда лучше, нежели экспедиция его высочества. Одежда местами забрызгана грязью, но все же видна добротность покроя; лошадки хоть и плетутся шагом, но холеные, породистые - такие "петуха" по три каждая стоят. Отметим также здоровый "бастард" у мэтрессы Винсент и шпагу у паренька, мэтр же Ханубис путешествует без оружия, - по крайней мере, видимого взгляду. И вещей у них с собой совсем немного - только сумы при седлах... Сразу видно, что не простые странники. Трое остановились, беззастенчиво разглядывая экспедицию и переговариваясь. К их замечаниям Плант прислушиваться не стал - незачем глупостями голову забивать. Вместо этого он еще раз пролистнул в памяти досье на каждого из них. Потом шагнул вперед, широко улыбнувшись. - Добрый день, отличная погода сегодня, не правда ли? Честь имею представиться, - добавил он, - Максимилиан Плант, финансовый отдел. Маги обменялись быстрым взглядом. Мэтресса Винсент вздернула брови, мэтр Ханубис оскалился в улыбке. Юноша поглядел на Планта с таким же детским недоумением, с каким только что рассматривал баркас. Так это и есть тот самый барон ор-Мехтер, которого должно защищать почти любой ценой? Тю. - Второй финансовый, я правильно понимаю? - светским тоном поинтересовался некромант. Увиливать от ответа особист не видел смысла: - Совершенно верно, достопочтенный мэтр, - кивнул он. Притворяться незнающим также было глупо - наверняка некромант понимает, что обладает достаточно приметной внешностью. Как и мэтресса Винсент, впрочем. - Прошу прощения, мы тут немножко дорогу перегородили. Телега застряла. - А что тут у вас, мэтр Плант? - продолжал расспросы Ханубис, - цирк? - Второй финансовый отдел, Марвин, - довольно громко произнесла мэтресса Винсент, обернувшись к юному ор-Мехтеру, - это королевские шпионы и стукачи. Плант чуть поморщился - как от вопроса, столь созвучного его недавним мыслям, так и от бестактности магички. В конторе ходили слухи, что она малость тронулась после Арсолира, да и приказ его высочества это косвенно подтверждал, - но должны же быть хоть какие-то приличия? Не все общеизвестное стоит произносить вслух, ой, не все, и ей бы стоило это знать... - Совершенно верно, - поджав губы, сказал Плант Ханубису. - Цирк. Передвижной цирк его высочества. - Думаю, по полю объедем, - задумчиво произнесла Винсент. - Не смеем вас задерживать, мэтр Плант... - Никакого беспокойства, - поспешил отозваться особист, глядя на Ханубиса. - Надеюсь, мы еще увидимся. Тот кивнул. - Ханубис, Дея, голубушка! - заорал с баркаса мэтр Никон, оборвав пение столь резко, что Плант вздрогнул. - Какими судьбами? Свесившись за борт, он продолжил нести что-то бессвязное. Лошади, по-видимому, напуганные, задвигали головами, но с места не двинулась ни одна, и Плант мысленно поднял им цену до пяти "петухов" за каждую. По каравану пронеслось оживление - кажется, с помощью никоновых подмастерьев затор удалось преодолеть. - Познакомьтесь, это Ярик! - орал мэтр Никон, сам себя оглушая. - Ярик, говорю! Ярослав из Угорья! Маги заулыбались и замахали. Скучающие гвардейцы подошли ближе, прислушиваясь и обмениваясь уничижительными замечаниями по поводу каждого из членов тр... участников диалога. Поклявшись себе по возвращении потребовать прибавки к жалованию, Плант отправился в поля отлавливать свою гнедую, явно вознамерившуюся в компании товарок полностью разорить местных крестьян. Проклятая скотина долго притворялась слепой и глухой, ловко от него отворачиваясь и небрежно взбрыкивая здоровенными копытами, и когда Плант умудрился схватить ее за уздечку и вывести к обочине, трое всадников уже обогнули экспедицию и отправились дальше. - По конь-ам! - несся меж полей рев ор-Хоффа. - Выхо-дим! Плант мысленно вознес короткую молитву Отрину, забрался на лошадь и поскакал к голове каравана. Как он удержался в седле, когда раздался грохот, он не понял и сам, - но удержался. Зараза-гнедая бросилась наутек, но, чередуя дипломатию с грубой силой, Планту удалось заставить ее развернуться. Все были живы и невредимы, разве что орали как полоумные - кто от страха, кто от веселья. На этот раз обошлось - всего лишь перевернулась телега, засыпав лужу овсом из прорвавшихся мешков. Чередуя благодарственную молитву с площадной бранью, Плант поехал обратно. Назревал очередной скандал, и долг требовал волей-неволей на нем присутствовать.
***
Вечером того же дня Ханубис сидел в зале гостиницы "Пять куропаток" и разглядывал коллекцию рогов, висящую над очагом. Его спутники уже отправились спать, и это было только к лучшему. Марвин весь день клевал носом и выглядел так, будто стоит на краю могилы, но за него Ханубис не склонен был волноваться - пареньку всего лишь надо поесть и поспать, и все будет в порядке, - по крайней мере, до тех пор, пока он не полезет в очередной раз доказывать свою взрослость. Вот Деянира тревожила его больше. Ханубис вытянул ноги, отпил глоток того, что здесь называли вином. Довольно большой зал был полупуст: пара группок ужинающих путешественников - зажиточных егерей по виду, да компания картежников, с которой коротал время и хозяин. Периодически из кухни появлялась хозяйка и начинала его пилить свистящим шепотом, потом отвлекалась на постояльцев, и опять воцарялся мир. К нему не лезли - мало кто рискнет нарушить уединение мага, не имея на то веской причины. Ханубис налил себе еще вина и уставился в огонь. Итак, Деянира. Он знал, что происходит с ней - вполне возможно, отчетливей и вернее, чем знала она сама. Песок, осыпающийся в часах, обратный отсчет, одна за другой рвущиеся нити. Холод, свобода и ожидание. Уже ничего не болит и не о чем скорбеть, можно петь и смеяться, ибо час близок. В классической литературе это называли просто - "танец со смертью" - и воспринимали как miraculum naturalis. Естественное чудо. Неужели ты бестактен настолько, чтобы встать между ними, лишить ее права на красивую и осмысленную смерть - ту, что придет вовремя? Это редко кому удается - умереть без страха и сожаления, так неужели ты?.. Что тебя тревожит, Пес, неужели то, что ты останешься без компаньона для завтраков? С точки зрения вечности эта потеря значит совсем немного, впору пожать плечами и отступить в сторону Впрочем... Ленерро ар-Диелне наверняка заметит, что она ищет не победы, но смерти, - и кто знает, как он воспользуется этим? Ты бы воспользовался, а он не глупее тебя. Тебе нужен надежный союзник, а не приманка. Приманок и так достаточно. Значит, с этим решили. Впрочем, не стоит торопиться, сначала лучше выяснить, что к чему. После Арсолира Дея была еще вполне живой, перелом наступил незадолго до выезда... аудиенция у принца? Нет, конечно, глупо было посылать его высочество подальше, но само по себе это еще не причина заказывать гроб. Не для нее. Тогда что - проблемы с Гильдией? Бреслав что-то ляпнул? Она не скажет; именно это - нет, хотя с легкостью может в деталях поведать, о том, например, как потеряла невинность, или даже о том, в какие компании Гильдия вкладывает капитал... . Задумавшись, Ханубис почти перестал следить за перемещением людей в зале, поэтому поднял голову, лишь услышав тихий вопрос: - Можно присесть? Он окинул взглядом фигуру в мокром плаще - легкая сутулость книжника, размеренные движения, вытянутое на манер крысиной мордочки лицо под капюшоном. - Садитесь, мэтр Плант, - кивнул Ханубис. - Как поживает ваш цирк? Особист устало махнул рукой. Сняв плащ, он аккуратно повесил его на спинку стула и сел спиной к огню, так, чтобы лицо его оставалось в тени. Хорошо, подумал Ханубис, - немногое привлекает досужее внимание так, как зловещие фигуры, не снимающие капюшона в жилом помещении. - Простите, что прерываю ваш досуг, достопочтенный мэтр, - сказал Плант. Голос у него был таким же, как и внешность - стертым и невыразительным для невнимательного уха. И аура странная... Иммунитет к магии? Ах, вот оно что. - Я ждал вас, - улыбнулся некромант. - Вижу, погода испортилась. Хотите вина? - Благодарю, я предпочел бы сидр. Да, на улице жуткий ливень. Хозяин вылез из-за стола картежников и направился к ним. В ожидании заказанного сидра и печеных яблок, после некоторых колебаний заказанных Плантом, они обсудили погоду, скверное состояние дороги и прогнозы на урожай. Особист нервничал, но это проявлялось в немногом - пожалуй, лишь в едва уловимом подергивании пальцев, словно он хотел побарабанить по столу, но всякий раз останавливал импульс при его появлении. Ханубис догадывался, о чем пойдет разговор, но ему хотелось поближе познакомиться с собеседником. Посмотрим, как он перейдет к делу. - У вас хорошая лошадь, - сказал Плант. - Как вы ее зовете? - Пока что - никак, - признался Ханубис. - Я с трудом придумываю имена питомцам. - Понимаю, - на лице, полускрытом тенью, появилась улыбка. - Мою зовут Неженка, но у меня язык не поворачивается так ее называть. Я бы скорее назвал ее Заразой, но начальство едва ли это поймет. - Любите лошадей? - Не особенно. Здоровенные, непредсказуемые твари. Признаться, я их опасаюсь. - Вот как? - усмехнулся Ханубис. - Вы, вероятно, очень смелый человек, мэтр Плант, если так спокойно признаетесь в своих страхах. - Смелый? Нет, едва ли. Я, скорее, параноик, - особист пожал плечами. - И многого боюсь. Будущего, неудач, ненужных потерь. А вы чего-нибудь боитесь, мэтр Ханубис? - Лошадей - нет. - Прошу прощения. Глупо с моей стороны задавать этот вопрос мастеру некромантии, тем более, если принять во внимание цель вашего путешествия. - Я не припоминаю, чтобы упоминал ее. - Эта дорога ведет на Арсо, - спокойно сказал Плант. - И мы оба знаем, что там теперь находится. - Знаем ли? Я бы не взялся утверждать, что знаю. Плант на долю секунды замешкался, но парировал так же хладнокровно: - И моих скудных познаний достаточно, чтобы понимать - мои опасения более чем обоснованы. - Но, тем не менее, и вы едете по дороге, ведущей на Арсо. - Я - слуга престола, и выполняю приказы, - ответил Плант. Он замолчал, разминая яблоко вилкой. Потом положил вилку на стол, так и не притронувшись к еде, и заговорил снова: - Его высочество вынужден идти на риск. Его положение на данный момент не так стабильно, как может показаться на первый взгляд. Не стану вдаваться в детали, уверен, многое вы и так знаете. Поэтому первоочередная его задача - еще до коронации - вызволение души покойного короля из рук эльфийской нежити. И, что уж таить, возвращение королевского доспеха. Вот как, подумал Ханубис, а этот человечек совсем не прост и не скрывает этого. Играет в искренность? По крайней мере, это лучше тех игр, в которые играет Ринальдини. - Я не заметил в вашей труппе некромантов, мэтр Плант. Плохо смотрел? - Вы правы, их там нет. Его высочество просил о помощи орден пресветлого Вениуса, но, как вы видели, венитов среди нас нет также. - В таком случае, - сказал Ханубис, зевнув, - ваши опасения за будущее действительно обоснованны. Более чем обоснованны. - Именно поэтому я здесь, достопочтенный мэтр. Я хочу попросить вас о сотрудничестве. Не от своего лица, конечно. Ханубис позволил себе улыбнуться. Этой реплики он и ожидал. - Могу я взглянуть на ваши полномочия? - спросил он. Плант быстро - чуть быстрее, чем действовал бы на его месте сам Ханубис - достал из нагрудного кармана конверт. Просмотрев бумаги, некромант вернул их и налил себе еще вина. - Жаль, что его высочество не обратился ко мне раньше, - промолвил он. - У меня было бы больше времени на размышления, а у него - больше определенности. - Вы правы, - кивнул Плант. - Он должен был обратиться к вам лично, но... я подозреваю, что он просто не посмел это сделать. - Вот как? - Я верю, что он будет хорошим королем, - сказал Плант, и в невыразительном его голосе прозвучал фанатизм человека, принуждающего себя к вере. - Королем, достойным своих предков. Но пока что он молод и неопытен, и потому допускает ошибки. - ...которые могут дорого обойтись всем нам. - Я не имею права судить его высочество, - покачал головой Плант. - Я лишь слуга престола. Все мы люди, и всем нам свойственно ошибаться, - но я надеюсь, что у его высочества есть достаточно людей, преданных ему и готовых помочь. Готовых закрыть глаза на его недосчеты или бестактность, поскольку все мы в одной лодке. Я надеюсь, что уязвленное самолюбие или личные счеты не смогут ее потопить. Он замолчал, отпил из своей кружки. Картежники загремели стульями, вставая. Плант бросил на них короткий взгляд и вновь уставился на собеседника. Одно имя еще не было произнесено, подумал Ханубис. - Его высочество был очень расстроен недоразумением с мэтрессой Винсент, - сказал Плант. - Возможно, именно поэтому он не решился дать аудиенцию вам. - Не вижу связи. - Молодым людям свойственно бросаться из крайности в крайность, - пожал плечами особист, и Ханубису показалось, что первоначально тот собирался сказать что-то другое. - Но мы удалились от темы нашего разговора, а час уже поздний. - Хорошо, вернемся к обсуждению, - согласился Ханубис. В общем-то, у него не было особенных причин отказываться: шестнадцать душ ничем не хуже пятнадцати - если уж ты ввязался в авантюру. Да и цирк его высочества может успешно сыграть роль дестабилизирующего фактора. - Допустим, я действительно еду именно туда. Чего ради мне соглашаться на ваше предложение? Я не самоубийца, а ваша миссия не просто опасна, она самоубийственна, это я могу сказать вам как специалист. Плант поморщился, снова поворошил кашицу на тарелке. Когда он заговорил, голос его звучал ровно - может быть, чуть тише, чем раньше. - Чего ради? Прошу прощения, достопочтенный мэтр, но мне кажется, что вы слишком прагматичны, чтобы я мог убедить вас разговорами о высоком долге. Но покойный Эрик был хорошим правителем и хорошим человеком, и наша страна будет проклята, если мы оставим его в участи худшей, чем смерть. Если мы хотя бы не попытаемся... Вполне возможно, что наша экспедиция обречена на гибель, - но вы известны как человек, частенько делающий невозможное, - так, может быть, хоть вам удастся. А чем можно расплатиться за такое - я не знаю. Я не верю, что спасение души можно оценить в золоте. Но я верю, что его высочество не сможет забыть о такой услуге - и будет благодарным и щедрым. - Иными словами, вы не даете вообще никаких гарантий? - Лишь моя клятва. Вы видели письмо - здесь и сейчас мое слово равно слову его высочества. - Не выйдет ли так, что его высочество предпочтет забыть об этом? - Если его высочество хочет править, - сказал Плант, - ему придется понять, чего стоит королевское слово. Ханубис мысленно зааплодировал ему. Ну что же, отлично. - Я тоже не могу дать никаких гарантий, - сказал он. - Но было бы жестоким задерживать вас дольше, мэтр Плант, вам же еще предстоит возвращаться обратно в лагерь? Так вот. Я сделаю все, что могу, чтобы вызволить душу его величества из посмертной ловушки. Безопасность вашей экспедиции меня не касается. Извлечение доспеха - тем более. Признаться, я ума не приложу, каким образом вы собираетесь его искать и вытаскивать. Пока же мы поедем своим ходом, но не станем обгонять вас чрезмерно. Эти условия вас устраивают? - Полностью, мэтр Ханубис, - наклонил голову Плант. Последние гости покинули зал, и служанка стала вытирать столы. Плант поднялся и надел подсохший плащ. - Я забыл сказать еще кое-что, - сказал он вдруг, уже после церемонного прощания, склонившись к некроманту. - Насчет мэтрессы Винсент. Я был бы рад, если бы она тоже согласилась сотрудничать с нами. В отличие от его высочества, я уверен, что человек, замышляющий зло, не станет говорить об этом напрямую своей жертве. Помогая нам, она могла бы доказать свою лояльность. - Почему бы вам не сказать это ей самой? - поинтересовался Ханубис. Особист смерил его долгим невыразительным взглядом, поклонился еще раз и вышел.
Королевское слово - это прекрасно, думал Ханубис уже в комнате. Избавиться от Ринальдини и занять его место? Потребовать баронство? Сохранить себе жизнь, когда начнутся преследования магов? Равно смешные перспективы. И - да, надо будет намекнуть Дее, чтобы не поворачивалась спиной к цирку его высочества вообще и к мэтру Планту в частности. Если только этот намек не возымеет противоположного эффекта.
***
Последняя моя реплика явно была лишней, думал Плант, выходя за порог трактира. Она не принесет пользы при любом развитии событий, а если мэтр Ханубис действительно любовник мэтрессы Винсент - он может счесть мои слова угрозой, что совсем плохо. Хотя едва ли они любовники, что бы ни говорили в отделе: не сходится ни по обычным их расписаниям, ни по статьям расходов мэтра - да и не стали бы они прятаться, маги редко придают значение приличиям. Ливень все продолжался, колотил по навесу над двором, и Плант, тоскливо вздохнув, побрел в конюшню. Конюх спал, спрятавшись в ворох попон, и особист не стал будить его - лишь позаимствовал горящий огарок свечи. Гнедая зараза встретила его приветственным ржанием и традиционной попыткой вцепиться в руку. Взгромоздив на спину лошади седло, Плант вдруг заметил, что весь дрожит - так, что зуб на зуб не попадает. Не так от холода, как от усталости: для разговоров с магами нужна предельная собранность - но это не редкость - а с ней и предельная искренность, если не в смысле "говорю всю правду", то хотя бы "верю в свои слова". Не каждый может читать мысли, - тем более, если они защищены иммунитетом, - но большинство профессиональных магов умеют считывать эмоциональный фон в той или иной мере. В случае же с мэтром Ханубисом можно ожидать чего угодно, достаточно вспомнить, что первые записи в его досье сделаны еще при Эрике Строителе, задолго до возникновения второго отдела как отдельной административной единицы, а читается оно как исторический роман, не меньше. Переговоры прошли нормально, думал Плант. Хорошо, что он с самого начала решил согласиться. Хорошо, что я не показал своего страха перед ним. Хорошо, что беседовал именно я - иным бы пришло в голову его припугнуть, и эта ошибка стала бы фатальной. Последняя реплика была лишней, и на грани измены к тому же, но хотя бы шанс... Лошадь заржала с явным ехидством, и Плант вздрогнул, заморгал, отгоняя дремоту. Еще раз проверив ремни седла, он взял лошадь под уздцы и вывел во двор.
Дождь шел сплошной стеной, а за ним видна была лишь непроглядная темень. Плант скорчился в седле, пытаясь прикрыть лицо от косых ледяных струй, направил лошадь туда, где, исходя из житейской логики, могла пролегать дорога. Гнедая прошла пару шагов и остановилась, косясь на хозяина с видом, как показалось Планту, наглым и ленивым. - В тепло хочешь? - рявкнул особист ей в ухо. - К нашим довезешь - согреешься! Кажется, она поняла. Во всяком случае, фыркнула и помчалась рысью. Трясясь в седле, Плант мог лишь надеяться, что она действительно возвращается к месту ночевки экспедиции, а не ищет, например, приключений в окрестных полях. У седла болтался фонарь, но особист не видел смысла в том, чтобы разжигать его. Во-первых, едва ли он осветит расстояние большее, нежели пару шагов окрест. Во-вторых, свет может привлечь ненужное внимание. Плант не то чтобы боялся нападения, но не забывал и о разумной осторожности, а посему полностью отдался на волю водной стихии, гнедой заразы да Отрина-Защитника.
Гнедая скакала вперед, цоканье копыт о камни периодически сменялось хлюпаньем, и через какое-то время Плант уверился, что едет по дороге. Расстояние между постоялым двором, где расположились маги, и стоянкой экспедиции (деревня Мидол, руководящим лицам зарезервированы номера в гостинице "Сладчайшая доля") было не более четырех с половиной дарлиенских лиг, и Плант, насквозь промокший, уже предвкушал, как заберется в постель и проведет там никак не менее пяти часов. К сожалению, реальность оказалась далека от его чаяний.
Свист арбалетного болта слился со свистом ветра. Лошадь взвилась на дыбы, закричала, и Плант не удержался в седле, позорнейшим образом свалившись в грязь. Долю секунды заняло у него понять, что виной всему не капризы гнедой, а потом времени размышлять уже не осталось - кто-то выскочил на дорогу, и Плант понял, что это отнюдь не добровольцы из общества взаимовыручки. Особист застонал, помотав головой, неловко приподнялся на колено, незаметно, под плащом, потянул кинжал из ножен. Убийц было двое, один приближался спереди, другой со спины, и Плант знал, что с обоими не справится. Время - тот, что спереди замахнулся короткой дубинкой, и Плант бросился на него с земли, ударил снизу вверх, так, чтобы пришлось под кольчугу. Два удара просвистели мимо, потом передний взвыл, согнувшись, и Плант не стал медлить, подскочил и помчался к обочине. Спрятаться хоть где, пусть ищут... до утра дожить, а там посмотрят, голубчики... Зараза сбежала, авось до лагеря доскачет... Второй преследователь оказался быстрее. Удар дубинки, обтянутой кожей обрушился на голову Планта, и особист понял, что проиграл. В следующий миг забытье избавило его от терзаний по этому поводу
.
***
Дождь все шел и шел, а Адар Йо Сефиус все качался и качался в седле, Он был мокр, голоден и несчастен, и даже тот факт, что он обнимал за талию красивую девушку, нисколько не умерял его страданий. Более того, с каждым часом пути менестрель все более убеждался в том, что вампиры - не слишком подходящие спутники для совместного путешествия. Дело было даже не в бытовых тяготах. Приятному человеку можно простить многое, будь то неудобный режим дня, сомнительный рацион питания или же недоразумения с властями. И не в ксенофобии - менестрелю случалось уживаться с представителями самых различных рас и социальных слоев, причем обычно без серьезного ущерба для здоровья. Беда заключалась в самой Флоре. Во-первых, будучи совершенно чокнутой, она оставалась скучной и зашуганной дурехой, хоть и старалась скрыть это за бестолковым флером вампирьей надменности. Во-вторых, опять же, будучи совершенно чокнутой, из всех возможных дорог Флора избрала наименее ей подходящую, а Йо отчетливо помнил, что обещал о ней, то есть о Флоре, позаботиться. К тому же, он и сам ехал в том же направлении. - Ни зги не видно в небесах, - прошептал менестрель. В рот ему постоянно залезали мокрые светлые волосы, пахнущие розами, но никаких романтических позывов он в себе не ощущал, скорее прямо противоположные. - Я все вижу, - отозвалась Флора. - А мы с пути не сбились? Вдруг они куда-нибудь свернули? И вообще, пора бы нам лагерем вставать, а то пока я тебе норку вырою, глядишь, уже и солнышко встанет... - Они впереди, - таким тоном говорят, что трава зеленая. - Я их чувствую. Мы успеем их нагнать до рассвета. - Но зачем, во имя Бездны? Зачем нам их вообще догонять?! - Я люблю его, - ответила Флора все тем же тоном. Если бы не ледяные струи, стекающие с лица под воротник, Йо мог бы поклясться, что он спит и видит один из тех невыносимо дурацких снов, что обычно заканчиваются новой балладой. - Ты его и видела-то один раз в жизни, - вяло возразил он, чтобы не молчать. - И что? Одного взгляда бывает достаточно. - Ну да, романтика... - в обычном своем состоянии, то есть будучи относительно сытым и достаточно пьяным, Йо истово верил в любовь с первого взгляда, тем более, что сам попадал в ее сети раз двадцать. В общем-то, до этого момента он вообще не знал, что вере в любовь могут быть какие-либо помехи, но сочетание тяжелого недосыпа, похмелья и морального долга перед малолетней вампирочкой что-то сдвинуло в его картине мира. - И что ты в нем нашла, хотел бы я знать? - Ну... он такой... такой... - Флора, ничуть не задетая вопросом, счастливо раскинула руки, видимо показывая - какой именно, и замолчала. Но влюбленной идиотке не преграда темный лес, подумал Адар Йо Сефиус. С топором она пробьется хоть до самых до небес. Нет, ее не отговоришь, да и послать подальше нельзя... девушек вообще нельзя посылать, а уж мелких и влюбленных... Храни ее Ручейная Дева, это прекрасное дитя. - Ну и догонишь ты его, а потом что делать будешь? - спросил Йо, чувствуя себя старым брюзгой. - Приедешь и в ножки бухнешься - на, дескать, пришло твое счастьице? Флора, насколько позволяло седло, отстранилась от него. Замолчала надолго, и менестрелю стало стыдно. Что же это делается, у девушки любовь, а ты ее пытаешься отговорить от порыва к подвигу, чтобы самому с комфортом доехать? Да еще было бы куда ехать, прямо скажем... - Нет... - сказала Флора отрешенно. - Я не подойду... не смогу. Но хотя бы буду рядом с ним. Может быть, он сам меня найдет. - Забей, - менестрель утешающе похлопал ее по лопатке. - Слушай свое сердце, как говорится. Марвин хороший парень, без предрассудков, и девушки у него, кажется, нет. - Марвин? - переспросила она с удивлением. - При чем тут он? - А о ком мы говорим? - изумился Йо. - Не знаю, о ком говоришь ты, - обронила Флора, и вампирский шик в первый раз за сутки пришелся к месту, - а я говорю о мастере некромантии Ханубисе Геронтском. Следующие пять минут Йо провел исключительно наполненно, пытаясь собрать в единую кучку свои представления о мире. Когда он наконец открыл рот, чтобы изложить их, Флора предостерегающе подняла руку. Приглядевшись, он и сам увидел сквозь пелену дождя тусклые огоньки - фонари между палаток и чадящие кострища на периметре. Чей-то лагерь, и довольно большой. Вампирша что-то прошептала Соколу, и тот потрусил мимо, невидимый и неслышимый в ночи.
***
Дождь стихал. Анеррин выскользнула из-за туч, серебряным лучом озарив глубокие лужи, капли на прошлогодней траве и голых кустах. Лагерь остался позади, и Флора заговорила: - Поедем напрямик, так мы срежем лигу. Я здесь была раньше. - Тут и дорогу не разглядишь, а напрямик как же? По полям? - Тут тропка через поля. Я отлично все вижу, между прочим. - Ладно, поехали, - менестрель страдальчески махнул рукой. - Видишь - веди. Я, правда, не понимаю, почему Сокол тебя слушается. На его месте я ни в жисть туда бы не пошел - в это мокрое и черное. - Лошадки меня любят, - судя по голосу, девушка улыбнулась. - Я в детстве вечно на конюшню бегала, вкусненькое носила. И у Руди савраска была, я ее яблоками кормила., знаешь, как смешно? Она нос наморщит, потом - ам! - и нету... Флора замолчала, будто прервалась на полуслове, и Йо ощутил, что смертельно замерз. Что ответить, он все равно не знал, а потому замурлыкал под нос мелодию. Когда мир становится особенно странным, сложи его в песню, и тогда, может быть, поймешь хоть что-то... Но в голову лезла одна непотребщина. Тропа вывела их к роще. Капли на кустах играли серебром, будто обладая собственным светом. Когда Сокол шагнул в просеку, вода обрушилась на его бока и плащи седоков. - Где-то здесь должна быть заброшенная кузня, - сказала вампирша. - Можно в ней остановиться, она уже много лет пустует. - Ага, хорошо. - Слушай, Йо... - проговорила она нерешительно, - а зачем тебе на Арсолир? Менестрель оборвал мурлыканье. Из всех дурацких вопросов... - А Дух его знает, - отозвался он, подумав. - Я хочу там побывать. И сложить песню. Я ведь видел, что там было, - ну, у мэтра некроманта, - значит, должен свидетельствовать. - Свидетельствовать? - Ну да. Понимаешь, я ведь так и не был в Вирне... ну, после того. Теперь, наверно, и пепелища не осталось, все вода залила. И все эти, кто умер на Арсолире... - он говорил медленно, с трудом подбирая слова. - Эльфы говорят - ценность мира в череде свидетельств. Перевод не удался, и Йо скривился от неказистости формулирови. По правде, он уже давно не говорил на Старшей Речи. Не говорил и не думал, так проще, а теперь будто на мороз из душного дома вышел. Холодно, страшно, и простор, и ветер захлестывает до костей восторгом... - Все равно не понимаю. Извини. - Ну... вот я смотрю на дерево и его вижу. И ты смотришь - и видишь его, но по-другому. И солнце с лунами его видят, и пять стихий, и лесные духи, и дриады. И само дерево... оно есть и оно есть-в-мире. И это важно, сечешь? - На ее кивок Йо не обратил внимания. На самом деле ему сейчас было совершенно не важно, сечет ли Флора, куда важнее, что он сам - вот сейчас - понимал. - И то, что дерево о себе знает, и то, что знаю я, и то, что ты, все вместе - это и есть дерево на самом деле. Оно свидетельствует о себе, а мы о нем, и наши... наши восприятия - они как мозаика, как сверкающая роса... Это чудо, понимаешь, сестренка? Каждый из нас - чудо. А весь мир и вся протяженность времени - как огромная охапка этих чудес. И поэтому хранят память и сочиняют песни, и поэтому мир еще существует. Сокол неторопливо шагал по роще, хрустя сломанными ветками. Флора долго молчала, а потом сказала, дернув плечом, будто замерзла: - Верно люди говорят, что эльфы все с придурью. То есть... извини. Но что чудесного в том, что столько народу полегло, что мой Руди?.. Что чудесного в том, что я... - голос ее задрожал, того и гляди, опять заплачет. - Не знаю, - перебил ее менестрель. - Если бы я знал, мне незачем было бы ехать. Но я узнаю. - А еще, - сказал он минутой позже. - Еще... чудеса - они не обязательно добые или хорошие. Но они все равно - чудеса. Впереди горел огонек, еще далекий. Флора привстала в седле, приглядываясь, и ее тонкий плащ мазнул менестреля по лицу. - Там кто-то есть, в кузне. Странно. - Заглянем? - предложил Йо. - А зачем нам? Впрочем, тропа все равно вела именно туда.
***
Максимиллиан Плант вполне осознавал, что спасти его может лишь чудо. Перед глазами расплывались зеленые круги, и силуэты похитителей двоились. Все болело. Голова, ребра, копчик. Болела левая лодыжка - потянул при падении. Болели руки, примотанные к потолочной балке. Плант подозревал, что в самом скором времени этот список пополнится. Похитителей было двое, и они были бы в точности похожи на заурядных грабителей, когда бы не акцент, который мудрено перепутать с каким-то другим. Угорцы. Помещение, где они находились, было большим и затхлым, разожженный очаг не освещал углов. Пахло пылью и перегнившими листьями, и еще немного железом - впрочем, это мог быть и запах крови. Осмативаясь из-под полуопущенных век, особист разглядел массивную наковальню с традиционной бутылкой "гномьей" на ней, сломанную кровать без матраса, а также кучу ржавых предметов на полу - предметов, незнакомых Планту, но, принимая во внимание обстоятельства, весьма зловещих. Пока что угорцы не обрашали на пленника внимания. Один, белобрысый детина с носом-картошкой, в одной рубахе лежал на кровати, а второй, темный, поменьше ростом, хлопотал над его раной. Судя по отборной ругани, которой сыпал белый, состояние его было далеко не столь плачевным, как того хотелось бы Планту. В самом деле, обидно, удар в пах запросто мог бы стать смертельным... если бы кое-кто усердней тренировался. Плант был аналитиком, а не боевиком - и этим все сказано. Жаль, что аналитики порой тоже попадают под раздачу. Искренне жаль. Как бы то ни было... Он вряд ли провел без сознания более часа, они успели приехать сюда, но не успели закончить перевязку. До рассвета часов пять, вряд ли его хватятся в лагере раньше, разве что Зараза все-таки добежит. Несси сообразит, что делать, а ор-Хофф будет вынужден его слушаться - Бездна, не следовало бы проводить рокировку так рано. Этот дом - где-то недалеко от дороги, и жители деревни, как там ее, должны о нем знать. Минимум - еще три часа. Итого восемь. Плант не был уверен, что выдержит восемь часов. Скорее всего, придется ждать намного дольше. Но выбирать не приходится. Плант вспомнил отходную молитву, повторил ее про себя. Почему-то это успокаивало - жаль только, что молитва была совсем короткой.
Белобрысый взвизгнул, и второй заржал. - Визжишь как свинья, - заметил он, вставая от кровати. Плант удивился. Говорил тот по-угорски, но интонации были не угорские, гнусавые, будто у говорящего прищепка на носу. Ахча, вспомнил он, горцы. - Дурак ты, - сказал белобрысый. - Чурка горская. Знаешь, как больно?.. - Остался б ты без яиц - было б больно, - темный бросил в огонь окровавленную тряпку. - А так - нормально. Шрамы мужчину красят. Перед очагом он вдел нитку в иглу и плеснул в стакан "гномьей". - Глотни, сейчас шить буду. Белобрысый с тяжелым вздохом опрокинул стакан. Хорошо, что им не до меня, думал Плант. Они знают, что им надо торопиться, поэтому деликатничать не станут. Надо просто переждать. Восемь часов. Двенадцать. Сорок восемь или семьдесят два, как придется. Просто надо будет выжить. И ничего не рассказывать, потому что рассказавший я стану им бесполезен, а отпускать меня они не собираются. Он пошевелил кистями, и по рукам к позвоночнику будто потекли огненные реки. Отрин Утешитель, восемь часов. Двенадцать. Только бы выдержать. - ... обещал про доспех рассказать? - сказал темноволосый, и Плант прервал бесполезные мысли, бегающие по кругу. - Вот и расскажи пока. Или голенище от сапога погрызи. Наклонившись, он, по-видимому, сделал первый стежок, поскольку белобрысый, начавший уже рассказывать, как именно надо поступить с предложенным сапогом, жалобно взвыл. Замолчав, он задышал, громко, будто уставшая собака, потом сказал хрипло: - Доспех гномы выковали для Недоли-богатыря, пращура моего. Как говорится, сказ сказать, не жидко посрать, я расскажу, ан мне не мешать, - голос его окреп. Похоже, бандит загубил в себе профессионального сказителя. Темноволосый одобрительно угукнул, вытягивая нитку. - Было то в годы давние, во времена древние, инда престолил светлый князь Горислав по прозвищу Червонец... да куда ты тыкаешь, чурка духов! Тебя б так ткнули... и пришел к нему, значит, Эрик Рыжий, которого после Огненным прозвали, да дружину привел, да молвил - возьми нас в псы цепные, пресветлый княже, а цепь отлей золотую, да звенья в ладонь... йеех, больно же! - Нормально... а Недоля? - А Недоля с Эриком братьями названными были, вместе и подвор искали... Эту легенду Плант знал, хотя и в более официальной версии. На его взгляд, отношение к современным реалиям она имела минимальное, - да и какую пользу имеет история, на основании которой можно прийти к совершенно различным выводам? Но Плант также знал, что многие, как в экспедиции, так и вне ее, не разделяют его мнения. - ... появилась у них в ту пору чуда-юда подземная неведомая, шкура каменная, и тыщу человек гномов забойных пожрала, а прочих в камень обратила. Потому что кто ее из гномов видел, сей секунд в камень оборачивался, сечешь, чурка? Уй... И не могли гномы больше добывать истинное серебро, чему огорчались безмерно, да и светлый князь с ними. И пришли тогда гномы к князю, да в ножки оному бухнулись, чтобы, значит, избавил он их от чуды подземной, а в воспоможение обещали сковать ему доспех латный истинного серебра. Ух, зараза... плесни мне еще, а? - Погоди, дошил почти. И что князь? - А он что... хлипок он был и духом слаб, зато дружину имел славную. Созвал люд, да и говорит - кто пойдет, мол. А Недоля и говорит, я пойду, светел-княже, только пусть мне отольют еще десять палиц железных, да на пояс десять баклажек с гномьей брагой повесят. Тут гномы половики бородами подмели, - оценили подход, значит, да ушли доспех ковать, а князь Недоле с Эриком бочку выкатил. Много тебе еще? - Три стежка и узел, не помрешь, потомок. - Чего? - Ну, раз Недоля тебе пращур, так ты ему потомок? Или выродок? Вечно слова путаю. - Молчи уж, чурка... - Будешь наглеть - конец к ноге пристрочу, скакать неудобно станет, а мочиться и вовсе одна морока. - Ну ты и урод... - выдохнул белобрысый - Урод уродом, а не будь меня, крыса была бы в кустах, а ты - на дороге, - сообщил темный. - Так чего, пошел Недоля на чуду-то? Плант, затаивший дыхание, потихоньку выдохнул. Похоже, что пикировки у них в порядке вещей, и за ножи они не возьмутся. Жалко как. - Пошел Недоля на чуду и сцепился с ней в ратном подвиге, - мечтательно сказал белобрысый. - Она огнем пыхает, а он не горит, она глазищами косит, а он не каменеет, знай промеж глаз ее палицей лупит. Десять дней и десять ночей бился, десять палиц об нее сломал, десять баклажек осушил, а она все не подыхает, стерва... Тут Недоля вконец раззадорился, разошлось сердце богатырское, и пошел он чуду ногами пинать, да так пинал, что все нутро ей отбил, и сдохла она в страшных мучениях, - он вздохнул, скорей от восторга, чем от боли. - А Недолю-богатыря всем народом величали. - Двумя, может? Если еще и гномы... - А, ну да... А он насилу отмахался, да пошел к дружине. Пришел, значит, выпил, лат не снявши, бочку браги, а потом и говорит - мол, устал я что-то. Сказал он так, да и сник, люди бросились, а в нем уж жизни нету. - Непруха. - Недоля. Ухх... - Все, больше протыкать не буду. Так помер? - Помер, как же. А доспех остался. Был бы жив Недоля, так не рядили бы, кому носить, а тут только его на одр положили, как пошла разноголосица. Гномы говорят - мол, ежели умер богатырь-спаситель, так желаем мы его чествовать, а потому отдавайте нам тело при всем параде, а мы его в хрустальный гроб положим и всем народом восплачем. А пресветлый князь Горислов Червонец другое молвит - мол, я вас богатырем из моих псов дворовых оделил, так будет доспех мне за то наградой. - Сука. - Первостатейнейшая. А Эрик Рыжий ничего не сказал, а привел в те палаты, где тело Недолино лежало, свою дружину, да княжеских людей-то порубил при всем честном народе, а брата названного забрал и с собой унес. - Я бы так же сделал, - сказал темноволосый, вставая. - Так справедливо. Швырнув что-то в огонь, он отвернулся к столу. Белобрысый одернул рубашку. - Справедливо оно, нет ли, а забыл Эрик, что у Недоли сын малолетний остался. Да и другие не вспоминали. А после объявился Эрик в Новой Земле, и в тот доспех облаченный, а где прах Недолин покоится, того никто не ведает. Такая сука-жизнь, так-то, чурка... Странное время, думал Плант, глядя, как темноволосый наполняет стаканы, выбрали они для старинных побасенок в новом контексте, а заодно и для объяснения своего участия в игре. Либо они полные дилетанты, на что надежда не велика, либо наводят меня на ложный след. Если так, это повышает шансы остаться в живых... но не слишком сильно. Они могут делать это просто по привычке, на крайний случай. Наследнички, значит... Плант мог бы поклясться, что не видел этих людей в экспедиции или при угорском посольстве, но это, конечно, ни о чем не говорило. Как бы то ни было, еще рано строить версии... но это помогало отрешиться от едкого животного страха, засевшего у него в кишках. Плант неловко перенес вес на здоровую ногу, и темноволосый зыркнул на него через плечо. - Будем, брат, - коротко сказал он, подняв стакан. Выпив, угорцы неторопливо нацепили на лица по тряпке, и темноволосый, обматывая пальцы кожаным ремешком, насвистывая что-то, подошел к связанному особисту.
- Имя, должность? - Максимилиан Плант, старший интендант финансового отдела канцелярии его величества. Короткий тычок под ребра, воздух вышибает из груди. - Имя, должность? - Максимилиан Плант, старший интендант финансово... - Так его, приложи, чурка, - заржал белобрысый. Сев на кровати, он азартно следил за гримасами Планта. Особист не кричал, пока что. Темноволосый задумчиво оглядел свой кулак в кожаной обмотке, перевел взгляд на Планта. - А я думаю, что он не врет, - заключил ахча. Плант пытался сфокусироваться на деталях, но перед глазами все расплывалось, - рост выше среднего, телосложение мускулистое, глаза черные, у правого глаза две родинки, образующие треугольник с внешним уголком века... Руки... ладони квадратные, пальцы поросли черным волосом, ногти... удар. - Возраст? - Сорок пять, - соврал Плант. Ему не нравились эти вопросы, - темный пристреливается, изучает реакцию, - и это плохо, это выдает профессионала... восемь часов, Отрин Утешитель... Удара не последовало. - Семья, дети есть? - Жена, две дочери... - Слушай меня, Плант, - сказал темный почти ласково. - Хочешь жену и дочек еще раз увидеть? Отвечай на все вопросы и мы тебя отпустим. А может еще и коня в дорогу дадите? И памятный презент вручите? - У меня другое предложение, - выдавил Плант. - Отпустите меня сейчас, и я про вас забуду. Голова мотнулась назад, и в шее что-то щелкнуло. Боль пришла не сразу, по каплям, вместе со вкусом крови во рту. - Плохое предложение, - сказал ахча. - Мы тебя ждали, ночь не спали, кровь проливали. Как же тебя отпускать? - А давай отрежем ему яйца! - подал голос белобрысый. - Ну, если придется... - хмыкнул темный. - Не начинать же с этого, невежливо. - Вас все равно найдут, - выдохнул Плант. - И хозяин вас не защитит. Вы из этой игры живыми не выйдете. Я мог бы вам помочь, парни... - Или отрезать?.. Боль вывернула пространство, рассыпалась тысячей калейдоскопных стекляшек. Прошло, должно быть, несколько минут, прежде чем Плант смог застонать. - Если отрежу - будет хуже, - сказал темный. - Зачем ты едешь в Арсо? - Сопровождаю экспедицию... по приказу... его высочества... - Цель экспедиции? - Найти... тело его величества... для погребения... - Куда ты ездил сегодня? - К нек... некроманту... - про него можно. Он непричастен и полезен всем участникам, сколько бы их ни было. - К какому? Говорить, задыхаясь и сплевывая кровью, было куда легче, чем молчать. Плант знал это. Он замялся на вопросе "о чем говорили?" и получил еще тычок в печень, зато его рассказ о личе, красочный и совершенно бесполезный, приняли на ура. Еще семь часов. Может быть, чуть больше. У них есть свой человек в экспедиции, это очевидно, но не факт, что их послал посол. Надо выяснить... когда дойдет до ключевых вопросов, придется лгать, но что говорить? Мысли стучали в висках с кровью, не сосредоточиться, по кругу: еще семь часов, может быть - больше. - Сколько у тебя людей в экспедиции? - Трое... мой секретарь, конюший, слуга. Удар. - Сколько в экспедиции особистов? - Не знаю... - Шняга, сунь кочергу в огонь, - бросил темноволосый. - Сколько в экспедиции особистов? - Правда не знаю! - Плант будто со стороны услышал свой частящий голос. - Есть еще люди, но я не в курсе, мне не сказали... среди угорцев тоже кто-то есть... - Кто? - Не знаю... он откроется уже на месте... Следующий тычок был легким, в четверть силы, и Плант, согнувшись, насколько позволяли вздернутые руки, вдруг увидел, как в дальнем углу помещения приоткрылась дверь. Он застонал, чтоб заглушить скрип, если дверь скрипнет, но та распахнулась бесшумно. Сердце особиста забилось быстрее, и он посмотрел на темноволосого, чтобы пристальным взглядом не выдать своих. Плант почти не сомневался, что это подмога, хотя, если рассуждать логически... - Что он должен будет сделать? - спросил ахча. - Говори правду. - Я не могу, - всхлипнул Плант. - Не могу... - он должен быть достаточно убедительным, чтобы они клюнули на приманку. Потому что если за дверью не свои... Удар. В глазах все поплыло, мир взорвался ледяным белым сиянием, но лишь на миг. Потом все вернулось, Плант ощутил каждую жилку в теле, и, все до единой, они болели. А на пороге... сначала он разглядел лишь ярко-желтое пятно, и лишь несколькими ударами сердца позже понял, что это девушка. В желтом платье. Что за абсурд... - Это преступление... - прошептал он. - И я не знаю, я только слышал, но я не могу... - угорцы пока не заметили ее. Если она будет достаточно тиха, то убежит так же, как и пришла. И, может быть, позовет на помощь. Беги, дура. - Шняга, кочерга уже горячая? - спросил темный. - Давай сюда. Белобрысый, тихо матерясь, враскорячку подошел к камину, щипцами ухватил кочергу и встал рядом с напарником. Рана явно причиняла ему неудобства, но не столь значительные, чтобы чужая беда не могла его порадовать. Тряпку с лица угорец давно сорвал, и Плант видел его широкую улыбку. - Давай я его приложу? - предложил Шняга. Один ожог надо выдержать, думал Плант, Отрин Утешитель, лучше два. Тогда они поверят, а девчонка сбежит. - Не надо, - сказал он. - Пожалуйста, не надо... Беспомощно обвел взглядом угорцев и уставился в пространство. Во имя Бездны! Дурочка шла вперед, тихо, но не таясь, будто так и надо. Или она с ними? Если... Темноволосый оборвал рубашку на его боку, а потом кожа зашипела под металлом, и Плант закричал так, как не кричал еще никогда в жизни. Наверно именно поэтому угорцы не замечали девушку, хотя она была уже совсем рядом, шагах в восьми, не более. - А давай я его в глаз ткну? - возбужденно спросил белобрысый. - Погоди, успеется. - Отпустите его немедленно! - воскликнула дурочка, и в голосе ее отчетливо зазвенели истерические нотки. - Как вы смеете! Угорцы одновременно обернулись к ней, ахча с дубинкой, Шняга - с раскаленной кочергой. - А это кто? - изумился белобрысый. Темный нырнул вперед, в несколько шагов преодолел расстояние, дубинка взлетела вверх... Ответного движения девушки Плант не заметил, но в следующий миг горец закричал, падая на спину, а потом он упал уже молча, и из его разорванного горла фонтаном рвалась кровь, заливая лицо склоненной над ним девушки. Белобрысый что-то проговорил, шагнул к ней, но теперь Плант смотрел во все глаза и увидел все. Эта сцена не раз посещала его потом в кошмарах. Девочка привстала с колен, и, глядя снизу вверх, улыбнулась опешившему угорцу. Зубы у нее были белые и длинные. Облизнула губы и легким, струящимся шагом подалась навстречу. Протянув руку, она перехватила кочергу чуть ниже раскаленного конца и легко вырвала ее у белобрысого, - а потом размахнулась и всадила железную полосу ему в брюхо. Кочерга вошла легко, будто рапира, и белобрысый отлетел назад, рухнул в кучу ржавых железок и остался лежать. Его руки и ноги еще подергивались, из горла рвался сип, но темная лужа вокруг него становилась все больше, а в воздухе разливался смрад разорванных кишок, да еще пахло железом и паленым мясом.
Видимо, Плант все же лишился на миг сознания. Когда он открыл глаза, некто в пестрой шапочке и мокрой куртке пытался перерезать веревки на его запястьях. Особист покосился на трупы - те действительно находились там и в том виде, как он запомнил. Девушку в желтом он предпочел не высматривать и зажмурился снова. Он заслужил это. Было холодно, и очень больно повсюду, и мокрые подштанники неприятно врезались в пах, и хотелось свернуться калачиком и скулить, и не открывать глаз. - Флора, - раздался звонкий и нервный голос прямо у него под ухом. - Помоги мне, я не могу перерезать веревку! - Сейчас, - промурлыкала она, и Плант почувствовал движение воздуха рядом с собой, а в следующий миг начал падать, и чьи-то холодные руки подхватили его. - Он что, отрубился? - спросил некто. - И что с ним теперь делать? Плант с сожалением открыл глаза. - Благодарю, - сказал он, не узнав собственного голоса. - Я в порядке. Отстранив их руки, он, пошатываясь, проверил оба тела. Угорцы были абсолютно и непоправимо мертвы. Совершив круг вокруг очага, Плант нашел свои документы, включая и патент его высочества, на наковальне, а одежду и сапоги - на полу. Над ними он и застыл, потому что в глазах вдруг потемнело. Чудик в шапочке опять подхватил его. - Я бы вышел на воздух, - прошептал Плант.
***
Снаружи моросил дождь. Три оседланные лошади хрустели под навесом рассыпаным сеном. Привалившись к стене, Плант начал одеваться. Руки не слушались, и ему пришлось принять помощь чудика в шапочке. Кольчугу он все-таки надел, хотя выпирающие кольца врезались в тело даже через одежду, раздражая кожу. Потом он сполз на пол и натянул сапоги, а чудик заботливо накинул ему на плечи плащ. Не меньше минуты Плант просто сидел, дыша холодным и чистым воздухом. Все хорошо. Все кончилось. Они мертвы, а ты практически невредим, хвала Отрину. Все хорошо. Он открыл глаза. Спасители стояли рядом и озабоченно смотрели на него - Плант опять не услышал, как подошла Флора. На ее лице, тонком платье и открытой груди темнели кровавые подтеки. Плант подозревал, что сам выглядит схожим образом. - Спасибо вам, - сказал особист. Голос сел, и боль только усиливалась, но отсюда следовало убираться, а перед этим выяснить все, что еще можно выяснить. - Позвольте представиться, Максимилиан Плант, старший интендант финансового отдела. - Второго финансового? - тупо переспросил чудик. Плант не ответил, только улыбнулся разбитыми губами. Должно быть, выглядело это своеобразно, поскольку в глазах собеседника мелькнуло сочувствие. - Адар Йо Сефиус, менестрель, - поклонился он. - А это Флора. Мы тут мимо проезжали... Плант встал и поцеловал Флоре руку. Ладонь была узкая и очень грязная. Никаких следов ожога особист не заметил. - Милсдарыня Флора, вы вампир? - спросил он учтиво. Девушка улыбнулась, обнажив клыки, и промолчала. - И как вы только догадались, - пробормотал менестрель. - Хотите выпить, мэтр? Тут еще есть на донышке. Плант прислушался к своим ощущениям. - Благодарю вас, я не пью, - сказал он, и менестрель вытаращился на него в изумлении. Похож на полуэльфа, и имя странное, подумал Плант. И лицо чем-то знакомо. В розыске? Даже если нет, то скоро будет, в такой-то компании. Но это уже не мое дело. . Стараясь не поворачиваться к Флоре спиной - хотя рассудком он и понимал, что разницы никакой, - Плант подошел к лошадям и осмотрел их. Ближайшим к нему был толстый мерин с гитарным футляром у седла. Рядом с ним дремала пузатая кобыла. Третий конь был большим и мохнатым - рыцарских кровей, должно быть. - Флора, ну ты крутая! - заливался менестрель. - Отродясь такого не видел... ты такая - шшурх! - и его - ам! - а он - бах! - и оппа... И второй тоже... - он забулькал остатками "гномьей". - И хорошо, что не видел, - закончил он тихо. Флора стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на дождь. - До рассвета три часа, - сказала она. - С вашего позволения, я возьму кобылу, - сказал Плант, вернувшсь к ним. - Вы ехали на мерине, верно? - Да, на Соколе, - ответил полуэльф. - На Соколе? - невольно повторил Плант. Отрин Земледержец, как мир может быть настолько абсурдным? Ладно, неважно. - Я думаю, не стоит тут задерживаться. На вашем месте я бы взял и вторую лошадь, если вы с ней совладаете. Далеко направляетесь? - Довольно-таки, - пожал плечами Йо. - Мы следуем за мэтром Ханубисом Геронтским. - Понимаю, - отозвался Плант, немало этим успокоенный. Потер виски, в который раз разглядывая своих спасителей. Вместе они выглядели как парочка детей, заблудившихся в глухом лесу... и уже успевших подзакусить бежавшим мимо оборотнем. - У этих... уродов остались дождевики. Они защищают от дождя лучше вашей куртки, милсдарь менестрель, да и милсдарыне не помешает прикрыть платье, если позволите заметить. - А вы правы, мэтр, - сказал менестрель. - Да и лицо умыть не помешает, по правде говоря. Плант заставил себя вернуться в дом. Чем скорее с этим покончить, тем лучше, думал он, обыскивая дождевики. Потом он перешел к трупам. На белобрысом в поясном кармане нашелся промокший свиток, и Плант, не разворачивая, сунул его в карман. У темного он срезал амулет странной формы и забрал свой кинжал. Ахча лежал с открытыми глазами, и на побелевшем его лице было только недоумение. Одежда промокла, а вот сапоги остались чистыми, и Плант отметил мимоходом, что они куда лучше его собственных. Но Плант не был мародером. Менестрель, зашедший с ним, захрустел луковицей, найденной на наковальне. - А мы их так и оставим тут, мэтр? - спросил он. Плант на миг задумался. - Да, - ответил он. - Я пришлю сюда людей позже. Вы ведь уезжаете сейчас? - Обязательно, - менестрель подхватил в охапку дождевики. - Вот прямо сейчас и поедем. От двери раздался приглушенный возглас, и сердце Планта трепыхнулось, но это была всего лишь Флора. Вампирша заглянула было в дом, да так и встала, зажимая руками рот. Отступив на шаг, она уткнулась спиной в притолоку. - Йо... - проговорила она. - Это - я - сделала? - Ну да, - подтвердил менестрель. - Ты. Представляешь? Рассказать кому - не поверят: такое хрупкое создание, и вдруг - такие способности... Цукерно, просто блеск. Лицо Флоры скривилось в гримасе. Отшатнувшись, вампирша издала сдавленный вопль и выскочила за дверь. - Что это с ней? - удивился Йо. - Ладно, мэтр Плант, я тогда за ней пойду, а то она совсем расстроилась. Вы уж сами тут заканчивайте, ничего? Плант заверил его, что, без сомнения, справится, и менестель поспешил за спутницей. Споткнулся и побежал дальше, подхватив с пола какой-то предмет. - Флора, - кричал менестрель, - смотри, какую я хорошую лопату нашел!