Аннотация: На конкурс "Книга будущего". Третий приз (4-6 место). Безграничные возможности цензуры.
Я не успел убавить звук видеофона - вопль возникшей на экране жены прогремел на весь зал:
- Антон, мы проиграли!
Шеф тут же прервал доклад и, поморщившись, выразительно посмотрел в мою сторону. Я поднес видеофон вплотную к губам и сказал так тихо, что даже сам не услышал собственного голоса:
- Буду через сорок минут в "Тигре", - после чего, не обращая внимания на протестующие жесты жены, вырубил связь.
***
- Чурбан бездушный! - Рита метнула в меня свернутой салфеткой.
- Ты, вроде, говорила, что есть надежда на кассацию. Этот твой даун, адвокат Синявский, обещал какие-то волосатые лапы...
- Он уволен. Если у тебя совсем нет совести, можешь торжествовать - Синявский, действительно, дерьмо и неуч - по делам об угрозе нравственности кассационной инстанции не бывает. Решение вступает в силу через три дня. Обжалованию не подлежит...
- Да?! Но как вы умудрились проиграть?
- Представляешь, они нагнали в суд целую армию нимфеток, которые под присягой подтвердили, мол, после прочтения моего романа у них всех, как у одной, разом возникла непреодолимая тяга к сексу. Да у меня в их возрасте подобная тяга возникала даже при протирании пыли.
- Что ты такое говоришь?
- Антон, уж ты не будь ханжей. Неужели тоже поддался на агитацию этих скопцов из "Летящих сзади"? Сам знаешь: пубертатный возраст и все такое...
- Но ведь на детей с недостаточным интеллектуальным развитием...
- Блин! Хватит! Про этих, с недостаточным... - жена раздраженно повысила голос и так энергично покрутила пальцем у виска, что люди за соседними столиками замолчали и уставились на нас. - Наслушалась за время процесса вдоволь. Этих дебилов не больше десяти процентов, а мы носимся с ними, как с писаной торбой. То не пиши, это не говори. Потому что этот, с недостаточной... тут же забеременеет, заразится венерической болезнью и решит проверить, что там у другого человека внутри. Антош, с каждым годом становится все труднее писать. Со всех сторон обложили судебными решениями. Теперь вот принялись за черт знает когда опубликованное.
- Может, ну его? В конце концов, этот роман - не лучшее из написанного тобой.
- Нет, именно лучшее. Знаешь, а я ведь его каждые два года перечитывала - и каждый раз будто пятнадцать лет с плеч долой. Влезаешь обратно в шкуру двадцатилетней девчонки. Всё возвращается - ощущения, запахи, мысли, люди, которых либо нет, либо лучше бы не стало. Антон, если бы не это - давно бы превратилась в древнюю старуху. Не телом, а вот здесь, - жена постучала пальцем по своей голове. - Не спорю, рука сейчас покрепче будет, но в том романе настоящей меня раз в сто больше, чем в том же распрекрасном "Пламени богов". Когда их адвокат зачитывал надерганные цитаты - глядите, мол, какая разнузданная порнография - я просто млела. Даже сосредоточиться не могла - вспоминала то сумасшедшее лето...
Повисла пауза, которая с каждым мгновением все больше и больше давила на плечи. Жена нервно крутила локон и выжидающе смотрела на меня. Я попытался возобновить разговор:
- Надеюсь, издатель не требует неустойки?
- Не в том дело! Они присудили коррекцию всех тиражей, в том числе переводных!
- Как?!!
- А вот так! И уже подобрали идентичный по размеру сборник святочных рассказов. Полная замена текста! Антон, через три дня в мире не останется ни одного экземпляра "Последнего лета". Ни одного!
Рита, казалось, ошарашена не меньше меня. Похоже, до нее только-только начал доходить смысл произошедшего. Надо было срочно спасаться от очередной надвигающейся паузы:
- Они, что, не разрешили оставить даже авторский? А для хранилища национальной библиотеки?
- Ни одного... Учитывая то, что я не раскаялась... А для национальной библиотеки, сказали, требуется какое-то специальное кодирование, которое в силу низкой художественной ценности моего труда - нецелесообразно.
- Выходит, они пустят коррекцию через информационный слой. Но это же так дорого!
- Господи, да какая разница - не тебе же платить! Ты мне про этот чертов слой растолкуй, а то я просто не ожидала... Погоди, я - на минутку, только сейчас заметила, как зверски хочется в туалет.
Рита оставила меня одного, а я, вместо того, чтобы собраться с мыслями, вдруг оцепенел. Нужно прикинуть линию поведения, когда вернется жена. Чего она ждет от меня? Сочувствия? Помощи? Конечно, с моей точки зрения, романчик - так себе, какие-то детские эротические фантазии. Но раз он ей так дорог... В целом, конечно, странно: в таком супердемократичном обществе, как наше, оказывается, можно взять и уничтожить книгу. Уничтожить совсем. Для этого достаточно показаться убедительным двенадцати присяжным. Всего лишь...
Жена вернулась раскрасневшаяся, плюхнулась на свое место, и я сразу уловил запах табака, пробивающийся из-под толщи удушливого парфюма.
- Рита, ты совсем с колес съехала - за курение в общественном месте, знаешь, сколько можно схлопотать...
- Аааа! Не будем мелочиться! Может, кутнем? Попрощаемся с моей молодостью?
- Я - пас, у меня послезавтра отчет перед заказчиком... В конце концов, ничего ведь страшного не произошло: все живы - здоровы, деньги целы. Репутация? Издатель тебя не бросил, читатели не отвернулись. Просто для общества лучше не знать, что ты там себе нафантазировала в двадцать лет...
- Антош! - жена вцепилась мне в руку и заговорщически наклонилась. Глаза ее сверкали болезненным блеском. - Я решила не подчиняться судебному решению. Буду диссидентом. Конечно, они обставили всё так, что даже у меня порой закрадывались сомнения... Но сейчас, глядя на этот спектакль со стороны, я вдруг поняла - произошло недоразумение. Кому, в сущности, могла помешать моя книжка?
- Просто под руку попалась. Это же не сегодня началось. Ведь сама знаешь, какими были книги ещё лет тридцать назад. Насилие, извращения, уродства на каждом шагу. Просто так, для красного словца. И вдруг дошло, что множество незрелых граждан слишком буквально всё воспринимает. Их, вроде как, развлечь пытаются, заинтересовать - вот, мол, поглядите, какая фигня в мире бывает, а они всю эту муть принимают за чистую монету и уже начинают видеть в ней норму. Тогда для начала запретили описания убийств - обозначить событие можно, но только без смакования, безо всяких подробностей. А теперь гляди: прошло, кажется, совсем немного времени, и нашему современнику даже страшно подумать, как это самое убийство может выглядеть. Соответственно, такоеосознанно сотворить - упаси Господи! Неизвестность, она ведь пугает... Особенно этих - с недостаточным интеллектуальным развитием... И уголовная статистика неизменно подтверждает правоту цензуры.
- Да, и отсюда весь этот идиотский пафос по поводу "социальной ответственности художника". А теперь добрались до откровенных сексуальных текстов. Но ведь можно было бы сделать какую-нибудь простую систему допуска, чтобы книги, рассчитанные на умных, не попадали к дебилам.
- Кажется, где-то пробовали - не получается. Сразу возникает подпольный рынок самиздата. Умные норовят огрести деньжат, поделившись информацией с другими согражданами - теми, кто обделен мозгами. Брошюрки, напичканные насилием, распространяют, как наркотики. Если бы не открыли информслой, то вся затея с запретами пошла бы прахом.
- Ты, вроде, тоже с ним как-то работал?
- Совсем немного. Тема уже больно секретная - если бы продолжил, боюсь, мне даже жениться на тебе не разрешили бы. Помнится, особо стали зверствовать, когда исламские хакеры через информслой попытались заменить текст Евангелие на текст Корана. Успели исковеркать, кажется, несколько страниц. И знаешь, в мире оказалось полно людей, которые помнят эти страницы наизусть - по памяти всё и восстановили.
- Погоди, я понимаю, как можно заменить текст во всех электронных изданиях - через интернет. Сейчас, небось, не осталось ни одного без выхода в сеть. Но у меня в голове не укладывается, как корректируют книги на бумаге?
- А что тут такого? Информслой - та же сеть. Вся информация, существующая в мире, имеет в этом слое свое отображение. И наоборот. Люди еще двести лет назад подозревали о существовании нечто подобного. Вернадский со своей ноосферой, Юнг с коллективным бессознательным, например... Ну, а коррекция работает примерно так: запускают специальный поиск, по нескольких ключевым фразам идентифицируют текст в информслое, после чего меняют в нем одни понятия на другие. Все отображения в материальном мире автоматически изменятся точно так же.
- Но как? Почему чернила перемещаются с одного места на другое?
- Бог его знает. В мое время были выявлены только отдельные закономерности. Например, что сохраняется шрифт оригинала и состав чернил. В общем, у материи с информацией наблюдается некое строгое соответствие. Материя подстраивается под информслой, молекулы чернил мигрируют... Но я же говорил - всё так засекречено - могу только гадать.
- Но почему они используют технологию, не разобравшись в ее безопасности? Может, в этом дурацком информслое вообще ничего трогать нельзя? Вдруг шандарахнет? Или в головах одни мысли на другие поменяются? - Рита посмотрела на меня, но я только пожал плечами. Тогда она тяжело вздохнула и спросила, понизив голос. - А сопротивляться этому можно? Как-нибудь закодировать текст, буквы одни на другие заменить, слова переставить?..
- Бесполезно! В информслое все наши кодировки, переводы на другие языки представлены в виде одного набора символов. Эдакий единый праязык, который оперирует сразу целыми понятиями. Поэтому даже единички с ноликами на электронных носителях корректируются. Тебе придется заново переписать текст, чтоб кардинально изменить содержание информации. Тогда, возможно, что-то удастся сохранить... Либо всё в башке запомнить, как в случае с Евангелием или как у Брэдбери в "Фаренгейте". Ты на такое способна?
Рита отрицательно помахала головой. Силы на глазах покидали ее. Действие бодрящего коктейля из кофе, сигарет и реваншистского возбуждения стремительно ослабевало. Мне вдруг стало стыдно - я понял, что привык обращаться с женой, как со знаменитостью - сильной, самостоятельной, неуязвимой. Уже не возникает желание просто так, без сексуального контекста приласкать, прижать эту женщину к груди, совершить акт символического заступничества. Я осторожно протянул руку и дотронулся до ее волос - она вздрогнула, но не отстранилась. Тогда я пододвинулся и, плюнув на окружающих, обнял Риту за плечи, после чего стал тихо целовать ее в затылок и шею. Она опустила голову и беззвучно заплакала. Господи, как пятнадцать лет назад...
***
Мне пришлось взломать замок на дверях ее рабочего кабинета. Последний день она не выходила оттуда даже поесть. Рита сидела за письменным столом, подперев голову руками. Смотрела прямо перед собой, не шевелясь. Как будто не слышала грохота выбитой двери. Вокруг валялись книги с выдранными страницам, распечатанные на принтере листы - всё в ужасном беспорядке. Конечно, она не смирилась и всячески пыталась скрыть свой роман от коррекции. И очевидно - это ей не удалось.
Я подошел к жене сзади и молча обнял. Рита повернула ко мне лицо, ее губы растянулись в кривой ухмылке:
- Представляешь, набросала тут кое-что от руки - захотелось для себя несколько мыслей оставить. Переписала задом наперед, а сегодня вместо них - какая-то Маша в монастырском саду... Моим почерком. И тоже задом наперед. Как будто издеваются, суки!