Над австралийской пустыней быстро опускалась ночь, безмолвная и черная, как тяжелое бархатное покрывало.
Человек, оказавшийся сейчас здесь, испытал бы чувство первобытного страха перед всем тем неведомым и ужасным, что могло скрываться в этой густой, ртутной темноте.
Попробуем и мы, пользуясь своими возможностями, мысленно перенестись сюда. Вокруг - тишина, очевидно, не менее глубокая, чем в могиле, хотя вряд ли человеку доступно такое сравнение.
Температура воздуха быстро снижается, окружающее словно умирает до следующего дня, несущего с собой сумасшедший жар вертикально стоящего над землей, беспощадно жгущего солнца.
Но что это? В пустыне раздался очень странный для этих мертвых мест звук. Где-то вдалеке отчетливо послышалось приближающееся урчание автомобильного мотора, показавшееся таким родным среди царящей здесь кладбищенской тишины. Над бесконечной гладью зажглись два немигающих ярко-белых глаза.
Словно неведомое чудовище, единственный обитатель и страж здешних мест, небольшой вездеход, хрипя перегревшимся за шесть часов непрерывной работы двигателем, неторопливо приближался к месту, выбранному нами для незримого присутствия.
Внезапно раздался громкий скрежет, и вездеход, немного прокатившись по инерции, застыл, накренившись на бок. Его силуэт с поразительным сходством напоминал очертания подбитой боевой машины времен мировой войны, закончившейся более шестидесяти лет назад.
Из машины вылез водитель с фонарем в руках, посветил на гусеницу, взглянул, вполголоса выругался и опустился на корточки. Звали шофера Вальтером Хессхаймером, ему было двадцать лет, и дома, в Германии, его ждала невеста.
Поэтому он не терял бодрости духа даже сейчас, оказавшись вместе с обездвиженной
машиной в сердце песков Большой Виктории.
Хлопнула дверца, и к водителю, с трудом вытаскивая ноги из песка, подошел второй пассажир вездехода.
Эта пара представляла собой одну из сотен подвижных бригад, сформированных и направленных Всемирной Организацией Здравоохранения для ликвидации эпидемий в Австралии и на других континентах. И эти люди были солдатами огромной, хорошо оснащенной армии медицины, вступившей в бой за здоровье людей.
Вторым, кто ехал в вездеходе, был врач Виталий Сорокин. На борту машины находились медикаменты, сыворотки и вакцины, немного пищи и воды. Сорокин и Хессхаймер рассчитывали еще до темноты быть в селении аборигенов, откуда донесся призыв о помощи, но сбились с пути.
И вот теперь к тому же остались без средства передвижения. А это означает здесь скорую смерть от всеуничтожающего солнца.
- Ну что? - устало спросил Сорокин, садясь на песок рядом с Хессхаймером. Последнее время у них было очень много работы, мотались по пескам почти круглосуточно, и врач не спал несколько ночей кряду. Вальтер благодаря своей молодости переносил напряжение лучше. - Серьезно?
- Да уж, - произнес Хессхаймер со сдержанной яростью, хотел было крепко выругаться, облегчить душу, но вспомнил, что Сорокин этого не любит, и промолчал. - На ровном месте...угораздило.
Длилось молчание. Затем, ощупывая сломанные детали, Вальтер сказал:
- Думаю, к утру должен успеть. Полетел блок сопряжения, ну и еще тут кое-что поменьше...Бывает хуже. Вы слышали ведь, наверно, про экипаж, который был затянут песчаной трясиной и погиб, не успев даже подать SOS по радио. - Еще раз оглядев повреждения, Вальтер повернулся к Сорокину и, чиркнув спичкой, улыбнулся:
- Ничего, и не из таких переделок выходили!.. - И, закурив, уверенно добавил:
- Уж как-нибудь справлюсь!
Поднявшись, Сорокин напрасно вглядывался в окружающую тьму. С тем же успехом он мог бы попытаться увидеть что-нибудь в недрах чернильницы.
Начинал пробирать ночной холод; термометр, укрепленный на обшивке вездехода, показывал минус 8*С. Сорокин надел утепленный комбинезон и вернулся к Хессхаймеру, готовившему инструменты для ремонта.
- Где же мы все-таки находимся? - задумчиво проговорил Сорокин.
Вальтер не слышал: он копался в электронно-механических внутренностях гусеницы. В тишине раздавалось лишь постукивание и лязганье металла о металл.
- Вот что, - обратился врач к своему водителю, предварительно постучав по корпусу вездехода. Откуда-то снизу вынырнуло уже измазанное дочерна лицо Вальтера.
- Я возьму сыворотку и пойду поищу поселок. Он не может быть слишком далеко, - говорил Сорокин, перекидывая через плечо медицинскую сумку. - Если со мной что-нибудь случится, стану стрелять из ракетницы. - Кивнув, шофер бросил: "Салют!" и снова исчез под кожухом.
Сорокин поправил свое снаряжение и зашагал в темноту.
Изредка сверяясь с компасом, он прошел километра четыре. Никаких следов жилья не было.
Вдруг он споткнулся и упал на что-то мягкое. С трудом встав (сил оставалось не так уж много), он зажег фонарь.
Перед Сорокиным лежал обнаженный мертвый человек. Абориген. Тщательно осмотрев труп, еще не успевший остыть, врач с присущей ему объективностью сделал заключение, что австралиец погиб от одной из смертельно опасных болезней, возбудитель которой передается через кожу.
Сорокин понял, что заразился и сам: падая, он коснулся руками мертвого тела. Но об этом он подумал мимолетом.
Главное, что где-то совсем рядом селение, там люди, которых, наверное, уже осталось немного, ибо лихорадка Эбола убивает быстро - за несколько дней. Эти люди нуждаются в срочной помощи, и помощь придет!
Пройдя чуть дальше, Виталий заметил следы, который оставил на песке абориген. Своею смертью этот человек невольно помогал ему, врачу, несшему людям жизнь. Подсвечивая себе фонарем, Сорокин быстро пошел, почти побежал по следам. Откуда только брались силы!
Через несколько минут врач вышел к селению. С немой угрозой, равной потенциалу пулеметного дула в амбразуре дота, молчащего, но готового встретить атакующую пехоту убийственным огнем, сгрудились здесь десятка два убогих шалашей.
Заглянув в крайние из них, Сорокин увидел, что тут помочь уже невозможно. Однако из следующей лачуги доносился детский плач. Просунув через дыру, обозначавшую дверь, голову в это вонючее жилище, врач увидел испуганно прижавшихся к матери детишек лет трех и четырех. На руках молодой женщины плакал, видимо, больной грудной ребенок.
Увидев чужого человека, женщина вскрикнула. Стараясь говорить как можно спокойнее и правильно выговаривать слова, врач произнес на местном наречии: "Не бойтесь меня, я не сделаю вам ничего плохого. Я пришел из города, чтобы избавить вас от мора".
Недоверие постепенно прошло, и Сорокин принялся за работу.
К четырем часам утра он ввел защитную сыворотку почти всем жителям поселка. Но запасы спасительной жидкости подошли к концу, и Сорокин двинулся в обратный путь.
Не отойдя и километра, он упал и не смог подняться. Врач чувствовал, как им овладевает болезнь, симптомы которой он знал так хорошо и столь ясно видел сейчас у себя. Однако сдаваться Виталий не собирался.
С трудом расстегнув кобуру отказывавшимися слушаться пальцами, он вытащил ракетницу и один за другим послал заряды в уже начавшее светлеть, до зубовного скрежета чужое ему небо Южного полушария. Сорокин знал, что, заметив сигналы, Вальтер немедленно помчится на выручку, поэтому он не имел права за это время потерять сознание. Сжав зубы, он ждал, удерживая слабеющую мысль.
Скоро рядом бодро загудел мотор, и исправный вездеход замер в нескольких метрах от беспомощно распластанного на земле человека. Вальтер, выскочив из кабины, с тревожным криком "Что с Вами, доктор? Что случилось?" бросился к Сорокину.
- Не приближайся ко мне! - напрягая ставший тихим голосом, сказал тот. Вальтер в испуге и недоумении остановился возле него.
- Я заражен, - прошептал умирающий, приподнявшись на локте, - и мне уже ничто не поможет. Но ты должен сделать то, о чем я хочу сказать...пока в сознании. - Врача лихорадило, и он все чаще запинался.
- Позади меня - селение. Его видно отсюда. Там - смерть. Я отдал им всю сыворотку, но этого мало. Ты должен добраться до города и привести людей...Чтобы они добили здесь эпидемию. Ты понял?..
- Но, доктор, - в отчаянии Хессхаймер не знал, что сказать, - может быть, есть хоть мизерная надежда, и я успею Вас довезти?
- Нет, - врач ответил без колебаний. - Ты не успеешь и погибнешь сам. Ты сам знаешь, как заразна Эбола.
Глубоко страдая, Вальтер смотрел на угасающего перед ним человека.
Несколько секунд слышалось только частое дыхание умирающего.
Но, казалось, какая-то важная мысль затронула уже равнодушное почти ко всему сознание Сорокина.
- Да, - врач встрепенулся в последнем приливе сил. - Напиши моим в детдом, тем, что восемьдесят седьмого года выпуска, чтобы на встрече не ждали меня. И почему...Да напиши: все, что было, было не зря. - Речь его становилась все невнятнее, и он опять на короткое время забылся.
В последний раз очнувшись, Сорокин приказал:
- Иди, - видно было, каким усилием далось ему это короткое слово. - Каждая смерть среди тех, кого я оставил там живыми, будет на твоей совести. - Голова его тяжело легла на песок.
Вальтер медленно отступал назад, к вездеходу, не в силах оторвать взгляд от человека, лежавшего на еще холодном, хранившем отпечаток ночной мглы, но уже покрытом отблесками лучей восходящего солнца песке.
Он опомнился только тогда, когда ощутил под ладонями твердый холод надежной брони. Прыгнув внутрь машины, Вальтер выжал из нее все, на что она только была способна.
...Прошло десять лет. Электромобиль, за управляющим рычагом которого сидел человек лет тридцати, мчался по прекрасному силикатному шоссе, словно стрела прорезавшему пески Большой Виктории.
По обочинам дороги проносились фруктовые сады и виноградники, плантации цитрусовых. Мелькали поражавшие фантастическими расцветками и чудесным ароматом большие цветники.
Вечерело. Этот июльский вечер напомнил водителю машины один из таких же вечеров, но только десятилетней давности.
"Да, это те самые места, - с грустью думал сидевший в машине человек. - Я узнаю их. Воспоминания о происшедшем здесь настолько врезались в память, что их не стерли ни минуты, проведенные под нейтронным "дождем" на геоселенарной орбите, ни последствия ядерной аварии, ни встречные бои с фашистами в Африке, ни даже шестнадцать месяцев "лагеря уничтожения". Это было здесь.
Он остановил машину и пошел дальше пешком. Мимо него проехал ярко освещенный электробус, везший с городского праздника смеющихся австралийцев.
Он скоро увидел то, что искал. Над пустыней возвышался скромный, небольшой обелиск с алой звездой. Лаконичная надпись гласила: "Погиб при исполнении служебного долга.
Вечная память павшим в борьбе за здоровье людей".
Неизвестный немного постоял перед обелиском, скорбно склонив голову. "Да, ты сделал все, что должен был сделать. С полным правом ты можешь быть назван Человеком".
Ласковый влажный ветерок, прилетевший с берегов рукотворного моря, трепал седые пряди в волосах тридцатилетнего мужчины.
Но время торопило. Поезд был готов вновь унести его на космодром.
Над австралийской пустыней быстро опускалась ночь, безмолвная и черная, как тяжелое бархатное покрывало.
Человек, оказавшийся сейчас здесь, испытал бы чувство первобытного страха перед всем тем неведомым и ужасным, что могло скрываться в этой густой, ртутной темноте.
Но алая звезда на острие мраморного обелиска светила неугасимо.
29.12.85
http://napisanoperom.ru/la3DOD459W8kPS5Xw3 - электронная книга, которую можно купить за 100 руб.