Аннотация: Однажды Ганн решил заглянуть в сны своих спутников. Написано по заявке.
Разум - лишь тонкая пленка над океаном безумия.
Кошмары - обратная сторона грез. Две стороны одной монеты. Две половины раскрашенной маски. День и ночь. Одно невозможно без другого. Нельзя познать, что есть сладкий сон-мечта, никогда не изведав липкой мути кошмара.
Каргово отродье, величавшее себя Ганном-из-Грез как никто другой понимал это.
Ведьмак поворошил прогорающие угли, оглянувшись на спящих. В небо взлетали рои жгучих бело-розовых искр, по беспокойным лицам спутниц скользили глубокие тени.
"Что им сниться? Что заставляет Полунебесную так страдальчески морщить гладкий лоб, а черноволосую эльфийку - каждый раз просыпаться с хриплым криком посреди ночи и потом, зябко кутаясь в плащ, до рассвета молча сидеть у костра? И снится ли что-то нежити? Или Один-из-Многих вовсе не видит снов?".
Любопытство толкнуло шамана духов на этот шаг. "Я лишь посмотрю. Я только краем глаза загляну в их сны и уйду".
Решиться - половина дела. Шаман погрузился в чуткий сон, ловя зыбкую черту между сном и явью, соскальзывая в сон одной из спутниц.
***
... в комнате темно. Камин прогорел и под толстым слоем пепла уже не тлеют угли. Густая чернильная темнота и лишь россыпь крупных, по-летнему ярких звезд мягко светит в распахнутое витражное окно, складываясь в незнакомый рисунок созвездий. Широкая кровать застелена бордовым шелком, сейчас смятым. Легкое меховое одеяло наполовину сползло на пол.
Девушка на кровати грациозно потягивается, откидывая на спину спутанную гриву смоляных волос. Светлая кожа в полумраке кажется белоснежной. Как снег в середине зимы. Как отбеленные временем и дождями кости, которых великое множество в лесах Рашемена. Я вижу, как она улыбается. Нежно. Озорно. Страстно. Чуть приоткрытые алые губы, тень ресниц на щеках. Легкий росчерк румянца как отголосок жизни. Здесь, во сне она живая. Айвилл смеется, игриво отбиваясь от рук смуглого худощавого мужчины, чтоб в следующий миг сдаться на милость победителя покорно и доверчиво положив голову ему на грудь.
Что же тогда заставляет ее кричать, надрывая горло? Что заставляет дрожать в ознобе потом?
Я подхожу ближе. Я невидим, неощутим для спящего.
Картинка меняется. Так всегда происходит - сновидения ведут нас своими течениями. Влекут подводными тропами, и ты можешь лишь править своей лодкой, сновидец, но не в силах изменить само движение реки.
Я вздрагиваю на миг раньше ее. Проснувшаяся эльфийка проводит пальцами по небритой щеке мужчины и захлебывается истошным криком, в панике забиваясь в самый дальний угол ставшей вдруг необъятной кровати. Теплая живая плоть от прикосновения стекает с костей, как густое тесто, пятная простыни безобразными буро-зелеными пятнами. Их не должно быть видно на темном шелке, но они явственно, словно издеваясь, проступают. Я узнаю эту субстанцию. Эта плоть и есть самая сущность Стены Неверующих...
И я в ужасе бегу.
***
Ганн долго не мог отдышаться. В прохладном воздухе клубились облачка пара. Ведьмак протянул озябшие вдруг руки над огнем, подбросил еще дров и лишь потом погрузился в дрему.
***
Я стою на вершине высокой, залитой сиянием горы. Внизу подо мной бушует море. Яростные валы разбиваются о камни внизу, оседая на них клочьями кружевной пены. Брызги долетают даже сюда, оседая солеными каплями, похожими на слезы. Отчего же они пахнут медью и металлом?
На безоблачном небе растет темная полоса. Грозовые тучи, сине-стальные, тяжелые, полные града, кипели на грани моря и неба, на грани сна и яви. И вот они уже здесь. Я чувствую порывы грозового шквала на своем лице. Я вижу, как ветер треплет серебристые волосы Полунебесной и Каэлин с криком "Я иду!" шагает с обрыва. Волна подхватывает жрицу и несет на своем гребне вперед, к какой-то лишь одной ей ведомой цели.
Густеют воды и темнеет их цвет. Теперь волна - сплошная кровь. Густая, темная. Она несет на своем гребне Каэлин и меня. Клубятся под нашими ногами розовые ошметки пены.
Жрица кричит что-то, указывая на стену впереди. Стена растет, заполняет собой все. От земли до неба - одна лишь живая стена в бахроме рук. В паутине криков. В ауре отчаяния. Я пытаюсь спастись, убежать, но волна безжалостно несет нас вперед и клинок дрожит в руках Каэлин и алые брызги пятнают ее белоснежные крылья.
А из крови протаивает ее воинство...
***
Шаман трет руки, убирая несуществующие капли крови с кожи, и смотрит на Одного-из-Многих. Что сниться ему, точнее - им, сонмищу духов адской печи? Множеству замученных во славу Миркула существ?
Зыбкая серая пелена мира снов привычно принимает шамана духов в свои объятия.
***
В том сне повсюду огонь. Огонь и крики. Крики и огонь. И пепел, что невесомыми лепестками кружится в воздухе. Частички его пляшут свой последний танец в обжигающих струях, прежде чем упасть в темные кровавые водопады.
Здесь пылает печь. Жерло ее готово принять новых и новых еретиков. Она ненасытна. Ее голод неутолим, как неутолим голод Акачи. Как неутолим голод Миркула.
- ... нет, пожалуйста не-е-е-ет!
- ...простите-простите-простите меня...
- ... не хотел...
Здесь нет места прощению.
Здесь сгорают те, кто жаждал его, но так и не получил.
В том сне мертвый Миркул руками жрецов из Крематория вершит свое извращенное правосудие.
В этом сне мне не найти ответов и я отступаю в холод рашеменской зимы.
***
Такие сны не могут принадлежать обычным... Людям? Существам? Может быть - духам?
"Вы ненормальные".
Ганн-из-Грез поклялся никогда не заглядывать больше в сны своих спутников.