Я думал о том, зачем,
Зачем Бог придумал Вас -
Тех, кто сводит с ума без улыбок и слов,
Стоя рядом и глядя в окна небес?
Кто вливает дурман без вина и цветов,
Отравляя без яда хрупких принцесс?
Канцлер Ги. "Осенний романс"
В комнате холодно. Почти прогоревший очаг не дает тепла и лишь зыбкие багровые сполохи порой вспыхивают в глубине погасших углей.
Хрупкая темнокожая женщина кутается в пеструю шаль. Тяжелые рыже-черные кисти чуть покачиваются. Пламя нескольких свечей рассыпает в светлых волосках крошечные осколки серебра.
Женщина принадлежит к ненавистному многим наземным жителям народу темных эльфов. Дроу.
Она сидит и тихо улыбается своим мыслям. Пестрое гусиное перо поскрипывает и на лист ложатся все новые и новые строки. Слова сплетаются в замысловатую вязь округло-изящных, словно нитка отборного морского жемчуга, слов.
Скрипит перо, стонет за окном стылый ветер, стучит ставнями, гонит по двору бурые истрепанные листья и мелкую снежную крупку.
- Эсмерель, ну разве можно так... - на пороге протаял женский силуэт. Пламя свечи дрожало на сквозняке и гостья прикрывала его ладонью.
- ... издеваться над собой, да? - дроу устало усмехнулась, - Брось, Шейла. Я крепче, чем кажусь на первый взгляд.
Женщина прошла в комнату, поставила на стол подсвечник и присела на кровать.
Пламя на миг вспыхнуло солнечным отблеском в рыжих волосах.
- Но не в твоем же положении!
Дроу тяжело поднялась, держась за поясницу и поддерживая рукой округлый живот.
- Не стоит. В конце-концов, я не первая женщина, которая носит ребенка.
Шейла только руками всплеснула:
- Дорогая моя, я все понимаю. Но, черт возьми, это же не значит, что нужно ночами напролет сидеть в непротопленной комнате, мерзнуть и писать-писать-писать...
Рыжеволосая споткнулась на середине фразы и подбросила в очаг дров. Пламя, почти погасшее, принялось глодать толстые поленья. В комнате стало заметно теплее. По стенам метнулись уснувшие было тени.
- И кстати - а что ты пишешь? - заинтригованная, Шейла подошла ближе. Пробежала взглядом по написанным уже страницам, что были в беспорядке разбросаны по столу и удивленно проговорила:
- Истории о дроу? Ты хочешь рассказать своему ребенку об этом?
- Своей дочери, Шейла, - голосе собеседницы лязгнул металл. Приглушенно, словно клинок, до поры скрытый в ножах из мягкой кожи, - У меня будет дочь.
- Но... Зачем?
Растерянность подруги сквозила в каждом слове. Действиетльно - зачем деревенской девочке страшные сказки о материнских родичах? Зачем ей рассказы о вероломстве и предательстве, которыми пронизана вся жизнь дроу?
Эсмер лишь мотнула головой, усаживаясь обратно за стол.
- Я не хочу, - она зло встряхнула волосами и закончила, - Не хочу чтобы моя дочь судила обо мне и о своем народе лишь по сплетням невежественных крестьян. Она достойна знать правду, понимаешь? Она - моя дочь. Моя плоть и кровь! И та же сила, что течет в моих жилах - принадлежит ей по праву! И все что она узнает - она узнает из первых рук! - Эсмерель почти сорвалась на крик.
Почти.
Бардесса взяла себя в руки и замолчала, тяжело дыша.
Молчала и ее рыжеволосая подруга.
Эсмер вздохнула:
- Я успела полюбить этот подлунный мир... Темная Дева учит нас смирению и терпимости, но я не могу допустить, чтобы моя дочь стыдилась своей крови. Понимаешь? Она не отмеченная демонской кровью мерзость, не отброс магического эксперимента, не итог "снисхождения божественной энергии на смертную". И я сделаю все, что в моих силах, чтобы моя дочь нашла свое место в этом мире...
Дроу тихо охнула и привычно огладила ладонями живот, почувствовав как беспокойно толкается в чреве ребенок. В памяти вновь всплыло смуглое худощавое лицо с прозрачно серыми глазами, темные жесткие волосы и поджарое, словно перевитое тугими веревким мышц тело того моряка с Муншейских островов. Запах и вкус соли на губах. Случайная встреча. Искра, вспыхнувшая в ночи и определившая судьбу.
"Нет, я не буду писать про отца моей дочери. Эту историю я расскажу ей сама, когда моя девочка подрастет".
За окном выл ветер.
Наступала зима.
Шейла тихо поднялась и, пожелав подруге спокойной ночи, ушла.
Дроу плотнее закуталась в шаль и, перебирая тонкими пальцами тяжелые шелковые кисти, смотрела на огонь. Причудливая пляска огненных языков напоминала ей беспокойное море. Смотрела долго, пока сон наконец-то не сморил ее.