Когда мне было 6 лет я мечтала о музыке и о школе. Я вообще не склонна была к детским играм. И если играла, так только в школу. Не знаю, как случилось, что мама привезла меня к Агафье Федоровне Деминой - старшей сестре отца, некогда заменившей ему рано ушедшую мать, - но она привезла меня именно к ней, слезно попросила отдать в школу и оставить на годик в Москве - поучиться. Семья Деминых была добра к мне как к собственному ребенку, и мне позволили учиться в школе, которая была рядом - буквально за окном.
В Норильске, откуда я родом, такое вряд ли было бы возможно. В послевоенные годы там наблюдался, как сегодня принято говорить, бэби-бум, из-за чего мест в школах катастрофически не хватало. Отказывали в приеме даже тем, кто родился 2 сентября. А тут еще я, октябрьская, со своим неукротимым желанием учиться. Шансов не было никаких. Рута Александровна, музыкальный работник из детского сада, несколько раз встречался с матерью, поговорить о таланте, который свалился на голову ребенка, и потребовать отнестись с большой ответственностью к музыкальному образованию дочери. Мать не нужно было долго уговаривать. Она сама безнадежно мечтала о сцене. И мы полетели в Москву.
В Москве к началу учебного года еще одна проблема встала перед нами и московскими родственниками во всей своей полноте и безысходности: где взять пианино. Ни на какой иной инструмент поменьше, позволивший уместить его в комнате Деминых, где кроме родителей за перегородкой жили еще трое взрослых детей, я не соглашалась.
Пока взрослые дружно ждали разрешения проблемы, я довольствовалась звуками игрушечного инструмента, скрытого в черном ящике, напоминавшем пианино, с металлическими пластинами вместо клавиш. У инструмента была лишь одна октава и крошечные молоточки, обитыми мягким войлоком - миниатюрный металлофон с тихим грустным звучанием в миноре. Эолийский звукоряд был прекрасен. Отсутствие черных клавиш делало его загадочным. Черных на клавиатуре просто не было. Они были нарисованы на двух рядом стоящих пластинах белого цвета.
Купить настоящее новое пианино по тем временам было делом непростым. Я бы сказала, весьма проблематичным. Просто сходить в магазин, как делаем это мы сегодня, было невозможно. Дефицит диктовал жесткие условия: требовалось официально встать на очередь, предварительно предъявив паспорт с московской пропиской, и ждать по записи минимум пять лет. И тогда Валя - двоюродная сестра - как самая опытная из Деминых, вместе с мамой пустились во все тяжкие.
В те далекие годы об интернете даже не мечтали. Когда требовалось купить что-либо нужное, народ покупал толстую черно-белую газету с мелким шрифтом в маленьких оконцах объявлений и, если находил в газете что-то подходящее, то ходил по адресам. Телефоны, конечно, были, но и они были в дефиците.
Газета стоила недешево. Если обычную Правду или Известия можно было купить за 2, максимум, 3 копейки, то за газету с объявлениями в киоске просили 12 копеек. Разорительно, однако)).
Газета была еженедельной, и за нею киоске выстраивалась очередь ни свет ни заря. Иначе нельзя. Газету разбирали молниеносно. Нашел информацию - твое счастье. Не нашел - жди следующей.
Несколько вечеров, если не недель, под лампой с мягким светом Валя с мамой провели в поисках подержанного пианино. Найти новое было из области фантастики.
Чудо произошло, когда его уже перестали ждать. Валя наткнулась на объявление о продаже кабинетного рояля Санкт-Петербургской мастерской братьев Дедерикс. Кто такой Дедерикс обе понятия не имели, но на следующее утро вместе поехали куда-то в район новостройки на удачу.
Упуская подробности, как Валентина и мама слушали вальсы Штрауса, в исполнении хозяина рояля, как трогали клавиши из слегка пожелтевшей слоновой кости, как гладили тонкие клавиши черного дерева, как ждали грузчиков, как тащили тяжелую деку, пугая соседских кошек, массово проживавших на втором этаже послевоенного барака, как ставили рояль на толстые массивные ножки, скажу, что такого счастья я еще не видела никогда.
Впрочем, нет, видела однажды по телевизору, который стоял тут же у окна. Маленький такой ламповый КВН, без линзы. Когда под окнами дома Деминых на Разгуляе красный трамвай сотрясал землю или тормозил перед перекрестком синий троллейбус с длинными рожками, телевизор возмущенно покрывался рябью. Вещание в те времена велось исключительно в вечернее время, и соседи к ночи сходились в комнату счастливого обладателя, на просмотр. Смотрели все, в том числе, Международный Конкурс имени Петра Ильича Чайковского. Шел 1957 год.
Именно тогда на миниатюрном экране 10 на 14 см, слушая концерт победителей конкурса, я впервые услышала как звучит рояль, на котором кудрявый девятнадцатилетний парень из США с длинными пальцами исполнил Подмосковные вечера Соловьева-Седого. Это был Ван Клиберн. Потом, правда, имя его подредактировали с учетом английской фонетики и стали называть Веном Клайберном, но для меня он так и остался молоденьким пианистом на телеэкране.
А еще он играл Первый концерт Петра Ильича Чайковского. Композитор и его Первый концерт был хорошо известен родителям и очень любим в стране. Лично меня концерт интересовал поскольку постольку. Мне нравился его автор, известный по пластинке 'Танец маленьких лебедей'. Танец в рейтинге культурных ценностей нашей семье стоял на первом месте и частенько звучал из папиного патефона.
С появлением кабинетного рояля у Деминых началась совсем другая жизнь. Брат Вали - Толик - отныне расстилал свою раскладушку ногами под рояль. Остальных поместили спать за стеклянную перегородку, разделившею когда-то одну большую комнату на две. Я спала вместе в Валей в ожидании начала учебного года.
Когда рояль встал на свое месть, страсть к исполнительскому искусству захватила обитателей Разгуляя. На рояле играли по очереди: и гости, и хозяева: кто во что горазд. В основном, подбирая на слух свои любимые мелодии. Когда наступала моя очередь, я чувствовала себя виноватой. Я была бездарна, потому что не могла исполнить ничего, даже одним пальцем. Глядя на мои страдания, Валя взялась учить меня музыке.
Чуть раньше один из ее знакомых из числа любителей, научил симпатичную девушку играть на пианино русскую народную песню 'Во поле березонька стояла'. Песня была очень популярна в народе, благодаря ансамблю Березка. Был такой женский хореографический коллектив, девушки которого водили хоровод по сцене плавно, точно лебеди по воде, почти не касались пола.
Любовь к фольклору оказалась захватывающей. В исполнении Деминой Вали песня казалась особенно проникновенной, с грустинкой. Мы с Валей пропели ее вместе несколько раз, под аккомпанемент ее второго пальца, а потом она показала с какой клавиши нужно начать и куда двигаться, чтобы не искать подходящих звуков и не натыкаться на совсем неподходящие.
Ученье даром не прошло. Мелодия 'Во поле березонька стояла' стала нашими утренними позывными.
Однако время неумолимо приближало нас к началу приемных экзаменов. Детская музыкальная школа располагалась в двух троллейбусных остановках от Разгуляя, в одном из тихих дворов Лялиного переулка. Школа занимала часть полуподвального помещения.
Шел август, был солнечный день. Мы явились на смотрины шумной нарядно одетой компанией: я, сестра и мама с Валентиной. Валентина была лидером. В свое светлом крепдешиновом платье она была великолепна - глаз не оторвать. Высокая, стройная как гимнастка, с горящими глазами (мне они почему-то казались карими).
Валентина была вездесущей по части информации: где бы, что бы ни происходило она всегда была в курсе. Все утро Валя натаскивала меня на ритм, отхлопывая в ладоши замысловатые комбинации и требуя повторения Это было очень легко, и я виртуозно за ней повторяла, пока мне это не надоело и я не сбежала во двор погулять.
Моя очередь в списке экзаменующихся была посредине. Времени было достаточно. За это время я успела вступить в контакт с дворовыми детьми и даже подраться в одним мальчиком, тоже кандидатом в музыканты. Когда Валентина увидела меня исцарапанную в разодранном платье, она всплеснула руками и тут же скомандовала младшей сестре снять свое платье. Та разревелась, но сняла. Меня стремительно переодели. Кутерьма с платьем мне показалась странной. Я никогда не обращала внимания на одежду. Мама присела на стульчик, наблюдая за моим преображением.
Валентина старательно стирала пятна крови с моей щеки. И вдруг дверь раскрылась настежь и громко прозвучала моя фамилия. Я в припрыжку бросилась в кабинет. Валентина и мама прижались ухом к двери, в надежде, услышать главное.
Экзамен мне очень понравился. Я с воодушевлением пела песню про пять минут из кинофильма Карнавальная ночь и хлопала в ладоши, чем произвела на пожилых преподавательниц неизгладимое впечатление. Потом меня спросили, умею ли я играть. Спросили с улыбкой, - дети до школы иногда готовятся с преподавателями. На что я, ни чуть не смущаясь, громко заявила: "Играть умею: 'Во поле березонька стояла', - объявила я громко и подошла к роялю. Играла я стоя как дома. Одним пальцем.
Свой коронный номер я исполнила без запинки. Валентина учила меня играть разными пальцами, но я на такие мелочи внимания не обращала. Время шло. Услышав звуки знакомой песни Валентина слегка приоткрыла дверь в удивлении: кто это там играет, и увидела меня.
Потом пригласили взрослых, а меня попросили выйти. Через пять минут мне сообщили, что я принята в музыкальную школу, но не в первый класс, а в подготовительный, как ребенка, которому на первое сентября еще не исполнилось семи лет.
Счастливые, мы возвращались домой пешком. Весь вечер Валентина рассказывала домочадцам историю моего выступления, а я ела торт с мороженным и по такому случаю запивала его хлебным квасом из бутылки.