Аннотация: Иногда, один случай на охоте может изменить твою жизнь до неузнаваемости и терзать тебя всё оставшиеся время.
Охота
Шёл холодный и весенний дождь. Грозные тучи прятали за собою весь небосвод. Где-то вдалеке: гремел гром и рассекала воздух молния. Весенний лес, такой обычно прекрасный, теперь же был ужасен. Стволы деревьев насквозь пропитались сыростью и влагой. Земля под ногами размылась до вязкой субстанции, затрудняя передвижения и превращая лесные тропки в сплошную грязь.
Человек идущий по одной из таких тропинок, полностью синергировал с общим настроение природы - грустным и отчаянным, в след ему светили фары от машины, освещая путь в темноту. На нём сидел модный пиджак, серого цвета, над нагрудном кармане красовался новый значок: "Себастьян Костеланос Генеральный директор". На шее был завязан деловой галстук, будто уж. В руках он держал дорогой, кожаный дипломат. Стильные брюки, со стрелками. На ногах были одеты, замшевые туфли. Шаг за шагом, человек отбивал ритм неспешной ходьбы, расплескивая во все стороны грязь, пачкая брюки, туфли, свой новый дипломат. Лицо Себастьяна было хмурым и обречённым. Грозные лохматые брови сдвинулись на переносицу. Широкий лоб был иссечён мириадами глубоких морщин. Глаза ясного, голубого цвета, налились грустью, в уголках прорезались слезы. Рот был крепко прикрыт, образуя горизонтальную линию. Выглядел он весьма задумчиво, будто что-то вспоминая, а может это воспоминания лезли к нему в голову, выедали всю информацию и заслоняли всю память собой, противные и нежеланные воспоминания:
Яркая вспышка ослепила меня на секунду - это отец сфотографировал меня на наш древний и старый плёночный фотоаппарат. Затем из него выдвинулась фотокарточка. Отец посмотрел, одобрительно кивнул, и сказал:
- ну что, сынок, ты готов к охоте? - Отозвался гулкий бас с другой стороны пикапа. - Я уже достал всю снарягу, давай пошевеливайся.
Легко сказать, но трудно исполнить. Снаряжение было неравноценным: широкая шляпа была великовата, из-за чего слезала и мешала обзору. Охотничья куртка была слишком тёплой для такой погоды, из-за чего всё тело свербело и чесалось. Длинные резиновые сапоги были чертовски неудобны, будто валенки одетые летом. Широкие штаны, были уж слишком широки, ещё дома мама обвязала их поясом три раза, но и того было мало. В довесок ко всему, отец нагрузил меня двухпудовым рюкзаком. Но несмотря на всё это, самым приятным было держать новое охотничье ружьё, подаренное отцом. Длинный стальной ствол, изящное цевье, легкий спусковой крючок и идеально гладкий, выпиленный из сосны приклад, прямо под мой рост и комплекцию.
Но стоило мне взглянуть на своего отца, как даже такая прекрасная вещь меркла. Он был идеальным: на голове красовалась охотничья шляпа, на шее висел драгоценный плёночный фотоаппарат. Тело было укутано в легкий жилет с короткими руками, ноги были украшены короткими, но широкими шортами с камуфляжным рисунком, а на стопах одеты туристические ботинки для дальних путешествий.
Я никогда не любил охоту: ездить в далекую глушь, сидеть в засаде от заката до рассвета, испытывать постоянные неудобства, постоянный риск заболеть, одним словом- "тратить время зря", но побыть лишний раз с отцом наедине, провести время вместе, стоило любой цены, а его широкая и сверкающая улыбка лишь подтвердила мои домыслы. Всё таки главный быть сыном Генерального Директора не так просто как кажется: постоянное отсутсвие его дома, излишняя оббозленость на весь мир, включая меня. За всю свою жизнь я ни разу не сыграл с ним в футбол, одноклассники как одноклассники, на родительском дне с папами, гуляют веселятся, а мне приходится звать маму и быть аутсайдером. Эххх...
- Я готов, - ответил я, отгоняя эти смутные мысли. Сейчас я с отцом, а значит нужно использовать это время на полную.
- Ну и отлично, за мной. Я тебе покажу такое место, ты просто обалдеешь.
Я весело зашагал за ним, с шести лет он обещал мне показать какое-то "сверх обалденное и невероятно крутое место", и вот наконец настал час X. Я быстро поправил шляпу, которая в очередной раз сползла набок и помчался к отцу.
Где-то вдалеке ударила молния, на секунду освещая весь лес белым и безжизненным светом. Дождь как молот бил по телу Себастьяна. Стуки, сильным эхом отдавались по голове, плечам, груди и ногам. Скользкая дорога подводила и выбивала из равновесия, из-за чего приходилось хвататься за близь лежавшие деревья, столь холодные и липкие, что душа уходила в пятки. Было совсем темно, машина осталась далеко позади, а впереди ждали лишь, воспоминания. Они всё не унимались, набрасывались новыми и новыми волнами, выгребая изнутри то, что с таким трудом туда запихивал, разрывали уставшую душу на части, разбивали потрескавшиеся сердце, но они бесчеловечны:
- Скорее Себастьян, только тихо, иди ко мне. - Говорил отец тихо, пытаясь унять возбуждение. Его зоркий глаз углядел что-то в этой непроглядной чаще зеленого леса.
Я подкрался как ниндзя, не издав ни звука, а он без слов повернул мою голову в выбранном направлении и вдалеке, метров за 200, я увидел оленя. Самого настоящего, в коричневой шкуре с белыми пятнами, с грациозной шеей и маленькими чёрными глазами. На голове у него красовались большие рога.
- это что королевский олень? - Спросил я шёпотом.
- Он самый, - ответил отец. - скорее, ложись на бревно, сейчас мы его подстрелим.
- О даааа... - издал я странный звук, который обычно проговаривают про себя живодеры в момент убийства, но вовсе не смерти оленя я жаждал, а выстрела из ружья по мишени, при том по живой мишени, а оленя мне даже жалко было.
Мы прижались к лежавшему бревну, оно было свежим и пахло весной. Отец вытащил из-за спины ружьё, положил на сконструированную подставку из того же бревна. Поместил меня, между своими руками, а между моими руками, ружьё. Теперь он мог всецело помогать мне целится.
- давай, помнишь как я тебя учил. Прицел ровно, мушка не шатается и главное: дыхание, ровное, спокойное дыхание, - шептал он мне в ухо. По правде говоря, я помнил лишь отрывисто, но затупить перед отцом я не хотел и по этому подключил мышечную память. Интуитивно я прикрыл один глаз и нацелился на свою жертву. Но вдруг олень повернулся, его маленький чёрный глаз посмотрел на меня, буквально молящим взглядом, словно он понимал, что его жизнь висела на волоске и тонкая ниточка вот-вот оборвётся, как бы говоря : "постой, я последний олень из своего рода, дома меня ждёт семья". Этот душераздирающий взгляд прорезался в мою душу, в сознание прорвались странные мысли о убийстве и то как это бесчеловечно. Из-за чего я и не мог нажать на курок.
- стреляй... ну же, он сейчас уйдёт, -но пальцы одеревенели, я не мог и не собирался этого делать. Отец заметил мои колебания.
- Что такое сынок?
- Я...я не могу... это как-то неправильно.
- Сынок, если ты так поделаешь, то можешь этого не делать, но если хочешь быть сильным, значит нужно это сделать. Помни либо ты, либо тебя.
Олень встрепенулся и собирался дать дёру, но я успел выстрелить, невзирая на свои сомнения, я должен быть сильным, а значит нужно это сделать. От резкого движения, рука дёрнулась и прицел ушёл в сторону, но попадание всё равно состоялось. Олень взвизгнул и побежал прочь. Отец собрался в догонку, и лишь поторапливающее похлопал меня по спине. Я поспешил за ним, поправляя шляпу, которая в очередной раз сползла на бок, попутно осознавая что это бальное животное, еда не более.
Что-то беспрерывно болело в груди. Погода становилась всё хуже. Дождь усиливался, застилая взор, но путь мужчины только начинался. Шаг за шагом человек на тропе двигался вперёд, но внезапно он осекся, банально споткнулся и чуть не упал навзничь. Причиной этого было банальное бревно. Старое, трухлявое и наполовину развалившееся. Такое он уже видел в своей жизни, и стало ещё тяжелее от осознания того, что это правда, тех вещей вернуть уже нельзя, той любви что дарили тебе, а ты по глупости лет не принимал, той заботы, что больше не будет никогда. Но разум говорил, он мерно отстукивал молотом воспоминаний, и тихо-тихо шептал - "это ещё не всё" :
Кровавый след от раненого оленя увёл нас далеко в глушь, но всему приходит конец и оленю пришёл. Из-за густой листвы деревьев, что образовывают арку, виднелось обездвиженное тело. Оно лежало прямо на краю обрыва. Мы с отцом вышли и увидели чудеснейший вид. Олень и вправду лежал на самом краю обрыва. В теле несчастного животного, ближе к передней ноге виднелась кровавая рана, а за ним выглядывала пропасть в виде долины, где-то рядом были слышны звуки водопада, в лицо дул приятный освежающий ветерок, избавляя от зноя и жары. Отец хлопнул меня по плечу и отдал фотоаппарат со словами:
- Сфоткай меня, это будет прекрасное доказательство того, как хорошо мы вместе проводим время.
- Но это опасно, он прямо на краю, -возразил я.
- Мы с тобой ничего не боимся, - показал он пальцем на себя, а затем на меня - давай одну быструю фотокарточку.
Я согласился. Отец подошёл к оленю, присел на корточки, повернувшись к обрыву своей спиной, схватился за рога и немного приподнял голову оленя.
- 1...2...3...сыыыыыыр! - Крикнул я.
Резкий щелчок, а затем ослепляющая вспышка. Но оказалось, олень был вовсе не мертв. От сильной и резкой вспышки, он боднул головой что есть силы и ускакал прочь на трёх ногах. Такая неожиданность застала врасплох отца и его отбросило, прямо к обрыву. Он слетел и упал.
- Отееееец.
Я быстро подбежал к обрыву, и посмотрел вниз, задержав дыхание. Внизу никого не было, сердце стало биться чаще, голова кружилась. Я посмотрел ещё раз, наклонившись сильнее и увидел его. Он вцепился одной рукой за небольшой выступ. Никогда в жизни я не видел столь растерянного отца, глаза были напуганы, брови вскинуты вверх, рот открылся в бесшумном крике. Я нагнулся и потянул руку:
- держи мою руку.
Мы тянули пальцы, но он был слишком далеко. Кончики наших фаланг едва касались друг друга, но этого не хватило. Попытавшись сделать выпад что б ухватиться за мою руку, отец осекся и чуть было не слетел в самый низ. Из-под его сапогов посыпались камни. И тут я вспомнил про ружьё, оно длиннее и за него можно ухватится. Я вынул свою новенькую двустволку и протянул вниз, держась при этом за деревянный приклад. Отец схватил дуло и стал медленно, но верно продвигаться вверх. Миллиметр за миллиметром, я вытаскивал его наверх, оставалось совсем чуть-чуть, но мокрые от пота пальцы, скользили, из-за чего я перехватился за ствол, но и этого было мало. Неимоверное тяжёлое тело моего отца, грузным камнем тянуло вниз, руки продолжали скользить, и пальцы левой руки не выдержали и заскользили. Железный ствол, цевьё, спусковая скоба. Пальцы машинально сжались, прямо на курке. БАХ... звук ошеломляющего выстрела оглушил меня и откинул назад. Я стоял на четвереньках, а с лица стекала кровь.
Теперь я стою здесь вновь. Себастьян Костеланос, убийца своего отца. Гремел гром, молния неустанно била где-то поблизости. С лица стекали капли и падали вниз, далеко вниз, где-то рядом были слышны звуки водопада. Теперь разум стих, память стыдилась сама себя, а сердце уже просто молчало, не показывая признаков жизни. Нога занеслась над обрывом, обрывом который когда-то унёс жизнь моего отца, теперь унесёт и меня. Я закрыл глаза, моё тело накренилось вперёд, широкая и могучая спина, будто потопленный корабль, шёл ко дну, но странный отблеск сквозь закрытые глаза привлёк моё внимание, будто кто-то светил в глаза, будто вспышка что ослепляла взор, из далёкого и глубокого детства. Я открыл свои глаза, и осознал что уже почти упал в пропасть. Из последних сил извернулся и свалился в грязь, окончательно запачкав пиджак и брюки.
Отсвечивал старый фотоаппарат, своей линзой. Он лежал в кустах неподалёку, как машина времени. Я подполз и первым делом проверил фотоплёнку. В ней находилась одна пожовклая и ужасно старая фотокарточка: мой отец, сидел на краю обрыва, ухватившись за рога оленя могучими руками, широкая улыбка ослепляла объектив, могучая спина заслоняла прекрасный пейзаж.
Слёзы потекли по щекам, я прижал её к сердцу, и тихо-тихо молвил:
- прости папа.