Март две тысячи одиннадцатого года более походил на декабрь, чем на первый месяц весны.
Переминаясь с ноги на ногу от холода, минут пятнадцать я безрезультатно пытался попасть в чёрный Volkswagen Passat, припаркованный у входа в винный магазин.
- Пода-а-айте на пропитание....
Я, проклиная заевшую кнопку брелка, из-за которой никак не мог открыть машину, обернулся и увидел подле себя старика, одетого в серый засаленный пиджак и такие же брюки, вздувшиеся пузырями на коленях. На левой стороне груди пара орденских планок и три медали.
- Подайте... - повторил он тихим голосом.
- Чё? Да иди ты, старый хрен, в жопу! - раздраженно выкрикнул я. - Вали медали продавать. Сука, лучше б немцы победили. Тогда б хоть работало бы все.
И снова начал бороться с ненавистной кнопкой(можно было бы и ключом открыть, но сигнализация завоет), иногда, все же, поглядывая на ветерана.
Тот посмотрел на меня исподлобья с ненавистью и, как мне показалось, с презрением. Что-то пробормотал, развернулся и потихоньку двинул по улице. Я, наконец, победил чёртову кнопку, машина мигнула габаритами и разблокировала дверь. Сев на водительское сиденье и заведя мотор, включил магнитолу. По салону поплыли нежные звуки "Энигмы" и я, потихоньку успокаиваясь, достал сигарету. Прогрев мотор и выбросив окурок в приоткрытое окно, плавно тронулся с места. Подержанный "фольц" с тихим урчанием покатил по обледеневшей трассе.
Постояв в паре пробок любимого Киева и потратив на дорогу в общей сложности около трёх часов, попал домой.
Принял душ, поужинал, посмотрел какой-то из многочисленных американских боевиков и лёг спать.
Ночью я проснулся от странного тревожного чувства. Сердце колотилось как ненормальное, руки дрожали, а лицо было все в поту.
"Черт, отравился, что ли чем?".
Встал, прошёл на кухню, умылся.
Накинув куртку вышел покурить на балкон. Затянувшись сигаретой, сквозь стекло взглянул на висящие в комнате настенные часы. Глаза, привыкшие к темноте, разглядели черные узорные стрелки, показывающие три пятьдесят шесть. На балконе было тепло, даже жарко. Я подошёл к перилам и посмотрел вниз. Странно, вчерашний снег, толстым ковром устилавший двор вечером, весь растаял за то время, что я предавался сновидениям. И луж нет. Совсем. Редкие машины, стоявшие под домом сплошь горбатые. А где мой Пассат??!! Точно помню, что оставлял рядом с тем маленьким каштаном. Маленьким? Он стар и могуч. Почему вдруг он стал маленьким? И... в листьях???
Вдали послышался странный нарастающий гул. Раздался сильный грохот. Взрыв! Один. Затем другой. Ближе, ещё ближе. Снова и снова. В панике я вбежал в комнату. Дом стал содрогаться от страшных ударов. Один из толчков сбил меня с ног. Я покатился кубарем по полу.
Меня осенило - на улицу! Нужно на улицу! Я ведь смотрел когда-то по телику, что при землетрясении надо выйти из здания, чтоб не быть похороненным под обломками. Встал.
Так, документы, мобила. Блин, а где мобила? Нет нигде. Осмотрелся. Хата не моя? Да нет, моя. Но что за телефон на столе? Тёмный, массивный, как в старых фильмах. Не помню такого. Ладно, хрен с ним. Хватаю ключи, отпираю дверь и выбегаю в подъезд. В два прыжка преодолеваю лестничный пролёт. Ещё один. Выбежал из подъезда в трусах и в куртке. Смотрю в небо - все застилают силуэты самолетов.
От них отделялось множество черных точек, которые падая приближались, становились больше. Ужасный свист. Удар. Взрыв. В мою сторону полетели осколки соседнего дома. Трёхэтажка рухнула, подняв клубы плотной пыли. Вернулся в подъезд и, присев, смотрел как вокруг рвутся бомбы. Одна за другой. Гудело небо, вокруг все дрожало, разрывы бомб слились в одну сплошную очередь. Война! Кто? Амеры? Как-то примитивно. Что за аэропланы? Почему не ракеты? Где, мать их, "Томогавки"? Хотя, хорошо, что не "Томагавки".
Сквозь грохот взрывов со всех сторон послышались крики раненых и испуганных людей. Позади меня в подъезде появилось несколько человек.
- Война! Война! - разобрал в гомоне за спиной.
- Кто? Американцы? - спрашиваю.
- Да Бог с тобой, милок, какие американцы? Немцы, наверное. Супостаты проклятые, ухх. - выдохнула какая-то бабка.- Ишь как бьют, сволочи!
- Бабка, ты чё? Из ума выжила? Какие немцы? Мы ж как разбили их в сорок пятом - так они до сих пор тихо-мирно на жопе сидят. Или что по телевизору говорили?
- Теле... Что? - бабка смотрела на меня широко раскрытыми глазами. - "В сорок пятом"? Дык, сорок первый на дворе, сынок. Ой, досталось же тебе по головушке.
Запричитала.
Дом продолжал содрогаться от мощных ударов. С потолка сыпалась штукатурка. Благо в нашу пятиэтажку не попали.
Я сидел и не мог пошевелиться. Как сорок первый? Какой сорок первый? Не нужен он мне, сорок первый этот.
- К военкомату надо! - чей-то молодой голос. - Как только прекратят бомбить - к военкомату, записываться.
- Так тебя ж не возьмуть, тебе ж семнадцать токо.
- А я скажу, что мне восемнадцать. - не уступает молодой. - Вот только пройдет - сразу пойду.
- А скажите-ка мне, милые люди, какое сегодня число? - я начал догадываться, что сейчас услышу.
- Дык, двадцать второе июня. Бедный, тебе к врачу надобно. - прошамкала бабка, вытирая глаза подолом.
Вдруг очередной взрыв раздался совсем рядом. Все мгновенно упали на землю. "Все" - это значит и я тоже.
Меня колотила дрожь. Да что за фигня? Как это могло случиться? Бред какой-то.
- Эй, братишка, тебе плохо? - голос того молодого, что так на фронт рвался. Ровный, но в нём слышна тревога о близком.
Я поднял голову и встретился взглядом с русым парнем, склонившимся надо мной, одетым в грубую серую рубаху и ободранные штаны. Глаза! Глаза выцветшие как у старика. Того старика! Да это же он. Точно, он! Только пацан ещё.
- Это ты! Уйди! ИЗЫДИ!! - я отбил поддерживающую меня руку, резко вскочил и выбежал на улицу.
Вслед мне неслись тревожные крики, но они быстро потонули в шуме продолжавших рваться тяжелых авиационных бомб.
Я бежал не разбирая дороги. Огибая воронки и уклоняясь от летящих в лицо комьев грязи. Быстрее, быстрее. Лишь бы подальше отсюда. От этого странного старика подальше.
Наконец я выдохся и остановился. Тяжело дыша, огляделся. Странно, но я цел и даже не ранен. Меня окружали перепаханная земля и руины домов. Прислонился спиной к боковой стене двухэтажки, чудом сохранившейся. Взглянул в предрассветное небо и увидел, что оно уже стало чистым. Лишь вдалеке слышался гул улетающих самолётов.
Хм... Стена покачнулась или мне кажется? Глюки, наверное. Немудрено. Тут любой с катушек слетит.
Раздался скрежет. В последний момент я успел поднять голову и увидеть как меня накрывает огромная кирпичная стена. Невыносимая боль раздавленных внутренностей и треснувший череп. Темнота.