Солнечный луч, пройдя сквозь тонкую преграду оконного стекла, начал свой путь по стене, высвечивая местами повыгоравшие обои. Начинался очередной день. За окном пели птицы, радуясь тёплому летнему утру. Было воскресенье, и город не спешил просыпаться вслед за окружавшей его природой и пребывал в утренней полудрёме.
Мерно тикавшие часы в комнате на последнем этаже девятиэтажного дома неторопливо отмеряли время, и часовая стрелка заканчивала свой путь между десятым и одиннадцатым делением циферблата. Я решил, что пора вставать, и подошёл к окну.
Солнце выливало потоки света на утренний мир, разогревая остывшие за ночь бетонные стены дома и асфальт крайне неровной дороги. Дорога проходила под окнами дома и обрывалась сразу за ним. В каких-нибудь тридцати метрах от дома, куда так и не добралась дорога, возвышалась зелёная стена леса. Лес вклинивался в городской пейзаж, и в глаза сразу бросался контраст между лесом и городом; между пыльным тротуаром и неровной дорогой и травяным ковром и усыпанными хвоей и прошлогодней листвой тропинками; между одинаковыми бетонными домами и деревьями, каждое из которых чем-то отличалось от своих собратьев; между жаром раскалённого асфальта и бетона и прохладой под сенью деревьев. Так получилось, что моя квартира оказывалась на пересечении трёх стихий: города - с одной стороны, леса - с другой и воздуха - сверху. И каждая из этих стихий несла в себе особый смысл. Так, воздух ассоциировался с абсолютной свободой, беспредельностью, город - с ограниченностью и чётко определёнными рамками, лес - со свободой с примесью таинственности и неопределённости.
Окинув взглядом открывающийся из окна вид и проникнувшись этой тройственной атмосферой, я пошёл завтракать.
День
Между тем, день принял эстафету у утра. Солнце сияло в безоблачном небе и поливало город своими жаркими лучами. Бетонные плиты дома стремительно нагревались, и температура воздуха в квартире неуклонно повышалась. Жар шёл отовсюду, даже открытые настежь окна не спасали от духоты, и я решил выйти на улицу.
На улице было немногим лучше. В этот безветренный день город, казалось, пылал. Асфальт и бетон, раскалённые горячим солнцем, дышали жаром, солнечные лучи пронизали воздух и отражались от оконных стёкол.
Сотни незнакомых людей, также изнывающих от духоты, ходили по городу, торопясь по каким-то своим делам, казавшимся неуместными и второстепенными в такую жару, тем более что был воскресный день.
В городе было некуда скрыться от жары, и я направился в лес. Хотя в лесу и было так же душно и жарко, кроны деревьев не пропускали палящие солнечные лучи, были не слышны шумы города и зелень радовала глаз. Здесь можно было спокойно бродить, наслаждаясь окружающей природой, дышать чистым, не загрязнённым городскими отбросами воздухом, слушать пение птиц и предаваться собственным мыслям. Лес расширял границы сознания и мировосприятия, отпускал мысль в свободный полёт, позволял ей создавать любые ассоциации и образы.
И ночь...
К ночи жара спала, и можно было дышать свободно. Коричневый полумрак комнаты создавал атмосферу таинственности, которую дополняла тихо льющаяся из колонок музыка. Небо за окном было усыпано мириадами звёзд. Мир уже спал, и лишь откуда-то со стороны города доносились нестройные пьяные голоса.
Небо накрывало спящий мир куполом густого синего цвета, на котором светился тонкий серп Луны.
Загадочно темнел спящий лес.
А на пересечении стихий атмосфера таинственности и обволакивающего спокойствия спящего мира создавали впечатление некой недосказанности, незавершённости, неопределённости, пробуждали какое-то неведомое стремление, и сознание наполнялось строкой из песни, которая вытеснила все остальные мысли: