Самолёт опоздал почти на час. Ночной аэропорт встретил меня дождём, который, судя по угрюмым лицам почётного караула, выстроившегося вдоль прямой от трапа до автомобиля, шёл уже давно.
Стоило мне ступить на бетон, как навстречу мне шагнул мокрый генерал с россыпью звёзд на погонах и галереей орденов на кителе. Целью своей краткой приветственной речи, растянувшейся на добрые полчаса, он видел, похоже, восстановление справедливости, поскольку по её окончании я уже находился в равных условиях со встречающими, и при виде стекающих с меня потоков солдаты даже немного приободрились. Наконец, генерал закончил свою очередную здравицу и повёл меня к машине.
Помпезность встречи плохо увязывалась с тем, что я видел вокруг: мрачное здание аэропорта, погружённое в темноту лётное поле - все огни здесь были погашены сразу же после остановки моего самолёта - и практически полное отсутствие людей. Аэропорт выглядел пустым и заброшенным.
Путь до здания посольства оказался долгим. Как только мы достигли города, водитель начал петлять по улицам, явно выбирая маршрут таким образом, чтобы он проходил только по наиболее богатым кварталам. Но даже здесь видны были признаки упадка - большинство особняков пугливыми призраками скрывались за высокими заборами с натянутой по верху колючей проволокой, зачастую, возможно, под током, и молчаливые охранники с автоматами недобрым взором провожали проезжающий автомобиль. И только центральные районы с яркими огнями и шумом увеселительных заведений несколько смягчали гнетущее впечатление от этого города и этой страны.
Когда мы всё-таки приехали, было уже далеко за полночь, и единственным встречающим оказался охранник посольства, явно разбуженный моим появлением. Он долго рылся в груде ключей, ища нужный, и затем, пробурчав что-то себе под нос, предоставил мне возможность самостоятельно искать свою временную квартиру.
На следующий день я впервые встретился с диктатором. Он принял меня в своём рабочем кабинете, обставленном дорогой и со вкусом подобранной мебелью, однако совершенно лишённом деталей, которые указывали бы на личность его владельца.
Сам диктатор был сухощавым и подтянутым стариком небольшого роста и благообразной наружности, обладавшим чрезвычайно обходительными манерами. Если бы не его взгляд, цепкий, холодный и, я даже сказал бы, жестокий, то ничто бы не выдавало в нём человека, который вот уже без малого тридцать лет бессменно правил этой страной.
При виде меня он вышел из-за стола, на котором в беспорядке были свалены кипы каких-то документов, долго тряс мне руку, после чего усадил в кресло и собственноручно налил мне чаю.
- Я очень, очень рад, что нашу страну посетил посол дружественного нам государства. И ещё больше счастлив, что это именно такой человек, как вы, - начал он свой монолог и продолжал излагать эти и подобные им благоглупости ещё битый час. Честно говоря, меня уже начинали раздражать местные церемонии.
Когда он закончил, мне только удалось высказать ответную реплику, чтобы вновь утонуть в потоке его красноречия. Можно было подумать, что старик выжил из ума, если бы в течение всего разговора его глаза не продолжали буравить меня в попытке просканировать и вытащить на свет все потаённые мысли. Определённо, была в диктаторе и хитрость, и некий внутренний стержень, скрытые под маской благодушия.
Следует ли говорить, что за время приёма мне едва ли удалось вставить пару слов и уж тем более не удалось даже намекнуть на то, что интересовало меня больше всего.
2
Вернувшись в посольство, я обнаружил на своём столе приглашение на бал в президентском дворце этим вечером по случаю приезда нового иностранного посла (то есть меня). Назойливое радушие местных властей становилось уже подозрительным.
Однако, как я убедился в дальнейшие дни пребывания в этой стране, многочисленные балы, приёмы и светские рауты для верхушки общества устраивались здесь почти что каждый день по любому поводу и даже без повода. С учётом кризиса во всех сферах жизни общества это слишком напоминало пир во время чумы. И мне, как одному из редких здесь послов иностранных держав, приходилось регулярно участвовать в этом фарсе.
Положительным моментом было то, что мне предоставили машину с водителем и свободу передвижения. Хотя, конечно, свобода эта была весьма условной - и водитель, и недружелюбные охранники посольства, и прочие якобы случайно пересекавшиеся со мной люди - все были гражданами этой страны и, скорее всего, служили в тайной полиции. Куда бы я ни пошёл и с кем бы ни встречался, везде я ощущал зримое или незримое присутствие соглядатаев, и вряд ли мне удавалось оставаться неподнадзорным даже в своей маленькой посольской квартирке. Естественно, данное обстоятельство способствовало тому, что по прошествии нескольких месяцев я ни на шаг не приблизился к цели своего пребывания в этой стране.
А цель была вполне определённой. Мне предстояло выяснить, что представляет собой феномен, называемый в официальных документах "тёмной аномалией".
Около десяти лет назад на снимках со спутника в той части территории страны, где раньше были только леса, поля и болота и ни одного поселения, обнаружилось чёрное пятно правильной веретенообразной формы десяти километров в длину и трёх в поперечнике. Пятно было абсолютно непроницаемым. Повторные снимки ситуацию не прояснили - пятно возникало раз за разом на том же самом месте. Было похоже, что это какой-то новый вид маскировки.
Шли годы, а загадка оставалась неразгаданной. На официальные запросы выдавались туманные, ни к чему не обязывающие ответы, а развернуть работающую шпионскую сеть в абсолютно закрытом тоталитарном государстве, обладающем современными техническими средствами, не удавалось. Единственным правдоподобным объяснением оставалось то, что в зоне тёмной аномалии идут скрытые военные приготовления, но доказательств этому также не появлялось.
Год назад информация о тёмной аномалии просочилась в СМИ, и газеты запестрили громкими заголовками типа "Последний секрет диктатора" или "Что скрыто под покровом тьмы?" Казалось, всё - от глупых анекдотов до мрачных апокалиптических пророчеств - сводилось теперь к одной теме. В обществе зрели панические настроения, и правительства многих государств, в особенности соседних с этой страной, были вынуждены выступать с успокоительными заявлениями.
Активизировались попытки добиться истины, но усилились и встречные меры защиты. Попасть в страну и до этого было непросто, сейчас же это стало практически невозможно. Туристы принимались только по большим праздникам, экономическое сотрудничество прекратилось ещё во времена установления диктатуры, так что единственным легальным способом въезда в страну оставалось войти в состав дипмиссии. Естественно, предпринимались попытки нелегального пересечения границы, но пока ещё ни одному нелегалу не удалось вернуться назад или хотя бы выйти на связь.
Так что мне досталась роль посла, и с этой ролью я справлялся, как мне кажется, неплохо, что однако не помогало в моих поисках.
В свободное от приёмов и официальной рутины время я много ездил по стране на предоставленной мне машине, общался с простыми людьми, встречавшимися по пути, но при разговоре рядом всегда присутствовал либо водитель, либо охранник, якобы следящий за моей безопасностью, поэтому откровенной беседы не получалось.
Несколько раз я пытался хотя бы приблизиться географически к тёмной аномалии, прося отвезти меня в один из близлежащих городков, но водитель либо игнорировал мои просьбы, либо находил какой-нибудь искусственный предлог, чтобы туда не ехать. Пешком до аномалии было не дойти, а стоило приблизиться к остановке общественного транспорта, как словно из под земли передо мной возникал вежливый человек с каменным лицом и сообщал, что подобный способ передвижения не положен мне по статусу.
3
Катастрофа случилась полгода назад. На одном из раутов, находясь в изрядном подпитии и думая, что диктатор находится в таком же состоянии (во всяком случае, со стороны он выглядел именно так), я задал ему прямой вопрос о тёмной аномалии. В ответ он пронзил меня взглядом, отделался какой-то глупой шуткой и увёл разговор в сторону. На следующий день сотрудники посольства, которые, как и я, приехали из-за границы, сообщили, что мной интересуется местная полиция. В целях безопасности необходимо было скрыться, пока всё не успокоится, поскольку, судя по опыту предшественников, покинуть страну мне бы не удалось.
В конечном итоге я ушёл от слежки и с поддельным паспортом укрылся в районе трущоб, хотя мне кажется, что мне просто позволили это сделать.
Денег хватило на два месяца. Всё это время я скрывался в полуразвалившейся лачуге, покидая её только, чтобы купить продукты. Я был отрезан от мира - все линии связи в этой стране прослушивались, но думаю, что вряд ли ситуация изменилась и мне возможно вернуться. Когда закончилась еда, мне пришлось искать работу. В этом районе меня не знали, рассказать же о себе я не мог, поэтому у меня быстро сложилась репутация человека с тёмным прошлым, и мне доставались только временные подработки, так что я просто мог каким-то образом сводить концы с концами.
В десятилетия диктатуры страна жила фактически на самообеспечении, прервав все экономические контакты с внешним миром, и это не могло не сказаться. Если признаки упадка проступали даже в богатых районах, то здесь упадок был во всём: в покосившихся лачугах и аварийных многоквартирных домах, в разбитых дорогах и разваливающемся транспорте, в отчаявшихся лицах и мрачном настроении людей. В трущобах законом стало право сильного, преступления здесь были нормой, а полиция появлялась только при массовых облавах. И таких районов в городе было большинство.
4
Как-то вечером я сидел в грязном баре и приканчивал очередной стакан мутного дешёвого пойла, которое почему-то называлось виски. Поначалу я не обратил внимания на подсевшего рядом со мной за стойку бородача.
- А ведь ты хочешь попасть в скрытую область, - негромко сказал он, когда я допил стакан и потянулся заказать следующий. Видя, что я его игнорирую, он придвинулся ближе. - Да-да, хочешь. Я уже давно за тобой слежу. Не бойся, я не шпик, - он схватил меня за рукав, когда я попытался уйти, - просто у меня небольшой бизнес. Я помогаю тебе попасть, куда ты хочешь, а ты платишь всего, скажем... - он назвал сумму. - Решай. Если надумаешь, я завтра буду в это же время здесь.
Договорив, он порывисто встал и вышел из бара. Выбежав вслед, я увидел только удаляющийся ржавый фургончик.
На следующий день в условленное время бородач был в баре. На этот раз я рассмотрел его внимательней. Кроме неряшливой бороды в глаза бросались нечёсаные и давно не мытые патлы и засаленная чёрная куртка, в которую он был облачён. Вообще, данный субъект неопределённого возраста производил отталкивающее впечатление, и внешность его совсем не внушала доверия. Но терять мне было уже, в общем-то нечего, и я подошёл.
- А, надумал всё-таки, - он взял деньги и пересчитал.
- А что я теряю?..
- Было бы что терять, стал бы я на тебя выходить.
- Откуда ты вообще узнал, что мне нужно туда?
- Думаешь, ты один тут такой бродишь? Я вас, чудиков, с полвзгляда узнаю. Ходите, что-то скрываете, от кого-то прячетесь. Будто непонятно, что и от кого... Короче, выезжаем завтра в пять утра. Да не забудь чего-нибудь пожрать прихватить, путь долгий.
Восемь часов тряски в скрипучем фургоне по ухабистой дороге, ещё три часа пути пешком по полям, и вот мы с бородачом стоим возле невысокого, буквально полметра, заборчика, ограничивающего тёмную аномалию. Хотя на первый взгляд за забором никакой аномалии нет - всё то же ровное поле да лес вдали. Мне даже сперва кажется, что бородач меня надул.
- Что ж, мы на месте, - говорит он. - Теперь, если хочешь попасть внутрь, с тебя столько же за обучение.
- Что за чушь!
- Ага. Ну давай, дерзай.
Я смотрю на заборчик, по верху которого тянется повторяющаяся надпись "Собственность государства. Вход воспрещён!", и шагаю через него.
И оказываюсь перед ним же. Оглядевшись по сторонам, я замечаю бородача в полукилометре слева. Он хохочет, явно насмехаясь надо мной. Я подбегаю к нему.
- Что за...
- Спокойно, - обрывает он. - Я же говорю, чтобы попасть в скрытую область, этому нужно сперва научиться. Будешь платить?
Я неохотно отдаю деньги.
- Отлично. Секрет прост: чтобы попасть туда, нужно думать, что на самом деле ты шагаешь оттуда. И не просто подумать, а убедить себя, поверить в это. Смотри, - и с этими словами он шагает через забор и тут же исчезает, но через минуту появляется вновь, переступая на эту сторону. - Понял? Пробуй.
Я пробую, раз за разом оказываясь в разных местах по эту сторону забора. Бородач подбадривает меня, говорит, что мне везёт, что я появляюсь каждый раз недалеко от точки входа, и заставляет шагать вновь. Между тем летний день переходит в сумерки.
Наконец, я собираю волю в кулак и делаю последнюю попытку.
И оказываюсь нигде. В буквальном смысле. Вокруг абсолютная пустота, и я не ощущаю ничего, даже собственной одежды. Органы чувств протестуют, адреналин бушует в крови. Мозг, запертый в клетке тела, ограниченный телом, мечется на грани безумия. Приходит мысль: так вот в чём состоит последний секрет диктатора! Пустота! И стоило ради этого ломать копья? Возмущение сменяется смехом, но звук не возникает в пустоте.
Внезапно накатывают видения, словно в безумном наркотическом сне. Комнаты, череда комнат, больших, маленьких, пустых, заполненных людьми, и так далее, до бесконечности. Воздух то сгущается так, что невозможно дышать, то наоборот, становится чересчур разреженным, и дышать невозможно вновь. Хочется вырваться, прервать эту бесконечность, но видения приходят снова и снова.
А потом вдруг всё обрывается, и я опять в пустоте.
И тут я вспоминаю: чтобы попасть сюда, нужно верить, что ты отсюда выходишь. Так, может быть, можно и наоборот?