Аннотация: Краткий экскурс в Новгородскую республику. Кому интересна история становления Московии - пишите.
Последние дни русской демократии
Московия душила русские республики - Новгород, Псков и Вятку - в течение столетий. О последних днях республик надо вспомнить, потому что это поучительная и печальная история, которую нынешние государственники и патриоты склонны не вспоминать или вспоминать с обратным знаком - дескать, наконец-то, в конце XV века, Москва объединила все русские земли и создала единое государство (которое, замечу в скобках, единым так и не стало до сего дня).
Итак, падение Новгорода. Для справки. Новгород - один из древнейших русских городов (официальная дата возникновения города - по первому упоминанию в летописи - 859 год), живший торговлей и ремесленничеством. С десятого века был связан торговыми договорами с немецкими купеческими городами, вел торговлю не только с русскими, но и персами, арабами, китайцами. Служил транзитным пунктом в торговых связях Запада и Востока. Не подвергшийся батыеву разоренью, город в течение столетий сохранял свой самобытный и, по-видимому, истинно русский мир. В языке новгородцев не было татарских заимствований. Новгородцы пользовались своей системой мер и весов, что же касается политического уклада - тут и вовсе нужны специальные исследования. Уже одно то, что звонить в вечевой колокол, собирая народ, мог в принципе всякий, имевший право голоса, о многом говорит. В Новгороде с древности существовали школы не только в самом городе и его колониях, но и в селах. Есть основания говорить о практически поголовной грамотности в Новгороде и его "погостах" (колониях). Раскопки, ведущиеся в древнем Новгороде с 1932 года, позволяют судить о высоком уровне развития ремесел, иконописи. За годы раскопок найдено более 600 берестяных грамот, свидетельствующих о практически поголовной грамотности новгородцев. Детские школьные каракули мальчика Онфима, где среди ученических текстов на бересте нарисованы смешные человечки, воспроизведены во многих учебниках и научных трудах. Сохранились любовные записки, договоры купли-продажи, заказы в мастерские на изготовление утвари и икон, письма и многое-многое другое.
Один из исследователей-археологов как-то, сравнивая уровень экономического развития Москвы и Новгорода, привел такой факт: за шестьдесят лет археологических изысканий в Новгороде были найдены почти сто тысяч единиц кожаной обуви (или их фрагментов), и всего несколько лаптей! По отношению к древней Москве дело обстоит наоборот. И не только потому, что липового лыка в новгородском климате было недостаточно, а потому, что новгородцы жили куда зажиточней, причем практически все, а не только богачи, скажем, члены знаменитого новгородского "Ивановского Сто" (гильдии богатейших торговцев).
В Новгороде существовал суд присяжных. Конечно, не такой, как в Англии, но достаточно демократичный, выборный, беспристрастный. Новгородские "концы" (пять районов города) управлялись своими выборными администрациями, "соцкими", которые регулярно менялись.
Новгородцы первыми начали мирное освоение Севера, проникли за Урал, в Сибирь. Для этого им не понадобилось войско: действовали миром, предлагая меновую торговлю, выгодную аборигенам. Правда, справедливости ради надо сказать, что новгородская предприимчивость нередко выливалась в разбойничьи набеги на соседей. "Ушкуйники" (разбойники, вольные люди, собиравшиеся в ватаги с началом навигации) на лодках-ушкуях спускались вниз по Волге, грабили "бусурман"-ордынцев, а когда добычи было мало - нападали и на русские села и города. Однажды даже взяли Кострому и разграбили. Много раз разоряемый москвичами, опустошаемый пожарами, мором, неурожаями Новгород каждый раз восстанавливал свое влияние и могущество. Еще в 1257 году, когда новгородцы отказались платить дань ордынцам, наш отечественный герой, святой князь Александр Невский, явился в город с дружиной и татаро-монгольским отрядом, "похватал зачинщиков", вешал, выкалывал глаза.
Один из иностранцев описывает средневековый Новгород как огромный, раскинувшийся на большой территории город, со множеством предместий. Его население составляло порядка 30-40 тысяч человек, что вполне сравнимо с крупнейшими городами тогдашней Европы. Особенно грандиозное впечатление он производил на путешественника при приближении к городу, когда постепенно вырастал, занимая все больше и больше пространства, заняв, наконец, весь горизонт. Совсем недаром называли его Господином Великим Новгородом.
В 1477 году Иван Васильевич (Третий), великий князь московский, "едва от слез удерживаясь", объявил, что Новгород снова отступил от крестного целования (клятвы), отдается латинскому государю, и лицемерно принимал "соболезнования". Осенью Иван Васильевич путешествовал в Троицу (в Троице-Сергиевскую лавру), чтоб испросить у святого Сергия (то есть у его мощей) ту же помощь, которую чудотворец столетием раньше оказал князю Донскому. Собрав ополчение, князь двинулся к Новгороду. По пути войско не встречало сопротивления, избивая мирных жителей. Ратные люди "жгли, убивали, полонили", говоря словами новгородского летописца. Били безоружных, безответных, безропотных.
27 января Иван III переехал в санях озеро Ильмень и остановился в "конфискованном" селе боярина Лощинского, который в числе многих новгородских бояр был уже уведен в "Московщину". Новгородцы прислали князю челобитчиков с просьбой о мире, но ничего не добились. Иван решил заставить новгородцев самих просить у него о лишении своих привилегий, своей республиканской свободы. Челобитчикам не говорили ни "да", ни "нет". "Московский способ волочить дело, - пишет Н. Костомаров, - действовал убийственнее, чем нападение". Переговоры шли много дней. В Новгороде, переполненном сбежавшимися со всех сторон окрестными жителями, начались голод и мор. В этих условиях новгородцы решили присягнуть московскому князю. Когда укрывавшиеся в городе селяне пошли по домам, они застали на месте своих жилищ пепелища. Скот был истреблен, запасы уничтожены. Стояли холода, и множество людей замерзали в лесах и в полях, гибли от голода и болезней. Новгородская область обезлюдела. В самом городе было много умерших: трупы складывали сначала в одну могилу по два, потом по три, наконец стали укладывать по десяти. Иван III приказал снять вечевой новгородский колокол и привез его в Москву, встретившую князя "ликованием". Но новгородская катастрофа еще не была закончена. Натерпевшись от московских пришлых чиновников, новгородцы вскоре взбунтовались, прогнали москвичей и восстановили вече. В 1479 году государь московский вновь осадил город. Пушки палили по новгородским укреплениям, говорит летописец, как будто осаждали вражеский город. Сам итальянец Фиораванти, прозванный за мастерство Аристотелем, управлял пушкарями.
Войдя в город, Иван велел схватить полсотни "заговорщиков". Их схватили и пытали. Добившись ложных признаний, похватали еще множество народу, в их числе главу новгородской церковной власти владыку Феофила. Феофил был отвезен в Москву и заточен в Чудовском монастыре. Еще сто человек были пытаны и казнены. Затем более тысячи купеческих и знатных семей были вывезены из города и отправлены в "Низовские земли" (в Московию). Еще около семи тысяч семей погнали в Москву, не дав собраться, не позволив ничего взять с собой, так как их имущество было конфисковано в пользу великого князя. Была зима, снова стояли морозы, многие выселенные умирали в дороге (как все это похоже на картины нашего недавнего прошлого, не правда ли? Репрессированным молдаванам, эстонцам, латышам и русским, проживавшим в бывших независимых государствах перед войной, тоже давали час времени на сборы и эшелонами гнали на восток. С детьми).
На место выселенных в Новгород были присланы переселенцы из Москвы. Разорение Новгорода еще бы и продолжалось, но Иван Третий свернул дело, узнав, что на Москву двинулся хан Золотой Орды. В 1484 году великий князь посетил Новгород, прожив в нем девять недель. Многие снова были брошены в тюрьму, другие сосланы в Поволжье. В 1487 году из Новгорода снова было "выведено" пятьдесят семей и переселено во Владимир. В следующем, 1488 году, были высланы еще более семи тысяч жителей. Город практически опустел. Новые нравы, новые порядки завелись в новгородской земле. Немец Герберштейн, путешествовавший по этим местам, писал, что "московская зараза" уже поселилась здесь, погубив все лучшее, что было в укладе жизни и в характере новгородцев. И напрасно было искать в городе воспоминания о прежней свободе: новые новгородцы-переселенцы никогда не знали свободы и уже не хотели ее.
Новгородский летописец так заканчивает летопись: "А иное бы писал и не имею что писати от многия жалобы" (то есть, написал бы еще о многом, да не могу от большой печали).
Вот и все.
А спустя столетие Иван Грозный вновь наказывал мятежный город. Войдя в город с войском, выставив крепкие заставы, чтобы ни один новгородец не смог сбежать из города, царь приступил к окончательному "умиротворению" Новгорода. Ежедневно к нему, восседавшему на троне вместе с сыном (тем самым, которого, согласно преданию, впоследствии убил в порыве гнева), приводили от пятисот до тысячи новгородцев, били их, мучили, жгли, тащили к берегу Волхова и сбрасывали в полынью, не щадя при этом даже матерей с младенцами. Воины на лодках сторожили выплывавших и рубили секирами, кололи их пиками. Шесть недель продолжалось это зверство, город вымер, опричники предали не только город, но и его окрестности дикому грабежу. По некоторым свидетельствам, всего было перебито 60 тысяч человек (хотя это число, скорее всего, сильно преувеличено). Закончился же разгул отеческим напутствием царя оставшимся в живых новгородцам: "Да умолкнут плач и рыдание! Живите и благоденствуйте в граде сем...". При этом, покидая разоренный город, из которого уже нечего было вывезти, царские опричники рубили саблями ворота, если видели на них красивую резьбу.
* * *
Псков несколько столетий, выполняя роль форпоста русских земель на северо-западе, препятствовал захватническим устремлениям немецких рыцарей. Чаще всего псковичи не получали никакой поддержки ни от Москвы, ни от своих ближайших соседей - Новгорода и Полоцка. Вынужденные лавировать между могущественными соседями, псковичи сумели дольше других сохранять свои вечевые свободы и привилегии.
Этому способствовало, например, и такое обстоятельство: со времен первых столкновений тевтонских крестоносцев с псковичами, ганзейским городам было запрещено продавать на Русь оружие (своего, подобного же качества, в Московии делать не умели - задним числом историки изобрели по этому поводу гипотезу: все мастера были уведены монголами, оттого-то, дескать, и каменные здания строить разучились, и хорошее оружие выковывать). Но торгаши - на то и торгаши. Псковичи, снабжавшие внутреннюю Русь оружием, нашли обходной путь. Оружие в Швеции, Дании, Германии закупали посредники из Ливонии (Эстонии и Латвии). Мечи привозились в Ревель (Колывань), там выгружались на склады, оформлялись соответствующие бумаги, - якобы оружие предназначалось для местного населения, которое воевало с псковичами (стычки, согласно летописям, происходили постоянно, и носили характер такой: "набежит" "литва" человек сто на псковскую деревню, пограбит, похватает баб, и "убежит". Псковичи и изборцы собираются ватагой - и делают ответный рейд. Так вот и жили веками. По-соседски...). В Московии хорошие мечи так и назывались "фряжскими" (варяжскими, заморскими), а в хорошем оружии на Руси нужда во все времена была очень велика.
У Ивана III руки до Пскова так и не дошли. С непокорным городом расправился сын Ивана, Василий (отец Ивана Грозного). Иван, правда, произвел несколько "выводов" псковичей из родных мест, расселив их в Московском княжестве. Василий Иванович прибыл в 1509 году в Новгород и вызвал к себе "жалобщиков" из Пскова, а также своего псковского наместника - якобы для выслушивания сторон и справедливого суда. Собрав псковитян во дворе, Василий велел их "поимать", то есть арестовать. Псков, услышав об этом, сошелся на вече и решил уступить всем требованиям Василия. С изложением этих требований выступил великокняжеский посол Третьяк Далматов. Он объявил: вече отменяется, вечевой колокол снимается и отправляется в Москву. И "не плакали тогда, - пишет псковский летописец, - разве грудные младенцы при сосцах матерних!" Прибыв затем в Псков, государь велел собрать всех знатных и богатых горожан и объявил им, что они переселяются в Москву. Их не распустили по домам, но сказали, что даются сутки для сборов их женам и детям. Триста семейств на санях, под стражей были вывезены из Пскова. Имения их были розданы москвичам.
Наступили новые времена. Московский суд, сменивший псковский, занимался мздоимством. Судьи, сообщает летописец, смотрели на суд как на доходную статью. Потворствовали доносам на зажиточных, брали взятки, разоряли дочиста. "У московских судей, - сказано в летописи, - правда улетела на небо, а кривда одна осталась в суде".
Псковичи стали покидать город. Разбежались жившие там прежде иностранцы - купцы, торговцы, ремесленники. Псковские прежние искренность и добродушие, известные за границей, исчезли. Раньше довольно было слова псковского купца - и сделка считалась состоявшейся. Москвичи одними лишь нравами своими подточили торговлю (Герберштейн). И снова - конец летописи, конец городу и миру. "Некуда было деться, - пишет летописец, - земля под нами не расступится, а вверх не взлететь".
* * *
Но Иван Грозный, разорив Новгород, пощадил Псков. Говорят, что его на въезде в город остановил блаженный Николай Салос (а блаженных в те времена боялись и уважали) и в ответ на приветствие царя подал ему кусок сырого мяса. Удивленный царь ответил в том смысле, что сейчас пост, и скоромное есть - значит богохульствовать. На что будто бы Николай ему ответил: "Ты хуже делаешь: человеческой плотью питаешься".
После этого Грозный оставил Псков в покое. И правильно сделал: неразоренный, хорошо укрепленный (по европейским стандартам - крепостные стены возводились псковским князем Довмонтом литовского происхождения) во время Ливонской войны выдержал многолетнюю осаду войск Стефана Батория. Хотя до этого победоносный польский король сумел отвоевать у России всю недавно покоренную Ливонию.
И еще. Псковский летописец, после московского разорения, замечает: "погубило Псков у вечьи кричанье", то есть вечевая вольница. Или, другими словами, "издержки демократии".
Может быть, и так. Но реформы Ивана Грозного закончились практическим провалом, и время было упущено, и Россия вступила в тягчайшую эпоху смут и польско-литовско-шведской интервенции.