Бег. Бессмысленный, бесконечный, тупой, изнуряющий, изматывающий. Бег необходимый, вечный. И ты бежишь вместе со всеми. Куда? Зачем? Не пытайся найти ответ на эти вопросы. Не смотри по сторонам, не оглядывайся. Не думай о цели этого бега - она - в нем самом. Вот рядом упал твой брат, вот лучший друг сбит с ног напором огромной толпы. Не старайся помочь им - твое дело - бежать. Бежать и бежать, пока сам не упадешь, бежать, пока есть силы, бежать, пока еще можешь дышать - бежать для того, чтобы в конце упасть замертво на той же вечной и пугающей своей бесконечностью дороге. Ты смотришь вперед - и видишь только серую пыль да тысячи, миллионы, миллиарды ног, рук, тел, охваченных величайшей и ничтожнейшей целью. Наконец ты не понимаешь чего-то, и к своему ужасу, бег наводит на все тот же страшный и пугающий своей неразрешимостью, и в то же время простой до гениальной жестокости вопрос: "Зачем?". Ты отгоняешь его от себя, ты делаешь вид, что у тебя нет времени на такие мысли, но не можешь - ты не понимаешь, ты задыхаешься, ты чувствуешь, что все - скоро ты не выдержишь - сейчас упадешь и ты, и над тобой с упоенной собственной значительностью беззаботностью пронесутся все эти тысячи подошв, они наступят на твою голову, что не могла привыкнуть к ним, на лицо, они растопчут тебя, превратят в ту же пыль, которой станут все они, и лишь кто-то, споткнувшись о твое ненужное тело, вспомнит, что перед ним - человек. Ты не понимаешь, как другие выдерживают эту страшную гонку, ты оборачиваешься, смотришь в чье-то лицо - и замираешь от ужаса - твой мозг пронзает дикая догадка, страшное предположение иглой вонзается в твой израненный ум: этот человек - счастлив. Ты не веришь себе, ты смотришь по сторонам, думаешь, что ошибся, но неумолимая правда написана на всех лицах: они - счастливы. Диким, животным кажется тебе это счастье, но ты чувствуешь: они правы, правы тысячи, миллионы раз, потому что они знают то, чего не знаешь ты, они знают, зачем. Ты поражен, убит, ты ищешь во всех глазах какой-то тайный смысл, каких-то глубин. Вот мимо пронеслось что-то; "Какие прекрасные глаза", -думаешь ты, но тот, кому они принадлежат, летит прямо на тебя, чуть не сбивает тебя с ног, глядя куда-то вперед. С тайной надеждой смотришь и ты туда же, но нет там ничего, кроме все той же дороги. Ты оборачиваешься назад - они несутся на тебя, их все больше и больше, и тут ты видишь еле различимые черные точки: одну, две, три - да нет, вся дорога усыпана ими. На них наступют, через них перепрыгивают, о них спотыкаются. Ты понимаешь, что две из них - твои отец и мать, ты и забыл, и не считал нужным думать и помнить о них. Тебе кажется, что сейчас ты сойдешь с ума, страшный крик сидит у тебя в груди, и ты понимаешь, что ничего тебя не остановит - сейчас он вырвется наружу; крик, в котором ты с трудом узнаешь собственный голос, произносящий непривычные, неестественные, неправильные слова: "Стойте!". И тут через низко нависшие тучи, сквозь холодный свинец неба пробивается робкий луч солнца, быстро летят разорванные облака, и через них сияет совсем другое небо - нежное, голубое - небо, которого ни ты, да и никто другой не видел и не хотел видеть, на которое никто никогда не обращал внимания. И этот луч пригревает и разжигает в тебе робкую и странную мысль: "Где-то все по-другому, где-то нет этой безумной, бесконечной гонки тысяч, миллионов, миллиардов тел, ты начинаешь надеяться, верить, ты не узнаешь себя, ты чувствуешь, что во всей этой толпе прав, бесконечно прав только ты один, хотя эта правота и не приносит тебе того животного счастья, как всем. Но что это? Вдруг небо как-то странно наклонилось, солнечные лучи ушли куда-то в сторону, ты перестал видеть и чувствовать их, и тут ты осознаешь, что все кончено - ты совершил непростительную ошибку: ты почти остановился, и эта толпа, эта толпа, исполненная какого-то дикого, так и не понятого тобой остервенения, повалила тебя, сбила с ног, смертельно ранила. Ты видишь над собой вечное небо - тебе хочется тишины, и знай: вскоре ты ее получишь, а над тобой со страшным грохотом, только сейчас поразившим тебя, проносятся эти вечные подошвы. "Почему, они же виноваты в этом сами", - проносятся в твоем воспаленном мозгу бессвязные мысли. Красным застилает тебе глаза, сознание угасает и сейчас покинет тебя навсегда - ты видишь, что это и не люди вовсе бегут - вот они уже встали на четвереньки, понеслись рысью, с их волосатых звериных морд капает на тебя горячая слюна - но ты еще понимаешь, что это лишь предсмертные галлюцинации. Последним страшным усилием воли сбрасываешь с себя завесу агонии, открываешь глаза - и видишь: то, что ты считал галлюцинацией, было правдой: на каждой морде, каких не имеет ни один зверь, ни одно животное - на каждой из них было написано ужасное в своем отвратительном, страшном безобразии чувство, или нет, чувством это никто не осмелился бы назвать - это было выражение тупого, безразличного ко всему счастья. Но тут сознание окончательно покинуло тебя - последней мыслью было: " Они ... победили, но прав все-таки был я".