По всей квартире плыл приторный запах яблок, и от этого слегка подташнивало. На кухне в большом эмалированном ведре лежали яблоки. Они уже начинали немного портиться. Круглые румяные бока были тронуты коричневым. Эти яблоки были предназначены для варки варенья, но стоило Кире взглянуть на них, как у неё тотчас же опускались руки. Не было сил заниматься этой однообразной монотонной работой. Нервы были скручены в тугой узел. Уже темнело, а Бориса всё не было.
На тумбочке, как сигнал тревоги, краснел телефон. Но он весь вечер молчал. Кира не знала, что и подумать, где и как искать мужа. У нее не было опыта в таких делах. А в свою личную жизнь посвящать посторонних она не любила. Да и что связывало их в последние годы? Привычка? Родственная забота друг о друге? Сложился привычный стереотип их отношений, ритуал которых он безукоризненно выполнял. И только. Она давно чувствовала, что что-то в их отношениях неладно. Но прятала это от себя, беспокоясь за свое больное сердце, убегая в работу. О том, сколько времени это могло продолжаться, она старалась не думать. Но всегда знала, что когда- то должен наступить конец. И вот сегодня, когда муж в обычное время не вернулся с работы, в сердце пополз нехороший холодок. Хотя собственно, чего она боялась? Одиночества? Она к нему давно привыкла. Одиночество вдвоем страшнее.
Кира подошла к зеркалу. Из глубины на нее смотрела знакомая и в то же время совсем незнакомая женщина. Такое привычное с детства лицо, ее лицо. Те же темные, немного удивленные глаза, тот же нос с легкой горбинкой. . .
Но на всем, как невидимая маска, - прозрачная печать усталости, наложенная временем, прошедшими годами. И это было особенно обидно. Ведь в душе она чувствовала себя совсем молодой, она не ощущала пройденных лет. Наоборот, только сейчас она, наконец, по настоящему поняла себя. В неё словно влился новый мощный поток энергии, который искал выхода и не знал применения. Ей казалось, что впереди у нее много новых творческих возможностей. И она потихоньку от мужа достала с антресоли свой старый мольберт и купила новые краски, от которых давно отвыкла. Краски манили ее своим разноцветьем, как манил этот неожиданно по - новому понятый и увиденный мир. И она вспомнила о своём художественном образовании. Ведь когда- то ей прочили славу живописца. Но на третьем курсе института Кира неожиданно встретила Бориса. И вначале, казалось на время, пока подрастет дочь, а потом оказалось, что навсегда, рассталась с институтом. Борис говорил: " Чего тебе не хватает? Любая женщина тебе позавидовала бы". Жили они в достатке. Занятая дочерью, ее болезнями, она не замечала, как идет время. Но дочь выросла, вышла замуж и уехала в другой город. А они остались вдвоем. Положение домашней хозяйки стало её тяготить. Она заметила, что в их отношениях с Борисом появилась какая-то едва уловимая, незаметная трещинка Ему стали скучны ее разговоры, ее заботы. Ему больше не нравилось, как она готовит, ведет домашнее хозяйство. Он стал ворчлив и несносен. И она уже была рада, когда он уходил на работу.
Покончив с домашними делами, она доставала краски и писала. Писала всё, что попадалось на глаза: убегающую в даль, такую знакомую и родную улицу, цветы на окне, старую керамическую вазу, знакомое дерево. У неё уже накопилось много работ. Но показать их Борису она не решалась, боялась, что он будет смеяться. Да и не было у нее уверенности, что получилось хорошо. А показать кому-нибудь все же очень хотелось. И предварительно созвонившись, сегодня утром она, наконец, решилась и отнесла их своему бывшему однокурснику, теперь занимавшему видный пост в Союзе художников.
Илья разговаривал с ней вначале покровительственным тоном, немного свысока, хотя и по - дружески, про себя, наверняка думая: "Ну, какие могут быть работы у домохозяйки, столько лет не бравшей в руки кисть? Ну, скучно стало бабоньке, дурью мается от сытой жизни, от безделья". Но когда он взглянул на небольшие кусочки холста, выражение его лица мгновенно переменилось. Оно стало озадаченным и серьезным. Он машинально взглянул на нее, потом снова на холст и немного помедлив, сказал: "Ты знаешь, признаться, не ожидал. . ." На картине краснела ягодами рябина, полная осеннего света и грусти. Это был ее любимый пейзаж, он так и назывался "Свет осени". Илья задумчиво просмотрел ее остальные работы, отобрал еще два пейзажа, написанных маслом, и одну акварель. Сказал "Это я оставляю у себя. Через месяц организуем городскую выставку. Может, пройдет". А она сидела ни жива, ни мертва. У нее, как у девчонки, дрожали от сильного волнения колени, и она ничего не могла с собой поделать. Она не помнила, как добралась до дома. Не помнила, как поднялась по лестнице, отомкнула ключом двери.
Остаток дня она провела в нетерпении, ожидая Бориса. Ей захотелось поделиться с ним своей радостью. Но Бориса не было. Радостное настроение куда-то незаметно улетучилось, охватило тревожное предчувствие. Всколыхнулось все пережитое за последнее время. Она не боялась одиночества, она боялась подлости и предательства. Она знала, что это ее убьет.
Кира взглянула на часы, шёл двенадцатый час. За окном - совсем темно, в квартире - леденящая тишина. Она достала спрятанную пачку сигарет, чиркнула спичкой. Но горьковатый дым не успокаивал. "Нельзя же так нервничать, - подумала она. - Надо что-то делать. Нужно взять себя в руки". На лестничной площадке послышались чьи-то шаги, она прильнула к дверному глазку: "Нет, это соседка Аля среди ночи понесла мусор. . ."
Она не заметила, как всё же уснула от усталости и нервного перенапряжения прямо в кресле рядом с телефоном. Разбудил ее первый солнечный луч. Он так ярко золотился в прорези штор, бил ей в глаза. И она в первую секунду не поняла, что это такое, горячее и светлое, и только сладко зажмурилась. Свежее сентябрьское утро посылало ей свой привет, ободряя и обнадеживая.
Но тут же вспомнилась прошедшая ночь. Сердце легонько защемило. Она подошла к окну, отдернула тяжелую штору. Под окном краснела знакомая рябина. Медленно кружились, опадая, желтые листья. Мелькали и пропадали вдали редкие прохожие. Часы показывали семь. Чтобы немного прийти в себя, она пошла на кухню, заварила кофе. Приятный горьковатый аромат наполнил квартиру. Обжигаясь, торопливо выпила чашку. Поставила её на краешек стола и замерла, не зная, что делать дальше. Наверное, надо было куда-то позвонить, что-то выяснить. Но, куда? Она не знала. Потянулись долгие томительные часы. И, она решила просто ждать. Ведь должно же это всё как-то разрешиться!
Наконец, в десять часов раздался звонок, она побежала к двери, но звонил телефон. Это был Борис. Он сказал просто и коротко: " Кира, прости. Я ухожу к другой женщине. Вечером зайду за вещами. Собери их, пожалуйста". И положил трубку.
Кире стало страшно. Так неожиданно оборвалась ее такая привычная налаженная годами жизнь.
Сердце сжал уже знакомый неприятный холодок. Ноги стали словно ватные. Она медленно опустилась в кресло. "Вот и всё", - пронеслось в ее сознании. Но в следующую секунду почему-то вдруг стало легче. "По крайней мере, какая-то определенность",- подумала она. Нет, удерживать она его не собиралась. Раз так решил, пусть уходит. Всё когда-нибудь кончается. Кира была деятельным человеком. Она пошла на кухню, подняла ведро с яблоками. Вышла на лестничную площадку, высыпала его в мусоропровод. Яблоки застучали как мелкие речные камушки, дробно и звонко. Теперь не надо было варить яблочное варенье, которое почему-то очень любил Борис. . .