Смоленский Дмитрий : другие произведения.

Анчар

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


анчар

повесть

Глава 1. Умысел

  
   Встречу Анчар, известный ей лишь по сетевому "нику", назначил почти на выезде из города, в последнем перед КПП придорожном кафе. Или первом после него - смотря откуда ехать и как считать. Несмотря на раннее время, шоссе трудилось вовсю, с терпеливыми вздохами ложась под легковые машины, автобусы и грузовики, среди которых преобладали восьмидесятифутовые тентованные фуры с огромными иностранными надписями на боках.
   Перестроившись в крайний левый ряд, Юкка начала волноваться, что так и выйдет из города вдоль двойной сплошной, но прямо напротив указанного ей места в разметке обнаружился спасительный пунктир, допускающий поворот. Пропустив встречный двухэтажный автобус с наглухо затонированными окнами, она дала по газам, пересекла под прямым углом все три полосы и въехала на парковочную площадку. Пока турбированный двигатель ее "субару" отрабатывал положенные тридцать секунд на холостых, она достала из лежавшей на соседнем сиденье сумочки помаду с зеркальцем и под их прикрытием оглядела стоянку. На первый взгляд, ничего внушающего подозрения: двое мужичков в свитерах и кепках обходят по кругу "Ман"-длинномер, заглядывая под днище, в углу приткнулась пыльная черная "бэха" с питерскими номерами. Пока все спокойно.
   Она убрала женские принадлежности в сумочку, защелкнула замок, протянув руку, вытащила из бардачка объемистый полиэтиленовый пакет. Заглушив мотор, вылезла из машины. Как всегда в минуту, которая может круто изменить ее судьбу, она чувствовала легкое жжение под грудиной. Адреналин, - внутренне усмехнулась Юкка своему волнению. - Вся жизнь на адреналине!
   "Субару" закрыла замки и встала на охрану, когда она уже тянула тугую дверь кафе на себя. Десять минут опоздания для молодой и красивой девушки простительно.
   За барной стойкой сидела невзрачная девица с изможденным, будто изжеванным лицом. По всей видимости, она уже отработала ночь и теперь из последних сил боролась с накатывающей на нее дремотой в ожидании сменщицы.
  -- Извините, - сказала Юкка, подойдя к стойке вплотную. - Будьте добры, чашечку черного кофе!
   Девица вздрогнула, насколько могла широко открыла глаза, начала сползать с табурета. Юкка мгновенно подумала, что та упадет, но барменша всего лишь вставала.
  -- Вам какой? Растворимый или вареный?
  -- Вареный, пожалуйста. Без сахара, но покрепче!
  -- Двойной?
  -- Если можно...
   Загудела кофе-машина, барменша подставила чашечку, став к Юкке спиной. Зеленый халат на ней, напоминающий хирургическую одежду, выглядел еще хуже лица. Расплатившись и оставив несчастной лишнюю десятку с мелочью, Юкка подхватила свободной правой рукой маленькую чашечку и своей фирменной походкой, отработанной долгими часами тренировок перед зеркалом, направилась к самому дальнему угловому столику. Одному из двух занятых. Именно за ним сидел Анчар.
  -- Разрешите? - спросила она, останавливаясь рядом с ним.
  -- Вы - Юкка?
   Если бы не жидковатые светлые волосы, зачесанные назад и открывающие явно наметившиеся теменные залысины, да недельной давности рыжеватая щетина, не дотягивающая до гордого звания бородки, его можно было признать интересным. Серо-голубые глаза, чуть длинноватый тонкий нос с горбинкой, правильной формы губы. Арийская внешность, еще более подчеркнутая прямой спиной и узкими кистями рук с длинными пальцами. За ногтями, жаль, не следит - Юкка терпеть не могла малейших признаков грязи под ними. А у Анчара не просто грязь - четкая траурная каемка. И рубашка несвежая. И серая шерстяная кофта на пуговицах старая и немодная. Ног его она видеть не могла, но нисколько не удивилась, если бы на них обнаружились черные растоптанные говнодавы на шнурках.
  -- А вы - Анчар?
  -- Да. Садитесь!
   Отодвинув стул, который был ближе к окну, Юкка сначала сгрузила на его сиденье пакет с сумочкой, потом села сама напротив мужчины. Судя по всему, за столиком он пребывал уже давно: там стояли грязная тарелка с ножом, вилкой и недоеденной круглой булочкой, две пустых чашки, одна из которых имела на боку подсохшие кофейные потеки, а вторая вывесила хвостик чайного пакетика. Вечно голодный ученый-неудачник! - почему-то подумалось Юкке. - И торговец смертью в розницу...
  -- Если не секрет, как вы меня вычислили?
  -- Это как раз не сложно: вы единственный, кто делал вид, что не обратил на меня внимание.
   Анчар взглянул за спину Юкки, в противоположный конец небольшого зала, где оба "питерца", как он их про себя назвал, давно уже перестали глазеть в их сторону и продолжили свой неспешный, нудный разговор. Действительно, тут он дал промашку, и следовало не пялиться из всех сил в окно, а хотя бы мельком оглядеть вошедшую в кафе красотку с азиатской внешностью. Не каждый день таких приходится видеть.
  -- Хорошо... - вздохнул он. - Вы все принесли?
  -- Конечно. Желаете взглянуть?
  -- Да. Покажите основную сумму!
   Юкка достала из сумочки толстый блокнот, положила его на стол перед Анчаром. Тот не сделал ни малейшей попытки взять его в руки.
  -- Раскройте!
   Середина блокнота была заложена довольно толстой пачкой стоевровых купюр. Как ее и предупреждали, пачка не была перехвачена резинкой.
  -- Пересчитывать не буду, надеюсь на вашу честность и благоразумие. Только продемонстрируйте мне второй лист и один из середины - чтобы я мог видеть номера и серии.
   Без тени усмешки Юкка пролистала евро, выбрала требуемые купюры. О "кидальных" приемах она слышала не реже Анчара.
  -- Хорошо! - кивнул тот, убедившись, что номера не совпадают. - А в пакете, значит, меньшая часть?
  -- Да. Честно говоря, я заколебалась разменивать. Из-за этого и пришлось нашу встречу откладывать. Может, поясните: зачем вам именно десятками такая сумма?
  -- Нет, - равнодушно ответил Анчар. - Пояснять я ничего не буду. Десятки меня устраивают, и именно бывшие в употреблении.
   Он показал глазами и подбородком на блокнот.
  -- Это тоже положите в пакет. Надеюсь, сам блокнот вам не нужен?
  -- Обойдусь!
  -- Отлично. Теперь моя очередь показывать!
   Он полез в карман плаща, аккуратно сложенного на спинку соседнего стула, и вытащил маленький полиэтиленовый пакетик из тех, что имеют соединяющиеся по горловине гибкие полоски. Раскрыв пакет, Анчар вытряхнул перед Юккой согнутый пополам листок бумаги и пластиковую ампулку с накручивающимся колпачком. В таких продают глазные капли. Впрочем, так на ней и было написано черными четкими буковками: "сульфацил-натрий 20% р-р".
  -- Написанному верить можно не всегда, - усмехнулся Анчар в ответ на невысказанный вопрос. - Там ровно то, что я обещал!
   Юкка осторожно взяла двумя пальцами тюбик, заполненный прозрачной жидкостью. Пузырек воздуха чуть меньше горошины весело перекатывался внутри.
  -- Прочитайте инструкцию, не тратьте время, - посоветовал мужчина.
  -- Ого, как все серьезно! - усмехнулась Юкка. - Инструкция, все дела...
   Она развернула "памятку", напечатанную самым мелким шрифтом на хорошем лазерном принтере, но на странной толстой бумаге. Текст состоял из десяти пунктов.
   "1. Количества средства, содержащегося в одном тюбике, достаточно для развития гарантированного эффекта у человека массой до 150 кг;
   2. Средство не имеет вкуса и запаха, при вскрытии упаковки испаряется со скоростью, примерно совпадающей со скоростью испарения воды при соответствующей температуре;
   3. Допускается добавление в горячие напитки, но не подлежит длительному (5 и более минут) кипячению;
   4. Максимальный эффект развивается примерно через 1 час после приема внутрь и сохраняется таковым примерно 72 часа, после чего постепенно снижается вплоть до полного исчезновения к концу 5-х суток после приема;
   5. Эффект средства заключается в потенцировании действия адреналина на сердечно-сосудистую систему;
   6. Для проявления эффекта после приема средства внутрь у клиента необходимо вызвать любое психическое возбуждение (ощущение боли, страха, ярости, радости, оргазма);
   7. Выброс адреналина приведет к спазму сосудов, неконтролируемому повышению артериального давления, созданию острой ишемии (кислородного голодания) сердечной мышцы, головного мозга, вещества надпочечников и/или разрыву стенки сосудов с последующим кровоизлиянием, т.е. развитию инфаркта или инсульта в наиболее слабом месте организма клиента;
   8. Клиническая картина приступа полностью соответствует обычному развитию указанной патологии;
   9. Средство не обнаруживается имеющимися в настоящий момент приборами и реактивами в организме клиента ни до, ни после его смерти;
   10. Срок хранения средства в невскрытой таре при комнатной температуре - 1 месяц, под прямым действием солнечных лучей - 10 дней".
  -- Все понятно? - спросил Анчар, когда Юкка, дочитав, подняла на него глаза.
  -- Вполне!
  -- Тогда прочитайте еще раз, и - можете задавать вопросы!
   После второго прочтения Анчар подставил пакетик, попросил вложить тюбик с листком бумаги обратно, залепил его и только после этих четких, скупых, отработанных действий передал покупку девушке.
  -- Скажите, - спросила она, убрав полученное в сумочку, - в инструкции написано "любое душевное волнение". С оргазмом все понятно, а страх? Какой силы должно быть волнение?
  -- Да самое незначительное. Мужчине, например, достаточно позвонить по телефону и оскорбить его. Козлом, скажем, обозвать. Большинство из нас достаточно обидчивы, а дальше все просто, как описано - выброс адреналина и инфаркт!
   Юкка посмотрела в его светлые глаза, абсолютно ничего не выражающие, ни удовлетворения от осознания собственного могущества, ни страха. Анчар просто выполнял нудную, но необходимую работу - инструктировал новичка. Будто объяснял устройство токарного станка: резец, зажим, шпиндель...
  -- Но ведь и от инфаркта не все умирают!
  -- От этого инфаркта - умирают все.
  -- Почему вы так уверены?
  -- Потому что сам инфаркт - это, сударыня, довольно-таки больно. А когда больно становится вполне здоровому до того человеку, он испытывает не просто страх - ужас. Ужас его и добивает...
  -- Понятно...
  -- Если понятно, тогда я вас больше не задерживаю!
   Анчар потерял к ней интерес и отвернулся, уставившись в окно. Юкка подхватила со стула сумку и отодвинулась, вставая.
  -- До свиданья!
   Не глядя на нее, Анчар отрицательно качнул головой.
  -- Вряд ли!
   Он не смотрел ей вслед и тогда, когда она шла к выходу - она бы спиной почувствовала. Зато сама она пусть мельком, но успела окинуть взглядом тех двух питерцев, что сидели за столиком у самых дверей. Окинула и успокоилась. Сидевший к ней спиной квадратный мужик с багровой шеей и проплешиной на затылке как грыз свою куриную ногу, так и продолжал грызть, даже не обернулся. Зато его напарник, чем-то неуловимо напоминавший Брюса Уиллиса в молодости, поймав ее взгляд, с готовностью заулыбался навстречу, явно демонстрируя желание пообщаться. Обломись, красавчик!
   Юкка быстро пересекла площадку, села в машину и запустила двигатель. Почти не остыл. Сколько она потратила времени: десять минут? Пятнадцать? И пять штук евро, не считая десяти косых в рублях. Ничего, оно того стоит - многократно окупится. Лишь бы в выношенный и выстраданный план не вмешалась нелепая случайность.
   До работы она добиралась почти час. Конечно, она предупредила Елизавету, что задержится, но баба она дерганная, только-только вступила в критический возраст, все освоиться не может. То разоденется в пух и прах, намажется как девчонка-пэтэушница, начнет квохтать и сюсюкать, а то затянет волосы на затылке, вырядится в деловой костюм и шипит весь день. В такой день ее лучше не трогать - себе дороже выйдет.
   А вообще, если вдуматься, почти всем она обязана в своей жизни именно Лизавете. Она ее на работу приняла, не посмотрела, что Юкка наполовину якутка и по лицу видно - нерусь; она же помогла квартиру им с Танькой "впополаме" снять и регистрацию сделать; с Данилой она же познакомила и роману их двухлетнему не мешала, пока Сергей на горизонте не нарисовался. Елизавета же ее от Данилы и отмазала, когда он совсем уже с катушек съехал и вместо выступлений со своим трио стал выступления с битьем посуды в клубе устраивать. Не посмотрела, что племянник - сама за волосы его оттаскивала в последний раз, благо, что волос у него - любой девчонке на зависть. Нормальная баба, если разобраться. А что мужиков себе на двадцать лет моложе подбирает, веревки из них вьет, а, попользовав, выбрасывает без выходного пособия - так это жизнь такая. Её благоверный тоже не особо о ней переживал, когда в девяносто третьем бросил вместе с сыном и долгами под двести тысяч "зеленых". Живи, мол, как знаешь, а я попробую все сначала начать! Может и начал. Елизавета как-то под коньяк рассказывала, что видели его вроде лет пять назад в Казахстане. Правда, и фамилия у него теперь другая и отчество. Одно имя - Михаил - на память себе оставил.
   И все равно ушла бы давно Юкка от Лизаветы, другую работу подыскала, если бы не Сергей. Сергей Владимирович, если точнее, он же "папенька". Роману их скоро год, и весь этот год Прохоренко просит, умоляет, настаивает и требует, чтобы перестала в клубе появляться. Квартиру ей снял, машину купил. Не совсем ей - на себя оформил, а ей доверенность выдал. Деньгами обеспечил: счет на нее открыл и пополняет регулярно. Что ж, она честно отрабатывает, только дверцу клетки золоченой, в которую он так упорно ее упрятать собирается, не спешит закрывать. Пока она работает - все еще можно назад отыграть, а уволится - по рукам и ногам повязанной окажется. Тогда уж, хочешь-не хочешь, под "папенькину" дудку плясать придется, а чем это заканчивается - Юкка уже знает. На том же Данилином примере. Не для того она в славном городе Якутске школу с серебряной медалью заканчивала и пять лет (вместе с кучей денег) на англичанку-репетиторшу потратила, чтоб не в любовницу даже - в содержанку превращаться. Сейчас она хоть изредка нервы Прохоренко потрепать может, а если полностью от него зависеть начнет - прощай мечты о браке, путешествиях, доме на Лазурном берегу! Высосет из нее молодость и красоту, и выбросит лет через пять. И куда она тогда, тридцатилетняя, уже обученная деньги тратить, да не очень умеющая их зарабатывать? В строй к хохлушкам на Ленинградское шоссе? Ага, щас! Она не она будет, если и года не пройдет - женится на ней Прохоренко. И салон жёнушкин "Нефертити" на нее переоформит, и лимузин с водителем организует. Это сейчас ей не "влом" самой руль крутить, а замужняя обеспеченная дама должна за заднем сиденье ездить, и дверных автомобильных ручек даже не касаться. Вот тогда - да, Сереженька, можешь требовать удовлетворения своих прихотей и ночных фантазий, а пока не для чего нам терпеть, да и не обучены толком. Из провинции, что поделаешь!
   Сколько себя помнила Юкка, столько у нее была эта привычка к длинным внутренним монологам. Мысли прихотливо прыгали с темы на тему, она конструировала ситуации, позы, интонации, пыталась предугадывать реплики "оппонентов" и подбирала собственные слова, складывая их во фразы. И при этом машинально соблюдала дистанцию до впереди идущих машин, переключала передачи, поглядывала по зеркалам, своевременно перестраивалась из полосы в полосу. Чтобы научиться водить машину - надо много ездить, и хотя Юкка по-прежнему испытывала напряжение, попадая в незнакомый район, это уже не было той паникой, которую она испытывала в первые полгода вождения.
   Припарковала "субару" она довольно удачно, пройти до клуба оставалось меньше квартала. Дневная двенадцатичасовая смена, безусловно, менее выгодна по деньгам, зато намного спокойней ночной. До семи-восьми вечера, когда начинают подтягиваться завсегдатаи, время тянется в ритме "три четверти". Сорок пять минут из каждого часа уходит на обслуживание случайных посетителей, как правило, назначивших в клубе встречу, заказывающих мало (чай, кофе, минеральная вода, изредка - бутерброды), зато сидящих подолгу за разглядыванием деловых бумаг и беседами. С часу до четырех - время, когда наведываются пообедать сотрудники близлежащих офисов, чаще - парочки, собирающиеся завязать служебный роман или уже привычно его поддерживающие. Таких Юкка определяла безошибочно по избыточной вежливости, которую никогда не увидишь между супругами, по прямым спинам женщин, находящимся под постоянным прицелом мужских глаз и говорливости самих мужчин, считающих своим долгом блеснуть эрудицией и чувством юмора. Такие пары оставляли чаевые скудно - от десятки до полтинника, оказываясь между Сциллой боязни показаться друг другу скупыми и Харибдой нежелания прослыть людьми, не умеющими считать деньги. Юкка их не осуждала, стараясь не сильно докучать своим присутствием и наблюдая за ними после подачи заказа лишь издали.
   "Ювенус" не был клубом, претендующим на элитарность. Он располагался в цокольном этаже, скорее даже в бывшем подвале одного из небольших, но капитально отремонтированных зданий, имел загоравшуюся только к вечеру вывеску из гнутых газосветных трубок, спускающуюся вниз лестницу из одиннадцати ступенек, покрытых резиновой дорожкой и массивную деревянную дверь. Елизавета вообще всё любила массивное и капитальное, видимо, пыталась как-то компенсировать неустойчивость собственной жизни, зацепиться в ней за реальные вещи: тяжелые столы цельного дерева, стулья с высокими спинками, из-за которых даже у высоких людей виднелись одни затылки, каменную полированную плиту барной стойки, расколотившей не один бокал, небрежно на нее опущенный. И цветные витражи, имитирующие окна и подсвеченные снаружи электрическими лампочками, тоже относились к категории "якорей", хоть и обошлись в сумасшедшие деньги.
  -- Привет, - поздоровалась Юкка с Татьяной, войдя в привычный клубный полумрак. - Народу много было?
  -- Все тут, - ответила барменша, кивнув в сторону двух подружек-студенток, пьющих по нынешней моде кофе с круассанами. - Прям с открытия сидят.
  -- Ага. А Лизавета?
   Татьяна сделала колечко большим и указательным пальцем - все о'кей, не дрейфь!
  -- Сейчас, Танюш, я переоденусь по-быстрому и подскочу. Ты их рассчитаешь, в случае чего?
  -- Иди, не дергайся. Справлюсь!
   Татьяна выудила из кармана на переднике плоский ключик от гардеробной, пришлепнула к стойке. Юкка, скрежетнув металлом по камню, стащила его в горсть.
  -- Пять сек!
   Закрывшись изнутри, она быстро переоделась в рабочую форму. Джинсы с мягкой рубахой мужского покроя, которую она носила навыпуск, отправились на плечики, дорогие туфли на каблуке - в низ кабинки. Вместо них - лодочки почти на плоской подошве, синяя юбка с блузкой, наскоро подглаженный свежий передник. Оригинальной униформу не назовешь, зато ей нельзя отказать в практичности. Контрольный взгляд в зеркало - на месте ли помада с тушью, воровато-быстрый и почти безотчетный щелчок замком сумки. Она буквально пальцами помнила, как положила пакетик со средством Анчара в косметичку, но сейчас засомневалась: а не привиделась ли ей утренняя встреча? Неужели она всерьез решилась на поступок?
   Пакетик был на месте. И мягкая ампула с надписью "сульфацил" тоже. Но вместо листовочки с описанием - желтовато-серый порошок. Вот зараза! Недаром ей показалась странной бумага, на которой был напечатан короткий текст! Наверняка Анчар обработал его одним из своих химических составов. Что-то даже вспоминается из школьного курса химии, связанное с окислением. Чего только? Целлюлозы? Лигнина? А реакция как запустилась: светом или воздухом?
   Вспомнив обстоятельства передачи, Юкка успокоилась. Значит, дело серьезное, если Анчар избегал прикасаться к ампуле (пальчики, стервец, боялся оставить!) и к листовке. К тому же он на всякий случай решил последнюю полностью уничтожить. Хотя... Не настолько уж он умен и предусмотрителен: на самом пакетике-то наверняка остались отпечатки! Впрочем, Юкке их наличие вовсе без надобности. Не шантажировать она его собиралась - использовать как специалиста. И, если все пройдет удачно, даже и не раз. Всякие в жизни обстоятельства бывают.
   Опустив препарат в косметичку, она поглубже зарыла ее в сумочке среди обычных дамских мелочей, телефон переложила в карман, а закрытую сумочку повесила за изогнутую стальную шейку плечиков, спрятав под одежду. Так-то оно надежней будет! Никогда у них ничего не пропадало, не загнил их маленький коллектив, но береженого Бог бережет...
   До самого появления Надежды - "Сволочи", как она про себя называла нынешнюю супругу Прохоренко - Юкка работала будто под управлением автопилота. Улыбалась, принимая заказы и выставляя их перед клиентами, интересовалась, понравились ли кофе, пирожные или бутерброды, принимала деньги и сдавала сдачу, протирала столы и меняла тканые салфетки. Едва же Сволочь со своей бухгалтершей прошли за привычный им угловой столик и открыли кожаные папочки меню, Юкка почувствовала, что сердце, до того ею не ощущаемое, провалилось в живот и заворошилось в нем холодной скользкой лягушкой. Нужно решаться! Но она все медлила, и даже в который раз проигрывая в уме всю последовательность действий, не могла до конца поверить, что она - именно она, Юкка! - бывшая девочка-отличница и любимица школьных учителей, сейчас подойдет и с прежней улыбкой примет заказ у женщины, приговоренной ею к смерти. И потом принесет (что она там сегодня закажет: солянку? грибной суп? куриный бульон с сухариками?) на первое и мясо или рыбу без гарнира, что обычно требовала Сволочь на второе, а у самой уже будет лежать в кармашке передника маленькая и теплая ампулка с ядом. И когда дойдет очередь подавать кофе (а Сволочь всегда заказывала кофе, черный, крепкий и без сахара) нужна будет секунда, чтобы выдавить из тюбика в чашку миллилитр прозрачной жидкости, и еще десять секунд - донести разнос до стола и выставить приборы перед клиентками. Тут главное - не перепутать чашки. И заранее срезать кончик хоботка у пластиковой ампулки - он ведь запаян, хоботок-то! И не грохнуться в обморок, не донеся разнос до Сволочи с бухгалтершей.
   А потом все будет совсем легко. Номер телефона нынешней мадам Прохоренко ей не просто известен, он выжжен в памяти, он вырезан тупым ржавым ножом прямо по серому веществу головного мозга - поперек всех извилин, от левой височной области до правой. Она выждет нужное время (сколько требуется, чтобы создалась максимальная концентрация в крови? час?), она зайдет в туалет - благо, он на одно посадочное место - и сделает единственный звонок, произнеся в ухо Сволочи всего-то десяток приготовленных и заученных слов и жалея, что нельзя, невозможно вцепиться в это ненавистное ухо зубами и рвать его, мотая голову из стороны в сторону, чувствуя во рту мягкий хруст перекусываемых хрящей и металлический привкус крови. И пусть она сдохнет, сучка! Пусть в голове у нее лопнет самый главный сосуд, и черная, жирная ее кровь, густая от холестерина, выплеснется внутрь тесного черепа, раздавливая мозговую мякоть о его гладкие и неподатливые внутренние стенки. И пусть перед смертью своей, мучительной, но не мгновенной, она обгадится и обмочится, и пусть сдохнет, вдыхая запас собственных нечистот!
   Юкка подошла к столику, увидев как Прохоренко закрыла меню, улыбаясь онемевшими губами, приняла заказ, и даже нашла в себе силы уточнить.
  -- Вторые блюда подавать позже?
  -- Конечно, девушка! - ответила Сволочь, отстраненно глядя сквозь нее.
  -- Три минутки подождите!
   Она занесла листок из блокнота на кухню и отдала его Василичу. Потом спросила ключ от гардеробной у Татьяны, объяснив необходимость сломанным ногтем (его она срезала до мякоти еще утром).
   Меньше чем через полминуты Юкка уже копалась в сумочке в поисках пакетика с Анчаровским зельем. Искала, чувствовала, как покрывается холодным потом, выступившим от лопаток до самого копчика, и не находила. Потом вдруг вспомнила, что ампулу она клала не просто в сумку, а в косметичку, и уж ее - в сумку. И сразу бросило в такой жар, что слезы навернулись. Но и в косметичке пакетика не было. Не веря происшедшему, она подбежала к окну и вывернула на стол все содержимое сумки, разравнивая ладонью ключи и карточки, монеты и пеналы с губной помадой, патрончики с тушью, зеркальце, расческу, маленький пробник "Же д'Ор", чеки с заправочной станции, зарядное устройство мобильника, которое она всегда носила с собой, кошелек, маникюрный набор, два флакончика с лаком для ногтей, невесть с каких пор завалявшийся баллончик с перечным спреем. Пакетика не было. Она чувствовала, что время уходит, нужно бежать в зал, иначе неприятностей от Сволочи не оберешься. Но как бросить все разбросанное по столу? Решившись, она сгребла все обратно в сумку - навалом, затрамбовывая мелочи внутрь ладонью, закрыла ее, на ходу забросила в кабинку и, не закрывая ее, выскочила из комнаты.
   Видимо, она совсем плохо выглядела, когда расставляла тарелки с бульоном и выкладывала завернутые в салфетки столовые приборы.
  -- Плохо себя чувствуете? - равнодушно спросила Сволочь.
   Юкка чуть не выронила пиалу с сухариками.
  -- Нет, все нормально!
  -- Нормально, девочка, вы выглядели, когда заказ принимали... - бросила Прохоренко. - Не блестяще, но - нормально!
  -- Я лонгеты минут через пять подам. Хорошо? - уклонилась Юкка, и когда Сволочь кивнула, быстро отошла.
   Итак, что же произошло? Не мог пакетик с ампулой испариться. В то, что его вытащил кто-то из своих, она не верила. Чужой? А кто заходил в клуб за это время? Поставщики приезжали - она сама смотрела, как Татьяна разбирала сборную коробку алкоголя, расставляя бутылки на полки - пополняла бар. Аркадий привез мясо - килограммов тридцать вырезки - и свежую рыбу. Но какой он чужой? Второй месяц работает. Хороший парнишка, исполнительный и не болтун. Она думала, что такие среди вчерашних школьников давно перевелись. Лизавета заглядывала на минуту, проверяла как дела идут, но она мельком, проездом. Ключ у нее свой от комнаты - захочет, даже и не узнаешь никогда, да только зачем ей надо копаться в чужих вещах?
   Чувствуя, что голова пошла кругом, что четкий, на сто раз продуманный план рушится, едва начав осуществляться, Юкка прислонилась к стойке, не сводя глаз с выкрашенной в махагон макушки Сволочи, возвышавшейся над спинкой. Что же делать?
   Она сунула руку в карман передника, достала телефон и отыскала в справочнике номер Анчара. Как бы то ни было - он обязан подключиться к решению проблемы. Для начала она выспросит, не сообщал ли он кому о состоявшейся сегодня встрече. После первого же гудка равнодушный голос оператора сообщил, что "абонент отключил телефон". Тоже тварь добрая! Сейчас бы до квартиры добраться, "мыло" отправить... Нажав кнопку сброса вызова, Юкка заметила крошечный красный конвертик, высветившийся вверху экрана. Только что не было - когда успел? Неужели в те секунды, что она пыталась дозвониться?
   "Эсэмэска" была отправлена через Интернет и была лаконичной: "даже не думай сучка забудь эту мысль или мы тебе вышибем ее вместе с мозгами". Прямо вот так: без знаков препинания и одними прописными буквами, будто неизвестный отправитель жутко экономил время. И от этого она становилась еще страшней.
  -- Танюш! - с трудом выговаривая слова, обратилась Юкка к барменше. - Я, кажется, сейчас грохнусь. Подмени меня, пожалуйста!
   Её мутило. Съеденные за обедом пельмени поднимались из желудка тугим горячим комком, и если она не успеет донести его до туалета, ее вывернет прямо по пути. Она успела.
   Рвало Юкку долго и мучительно. Шибало в нос запахом полупереваренного мяса, кислятиной, потом долго мучило безрезультатными позывами, пока не удалось выкашлять из себя полстакана слизистой желчи с прожилками крови. И только после этого ей стало легче: голова заполнилась прохладной гелиевой пустотой, воздух вокруг стал успокоительно серым, кафель в туалетной кабинке перестал резать глаза своей дешевой блядской глазурью. И она еле успела приготовиться и занять на унитазе соответствующее положение, как ее взорвало еще раз - совсем из другого отверстия. Когда все кончилось, она перестала удерживать вытекающее из нее сознание и надолго отключилась. Минут на пятнадцать, если не больше. Привалившись плечом к холодной стене и впитывая прохладу щекой. Если б это было можно, она собирала бы ее губами.
  -- Что с тобой, Оль? - спросила Татьяна, едва она снова появилась в зале. - Лица на тебе нет - зеленая вся!
   Татьяна была, пожалуй, единственной, кто продолжал звать ее настоящим именем. А Петровой Ольгой Николаевной ее знала только Елизавета, коль ей приходилось Юккин паспорт в руках держать, да еще несколько человек - совсем уж посторонних. Данила прозвал её Йоко, намекая на супружницу Леннона и учитывая явную азиатскую внешность, да и себя тем самым с битлом равняя. Ну, а Прохоренко перетолмачил Йоко в Юкку - пришлось даже в Интернете смотреть, не обидное ли прозвище. Оказалось, нет - вполне почетное. Растение такое есть американского происхождения, из псевдопальмовых, с узкими и длинными листьями. Вполне неприхотливое и среди комнатных садоводов популярное. Как-то незаметно "Юкка" за ней и закрепилось.
  -- Что-то неважнецки себя чувствую! - ответила она барменше. - То ли траванулась чем, то ли печенка забарахлила...
  -- А по-женски у тебя как? - заинтересовалась Татьяна.
  -- В смысле?
  -- Задержек нет?
  -- А, это... - Юкка вяло отмахнулась. - Позавчера праздновать закончила!
  -- Ехала бы ты домой, право слово, отлежалась бы!
  -- Да нет, я выдержу! - и, вспомнив полюбившийся анекдот про увязавшуюся за гусями в теплые края ворону, почти автоматически добавила. - Я сильная, я умная и выносливая!...
   И Татьяна закончила вместо нее, слегка стукнув себя по лбу ладонью.
  -- Только почему ж я на голову такая ёпнутая!
   Юкка, действительно, выдержала до конца смены. И, хоть с шести вечера стал подтягиваться народ на вечернюю и ночную тусовку и работы порядком прибавилось, она снова улыбалась и быстро обслуживала клиентов, и к восьми, когда ей на замену появилась Оксана с длинной черной косой, в кармашке передника набралось "чаевых" рублей под пятьсот. Оксанке, судя по занятым столикам, светила полторашка - но Юкка ей не завидовала. До утра девчонке колбаситься, от рук захмелевших одиночек увертываться.
   И даже когда заявился Данила "со товарищи" и, улучив момент, прижал ее к стенке, в шестьдесят первый раз предложив ей послать "этого старикашку" к чертям собачьим и снова зажить как встарь - она выдержала. И его просьбу вспомнить о тех временах, когда они "так славно сношались" - он любил, гадюка, подменять "общались" словом "сношались", упирая на то, что оно вполне аристократическое, и в позапрошлом веке российский МИД прозывался Министерством Внешних Сношений -высказанную ей с блестящими, безумными от недавней понюшки глазами, она тоже вынесла. И только предупредила, что если Данила не отскочит от нее сейчас же, то она "Овэйшен" его, Лизаветой подаренный, о башку его непременно и сегодня же разобьет. Тогда он отстал. Гитара за три килобакса ему всяко нужнее показалась призрачной возможности уломать Юкку на еще один трах.
   А через час она была уже дома и, чувствуя себя пустой как пакетик с соком, высосанный через трубочку, долго отмывалась в душе, под шелест льющейся воды пытаясь спокойно рассуждать о происшедшем. И чем дольше думала, тем больше приходила к выводу, что все случившееся - к лучшему. Если уж Кивилиди не смогли убрать чисто, если уж от Литвиненко следы распутали - она-то куда со своим самопальным средством? Может, оно и впрямь так хорошо, как Анчар расписывал, а может и нет. В любом случае, при малейшем подозрении на неестественную смерть супруги Прохоренко и сам Сергей Владимирович и она, его любовница, будут в первом круге подозреваемых. Пусть живет Сволочь, - решила Юкка, вытираясь. - Пусть живет и владеет своим грёбанным салоном! Все можно сделать и по-другому, дольше, трудней, противней, но от этого не менее надежно. Нужно только перекусить как следует, выпить слегка пущего раскрепощения фантазии, и все полностью перепланировать...
   Звонок "папеньки", состоявшийся через полчаса, был и нежелателен и при этом кстати. Нежелателен, потому что видеть его ей не хотелось, и уж тем более не улыбалось вот такой, чистенькой и свеженькой, под него ложиться. А кстати, потому что холодильник оказался почти пустым, и тот кусочек задохнувшейся под морозилкой "докторской" колбасы, что остался после обрезания с него тронутых слизью слоев, был уже пожарен и съеден. Водки, хорошей, холодной водки, было еще полбутылки, а вот есть оказалось нечего. И потому Юкка, чувствуя нервозное бурчание в животе и поломавшись для приличия, согласилась на приезд Прохоренко. Еду он привезет. И шампанское тоже. А пока нужно успеть наклюкаться как следует, закусить "кентятиной", проветрить квартиру и решиться на показательное выступление.
   "На постельной арене Ольга Петрова, Российская Федерация!" - голосом диктора произнесла Юкка, наливая рюмку клюквенной "Финляндии". Выпила и тут же прикурила сигарету, проговаривая вместе с выходящим дымом: "Файв-пойнт-севен, файв-пойнт-найн, файв-пойнт-найн, сикс! И стадион взрывается овациями..."
  
  
  

Глава 2. Пособник

   Он чуть задержался и потому добрался до назначенного места не за час, как планировал изначально, а только за сорок минут. Машину он оставил на площадке перед автомойкой - первой на въезде в город с этого направления. Место было удобное: несмотря на довольно раннее время, все пять боксов были заняты, и даже образовалась очередь из шести или семи машин. Он втиснул свой "форд" между "вольксвагеном"-минивэном и похожим на старый "уазик" угловатым "гелендвагеном". Обе машины, так же, как и его собственная, не были откровенно грязными - просто пыльными - и в их обществе "форд" смотрелся вполне уместно.
   Время Алексей потерял на остановке. Всего и проехать-то нужно было одну остановку, правда, длинную, километра два, но маршрутки не было минут десять. Потом прошла первая и даже не остановилась, видимо, все места были заняты. Он помахал на всякий случай рукой, но длиннобазная "газель" натужно протянула мимо, игнорировав его готовность отдать деньги за три минуты стояния на ногах, согнувшись в три погибели под низким потолком микроавтобуса.
   Во вторую машину он влез. Пристроился сам на боковом сиденье и пристроил у себя на коленях старый кожаный портфельчик, бывший некогда довольно дорогим и соответствующим облику аспиранта и без пяти минут кандидата наук. Впрочем, он и сейчас соответствовал его внешнему виду - тщательно сконструированному образу человека, борющегося за выживание. Не то, чтобы он пытался маскироваться таким образом - глупость все это, детективщина, просто не хотелось открывать покупателю степень отладки поставок. Ведь одному пять тысяч евро кажутся ценой космической, а кто хоть немного представляет, чего на самом деле стоит безупречный способ устранения человека, может и "кидалово" заподозрить. А если он на встречу в обычном своем виде явится, в пиджаке за сороковник, да при галстуке - ясное дело, опасений только больше будет. Еще целую организацию за ним заподозрят, а никому же не хочется в столь интимном деле с конторой связываться. Лучше уж так: химик-самородок, шакал Интернета, человек без принципов. Сегодня он есть, а завтра по пьяни прирезали его. И все концы в воду. Поистине - в воду...
   Это кафе он использовал уже в третий раз. Машин здесь немного останавливается, а если уж заворачивают, то задерживаются. Их таких сразу видно, иногородних. И по номерам, и по поведению. Попить, поесть, туалет посетить. Площадка просторная - можно и в кабине подремать, если кто издалека шел и подустал в дороге.
   Вот и на этот раз: всего две машины, и обе не могут вызвать никаких подозрений. Тентованный грузовик с иностранными номерами, то ли финскими, то ли шведскими - в них он не разбирался - и БМВ с кодом "78". Из дорогих, но уже не новый, такие бандюки любят покупать или коммерсанты средней руки, из тех, что уже хотят, но еще толком не могут.
   Питерцы заняли столик сразу направо от входа, удобный лишь возможностью выскочить из кафе в считанные секунды. Ну, и еще разве тем, что все входящие и выходящие обязательно должны пройти совсем рядом. Впрочем, опасаться двух мужиков, весьма плотно и даже с азартом перекусывающих, мог только совсем уж параноик. Сидящего спиной к залу Дементьев рассмотрел плохо, заметил только массивные, покатые, словно у борца, плечи и бычью шею. Мужик хлебал густую солянку, и по рабоче-крестьянской привычке не выпускал ломтя хлеба из левой руки, умудряясь ей же наклонять к себе тарелку. Его напарник, годами значительно моложе, брошенный в их сторону взгляд вошедшего встретил равнодушно, будто смотрел сквозь пустое место. Не любил таких Дементьев, за пену их считал, за тусклую грязную пену, взбиваемую несущимся в потоке жизни мусором.
   Девушку, работавшую здесь и официанткой и барменшей, он обнаружил лишь привстав на цыпочки и заглянув за стойку. Сидела она с закрытыми глазами и подперев щеку ладонью, и, наверное, видела спокойные и хорошие девичьи сны - уж больно мирное, расслабленное лицо у нее было.
  -- Кх-м! - кашлянул Дементьев. - Сударыня!
  -- Да? - испуганно открыла глаза официантка.
  -- Извините, у вас перекусить можно? Что-нибудь горячее, быстрое и легкое?
  -- Омлет, блинчики, яичница по-швейцарски или с ветчиной, горячие бутерброды... - произнесла девушка на одном дыхании.
  -- По-швейцарски я не пробовал. Это как?
  -- Мелко рубленный, чуть обжаренный лук, яйца, сверху - тертый сыр.
  -- Да? - засомневался Дементьев. - Никогда не слышал. Что ж, давайте. И еще один хлеб и чай с сахаром!
  -- Садитесь, я принесу, как готово будет!
  -- Спасибо. И посчитайте сразу, сколько с меня. Ладно?
   Официантка кивнула, и он, подхватив с пола портфельчик, отправился в самый дальний угол, откуда, как это ему было отлично известно, просматривалась и парковка, и сверток с шоссе. Если клиент вдруг ему не поглянется - будет достаточно времени, чтобы сняться с места и спокойно выйти навстречу. Пока тот будет озираться, принимать решение - ждать или не ждать, можно дойти до остановки и уехать. Он дважды в своем нынешнем бизнесе вдруг решал поступить именно так. Ни с того ни с сего, а просто - не тот был человек. Чувство такое возникало, приказывающее ему не связываться. Один раз, все заново проанализировав, он даже вычислил, почему доверился интуиции, а во второй раз, сколько не пересматривал картинку в памяти - так и не смог. Может, и ошибся. Той базарной тетке вполне могла прийти мысль жизнь свою семейную окончательно отрегулировать...
   Ах да, он вспомнил. Вовсе не о семейной жизни она в своем дневнике расписывала. "Алиса" - вот как она в блоге обзывалась. И писала она о начальнике непосредственном, который ее поедом ест и жить не дает. Он тогда и вычислил ее по "мышьяку" - одному из тех терминов, что использует постоянно в поиске дневниковых записей по контрольным словам. Она еще и писала что-то вроде того, что скоро у босса день рожденья, и в отделе начали собирать деньги ему на подарок, а лично она бы вдесятеро больше не пожалела отдать, лишь бы быть уверенной, что в именинном торте у него лошадиная доза мышьяка окажется.
   Вообще, о чем только люди в своих дневниках, выкладываемых на всеобщее обозрение не пишут. Наверное, кажутся сами себе уж такими умными, уж такими скрытными! Никто, мол, не догадается, что за их "алисами", "гертрудами" и "злобными крысами" скрываются одышливые аннывасильевны, заморенные мужьями-пьяницами екатеринысеменовны и пятиклассницы лариски. И давай, пользуясь безнаказанностью, изливать на весь свет жалобы на детей и родителей, соседей и коммунальщиков, Президента и коллег по работе, а также писать безответные письма Ему и Ей (почему-то чаще именно так, со строчной буквы), призывать и умолять обратить на них, несчастных, свое божественное внимание. Кто перед иконами душу изливает, кто в Интернете.
   Но Бог-то промолчит, а читающая чужие блоги публика - вряд ли. Как-то заглянул он на отловленную по слову "грохнуть" запись, а там о соседях сверху, которые после одиннадцати вечера дансинг в квартире устраивать повадились. Так что только этому несчастному не насоветовали! И какашек собачьих во дворе насобирать, да на газетке перед соседской дверью выложить, и эпоксидной смолой дверные замки через скважины залить (можно представить положение, когда с утреннего бодуна даже за пивом из квартиры не выйти!), и устроить "пробивку" канализации посредством хлопка подушкой по собственному унитазу (интересно, если это действительно действует - соседям снизу, ни в чем не виноватым, тоже достанется?). В общем, весьма заинтересованный обмен мнениями на животрепещущую тему.
   Но для него, Анчара, тот заход на блог оказался пустышкой. Явно было видно, что клиент не дозрел. И все его обещания "грохнуть" (с тремя восклицательными знаками) буйную парочку - не более, как попытка выпустить пар. С тем же успехом африканские колдуны лепят куколки и глаза им иглами выкалывают, а в Японии, говорят, молотят резиновых манекенов с налепленными на лица фотографиями начальников. Вроде, и разрядился, и законов не нарушил. Детство...
   Первым намеком на то, что человек уже готов на крайние меры, для Анчара является готовность задницу оторвать и денег хоть чуть потратить. Вот когда блоггер раз за разом возвращается к одной и той же мысли, когда он перечисляет то, что уже предпринял для решения своей проблемы, когда он прошел ученические стадии отворотов и приворотов, анонимок и звонков с автоматов через платок, когда круг его мыслей сужается до очевидного решения "нет человека - нет проблемы", и единственное, что его удерживает - незнание "как", тогда наступает время Анчара. Здесь ведь тоже психология: не дать сорваться с крючка преждевременной подсечкой (и все равно срываются), но и не дать остыть. Дать время тщательно продумать свои действия, осознать готовность преступить заповедь "не убий", вколачиваемую в нас с яслей и детского сада, но и не перетомить ожиданием, за которым неизбежно наступает усталость, опустошение, смирение. Убедить в исполнимости задуманного, но и дистанцироваться от любых подробных обсуждений чужих планов. Сейчас ведь как? Протянешь палец - по локоть руку норовят откусить. Ты им предлагаешь инструмент, простой, легкий в использовании, безотказный, а они норовят мало того, что цену сбить, так еще и тебя самого нанять за те же деньги. Руки им марать не хочется, грех на душу брать. Нет уж, милые мои, с Анчаром не выйдет "и невинность соблюсти и дитё приобрести". Тут уж или - или. Или я вам, а вы мне - и после разошлись как в море корабли, или ни я вас не знаю, ни вы обо мне не слышали. Он всего лишь оружейник, его дело револьвер изготовить. А будут его использовать или на стенку повесят - не его дело. Стреляет, как известно, не оружие - стреляет человек. Вот и пусть стреляет. Или не стреляет. У нас страна свободная: "Каждый правый имеет право на то, что слева и то, что справа. На черное поле и белое поле, на вольную волю и на не волю". Так, что ли, "Машина" пела?
   Из-за барной стойки выплыла и направилась к нему официантка, неся разнос с заказом. Двигалась она, будто сомнамбула - опустив глаза долу. Жаль, ей Богу, девчонку, совсем она вымоталась!
   Дементьев отдернул рукав кофты, в очередной раз отметив, что пора бы ее, в самом-то деле, выбросить, и взглянул на часы. Без двадцати пяти минут. С яичницей, пусть даже по-швейцарски, здесь явно не торопились, но времени хватало, чтобы ее съесть.
  -- Сколько с меня? - спросил он, едва официантка, поставив перед ним тарелку и чашку, разогнулась.
   Оказалось меньше ста рублей. Вполне приемлемо за два яйца, щепотку сыра и пакетик чая. Дементьев достал из внутреннего кармана плаща портмоне (черт! как не вяжется этот дорогой бумажник с его одежонкой - надо бы подыскать что-нибудь попроще к следующей операции!) и протянул девушке купюру.
  -- А чашечка хорошего кофе с сахаром сколько стоит? - спросил он.
   Официантка ответила без запинки, видимо, это было наиболее часто спрашиваемым блюдом. Или напитком? Добавил еще пятьдесят рублей.
  -- Будьте так добры!
   Девушка так тяжело вздохнула, что он чуть не устыдился собственной бестактности. Действительно, утром просить кофе, да еще в кафе. Что за наглость, в самом деле!
   Впрочем, "швейцарская" яичница оказалась вполне приемлема. Чуть сладковатая от припущенного лука, с тягучим покрывалом расплавленного сыра сверху и жидкими желтками внутри. Нужно бы взять на вооружение, - отметил он. - Светку в субботу удивить. Она любит необычное, но сама слишком ленива, чтобы тратить время на поиски новинок. Другое дело, когда муж с утра на кухне колдовать начинает - поневоле чувствуешь себя королевой...
   Он с аппетитом поел, изредка поглядывая в дальний от себя конец зала, где старшему из питерцев под второе принесли и водочки в маленьком графинчике, и еще что-то на маленькой тарелочке. Заправиться мужик решил солидно: водку, ни секунды не раздумывая, он перелил в высокий стеклянный стакан и выцедил ее, не отрываясь - граммов сто пятьдесят.
   Дементьев поневоле поежился, глядя в его широкую спину, обтянутую кожаной курткой. Сам он много пить не мог и признавал за собой эту слабость - после двух рюмок терял над собой контроль, начинал болтать, становился вязким и приставучим. Для жены ходить с ним на гулянки оборачивалось сущим мучением, ни с кем и словом не переброситься, все время вполглаза за его рюмкой следить.
   Чай перестоялся в кружке - когда до него дошла очередь, темно-коричневая жидкость в чашке отдавала распаренной бумагой. Совсем мы теряем вкус к жизни, - невесело подумал Дементьев. - Все приносим в жертву скорости, результату, призрачной экономии. Раньше чаепитие целым ритуалом было: самовар залить да растопить, чай в заварничке настоять, сидеть, часами его прихлебывать... Кстати вспомнился давнишний-давнишний случай, институтский еще. Был у них в то время обычай - дни именинника справлять. Раз в квартал собирались группой на квартире и те, у кого дни рожденья в минувшие три месяца состоялись, выставляли угощенье: торты, салаты, вино. Танька у них была такая, Слесаренко, что ли, по фамилии - не вспомнишь за давностью лет - так она, прежде чем разливать заварку из чайничка, имела привычку спрашивать: "Ты какой предпочитаешь? Длинный, но тонкий, или толстый, но короткий?" И когда он, глазами от изумления проморгавшись, ляпал первое попавшееся, она с усмешкой ему и наливала: либо низко опустив носик к чашке (толстый и короткий чай), либо с высоты в полметра (струйка заварки длинная, но тонкая). Девчонки покатывались, а до него не доходило. Позже уже парни просветили, на что Танька намекала, в краску вгоняя подружек.
   Дементьев взглянул на часы - ровно девять. Пора бы уже клиентке нарисоваться. Ладно, спешить ему особенно некуда...
   Питерцы разговаривали о чем-то своем. Изредка доносились отдельные невразумительные фразы: "Не, Серый, тут ты маху дал!" "...На фиг вообще!" "...В шею, чтоб мозги не парил..." Конкретные братки. Правильно он о них вывод сделал - ребята, что называется, от сохи и стакана, чудом раскрутившиеся и забуревшие от возможности пересесть на БМВ и высадить бутылку "Мартеля", закусывая капусткой. А, ну да, теперь они "из телевизора" знают, что лимон положено к коньяку резать. Кем положено, когда положено - не важно. Эстеты, мать их!
   На стоянку перед кафе, с которой Дементьев глаз не спускал, плавно вкатилась темно синяя машина с "ноздрей" на капоте. Безликая, как все "японцы", она нерешительно притормозила, потом сдала назад и припарковалась напротив входа. С полминуты из нее никто не выходил, и он невольно напрягся: сейчас неизвестная ему "Юкка" даст по газам, взвизгнет покрышками, и скроется. И сорвется сделка. Жаль, а что поделаешь - если он уклонялся от контактов, то и у клиента есть такая возможность. Сквозь лобовое стекло рассмотреть его толком не удавалось. Девушка (вроде бы) чем-то закрыла лицо, что-то делала с ним. Пудриться, что ли приехала?
   Дверца автомобиля, наконец, распахнулась, и на асфальт встала сначала одна, а потом и другая нога в туфлях на высоких тонких каблуках. Как они ездят только в них, - успел подумать Дементьев. Девушка тем временем выпрямилась и захлопнула дверь. Может, в такой обуви, как у нее, давить на педали и не очень удобно, но ходила она в них, будто так и родилась - шпильками вперед. Подобных клиенток у него еще не было: хоть сейчас на обложку "Вог" или "Космополитэн", а азиатское лицо с удлиненными к вискам глазами и высокими скулами тем более подчеркивали не "тутошнее" ее происхождение.
   Его начало охватывать раздражение, как всегда при виде людей, от природы наделенных щедрее остальных. За что, спрашивается, за какие заслуги достались этой Юкке длинные и прямые ноги, странно, но при этом притягательно сочетающиеся с широкими бедрами? Сколько тяжкого труда вложила она в свою небольшую, но крепкую грудь? В длинную шею? Почему большинство людей оказываются обделены изначально, вынуждены всю жизнь мучительно бороться со своими недостатками, вбрасывая в эту войну нелегким трудом доставшиеся деньги и выкроенное (украденное!) из жизни время, и при этом видеть, как безжалостно перемалываются твои ресурсы, позволяющие в лучшем случае чуть улучшить позиции, чаще - удержать их, а в основном - лишь замедлить ход отступления? А другим стартовый капитал красоты и здоровья обеспечен с рожденья - трать, не хочу! Скользи по жизни, выписывай танцевальные пируэты: люби, выбирай и отвергай, флиртуй и обманывай, играй с потянувшимися к тебе глупцами мягкой кошачьей лапкой, готовой в любой момент выпустить безжалостные когти.
   Девушка вошла в кафе, но Дементьев продолжал смотреть в окно. Все, что ему было интересно, он уже увидел. Небось, привыкла, что на нее мужики поголовно пялятся - теперь охолони чуток!
   Получив заказанную чашку кофе, она направилась прямиком к его столу, в подиумной манере переставляя ноги - одну перед другой.
  -- Разрешите? - спросила она, останавливаясь рядом с ним, чуть сбоку от стола.
   Дементьев медленно поднял на нее глаза.
  -- Вы - Юкка?
   Вблизи она оказалась не той писанной красавицей, чей образ сформировался у него при разглядывании девушки через пыльное витринное стекло. Впрочем, чуть выдающиеся вперед крупные верхние зубы, нарушавшие симметрию лица, даже добавляли ей очарования, делая похожей на проказливого крольчонка.
  -- А вы - Анчар?
   Слава Богу, поняла, что никакого панибратства и "тыканья" он не потерпит, сразу приняла его правила игры.
  -- Да, - чуть кивнул он. - Садитесь!
   Если Дементьев правильно понял, в аляповатом пакете, небрежно приткнутом ею на соседний стул, помещалась рублевая часть гонорара. Значит, готовилась к сделке. Одному клиенту пришлось принципиально отказать: пытался всучить ему оговоренную сумму новенькими тысячными бумажками. Ничего, к следующей встрече как штык явился - все принес, что положено!
   Пока девица усаживалась, излишком движений выдавая нервозность, Дементьев, чуть поколебавшись, решил поинтересоваться.
  -- Если не секрет, как вы меня вычислили?
   Ответ был простым и не очень приятным - все-таки он до сих пор не научился вести себя естественно.
  -- Вы - единственный, кто сделал вид, что не обратил на меня внимания!
   Да, здесь она права. Оба питерца, едва Юкка открыла дверь, буквально раздели ее глазами, а пока она дожидалась своего кофе, тот из мужчин, что моложе, взгляда от ее задницы не отводил. Обладай он даром пирокинеза - никакие джинсы не спасли бы ее ягодицы от ожоговых пузырей.
  -- Хорошо... - вздохнул он. - Вы все принесли?
   У Юкки все оказалось в порядке. Он не очень верил в возможность "кидания" его на купюрах, но раз и навсегда установленным правилам не изменял. Евро оказались нормальные, а с российскими десятками фальшивомонетчики, насколько он знал, не связывались. Иронический вопрос девушки об их предназначении Дементьев проигнорировал. Не ее это собачье дело - куда и зачем. Времени ей жалко заниматься разменом! А ему палиться на такой ерунде? Пусть делает, что положено, и получает оплаченное.
   Он передал ей дозу. Специально продавал в такой маленькой фасовке - миллилитр и не больше. Знали бы клиенты, сколько этого добра приходится выливать в канализацию после изготовления партии! Последовательные разведения дают выход в сто литров - сто тысяч доз. Храниться в замороженном виде они могут до трех месяцев, но после шести недель результат становится нестабильным, поэтому он предпочитал не рисковать. А чаще, чем раз в три-четыре недели продавать препарат не удавалось. Пока, во всяком случае. Так что две дозы - в дело, литр - на эксперименты, остальное - в унитаз. Сердце кровью обливается, но пока надежного и удобного носителя токсина ему подобрать не удалось. На активированном угле он год активность сохраняет, но ведь его повторно выделять нужно - весь процесс отгонки. Это как если после каждого выстрела револьвер полностью разбирать, а потом собирать вновь. Бред, а не стрельба!
   Пока Юкка читала инструкцию, Дементьев следил за ней, внутренне посмеиваясь. Чистюля! Вид его затрапезный она сразу отметила, ногти грязные - тоже. Это, девочка, психология! Тебе знать не положено, что перед выездом на встречу он в клумбе обеими руками порылся, а потом их очень аккуратно сполоснул, чтоб чернозем сохранился. Противно тебе? Меньше смотреть на меня будешь. Меньше смотришь - меньше помнишь. Достаточно общего впечатления: грязный, потный, бедный, старый. Конечно, старый! Лет на пять всего тебя старше, но бедные и грязные намного хуже выглядят. Того и добивался.
  -- Все понятно? - спросил он, когда Юкка, наконец, подняла на него глаза.
  -- Вполне!
  -- Тогда прочитайте еще раз!
   Глядя, как она с плохо скрытой брезгливостью держит кончиками пальцев травленный кислотой и высушенный листок бумаги, на котором был напечатан текст инструкции, Дементьев продолжал издеваться над клиенткой, сохраняя внешнюю невозмутимость. Ну-ну, мадамочка... пяльтесь! Можете задавать в конце ваши умные вопросы: что такое реактивы? невскрытая тара? адреналин? ишемия? потенцирование? С вашим центром управления, спрятанным между ног, только такие вопросы и возможны. И чем дольше вы читаете, тем больше влаги впитает листочек бумажки в ваших руках. Помните, поди, "влажность воздуха девяносто процентов"? Нет, не обращали внимания? Ну да, где же вам... Подкраситься, припудриться, подгладиться - времени на все не хватает...
  -- Скажите, - спросила она совсем уж неожиданно, - в инструкции написано "любое душевное волнение". С оргазмом все понятно, а страх? Какой силы должно быть душевное волнение?
   С оргазмом ей, видите ли, все понятно! А ты хоть раз его испытывала, стерва ты корейская? Ты умирала хоть раз от наслаждения, зная что так и не умрешь, что будешь всю жизнь стремиться испытывать противоестественное и естественное вместе с тем стремление к смерти?
  -- Да самое незначительное, - ровно произнес Дементьев. - Мужчине достаточно, например, позвонить по телефону и оскорбить его... - Господи, да достаточно его просто подрезать на машине, чтоб он сдох прямо за рулем! - думал параллельно с произнесением слов Дементьев. - Сдох, врезался в ограждение, порвался на куски, и сгорел вместе с тачкой раньше, чем приедут спасатели! - Вслух же говорил монотонным своим, бесцветным голосом, - Козлом, например, обозвать. Большинство из нас довольно обидчивы...
  -- Но ведь от инфаркта не все умирают!
   Верно говоришь - не такая уж ты дура, похоже, какой кажешься! От него умирают далеко не все. Многие и до третьего доживают, и до четвертого. Светка рассказывала, некоторых вскрывают, а у него все сердце в рубцах - аж хрустит, когда его режешь! Как она работает, бедная... Он бы сам не смог - патологоанатом.
  -- От этого инфаркта умирают все!...
   Когда она, прихватив сумочку, направилась к выходу - прежней своей, подиумной походкой - заранее уверенная, что он посмотрит ей вслед (и он посмотрел-таки, не смог не посмотреть), Дементьев вдруг столкнулся взглядом с молодым питерцем. Тот глядел на него прямо, понимающе: знаю, мол, дружище, о чем ты размечтался, "облизывая" круглую девичью попку - сам бы не отказался, но когда тот нагло ему подмигнул, опустил взгляд. Нужно уходить, решил он. Прямо сейчас. Потому что, если он, как решил изначально, будет дожидаться отъезда Юкки, к нему привяжутся эти двое. Очень бы этого не хотелось - уж очень они на бандитов смахивают. А у него деньги при себе, и немалые. Заработанные собственной головой и чугунной, выдерживающей многие часы в кресле перед компьютером, задницей.
   Он решительно потянулся к портфелю, открыл мягкий замок, затолкал в него оставленные девушкой блокнот с вложенными в него евро и полиэтиленовый пакет с пачками десяток. Потом быстро, но без внешней суеты, натянул на себя плащ.
   Проходя к дверям мимо столика питерцев, краем уха уловил разговор "борца" по терявшемуся в его руке телефону: "А ты, Арканя, постарайся - не в первый раз замужем! Необычное что-нибудь поищи, экзотическое... Я в долгу не останусь!" Экзотику ему подавай, - про себя откомментировал Дементьев услышанные фразы. - Будто в Таиланд приехал порезвиться, а не в Москву! Или дядька совсем не то имел в виду?
   Маршрутка подошла почти сразу. Дементьеву нужно было проехать всего одну остановку, поэтому он не стал протискиваться назад, где было свободное место, а, неловко действуя одной правой рукой, достал кошелек и умудрился расплатиться.
   На стоянке перед мойкой поменялись все машины, и теперь его "форд" стоял между новенькой "шкодой", которой впервые после схода с конвейера предстояли водные процедуры, и "волгой" со стажем. Показалось ему или нет, что пока он мигал поворотником на выезде с площадки, мимо него медленно прокатила знакомая БМВ с питерскими номерами?
   Прямо сейчас ему нельзя было возвращаться домой. Во-первых, Светлану он предупредил, что вернется из командировки по области лишь к вечеру, а во-вторых, нужно было привести себя в порядок. Не спеша, не выходя дальше второго ряда, он направился в сторону Домодедово, стараясь миновать загруженный транспортом центр города. На то, чтобы достигнуть бывшей рембазы, на территории которой от лица фирмы он арендовал небольшую слесарку, которая после косметического ремонта превратилось в лабораторию, у него ушло больше часа.
   Дементьев свернул с хорошего асфальта на гравийку, и через двести метров уже вкатил в распахнутые лет двадцать назад, да так больше и не закрывшиеся железные ворота. Местного сторожа за все время он видел всего раза три-четыре. Во всех случаях этот крупный, но при этом болезненно-рыхлый мужчина приходил к нему, стучал, снимал шапку и нес какую-то околесицу про снегопады, перловку с костями для собаки, доски. Понять его было невозможно, но после получения сотенной бумажки шапка надевалась, бормотание прекращалось и внезапно-разумным голосом сторож спрашивал: "Так я пойду?" Будто это Дементьев его к себе вызывал и что-то от него требовал.
   Машину он поставил у угла склада. Еще в прошлом году он использовался казахами или киргизами под хранение овощей, и даже сквозь запертые откатные двери из него несло сладковатой вонью гниющего лука. С весны азиатов не стало - то ли подыскали место поудобней, то ли не сошлись с хозяином в цене аренды и съехали вынужденно.
   Дементьев повернул за склад к своему домику размером чуть больше трансформаторной будки, с наглухо заложенными оконными проемами и плоской крышей из сплошной железобетонной плиты. Зато дверь у него была надежная, стальная, на два замка. Когда он рылся в портфельчике, выуживая из него связку ключей, сзади послышались приближающиеся шаги.
  -- Помочь?
   Дементьев обернулся. Наверное, он подсознательно был к этому готов - к появлению тех самых двух питерцев, что были в кафе во время его встречи с Юккой. Во всяком случае, особого удивления он не испытал, только кожа на затылке как-то зябко стянулась.
  -- Да нет, сам справлюсь!
  -- Мы подождем, - улыбнулся тот, что помоложе.
   Он разобрался, наконец, с ключами, отпер и распахнул дверь.
  -- Вы ко мне?
  -- Конечно, Алексей Леонидович! - прогудел "борец".
   Лицо его вблизи выглядело странно, словно являлось материализацией фоторобота: грубое, с погнутым носом и глубокими складками от ноздрей к углам рта. Почти прямые горизонтальные морщины на лбу казались нарисованными.
  -- Даже знаете, как зовут...
  -- Конечно, Алексей Леонидович, - подтвердил "борец". - Для простоты мы можем звать вас и Анчар! Правильно?
   Дементьев пожал плечами. Рано или поздно - это должно было произойти. Кто-то где-то как-то проговорился. Слухи, особенно такие - глухие и тяжелые - ходят медленно, кругами по мутной воде, и рано или поздно достигают заинтересованных в их проверке людей. А проверять их могут только бандиты, уж никакие правоохранительные органы за это дело не возьмутся - тем бы со своими проблемами разобраться. Уже задокументированными и занумерованными.
  -- Что ж, заходите!
   Он сшагнул на ступеньку ниже, пропуская незваных гостей вперед, но откликнулся на его предложение только молодой. "Борец" же, с усмешкой показав Дементьеву на дверной проем, пристроился сзади, без особого труда перехватив у него портфель.
  -- У-у, как тут все запущено! - послышался довольный голос молодого уже внутри лаборатории. - Ты только глянь, Федор Михалыч!
   Не вязалось это величание по имени-отчеству с привычным образом бандитов. Как-то по-другому они должны обращаться, по кличкам, что ли. Ну, или по именам, в крайнем случае.
   Выключатель "молодой" нашел сам - в комнате уже горела голая трехсотваттная лампочка, свисающая с потолка, а вот вторую кнопку нажал сам Дементьев. Загудела вентиляция.
  -- Это зачем? - спросил Федор Михайлович, отдавливая его от дверей.
  -- Вытяжка, - пояснил Дементьев.
  -- Зачем, спрашиваю?
   Дементьев пожал плечами.
  -- Реактивы могут парить. Токсично...
  -- Ага...
   Внешне приняв объяснение, "борец" плотно притворил дверь, закрыл ее изнутри на оба замка и задвижку. Теперь хозяин лаборатории оказался полностью в их власти.
  -- Сереж, пригляди за человечком!
   Бросив небрежно и обидно для Дементьева, Федор Михайлович пошел вдоль вплотную составленных столов, разглядывая оборудование и поднятые на полки склянки. Пару раз, словно не доверяя надписям на белых этикетках, он протягивал руку, снимал банки темного стекла, вытаскивал притертые пробки, и неожиданным для хозяина профессиональным жестом помахивал над горлышками ладонью. Так делают люди, достаточно хорошо знакомые с химическими реактивами и опасающиеся едких испарений, способных сжечь конъюнктиву глаз или слизистую носоглотки.
  -- Так-так, - приговаривал он. - Кислотки у нас есть, щелочи, маселки... А это что? - показал Дементьеву банку с белым порошком внутри и сложной формулой на этикетке.
  -- Кристаллическая целлюлоза, - ответил хозяин.
  -- Ага. Органикой, значит, тоже занимаемся? А делаем что? Кокаин? Героин? Или, учитывая наличие целлюлозы и азотной кислоты, взрывчаткой балуемся?
  -- Ничего подобного, - ответил Дементьев, хотя сам уже понимал, что единственным способом доказать свою непричастность к производству наркотиков или взрывчатых веществ является признание в реальной своей деятельности.
  -- Да? - удивился Федор Михайлович. - Конечно, этот аппарат, - он щелкнул ногтем по трубкам экстрактора, - несколько смахивает на самогонный, но вряд ли требует такой обстановки секретности для эксплуатации. А, Алексей Леонидович? - широко улыбнулся "борец", демонстрируя желтоватые крупные зубы. - Или вы амброзию производите, нектар богов, так сказать? По пять тысяч евро за фляжечку!
   Дементьев вздрогнул. Выходило, что гости знают о нем гораздо больше, нежели он предполагал вначале. Уж не сама ли Юкка их подослала, чтоб не только получить от него товар, но вернуть свои деньги? Но тогда почему они интересуются, что именно он производит? Об этом они должны быть информированы не хуже заказчицы.
  -- Не хотим отвечать? - продолжал улыбаться Федор Михайлович. - А зря... Зря, я говорю, в молчанку играем! - внезапно рявкнул он, превратив почти добродушную улыбку в звериный оскал. - Сюда подошел и сел!
   "Борец" выхватил из-за стола с установленным на нем компьютером простой деревянный стул и, легко крутанув его за спинку, со стуком опустил возле стены. Секундной задержки Дементьева оказалось достаточно, чтобы он получил со стороны Сергея чувствительный тычок в плечо, выбивший его из равновесия и заставивший сделать шаг в требуемом направлении.
  -- Садись, садись! - продолжал скалиться Федор Михайлович. - В ногах правды нет!
   Не чувствуя ног, Дементьев дошел до стула. В плаще было жарко, но расстегнуться он даже не пытался. И правильно делал: машинальное движение рук к карманам было тут же пресечено окриком.
   Убедившись, что хозяин лаборатории уселся, находится в поле зрения и никакой опасности не представляет, Федор Михайлович полупопросил-полуприказал.
  -- Серёж, глянь портфельчик!
   Сергей почти незаметно кивнул, приблизился к столу, открыл портфель и вытащил на свет его содержимое. Через минуту, потраченную на пересчет обнаруженных денег, он доложил: "Пять штук евров, десятка в рублях".
  -- Ну, прошла сделочка, выходит! - довольно заметил Федор Михайлович. - Так мы по-прежнему не хотим поведать интересующимся людям, что же такое интересное мы делаем и так задорого продаем?
   Дементьев только дернул плечом. Облегчать бандитам задачу он не хотел. Да и странные какие-то попались бандиты, без этих своих: "козел", "урою", без мордобоя даже. Может, конкуренты? Или представители некоторой организации, которая имеет интерес к препарату, да первоначально справки решила навести? Тогда тем более нужно вести себя спокойно и солидно. За бурным натиском должна прийти и очередь переговоров...
  -- Ну хорошо, хорошо... - проговорил Федор Михайлович и продолжил начатый им осмотр.
   Открыв старенький платяной шкаф, купленный Дементьевым у хозяина базы за двести рублей и приткнутый в силу непрезентабельности в самый угол, "борец" внимательно осмотрел развешенные на плечиках вещи. Не поленился обшарить немецкий плащ и пиджак, обжал руками карманы брюк, заглянул в туфли. Что совсем не понравилось - просунул руку между стеной и задней стенкой шкафа, с шорохом проведя по неровной поверхности оргалита. Отметив профессионализм, с которым проводился неспешный обыск помещения, Дементьев уставился в пол прямо перед собой: если так пойдет и дальше, неприятностей ему не миновать.
   Запиликал мелодию "семь-сорок" телефон. Федор Михайлович достал трубку из внутреннего кармана куртки, взглянул на номер, принял вызов.
  -- Да, Аркаш!
   Некоторое время он слушал неразборчиво доносившееся бормотание, потом улыбнулся далекому собеседнику.
  -- Молодец! Я ж говорил, что при желании у тебя все получится! Да... Забрал? Ну, и правильно. Я сейчас позвоню и договорюсь с одним нужным человечком, а через пять минут ты с ним свяжешься, и он объяснит как подъехать и как пройти. А, может и сам встретит - туда хрен попадешь! Номер запиши... - и он по памяти продиктовал городской московский номер. - Ага! Но только минут через пять звони, иначе он тебя на хрен пошлет, и будет прав абсолютно. Все, пока!
   Дав отбой, он почему-то извинился перед Анчаром.
  -- Одну минуту! - а, пока набирал на трубке другой номер, пояснил напарнику. - Нормально твой пацан сработал: все нашел, все изъял. Вот такая ампулка... - он большим пальцем левой руки обозначил фалангу на пальце указательном, демонстрируя мизерную величину находки.
   Дементьеву стало ясно, что препарат только что обнаружили у сегодняшней его клиентки, и теперь он находится в руках у еще одного подельника Федора Михайловича. Хотя бы с этой стороны подвоха не было: Юкка его не сдавала, и ее просто выследили - так же, как и его самого.
  -- Пал Семеныч? - снова заговорил "борец" в телефонную трубку, но уже другим голосом, собранным и напористым. - Это Халязин тебя беспокоит. Помнишь еще такого? Ага. Слушай, не в службу, а в дружбу: позвонит тебе сейчас один мой человечек, ты уж его не заворачивай с порога. Есть нужда в твоей помощи... Ага, как крутейшего спеца! Оказался у нас в руках по одному мелкому делу препарат медицинский... А, может, вовсе и не медицинский! Дрянь какая-то, одним словом, но в ампуле подписанной. И есть подозрение, что внутри нее совсем не то, что обозначено снаружи... Да я понимаю, что ты аналитик, а не токсиколог! Мы и до них дойдем. Мне только надо знать - копать дальше в этом направлении, или пустышка там, мошенничество мелкое. Если первое, - Федор Михайлович вдруг наклонился с трубкой к самому лицу Дементьева, - я ему яйца сейчас в тиски зажму, и он все мне расскажет. А если пустышка окажется - нарву уши, да и отпущу дальше лохов искать! Договорились? Да не трухай ты! Я теперь при деньгах - ящик пива ставлю без вопросов!
   Он разогнулся, закрывая трубку.
  -- Через пару часов мы ответ узнаем и без тебя, Лёша! - перешел Федор Михайлович на "ты". - Но остается шанс сэкономить нам жутко много времени, а себе - нервов. Есть желание поделиться?
   Дементьев снова пожал плечами.
  -- Там ничего нет - одна вода. Рвите мне уши, как обещали, и отпускайте!
  -- Значит, желания поделиться нет! - констатировал "борец". - Хорошо. Я мужик терпеливый, торопиться мне особо некуда, да и что-то подсказывает мне - и не нужно!
   Потеряв интерес к Дементьеву, он подошел к стоявшему у стены уничтожителю бумаг.
  -- "Дефендер си-двадцать два-си-си" - прочитал он. - Это что за зверь такой?
  -- Дефендер - по-английски "защитник"! - отозвался от двери Сергей. - Шредер обычный!
  -- Шредер? - Федор Михайлович извлек из аппарата пластиковый лоток, заглянул в него, послюнив палец, ткнул им в глубину емкости.
   Держа на кончике крохотный - два на два миллиметра - кусочек зеленоватой бумажки, он вышел на середину комнаты, встав под лампу. Долго вертел палец возле самого носа, потом, что-то себе уяснив, хмыкнул.
  -- Вот даже как!
   Дементьев пытался сохранить безразличие, внутренне не прекращая себя корить за невнимательность. Столько раз он протирал изнутри контейнер-накопитель влажными салфетками, уничтожая всякие следы пребывания в нем материала, а на этот раз лопухнулся! Да как неудачно-то - перед самым появлением визитеров!
  -- А это у нас что? - спросил Федор Михайлович, сбросив обрезок бумажки с пальца на пол и показывая под один из столов на двадцатилитровые стеклянные пузыри.
  -- Баловство мое, - признал Дементьев.
  -- Баловство? - "борец" выкатил одну бутыль, скрутил пластиковую крышку, осторожно понюхал. - Действительно, баловство! Градусов девяносто шесть, поди?
   Дементьев промолчал. Какая им разница: семидесятипроцентный там спирт или девяностошести?
  -- А здесь, выходит, разбавитель?
   "Хлебнул бы ты этого разбавителя! - пожелал мысленно Дементьев. - Уж я бы постарался, чтоб все закончилось быстро и без мучений!"
  -- Простая водичка или дистиллированная? - уточнял Федор Михайлович, и, не получив ответа, съязвил. - Не все ли равно, чем спирт разбавлять, а? Стоило ли огород городить с этим аппаратом? - и он снова показал кивком головы в сторону экстрактора.
  -- Я предпочитаю без примесей, - решил ответить в том же шутливом тоне Дементьев. - Оно как-то мягче идет!
  -- Ага! - согласился "борец". - А знаете, Алексей Леонидович, мне вот шум вашей вытяжки совсем надоел! Голос повышать нужно, прислушиваться... Давайте-ка мы ее выключим ненадолго!
   Не успел Дементьев возразить, как Федор Михайлович, оставив понятные ему банки в покое, в два шага достиг кнопок и нажал красную. Стало действительно тише.
  -- Оставили бы ее! - скривился Дементьев. - Помещение замкнутое, среди реактивов есть едкие - сами убедились. Я-то привычный, а у вас голова разболится, нервничать начнете!
  -- А мы потерпим! - кротко ответил "борец". - Здоровьем не обижены - правда Сергей? - так что уж как-нибудь...
  -- Как хотите. Мое дело предупредить...
  -- Вот что, любезнейший наш Алексей Леонидович! - прервал его "борец", уперев руки в бока, отчего плечи его, обтянутые черной кожей куртки стали еще шире. - Мы ведь не шутки сюда пришли шутить, и не разговоры разговаривать! Бизнес ваш, в общем-то нам понятен, и происхождение клички вашей - Анчар - тоже. Мы ведь, не поверите, тоже поэзию в школе изучали, и стишок Пушкина "В пустыне жаркой и сухой..." читали!
  -- Лермонтова! - вставил сзади Сергей.
  -- Что, Лермонтова? - полуобернулся Федор Михайлович.
  -- Лермонтова стишок - "Анчар"!
  -- Да пусть хоть Некрасова с Пастернаком! Суть дела от этого не меняется! И ядовитый сок никуда не денется!
  -- Да нет никакого сока! - вскинулся Дементьев. - Обман все это, пустышка, лохотрон обычный!
   "Борец" секунду на него смотрел, потом закаменел лицом, решительно направился к письменному столу и с грохотом вытащил на себя верхний ящик. Почти пустой: старая гаишная квитанция, атлас автомобильных дорог Москвы и Московской области, несколько авторучек, лента из десятка маленьких одноразовых шприцев. Федор Михайлович вывернул содержимое ящика под ноги, оглядел его со стороны дна. Затем вытащил второй, который постигла та же судьба, затем третий. В нижнем ящике обнаружилась невскрытая упаковка пластиковых ампул-тюбиков с надписью "Сульфацил-натрий".
  -- Это что? - показал он лекарства Дементьеву.
  -- Вот именно это я и продаю, - ответил тот спокойно. - И еще вешаю лапшу на уши, что в ампуле сильнодействующий яд, следы которого нельзя обнаружить при любой экспертизе!
  -- И при этом оснащаете лабораторию, продолжаете химические опыты?
  -- Мало ли!... - в который уже раз пожал плечами Дементьев. - Вдруг клиент захочет убедиться, что все серьезно!
  -- И вы его сюда привезете, все покажете, возьмете деньги, всучите "пустышку" - и при этом будете спать спокойно? Если ваш товар дерьмо - кто помешает клиенту вас найти и открутить вам глупую вашу, дурную головенку? Кому ты баки заколачиваешь, Лешка? Мне? Я тебя, сучару, не хуже рентгенолога насквозь вижу! И верхним нюхом чую, что неладным у тебя пахнет!
  -- Заболела? - с подчеркнутым участием спросил Дементьев.
  -- Что? - опешил распалившийся было Федор Михайлович.
  -- Голова заболела? Я ж предупреждал: голова заболит от реактивов, нервничать начнете... Вот уже и занервничали, кричать начали, оскорблять...
   Федор Михайлович хэкнул, рванул на себя стол, отодвигая его от стены, и сунул руку к задней глухой стенке.
  -- Ага! А это что, я тебя спрашиваю? - и он с грохотом бросил на стол пистолет, извлеченный двумя пальцами из кобуры, приклеенной сзади к деревянной панели.
  -- Похоже, "ТТ"! - откомментировал со своего места Сергей. - Статья 222 Уголовного Кодекса - до четырех лет...
   Дементьев осунулся. До последнего момента не оставляла его надежда, что до оружия непонятный ему Федор Михайлович не доберется.
  -- Вижу - ты пес зубастый, коли стволом обзавелся! - навис над ним "борец". - А ну, встал смирно!
   Меньше чем за минуту Дементьев был тщательно обыскан, оба телефона у него были изъяты и отключены. Документы и ключи от машины перекочевали в карман куртки Федора Михайловича.
  -- Садись! - снова разрешил ему "борец", убедившись, что другого оружия у Дементьева нет. - А теперь слушай сюда!
   Он повернулся к нему спиной, прошелся вдоль столов с приборами, перешагивая через разлетевшиеся по старому линолеуму бумажки, потрогал банки с реактивами и, выдержав паузу, заговорил спокойно и уверенно.
  -- Я тебе даю минуту на размышление, а после этого звоню в ментовку и сдаю вместе с потрохами: со стволом (и, думаю, за ним отыщется история), с твоим производством, клиентами и деньгами. Много-мало, но года три или четыре ты получишь. Или начинаешь говорить. То, что ты здесь что-то химичишь - мне ясно. Мне не известно, где ты хранишь произведенное. И уж совсем непонятно - из чего ты его гонишь!
   Дементьев с трудом выдавил из себя улыбку. Как бы ему ни хотелось отмолчаться, но пора было начинать переговоры.
  -- Я думал, вы уже догадались, - произнес он. - Да из денег же я все и делаю!
  
  
  

Глава 3. Поиск

  -- Разрешите, Петр Владимирович? - Раменских приоткрыл дверь, но через порог кабинета начальника не переступал - было видно, что тот не один.
  -- Заходи, Сергей! - пока он входил и прикрывал за собой дверь, Безруков встал со своего места, оставив стул отодвинутым, дождался Раменских и пожал ему руку. - Прошу познакомиться, - он махнул в сторону грузного, коротко стриженного мужчины, сидевшего с противоположной стороны длинной палочки Т-образного стола. - Халязин Федор Михайлович, мой старинный друг и бывший коллега!
   Ладонь у старинного друга начальника службы безопасности была будто панцирь черепахи - жёсткая и вся в буграх мозолей. Цивильный пиджак смотрелся на нем нелепо и к тому же был слишком длинным. Комбез бы тебе на плечи, - невольно подумалось Раменских, - вот в нем бы ты человеком себя почувствовал!
  -- Садись, Сергей! - Безруков показал на свое бывшее место, а сам подсел к Халязину. - Я тебя почему вызвал - ты с командировки отоспался вроде, а у нас тут дельце не совсем простое есть... - начал Петр Владимирович объяснение. - Вот, взгляни на эту распечаточку! - и он перевернул вверх текстом лист бумаги, лежавший посередине стола.
   Раменских притянул его к себе и просмотрел. Это напоминало интернетовский обмен репликами двух незнакомых людей, одним из которых была, судя по всему, девушка с псевдонимом "Юкка", а другим - мужчина с ником "Анчар". Под каждой репликой были аккуратно проставлены даты и время с точностью до минут. Последняя запись оказалась от сегодняшнего числа, но сделана в половине второго ночи. В ней "Юкка" сообщала свой номер мобильного телефона, потому что "Анчар" обсуждать дальнейшие детали в открытую отказывался. Судя по содержанию реплик, речь шла о подготовке убийства при помощи сильнодействующего яда. Кого и когда - ясно не было.
  -- Суровые люди! - высказался Раменских, отодвигая листок бумаги к сидящим напротив. - Кто-то из наших?
  -- Не совсем... - Петр Владимирович по давней своей привычке поднес кулак ко рту и ногтем большого пальца надавил на зубы. Он всегда так делал в минуту сомнения, и все об этом знали. - Тут вопрос тонкий, и я бы даже сказал - деликатный!
   Раменских ждал. Его дело маленькое. Сейчас Безруков решит, что знать имена корреспондентов ему необязательно - и он не будет знать, пока сам не вычислит. Или о предыстории умолчит - тогда самому догадываться предстоит. С начальника же не потребуешь, чтоб он с тобой в открытую играл - на то он и начальник, чтоб правила игры определять самостоятельно.
  -- Юкка эта - хорошая знакомая нашего Сергея Владимировича...
  -- Прохоренко? - уточнил Раменских.
  -- Именно. Знакомы они примерно с год, встречаются регулярно.
  -- А жена? - спросил он, но тут же понял, что сглупил.
  -- Надежду Степановну ты не трогай, и вообще забудь, что она есть такая на свете! - с укоризной посмотрел на него начальник. - Это дело касается только Юкки и Анчара - супруги Прохоренко могут рассматриваться лишь в качестве планируемых жертв, и ни в каком другом аспекте. Понятно?
  -- Конечно, Петр Владимирович!
  -- Договорились. Теперь главное: твоя роль в этом деле и твоя задача. Роль простая - быть моим личным представителем у Федора Михайловича. Он отвечает за все, а ты ему помогаешь и при острой необходимости - подключаешь наших ребят. Я Баринова имею в виду. Ясно?
  -- Ясно.
  -- Все на этом. Остальное тебе Халязин поведает. Считай себя в командировке. Напишешь сейчас заявление об отпуске без содержания, подойдешь к Оксане - она деньги выдаст.
  -- На бензин-то хоть хватит? - улыбнулся Раменских.
  -- И на бензин хватит, и на шницель с картошкой!
   Халязин, молча наблюдавший за разговором, начал вставать.
  -- Мы пойдем тогда, Петро?
  -- Ага, Федор, давайте! И если Сергей буянить начнет - ты мне звони сразу, я разберусь!
  -- Ну, лады!...
   На крыльце Раменских чуть задержался, достал из кармана непочатую пачку сигарет, снял целлофан.
  -- Куришь? - предложил он знакомцу шефа и одновременно зондируя: как он, пойдет на "ты" или шею выгибать будет?
  -- Бросил, - ответил Халязин.
  -- Ну, тогда я курну по-быстрому. Не торопишься?
  -- Кури, - разрешил Федор, - только я светиться лишний раз не буду, в машину пойду. Вон, видишь, синяя "девятка"?
  -- Ага. Я сейчас!
   Провожая взглядом его медвежью фигуру, Сергей привычно оценил: килограммов сто десять, не меньше. А на такой рост восьмидесятник - и то многовато будет. Как он таскает свой вес? А ведь его прокормить еще нужно...
  -- Что стоишь, скучаешь? - вместо приветствия хохотнула подбегавшая с остановки и привычно опаздывающая Рита из планово-экономического. - Поди, поставили таких, как я переписывать?
  -- Ритуль, тебя не записывать, тебя фотографировать нужно! - улыбнулся Раменских. - Кто бы шефу подсказал календарь с сотрудницами изготовить - я бы памятник ему поставил! А твоя страничка весь бы год перед глазами стояла, я бы и месяц не согласился менять!
  -- Ладно-ладно! - рассмеялась Рита, уже взявшись за дверную ручку. - Мы об этом сейчас Кате Семеновой доложим - она глазенки-то тебе живо повыцарапает!
  -- Ой, только не Кате! - испугался Раменских, принялся быстро тушить сигарету о край урны, всем своим видом показывая, что "понял-осознал-искупит".
   Махнув рукой экономистке, он поспешил к машине Федора. Еще ему не хватало втыки от Семеновой получать: только все наладилось, и трех раз переспать не успели - уже вся контора знает. Ох, бабы, ох, болтуши чертовы!...
  -- Ну что? - спросил он, усаживаясь рядом с водителем. - Какие наши планы?
  -- "Я планов наших люблю громадьё, размаха шаги саженьи!" - процитировал сходу Халязин, и уже серьезно добавил. - Планы мы сейчас по ходу строить будем, поскольку известны нам лишь условия задачи и некоторые предпосылки для ее решения.
   Вырулив задним ходом с места парковки, он продолжил начатую речь тоном учителя средней школы.
  -- Имеем целью упредить готовящееся преступление без привлечения любимых наших органов. Имеем одно известное - заказчика и потенциального исполнителя. Не вполне ясен инструмент, которым наша дамочка собирается воспользоваться, и уж совершенно неизвестен мастер, который указанным инструментом приторговывает. Вопрос: можно ли будет изъять инструмент, не затевая поисков мастера, и будет ли этого достаточно, чтобы не допустить совершения преступления?
  -- Ну, если так рассуждать... - засмеялся Раменских, - то при одном известном, владея минимальными навыками сыска, можно определить и неизвестное. Дамочка нам известна очень хорошо, время есть - повесим хвостик, пошатаемся-поболтаемся рядышком, она нас сама к мастеру и приведет!
  -- Говоришь, время есть... - пробормотал Халязин, с непроницаемым лицом продолжая вести машину и не глядя на собеседника.
  -- Ты намекаешь, что последняя почта была еще ночью, и с того времени много воды утекло?
  -- Например, - буркнул Федор.
  -- Что-то мне не верится, что дамочка с низкого старта рванула. Серьезные дела второпях не делаются.
  -- А есть уверенность, что дело именно серьезное? - Халязин остановился на светофоре, побарабанил пальцами на руле, проявляя нетерпение.
  -- Да, черт его знает! - вынужден был признаться Сергей. - Судя по переписке - да. А так ведь мне подружка Прохоренко не знакома. Может, и вовсе пустая бабенка - трепаться только горазда. Таких много.
  -- А ты глянь на нее! - мотнул Федор в сторону бардачка. - Там папочка лежит, и фото ее имеется...
   Снимки были сделаны из окна машины. Девушка, запечатленная на них, походила на японку или кореянку: узкое лицо, прямые черные волосы, желтоватая кожа, разрез глаз соответствующий.
  -- М-да. - сказал Сергей, укладывая фотографии в пластиковый уголок и убирая его на место. - Вкусы у босса, однако!
  -- Что, не приглянулась?
  -- Да нет, аппетитная девчонка, и спереди и сзади - все на месте. Но русских он что ли найти не мог? С его-то бабками!
  -- У богатых свои причуды... - вздохнул Халязин.
  -- Куда едем-то? - поинтересовался Сергей, когда они снова тронулись.
  -- На работу ее. Клуб "Ювенус" знаешь?
   Сказал как-то странно, с ударением на первую букву. Раменских подумал, что Федор ошибся, решил поправить.
  -- "Ювентус", хотел сказать? Кто ж его не знает!
  -- "Ювентус" в Италии играет. Я про обычный клуб, куда люди потусоваться ходят. Ну, и выпить-закусить по случаю.
  -- Не! - мотнул головой Сергей. - Не приходилось бывать. А что, она при Прохоренко еще и работать продолжает?
  -- На наше счастье. Сидела бы дома - хрен бы мы к ней подобрались!
  -- Ну, если так...
   До клуба, который располагался довольно близко к центру Москвы, на улице Чехова, добирались они долго, нудно, и остальное время молчали. Найдя подходящее место, Халязин воткнул машину, бросил: "Пошли!" и распахнул дверь. На подскочившего некстати парковщика Федор Михайлович посмотрел исподлобья: "Чего надо?" и, пока тот лепетал что-то о сорока рублях в час, молча слушал, сунув руки в карманы пиджака, будто простецкой куртки.
  -- Все сказал? - поинтересовался, когда мужичок в оранжевой жилетке закончил.
  -- Да, - ответил тот.
  -- Буду уезжать - подходи с бригадиром! - скомандовал Федор. - И кассовый аппарат принеси с лицензией. Хорошо понял?
  -- Что крутой, что ли? - вскинулся мужичок.
  -- Крутей меня только яйца печеные! - отрезал Халязин и кивнул Сергею, улыбавшемуся с другой стороны машины. - Пошли!
   Чтобы войти в клуб, пришлось спускаться. Витражные разноцветные стекла отбрасывали мозаику пятен на пол, стены, чистые поверхности тяжелых столов.
  -- Работаете, девушки? - обратился Федор к двум девушкам, стоявшим по разные стороны барной стойки.
  -- Трудимся! - оживилась та, что демонстрировала им мягкие белые груди в вырезе платья. - А вы что хотели?
  -- Да, кофейку бы нам покрепче, да по бутербродику. У меня организм, если его не питать регулярно, быстро форму привлекательную теряет!
  -- Так, может, чего покрепче? - поинтересовалась вторая девушка, узкобедрая блондинка. - Я имею в виду салатик там, ассорти мясное? Чтоб не только форма, но и внутреннее содержание не пострадало?
  -- Спасибо, красавица, на добром слове! - разулыбался Халязин. - Но внутри я ягненок истинный, вегетарьянец. Так что от ассорти мы воздержимся, а вот по салатику легкому можем принять. Какой предложите? "Греческий" с мягким сыром и оливками сможете изобразить?
  -- Обижаете... - протянула грудастая. - У нас кухня, как в лучших домах!
  -- ЛондОна и Парижу! - подхватил Федор. - Вот и отлично. Так мы присядем пока, подождем?
  -- Кофе сразу подавать?
  -- Сразу. И не жалейте сахару - мы люди простые, нам чем гуще - тем лучше...
   Они прошли за столик вдалеке от входа, не угловой (что уж им совсем прятаться?), а предпоследний в ряду, у витражного псевдоокна. С шумом уселись, демонстрируя, что быть единственными посетителями подобных заведений для них вполне естественно.
  -- Ну, что скажешь? - спросил Халязин, разворачивая на столе крахмальную салфетку.
  -- А что я должен сказать? - удивился Сергей, но тут же решил "свалять ваньку". - Ты о салате? Честно говоря, сомневаюсь я, что вместо оливкового масла в него рафинированного подсолнечного не нальют.
  -- Эстет... - дернул подбородком Федор. - А насчет возможности клиентку под колпачок посадить ничего не удумал?
  -- Ах, об этом... - протянул Сергей. - Да нет пока, не пробивает меня на идеи. Вообще, думаю, зря мы сюда заперлись. Личность ты колоритная, да еще, как посмотрю, шутки шутить любишь. Засветились мы самым позорным способом - сейчас в кафушку эту даже при острой необходимости второй раз не заявишься, опознают в три секунды!
  -- А ты натворил чего? - заинтересовался Федор.
  -- Это ты к чему?
  -- Да вот, засветиться боишься. Если согрешил - так и скажи, чтобы знал чего опасаться. - Халязин поднял голову навстречу давешней блондинке, принесшей кофе, с видом знатока понюхал ароматный пар, поднимающейся от чашки.
  -- Устраивает? - поинтересовалась официантка.
   Судя по тому, что улыбки на ее лице уже не было, готовность к встрече с неприятными посетителями надолго ее не покидала.
  -- Замечательный кофе! - отозвался Федор. - Так мы ждем салатики, о'кей?
  -- Сейчас будут!
   Проводив взглядом ее едва обрисовывающиеся под юбкой ягодицы, Халязин тяжело вздохнул. Сергей не удержался от шпильки.
  -- Что, совпадает?
  -- В смысле? - очнулся Федор.
  -- Я говорю, по конституции она с идеалом твоим не совпадает. Ты ведь, поди, ее уже и под себя примерил, да за косточки ее запереживал, расстроился?
  -- Тьфу на тебя! Язык чисто без костей, метет, как помело, что ни попадя!
   Сергей беззвучно заржал, откинувшись на высокую спинку стула. Контакт - в этом он был сейчас уверен - с временным своим начальником он установил.
  -- Ну хорошо, - стал он снова серьезным, - допустим, снова мы сюда можем и не заявляться - нет проблем. А если сама девица здесь покажется? Как, бишь, ее зовут-обзывают?
  -- По жизни она Петрова Ольга Николаевна, а погоняло - Юкка. Чего, откуда такая кличка - понятия не имею, да и нет особой нужды разбираться. Главное, что гражданка она российская, не какая-то "корейскоподданная", хотя внешность, действительно, своеобразная.
  -- Может, казашка по матери? Они симпатичные бывают, а нашего русского брата в Казахстане всегда полно было, да и теперь еще немало осталось.
  -- Да фиг с ней, - буркнул Халязин. Кофе у него уже закончился, и он отставил чашку в сторону. - А здесь она точно раньше, чем через тридцать минут появиться не сможет.
  -- Вот даже как! - удивленно поднял брови Сергей. - Со спутника наблюдение ведете?
  -- Ага. Парнишка мой часа три в ее дворе ошивается, машину пасет. На месте стоит ее "Субару", за цепочечкой на замочке. И день сегодня для нее нерабочий, так что расслабься на эту тему, голову не забивай!
   Они прервались, подождав, пока вновь подошедшая официантка разложит на столе принесенные столовые приборы и выставит лапоток-плетенку с тончайше нарезанными кусочками хлеба. Когда девушка склонилась возле плеча Сергей, он по извечной своей привычке втянул носом воздух: духи у официантки были не из дешевых, но простенькие по композиции, с преобладанием свежих цитрусовых нот. Такие нравятся натурам открытым, легким на сближение, и устойчивым к стрессам. И еще, как считал Раменских, девушки, склонные к резковатым ароматам, чаще всего равнодушны к сексу. Были у него в жизни, как говорится, пре-це-ден-ты.
  -- А, если не секрет, - поинтересовался Сергей, едва блондинка удалилась, - ты с какой службы на вольные детективные хлеба подался?
  -- Я? - Халязин опустил веки, давая понять, что честного ответа от него ожидать не придется. - Да так, тянул лямку в одном сельхозпредприятии. Семеноводческом. Знаешь, посадочный материал готовили для дачников и огородников...
  -- Посадочный материал? - хмыкнул Раменских. - С чувством юмора у тебя нормалёк, а то я уж сомневаться начал!
   Федор шевельнул плечом, но комментировать слова Сергея не пожелал. Сам спросил в свою очередь.
  -- А ты как у Безрукова оказался? Захотелось работы поспокойней и денег погуще?
  -- Угадал! - изобразил радость Раменских. - Не глаз у тебя - ватерпас! Да и надоело, что иначе как ментом меня ни в глаза, ни за глаза не называли. Как думаешь, если всех медиков "медяками" обзывать, много их в профессии останется?
   Федор подумал секунду, качнул головой.
  -- Да. Правильно - нашел спокойную работу за деньги получше. Ну, и без грязи, конечно...
  -- Слушай, не надо меня грузить этикой-эстетикой! Каждый по-своему жизнь лепит!
   Раменских разволновался, вспомнив обстоятельства, при которых был вынужден уволиться из органов, зашарил по карманам в поисках сигарет. Потом заметил, что на столе нет пепельницы, да еще и собеседник у него - некурящий.
  -- Ладно, пока с салатом заминка, я пойду выйду, дерну сигаретку.
   Навстречу ему уже спешила блондинка с подносом, удивленно на него посмотревшая.
  -- Схожу, машину проверю! - буркнул он.
   Поднимаясь же по лестнице, чуть не столкнулся с щуплым, остролицым парнем, прижимающим к груди здоровенную картонную коробку, доверху наполненную разноцветными пакетами. Стоя возле урны и глядя сквози спешащих мимо прохожих, он выкурил не одну - три сигареты, мучительно вспоминая имя мельком увиденного им только что человека. Алексей, Александр, Андрей, Артем, Артур... - начал Сергей перебирать все распространенные в России мужские имена на "А". В этом он был уверен - в первой "А", но все остальное было словно бетонным забором огорожено. И лишь промахнувшись последним бычком в урну, и будучи вынужденным за ним нагнуться, испытал мгновенное озарение - Аркадий! Косицын Аркадий, восемьдесят восьмого года рождения. Проходил у него одним из подозреваемых, но был переквалифицирован в свидетели. Трусоват и много болтает - идеальный кандидат на ту небольшую работу, что необходимо выполнить.
   Он быстро спустился назад в клуб, успев отметить, что старого его знакомца в зале не было (впрочем, не было и полногрудой барменши). Подойдя к столику, за которым скучал перед опустошенной тарелкой Халязин, Сергей не стал садиться, а наклонился через спинку стула и вполголоса предложил:
  -- Слушай, может, ты и мою порцию подъешь? Мне что-то расхотелось совсем.
  -- А что? - поднял брови Федор. - Понос открылся или денег с собой не оказалось? Не боись, у меня хватит!
  -- Нет, дельце одно внезапно прорезалось. По интересующей, кстати, нас проблеме! Ты, как закончишь, садись в машину, не стой. Но не уезжай никуда - я подойду, если все получится, с одним замечательным человечком...
  -- Давай! - оживился Халязин. - Мне это нравится! - и он, решительно придвинув к себе вторую тарелку с горкой салата, вонзил в него вилку. Будто штык всадил.
  
   Проторчать на улице возле "Ювенуса" Сергею пришлось минут сорок. Чтобы не примелькаться, не намозолить глаза водителям, некоторые из которых оставались сидеть в припаркованных автомобилях, он несколько раз менял диспозицию: отходил, подходил, курил, купил в ближайшем киоске журнал "За рулем" и мельком его проглядел.
   Давно уже вышел Халязин, на ходу засовывая во внутренний карман здоровенное старое портмоне, коснулся Сергея взглядом, но подходить к нему не стал - направился к машине. Некоторое время он сидел в ней с приоткрытой дверью, Раменских даже видел, что Федор разворачивал пластинку жевательной резинки, совал ее в рот, скатывал фантик тугим шариком. Потом он звонил, но разговаривал недолго, меньше минуты, достал из бардачка книжку и погрузился в чтение.
   Косицын появился, когда у Сергея уже заканчивалось терпение и он всерьез стал раздумывать, а не спуститься ли - в нарушение всех писанных и неписанных правил - самому в клуб, не спросить ли старого знакомца в открытую. Но именно во время этих невеселых дум и показался внизу давешний парнишка, уже без коробки, деловой и собранный.
  -- Привет, Аркадий! - заступил ему дорогу Раменских.
  -- Привет, - отозвался Косицын машинально и двинулся стороной, обходя Сергея.
  -- Не узнал? - усмехнулся тот. - И компьютеры из двести тридцать четвертой школы тоже подзабыл?
   Парень враз потемнел лицом, бросил на него ненавидящий взгляд, но притормозил, делая усилия вспомнить. Не вспомнил - ответил нейтрально.
  -- С теми компами давно разобрались. И я чистый остался - ни у кого претензий нет. А что по дури своей друганам решил помочь старье это пристроить, так они не друганы мне с того времени больше! И я железяками больше не занимаюсь: вот тут работаю, на снабжении. И ни разу ни одного замечания не было, и деньги пачками доверяют. Хотите - можете Елизаветы дождаться, она подъехать вскорости обещалась. У нее спросите - ей врать обо мне нет резонов.
  -- Вижу, не узнал ты меня, Арканя! - разулыбался Сергей. Со стороны их разговор должен был выглядеть встречей старых знакомых. - Это же я, дорогой, лейтенант Раменских по званию и фамилии. Мне справки о тебе наводить не нужно, не за тем я пришел!
  -- А зачем? Больше на мне нет ничего, и дел с вашим учреждением я больше иметь не намерен!
  -- Замечательно! - воскликнул Сергей. - Все бы так - с одного урока и на всю жизнь! Не жизнь была бы, а "сникерс" украинский. Сало в шоколаде, имею в виду...
   Он, по-прежнему улыбаясь, ухватил Косицына за локоть и повлек в сторону. Тот, впрочем, не сильно-то и упирался.
  -- Разговор у меня к тебе есть конфиденциальный. Хочешь верь, хочешь - нет, но мой интерес тебя больше касается, чем ты представить можешь! Видишь, вон там "девяточка" стоит, с дяденькой внутри? Не хочешь накоротке с ним пообщаться?
   Раменских дурачился, огорошивая собеседника потоком слов и не давая ему опомниться. В этом было его единственное спасение: не дать Аркадию задуматься, не дать возможности уйти от разговора, вспомнить, что никакой повестки на руках у него нет, что не в кабинете он следователя, а, потому, никому и ничего не обязан. Тем более, если и вправду так чист, как только что уверял Сергея.
   Подведя Косицына к машине, Раменских, не отпуская его, открыл заднюю правую дверь и засунул внутрь голову.
  -- Разрешите, товарищ майор?
   Халязин обернулся.
  -- Давно жду... капитан.
  -- Полезай! - скомандовал Раменских Аркадию и сам забрался за ним следом.
  -- А вас, что, повысили? - спросил Косицын, едва утвердившись на заднем сиденье.
  -- Есть такое дело! - сделал Раменских вид, что обрадовался напоминанию. - Можешь поздравить! У нас ведь как, Аркадий, - новая служба, новые задачи. Если головой варишь и ног не жалеешь - государь-батюшка звездочками не обидит. Правильно я говорю, товарищ майор?
  -- Правильно, - отозвался Халязин, сидя к ним в пол-оборота. - Я, кстати, не представился: Федор Михайлович меня зовут. Как Достоевского. Читал, нет?
   Халязин поднял с соседнего свободного сиденья крепенький темно-синий томик, продемонстрировал обложку Косицыну. Название, тисненое золотом, соответствовало ситуации: "Преступление и наказание".
  -- В школе проходили, - буркнул Аркадий. - Нормальная книга, только тягомотная малость.
  -- Есть такое дело, - признал Халязин и бросил томик на место. - Ну, так что? Обо всем договорились с Сергеем, или еще раз задачу пояснить нужно?
   Косицын покосился направо, буркнул.
  -- Никто мне ничего не объяснил!
  -- Недорабатываете, капитан, - качнул головой Федор. - Столько времени уже потратили, а ваш человек не проинструктирован должным образом. Исправляйтесь! - и отвернулся, уставившись через лобовое стекло на текущих по тротуару прохожих.
  -- Значит, так! - откашлялся Раменских, пытаясь собраться с мыслями. - Задача перед нами стоит сложная, времени мало, поэтому ты, Аркадий оказался весьма кстати в нужном месте. - Мало-помалу Сергей почувствовал накатывающий на него прилив вдохновения. - По имеющейся у нас информации, в этой точке, где ты сейчас работаешь (я клуб имею в виду, ну, ты понял!) происходит сбыт сильнодействующего наркотического средства...
  -- Фигня! - дернулся Косицын. - Фуфло полное! Хозяйка здешняя вообще нормальная тётка. Поорать любит, по столу постучать - не без этого. Денег, наверное, неплохо поднимает, тачка у нее прикольная, в квартире я бывал пару раз, но наркоты сроду она не потерпит!
  -- Да? - с иронией в голосе сказал Раменских. - А дайте-ка, Федор Михайлович, нам снимочек фигурантки!
   Халязин молча открыл бардачок, выудил фотографию, протянул, не оборачиваясь, через плечо.
  -- Знакома? - показал Сергей изображение Петровой Косицыну.
   Тот взглянул, фыркнул.
  -- Юкка-то? У вас вообще, в ментовке, крыша у всех поехала! Самая нормальная девка из всех! Танька еще, я понимаю, может косячок вытянуть, если Данила с барского плеча угостит. А Юкка - хрен! Я и пьяной-то ее ни разу не видел, а вы тут лапшу на уши вешаете: наркота, наркота...
   Халязин завозился на своем сиденье, прикрыл дверь, но зачем-то начал открывать окно. Сергей расшифровал его движения демонстрацией неудовольствия и решил надавить на собеседника сильнее.
  -- Ты вот что, дружок, ты язычок-то свой укороти слегка, и крыситься на меня брось! Я человек мягкий, отходчивый, но если занозишь меня без меры - могу обидеться и жизнь тебе попортить. Знаешь, как менты могут жизнь гражданам портить?
  -- Знаю, - осел Аркадий.
  -- Вот то-то! Мне до Елизаветы вашей дойти, предостеречь - раз плюнуть. А сразу она тебя выгонит, чтоб мороки с нами не иметь, или погодя маленько - роли не играет. И деньги пачками, как ты мне давеча заливал, можешь только во сне смотреть. Или в телевизоре...
   Раменских перевел дыхание и продолжил уже мягче и тише.
  -- Вернемся к нашим баранам. Повторяю: имеется у нас информация, что через клуб проходят наркотики. Кто, сколько, кому - это и есть задача. Нам дали наколку на эту дамочку! - Сергей еще раз встряхнул фотографией перед носом Аркадия. - Так или нет - нужно еще разбираться. А вот ты, коли уж начал базарить, то базарь с чувством, толком, расстановкой. Что за Татьяна такая, про которую только что лязгнул, что она травку курит? Что за Данила такой, что травкой ее снабжает? И не надо мне баки заколачивать, что в сортире вашем ни разу шприцов юзаных не видел, и торчки у вас не собираются - нет таких клубов в Москве, чтоб кристально чистыми были. Нет. А наша работа в том и заключается, чтоб появились. Ясно? Лады. А теперь открывай рот и пой все песни, что знаешь! А мы слушать будем и думать.
   Такой разговор Аркадий понял, проникся поставленной задачей и рассказал, все что знал. С его слов "Ювенус" выходил если не зоной, свободной от наркотиков, то уж во всяком случае, местом, где беспредела не бывает. Несмотря на название, собиралась в заведении публика, в основном, на возрасте, за тридцать пять и в гору. Музыкант Данила травкой баловался, но редко, хотя характер имел холерический - в друзьях-товарищах проявлял разборчивость. Числился он в дружках Юкки, но в последний год, вроде, кошка между ними пробежала, и Данила пытался устраивать прилюдные разборки. Впрочем, быстро прекратившиеся благодаря резкости самой девушки, а так же вмешательству хозяйки клуба, которой он приходился племянником и вообще - сильно от нее зависел.
  -- Ага-ага, - покивал Сергей, когда Аркадий выдохся. - Но успокаиваться мы не можем. Есть сигнал, - он поднял палец вверх, - и мы обязаны его досконально проверить. Вот, например, мобильный Юкки у тебя есть?
  -- Есть конечно, как не быть, - Косицын завозился, доставая телефон. - Мне как-то было нужно с ней созвониться - она с продуктами просила помочь, сама не успевала, что ли... Вот, записывайте! - он повернул экранчик Сергею.
   Тот перенабрал номер девушки в своей "Мотороле", сохранил в памяти.
  -- Телефон - хорошо, - заговорил вдруг Халязин, наблюдая за происходящим в зеркало заднего вида, - а вот вещи где девушки ваши хранят, когда переодеваются? Я ведь правильно понимаю - они переодеваются?
  -- В гримерке, - тут же ответил Аркадий. - В смысле, комнатка у нас есть служебная, так ее гримеркой прозвали. А в ней шкафчики есть, у каждого свой.
  -- И у тебя есть?
  -- Конечно.
  -- Ключик покажи! - потребовал Сергей.
   Аркадий только пожал плечами.
  -- Нет у меня никакого ключа.
  -- В смысле? - обернулся, не выдержав, Халязин.
  -- Запирается только сама гримерка. Кому надо - ключ у Татьяны, у барменши, берет. А пока девчонки внутри, то мне туда хода нет, сами понимаете!
  -- Ясно, - вернулся Федор в исходное положение. - И ключ от комнаты один. Второй, по всей видимости, у хозяйки, которую Лизаветой клиут. Ну, и третий-четвертый, если таковые есть, хранятся тоже у нее. Ясно... - повторил он, поскольку Аркадий не ответил. - Жвачка у тебя есть? - спросил Халязин внезапно.
   Аркадий хлопнул себя по нагрудному карману.
  -- Нет, нету!
  -- Держи! - Федор достал из кармана пиджака вскрытый блочок. - Две пластинки пожуешь, возьмешь вечером ключ у барменши и сделаешь слепок - с обеих сторон. Утром подъедет капитан, отдашь ему, он организует дубликат.
  -- Или как думаешь, может, основной использовать? - спросил уже у Раменских.
   Тот на секунду задумался.
  -- Лучше бы ему не подставляться. Хотя, с другой стороны, если его за шмоном застукают - еще хуже будет...
  -- Тогда не надо слепков, - согласился Федор. - Визгу они поднимать не станут, а начнут - погасим.
  -- Вы чего? - вскинулся Косицын, до которого только теперь дошло слово "шмон". - Я в чужих вещах не буду шариться!
  -- Куда ты денешься... - вздохнул Федор Михайлович. - Есть такое слово "надо", сынок.
   Через пять минут, проинструктированный Аркадий был выпущен из машины, и Сергей перебрался на переднее сиденье.
  -- Что теперь? - спросил он.
  -- Теперь? Будем считать, что под Юкку мы клинышек вбили. Правда, "втемную" агент работает, да еще под угрозой, но тут я с тобой согласен - случай подвернулся, так грех не воспользоваться. А что касается Анчара, то попробуем мы на него через компьютер выйти...
  -- А это реально? Может, каких спецов из СОРМа подключить?
  -- Из СОРМа? Ну-ну! Ты им как, санкцию прокурора принесешь, или постановление суда?
  -- Иногда удается обойтись без формальностей.
   Халязин покосился на него.
  -- Без формальностей ты сам под колпак сядешь, если не на нары! Будем пытаться через задний... проход, - он сунул ключ в замок зажигания и повернул. - Оно мне так спокойнее отчего-то!
  
   Через "задний проход" получилось только на следующий день к обеду.
   Халязин забрал Сергея в трех кварталах от клуба, куда тот приезжал на с "агентом" своим ходом.
  -- Держи! - плюхнул ему на колени пластиковую папку-уголок с отпечанными на принтере страничками внутри. - Это об Анчаре нашем.
   Внутри оказались данные на Дементьева Алексея Леонидовича, 1968-го года рождения, женатого, прописанного по адресу...
  -- Это точно он? - уточнил Раменских, пролистывая страницы со стандартными выборками из баз данных МВД.
  -- Да он, он! Мендеевский закончил по химико-фармацевтическим технологиям, работает в "Русском поле"...
  -- А это что за контора?
  -- Да небольшая фирмешка по производству пищевых добавок. БАДы - слышал аббревиатуру?
  -- Что-то такое, что в аптеках продают.
  -- Должны в аптеках, - вздохнул Халязин. - Минерально-витаминные комплексы, иногда с включением растительных компонентов. Сетевики чаще толкают из рук в руки: себестоимость копеечная, а продают как лекарства от смерти, за многие сотни и тысячи. Доктор у меня один знакомый есть, так он, знаешь, что всегда говорит о дорогих импортных витаминах и этих БАДах?
  -- Поделись секретом!
  -- Он говорит: "Кто регулярно пьет витамины дороже ста рублей за банку, тот может гордиться самой дорогой мочи в мире!" - и Халязин захохотал.
   Раменских улыбнулся, покивал, давая понять, что шутку понял и оценил, продолжая перелистывать страницы скудного досье на Анчара.
  -- А у тебя как? - спросил Федор, успокоившись. - Есть у Аркадия телодвижения в нужном направлении?
  -- Движения есть - толку мало. Посмотрел он сегодня на скорую руку кабинку Петровой - там все чисто. Телефон она всегда с собой забирает, кошелек с документами на машину и ключами - тоже. В сумочке кроме всякой дамской мелочи ничего не остается, а в ней долго не покопаешься, чтоб досконально разобраться.
  -- Ничего-ничего, Сергей. Рано пока унывать. Я своего Толика со страху за ней закрепил - он из ваших бывших, из МВД - пусть поскучает, помотается за ней "наружкой". Девчонка она, может быть, и ушлая, но чтобы его с хвоста сбросить - тут уже профи нужно быть. Ну, или здорово подфартить должно... - добавил он, подумав.
  -- Ясно-понятно, - отозвался Раменских. - А сейчас чем займемся?
  -- Да все тем же, - ответил Федор. - Кто такой наш злой гений, Анчар, более-менее ясно, а вот в каких местах обитает, с кем водится - пока не совсем. Ты вот обратил внимание, что у него машинка почти новая есть?
  -- Обратил, - кивнул Сергей.
  -- Так это очень даже удобно для наших целей: самому Анчару ошейник с передатчиком не повесишь, а вот в багажничек его "Фокуса" недорогую "Астру" всунуть можно запросто. Не против, если мы одного моего мальчика по пути захватим? Не самим же с этими GPS-примочками возиться!..
  
   Следующие три дня они занимались той работой, от которой Сергей уже начал отвыкать: мотались по городу, проверяли адреса, наводили справки, созванивались с другими членами команды Федора Михайловича и выслушивали доклады. Чаще всего они звучали однообразно: "Из дома не выходила, машина на месте", "в магазине яйца покупает, колбасу, творог; я при ней, а Толик на выходе ждет"... Привлеченный Аркадий тоже не сообщал ничего нового, разве что однажды заметил, что Юкка, сдавая Татьяне полученные от клиентов деньги, оставляла себе десятки, восполняя другими купюрами. Конечно, выглядело это странным: на замусоленные эти, зачастую и рваные бумажки сейчас и булки хлеба не купить. Так зачем они ей, да еще целыми пачками после каждой смены, если предположить, что проделывала она подобные операции не раз?
   Раменских чувствовал, как с каждым днем нарастает напряжение Халязина. А тут еще доложили, что Анчар, за которым тоже пришлось установить наружное наблюдение, вовсе покинул Москву и на звонок по месту работы с просьбой соединить с Алексеем Леонидовичем, барышня простодушно ответила: "Господина Дементьева нет, и до восемнадцатого в городе не будет, - он по заготовителям редких трав поехал". Юкка продолжала исправно отрабатывать свои смены в клубе, Аркадий регулярно проверял ее кабинку в гримерке, но и того стала нервировать "зряшная" и рисковая деятельность, да еще под надзором и давлением "ментов".
  -- Чего ты дергаешься, Федор? - спросил как-то раз Сергей, увидев, как тот, страдальчески сморщившись, начал шарить по карманам. - Ты же видишь, все пока в полном порядке!
  -- Твои бы слова, да Богу в уши! - отшутился Халязин, доставая замутызганный от долгого ношения фольгированный таблеточный стандарт.
  -- Что, сердце?
  -- Не дождетесь! - отшутился Федор, процитировав кого-то из известных. - Башка трещит - просто не могу. Давление, наверное, опять подскочило...
  -- Ну, а в самом деле? - дождался Раменских, пока напарник вылущит лекарство и проглотит его "всухую". - Чего волнуешься?
  -- Чует мое сердце, - ответил тот, - пропустили мы что-то. Юкка свой дневник зачистила, все свои посты и ответы Анчара удалила - это раз. Он через день резко собрался и укатил из города, а встречи у них точно не было - тут я уверен на двести процентов, - это два. Девочка наша сильно на взводе - вспомни хоть вчерашнюю сцепку в универсаме с кассиршей - это три. Сделка не прошла - ответственно тебе заявляю!
   Это "ответственно тебе заявляю" было любимым присловьем Федора, как давно уже заметил Раменских. Но употреблялось оно лишь в ситуациях, когда Халязин был уверен в высказанном своем предположении полностью.
  -- И что тогда?
  -- А "тогда", как ты выразился, у нас всего два варианта: признать, что Юкка имела телефонный контакт с Анчаром, но не договорилась об условиях - и тогда мы можем расслабиться и курить бамбук, или же, как раз напротив - они обо всем договорились, но по неизвестным нам причинам встречу перенесли на определенный срок. В этом случае мы остаемся подвешенными за яйца - ни срок, ни место встречи нам неизвестны, и остается лишь таскаться за клиенткой, рассчитывая на банальное везение - что она сама нас рано или поздно выведет на Анчара... - Халязин вздохнул, просунул руку под борт пиджака, потер в области сердца. - Последнее мне совершенно не нравится, поскольку означает потерю контроля над ситуацией. Сидеть и ждать у моря погоды можно лишь в том случае, когда у тебя все готово к отплытию. А у нас, если честно сказать, ни черта не готово!
  -- Прослушку бы ей круглосуточную поставить... - мечтательно сказал Сергей.
  -- Да, было бы замечательно, - согласился Федор. - Всю обвешать, как елку игрушками, и бригаду из четырех слухачей посадить. А потом выкатить счет Петру Борисовичу штук на двадцать баксов с примечанием: "ничего существенного обнаружить не удалось"...
  -- И что?
  -- Приезжай завтра в контору часам к десяти - я договорюсь с Безруковым о встрече. Сдаваться будем начальнику твоему! - улыбнулся Халязин. - В ножки будем ему падать, совета просить или дополнительных полномочий... - и он сменил улыбку на болезненную гримасу.
  

Глава 4. Засада

   Закусочную перед Черной Грязью, в которой Анчар назначил встречу Юкке, они нашли без труда. Приткнув почти к стене кафе филиальский БМВ, выпрошенный через Безрукова на полдня не форсу ради, а из-за его питерских номеров, они вышли из машины.
  -- На кой ляд в такую даль тащиться? - засомневался Раменских. - В Москве мильон мест, где можно по-быстрому пересечься! Всего делов: ты - мне, я - тебе. И бегом в разные стороны...
  -- Может и так, - отозвался Халязин. - Но если ты клиенту доверяешь, а он - тебе. Тогда, действительно, обменялись и разбежались. А если требуется проверка мало-мальская, разговор хоть небольшой, то в парке или МакДональдсе лучше с этим не связываться - десятки глаз вокруг, десятки ушей!
   Он с пульта закрыл двери, на всякий случай подергал ручку - точно ли сработали замки, сунул ключи в карман куртки.
  -- Пойдем внутрь, оглядимся!
   В кафе было пусто, если не считать дежурной официантки, клюющей носом за стойкой бара. Федор расстегнул кожаную куртку, надетую для такого случая, и вторую пуговицу рубашки. Золотая цепь в полпальца толщиной и массивный перстень с гранатом идеально довершали образ человека, не особенно стесненного в средствах и направляющегося в Москву по "чисто конкретным" делам.
  -- Алё! - с порога подал он голос, сделав вид, что никого за стойкой не увидел. - Есть кто живой?
   Девушка вздрогнула, наконец-то открыла глаза.
  -- Чё раскричался? Все живые!
  -- Да? - ухмыльнулся Халязин. - А я уж подумал, что эпидемия в град-столице приключилась, так придется и чай самому себе заваривать!
  -- Чё попало городите! - буркнула официантка в ответ. - Только глаза прикрыла - уже недовольные появились... Чаю, что ли, сделать?
  -- Ага, сделай, милая! - Федор вытащил стул, завизжавший ножками по плиткам пола, уселся за ближайший столик спиной к дверям и остальному залу. - И, эта! Может, чего вообще пожрать есть? Ночь в дороге, вроде не делал ни хрена, а живот подтянуло как от пахоты...
  -- Да есть всё - подогреть только, - замялась девушка, вставая и одергивая на себе мятый халат. - Супчики есть, грибной и солянка, курочка есть жареная, биточки, жаркое в горшочках, капуста тушеная...
  -- Да-да, - притормозил ее Федор, - только я не съем столько. Биточки... Жаркое... Капуста тушеная... Бигус, что ли?
  -- Ну да, вроде.
  -- Тогда солянки тарелочку, хлеба там... Полцыпленка жареного. Ты что будешь? - спросил он Сергея, севшего напротив, более удобно для наблюдения за парковочной площадкой, просматриваемой сквозь витринное стекло.
  -- А?
  -- Есть что будешь?
  -- Да нет, я не хочу - позавтракал нормально.
  -- Позавтракал... - готов был чертыхнуться Халязин на позабывшего легенду Раменских. - Два чая покрепче и пару бутербродов с хорошей ветчиной. Есть хорошая ветчина? - рявкнул он в спину официантке, уже готовой отправиться на кухню.
  -- Ос-с-споди! - присела она от неожиданности. - Вы меня заикой сделаете! Разве можно так кричать?
  -- Кто кричит? - Федор сделал круглые глаза. - Это у меня голос такой, командный. Если б я крикнул - пришлось бы заново скворечник ваш стеклить... Га-га-га! - заржал он.
   Сергей смотрел на него сейчас и думал: "Не похоже, что играет. А если играет - то самого себя, как, впрочем, делают и все хорошие артисты. Это самые скверные из них пыжатся и потеют, пытаясь изобразить нечто вовсе себе чуждое, сымитировать, а не сыграть. Вроде как станцевать в обуви на два размера меньше или на пять больше. От этого и хромота, шлепанье подошвами по полу, гримасы все эти ужасные, растянутые в улыбке губы, не сочетающиеся с ужасом в глазах. А Федор всего лишь демонстрирует другую свою сторону: а вот еще я такой! Базлающий, расслабленный, с языком, отцепленным от мозга, и с мозгом, в котором вольготно плавают две мыслишки - пожрать и выпить - как последние огурцы в трехлитровой банке".
  -- Дай-ка мне приборчик! - сказал он.
  -- "Астру"-то? Бери, не жалко. Только рано еще, минут пятнадцать-двадцать у нас точно есть в запасе...
   Тем не менее, Халязин достал из "барсетки" приборчик, который звался, конечно, вовсе не "Астра", а Astro, и принимал сигнал джи-пи-эс с источника, который не далее, как два дня назад они закрепили под бампером машины Анчара.
  -- А если мы все-таки ошиблись? - пробормотал Раменских, включая прибор, похожий на старые громоздкие мобильные с неубирающимися антеннами, и начиная прокручивать на дисплее карту.
  -- Ошиблись? - эхом повторил за ним Халязин. - Не думаю. М-10, Грязь, двадцать седьмой километр, девять утра... Да ты же сам слышал!
   Этого Сергей и не собирался отрицать. Действительно, он сам слышал ту запись из квартиры Петровой, где она разговаривала по телефону (ни разу, впрочем, не назвав собеседника по имени и лишь представившись сама). Решение, в результат которого верилось с трудом, на первый взгляд, себя полностью оправдало. И даже Прохоренко, от которого и Сергей, и Безруков, ждали более чем бурной реакции, на представленную ему распечатку интернетовской переписки ответил кратко: "Что нужно?" Уже следующим утром передав ключи от машины и купленной им для Юкки квартиры. Так что все разрешилось благополучно: звукоснимающие устройства с активацией голосом и цифровыми преднакопителями поставлены, отработали двое суток, сбрасывая по требованию информацию, и теперь сняты. Им осталось лишь дождаться встречи Петровой с Дементьевым, чтобы убедиться в серьезности намерений подруги клиента и задокументировать обмен. Ну и желательно, конечно, все-таки выяснить, чье же отравление готовилось и реальной ли является угроза. С остальным должен разбираться сам Прохоренко, для Раменских - хозяин, для Халязина - клиент.
   Подошла официантка, составила на стол тарелку Федоров заказ, покосилась на второго клиента, забавляющегося, как ей показалось, с телефоном.
  -- А курочку попозже? - спросил Халязин, придержав ее за руку.
  -- Могу прямо сейчас принести, - недовольно ответила девушка, высвобождая руку. - Цыпленок готов - только в микроволновке разогреть...
  -- Попозже, значит, попозже! - отпустил ее Федор. - И еще я вас попрошу водички принести.
  -- С газом или без газа?
  -- Без газа. И стакан. А воду - обязательно в графинчик налейте. Есть у вас для водочки графинчики?
  -- А в бутылке не пойдет? - без удивления спросила официантка. Видимо, всякие ей приходилось выслушивать капризы проезжих.
  -- Нет, в бутылке точно не пойдет, - сказал Халязин. - Терпеть не могу бутылки, особенно пластиковые. Вы уж в графинчике, мадмазель, пожалуйста!
  -- Сейчас принесу...
  -- Тяжелый ты человек, Федор Михалыч, - вздохнул Сергей, наблюдавший эту сцену. - Как только с тобой бабы живут!
  -- Кряхтят и стонут, - ответил Халязин. - Но деваться им некуда - от меня не скроешься, из-под земли достану!
   "Астра" чуть слышно пикнула. Раменских схватился за трубку, увидел в самом углу экрана зеленую точку.
  -- Вроде есть сигнал!
  -- Замечательно. В самую дырочку попали: публика в зале, реквизит на сцене...
  -- Вроде остановился!
  -- Слушай, расслабься, а? Дай пожрать по-человечески, без суеты и крика! И чай пей - остынет...
   Федор действительно не суетился и ел подчеркнуто неторопливо. Сергей же без всякого аппетита сжевал один бутерброд с ветчиной, вытянул чашку чаю. Метка на экране прибора замерла и не подавала ни малейших признаков жизни.
  -- Похоже, все-таки ошиблись! - громко сказал Сергей.
  -- Хрень полная! - так же громко ответил ему Федор. - Ты, Серый, не гони пургу: перетрём с Мишаней дела честь по чести, если столкуемся - обмоем как следоват. Если мутить начнет, хвостом вилять да глазом на сторону косить, - можно и по-другому с ним поступить, придушить слегка поставки. А ты как хотел? Мы ему, значит, товар гоним, на таможне вопросы решаем, а он прыжками в сторону решил заниматься? Не-е-ет... Так дело не пойдет!
  -- Так я и не говорю, - подхватил в тон Халязину Сергей, краем глаза уловив поднявшуюся над барной стойкой макушку официантки. - Я и не говорю, что Мишаня вовсе даже честный! Вовсе честных в Москве отродясь не было - им экология не подходит, не выживают они. Но, может, и не кидалово он устраивает - может, так просто, временный напряг с деньгами? У всех же бывает напряг с деньгами!
  -- Всяко-понятно, что бывает напряг, - продолжал игру Халязин, но уже чуть тише, поскольку любопытствующая девица, похоже, снова собралась придремать. - Здесь только вперед забегать не надо. Как говорил в старые времена мой шеф: неприятности следует переживать лишь по мере их появления... - и он снова заработал ложкой.
  -- Пойду, перекурю! - отставил в сторону чашку Сергей.
   Халязин только ниже склонился над тарелкой.
   За те полчаса, что они провели в кафе, снаружи почти ничего не изменилось. Разве что по-осеннему блёклое небо стало затягиваться облаками - синоптики к вечеру дождь обещали, вспомнил Раменских, - да по шоссе автомобили в сторону Москвы пошли погуще. Один из них, длинный магистральный "Ман" свернул на уширение полотна и встал, тяжко скрипнув тормозами и подняв облако пыли. Из кабины разом выпрыгнули похожие друг на друга, будто братья, двое мужичков в кепках и свитерах, синхронно пошли вдоль грузовика к хвостовой части, останавливаясь лишь чтобы попинать колеса. Затем один из них вернулся, ловко вспрыгнул на подножку тягача, пошарился в кабине и вынырнул из нее уже с термосом. Когда он направился к кафе с вполне очевидной целью, Сергей бросил в урну докуренную сигарету и вернулся за стол.
  -- Дальнобойщики, - сказал он, - и никого больше.
   Они прождали еще минут десять. Водитель с "Мана" успел наполнить термос чаем, набрать в полиэтиленовый пакетик беляшей и выйти, прежде чем снова хлопнула дверь.
   Да, это был точно он - Анчар. Въяве Дементьев сильно отличался от себя на фотографии, сделанной не очень удачно: в профиль и на ходу. На той он был в строгом офисном костюме, остроносых туфлях, при галстуке. Сейчас же он походил если не на бомжа, то, во всяком случае, на человека сильно стесненного в средствах. Одни потертые башмаки на "тракторной" подошве и мятые брюки, выглядывающие из-под плаща, чего стоили. Зато при нем был старенький портфельчик, увидев который, Сергей окончательно успокоился: сделка не отменена и все условия для нее есть.
   Коротко осмотрев зальчик кафе, Анчар прошел за спиной Халязина к стойке бара и о чем-то заговорил с официанткой.
  -- Трубку убери, - недовольно буркнул Федор, отставляя тарелку в сторону и кивая на лежавшую "Астру".
   Раменских спохватился, стянул прибор со стола, сунул во внутренний карман расстегнутой куртки.
  -- Черт, забыл совсем...
  -- Бывает, - согласился Халязин.
   Анчар стоял совсем недалеко от него, метрах в трех, пожалуй, но Федор заговорил в полный голос, не боясь обратить на себя внимание - чего толку прятаться, в пустом-то кафе.
  -- Вумный клиент нынче пошел, как вутка умный! Все-то он нынче хочет предусмотреть, ко всему приготовиться. Право слово, даже жаль иногда: такие бы мозги, такую хитрость - да в нужное бы русло направить! А, как думаешь, Серый? Мы бы наверное, сейчас уже как в Голландии какой жили или в Швейцарии, где вся жизнь распланирована на тридцать лет вперед и на любую оказию существует свой страховой полис.
  -- Не знаю, Федор Михалыч, как у них там, в Голландии, - продолжил Раменских вроде как давно уже начатый разговор, - не бывал там ни разу. Слышал только, что с женским вопросом там полный порядок, не то, что у нас. Скажем, есть желание у мужчины с женщиной вместе жить - съезжайтесь и живите, сколько влезет. Разлюбилось и не похотелось - флаг в руки и барабан на шею, разбежались в три секунды. И никому никакого дела: расписаны - не расписаны, прописаны - не прописаны. Полная свобода!
   Халязин мгновенье подумал, пытаясь, по всей видимости, отыскать в словах Сергея некий скрытый смысл, однако не нашел.
  -- Оно-то так, - признал он. - Только до такой свободы нам еще семь верст ползти, да и те - раком. Там, Серёг, в Голландии со Швейцарией, людишки, почитай, триста лет сами за себя думают, от того и наловчились по чужим рукам, что в их жизнь пытаются влезть, своими ладошками шлепать. А у нас таких независимых, да на самих себя надеющихся, целенаправленно истребили в свое время, да и тех, что кто хоть чуть от остальных выделялся, систематически под общий уровень подравнивали. А общий уровень будет какой, если травку стричь регулярно? Вот то-то. Ну, а с мелочью пузатой можно и не церемониться особо: коль люди - тля, хрена ли ее спрашивать? К ногтю ее, шелупонь этакую, дави, пока лопаться не начнет!
   Сергей проводил взглядом оставившего официантке заказ и усевшегося в самом дальнем от них конце зала Анчара. После этого вернулся к неожиданно заинтересовавшему его разговору с Халязиным.
  -- Так ты, выходит, демократ, Федор? - спросил он.
  -- Сказал бы я тебе, Серега, какой я демократ, да уши в трубочку свернутся!
   Федор повернулся к барной стойке, громко позвал.
  -- Эй, девушка!
  -- Чего? - подняла та голову.
  -- Там цыпленок мой, наверное, уже в петуха вырос! Нельзя его ко мне на стол чуть быстрее подать?
   Девушка, напрочь забывшая о втором блюде Федора, и - теперь уж очевидно - с чугунной, после бессонной ночи, головой, потерла лоб, собираясь с мыслями.
  -- Так, а я не подала еще что ли?
  -- Что ли нет, - съязвил Халязин. - Разве что он в супу плавал - черненький такой, как маслинка!
  -- О, господи! - снова вздохнула официантка, поднимаясь. - Сейчас скажу, чтоб подогрели...
   Халязин скрипнул стулом, усаживаясь прямо.
  -- Да, я отвлекся... Так о демократах и прочих. Если на то пошло, то я скорее монархист. Ты, как я понимаю, уже догадался, что я бывший служивый, да и со звездочкой на погоне с двумя просветами угадал. Но в Конторе я оставался только покуда смысл в том видел. Знаешь, все можно понять, принять и оправдать, если цель ясна и ты с ней согласен. Это с петровских времен еще пошло, а то и раньше: можно людей до скотского состояния опускать, ноздри рвать и клейма им на лбу жечь, их костями болота гатить, на которых и по сю пору Питер наш любимый стоит, "европейский фасад России", мать его через так! Потому и Сталина я готов уважать. Не о себе Сосо думал, имел вот здесь... - Халязин с размаху шлепнул ладонью себя по лбу, - некое представление о том, "зачем", "как" и "почему". И не потому народ его терпел почти тридцать лет, что боялся (хотя и это было, чего греха таить!), а потому что понимал: он видит дальше остальных, глубже остальных, в башке у него не "после нас - хоть потоп", как один французский император по недалекости своей ляпнул, и не "навариться и разбежаться", как в нынешние времена. У него был План. И если для этого Плана не было средств исполнения - он их искал, и, не найдя, создавал.
   Федор перевел дыхание.
  -- И даже когда я только службу начинал, все оставалось более-менее ясным: есть противник - вполне определенный, со своими сильными и слабыми сторонами, просчитываемыми и учитываемыми, - и есть задача если не победы над ним, то противостояния ему. Твердая почва была под ногами - понимаешь? - Халязин опустил голову, взглянув на Сергея снизу вверх, с давней какой-то мукой в глазах.
   Раменских кивнул.
  -- А потом все расползлось, расклеилось, развалилось. Не Союз развалился - хрен бы на него, на лоскутное одеяло это, которое мы сейчас суровыми нитками пытаемся стянуть - а сам смысл работы исчез! Сегодня один верховный начальник - одна политика. Вчерашний враг - лучший друг. Он тебе бабок на бедность подбрасывает, и ты берешь! И еще кланяешься чуть не в ноги, и благодаришь за советы его дельные, да за то, что он тебя чуть не в ровню себе держит, за круглый стол пускает. А завтра - другой у тебя начальник, и злейший враг оказывается не снаружи, а вовсе даже внутри. И именно его нужно давить до визга, до тех пор, пока сопли кровавые из него не полезут. Но и это можно было стерпеть - в конце концов, наше дело отвечать на приказы "есть!" и приступать к исполнению. Да только оказывается, что враги эти, которых ты ищешь, находишь и давишь в полном соответствии с поставленной задачей, они не враги государства российского, а личные враги нынешнего начальника. И, если он завтра сменится на третьего, то враги могут снова стать лучшими друзьями или, в крайнем случае, невинными жертвами системы. Было уже такое - проходили. Вчера - статья за антисоветскую деятельность, сегодня - патриарх отечественной культуры, новый Лев Толстой, гордость России... И понимаешь со временем, что это разные вещи: интересы страны и интересы государства. Потому как что такое государство? Проходил в свое время марксизм-ленинизм?
  -- Эк тебя занесло, Федор, - пробормотал Раменских. - Ты мне еще экзамен сейчас устрой - самое время!
  -- А хрена ли сейчас делать? Сидим, отдыхаем, кушаем мал-мала, разговоры разговариваем. Или ты дома только думаешь? Вот так, приходишь к себе, усаживаешься в кресло, подпираешь голову ручкой, - Халязин изобразил роденовского "Мыслителя", - и начинаешь размышлять о смысле жизни, о своем месте в мире... А?
  -- Чё наехал-то? - попробовал отбиться Сергей. - У меня вообще времени нет толком на "подумать". Мне работать нужно, деньги зарабатывать!
  -- Ну, тут ты маху дал! - рассмеялся в голос Халязин. - Если четко для себя не разобрался, в чем твоя роль заключается, как мир устроен - ни хрена ты в жизни не добьешься, так и будешь всю дорогу: "чего изволите, ваше сияс-ство..." Ты пойми: государство - производное от слова "государь", это инструмент для осуществления воли Государя, ни больше, ни меньше. Когда у нас, в России, цари с царицами за все в ответе были (не Алексашки с Николашками, которые "первые среди равных", а до них еще, по Екатерину Великую) - и страна была государством, и каждый человек в ней до последнего холопа. Это все, - Федор широко взмахнул руками, - было одним огромным инструментом, личной собственностью. А потом началось постепенное разделение на "моё", то есть царское, и "ваше" - дворянское и купеческое, крестьянское и буржуинское. И права государства, роль его в стране начала сокращаться, скукоживаться как... - Федор зажмурился, будто выдавливал изнутри черепа нужное ему определение, - ...как шагреневая кожа. Везде так происходило, не только у нас. И кое-где дошло до того, что государственная часть сузилось ровно до тех функций, которыми никто в обществе не хотел заниматься: армия, федеральная полиция или жандармерия, секретные службы, законотворчество, кое-какие инфраструктурные проекты. Всё! Остальное - самоуправление и частная инициатива граждан...
   Федор, не переставая говорить, выбросил руку и ухватил двумя пальцами проходившую мимо него с нагруженным подносом официантку. Та послушно остановилась.
  -- Куда? Цыпленок мой где? - спросил Халязин, продолжая смотреть в глаза Сергею.
  -- Сейчас принесу. У меня не сто рук... - устало ответила девушка.
  -- Смотри, девочка! - сказал Федор. - Я ведь и обидеться могу. А тогда и тебе обидно могу сделать - ты уж поверь.
  -- Все я поняла.
  -- Свободна! - и Халязин разжал пальцы.
  -- Щас застращаешь пацанку, - засмеялся Раменских, - она вообще отсюда сбежит.
  -- Не сбежит, - буркнул Федор. - Хотела бы - давно сбежала. Некуда ей бежать. Терминальное состояние, как врачи говорят. И таких полстраны... Да, так о чем я говорил? Ага, про самоуправление граждан! Так вот, происходит это вовсе не по той причине, что там, за бугром, - Халязин мотнул головой в сторону окна, - политики честнее или умнее наших - все они одним миром мазаны, клейма ставить некуда. Государство там скукоживается, поскольку в стране кроме населения еще и граждане есть, да еще и много их, если не большинство. Знаешь, чем граждане от населения отличаются? - вскинул он глаза на Раменских.
  -- Сознательностью? - предположил Сергей со скептической улыбкой.
  -- Хрен тебе, а не сознательность! - выпалил Федор. - Тем, что гражданин хозяином себя чувствует, а население - нахлебником. Ты вот на кухне кем себя чувствуешь, когда входишь и свет зажигаешь? А таракан кем? Вот, тараканы и есть население. Оно же - народ на политическом шифрованном языке. А, коли народ - тараканье по духу племя, так давить его не только можно, но и нужно! Чтоб не плодилось до безобразия и не борзело сильно, по стенам при свете бегая...
  -- Ну, ты загнул, Федор!
  -- Я загнул? Я докажу!..
   В этот момент подошла официантка, выставив перед Халязиным долгожданную половинку жареного цыпленка, пустой стакан и графинчик с водой - всё, как он просил.
  -- Вот за это спасибо, девушка! - оживился Федор. - Будь я помоложе, я бы вас прямо расцеловал!
  -- Обойдусь как-нибудь! - буркнула официантка.
  -- Конечно, обойдетесь, - согласился Халязин, сохраняя на лице улыбку. - Вот салфеточек еще добавьте на стол, и тогда, так и быть - я избавлю вас от сомнительного удовольствия со мной целоваться.
  -- Ох! - закатила под лоб глаза девушка. - Да когда же это кончится? Вот послал мне Бог клиентов!
  -- Боженька - он всё видит! - ответил её в спину Федор. - Он знает, кого как наградить!
   С видом лакомки-дегустатора Халязин перелил воду из графина в толстостенный стакан, поднял его на уровень груди, хэкнул и, манерно отставив мизинец с перстнем, выцедил. Анчару (а он скептически наблюдал за демонстрацией, и Сергей это отметил) наверняка показалось, что "питерец" только что приговорил граммов двести чистенькой.
  -- Так насчет доказательств, - снова заговорил Федор, разрывая цыпленка пополам и отделяя ножку. - Ты как к президенту нашему относишься?
  -- Я? Да нормально. Хороший мужик, хваткий.
  -- А обращал внимание, что сейчас у каждого чинуши, от мелкого клерка где-нибудь в собесе до губернаторского кабинета, его портрет либо за спиной висит, либо на столе стоит?
  -- Ну и что с того? Уважает народ, побаивается слегка.
  -- А у американцев или французов видел, что в присутственных местах находится? Флаги государственные! Это прямое указание: служу не тому, кто наверху, а стране и государству. У них любят президента или не любят, но на божничку изображеньице его никому и в голову не придет ставить. Потому - с какого перепугу? Он, президент, такой же, как и я. Он, пардон, тоже яйца в штанах носит и по утрам на толчке сидит. Так с чего мне молиться на него? Нормально работает - живи дальше. Хреново работает, трындит не по теме - в шею его, чтоб мозги не парил! Любой американец, к примеру, уверен, что если б ему хоть чуть подфартило, он бы не только тамошним президентом заделался, но и - бери круче - даже банком или заводом фордовским смог руководить! А мы же как ковыль степной. С Ельциным еще туда-сюда, хоть как-то показал себя человек до того, а не после. А потом? Сначала: кто такой? Откуда? А почему он, других нет? Потом: ну ладно, вроде тянет пока, справляется. И позже: ох, как же повезло России, что нашелся такой единственный и неповторимый! Ох, не бросай ты нас, батюшка, сирых и убогих - ведь на тебя вся надёжа, государь!
   Халязин вгрызся в мясо и даже глазом не повел, когда открылась дверь кафе и вошла Юкка. Зато Раменских полюбопытничал, столкнулся с ее взглядом и проводил заинтересованно к стойке, за которой тщетно пыталась скрыться официантка.
  -- Вроде все у нас складывается, - сообщил он Федору. - Кусочек к кусочку, аки паззл какой!
  -- И ето правильно! - поддакнул Халязин, уперев на ЕТО. - И осилит дорогу идущий, и обрящет истину взыскующий ее...
  -- Села к нему, - вполголоса прокомментировал Сергей чуть позже. - Обнюхались сперва, но вроде признались обоюдно.
  -- Ага! - кивнул Халязин, продолжая отрывать зубами чуть жестковатое куриное мясо. - Ты рассказывай мне все потихоньку, а я базлать продолжу. Вроде у нас с тобой сурьезный пацанский базар идет...
   Дальнейший их разговор походил больше на беседу двух незнакомых людей, случайно оказавшихся рядом и продолжающих общаться по телефону с далеким и невидимым собеседником. "Просекаешь, что я тебе толкую?" - громко говорил один. Другой же вполголоса отвечал: "Достала из пакета книжку или блокнот, передала... Смотрит". На что первый спрашивал: "А это распихивание по должностям своих корешей? От большого ума что ли? Ну, давай тогда соседей искать, дружков по детскому саду, с которыми рядом на горшках сидели - тоже начнем пристраивать!" И второй в ответ: "Вытащил из кармана плаща что-то маленькое - отсюда не видна ни фига... Молчат. Все, собралась уходить. Внимание, рядом..."
   Халязин склонился над тарелкой, размалывая хрящ на куриной кости. Едва закрылась дверь за вышедшей девушкой, он вопросительно поднял глаза на Сергея.
  -- Складывает все в портфель, - прокомментировал тот. - Закрывает. Собирается уходить.
  -- Набери-ка Аркадия из ее кафушки, - попросил Федор, - да трубочку мне дай!
   Не обращая внимания на стук отодвигаемого в противоположном углу зала стула, он наскоро вытер салфеткой пальцы и губы, принял переданный ему телефон.
  -- Привет! Это ты что ли, Аркадий? Ага, привет еще раз. Да, Федор Михалыч беспокоит. Слушай, совсем вскорости должна наша подружка в клубе нарисоваться, так нужно, чтобы ты легкий шмон у нее в сумочке произвел... А где ты? Да мне по фигу, что на рынке, и что закупать еще много чего! Минут сорок у нее уйдет на доезд, там, переодеться, подмазаться-накраситься, туда-сюда, в отдел труда... Еще полчаса. Вот, через полтора, максимум два часа ты должен быть на месте. А ты, Арканя, постарайся - не в первый раз замужем! Нужно необычное что-нибудь присмотреть, экзотическое...
   Мужские шаги, приближавшиеся сзади, чуть замедлились - человек явно пытался расслушать подробности чужого телефонного разговора. Раменских перестал пристально рассматривать свои ногти на руках, поймал фальшиво-скучающий взгляд Анчара и широко ему улыбнулся. Однако выражение глаз он изменить даже не пытался, позволив прочитать в них: "Тебе чего надо? Идешь мимо - ну, и перебирай ногами шибче, пока я не встал, не помог дверь головой открыть!..."
  
  

Глава 5. Логово

   Вычислить место, куда направлялся Анчар, оказалось нетрудно, и у свертка с шоссе на бетонку они были минут за десять до появления его "форда". Свою машину они отогнали метров на двести в сторону, приткнув за десяток бетонных плит, сложенных друг на друга. Плиты лежали давно, лет двадцать, отчасти потрескались, отчасти проросли жидкими кленовыми стволиками. Сергей успел покурить, а Халязин развлекался с приборчиком, наблюдая за ползущей по экрану зеленой меткой.
  -- Ну что ж, Сергей, - сказал он, дождавшись чего-то своего, - однако, теперь наш выход.
  -- Выход, так выход, - согласился Раменских, щелчком отправив окурок в кусты.
   Он даже не удивился, увидев, как Федор извлек из кармана куртки незнакомый по виду пистолет, передернул затворную раму, дослав патрон в патронник, и только после этого убрал оружие, поставив на предохранитель.
  -- Турецкая пукалка, - пояснил Халязин напарнику. - Травматика. Почему-то мне кажется, что в таких случаях лучше перебздеть, чем обосраться.
   Сергей пожал плечами. Как-то, на его взгляд, Анчар не казался способным на активное сопротивление.
   За ворота проникли беспрепятственно. Здоровенный кавказец, лежавший на цепи возле будки, лишь поднял голову, отреагировав на их появление и, посчитав на этом свою работу выполненной, снова опустил ее на пыльный асфальт.
   Анчар вышел из машины и направился за угол склада. Они шли за ним шагах в тридцати и быстро нагоняли. Наверное, он бы успел скрыться за железной дверью своей безоконной будки, да замешкался с ключами.
  -- Помочь? - громко спросил Халязин метра за три.
   Анчар вздрогнул и чуть не выронил связку.
  -- Да нет, спасибо, - ответил он, заметно поменявшись в лице, - сам справлюсь!
  -- Мы подождем, - подключился Раменских.
   Сейчас Анчар выглядел совсем иначе, нежели в кафе - не испуганным, а каким-то очень усталым, словно оттрубившим двенадцать часов на заводе, в грохоте стальных тележек по бетонному полу и вое токарных станков. Даже почти не удивился, когда Федор назвал его по имени и припомнил сетевой ник. Нет, проблем с ним не будет, - еще раз убедился Раменских, проводив взглядом узкую спину Дементьева, послушно отошедшего к стене и застывшего рядом с ней.
   Халязин начал бегло осматривать помещение, снимал какие-то банки с полок, читал надписи, шутливо интересовался у Анчара не взрывчатку ли он изготавливает - больно уж некоторые компоненты для нее подходящи, потом намекнул на самогоноварение... Раменских окончательно расслабился, невольно поддавшись добродушно-хозяйственному тону Федора, чувствовавшего себя, как рыба в воде. И чуть не подпрыгнул, когда напарник резко вышел из образа доброго следователя, оглушительно заорав:
  -- Зря, говорю, в молчанку играешь!! Сюда подошел быстро и сел!
   Не меньше Сергея пораженный криком, Дементьев будто прирос к полу. Пришлось подтолкнуть его в нужном направлении - к стулу, удерживаемому Федором за спинку. С каждым шагом становясь все ниже ростом, Анчар выполнил приказ.
  -- Сереж, глянь портфельчик! - попросил Федор.
   В портфеле не было ничего интересного за исключением нескольких пачек денег, вложенных в канцелярскую мультифору. Евро еще сохранили банковскую бандерольку, пусть и надорванную, но пачка была вполовину тоньше положенного. Раменских бегло ее просмотрел - не кукла ли, и с учетом номинала оценил в пять тысяч. Остальные десять пачек были схвачены резинками и, несмотря на объем, большой ценности не представляли. Всего лишь десятки разной ценности потертости.
  -- Пять штук евро и десять в рублях, - сообщил он.
   Халязин продолжил юродствовать.
  -- Ну, прошла, значит, сделочка! - наклонился он к уху Дементьева. - И мы по-прежнему не хотим сообщить интересующимся людям, что это мы такое интересное делаем и так задорого продаем?
   Анчар смолчал, лишь дернулся недовольно. Халязин, по всей видимости, и не ждал от него прямого и честного ответа. Благожелательно заворчав, он оттолкнулся от стула, еще раз окинул взглядом тесную и темноватую комнату, перешел в угол и полез в шифоньер с мутной от бесчисленных отпечатков ладоней полировкой. Небрежно подвигав плечики, прощупал развешанную на них одежду, зачем-то полез рукой в узкую щель между стеной и задней стенкой, не удовлетворившись этим, еще и изогнулся, заглянув в нее. Дементьев неподвижно сидел, уставясь в пол меж своих ног.
   Федор завозился, полез во внутренний карман своей кожанки, вытащил радостно запиликавший телефон. Мельком глянув на высветившийся номер, поймал взгляд Сергея и многозначительно ему подмигнул.
  -- Да, Аркаш! - ответил в трубку.
   Потом с минуту слушал речь далекого собеседника, нарочно отстранив телефон от уха и рассматривая затылок Анчара с таким интересом, словно обнаружил в жидких волосах росток вишневого дерева. Потом лицо Федора разгладилось.
  -- Нормально твой пацан сработал: нашел, забрал. Вот такая ампулка оказалась! - он подошел ближе к Сергею, выйдя из-за Анчара, продемонстрировал кончик указательного пальца.
   Раменских только головой качнул. В конце концов, чего-то подобного они и ждали: пакетика с порошком, ампулы, упаковки таблеток. Не иглой же с кураре собиралась действовать Юкка - не идиотка же она полная!
   Халязин тем временем набрал на трубке нужный ему номер, подтянулся как-то, плечи расправил, входя в новую роль. Даже голос у него стал звучней, уверенней. Сейчас Раменских был уверен, что на погонах Федору доводилось носить не меньше двух просветов. Впрочем, в той организации форму надевают нечасто, больше к штатской одежде привыкли.
  -- Пал Семеныч? - четко заговорил напарник. - Халязин тебя беспокоит - помнишь еще? Ага! - хохотнул довольно. - Слушай, теперь уже не в службу, а в старую дружбу: позвонит тебе один человечек, представится от меня - так ты его не гони с порога. Надобность есть в твоей помощи...
   Федор кратко изложил просьбу, пообещав, что неведомый Пал Семеныч внакладе не останется. Потом с довольным смешком прихлопнул внимательно слушавшего разговор Анчара по плечу.
  -- Через пару часиков нам все станет ясным и без тебя! Но остается возможность сэкономить нам массу времени, а себе - сберечь нервы. Каков будет твой положительный ответ?
   Дементьев пренебрежительно пожал плечами.
  -- Там ничего нет, кроме воды! Можете надрать мне уши, как обещали своему "спецу", и спокойно отпускать.
  -- Значит, желания избегнуть неприятностей у тебя нет! - резюмировал Халязин. - Понятно. Как говорится, я зла не помню, потому всегда его записываю...
   Сделав два шага, он присел возле громоздкого уничтожителя бумаг - похожий стоял у секретарши Безрукова.
  -- "Дефендер си-двадцать два-си-си", - прочитал он надпись. - Что за зверь такой?
   Дурачится, что ли? - подумал Раменских, однако, поняв, что Анчар не собирается отвечать на вопрос, подал голос сам.
  -- "Дефендер" означает "защитник". Шредер обычный!
  -- Шредер? Очень необходимая вещь в химической лаборатории! - отозвался Федор, вытянул снизу пластмассовый лоток, оказавшийся пустым, и пошарил в нем рукой. - Очень интересно!
   Что-то он в нем все-таки обнаружил - лизнув палец, выудил им крошечный квадратик бумаги, с которым и подошел под яркую лампу, рассматривая. Сергей оторвался, наконец, от косяка, подошел, глянул: бумажка как бумажка, зеленовато-серая, невзрачная. Однако Халязин неожиданно остался доволен находкой.
  -- Вот даже как! - и сразу сдул клочок с пальца.
   Дальше он стал ворочать здоровенные бутыли с прозрачными жидкостями, задвинутые под узкий и высокий лабораторный стол. Как понял Раменских, в одном из них обнаружился спирт, в другом - обычная вода. Перебросился несколькими шутливыми репликами с Дементьевым на предмет способа употребления и метода разведения, причем ответы Анчара ему не понравились - слишком уж уклончивые. Создавалось впечатление, что хозяин совсем успокоился, даже ногу на ногу положил. Сидит, тянет время в ожидании, пока его оставят в покое и уберутся восвояси.
   Халязин тоже это заметил, посуровел.
  -- Как мне надоело гудение это! - высказался в сердцах, почти скакнул к щитку и ткнул в красную кнопку выключения вытяжки. - Давайте-ка, Алексей Леонидович, потише сделаем, хоть перекрикивать его не надо!
  -- Оставили бы вы ее, - лениво проговорил Дементьев. - Помещение замкнутое, естественной вентиляции нет, а среди реактивов есть и щелочи с кислотами. Хоть и слабенько, но парят. Как бы худо вам с непривычки не было!
  -- А мы потерпим, - оптимистично заявил Федор и потер руки, размышляя, куда бы еще их запустить.
  -- Как хотите, - пожал плечами Анчар. - Мое дело предупредить... - и задрал глаза в потолок, демонстрируя, что ему плевать на происходящее.
   Халязин набычился.
  -- Вот что, Алексей Леонидович, - негромко, но с явной угрозой сказал он, - мы сюда не шутки пришли шутить. То, чем вы занимаетесь, нам известно. Как и значение вашего псевдонима, кстати, - Анчар. Можете не верить, но образованием мы не обижены, и пушкинские строки "В пустыне жаркой и сухой..." припомнить еще в состоянии!
  -- Лермонтовские, - решил восстановить справедливость Раменских, и получил в ответ недовольный взгляд Федора.
  -- Что - лермонтовские?
  -- "Анчар" Лермонтов написал, Михаил Юрьевич.
  -- Да похрену, кто написал, - рявкнул Халязин, - хоть Пастернак в соавторстве с Некрасовым, суть дела от этого не меняется! И сок ядовитый остается, и по ампулкам разливается и продается желающим!
  -- Да нет никакого сока, - поднял голову Дементьев. - Обман все это, пустышка, лохотрон для идиотов...
   Но Халязина не так легко можно было переубедить. Несколько мгновений он в упор разглядывал Дементьева, играя желваками. Тот не стал подыгрывать и почти сразу опустил глаза.
  -- Мать твою! - негромко, но с угрозой бросил Халязин, нагибаясь к письменному столу и вытягивая из тумбы верхний ящик. Почти пустой - Федор вывернул его содержимое на пол. Скользнула к стене сложенная вчетверо старая карта автомобильных дорог, раскатились по линолеуму шариковые ручки, пара квитанций каких-то порхнула. Единственным, к чему можно было придраться - к ленте одноразовых шприцев, но и те были новыми.
   За первым ящиком последовал второй, третий. К неряшливой куче под ногами Халязина добавилась синяя книжка с химической формулой на обложке, несколько пластиковых боксов с музыкальными дисками, дешевенький микрокалькулятор, журнал "Юность" восемдесяткакого-то года... Лишь в самом нижнем ящике обнаружилась упаковка с пластиковыми ампулками. Черная надпись на стандарте гласила: "сульфацил-натрий".
   Халязин торжествующе подхватил ее с пола.
  -- Что это? - сунул к глазам Дементьеву.
   Тот пожал плечами.
  -- Вот именно это я и продаю. Безвредное лекарство, но клиенты верят, что внутри ампул сильнодействующий яд, который невозможно обнаружить ни при какой экспертизе.
  -- Для этого не обязательно оснащать химическую лабораторию! - заявил Федор.
  -- Да мало ли... - снова пожал плечами Анчар. - Клиенты бывают въедливые - вдруг, кто-то захочет убедиться в серьезности поставщика!
   С точки зрения Сергея, объяснение Дементьева звучало вполне убедительно. Однако, Халязин ни с того ни с сего взъярился не на шутку. Теперь он уже не изображал попеременно то злого, то доброго следователя - покраснел лицом, заорал так, что, кажется, и слюни брызнули.
  -- И ты его, значит, сюда привезешь, все покажешь, лапши на уши навешаешь, всучишь туфту и сможешь спать спокойно? Да если клиент действительно окажется серьезным, он тебе за лохотрон башку дурную в три секунды скрутит! Кому ты пытаешься мозги закомпостировать, а, Лешка? Мне? Да я тебя, сучару, насквозь не хуже рентгенолога вижу! И руку на отсечение даю, что гнильем у тебя здесь воняет, поганым смертным духом!
  -- Заболела? - вдруг спросил Дементьев.
  -- Кто?
  -- Голова, спрашиваю, у вас заболела? Орете на меня, оскорблять начали. Я же сразу предупреждал, что от реактивов с непривычки голова может разболеться. А у вас, по-моему, еще и давление прыгает!
   Халязин вместо ответа повернулся к столу, крякнул, отодвигая один его угол. Заглянул в образовавшее пространство, пошарил рукой.
  -- А это что, я тебя спрашиваю? - и продемонстрировал сжавшемуся Анчару пистолет.
   Ё-моё! - охнул про себя Раменских. - Вот это Федор чучу отчебучил! Да как же он его вычислил-то? Ведь такое ощущение, что с самого начала знал, что именно ищет, и даже примерно представлял - где!
  -- Похоже, "ТТ", - громко сказал Сергей и тут же добавил про соответствующую статью УК и срок лишения свободы.
  -- Вижу, ты пес зубастый, - заключил Халязин. - Денег не пожалел, на рыск (он так и сказал подчеркнуто - "рыск") пошел, ствол покупая. Видать, все-таки серьезным делом занимаешься, и вовсе не фуфло клиентам толкаешь. А ну, встал быстро! - рявкнул снова.
   Подскочивший Анчар был тут же обыскан, оба мобильника и ключи от машины изъяты и брошены на стол.
  -- Садись!
   Сделав круг по комнате, Федор заговорил сухо и деловито.
  -- Даю минуту тебе на размышления. Дальше решай: или ты продолжаешь играть в молчанку, три обезьянки из себя корчишь, которые "ничего не видел", "ничего не слышал", "ничего не скажу" - и я тогда просто звоню в ментовку и сдаю тебя со всеми потрохами. Поверь, запрессуют там тебя так, что кроме паленого ствола ты еще и пару мокрых висяков на себя примешь. Или ты все нам выкладываешь: что ты делаешь, из чего делаешь, где хранишь произведенное. Минута уже закончилась, можешь начинать колоться, и рекомендую начинать с самого начала: из чего ты свою химию гонишь?
   Бледный Анчар натянуто улыбнулся.
  -- Из чего? Я думал, вы уже догадались. Да из денег же и делаю!
  -- Блин! - рявкнул Халязин, и Сергей удивился, что тот удержался от более грубого слова. - Я же просил: не компостируй мне мозги!
  -- Но я и вправду использую в качестве сырья бумажные деньги, - сказал Дементьев. Он даже сумел сохранить на лице некое подобие улыбки, будто побоявшись совсем ее убрать.
  -- Подробно расскажи! - порекомендовал Раменских, поняв по натянувшейся на спине Федора кожаной куртке, что тот готов сделать допрашиваемому весьма болезненную пакость.
  -- Да чего подробно? Пропускаю десятки через шредер, заливаю дистиллятом с небольшим количеством спирта, чтоб не завоняло, выдерживаю, отцеживаю, вымораживаю, развожу, разливаю... Весь процесс чуть сложнее обычного самогона.
   Халязин шумно выдохнул, потер затылок. Сергей вдруг тоже почувствовал, как в правом виске запульсировала боль. Душно, - подумал он. - Воздуха здесь мало, а мы уже чуть не час втроем взаперти. Как там Райкин говорил: "и ведь каждый норовит вдохнуть кислород, а выдохнуть... всякую гадость!" Или то был Жванецкий?
   Федор взглянул на часы.
  -- Так. Слушай сюда. Времени у нас достаточно: мой человечек отзвонится не раньше, чем через полтора часа. Вот это время у тебя есть шанс использовать с абсолютной для себя полезностью. Медленно, подробно, с чувством расскажи все с самого начала. От кого узнал рецептуру. Какой развивается эффект. Как и на ком проверял отравляющее действие. Каким клиентам сбывал. Поехал!
  -- С самого начала, говорите? - Анчар скептически глянул на Федора и сразу опустил глаза. - Ваша воля. Только с начала - очень длинно будет. Например, вы знаете, что по данным одного из исследований, в США 80 процентов стодолларовых купюр несут следы кокаина? А в Вашингтоне, так и все девяносто...
   Раменских хмыкнул.
  -- Блин, красиво живут, сволочи! Вот не просто им полоску зашмыгнуть нужно, а обязательно через "франклина"! Эстеты, мать их!
  -- Да, - согласился Дементьев. - Ну, я заинтересовался, решил перепроверить с нашими деньгами - ничего подобного.
  -- Что, прямо в хлам деньги портил? - подал голос Халязин. - Живешь богато?
  -- Да нет, - ответил Анчар, - зачем портить! Бумага на купюрах довольно прочная, стирку с порошком и кипячением выдерживает. Достаточно было вымочить, скажем, пачку десяток в воде - двух-трех дней вполне достаточно, - а потом раствор прогнать через хроматограф, с реактивами побаловаться. Я ж химик, поэтому представляю, что можно сделать, если знать, что искать!
  -- И что? Совсем пусто?
  -- Абсолютно. Во всяком случае, в тех пробах, что делал я, следов наркотиков не было: ни кокса, ни герыча, ни лизергинки...
   Насчет "лизергинки" Сергей не понял, но переспрашивать постеснялся - Халязин не вскинулся, значит, уж он-то полностью в теме! Да и фиг! В таких случаях молчание за ум канает.
  -- Так ты зачем полез проверять-то? Решил из денег наркоту добывать что ли? - уточнил Федор. - Это ж бред!
  -- Да какой бред? И мысли такой не было - просто не поверил американцам, посчитал "уткой газетной". Я вообще привык на слово никому не верить. Вот пример, кстати! Что будет с человеком, если он съест столовую ложку соли?
  -- Ничего, - пожал плечами Халязин.
  -- А вот я еще в детстве в одной книжке прочитал случай, когда мальчишки решили подшутить над одноклассником и шоколадную конфету начинили солью. И, мол, у него понос открылся до самого вечера. Так я решил проверить - классе в шестом был, по-моему...
  -- И как? - поинтересовался Раменских. - Пронесло?
  -- Чуть не сдох, - серьезно ответил Анчар. - Вырубился на сутки: температура под сорок, тошнота, рвота, чуть позже и впрямь понос открылся. А еще я голодал неделями, йогой занимался, мясо сырое из морозильника ел - типа строганины делал... Тоже вывернуло.
  -- Да ты прям герой, - буркнул Халязин. - Фистулу в желудок не пробовал ставить? Чтоб как у павловской собачки сок по звонку отделяться начинал... Ладно, проехали. Давай ближе к теме - к деньгам то есть.
  -- К деньгам... Да там, в общем, все просто. Понятно, что денежные купюры, если не только совсем новые, несут массу грибков и бактерий: сотни рук, пот, чешуйки кожи, хранятся почти всегда в тепле. Недаром ветхие деньги уничтожают особыми способами - сжигают в высокотемпературных печах или захоранивают в глубоких шахтах. Лет тридцать назад, кстати, когда была массовая смена денег, под это использовались даже шахты от снятых с дежурства баллистических ракет. В общем, процедура утилизации довольно сложная, просто так этот яд на свалку не вывезешь. Вот я и задумался: а что там может быть опасного? Не в краске, не в бактериях, не в самой бумаге. А ведь ответ на поверхности лежит, стоит только обратить внимание на девочек-кассиров в любых супермаркетах, вокзальных кассах, Сбербанке - вообще в любом месте, где идет большой поток наличности через человеческие руки.
  -- И что? - снова спросил Раменских. - Девчонки, по-моему, как девчонки...
  -- Они все молодые, - ответил Анчар. - Куда они деваются в тридцать-сорок лет? Не все же вырастают до менеджеров? Остается предположить, что выдерживают они год или два в лучшем случае, а потом меняют работу. Хоть куда, лишь бы подальше от кассы.
  -- Хрень собачья! - буркнул Халязин. - Устают от людей, от конфликтов, работа почти всегда стоя на ногах. Причем здесь деньги?
   Анчар коротко взглянул на него.
  -- Работ на ногах много. Много профессий, связанных с контактами с людьми: медики, милиция, такси, учителя. Что, среди них тоже средняя продолжительность работы меньше трех лет?
  -- Вот у меня тетка - сейчас-то на пенсии, конечно, - не выдержал Раменских, - так она двадцать лет оттрубила кассиром в Сбербанке - и хоть бы хны! А ведь, наверное, она руками тонны этих денег перелопатила. И ведь в советское время даже машинок купюросчетных толковых не было - пальчиками, знаешь, пальчиками!
  -- И как? - поинтересовался Дементьев.
  -- Что?
  -- Здорова ваша тетка?
  -- Да ей семидесятник уже стукнул, - удивился Сергей столь наивному вопросу. - Как же она может быть здорова?
  -- Ну, то есть никаких последствий не было, - пожал плечами Анчар. - Что ж, повезло!
  -- Да... Ну, нет, - вдруг засомневался Раменских. - Она же и на пенсию раньше ушла, по инвалидности. Этот... как его... Суставы, короче, опухать начали, пальцы совсем гнуться перестали!
  -- Полиартрит, - кивнул Дементьев. - Не берусь говорить уверенно, все-таки не врач, но, скорее всего ревматоидный. Это когда начинают вырабатываться антитела к собственным тканям организма. И вы по-прежнему думаете, что никакой связи с ежедневным общением с зараженными всеми возможными микробами деньгами здесь нет?
   Теперь пришлось смутиться Сергею.
  -- Она ж не померла все-таки!
  -- Не будем отвлекаться! - выручил его Халязин. - Деньги, грязь, микробы - понятно. Бактериальное оружие. Могу поверить. Но ты ж воду в ампулах продаешь! Там что - новый штамм вируса? Токсин наподобие ботулинического? Яснее говори!
  -- Да понятия не имею! - признался Анчар.
  -- Как так? - не понял Федор. - Что, б..ь, опять в молчанку играть начал? - он с грохотом обрушил ладонь на столешницу.
   Дементьев вздрогнул.
  -- Я, правда, не знаю. Для себя сделал вывод, что это страх, на этом и построил технологию.
  -- Что значит, страх?
  -- Не знаю. Могу объяснить лишь примерно. Десятки, с которыми я, в основном, и работаю, - деньги мелкие, рук проходят много, и большинство этих рук людей не слишком богатых. А кто у нас не слишком богаты? Работяги от сохи и стакана, пенсионеры, инвалиды, бюджетники всякие, кто каждую копейку считает и даже с замурзанной десяткой расстается через душевную боль. И что такое сильное переживание? Пот, адреналин, всякая хрень, короче, которая отвечает за развитие стресса. И все это впитывается в бумагу. Плюс сотни лекарств, которые смешиваются с другими лекарствами, и еще окисляются или восстанавливаются в организме, садят на себя фосфорные, хлорные, серные окончания... Вы понимаете, что вычислить первопричину почти нельзя?
   Анчар почти уже не говорил - бессвязно бормотал себе под нос, не поднимая головы. Если бы Раменских не был на сто процентов уверен, что удерживаемые между колен руки свободны от наручников, он легко мог бы поверить, что перед ним несчастный заключенный, допрашиваемый в скудно освещенной камере.
  -- Так, - прервал его излияния Федор. - Пока ясно. Пот, адреналин, это я все знаю - читал книжки. Ты так и не смог определить самый важный компонент?
  -- Нет. Да, может, его и нет вовсе. Знаю, что вещество это термолабильно, сразу разрушается при сильном нагреве - потому, кстати, раствор нельзя отгонять на обычном дистилляторе. Пришлось корячиться с изготовлением фризера, позволяющем делать холодовую возгонку, а они по каталогам не заказываются, потом вычислять разведения, способы хранения. Сейчас вот пробую сорбцию на целлюлозе, если получится - таблетки можно формовать...
  -- Понятно! - оборвал его Халязин. - Все говно. Полная туфта и траханье мозгов климактерическим дамочкам. Можешь заканчивать - слушать тебя противно, словно сопли жуешь...
  -- Федор Михалыч! - возмутился Раменских. - Давай дослушаем человека, ведь вроде по делу говорит!
  -- Да пургу он гонит! - рявкнул Федор. - Лабильно... мобильно... фризер... - передразнил он Анчара. - Мозги терминологией засирает!
  -- Может, сами хлебнуть отважитесь? - криво усмехнулся Дементьев. - Что-то я совсем не пойму: то требуете признаний, то не верите ничему. Мне как доказать, что я не верблюд - прокукарекать?
  -- Есть у тебя наработанный продукт? - спросил Халязин.
  -- Вон, целая банка! - кивнул Анчар под стол, где рядом с давешним десятилитровым баллоном спирта стоял сосуд с бумажной этикеткой "Aqua destillata".
  -- Бери, Серег! - приказал Федор.
  -- И что?
  -- Вон, в мойку выливай, на хрен!
   Смысла подобных действий Раменских не понял, но и спорить не стал. Подошел к столу, с трудом вытащил полный баллон. Притертая крышка была залита сверху чем-то вроде воска или свечного стеарина.
  -- Эй! - вскрикнул Анчар, когда Сергей, чертыхнувшись, начал соскабливать мягкий слой ключом от машины - ничего более подходящего у него в карманах не нашлось.
  -- Сидеть! - прикрикнул Халязин на попытавшегося встать Дементьева. - Сел назад и прижал задницу!
  -- Вы хоть вытяжку включите - мы ж подохнем все!
  -- Зас-с-сранец... - с оттяжкой произнес Федор.
   Сергей кое-как освободил пробку, осторожно вытащил, понюхал горловину. Абсолютно ничего - вода и вода. Держа бутыль на руках, перенес ее к эмалированной раковине с убогим латунным краником, наклонил над мойкой. С глубоким медленным бульканьем содержимое баллона начало вытекать, чуть поплескивая мелкими каплями в стороны.
  -- Вытяжку, говорю, включите! - снова крикнул Анчар. - Она ж парит сейчас!
  -- Вода? - иронически спросил Халязин, не обращая внимания на готового сорваться в истерику Дементьева. - А как же! Вода вообще имеет свойство литься, плескаться и испаряться. А мы, соответственно, в ней обожаем мыться, купаться, нырять, кувыркаться... Да здравствует, как говорил Чуковский, мыло душистое и полотенце пушистое!
   Слева заскрипел ножками стул. Раменских непроизвольно покосился в сторону Дементьева - тот решил отодвинуться от летящих в его сторону брызг. Черт, - подумал Сергей, - он и вправду боится, ни фига не придуривается! Так, может, Федор ошибся, и мы заигрались?
   Вода в бутыли начала подходить к концу, мягкие пузыри перестали всасываться в горлышко, прерывая струю, да и сам сосуд стало легче удерживать в руках. Раменских снова взглянул на Анчара: успокоился? Тот с вытаращенными глазами уставился мимо Сергея за его спину. Что за хрень? - подумал Раменских и тут же услышал звук, в котором никак не мог ошибиться - лязг передернутого кожуха-затвора пистолета. "Мать твою!" - хотел он крикнуть, поворачиваясь к Халязину, но не смог: обжигающая, рвущая боль врезалась под левую лопатку. Падая, он еще успел удивиться, что не услышал выстрела, и подумать о банке, которую все-таки нужно удержать в руках, не разбить, и что от Федора-то он никак не мог ожидать такой подлости, и что теперь ему точно конец - ТТ с такого расстояния бьет навылет.
  
  

Глава 6. Развязка

   Конечно, Федор очень хотел напугать Анчара. Другого и выхода у него не было: всего лишь внезапность, нахрап, грубость вместо демонстрации удостоверения и предложения проехать с ними для предметного разговора. Положение частного сыскаря, помимо некоторых преимуществ, подразумевает и массу недостатков, главным из которых является одиночество. Нет у тебя ничего: ни документов, дающих право, ни возможности требовать подкрепления и усиления, ни легкости в обращении за помощью и консультацией к узким специалистам, которых у государства по-прежнему хватает. Поэтому только так: очень аккуратная, издалека и без контактов подготовительная работа, а потом сразу - штурм унд дранг.
   Четко осознавая, что негативного результата от встречи с Анчаром допустить совершенно невозможно, Халязин заведомо шел на конфликт. Дементьев, на его взгляд, сразу догадался, что никаких официальных органов они с Сергеем представлять не могут - иначе сразу бы начал требовать от них документы, ордер на обыск, понятых. На этот предмет сейчас все умные, детективы если не читают, то хоть сериалы смотрят. Потому и не стал Анчар права качать - с теми, кто не представляет закон, нужно быть предельно осторожным. И Федор всячески старался поддержать его в этой уверенности. Только одно ему не нравилось: с чего бы кабинетному червю так переживать во время обыска? Что у него может быть в этой каморке запрятано - деньги? Но ведь он и глазом не моргнул, когда евро с рублями высыпали из портфеля на стол и вполне по-хозяйски посчитали! Если не жаль целых пять штук, тогда за что же он переживает - может, за очень большие деньги?
   Отзвонился Аркадий. Чуть не захлебывался, пока рассказывал, как он хитро все обставил, да как сразу нашел, что искал. Настроение улучшилось. Когда Бородяйкин согласился принять образец на анализ - вообще хорошо стало. Павел Семеныч человек мощный, все кровь из тебя выпьет, если самому что понадобится, но и работу свою знает "от" и "до", если сказал "посмотрю", можно быть уверенным, что из ампулки той пластиковой, что Арканя описал, он все до капельки выжмет.
  -- Ну, скоро и без тебя все станет ясно, - Халязин снисходительно хлопнул Анчара по плечу. - Еще пару часиков потерпим, и дело в шляпе! Не хочешь сэкономить нам это время, а себе - целый моток нервов? Я ведь здорово умею их портить, поверь на слово! Так каков будет твой положительный ответ?
   Дементьев повел плечом, высвобождая его из-под тяжелой руки.
  -- Там ничего нет, кроме воды, - ответил он. - Можете, если очень уж хочется, надрать мне уши, как только что обещали своему Павлу Семенычу, и заняться другими, более серьезными делами.
  -- Значит, желания облегчить свою участь у вас, Алексей Леонидович, не наблюдается. Что ж, так и занесем в протокол. Я ведь, надо признаться, человек совершенно не злопамятный, а коли зла не помню - приходится его записывать...
  -- А это что за зверь? - присел Федор перед уничтожителем бумаг и вслух прочитал название. - "Дефендер си-двадцать два-си-си".
  -- "Дефендер" означает "защитник". Шредер обычный! - подсказал Сергей.
   Это-то понятно, - подумал Халязин. - Шредеров я навидался - не мальчик. Но уж больно крупный зверь для такой комнатенки...
   Он выдвинул лоток и заглянул внутрь. Пусто. Нет, не совсем пусто - крошечный клочок бумажки, наэлектризовавшись, прилип к передней стенке, отчего и остался незамеченным. Федор послюнил кончик среднего пальца, аккуратно снял обрезок. Идеально правильной формы квадратик два на два миллиметра. Высокого же класса требуется секретность, если такая нарезка используется, - отметил Халязин, поднялся с корточек и переместился под лампу. Довольно плотная бумага серовато-зеленого цвета с чуть заметными параллельными линиями. Где такая используется? Разве что на деньгах. Он что, стервец, деньги уничтожает?
  -- Вот даже как! - пробормотал Федор, продемонстрировал находку приблизившемуся Сергею, взглянувшему на нее практически без интереса, и сбросил бумажку на пол.
   Кстати, о поле. Что там за бутыли под столом, нет ли чего интересного за ними? Первая банка была неполной, с обычной навинчивающейся пластиковой крышкой. Халязин мельком взглянул на Дементьева.
  -- Что здесь?
  -- Да так, балуюсь!
   Федор скрутил крышку, как учили в свое время - помахал над горловиной ладонью, подгоняя воздух к носу. Шибануло спиртом.
  -- Крепенько вы балуетесь! - поморщился Халязин. - Градусов девяносто шесть, поди?
   Дементьев не ответил, и Федор, накручивая крышку назад, кивнул в сторону соседней бутыли с латинской надписью на залепленной прозрачным скотчем бумажке.
  -- А это, выходит, разбавитель для "баловства". Так что ли? И действительно не простая водичка, а именно дистиллированная? Не все ли равно, чем спиртяшку разводить? Или от нечего делать решили Менделеева переплюнуть?
  -- Отнюдь, - качнул головой Дементьев. - Просто не люблю примесей в продукте. Кстати, не желаете попробовать?
   Да он просто издевается! - понял Халязин. - И что-то совсем успокоился, будто решил, что я увлекся совсем не тем, не опасным для него. Ну ладно, держись тогда, вонючка!
  -- Ага? А вот вы знаете, Алексей Леонидович, мне давно уже надоело перекрикивать этот вой! - Федор подскочил к выключателю и отпустил кнопку. Вой вентилятора стих. - Вот, теперь хоть поговорим спокойно!
  -- Оставили бы ее, - попросил Анчар. - Помещение небольшое, естественной вентиляции нет, а реактивы есть весьма едкие - сами же видели. Я привычный, а вы надышитесь - потом начнете головными болями мучиться да меня костерить почем зря.
  -- Ничего, потерпим! - отрезал Халязин. - Хватит у нас здоровья часок потерпеть, а, Сергей? - обратился он к Раменских.
   Тот кивнул.
  -- Без проблем, Федор Михалыч!
  -- Вот и я так думаю!
  -- Как хотите, буркнул Анчар. - Мое дело - предупредить!
   Разговор не получался. Халязи сразу дал понять, что им о его деятельности известно вполне достаточно, но Дементьев отделывался общими фразами, даже не особо стараясь уверить их в своем обмане клиентов. Федор почувствовал, что настал момент перейти к устрашению.
   На выворачиваемые из стола ящики Анчар вздрагивал, но продолжал молчать. На найденные ампулы с лекарством, наверняка предназначенные для фасовки сбываемого им продукта, пожал плечами. На откровенный крик в лицо отреагировал участливым вопросом, не разболелась ли у Федора голова - будто решил специально вывести допрашивающего из себя, определив, что физической угрозы вторгшиеся в его лабораторию люди не представляют. Что ж, - решил Федор, чувствуя как и впрямь заломило затылок, - меня ты не боишься, но ведь и я тебя не боюсь нисколечко. И если не удастся прижать тебя к стене и выпотрошить подчистую, то хоть заставлю залечь на дно и надолго-надолго свернуть свою деятельность!
   От мысли перевернуть стол он отказался: пусть они имеют дело с противником, но все-таки пока не откровенным врагом. Поэтому ограничился тем, что рывком отодвинул его от стены и заглянул под выступающую балкончиком столешницу. И сердце сразу радостно екнуло, едва глаза уперлись в приклеенную несколькими полосами скотча пистолетную кобуру.
  -- Ага! - воскликнул Халязин, поддевая мизинцем язычок, удерживающий клапан. Двумя пальцами он осторожно вытянул пистолет. - А это что у нас, хотелось бы знать!
   Машинка была заслуженной: на левой стороне, сразу под кожухом затвора, пляшущими буквами и цифрами были выбиты заводской номер и год изготовления - 1942. Весьма вероятно, что свои гарантированные пять тысяч выстрелов она давно уже сделала, и даже если пролежала все это время в схроне (а не похоже на то, если оценить потертость накладок на рукояти), то вряд ли пружины и сам ударно-спусковой механизм находятся в идеальном состоянии. От такого оружия отказа нужно ждать при каждом выстреле.
  -- Похоже, "ТТ"! - прокомментировал находку Раменских. - Статья 222 УК РФ - до четырех лет!
   Федор глянул на него с уважением: наверное, хороший был мент. Он вот, например, ни черта не рубит в этих статьях, хоть и учил в свое время. Вылетела из него вся теория, одна практика осталась.
   Халязин аккуратно положил оружие на стол и обернулся к разительно изменившемуся в лице Дементьеву.
  -- Вижу - ты пес зубастый, коли стволом обзавелся! - скопившуюся внутри ярость он решил не сдерживать. - А ну, встал смирно!
   При себе у Анчара не оказалось ничего предосудительного, но это не спасло его от пары чувствительных тычков при обыске. Ничего, и это не совсем бес пользы - битое мясо завсегда жевать мягче!
  -- Сесть! И теперь слушай сюда... Даю минуту на подумать, и если по глупости своей ты продолжаешь думать, что легко от нас отделаешься - звоню в ментовку и сдаю тебя со всеми потрохами. Как именно тебя прессовать будут, то уж не моя забота, но прессуют они здорово. Стволик этот, судя по возрасту, наверняка не один десяток владельцев поменял, и история у него должна быть богатая. Плюс, то что мы знаем: переписочка твоя, клиентку последнюю подгоним, денежки предъявим - будет полный букет. С хорошим адвокатом годика в четыре уложишься, ну а если еще и "висяки" на тебя повесят - раскрутишься до семерки. Альтернатива - полное и чистосердечное признание. Конкретно: что производишь, как производишь, из чего, кому сбываешь, от кого рецептуру подрезал. Начнем с начала. Так из чего ты свою отраву гонишь?
   Анчар, не сводивший с него глаз, попытался улыбнуться, но вышло это у него плохо.
  -- Я думал, что вы уже догадались. Да из денег же и гоню!
  -- Блин! - рявкнул Федор. - Я ж просил тебя как человека: не компостируй мне мозги!
  -- Но я и вправду использую в качестве сырья пользованные бумажные деньги!..
   Все время, что Анчар потратил на свой рассказ, Халязина не оставляло чувство безысходности. Точно такое он испытывал лишь однажды, когда во время длительной командировке в Новосибирске у него нестерпимо разболелся зуб. Работы было невпроворот, несколько тысяч страниц материалов, по шестнадцать часов из управления не вылезал - а тут зуб. Стандарта анальгина хватало до первых сумерек, второй заканчивался к утру. Был одновременно уверен, что справится самостоятельно, но уже и предчувствовал, что - нет, придется идти сдаваться человеку в белом халате и с пахнущими мылом пальцами. Полное идиотство, но он и в самом деле с детства панически боялся стоматологов с их уколами в рот и воющими бормашинками.
   Вот и сейчас Федор будто раздвоился. Одна его часть не верила ни одному слову Дементьева и выражала свой скепсис язвительными комментариями, вторая же тоскливо подвывала: "Это правда, голимая чистая правда! Этот кретин совершенно случайно натолкнулся на способ получения уникального яда, почти (а, может, и совсем) недоступного для обнаружения лабораторными исследованиями. Все, что он лепечет о дипольных молекулах воды, ориентирующихся вокруг растворенных веществ и как бы "фотографирующих" их структуру - все это далеко не ново и лежит в основе гомеопатии, десятилетиями третируемой, но всякий раз возрождающейся. Исчезающе малые концентрации лекарств, которые в ней используются, помогают не всем, но ведь есть и излеченные пациенты. Добро бы шарлатаны занимались этой наукой, так нет: возьми любого гомеопата - он тебе диплом врачебный предъявит. И гомеопатические аптеки существуют, в которых работают вполне квалифицированные провизоры и фармацевты, и лекарства эти проходят государственную сертификацию...
   Нет, он не врал, этот Анчар - он свято верил в то, что рассказывал. Невозможно врать так складно, отвлекаясь в воспоминания, приводя примеры из сторонних областей. Так врать могут только гении перевоплощения - талантливые актеры или разведчики. Ни к тем, ни другим Дементьев не относился. И даже оборванная на самом интересном месте история - действующее вещество остается Анчару неизвестным - свидетельствует в его пользу. Никто ведь не мог ему сейчас помешать выдумать несуществующий "5-фтор-7-хлордиметилсульфит бензойной кислоты". Уж для химика-то сочинить такое как два пальца об асфальт...
   А если так, - продолжал размышлять Халязин, - то парень сам себе приговор подписывает. Он думает, что может выгодно "сдать" свою технологию серьезным людям и обеспечить себе безбедное существование? Он весьма сильно заблуждается. Если процесс изготовления столь прост, как он описывает, то нахрен этот Анчар кому-то сдался - на нем же препарат и испытают, а потом... Нет таких людей, что способны хранить секрет бесконечно. Уж на что чисто в 78-м убрали Маркова с помощью рицина, а ведь обнаружил Скотленд-Ярд след укола. Ядом убрали Ивана Кивелиди в 95-м, Цепова в 2004-м - а ведь не слабый человек был, из наших, с Самим в дружках ходил. Да лицо Ющенко достаточно вспомнить, мучительный конец Щекочихина и Литвиненко. А сколько других случаев внезапных смертей важных свидетелей или конкурентов? Такой яд, как описывает Анчар, это настоящая Aqua Tofana и даже еще лучше, потому что в каждом случае прозектор найдет следы естественных заболеваний: инфаркта, инсульта, некроза поджелудочной железы. У каждого из нас есть собственное слабое место организма, не выдерживающее запредельного стресса.
  -- Есть у тебя наработанный продукт? - оборвал Федор словоизлияния Дементьева.
  -- Да вон, целая банка стоит...
  -- Бери, Сергей! - скомандовал Халязин.
  -- Зачем?
  -- Бери, и выливай нахрен!
   Раменских начал возиться с замазанной чем-то крышкой банки, а Халязин ждал, тяжело оперевшись рукой о стол. План в его голове уже сложился.
   Во-первых, нужно всячески закрепить Сергея в мысли, что все им выслушанное сегодня от Анчара - полная туфта. Для этого нужно варварски опустить Дементьева в его глазах, но самого Анчара не трогать - трепло, мол, оно и есть трепло. Сойдут самые простые вещи: демонстративно вылить к чертям собачьим раствор, над которым он так трясется, раздолбать в хлам фризер, используемый для возгонки, хорошенько пнуть дорогой шредер, надрать, в конце концов, уши Дементьеву - как и обещалось с самого начала.
   Во-вторых, на обратном пути созвониться с Бородяйкиным и в присутствии Раменских принять от него сообщение о чистоте переданного ему на исследование образца. Федор не сомневался, что Павел Семенович ничего в той жидкости не обнаружит - не стал бы Анчар по-глупому подставляться, а ведь он химик и прекрасно понимает, какие приемы и способы используют для выявления токсинов.
   В-третьих, сразу после того, как они с Сергеем расстанутся, необходимо тут же созвониться с Дементьевым и вернуться к нему для серьезного и окончательного разговора. Если ему сейчас не заткнуть пасть, не объяснить на пальцах во что он вляпывается и чем это для него чревато, он так и подохнет удивленным. И пусть не заблуждается насчет компетентных органов, которым он вроде и как бы может быть полезен: выдоят и выбросят... На три метра вглубь земли. Не нужны им в серьезных играх такие офисные сморчки!
   Сергей, наконец, расковырял пробку и потащил баллон к раковине.
  -- Эй! - подскочил Дементьев, когда понял, что Федор шутить не собирается.
  -- Сидеть! - рявкнул Халязин. - Шаг назад и прижать задницу!
  -- Вы хоть вытяжку включите - мы ж подохнем все!
   Какой же он трус. Мозгляк паршивый...
  -- Зас-с-сранец! - с ненавистью процедил Федор.
   Дементьев что-то еще лепетал про пары, про брызги, но Раменских донес баллон до раковины и начал с бульканьем опорожнять его. Не нужно, чтобы он сбивался с процесса и начал прислушиваться к словам Анчара. Федор принялся забивать речь Дементьева своим ерничаньем, почти не задумываясь, какую чушь ему приходится нести.
   Кажется, он перенапрягся с шутками-прибаутками. В висках больно затукали молоточки - верный признак подскочившего давления. Ощупью отыскав в кармане початый стандарт адельфана, Федор вылущил таблетку и украдкой бросил ее в рот - Дементьев как раз панически задвигался на стуле, стряхивая с рукава попавшие водяные брызги. Снова опустив руку на стол, Халязин наткнулся на холодное железо.
   Э, черт! Да он вовсе забыл про пистолет! Нет уж, любезный друг, такой возможности мы тебе предоставить никак не можем! Конечно, ни в какую ментовку мы тебя не сдадим, Алексей Леонидович, убережем твою задницу от интимного знакомства с ПР-71, она же - "демократизатор", но пушечку мы с собой заберем, придумаем в пути, как от нее избавиться. Кстати, а патроны-то есть в ней?
   Халязин выщелкнул магазин - одного боеприпаса не хватало. Нет, то что Анчар идиот, это становилось яснее с каждой минутой: надо же додуматься дослать патрон в патронник у "ТТ", чьей особенностью как раз является отсутствие предохранителя. Да и пружина садится быстро. Как он не убил себя вообще? Хотя, с другой стороны, это сразу бы сняло массу проблем...
   Сунув неполную обойму в карман, Федор оттянул кожух затвора - на удивление, в патроннике было пусто, и, выходит, зря он сразу покатил бочку на Анчара. Он озадаченно отпустил затвор, и тот с тугим лязгом встал на место.
  -- Миха... - раздался вдруг голос Раменских, но когда Халязин вскинул на него глаза, тот уже рушился спиной на пол, почему-то прижимая к груди почти пустую банку.
  -- Сидеть! - заорал Федор на вскочившего Деменьева. Но тот, вытаращив глаза, указывал пальцем на лежащего Сергея, слабо подергивающего ногами. - Отойди от него! - заорал Халязин. - К стене, б..., быстро!
   Анчар шарахнулся от него, налетев на стул и переворачиваясь через него. Расстояние до стены было всего ничего - с метр. Падая, Дементьев всплеснул руками, силясь ухватиться за воздух, попытался повернуться, но в то же мгновенье врезался теменем в стену и так свалился, перегнувшись через опрокинутый стул. И остался лежать неподвижно.
  -- Твою мать! - сказал Федор, не веря своим глазам.
   Только что, секунду назад, ситуация была полностью под его контролем, все шло именно так, как он считал нужным, и проблема должна была разрешиться без значительных - он был в этом уверен - потерь. И вдруг все перевернулось, опрокинулось и рассыпалось.
   Он сделал шаг, направляясь к затихшему Сергею. Рука его расслабилась, банка сползла к шее, перевалилась через плечо и покатилась по полу, переливая свое прозрачное содержимое.
  -- Мать твою... - повторил Халязин и сделал еще шаг. - Мать...
   Одновременно с приступом мучительной боли, стянувшей голову, он вдруг понял, что правой ноги у него нет. Вернее, она была, но когда он оперся на нее, то согнулась под весом тела, словно была сделана из подтаявшего на солнце пластилина.
  -- Ма...
   Выпал из руки пистолет, тупо ткнувшись в грязный линолеум, а потом и сам пол вдруг рванулся навстречу, встав вертикально и ударив в лицо.
  -- Уа... - тянул разбитым ртом Федор, не чувствуя боли и только зная, что ему нужно проползти до Раменских метра полтора, не больше. Он дополз до него, ухватил за воротник куртки и потащил за собой, к запертым железным дверям.
   И все-таки сил у него оставалось столько, что их хватило выбраться из лаборатории. Дважды Федор привставал на левое колено и пытался толчком выбить задвижку из тугого приемного гнезда. И дважды промахивался по ней - двоящейся и расплывающейся, - порвав ладонь и даже не заметив этого. С третьей попытки он справился. Дверь распахнулась, и прохладный наружный воздух ворвался в помещение. Перевалив Сергея головой за порог, Федор пополз обратно, за Анчаром.
   Несколько бесконечных минут он вытягивал оба бездыханных тела. И Раменских и Дементьев были безнадежно мертвы - для того, чтобы это понять, не нужно быть великим специалистом в медицине. Стащив их вниз по ступенькам, Федор замер рядом в полном изнеможении. Ему больше ничего не хотелось. Лишь вот так бездумно лежать на пыльном асфальте, чувствуя, как холод осенней остывающей земли медленно просачивается в тело, и смотреть на несущиеся в блеклом небе облака. Ничего уже не поправить, - думал он. - Ничего не вернуть назад и не переиграть. Вся жизнь состоит из крошечных случайностей, постороннему кажущихся не связанными с друг другом. Но тому, кто оказался этими событиями задет и в них втянут - ему совершенно ясно, что каждая случайность представляет собой маленькое зубчатое колесико, сцепленное с другими и приводимое в действие тугими пружинами решений, причем далеко не всегда принятых тем человеком, кто оказался втянут в работающий механизм. Это, наверное, и есть жизнь - процесс перемалывания человека шестеренками. И чем больше у него сил, чем человек тверже, тем дольше он сможет продержаться в этой машине. Однако конец у всех у нас, перемолотых и изувеченных, один. И никто еще его не смог избежать.
   Левой все еще слушающейся рукой Федор завозился во внутреннем кармане, отыскивая телефонную трубку. Затем с трудом отыскал в справочнике фамилию Безрукова, выслушал длинные гудки и, наконец, долгожданное: "Да?"
  -- Эо а, Йодо... - попытался выговорить Халязин.
  -- Ты, что ли, Федор? - удивился Петр.
  -- А-а...
  -- Не понял. Что хотел-то?
  -- Эофо со, - выдавил Федор вместо заготовленного "Хреново все". Он уже понимал, что Безруков его не поймет - того гляди и просто бросит трубку.
  -- Пьяный что ли? - осторожно поинтересовался Петр Владимирович, но тут же поправился. - Да я тебя датым-то никогда не видел... Нормально у тебя? - только сейчас он встревожился.
  -- Е-э-э...
  -- Черт побери! Не могу понять, что ты там блеешь! Ладно, сам Сергею перезвоню, у него узнаю.
   Пока Халязин вытирал тыльной стороной кисти навернувшиеся бессильные слезы, заиграл "Батяню" телефон на поясе мертвого Сергея. Играл долго - Федор слушал его минуту или две, пытаясь найти решение. Наконец догадался, начал набирать СМС-ку неловким большим пальцем, пропуская знаки препинания и буквы. Наконец, закончил: "сергей и клиен умерли я тоже маху дал забрай с места". И отправил Безрукову. Петр должен был помнить, с какого "места" его нужно было забирать - Раменских отзванивался ему от самого склада. Так что Халязину оставалось только надеяться и ждать. И выдумывать легенду, объясняющую все происшедшее и уводящую от истины. Правды он никому не скажет - совершенно очевидно. А соврать он сумеет. И, кстати, нужно зачистить помещение, избавиться от пистолета и как его... фризера. Не нужно Безрукову оставлять зацепки - слишком головастый в свое время был мужик.
   Халязин еще раз вдохнул свежего воздуха и тяжело повернулся на бок, помогая здоровой ногой. Вот так-то лучше. Так и время пройдет незаметно, в хлопотах. День рабочий, пробки в Москве. Так что час, а то и полтора у него есть. Только вот голова буквально разламывается...
   По всей видимости, обыгрывается аббревиатура УКРОП - Управление контрразведывательных операций ФСБ (до 1991 года - Второе Главное Управление (ВГУ КГБ СССР). В 2004 году переименовано в УКРО ДКР ФСБ. В настоящее время - Департамент контрразведывательных операций Службы контрразведки (ДКРО СКР ФСБ).
   СОРМ - система технических средств содействия оперативно-розыскным мероприятиям. В частности, позволяет отслеживать маршрут выхода пользователем в Интернет, определять провайдера услуг, IP-адрес и т.д. Также позволяет отслеживать сотовую связь.
   Ныне Российский химико-технологический университет им. Д.И.Менделеева.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   78
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"