Наверное, будет к месту поставить сюда текст, прославляющий героический труд медиков Пули-Хумри:
ЗОЯ И ЛИЗА - СЁСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ
Прошло уже немало времени и то, что было повседневностью - становится воспоминаниями, отходит в глубь памяти. Домашнее, уютное, спокойное надёжно заслоняет пережитые тяготы. Говорят: всё забывается. Почему же тогда до сих пор снится им былое и хочется опять взглянуть на эти уже выцветшие за прошедшие годы фотографии?
... Снимок похож на те, которые мы десятками привозим из отпуска, из похода. очертания гор вдали, раскинутая палатка, у входа две девушки. Зоя - строгое выражение лица, гладко зачёсанные волосы, распадающиеся за спиной пышными волнами. Лиза - светленькая, лукавые глаза, задорные ямочки на щеках, Обычный снимок. Если не знать, что экзотический пейзаж - это Афганистан. Если не обратить внимания на табличку на палатке: "Посторонним вход воспрещён! Опасно для жизни!"
Зоя Петрачишкина и Лиза Веденеева - медсёстры. Два года они проработали в полевом госпитале. В инфекционном отделении. Два года они боролись с гепатитом, тифом, малярией. Каждый день входили в палатку , где "посторонним" было опасно для жизни. А не посторонним?
Про Зою писали в газетах, её снимали на телевидении, в "Комсомольской Правде" был огромный портрет (фотогенична!). После Афганистана она поступила в Московский стоматологический институт, вышла замуж, родила ребёнка.
Лиза растит дочь. Награду "За боевые заслуги" ей вручали в военкомате буднично: распишитесь в получении. На что Лиза ответила по уставному: "Служу Советскому Союзу!"
Зоя и Лиза познакомились в Ташкенте перед отправкой в Афганистан. Там публика была самая разная: продавцы, шофёры, даже кладовщики. Девчонок пугали: "Куда вы едете? Вы знаете что там творится? Вы знаете, какие там условия?" Лиза и Зоя старались не слушать: бегали по Ташкенту, покупали дыни, грелись на южном солнце (то лето в Москве было дождливое). Дома, в военкомате им сказали, что работать они будут в госпитале палатными медсёстрами - раздавать таблетки, мерить температуру, делать уколы.
... От Кабула они летели самолётом. Потом вертолётом. Когда вышли, то ташкентская жара показалась прохладным подмосковным вечером. Потрескавшаяся от зноя земля - ни деревца, ни кустика, белое выцветшее небо, огороженная территория, военные палатки.
Стали распределяться. Когда дошла очередь до инфекционного отделения, наступила напряжённая тишина. "Зой, пойдём?" - предложила Лиза: она больше всего боялась попасть в хирургию.
Госпиталь развернули недавно и поначалу забот было выше головы. Hе были оборудованы "кабинеты" - палатки для процедур, лаборатории для анализов. "Девчонки, вы посмотрите своим женским глазом - как тут всё можно устроить" - предложил Юрий Давыдович Синдлер, главный и единственный врач инфекционного отделения.
И четверо девчонок - ещё Аня и Хамида - начали благоустраивать госпиталь, "чтоб хоть немного был похож на больницу". Расставили в палатке "ящички "для таблеток", "для стерильных материалов", "для порошков", постелили на тумбочки салфетки. Наутро пришли к больным: "Здравствуйте, мы будем вашими сёстрами".
Сначала жизнь мало чем отличалась от той, "на гражданке". Поступали больные, в основном - гепатитом, надо было всех записать, оформить историю болезни, подготовить всё к отправке в Союз. Ох, если бы они знали, как эта "писанина" будет их мучить потом! Тогда, когда начнут прибывать больные тифом, малярией, гепатитом. Какие только инстанции не потребуют от них справок, отчётов! Как трудно будет их писать, когда рядом в палатке бредят, стонут люди, ждущие твоей помощи!
Это началось в первую их осень Стали поступать больные с подозрением на энтероколит. Анализы показывали - это тиф. Юрий Давыдович, инфекционист со стажем, хорошо представлял, какая грозит опасность. "Умоляю, девчонки, не заразитесь. Будьте осторожны! - повторял он. - Почаще мойте руки хлорамином!"
Первый год у них так и остался в памяти: изнурительная работа на пределе сил. По графику каждая медсестра должна сутки дежурить, двое отдыхать. Но разве можно было даже думать о выходных, когда есть больные, надо до обхода врача заполнить температурные листки. А капельницы, а уколы...
Бывали дни особенно напряжённые. О них сообщали заранее. "Возможна перестрелка. Приготовьтесь принимать раненых". В это время все шли в хирургию, в других отделениях оставались только дежурные сёстры. Оперировали порой по шесть-семь часов, в такой же полевой палатке, только там затыкали все щели, все окна. Духота, жара, не раз от напряжения хирурги теряли сознание тут же за операционным столом. Зоя в свои "выходные" работала то за анестезистку, то за операционную сестру, то за лаборантку, хотя раньше этим никогда не занималась. . "Зойка у нас смелая, за всё бралась" - говорит Лиза. А "смелая" Зоя, увидев в первый раз погибшего солдатам убежала в палатку и проплакала весь вечер.
"Я боялась", "Мне было страшно" - можно было услышать от девушек. И в этом не было кокетства, ведь раньше жизнь действительно не ставила их в подобные обстоятельства. "Я вообще боюсь трудностей, - сказала Лиза. - Однажды, ещё до Афганистана, поехала в стройотряд поварихой. Работа адова: вставать в пять утра, печку растопить, воду наносить, к тому же жара... Так и не выдержала, сбежала". А как же здесь, в госпитале, нагрузка тут куда больше? "Но ведь это всё совсем другое. Если бы я уехала, кто бы стал работать?"
Трудно им было, психологически трудно. Одна из подруг из хирургического отделения так и не смогла привыкнуть к этой картине человеческих страданий - беспрестанно болела. Да и быт этот походный: жили в четырёхместной палатке вшестером, железные койки, тумбочки. Вода привозная, мало того что не вдоволь, так и в санитарном отношении, мягко говоря, небезупречна. А ещё приводили в отчаянье мыши - их было больше, чем тараканов в запущенной квартире: они сыпались из рукавов куртки, забирались в тумбочки, в постели. Привыкнуть к этому оказалось невозможно. Однажды вечером девушки сидели у себя в палатке, и вдруг Зоя с ужасом завизжала: "Лиза, к тебе под кровать какой-то зверь полез!" Зверь оказался тушканчиком - они тоже стали наведываться к людям.
После отпуска жилище сестёр неузнаваемо изменилось. Девочки привезли с собой из дома покрывала, скатерть, тюлевые занавески. Вместо стандартных кружек-мисок появились по-домашнему удобные тарелки-чашки. Вокруг палатки посадили кусты и счастливы были, когда удалось вырастить настоящую розу. Домой писали о природе, о погоде, о том, что всё хорошо. Hе рассказывать же родным, что давным-давно самое заветное желание у тебя - выспаться. А от усталости порой наваливается такая безысходность, давит такая тяжесть, что когда выходишь из палатки ранним-ранним утром, ещё затемно, и слышишь выстрелы в горах, кажется, уже никогда не попадёшь домой.
Порой, когда тоска по дому, по мирной спокойной жизни становилась нестерпимой - девушки пели. Чаще всего модную тогда "Малиновку": "Три жердочки - берёзовый мосток над тихою речушкой без названья..." Пели сначала вполголоса - в соседней палатке жили врачи: люди солидные. серьёзные. Но однажды, допев песню, девушки услышали: "Спойте ещё!". После таких "спевок становилось легче. Девушки чувствовали, что здесь они все вместе, а нe в одиночку наедине со своей болью, усталостью, тоской по дому.
... В свой день рождения Зоя утром сдала дежурство. Заступила Лиза. Вечером решили собраться - посидеть, попеть, попить чаю. Гости - свободные от дежурства медсёстры, врачи - пришли нарядные, причёсанные, праздничные. Сели за стол. Прибежала и Лиза на минутку - в отделении всё было спокойно. Но не успели гости произнести первые поздравления, как за Лизой пришли: "Парню одному совсем плохо". Попытались сначала не заметить Лизин уход - день рождения всё-таки. Но как-то не пелось, как-то не хотелось веселиться. А потом Лиза вернулась: "Зой, пойдём, у парня надо посидеть". И Зоя в нарядном платье, ещё не пришедшая в себя от ночного дежурства, отправилась к больному в реанимацию.
Парень был без сознания, вскакивал в бреду, пытался куда-то бежать, стонал, плакал. Всю ночь Зоя провела около него: то ставила капельницы, то делала уколы, то просто говорила какие-то слова, пытаясь его успокоить. Про гостей так, кажется, и не вспомнила. Да, впрочем, и они не задержались за именинным столом: в ту ночь привезли раненых.
Через несколько дней тому парню стало получше. Он поднялся и добрёл до Зоиной палатки. Совсем юноша, лет восемнадцать, не больше. "Я знаю, вы сидели со мной... Спасибо вам... Мне было так страшно, я думал, что умру..." Зоя резко отвернулась - почувствовала, как слёзы больно жгут глаза.
"Жалко их было", - в один голос говорили девушки, вспоминая своих тогдашних больных. Жалко, когда их привозили - испуганных, беззащитных. Конечно, солдаты знали, что служба в Афганистане опасна, что здесь могут ранить, могут даже убить. Но что подхватят болезнь, о которой читали лишь в книгах про гражданскую войну... Жалко, когда от боли, от беспомощности они кричали: "Коновалы! Вам на ферме только работать!" (Юрий Давыдович был в таких случаях резок: "Ещё раз услышу, что сестёр обижаете - выпишу!"). А когда чуть-чуть поправившись они рвались обратно в полк, к товарищам, жалко было с ними расставаться.
Госпиталь, где работали девушки, был на хорошем счету. "Это потому что у нас хороший коллектив был", - сказала Лиза. "Да-да, - подтвердила Зоя. - Если бы мы не помогали друг другу, у нас бы так быстро не выздоравливали".
Да, в госпитале были и новейшие аппараты, и оборудование, но может быть, чтоб выздороветь, не впасть в отчаяние, нужно было ещё видеть, как каждое утро входит с весёлыми огоньками в глазах Лиза, от которой веет домашним теплом, уютом, покоем. Или Зоя - строгая, умелая, уверенная, что всё идёт как надо, что всё будет хорошо.
Конечно, не только Зоя и Лиза, - подруги их, сёстры, врачи, все сил не жалели. Среди них не было тех, кто мог сказать: "Мне что, больше всех надо?" Каждый знал, что он незаменим, что от его чёткой работы зависит жизнь больных. И происходили чудеса. За два года в госпитале, например, не было ни одного хирургического осложнения. "В палатке операционной, как щели не затыкай, от пыли спасу нет, пятьдесят градусов жары - и ни у кого не загноилась рана" - рассказывают девушки.
... Это случилось на второй год работы в Афганистане. Однажды утром зашёл в палатку Юрий Давыдович бледный, осунулся. "Я, кажется, заразился, рвота, температура, живот болит". Единственных врач-инфекционист слёг. В этот день привезли больных. Конечно, медсёстры уже знали, что предпринимать, но не могли определить стадию развития болезни. А это очень важно, потому что запущенный тиф грозит прободением. Оказав первую помощь больным, Лиза зашла в палатку. "Юрий Давыдович..." Доктор лежал под капельницей. "Ладно, давай, снимай с меня иголки".
Так они и жили потом: сначала капельницу - врачу, потом капельницы - больным, укол - врачу, уколы - больным.
Как-то летним вечером девушки сидели на улице у сколоченного из досок столика. Пили чай, Лиза - своё любимое молоко, из порошка разболтанное. Вдруг кто-то сказал: "Лиза, а ты желтеешь..." Лиза бросилась за зеркалом. "Жуть! Не может быть!" Но белки глаз уже были жёлтые.
Лизе отгородили место за ширмой в процедурной палатке. Когда появилась возможность уехать в Союз - она отказалась. "Да у меня в лёгкой форме был гепатит, - говорит Лиза. - И к тому же капельница, знаете, как хорошо выгоняет инфекцию? Всё нормально. Я скоро встала. Подруги уехали в отпуск".
Когда подруги возвратились из дома - их встретила бледная исхудавшая Лиза. Бросились друг к другу, плакали, обнимались "Ой, девочки, не целуйте меня, я заразная", - смеялась Лиза, сама готовая разреветься.
Не все вернулись после отпуска в госпиталь, у каждого были свои причины. Зоина мама тоже отговаривала: "Может не поедешь? Смотри как похудела, почернела". "Да не могла я остаться, - говорит Зоя. - Ведь там ждали девочки".
На второй год в госпитале стало полегче. Вместо палаток появились щитовые домики, построили баню, даже привозили кино. А на Новый Год в столовой стояла настоящая ёлка. А потом? Потом снова потянулись тяжёлые однообразные будни: капельницы, уколы, ночные дежурства.
"Ничего особенного мы не делали", - в один голос говорят девушки. Конечно, когда читаешь в газетах о наших воинах в Афганистане, работа медсестёр кажется малогероической - под пулями не были, раненных с поля боя не выносили, но не случайна в их жизни медаль "За боевые заслуги". Скольким спасли эти девушки здоровья? Сколько воинов вернулось, благодаря им, в свои части!
После Афганистана прошло уже немало времени. Лиза каждое утро, отведя маленькую Иринку в детский сад, спешит в интернат, где живут ребята, больные сколиозом - она работает там врачом по лечебной физкультуре. Зоя сдала экзамены, зачёты, нянчит новорожденного. Всё нормально, всё так и должно быть.
Среди фотографий у Лизы лежит письмо от медсестры Наташи из Полтавы. Она теперь тоже вернулась домой, работает в санатории. "У нас тут хорошо, приезжай, отдыхающие пьют минеральную воду, гуляют в лесу, принимают ванны". "А мне до сих пор снится Афганистан - наши палатки, больные, раненые. Просыпаюсь среди ночи и не могу уснуть. Девочки, неужели это было в нашей жизни?".
Было, сестрички, было. И останется с вами навсегда неугасающей памятью, которой вы по праву можете гордиться.
Н. РУСАКОВА
________________________________
A.C.: Текст "Юрий Синдлер. "Зоя и Лиза - сёстры милосердия" находится
Из архива Марии ШУНЬГИНОЙ (КАПУСТОВОЙ), Пули-Хумри, медсестра-анестезист хирургического отделения госпиталя в/ч пп 86608, 1982-1984
Подсказка от "ДАНА":
"Вношу дополнение, что рентген-лаборанта зовут Толик Цыбульский, из города Винницы в Украине".
37. Фото подписано: "Медики госпиталя Пули-Хумри: провизор Галина, анестезистка Вовченко Л., операционная сестра Першикова Г., солдатик (?) и медсестра инфекционного отделения Галя".
Из архива Марии ШУНЬГИНОЙ (КАПУСТОВОЙ), Пули-Хумри, медсестра-анестезист хирургического отделения госпиталя в/ч пп 86608, 1982-1984
Дополнение от Андрея Ш. из подмосковных Люберец:
"На фотографии N 27 солдатик - это Сергей Москалев. Призывался, кажется, из Казахстана, но последний адрес г. Сургут".
Дополнение от Николая Франковича МОСТОВОГО (Пули-Хумри, хоз. взвод, госпиталь, инфекционное отделение, санитар по прозвищу "Градусник", 1982-1984):
"Фото 27: простите за воспоминания, справа сидит - Галя, я уехал в отпуск с твоими наручными часами, дико стыдно, но зато помню тебя до сих пор. А еще помню Тамару и Наташу, кудрявенькая такая с нежной улыбкой. Я ее сильно подвел в свое первое ночное дежурство. Всем вам желаю здоровья и простого человеческого счастья!".
38. Фото подписано: "Наш почтальон Толик Виславский, я и другие солдатики".
Из архива Марии ШУНЬГИНОЙ (КАПУСТОВОЙ), Пули-Хумри, медсестра-анестезист хирургического отделения госпиталя в/ч пп 86608, 1982-1984
Дополнение от Андрея Ш. из подмосковных Люберец:
"На фото N 28 (слева направо) 1. Виславский Толя - Белоруссия. Кстати он был не только почтальон но и киномеханик. 2. Маша - ее я визуально помню 3. Это я - Андрей Ш. - Подмосковные Люберцы. 4. Витя Щипанский - Белоруссия. 5. Стоит сзади - Витя Куликов - Раменский район Подмосковья.
Крайний справа (стоит) Витя Куликов - его уже нет с нами. Убили Витю уже на гражданке где-то году в 1988-1990"
39. Фото подписано: "Медики госпиталя Пули-Хумри: стоматолог Борис, я, начальник хирургического отделения подполковник Терентьев".
Из архива Марии ШУНЬГИНОЙ (КАПУСТОВОЙ), Пули-Хумри, медсестра-анестезист хирургического отделения госпиталя в/ч пп 86608, 1982-1984
Подсказка от "ДАНА":
"Вношу дополнение, что стоматолог Борис живет в городе Львов в Украине".
40. Фото подписано: "Aфганский офицер, советник Сагираев и я".
Из архива Марии ШУНЬГИНОЙ (КАПУСТОВОЙ), Пули-Хумри, медсестра-анестезист хирургического отделения госпиталя в/ч пп 86608, 1982-1984
Подсказка от "ДАНА":
"Вношу дополнение, что советника Сагираева зовут Шады, он из города Термез в Узбекистане".
41. Фото подписано: "Этому советнику большое человеческое спасибо. Он купил нам - обеим анестезисткам - импортный антибиотик,когда мы болели тяжело и сразу вдвоём...".
Из архива Марии ШУНЬГИНОЙ (КАПУСТОВОЙ), Пули-Хумри, медсестра-анестезист хирургического отделения госпиталя в/ч пп 86608, 1982-1984
42. Фото подписано: "Почти все офицеры-медики, медсестра хирургического отделения Григорьева Лена из Питера и медсестра хирургического отделения Ира. Лену придерживает за плечо начальник аптеки капитан Блеканов А.И., который позднее погиб".
Из архива Марии ШУНЬГИНОЙ (КАПУСТОВОЙ), Пули-Хумри, медсестра-анестезист хирургического отделения госпиталя в/ч пп 86608, 1982-1984
Подсказка от "ДАНА":
"Вношу дополнение, что офицер в очках - подполковник Григорий Голод. Проживает в Украине в городе Хмельницком".
Дополнение от Николая Франковича МОСТОВОГО (Пули-Хумри, хоз. взвод, госпиталь, инфекционное отделение, санитар по прозвищу "Градусник", 1982-1984):
"Фото 32. Верхний ряд: слева-направо 1-й стоит подполковник медслужбы Голод (инфекционное отделение), 4-й - майор медслужбы Бурда, 5-й - капитан медслужбы Блеканов.
Средний ряд: присел (в спортивном костюме с усами) - подполковник медслужбы Бегнаев Курбан Бегнаевич (начальник инфекционного отделения).
2-й - майор медслужбы Зимин (начальник терапии в инфекционном отделении, вел палату интенсивной терапии, врач от Бога и просто хороший человек).
Нижний ряд: справа сидит - капитан (не помню как зовут). Весной 1984 года в связи с борьбой против дедовщины жил в нашей "дембельской" палатке.
Отдельно от себя: Мария Шуньгина, я брал у вас взаймы для Малкина. Старшая медсестра инфекционного отделения Лена, я напугал вас и других девчонок, придя ночью к вам в палатку (пьяный майор послал за спиртом). Девчонки, простите нас за злые шутки. Мы были так молоды, а вы так красивы. Всем девчонкам Афгана низкий поклон за то, что вы были с нами там тогда. Жаль не нашел фото многих. Особая благодарность начальнику в/ч пп 86608 подполковнику медицинской службы Харченко. Командир, справедливее офицера я не встречал.
В инфекционном отделении была супружеская пара: Николай Кобзарь (солдат) и медсестра (не помню как звали). Он осеннего призыва, на полгода старше нашего призыва. У них должен был родиться ребенок. По-моему, Краснодарский край".
43. Фото подписано: "Я иду в хирургическое отделение по территории госпиталя, виден наш магазинчик".
Из архива Марии ШУНЬГИНОЙ (КАПУСТОВОЙ), Пули-Хумри, медсестра-анестезист хирургического отделения госпиталя в/ч пп 86608, 1982-1984
Дополнение от Любови ГАЙДЕЙЧУК (ЧЕРЕМНЫХ), чьи фото идут выше:
"В 1988-м году эти деревья были уже большими...".
44. Фото подписано: "Территория госпиталя".
Из архива Марии ШУНЬГИНОЙ (КАПУСТОВОЙ), Пули-Хумри, медсестра-анестезист хирургического отделения госпиталя в/ч пп 86608, 1982-1984
Здесь ранее находились фотографии из архива Надежды ПАЛАСТРОВОЙ, Пули-Хумри, медсестра, терапевтическое, инфекционное, хирургическое отделения, 1985-1988.