Аннотация: Автобиографичная проза.
"Никто не может гарантировать,что именно в этот момент вы в своем уме..." (из собственного опыта)
Метель разыгралась не на шутку. Ветер замерзшими кусками снега жестко ударял по натянутому на оконную раму волчьему желудку. Огонь в печи мягко играл тенями, заставляя их танцевать на потолке и стенах из неокрашенных толстых бревен. Мебели, за исключением двух лавочек и стола из потемневшего дерева, не было. По углам комнаты стопками стояли старинные фолианты. Они выглядели так, как будто неизвестный древний мастер совсем недавно закончил над ними работать. Как зонтики, прислоненные к стене, толпились пергаментные свитки. На столе, рядом с восковой свечкой и подставкой для ароматических палочек, лежала стопка свежих журналов: Cool Girl, Man's Health и ТВ-Парк. Возле двери, как стражник, навытяжку стоял мушкет 1817 года выпуска. Прикладом он упирался в огромную пушистую волчью шкуру на полу.
В комнате их было двое. Поскольку автор ничего не знает о половой принадлежности этих двоих - скажем, что это были подростки. Они называли друг друга Бонни и Клайд. Бонни лежала на печке, натянув до носа выдубленную шкуру неизвестного животного, которого она подстрелила сам полгода тому назад из своего любимого кольта 39-го калибра, когда эта штука, озверев от голода, ломилась в окно. Клайд, поджав под себя левую ногу, сидел на лавочке и рассматривал старинную карту, разложенную на столе. Чтобы она не сворачивалась в трубку, он поставил по углам карты орифлеймовский гель для душа, трехлитровую банку с солеными огурцами, эфес от свой сломанной в бою с быками шпаги и двойную видеокассету "Твин Пикс".
- Ты смотри, а Мордор отсюда совсем недалеко. Мы могли бы дойти до него пешком, если бы выбрались из горного кольца. Да, чтоб нам гоблины на голову насрали, у нас все рядом, только где-то за проклятым кольцом, через которое нам слабо перебраться!
- Да ладно тебе, Клайд, - успокаивающим тоном возразила Бонни, прикуривая от пламени из печи тонкую сигарету не то Vogue, не то Virginia Slims, последнюю из пачки, - мы же обошли всю эту гряду по периметру и прекрасно знаем, что выбраться отсюда никак нельзя. Чтобы сделать воздушный шар, нам не хватит желудков всех животных нашей долины, не говоря уже о том, что мне их будет жалко, да и клея у нас нет, впрочем, как и достаточного количества патронов. Так что успокойся.
- Все равно меня это бесит. Мы тут мерзнем, а какой-нибудь Березовский, - Клайд швырнул об стенку затасканные "Аргументы", - на Гавайях отдыхает!
- О-о-о! - Бонни бросила окурок в огонь, перевернулась на спину и накрылась с головой одеялом, в смысле шкурой. Ее полупридушенный этой тяжестью голос зазвучал мечтательно, - Представляешь, море, солнце, пальмы...
Клайд вставил:
- Полуобнаженные гавайские мальчики делают нам массаж...
- Да! На завтрак бананы, на обед ананасы, на ужин изысканный коктейль из кокосового молока! Мы спим в гамаках, натянутых между пальмами прямо на берегу!
- А вода, Бонни, вода прозрачная и зеленая!
- Нет, голубая!
- Нет, зеленая!
- А у меня голубая!
- Ну, давай еще подеремся!
Они от души рассмеялись.
Вдруг на крыше что-то хлопнуло. Языки пламени нервно дернулись в печке.
- Fuck! Опять эти штуки на наш дымоход взъелись!
Клайд схватил мушкет и выскочил за дверь. Раздалось два выстрела. Через несколько минут Клайд вернулся - заснеженный и замерзший. В руке он держал за задние лапки парочку мелких птеродактилей, чья синяя кровь медленно капала, на их пушистый половичок. Запахло дохлыми крысами.
- Эти птерики на морозе совсем офигевают. Придумали тоже - греться у нашего дымохода! Они своими лапами нам бы всю кровлю разворошили, дуры! - Клайд в сердцах швырнул трупики в угол.
- Клайд, ну сколько можно повторять, чтобы ты так не делал! Завтра опять тухлятиной вонять будет! Я на тебя скоро переведу все ароматические палочки! И почему ты опять вышел без куртки?!
Бонни, в длинной черной рубашке от Armani, спрыгнула с печи, крикнув:
- Раздевайся, ты весь мокрый!
Пока Клайд снимал с себя одежду, Бонни, ловко подхватив "птичек" за кончики перепончатых ушей, выкинула их в предбанник. Потом достала из-за печки бутылку Столичной, сняла с себя рубашку и, намочив скомканный сверток водкой, принялась растирать ему спину.
Когда они, прихватив с собой бутылку, залезли на печь, Клайд уже перестал стучать зубами о горлышко, когда пил. Бонни прижалась к нему всем телом, стараясь согреть.
- Ничего, мой маленький, спи, завтра будет лето...
За утро весь снег сдуло, появилась зеленая травка, защебетали птички. Проснулись они ближе к полудню, если верить корявым солнечным часам, установленным на подоконнике.
- О, Клайд! Лето! Пошли купаться!
Как были голые, он выбежали из дома. Только Бонни успела перекинуть через плечо пояс с кольтами.
Рядом с их домом синело озерцо, в которое они тут же нырнули с высокого камня. Обжигающе холодная вода заставила их окончательно проснуться. На другом берегу озера стоял печальный игуанодон - единственный динозавр в округе. Ему всегда было грустно одному - об этом говорили большие, всегда готовые заплакать глаза. Бонни и Клайд иногда играли с ним, чтобы ему не было скучно.
- Уфф! Ну и водичка! - довольный, уже посиневший Клайд выкарабкался на нагретый солнцем валун, сорвал травинку и, зажевав ее кончик, принялся насвистывать что-то из древних кельтских мелодий. Бонни уже лежала рядом на травке.
- Бонни, прикинь, мне сегодня уже в третий раз приснилась Пугачева, пьяная в сосиску. Что за хамство - сниться незнакомым людям в таком виде? Где ее воспитание?
- Да ну, классно. Мне вот всю ночь одни цветы снятся - ни одного человеческого лица. Я уже и на пьяную Пугачеву согласна, - возразила Бонни. - Кстати, чувствуешь? Запахло моими любимыми тортиками!
Бонни вскочила и, подбежав к соседнему дереву, сорвала только что созревшие тортики - себе и Клайду. Они завтракали на солнцепеке - Бонни, положив голову ему на живот. Слышно было только аппетитное чавканье.
- Знаешь, Бонни, может, нам все это снится? Ведь так не бывает: тортики на деревьях, Мордор в паре десятков километров, игуанодон в депрессии, Клинтон в импичменте. Может у нас глюк? Все это нам кажется, а на самом деле мы в какой-нибудь психушке сидим? - задумчиво изрек Клайд, стряхивая с себя крошки.
- Ага, а психушка - на Гавайях!
От сотрясшего их повального смеха оба подростка скатились в уже нагревшееся озеро. Нахохотавшись, они в изнеможении уснули, убаюканные легким плеском, наполовину оставаясь в воде.
Из-за кустов на их молодые тела смотрели неподвижные зеленые глаза белоснежного тигра.
...
- Какая все-таки прекрасная вода в это время года! - воскликнула рослая, несколько обрюзгшая, женщина в модном черном купальнике, стоя на берегу океана и вытирая мокрые волосы.
- Да, не говорите! - согласилась другая, уже переодавашаяся, полная дама в возрасте.
Натянув на себя белые хлопчатобумажные халаты, женщины медленно пошли, увязая в золотом песке, в направлении светлого здания, построенного прямо на берегу океана и окруженного со всех сторон пальмами.
- Ну как они сегодня? - спросила врач (которая была в черном купальнике) у сиделки.
- Все так же, никаких изменений.
Через стекло они заглянули в палату. На больничных койках, обвешанные капельницами, лежали две девушки в полосатых больничных пижамах, которые были им велики минимум размера на три. У обеих были каштановые волосы почти одинакового оттенка - только у одной длинные, а у другой покороче. Их кисти безвольно свисали с кроватей так, как будто они только что держались за руки, но внезапно уснули. Тихий морской бриз слегка колыхал белоснежную занавеску.
Вдруг что-то произошло. На мониторах, показывающих кардиограммы девушек, было видно, как бешено забились их сердца. Та, что была с длинными волосами, рывком подняла руки, вырывая из них иглы капельниц, и закрыла лицо. Другая в мучительном напряжении держала руки перед собой, как будто что-то удерживая.
Так же внезапно все кончилось. Ни электрошок, ни искусственное дыхание не помогли.
...
Бонни и Клайд, держась за руки, медленно тонули в зеленовато-голубом море...