С огромной благодарностью Эль-Лис, которая помогла моим героям найти свои имена.
Почти на самом Краю Земли, в нескольких взмахах крыльев от горизонта, лежит Долина. У Долины есть Имя - Эмши.... Она вся заросла цветами и травами, но фаворит здесь - гибкий и стойкий вереск. По утрам, с высоких морщинистых гор, в Долину спускается сонное, розовато-золотое солнце. Солнце уверено, что если уж оно проснулось. То и все существа Долины Эмши должны пробудиться и разделить с ним радость нового дня. Солнце гладит длинными пальцами травы, высушивает прохладную ночую росу, отпускает с ладоней искристых солнечных зайчиков, что пробираются в каждый уголок, ныряют под каждый куст и листик, прыгают светло-медовыми бликами на заспанные мордочки тех, кто уютно спит в травяных колыбельках, щекотно забираются им под веки. Просыпайтесь, жители Долины! Будем праздновать новое рождение земли.
В Долине Эмши, кроме птиц и зверюшек, вроде пугливых зайцев и деловитых юрких куниц, обитают странные существа, по природе своей схожие с фейри, и потому в дальнейшем мы будем называть их так - тем более, странные существа не против.
- Как- утро?! Ко мне только пришёл Третий сон, а я обычно до рассвета вижу Семь снов ,не меньше! - ещё не продрав глаза, протестует длинный и нескладный, похожий на кузнечика, фейри по имени Гро, когда солнечный гонец прыгает ему на самый кончик остренького носа, - Где мои ещё четыре сна? Про птиц, которые поспорили из-за найденного зерна, и чуть было не подрались прямо в полёте; про месяц, который сшил из облака парус и решил стать небесным корабликом, - загибает Гро длинные тонкие пальцы, - Про цветочный чай с запахом лета и про... про что-то ещё интересное, очень интересное, теперь я даже не узнаю - про что!!!
- Ну тихо-тихо, расшумелся, - из своего ночного убежища под листом облепихи, вылезает заспанная Паколейри, на ходу заплетая жесткие , стального оттенка волосы, в аккуратные косички, - Уж цветочный чай тебе и всем-всем будет сейчас и наяву!
Как только Гро видит сестру, его тут же покидают сожаления о недосмотренных снах, и с весёлым безоглядным азартом, который свойственен лишь детям да волшебным существам, он включается в ежеутреннюю игру: задразни Пако.
- Сестрёнка-сестрёнка, почему ты всегда такая аккуратная и хозяйственная, а сегодня вплела в свою причёску травинки, и даже не заметила? - и Гро прищуривает ехидный зелёный глаз (глаза у него разные - один желтый, как луна, другой зелёный, как листва в мае месяце).
Пухленькая большеголовая Паколейри, только что начала заваривать утренний чай с соцветиями сафлора и ромашки, но слова брата заставляют её отвлечься от своего занятия. Она удивлённо теребит косы, пытаясь скосить глаза и увидеть злополучную травинку - и как она могла не заметить её?.. Паколейри ценит порядок и аккуратность во всём, она просто не может допустить что бы её причёска выгледела неопрятно!
Тут то Гро и начинает покатываться со смеху. Падая на землю у подножья вересковых стеблей, он и впрямь катается по земле, сучит в воздухе тонкими ножками в деревянных башмачках, и верещит:
- Поверила! Поверила! В который раз поверила! А я тебя об-ма-нул!!!
- Если тебя будит гомон родного балагана, и даже темы пререканий ты знаешь на зубок - значит, ты проснулся дома. Это ли не счастье? - раздвигая травинки и улыбаясь, на маленькую полянку, где собираюется фейриное семейство, выбрается добродушный Лиройд Лиадоге.
Настоящего балагана он не видел никогда, и о том, что это такое, он знает из рассказов Старшего. О Старшем, к слову, мы узнаем, но - позже.
Сам Лиройд Лиадоге круглолиц, и даже вцелом - кругл и немного неуклюж, у него добрые глаза янтаро-золотистого цвета и волосы светлые и лёгкие, как пух одуванчика.
-Несносный мальчишка опять дразнит меня! - жалуется Лиройд у вересковая сестрёнка, поглядывая на Гро, который отсмеялся, но подниматься с земли не спешит - лежит и смотрит в небо, высокое, васильковое, утреннее. Чувствуя спиной тёплое прикосновение матери-земли, Гро взглядом парит в вышине, летает наперегонки с птицами, гоняется за мошкарой. Пытается дознаться: задержится ли над Долиной курчавая тучка, выберется ли из её облачного нутра Бормочущий Дождик, планирует ли он большую прогулку? Но ветер ухватывает тучу за бока, и уносит за горизонт, как уносят из вечерней гостиной заигравшегося в канун Рождества ребёнка - спать. (Если бы Гро видел, как это происходит у людей, он непременно выдал бы такое сравнение). Синева снова чиста и безоблачна.
- Видишь, ему даже не стыдно, - вздыхает Паколейри. Она привыкла к шуткам братца, но где-то в глубине души они продолжают самую малость её расстраивать. Словно бы после его выходок в сердце остаётся капелька полынного сока, которая растает но - не в один миг.
- Ну, ну, Пако, не вешай носик, - Лиройд Лиадоге обнимает сестру за плечи полной доброй рукой, - Просто мы такие разные, хоть и одна вересковая семья, и каждый из нас признаётся в своей любви другому на своём языке.
- Какая уж тут любовь...
- А ты прислушайся к его шалостям. Прислушайся, и услышишь.
И Паколейри знает, что брат прав.
Она было возвращается к приготовлению чая, но чашечка цветка выпадает у неё из рук от неожиданности, когда за её спиной раздаётся:
- Хей-хо! Все уже в сборе, а я всё проспал! Солнцу пришлось пощекотать мои пятки, только тогда у меня получилось проснуться! Что, цветочный чай уже допит?! - это врывается на поляну огненно-рыжий лопоухий Гил.
- Ты напугал меня, брат! - сердится Паколейри, в душе удивляясь - а к выходкам шумного, взрывного, пламенно-бешеного Гила она разве тоже не привыкла ещё? Неужели так сложно - привыкнуть к ежедневным неожиданностям?
Гил поднимает с земли и протягивает ей чашечку цветка.
- Прости, сестрица - но ты же знаешь, я не могу иначе.
У него даже глаза рыжие, с огоньком.
Паколейри улыбается.
Чай наконец готов.
Утро пахнет вереском, нагревающейся под пальцами солнца землёй, от недалёкого ворчливого ручья веет свежестью и приятной прохладой. Время пить цветочный чай. Всё готово, все в сборе, и даже Солнце обняло полянку, на которой собрались фейри, и ждёт.
- Где же Мищтерах? Только её не хватает, и все мы будем в сборе, - говорит Лиройд Лиадоге .
Впрочем, лёгкая рассеянность Мищетрах - маленькой Миште - так же привычна всем, как шуточки Гро или буйные выходки Гила.
К тому же, одна и та же примета успешно сбывается изо дня в день - Миште задерживается, но стоит кому-то из семейства фейри сказать об этом вслух, она уже - тут как тут.
Сопровождаемая лёгким ромашковым ветром, выходит на полянку.
И неловкость, тоже привычная, но всегда неуютная, как старая липкая паутина, незримо окутывает их утренний мирок.
Слишком бросается в глаза, насколько прочие фейри, при всей разности своей - схожи между собой, и не схожи с Миште. А она - словно хрупкая многоцветная и диковенная бабочка в светлой стайке белокрылых капустниц. Они - очаровательны и нескладны, Лиройд Лиадоге - кругл, Гил - лопоух, каждый из них забавен в своей нескладности и всё равно хорош, но она - просто красива, неоспоримо, красотой пробудившегося на рассвете цветка, крошечного кусочка радуги уместившегося в капельку росы. Семейка фейри не желает ей зла, но они ощущают в ней... не свою.
А она ощущает их - какими то другими, не её породы, но такими близкими. Ей странным образом хочется оберегать каждого из них, любоваться - каждым, быть доброй сестрой для всех. Крошечная капелька-росинка дрожит в глубине её существа, дрожит, вибрирует, всё сильнее, и самым естественным движением Миште кажется сейчас подойти, и обнять .по очереди каждого родственника-по-Долине. Но она робеет и - не решается.
За цветочным чаем вновь возобновляются разговоры, а после Солнце поднимается выше, - новый день и новые дела ждут его, - да и фейри разбредаются кто куда, по своим тропкам в Долине.
Гро сидит на берегу быстрого ручья. Ручей сбегает с высоких гор, вьётся по долине, врывается сюда, в самые заросли вереска, что бы каждое утро играть с Гро, отражая в своих прозрачных водах его остроскулую мордашку - то чуть исказив, поддразнив, то почти чётко, хоть и всё равно чуточку зыбко - тороплив ручей. Гро смеётся, раздувает щёки и шевелит ушами. Ему забавно меняться так быстро, забавно видеть себя со стороны, будто чужими глазами, а на шутки друга он не обижается, ничуть. А Ручей смеётся вместе со фейрёнышем.
Но вот рядом со своим отражением Гро внезапно видит ещё одно - маленькое личико с большими бирюзовыми глазами. Это Миште, легко-легко ступая, неслышно подошла к нему со спины. Тоже глянула на себя и ручей отразил её - разве ему жалко?
Миште вглядывется в своё отражение, а потом переводит тревожный взгляд на Шпильку. Спрашивает осторожно, искательно:
- Мы.. похожи?
И в её вопросе можно различить: "Ты - со мной? Ты принимаешь меня?" Но Гро, озлившись, вскакивает, сердито смотрит на сестру-по-Долине - такую странную, хрупкую, совсем ему не понятную (куда ей до кругленькой Паколейри с её жесткими косичками и толстыми ножками! ) -:
- Не похожа, не капли! Вот ещё! Не выдумывай...
- Ни капли, Ни капельки... - эхом повторяет за ним Миште.
Дрожащая капелька в её груди подскакивает к горлу, затрепетав там, мешет дышать...
А Гро и след простыл.
Миште опускается на колени у ручья, доверчиво опустила ладошки в его воды.
"Мудрый ручей, рождённый в сумрачном ущельи, где живут тролли и горные духи - не выдавай меня, миленький, ладно? Не говори никому, что я плакала..."
Солнце шествует по небу в своей золотой тунике, белые курчавые щенки-облака путаются в его лучах. День в разгаре.
В Долине толстые полосатые шмели, гудя себе под нос привычные песенки-за-работой, перелетают с одного цветка на другой. Если приглядеться, то можно заметить, что один шмель размерами будет побольше остальных, кафтанчик у него без полосок, и с цветка на цветок он не перелетает, а, скорее, перепрыгивает. А теперь посмотрим ещё повнимательнее. Да это же Лиройд Лиадоге, круглобокий фейри прыгает и собирает пыльцу к обеду! Со шмелями у него давняя дружба - и они не мешают друг другу, шмели лишь одобрительно усмехаются и подзззуживают добродушно: "А не отрастить ли тебе крылья, дружок?"
Лиройд Лиадоге останавливается ненадолго на желтой смотровой площадке большой ромашки, и вытирает со лба бисеринки пота. Глядь - а на таком же ромашковом балкончике, растущем по соседству,, сидит Миште, глядя на Лиройда сквозь щель между белыми перильцами-лепестками. Она сидит, обвив тонкими руками колени, и взгляд её полон восхищения:
- Как ты здорово прыгаешь!
Он приосанивается, внезапно почувствовав себя очень лёгким и грациозным.
- Я хотела бы научиться прыгать, как ты!
- Едва ли у тебя получится, - небрежно отвечает Лиройд, - я круглый и прыгучий, сколько помню себя, мне словно на роду написано прыгать, а ты.. ты совсем другая, - он не хочет её обидеть, но почти неосознанно проводит границу между ней и собой, подчёркивая их разность и её чуждость.. ну что делать, раз так получается? Она и впрямь непонятно кто, непонятно - зачем, непонятно - что умеет. Он - прыгает и приносит пыльцу на обед, Паколейри занимается хозяйством, Гро остроумен и остроязык, это острота - как особая пряность, без которой не приготовишь не одну их семейную встречу, рядом с огненным Гилом всегда тепло. Даже когда выпадает роса, столько в Гиле живого, неукратимого огня, кажется, не только тепло, но и чуть светлее - в сумерках. А что приносит в их маленький клан Мищтерах, с её робкой улыбкой и пульсирующей жилкой на горле, с её странной красотой и гибкими руками (Лиройд Лиадоге не знает, как хочется иногда Миште обнять этими руками весь огромный окружающий её вересковый мир...).
- Жалко , что и на тебя я не похожа... - тихо говорит она, - Кто же я тогда вообще такая? Ваша ли? Чужая?
"Мне кажется, что с каждым новым разом, когда меня отталкивает кто-нибудь из вас, я всё больше и больше рискую... превратится в камень. Я сама не знаю, почему так. Но именно это я чувствую в такие моменты. И мне страшно."
Солнце накидывает себе на плечи алый плащ. Полы плаща расстилаются по всему небу. День наисходе.
Миште сидит, прислонившись спиной к стеблю вереска и смотрит, как Паколейри готовит вечерний чай. Рядом с Пако - спокойнее всего. Миште даже почти хорошо в эти мгновения. А, быть может, даже совсем хорошо, и ... больно. Когда она смотрит вверх, на небо, которое из дымчато-серого становится светло-синим, а потом синий цвет делается глубже и гуще, скоро сумерки можно будет перемешивать ложкой :а пока ещё виден край закатного алого плаща; когда она вдыхает пряный запах трав, смотрит на колышащиеся стебли вереска и ей кажется, что всё вокруг окутано вересковым туманом, капелька-росинка в груди отзывается тонкой, певучей болью, начинает дрожать, биться, рваться из маленького тельца Миште, и она обхватывает руками себя, а ей хочется взять на свои слабые руки весь мир, и качать его, качать, ощущая что мир , как ребёнок, успокоено засыпает в безопасности.
Капля дрожит. Дыхание перехватывает. Боль звучит чисто, как песня, она не мучает, или мучает по-другому, это не плохо, это какая-то особая боль, чистая и нужная, и в ней словно бы кроется ответ на вопрос Миште - "Кто я?", но всё же она не может пока различить ответ.
Ей кажется, что Мир-ребёнок теперь живёт внутри неё, она потягивается, улыбается, и быстро протягивает руки к Паколейри, что бы и её спрятать, согреть и утешить, подарить ей...
- Ай, что ты делаешь! -и Миште понимает, что, погруженная в свои ощущения и своё, такое осязаемое счастье, которым так важно поделиться, она, в неловкой попытке обнять, выбила из рук Пако поднос с цветочными чашками.
- Плакал наш чай, - ядовито хмыкает неизвестно откуда возникший Гро, А Паколейри всплескивает руками и качает головой:
- Что же ты натворила , Мищетрах! Посмотри...
...А она не видит. Мир выскальзывает из неё, и в груди всё каменеет. А камень - не тёплый камень живых гор, а тот камень, в который она превращается, вновь не сумев воплотить в жизнь песню росинки-у-горла, саму себя - воплотить - счастливым и зрячим быть не умеет.
Миште вскакивает, и убегает, почти вслепую - лишь бы подальше от всех...
***
И тут приходит время появится Старшему.
Может быть, Вы уже почувствовали, что он незримо присутствовал в Долине, в зарослях цветов и вереска весь день. Просто не вмешивался в жизнь своих детей, не мешал им бродить по своим тропинкам. Пока он знал, что фейри справляются сами, в мирной и спокойной их жизни Старший появлялся достаточно редко - разве что иногда на вечерний чай, порассказывать истории о дальних краях и иной жизни, и поотвечать на вопросы, ведь маленькие волшебные существа любопытны от природы. А ещё он появлялся, когда его дети не умели сами справится с вылепленной для них судьбой нелёгкой ситуацией. Он надеялся - услышат друг друга, подумают ,поймут, но - раз не получилось - самое время ему вмешаться.
- Стойте здесь и не расходитесь, - велел Старший вересковым существам, - А я отыщу вашу сестру, мы вернёмся, и я кое что расскажу вам всем.
Недолго Старший плутал в вереске - его сердце быстро различило следы тревоги и оборечённости Мищтерах. Он пошёл по этим следам, и очень скоро отыскал её саму.
Миште сидела у кротиной норы, обхватив головку руками, и пыталась ощутить в себе привычный трепет.
- Не хочу быть камнем, - грустно сказала она кротиной норе.
- И не будешь, - мягко ответил ей Старший, выходя из зарослей.
Миште подняла на него свои бирюзовые глаза, сейчас потемневшие и серьёзные.
- Я знаю, вы умеете хранить тайны, - негромко сказала она, - И всё же я очень прошу, я просто умоляю вас - раскройте мне мою, самую главную тайну -Кто я, и зачем? Если... - она вздохнула и упёрла взгляд в землю под ногами Старшего, - Если во мне вообще есть какой то смысл.
Старший улыбнулся в темноте почти незримой, но очень тёплой улыбкой (и Миште ощутила её, и почувствовала, что на этот раз в камень всё же не превратится), поднял фейри с земли, и на руках отнёс её на полянку , где их ждал взволнованный вересковый народец.
Поставив Миште на землю, он спросил:
- Вы ведь все помните, как называется наша Долина?
- Эмши! - сказал Гил, - Она называется Долина Эмши, как бы мы могли это забыть?
- Эмши - происходит от слова aimsigh - находка. , - неспешно начал рассказывать Страший, и любопытные фейри замерли, слушая его, - - Эти места волшебны по красоте своей, а ещё - они просто волшебны, совершенно обычным образом. Здесь земля согрета любовью Солнца, и отзывается на всё, что связано с искренностью и любовью. Если в эти заросли дикого вереска упадёт вещь из человеческого мира, вещь, которую носили с собой, грели в руке., и передали ей частичку своей души, тут, пропитавшись воздухом Долины, она оживёт, и станет, - да. именно - одним из вас. Ты , Гро, тонкий и колкий, был когда-то острой и любимой шпилькой, какой-то барышни. Не часто сюда приезжают люди. Редко - и да будет так, но если приезжают и теряют в этих местах что-то любимое - а места тут, прямо скажем, сами тянут руки, охочие до свежих находок - вещи суждено стать существом долины. Таким образом ты и появился на свет, наш любимый ехидный Гро**-Шпилька.
Может быть. спутник той барышни, а может совсем другой молодой человек., любуясь закатом над горами, потерял на этом самом месте зажигалку, и теперь у нас есть ты - огненный Гил***, маленький приручённый огонь.
У людей существуют такие игры, которые они называют - спортивными, и вот одна из них не возможна без прыгучего теннисного мячика.
- Ох... это я, я прыгучий, - разулыбался Лиройд Лиадоге****, вдумываясь в открывшийся ему внезапно секрет его сущности, - Прыгучий, и ведь немножко летающий, верно?
- Скорее - очень прыгучий, - Старший снова не сумел сдержать улыбку. , - Но это тоже немаловажно.
А ещё кто то из людей, гостивших в этих местах, случайно оставил здесь заварочное ситечко, в котором много раз заваривал вкусный чай для всей своей большой и дружной семьи. И потому теперь в Долине Эмши живёт наша хозяйственная Паколейри*****, рядом с которой всегда уютно и спокойно.
Все разом посмотрели на Пако, а она покраснела и опустила голову.
Фейри стояли словно зачарованные, осознавая себя,, и каждый из них думал в этот миг, что о чём то подобном раньше догадывался, можно сказать - почти знал, просто не умел отыскать нужных слов и произнести тайну вслух. Как же хорошо, что у них есть их мудрый Старший!
Над полянкой, и, кажется, над всей Долиной повисла тишина, и в успокоившейся ночи слышен был лишь голос заливистых и неугомонных ночных цикад. И вдруг эту переливчатую тишину разорвал отчаянный крик. Это обижено кричала Миште:
- А я?! Про меня вы совсем забыли? Скажите, кто же тогда я такая, и почему так отличаюсь от сестры и братьев своих, как будто я одного мира с ними.. и в тоже время - совсем иная, другая, о другом? КТО Я?!
Большая ладонь Старшего легла на её растрепанную макушку. Успокаивая, остужая пыл.
- Тихо, Мищтерах*. Сейчас я расскажу и про тебя. , - голос Старшего заставил дыхание фейри выровниться, - Здесь, в Долине Эмши, так красиво, что когда люди попадают сюда, вырвывшись из суеты больших шумных городов, им кажется, что у них вырастают крылья. Многим, я знаю, хочется соединиться с этим местом. И никогда не уходить отсюда. Только внимать этой красоте. Чувствовать эту живую тёплую землю. И дышать ветром, в котором живёт запах разнотравья. Однажды кто то, приехав сюда ненадолго, так слился душой с этими просторами, что, не смотря на необходимость вернуться домой, к оставленным делам, обранил в заросли вереска своё сердце, и оно - ты - теперь осталось здесь навсегда.
ЭПИЛОГ.
...Под утро Миште приснилось, что капелька-росинка внутри неё пульсирует как-то по-особенному. И от неё расходятся радужные блики. Это было щекотно. А потом Миште увидела, что её кладут в колыбель, в большую и очень тёплую колыбель, от которой так и веяло какой-то особой надёжностью, но не как от старых мудрых гор, а - по-иному, но всё равно Миште чувствовала себя очень счастливой и защищённой. Неожиданно она поняла, что колыбель, в которую её положили - это чья то большая тёплая ладонь. Она чувствовала, что всё, что происходит с ней во сне - правильно и к добру, но проснувшись, всё же встревожилась, и поспешила за утешением к Старшему.
Старший сидел на земле, привалившись спиной к большому валуну, и смотрел как в высоком небе гаснут крупные августовские звёзды - деловито, каждая в свой черёд,.
Миште пересказала ему свой сон и на всякий случай уточнила:
- Это ведь хорошее? Не плохое? И вообще - что всё это значит? Меня... отдали?..
А Старший всё смотрел на звёзды, и мысленно прощался с каждой из них - до будущего заката:
- Это хорошее, - неспешно сказал он, - И, может быть даже, следующим летом они приедут сюда - вдвоём.
Стайка самых неторопливых предрутренних звёзд ещё не покинула небесную Долину, а из-за горизонта уже выбиралось Солнце - заспанное и розовато-золотое. И вот уже над бескрайними зарослями вереска вовсю царил новый Рассвет.