Рождественский романс

Евгению Рейну, с любовью

Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.

Плывет в тоске необъяснимой
пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.

Плывет в тоске необъяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необъяснимой.

Плывет во мгле замоскворецкой,
пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый Год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не объясняя.

Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних,
и пахнет сладкою халвою;
ночной пирог несет сочельник
над головою.

Твой Новый Год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.

28 декабря 1961



Рождество 1963 года 

Спаситель родился 
в лютую стужу. 
В пустыне пылали пастушьи костры. 
Буран бушевал и выматывал душу 
из бедных царей, доставлявших дары. 
Верблюды вздымали лохматые ноги. 
Выл ветер. 
Звезда, пламенея в ночи, 
смотрела, как трех караванов дороги 
сходились в пещеру Христа, как лучи. 

1963 -- 1964 



Рождество 1963 

Волхвы пришли. Младенец крепко спал. 
Звезда светила ярко с небосвода. 
Холодный ветер снег в сугроб сгребал. 
Шуршал песок. Костер трещал у входа. 
Дым шел свечой. Огонь вился крючком. 
И тени становились то короче, 
то вдруг длинней. Никто не знал кругом, 
что жизни счет начнется с этой ночи. 
Волхвы пришли. Младенец крепко спал. 
Крутые своды ясли окружали. 
Кружился снег. Клубился белый пар. 
Лежал младенец, и дары лежали. 

январь 1964



* * *

В Рождество все немного волхвы. 
В продовольственных слякоть и давка. 
Из-за банки кофейной халвы 
Производит осаду прилавка 
грудой свертков навьюченный люд: 
каждый сам себе царь и верблюд. 

Сетки, сумки, авоськи, кульки, 
шапки, галстуки, сбитые набок. 
Запах водки, хвои и трески, 
мандаринов, корицы и яблок. 
Хаос лиц, и не видно тропы 
в Вифлеем из-за снежной крупы. 

И разносчики скромных даров 
в транспорт прыгают, ломятся в двери, 
исчезают в провалах дворов, 
даже зная, что пусто в пещере: 
ни животных, ни яслей, ни Той, 
над Которою - нимб золотой. 

Пустота. Но при мысли о ней 
видишь вдруг как бы свет ниоткуда. 
Знал бы Ирод, что чем он сильней, 
тем верней, неизбежнее чудо. 
Постоянство такого родства - 
основной механизм Рождества. 

Тои празднуют нынче везде, 
что Его приближенье, сдвигая 
все столы. Не потребность в звезде 
пусть еще, но уж воля благая 
в человеках видна издали, 
и костры пастухи разожгли. 

Валит снег; не дымят, но трубят 
трубы кровель. Все лица, как пятна. 
Ирод пьет. Бабы прячут ребят. 
Кто грядет - никому непонятно: 
мы не знаем примет, и сердца 
могут вдруг не признать пришлеца. 

Но, когда на дверном сквозняке 
из тумана ночного густого 
возникает фигура в платке, 
и Младенца, и Духа Святого 
ощущаешь в себе без стыда; 
смотришь в небо и видишь - звезда.

24 декабря 1971 года. 



Рождественская звезда 

В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре, 
чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе, 
младенец родился в пещере, чтоб мир спасти; 
мело, как только в пустыне может зимой мести. 
Ему все казалось огромным: грудь матери, желтый пар 
из воловьих ноздрей, волхвы - Балтазар, Гаспар, 
Мельхиор; их подарки, втащенные сюда. 
Он был всего лишь точкой. И точкой была звезда. 
Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака, 
на лежащего в яслях ребенка, издалека, 
из глубины Вселенной, с другого ее конца, 
звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца. 

24 декабря 1987



Бегство в Египет 

...погонщик возник неизвестно откуда. 

В пустыне, подобранной небом для чуда, 
по принципу сходства, случившись ночлегом, 
они жгли костер. В заметаемой снегом 
пещере, своей не предчувствуя роли, 
младенец дремал в золотом ореоле 
волос, обретавших стремительно навык 
свеченья - не только в державе чернявых, 
сейчас, но и вправду подобно звезде, 
покуда земля существует: везде. 

25 декабря 1988 



* * * 

Представь, чиркнув спичкой, тот вечер в пещере, 
используй, чтоб холод почувствовать, щели 
в полу, чтоб почувствовать голод - посуду, 
а что до пустыни, пустыня повсюду. 

Представь, чиркнув спичкой, ту полночь в пещере, 
огонь, очертанья животных, вещей ли, 
и - складкам смешать дав лицо с полотенцем - 
Марию, Иосифа, сверток с Младенцем. 

Представь трех царей, караванов движенье 
к пещере; верней, трех лучей приближенье 
к звезде, скрип поклажи, бренчание ботал 
(Младенец покамест не заработал 
на колокол с эхом в сгустившейся сини). 
Представь, что Господь в Человеческом Сыне 
впервые Себя узнает на огромном 
впотьмах расстояньи: бездомный в бездомном. 

1989



* * * 

Не важно, что было вокруг, и не важно, 
о чем там пурга завывала протяжно, 
что тесно им было в пастушьей квартире, 
что места другого им не было в мире. 

Во-первых, они были вместе. Второе, 
и главное, было, что их было трое, 
и всё, что творилось, варилось, дарилось 
отныне, как минимум, на три делилось. 

Морозное небо над ихним привалом 
с привычкой большого склоняться над малым 
сверкало звездою - и некуда деться 
ей было отныне от взгляда младенца. 

Костер полыхал, но полено кончалось; 
все спали. Звезда от других отличалась 
сильней, чем свеченьем, казавшимся лишним, 
способностью дальнего смешивать с ближним. 

25 декабря 1990



Presepio (Ясли) 

Младенец, Мария, Иосиф, цари, 
скотина, верблюды, их поводыри, 
в овчине до пят пастухи-исполины 
- все стало набором игрушек из глины. 

В усыпанном блестками ватном снегу 
пылает костер. И потрогать фольгу 
звезды пальцем хочется; собственно, всеми 
пятью - как младенцу тогда в Вифлееме. 

Тогда в Вифлееме все было крупней. 
Но глине приятно с фольгою над ней 
и ватой, розбросанной тут как попало, 
играть роль того, что из виду пропало. 

Теперь Ты огромней, чем все они. Ты 
теперь с недоступной для них высоты 
- полночным прохожим в окошко конурки 
из космоса смотришь на эти фигурки. 

Там жизнь продолжается, так как века 
одних уменьшают в объеме, пока 
другие растут - как случилось с Тобою. 
Там бьются фигурки со снежной крупою, 

и самая меньшая пробует грудь. 
И тянет зажмуриться, либо - шагнуть 
в другую галактику, в гулкой пустыне 
которой светил - как песку в Палестине. 

Декабрь 1991 



Колыбельная 

Родила тебя в пустыне 
я не зря. 
Потому что нет в помине 
в ней царя. 

В ней искать тебя напрасно. 
В ней зимой 
стужи больше, чем пространства 
в ней самой. 

У одних - игрушки, мячик, 
дом высок. 
У тебя для игр ребячьих - 
весь песок. 

Привыкай, сынок, к пустыне 
как к судьбе. 
Где б ты ни был, жить отныне 
в ней тебе. 

Я тебя кормила грудью. 
А она 
приучила взгляд к безлюдью, 
им полна. 

Той звезде, на расстояньи 
страшном, в ней 
твоего чела сиянье, 
знать видней. 

Привыкай, сынок, к пустыне. 
Под ногой, 
окромя нее, твердыни 
нет другой. 

В ней судьба открыта взору 
за версту. 
В ней легко узнаешь гору 
по кресту. 

Не людские, знать, в ней тропы! 
Велика 
и безлюдна она, чтобы 
шли века. 

Привыкай, сынок, к пустыне, 
как щепоть 
к ветру, чувствуя, что ты не 
только плоть. 

Привыкай жить с этой тайной: 
чувства те 
пригодятся, знать, в бескрайне 
пустоте. 

Не хужей она, чем эта: 
лишь длинней, 
и любовь к тебе - примета 
места в ней. 

Привыкай к пустыне, милый, 
и к звезде, 
льющей свет с такою силой 
в ней везде, 

точно лампу жжет, о Сыне 
в поздний час 
вспомнив, Тот, Кто сам в пустыне 
дольше нас. 

Декабрь 1992



25. XII.1993 

Что нужно для чуда? Кожух овчара, 
щепотка сегодня, крупица вчера, 
и к пригоршне завтра добавь на глазок 
огрызок пространства и неба кусок. 

И чудо свершится. Зане чудеса, 
к земле тяготея, хранят адреса, 
настолько добраться стремясь до конца, 
что даже в пустыне находят жильца. 

А если ты дом покидаешь - включи 
звезду на прощанье в четыре свечи, 
чтоб мир без вещей освещала она, 
вослед тебе глядя, во все времена. 

1993