Просторная зала наполнена светом и воздухом. Шторы колыхаются от лёгкого ветра, проникающего сквозь большие распахнутые окна. Он приносит в помещение свежесть и аромат цветущих вишен. Тёплыми снопами лучи солнца озаряют помещение. Перед полукругом из десяти человек стоит мужчина. Чёрные волосы посеребрены сединой, мудрые карие глаза поочерёдно скользят по сидящим. Величественная осанка и высоко поднятый подбородок не дают усомниться - он здесь глава. Все взгляды устремлены на говорящего. Тихий глубокий голос мягкими волнами разносится в пустых стенах. Кажется, спокойствие и умиротворение проникло сюда и по-хозяйски устроилось отдохнуть.
Сегодня Верховные собрались, чтобы выбрать нового Посланника и уговорили её прийти. Она сопротивлялась, как могла, объясняя отказ необходимостью отъезда. Но всё оказалось тщетно. Хоть не являлась одной из глав собрания, но именно в этот раз присутствие было обязательным. И теперь она стояла поодаль и практически не слушала нудные отчёты, которые казались неинтересными. Ждала момента, когда начнётся обсуждение кандидатов, ради которого и переминалась с ноги на ногу уже битых полчаса. Неожиданно комната перед глазами поплыла, а сердце забилось так быстро, словно боялось заглохнуть. Нестерпимая боль пронзила тело, заставив буквально сложиться пополам. Казалось, по сосудам течёт жидкий огонь с примесью битого стекла.
Десяток удивлённых взглядов тут же устремился к ней, но от такой боли нельзя отвлечься, зацепившись за чужое внимание.
- Неееет! - боль свалила на пол маленькую изящную фигуру, заставляя корчиться в предсмертной агонии.
Человеческое горло способно издавать такой звук только под пыткой. Когда мука превращает разумное создание в животное, которое завывает, стонет и рычит. Но откуда взяться палачу в светлом и воздушном помещении, где происходит собрание? Высокий и статный мужчина, сидящий рядом, вскочил и отступил на шаг. Тёплые голубые глаза стали двумя омутами страха, рука помимо воли вцепилась в стул с такой силой, что дерево захрустело. Остальные члены собрания тоже поднялись со своих мест и окружили скрюченную фигуру. Ближе, чем на пару шагов не подошёл ни один. Страх перед тем, что происходило, приморозил к месту, не давая возможности ни пошевелиться, ни помочь.
Фигура на полу изогнулась дугой, практически оторвавшись от пола, и с глухим стуком рухнула на лакированный паркет, оставшись недвижимой. Несколько мгновений звенящая тишина наполняла комнату. Наконец, старший неохотно шагнул к скрюченному телу, склонился... Всхлип сталью распорол плотный воздух. Верховный отскочил, как от гремучей змеи. Плечи девушки затряслись от беззвучных рыданий. Одна из совета - худощавая женщина с густыми светлыми волосами - окинула сердитым взглядом собравшихся, решительно подошла, присела на корточки и тихо позвала:
- Уна! Что случилось?
Боль прошла, но, казалось, лучше бы не проходила и позволила умереть, чем пережить такое. Горло сдавливали рыдания, слёзы кипятком обжигали ледяные щёки. Щемящее чувство потери сжимало сердце холодными тисками. Голоса окружающих доносились издалека, словно она ушла слишком далеко и слышит лишь слабое эхо.
- Принесите воды, - не дождавшись ответа, бросила женщина застывшим наблюдателям. Аккуратно, боясь напугать, коснулась дрожащего плеча: - Уна, что произошло? Ты в порядке?
- Фе...Ферре... - она заставила себя заговорить, чтобы они отвязались. - Ферре. Его больше нет.
Вставать не было ни сил, ни желания. Глаза оставались закрытыми. Хотелось только одного: чтобы её оставили в покое. Но осуществиться желанию не удалось. Крепкие руки подняли с пола, перетащили непослушное тело и прислонили к стене. Что-то холодное ткнулось в пересохшие губы. Стакан? Кажется, кто-то просил принести воды. Слипшиеся губы раскрылись с трудом. Сделав пару глотков, она почувствовала себя чуть лучше. Тело больше не трясло, а всхлипы не мешали говорить.
- Ферре больше нет, - повторила она, будто стараясь убедить саму себя. - Он погиб в пожаре. Я всё чувствовала.
До слуха донеслись перешёптывания. Один из голосов вызвал раздражение, заставившее зелёные глаза широко распахнуться, а затем хищно прищуриться. "Старший! Это он во всём виноват!" - пульсировало в голове. Боль начала пропадать, вытесняемая яростью. Уна вскочила на ноги и бросилась на старшего. Естественно, её тут же перехватили, не дав коснуться.
- Это ты виноват! Я просила тебя! - тонкие губы судорожно кривились, глаза, казалось, источают огонь, который вот-вот выплеснется наружу, поглотив всех окружающих. - Умоляла, чтобы отпустил меня с мужем! Я могла бы помочь! Но ты не позволил!
Сильные руки удерживали, как прочная сеть, и она бессмысленно билась, как пойманная рыбёшка. Но гнев нашёл выход. Увлечённые происходящим, люди не заметили, что в миг всё потемнело, будто яркое солнце закрыла чёрная туча. Громко хлопнуло распахнутое окно, шторы колыхались на сильном ветру, словно плащи мифических персонажей. Верховные бросились закрывать створки. Рядом раздался раскат грома, заставивший содрогнуться стены.
Но сейчас она не могла остановиться. Физическая боль и душевные страдания изливались в неконтролируемой злости.
- Уходите. Все. Быстро! - Голос звучал негромко, но Верховные услышали эхо грома в каждом слове.
Новый порыв ветра раскидал людей, пытавшихся справиться с задвижками. Разом с оглушительным звоном вылетели все стёкла. Испуганные Верховные в панике побежали к двери, оставив посреди комнаты хрупкую фигуру. Опустившуюся темноту яркой вспышкой прорезала молния, а затем раздался такой грохот, будто небо упало на крышу. Платиновые пряди волос хаотично развевались, как щупальца осьминога. Глаза отражали молнии, которые сверкали так часто, как сигнальный фонарь. Она закрыла глаза, понимая, что в этот раз не сможет совладать со стихией. Слишком многое навалилось. Боль, которую довелось испытать, оставила неистребимый осадок в теле. Потеря любимого, острыми клыками рванула сердце, пропахав кровавые борозды. Вина за то, что её не оказалось рядом мучительно скребла душу. Нужно просто отдаться на волю небес и будет так, как решат они. Новая молния упала прямо на здание. Каменные стены с оглушающим грохотом обрушились, примятые покорёженной крышей. Гром вторил сводящим с ума звукам, создавая симфонию разрушения.
Верховные тёмными статуями застыли под хлещущими каплями дождя. Освещённые стальными вспышками лица отражали благоговейный страх. Чёрное небо нависло так низко, что буквально физически ощущалось давление. Гром смешивался со скрежетом и треском разваливающегося строения. Они знали, что буйство непогоды вызвано не привычным ритмом природы. Его породила та, что осталась в доме. В мгновение, когда разбитое здание, сложилось, как карточный домик, стихия, казалось, успокоилась. Насытившаяся гроза угомонилась, небо осветили яркие солнечные лучи, разогнав непогожую тьму. Виновница осталась погребённой под каменным завалом.
2 Отражение.
Яркое солнце плавило асфальт выжигающими лучами. Полное отсутствие ветра наполняло провинциальный город удушливой жарой. Казалось, даже стены зданий выделяют отравляющий газ, подрагивающий в раскалённом воздухе. Люди одеты так, словно собираются на пляж - минимум ткани на разгорячённых телах. Но даже в такую погоду, находились дела, чтобы выбраться из прохладных домов, оснащённых кондиционерами. По тротуару не спеша, разглядывая витрины и вывески, шла невысокая девушка, держащая прозрачную папку с белыми листами. Длинные прямые волосы стального оттенка, казалось, подсвечивали смуглое лицо и даже под золотыми лучами отливали холодным серебром. Раскосые ярко-зелёные глаза с тёмным контуром по краю радужки походили на кошачьи. Для полного сходства не хватало только вертикальных зрачков. Лёгкий бежевый сарафан оттенял бронзовую кожу, босоножки на невысокой шпильке не сковывали шаг. Она напоминала дикарку, каким-то чудом попавшую в каменные джунгли. Огненный воздух, мучающий окружающих второй день, казалось, не причиняет ей неудобств.
Девушка остановилась возле высокой стеклянной двери и без усилий толкнула тяжёлую створку. Оказавшись в небольшом фойе, подошла к стойке, где с дежурно-приветливой улыбкой ожидал администратор.
- Здравствуйте, - её голос оказался похожим на грудное урчание дикой кошки. - Я - в рекламное агентство.
- Вас ждут?
Когда худощавый парень рассмотрел вошедшую, лицо приобрело глупое выражение. Водянистые глаза полезли на лоб, к губам приклеилась неестественная улыбка. Расслабленная осанка выпрямилась и окаменела, будто он кол проглотил. Дикарка ничуть не удивилась такой реакции - в городе к ней привыкнуть не успели. На улице каждый встречный пялился на неё, словно на трёхголовую, и провожал взглядом с риском вывернуть шею. Кто-то восхищался, некоторые смотрели с отвращением, но большинство пугались. Давно, когда ещё хотелось узнать больше об этом мире, она спросила у одного знакомого: "Почему так?" Его ответ стал понятен лишь спустя несколько лет. "Люди всегда так реагируют на тех, кто выделяется в толпе. Если ты не серый, как все, будь готов к тому, что на тебя будут показывать пальцем". Со временем, она привыкла и задавать вопросы перестала.
- Да, - тонкие губы не тронула улыбка. - Уна Пантэ.
Парень сунул длинный нос в записи.
- Лифт на право, - пытаясь вернуть глаза на место и изобразить дежурную приветливость, сказал он. - Пятый этаж.
- Спасибо, я в курсе.
Помимо экзотической внешности, Уна также обладала необычным именем. Лунарис Сильва Пантэ. В её мире детей называли, когда тем исполнялось шестнадцать. До этого возраста семья и окружающие знали человека под прозвищем. Там, откуда она пришла, люди верили, что имя несёт в себе часть человеческой души. А как можно узнать каким будет младенец, едва покинувший материнское тело? И со временем её нарекли Лунарис Пантэ - лунная патера. В ночь, когда родилась, на небе белым вопрошающим оком поднялась полная луна. Пантера - её зверь-покровитель. В этом мире было обязательным второе имя. И Уна решила взять детское прозвище - Сильва. Из-за цвета волос мать с отцом называли непоседливую дочь Сильвой ќ- Серебряной.
Вначале она жалела, что не стала какой-нибудь Джейн Смит, собиралась исправить глупость. Вопросов и удивлённых взглядов было бы гораздо меньше. Но потом передумала. Хотя бы так она сохранит память о том месте, где родилась, будет чувствовать, что чужая здесь. Останется собой.
Поднявшись на нужный этаж, прошла по коридору и толкнула дверь знакомого офиса, которая бесшумно распахнулась. За столом приёмной сидела уже знакомая секретарша. Выкрашенный в розовый цвет ноготь звонко цокал по пластиковой поверхности. Девушка задумчиво смотрела в монитор, всем видом напоминая недовольного нахохлившегося воробья. Уловив краем глаза движение, та посмотрела на гостью.
- О, мисс Брайант ждёт вас, - прощебетала пичуга.
Уна кивнула в ответ и прошла в следующий кабинет. Помещение было оформлено в строгом современном стиле: чёрные, белые и стальные оттенки. За столом сидела красивая, немного полнотелая девушка. С голубыми, как ясное небо, глазами, очерченными контуром угольно-чёрных длинных ресниц. На щеках ямочки. Смоляные волосы мягкими волнами спускались на плечи. Лёгкий бледно-салатовый костюм подчёркивал загорелую кожу.
- Уна! - радостно воскликнула хозяйка кабинета. Вскочила с места и увлекла гостью к паре кресел, стоящих возле большого окна. - Принесла?
- Да, - улыбка так и не коснулась её губ. - Склерозная ты моя.
- Ой, да ладно тебе, - отмахнулась девушка, выхватив прозрачную папку и швырнув ту на стол. - Ну как? Нашла работу?
- Лив, ты же знаешь, что ещё нет, - Уна опустилась в кресло, понимая, что быстро отдать документы и уйти не получится.
Подруга отличалась завидной настойчивостью и излишней болтливостью, но при этом оставалась той единственной, которая смогла завоевать её доверие. Всего полгода назад Уна приехала в этот город. Когда агент показывал потенциальные жилища, хозяйка одного из них оказалась дома. "Оливия Брайант, - представилась та, расплываясь в счастливой улыбке. - Называйте меня - Лив. Так привычнее. Думаю, вам придётся по душе моё предложение." Так и вышло. Как мало в этом мире было людей, подобных черноволосой. Светлая и огромная душа девушки одаривала теплом окружающих, но не все умели это заметить. Уна видела. Чувствовала мягкие потоки, словно в груди собеседницы сияло солнце. Она не поехала смотреть другие квартиры. Здесь же на месте подписала договор об аренде. Встреча оказалась не последней. То тут, то там судьба сталкивала с Лив, словно тыча носом, заставляя общаться. И за короткое время они сдружились так, что теперь Уна не смогла бы себе представить ни дня без счастливой улыбки на пухлых губах.
Лив плюхнулась в соседнее кресло и продолжала вопросительно таращиться на неё, словно ожидая ответа. Врать в очередной раз не хотелось, но что поделать, раз подружка так настойчива. Жизнь в этом мире была соткана изо лжи.
- Ты же сама знаешь, как трудно найти работу на новом месте, - вздохнув, сказала Уна.
- Нет, не знаю, - фыркнула та, закатывая глаза. - Я предлагала работать здесь, но ты отказалась.
- И не без причины. Опыта у меня нет, поэтому заниматься благотворительностью и портить репутацию твоему агентству я не позволю.
- Куда потом собираешься?
- Пройдусь по объявлениям, - соврала Уна, не покраснев.
- О, тогда не смею задерживать, - девушка вскочила с кресла и указала на дверь. - Топай давай. А то ходишь без работы, живёшь непонятно на что. Нет, чтоб быть, как все нормальные люди...
Подружка ещё что-то бурчала, но Уна уже покинула кабинет и не слышала. Гиперктивность Лив оказывала благотворное расслабляющее действие. Казалось, в присутствии подруги возникало чувство защищённости, как у маленького ребёнка, находящегося с родителями. Лив стала для неё семьёй.
Покинув офисный центр, она почувствовала настоятельную потребность в тишине и покое. Чем дольше жила в этом суетном мире, тем больше нуждалась в почти забытых ощущениях, которые были родом с родины. Поймав такси, назвала адрес дома, в котором жила. Здание находилось как раз напротив леса. Перейди дорогу - окунёшься в зелёный океан. Такой спокойный и контрастирующий с шумными городскими улицами.
Быть, как все. Последние слова Лив прочно засели в сознании, штопором ввинчиваясь в разум. Вот чего у неё никогда не получится, так это быть, как все. И не во внешности дело. Как стать частью мира, который так и не стал родным? Можно притворяться, лгать и убеждать себя, но рано или поздно поймёшь, что всё - иллюзия.
3 Коджитатионис.
Уна слышала далёкие голоса, но слов разобрать не получалось. Она будто плавала в тёмном глубоком колодце, а откуда-то сверху тихим эхом доносились звуки. К голове, казалось, привязали булыжник, в висках пульсировала кровь, разгоняя боль по затуманенному разуму. Тело налилось свинцовой тяжестью. Что произошло? Почему она чувствует себя разбитой? Захотелось открыть глаза, но веки, будто намертво прихваченные клеем, не послушались. Сознание, ещё не окрепшее, не могло отдавать команды телу. Пришлось ждать.
- Ты уверен, что с ней всё нормально? - голоса раздались гораздо ближе, значит, слух возвращается.
- Да. Просто обморок. Ты не представляешь, какое чудо, что она выжила. - Женский голос показался знакомым и вызвал смутные воспоминания. Кажется, в последний раз он предлагал выпить воды.
Уна сделала усилие - ресницы задрожали и приподнялись. Перед мутным взглядом появились два тёмных пятна. Человеческие фигуры? Она моргнула, пытаясь избавиться от тумана, и широко открыла глаза. Ощущение собственно тела вернулось, а ним пришла и боль. Правую ногу нещадно дёргало, плечо ныло и гудело. Уна чувствовала себя избитой.
- О, Боги, она пришла в себя! - воскликнул мужской голос, и она, наконец, узнала старшего. - Уна, что же ты наделала! Тебе невероятно повезло!
Язык прилип к нёбу, распух и шевелиться не желал. Что такого она совершила, что отец с таким беспокойством смотрит на неё? Захотелось ответить, чтобы успокоить его.
- Я - нормально, - с трудом разлепив потрескавшиеся и пересохшие губы, выдавила она. - Можно воды?
Тут же в поле зрения возникла вторая фигура - светловолосая женщина заботливо протягивала ей стакан. Возникло ощущение дежавю... И тут она вспомнила! Сердце сдавили стальные пальцы, и то забилось, как напуганная в клетке пичуга.
- Ферре, - простонала она, так и не притронувшись к воде. - Папа, Ферре больше нет.
Отец взволнованно переглянулся со светловолосой и снова посмотрел на дочь.
- Мы уже знаем, - тихо и осторожно, будто боясь повредить израненную душу, заговорил он. - Пока ты была без сознания, нам звонили из Марджине.
Казалось важным узнать, что произошло. Добьёт ли это - не известно. Но она должна была знать.
- Что случилось? - хриплый голос звучал немного чётче и сильнее.
- Ферре кинулся спасать девочку из пожара. Ребёнок выжил, а он нет, - опустив подробности, рассказал отец.
Но детали не требовались. Она и так знала, что муж сгорел. Чувствовала всё, что происходило с ним, переживала вместе.
- Тебе стало плохо на собрании и эм... Началась гроза. Ударила молния... В общем ты разрушила дом, где встречались Верховные. Чудо, что тебя не раздавило обломками! Доченька, я чуть с ума от страха не сошёл!
Да. Теперь она вспомнила яркие вспышки молнии, низкие утробные раскаты грома и рокочущий грохот разваливающегося каменного строения. Вместе с воспоминаниями пришло удивление. Зачем она выжила? Отдавшись на волю бушующему чувству, надеялась, что грозная непогода раздавит, уничтожит потревожившую мирный сон букашку. Гневом сотрёт с лица земли ту, которая не побоялась излить чувства в силах природы. Но этого не произошло. Почему?
- Папа, спасибо, что вытащили меня. Передай людям благодарность. А сейчас я хочу остаться одна, - холодному спокойному голосу удалось спрятать боль за ледяной стеной слов.
- Но, дочка... - хотел возразить отец, но она перебила.
- Со мной всё будет в порядке, обещаю. Просто нужно поразмыслить в тишине.
С подозрением поглядывая на Уну отец и светловолосая, наконец, вышли из комнаты. Накрытое тонким покрывалом тело тут же скрючилось в позе зародыша. Плечи вздрагивали от рыданий и всхлипов, которые помимо воли вырывались из, казалось, сжавшегося горла, которое и воздух-то пропустить сквозь себя не может. Его больше нет. Никто не обнимет, не прижмёт к груди крепкими надёжными руками. Не пообещает, что всё будет хорошо. Как испуганный ребёнок, оставшийся без родителей, Уна чувствовала себя одинокой, потеряв того, кого любила больше жизни.
Несмотря на потери, несчастья и даже катастрофы жизнь всегда продолжается. Не остановилась она и в этот раз. Прошло несколько дней, и Уна смогла спрятать воспоминания и боль потери за бесстрастной маской. Собрание, прерванное в прошлый раз, необходимо было провести заново, ведь Посланника выбрать так и не удалось. Ей простили внезапное помешательство. Никто из живущих в Салтус Урбем не застрахован от неконтролируемых всплесков силы. Тогда почему она всё ещё чувствует себя виноватой, рассматривая спокойные лица собравшихся?
- В прошлый раз нам не удалось выбрать Посланника. Давайте продолжим, - заговорил старший. - Йеймс Вентус скоро вернётся и кто-то должен занять его место.
- Рубрум подошёл бы. У него большая семья. Жена, двое детей-подростков. Есть старший брат, который сможет присмотреть за ними в отсутствие младшего.
- Хорошо. Рубрум подходит. Кто ещё?
Верховные начали перебирать имена, словно отделяли свежие листья от увядших. Некоторые откладывали в небольшую кучку, чтобы после выбрать из неё лучший. Некоторые отметали, как негодные. Раз в сто лет в этом мире проводились подобные собрания, но Уна впервые присутствовала на одном из них. Она помнила, как отец рассказывал маленькой и любопытной дочке о существовании иного мира. Загадочного и неизвестного. И вот теперь собственными глазами наблюдала за выбором Посланника.
- Я пойду, - шагнув из-за спины старшего, громко сказала Уна.
Удивлённые взгляды Верховных устремились к ней.
- Ты с ума сошла?! - гулкий голос отца разнёсся по пустой комнате.
- Инвадам, я хочу пойти, - зелёные глаза буравили благородное лицо. - Почему должен уходить кто-то из семейных? Бросать родных? Меня здесь ничего не держит. Я пойду.
- Уна, ты знаешь правило, - нахмурился тот. - Посланником может стать тот или та, кто имеет свою семью, взрослых детей и того, кто сможет позаботиться о родных. Ты не подходишь ни по возрасту, ни по положению. К тому же ты - жрица и должна быть с нами.
- Конечно, лучше заставить человека бросить родню, чем отправить в Отражение молодую девчонку без семьи, - фыркнула Уна.
Возмущённый ропот Верховных прокатился по комнате. Никто не смел так разговаривать со старшим. Но тот, казалось, не обратил внимания на неуважение, продолжая удивлённо рассматривать дочь.
- Ты понимаешь, что такое правило принято не зря? Человек должен достаточно прожить, завести семью, оставить потомство и только после этого отправляться в иной мир, иначе род избранного не продолжится. Неужели ты хочешь оставить меня без внуков?
Уна понимала, что такое правило придумано не зря. Обычно к моменту перехода в Отражение человек проживал достаточно, чтобы заиметь крепкую и любящую семью, иногда даже внуков. И это было правильно, ведь часто случалось такое, что Посланник не возвращался, погибал на территории загадочного мира. А у них верили: душа, не нашедшая продления в потомстве, не получит упокоения. Ведь детям родители дарят не только определённый набор генов, но и вкладывают часть души. Мать разделяет душу на двоих, когда малыш ещё в утробе, а отец вкладывает часть своей при воспитании. Таким образом, человек, родивший и воспитавший детей, обретает бессмертие. Ферре не успел разделить душу и теперь вовек не сыщет покоя. А она, до беспамятства любившая мужа, не сможет заставить себя полюбить вновь.
- Брось, отец! Ты никогда не останешься один. У меня три старших брата, у которых уже есть дети. Одного из них вы, кстати, собирались рассматривать, как Посланника. Инвадам, прошу тебя... Ненужно, чтобы кто-то бросал семью. Мне нечего терять, так позволь мне...
- Уна, твой дар уникален и бесценен! - вмешалась светловолосая Верховная. - Ты хочешь оставить наш мир без жрицы?
- Флава, я всё понимаю, но не хочу никого видеть рядом. Я любила его! Можете вы это понять или нет?! - Уна повысила голос. - Неужели вы сделаете из меня инкубатор только затем, чтобы продолжить род жриц?!
По взгляду светловолосой она поняла, что та была бы не против насильно выдать её замуж, чтобы получить столь желанное потомство с бесценным талантом.
- Спокойнее, Уна, - вмешался отец. - Нам не нужно повторение произошедшего.
- Это сейчас ты не готова, - снова заговорила Флава. - Но через год-два в памяти всё сотрётся, и ты снова захочешь любить.
- Нет, - она упрямо покачала головой. - Я больше не хочу.
- Хорошо, допустим, мы позволим, - старший, нахмурившись, смотрел ей в глаза. - Ты вернёшься через сотню лет. Меня к этому времени уже не станет, старшего брата тоже. Не пожалеешь ли о том, чего сейчас с таким пылом добиваешься? Большинство из тех, с кем знакома, перейдут черту и не смогут встретить тебя.
- Вы не поняли, - со вздохом ответила Уна. - Я прошу отправить меня Посланницей не на сотню лет. Я хочу уйти в Отражение навсегда.