Дождь барабанил по крыше с такой силой, будто пытался ее проломить. Сквозь неплотно прикрытую балконную дверь внутрь проникал холодный сырой ветер. Уличный фонарь бросал тусклый оранжеватый свет на узкую кровать и раскинувшуюся на ней фигуру молодого мужчины. По всей видимости, он метался в бреду: на его высоком и бледном даже в темноте лбу выступил пот, дыхание было тяжелым и хриплым; отброшенное одеяло валялось на полу, простыни смялись и сбились в невнятный ком.
Мужчина что-то произнес - чуткое ухо различило бы то ли имя, то ли слово из какого-то неведомого языка. Но в комнате никого не было. Он застонал и снова повторил то же слово - по-видимому, все-таки, имя, потому что было похоже, что он кого-то зовет.
Дверь приоткрылась, и в комнату вошла тоненькая девушка в белоснежном одеянии. Она принесла кружку с горячим питьем. Увидев, что больной опять скинул одеяло, она недовольно покачала головой, поставила кружку на камод и укрыла мужчину. Затем закрыла балкон, нашла на полу смятую тряпку, расправила ее, обмакнула в миску с холодной водой, которая стояла у постели, и положила на законное место - горячий лоб больного.
Почувствовав прохладное прикосновение, он открыл глаза.
- Элль'ри... - прошептал он.
- Тише, Саххэт. Ее здесь нет. А тебе надо выпить лекарство.
- Где она? Мне нужно с ней поговорить. Мне нужно поговорить с Элль'ри, - настойчиво повторил он.
- Поговоришь, - согласилась девушка. - Только сначала ты должен поправиться. На, выпей.
Она помогла ему приподнять голову, и он жадно осушил кружку.
- Элль'ри, я должен поговорить с Элль'ри, - как будто напомнил Саххэт и снова заснул, но уже спокойным сном без сновидений.
Девушка улыбнулась и легко коснулась губами его лба.