Формально прозу можно разделить на реалистическую (реализм) и нереалистическую (фантастика).
Словарь Ожегова дает такое определение реализма - "направление в литературе и искусстве, ставящее целью правдивое воспроизведение действительности в ее типичных чертах". "Не реализм" большое внимание уделяет фантазии, создавая то, чего нет в нашей действительности.
Конечно, в каждом произведении присутствует доля авторского вымысла, того, чего не было, не будет или не может быть никогда. Но, с точки зрения сегодняшнего реального мира, только часть жанров могут более-менее отражать действительность в ее реальном виде (или реальном на момент написания произведения), все остальные жанры являются "нереалистическими" (фантастическими в широком смысле слова).
Жанры фантастика, фэнтези, мистика и сказки по определению могут считаться нереалистическими.
Проза, приключения, лирика (форма прозы), хоррор могут быть как реалистическими, так и фантастическими по своей сути. Поэтому в случае с этими жанрами нужно рассматривать каждое конкретное произведение отдельно.
Термин "Нереалистическая проза" был введен в обращение в 2006-м году на конкурсе СНП. Сегодня этот термин уже можно считать общепринятым и широко используется как литературными критиками, так и авторами.
Чем "предноминация" отличается от "преноминации"?
Формой словообразования.
Приставка "Пре-" означает высокую, высшую степень, что-либо более сильное, высокое, большее. Например, превозносить, превозмогать, превосходство, преклонение, прекрасный, прелестный и т.д.
Приставка "Пред-" означает что-либо, находящееся впереди, ранее чего-то, перед чем-то, предварительное действие. Например, предостеречь, предотвратить, предварить, предназначить, предвещать, предгрозовой, предгорный и.т.д.
Отличаются ли "предноминация" от "преноминации" по сути, судить авторам-участникам конкурса.
В принципе, предварительный отбор остается предварительным отбором, независимо от его названия.
На прошлых СНП не принимали "явно конструкторские произведения", а в правилах этого года такого пункта нет. Куда делось?
Мы всё так же считаем, что творческий процесс имеет отличия и сильно зависит от степени использования в творчестве интуиции и логики. Но последние события - мировой финансовый кризис, спровоцированный кризисом в духовности и в культуре; стремительная форматизация книжного рынка в СНГ (взять хотя бы новые шаблонные требования к романам в издательстве "Крылов") - показали, что причины существующих проблем лежат в иной плоскости.
Поэтому в СНП-2009 будут расставлены несколько иные акценты.
Те же, кто хочет более подробно узнать об интуитивном методе творчества и конструировании текстов, может обратиться к материалам прошлых конкурсов СНП.
Будут ли обнародованы имена членов жюри и предноминаторов?
Да, но только вместе с оглашением результатов. Это решение одобрено членами жюри, поэтому состав судейской команды не будет разглашаться, независимо от количества просьб авторов. Только если сам судья решит раскрыть свое имя до окончания конкурса, оно станет известно участникам.
В украиноязычной номинации состав жюри будет обнародован после окончания приема работ.
Что такое "постмодернизм"?
У "постмодернизма" множество определений, но постараюсь очертить, как понимают его в рамках данного конкурса.
Постмодернизм как стиль и жанр напрямую связан с мировоззрением. Он базируется на мировоззрении, но одновременно может воздействовать на уже сложившийся взгляд на мир, подстраивая его под себя и искажая картину мира.
Особенно быстро и эффективно мутация достигается за счет искажения языка (например, ЖЖ-ный сленг). Каждый язык содержит в себе национальную матрицу, через которую, словно через призму, человек смотрит на мир. Вы могли замечать, что одна и та же фраза, сказанная на разных языках, несет в себе иной смысл. Но при искажении любой языковой матрицы нарушаются глубинные подсознательные связи между бессознательным, национальным и творческим началом. Творчество в большинстве своем все же приходит из подсознания (подсознание рассматривается в трактовке Юнга).
Поскольку постмодернизм сейчас переживает последнюю фазу своего существования (эрзац-постмодернизм) и перерождается в антикультуру, что видно даже по стилистике современных постмодернистских текстов, это значительно упрощает его понимание.
В своих крайних проявлениях постмодернизм воплощается в "чернухе" (как проявление реальности) и в "гламуре" (как проявление "мифичности" и "сказочности").
Если "чернуха" апеллирует к действительности и пытается воссоздать ее "правдивый" современный облик, то "гламур", напротив, создает нереальную картину.
Мировой финансовый кризис "подрезал" крылья "гламуру", поскольку для этого воплощения постмодернизма нужны большие финансовые затраты.
Но, с другой стороны, стало больше "чернухи", а нереализованные средства, ранее идущие на "гламур", переместились в сказочную плоскость (обратите внимание, как много сейчас стало бездуховных жестоких сказок и анимации).
Главным признаком постмодернизма является эстетичность ради эстетичности. При этом "эстетичными" могут быть даже мухи, наклеенные на цветной картон.
Вторым по значимости идет десакрализация. Произведение не имеет души, не наполнено подсознательной энергией творчества, так как сложено из фрагментов уже кем-то созданных "текстов".
Десакрализация приводит к фрагментарности. Произведение легко разбирается на кусочки (фрагменты, цитаты), которые можно с легкостью переставлять без вреда для текста.
Еще одним внешним проявлением десакрализации является деканонизация. Она реализуется через отсутствие высшего: "нет ничего святого" в широком смысле этого слова, и нет ничего ценного, все находится на одном уровне - от школьного дневника до классического романа. Поэтому для постмодерного мировоззрения ценна только эстетика.
Поскольку нет ценности слова (кроме его эстетической самоценности) и мастерства (вспомните картины - отпечатки голой ж***, измазанной краской), то для постмодернистского мировоззрения утрачивает значение и авторство произведения. В текстах постмодернистов отсутствует автор и авторское начало, ведь если нельзя создать ничего нового, то отпадает необходимость в существовании самого творца, что приводит к безличности и безликости, как самого автора, так и текста.
Безличность и отсутствие мастерства, в то же самое время стремление к эстетизму, оригинальности и элитарности искусства оправдывается неуверенностью в собственных силах. Постмодернист не воспринимает себя как творца, он неуверен в том, что делает, его произведения вырваны из контекста и часто не доведены ни до эмоциональной кульминации, ни до логического завершения. Такие цели вообще не ставятся, ведь "все уже было написано до нас".
Незаконченность и фрагментарность являются причиной химерности формы и значений постмодернистского текста. Поскольку, если все уже было написано, то можно играть только с формой, так добиваясь оригинальности.
Химерность формы в свою очередь влечет нечеткость значений и отсутствие проблем. Постмодернист не решает проблемы, не отвечает на вопросы, он играет, и этого, по его мнению, достаточно, поскольку уже само по себе "эстетично".
Впоследствии это приводит к исчезновению одной из главных составляющих литературы - проблематики, и к мутантным изменениям жанра, форматизации книжного рынка и культуры в целом.
С другой стороны, для постмодерниста возрастает важность знака и аллегории. Поскольку слова утрачивают свои значения, становятся важны только трактовки конструирующего текст, читателя, автора фрагментов, взятых для нового текста. Каждое слово становится игровым знаком. Произведения сложено из фрагментов, а не прожито. Все ощущения переводятся на язык знаков. Реального мира больше не существует, за показной натурализацией постмодернистских текстов скрывается отсутствие реальности, в них все не настоящее: ни эмоции, ни события, ни мысли.
Все они становятся элементами игры. Игра возводится в ранг божества, при этом сама игра имеет начало, но не имеет конца: из нее нельзя выйти, можно только оборвать. У нее нет цели и смысла. Весь мир, и созданный, и реальный, становится объектом и местом такой игры. Отказ от игры в рамках постмодернизма рассматривается как отказ от творчества и самой жизни. Поощряется тотальная карнавализация, когда нет внутренних убеждений, а все сказанное и сделанное - лишь часть роли и одна из масок.
Еще одним текстовым и мировоззренческим проявлением неуверенности в себе и отсутствия внутренней душевной целостности автора-постмодерниста (это естественно, поскольку автор-постмодернист сознательно создает фрагментарные, нецелостные тексты) становится ирония. Сегодня иронии в культурно-информационном пространстве уже так много, что она переродилась в стеб. Если в произведениях отсутствуют стеб или ирония, такой автор автоматически в глазах постмодерниста получает маркер "чужого", а его произведения выпадают из поля восприятия, на "чужой" текст наклеиваются различные ярлыки, чтобы оправдать свое негативное отношение к чужеродным текстовым элементам.
В целом, постмодернизм тяготеет к пополнению внутренней энергетики через начало смерти (Танатос), этим обусловлена его тематика. Но, как компенсация, также активно задействована энергия Эроса, что тоже отражается на тематике и стилистике произведений. Проще говоря, практически во всех постмодернистских произведениях, так или иначе, будет написано про секс или по смерть. Проявляться это может не только и не столько на сюжетном уровне, а в первую очередь на уровне знаков и образности выражения и описания.
Признаки постмодернизма описаны на основе теории, опубликованной в книге Б.М. Сапунова "Философские проблемы массовой информации и телерадиокоммуникации".
Что такое стеб?
С античных времен человечеству было известно две разновидности юмора, точнее говоря, комического: собственно юмор и сатира. Вопреки распространенному мнению, первый не обязательно добрее второй; юмор может быть и черным, и жестоким. Тем не менее, цель всякого юмора, от самого добродушного до самого мрачного, одна - просто посмеяться над тем, что смешно. Никаких других целей, в том числе кого-то обидеть или с чем-то бороться, юмор не преследует; если кто-то и обижается на определенные шутки, то это лишь побочный эффект, но никоим образом не задача юмориста.
Сатира - дело другое. Целью сатиры является не просто смех, но высмеивание; сатира - это всегда оружие, направленное против определенного врага. В качестве врагов могут выступать как конкретные личности (или группы таковых), так и явления или качества человеческой натуры - но, в любом случае, беззлобной и необидной сатира быть не может, иначе это уже не сатира, а ее бездарная имитация (столь любимая боящимися настоящей критики тоталитарными режимами и идеологиями). Тем не менее, хотя главные качества сатиры - острота и язвительность, это не освобождает ее от необходимости быть смешной. В противном случае она вырождается просто в ругань.
Наше время, однако, породило третью категорию, отличную как от юмора, так и от сатиры. И имя этой категории - стеб.
Может показаться, что это слово - не более чем жаргонное наименование давно известного явления. Но на самом деле новый термин появился не случайно - точного литературного аналога понятия "стеб" не существует, поскольку не существовало прежде и самого явления. Стеб - это не юмор, не смех над тем, что просто смешно само по себе. В то же время, при всем своем глумливом характере, стеб качественно отличается и от сатиры.
Сатира, даже самая едкая и беспощадная, в основе своей конструктивна. Объективно говоря, сатира отнюдь не всегда борется за правое дело - у самых отвратительных режимов есть свои сатирики, как отрабатывающие пайку, так и искренне верящие государственной пропаганде - но, тем не менее, сатирик всегда не только против, но и за. Это "за" неявно, но оно подразумевается со всей очевидностью. Если сатира направлена против коррупции и воровства, значит, она за честность. Если против глупости и некомпетентности, значит, она за ум и профессионализм. Если против тирании, значит, она за свободу. Если против определенной политической системы - значит, она за другую систему, которую сатирик считает лучшей; мы можем с ним не соглашаться, но, тем не менее, четкое следование принципу "критикуя - предлагай" у сатиры присутствует всегда. Проще говоря, сатира - это всегда глумление над пороками ради добродетелей (по крайней мере, с точки зрения того, что считается пороками и добродетелями в определенной системе ценностей).
Стеб же - это глумление над добродетелями. Над умным, над серьезным, над искренним, над красивым и т.д. и т.п. Сатирик высмеивает низкое - стебушник "опускает" высокое. Стеб абсолютно деструктивен, никакой осмысленной альтернативы он не предлагает и не может предложить. Если сатирик всегда в состоянии внятно объяснить, почему и ради чего он обрушивается на свои мишени, то стебушник просто пожмет плечами: "Да так, постебаться захотелось". А скорее всего - попытается "обстебать" и самого задающего вопрос, саму идею о том, что у действия должна быть разумная причина и цель. Больше всего стебушник боится показаться "пафосным", а проще говоря, элементарно серьезным, имеющим и отстаивающим какие-то твердые взгляды и убеждения. Отсюда понятно, что стеб в принципе не способен предложить какую-то, пусть даже извращенную, систему ценностей - он отрицает это понятие, как таковое.
Показательно, что стеб, собственно, даже и не смешон. Что лежит в основе комического, что делает смешное - смешным? Ключевое понятие тут - неожиданное несоответствие. Это может быть, в частности, несоответствие между формой и содержанием (к примеру, когда правила грамматики излагаются безграмотным языком), между стилем и контекстом (скажем, нарочитое употребление архаизмов в рассказе о современных событиях или научных терминов - в бытовой сценке), между привычным текстом и новым смыслом (на этом строятся пародии), между разными значениями похожих по звучанию слов (каламбуры) - ну и, собственно, несоответствие между ожидаемым и случившимся как таковым, на чем строится большинство анекдотов. Но на самом деле неожиданность важна для любого из этих вариантов - если мы угадываем "соль" шутки заранее, то можем, конечно, оценить остроумие ее автора, но едва ли рассмеемся. Поэтому, кстати, юмористические рассказы, построенные на постоянном использовании одного и того же приема (даже если этот прием остроумен сам по себе), нельзя назвать удачными - фактор неожиданности пропадает, а с ним пропадает и смех.
В чем же состоят основные приемы стебушников? Максимум, на что они способны - это на утрирование, причем именно в вышеописанном стиле тупого однообразного повторения одного и того же приема. Но часто они не доходят даже до этого, и весь их, с позволения сказать, юмор сводится просто к тому, чтобы сказать "гы-гы". Повторить серьезный тезис, но скорчить при этом глумливую рожу, подразумевающую "ну вы ж понимаете, что всерьез такое принимать нельзя". Почему нельзя, этого стебушник даже не попытается объяснить. Это в прежние времена на аргументы необходимо было отвечать аргументами - или же расписаться в собственном поражении. Теперь в ответ на доводы оппонента достаточно просто сказать "гы-гы!", а всякого, кто откажется смеяться, обвинить в отсутствии чувства юмора.
При этом реакция стебушника предельно примитивна и предсказуема. Неожиданность может возникнуть лишь в том случае, если мы не знаем, что перед нами стебушник - но такая неожиданность свидетельствует уже не о наличии, а об отсутствии остроумия. В самом деле, в отношении сатиры и юмора всегда ясно, что это сатира и юмор (даже если перед нами и не лучшие их образцы). Стеб же может просто тупо дублировать серьезный текст (который, по мнению стебушника, смешон уже потому, что серьезен). Поэтому, особенно в сетевых дискуссиях, где интонация и выражение лица скрыты от оппонента, нередки ситуации, когда диспутант серьезно и подробно разбирает чужие тезисы, а в конце, словно извиняясь, вынужденно делает приписку: "Если все это, конечно, не стеб".
Уже одна подобная путаница показывает, что стеб отнюдь не безобиден. Он перестал быть просто развлечением для убогих, способных лишь гыгыкать в своем кругу над теми, кто умнее и образованнее их. Он активно проникает в культуру, разрушая ее изнутри. Он сделался моден, "гламурен", он превратился в фирменный стиль многих "культовых" фигур - от радиоведущих до писателей и режиссеров. В обществе активно насаждается идея, что всякая информация - это либо чей-то стеб, либо объект для стеба, а потому ни к чему не следует относиться серьезно. Любые принципы, идеи, аргументы, права, свободы и все прочее - это только повод сказать "гы-гы". Стеб - не нигилизм; нигилисты, опять-таки, "критикуя - предлагали". Всё же, что могут предложить стебушники - это "забей" и "не парься". Стеб - это и не цинизм: циники, упрощенно говоря, не верят в добро, но вполне серьезно относятся ко злу. Стебушники не способны и на это.
Стеб появился в период заката СССР и многими тогда воспринимался, как нечто позитивное, как форма бунта против системы. В самом деле, когда единственной политикой в стране была "генеральная линия КПСС", аполитичность уже выглядела едва ли не диссидентством. А стебушники, естественно, стебались и над уныло-пафосным советским официозом. Однако дальнейшие события показали, что им совершенно все равно, над чем стебаться...
Полный текст: Юрий Нестеренко "Убить пересмешников!" http://www.apn.ru/publications/article20280.htm