-Слушай, представляешь, как нам повезло? В последний день Вахты найти бойца с подписанным ножиком, да еще особо не заморачиваясь, почти прямо на тропе!..
-Да уж. Итак, сегодня, восьмого августа, двухтысячного года... Место... Указал. Слушай, а какую фамилию нашедшего писать будем?
-А-а-а, пиши всех троих - Верховский, Ратникова, Соболев. В алфавитном порядке, чтобы обидно никому не было!
-Записал.
-На, глотни из фляги - удачу надо отмечать! Здесь же каждый день утром и вечером не менее трех отрядов на работу и с работы ходило - и никто его не увидел, никто, кроме нас!
-Три отряда... Слушай, но если по десять человек в каждом - это тридцать пар глаз. "Туда-обратно" - то есть на него каждый день по шестьдесят раз смотрели. Как они могли его не увидеть?
-Не знаю. Может, его и не было здесь.
-Это как? Тогда каким образом он тут появился?
-НОЧЬЮ ПРИПОЛЗ!
***
Над головой второй час раскачивался заунывный звон комаров.
Этот монотонный непрекращающийся звук мог легко расшатать психику, пожалуй, любого коренного жителя мегаполиса.
Но ему к таким проявлениям дискомфорта было не привыкать. И, в очередной раз раздавив ладонью на щеке присосавшегося вампира, он лишь поглядел на видневшийся между крон деревьев кусочек голубого неба, и подумал: "Ну, хоть дождя не будет, и то хорошо".
Почему-то из всех экспедиций наиболее яркие впечатления сохранились именно после тех, которые погода не жаловала. Память с фотографической точностью на долгие годы запечатлела, как выглядит капля дождя, свисающая с капюшона прямо перед глазами, как стекают с лопаты и скатываются по запястью в рукава грязные ручейки воды, каково впятером укрываться от дождя со снегом под одной потрепанной плащ-палаткой или рваным куском полиэтилена, когда каждую минуту кому-нибудь за шиворот обязательно да потечет ледяная струйка... И как каждый раз в такой ситуации кто-нибудь вставлял издевательско-подбадривающее - "что грустим, народ, зато комаров нет!"
"Милее море с берега, милее берег с моря"... (1)
Ботинки методично выбивали бурую пыль из петляющей сквозь неуютный подлесок ленты дороги, по обе стороны которой даже сквозь плотную летнюю листву были заметны многочисленные, столь характерные для военного леса следы земных ран.
Однако желания остановиться, скинуть рюкзак, расчехлить саперную лопату, поднырнуть под так неудачно выросшую ветку и, склонившись над рыже-зеленым ковром мха, слой за слоем снимая влажную, пахнущую перегноем и ржавчиной землю, прикоснуться к истории - не было.
Не было ни сегодня, ни вчера. Как и все эти годы, прошедшие со времени его крайней - нет, все-таки, последней - экспедиции.
Он очень надеялся, что такого желания не возникнет и завтра. А если вдруг на каком-то очередном жизненном вираже оно и появится вновь - то найдутся силы его подавать.
Потому что прекрасно понимал, что он - БЫВШИЙ. Теперь уже навсегда.
***
Дорога изогнулась последним на пути поворотом, заросли нехотя расступились, и в открывшемся проеме возникли примостившиеся на краю поляны четыре добротных, но уже заметно потрепанных временем дома. Было видно, что в эти дворы еще кто-то приезжал, поддерживал в них жизнь. Но по сторонам уже колыхались на покрытых травой невысоких холмах заросли иван-чая - своеобразные памятники обрушившимся и сгнившим жилищам, некогда покинутым своими хозяевами.
Дед, как и договаривались, встретил его прямо у входа в деревню.
Несмотря на жару, был он в грубых камуфлированных штанах, и такой же грубой, расстегнутой, чем-то испачканной, местами порванной рубашке, половины пуговиц на которой не хватало. Голову покрывала уже выгоревшая под Солнцем солдатская кепка, на лбу которой еще был виден след от приколотой некогда звездочки.
"Сколько же ему лет на самом деле? Пятьдесят есть уже, или еще нет?"
-Ну, с приездом!
-Добрый день, Дед!
Было немного неудобно сразу же звать не очень знакомого человека по прозвищу, но он хорошо помнил напутствие товарища, рекомендовавшего остановиться именно у Деда - "Хоть на вид уже и в годах, ни в коем разе не вздумай звать его на "Вы", тем более, по имени-отчеству - обидится и разозлится".
Хозяин тем временем продолжил, показывая на ближайший дом:
-Ну, вот и мои царские хоромы.
Вдвоем они поднялись на крыльцо, Дед распахнул тяжелую входную дверь, затем еще одну, лениво шаркнул ногой по расстеленному у порога половику.
-В принципе, обустраивайся, где пожелаешь. Можешь вон в той комнате на кровати, а если хочешь - то прямо на полу в спальнике. На кухне все, что найдешь - твое. Но, если что, то "удобства" у меня во дворе. Сам понимаешь, тут не Куршавель тебе.
Положив на пол уже слегка набивший плечи рюкзак и поставив в угол углепластиковый спиннинг, он огляделся по сторонам. Обстановка вполне привычная - скромно, но уютно. В таких домах не раз ночевали. А вот про "удобства" Дед сказал очень вовремя.
-Я ненадолго покину тебя, хорошо?
-Ну давай, только смотри - не споткнись там!
...Как только он завернул за угол, и взгляд его упал на заднюю стену дома, то первым возникшим желанием было развернуться и уехать отсюда как можно дальше.
Вся стена, от фундамента до самого края крыши, была увешана военным "металлом".
Корпуса артиллерийских мин, рубашки гранат, несколько "стволов" - трехлинейка, "Симонов", немецкие карабины, диски от ППШ и "Дегтярева", магазины к "ЭмПэ-40"... Аккуратно, где гвоздями, где проволокой они были прикреплены к рассохшимся бревнам, напоминая экспозицию столичного музея. Внизу, у самого фундамента, ровняли строй многочисленные снарядные гильзы самых разных калибров. Наиболее крупная из них, разорванная и оттого напоминавшая гигантский сюрреалистический цветок, была приспособлена под пепельницу. В углу, словно сошедший со страниц прочитанной в далеком детстве книжки, стоял бронещиток от "Максима". И, наверное, не возникло бы никакого удивления, если бы и сам пулемет оказался где-нибудь поблизости.
"Вот это попал я ..."
То, что война эти места не миновала - было понятно с самого начала. Но почему Сергей не предупредил его о том, что Дед тоже поисковик? Причем, скорее всего, действующий?
Вернувшись обратно в дом, он буквально почувствовал на себе любопытный взгляд. "Конечно, старик - хотя, какой он старик, - понимает, что не увидеть стены я не мог, и сейчас явно ждет проявления интереса, вопроса с моей стороны. А вот не дождется".
Все. Уходя-уходи. На эту тему разговоров не будет.
***
Перед тем, как приступить к ужину, Дед снял с полки заляпанную бутылку с желтой жидкостью и со стуком поставил ее на стол.
-Историческая вещь - с самых военных лет здесь. Не самогон - бутылка, конечно. Будешь?
-Не, Дед, спасибо. Я как-нибудь пока обойдусь.
-Ну, тогда я себе налью, с твоего позволения.
Комната наполнилась терпким спиртовым запахом. Дед отлил из бутылки в некогда белую, а нынче уже почерневшую снаружи от копоти и грязи металлическую кружку и, крякнув, выпил. И сразу стал заметно веселее и разговорчивее.
-Что ты думаешь? Это сейчас здесь четыре наших "калеки" стоят. А в войну несколько десятков дворов было. Не случайно немцы останавливались.
-Здесь были немцы?
-А то ж... Почти два года стояли.
Дед откинулся на спинку стула и продолжил.
-Я-то что? Я здесь пришлый, дом этот десять лет назад прикупил, когда городская жизнь достала. Конечно, о многом наслышан, но все равно знаю очень мало. А вот одно время по соседству со мной баба Марья жила - коренная, местная. И в войну здесь, и после. Хорошая тетка была. Только вот два года уже как отошла в лучший мир - пусть ей там хорошо будет. Рассказывать могла долго, увлеченно - благо, памятью Господь не обидел. Много чего она рассказывала - прямо хоть сразу книгу пиши, жаль, не надоумил на диктофон записать ее. И вот, значит, историю какую она мне как-то шепнула.
Деду явно хотелось с кем-нибудь поговорить, и он решил не мешать ему, несмотря на то, что слушать военные истории сейчас совсем не хотелось. Но хозяин дома, очевидно, подумал, что нашел в его лице благодарного собеседника, и продолжил.
- Дело было зимой на сорок второй. Немцы уже деревню заняли. И вздумалось им какой-то праздник отмечать, для чего собрались они у нее в доме.
Только, значит, сели за стол, "шнапса" своего в стопочки разлили... И вот дверь с улицы распахивается и вваливается в дом мужик, пьяный - просто в усмерть! И падает чуть ли не под ноги к ним. Ну, немцы - ржать, естественно. Вот она, русская свинья во всем своем свинском обличии! Полковник ихний даже с места своего встал, подошел поближе рассмотреть. А мужик очухался, глазками поморгал, удивленно так вокруг головой покрутил и выдает им: "А вы здесь откуда, такие-сякие-разнообразные? Вас ведь еще в сорок пятом растудачили..."
Из тех, кто за столом, похоже, мало кто что понял, но затихли сразу - словно почувствовали что-то. "Оберст", конечно, не дурак был - обошел его со всех сторон, поднял на ноги, в охапку скрутил, и внимательно так рассматривает. Ну, а тот снова как завернет на него в несколько этажей...
Плюнул немец, оттолкнул его к двери, "парабеллум" из кобуры достал. Думали - хлопнет он его. Ан нет - во двор вышвырнул, пинком в сторону леса направил, ну и пальнул пару раз в небо для острастки. Типа - что с юродивого взять?
Вот такая история. У бабы Марьи память хорошая была, несмотря на возраст. Больше она этого мужика не видела, и никто не видел. Да оно и понятно - на улице мороз под "двадцатник" стоял, свалился бедолага в сугроб, небось, да и сгинул там. Вот только странно другое. В деревне ведь тогда каждый каждого знал, но этого человека баба Марья не помнила. А полковник немецкий потом весь вечер в углу на стуле просидел, в каких-то своих раздумьях, даже в общем веселье почти не участвовал...
Закончив последнюю фразу своего повествования, дед задумчиво посмотрел в потолок, словно выщерблины на перекрытиях могли что-то подсказать.
...Он потом так и не смог понять, как и почему так получилось. То ли шальная мысль случайно возникла в усталом сознании, в дальних уголках которого под влиянием затронутой темы все же вспыхнули отблески давних воспоминаний, то ли взяли свое привычки человека, которому уже не однажды приходилось разбирать реликвии минувших лет. Но, еще сам даже не зная, зачем, он аккуратно взял в руки дедову бутылку, пристально пригляделся к ней... Странное чувство возникло еще в самом начале беседы - что-то здесь не просто.
- Дед, а ты ничего не путаешь? Эта бутылка действительно с самой войны здесь?
- Точно тебе говорю.
-Слушай... а она, случаем, не от него?
-От кого? От этого странного пьяницы? А Бог ее знает, может, и от него - я не ведаю. А баба Марья вроде ничего и не говорила.
Он еще раз внимательно рассмотрел потемневшее от времени стекло, за которым плескалось желтое деревенское зелье. Потом уставился на донышко, повернул его к пробивавшемуся через окно солнечному лучу, посмотрел на свет.
-Да что ты ее вертишь? Бутылка, как бутылка, ничего необычного. На чердаке в сене долго лежала, вот и сохранилась. Была бы в деле - вряд ли столько времени прожила, кто-нибудь да разбил бы.
-А? Да, конечно. Если так - то вполне могла сохраниться. Я вот только не могу вспомнить, какими их тогда делали. Какая-то, в общем, форма у нее... Кажется, слишком уж современная.
Он еще раз внимательно посмотрел на Деда. Огрубевшая, обветренная, грязная и, казалось, насквозь проспиртованная кожа лица так и не смогла полностью скрыть его некогда благородные черты столичного жителя, а в уже слегка помутневших от алкоголя глазах еще читался глубокий, пытливый, цепкий, явно не деревенский взгляд. Казалось, возьми сейчас этого человека, умой, приодень, взбодри - и хоть сразу на пленарное заседание международной научной конференции.
"Да, поломала жизнь его. И неудивительно - в недавние 90-е многие профессора опустились, даже еще сильнее..."
***
Домой он вернулся уже к вечеру. Скрипнул калиткой, простучал по доскам крыльца, скинул тяжелые, облепленные комьями налипшей грязи сапоги, снова поставил в угол спиннинг и вошел в комнату.
Дед сидел у окна, облокотившись на спинку дивана, и слушал раритетный уже радиоприемник, из которого сквозь далекие грозовые помехи голос диктора что-то вещал про "развитие и укрепление демократических ценностей в России".
Еще примерно час они вдвоем разделывали добытый им первый в этом сезоне улов, засыпая серебристыми чешуйками струганный стол в большой комнате.
И, слово за слово, - разговор опять перешел на военную тему.
-Где рыбачил-то?
-На ближнем к деревне озере, у протоки.
-Блиндаж видел?
"Не унимается хитрая бестия! Не увидеть там эту огромную яму, залитую гнилой водой почти по самые края, ощетинившиеся обвалившимися бревнами, просто невозможно. Придется говорить правду".
-Видел...
Он немного задумался. Итак, "один-ноль". Надо было срочно перехватывать инициативу - неизвестно, какой следующий вопрос задаст Дед. И спросил сам, как бы продолжая тему:
-В общем, места у тебя, я гляжу, боевые - в лесу и воронок, и рвов предостаточно. Тут на что-нибудь нехорошее нарваться, наверное, запросто можно?
Эта фраза была с "ловушкой". Опытный поисковик такого вопроса никогда не задаст, поскольку знает - предполагать наличие военного "металла", готового выстрелить в тебя даже сквозь десятилетия, нужно всегда.
Теперь задумался Дед, словно что-то припоминая.
- В окрестностях, достигаемых пешком за день, вроде все нормально. Окопов и воронок действительно полно, но все минные поля еще в сороковые сняли. Конечно, поглядывать под ноги стоит - мало ли что просмотрели. Но в целом можешь спокойно ходить, главное - на "колючку" не наступи. Впрочем, тебе в таких сапогах она не страшна, пожалуй...
На этом месте дед сделал довольно длительную паузу, словно не осмеливаясь завершить фразу, но после недолгих сомнений все же решился.
- А вот после озера через болото гать будет, за которой начинается урочище Кривая Марь. Вот туда тебе действительно соваться не стоит.
-Что же там такого особенного?
Дед перегнулся через стол и прохрипел:
-Нечистое дело там, вот что! Честно, не хочется мне об этом лишний раз говорить... но раз уж ты приехал - знать должен, а уж верить или нет, сам решай. В общем, раньше, помимо той дороги, как ты шел, на Селивановку была еще одна, сейчас заброшенная. Если к Большому озеру выйдешь и повернешь по тропе на Восток, там будет лысое место такое, за ним болото начинается и через болото гать. Вот если по этой гати болото перейти - с того берега до Селивановки уже совсем недалеко, может быть, полчаса. Только вот с недавних пор народ не сильно любит той дорогой ходить. Особенно по ночам.
Он слегка ухмыльнулся - на его памяти редко какая экспедиция обходилась без того, чтобы местный люд хотя бы раз не обмолвился о какой-нибудь "чертовщине". Однако решил поддержать тему.
-И что же там такого происходит, что могло людей так напугать?
-Кабы знать - глядишь, не пугались бы. Так ведь не знает никто. Бывало, приходит человек, да какое там приходит - оттуда уже не идут, а бегут. Ну вот, и как будто слегка "сдвинутый" возвращается. Спрашиваешь - "что с тобой?" - а он и объяснить толком ничего не может, только, как попугай, твердит одно - "там что-то есть".
Ну, продолжалось так некоторое время. А потом "ведьмина поляна" почти сразу за болотом образовалась. Ни с того, ни с сего, совсем рядом с дорогой - ровная площадка посреди леса, а деревья вокруг закручены, как будто ураган прошел. Только вот когда о ней заговорили впервые, не было ни ветерка, весь месяц штиль да зной стоял, это я точно помню.
А когда кто-то не вернулся оттуда - так и вовсе дорогу в те края забыли. Уже на следующий год стали ближе к реке ходить. Крюк невелик, но спокойнее как-то.
-Ну, а сам ты хоть одного пропавшего знал?
-А то как же? Аркашка из Кожемяново. Недалеко отсюда жил, ко мне, бывало, заходил. У него в Селивановке знакомых много было.
-И что?
-Что-что... Пошел он туда как-то прошлой зимой. Кто последним его видел - говорят, нажрался до чертиков, и поздним вечером вдруг дернуло его возвращаться обратно. Как ни уговаривали остаться - ни в какую. Оттуда ушел, но больше нигде так и не проявился.
-Искали?
-Со связью тут плохо у нас - "мобилы" далеко не у всех, да и берет не везде. Хватились только на третий день, когда поняли, что ни в Селивановке, ни в Кожемяново его нет. А тем временем пурга прошла, и даже если оставил он какие следы, то все замело. Так что ты этих мест лучше тоже сторонись от греха подальше. Пес его знает, что там...
Дед откинулся на спинку дивана, устало уронив голову назад.
- А вообще знаешь, что я тебе скажу - давай-ка ты спать ложись. С вечера ничего умного не придумаешь все равно. Я вот тоже еще немного посижу, подумаю - и на боковую.
-Пожалуй, вот в этом ты прав, Дед. Спокойной ночи!
Он привычно застегнул молнию спальника, повернулся на бок.
"Небылицы очередные - Господи, сколько же я их уже наслышался?"
И тут его взгляд снова упал на стоявшую на полке бутылку, призрачно отсвечивавшую крутыми боками теперь уже в лунном свете, падавшем на нее через пыльное окно. Ту самую - с желтым самогоном.
Интересно как... Совпадение? Или - не совсем?
***
Поисковые сны...
Там, в лесах и на болотах, они снились редко. И неудивительно - смертельная усталость, накопленная за рабочий день, моментально сшибала с ног и выбрасывала куда-то глубоко-глубоко в такое забытье, до которого земные картины, похоже, просто не долетали.
В основном, приходили они уже потом, на "большой земле".
Сюжеты были самые разные. Но фантастические военные кошмары с провалами во времени на полвека назад его давно уже миновали. А вот реально пережитое периодически напоминало о себе.
Болото слева, болото справа, болото вокруг. Для того, чтобы дойти от палатки до палатки, нужно влезать в сапоги. А вокруг костра настилать гать.
Дожди, дожди, дожди... Вода, вода, вода... За шиворот, за рукав, за голенище ботинка...
Несгибающиеся руки и стонущие глухой болью натруженные и простуженные суставы... Неутолимая жажда тепла после дня работы в раскопе по щиколотку в этой самой воде...
Граната. С запалом. Остатки кольца - значит, не брошенная. Но это не значит, что не опасная, просто она менее опасна, чем если бы была без кольца - то есть брошенная, но не взорвавшаяся...
Снаряд... Нет, только корпус - после войны саперы прошли и обезвредили. Можно особо не напрягаться. А вот этот целый... Да еще и на ведущем пояске насечки - вот эту штуку уже не только не шевелить, на нее дышать через раз... А лучше вообще не дышать.
Череп. Черные глазницы, смотрящие прямо из-под лопаты. Там, за ними, белые прожилки корней оплетают то, что когда-то было... Нет, об этом лучше вообще не думать.
Позвоночник, нанизанный на длинный прочный березовый корень...
Берцовые кости. Счет поднятым бойцам ведется именно по ним - они лучше всего сохраняются. Кости черепов значительно тоньше и хрупче, их легко ломают корни растущих деревьев, растаскивает зверье...
Каска. Наша, родная, советская. "Гансючьи" на рынках за "баксы" толкают, а эти никто не берет, кроме "пионеров". Много их в лесах потому что, до обидного много. Так что - на ветку, пусть висит среди листвы и хвои, словно памятный знак на том месте, где остался кто-то...
Дорога обратно. Хороша, в основном, тем, что уже не надо выбирать путь, обходить лужи и грязь - все равно хуже не будет...
Клубы густого дыма от мокрых осиновых дров жгут глаза, но, прикрывая лицо мокрым рукавом, все равно тянешься к лагерному костру - за день успеваешь просто физически соскучиться по теплу.
Потому берешь топор и из последних сил - за нормальным топливом, за сухой елкой, что стоит метрах в двухстах отсюда. Девушкам-дежурным, конечно, ее сложно притащить, но на то и есть мы.
Развеселившееся пламя, снопы искр во все стороны, долгожданная тепловая волна, обжигающие прикосновения камуфляжа - вода, пропитавшая каждую его ниточку, под мощным излучением разгоревшегося костра мгновенно нагревается почти до температуры чая в котелке.
Вездеход вчера не пришел. Горючку экономят. До села - восемнадцать километров. Идти в магазин после такой работы да по такой погоде - нет ни сил, ни желания...
Грустный взгляд завхоза в открытый проход продуктовой палатки...
"У них осталась только пачка соли,
Томатный соус да ведро опят..." (2)
Баранья кость, подвешенная над котелком с варящейся кашей. Висит там уже неделю. "Командир, выкинь ты ее к чертям!" - "Иди на фиг. С нею вкуснее!"...
Последний день. Неясные прогалины в пелене облаков. Красные от недосыпа и осинового дыма глаза. Далекий гул приближающегося вездехода.
Штабная поляна. Здесь тихо и сухо. Огромный "Урал" с эмблемой экспедиции на борту. Радиомачта с флагом Союза. Крепко сколоченный стол. Салаты, тушенка, водка...
"Ребята, мы понимаем, что устали. Но перезахоронение завтра с утра. Надо перевезти вот эти гробы с останками до памятника. Водитель сейчас подойдет".
Аккуратно уложенная стена из задрапированных ящиков - итог двухнедельной работы нескольких отрядов. Господи, неужели в болотах до сих пор еще столько бойцов лежит?! Тут одним рейсом не ограничишься...
"Подняли!" "Аккуратно, не ударяйте!" "Ногами вперед!" "Идите в кузов - принимать будете!"
Урчание мотора... Убегающая назад фосфоресцирующая осевая линия...
Монумент... Позолоченный купол часовни в лунном свете.
"Ну что, мужики, считай - батальон из окружения вывели!"
В тот день Солнце и лесная духота сильнее обычного разморили его. И, вернувшись с озера, он кинул на стол сетку с несколькими щучками и как был, в одежде, лег на разостланный на полу спальник. Просто полежать.
И проснулся уже почти перед самым закатом от очень знакомого звука.
Знакомого, разумеется, не только поисковикам и не только в этой стране.
Клац-клац-клац!
Приоткрыв глаза, он увидел Деда, который сидел на диване и чистил затвор трехлинейной винтовки.
Происхождение ее сомнений не вызывало. Хотя внешне при неярком освещении она совсем не походила на "копаную".
Он еще понаблюдал немного, не подавая виду, что уже проснулся, потом неожиданно спросил:
-И как, неужели рабочая?
Дед нисколько не удивился, как будто с самого начала понимал, что его гость не спит.
- А то ж... В самом лучшем виде. Конечно, прицельной дальности прежней уже не будет, но метров на двести я из нее бил без проблем.
..."Вроде как обещал же себе - на эту тему не говорить... А... Есть ли смысл теперь упираться?"
-Слушай, Дед... Этот музей за домом... Не иначе, как к тебе поисковики наведываются?
Дед посмотрел на него оценивающим взглядом. Было видно, что вопрос этот ему не очень приятен, и снова ставит лицом к лицу с нелегкой проблемой выбора правильного ответа. Некоторое время он молчал, словно вспоминая о чем-то, потом нехотя вымолвил:
-Было дело. Но не общаюсь я больше с поисковиками. Есть тут один знакомый, но этот тип из тех, кто гуляет сам по себе.
-А что так? Я гляжу, район у тебя самый что ни на есть ходовой для них?
-Тебе как - честно или политкорректно?
-Давай, как знаешь.
-В общем, что тут скрывать? Копаю я иногда, да. Но где и когда - знаю только я и те, кого поднимаю.
Дед замолчал, потом продолжил:
-Это должно от души идти. А не так, как сейчас...
-И часто бывают они у тебя?
-Бывают. В прошлом году приходила тут одна дама. Чернявая такая, в камуфляже вся, с медалями. Юбилейными, естественно. И с толпой детей. Ну, в разговоре спрашиваю я ее - "а вы какие поисковики"? "Мы" - говорит - "нормальные". - "Красные", то есть? - Она так вся сразу напряглась, долго соображала, во мне просто чуть дырку взглядом не протерла. Потом - "нет", говорит, "мы не "красные", мы - "белые". И понесла что-то про православие, про христианство, про семьдесят лет безнравственности, про то, как детей необходимо к высоким ценностям приобщать, про погибших за Родину русских солдат, преданных командирами да комиссарами - словно политинформацию читает. Хотел я было спросить ее, на какой должности она в райкоме была лет десять назад, да удержался.
Дед снова замолчал, потом поднял глаза вверх, словно вспоминая о чем-то очень далеком, не глядя, вынул из кармана коробок спичек и пачку сигарет.
-Я когда своего первого поднимал - так каждую косточку чуть ли не кисточкой... И потом еще очень долго не мог осознать, что это останки, для меня это был Человек, понимаешь? А когда под Смоленском натолкнулись на групповое захоронение в окопе, где все вперемешку лежали, и я впервые понял, что разделить мы их не сможем, придется так же, вповалку, и хоронить - весь вечер в полушоковом состоянии просидел. Глупость, конечно, юношеский романтизм, но ведь именно так и было.
...Огонек вспыхнувшей спички отразился в зрачках, струйка табачного дыма нехотя потянулась к потолку.
-А как сейчас, знаешь? На поток поставлено! "Вахта под Питером к годовщине Победы подняла триста человек, вахта под Новгородом - пятьсот..." Словно соревнование какое-то - кто больше? А ведь это - люди. Нельзя с ними так - потоком...
-Но ведь и народа в лесах, небось, немало лежит.
Дед косо посмотрел на него.
-Да, немало. И что из этого?
И, выждав паузу, добавил:
- Знаешь, милок, что такое "консервы"?
Он, конечно, знал. Но решил снова повалять дурака - показывать лишнюю осведомленность было ни к чему.
-Ты ж понимаешь, работа поисковая не может по плану идти. Сегодня густо, а завтра - пусто. Причем "пусто" бывает гораздо чаще. Но если для меня это мое личное дело, то у них ситуация другая. Им под эти поездки деньги выделяют, а за них надо отчет держать. А какой отчет может быть, если май - вот он, рядом, а у тебя лишь пара "верховых"? (3) Даже если они оба с подписанными медальонами, номерными орденами и именным оружием, даже если родственники нашлись - не покатит. Ибо - зрелище нужно! И что тут прикажешь делать? Правильно - запасы готовить! А что это значит? Нашел - не спеши хоронить, подожди до известной даты. А еще лучше - сразу окоп или захоронение "бомбануть", потом присыпать, а в мае приехать толпой и за пять дней всех перенести.
Дед отвел взгляд.
-Знаешь, сколько я потом после таких "авральных работ" забытых костей находил? Хоть в отвале, хоть по дороге... Суета - "быстрее, быстрее, завтра из администрации приедут..." Забыли, потеряли... Но даже если бы и не было так, то ты вот представь, что этот солдат - живой, что душа его где-то здесь витает. Вот пофантазируй чуть-чуть, представь сцену. Подняли они Его, грунт сняли... Свет, воздух... И, главное, - лица людские! Он же этого дня ждал больше полувека - "родные вы мои, свои, наконец-то пришли, я-то думал, что уже все, обо мне забыли, и мне здесь в этих болотах до второго пришествия гнить!" А они ему - "слушай, мы все понимаем, но нам ведь надо не просто тебя вынуть, а так, чтобы районное руководство видело! Так что давай ты полежи здесь еще полгодика-годик, тебе ведь хуже все равно не станет, а нам тут неких пряников дадут!" Каково, а?
Он молчал. Дед, поняв, что попал в точку, развивал успех.
-И что бы он им сказал? А если бы и ничего не сказал - то что подумал бы об этой стране? И об этом так называемом "Поиске"?
Еще одно кольцо табачного дыма неспешно растаяло под потолком.
- Не, мил человек, давно уже никакие они не "красные". А по большому счету - даже и не "белые".
-Но, возможно, не все они такие? - теперь уже он, видя, что Деда завело, пытался "раскрутить" его дальше, выяснить, кто же перед ним на самом деле.
-Те, которые "не такие" - давно затаились и если где и работают, то тебе об этом просто так точно не узнать. У честных людей врагов всегда достаточно, а уж в нашей стране и в нынешние времена особенно. Не любят они перед властью расстилаться, и уж, тем более, в телевизор не лезут. Сечешь?
И тут дед заглянул прямо в его глаза. Строго так заглянул, словно выстрелил. И, похоже, все понял.
-Знаешь что - хватит темнить. Тебя ведь тоже стезя сия, гляжу, не минула?
А вот теперь отпираться уже бесполезно.
-Да, было дело.
Дед еще раз внимательно посмотрел на него.
-Куда ходил? Где копал?
-Да много где. Только завязал я давно уже.
-Стандартная отмазка. Ты же, вроде, неглупый человек, мог бы что-нибудь и пооригинальнее придумать. Ну, не хочешь - не говори, захочешь - сам расскажешь.
Дед снова налил себе из бутылки с желтоватой жидкостью и, похоже, решил изливать душу дальше.
-Я вот так тебе скажу - был ведь и я "красным", да еще каким! Знал бы ты, какой у нас на физфаке отряд работал в семидесятые - до сих пор с тоской то время вспоминаю. И через комсомол я прошел, и не просто прошел - в комитете университета за идеологию отвечал! Бывало, из поезда выйдем, знамя развернем, обнимемся, и в три-четыре гитары что-нибудь из Пахмутовой, Крапивина, Визбора... Мы не хоронили "массово", но мы возвращали реальные имена - тем более, что тогда еще многие родственники живы были. У меня была великая страна, была великая цель, рядом был любимый человек... И - думаешь, мы только по болотам шлындали? Да после нас у всех ветеранов в селе избы как новые были! Нас отпускать не хотели - на шеи со слезами бросались, понимаешь?!
В глазах деда что-то грустно сверкнуло. Он хлюпнул носом, несколько раз моргнул, потом налил еще себе в кружку, не закусывая, опрокинул в рот. И продолжил с еще большим остервенением, почти переходя на крик.
-Но ведь опошлили все! Прос...ли идею, прос...ли страну! Вначале - сами же наши, кто коммунистами называл себя, а потом еще и эти выродки добавили...
Был я потом "черным" - ну, всяко бывает. В жизни, наверное, всего попробовать надо. Они, конечно, мрази, но они хоть не скрывали того, что они мрази. В итоге все равно не смог с ними - как ни крути, а "совком" я был, "совком" и остаюсь.
Так что сейчас я, мил человек, сам по себе. Есть у меня дом, есть хозяйство. Лес есть, озера - мне больше ничего не надо. Мне что "красные", что "белые", что "черные", что "зеленые", что "голубые" - один хрен, понимаешь? Разбирайтесь там сами у себя в городе, кто из вас прав, а я так для себя понял, что все вы на одно лицо и все под себя гребете.
Дед неожиданно замолчал и посмотрел в запотевшее грязное стекло окна, словно что-то соображая. Потом, решившись, со стуком оперся ладонью на столешницу и поднялся.
- Короче, давай вставай и влезай в сапоги. Пока не стемнело - пойдем, покажу что...
***
Дед остановился около небольшого одиночного окопчика почти на вершине покрытого лесом холма.
-Вот здесь, похоже, лежал их пулеметчик. Бил он, судя по всему, вон туда, где они и шли - слегка подрагивающая рука деда описала дугу в сторону склона.
Ржавые цилиндры гильз не нужно было даже искать - лишь поддеть мыском ботинка моховой ковер. Этих подернутых ржавчиной цилиндриков тут лежало просто море. Пулеметчик, очевидно, не испытывал недостатка в боеприпасах и "отрывался" от души.
-Вот, сам видишь. А окоп пустой - отстрелялся, задачу выполнил и спокойно ушел.
-Понятно. То, что ничего не понятно. Кто - "они"? Куда шли?
-Колонна наша. Там, у озера, госпитальная поляна была. Когда совсем тяжко стало, их отводить начали. Но не успели - немцы многих перебили прямо там. Только на "госпиталке" уже работали, и немало. А сюда никто не совался.
-И много здесь народа лежит?
-Думаю, что на поле наших немеряно. Только ты же видишь - здесь уже не болото, почва твердая. Это надо всю поляну "прозванивать", а потом прощупывать. И на каждый "звяк" лопатой работать. Под каждой березкой, в каждой ямочке. Кто этим заниматься будет?
-Но ведь в ваших краях "Вахты" проводятся - неужели никто так и не "сработал" ни разу?
-Слушай дальше, не перебивай. Думаешь, ты один здесь умный такой? Я той самой даме про это место сразу рассказал. Детей у нее полно, не может быть, чтобы такая орава за день тут ничего не нашла, не прояснила ситуацию.
-И что?
-А ничего!
Дед нецензурно выругался и продолжил:
-Ой, говорит, - спасибо огромное, обязательно, обязательно, кучу всего хорошего понаговорила. Только вот, говорит, нам сейчас надо к празднику с Гремячьего Лога народ перезахоронить, типа как с администрацией договорено, обязательства и так далее. В общем, так сюда никто и не пришел.
-Там в окопе, думается, не меньше пары сотен человек в санитарной времянке военных лет. И вот подумал я - какой смысл их переносить, души тревожить? Пусть лучше они здесь лежат, как лежали - в своем окопе, друг с другом рядом, обнявшись, чем их будут куда-то тащить, а потом показательно хоронить по десять человек в одном гробу, да еще и не обязательно целыми? Здесь ведь уже есть могила, правильно? Я сам хотел памятник поставить, прямо в лесу, если уж очень надо - то можно было и священника пригласить, молебен совершить. У меня знакомый молодой батюшка есть, который в лес пойти не поленится, он уже согласен был. За озером, на взгорье - обелиск прекрасно смотрелся бы, и лежали бы ребята под березками, а не у пыльного шоссе. Но вот не успели мы - вскрыли они окоп, перетащили то, что от ребят осталось, в райцентр. И понеслось - Глава, Замглавы, "мерины" (4) эмалью сверкают, "пиджаков" полно понаехало всяких, и почти каждый речь над гробами толкал. "Русские солдаты, павшие за Россию, бла-бла-бла..." А там только по тем медальонам, что расшифровать удалось - два армянина и грузин... Ты понимаешь, что эти люди даже слово такое - "советский народ" - произнести боятся?
Он ничего не ответил. Развернувшись, неспешно направился обратно к деревне. Дед еще раз окинул взглядом поляну и двинулся за ним.
Две длинные тени нехотя потянулись вслед...
***
Он лежал в спальнике и обдумывал прошедший день.
Мысли никак не хотели концентрироваться и упорно ходили по кругу, возвращаясь к одному и тому же вопросу - почему жизнь сложилась так, что они с Дедом не пересеклись раньше?
Сегодня в очередной раз он убедился в том, что в каком-то смысле мир есть не что иное, как система зеркал. Потому что пару часов назад с таким же успехом точно такие же вопросы мог бы не он задавать Деду, а Дед ему. И получить почти те же ответы.
Потому что они оба прошли через одно и то же. Дед - раньше. Он - позже.
Дед пришел в движение на волне институтской активности, он - убегая от волны опять же институтского равнодушия. Студенческие годы у всех проходят по-разному.
Он, конечно, всегда знал про "консервы". Но еще видел возможность для компромисса с теми, кто строил свою работу таким образом - все-таки они не мародеры, тоже солдат ищут, а не железо на продажу, а вопрос о том, стоит или нет тревожить тех, кто формально уже был однажды захоронен, простого и однозначного решения не имеет.
Он видел и "черных", и опустившихся "белых", и просто откровенных дегенератов, подвивавшихся около "Поиска". Но ведь любому нормальному человеку ясно, что "в большой семье не без урода".
Он прекрасно знал, что "не все они такие". И сам лично знал очень многих "не таких". И на его глазах умирали от непонятных болезней и просто перемалывались жизненными неурядицами многие поисковые "зубры", прожившие в военных лесах не один год и прошагавшие с металлоискателем не одну сотню километров. Отдавшие свое здоровье ради того, чтобы где-нибудь в далеком сибирском селе стало хотя бы на одного пропавшего без вести меньше, а в более поздние годы - чтобы те, кто видел ту войну лишь на экране, понимал, какой ценой оплачено Солнце над их головами. Но - жизнь есть жизнь, риск есть риск, а опасности, подстерегающие на поисковой тропе, вовсе не ограничиваются ржавой "колючкой", заразной водой и неразорвавшимися гранатами.
И их отряд продолжал работать, невзирая на смену администраций и президентов. В том мире, который был вокруг, принимая его таким, какой он есть. И, наверное, кто-то в небесной канцелярии по-своему посылал им свою благодарность - их всегда миновал "и барский гнев, и барская любовь", им всегда удавалось сохранять лицо при вынужденном взаимодействии с власть имущими, избегать полицейских "подстав", и даже обычные неприятности, казалось, обходили их стороной.
Но все когда-нибудь кончается. И однажды их неожиданно выставили с очередной "Вахты". Нет, не угрожали, и даже не грубили - просто вдруг "не оказалось возможности принять". Причина вскрылась довольно быстро - местный командир, с которым они прежде не раз и не два сидели за одним костром и пили из одного котелка, отвел его в сторону и напрямую сказал: "Пойми, у меня нет к тебе никаких претензий, но если вас, приезжих, сюда пускать, то такой толпой мы тут очень быстро всех поднимем, район "закроем", и под какие проекты потом финансирование просить?"