- Чашечку кофе, пожалуйста.
Кассирша (наливала именно она) встала, подошла к кофеварке, нажала кнопку, и кофе с приятным шипением полился в чашку. Някин впервые увидел ее в полный рост. Она оказалась немного ниже его. Ему понравилась ее фигура.
Кассирша положила на блюдце салфетку, пару кусочков сахара, ложечку, поставила чашку и протянула все это ему.
- Обедать не будете?
- Нет, спасибо, сегодня что-то не хочется...
Лишняя фраза. Какое кассирше дело до его аппетита? Он протянул девушке деньги и, не обнаружив на ее пальце обручального кольца, подумал: "Уже хорошо".
Кассирша держала купюру в руке, а другой перебирала имеющуюся в кассе наличность; Някин любовался ее пальцами: "Ей бы только на арфе играть, ей-богу".
- А помельче нет? - спросила девушка.
Някин порылся в своем бумажнике, прекрасно зная, что он пуст, и пожал плечами:
- Нет.
- Поищите, мне нечем вам сдать.
- Нет, точно нет.
- Не знаю, чем вам давать, не сдам вам.
- Не беспокойтесь, я подожду, - сказал Някин и поторопился отойти...
До закрытия столовой оставалось около получаса, людей в зале почти не было. Някин выбрал самый дальний столик, однако, сел так, чтобы хорошо видеть кассиршу; он пригубил кофе и решил не подслащивать его: на этот раз ему захотелось прочувствовать аромат. Играла приятная музыка. Девушка подсчитывала что-то на калькуляторе, слегка наклонив голову к плечу. Някин представлял себя с ней где-нибудь уютном кафе; ему грезились непринужденные касания, сцепления рук, поцелуи...
За это время еще несколько человек успели пройти через кассу. "Теперь у нее, наверное, найдется сдача, - с волнением подумал Някин. - Нужно воспользоваться случаем, ведь искорка между нами уже проскочила" он улучил момент, подошел к кассирше, взял сдачу и сказал:
- Извините, девушка, мне давно хотелось поговорить с вами. Если честно, просто не решался, не знал, с чего начать, робел, как мальчишка; а тут представил себя на вашем месте и подумал... подумал... в общем, наверно, это ужасно.
- Что?
- Когда не можешь дать сдачи.
Някин, конечно, расчитывал, что его каламбур рассмешит девушку, но она только улыбнулась. Из вежливости? Или все же оценила его шутку?
- Ну что вы! Пустяки.
- Хотите сказать, это мелочь? А по мне, так ничего не может быть хуже.
Кассирша нахмурилась и стала выглядеть даже немного раздраженной.
- Вы кассир? - спросила она.
- Я? Нет. Почему вы решили? Я, если вам интересно, почти всю жизнь проработал в...
- Вот видите, мне лучше знать; в следующий раз готовьте мелкие деньги, если хотите сразу получить сдачу!
- Бог с вами, девушка, какая разница, сейчас или потом?
- Никакой.
- Вот и я говорю, никакой разницы нет!
Някин вдруг почувствовал удивительную близость с этим человеком; ему показалось, что между ними уже все решено, и слов больше не нужно. Все оказалось так просто!
- Я думаю, люди должны с пониманием относиться друг к другу, - сказала кассирша.
- У вас благородная душа...
Появился очередной посетитель с подносом - какой-то чахлый рабочий в замасленном зеленом комбинезоне, - и Някину пришлось посторониться. В двух шагах от себя он заметил лоток с пирожными, подошел к нему и, краем глаза продолжая наблюдать за девушкой, стал их разглядывать. "Однако, нужно что-то сказать", - думал он.
Когда кассирша освободилась, Някин немного задержался у лотка, чтобы не показаться чересчур навязчивым, потом вернулся на прежнее место и вкрадчиво произнес:
- Скажите, а наоборот бывает?
- Что "наоборот"?
- В смысле, когда в долг кушают?
- Случается.
"К чему это я? - пронеслось у Някина в голове. - Что же дальше?"
- Спокойно идете на риск?
- Нужно верить людям, иначе нельзя.
- Да, но смотрите, как бы не пришлось расплачиваться из собственного кармана, - среди здешней публики немало халявщиков!
- Не знаю, большинство выглядят вполне прилично.
- Естественно! Вы бы позволили оборванцу обедать в долг?..
Они замолчали; Някин не знал, что еще спросить. Девушка рисовала что-то в своем блокноте; волосы упали ей на лоб, и ему никак не удавалось хорошенько разглядеть ее лицо.
- Скажите, вы всегда так сосредоточенны?
- А что?
- Не приходилось ли вам ошибаться в расчетах?
- Это нескромный вопрос.
- И все же?
- Сами знаете, и на старуху бывает проруха.
- В самом деле? А по вам не скажешь... - опять пошутил Някин.
- В таких ситуациях мне остается только извиниться...
Кажется, ему удалось разговорить девушку; в ее ответе он уловил даже что-то личное; она словно просила его развеять какие-то тайно мучившие ее сомнения. "Бессознательный поиск отца", - подумал Някин, вспомнив что-то из психоанализа; от этой шальной мысли у него приятно захватило дыхание, и он решил внушить девушке, что она рассуждает правильно и сама все понимает, - Някин все же боялся показаться ей слишком старым.
- Достаточно одного слова, правда? - сказал он. - И никаких сопливых жестов; кого этим сейчас убедишь?
- Да, но человек все равно будет думать, что его надули, так уж он устроен.
- Ха-ха! Уж это наверняка! - Някин наклонился к кассирше, взял ручку с ее блокнота, повертел в пальцах и почти шепотом добавил: - кстати, перед вами тонкий знаток человеческой натуры...
- Еще чашечку?
- Пожалуй, выпью...
Кассирша налила ему еще чашку, Някин торопливо глотнул и обжег себе язык.
- Горячий, - сказал он, превозмогая внезапную боль, и подул...
Когда кофе остыл, Някин стал пить его, придерживая блюдце рукой.
В нем нарастало раздражение; ситуация начинала казаться ему абсурдной; любое резкое слово могло теперь все испортить. "Людям нередко приходится соблюдать условности, - думал Някин. - А что если наплевать? Спросить у девушки, как ее зовут, или сразу куда-нибудь пригласить? Но ведь, в сущности, она уже дала свое согласие, это видно. Тогда зачем торопить события? Еще подумает, что я толстокожий..."
- Скажите, а к вам подходят разменивать деньги?
- Подходят.
- И как вы поступаете?
- Размениваю.
- Вас не раздражают такие просьбы?
- Нет.
- Вам, может быть, это даже нравится?
- Да.
- Помогать людям нравится?
- Конечно!
- Кассиром давно работаете?
- Недавно.
- А.
...Някин допил свой кофе, и это его огорчило: если поставить чашку - чем занять руки? Слишком маленькая чашка, а ведь он едва смачивал себе губы! Някин стал делать вид, что все еще пьет, однако, вскоре задумался: а так ли правдоподобно это выглядит со стороны? Если кассирша заметит, что он притворяется - будет нехорошо.
Появился очередной посетитель, на этот раз - какой-то очкастый студент; кассирша пробила ему обед и, когда тот протянул ей купюру, сказала:
- Ищите поменьше, у меня вам нету.
Очкастый шмыгнул носом, спрятал купюру, извлек из левого кармана брюк несколько скомканных, засаленных бумажек, расправил их и дал кассирше; в правом его кармане оказалась мелочь, целая горсть. Он долго выбирал монетки на ладони. Набрал, наконец. Девушка пересчитала деньги, выдала очкастому чек, и тот удалился за столик.
Разменяй Някин свою купюру заранее, ему не пришлось бы сейчас стоять перед кассиршей и подыскивать слова, не пришлось бы краснеть и винить себя за безволие; он спокойно допил бы свой кофе и покинул столовую; теперь же он сам не знал, чего в нем больше по отношению к кассирше: симпатии или странной и неожиданной неприязни.
- Что вы думаете о мелочи? Нравится мелочиться?
- Вообще не понимаю, зачем выпускают все эти копейки. Кому они нужны? Иногда даже не хочется брать.
- Все стремятся избавиться от мелких денег, это как пыль; относитесь к этому спокойно...
Някин в который раз взял ручку с блокнота кассирши, пощелкал стержнем, опять положил, сунул руки в карманы и стал расхаживать по столовой, делая вид, что рассматривает то меню, то ассортимент блюд, то натюрморты над столиками; он даже снял со стены книгу жалоб и раскрыл ее, но в книге не оказалось ни одной жалобы.
Някин думал о своем разговоре с кассиршей. Непонятно, что он сказал не так. "Наверное, у нее просто есть парень, - успокаивал себя Някин, - обычное дело" но в то же время он сам как будто что-то упустил, не сказал, может быть, чего-то нужного...
Иногда лучше вообще не начинать. Разве не приятно было просто любоваться ею со стороны, сидя за столиком? Вот уж точно, он сам все сгубил...
"Что нужно от меня людям? Чего они все хотят?" - почему-то подумал Някин и вдруг осознал, что уже давно стоит перед выходом из столовой; он неуверенно надавил на ручку двери и почувствовал, как она, самопроизвольно открываясь (видимо, разболтались петли), слегка подтягивает за собой его руку, словно поторапливая. "Ну, уж нет!" - запротестовал Някин, захлопнул дверь и решительными шагами вернулся к кассирше:
- А когда крупные дают, смотрите водяные знаки? - спросил он сквозь зубы.
- Смотрю.
- А фальшивки не попадались?
- Боже сохрани!
- А юбилейные?
- Были.
- А если дадут мятую, что будете делать?
- Разглажу.
- А если рваную?
- Верну.
- А если монетка упадет и под стол закатится?
- Подниму...
Някин умолк, и его раздражение сменилось отчаянием.
- Только не подумайте, что я к вам клеюсь! - тихо сказал он.
- Не подумаю, - с прежней интонацией ответила кассирша.
- Между прочим, кофе у вас так себе, г...о, - заметил Някин.
- Это дело вкуса, - возразила девушка.
- Всего хорошего! Вы меня тут больше не увидите!
- Как хотите. До свидания!
Някин вышел из столовой и, действительно, больше не появлялся.
II
Вашкова возвращалась с работы после каких-то посиделок в компании одного своего коллеги, докучливого и нетрезвого; коллега нес ее сумочку; ей было неловко, но он почему-то наотрез отказывался вернуть аксессуар. Не доходя до дома, Вашкова сказала:
- Ну, спасибо, что помог донести мою сумочку! Дальше не ходи!
- Почему это? - обиделся коллега.
- Неужели не понятно? Муж увидит в окно!
- Ты же говорила, что у тебя нет мужа!
- Мало ли что я говорила!
- Он что, вернулся?
- Нет, не вернулся. Он и не уходил.
- Ты что-то темнишь...
- Не твое дело!
Она вырвала у коллеги сумочку и направилась к подъезду...
Зайдя к себе в квартиру, Вашкова прилегла на кровать; в голове ее все еще звучали хаотичные голоса коллег, тосты, анекдоты, смешки... Отдохнув, она приняла душ, попила чаю, потом взяла телефон и, удивляясь самой себе, набрала номер, который не решалась набрать вот уже, наверное, месяц.
- Алло, а Же... Евгения можно?..
- ЛЖЕевгений слушает, - (да, он всегда был не прочь пошутить, подумала Вашкова), - это кто?
- Это Юля.
- Какая Юля?
- Твоя жена...
Женя замолчал, и она услышала в трубку громкие, о чем-то спорящие мужские голоса.
- У тебя гости? Я перезвоню.
- Нет... Зачем ты звонишь?
- Мне нужно поговорить с тобой.
- О чем?
- О деле.
- Что-нибудь серьезное?
- Я не могу так сказать, нужно встретиться.
Женя снова выдержал паузу и сухо спросил:
- Когда?
- Завтра.
- Хорошо...
Они договорились о встрече в одном из центральных скверов; Женя объяснил, как туда добраться, но Вашкова от волнения забыла записать, а перезванивать ей не хотелось: она, как девчонка, боялась - он передумает.
Назавтра Вашкова выехала пораньше и с трудом отыскала нужное место...
В сквере было оживленно; где-то пили пиво подростки, где-то тискалась парочка, молодые мамы прохаживались с колясками, какая-то бабушка выгуливала на путающихся поводках сразу трех болонок. Вашкова присела на скамейку; "Женя, наверное, живет где-то неподалеку, раз назначил мне свидание здесь, - подумала она. - Он сам бы никуда не поехал, это точно...". Настроение у нее было отличное; она посмотрелась в зеркальце и осталась вполне довольна своей внешностью; правда, немного смущала прическа, сделанная молоденьким и, видимо, еще не опытным парикмахером, но это, в конце концов, был пустяк. Женя опоздал на полчаса; он появился неожиданно, откуда-то сзади, и сел рядом.
- Как ты узнала мой телефон? - спросил он.
- Рада тебя видеть, Женя!
- Так как насчет телефона?
- А ты все такой же угрюмый. Как узнала? Твой дружок сказал.
- Кто?
- Неважно.
- Как он выглядел?
- Перестань!..
- У меня мало времени.
- Да, я понимаю...
- Ты сказала, что у тебя есть ко мне какое-то дело?
- Да... Вернее, нет. Прости, мне просто захотелось увидеть тебя...
Вашкова боялась, что Женя рассердится на нее за обман, но он, видимо, сразу понял: никакого дела нет.
- Увидела? - буркнул он.
- ...и узнать как у тебя дела.
- Все хорошо...
- Значит, ты опять живешь на чердаке?
- В мансарде...
- Скажи, ты хоть немного скучал? - вдруг вырвалось у Вашковой.
- У меня там друзья...
- Эти твои алкаши?
- Художники. Между прочим, если бы не они, я ночевал бы на вокзалах...
Женя был явно не в духе; он сидел от нее на обидном расстоянии и все время поглядывал на часы; поэтому она решила перейти на откровенный разговор.
- Женя, можно еще тебя спросить?
- Что?
- У тебя кто-нибудь есть?
- Была когда-то одна ненормальная...
- Я спрашиваю - сейчас?
- Сейчас нет.
- И тебе совсем не нужна женщина?
- Была бы нужна - нашел бы.
- Но ты же... мужчина!
- Тебя интересует, не сменил ли я ориентацию?
- Ну что ты! Мне просто хочется понять тебя...
- Но три года прошло!
- Пять, Женя! Знаешь, сейчас мне кажется, что я никогда не понимала тебя; пыталась, но не могла. Скажи... почему ты меня бросил?
- Я не мог работать, когда ты была рядом.
- Я тебе мешала?
- Да.
- Как?
- Долго объяснять.
- Но ты никогда не говорил об этом! Как я тебе мешала?
- Отстань!
Он зло посмотрел на нее - пожалуй, впервые за все время разговора.
- И что ты теперь будешь делать? - спросила Вашкова.
- То есть? - не понял Женя.
- Ну, как собираешься жить дальше? Так и останешься один?
- Почему бы и нет?
- Тебе надоест, я уверена; но когда ты захочешь что-то изменить, будет уже поздно.
- Будущее меня не волнует...
- Извини, но мне кажется, ты не совсем искренен.
- Что ж, крестись, если кажется!
- Признайся, ты грубишь, потому что все еще неравнодушен ко мне?
- Ха!
Женя встал и куда-то пошел.
- Куда ты? - окрикнула его Вашкова, но не получила ответа.
"Как мог он стать таким чужим? - думала она. - А, может, ему просто не понравилось, как я выгляжу?.." Она снова посмотрелась в зеркальце, и ее лицо, в самом деле, показалось ей несимпатичным; тело тоже, конечно, было уже не то...
Женя появился минут через десять; оказалось, он просто отходил купить хот-дог; он сел на скамейку и стал есть его, пачкая губы кетчупом. "Вурдалак" - почему-то подумала Вашкова. Она бесшумно расплакалась. К скамейке подбежал какой-то щенок - весь рыжий, а морда черная, - и начал попрошайничать. Женя не замечал его.
- Смотри, - сказала Вашкова, всхлипнув, - собака...
Женя взглянул на щенка и продолжил есть; щенок повилял хвостом, поскулил, потявкал и попытался влезть на скамейку, но сорвался, хрустнув когтями. Вашковой стало жаль пса.
- Дай ей, - попросила она.
Женя еще несколько раз откусил хот-дог и бросил собаке остаток сосиски; щенок тщательно обнюхал кусочек, растерянно потоптался на месте, потом повалялся немного в траве и потрусил прочь, почему-то так и не притронувшись к угощению...
- Неужели ты совсем не вспоминал обо мне? - спросила Вашкова.
- Нет.
- Знаешь, а мне до сих пор кажется, что все это какой-то дурной сон, и мы еще вместе... Женя, как ты думаешь, мы смогли бы начать все сначала?
- Думаю, нет.
- Но что нам мешает попробовать еще раз?
- Зачем? Все и так ясно...
- Почему ты так жесток со мной?
- Потому что я хочу, чтобы мы договорились раз и навсегда: у тебя своя жизнь, а у меня своя!
Вашкова уже не могла сдерживаться и разрыдалась.
- Но я ведь никогда тебя ни в чем не упрекала! Даже когда ты оскорблял меня! Я все проглатывала, ни слова не говорила! Объясни, что я не так делала?
- Извини, мне нужно идти...
Она, казалось, уже ненавидела его, и ей хотелось причинить ему какую-нибудь боль, может быть, даже физическую.
- Я не верю, - сказала Вашкова.
- Что? - не расслышал Женя.
- Я не верю! - повторила она громче.
- Не веришь, что мне нужно идти?
- Не верю, что тебе все равно! Потому что в душе ты еще избалованный мальчишка и просто многого не понимаешь! Знаешь, я даже уже жалею, что вышла за тебя! Не знаю, чем ты меня привлек; из тебя, если разобраться, и любовник-то никакой... Послушай, зачем ты пришел? Чтобы опять сделать мне больно? Отсиделся бы дома, я бы пережила!
- Во-первых, ты сама меня позвала, во-вторых, ты начала бы названивать.
- Названивать... Почему ты так озлоблен?! Или... или ты просто гения из себя строишь?! Но у тебя даже таланта нет, как ты этого не поймешь? Думаешь, кому-то нужны твои картины? Ну, скажи, кто их видел, кроме твоих дружков?
- От этого они не стали хуже; вспомни Ван Гога.
- Сравнил жопу с ручкой!
- Ван Гог великий художник; говоря о нем плохо, ты показываешь, насколько невежественна. И хватит скулить: люди смотрят!
- Что, стыдно за меня? Ты только о себе и думаешь, эгоист!
- Все эгоисты.
- Конечно, для тебя - все. Потому что ты никого не любишь! Да ты просто не умеешь любить!
- Я этого не отрицаю.
- ...но когда-нибудь ты о многом пожалеешь! Да, когда все твои дружки сопьются, а ты будешь лежать на своем чердаке, старый и больной, и некому даже будет подать тебе утку!
- Ну, все, хватит! Я устал и мне пора идти; прошу тебя, больше никогда не звони мне!
Женя встал, и Вашковой стало страшно; какой-то тяжелый, тоскливый шум поднялся у нее в ушах. "Вот сейчас он уйдет, - пронеслось у нее в голове, - и я умру" она вскочила и схватила его за рукав.
- Нет, пожалуйста, не уходи! Прости меня! Я сама не знаю, что говорю! Я люблю тебя!..
Женя посмотрел на нее так, как смотрят на приставшую побирушку, и одернул руку.
- Да отвяжись ты, дура!..
Он ушел, а Вашкова еще долго сидела на скамейке, размазывая по щекам размокшую в слезах тушь, гладя сломанный о его рукав ноготь, и только когда стало темнеть, она поднялась и поехала домой.
Вашкова больше никогда не звонила мужу.