Собур Алла Анатольевна : другие произведения.

Должен выжить

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Что это? Всего лишь бессонная ночь на грани бред. Не знаю, чего здесь больше фантазии или сна. Или болезненной лихорадки, когда до утра жмешь клавиши на карманном компьютере.
    О чем сам рассказ? Об эльфе. Ставшем рабом. Ничего чрезмерного от него не требовали. Для человека. Жестокая зарисовка на тему различных взглядов на мир.
    Ни к драконам, ни к Велиру отношения не имеет.
    Выложен 18.02.2011
  Должен выжить
  
  Тишина. И темнота. С легким привкусом пыли. Пытаюсь открыть глаза.... Золотистые искорки кружатся в солнечных лучах, прорвавшихся в щели между грубо оструганными досками. Где я?
  Тишину разрывают громкие шаги.
  -Встали, твари! Быстро! - крик бьет, словно кнут погонщика. Грубый голос.... Да и слова.... Толи он говорит с жутким акцентом, толи я почти не знаю этот язык. А что я знаю? Кто я? Арранерэль дер'Эр...
  В этот раз звучит уже настоящий кнут. Щелчок, другой... . А с третьим приходит боль. И - темнота. В которой ещё звучит грубый голос:
  -Тащите эту падаль...
  
  Боль. Боль пробивающая до кончиков волос. А центр её - правое бедро. В чем дело? Что со мной происходит? Открываю глаза. Небо. Синее. По южному жаркое и чистое. Ни тени, ни облака.... Боль медленно тает. А перед глазами появляется лицо. Грубое, обрюзгшее, с красной обгорелой кожей. Человек. И голос тоже грубый:
  -Сам встанешь, доходяга? Или помочь?
  Вновь слышится щелчок кнута.
  Что?! Да как он смеет?!
  Рывком сажусь. Бедро вновь вспыхивает болью, заставляя посмотреть.... Сердце леса! Что это?!
  Широкий неровный круг обнимает похожую на рыбу закорючку.... Клеймо.... Клеймо раба, сердце леса! Да как они посмели?! Как я здесь оказался?! И где - здесь? Тьма бесчувствия ложится на разум последней милостью приговоренному....
  
  В этот раз тьма пахнет кровью, паленой плотью и гнилью. А голос очередного человека не так груб, как обычно.
  -Открой ротик, листоухий, - мягкий шепот. И в губы тычется что-то холодное, с отвратительным гнилостным запахом....
  Открываю глаза. Сумрак милостиво скрывает черты человека с грубой миской - каким-то глубоким черепком - в руке. Пытаюсь сесть. Медленно, осторожно опираясь на стену.
  -Принесли ужин, листоухий. Поешь, - вновь звучит голос человека.
  Есть? Это? Разве - возможно?
  Но врожденное чутье подсказывает - да. В этой дряни нет яда. Но разве ею можно питаться? И то же чутье безжалостным палачом сообщает: я истощен. Или я съем эту дрянь, или не доживу до утра.
  Нужно просто открыть рот. Позволить человеку накормить себя. Я должен это сделать. Чтобы выжить. Отвратительная, жидкая слизкая масса наполняет рот. Глотаю, не позволяя себе ощутить вкус. И ещё раз. На третьей ложке не выдерживаю - вновь потеряю сознание. И уже плывя в пустоте вспоминаю, что человек посмел назвать меня листоухим. Ладно. Наверное, он просто не знал...
  
  Все те же запахи: горелая плоть, кровь, гной, гниль. Немного - свежая пыль. Как ни странно, вечерняя пытка, которую некоторые люди считают едой, отодвинула меня от последней грани. Открываю глаза. Легкие розоватые лучи заполняют длинный сарай, кое-как сколоченный из грубых досок. Возле стен, на грязной соломе лежат... рабы. И почти половина из них - эльфы. Что творится с миром?! Как мы здесь оказались? Как я оказался? Не помню. Ещё раз обегаю взглядом сарай. Трое детей леса уже мертвы. И ещё двое - отдают последний вздох. Дюжина - в забытьи. Пятеро спят. А двое кидают на меня взгляды полные презрения. Миски-черепки у их ног опрокинуты....
  -Пес! - наконец произносит один из них. Второй - просто отворачивается.
  -Глупец, - холодно шепчу в ответ, хотя боль от его слов, сильнее, чем от каленого железа.
  -Как себя чувствуешь, листоухий? - звучит знакомый человечий голос. Устало поворачиваюсь, чтоб рассмотреть: смуглый худой человеческий мальчишка. Сидит на пятках в шаге от меня. Мальчишка? Или... Девчонка? Девушка.... Да, девушке с такой мордашкой можно лишь посочувствовать.... Хотя красивых человечек вообще не бывает.
  -А я сберегла тебе немного хлеба, листоухий, - радуется она. Растягивает и без того широкий рот в лягушачью улыбку.
  -Не называй меня так, - произношу... слишком холодно. И пытаюсь немного смягчить:
  -Ладно?
  Человечка не виновата, что не знает правил поведения. Она просто хочет помочь.
  -А как тебя ещё называть? - удивляется искренне и громко. Так что даже былое подобие мелодичности из её голоса пропадает. Как? Ну, например...
  -Лёссэ.
  Лёссэ - сын леса. Пожалуй, именно в этом смысле она использовала слово "листоухий".
  -Лёша, так Лёша. Как скажешь, - пожимает плечами, заставляя кожу на шее сложиться уродливыми складками, - Есть-то будешь?
  -Попробую, - пытаюсь улыбнуться в ответ. Человечка вкладывает мне в ладонь что-то жесткое и колкое. Смотрю. Грязно-желтый, в крупинках песка камушек толщиной в палец едва закрывает половину ладони. Наверное, он действительно был хлебом. Когда-то очень давно.... И просто проглотить его, как похлебку не получится. Но я должен это съесть. Чтобы выжить.
  Стараясь не смотреть, запихиваю в рот и со всей силы крошу зубами. Главное - не думать, что я делаю.
  Резкий неприятный звук. И, почти сразу, кислый запах. Молчаливого гордеца вырвало. От одного моего вида.... Но я ведь должен! Должен выжить....
  -Меня, кстати, Лара зовут, - жизнерадостно сообщает человечка, - Я никогда... Таких как ты не видела.
  Хвала лесу! Хоть в этот раз она свое любимое слово вставлять не стала!
  -А ты красивый, - продолжает болтать, - кожа - белая как лебяжье перо, а волосы - тонкие как шелк и желтые как песок на западных пустошах. Вот только глаза пока не разглядела....
  -Синие, - устало выдыхаю, наконец, проглотив хлеб.
  -Как небо?! - вновь грубо вскрикивает она, так, что я болезненно морщусь, -Здорово! - добавляет уже мягче, должно быть заметив мою реакцию, - Только очень уж ты тощий, - и, доверительно понизив голос, добавляет, - я тебя даже сперва за девку приняла. И только потом сообразила, что это ты от голода отощал.
  -Не волнуйся, я тоже тебя сперва за парня принял, - выдыхаю в ответ.
  -Ну, знаешь...! - едва не кричит человечка, выпучив глаза, круглые как луна и непроглядно-черные. Но, почти сразу склоняет голову, - прости, Лёш, не хотела тебя обидеть.... Просто... У тебя ведь правда не мужская фигура.
  -Не хватало только, чтоб у меня фигура как у ваших мужчин была, - пожимаю плечами. И зачем я только тяну этот разговор? Зачем? Я должен выжить. А человечка может мне в этом помочь. Но дальше обсуждать, кто на кого похож..., - А разве у вас мужчин и женщин не держат отдельно?
  -Обычно - да, - радостно подхватывает новую тему человечка, - Но сейчас, наверное, решили, что вас мы не заинтересуем, а наши мужчин здесь нет.
  Хм, тема оказалась все та же.
  Розовые лучи уже сменились золотистыми. С улицы доносятся шаги и щелчки кнута.
  -На улицу, все на улицу! - раздается грубый голос, стоит двери распахнуться. Солнечный свет резко врывается в сарай. Сквозняк доносит легкие запахи далекого леса: цветет веснянка, пробивается первая листва. В воздухе чуется первая влага - предвестник первых дождей после долгой засухи. Спавшие эльфы разом просыпаются от новых запахов, ярких лучей, шума.
  Лара хватает меня за руку и потащит к двери. Остальные человечки уже успели выбежать, а сородичи ещё только поднимаются и нехотя шагают к выходу. Но на их медлительность внимания пока не обращают: давешние гордецы не тронулись с места.
  -Вам что, отдельное приглашение нужно?! - взревел надсмотрщик. Вновь раздаются удары кнута - сочные и звонкие. Одуряюще запахло кровью.
  Но стены сарая уже за спиной. Впереди, в паре шагов люди. Двое. Пахнут грязью и потом. На них засаленные пестрые халаты. А за их спинами - чистый изумрудный лес. Далеко справа бежит веселая река, достаточно широкая, чтоб быть заметной даже отсюда, но достаточно медленная, чтоб не слышалось журчания.
  Люди раздают топоры и корзины. Ларе достался плетеный из жестких листьев кузов, а мне в руки ткнулась рукоять топора. Грубо оструганная, но отполированная частой работой.
  -Руби, - звучит краткий приказ. Что?! Растеряно смотрю на человека. Даже привычного ропота не мелькнуло. Слишком неожиданно, слишком невозможно.
  -Давай, деревья руби, что не ясно?! - взревел человек. И тогда я ударил. Топором. Сначала одного, потом второго. Потом.... Не помню.... Повалили. Били ногами, плетьми.... Впрочем, я был слишком слаб и почти сразу ушел в объятья тьмы. Которая должна смениться смертью. Что ж, значит, выжить у меня не получилось.
  
  Странные тихие всхлипы наполняют пустоту. Гниль, кровь.... Пытаюсь открыть глаза.... Ничего. Лишь приходит боль, вырывая тихий стон. К губам тут же прикасается что-то холодное.
  -Ну, Леша, давай! Тебе нужно поесть, - робкий шепот. Кажется, я опять нашел силы проглотить отвратительную похлебку. Или нет?
  
  Я, наконец, сумел открыть глаза, а не только со стоном проглотить ложку гнили. Сколько раз удавался мне этот подвиг - не помню. Тьма милостиво скрывает тяжкие пробуждения. Но в этот раз ясно - я не лишусь сил через сотню ударов сердца. Я уже здоров. Насколько можно быть здоровым в этом сарае. И что здесь успело измениться за время моего беспамятства?
   Рассветные лучи так же беспечно втекают в широкие щели. Лара дремлет, свернувшись клубком, на расстоянии вытянутой руки. От эльфов... осталась лишь половина. На пустых лежаках - четкий след смерти. Но оба гордеца, как ни странно, живы. Только в этот раз моё пробуждение их не заинтересовало: смотрят как в мировую бездну, не замечая ничего.
  Стоит мне чуть-чуть шевельнуться, - Лару словно пружина подбрасывает.
  -Леш? Как ты? Сможешь поесть? - голос усталый, хриплый.
  В ладони тут же оказывается "каменный" хлеб. Сажусь и начинаю торопливо жевать. Конечно, привыкнуть к этой дряни не возможно, но придется терпеть - мне нужны силы. Облегченно вздыхаю, дожевав кусок. Но в руке тут же оказывается еще один. Смотрю на человечку: в смуглых ладонях - целая гора. Сердце леса, неужели мне нужно съесть все?
  Да. Нужно. Нужно именно мне. Чтобы выжить.
   С трудом прожевывая каменную дрянь, пытаюсь понять, что сейчас творится. Пятеро лежат без сознания, избитые, словно в объятьях хищных лиан побывали. Трое - просто спят. Один - хмуро смотрит на утренние лучи, словно подбирая сложную рифму для новой песни. А последний... Тоже проснулся. И в его ауре - четкие следы убийцы беззащитных (/*деревьев*/). Далеко не сразу понимаю, что поймал его взгляд. И - ещё позже нахожу силы победить призрение. Теперь каждый сам решает для себя как жить.
  А его взгляд из упрямого становится удивленным.
  -Очнулся, сумасшедший? - звучит над ухом голос Лары, - И как только додумался?! С топором на охранников!
  Похоже, человечка окончательно проснулась.
  Не могу сдержать улыбки. С трудом проглотив сухие хлебные крошки, спрашиваю:
  -И как, скольких достал?
  -Двоих зарубил, а троих - покалечил, - устало бурчит девчонка. Ну что ж, выжить пока получилось. Но кто скажет, что будет завтра?
  
  Что было на следующий день, я так и не узнал. В то утро история повторилась почти в точности. Только топор мне в этот раз дали тупой и громоздкий, так что убить никого не получилось. Увы. Лишь - покалечить. И - снова сухая земля и своя кровь на губах. Свист кнутов и удары сапог. Жестокие объятья боли, уводящие в темное забытьё. Сменяющееся без конца повторяющимся днем. Завтрак. Выход. Вручение "топора". Драка. Избиение. Темнота.
  Только число сородичей в сарае неуклонно убывает. Но, ещё быстрее исчезают те, кто не посмел стать убийцей. Даже гордецы к третьему десятку "моих" дней рубили деревья. А вот "поэт" продержался на три дня дольше.
  
  В этот раз забытьё проходит иначе: блуждаю на границе яви и сна. Чувствую, как Лара меня кормит, но - не ощущаю чем. Кажется, даже поднимаюсь, что-то делаю.... Не помню. Почему не повторяется "мой" день? Почему не гонят на улицу, не пытаются заставить убивать? Знаю - это Лара постаралась. Но - как?
  Впрочем, и это забытье вдруг закончилось. Против обыкновения - вечером. Судьба решила подарить мне целую ночь. Сижу и смотрю на тающие лучи. Вот и все. Больше я не смогу вынырнуть из тьмы. Но - это не будет смертью. Я буду есть, ходить, делать. Что? То, что прикажут? Не знаю, может быть. А ведь, похоже, "гордецы" уже давно затерялись во тьме разума. И - стали убийцами. Значит? Значит оставаться в блаженном забытьи нельзя. Но что тогда? Умереть? Дети леса слишком крепки. Нужно было выбрать смерть, когда был за гранью истощения. Теперь - поздно. А, значит, остается выживать. Я должен жить. Хотя бы ради надежды. Надежды отмстить.
  Я должен жить.
  Ночь пролетает необычайно быстро. В щели уже врываются первые, алые лучи. Лара недовольно поморщится и придвигается ко мне. Её гримасы уже не вызывали отвращения. Уже привык? В сарае остались почти одни человечки. Живы только я, "гордецы", "поэт" и ещё двое. Волосы темные с легкой прозеленью, похожи как братья. Вот и все - пятеро из двадцати пяти. Рассвет медленно разгорается, все так же позволяя любоваться чистотой мир. Но... Имеет ли право убийца наслаждаться ей? Это - мой последний "чистый" рассвет.
  Розовые лучи медленно светлеют. Яблоко, роза, прозрачный шелк.... Вот свет уже почти белый, остался лишь едва заметный оттенок. Сейчас придут.
  Шорох. Лара наконец проснулась. Заглядывает мне в глаза. Звонко хохочет. По черной радужке бегут последние искры рассвета.
  Шаги. Щелчки кнута перекликаются с едва слышной птичьей песней. Привычный крик:
  -На выход, дохлятина, на выход, - не разбивает чистоту последнего утра. Почти не замечаю его. Встать. Медленно дойти до двери. И вздохнуть. Юная листва, водяные брызги, дикий шиповник.... Их почти невозможно разобрать среди запахов древесного сока и крови, смолы и гноя. И неизменной гнили.... Но лишь почти. И это - последний "чистый" глоток, убийца. Иди.
  Шаг, другой. Настороженный и испуганный взгляд охранника. Они - каждый раз новые. И с каждым разом боятся все сильнее.
  В ладони ложится привычная рукоять.
  -Руби, - звучит ломкий писклявый голос, переполненный страхом.
  И - я иду.
  Вперед.
  Рубить.
  К линии леса, успевшей на милю отшагнуть от лагеря. Лишь десяток шагов спустя слышу перекличку охранников:
  -Нормальный топор давай!
  -Сам давай, я ещё жить хочу!
  -Да сегодня он, вроде смирный...
  А ещё через дюжину в ладони ложится другая рукоять. Перехватить бы удобнее и бить, бить, бить.... Пока от проклятых людишек не останется лишь кровавая каша. И - умереть, заблудиться во тьме. Нельзя.
  Я должен выжить.
  Ствол. Не широкий - лишь в полтора раза толще меня. По нежной серо-зеленой коре растеклись рыжие подтеки заразы. Прости. Ты и сам проживешь еще не дольше десятилетия. Но это - не оправдание. Я решил отнять твою жизнь сегодня. Прости? Нет. Не стоит. Я не достоин прощения. Бирюзовый литок срывается с ветки. Падает на лицо. Словно пытается отогнать.... Или предлагает игру старому другу?
  Поднять топор. Пальцы зло немеют. Не могу. Поднять. Чуть-чуть. На ладонь. На палец. На волос. И - отпустить. Просто отпустить. Позволить тяжелому железу упасть на хрупкий ствол.
  Лезвие с легким скрипом пробивает кору. Топор падает вниз: не могу держать. Тело бьет дрожь. Ребра разрывает боль, словно это по ним ударил топор. И мне казалось, что побои охранников - это больно?! Глупец! Вот настоящая боль. Густая, словно кровь. Сильная, словно ураган. Внезапная, словно летний град....
  Судорога бросает на землю, заставляя грызть перегной, смешанный с кровью.... С древесным соком. боль нарастает, но блаженное забытье не приходит. Потому, что на моем теле нет ран.
  И остается лишь грызть землю и тихо выть, вбивая в неё пальцы, словно корни. Пока чьи-то руки не уносят в пропахший гноем и кровью полумрак.
  Крик то и дело срывается с губ, лишь изредка перемежаясь стонами. И, наконец, превращается в плачь. Но и он затихает. Лежу. Потолок серый, в грязных разводах. Из глубоких темных щелей свисают пыльные лохмотья паутины. Нужно заснуть. Но не могу заставить себя закрыть глаза. Боюсь увидеть его - молодой тайр с ржавыми подтеками на стволе.
  Паутина колышется многопалыми лапами, зазывая к себе. Смерть. Покой. Сон. Нельзя. Я. Должен. Выжить.
  Должен.
  Крик разбивает тишину:
  -На выход, твари, на выход.
  Нужно встать. Поставить сперва одну ногу. Вторую - на колено. Оттолкнуться. Подняться.
  Сквозь открытую дверь пробивается тусклый сноп света.
  Шаг. Второй. Третий. Черепок под ногой. Вскинуть руку, чтоб не упасть. Четвертый. Пятый. Охранник отшатывается. Сарай закончился. Ещё два шага. Тяжесть топора в руках. Теперь - тысяча шагов до леса. Тысяча шагов до приговора. Каждый длиной в вечность. Слишком коротко. Но я должен выжить.
  Тайр. Другой. Чуть тоньше, но тоже изъеденный заразихой. Поднять топор. Теперь я знаю, чего ожидать. Нет, не готов к этому. Просто знаю. Лезвие с легким всхлипом врубается в древесину, застревает в стволе. А мне удается устоять еще десяток вдохов. Коротких жадных вдохов. И - упасть лицом в землю, сдерживая крик....
  
  Не буду повторять, как день за днем я вновь и внонь иду за тысячу шагов, чтоб нанести удар, повторяя как молитву " должен выжить". Каждый день прибавляет десяток шагов. И глубину ударов.
  Наступил день, когда я сумел ударить дважды. И после него я вновь не на долго провалился во тьму. Первое забытье после долгих... Лет? (Месяцев? Дней? Не знаю...) пытки. За этот безумный срок не прерванный даже коротким сном. Как быстро оно закончилось!
  
  Наступил и другой день. Когда от моих ударов рухнул первый тайр, беспомощно взмахнув ветвями, разливая запахи древесного сока и смолы. Смерти. И тогда судорога кончилась необычайно быстро. Наша агония закончилась за несколько вдохов. С этого дня я стал рубить деревья с одного удара. Всегда. Любой толщины. Не растягивая мучений. Наверное, с этого дня меня можно назвать палачом.
  
  -На выход, выродки, на выход, - привычный зов заставляет встать. И снова - шаги. Неизменная пытка. Но, стоит выйти за пределы сарая, обычный строй ломается.
  -Иди сюда, - лишь ещё один из моря приказов. Но он пробуждает любопытство: зачем? И страх: новая пытка? Неужели они придумали что-то страшнее? Разве это возможно?
  -Хочешь прогуляться на речку, а, листоухий? - в глухом людском голосе слышится насмешка, - Искупаться? Посмотреть, как закат тает в воде? Убей его, - короткий кивок. На какого-то человека. В ладонь падает рукоять ножа.
  -Прирежь.
  Ещё одна людская забава? Пусть так. Но, пока я здесь, я могу не убивать тайры.
  Зарезать? Человека? Легкий взмах, и пыль падает мертвое тело. Крови нет. Надо же! Не забыл ещё этот удар.
  Надсмотрщик искренне рассмеялся:
  -Молодец, остроухий! Топай на свою реку. Только помни, за тобой во все глаза смотрят!
  Покорно иду к реке, привычно считая шаги. До пятой тысячи. Потом - сбиваюсь. Почему меня отпустили? Что все это значит? Чем придется заплатить за сегодняшний отдых?
  Вот и река. Надсмотрщик сказал искупаться. Захожу в воду. Струи спокойно обегают, холодом скользя по коже. И злого оклика все нет. Меня, правда, на сегодня освободили от пытки?
  
  Впрочем, и это удивление держалось не долго. Таких дней становилось все больше. Однажды мне даже предложили прирезать того "гордеца", что назвал меня псом. Освободить его тело. Ведь душа давно была свободна. Кажется, он был последний из нас. Кроме меня. Потом лица слились в непрерывную карусель. Не запоминал. Не могу вспомнить ничего из тех лет. Хотя нет, вру. Одно воспоминание все же сохранилось: круглые как луны черные глаз на смуглом лице, наполненные предсмертным ужасом.
  
  Холодное презрение. В льдисто-бирюзовых длинных узких глазах. Почему ты заставляешь задуматься? Почему так смотришь на меня? Где ещё я видел такие глаза?
  В зеркале. Только - синие. Обычный эльфийский разрез. Я так привык к людским "кругляшам", что они мне кажутся странными. Что ты делаешь здесь, собрат? И где - здесь?
  Просторная комната. Длинный стол уставлен яствами. Эльф сидит с одного конца. Гость? На другом конце - человек в пестром шелковом халате. Все. Разумных (/*общее название представителей цивилизованных рас*/) здесь лишь трое.
   На сыне леса тоже шелка - изыскано-тонкие, нежно-бирюзовые, в тон глазам. А с солнечными волосами спорит цветом золотая вышивка. Богатые одежды. Богатая комната.
  Да и на мне - шелк. И привычная тяжесть на поясе. Оставшееся подобие памяти подсказывает: сабля и кинжал. А во внутренних карманах жилета - яды и лекарства, вокруг левого запястья - удавка, на правой руке - кольцо-отравитель. Мелкие ножи рассованы по всей одежде. Как и всевозможные амулеты. Во что я превратился?
  -Как видишь, ты проиграл спор, Тайириэль. Эльфы так же подчиняются, как и все прочие существа, - самодовольно заявляет человек.
  -Увы, Грах. Вижу, ты прав, - голос эльфа показался мне слишком звонким, резким и неразборчивым, как птичья трель.
   Да, слишком долго я не встречал сородичей.
  -Лишэль, налей вина мне и моему гостю, - самодовольно приказывает человек. И мое тело без промедления откликается. Впрочем, не столь тело, сколь сила: два кувшина взлетают, и склоняются над бокалами, вырезанными из самородков аметиста, а я лишь привычно склоняю голову.
  Спор. Всего лишь спор. Четверть сотни эльфов! Пять тысяч лет! (Ведь ребенок в Лесе появляется раз в двести лет.) Пять полноценных боевых отрядов! И - это всего лишь спор?
  Впрочем, я должен выжить. И... Я выжил. А зачем - решать теперь мне.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"