Ннннесмотря на пппоявление милой голубки, нааааам следовало отпппправиться к гостеприимным ведьмам. Хотя Ганн ооооооочень серррдился, когггда я наззззывала ихххххххх так. Он говриллллл, что те лишь пародии и не дай Ббббббббоги мне когда-либо ууууузнать настоящую ведддддьму.
Навввверное он был прав. Мнннне хватало и эээтих.
Онннни... были злы. Они говорили, что я монстр и заслуживаю унннничтожения. Лишь приссссссссутствие Окку заставило их говорить со мной. Он действительно впечатляет, когда сердится. И он... успокаивает меня. Видишь? Даже писать легче.
Окку ммог заставить их приддддержать языки, но он не мог скрыть то напряжение, ту ннннненависть, что они демонстрировали мне.
И ввсссе же Магду они вернули. Сккказали, что я смогу найти ее в театре. Замечччательно! Она должжжжна знать больше о таинннственной, так раннннно почившей Лиенне. Разззз уж Сафия оказалась настолько легковвверной, что без вопроссссов отправилась зззза мной. Монстром, как выясссснилось. И об этомммм монстре Лиенна должна была что-то знать. Я выясню.
Ганн.
Он беспокоился все больше, пристально наблюдая за поведением командира. В конце концов он понял, что ему просто не хватает опыта, чтобы понять причины. Поэтому он сидел в Доме берсерка, слушая утробное урчание барсука-телтора, с блаженством трущегося о его сапоги. Ганну это тоже было приятно, и только самоконтроль не позволил ему так же счастливо заурчать. Это легкое, приятное ощущение, как пером по коже, только на духовном уровне. Сила телтора, мельком пробегала по его ауре, лаская ее так, как только может ластиться дружелюбное животное. Эта сила обволакивала его, Ганна сущность, питая его и наполняя, прогоняя чистым и светлым разумом и счастьем те черные уголки, что остались запятнанными после посещения мертвого храма.
Нак"кай появился рядом неожиданно, тихо проговорив:
- Юля сказала, что ты просил об аудиенции.
- Неужели, старик?! - Ганн нахально ухмыльнулся, - скорее я снизошел до общения с тобой, - его улыбка слетела, и ответил он уже серьезно и тихо, - мне нужна твоя помощь.
Старик просто кивнул, внимательно слушая. Мудрый шаман никогда не оставлял ведьмака. Хотя бы советом. Вообще-то, его всегда только на советы и хватало. Но они все были действенными и приносили нужный результат. Когда Ганну хватало ума следовать им.
Теперь Ганн рассказал о каждой мелочи, что он заметил в поведении и ауре Захары. О том, что она каким-то образом стала Пожирательницей духов, он умолчал. Ганн был уверен, что проклятье не имеет никакого отношения к ее поведению. Оно только проснулось, тогда как все ее привычки были явно давними.
Внимательно выслушав ведьмака, старый шаман задумчиво заговорил:
- Я не лекарь душ, но... я сталкивался с такой болезнью. Очень давно, мой наставник приютил проклятого, которого изгнали из своей деревни. Его боялись, потому что считали, что он был проклят повторением. Он постоянно делал все по несколько раз. Чтобы войти куда-то, он несколько раз открывал и закрывал дверь. Он тушил и снова зажигал факел и свечи. По несколько раз. Когда его привели к наставнику, выяснилось, что этот проклятый не может спать и почти не ест. Но когда бунтующие односельчане оставили проклятого у шамана, чтобы тот изгнал злого духа, наставник не смог этого сделать.
Нак"кай провел ладонью над головой пантеры-телтора, будто прося поддержки или же мимолетно лаская:
- Никакого стороннего духа там не было и в помине. Тогда наставник стал изучать этого человека. Он страшно кричал, если ему не давали закрыть и открыть дверь. Когда его пытались усыпить, он так стонал, плакал и мучился во сне, что его приходилось будить. Кроме магического сна этот несчастный не спал никогда. Он со злобой смотрел, когда ему протягивали еду и соглашался есть лишь тогда, когда ему демонстрировали, что еда безопасна. Он ненавидел, когда к нему прикасались - тер и тер место, до которого дотронулись. Однажды, со слезами, растер руку до крови.
При этих словах шаман поморщился, а на дне голубых глаз мелькнула жалость:
- Мой наставник не мог путешествовать в грезы, твой талант очень редкий, Ганн-из-Грез, и ему потребовалось больше времени на то, чтобы прочитать дух этого несчастного. Но когда он смог, то понял, что мужчина смертельно боится всего на свете. Боится так сильно, что никогда не выходит из состояния паники. И совсем наставник ужаснулся, когда узнал что этому тридцатилетнему, щуплому мужчине, так он выглядел, лишь шестнадцать лет. То, что ты описал похоже, но... Возможно это другая разновидность той же болезни. А то, что это именно болезнь... ну, по-другому это не назовешь. Нельзя так глупо бояться всего на свете, до каждой мелочи.
Ганн слушал, решив про себя, что ему стоит подглядеть, как Захара спит и ест. До этого он не обращал на эти жизненные функции особого внимания. Она все недолгое время их знакомства была несколько безликой. Что-то там клевала в сторонке, когда остальные ели вместе. Ну а прошлой ночью... ну, он усыпил ее, после того, как почувствовал в ней изнуряющий страх. Что касается прикосновений, то сильных проблем с этим он не заметил, хоть Захара и напрягалась ощутимо, если к ней прикасались. В любом случае... надо будет приглядеться.
Если это такая же болезнь, как у описанного шаманом мальчика... то Пожирательница будет более опасным существом, чем кто-либо мог бы предположить. Напуганные и загнанные в угол - самые опасные. Насколько опасным может быть существо, наделенное такой ошеломляющей силой?
"Вуаль" встретила его бурной подготовкой к будущим представлениям. Нападение и временный арест труппы прибавил им популярности. Довольная дворфийка не стала отвлекаться на него, махнув рукой на дверь, которая вела в закулисные помещения. Пройдя рабочий зал с разнообразной театральной утварью, он очутился в жилых помещениях труппы. Две комнаты, одна из которых представляла собой общежитие труппы, и личная спальня Лиенны, бывшей владелицы, где и собрались его компаньоны.
Захара расположилась на внушительной постели бывшей владелицы. Очевидно, моральная сторона вопроса, как и вопросы узурпации места, ее не смущали. Девушка подурнела еще больше, если это вообще было возможно. Казалось, что ее щеки и рот запали, кожа на веках натянулась, делая ее большие глаза и вовсе выпученными, к тому же эффект не красили синяки под глазами и покусанные в кровь губы. Она соизволила глянуть на него из-под ресниц, когда он вошел, но это все, чего он удостоился.
Сафия, ковырявшаяся в документах Лиенны, подняла голову и оповестила:
- Магда не смогла сказать ничего стоящего. Только то, что Лиенна часто уходила на план тени. Прямо отсюда. Здесь есть портал. Он ведет в ее лабораторию. Чем Лиенна там занималась, дворфийка не знает. Захара сказала, что мы пойдем туда завтра. - Сафия недовольно покосилась на предводительницу и сухо добавила: - И хотя я вызвалась сходить туда с Каэлин, Захара недостаточно доверяет мне, чтобы разрешить.
Захара, не открывая глаз, буркнула:
- Никто туда с-сегодня не пойдет. Отдохни.
- Но время не ждет. Мало ли, когда твоя болезнь даст о себе знать, и...
- Это н-не болезнь. Это п-проклятье. И м-мне решать.
- Еще целый вечер впереди! Если у нее там хранятся важные документы, я могла бы посвятить им ночь!
- С-сафия! - Голос эльфовой полукровки приобрел внезапную твердость, девушка наконец открыла глаза, гневно воззрившись на лысую напарницу. - Не сп-порь со мной.
Волшебница строго поджала губы и выпрямилась, оскорблено глядя на Захару. Обуздав свой гнев, тейка повернулась к Ганну, заключив:
- И это притом, что ей уже плохо. Но я не собираюсь настаивать - если человек себе враг, то остальные не в силах это исправить.
Она собрала несколько свитков, удалившись в соседнюю комнату, где оставались Окку и Каэлин.
Ганн же присел на край постели, глядя на женщину. Она знала, что он здесь, но не шевелилась. Парень довольно долго разглядывал ее, удивившись легкому чувству, шевельнувшемуся в душе. Жалость. Слишком изломанной и слабой она выглядела. Ломкое, хрупкое тело, увядшая красота, которая угадывалась за этими искаженными чертами лица, постоянный страх, витавший над ней и теперь. Жаль существо, которое чувствует себя настолько загнанным и одиноким. Ганн даже вообразить себе не мог, каково это - бояться буквально всего, и оставаться один на один с врагами, в окружении тьмы и ужаса. Где каждый - враг. Где каждый - тьма.
Он испытывал легкую жалость потому, что, несмотря на все это, она старалась вести себя нормально и прикладывала массу усилий к этому. У нее получалось. Она была сильной личностью, и была беспомощной в борьбе с самой собой. Сильных всегда жаль, когда они остаются беспомощными. Сильных жаль, когда нет никакой надежды на покой и умиротворение. В этом он понимал Захару. Тянуть лямку, понимая, что ничто не изменится. Никогда не закончится. Покой не настанет. Мира не будет. Только зло. Только мрак.
- П-прекрати смотреть на меня.
Ганн решил, что сейчас самое время для эксперимента. Он осторожно сжал ладонью ее запястье, наблюдая за реакцией. Девушка ощутимо вздрогнула и широко раскрыла глаза, глядя ему в лицо. Опять не отводя взгляда, не мигая. Просто смотрела, чуть нахмурившись. Ганн повел ладонь вверх, медленно гладя сухую кожу. Захара высвободила руку, поморщившись и, наконец, отведя взгляд. Ведьмак тихо и вкрадчиво поинтересовался:
- Противно?
- Т-ты з-знаешь, что н-нет. - Усилившееся заикание выдало ее волнение, что неожиданно злобно порадовало. - Н-но т-ты больш-ше не буд-дешь прик-касаться к-ко м-м-м-м-не.
- Не переживай, я не каждый день выхожу из тюрьмы, готовый праздновать свободу с кем попадется, как вчера. Тем более, что ты вполне внятно облаяла меня сегодня утром. И в связи с этим у нас наметилась проблема. Я буду прикасаться к тебе, когда сочту нужным. Но не напрыгну на тебя, брызгая слюной от похоти. Поверь мне, больше этого никогда не случится. Это тебя успокаивает?
- Д-да, - в ее взгляде появилась какая-то беспомощная растерянность, будто она внезапно перестала соображать, о чем он говорит.
- Не смотри на меня так. Я должен помочь тебе. У меня свои мотивы. Но ты должна оставаться живой и невредимой. Ты должна справиться с этим проклятьем. А если нет... я буду рядом до самого конца и, насколько это возможно, облегчу тебе путь. Но ты должна мне доверять. Твое поведение настораживает меня, а часто и раздражает. Но, не смотря на это, как бы я не огрызался, я буду тебе помогать. Я не сделаю ничего, что должно тебе навредить. Ты мне веришь?
- К-конечно. - Она произнесла это так быстро и уверенно, что не возникало сомнений - она не доверяет ему ни на секунду. Ганн ухмыльнулся, и снова сжал ее ладонь в своей. Захара опять дернулась и попыталась вырвать руку, но он не дал. Ганн справедливо рассудил, что ей нужно привыкать к нему.
Так же держа ее за руку, он уточнил:
- Сафия сказала, что тебе плохо?
- Я... чувствую с-сильную слабость.
- Ты давно ела?
И снова мгновенный, торопящийся ответ:
- Недавно.
- А если я спрошу у остальных?
- Ч-чего? Ты с-следить за м-мной в-вздумал?
- Если ты не ешь, то да.
- Н-но я ем! Ж-живая же...
Ганн прищурился, размышляя, как подобрать к ней подход. Наконец он, выбрав самый беззаботный тон, произнес:
- Тебе придется есть со мной, если ты хочешь, чтобы я прекратил мучить тебя расспросами.
- Да м-мучай, сколько х-хочешь. - Она равнодушно отвернулась.
Ганн ухмыльнулся:
- Если ты поешь со мной, я целый вечер не буду к тебе прикасаться. - И он погладил большим пальцем тонкое запястье, чтобы добавить вес своему предложению.
Девушка раздраженно и расстроено глянула на него, не зная, что предпочесть. А пальцы Ганна продвигались все дальше и дальше по руке, дотрагиваясь и дразня ее страхи. Наконец, она вымучено простонала:
- Н-ну, х-хорош-шо! Тольк-ко уйд-ди!
Ведьмак довольно протянул:
- Какая честь, командир. Целый ужин. Я так рад, командир. Позволь же откланяться...
- Т-ты... п-паяц!
Шаман расхохотался. Оказывается, где-то там прячется какой-то юмор? Удивительно.
Или же это было искреннее возмущение?.. В любом случае, это была первая искренняя эмоция, кроме страха. И это было хорошо.
Сон седьмой.
*запись сбивается. Половина написана привычным, неровным стилем. Но видно, что писавший часто приходил в себя*
Ннну давай посмотррррим... Мы узнали, что Лиенна моглллллла неплохо управляться с голлемами и переходами. Ддддддддаже встретттттттттили парочку тварей, которые и похитили меня с побережья.
Ззззззззнаешь, как я былллллллла расстроена?
Я
Я хотела
Боли.
Хотттттттела их болллли. Я ее полллучила. Но они рассссссссссссказали про них! Некоторые были живы, когда эти горгульи меня уносили. Осссссссстальные - точно мертвы. Но все
Все
Все
Все
Все они оказались заппппппппппертыми под сводами рушащегося храма.
Это больно.
Больно больно больно больно больно
Но это не то, что нассссссссс интеррисуеееееееееееет, да? Нам интересно, как выжить. Нам интересно, как ппппппппппобедить проклятье?
Да. Тебе интересно, ведь ты потом меня... вспомнишь? Соттттттттворишь?
Нет. Иначе. Я вспомню тоооообою себя. Так?
Мне снилось, как изломанный, старый глиняный человек рассказывал о затопленном городе ведьм и мой жуткий мучитель изъявил желание отправиться туда. Да, туда нам надо - туда ходила, Лиенна и та, вторая.
Я тебе не говорила?
Да, была и вторая. Она тоже резала меня.
Там, в темной комнате Лиены стоит стол с впитавшейся в древесину кровввввввввью. Моей, да. Стоиллллллллллллло прикоснуться... Стоилллллллллооо дотронуться!
Я видела, видела, как они резали меня. Две суки, бормотавшие о любви. И прелестная Лиенна, такая светлая и страшшшшшшшшшшная в заляпанных кровью ббббббббббббелых одеждах. И крассссссссивая. Старая. В красном. Ккккккккак Сафия. Любовь.
Любовь.
Любовь.
Любовь.
Ее именнннннем меня, раздетую, израненннннную и беспомощную распотрошили, как Бишоп куропатку.
Запппппппомни это. А мы идем в Затттттттопленный город. Горррррод ведьм. Мммммможет, это путешествие так разззззозлит Ганна, что он не будет обрррррррращать на меня внимание? Ннннне дддумаю, что смоггггггу выдержать его бббббольше. Я сооооовершила жестокую ошибку. Еслиииии не проклятье, так шаммммман убьет меня.
Он пробирается внутрь и рвет меня на части. Он душит мою волю. Он питается моей жизнью. Он говорит, что
Что
Что
Что
Что
Что
Он ггооооооооооооооооооворррррррррит, что п-о-м-о-ж-е-т мне. Ложь убийцы, который обещщщщщщает жизнь, разрезая жжжжжжерттве брюхо. Обещания садиста. Утешшшения зверя.
Запомни это - мы должны опередить его. Успеть. Когда все кончится - я успею первой и выживу. Он не получит ни капли моей крови, ни капли моей души.
Напомни мне об этом. Позже.
Ганн.
Он не знал, как побороть странное чувство... ожидания. Впервые в жизни он никак не мог понять, что же делать со своей душой. Такое беспокойство было ему не свойственно, он был растерян и... дьявольски зол. Эта злость, с самого детства кипевшая внутри, сейчас подогревала все его стремления и мотивы. Сейчас даже проклятье Пожирателя и безумие его командира отошли на второй план.
Город ведьм. То, что он искал всю жизнь, спрашивал у самых добрых и у самых ужасающих духов. Искал, но не находил. А какая-то женщина, нашла его, не испытывая неудобств. Это было жестоко. Неправильно.
Но сейчас у него, впервые за всю его жизнь, было направление. Он попадет в город, который постоянно приходит ему во снах. Он узнает как, кем и для чего он был создан. До сих пор... до сих пор он не всегда верил тому, что является порождением ведьмы и человека. А если точнее, не верил, что в его рождении все прошло так просто. Почему он не похож на уродов полукровок? Почему он единственный - уникален? Почему духи ластятся к нему, как к своему повелителю. Даже Окку - величайший дух, почти бог - сторонится его общества. Негласные правила поведения, и нельзя даже приблизительно ставить на одного из них - не факт, что Ганн выйдет победителем, вздумай они с Окку сразиться. Но не факт, что Ганн проиграет. Божественное величие оставалось в поклонении телтору-богу, но Ганн повелевает духам, не поклоняясь им, а доверяясь.
Все это...
Все это дано ему там. И скоро он узнает о своем прошлом и о себе. Скоро он наконец-то будет знать, для чего он был создан. Узнает, кто он таков.
Захара снова пребывала в ужасе. Как и каждый миг своей жизни. Ганну вспомнился их совместный ужин, когда он с затаенной жалостью наблюдал за ней, чувствуя ее мучения. Это была пытка для нее, и если бы ее жгли каленым железом, она встретила бы это с большей радостью. Так же, как она с радостью и облегчением кидается в драку. Все попадавшиеся им противники, все духи, которые обезумев от страха бросались на Захару, не слушая увещеваний Ганна, были уничтожены быстро, безжалостно и с радостью.
Ганн чувствовал ее, и все больше болезнь Захары вызывала не жалость, а печаль и неприятие. Она была очень расстроена, когда не могла совладать с лютым голодом и поглощала духа, но она была свободна и счастлива, когда убивала в открытом поединке. И при этом сама она злым человеком не была. Что-то другое, не злоба, порождали эту радость. Ведьмаку хотелось узнать, что именно это было. Но для этого ему стоило сблизиться с ней, сделать так, чтобы она ему доверяла. А он начинал подозревать, что это вряд ли действительно возможно.