Мои новые спутники смотрят на меня, не понимая, как себя вести. А мне так не хватает всех их, чтобы посмеяться над происходящим. Да, я скучаю по ним. Даже по издевкам Бишопа. Ведь, по большому счету, это действительно было смешно. О! Особенно когда нам пришлось переходить через тот рррручей, я моталась туда-сюда, а он подначивал меня, пока я не выбилась из сил. И ведь сама уже не знала, смеяться или плакать, пыталась ему сказать, чтобы он заткнулся, еще больше заикалась и ззззадыхалась, и в итоге чуть не утопла. Касавир вытащил меня, как мокрую курицу, а бедный следопыт тихо умирал от смеха. Мне всегда казалось, что я былллллла его "подарком судьбы". Мало того что заикаюсь, так еще и мои постоянные страхи. Заставлять меня снова и снова делать ооооодно и то же - было его любимым занннятием.
Эти же... мммм мм мучаютссся, не зная, как обращаться со мной. Пусть так, да. Тем лучше.
Сон четвертый.
Да, этот сон тоже был воспоминанием. Ярким и красочным. Снова всссе, как наяву. Так и было. Я помню.
Ключница-ведддддьма открыла мне дверь в камеру, но войти я нннн не смогла. Надо было видеть глаза этой женщины, когда я принялась открывать и закрывать дверрррь камеры. Ведьма хотела что-то сказать, но Сафия качнула головой, запрещая говорить со мной. Потом мы вошли.
В сияющем ммм аги магическом круге был... было было было... Нет! Был заточен мужчина. Ему ббббыло все рр рравно, и он воооооооообщ ще не обратил внимания на меня. Спал на своей грязной тюремной койке, даже не шеввввельнувшись. Мне пришлось позвать его: "Заключеннный!", после чего он все же открыл глаза и...
Ну, поттттом у меня воспоминания, даже во сне, всплывают как в тумане. Все, ннна чем я могла сосредоточиться, это его глаза и четки в руках. Четки я уже видела, в ттттом ужасссном сне, где я съела саму себя. И рука их державшая, видимо, тоже ппппринадлежала ему. Та же синеватая кожа, тот же рисунок чуть выступающих на запястьяххххх вен и то же переплетение крепких мышц под кожжжжей.
Но глаз таких я еще не видала. Что-то не принадлежащее нашему миру, волшебное и... холлллллодное. Вот каким был его взгляд. Он был чужд всему, что я знала, это я сразу поняла. И не сложно было сложить два и два, чтобббббы понять - я в очередной раз вляпалась! Холод во взгляде, отдаленно напоминающий безжалостность и злобу, что можно было увидеть в глазах Бишопа, тюремное заключение с дополнительным магическим кругом, и его явление в моем кошмаре... По зубам ли мммммммммне такое существо?..
А он, видимо, заинтересовавшись мной, и почувствоваааав мое опасение, сделал шаг навстречу, улыбнувшись и заговорив так, что я пппоняла - если в нем что-то и обладает волшебством, так это слова... нет, голос.
- Чем я обязан таким гостям? Наши прекрасные хозяйки решили порадовать меня тобой?
Что-то в нем было такое, что вызывало у меня сильную головную боль. Ммммне уже было все равно, пойдет он со мной или нет. Лишшшшшний боец - хорошо. Но если он не пойдет со мной, мне не придется постоянно следить за опасным преступником. А магический круг, прямо-таки крррррррричал об опасности. Как и то, что он действовал на меня странно. Я выпалила быстро, поккка вообще могла говорить:
- Мне нужен солдат.
Мужчина искренне и очень красиво рассмеялся, откинув голову назад так, что его сероватые, серебристые волосы, которые каким-то образом оставались чистыми после недель заточения, откинулись с лица. Это был молодой парень. Судя по внешности, слово "мужчина" пока еще ему не подходило. Но его ссссссмех длился недолго, и быстро оборвался с ленивым, холодным ответом:
- Не интересно. Попробуй что-нибудь другое.
- Арр-р-р-р-р... РР кххх-кхх.. мм..
Он чуть вскинул бровь и мило улыбнулся. Скрестил руки на груди, ожидая, когда ко мне вернется речь. Сафия шагнула вперед, очевидно, желая говорить за меня. И эту придется учить сызнова, как их! Остановив ее ладонью, я прикрыла глаза и затянула про себя старую, пррррррривычную считалку, которая столько раззз меня выручала: "Я пойду с тобой из дому... вдох... прогуляюсь по полю... выдох... мы давно с тобой знакомы... вдох... голос ты мой горюшко... выдох...". Спасибо папа! Всегда спасибо за это. Успокоив дыхание, я посчитала разумным не смотреть на этого парня, чтоббббббббы не сбиться снова:
- Армия духов хочет уничтожить город из-за меня. Мне нужны солдаты. Хатран предложили заключенных на убой. Пойдем со мной. Пойдем умирать со мной. До боя будешь со мной.
Надеюсь, он понял, что я имею в виду. Больше мне платить было нечем, а заключенному и так сойдет, будь я хоть сотни лет немытая, некормленая и заикающаяся.
Он молчал. Так долго, что я была вынуждена снова заглянуть в эти яркие, то ли синие, то ли зеленые глаза. И только дождавшись этого, он снова улыбнулся, и соизволил ответить:
- Как же ты будешь сражаться, неспящая? Я пойду с тобой. Мне интересно.
Вот и славввввно. Славно же, да?
Ганн.
Конечно, он пошел бы за ней. Он решил это еще тогда, когда она только появилась на дороге в город. Ее разум, подобный мутному зеркалу, и, в то же время, жалящий, извивающийся, поделенный... Так мало слов, чтобы описать это. Он не мог узнать многого, не увидев ее перед собой, не поговорив с ней. Единственное, что он мог сказать наверняка, это то, что она была сильна духом. Настолько, что имела все возможности стать даже большим, чем обычный телтор. Если погибнет. А тень смерти шла вперед нее, опережала ее, и окутывала саму девушку.
Когда она пришла, встала перед ним, этот разум грозил поглотить его, как трясина. Затянуть и утопить. Много страха и темноты было внутри. Так много, что это количество отражалось в ее мыслях, поведении, сознании. Отражалось в заикании, в постоянно повторяющихся движениях, в заторможенном, пустом... нет, не так - закрытом взгляде.
Когда они ушли из темницы, она даже не взглянула в его сторону лишний раз. Шагала вперед, как голем. Без мыслей, без чувств - только с целью. Другая - тейка, буркнула таким тоном, будто не привыкла вежливо обращаться с незнакомцами и испытывала некоторую неловкость:
- Меня зовут Сафия. Ее - Захара Фарлонг. Эта девушка очнулась в кургане медведя-духа, и мне пришлось сражаться, чтобы вывести ее оттуда. Здесь я должна была привести ее к знакомой моей матери - Лиенне, но когда мы прибыли в Вуаль, оказалось, что Красные волшебники Тэя...
Захара остановилась впереди, развернулась, после чего зашагала в их сторону, не отрывая взгляда от земли. Подойдя вплотную, он быстро протараторила:
- Я х-хорошо слышу. Не говори. Солдат убивает, а не планирует битву. Я к-командир. Молчи.
Когда она находилась настолько близко, Ганну было удобнее слушать отголоски ее грез. Он понял, что девушка боится его. Кто бы мог подумать! Он сделал все необходимое, чтобы очаровать ее грезами, чтобы она выложила ему всю историю своей жизни, глядя на него восторженными глазами. Почему же страх? Даже если учесть, что страх - это то, что переполняет все ее существо. Ганн постарался принять меры, чтобы успокоить ее, мягко и с улыбкой:
- Не стоит переживать. Мне вряд ли интересны твои приключения... командир. Я буду драться за свою свободу. И, чтобы посмотреть, как будешь драться ты. Меня зовут Ганнаев. Ганн-из-Грез.
- Просто Ганн - сойд-дет. - Девушка быстро глянула на него, тут же уставившись в землю под ногами. И снова пошла. Ссутулившаяся, грязная, откровенно дурно попахивающая, некрасивая, растерянная и очень испуганная. Ее страх бил по коже, по венам, по мышцам и разуму.
Красивая тейка, недовольно поджавшая губы, когда ее перебили, крикнула вслед Захаре:
- Куда ты идешь?
- Таверна. Сон, еда. Вода. Скоро у-упаду.
Ганн вопросительно поглядел на волшебницу, и та не замедлила пояснить:
- Такой я ее и нашла. Но у нее еще и открытая рана в груди. А она не позволяла отдыхать мне и не стала отдыхать сама. - Девушка поймала его взгляд и чуть пожала плечами, скривив уголок рта. Недоумевала. Он тоже.
Полуорчиха, вышибала в "Баркасе", поначалу отказалась их впускать, обозвав отребьем. Тейка промолчала, скрывая свою лысину и татуировки под широким капюшоном. Ганн же решил, что вмешается, если это будет необходимо, но пока предпочитал посмотреть, как же грязная заика-замарашка справится с подобной ситуацией. Эта замарашка вообще очень его интересовала. Грезы, которых нет ни у кого другого. Уникальные, искаженные болезнью. Перевернутые, поделенные, грязные и светлые. Все отравленное страхом. Эта девушка воспринималась им как яркий, пусть и болезненный луч в царстве скуки и однообразия.
Захара же справлялась неплохо:
- Д-две комнаты. Н-на двух и на одного. В обе горячей воды. Горячую еду - не помои. Выпивку. Нагретые кирпичи между простыней. Быстро. - И кинула хозяйке увесистый кошель из красного шелка. А самое интересное - все было сказано одним тоном. Глухим, жестким и не терпящем возражений.
И она все получила. В коридоре Сафия хотела направиться в комнату на двоих, но Захара указала пальцем на другую дверь. Тейка изумленно изогнула тонкие брови, но ничего не сказала, удалившись.
Ганн внимательно разглядывал девушку, которая снова не смотрела на него, располагаясь в комнате, которую выбрала для них двоих. Значит, он правильно понял это: "Пойдем умирать со мной, будешь со мной". И она продолжала бояться его. Интересно, что должно было произойти в жизни душевно больной женщины, чтобы она настолько спокойно и равнодушно платила за услугу тем единственным, что имела?
Ганн хотел бы, чтобы она подольше не имела представления о том, кто он есть. А для этого придется поначалу играть по ее правилам. Но он не был уверен, что сможет... что что-то сможет, чувствуя такой страх с ее стороны. К тому же - привлекательности в девушке был разве что самый мизер. Он всегда предпочитал чистых женщин. И его порядком раздражал ее кривящийся рот, с чуть подрагивающим уголком губ и манерой облизывать их, обнажая мелкие, острые зубки.
Но возможно, под слоями грязи что-то и обнаружится.
Сон пятый.
*несколько страниц заняты дрожащими, переплетающимися линиями, полностью, до черноты закрасившими страницу. На третьей странице сбивающийся, испуганный текст будто вытекает из этих гневных каракуль*
Вссссссспомним еще. Снится мне то, что было. Зачем? Причина быть должна? Наверняка. Я найду ее с Ганном. Теперь я знаю, что он будет тем, кто поможет. Но это потом.
Но этот сон другой. Не повторение, нет. Новое.
Я вернусь назад, чтобы рассказать сначала.
Когда я убедилась, что солдат-полукровка уснул, я осторожно выскользнула из постели. Он был горячим, этот парень. Там, с ним, было очень тепло. А комната была холодной, даже не смотря на горящий очаг и шкуры под ногами. Кожа моментально покрылась пупырышками, а соски сжались и затвердели. Надеюсь, вся таверна спит. Я поннннннимала, что могла хотя бы накинуть что-то, но времени не было. Моя болезнь старая грозила мне подступающей паникой. Я бегом кинулась к двери, проверяя замки. Закрыто. Открыто. Закрыто. Открыто. Закрыто. Открыто... Закрыто!
Ннннно был еще огонь в камине. И я бросилась к нему. Тушила тушила тушила тушила тушила тушила тушила
Окна! Одно: закрыто. Открыто и меня обдает ледяным воздухом Рашеменской ночи. Закрыто. Да, здесь теплее. Открыто, и каждый волосок встает дыбом от холода, пробегаясь щекоткой по ттттттелу. Закрыто!
Второе: закрыто. Открыто, и... Открыто открыто открыто открыто
Там, в студеной ночи из тени поднимается фигура. В темном плаще до пят. С моим лицом. Оскаленные зубы острые, глаза горят чернотой, рычание с губ и пена изо рта. Кровь по рукам. Моя темная пришла за мной. Откуда она вообще взялась? Ее никогда не было со мною рррррррррррррррраньше!!! ! !
Вся тьма, что есть в моей душе - знакома мне и ссссо мнооооооооой постоянно. Эта темная - другая. Не моя. И второй раз приходит ко мне, чтобы съесть меня.
Звон стекла. То темная лезет в открытое мнооооооооою окно. Проема ее туше мало. Она давит стекло и оно разлетается тысячью оссссссссссколков, впиваясь в мое тело. По моему голому телу текут ручейки крови. И я боюсь ее. Хочу отпустить оконную раму, но пальцы впились в нее намертво. Сейчас она меня сожрет! В проооооошлый раз я, теперь онннннннннаааааааа! Ааааааааааааааааааааааааааааааааа!
И завершает сон то же, что завершило в прошлый раз. Рука Ганна перед моими глазами с прозрачными четками. И по-настоящему волшебный голос его, который звал меня настойчиво, повелительно:
- Захара!
Что тогда подумал этот солдат? Что я сумасшедшая? Пусть с ним. Плату он взял, а остальное его волновать не должно. Хотя... он понравился мне. Когда я... платила ему, он был... оссссторожным. Будто понимал, что я его боюсь.
А когда обнаружил меня у открытого окна, голую и замерзшую почти до посинения, он сначала укутал меня в теплое одеяло, а потом положил спать. Тогда я впервые поняла, что он вллллллллллллладеет какой-то магией. Он сделал что-то, отчего я уснула мгновенно. Но откуда он мог знать, что иначе я полночи металась бы от двери к окнам?..
Запись четвертая.
*манера письма спокойная, умиротворенная и мягкая*
Этот солдат оказался тем счастливым шансом, что быллллллл мне так необходим. Шаман духа, он прекрасно знал, как сражаться с Окку. А мое обращение из вонючей бродяжки в отмытую девицу и последуууууууующая плата впечатлили его настолько, что он выложил мне все, что знал о боге медведей и способах его победить. За утро у нас был готов план. Сафия, кстати, тоже впечатлилась моим преображением. Правда, к моемммммму методу вербовки солдат отнеслась с неодобрением. Рассказать бы Нишке! (Одна из них!) Она понннннннннннннимала меня сильнее остальных. Понимала, чем я пользуюсь, где я притворяюсь, а где действительно теряю контроль над собой. Она знала обо мне все.
Но теперь у меня на пути появилось существо, которое может узнать обо мне даже больше. Так мне кажется. Только я нннннн не хочу того! Я боюсь его!
Но мой страх - ничто по сравнению с тем, что он принес мне победу.
Ганн.
Он чувствовал ее готовность и решимость. Будто она грезила наяву, а перед ее глазами стояла картина кровавого боя. Она стояла на крепостной стене, стреляя в наступавшую волну нежити. Видела оскаленные пасти, ошметки плоти свисающие с щек, мертвенную вампирью кожу, отслоившиеся гнилые губы, запах старой, мертвой слюны, хруст трухлявых костей, запах свежей крови, крики мужчин и женщин.
Эти грезы были похожи на мечту. Будто сейчас, стоя у ворот Муслантира и готовясь драться с призраками, она пребывала совсем на другом поле боя и стремилась туда. Умереть здесь, чтобы навсегда попасть туда.
А вот это было очень плохо! Нельзя рассчитывать на человека, который готовится умереть. Ганн осознал, что Захаре совершенно наплевать на тех, кого она привела с собой. Ей было все равно - умрут ли нанятый за свободу и проститутку солдат, и навязавшая свою компанию волшебница. Доля истины в таком отношении была - они оба были никто для Захары. Она не настаивала на их присутствии, и выбор был сделан ими без принуждения. Но это равнодушие - настораживало. Не бывает людей равнодушных к чьей-то смерти. Не бывает просто от природы. Всегда есть что-то - печаль, радость, отвращение, удовольствие. Что угодно. Значит, она наверняка что-то чувствует. Просто ему не дано это уловить. Тем хуже. Если он собрался познать и украсть кусочек этого духа - ему нужно как минимум научиться понимать, о чем она думает. Значит, ему придется не просто выжить в этой драке, но и спасти Захару. Он обязательно это сделает, ведь такой дух будет отличным пополнением коллекции. Он знал это и предвкушал усиление собственного влияния. Так будет правильно. Больная душа, больной разум, сила воли и умение прятать грезы - редко попадаются вместе. И если кто из духов и заполучит ее, то это будет он. Он дух Рашемена. И никто более.
Девушка оказалась лучницей, и неплохой к тому же. Нечасто можно увидеть такую сосредоточенность, позволяющую каждый раз разить без промаха. Бой прошел намного удачнее, чем он мог надеяться. Самоубийственных порывов он со стороны Захары не заметил. Разумеется, без него она не победила бы, ведь он разогнал половину духов, воля которых была послабее. С остальными справиться не мог - воля их бога была для них выше его веления. Но этого было достаточно. Этого хватило.
Но самое интересное началось потом, когда павший король стоял на коленях перед целящейся в упор Захарой.
Наверное, первым это почувствовал Ганн. Что-то появилось в самом воздухе. Как внезапно сгустившаяся вокруг них тьма. И отчаянная просьба бога-медведя: "Убей меня! Скорее!". Девушка еще сильнее оттянула стрелу, готовясь выстрелить, и тут...
Она резко согнулась пополам, отпущенная стрела пролетела рядом с головой бога-медведя, лук упал рядом, к ее ногам. Девушка обхватила голову ладонями, болезненно сморщив лицо. Ганн же почувствовал себя так, будто кто-то надавил руками на виски, медленно стискивая их все сильнее.
Захара резко распрямилась, вскрикнула испуганно, выгнулась грудью вперед. Ужасное зрелище! Грудь и живот пошли буграми, будто что-то ползало под кожей, ища выхода. Как темные крылья за спиной девушки выросло что-то большое и темное. Щупальца тени раскрылись, где-то в сердцевине этой тьмы показались зубы, готовые с хрустом сомкнуться вокруг откинутой головы Захары. А то, что шарило внутри ее тела, все же выскользнуло наружу упругим, красным лучом, соединив девушку и сердце бога-медведя. Когда этот луч вырвался наружу, Ганну словно дали пощечину. Нет не так - ударили наотмашь по мозгам. Он понимал, что тоже вскрикнул, отступив на пару шагов.
Захара прохрипела сдавленно, испуганно, глядя на Окку широко раскрытыми глазами:
- Что... ч-что это?
- Прости меня малыш. - Какие-либо эмоции было трудно прочитать на звериной морде, и все же, отчаянье и чувство вины было ощутимо. Медведь склонил косматую голову.
Захара хватанула ртом воздух и... стиснула зубы, нахмурилась, выпрямилась с усилием. Ганн думал, что его сейчас вывернет. Он совершил ошибку, настроившись на ее грезы. Сейчас все, что она мысленно воображала, в связи со сложившейся ситуацией, частично отображалось и на нем. Он чувствовал, будто наполненный тьмой воздух кто-то сминает, скатывает сильной рукой. Давит. Дух Рашемена готов был взвыть от этого давления, но...
Красный луч, связывающий эльфийскую полукровку и бога-медведя, пропал. Захара упала на колени, спрятав лицо в ладонях. Ее плечи тряслись. Она плакала. Горько, испуганно, захлебываясь.
Ганн хотел бы подойти. Он все еще чувствовал ее грезы, и... он был не каменным. Нельзя не пожалеть существо, которое настолько напугано. Он чувствовал ее ужас и одиночество. Как потерянный ребенок.
Но он к ней не подошел. Окку, изумленно моргнув черными глазами, тихо и осторожно приблизился к сжавшейся девушке и ласково ткнул носом в ее плечо. И даже этого осторожного жеста хватило, чтобы Захара покачнулась, едва не распластавшись на земле. Медведь был огромен. Стоя на четырех лапах он был чуть выше Ганна. А он, надо сказать, был очень высоким.
Но, отвлекшись от своего горя, плакать Захара перестала мгновенно. Распухшее от слез и ставшее еще более некрасивым лицо повернулось в сторону медведя, превратившись в строгую, суровую маску. Она собралась что-то сказать, но из горла раздался лишь хрип, а нижняя губа заходила ходуном, пытаясь сформулировать хоть один звук. Наконец, она справилась с собой, выпалив:
- Ч-чт-то это было?
Медведь вздохнул тяжко, будто готовясь и... рассказал.
Пожиратель духов! Проклятая! Великие духи!
И, кажется, девчонка завела себе разноцветную домашнюю зверушку.
Впервые за очень долгие годы Ганн был искренне и до глубины души изумлен. Даже не знал что сказать. Кроме одного:
- Я останусь с тобой.
Она замерла, переведя на него свой странный, неподвижный взгляд. После короткого молчания она спросила:
- Почему?
- Почему? Я дух Рашемена. Я торгую духами. И тут появляется кто-то, кто может ввести их в ужас и панику... Да я был бы дураком, если бы упустил такую возможность. К тому же... - Он подошел к ней и присел на корточки рядом. Как бы это объяснить? Как-нибудь. Главное, что остальным об этом мотиве слышать не обязательно. - Это проклятье убивает. Медленно убивает. Не думаю, что ты заслуживаешь этого. Я хочу помочь. Хотя бы первое время я могу помочь. И это будет выгодно нам обоим.
Она глядела ему в глаза, и он чувствовал, что тонет в этих неправильных, изломанных грезах-отражениях. Но держался - взгляда не отвел. Почему-то ей было очень важно смотреть глаза в глаза, и он это понимал. Наконец, она ответила, равнодушно отвернувшись:
- Хорошо. Оставайся.
Он положил ладонь на ее плечо, мягко проведя пальцами там, где шея переходит в плечи. Девушка вздрогнула, резко и быстро повернувшись к нему. Ее лицо было строгим, а тон ровным:
- Мне больше не за что тебе платить, солдат.
А вот это заставило Ганна нахмуриться. Он холодно осадил ее:
- Кажется, я этого и не имел в виду.
Она медленно кивнула, проговорив с заиканием, что выдало ее легкое волнение:
- Х-хорошо. Тогда ты не т-тронешь меня больше.
Он резко встал, подхватив девушку подмышки и поставив на ноги. Глядя на нее сверху вниз, чувствуя, как ее паника поднимается и грозит затопить ее, он резко и даже раздраженно оповестил ее:
- Я-то не трону. Уж поверь мне. Но с твоим страхом что-нибудь сделаю. Я не чудовище. Чудовище, как выяснилось, у нас ты.
Она вздрогнула, облизнув сухие губы. Потом кивнула покорно:
- Да. Я.
Проклятье. Этого он делать не хотел. Даже он не был настолько жестоким, чтобы издеваться над больным и несчастным человеком. Но извиняться не стал. Ему почему-то казалось, что она не настолько ущербна из-за своей болезни, как кажется. Он отпустил ее, отойдя от общей компании. Ему предстоит много обдумать. Самое ужасное проклятье Рашемена. Самое древнее и жуткое. И если он отойдет от этой проклятой - духи просто не простят ему этого. Не простят того, что он мог попытаться уничтожить проклятье, но не стал делать ничего. Кажется, у девушки появился непререкаемый и верный союзник. И не один. Папаша-медведь казался крайне заинтересованным в искуплении своей вины. Ведь это он не уследил за проклятьем, вырвавшимся из его кургана. Какой позор его чести. Позор, который стоит искупить, защищая свой народ. Да, цветастый?