Аннотация: Кто вы? Кто вы для себя и кто вы для них? Для ваших друзей, любимых, родителей...Один и тот же человек или собрание множества масок? А может вы актер своего собственного театра? Как и герой этой книги каждый пытается ответить на эти вопросы, но возможно ли это. Философская книга в обертке психологического триллера...
Он сидел, закрыв лицо руками. Глаза его были окрыты. Он отводил ладони и пристально смотрел на капельки пота, образовавшиеся на коже. Нет, в комнате не было жарко, в ней было даже холодно. Но это не мешало липкой влаге покрывать всю его плоть, каждый участок его двадцатиоднолетнего тела. Мир был разрушен. Или это казалось лишь ему...
Счастье, что же это такое? Наверное, это когда ты успешен и ни в чем не нуждаешься, когда ты захотел заслуженный отдых и получаешь его в этот же момент, в любом месте, в любое время. Но можно ли считать жизнь, требующую отдыха, счастливой? Когда ты не хочешь отдохнуть от всего, что тебе окружает, когда ты дорожишь каждой минутой своей жизни, когда ты получаешь наслаждение просто от того, что ты есть и ты такой, какой ты есть -- вот оно счастье. Так считает Артем Бровин, студент четвертого курса петербургского университета кино и телевидения, талантливый музыкант и просто человек, который несет по жизни радость и смех всем, кто его окружает. Сегодня утром он встал как всегда в отличном расположении духа, радостный и готовый к новому дню, который обязательно будет замечательным. Артем каждое утро говорил себе это и действительно верил в это, он обладал удивительным даром самовнушения. Все его проблемы, все неудачи и даже просто плохое настроение в прах рассыпались под силой его сознания. Он никогда не грустил и никогда не плакал, даже когда окружающие видели на его лице скорбь и слезы, то было лишь игрой. Внутри себя, в душе он был так же как и всегда счастлив. Он мог показать любую эмоцию, от простой печали до дикой раздирающей боли. Но лишь показать. В собственном мире он всегда улыбался. Не то чтобы он не мог чувствовать отрицательные эмоции, скорее его мозг уже вопреки его воли заставлял его улыбаться, находя тысячи аргументов, чтобы радоваться и делая ничтожным и легкоисправимым что-то плохое. Поэтому Артему приходилось играть. Наверное, из него вышел бы неплохой актер, но единственное из искусств к которому у него действительно была тяга -- это музыка. Он все время думал о ней, каждую секунду своей "театральной" жизни.
Глава 1.
Подойдя к зеркалу я взял в руки бритву, но как только я поднес ее к лицу загудел телефон, который я специально положил возле раковины, на столик. На экране черными буквами было написано имя звонящего -- Олег, мой студенческий друг и по совместительству заучка, проводящий большую часть жизни в университетской библиотеке.
--
Привет, Олег. Как жизнь?
--
Эээ, Тем, привет. Сейчас в универ звонили из районной больницы, эээ, твоя подруга, Юля, эээ, она пыталась покончить с собой, приняв большую дозу снотворного. Но врачам, к счастью, удалось ее откачать, она жива. Но, эээ, она...эээ, она в коме, Артем.
Щелчок, в голове как будто что-то щелкнуло, помутнело в глазах. "Я люблю Юлю и не могу без нее" - только это сейчас было в моей голове, только это. Глаза начали покрываться влагой и я понял, что сейчас по моим щекам потекут слезы, я надеялся на это. Но чертов механизм в моем сознании дал о себе знать: она не умерла -- хорошо, да даже если и умрет мне, конечно, будет плохо, но я переживу, будут еще девушки, в конце концов у меня есть моя музыка, которая точно не покинет меня. Мой мозг цинично использовал все что мог, чтобы вернуть мне мое привычное состояние. Мне было стыдно и мерзко от этих мыслей, но они сделали свое дело, мои глаза были абсолютно сухие. А изображать слезы сейчас мне было не нужно, я был совершенно один в своей съемной двухкомнатной квартире. Обдумав все и вернув себе душевное равновесие я вспомнил о том, что говорю с Олегом и начал представление.
--
Что? Что?! Как давно это случилось? Почему я узнаю это только сейчас?!
--
Тема, успокойся! Просто с больницы сперва звонят близким родственникам и на место учебы или работы. И она сделала это около пяти часов назад. Врачи говорят, что состояние тяжелое, но стабильное.
--
А записка, она оставила записку или что-то, что могло объяснить почему она это сделала?! Я не понимаю, ведь только вчера вечером я звонил ей, сказал что люблю и пожелал спокойной ночи...Господи! Этого не может быть!
Я ощущал сочувствие моего друга на другом конце провода, сейчас он видел во мне паникующего и убитого горем парня, который может потерять девушку, которая по настоящему дорога ему. Мне нравилось ощущать себя нормальным, нравилось когда люди воспринимали мою игру как чистую монету. Но в то же время от этого всего мне становилось так тошно, что я до боли в пальцах сжимал бритву в моей руке и всячески пытался отвести взгляд от зеркала, чтобы не видеть весь этот гребаный спектакль. Я давно уже запутался в себе, запутался кто я. Толи я тот веселый парень, за которым всегда следуют смех и улыбки. Толи я сумасшедший циник, насмехающийся над окружающими. Все так сложно и тяжело объяснимо... Голос Олега прервал ход моих мыслей.
--
Я не знаю, Артем. Врачи ничего такого не сказали. Я думаю тебе лучше прямо сейчас ехать в госпиталь, там ее родители. Думаю они должны что-то знать.
--
Да, да. Спасибо, друг. И знаешь, хорошо, что я узнаю это от тебя, а не от кого-то постороннего. Ну ладно, я поеду. Ты сказал она в районной больнице, верно?
--
Верно, в районной, в той, что недалеко от ее дома. И, эээ... мне очень жаль, что так произошло и я очень надеюсь, что все будет хорошо, друг. Пока.
--
Пока, Олег. Спасибо за твою поддержку.
Положив трубку я посмотрел в зеркало, в нем отражался обычный молодой парень с короткими темными волосами и голубыми глазами. В нем не было ничего такого, что могло показать весь тот бредовый мир противоречий, находящийся внутри него. Я решил не бриться, чтобы не терять времени. Быстро нацепил на себя джинсы с майкой и направился в больницу.
--
Здравствуйте, я бы хотел узнать в какой палате лежит пациентка Юля Валова?
Мой взгляд был направлен в глаза пожилой рыжеволосой медсестры. Я заранее решил, что именно скажу в госпитале, поэтому оттарабанил предложение с удивительной скоростью и точностью.
--
Вы ей кем приходитесь?
--
Я ее парень, мне просто необходимо попасть к ней, она пыталась наложить на себя руки, я должен узнать как это случилось, ее родители должны быть здесь.
--
Секунду...Она на втором этаже, палата номер двадцать два. Ее лечащий врач сейчас тоже там. Лестница слева, иди быстрее, сынок, ей сейчас нужна твоя поддержка.
--
Спасибо вам.
"Спасибо вам" - это все на что я был способен в эту минуту. Я видел в глазах этой женщины сочувствие и жалость. Жалость не к Юле, жалость ко мне. Я ненавидел когда меня жалели и, к моему же счастью, происходило это очень редко, я не давал повода людям сочувстовать мне.
Поднявшись по лестнице я без труда отыскал двадцать вторую палату и аккуратно постучал. Дверь открыл милого вида старичок в белом одеянии. "Лечащий врач Юли" - подумал я и был, без сомнения, прав. Перекинув свой взгляд за спину доктора я обратился к сидящим на стульях родителях моей девушки. Ее саму я еще не видел.
--
Здравствуйте, Антон Павлович.
Я сказал только это и пожал трясущуюся руку отца Юли. Повернувшись налево я обнял ее мать, без слов. На ее лице были слезы, много слез, она уже не плакала, но по видимому лишь от того, что не могла. Взглянув ей в глаза я увидел то, что и думал -- смятение, страх, панику и, что главное, осуждение. Осуждение меня. Она так ничего и не сказав повернулась к кровати за ее спиной. Там под белым одеялом лежала Юля, такая спокойная и умиротворенная, она как будто спала, лишь капельница давала знать, что мы находимся в больнице, а не в тихой комнате моей семнадцатилетней девушки. Многие мои друзья не понимали мой выбор, говорили о том, что она еще чересчур молода, что я еще натерплюсь ее "детских" выходок -- я все отрицал. Я знал какая она, какая она внутри: милая, рассудительная не по годам и безумно любившая меня, наверное, поэтому мы были вместе уже около года. Я и сейчас был уверен, что то что произошло это какая то нелепая ошибка, Юля не могла сделать подобной вещи, она всегда была против глупых поступков и очень любила жизнь.
Я подошел к кровати и присел на край, убрав одеяло. Взял ее руку в свою, она была теплая и такая знакомая, я вспомнил те длинные ночи, что мы проводили вместе, говоря с друг другом обо всем подряд. Я полностью раскрывался перед ней, ну тоесть я говорил обо всем, что мог вообще сказать любому человеку на этой земле. Разумеется, были вещи, которые она не знала. Например, что я не любил ее по настоящему. Когда из моих уст вырывались красивые слова о вечной любви, о высоких чувствах -- все это было моей игрой, которую я оттачивал на ней, это было жестоко, но поделать что либо с собой я был не в силах . Эта мысль сию же секунда врезалась мне в мозг. Я сжал ее руку, не сильно, но достаточно для того, чтобы это смогли увидеть ее родители. А ведь узнав все это, узнав меня истинного, она бы могла решиться на самоубийсвто, однозначно могла, ведь это бы разбило ей сердце и, наверное, убило бы веру в людей, как в что-то высокое и чистое. Нет нет нет! Откуда она могла узнать это?! Конечно, не откуда и, конечно, она ничего такого не знала, потому что никто не знал, ни один человек в этом мире не знал, что творится в моей голове. И не узнает. Значит причина в другом, в чем то, что мне неведомо, а поэтому это пугает меня.
--
Вы знаете почему она это сделала?
Я обратился сразу и к отцу и к матери Юли, кинув на них подавленный взгляд.
--
Нет, Артем, мы не знаем. Никакой записки, никакого бы то ни было намека на мотив всего этого Юля не оставила. Мы надеялись ты сможешь прояснить нам хоть что нибудь?
Ответил отец Юли, он пытался говорить четко и спокойно, но безрезультатно -- его голос дражал, а поэтому он часто сибвался и говорил сумбурно.
--
Нет, Антон Павлович, я сам только узнал обо всем случившемся, а иначе бы пришел намного раньше. Я просто не понимаю, как Юля могла решиться на такое! Накануне вечером мы говорили с ней, все было хорошо и я не услышал в ее голосе ничего настараживающего. Знал бы, что я так выйдет, приехал бы к вам...
--
Ладно, Артем. Случилось так как случилось, мы должны быть благодарны богу, что Юля жива. И мы должны молиться, слышишь, молиться о том, чтобы она попровилась и пришла в себя! А сейчас мне необходимо быть на работе, это ужасно, что я должен ехать туда в такое время, но нужно решить один вопрос. Я вернусь буквально через пару часов и думаю будет лучше если ты останешься здесь с Анной Дмитриевной, ей сейчас нужна чья то поддержка.
--
Хорошо, конечно. Я буду здесь все время, я никуда и не собирался уходить, я должен быть рядом с вашей дочерью. Я очень люблю ее.
--
Я рад это слышать. Пока, сынок.
Поцеловав свою жену и похлопав меня по плечу отец Юли вышел из палаты, оставив меня, маму Юли и доктора наедине с девушкой "на грани". И какого черта мне в голову лезут такие странные определения? Мне стыдно за них, действительно стыдно.
Я сидел бездвижно, погруженный в мысли о происходящем, лечащий врач Юли что-то говорил ее маме. Я их не слушал. Меня беспокоил один единственный вопрос: Зачем, Юля, зачем?!