Во сне он рыл яму под насыпью. Вдоль насыпи росли чахлые деревья. По рельсам ездил маневровый с одним вагоном: туда тащил, обратно - толкал.
Работа шла медленно. Утром ногти были с каймой, словно всю ночь он расчесывал грязную голову. Руки ныли, но к вечеру боль проходила.
Маневровый свистел. Кроме гаражей, возле насыпи был ангар. Листы кровли гремели, когда поднимался ветер.
Возле ямы сидела на корточках девочка в кроссовках и джинсах. Перед ней, в подкрашенной мазутом луже, стояла клетка с какой-то птицей. Дверца клетки была открыта, и девочка выманивала птицу наружу. Птица не шла.
Когда хотелось отдохнуть, он продирался через сухие кусты и ворошил ногой мусор соседней помойки, не вынимая рук из карманов. Приносил девочке одну и ту же тряпичную куклу. Ее ручки и ножки болтались на открытой ладони.
- Не вылезает из клетки, - говорила девочка грустно.
Он пожимал плечами и брался опять за лопату. Дома было гадко во рту, и скрипел на зубах песок, и весь день он бродил по углам, а вылезая на улицу, возвращался, чтобы проверить, закрыта ли дверь.
За гаражами, на брошенной стройплощадке, стоял башенный кран, с верхушки которого свешивался кабель, а в подвале недостроенного здания плавали льдины.
Когда он пришел к яме снова, над ней высился холмик. Венок вонял свежей пластмассой.
- Это же я для себя, - прошептал он. Потом хлопнул себя по шее: