Я пьян уже целую вечность. Тот сон, что держал меня на протяжении многих лет, дает ощущение, будто моя кровь перешла в спирт, а слезы, которые капают из глаз, чистая ртуть. Но по непонятной причине я рад, что вернулся. Я снова здесь.
Над головой все тот же серо-желтоватый саван неба, будто кого-то изрядно вырвало. Из-за грязных облаков угадывается когда-то яркое солнце, но его свет не попадает на землю, а остается там, за облаками. Вся эта красота втиснута в узкую раму окна моей комнаты. Я приподнимаюсь с кровати, на полу столетний запас пыли, она дает неясный отблеск, легко выдавливаю окно наружу. И оно кувырком летит вниз. Давно пора это сделать. На горизонте высится железобетонный еж, уцелевший после дождей, он целил последний шпиль в грязную шкуру небесного зверя. Там где он касался неба, воздух был по-прежнему грязен и ядовит. Гордой тишиной мир встречал своего хозяина, только эхо от упавшей оконной рамы разносилось на многие километры вокруг.
Я выхожу из комнаты, и направляюсь к выходу. У лестницы под слоем пыли лежит скомканный обрывок бумаги. Поднимаю его, и понимаю, что это мое прощальное письмо. "Я ухожу" Как глубоки и глупы эти два слова, но это был мой выбор. Спускаясь на первый этаж. Входная дверь срывается с петель, когда я беру ее за ручку. Петли изъедены ржавчиной, дожди не пощадили ничто. Двор полон мусора и обломков шифера. Слышится легкий треск, и дом за моей спиной рушится, как картонный. Стены ложатся друг на друга, стропила крыши лопаются. Кирпич крошится, как мел. Последним в столбе рыжей пыли исчезает бесполезный флюгер. Зачем он вообще был нужен, если здесь почти никогда не было ветров.
Вглядываюсь в горизонт, только шпиль надгробием высится вдалеке, значит, мой путь лежит именно туда. Дорога покрыта множественными трещинами и провалами, последнее землетрясение достаточно тряхнуло землю. Асфальт смолот в крошку, как сахарная пудра. Он мерно хрустит под ногами, как свеже выпотрошенный из туч снег, которого мир не видел десятки лет. Десятки лет назад я отнял у него жизнь, уйдя в себя, когда она исчезла. Странно, я помню ее до самых мелочей, но совсем не помню ее голоса. Да, она говорила редко, будто боялась раскрыть кто она на самом деле, чаще по-детски округлив глаза и склонив голову, смотрела на меня. И я читал в них ответы на мои вопросы. Она любила смотреть на проезжающие поезда, сидя на столбе, которые держит высоковольтный кабель. Ветер сдувал с ее головы капюшон, выпуская на свободу медные пряди волос, которые струились подобно жидкому огню. Она знала, что рано или поздно ей придется уйти. Так и произошло.
Дорога изломанной змеей вьется между завалами. Лес поредел, на месте величественных дубов загнувшиеся от старости и гнили подобия деревьев. То тут, то там на ветвях висят трупики птиц, запах гнили смешался с трупным смрадом и испарениями кислоты. Морща нос, я прохожу мимо. Дорога обрывается, раньше здесь был мост, переброшенный через быстрые воды горной речушки. Теперь мост покоится в усохшем русле этой реки, в пропасти порядком сотни метров. У его обломков лежат все те же трупы животных, среди которых угадывается почерневшая и полуразложившаяся туша единорога. Его рог смотрел на меня, как тот шпиль, к которому я иду. Я чуть качнулся над обрывом, пристально смотря вниз. Было желание прыгнуть вниз, прервать это медленное тление моего мозга. Нет, я должен жить, я должен. Для чего я еще не знаю, но должен. Дорога обрывалась, река шла на протяжении многих километров, поэтому обойти ее мне не удастся. Остается один выход, спускаться в провал, пересечь его и подняться вверх, и, преодолев около 20 километров, наконец, добраться до шпиля. Сзади послышался тихий треск, оставшаяся часть моста падала вниз, вместе со мной...
Я очнулся лишь, когда небо сменило цвет с желто-серого на багрово-черный. Острая боль рвала правое плечо, оно рассечено от удара. Я привстал и оглянулся вокруг, дорога в семерках не сулила ни чего хорошего. Вдалеке послышался гром. В воздухе пахло грозой, неприятные нотки страха начали симфонию в моих венах. Я стал ускорять шаг. Мой зрачок рефлекторно расширился, когда воздух донес звук падения первой капли. Растянутые мышцы содрогнулись, предвкушая новую дозу боли, я рванул к обломкам лодки, лежавшей у самых камней. Капли падали за одной две, за ними летели десятки, сотни... Укрывшись под днищем спасительной лодки, я обнаружил, от моей рубахи остались только рукава и часть груди. На спине дымились ожоги от кислотного дождя. В это время под этим ливнем гибло все, что только находилось в пересохшем русле, и моя лодка. Она выдержит максимум 30, от силы 40 минут. Песок под ногами стал шипеть, плавясь в стекло. Упершись спиной в лодку, я поднимаю ее, и прыгаю на камни, которые слегка дымятся. Дождь барабанит по моему укрытию, которое с каждой минутой становилось небезопасным. Острый запах разъедаемой древесины вызывает чувство тошноты, не в силах больше терпеть я кидаюсь к стенам обрыва, получив по дороге десяток жгучих укусов в спину. Добравшись до стен, я стряхиваю дымящиеся капли серо-зеленой жидкости, чувствую себя клейменный животным. Дождь без устали хлестал по камням, и некоторые брызги летят мне в лицо, но я надежно укрылся за стальным листом, найденным неподалеку. Прошло не меньше двух часов, пока дождь утих, боль отступала, освобождая голову для сна.
"...Детский смех слышится с заднего двора. Человек, несущий в одной руке шампуры для шашлыков, в другой огромный нож для разделки мяса, идет туда же. Он улыбается, давая жест следовать за ним. Я иду следом. Дети странно замолкают, видя нас, я закрываю глаза. Через секунды я слышу дикий вопль, и хлюпанье перерезанного горла, никакого детского смеха. До меня доходит ароматный запах жареного мяса..."
Я просыпаюсь с криком, весь в поту. Меня трясет. К горлу покатывает судорога, меня выворачивает. Дождь кончился уже часа 3 назад. Я приподнимаюсь, меня шатает. Черт, я пьян. Голова раскалывается, сухость во рту смешивается с тягучим содержимым моего желудка. На щеках застыли капельки ртути, я смахиваю их тыльной стороной ладони, и выхожу из убежища стен, сегодня небо чуть чище, исчезли эти противные облака в виде наблеванных луж. Взгляд пошел вниз. Провал покрывал толстенный слой стекла, да не мало кислоты утекло. Можно даже сказать, что стекло блестит, хотя это мне кажется. Я спотыкаюсь, и падаю пластом. Поднимаюсь и иду дальше.
Подойдя к другом концу провала, я окончательно протрезвел. Но задача усложняется, так как подняться по отвесной стене в сотню метров мне не удастся. Небо смеется надо мной, закинув голову вверх и дразня пальцем, как это делают дети. Дети, вопящие от боли... К чему этот сон? Вопросов больше, чем ответов.
II: Восхождение.
Веки, сомкнутые сном, чуть дрогнули. Воздух перенял эту вибрацию, и по пустым коридорам прошла легкая дрожь. Внезапно легкие взяли большую порцию кислорода, так что прогнулся позвоночник, ее швырнуло обратно. Она проснулась. В висках пульсирует боль, пальцы на ногах сводит. "...Запах жареного мяса" Она нелепо вскидывает руки, заслоняя свои незрячие глаза.
"Нет, нет... Не надо...", - прохрипела она, хватая воздух ртом.
Перед глазами до сих пор плывут разноцветные круги, и в ушах тонут.
"Нет, нет...", - еле слышно шелестели ее губы.
Прошло около 3 минут, пока она пришла в себя. Еще совсем молодое лицо, белая, не бледная, а именно белая кожа. Большие зеленые глаза, белок которых пересекали многочисленные набухшие венки, в уголках губ засохшая корочка бардового цвета. И огненно-рыжее пламя длинных волос, доходивших до локтей, охватывало ее будто плащом. Она присела на кровати, озираясь по сторонам. Она была одна в комнате, которая более напоминала один из залов астроцентра. Прозрачная куполообразная крыша, стекла во многих местах треснули, а кое-где выпали. Сквозь эти прорехи на пол падали косые, бледные лучи света. По стенам были развешаны многочисленные карты звездного неба, некоторые были испещрены неведомым ей знаками. Сразу становится понятно, что здесь давно не было людей, в таком запустение прибывал зал.
Обследовав комнату, она идет по одному из боковых коридоров. По стенам бегут многочисленные трещины, в некоторых местах зияют огромные пробоины, будто это строение пережило осаду. У выхода на груде битого кирпича лежит тело, распростершее руки. Голова с остекленевшими глазами закинута назад, язык вывалился из пересохшего рта, грудная клетка лопнула, как перезревший плод. Неподалеку валяется оторванная кисть руки, сжимающая ключ. Ключ небольшой, спокойно помещается в ладони, напоминает скрюченный человеческий палец. Ее передергивает от омерзения, но внутренний голос подсказывает взять его. Скрюченные пальцы нехотя отдают свой последний трофей. Коридор обрывается, его стены разворочены, и напоминают развалины Колизея.
Она всматривается в провал под стенами, не это не был заброшенный астроцентр, а какой-то небоскреб, выполненный в готическом стели. Арки, идущие от самого основания, сплетались на вершине купола в длинный витой шпиль, подпирающий небо. Он распарывал бледно-серое полотно неба, чтобы взглянуть туда, нужно закинуть голову вверх, так, что возникает чувство легкого головокружения. От земли ее отделяло всего несколько сот метров, или 20 секунд свободного полета. По телу девушки прошла невольная дрожь, когда лежащий рядом камень сорвался вниз. Она провожает его взглядом, когда он врезается в землю, она закрывает глаза. Дорога обрывалась, и та, чье имя было написано на стенах "астроцентра", поворачивает обратно...
Оставалось около трех метров, и я окажусь на другой стороне. Стекло оказалось не таким прочным, как его собрат, используемый людьми. Оно легко продавливалось, но было достаточно крепким, чтобы удержать меня. Я шел к вершине.
Раньше подобных шпилей было около трех десятков, они были разбросаны по всему миру. Они служили сборщиками солнечной энергии, давая жителям электричество, кроме этого, высотки, как я их привык называть, являются точками входа в мой мир. Но проникнуть в него не так просто. Я стоял на другой половине провала, а рядом был, воткнут дорожный знак "Шпиль 1100101". Пожав плечами, я иду на север, куда указывал знак.
Я по-прежнему думал о ней, прокручивая в памяти наши ночные беседы. Мы любили рассказывать друг другу страшные истории, она всегда заслушивалась, и перед сном долго не хотела, чтобы я уходил. "Мне страшно. Ты меня напугал. Останься, пожалуйста" Ей никогда не нравилась мое пристрастие к легким наркотикам. "Зачем ты куришь? Это ведь, не делает тебя сильнее" Я отвечал, что это привычка, оставшаяся после прошлой жизни. Иногда я заставал ее за курением травки, она сидела, свесив ноги с моста. Подойдя к ней, я садился рядом. Мы долго молчали, пока проезжающий мимо поезд не издавал сигнальный гудок. Кинув, бычок вниз, она прижималась ко мне:
-Расскажи мне что-нибудь.
-Может в этот раз, рассказывать будешь ты?
-Пожалуйста, пожалуйста, расскажи что-нибудь...
Я говорил несколько часов, пока она не поднимала голову, и говорила: "Пойдем домой". Усевшись вдвоем на лавке, мы забивали по косяку, и смотрели на смешное ночное небо. Она смеялась, говорила, что с таким лицом как у меня можно сниматься в ужасах. "Ну, посмотри, посмотри на свои зубы! Клыки длинные, вампир, вылитый вампир. А, захотел меня укусить, но ты ведь меня не укусишь... Расскажи-ка мне о загробной любви, зубастый. Ха-ха!!! " И она убегала, я, как заправский вампир, рычал, а, поймав, покусывал ее за шею, и она смеялась еще больше. Мы засыпали на крыше, куда она чаще всего убегала, спасаясь от вампира. Сверху на нас смотрели далекие холодные звезды. С высоты видно многое.
Она ушла в конце лета. Я искал ее, но ее нигде не было. Решив, что она на мосту, я пошел туда, найдя только пустой штакет из папиросной бумаги. Высоко в пока еще синем небе птичий клин летел на юг, подальше от наступающей осени. Эта осень стала последней для всех обитателей мира.
Привычный мертвый лес сменился голыми камнями, чувствовалось приближения высотки, выросшие из неоткуда скалы надежно ограждали шпиль. "Шпиль 1100101" всплыло в памяти, "Какие у тебя клыки!". Стал изменяться цвет неба, на которое было противно смотреть. Бледно желто-серое марево менялось на глазах от пугающего бардово-черного до безнадежно ржаво-серового. Тропа, ведущая к шпилю, стала сужаться, и вскоре мне приходилось идти боком, до тех пор, пока я не вышел на округлый пустырь. Нет, это был даже не пустырь, а свалка, с неведомо как попавшим сюда хламом. Тупик. Настоящий тупик, который не имеет выхода. Я иду вдоль куч с мусором, и вижу небольшой проем в камнях. Пройдя через него, я стою перед основанием высотки. Небо неописуемо вздрогнуло, высвобождаю долгожданную Ману. С виду обычный снег, только голубоватое свечение выдает истинное происхождение. Видно, что шпиль держался из последних сил, он напоминал больше швейцарский сыр. Снег правил раны стального великана, ржавчина осыпается, как шелуха с семя. Небо распрямлялось, выдавливая на свое полотно новую более привычную человеческому глазу краску, лазурь с посеребренными впадинами. В мой мир вернулась жизнь. Очень хочется верить, что она тоже вернется, вернется, что бы остаться, навсегда.
III: Вершина
...Плиты под ногами приходят в движение, с потолка сыпется штукатурка, трещат по швам перекрытия. Высотку сотрясают мощные удары землетрясения. Я пробегаю мимо, своего лежака. Сверху падают осколки стекла, по моей павой руке стекает, тоненька красная струйка. Я сворачиваю в коридор идущий на север, за спиной образуется завал, назад пути нет. Передо мной широкая дверь без ручки только узкий глазок для ключа. Взятый у мертвеца ключ идет в дело, заржавевший механизм нехотя приходит в движение. Дверь пропускает меня к спиральной лестнице ведущей вверх, я взбегаю по ней, едва не упав вниз при очередном повороте. Лестница вывела меня на куполообразную крышу, по краям идут неширокие, в 15-20 см, стоки для воды. Я ползу по ним, высотка бьется в судорогах, как наркоман при передозе. Единственным неподвижным остается шпиль, теперь он стал намного выше и больше. Он грозно блестит, как наконечник копья, нацеленный в солнце. Оглянувшись назад, я вижу как многие ползучие щупольцы - коридоры срываются в бездну, и летят к такой далекой и близкой земле.
На горизонте видно, как небо меняет свой цвет, будто кто-то плывет над облаками и отбрасывает огромную тень. В воздухе витает неуловимый запах панического страха, по спине ползут липкие струйки пота, предательски трясутся руки. Я закрываю глаза, надо найти выход. Можно попытаться спуститься вниз, но разве есть вероятность выжить в завалах. Если я останусь здесь, то просто жарюсь, как кусок баранины. К моей коже прикасается что-то мягкое и холодное, я открываю глаза. Снег, искрящийся голубоватый снег, осторожно падал на землю. Тень на небе разгладилась, и постепенно стала расплываться. Он медленно падает, я подставляю ладонь, и он тает, смешиваясь со слезами. Они катятся по щекам, падая в мою руку, я не плакала уже много-много лет. Когда умер отец, он всегда был очень груб со мной, говорил, что мое рождение случайность, все оплакивали его смерть, я не плакала. Мне пришлось уйти из его мира, мои глаза остались сухими даже тогда. А теперь, я плачу потому, что идет снег. И все, что долго держалось внутри уходит со слезами, мир ожил, предав своего старого хозяина. Я нащупываю в нагрудном кармане последнюю сигарету, я стала курить после ухода. Разжигаю свой последний косяк, и пачка спичек летит вниз, делаю затяжку, выпуская в воздух правильное кольцо дыма. После шести затяжек мой косяк кончается. Моя грусть сменяется на беспричинное веселье, я начинаю дико хохотать, смех летит вниз, разбиваясь о голые камни. Но по щекам все так же текут слезы, и радость сменяется злостью. Почему все не так как раньше, мне не доставляет удовольствия даже травка. Все из-за тог, что его нет рядом. Черт, все поблекло с тех пор, как я ушла. Мир испустил свой дух. Я во всем виновата. Можно ли избавить неисправимое? Я заговариваюсь, все под откос. А не спустить ли мне и себя под откос, это будет справедливо. Какая к черту справедливость, все мертвы... И скоро я к ним присоединюсь.
Шпиль, облепленный снегом, напоминал стальную рождественскую елку, в лицо дул свежий северный ветер. Как когда-то давно капюшон упал с ее головы, выпустив пламя на свободу. Она стояла в полный рост, смотря куда-то вдаль. Большие зеленые глаза полны слез, куртка распахнута. В правой ладони она держала маленькие кристаллики льда, было пора уходить. Она сделала шаг, и резко обернулась. Я улыбался, как это делаю всегда, слегка приподняв правый уголок губ. Мы стояли на вершине высотки, шпиль стал закручиваться в лазурную проседь неба, ветер дул с севера. Мы стояли друг напротив друга, я и она.
/Любые совпадения случайны. Даже если, вы тоже курите траву со своей подругой, и у нее рыжие волосы. Это плод воображения автора. Привет всем кто встречает новый день...с улыбкой./