Памяти свободных провинциальных СМИ посвящается

Все события и персонажи вымышлены, любые совпадения случайны

Мы живем, под собой не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны...

О.Э. Мандельштам

Часть 1

Последняя осень

I

Солнечное сентябрьское утро. В здании бывшего детского садика, отданного под газету "Губернаторские вести", было необычно тихо. Сотрудники собрались в кабинете главного редактора. Стульев всем не хватило. За огромным столом совещаний разместились журналисты. Остальные столпились около двери и вдоль стен. В открытую балконную дверь врывался терпкий запах сжигаемых листьев. Главный журналистский начальник области - руководитель департамента по связям с общественностью и СМИ Татьяна Рыльская говорила о том, что глава региона принял решение назначить Ирину Петровну Скрябину главным редактором губернаторского издания со всеми вытекающими из должности обязанностями и правами.

Ирина с трудом сохраняла спокойное выражение лица. Ей хотелось запрыгать на одной ноге, выбежать на балкон своего нового кабинета и запеть во все горло. Она понимала, что в 42 года столь высокий пост означал невероятное везение, последний шанс вылезти из могильника журналистов, сформировавшихся в лихие 90-е, а сейчас в лучшем случае протирающих штаны на чиновничьих мелких должностях или в пресс-службах всяких фондов и предприятий.

Скрябина стремилась в ограниченный круг бывших правдорубов перестройки, которые так хорошо и высоко устроились во власти, что позабыли, с чего они начинали. Они не мечтали уехать в столицу. В родных пенатах у них были уважение, почет и кусок хлеба с таким толстым слоем масла, которого хватало на всех родственников. Шансы Ирины устроиться так же удачно таяли с каждым месяцем. Молодые наступали на пятки и вызывали одновременно брезгливость и зависть своим напором и беспринципностью. И вот новый поворот.

Ирина окинула взглядом своих вчерашних коллег, а теперь и подчиненных. Изобразила на лице спокойствие и доброжелательность. Еще пару недель назад на корпоративной вечеринке она проглатывала заносчивость одних и панибратство других. Нельзя сказать, чтобы ее не любили, но и своей не признавали. Она отличалась от всей братии тем, что попала в газету не из высокой милости - "пристроили своего человечка", а благодаря своим способностям в рекламе и продажах.

Независимость, знакомства в бизнес-средеи широкий кругозор делали Скрябину "белой вороной" среди работников официального издания. Здесь не было случайных людей. Сплошные "позвоночные". Финансирование из бюджета позволяло выплачивать сотрудникам редакции хорошие зарплаты даже в те времена, когда другие газеты закрывались или сокращали периодичность выхода. Поэтому каждый чувствовал себя наиталантливейшим и наипопулярнейшим, начиная с обозревателей и заканчивая уборщицей. Склоки и стукачество были характерной чертой коллектива.

Скрябина внимательно всмотрелась в каждого. Рекламный отдел - еще вчера ее непосредственные подчиненные - только ушами не шевелил, чтобы показать свою радость. Они надеялись на то, что перемена в руководстве существенно облегчит их работу, реклама перестанет быть необходимым, но досадным придатком редакции. Верстальщики-дизайнеры откровенно скучали. Любые перестановки мало влияли на их работу. Спецкоры в районах тоже не испытывали тревоги. Областная газета мертва без вестей с мест. Так думали они.

Более разнообразная гамма чувств была на лицах местного журналистского коллектива. Многие вспоминали стычки со Скрябиной и гадали, чем может все обернуться. Метелина - грузная брюнетка в ярком балахоне - старалась улыбаться, но доброжелательная маска не удавалась. Непроизвольно то правая, то левая ее рука поправляли бретельки бюстгальтера на пухлых плечах. Евгения Васильевна ненавидела Скрябину со всей страстностью своей большой натуры. Женская зависть - страшная штука. Особенно если она касается мужчины. Ирина знала причины этой зависти, и насмешливая улыбка проскользнула по ее лицу. Очень давно, когда Метелина была раза в три стройнее, она хотела очаровать одного местного крупного бизнесмена. И вроде бы все шло на лад. Пока бизнесмен не увидел на балу прессы Скрябину: молодую, привлекательную, с длинными белокурыми волосами ниже талии. Ирина не поощрила богатого парнишу на дальнейшее ухаживание, но к Метелиной он так и вернулся. А потом и вовсе уехал в Москву.

Марина Карманова больше всего на свете любила себя и власть имущих. Она считала себя элитой этого мира и любила указать коллегам на их "быдловатость", хотя сама вышла из семьи библиотекаря и зоотехника. Вещи "от кутюр", купленные на распродаже в Париже, довольно странно смотрелись на крепко сбитой фигуре потомственной крестьянки. Но пока ты не наступаешь на ее самолюбие, говоришь о ее гениальности, можно быть спокойным в преданности и лояльности. Вот и сейчас она одобрительно улыбалась Ирине.

Иван Полухин не сводил взгляда с Рыльской. Интеллигент в пятом поколении, он никому не перебегал дорогу, никому не мешал. Им затыкали все журналистские дыры, посылали в самые дальние командировки, отправляли на рейды и выезды в воскресенье. Иногда он срывался, даже покрикивал, но быстро успокаивался и вновь тянул лямку безотказного воина журналистского фронта. Капустина, Трифонова, Суздальцев, Соболев... От изучения лиц и анализа сущности их обладателей Ирину отвлек голос Рыльской.

- Может, у кого-то будут вопросы к Ирине Петровне?

Вопросов, как обычно, не было. Задвигались стулья. Редакция разбрелась по закуткам, чтобы обсудить новость.

Рыльская повернулась к Ирине. Это была крупная женщина, посвятившая себя без остатка аппаратной работе. Короткие массивные ноги, чтобы уверенно ходить по земле, и внушительный зад, чтобы удобно сидеть на многочисленных заседаниях. Именно Татьяна Сергеевна во многом поспособствовала назначению Скрябиной на данный пост.

- Я думаю, Ирина Петровна, что нас ждет интересная плодотворная работа. Согласно закону о средствах массовой информации учредитель, а значит, администрация не должна вмешиваться в редакционную политику издания. Вот мы и доверяем вам вести газету правильным курсом. Уверена, что не будет ничего страшного, если мы с вами, по-приятельски, периодически будем говорить о газете, обсуждать главные темы, чтобы издание было интересным как для читателей, так и учредителей.

II

Рыльская оказалась в области сразу после назначения губернатором Алевтины Георгиевны Медведевой. До этого они долгое время проработали в околокремлевском пространстве и приятельствовали, знали сильные и слабые стороны друг друга. Татьяна Рыльская уважала губернатора за кипучую энергию, научилась работать с ней в едином ритме и знала, что же на самом деле стоит за суетой, вечными перестановками и фееричными инициативами губернатора.

Татьяна Рыльская была профессионалом. Она знала когда, как и кому что сказать. Ее сотрудники работали по 12 часов в сутки, порой без выходных и за ласковое слово Татьяны Сергеевны были готовы умереть на рабочем месте. Все объяснялось предельно просто. Для себя она выбирала тех работников, для которых мелкая аппаратная работа была потолком. Это были честные труженики пера, которым надо было кормить семьи, и после стен администрации они оказались бы в самом низу иерархической лестницы.

Поэтому редакции были завалены пресс-релизами о каждом шаге губернаторской команды, на каждый чих "высших лиц" строчились здравицы, любое мероприятие, даже самого мелкого масштаба, от концерта до открытия детской площадки сопровождалось сообщением из пресс-службы администрации. Это создавало ложное ощущение, что все находится не просто под контролем власти, но и именно ею инициируется.

Татьяна Сергеевна знала, что для сегодняшнего времени главное не делать, а правильно преподносить сделанное другими. Именно поэтому губернатор открывала производства, которые разрабатывались без ее участия, школы, построенные на деньги спонсоров, дворцы спорта, которые финансировались командой предшественника. И у каждого стороннего наблюдателя возникала мысль, что без губернатора ничего не смогло бы состояться. А для большей убедительности на помпезные мероприятия обычно приглашались высокопоставленные гости из Москвы. Так губернатор получала дополнительные "галочки" в Кремле и создавала видимость вхождения в ближайших "кремлевский" круг. Ведь никто не знал, что на самом деле стоит за приездом того или иного высокопоставленного чиновника. Сколько в это вкладывается бюджетных и "спонсорских" денег.

Татьяна Рыльская это знала. Поэтому, прежде чем попасть к главе региона, большинству приходилось пройти через ее кабинет этажом ниже. Порой именно там решались вопросы многомиллионных контрактов и откатов за эти контракты.

Слабым звеном патронессы СМИ был муж. Как часто бывает у сильных женщин, рядом с ней был тот, кого постоянно приходилось пристраивать и пропихивать. Лет пятнадцать назад все было наоборот. Именно муж привел Татьяну в политику. Его комсомольское прошлое позволило без труда устроиться на высокооплачиваемую и необременительную должность в столичном чиновничьем аппарате. Татьяна занималась детьми. А когда они подросли, робко попросила устроить и ее куда-нибудь "наверх". Сначала сидела на окладе рядового чиновника пресс-службы. Но быстро выросла, обросла нужными знакомыми и одним рывком обогнала мужа и по денежному довольствию, и по положению. С числом нулей в зарплатной ведомости у Рыльской изменилось отношение к мужу. Вместо обожания - легкое пренебрежение, вместо роли жены - роль хозяйки. Он сначала скандалил, даже из дома ушел, а потом остепенился и стал тенью жены. Вот так они и жили последние 10 лет.

Подобные истории в команде губернатора Медведевой были не редкостью. Можно даже сказать, что они были желательными при отборе в команду. Оставаться мужчиной в команде губернатора оказалось практически невозможной задачей. Алевтина Георгиевна любила публичные разборки, обидные прозвища и невыполнимые поручения. Чиновники старой закалки не сразу поняли, что главное не сделать, а правильно отчитаться, и многие были сняты с позором. Остальные уходили сами. Поэтому женский батальон в команде Медведевой определял всю политику области.

Но женское сосуществование имело свои изъяны. Спустя несколько месяцев после губернаторских выборов в команде Медведевой начались стычки. Каждая из высокопоставленных чиновниц хотела получить побольше кусков регионального пирога. Склоки из-за "золотых" мест для пристраивания мужей, друзей и детей стали обычным делом. Вот и сейчас Рыльская думала, как обойти противоборствующую команду и посадить мужа в кресло руководителя одного из последних успешных аграрных муниципальных предприятий. Сегодня оно муниципальное, а завтра может акционироваться. И при хорошем раскладе может быть выгодно продано одному московскому знакомцу, который давно вынашивает планы о развитии подобного бизнеса на восток от столицы.

Карманное масс-медиа открывало большие возможности для ведения боевых действий. В лояльности Скрябиной Рыльская не сомневалась. Только надо не торопиться. Противоборствующий лагерь был силен и беспринципен.

То, что Алевтина Георгиевна своеобразно относится к трезвости, Рыльская, конечно, знала давно. И как человек опытный понимала, что большая часть непродуманных поступков и намерений губернатора связано именно с такой страстью Медведевой. О подобной широте души высшего должностного лица области стало очень быстро известно на новом месте. Более прозорливые были шокированы этим обстоятельством, так как прогнозировать шаги руководителя, находящегося или в запое, или в короткой ремиссии, очень сложно. Она часто меняла любимчиков и по-обывательски больше верила сплетням, чем фактам. Вице-губернаторы и руководители департаментов долго не могли привыкнуть к звонкам пьяного губернатора в четыре часа утра с известием, что они уволены. Они не спали остаток ночи, бледные приходили на работу и... ничего. Главное лицо области не помнила о кадровых решениях, она вообще много чего не помнила. Вертикаль власти постоянно подвергалась тектоническим сдвигам. Миллиардные контракты и выстраиваемые годами отношения рушились, как карточный домик, из-за болезненного состояния Медведевой. Более наглые надеялись подобный изъян бабы Али выкружить в свою сторону. Но только одному человеку это виртуозно удавалось.

Олеся Карпович была советником губернатора и постоянным участником губернаторский возлияний. Средних лет женщина, грузная, всегда в мешковатом, неряшливом костюме, с постоянно сонным выражением на лице, с грубыми шутками и прибаутками, она была серым кардиналом администрации, кукловодом большой армии чиновников и примкнувших к ним бизнесменов. У нее не было мужей, детей и друзей, бизнеса и страсти к деньгам, поэтому она была независима и очень опасна. Ею двигало уязвленное когда-то самолюбие и жажда постоянного унижения других.

Рыльская все это знала и готовилась к большой войне за жизненное пространство.

III

Курилка располагалась в заброшенной комнатке подвала. Следы грибка, отвалившаяся штукатурка и старая, списанная из кабинетов редакции мебель навевали мысли о подполье, заговорах и прочих тайнах. Сегодня сюда пришли даже те, кто никогда не курил или давно бросил. Всем хотелось обсудить новость о назначении Скрябиной.

Метелина рывком вытащила сигарету из пачки, долго не могла совладать с зажигалкой, обломала ноготь о непослушное колесико, все же запалила сигаретку и глубоко затянулась. Карманова с презрением наблюдала за манипуляциями грузной, раскрасневшейся женщины и чувствовала злорадство от того, что Метлу распирает злость, но высказать накопившееся раздражение она не может. Времена изменились, и как прореагирует Скрябина на нелицеприятное сообщение, исходящее от нее, Евгении еще не известно.

- Чего психуешь? - доброжелательно спросил Суздальцев Метлу. Он был заместителем ответственного секретаря редакции, относился ко всем очень ровно - никого не любил - и, хотя знал причины настроения коллеги, хотел вывести ее на откровенные высказывания.

- А что мне психовать? Что может измениться в моей работе? - сдерживая злость, ответила Метелина. Но тут самообладание ее покинуло; - Надо быть совсем дураком, чтобы эту стерву поставить на редакторское место. Съела предшественника и даже не поморщилась.

- А что ей морщиться? - заступилась за Скрябину молодая журналистка Трифонова. Она работала в газете уже три года, но еще не окончательно обросла панцирем цинизма и равнодушия. Редкий нынче дар. - Она кляуз не писала, с докладами не бегала. Просто хорошо себя зарекомендовала перед губернатором во время предвыборной кампании. А Тюленева мне очень жалко. Кстати, где теперь он?

- Пьет дома. Пока все выходное пособие не пропьет, не успокоится. Он не мог усидеть на редакторском месте все равно. Не было бы Скрябиной, были бы другие. Павлуша слишком много времени проводил на посиделках команды старого губернатора. Считал, что он им обязан своим теплым местом. Ведь смешно вспомнить, как он попал к нам. Вчера пьяный шарахался вместе с телевизионщиками по центру города, а через день в белой рубашке принимал поздравления в ранге редактора областной газеты, - заметил Суздальцев, разминая сигарету руками, которые много трудятся, и не только за письменным столом.

- Просто ставить было некого, - ответила Карманова, она пыталась отряхнуть с юбки невидимую пылинку. - Свой в доску - это главное. Сейчас это решающее для любой должности. Помните, как он пытался понять, что такое газета. Революцию осуществить. Делать газету для читателей. Говорил о необходимости отказаться от перепечатки пресс-релизов, ввел разную оплату за материалы с официальных мероприятий и журналистские расследования. Все это популизм и не более. Сейчас не 90-е годы, тираж жареными фактами не поднимешь. Надо было быть гибче и знать, на кого опираться. Мне его ни капли не жалко.

И она презрительно поджала губы.

- Но он разобрался. И все, что было сделано, отлично сказалось на рейтинге издания, - стряхнув пепел с сигареты прямо на пол, сказала Светлана Капустина, - он позволял писать то, что нравиться. Правда, до особых пределов, если ты не затрагиваешь губера, но поле для маневров оставалось огромное. Материалы из номера он не снимал, воровать - не воровал и между собой никого не сорил. Я думаю, Ирка менять эти правила не будет.

- Не будет, если ей на это не укажут, - раздавив окурок в пепельнице, сказал Суздальцев. - Она больше, чем Тюленев, повязана обязательствами. Думаю, петь оды губернатору мы будем с удвоенной силой.

- А что бы и не попеть? Чем наша работа хуже другой? - в словах Кармановой звучал вызов. - Мы выполняем госзаказ. Значит, будем говорить о том, о чем нужно.

- Но ведь мы журналисты, - робко заметила Трифонова. Она стояла около облупившейся стены и выглядела на этой тусовке октябренком, которого курящие комсомольцы взяли постоять на шухере.

- Журналисты. И нам нужно одеваться, - Карманова подергала себя за дорогой кашемировый свитер, - есть, а некоторым еще и пить... - кивнула Марина куда-то в глубь комнаты.

- На себя посмотри, - очнулась темная фигура в дальнем углу курилки, - я хотя и пью, но совесть не пропиваю. А ты за то, чтобы на распродаже в Париже барахла прикупить, готова доносы писать на всех присутствующих. Я, думаешь, не знаю, как ты премию областной администрации за экономическую тематику получила? Ее мне хотели присудить, а эта курва, - Колпаков, а это именно он дремал в углу, направил на Карманову грязный палец, - поплакалась в паре кабинетов администрации на мой характер, наплела не пойми что и получила премию. Тебе что так были нужны эти пять тысяч? Нет. Тебе просто было оскорбительно, что бумажку с печатью вручают не тебе. Дрянь ты! Я ведь тоже много что могу рассказать о твоем творчестве. Пашка именно тебя имел в виду, говоря про переписывание официальных новостей. Ездить за настоящими материалами по райцентрам тебе унизительно. Только и знаешь околачиваться по паркету областных структур. Уж не ты ли там что-то про Тюленева напела? Все мнишь из себя "серого кардинала". Смотри как бы и тебя не съели. Вот Метла, например, она тебе пара...

- Ну ладно, тебе, Коля, - примирительно заметил Суздальцев. Ему, конечно, очень хотелось продолжить пьяные откровения Колпакова, но он видел, что Карманова уже пошла красными пятнами и может сорваться на визг. А бабьих истерик он не любил.

- Алкаш подзаборный, - заорала Карманова, - ты вообще скоро вылетишь отсюда. Да если бы я хотела, тебя бы еще год назад вышвырнули с работы.

Она готова была многое сказать, но случайно взглянула на Метлу. Во взгляде коллеги было столько брезгливого удовлетворения, что Карманова смешалась. Тяжелой поступью пошла к двери, вышла и громко хлопнула дверью. Сверху упал кусок штукатурки.

Трифонова опустила голову и покраснела.

- А правда, что Марина, - кивок в сторону закрытой двери, - писала обличительные письма на всех редакторов нашей газеты?

- Правда, - промурлыкала Женька, - она понимает, что здесь уже достигла потолка. Но назначать ее ответственным секретарем, заместителем или тем более главным редактором ее никто не будет. И от этого бесится. Поэтому главный ее фетиш - деньги. Если она чувствует, что ее зарплата становится хоть на копейку ниже, в этом она видит угрозу своего существования и наносит удар.

- Практически как ты, - опять вставил Колпаков, - работать тоже особо не любишь. Только очки втирать.

- Не всем же быть таким гениальным бессребреником, как ты, - беззлобно парировала Метла и выбросила окурок в жерло урны.

- Хватит разборок, - подвела черту Капустина. - Пойдемте работать. У меня еще рекламный текст о наиталантливейшем директоре наиперспективнейшего предприятия не дописан.

Акулы и прочие стервятники пера направились к выходу.

IV

После назначения Ирина осталась одна. Эйфория улеглась и сразу же в голове стали вспыхивать одна за другой мысли о том, как сделать газету интересной, злободневной и при этом удовлетворяющей высшее руководство области.

Она подошла к окну. Осеннее солнце прошло точку зенита и скрылось за соседним зданием. Толпа студентов из колледжа по соседству прошла по направлению к остановке. Люди шли, занятые своими делами, и Ирина почему-то ощутила опустошенность. Она так мечтала об этом назначении, что сейчас казалось, что и мечтать больше не о чем.

Двадцать лет назад Ирининой детской мечтой было погибнуть в расцвете лет от пули преступной группировки, которую она разоблачила. Мафиози ждет неотвратимое наказание, но в порыве ярости клан дает последнее задание своим головорезам - убрать журналистку, которая вычислила и раскрыла их преступные махинации. Красивая музыка, быстрая машина, пулеметная очередь. Финал.

Скрябина относилась к тем людям, которые не представляют себя на другом поприще, кроме журналистики. Она заболела профессией в 10-м классе, когда перестройка перевернула вверх тормашками все устои казавшегося незыблемым общества. Активная комсомолка, она в несколько мгновений стала ярой приверженицей перемен. В 1991 году во времена путча Ирина ездила в Москву "поддержать" демократию. Была свидетельницей вооруженных столкновений, видела танки и вернулась домой без увечий и прочих последствий только чудом. Ее первые журналистские работы были яркими и запоминающимися. Очень скоро Ирина получила предложение стать сотрудником бывшей партийной газеты. Ее штат, состоящий из сливок областной журналистики, решили разбавить крепкой заваркой молодых кадров, пусть не умеющих красиво писать, но обладающих огромной работоспособностью, бойким пером и безразличных к устоям, связям и деньгам.

Тогда еще Ирина не была злой, ей просто хотелось быть в эпицентре событий, взорвать болото провинциальной обыденности и принять участие в переменах. В переменах к лучшему.

Идеалисты 90-х, их не пугали ни задержки зарплат, ни пустые прилавки. Молодость компенсировала все неудобства. Казалось, что совсем скоро наступит "светлое будущее" демократического образца. Тиражи газет исчислялись сотнями тысяч. Их читали. Имеще верили, власть их боялась.

В 90-е годы Ирина мало спала и много работала. Одно задание сменялось другим. Писать материалы приходилось ночами. И не было ни капли озлобленности, ни недовольства. "Глаголом жечь сердца людей" казалось самой большой удачей. Рейды с милицией, журналистские расследования, интервью и очерки из заброшенных деревень области. Так работали практически все. Воздух свободы, желание и вера в перемены давали силы не только 20-летним, но и опытным журналистам, которые ранее задыхались в партийно-номенклатурных печатных органах ЦК и райкомов.

Шли годы. Журналисты сами виноваты в том, что сначала им перестали верить, затем перестали бояться, затем упали тиражи. Они заигрались. Посчитали возможным врать не под страхом остаться без профессии, попасть в жернова государственной идеологической мясорубки, оказаться в психушке или тюрьме, а просто так, ради сенсации, чтобы показать свою значимость, чтобы попасть в список обласканных тем или иным денежным мешком. И как только деньги, а не тиражи или доверие читателей стали главными для работников пера, тогда и закончилась журналистика. Да и литература тоже. Желание все большего числа материальных благ, власти стало единственной основой, на которой выросла новая власть. Свобода кончилась. Железный занавес пока не опустили, но стеклянным колпаком уже начали накрывать. Вроде бы вот солнце, вот простор. Подпрыгнешь, а вверху стеклянный потолок. И вместо ветра перемен - запах гнили и плесени, по-научному компоста - добавки для выращивания ново-старой породы людей.

Спустя годы Ирина уже не только не хотела погибнуть от рук киллеров, но и желание разоблачать различные кланы значительно поубавилось. Тем более что не надо их и разоблачать. Все они известны и работают в тесном сотрудничестве с властными структурами.

Как получилось, что из той плеяды талантливых и бескомпромиссных журналистов 90-х годов верным профессии остались единицы?

Социальный заказ на правдивую информацию закончился в нулевых. Иногда казалось, что если люди узнают истину о тех, кто стоит у власти или ее финансирует, возмущению не будет предела, оно снесет коррупционеров, рвачей и циников с пьедестала. А оказалось, что правда никому не интересна. Вдалбливаемая государственными СМИ установка - "Пусть эти хапуги, совратители, убийцы и извращенцы, но они уже наши. А новые придут, кто знает, что они натворят?" - дала свои вредоносные и живучие, как сорняк, плоды. Вот так выковалась "стабильность". Что осталось делать идеалистам пера?

Правда стала не нужна. Зато возникла потребность в сусальных материалах рекламного характера о компаниях и бизнесменах, написанных и напечатанных за большие деньги. По сути, сами материалы не так и важны. Важнее показать свое лицо, отметиться, как собака у столба на просторах медиапространства.

Помыкавшись после рождения ребенка по разным околотворческим работам, Ирина вынуждена была вступить на путь рекламы. Ее журналистская слава быстро забылась, зато все узнали Скрябину как успешного коммерческого директора, рекламщика и копирайтера. Востребованная специальность.

Ирина работала в рекламе, PRи на выборах, подвизалась в аппарате единой партии. Там она и увидела оборотную сторону властных структур. Но тяготилась такой работой - хотелось по старой привычкевстречаться с людьми, разоблачать несправедливость и наставлять на путь истинный. Ни денег, ни удовольствия от работы Ирина не получала. Только гигантский опыт.

Одна знакомая, хорошо упакованная и умеющая создавать впечатление о собственной гениальности, посоветовала:

- Главное - найти того, к кому можно правильно "прислониться". Несмотря на смазливую внешность и бойкий ум, мы не смогли сделать нормальный выбор в замужестве. Сейчас уже поздно. Поэтому есть только одна возможность - выбрать объект и стать для него лучшим советником, слушателем и помощником. В идеале так залезть в душу, чтобы стать "своим человеком" для всей семьи. Интимные связи тут противопоказаны. Любовницу не знакомят с деловыми партнерами, не принимают в семье и относятся все же пренебрежительно. Откупаются деньгами и подарками. Тут другие отношения. Главное не ошибиться с объектом.

Ирина воспользовалась советом. Стала сопроводителем идей руководителя крупного концерна. Так начался ее карьерный рост. Наработала связи в сфере бизнеса и околовластных структур, а потом оказалась в редакции губернаторской газеты на открытой специально для нее должности заместителя редактора - руководителя рекламного отдела.

Редактор, пригласивший Ирину, был ее давним знакомым. Когда-то, находясь на партийной работ, она ему помогала с халтуркой. Для него - административного в том момент клерка - эти деньги были очень кстати. И вот после его неожиданного назначения в редакторское кресло настал черед и его ответной любезности. Любезности, которая была давно согласована в коридорах областной администрации.

Скрябина пришла в издание в сложный момент, когда старый губернатор отчаянно цеплялся за власть, готов был идти на сделку с кем угодно. Ирине иногда казалось, что главное его желание - умереть на рабочем месте, тогда его вынесут из главного кабинета области вперед ногами, и он не увидит приемника. Но смерть не являлась, и ему пришлось при внешнем показном спокойствии делать огромное количество поступков, которые не помогали ему и причинили массу неприятностей ближайшему преданному окружению. В один момент с помощью огромных денег и бепрецедентной комбинации в кремлевской администрации была достигнута договоренность, что губернатора на посту сменит его близкий, преданный человек. Молодой, перспективный и, как ни странно в наших реалиях, порядочный. А значит, передел собственности и перетряхивание кадров области грозить не будут, да и сам губернатор может не бояться преследования по "вновь открывшимся" обстоятельствам. Но губернатор не хотел видеть на своем месте никого, кроме себя, и пытался до последнего изменить ситуацию в свою пользу. В результате уже готовый приказ о новом назначенце был уничтожен и область отдана Алевтине Медведевой. Тем более ее давно было надо убирать из Москвы. Слишком активна и чересчур преданна. Истово преданные веры не внушают. В тюрьму ей было рано, в психушку сейчас не принято, значит, подальше с глаз.

Для области назначение Медведевой стало началом большого передела власти и бизнеса.

Покровитель Скрябиной быстро попал в опалу. Слишком большой кусок власти и денежных контрактов был у него под контролем, чтобы назначенной Медведевой он мог понравиться. Начались обличения, суды, обыски. Ирина была готова встать на сторону патрона, но он сам ее и предостерег - ценил ее преданность, но понимал, что если на его стороне деньги и отличные юристы, то Ирину "пережуют" в несколько мгновений. Пожалел ее. И поэтому, когда к Ирине поступило предложение поучаствовать в разработке избирательной кампании Алевтины Медведевой, она немного засомневалась, но быстро согласилась. Тем более что работу ей предложили не очень "грязную" - писать хвалебные оды и благодарственные письмо от трудящихся. Тошнотворно, но терпимо. Если очень противно, можно в качестве компенсации по магазинам походить. Некоторым помогает. А у Ирины была своя идея-фикс: выучить сына и отправить его за границу продолжать обучение. Хороших инженеров везде не хватает. Главное - туда попасть, а там можно и зацепиться.

От всех этих мыслей Ирину отвлек шорох за дверью, потом дверь отворилась, и вошел Высоков с большим пакетом.

V

Ирина знала Высокова еще с 90-х годов. Скрябина тогда только пришла работать корреспондентом в бывшую партийную газету, а Алексей трудился этажом выше в когда-то комсомольском издании. Журналисты держались вместе, разные взгляды не делали их врагами, а давали повод для дискуссий. Добавим к этому голубую гадость под гордым названием "Блю Карасао" или темную густую жидкость с запахом вишневых косточек "Амаретто", разбавим их спиртом "Рояль" из ближайшего ларька и получим представление о том, как весело и непринужденно было на тамошних посиделках. Все знали друг о друге всё. Позже большинство прочно "забудет" то свободное время и, обзаведясь красивой записью в трудовой книжке, будет строить из себя государственников и консерваторов. Но это потом. А тогда все находились в приподнятом настроении не только от "паленого" спирта, но и от надежды жить в своей, но другой стране.

Ирина и Алексей не были вместе, но и не были порознь. Они были друзьями в классическом понимании этого слова. После разных вечеринок уходили вместе. Ирина с готовностью делилась с Высоковым темами и полученными от своих источников фактами, нужными Алексею для работы. Лешка правил самые важные Иринины материалы, когда она сомневалась в расстановке акцентов, всегда помогал с постоянными переездами по съемным квартирам, выручал деньгами, а когда она болела, приносил продукты и готовил еду. Они даже отпуск однажды провели вместе. Хорошо провели: смешно и непринужденно. И когда друзья в Уфе или Омске стелили им на ночь общую постель, те устало от бесконечных повторений говорили:

- Мы друзья. Путешествуем вместе, а не спим.

Все это было как-то естественно и не обязывающее на что-то дальнейшее. Во всяком случае, Ирина не помышляла о совместной жизни с Высоковым. Может, не видела в нем отца и мужа в классическом понимании, а может, не представляла, что пусть даже из очень хорошего журналиста и классного парня вырастет суперуспешный бизнесмен. Кто из девочек не мечтает о принце с дворцом со всеми удобствами, конем в 1000 лошадиных сил и короной с бриллиантами. А Лешка на принца не очень тянул. Высокий, худой и весь какой-то нескладный. Он не хотел много денег, много читал и быстрой езде предпочитал тихую ночь в палатке. И когда Ирина стала подумывать, как бы сменить журналистику на более прибыльное дело, стала меньше появляться на журналистских тусовках, их и так не совсем ясные отношения стали совсем формальными.

Затем Ирина стремительно вышла замуж. Не за принца, но за того, который очень рассчитывал заработать и на дворец, и на коня с бриллиантами, взмахивая полосатой палочкой. Потом мужа перевели в другой город, и Скрябина поехала за ним. Только все заработанное за пределами родного города недопринц стал тратить не на дворец, а на молодых нимф да на горячительные напитки. Ирина боролась, а потом устала, собралась разводиться, но не успела. Пьяный муж врезался на машине в дерево. Так Скрябина с маленьким сыном оказалась вновь в родном городе.

Столкнулась она с Высоковым после десятилетней разлуки в фойе областной администрации, когда уже работала заместителем Тюленева в "Губернаторских вестях". Алексей практически не изменился, только глаза уставшего человека выдавали возраст.

- Привет, а ты что тут делаешь? - прощебетала Ирина, мысленно окинув себя взглядом и с неудовольствием отметив, что лично на ее фигуре и лице время оставило гораздо больше отпечатков.

Для Высокова встреча со Скрябиной, казалось, не была неожиданностью.

- Звездишь, как всегда, - добродушно улыбнулся Алексей.

- В каком смысле, - деланно возмутилась Ирина.

- В том, что любишь ошиваться в коридорах власти.

- Да, как ни стараюсь из них выйти, опять затягивает. Но я теперь здесь исключительно с коммерческой миссией. Тружусь-верчусь, чтобы "Вести" имели лишнюю копеечку. Сам-то где, как?

- Нормально, подвизаюсь на региональном новостном портале. Работа не пыльная.

- А с деньгами как?

- Для тебя это было всегда важным вопросом. Нормально. Вопрос не сколько получать, а сколько тратить.

Ирина решила было обидеться. Она никогда не считала себя помешанной на деньгах. Она их любила, это так. Но для нее они были лишь средством для интересного путешествия, новой бабьей тряпочки, подарков родителям и сыну. Она не умела копить, тратила деньги на ерунду, и поэтому страх остаться без средств всегда довлел над Ириной. Но злости на Высокова не было. Он всегда говорил то, что думал. Иногда это производило неприятное впечатление, но все знали: Лешка ни на кого зла не держит, просто с тем, что ныне принято называть дипломатией, ему не по пути.

- Слушай, а может, тебе к нам податься. Я знаю, сейчас будет освобождаться одна вакансия ведущего обозревателя, почему бы тебе ее не занять.

- Съели кого-то?

- Нет. Светка Филонова уходит в городскую администрацию, в пресс-службу. Видать, не зря на всех городских пресс-конференциях изображала лояльность и профессионализм. А сейчас выборы близятся. Вот ее и берут повышать рейтинг партии.

- Если Пашка будет не против, можно подумать.

- Приходи. Мне так хочется, чтобы ты разбавил тамошний серпентарий единомышленников. Уровень у всех средний, а гонору на спецкоров "Коммерсанта".

Ирина положила руку на плечо Алексея. Высоков в 90-е обличал и проводил журналистские расследования, затем, когда этот жанр превратился в пародию, Алексей занялся очерками об интересных людях. Среди них были, конечно, и бизнесмены, но они были в меньшинстве среди стариков из глухих деревень, работников сельских школ и детских садов, сумасшедших изобретателей и непризнанных художников. Его некоммерческие материалы терпели, потому что кому-то надо было создавать иллюзию значимости каждого человека. К тому же они были профессионально и интересно написаны.

После того разговора Высоков переговорил с Тюленевым и пришел на работу в "Вести". Он мог писать на разные темы, но и здесь предпочитал работать над материалами об неординарных людях. Такая приверженность понравилась Тюленеву, и вскоре Высоков стал заниматься выпуском еженедельного приложения к газете, заимев при этом двух заклятых врагов - Карманову и Метелину, которые заполняли таблоид дайджестами из других газет, советами хозяйкам, материалами о новых фильмах, списанными из Сети, и настаивали на повышенных гонорарах за весь этот мусор. Высоков сразу же отказался от подобных услуг, и Метла с Маринкой затаили на него нешуточную обиду.

Другим недоброжелателем Высокова стал Касаткин. Главный разоблачитель по заказу. Если надо было на кого-то открыть травлю - звали Гену Касаткина, вручали ему исходные данные и отдавали приказ. Через неделю заказчик мог прочитать гневный материал, разоблачавший обнаглевшего коррупционера, зарвавшегося руководителя или преступно непрофессиональную команду. После внесения правок заказчика, материал печатался в "Губернаторских вестях", а иногда и в других газетах. У "коррупционеров" захватывали бизнес, на место "зарвавшегося" руководителя сажали своего человечка, "преступно непрофессиональная команда" лишалась законного крупного контракта, а Гена получал повышенный гонорар и славу "острого пера". На официальных журналистских конкурсах он всегда побеждал в номинации журналистских расследований. Ему жали руку, говорили о гражданском долге и ставили в пример. Касаткин улыбался, потом пересчитывал деньги и шел к своим людям покупать траву или кокс. О последнем знали очень немногие. Но это было закономерным итогом постоянного копания в грязи не ради справедливости, а исключительно из-за наживы. Никто не сомневался, что Гена в одной и той же истории готов был разоблачать одновременно как одну, так и другую сторону конфликта, если бы эти стороны противостояния хорошо платили и существовали независимые друг от друга площадки, где размещать сливы. Больше всего Гена не любил тех, кто сомневается в его профессионализме и презирает, потому что внутри все равно комплексовал из-за своей роли презерватива. А Высоков не только не скрывал своей брезгливости, никогда с ним не здоровался, но и однажды публично ударил по лицу, когда стало известно о самоубийстве одного из Гениных "разоблаченных".

Однако, пока Высоков не давал Касаткину и Ко повода для гневных писем и открытых нападок. И они нетерпеливо ждали момента растерзать своего обидчика. Тюленев и Скрябина это знали, были на стороне Высокова и не давали перейти конфликту в активную фазу. После отставки Тюленева трио заклятых друзей сразу же стали убеждать Евгения Суздальцева, ставшего исполняющим обязанности главного редактора, отстранить Высокова от выпуска таблоида. Но Суздальцев - матерый аппаратчик - на скоропалительные шаги не пошел. Около месяца, пока команда губернатора выбирала себе нового подчиненного, Евгений вел издание, не делая никаких резких движений и не побуждая журналистов к громким материалам. Надо было пересидеть. И он пересидел это сложное время. Больше всего в жизни Суздальцев не любил принимать решения и отвечать за чужие поступки, поэтому возглавлять газету для него было хоть и почетной, но повинностью, и он с радостью принял назначение нового главного редактора.

Высоков с симпатией относился к Тюленеву и искренне переживал, когда узнал о его увольнении. Назначение Скрябиной он воспринял очень спокойно. Никогда нельзя было понять о его отношении и настроении. Всегда и со всеми доброжелательный, чуть медлительный и немного снисходительный.

После его прихода в "Вести" Высоков и Скрябина часто встречались на работе. Ирине было приятно его видеть. Она знала, что он никогда не предаст и всегда протянет руку помощи, даже если это навредит ему самому. Но на официальное представление почему-то не пришел.

-Привет! Что голова кругом идет от радости?

Высоков вошел в кабинет и, открыв пакет, достал из него большую коробку конфет и вручил Скрябиной.

- Начальнику цветы дарить не положено, так что вместо букета держи шоколад. Мне кажется, он тебе очень скоро понадобится. Уж очень за противное дело ты взялась.

Алексей выдвинул стул и удобно уселся.

Ирина молча открыла коробку, достала конфету и только после этого спросила:

- А почему ты так думаешь?

- Ты поразительный человек, Скреба. Совсем недавно мы с тобой обсуждали, что происходит что-то совсем непонятное. Мы говорили о сходности ситуаций в российской истории и похожей лексике многих лиц, находящихся у кормила власти. Да много о чем мы говорили, а сегодня ты не понимаешь, о чем я говорю. Ирка, а ты уверена, что сможешь ежедневно ломать себя?

- Я и не собираюсь себя очень ломать. Постараюсь сделать газету не только официальным вестником, но и интересным изданием. К счастью, ты здесь есть, Света Капустина, Полухин, Трифонова. Они живые и настоящие. А Метлу, Касаткина и Карманову можно очень легко нейтрализовать.

- Ошибаешься. Сейчас приходит их время, и, возможно, они тебя нейтрализуют гораздо быстрее. Ирка, никакое бабло не стоит того, чтобы, когда подходишь к зеркалу, хотелось в него плюнуть.

- Ерунда это все, - Ирина махнула рукой и подошла к окну.

В стекло билась большая муха. То она спокойно ползла по стеклу, то с недовольным жужжанием пыталась его пробить. Скрябина вынула платок, долго примеривалась, схватила муху платком и выбросила в открытое окно. В комнату ворвался запах осени. Ирина открыла створку пошире. На улице по-прежнему светило солнце, но где-то на горизонте показались облака.

Высоков молча сидел, погруженный в свои мысли. Ирина сосредоточенно рассматривала небо, потом, не оборачиваясь, сказала вполголоса:

- Лешка, я не могла упустить такой шанс. Но пока не знаю, что из этого выйдет. Но ведь в любые времена люди ухитрялись оставаться порядочными людьми. Сохранять достоинство. Почему ты думаешь, что мне не удастся?

- Ты выбрала работу на передовой. Тут надо или очень верить, или быть закоренелым циником. Не уверен, что ты относишься к первым или вторым. Но ведь ты всегда сможешь уйти. Верь хотя бы в это.

- Только ты никуда не уходи. Я очень тебя прошу.

Ирина обернулась, и в ее взгляде промелькнуло выражение доверчивости и некоторого страха, которое было у нее двадцать лет назад, когда она пришла в профессиональную журналистику и столкнулась с Высоковым в коридоре Дома прессы.

Высоков медленно встал и улыбнулся:

- Здесь я, здесь, - и пошел к выходу.

VI

После официального вступления Алевтины Медведевой в должность губернатора Тюленева вызвали и попросили написать заявление об увольнении по собственному желанию. Это было, безусловно, очень обидно, но то обстоятельство, что по трудовому контракту Павел должен был получить шестимесячный заработок в весьма крупном размере скрашивало расставание с теплым, пусть и хлопотным местом.

Его стремительный взлет по карьерной лестнице и такое же стремительное падение оставило ощущение не были, а какого-то сна. Который был приятен, местами кошмарен, но утро прогнало его и ты встаешь таким же, как и уснул.

За месяц деньги кончились. Ремонт, виски, друзья. И теперь Павел думал, куда бы устроиться на работу. За время редакторства он сумел ни с кем не поссориться и теперь, не без основания, прикидывал, что журналистская среда сможет принять его обратно. Выкручиваться, постоянно работать под давлением было хотя и выгодно, но очень хлопотно и нервно.

Лежа на продавленном диване, Тюленев вспоминал другое прошлое, как, бросив учительствовать в школе, он и его друзья по институту оказались на телевидении в начале нулевых. Никого не боялись, кичились своей принципиальностью и по праву считались самой независимой компанией в регионе. Они никому не верили на слово, перепроверяли каждый факт и без пиетета относились ко всяким местным вождям.

В эйфории от собственной гениальности они творили года три. Затем собственнику телекомпании стали названивать не только с тем, чтобы он повлиял на борзых журналистов, но и с тем, чтобы предупредить о проблемах с налоговой инспекцией, прокуратурой, роспотреб и пожнадзорами. Да мало ли проверяющих структур в России. А он, рядовой бизнесмен, которому просто нравилось владеть ресурсом, который так узнаваем и популярен. Да и с коммерческой точки зрения удачен. Рекламодатели дрались за право разместить свои видеоролики на телеканале.

Но никакие рекламные поступления не смогут окупить аппетиты проверяющих органов. И поэтому, когда человечек от партии предложил продать телекомпанию, то бизнесмен назначил очень хорошую цену. В три раза превышающую реальную стоимость. А партийцы немного подумали и согласились. Так популярная телекомпания сменила владельца, а с ним и установки на работу. Жить под диктовку "золотая команда" не захотела. Рассосалась по разным изданиям, кто-то занялся совсем не журналистской деятельностью, кто-то подался в столицу.

Тюленев все эти изменения наблюдал уже издалека, из кресла госслужащего. Однажды в зените телевизионной карьеры ему предложили работу в законодательном органе области. Пресс-пешкой, конечно, но стабильно оплачиваемой. Менять свободное творчество на хлеб с ладони вчерашних оппонентов не хотелось. Но жена ела поедом. Ей хотелось "нормального" статуса мужа. И Павел согласился работать на власть. Но отношений с бывшими коллегами не разорвал и участвовал во всех их междусобойчиках. Даже после стремительного взлета в карьере со стула клерка пресс-службы в кресло главного редактора областной газеты. И вот сейчас он больше всего хотел быть со своей "золотой командой". Но где?

Павел, не торопясь, надел разношенные кроссовки, накинул куртку и направился к рюмочной за углом. Теперь он мог себе позволить забыть про официальный костюм, модельную обувь и прочий дресс-код. Если бы кроссовки могли говорить, они бы сказали тюленевским ногам в носках с дырочкой на большом пальце: "Добро пожаловать домой! Загостились уже".

Тюленев вошел в полутемное помещение и сразу же увидел компанию дяди Миши из соседнего подъезда.

- Павлуха, иди к нам! У нас все есть. Расскажи, как губернаторша три раза ремонт у себя делала да пьяная в коридоре падала.

Но в этот раз столь интересный рассказ не успел порадовать тусовку дяди Миши. У Тюленева зазвонил телефон.

- Павлуха, отмокаешь еще? - раздался голос Андрея Соколова, адепта "золотой команды" бывших телевизионщиков.

- Да нет уже. А что случилось?

- Приезжай ко мне сегодня. Есть о чем поговорить.

Спустя час Тюленев уже потягивал пиво у Андрея дома. Рядом расположились еще пятеро человек из их прежней команды. После обычных воспоминаний Андрей обратился к Павлу.

- Мы тут решили вернуть былую славу. Создать свое телевидение. Как ты на это смотришь?

- Честно, я смотрю на это просто охренительно. Только кто же нашелся такой богатенький и бесстрашненький?

- Никто. Мы сами создадим телевидение в сети Интернет. Вон Серж связался с компанией, они нам сделают супер-пуперский медиапортал за приемлемые деньги.

- А откуда мы возьмем "приемлемые" деньги?

- Скинемся, брат. Вложим свои кровные и будем сами себе хозяевами, - вступил в разговор голубоглазый атлет Сергей Царев, бабник, шутник и монтажер высочайшего класса.

- Но еще надо сделать телевидение популярным. Да и кто деньги будет платить за работу?

- Сами, сами, чудрило! Неужели ты не понимаешь, что у нас появился шанс заниматься любимым делом и самим определять всю подачу, - стукнул Павла по плечу Царев.

Тюленеву еще хотелось возражать, но энтузиазм коллег уже проник в него, захватил все мысли и чувства. Опасностей много, но желание работать на себя и говорить о том, о чем считаешь нужным, перевесило любые страхи. И он подключился к разговору пьяных от идей и возможности их осуществления старых-новых коллег.

Около одиннадцати вечера компания стала разбредаться. И Тюленева теперь беспокоила одна мысль: где взять деньги? Он не смог сказать друзьям, что миллионное выходное пособие растаяло полностью. Значит, нужно было подключать состоятельных и состоявшихся друзей. Павел достал телефон и позвонил бывшему однокурснику, а ныне руководителю крупного холдинга Петру Колосову.

- Петруха, привет! Как дела? Что нового? Что, сразу к делу? Мне надо полмульта на полгода. Да тут задумали одно дело, связанное с телевидением. Да, завтра смогу подойти. Пока.

Тюленев задумчиво закурил. Конечно, он не ждал радушия от человека, у которого постоянно просишь денег. Но тут еще примешивалось опасение, что придется рассказать об идее телевидения. Его предупредили, пока держать язык за зубами. А он вот не может сдержаться. С другой стороны, Петруха свой - он не сдаст. К такому выводу пришел Тюленев, подходя к дому.

VII

Вечером Ирина стремилась и одновременно не торопилась уходить с работы. С одной стороны очень хотелось все рассказать сыну, поделиться с Данилой радостью назначения и реакцией окружающих на него. А с другой, она боялась упустить хоть на мгновение полный контроль над изданием, потерять управляемость механизма, который очутился у нее в руках. Поэтому вышла она из редакции только тогда, когда уехали последние верстальщики, были отсмотрены все полосы, и типография поставила газету в печать.

На улице уже зажигались фонари. Небо на западе отливало сиреневым цветом. Ирина поежилась, становилось прохладно. Как она любила это время, когда воздух особенно прозрачен, деревья еще не сбросили листья, а запах земли, пожухлой травы, увядающих листьев кружит голову. В такие дни хочется бродить по лесу, или смотреть с высоты на вспаханные поля, или сидеть на лавочке в парке и не думать о том, что, по сути, совершенно неважно. Через двадцать лет, даже гораздо раньше, никто не вспомнит о газете "Губернаторские вести", Алевтине Медведевой и всей истории, которая сейчас кажется Ирине судьбоносной и главной.

Данила с кем-то переписывался в соцсетях, но, увидев мать, сразу закрыл компьютер.

- Привет, ты теперь всегда так поздно будешь приходить?

- А ты что не спишь? Думаю, нет. Просто первый день хотелось уйти последней. А у тебя как дела в школе? Смотри, одиннадцатый класс нельзя пустить на самотек.

Ирина повесила плащ и внимательно стала смотреть на себя в зеркало.

- Успокойся, не пускаю я. Только зря ты меня пойти на физико-математическое направление уговорила. Скучно это. Лучше было пойти на гуманитария, а потом на истфак.

Данила облокотился о косяк двери в свою комнату и пристально посмотрел на мать.

- Ну, и кому нужен твой истфак? - Ирина стала раздражаться и посмотрела на сына. - И давай рассуждать здраво. Учитель истории, а именно их готовит наш вуз, слишком узко и не очень востребовано на рынке труда, а инженерная специальность сейчас в фаворе. Таким специалистам открыты дороги, что здесь, что за границей.

- Опять ты про заграницу. Поразительный ты человек, мама, пишешь про то, что Россия - самая великая и могучая, а стараешься спихнуть меня туда, где, по твоему официальному мнению, не очень-то и хорошо.

Данила вернулся на диван и открыл компьютер. Ирина посмотрела на насупившегося сына и улыбнулась.

- Знаешь, я очень устала. Поэтому давай поругаемся завтра. А про официальное мнение я тебе так скажу, что у меня нет такого количества финансовых возможностей, чтобы говорить то, что я думаю. Мне надо тебя вырастить. Извини, ты родился не от потомка Ротшильда. Поэтому рассчитывать надо только на себя. Теперь давай спать.

Ирина прошла в комнату, наклонилась, поцеловала сына и взъерошила ему волосы.

Ей всегда хотелось обнять сына, поговорить о жизни, а не выполнять роль надсмотрщика и вечного воспитателя, но она не позволяла себе быть всегда доброй и всепрощающей. "Вырастить мужчину можно только если проявлять жесткость и требовательность", - сказал когда-то Ирине отец. Иногда она сомневалась в этой заученной фразе, но желание вложить в сына все возможности, которые ей в свое время были недоступны, требовало железного характера.

- Я очень хочу, чтобы у тебя все удалось. Я тебя очень люблю.

- Мама, а ты думаешь, что сейчас нельзя оставаться самим собой? - Данила поднял глаза от экрана.

- Не знаю. В моей среде, наверное, нет. А ты, к счастью, очень далек от всех этих ненужных знаний. Не порти глаза. Ложись пораньше.

Скрябина пошла в ванную.

Стоя под теплым потоком воды, Ирина вновь почувствовала опустошенность. Или разочарование? Было такое чувство, что она долго забиралась на гору, надеясь, что с вершины будет отличный вид: небо, море, зелень. А вдруг оказалось, что взбиралась она на мусорную гору. И кругом, куда ни кинь глаз, - свалка: летают черные птицы и пахнет человеческими отходами.

VIII

На первое в своей новой должности еженедельное совещание в областной администрации Ирина шла с опаской. Она целый день посвятила выбору одежды, так как считала, что с помощью нее можно как приблизить к себе человека, так и оттолкнуть. Надо было одеться не вычурно, но стильно. И когда уже определилась с гардеробом, вспомнила рассказы, что губернатор хотя и не молодая, смахивающая на профсоюзную активистку из фильма "Служебный роман", но женщина, и она не терпит, чтобы кто-то выделялся на ее фоне. Поэтому окончательный выбор костюма был предельно консервативен - черно-белая классика.

На подходе к администрации Ирина встретилась со своими старыми знакомыми: председателем телерадиокомпании и главнымредактором областного медиапортала. Тонкий и толстый. Элегантный с дорогим шейным платком Вишневский и постоянно помятый Вахрушев поднялись из простых журналистов в 90-е годы до госфункционеров в нулевых. Понадобилось всего ничего: предать пару человек, переступить через парочку друзей и отказаться от прежних занятий и взглядов.

Известный "дамский угодник" и аристократ Вишневский склонился к руке Скрябиной.

- Очень рад. Очень рад. Думаю, Ирочка, ты станешь хорошим дополнением к команде Алевтины Георгиевны.

А потом, понизив голос, добавил:

- Только принципиальность свою подальше засунь.

- Это почему же, Андрюшечка? Не хочешь ли ты сказать, что работать на этом поприще могут только беспринципные, циничные личности? - парировала Ирина с улыбкой.

- Андрей Николаевич шутит, - вступил в разговор Вахрушев. - Просто он хочет тебе, Скреба, напомнить, чтобы ты позабыла свои журналистские замашки с поиском истины и истоков. Ты теперь функционер, этим и должна заниматься. И много в кабинете не болтай, - добавил он вполголоса.

Ирина улыбнулась, а потом в голове промелькнула невероятная мысль. Скрябина остановилась. Конечно, она слышала про прослушки и прочие шпионские штучки, но не предавала им значение. Придя в 90-е в бывшую партийную газету, она узнала, что особые телефоны, стоящие в каждом кабинете, выполняют не только роль срочной связи с редактором или другими отделами. Они позволяют главному редактору при желании слушать любые разговоры в кабинетах. Но прошло столько времени, неужели все оборудование привели в порядок для нового начальства?

- Сережа, ты меня что, разыгрываешь? - Ирина с испугом посмотрела на главреда медиапортала.

- Ира, я мог бы промолчать, но слишком частая смена редакторов в областной газете не нравится даже такому пофигисту, как я. Обуздай язык. Он у тебя непропорционально длинный. И Высокову скажи.

- И как же нас слушают?

Вишневский внезапно быстро пошел вперед, а Вахрушев ответил.

- У тебя стоит так называемая "тройка", аппарат для связи с руководством области? Не демонтировали? Ну вот через него. Говорят, прошлый губернатор разведывательные моменты забросил, не любил расстраиваться, не хотел еще и через прослушку узнавать о своих новых врагах, их и так было достаточно. А нынешняя хозяйка области первым делом приказала наладить связь и ее тайный функционал. Как уж слушают, я не знаю. Может, все записывают и при необходимости прослушивают, может, срабатывает запись на какие-то кодовые слова - врать не буду. Только я перед выборами из-за этого одного ценного сотрудника потерял. Ему было поручено из поездки Медведевой репортаж сделать. Положительный, конечно. А он пришел, дурачок, и мне начал свое мнение высказывать про нашу назначенку и про показуху, про то, что он реально видел. А через день мне настоятельно порекомендовали от него избавиться.

- Так, может, он еще кому-то про это рассказал. По пьяному делу.

- Вообще-то он не пьет. И клялся, что рассказал только мне. Да и вообще это только один эпизод.

- Сережа, а зачем ты мне это все рассказал? Вон Вишневский как вперед побежал. Он бы и слова по этому поводу не промолвил.

- Надоело мне все. Тебе это в диковинку. А мне поперек горла стоит.

- Что-то рано. Медведева только недавно официально вступила в должность.

- Это не при ней началось. Она такой же винтик, как и все мы. Просто большего размера. Три года назад я даже представить себе не мог, что буду участвовать в подобных делах. Иногда мне начинает казаться, что я не только их самих вылизываю, но и туалеты после них.

- Ну, у тебя и сравнение.

- Посмотрю я на тебя через месяцок. Ты больше меня всегда за правду боролась. Сможешь ли себя сломать?

Ирина пропустила вопрос мимо ушей. Они никогда не были с Вахрушевым так откровенны. Что это? Может, провокация? Ирина посмотрела на Сергея.

- Устал, уходить, что ли, собрался?

- Да. Ты же знаешь, у меня сын работает в Киеве. Хочу туда податься.

- А как же национализм и прочее?

- Я тебе советую выпускать газеты, а не читать их, особенно вместо умных книжек.

Сергей открыл перед Скрябиной тяжелую дверь в областную администрацию и через два блокпоста полиции - нововведение демократичной Медведевой - они поспешили на планерку.

IX

Ирина вернулась в редакцию к полудню.

- Когда планерку созывать? - подняла голову от бумаг, заваливший ее стол, секретарша Светочка.

- Давай через пятнадцать минут. Только кофе выпью, - ответила Скрябина, торопясь в свой кабинет.

Когда она переступила порог, то интуитивно посмотрела на телефон спецсвязи, задвинутый Тюленевым в самый угол. Она не хотела верить в теорию заговора, озвученную Вахрушевым, но понимала, что жить по-прежнему было бы крайне неразумно.

В дверном проеме появилась голова Светочки.

- А из рекламщиков кого звать?

- Пусть приходит Красильникова.

Светочка удивленно посмотрела на Скрябину и скрылась за дверью. С Ольгой Красильниковой Скрябина не жила душа в душу. Но Ирина всегда профессионализм ставила выше человеческих качеств, а в Красильниковой его было достаточно. Конечно, была опасность, что она существенно изменит сложившийся уклад в рекламном отделе, перетряхнет базу контактов в свою сторону, но подумать, как это минимизировать, Ирина решила позже. Политическая составляющая ее работы вышла на первый план.

Стали подходить руководители отделов. Пришли все. Каждый хотел воочию посмотреть на поведение новопредставленного редактора.

- Ну что, коллеги, - улыбнулась Ирина, - теперь нам с вами предстоит дружно и весело работать над информационным обеспечением деятельности администрации нашей области. Всех я очень рада видеть, а кто не рад видеть меня, то я сочувствую, но это ничего не меняет.

Скрябина краем глаза заметила, как втянула в себя воздух Метелина.

- Итак, среди мероприятий областного масштаба нам надо осветить следующие...

Ирина уже раньше решила, что вначале не будет никаких резких перемен и перестановок. Можно многое изменить и по-новому наладить жизнь редакции постепенно. Шаг за шагом, по чуть-чуть. Ее амбиции по назначению на одну из важнейших должностей области были удовлетворены. Но нет предела человеческим желаниям. Теперь Ирина ставила перед собой цель - переформатировать официальную газету в популярное издание с большим тиражом, влиянием и известностью на федеральном уровне. Для этого придется многих сломать, а от балласта избавиться. Никаких обид и мстительности, только бизнес.

Итак, на освещении всяких официальных материалов пока останется Карманова и Метелина. Высоков, Полухин и Капустина делают самые важные материалы с точки зрения популярности и повышения тиража. Касаткин и Колпаков отрабатывают заказы. Трифонова и другие берут социалку, спорт и молодежь. Мясо с мест поставляют спецкоры. Вот такой расклад.

- Что у нас главного на первой полосе? - Скрябина посмотрела на Суздальцева.

Тот, не торопясь, развернул распечатанные полосы завтрашней газеты.

- На первой рейд губернатора в район, Марина только что сдала материал. На второй пресс-конференция директора департамента по бизнесу - написала Метелина. А вот что ставить на третью? Есть вариант разместить интервью с главным налоговиком.

- Давай налоговика потом поставим. У нас где-то был материал Капустиной о том, что учителя в деревне Бабойка делают для спасения школы. Вот его и разместим. А что, мы завтра без рекламы, Ольга Ивановна? - обратилась Скрябина к Красильниковой. - Без рекламы мы никуда. Все знают, что финансирование газеты далеко от достаточного, нам всем придется прилагать усилия к собственной выживаемости. Пример тому - Марина Александровна Карманова: и материалы пишет, и от рекламы не отказывается.

- Конечно, - зарделась Карманова, - мы же все в одной лодке. Должны совместно трудиться.

- Особенно если тебе за это платят процент от рекламы и повышенный гонорар, - тихо, так чтобы никто не слышал, пробубнил Суздальцев. Даже его ангельскому терпению иногда приходил конец.

Планерка завершилась без происшествий. Скрябина подошла к секретарскому столу.

- Светочка, попроси зайти ко мне Колпакова.

После планерки в администрации Рыльская пригласила Ирину к себе. Еще раз дав понять, что назначение Скрябиной это и ее, Татьяны Рыльской, победа, патронесса затронула вопрос некоторых компаний, на которые не мешает посмотреть журналистским, а не рекламным взглядом.

Скрябина сразу поняла, что за журналистский взгляд имеет в виду Рыльская. Надо найти компромат, поговорить с обиженными и подать все с точки зрения просчетов руководства. Зачем - тоже понятно. Передел собственности начался уже давно, а сейчас после выборов он примет еще большие масштабы. Но Ирина не ожидала, что ее начнут использовать так быстро и прямолинейно. И неизвестно, будут ли прикрывать, если обличаемые выступят против подобных журналистских материалов. Это было крайне неприятно. Да еще Вахрушев со своими откровениями.

Вошел Колпаков. Ирина именно на нем остановила сейчас свой выбор, потому что тяжелую артиллерию в виде Касаткина привлекать было еще рано - до конца не ясны позиции. А Коля Колпаков сделает все изящнее, без чрезмерных оскорблений.

Скрябина сидела в редакторском кресле и сделала приглашающий жест на кресло напротив своего стола.

- Коля, ты чем сейчас занимаешься?

- Твои рекламные девки несколько материалов попросили написать. Вот и тружусь. Но я уже почти закончил. Что, задание есть? - Колпаков ввинтил зад в кресло и сложил руки на животе.

- Есть. А как ты к тепличному комбинату относишься?

- Наши пути не пересекались. А что надо сделать?

- Давай ты посмотришь пристрастным взглядом, как живет одно из последних муниципальных предприятий. Может, хорошо живет, а может, и не очень.

Ирина начала внимательно разглядывать бумаги на своем столе, перекладывать их с места на место. Пауза затянулась. Затем Скрябина подняла глаза на Колпакова.

- Порасспрашивай уволенных и уволившихся, разузнай о прибыли компании и как она тратится. Да что тебя учить, только портить, - Ирина рассмеялась, увидев, как Николай выпрямился и даже зарделся от желания оправдать доверие.

- Я только рад все пораскапывать. А почему Генка в стороне? Чернуха - это вроде бы его нива, - стараясь дышать через раз, проговорил Колпаков.

- Здесь нужен изящный подход. И никакая это не чернуха. Так берешься?

Колпаков не мог говорить от распирающих его чувств.

- Конечно. Ира, все будет в лучшем виде. А то я уж стал думать, что настоящие профессионалы и не нужны вовсе. Все сделаю. Не сомневайся.

- Вот и хорошо. За гонорар не беспокойся. Будет по высшему разряду. Только чтобы все аргументированно и профессионально. Срок тебе десять дней. Обо всем рассказывай. Не утаивай.

- Ирина Петровна, - развел Колпаков руками, - для вас все что угодно. Все, пошел работать.

Николай быстро поднялся и, гордо подняв голову, вышел за дверь, но потом опять открыл ее и, вскинув кулак, проорал: "Но пасаран!". Затем дверь закрылась.

Ирина вышла на балкон. Почему-то захотелось курить, хотя к сигаретам она последний раз прикасалась лет пятнадцать назад. Она пошла к редакторскому столу и перерыла все ящики стола, затем обшарила шкаф в комнате отдыха. Неужели Тюленев случайно не оставил хотя бы пачки?

Скрябина знала руководителя "Овощевода". Не лично, но от людей, мнению которых доверяла. Иван Леонидович Двинский был из породы старых директоров. Очень старых. Которые не воровали сами и не поощряли других. Он был в хороших отношениях с прежним губернатором и всегда мог выйти с предложением акционировать предприятие, забрав лично себе контрольный пакет. Ему это несколько раз предлагали. Но он считал, что и при нынешних условиях может сохранить предприятие развитым и преуспевающим. Сохранил. И вот теперь кто-то другой в скором времени займет его место. Ирина не сомневалась, что так и будет. Газетная публикация - только часть плана захвата предприятия. Потом пойдут проверки одна за другой, и через несколько месяцев в кресле директора будет сидеть совсем другой человек.

И это только начало работы, с тоской подумала Ирина.

X

Павел Тюленев знал Петра Колосова с детского сада. Они учились в одной школе, затем в одном институте. Колосов собирался стать преподавателем английского. Вернее, по такой специальности он обучался. Все вместе гуляли, пили, дрались и убегали от милиционеров. Затем Петра все реже можно было увидеть в институтской компании. Поговаривали, что знание иностранных языков помогло ему стать полезным неким криминальным структурам, которые в эпоху перестройки занимались поставкой оружия за границу нашей славной родины. Спустя некоторое время столь опасный бизнес отошел на задний план. Петр обзавелся сначала сетью автосалонов, потом гостиниц, а позже и коммерческой недвижимостью в самом центре города. Но знакомством с Тюленевым не чурался. Павел думал, что из-за дружеских чувств, но Колосов назвал бы эти отношения иначе.

Тюленев всегда был для Колосова полезным источником информации, что немаловажно в бизнесе. А зная Пашкин длинный язык, Петр иногда сам делился с ним историями и выводами, зная, что через несколько дней их будет знать вся заинтересованная часть города. К тому же несколько раз Колосову удавалось ненавязчиво, без всяких денег, инициировать через Тюленева настолько важные для развития бизнеса публикации и телесюжеты, которые стороннему лицу стоили бы огромных затрат.

Колосов пригласил Тюленева в свой новый деловой центр.

На открытой веранде на пятом этаже их уже ждал сервированный столик. С высоты перед Тюленевым открылся панорамный вид старого города. Синева неба, купола церквей, старые улочки, утопающие в алеющей листве. На мгновение Павлу стало жалко себя и стыдно за то, как он живет и жил, как он собирается жить. Но от этого самокопания его отвлек голос Колосова.

- Судя по твоему лицу, тебе бы сейчас не кофейку, а водочки принять, - Петр поманил официанта, который не отрывал от них взгляда на почтительном расстоянии, и заказал: - Графинчик водочки и горячей закуски молодому человеку. Только быстро.

Официанта как ветром сдуло.

- Ну, что у тебя стряслось? Зачем такие деньги?

- Петь, я скажу тебе очень секретную информацию, - наклонился Тюленев над столиком. - Мы собираемся создать свое интернет-телевидение и стать как раньше, только еще лучше.

- Мы - это кто? Царев, Соколов и то, что осталось от "золотой команды"?

Тюленев только что выпил рюмку водки и, не вдыхая, закивал головой.

- А смысл?

- Надоело отрабатывать чужие заказы. Хотим сами всем управлять.

- Да вы, я смотрю, престарелые идеалисты. Ты закусывай давай. А что, так мало денег надо?

- Да нет, просто остальные уже сложились. Это мой взнос. Знаешь, - Тюленев замялся и налил себе очередную рюмку, - просто деньги после редакции как-то глупо истратились, и я не могу сказать ребятам, что на мели. Они просто рвутся в бой, готовы правду резать.

- Ага. Да еще и выборы не за горами. Ты же понимаешь, что такая сумма подразумевает не только определенное доверие, но и определенные гарантии. У тебя квартира на кого записана?

- Да ты что? Квартира?!

- Ну а что еще у тебя есть?

- Петруха, - уже захмелев, начал Тюленев, - да я для тебя все что угодно сделаю!

- Ладно, ладно - Колосов брезгливо поморщился. - Мне надо идти. Ты тут доедай и позвони мне через недельку. Я подумаю.

Колосов не показал виду, но идея с подконтрольным телевидением давно уже будоражила его. А тут можно поиметь такой состав профессионалов и из тени определять всю политику. Да и что такое 500 тысяч рублей - интервью в федеральном журнале, которое не все и прочитают. Определенно в этой идее что-то есть. Но пусть пока Тюленев помучается, кроме Колосова, у него выхода все равно нет.

XI

Для коммунальных служб, как всегда, стало неожиданностью, что осенью бывает то снег, то дождь. Он-то и шел уже третьи сутки. На дорогах образовались реки воды, тротуары представляли большую опасность из-за огромных луж и разрушенного асфальта. Во дворах одни машины буксовали в жидкой грязи, другие глохли в лужах, больше похожих на озера. Самой лучшей обувью в такую погоду стали резиновые сапоги, как в глухой деревне. Спасибо маркетологам, которые придумали выпускать эту непромокаемую обувь ярких расцветок и интересных фасонов. Без преувеличения, этим они спасли многие жизни, предохранив от простуд и осложнений россиян, чья жизнь проходит дальше 101-го километра.

Ирина только что вошла в редакцию и, не торопясь, стала стряхивать зонт. И тут в дверях появилась Ольга Красильникова - ее преемница на ниве рекламы, постоянный оппонент во всем, что касалось денег и увеличения сборов.

Красильникова была крупной женщиной, перешагнувшей порог, который отделяет женщину средних лет от пожилой матроны. Она еще уделяла внимание своему внешнему виду, с тем чтобы понравиться мужчинам, но все более отдавала предпочтение удобству и практичности. Работа в рекламном отделе не была для нее любимым делом, но это позволяло ее детям и даже внукам питаться, одеваться, а иногда и посещать морские курорты дружественных Турции и Египта. Обычная судьба всех продавцов рекламы.

Только от основной массы Ольгу Ивановну отличала сильная хватка, отсутствие иллюзий о своих клиентах и всякого рода рефлексий: "что обо мне подумаю", "прилично ли это", "обидно, что ко мне относятся, как к человеку второго сорта". Ее стимулом были деньги. Она умела слушать часовые жалобы рекламодателей, влезать к ним в душу, помнила имена жен и клички собак своих ключевых клиентов, спокойно относилась к крику и оскорблениям в свой адрес. А во внерабочее время забывала о переговорах и рекламных проектах. Поэтому она была суперуспешным продавцом воздуха, которым является реклама в СМИ.

Продавцы ковров, картин, БАДов и косметики имеют преимущество. Они в обмен за денежные знаки дают что-то материальное, которое можно понюхать, потрогать, намазать, съесть. В случае со СМИ рекламодателю продают мечту, что его предприятие или товар заметят, купят, обласкают и в результате он получит большие дивиденды. А чтобы продать мечту, нужно знать, какая она у каждого клиента. Один мечтает о личной славе, для другого важно доказать что-то собственной старенькой маме, третья мечтает выйти замуж, а четвертый метит во власть. Ольга Ивановна умела докопаться до истинных желаний рекламодателей. Она была хорошим психологом.

- Ирина Петровна, что-то вы меня все не вызываете. А нам есть о чем поговорить, - улыбнувшись, пропела Красильникова, закрывая зонт.

- Надеюсь, о том, что реклама пошла валом и нам нужно увеличить полосность газеты, чтобы вместить всех желающих? - ответно растянув губы, спросила Ирина.

- Боюсь, не об этом. Скоро отдел рекламы можно будет расформировывать. Реклама изживает себя, за каждый рубль приходится не просто кланяться, но и ботинки целовать, - продолжая улыбаться, Красильникова пристально посмотрела на Скрябину.

- Нет повода не встретиться. Продолжим после планерки, - Ирина выдержала взгляд, сделала паузу и только потом отвернулась и пошла к лестнице.

Планерка прошла обычным чередом. Планирование номера, губернатор на первой странице анфас, губернатор в профиль со свитой на предприятии на второй странице, сентенции о будущей сказочной жизни главного коммунальщика региона на третьей, а дальше кроссворд и колонка юмора. Как обычно, прилюдно Карманова восхищалась интервьюируемым ей на днях начальником департамента, на этот раз департамента богадельнических услуг, то есть социальной поддержки населения. Ирина раньше не понимала, зачем она поет эти дифирамбы на редакционных планерках, а затем догадалась: Карманова была уверена, что и у стен бывают уши, которые могут все передать "наверх". И она не ошибалась.

Метелина вместо статьи о детском спорте пропихивала материал о "замечательном человеке" - директоре одной из школ.

- А он что, будет платить за материал? - мрачно спросила Красильникова после вдохновенного рассказа Метлы.

- Вам бы все о деньгах говорить. Департамент образования не раз говорил, что газета должна рассказывать о том, как идет реструктуризация системы образования в области, - повернувшись к Ольге Ивановне, возмущенно проговорила Метелина.

- Особенно, если в школе этого директора учится твой сын, - как бы мимоходом добавил Высоков. Он вычитывал четверговый таблоид и даже не поднял головы.

Повисла пауза. Сначала на лице Метлы появились красные пятна, затем оно все запылало, краснота перешла на обширное декольте. Казалось, из ушей Метелиной сейчас пойдет дым.

- И что это меняет? Не стройте из себя бессеребреников. Каждый из вас старается выгадать что-то для себя. Он, действительно, нормальный директор. Я написала хороший материал. Какое кому дело, как это отразится на мне? - Евгения старалась говорить спокойно, но голос ее дрожал от сдерживаемой ярости.

- А дело в том, что после такой публикации ни один работник образования не станет платить за рассказы о своей школе, - Красильникова сидела напротив Метлы и теперь наклонилась к ней очень близко. - Зачем? Если можно выйти бесплатно. Уже завтра твоему директору будет десяток звонков с вопросом, сколько он заплатил. А он будет смеяться над тобой и говорить, что можно поиметь областное издание просто так. В результате мы не выполним план по привлечению средств, и вы, Евгения Васильевна, будете бегать по кабинетам в администрации и жаловаться, что в редакции сокращают премии, а вам сына надо в Англию отправить по школьному обмену. И виноват будет рекламный отдел.

Красильникова говорила спокойно, но чувствовалось, что это ей дается с большим трудом.

- Почему директор будет иметь нас "просто так"? - Высоков продолжал править верстку и тихо говорить. - Сынок чуть было не избил пожилого учителя английского языка, вот Евгения Васильевна и пытается не довести ситуацию до исключения. Директор-то не особо принципиальный, за свою персону он любого учителя подставит.

Воздух сгустился. Ирина затаила дыхание. Карманова наслаждалась, она видела трясущиеся руки Метелиной и не могла скрыть брезгливой улыбки. Суздальцев пытался что-то высмотреть в окне. Красильникова смотрела прямо перед собой. Полухин низко наклонил голову и даже прикрыл глаза.

- Откуда ты все знаешь, нюхорка? Тихоня тихоней сидит себе, а все-то он знает. Это мое дело. А старому пердуну все равно когда-нибудь не поздоровится, если он и дальше не поймет, что образование сейчас должно быть либеральным, как и отношение к ученикам. Какая ему разница - поставить ученику три или четыре? Ему никакой, а ребенку может серьезно осложнить жизнь, - Метелина уже почти кричала. - Мне наплевать, что вы обо мне думаете, потому что я талантливее многих из вас и могу добиваться, чего хочу, а не строю пятый год баню, - Женька показала на Полухина. - Вот ваш идеал - правильный, тихий и нищий. Я такой не буду.

Она встала, резко оттолкнула кресло, вышла из-за стола и покинула кабинет, громко хлопнув дверью.

Высоков поднял глаза от газеты и улыбнулся Полухину.

- Ты не переживай. Она хотела меня пнуть, но побоялась. Досталось тебе, как самому безобидному.

Иван еще ниже опустил голову.

- Давайте закончим это неприятное обсуждение и вернемся к делам, - откашлявшись, проговорила Ирина.

Дальше все потекло спокойно: губернатор анфас, профиль и на общем плане. Лизинг профессии и факторинг идеалов.

И вот Скрябина осталась один на один с Красильниковой. Ирина сидела во главе длинного конференц-стола, а Ольга Ивановна переместилась к ней со своего обычного места поближе.

- Почему такая нервозность, Ольга Ивановна? Что случилось?

Обычно Красильникова всех поражала улыбчивостью и энергичностью. Пусть не особо искренней и напускной, но хорошо отрепетированной и не вызывающей в собеседнике никакого отторжения. Но сейчас перед Скрябиной сидела немолодая уже женщина с грустно опущенными уголками губ, в прищуренных глазах которой был не страх, но осознание негативной ситуации, с которой она почти смирилась, но все же надеется как-то переломить.

- Ирина Петровна, вы всегда говорили, что именно реклама кормит губернаторскую газету. Что дотации власти хватит только чтобы выпускать бюллетень с подписываемыми законами, а для этого достаточно иметь всего несколько человек в штате. Ситуация не изменилась?

Ирина помолчала.

- Нет. Стала только хуже. Мы нужны власти только чтобы публиковать принимаемые законы. Без этого они не вступят в силу. Мы официальный публикатор. Вся остальная деятельность по удовлетворению властных желаний является как бы нашим свободным волеизъявлением.

- Получается, что кормят нас на три копейки, а плясать мы должны на десять рублей?

- Если утрировать, то да. Но у нас есть работа в уважаемом издании, мы можем здесь самореализовываться, входить в любые кабинеты и, если касаться рекламы, хорошо зарабатывать под властным прикрытием.

Красильникова смотрела на свои руки с утолщенными суставами и потрескавшейся кожей.

- Ирина Петровна, пока вы занимались выборами, а потом решали глобальные политические задачи, - Красильникова усмехнулась, - ситуация изменилась. Мы не в красивом костюме работаем под прикрытием, а в рванье воюем на передовой. Сейчас уже не публикации в газете показывают лояльность к власти. Чтобы быть услышанным, не нужно давать интервью, важно раскрывать кошелек в других кабинетах. Приближенным к власти мы не нужны, банкротов и тех, кого задавили налоговики, мы раздражаем, реклама товаров и услуг в нашем издании мало кого интересует. Пока еще остается немногочисленный круг бизнесменов, которые по старой привычке хотят похвастаться своими успехами перед знакомыми и друзьями. Но круг этот сужается на глазах.

Ирина все это знала. Она знала даже больше. Тираж издания был дутым. Директор типографии закрывал глаза на то, что на страницах газеты стоят одни цифры, а в счетах - совершенно другие. Но это было общей бедой. Во всех городах и весях страны. Печатные СМИ умирали из-за дороговизны подписки, отвратительной доставки изданий подписчикам силами монополиста по распространению - Почты России, снижения рекламной выручки.

Последняя стала в разы меньше после того, как крупные рекламодатели региона потеряли финансовую самостоятельность, войдя в холдинги и корпорации с финансовым управлением в Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде и прочих городах-миллионниках. Власть за лояльность к себе бросала СМИ крохи, прекрасно зная, что и за такую малость будет не просто обласкана, но и облизана. Уничтожив оппозицию как таковую, портфель предержащие лишили средства массовой информации своей главной функции говорить правду, выявлять пороки и стремиться к позитивным переменам. Курс на полную коммерциализацию СМИ, особенно в провинции, превратил некогда интересные и читаемые издания в рекламные листки с добавлением местечковых новостей.

- И какой выход вы предлагаете? - Ирина уже не трудилась держать маску доброжелательности, глаза у нее потухли, вся мимика выражала усталость.

- Давайте попросим у Рыльской "волшебное письмо", которое будет обязывать предпринимателей размещаться в нашем издании, - Красильникова воодушевилась.

- Обязывать не получится, - Ирина была скептически настроена, - а вот "рекомендовать" - это можно попытаться. Я обращусь к Татьяне Сергеевне. Что-то еще?

- К нам обратилась ясновидящая...

- Кто?

- Ясновидящая. Она хочет разместить большой материал в газете. Давайте возьмем.

- Ясновидящая, колдуны, знахари? - Ирина с осуждением посмотрела на руководителя рекламного отдела. - Да вы с ума сошли. В губернаторской газете. Нет и нет.

- А почему же их на телевидении ставят? Оно вообще существует за счет бюджета.

- Я не знаю, Ольга Ивановна, и даже не хочу знать. Давайте всегда действовать в рамках закона и собственных нравственных установок.

- Установки, Ирина Петровна, на булку не намажешь, - закрывая тетрадь, обронила Красильникова и поджала губы.

Когда за ней закрылась дверь, Ирина несколько минут смотрела невидящим взглядом на верстку завтрашнего номера, потом стряхнула оцепененье и взялась за ручку.

Когда номер уже был сдан в печать, в кабинет вошла главный бухгалтер "Губернаторских вестей" Марина Леонидовна.

"Красильникова, что ли, ее подослала?" - пронеслось в голове у Ирины.

Бухгалтер была еще нестарой женщиной, дорого одетой и ухоженной, но вечно озабоченной, с плаксивым выражением лица. В руках она держала несколько пухлых папок.

- Ого, надеюсь, что это показатели наших доходов, - пошутила Ирина.

- Надежды мало, Ирина Петровна. Это характеристики нашего плачевного состояния, - бухгалтер положила перед Скрябиной несколько листов, скрепленных степлером, - Подписка падает, реклама не радует. И я слышала, что оплата за публикацию официальных документов областной власти будет существенно урезана.

- Откуда такие пессимистичные прогнозы?

- Свой человечек в финансовом управлении нашептал. Через неделю будет официально приниматься бюджет. Если его цифры будут утверждены, то нам придется сокращать штат, а возможно, и периодичность выхода.

Для Скрябиной подобные вести были открытием. Конечно, когда тебя назначают на столь высокий пост, никому не придет в голову узнать о финансовом состоянии издания, да еще о его перспективах. Всегда подразумевается, что власть должна любить собственные СМИ, холить их и лелеять. Зарплаты в "Вестях" всегда были лучше, чем в других изданиях. Правда, еще при Тюленеве денежное довольствие стало сокращаться. И этому было свое объяснение. Законодательная и исполнительная власти воевали друг с другом, и Тюленев поставил "не на ту лошадь". Но сейчас все по-другому. Сплошной консенсус, власть в газете в анфас и профиль, сплошные крупные планы. Ирина подумала, что неповоротливый государев аппарат еще не учел новые реалии, нужно только рассказать обо всем Рыльской.

- Оставляйте все мне, Марина Леонидовна. Я все изучу и разберусь. Как же можно власти оставлять без достаточной поддержки свое детище?

Что-то во взгляде бухгалтера не понравилось Ирине. Марина Леонидовна несколько раз приоткрывала и вновь закрывала рот, как будто не решаясь что-то сказать. Потом все-таки решилась.

- Мне приятен ваш оптимизм, Ирина Петровна, но на всякий случай я бы рассмотрела статьи сокращения расходов. На большие доходы, возможно, не стоит надеяться.

Ирина решила позвонить Рыльской. Сначала потянулась к телефону спецсвязи. Но рука замерла на полпути. Потом Скрябина достала мобильный телефон и набрала номер.

- Татьяна Сергеевна, здравствуйте! Это Скрябина. Очень хочу с вами посоветоваться. Хорошо, завтра в одиннадцать я подойду.

Ирина подождала несколько секунд, чтобы первой не прерывать разговор, а потом нажала кнопку "отбой". Что-что, а субординации придерживаться она умела.

Чтобы успокоиться, Ирина стала разбирать почту. Районные газеты надо было передать Полухину, вдруг там есть тема и для областного материала. Несколько писем от каких-то фирм, предлагающих услуги печати и торгующие канцелярскими принадлежностями. Разрывая их, Ирина чуть было не уничтожила письмо с непонятным обратным адресом.

" Центр поддержки журналистики стран СНГ. Объявляется конкурс на лучший цикл печатных публикаций о представителях сельского хозяйства, образования, творческой интеллигенции..."

Еще не дочитав до конца, Ирина уже решила, что нужно послать на конкурс работы Высокова. Не афишируя отослать. Пусть завтра этим и займется Светочка.

XII

Тюленев сильно хлопнул дверью Колосовского внедорожника, выразив в этом жесте свое отношение к происходящему. И направился в офис "Фактор ТВ". В рюкзаке он нес свой взнос в новую компанию, которую по общему решению возглавил Андрей Соколов.

Позвонив через неделю Петру, Павел с замиранием сердца ждал решения приятеля о ссуде столь большой суммы денег в новый интернет-проект. Колосов был неожиданно любезен и вновь пригласил его в свой деловой центр, только на этот раз непосредственно в кабинет.

Обилие дорогой кожаной мебели и антикварных вещей в приемной несколько вывело Павла из равновесия, и он подумал, как, в сущности, мало знает о Колосове и его текущей деятельности.

Вышколенная секретарша, не особо молодая, как ожидал Тюленев, но холеная и аристократичная, как будто сошедшая с экрана фильма об английской монархии, ничем не выдала своего изумления при виде в столь пафосном месте видавшей лучшие времена куртки, заляпанных грязью кроссовок и плюшевого тигренка на рюкзаке Тюленева. Она привычно показала хорошие зубы, знакомые с дорогим дантистом, и предложила подождать Петра Алексеевича, занятого переговорами.

- Кофе, чай?

- Если можно, кофе, - откашлявшись, произнес Тюленев, аккуратно присаживаясь на винтажный кожаный диван цвета коньяка. Рюкзак он не решился поставить рядом на сиденье и примостил около ног.

Послышался шум кофемашины, и через пару минут леди секретарша подкатила к Тюленеву столик с маленькой чашечкой из тончайшего фарфора цвета слоновой кости с золотым ободком, сахарницей с несколькими видами сахара и сливочником. Павел не решился воспользоваться всеми этими щипчиками, ложечками и, взяв чашку в руку, стал глотать кофе, стараясь не громко отхлебывать. Он подумал, что сейчас, наверное, пьет какой-то очень дорогой напиток, который стоит бешеных для него денег, но никакого особого вкуса не ощущал. Приятная горечь, мягкое послевкусие, лучше, конечно, сублимированного "Нескафе", но, честно скажем, ненамного.

Чтобы преодолеть смущение, Тюленев достал планшет и с сосредоточенным видом стал открывать и закрывать диалоговые окна.

Но вот послышался телефонный звонок, и секретарша распахнула перед Павлом массивную дверь, обитую, как и многое в приемной, натуральной кожей. "Своих врагов", - неожиданно для себя дополнил Тюленев мысли.

Колосов вышел из-за огромного стола и пожал Павлу руку, приобнял за плечи. Увидев тигренка на рюкзаке, засмеялся.

- Так ты, оказывается, охотник?

Тюленев засмущался.

- Дочка подарила. Велела всегда с собой носить.

- А сколько твоей дочери лет? - усаживаясь в кресло, поинтересовался Петр.

- На днях будет двенадцать.

- Хороший возраст. Думаю, ей хочется гордиться отцом.

- А она и гордится, - немного нервно ответил Тюленев, разместившись в кресле напротив хозяйского стола. - Что ты решил? - Павел хотел ясности, и все игры в аристократическое общество ему стали надоедать.

- На какой срок тебе нужны деньги?

- Ну, я думаю, месяца через три я смогу понемногу начать отдавать.

- А если не сможешь?

Тюленев задумался.

- Знаешь, я мог бы тебе предложить почку, но сомневаюсь, что это тебя устроит. А больше у меня ничего нет. Ты же не думаешь, что я смогу выгнать свою семью и продать единственную материальную ценность - квартиру?

- Давай надеяться, что до этого дело не дойдет. А пока напиши мне расписку, что берешь такую-то сумму денег в долг и обещаешь вернуть частями, начиная с такого-то срока. Полная сумма займа будет погашена в течение года.

Колосов нажал на кнопку селекторной связи. Через несколько секунд в кабинет вошла секретарша и положила перед Тюленевым несколько листов бумаги и ручку. На листах был напечатан шаблон расписки с пропусками на месте суммы, дат и паспортных данных заемщика.

Павел достал из рюкзака паспорт и стал заполнять бланк.

Тем временем Колосов открыл портфель и достал прозрачную банковскую упаковку с деньгами. Пятьсот тысяч. Сто билетов по пятерке. Для кого-то привычная, небольшая часть месячных расходов, а для большинства - издевательство над их сознанием. Потому что для них пятьсот тысяч - это огромная сумма, вагон, во всяком случае, чемодан денег, но не обычная пачка в полтора сантиметра толщиной и весом в сто граммов.

Тюленев поставил подпись и протянул бумагу Колосову.

- Пиши второй экземпляр себе.

- Мне не надо. Я и так не забуду.

- Ну, тогда вот тебе мое условие. Сейчас я дам машину и тебя отвезут с деньгами к Соколову. Там ты передашь деньги ему. Не обижайся, но мне бы не хотелось, чтобы часть этих денег сразу бы ушла на другое. Это мой целевой вклад в интернет-телевидение, а не материальная помощь Павлу Тюленеву.

- Это унизительно, чувак, - Павел даже покраснел от переполнявших его чувств.

- Как хочешь. Вот деньги. Ты можешь их взять с этим условием или отказаться, я передам тебе расписку, и ты ее порвешь.

Тюленева внезапно охватил безотчетный страх. Он вдруг почувствовал, как по позвоночнику потекла струйка пота. В глазах потемнело, стало трудно дышать. Но через несколько секунд все также быстро прошло. Лишь сырая футболка напоминала о произошедшем нервном всплеске.

Павел облизал губы.

- Я согласен.

Колосов вышел из-за стола, передал ему деньги и похлопал по плечу.

- Ну что, без пяти минут медиамагнат, по рукам?

Павел кисло улыбнулся и протянул руку.

Секретарша уже вызвала водителя, и он ждал Тюленева в приемной. Затем они поехали на лифте в подземный гараж. Но не успел водитель завести колосовский Lexus, как ему позвонили по телефону. И он заглушил двигатель.

- Что-то забыли, - пояснил водитель.

Через минуту к машине подошла секретарша с папкой, ручкой и незаполненной распиской.

- Петр Алексеевич все же считает, что нужен и второй экземпляр. Давайте мы все заполним, а вы просто сейчас поставьте подпись и напишите; "Мною прочитано и согласовано".

Темнота опять стала подступать к глазам, Тюленев вышел из машины, достал сигарету и закурил прямо у знака, недвусмысленно запрещающего это делать. Водитель было открыл рот, но посмотрел на секретаршу и ничего не сказал. Через минуту все пришло в норму.

- Давайте, - протянул Павел руку за пером, не выпуская изо рта сигареты.

Расписался, отдал бланк и стал искать, куда бы выбросить окурок.

- Не волнуйтесь, я все сделаю сама, - любезно сказала секретарша и вынула окурок из пальцев Тюленева.

Водитель еще внимательней посмотрел на нее и опять промолчал.

Через минуту машина уже мчалась по улицам города.

XIII

Ирина уже двадцать минут сидела в приемной Рыльской. Приехав к назначенному времени, она узнала, что у чиновницы есть более интересные, чем она, посетители - журналисты из Москвы, которые выиграли контракт на создание рекламного документального фильма об области.

Скрябина слышала, что контракт был составлен таким образом, чтобы в победителях оказалась именно хорошо знакомая Рыльской команда. И вот теперь эти гении документальной рекламухи, что само по себе оксюморон, получали от Татьяны Сергеевны инструкции, где, когда и кого нужно снять для областной нетленки.

Приемная не радовала глаз ни вкусом, ни размахом. Дешевые стулья, старая вешалка и секретарское рабочее место в половину кабинета. Какое-то разнообразие в эту серую казенщину вносили цветы, приютившиеся на подоконнике. Но было видно, что никто за ними не ухаживает и живут они здесь временно.

Сидеть было скучно, но Ирина не решалась покинуть кабинет и сделать пару рабочих звонков. Почему-то она решила, что Рыльская выйдет провожать гостей и ей станет стыдно при виде Скрябиной, сидящей в приемной на неудобном стуле вот уже полчаса. А если она отойдет и Рыльская "подвига" не увидит, то как бы и нечего смущаться: сроки встречи изменились, но никто не внакладе - каждый занимался своим делом...

И вот дверь открылась и из кабинета вышли трое: две женщины неопределенного возраста богемного вида и мужчина, который более органично смотрелся бы на подиуме какого-нибудь показа модной одежды. Они были веселы и спокойны. И этим стали Ирине еще более неприятны. Она тоже хотела быть богемной и спокойной, радостно улыбнуться Рыльской и сказать, что власть должна думать о своем солдате информационного фронта: кормить его, поддерживать, а не посылать на передовую с дубиной вместо оружия и наставлениями вместо помощи. Но это только желания. Рыльская не вышла из кабинета, не оценила почти часового сидения Скрябиной под дверью, и ей было глубоко безразлично то, что волнует ее шахматного офицера.

В кабинете Ирина в который раз поразилась, как дорого, скучно и безвкусно можно оформить место работы. Искусственно состаренная мебель, бордовый ковер, на огромном столе деревянный письменный набор. На полках резных шкафов фотографии хозяйки с политически выверенными господами. Кремлин-шик. Новый стиль старых чиновников.

Было видно, что Рыльская торопится поскорей закончить разговор со Скрябиной, чтобы приняться за более важные для нее дела. Всего за несколько минут Ирине было сказано, что любовь журналистского коллектива к учредителю - областной власти - должна быть искренней, а не корыстной. Губернатор не заинтересован в том, чтобы на Старой площади возникли вопросы о больших суммах, направляемых из бюджета для поддержки того или иного СМИ.

- Но государственные СМИ на то и государственные, чтобы формировать информационное поле в определенном ключе. Нам не выжить без помощи государства, мы же не рекламная газета с объявлениями, - Ирина сама не ожидала от себя таких слов. Она знала их запретность, но не могла промолчать. Она вспомнила снисходительность главного бухгалтера редакции и сытую веселость журналистской команды, которая была в этом кабинете сегодня до нее.

- Ирина Петровна, с вас никто не снимал ответственности за все, что связано с изданием. В том числе и за результаты хозяйственной деятельности. А что там с "Овощеводом"?

- Колпаков работает. Встречается с теми, кто уволился.

- И был уволен. Колпаков, как мне говорили, совсем не трезвенник, вот пусть и поговорит с теми, кто имеет определенный взгляд на случившееся увольнение.

- Но насколько корректно в материале упоминать тех, кто был уволен за пьянку, прогулы и воровство?

- А почему бы нет? Они тоже люди. Они могут иметь свою точку зрения на бывшее место работы. Для хорошего журналиста не всегда нужны реальные факты. Вполне достаточно задания, - проговорила Рыльская, рассматривая что-то в окне, а потом повернулась и прямо посмотрела в глаза Ирины.

- Я доверяю вам, Ирина Петровна. А мое доверие дорогого стоит. Материал должен выйти не позднее следующей недели. Предварительно покажете его мне.

Такого поворота Скрябина не ждала. Она сохраняла иллюзию, что их отношения с патронессой будут пусть не дружескими - это слишком обязывает, но партнерскими. А тут прямые указания, без лирики и прочих "гнилых" интеллигентских разглагольствований.

- И еще. Дом художников должен будет переехать в другое здание. Нужна поддержка газеты в этом вопросе. Приведите мнение тех, кто относится к таким изменениям положительно.

- Положительно?

- Конечно. У нас умная творческая интеллигенция, она поддерживает позитивные перемены.

Ирина почувствовала, как горло ее перехватило от гнева. Восемьдесят лет художники занимали эту бывшую резиденцию губернатора, старинный особняк XVIIIвека с лепниной и мраморными лестницами. В нем проходили многочисленные выставки местных и приглашенных художников, скульпторов, фотографов, дизайнеров. Двести детей от 3 до 18 лет занимались там творчеством за чисто символическую плату. И вот теперь дом понадобился какому-то своему человечку.

Руки Ирины сжались, с губ готовы были сорваться обидные для Рыльской слова. Она посмотрела на собеседницу, и пыл ее угас. В кресле сидела рыхлая тетка солидного возраста, которая просто не понимала и не могла понять свою неправоту. В ее системе координат давно не было понятий чести, совести, правды. Все они остались в далеком прошлом. Поэтому сказать ей свое мнение на происходящее было бесполезным, хотя и героическим поступком. Рыльская ничего не поймет, а Ирина лишится работы, возможно, с "желтым билетом", осложнит жизнь сыну, Высокову, Капустиной и некоторым другим сослуживцам, потому что другой редактор, вероятнее всего, вычистит их с насиженного места, как недостаточно благонадежных.

- Хорошо, - проглотив комок в горле, сказала Скрябина, - этим займется Капустина. А у меня к вам еще один разговор.

Рыльская видела настроение Скрябиной и внутренне усмехнулась. Она считала себя специалистом , поэтому была уверена, что с новым редактором придется поработать, но она быстро станет податливым материалом.

Ирина понимала, что ее вместе с газетой используют, ничего не давая взамен. Несколько минут она боролась сама с собой. Ответственность за редакцию пересилила огромное желание кинуть в эту рыхлую тетку папкой и уйти, громко хлопнув дверью.

- Мы хотели бы получить за вашей подписью распоряжение, обязывающее все государственные учреждения подписываться на "Губернаторские вести", а также получить рекомендательное письмо, которое нам облегчит сближение с бизнес-структурами, - как можно спокойнее произнесла Ирина.

Рыльская водила толстым пальцем по экрану планшета. Держала паузу.

- У вас много желаний и плохой рекламный отдел, который не может получить дивидендов с одного названия "губернаторская газета". Их организовать - ваша работа, но если вы хотите помощи... - Рыльская замолчала, опять потыкала пальцем по экрану планшета и продолжила: - Я посмотрю что можно сделать. Но и я надеюсь на вашу помощь.

Рыльская, не мигая, смотрела на Ирину.

- Все что в наших силах, - Скрябина не отвела взгляда.

- Вот и славно. Тогда, я думаю, вам пора вернуться к своим делам, - Рыльская потянулась к телефону, давая понять, что аудиенция закончена.

Скрябина отправилась к выходу, чувствуя тяжелый взгляд хозяйки. Около лифта Ирина столкнулась с давней знакомой, вот уже лет пять как променявшую журналистику на чиновничью работу Людмилой Бакатиной. Вальяжная, как всегда, она радостно улыбалась.

- Привет, главред. Пошли кофе пить?

- Да лучше чего-то покрепче.

- Ты у Татьяны была?

-Что, по мне очень видно?

Людмила рассмеялась.

- Она тетка принципиальная.

Ирина еще не слышала такого определения качествам Рыльской. Даль и Ожегов недоуменно пожали бы плечами на такую характеристику, а учительница какой-нибудь средней школы за это определение точно поставила бы Бакатиной пару.

Подруги вошли в кабинет, заваленный районными газетами, но при всем хаосе уютный и "женственный". На чайном столике много вкусностей, на стенах развешены фотографии внуков и самой хозяйки вместе со знакомыми журналистами.

Ирина знала Бакатину лет двадцать. С тех перестроечных пор, когда они вместе сидели на заседаниях областной думы и строчили материалы в номер. Это были занятные времена. Депутатствовали тогда интереснейшие персоны, которые победили на всенародных выборах благодаря не деньгам или связям, а только собственной позиции и красноречию. Каждое заседание думы превращалось в представление.

За 5-6 часов заседания Скрябина и Бакатина успевали о многом переговорить. И знали друг о друге много личного. Затем пути их разошлись, Людмила оказалась в околовластных кругах. Ее умение завязывать и поддерживать знакомства позволили ей занять неплохую должность в аппарате пресс-службы. Но не такую высокую, как бы хотелось. Поистине лошадиная трудоспособность и преданность не спасали. Пагубную роль сыграла неизгладимая журналистская поверхностность.

- Люда, вот ты мне скажи, вы заинтересованы, чтобы в газете под вашей эгидой выходили материалы не только о том, куда ездит губернатор и прочие чиновники, но и материалы о людях, которые живут в области? - дала волю своему раздражению Ирина.

Она бросила сумку на ряд стульев, сняла пиджак и удобно уселась за чайный столик, не заботясь о том, как бы выглядеть поэлегантнее.

- Ты ждешь, что я соглашусь и скажу, как нам важно прочитать о дяде Ване из районного клуба и Марии Степановне из фельдшерского пункта? - Людмила уже наливала себе и Скрябиной кофе - Нет. Нам совершенно наплевать, как они живут. Нам важно, чтобы деятельность администрации была освещена в полном объеме.

Бакатина поставила френч-пресс и, улыбаясь, посмотрела на Скрябину.

Такого Ирина не ожидала. Она с удивлением, как на незнакомку, посмотрела на свою старую приятельницу.

- То есть нужно забыть про журналистику, про желание сделать читабельную и интересную газету и просто выпускать административный листок?

Ирина еще надеялась, что неправильно поняла Бакатину. Людмила, не переставая улыбаться, подвинула свое кресло поближе к столику, села и скрестила руки на груди.

- По сути да. Но наличие "живых" материалов может стать преимуществом при выделении грантов, финансовой помощи и проведении конкурсов.

- Ты издеваешься?

- Нет. Твоя задача правильно "облизывать" власть и качественно выполнять ее распоряжения. Все. Не надо подвигов, не надо работы на износ. Ты у руля губернаторской газеты. Так не выпусти его. Думаешь, мало желающих тебя скинуть за борт?

Ирина с ужасом смотрела на Людмилу.

- Но я недавно главред.

- Вот и оставайся им, - Бакатина недрогнувшей рукой взяла чашку и стала пить кофе, - Не стоит строить из себя акулу пера и сориться со своими подчиненными, дабы не найти проблем на свою пятую точку.

- Ты о Метле? - Ирина прикусила свой указательный палец.

- Да. Она уже позвонила всем, кому могла. Плачется, что ты ее с Высоковым третируешь. Полегче с ней. И с Высоковым тоже.

- А он-то при чем? - Ирина отпустила палец, взяла со столика конфету и развернула фантик.

- Ты в курсе, что он делал материалы для недружественных нашей власти радиостанций?

- В курсе. Но в этом нет ничего плохого. Это были обычные материалы, - Скрябина говорила с набитым ртом, поэтому вместо ясного ответа у нее получилось какое-то мычание.

- Конечно, - Людмила притворно всплеснула руками, - то предпринимательницу с тремя детьми, один из которых инвалид, видите ли, с насиженного места турнули, то инвалиду войны в квартире отказали.

- Но так оно и было. Это не является тайной.

- Ирка, прекрати его опекать. Он не доведет тебя до добра. У тебя сын, о нем подумай.

Скрябина была так ошарашена разговором, что забыла про кофе.

- О чем ты? Что происходит?

- Ничего особенного. Просто жизнь поворачивается другим боком. Работа на дороге не валяется. Особенно такая.

- Так почему меня на нее взяли, если я сама "не такая"? - Ирина протянула руку и взяла чашку с остывшим напитком.

- Рыльская считает, что ты сможешь быстро забыть про прошлые "заблуждения", да и никакой другой кандидатуры не было, чтобы устраивала всех. Ты - компромиссный вариант.

- А сама как считаешь?

- Я не уверена, потому что знаю тебя больше Татьяны.

Кофе был невкусный, Ирина пила его и морщилась.

- А как тебе самой с ней работается? Впрочем, в этом кабинете не спрашиваю. К тому же у тебя есть замечательное качество влюбляться в своих начальников. Поэтому, наверное, ты так надолго в этих стенах и задержалась.

- Хорошее качество, - улыбнулась Бакатина. - Перенимай!

После того как гостья ушла и чашки были вымыты, Бакатина пару минут, прищурившись, глядела в окно. Она уже поняла, что сегодняшнее место - "потолок" в ее карьере. Не тот, который бы хотелось, но позволяющий на хлеб намазывать слой масла, а вместо икры класть кусок колбасы. А это сейчас дорогого стоит. И этому месту надо "соответствовать". Осознав такой расклад сил, Бакатина очень любезно приняла "новую власть". Она стала для Рыльской ценным информатором обо всех событиях, происходящих в журналистских кругах, не гнушалась рассказами о настроениях коллег по администрации. Но это так, не регулярно, а чтобы внести иногда лишнюю копеечку в копилку расположения.

XIV

Ирина шла по улице, ничего вокруг не замечая. Солнце, золотые листья и бодрящий воздух с запахом яблок, грибов и дождя, оставались для нее невидимы и неосязаемы. Скрябина полностью ушла в собственные мысли и чувства. Сейчас она ненавидела Рыльскую и мысленно желала ей всего самого плохого. Но даже в воображаемых обстоятельствах Ирина понимала, что боится Рыльскую и не сможет ничего ей предъявить.

В редакции Ирине даже не пришлось звать Капустину. Они столкнулись в коридоре, и Светлана сразу пошла в редакторский кабинет.

- Слушай, я тут познакомилась с отличным дядечкой. Работает преподавателем на кафедре машиностроения в институте и в 60 лет нашел себя в живописи. Прекрасные картины рисует. Представляешь, ему даже в Германии предлагали выставку сделать, а у нас его мало кто знает. Он вообще очень интересная личность. Давай сделаем о нем материал.

- А кто платить за него будет? Сам? - Ирина бросила пальто на конференц-стол и прошла к своему креслу.

- А почему платить? Он же не коммерческая структура. Интересный человек, а у нас областная газета. Что ж, только про власть писать будем? Осталось только сводки из туалета администрации вести.

Светлана не подходила к Ирине, она говорила и рассматривала выставленные в шкафу подарки предшественников Скрябиной. Затем открыла стеклянную дверцу и погладила деревянного богатыря со шлемом по голове.

Ирина смотрела на все эти манипуляции невидящим взором. Она растирала кончиками пальцев виски и пыталась собраться с мыслями.

- Если платить начнут, то и сортирные сводки вести будем. Ты прекрасно знаешь, что прежде всего мы должны информировать читателей об официальных мероприятиях - это основное блюдо, а остальное - десерт. Без него и обойтись можно.

- Но не только же щи хлебать? Кислятиной в редакции пахнуть стало. Неужели ты думаешь, что человеческие материалы могут вызвать негативную реакцию "наверху"? - Капустина отошла от шкафа и села в кресло напротив Ирины, - Мы не можем не писать о людях. Нас и так мало кто читает и выписывает. А в свете распоряжений из "Белого дома" скоро вообще станут перекладывать в макулатуру. Тираж снизился до минимума. Нас выписывают только по разнарядке.

- Это их дело. А наше с тобой дело выполнять договор с администрацией. Тираж Рыльская пообещала обеспечить. Из бюджета выделят деньги на подписку для сельских поселений, старост и социальных учреждений. Напечатаем мы про твоего преподавателя-художника, и сразу же с докладом в администрацию побежит председатель областного Союза писателей. С него мы денег запросили, а тут самоучкам подарки раздаем. Этот председатель постоянно в администрацию бегает. Хочет госзаказ получить на серию рассказов "Сторона родная всех родней и краше", напечатать эти опусы миллионным тиражом и снабдить такой макулатурой все школы области, чтобы они всегда помнили о том, где у них Родина, где их место. Хочешь, вот об этом и напиши. В субботний номер поставим. А социалки тебе не хватает - поезжай по районам с губернаторскими проверками и будешь описывать, как плохо люди жили при прежнем губернаторе и как они замечательно заживут после того, как их проблемы решит хозяйка всея области Алевтина Георгиевна Медведева.

- А тебе не противно? - как в кабинете Бакатиной Ирина смотрела на Людмилу, сейчас на нее так же смотрела Капустина. Круговорот удивления в природе.

- С чего бы? Я четко решаю поставленные задачи. Да и тебе не противно, не надо преувеличивать. Зарплату с удовольствием получаешь, а издержки есть в каждой профессии.

Светлана встала, молча развернулась и пошла к двери. Она не могла понять, играет Скрябина или говорит серьезно, потеряв связь с реальностью.

- Света, подожди.

Гнев, который мешал Ирине дышать и заставлял говорить не то, что думаешь, вдруг испарился.

Ирина Петровна ценила Свету Капустину, потому что та любила людей, любила город, в котором жила, и смотрела на мир с оптимизмом. В журналистику она пришла после работы в школе. Для нее не было нелюбимых тем. Писала о политике, экономике, социальных учреждениях и спорте. И в любом ее материале на первом месте был человек, личность. Рекламный отдел очень ценил Капустину за безотказность, обязательность и позитивный настрой. Почти все ее материалы принимались заказчиком с первой попытки, хотя в них почти не было "соплей и сиропа", специалистом по которым в редакции была Карманова. "Она совсем не подлая", - кто-то давно сказал о Капустиной. И это была правда. Даже своего злейшего недоброжелателя Светка готова была спасать от нападок. Она верила, что только доброта спасет этот безумный мир.

- Светка, - Ирина сделала паузу, потерла лицо, - Они выселяют художников из их Дома.

Капустина обернулась. Глаза у нее расширились, с губ сорвалось неприличное слово.

- Зачем? Им что, места мало?

- Такого места в самом центре города и в таком особняке у них нет. Начнутся проверки налоговых и прочих силовых структур. Они обязательно найдут там коррупцию, и шокированные художники сами согласятся на переезд.

- Так надо что-то делать. Стараться не допустить подобного.

- Света, они ничего не поймут. Я заикнулась. Как со стеной поговорила.

- Но это нельзя бросать.

Светлана опять приблизилась к столу Скрябиной. Ирина вздохнула и посмотрела пристально на Капустину.

- Ты сама напишешь материал обо всем этом.

- С ума сошла? Никого другого не нашла писать этот пасквиль? - глаза Светланы расширились и весь облик выдавал сильнейшее возмущение.

- Ты напишешь, я сказала. Карманова, Метелина и вся гоп-компания накарябают так, что в администрации понравится. Только много людей, мнением которых мы с тобой дорожим, после этого газету и в руки брать не будут. Поэтому пиши ты. Представь все точки зрения. Я тебя очень прошу.

- Мой материал не пройдет проверки у Рыльской.

- А я его и не покажу. Прямого указания для этого не было. Напечатаем на дурачка.

- Ира, ты играешь с огнем. Но я напишу, конечно.

После кабинета редактора Капустина стала спускаться в курилку. Светка хорошо помнила советские перестроечные и нынешние региональные СМИ. Они разительно отличались. В советских газетах вы могли найти материалы и о доярках, и о простых бухгалтерах, но это были образцово-показательные труженики. Статьи о них должны были стать стимулом для других еще не совсем, а чаще всего совсем непоказательных доярок и бухгалтеров.

На страницы перестроечных изданий доярки и бухгалтеры могли попасть, если прирежут друг друга или съедят своих детей. Скандалы и кошмары интересовали журналистов. Но встречался и качественный анализ ситуации, почему скромные труженицы дошли до жизни такой. Журналистские расследования были востребованы и популярны. Мастеров этого жанра, таких как Высоков, боялись и уважали. В двухтысячных на место этих профессионалов пришли шакалы пера. Они уже не выслеживали врага, а ждали, когда какой-то высокопоставленный человечек перебежит кому-нибудь дорогу и компромат на него журналисту сольют заинтересованные товарищи в штатском. Они и скажут "фас". Вместо расследований сплошная заказуха. Сейчас без команды журналист даже информацию перепроверять не будет. Лениво.

А живых, нормальных людей на страницах СМИ не стало совсем. Или бодрые директора компаний, заплатившие за рекламу, или официальная информация, в лучшем случае, художественно переработанная. За право на кусок этой переработки в редакции дерутся. Сидишь в редакции и стучишь по клавишам, гонорар и почет.

Газеты, радио и телевидение вместе с властью и крупным бизнесом живут в параллельном мире, отличном от среднего человека.

В то время как Капустина набирала номер знакомого художника, чтобы сориентироваться в складывающейся ситуации вокруг Дома искусств, в кабинет главреда вошел Высоков.

Ирина вычитывала первую полосу газеты: Алевтина Медведева на открытии нового дома для престарелых.

Алексей подошел к ней и заглянул в распечатанную страницу.

- Читаешь! Это у нас будет дом свиданий образцовых престарелых с высокопоставленными чиновниками. Ты слышала, что жителей этого дома отбирали практически, как космонавтов: ходячие, чистоплотные, в своем уме, приятной наружности? Собирали со всей области.

- А Бакатина права, когда говорит, что тебе везде надо найти чернуху. Откуда ты знаешь про престарелых? - Ирина ехидно посмотрела на вольготно расположившегося в кресле Высокова.

- А у меня кругом знакомые-приятели. Я, в отличие от некоторых, с людьми не сорюсь, вот они и отвечают добротой на доброту. Так что у нас плохого?

- Плохого масса. Только не будем заострять на этом внимание. У тебя в еженедельнике место в следующем номере есть?

- Есть. А кого надо "погладить" бодрым текстом? Иногда мне кажется, что мы скоро всех этих монстров так залижем, что им в сортир будет сложно ходить. Все отверстия зарастут.

- Не волнуйся за них, - Ирина продолжала править первую полосу - Они за нас не волнуются.

Затем отложила ручку.

- Давай сделаем несколько материалов о здоровом образе жизни: нет курению и алкоголю, вперед к Олимпиаде!

Высоков демонстративно достал пачку сигарет, зажигалку и закурил. Ирина наблюдала, как он делает затяжку и медленно выпускает струйку дыма.

- Меня всегда умиляет, когда за трезвость и нравственность борются алкоголики и развратники. В административный буфет не успевают завозить бухло. Если раньше его разбирали под праздники, то теперь каждый вечер как праздник. Виски им подавай, дорогие портвейны и вина. После этого не удивляет, что мы пожинаем утром.

- Лешка, хватит острить, - Ирина отогнала дым от лица. - Меня Рыльская своими ценными указаниями просто замучила. Давай поставим пару текстиков о здоровом образе жизни.

Ирина сказала, а потом испугалась, прикрыла рот ладонью и посмотрела на телефон спецсвязи. Алексей посмотрел на Скрябину пристальным взглядом, подошел к аппарату и выдрал шнур из стены.

- Лешка, зачем? Они сразу поймут, что я знаю, зачем стоит телефон.

- Ты так испугалась, что я подумал, что там змея, по крайней мере. Вот и обезвредил ее. А ты, оказывается, прослушки боишься. Ну, и незачем строить из себя дуру. Поймут и поймут. Про материал мне все ясно, а Данила как?

Ирина смотрела на выдранный шнур спецсвязи.

- Как все подростки. Играет в компьютерные стрелялки, учится из-под палки и меня не слушает.

- Что же ты такого говоришь, что тебя нормальный, умный парень отказывается слушать.

- Уйми свою иронию, Макаренко, - Скрябина перевела взгляд на Высокова. - Я хочу, чтобы он получил нормальную профессию. Прикладную. А он твердит об истории, которая в нашей стране переписывается каждые десять лет. Разве можно ее сделать делом жизни?

- Он просто хочет найти точку опоры, узнать правду.

- И сидеть с этой правдой, которая никому не нужна, за пять копеек?

- А тебе всегда нравятся те, с кем ты имеешь дело? Они получают тысячи, сотни тысяч, миллионы и что?

Сегодня все смотрели на Ирину с улыбкой, и это уже начинало сильно раздражать.

- Знаешь, для своего сына я хочу, чтобы он был сытым и мог хорошо устроиться в жизни.

- Ирка, ты это врешь. Все ты придумала.

- В каком смысле? - Ирина взяла в руки пресс-папье, примериваясь, как бы его запустить в Высокова, чтобы попасть, но не покалечить.

- В прямом. Общество потребления навязывает тебе ту модель, которая тебе не свойственна, - одним быстрым движением Алексей выхватил у Ирины пресс-папье и поставил рядом с собой.

- Леша, но именно в этом обществе мы и живем. Как же ты не хочешь этого понять?

- Понимаю, - Высоков поднялся с кресла и передал Ирине рисунок, который только что нарисовал ручкой. - Принять не могу.

Когда Высоков закрыл за собой дверь, Скрябина посмотрела на рисунок. Легкими штрихами на бумаге была нарисована белка в колесе. Колесо быстро крутилось, белка бежала, и в глазах ее был испуг.

XV

В субботу, когда Ирина проводила Данилу в школу и решила еще немного поспать, раздался телефонный звонок.

- Ирина Петровна, это с охраны звонят. Тут какие-то люди пришли, говорят, устанавливать оборудование. Мне что делать?

И почти шепотом.

- У них всех удостоверения из областной администрации.

- Какое оборудование, какие книжки?

Спросонья Ирина никак не могла понять, что происходит. Потом она стряхнула оцепенение и уже уверенным голосом распорядилась:

- Дайте самому главному из них трубку. Что за оборудование? Почему меня не предупредили?

- Здравствуйте! Почему вас не предупредили - вопрос не ко мне. Мы пришли ввести вас в общую с администрацией сеть и починить спецсвязь. А вы мешаете нам это делать, - голос на том конце провода был укоризненным, но не нахальным.

- Я просто впервые об этом слышу, - Ирина была ошарашена происходящим. - Вам придется подождать, пока я доеду. Все должно быть в моем присутствии.

Ирина кинулась одеваться и вызывать такси. Уже сидя в машине, она подумала, как быстро они поняли, что канал не работает. Значит, постоянно слушают, или донес кто? Но кто? И что это за единая сеть?

На вахте сидел охранник Сергей Иванович, пожилой человек совсем не охранного вида с седой бородой. Иногда к нему приходила внучка, и было слышно, как она ему читает сказки из большой книги с картинками. Он очень нравился Ирине, и с ее легкой руки его в редакции стали называть Мороз Охранович.

- Ирина Петровна, а они вас не послушались. Сказали, что им надо еще на другие объекты ехать, и поднялись в ваш кабинет, - Сергей Иванович вышел из-за стойки.

- Не волнуйтесь, - Ирина успокоительно похлопала его по плечу, - Я все выясню.

И побежала на второй .

В кабинете хозяйничали двое мужчин. Оба в штатском. На конференц-столе был разложен многочисленный инвентарь. Один устанавливал что-то в компьютере, другой чинил телефон спецсвязи.

- Почему вы меня не подождали? - Ирина задала вопрос для проформы, потому что было понятно, что своего хозяина они боятся гораздо больше, чем ее, и слушать будут только его распоряжения.

- И вновь здравствуйте! У нас график. Поэтому ждать мы не можем, - ответил тот, кто копался в компьютере. Он добродушно улыбался и этим стал еще более неприятен Ирине.

- Меня никто не предупреждал! Что это за сеть?

- Предупредить были должны. А вот что за сеть, я вам отвечу. Теперь вы находитесь в общей системе со всеми компьютерами областной администрации. Поэтому теперь вам не нужно тратиться на всякие антивирусные устройства. Мы всегда будем отвечать за ее безопасность. И еще. Раньше, чтобы послать какой-то документ кому-то в администрацию, надо было отправлять его электронной почтой. Устаревшая и очень уязвимая процедура. А теперь вы создаете в общем разделе свою папку, и ее содержимое всегда может посмотреть заинтересованный человек. И обратно то же самое: для вас могут выкладывать документы в эту папку.

- Что такое общая сеть я прекрасно понимаю. Но зачем она нам такая связь с администрацией? Значит, теперь вы сможете залезть в любой компьютер редакции? Мы все под колпаком?

Ирину била мелкая дрожь.

- А почему вас это пугает? - широко улыбнувшись, спросил спецслужбист. - Все личные файлы должны храниться в домашнем компьютере. Не надо путать личное и рабочее. Это шаг к безопасности. Вот так и надо это интерпретировать. А что у вас с телефоном было? К вам не могли дозвониться, заодно дали задание наладить связь.

- Я его случайно вырвала. Приняла за другое.

- За что?

- За другой провод, - Ирина смотрела прямо в глаза своему мучителю и нервно облизывала губы.

- Какой другой? - было видно, что службист ничего не понимает. - Да ладно. Теперь мы все починили, и вы всегда будете на связи. А теперь нам надо пройти во все кабинеты к компьютерам. Не возражаете?

- Возражаю. Только вы все равно меня не послушаете. Сейчас я принесу ключи.

- Да не беспокойтесь. Мы сами все аккуратно сделаем. А вы поезжайте лучше домой.

Скрябина вышла из кабинета и присела на стул. Она не знала, что делать. Кому звонить?

Потом достала телефон и набрала номер Рыльской. Послышались длинные гудки. После пятого Ирина нажала кнопку "отбой".

Сознание Скрябиной не могло вместить, что теперь вся жизнь редакции будет просматриваться-прослушиваться из областной администрации. Зачем? На будущее? Значит, "наверху" не уверены, что сегодняшняя благонадежность долго сохранится. Почему ее не предупредила Рыльская? Как и где теперь можно говорить?

За окном застучал дождь.

- Мне нужно принять ситуацию и жить по их правилам, - внушала себе Ирина.

Но ничего не принималось, и их правила становились все омерзительней.

XVI

Светлана Капустина тихо шла от Дома художников к центру. Столь нетипичный для нее ритм был вызван прошедшим разговором. После получения задания у Скрябиной Светлана начала собирать информацию по учреждению. Кто и зачем хочет занять Дом, было понятно с самого начала. Сложнее оказалось разузнать, почему такая идея возникла. Но теперь общая картина окончательно сложилась. Совершенно точно стало известно, что инициатором такой рокировки выступил Евгений Глазьев, бывший одноклассник Капустиной и ее первая любовь. Красивый богемный юноша с темными, как спелая вишня, глазами, высокий и стройный, как римский бог. Он появился в их 7-м классе после перевода отца-военного в наш городок. Светка любила издали, боясь даже посмотреть на него. А он сам одарил ее своим вниманием.

Женя уже в детстве решил стать знаменитым художником, творческой элитой и не собирался тратить время на всякие физики-алгебры. Практически все предметы Глазьев списывал у Капустиной, для этого и сел с ней за одну парту. Такая у них была "дружба" до окончания школы. Он "позволял" себе помогать. А после выпускного сразу исчез. Спустя годы, когда судьба их сталкивала на тех или иных мероприятиях, Глазьев никогда не отворачивался от Светки, но и ни разу не подошел. Только важно кивал в ответ на ее приветствие. Теперь другие ему "помогали". Он закончил художественно-графическое отделение местного института, съездил в Москву. Но там его талант не особо оценили. В столице много молодых и амбициозных художников. Каждый хочет денег и славы. Только большинству приходится всего достигать огромной работоспособностью, умением оказаться в нужном месте в нужное время и не гнушаться поклонами перед статусными людьми. Евгений работать и кланяться не хотел, вернулся домой. Но из своей недолгой поездки сделал целую легенду о гениальном художнике, который не стал продавать "искусство" за копейки и не согнулся перед пошлостью и коррупцией... Так он занял неплохое место в среде местного бомонда. Но ему всего было мало. Денег, почета, власти. Мешали мастера "старой школы".

Он занялся скульптурой, чтобы своими произведениями "украсить" улицы города. За большие деньги, конечно. Городская администрация была не против. Искусством самопиара он владел мастерски. Только маститые работники искусств почему-то возмутились, а за ними и горожане стали на интернет-форумах нелестно отзываться о его шедеврах. И Глазьев затаил обиду. Поэтому когда в области появилась Медведева, все свои амбиции и планы о мести он стал связывать исключительно с этим именем. И быстро преуспел. Сначала подарил на день рождения ее портрет и получил заказ на картину для подарка приятельнице губернатора. С болью в голосе рассказал о невостребованных скульптурах для города и быстро сбыл с рук несколько из них для установки на площадях, а потом и получил заказ на идеологически выверенные патриотические картины для районных администраций...

А затем Женя Глазьев, длинноволосый, полнеющий от обильных застолий и ночных возлияний придворный художник, осуществил давно лелеемый план мести. Присутствуя совершенно случайно при разговоре о том, что в регион приходит очередная родственная коммерческо-государственная структура и ей нужно найти достойное место для размещения, он заметил, что самое "достойное" место - это Дом художников, который можно перевезти и в другое место. Тем более что там сейчас очень нездоровая атмосфера, нет радости от происходящего, много злопыхателей и, прямо скажем, потенциальных оппозиционеров. Ночью, после того как персональный водитель главы региона привез очередной пакет с элитным алкоголем и этот алкоголь уже попал в горло собравшегося бомонда, идея с переездом была одобрена губернатором. Правда, Глазьев мечтал не только расправиться с теми, кто не одобрял его подход к жизни и искусству, но и самому занять Дом художников, открыть там собственную школу. Но к этому нужно было идти слишком долго. А злоба разъедала его здесь и сейчас.

Обо всем этом думала Капустина, подходя к областному театру драмы. Она давно не идеализировала Глазьева, но такой поворот событий принес ей не просто разочарование в конкретном человеке, но и горечь воспоминаний о школе, детстве и юности, в которых фигурировал Евгений. Светлана понимала, что написать интервью с Глазьевым о необходимости уничтожения, то есть переезда Дома художника в другое помещение, она не сможет. Трезвая, она просто не вынесет такого потока лжи и спеси, задохнется, заплачет, начнет унижаться. А прийти на интервью пьяной, чего Капустиной еще не доводилось делать, значит, просто наброситься на Глазьева с кулаками.

Съедаемая противоречиями, Светлана Капустина зашла в магазин и купила бутылку водки. Самой дешевой. На приличную денег не было.

XVII

Ирина Скрябина посмотрела на часы. Через два часа у нее была назначена встреча с парикмахером, вернее, стилистом, как модно сейчас говорить. Ирина старалась хоть в чем-то походить на успешную businesswomenи поэтому видимые части облика держала в порядке. А пока у нее еще был час времени, чтобы просмотреть еженедельное приложение, редактируемое Высоковым. Обычно это занимало совсем мало времени. Алексей никогда не подводил ни подбором материала, ни оформлением.

Ирина зашла в отдел верстки и взяла полосы будущей газеты. Высокова в кабинете не было.

Вернувшись в свой кабинет, Ирина приоткрыла окно, налила кофе и начала чтение. От заголовков первой страницы чашка в ее руке закачалась. Она поставила ее на стол, зажмурилась, вновь открыла глаза и опять посмотрела на первую полосу.

"Курить и пить - здоровью вредить!" - это был первый заголовок. Далее: "Вонючкам не место в нашей жизни!", "Жирная еда под запретом!", "Не надо полумер!". Ирина почувствовала странное шевеление в волосах. Она не могла понять, что она читает, кто это написал и зачем, к чему эта провокация? Стараясь справиться с сильным сердцебиением, Ирина набрала номер парикмахера.

- Вероника, это Ирина Скрябина. Извините, что подвожу Вас, но сейчас никак не смогу прийти. Цейтнот на работе. Давайте наметим встречу на другой день. Я вам перезвоню.

Ирина нажала отбой. Несколько минут молча сидела, смотря невидящими глазами в пространство. Затем любопытство побороло ярость и растерянность, Ирина начала читать. Она дала задание подготовить материалы против курения, и это было с блеском исполнено: живые истории, мнение врачей и психологов, тест на никотинозависимость, пара карикатур. Но это было только начала таблоида.

Далее шли другие материалы. "Трудящаяся Алина Иванова" жалуется, что ее работоспособность падает от того, что в автобусе и на рабочем месте ей дышат в лицо перегаром, луком и чесноком, поэтому необходимо применять к подобным "вонючкам" статью закона об административном нарушении. Ее поддерживает "трудящийся Карамыскин" - аллергик, который считает недопустимым использование духов, дезодорантов и прочих косметических веществ с сильным запахом в общественных местах, так как это может вызвать у некоторых людей не только тошноту, но и отек дыхательных путей.

Врач Сидоров рассказывает о том, что ожирение не только влияет на работоспособность конкретного человека, но и всего общества, так как сокращается число здоровых работников в народном хозяйстве. Кроме того, родители с избыточной массой тела прививают свое отношение к еде детям и те, в свою очередь, тоже выпадают из числа здоровых, работоспособных людей. Другой эксперт идет дальше и предлагает не принимать на работу людей с избыточной массой тела, если у них нет медицинского подтверждения, что толщина является следствием болезни, а не "распущенности". В "письмах читателя" были и другие предложения: не продавать чипсы, сухарики, газированные напитки детям до 18 лет - "чтобы росли здоровыми"; один день в неделю в школах сделать только спортивным - пусть дети 4-5 часов занимаются исключительно спортом; перестать выпускать одежду более 54 размера, чтобы толстяки или худели, или заказывали одежду индивидуально - это и стимул для похудания, и экономия для легкой промышленности...

Ирина была шокирована, как реальные проблемы сегодняшнего общества можно перевернуть. Снять с государства ответственность за своих граждан, их медицинское обслуживание, образование, культурное воспитания, социальную адаптацию, все возложить на самих людей. Начать геноцид по весу, запаху, привычкам. Всех неукладывающихся в "нормативы" сделать изгоями, презираемыми социумом. Скрябина достала телефон, но звонить не пришлось. Дверь открылась, и Высоков вошел в кабинет. Он казался спокойным, но в глазах был не только интерес, но и озорство.

- Привет. Ты, наверное, меня хотела видеть.

Ирина откашлялась, чтобы начать говорить, но потом сказала совершенно другое, что намеревалась.

- Есть вопросы по номеру. Но мне надо ненадолго отойти. Вы меня не проводите?

Затем Ирина подошла к Высокову, взяла его за рукав пиджака и потянула из кабинета. В приемной он попытался что-то сказать, но Ирина поднесла палец к губам и направилась к выходу из здания. Когда они вышли на улицу и отошли шагов на десять от двери, Ирина заговорила.

- Только честно скажи, ты специально меня подставляешь?

- Что ты имеешь в виду?

- Макиавелли ты недоделанный, думаешь, никто не догадается, к чему все эти материалы? Разве можно нормально воспринять твои параллели с фашистской Германией и прочими тоталитарными режимами?

- А может, все не такие умные, как ты?

- Лешка, я понимаю твое отношение к власти. Но меня зачем подставлять, зачем подставлять людей?

- Почему этому беспределу никто не возражает. Все молчат, хотя бояться пока нечего. Никого не убивают и не сажают. Но все бояться сказать свое мнение вору, взяточнику, подлецу. Мы - журналисты, ты об этом забыла?

- А ты забыл, что у каждого из работников "Вестей" есть дети, родители, которых надо содержать. Ты забыл, что все печатные СМИ области или сдохли, или умирают и только у нас выплачивается относительно нормальная зарплата? Куда все мы пойдем работать, на улицу? Так места дворников заняты выходцами из Узбекистана и Таджикистана. Куда?

Ирина покрылась пятнами, она вышла из себя и, схватив Высокова за лацканы пиджака, стала трясти.

Мимо шла нагруженная пакетами немолодая женщина, она остановилась, посмотрела на парочку и, усмехнувшись, пошла дальше. Такая реакция прохожего охладила Ирину. Она отпустила руки, повернулась и пошла в редакцию. Алексей догнал ее.

- Ира, почему ты не стала говорить в кабинете?

- В выходные приходили особисты. Они поставили под контроль все компьютеры и вновь наладили спецсвязь, может, и жучки поставили, не знаю.

Ирина чувствовала себя потерянной и очень уставшей.

- Но сегодня уже четверг, почему ты не предупредила нас об этом раньше?

- Не знаю. Забыла, наверное. А может, пыталась сама себя успокоить, что ничего страшного не произошло. Да и кого предупреждать? Карманову, Метелину, Касаткина?

- Мы говорили со Светой.

- Капустиной?

Ирина подняла на Высокова покрасневшие глаза.

-О чем?

- С Домом художников все очень плохо. Этого нельзя оставлять. Она сама тебе все расскажет. Когда ты встретишься с ней?

- Давай после работы в кафе напротив. А сейчас я должна подумать, что делать с номером.

- Не беспокойся, у меня полосы, которые тебя устроят. Их поставим. Будет нормальный серенький номер.

- Лучше серенький, чем черненький.

Ирина улыбнулась и вздохнула так сладко, как будто была маленьким ребенком, которому сделали укол. Было больно и обидно, он долго плакал, а потом утешился, когда в кулачке оказалась вкусная конфета.

Возвратившись в кабинет, Ирина открыла сайт местных новостей. Главной новостью дня были обыски в комбинате "Овощевод". Директор предприятия Иван Леонидович Двинский после допроса оперативниками о фактах коррупции на предприятии был госпитализирован с подозрением на инфаркт.

Когда через несколько минут Высоков вошел в кабинет главного редактора, Скрябиной там не было. Добежав до ближайшего магазина, Ирина купила пачку сигарет. А затем, сев на трубу теплотрассы в кустах недалеко от редакции, курила сигареты одну за другой.

XVIII

День рождения - грустный праздник, только если ты рядовой человечек. Но чем выше ты сидишь, тем праздник становится все веселее для тебя лично и более хлопотным для окружения.

Ко дню рождения губернатора готовились заранее. Все желающие лучшей доли или остаться при нынешней думали не только о том, чем одарить главу губернии, но и как поразить, привлечь внимание. Потому что все верили, будто любовь Алевтины Георгиевны Медведевой привлекает любые контракты и тендеры, открывает небывалые возможности и дарит успех.

Забегая вперед, стоит отметить, что все надежды на барскую любовь позже окажутся разбиты. Губернатор могла, конечно, полюбить то или иное предприятие или бизнесмена. И даже говорить о нем тепло со всех трибун и на всех мероприятиях. Но такое тепло постоянно требует "дров" в виде "благотворительных" взносов, финансирования показушных праздников и форумов, памятников и производств, на открытии которых Медведева будет делать реноме благодетельницы. А вот защиты и поддержки от этой любви не будет никакой. Бизнес измеряется в деньгах, а не в красивых фотографиях, рассылаемых пресс-службой администрации. Но это осознание придет намного позже, а пока многочисленные ряды претендентов на похвалу губернатора выбирали подарки, чтобы удивить местную "барыню".

Прежний губернатор шумихи не любил, а так как практически все время пребывания на посту чувствовал неприятие хозяев самых высоких кабинетов страны, то дорогих подарков боялся. В свой день рождения он обычно уезжал на рыбалку и там собирал очень узкий избранный круг.

Новая хозяйка областной администрации прекрасно понимала, что любовь высокого начальства может очень быстро оказаться нелюбовью по самому пустяковому поводу, но пока не стесняла себя условностями ни в поведении, ни в аппетитах.

Чтобы не попасть впросак, выбор подарка многие руководители разного ранга и форм собственности решили согласовать с Рыльской. Та почувствовала в этом реальный шанс упрочить свое положение в администрации и повернуть некоторые денежные потоки в таком направлении, чтобы кое-какие ручейки оседали в ее личном кармане.

Все это сразу выяснила Карпович, но поделать пока ничего не могла. О ее близости к губернатору и влиянии знали, но идти к ней побаивались. Мало кто рисковал просить у нее покровительство. Это злило Олесю Карпович, но не настолько, чтобы изменить свое отталкивающее многих поведение. Она была уверена, что ее время настанет. Для чего? Об этом не знал никто из людей. Только толстый кот Бонифаций был в курсе всех тайных желаний хозяйки. Ему много приходилось выслушивать, когда она мрачная под действием алкоголя возвращалась домой.

Он появился в Олесином доме совсем неожиданно. Промозглым зимним вечером вышел из подвала, где спал вместе с другими котятами, и несмело сделал несколько шагов по чистому, только что выпавшему снежку. Неожиданно большая рыжая собака выскочила из-за угла. В глазах псины котенок увидел охотничий азарт. Пришлось бежать, забираться под машины, чтобы перевести дух, и снова бежать. А когда погоня прекратилась, он оказался в незнакомом дворе и, наверное, замерз бы, если бы не тетка в черном бесформенном пальто. Она неторопливо шла к подъезду и остановилась, чтобы докурить сигарету. И тут котенок заплакал так душераздирающе, что женщина испуганно стала смотреть по сторонам и "кискискать", стараясь выяснить источник плача. Он сразу спрыгнул с забора, подбежал, залез по штанине на грудь этому большому и теплому зверю и там затих, вцепившись всеми коготками в видавшее виды пальто. Так трехцветный кот, названный Бонифацием, оказался в квартире Карпович и стал для нее самым понимающим и любимым существом. Единственным любимым существом. Но пока Боня, уютно устроившись на диване, спал дома, в администрации Карпович внимательно анализировала, как она может осложнить жизнь Рыльской.

Наступил день рождения губернатора. О том, что в этот день Медведева предпочтет уехать в Москву, к своим приятелям сенаторам, министрам и прочей элите, чем выслушивать плебейские дифирамбы местного бомонда, ее окружению было известно за неделю. Но желающих одарить именинницу об этом, естественно, не предупреждали. Да и как было возможно не отметиться в администрации в столь важный день.

У Рыльской все было продумано. Все поздравляющие направляются в круглый зал администрации: отдают цветы одним девушкам, подарки с именными карточками - другим, расписываются в книге поздравлений и уходят, не забыв посетить кабинет начальника СМИ всея области и общественных объединений. Об указанной последовательности всех предупредили. Но поздравительная машина дала сбой.

Около десяти утра, когда стоянка перед администрацией уже не могла вместить всех поздравителей, охрана внезапно перестала пускать посетителей, не имеющих специального разрешения на посещение администрации. Можно было или вызванивать приемную Рыльской, чтобы оформить пропуск, или оставить подарки на столах, которые предусмотрительно принесли из пресс-центра. Дозвониться до приемной оказалось непросто. Секретарша Леночка не успевала сообщать на пункт охраны фамилии пропускников. Поэтому многие оставляли подарки и, тихонько ругая Рыльскую, удалялись. Периодически к столам подходили крепкие мужчины и уносили подношения в круглый зал. И что только им не приходилось носить: бюст губернатора из мрамора; картины с местными достопримечательностями, сельскими проселками и изображением опять же Алевтины Георгиевны; пирог, испеченный в монастыре, размером метр на два; штук десять подарочных фолиантов с золотом, серебром и позолотой; копию Шапки Мономаха...

Те, кто относился к небожителям, обладающим красными корочками для пропуска в здание администрации, пытались следовать технологии, разработанной Рыльской. А некоторым посчастливилось оказаться в круглом зале администрации около полудня и стать свидетелем небывалой по дерзости сцены.

Подарки уже занимали почти половину огромного помещения площадью около 200 квадратных метров. Каждый "сувенир" содержал ярлычок, который показывал "матери-губернатору", кто приложил руку к этому подношению. И вот эти опознавательные знаки стали безжалостно отдирать и складывать бесформенной кучей рядом с цветами. Через пять минут уже было не понятно, от кого макет сверхскоростного поезда, призванного олицетворять то ли стремительность губернатора, то ли развитие области; кто подарил гигантский торт, а кто восточный халат с золотым шитьем. Зал собраний стал напоминать то ли лавку старьевщика, то ли комиссионный магазин. Тут тебе и одежда, и посуда, и живопись со скульптурой.

Узнав о таком афронте, в зал собраний вплыла Рыльская. Шея у нее покраснела, кокетливо завязанный утром шейный платочек теперь напоминал помятый пионерский галстук.

- Что это такое? - начала Татьяна Сергеевна и осеклась.

Около стола, заваленного цветами, стояла Карпович и, не торопясь, просматривала оторванные от подарков визитные карточки. Олеся была в своем неизменном мешковатом костюме, но именно она почему-то казалась здесь главной хозяйкой в отличие от безукоризненно одетой Рыльской. Поэтому у технического персонала и мелких клерков никогда не возникало вопросов, на чьи распоряжения реагировать в первую очередь - конечно, на распоряжения Карпович.

- Представьте, Татьяна Сергеевна, теперь у Алевтины Георгиевны есть даже личный рысак. Я сама видела. Сертификат и документы лежат среди подарков.

Тон Карпович был спокойным и доброжелательным.

Рыльская несколько раз беззвучно открыла и закрыла рот, потопталась с ноги на ногу и только тогда произнесла.

- Рысак - это великолепно. Но, вероятно, нерадивыми работниками была сделана большая оплошность. Теперь трудно разобраться, кто и что подарил.

- А разве это важно? - Карпович подбросила визитки в воздух и улыбнулась. - Неужели губернатор, по-вашему, должна обойти все это барахло и прочитать этикетки на каждом подарочном экземпляре? А для дарителей, думаю, это тем более не надо. "Делай добро и бросай его в воду". Так, кажется, говорится в известной мудрости. А это всего лишь поздравления ко дню рождения. А ждать за подарки похвалы, я думаю, признак очень плохого воспитания. Не так ли?

Рыльской хотелось растерзать Карпович, унизить ее, растоптать, а вместе с ней и охрану, и этих клуш, раскладывающих и расставляющих подношения. Но пока было не время. Поэтому Татьяна Сергеевна что-то пробормотала и направилась к выходу.

- А рысак-то от вашего постоянного посетителя - директора мелькомбината, - прокричала в спину Рыльской советник губернатора.

Но Татьяна Сергеевна не обернулась, и только голова ее слегка дернулась, помимо воли.

XIX

Нельзя сказать, что новое интернет-телевидение было оформлено легко и быстро. Вначале команда Соколова пыталась все сделать сама. Но оказалось, что переделывать каждую заявительную бумажку несколько раз совершенно не весело и склонять шею перед мелкими клерками во всяких государственных учреждениях - тоже удовольствие сомнительное. После череды мелких конфликтов и выпивания нескольких бутылок водки, команда решила для оформления компании и сайта привлечь знакомого юриста, строго-настрого запретив ему говорить об этом кому-либо.

Название телевидения придумывали долго. Мир, Миг, Факт, Обозреватель, Эксперт...

- Ну что это за Факт-ТВ? Шутники сразу последнюю букву в слове потеряют. И кем мы тогда будем? - горячился Царев.

Они, как обычно, собрались у Соколова в его маленькой двухкомнатной квартире и уже не только мечтали, но и вырабатывали план действия.

- А если Фактор. Фактор-ТВ? - спросила обычно молчавшая Света Кириенко, молодая, но очень серьезная журналистка, в каждом своем материале старающаяся найти самый главный смысл.

В компанию будущих медиамагнатов она попала случайно. Сумма необходимых средств после всех расчетов оказалась больше изначально предполагаемой. Вот и стали искать четвертого учредителя. И тут кто-то предложил Кириенко. Спокойная, работали вместе, деньги у отца, мелкого предпринимателя, должны быть. К всеобщему удивлению, Светлана быстро согласилась. Деньги у родных просить не пришлось. Копила на новую машину. Но телевидение интереснее. Так в банде мужчин оказалась молодая нимфа.

- Фактор? А почему бы и нет? - Соколов уже устал придумывать название и легко согласился с предложением. Он хотел действовать, снимать, обличать, жаждал прежней славы и обожания, а тут сплошные мелкие препоны.

Так спустя обусловленное законом время Роскомнадзор выдал свидетельство о регистрации сайта "Фактор-ТВ" с правами и обязанностями средства массовой информации.

Разместиться работники нового СМИ пока решили на квартире год назад умершей Светиной бабушки. Практически центр города, первый этаж, три комнаты. Зачем пока тратить деньги на аренду? Лучше их пустить на оборудование.

Для видео были приобретены четыре небольшие камеры, хорошего домашнего формата. Такой шаг пришлось сделать, несмотря на громкие протесты Царева, который кричал, что солидное телевидение никогда не будет связываться с подобными любительскими штучками. Но альтернативы не было. Собранные средства должны были дать команде возможность не только работать самим, но и набрать персонал, в первую очередь рекламщиков. А им платить надо.

Тюленев в строительстве компании принимал самое непосредственное участие: ездил с заявлениями, вместе со всеми разрабатывал задание по созданию сайта, ходил за пивом, когда встречи учредителей переходили в громкие разборки на почве творческих планов. Он вообще предпочитал как можно больше времени проводить на новой "работе". Дома его ждала вечно недовольная жена, раздражение которой сейчас подпитывалось отсутствием от Павла денег.

Ударными темпами портал интернет-телевидения был готов к середине ноября. На саморекламу денег уже не было. Понадеялись на интерес коллег-журналистов, а дальше и чиновники с предпринимателями должны заинтересоваться.

ноября "Фактор-ТВ" стал доступен для пользователей сети. К первым материалам подошли с большим вниманием: анализ первых месяцев правления Медведевой, ситуация в "Овощеводе", криминальная хроника. В первый день проект собрал около нескольких десятков посетителей. Журналисты, друзья, родственники, знакомые и знакомые знакомых. За неделю аудитория выросла в несколько раз. На сайт стали заходить хозяева и посетители администрации области, районов и городов. "Фактор-ТВ" освещал все политические события, которые были на страницах и других ресурсов, но его подача была профессиональной и неангажированной. Впервые за долгое время можно было прочитать о том, что происходит в области, без сусальной позолоты и умалчивания.

Стремясь к новым формам подачи материалов, факторовцы решили делать online-трансляции с мероприятий областной администрации и городских торжеств. Они воспользовались моментом, когда почти каждый предприниматель и чиновник считает для себя необходимым быть в курсе происходящего в стенах администрации. Трансляциями занялся Тюленев. Его прошлая слава, немного грубоватый юмор и знание всех политических тайн сделали его прямые эфиры главной фишкой нового телевидения. За неделю посещаемость сайта увеличилась до тысячи посетителей в день. Рекламщики начали заключать первые контракты на рекламу. В материалах стали появляться комментарии. Все, даже критикуемые "Фактором" областные власти, были рады появлению нового ресурса.

Алевтина Георгиевна, не без подачи Карпович, одной из первых открыла для себя "Фактор-ТВ". Она сидела у себя в кабинете и водила по экрану планшета, когда в кабинет вошла Рыльская.

- А у нас, оказывается, появилось новое СМИ, - Медведева отвлеклась от компьютера и залпом выпила стакан воды. - Кто это и зачем?

Увидев пустой стакан и рядом большую бутылку с водой, Рыльская взяла бутылку и наполнила стакан губернатора.

- Четверо ребят решили поиграть в СМИ. Когда-то они были сильной телевизионной командой, которая держала в тонусе наших местных однопартийцев. А потом владелец телеканала продал его Мише Рогинскому, политтехнологу, который все выборы партии здесь делал. Хорошие деньги пришлось дать. А телекоманда работать с новым владельцем отказалась. Но зуд разоблачений им покоя не давал, вот и создали такой сайт. Думаю, быстро наиграются. Денег за ними нет.

Медведева выпила второй стакан воды, вытерла ладонью губы.

- Жаль, если надолго ребят не хватит. Я через них могу узнать о настроениях в области, да и обо всем, что вы все пытаетесь от меня скрыть. Ты их не трогай. Пусть ходят на все мероприятия, пусть пишут. Дальше посмотрим, - Алевтина Георгиевна немигающим взглядом посмотрела на Рыльскую. Татьяна Сергеевна ответила спокойным взглядом, а потом потянулась к бутылке и налила губернатору очередной полный стакан.

XX

Олеся Карпович сидела перед листом орголита и собирала пазл. Не особо большой. Но картина безоблачного синего неба занимала почти две трети собираемого пейзажа. И отличить один кусочек синевы от другого было очень не просто. Компьютер был отодвинут на самый край стола, под рукой стоял френч-пресс с кофе.

Такому нетипичному времяпровождению в стенах областной администрации предшествовал мониторинг СМИ, который Олеся традиционно закончила "Фактором-ТВ". Ее внимание привлек материал, в котором Андрей Соколов, ерничая, обсуждал необычное выступление вице-губернатора Пятеркина на молодежном форуме, посвященном вручению первокурсникам вузов области студенческих билетов.

Необычным мероприятие получилось из-за выступления Пятеркина в маске Дарта Вейдера из киносаги "Звездные войны". И все бы ничего, но Михаил Пятеркин объяснил столь экстравагантный вид тем, что молодежь в любую эпоху должна уметь мечтать и действовать. Но Соколов преподнес другую версию случившегося маскарада - в предшествующую молодежному форуму ночь вице-губернатор вместе с некоторыми другими обитателями областной администрации настолько хорошо отметил день рождение одного из коллег, что упал с лестницы, это и побудило Пятеркина скрыть лицо под маской. Приводились и другие подробности дружеской пирушки.

День рождения был у Карпович. И все описанное Соколовым было правдой. А это значило, что дружеская вечеринка собрала не только лояльных Олесе лиц, но и тех, кто готов работать против нее.

Олеся налила себе остаток кофе и посмотрела в окно. Было солнечно. Около фонтана неподалеку от администрации с визгом бегали дети. Чуть дальше на скамейке тусовалась компания молодежи. Судя по виду, такие же первокурсники, как и те, перед которыми выступал Пятеркин. Впрочем, его аудитория состояла из тщательно подобранной молодежи, которая вскоре составит ядро активистов, хорошистов и прочих "шистов" студенческого сообщества. Их будут звать на мероприятия, в которых нужна молодая массовка, они будут агитировать за "правильных" кандидатов в обмен на рубли и, может быть, им посчастливится участвовать в каком-нибудь молодежном форуме российского масштаба: дорогом, пафосном и совершенно ненужном.

А компания на скамейке была совершенно иного склада. В них не было надрыва и нервности, характерных для активистов. Они не рылись в своих смартфонах и планшетах, а спокойно покуривали и смеялись. За плечами одного из них, самого высокого, с длинными, кудрявыми волосами, виднелся футляр с гитарой. Самый невысокий, с ярко-рыжими волосами, что-то рассказывал и показывал, вызывая хохот собравшихся. Олеся вышла из-за стола и подошла ближе к окну. Один из компании - среднего роста, крепкий и, сразу видно, компанейский, в красной клетчатой рубахе, несмотря на прохладную погоду, - напомнил ей Пятеркина в молодости.

В свое время они вместе учились в МГУ. И нельзя сказать, чтобы дружили, но он был один из немногих, который в милиции и деканате, на общем собрании и в общежитии доказывал, что найденный милицией у Карпович в сумке пакетик с кокаином ей не может принадлежать. Он ей и не принадлежал. Это была месть одной из сокурсниц, красавицы-блондинки с папой на белом "Кадиллаке", которой Олеся публично дала пощечину. И было за что.

Гламурная красавица ради забавы "приблизила" к себе студента из соседней группы - Диму Наганова, умного юношу, красивого лицом, но с покореженными ДЦП ногами и туловищем. А потом со всей своей пресмыкающейся свитой подняла его на смех. Хорошо еще соцсетей тогда не было, и издевательство дальше курса не ушло. Но и этого было достаточно для того, чтобы Димка вскрыл себе вены. Его откачали. И после одного из визитов к нему в больницу Олеся таким образом выразила свое отношение к Кукле. Наблюдая, как краснеет щека под дорогим тональным кремом и наманикюренные ручки хватаются за декольте, Олеся испытывала физическое наслаждение. В драку с ней, конечно, никто не полез, да и одобрение поступка Карпович большей частью курса было слишком явным. Но дочка кадиллаковладельца жаждала реванша.

Когда спустя неделю на практическое занятие заявился наряд милиции и потребовал у всех показать свои вещи, Олеся совершенно спокойно вывернула карманы и вытряхнула сумку. Ей нечего было скрывать. Но из сумки выпал какой-то пакетик с белой пудрой. Милиционеры вцепились в него и для Карпович открылись двери ада. На пороге аудитории, когда Олеся беспомощно посмотрела на своих однокурсников, то увидела на всех лицах растерянность, и только лицо Барби светилось злорадством. Она издевательски помахала Олесе, а потом показала средний палец.

Обыски дома, допросы с пристрастием, очные ставки с какими-то сомнительными личностями. Милиция пыталась сделать из Карпович крупного наркоторговца. Этого требовало начальство. Этого требовали отчеты. Но наркоторговца из Карпович, благодаря невероятным усилиям родных, бывших учителей, родителей детей, которым Олеся на добровольных началах преподавала английский, а больше всего благосклонной судьбе, не вышло. Из МГУ ее, конечно, выгнали. Но так ли это важно, если над тобой синее безграничное небо, а не верх клетки.

Много лет спустя, возвращаясь из командировки по делам избирательного штаба директора металлургического комбината, задумавшего стать главой области к востоку от Москвы, Карпович совершенно случайно обратила внимание на мужика в хорошей куртке, роящегося в помойке. Каково же было ее удивление, когда в этом начинающем бомже она опознала Михаила Пятеркина. Он переживал не самый лучший момент в жизни. Работая на одного "авторитета", он быстро и умело научился жизни носителя малинового пиджака: Ницца, "Мерседес", большая квартира из расселенной коммуналки в центре города, красавица-жена из бывших моделей. Желая оградить себя от внимания компетентных органов, Пятеркин все имущество перевел на новобрачную. А потом "авторитета" убили. Миша остался без покровителя и очень быстро был выгнан на улицу женой, у которой в тот момент появился новый "авторитет".

Олеся пристроила Пятеркина в избирательный штаб. И с тех пор в любом перемещении Карпович по служебной лестнице ее сопровождал бывший однокурсник. Их связывали не любовь и не дружба, а память. Память о страшных событиях, которые были у каждого свои, и преодолены они были с участием друг друга.

Назначение Пятеркина вице-губернатором областной администрации было отмечено в тайном послужном списке Карпович сразу несколькими плюсиками. Во-первых, он был полностью ее креатурой, а во-вторых, совершенно не подходил на эту должность. Балагур - да, выпивоха - да, надежный малый - да, но только не заместитель губернатора, курирующий вопросы медицины и образования. Это была насмешка Карпович над всеми группировками, делящими портфели и имущество области. И вот теперь "Фактор-ТВ" начинает копать не там, где следует.

Компания за окном покинула скамейку у фонтана, дети побежали по своим делам. Теперь на площадке перед администрацией настало время мамаш с колясками. Одни устраивались на скамейках и начинали говорить по телефону, другие тыкали пальцами по дисплеям айфонов, а третьи наматывали круги по асфальтированной дорожке. Карпович переставила лист оргалита с пазлом на шкаф и уселась в кресло. Она успела посмотреть несколько замечаний юристов на вносимый в Законодательное Собрание бюджет, как ее отвлек стук в дверь. И не дожидаясь ответа, на пороге возник Петр Колосов.

За неделю до этого Колосов побывал у Рыльской и пытался выяснить возможности губернаторского покровительства в вопросах закупки квартир для муниципальных нужд в его строящихся домах и в снижении различных обременений на новых объектах. Рыльская помощи не обещала, но за то, чтобы "подумать" о данной теме потребовала 20 млн рублей. Деньги небольшие, но Колосов, как бизнесмен, достигший высот за счет своих мозгов, нервов, изворотливости и невероятного чутья, не любил разбрасываться деньгами, если не был уверен в результате вложения. От Рыльской он вышел с убеждением, что вкладывать миллионы в рыхлую, старую бабу, которая деньги возьмет, гарантировать ничего не сможет, и даже компенсацию затрат натурой от нее не возьмешь, было бы неумно. Он брезгливо выбросил ее визитку в первую попавшуюся урну и стал думать о других вариантах.

Про Карпович он слышал и ранее. Его служба безопасности, состоящая только из настоящих профессионалов IT-отрасли и силовых ведомств, могла в течение суток снабдить шефа подробной информацией про любого человека, вплоть до его пищевых предпочтений и сделанных покупках. И сейчас, после истории с маской Дарта Вейдера и появившейся после этого публикации на "Фактор-ТВ", появилась реальная возможность наладить взаимовыгодные отношения.

Высокий, спортивного телосложения, в неизменной черной водолазке и черных брюках, Колосов копировал своим обликом Стива Джобса. И так же, как основатель Apple, он понимал, что такой, на первый взгляд, демократичный образ позволяет легко договариваться как с самым низкооплачиваемым работником, стоящим внизу иерархической лестницы, так и с обитателями самых высоких московских кабинетов, которые без труда определят баснословную цену незатейливого гардероба.

Петр с улыбкой вошел в кабинет Карпович и быстро оценил обстановку. Еще в лихие девяностые его называли "толмачом" не только за отличное знание иностранных языков, но и за умение вести переговоры при самых разных обстоятельствах: под дулами "калашей" на заброшенной дороге, в китайском борделе, в реанимации, в туалете казино в Монте-Карло, в дежурной части отделения милиции и в кабинетах различных чиновников. Он мог быстро оценить собеседника и правильно выстроить разговор. До него было два варианта развития событий: или стрельба на поражение, или вывоз "участника дискуссии" ночью в лес с пакетом на голове, чтобы он покопал себе могилу, ощущая кожей на виске холод пистолетного дула. Колосов умел договариваться даже с головорезами Михи Ридного и нагонять страху без ночных рандеву.

Голые стены без фотографий, календарей и рамок с дипломами, отсутствие каких-либо растений, мебель, которая помнит еще советские времена, и при этом самый современный компьютер с огромным экраном, кнопочный мобильный телефон и планшет с откушенным яблоком. Направляясь сюда, Колосов наметил один сценарий разговора, но понял, что его придется менять. Около минуты два человека в черном, мужчина и женщина, молча, смотрели друг на друга.

- Водители бывают очень болтливыми, особенно если им приходится развозить своих начальников по ночам, - сказал Колосов, присаживаясь на обшарпанный стул.

Олеся внимательно посмотрела на Колосова, потом опустила глаза. Петр видел, что это не смущение, а выбор правила поведения. Потом Карпович подняла глаза, лицо ее по-прежнему не выражало никакого удивления и любопытства.

- Вы думаете, что на муниципальную собственность мало желающих?

Колосову едва удалось сохранить невозмутимость. Его просчитали, Рыльская рассказала о его визите или просто выстрел наугад? Он улыбнулся и положил ногу на ногу. Длинный носок оставил скрытым лодыжку.

- Я думаю, в бизнесе ничего лишним не бывает. Так же, как и влияние на популярный интернет-ресурс, - Петр соединил подушечки пальцев правой и левой руки на уровне груди. Рукав водолазки открыл часы "Электроника", купленные на блошином рынке в Париже за смешные деньги.

- Желание влиять на все подряд пагубно для здоровья, - улыбнулась Карпович, - порой для своего, порой для чужого.

Колосов встал со стула и протянул руку.

- Главное, не оставаться в одиночестве и уметь объединять усилия в этом влиянии.

Карпович медленно поднялась из-за стола, посмотрела внимательно на Колосова и тоже протянула руку.

XXI

Данил, не торопясь, шел к школе. Он слышал звонок на урок, но нисколько не прибавил шагу. Это была не его школа. Со своей он расстался в седьмом классе, когда мать пришла 10 сентября и сказала, что забрала его документы - теперь он будет учиться в престижной гимназии, в которой высокий балл сдачи ЕГЭ и многие выпускники поступают в престижные вузы. Для такого перевода ей пришлось поунижаться в департаменте образования города и выдержать довольно неприятный разговор с директором супер-пупер гимназии. Поразить деньгами не было возможности, пришлось "поражать" именами "сильных мира сего" под снисходительными взглядами директрисы и зауча.

- Я пообещала, что ты будешь хорошо учиться и участвовать в общественной работе, - сказала дома она, накручивая волосы на бигуди.

Данил стоял перед окном, едва сдерживаясь, чтобы не ударить кулаком по стеклу. Нижнюю губу он закусил, чтобы не расплакаться.

- Я не буду учиться и участвовать! Зачем ты это сделала?

Мать встала в дверях комнаты, не переставая завивать волосы. На лице у нее была досада, которую испытываешь, когда приходится доказывать очевидные, по ее мнению, вещи.

- Это хорошая школа. В ней высокий уровень общения. А что было в твоей? То дети из многодетных, то из приемных семей, художники, писатели. Бомонд второсортный. Знания там оставляли желать лучшего. Да и кто тебе мешает встречаться со своими друзьями во внеурочное время? А учиться надо там, где есть возможности для хорошего будущего. В твоем классе учится дочь главного архитектора области, много детей крупных предпринимателей - они не желают своим детям плохого. Почему ты у меня должен просиживать штаны во второразрядной школе?

Данил резко повернулся и сделал шаг к матери.

- Ты очень изменилась, мама. Раньше мы ходили в музеи и на выставки, а теперь по магазинам и на презентации. Есть разница? Я не хочу так жить, я хочу сам определять свою судьбу! - Данил уже кричал.

Ирина бросила расческу на пол и тоже закричала.

- Ты думаешь, мне было просто каждый день выкручиваться, думая, чем тебя накормить, во что одень, как сделать так, чтобы ты ни в чем не нуждался? Мне было очень непросто. Я подрабатывала везде, где могла. Только до уборки туалетов и улиц, к счастью, не дошла. И я научилась торговать лицом, улыбаться тем, кто противен изначально, заискивать перед ними, писать хвалебные тексты, восхищаться теми, кто заслуживает виселицы, просить у них рекламу и считать, какой процент от нее отвалится мне в карман. Скотская, признаюсь, работенка. Но мне надо тебя вырастить, и я задвинула далеко свои чувства. Вот и ты задвинь свои. Пока я определяю, что тебе делать. Завтра ты пойдешь в новую школу и будешь прилагать все усилия, чтобы учиться хорошо. Любить ее никто тебя не заставляет.

Данил молча смотрел на мать, затем повернулся и пошел вновь к окну.

Ирина подняла расческу и направилась в ванную. Когда она вышла оттуда, в комнате сына уже было темно. Данила спал, или делал вид, что спит. Скрябина открыла стенной шкаф и стала выбирать костюм на завтра. Она любовно погладила рукава одежек с бирками известных марок и улыбнулась: "Все-таки известный бренд - это вам не самострок какой-то. Сразу видно положение владелицы". Ирина достала темно-синий наряд с серебряными пуговицами и понесла в свою комнату. Любуясь костюмом, она чуть было не упала, запнувшись за рюкзак сына. И невольно вспомнила вчерашний разговор с теперь уже бывшим классным руководителем Данила.

- Ирина Петровна, вы делаете ошибку. Престижность школы определяется знаниями, полученными учениками на уроках, а не баллами ЕГЭ, которые ученики набирают благодаря репетиторам по всем предметам. Престиж не в коридорах и кабинетах, отремонтированных за счет денег родителей, а в атмосфере.

Выслушивая эти откровения, Ирина почти ненавидела эту невысокую тетку в вязаной кофте и в старомодных туфлях. Она не хотела это слушать, да и сейчас воспоминания принесли ей беспокойство. Но потом Ирина успокоилась и, повесив костюм на дверцу шкафа, открыла глянцевый журнал с яркими картинками.

Сначала Данила все выводило из себя: кортеж дорогих иномарок, выстраивающийся около школы перед первым уроком, разговоры о шмотках и гаджетах, одноклассницы, позвякивающие золотом и хвастающиеся друг перед другом сексуальными подвигами, одноклассники, глотающие разноцветные таблетки в перерывах между уроками. А потом он почувствовал, как ненависть перешла в равнодушие. Он где-то прочитал, что выжить можно, если представить, что ты на вражеской территории, кругом враги и ты просто должен пересидеть это время, ни во что не вмешиваясь, ничем не интересуясь. И сразу стало легче.

Данил вошел в школу, небрежно повесил куртку в гардеробе и направился в класс. Урок уже начался. Извиняться и что-то объяснять не хотелось. И тут, к счастью, в коридоре показались еще трое его одноклассников. Глаза их подозрительно блестели, лица искажала какая-то дикая ухмылка. Не здороваясь с Данилом, они подошли к классу и открыли дверь. Он воспользовался моментом, вошел в аудиторию последним и уселся за парту.

Его соседом по школьной парте был Леша Борщиков, маленький невысокий подросток в очках с очень большими диоптриями, которые придавали его и так негеройскому облику какое-то комичное выражение. Родители Леши принадлежали к тем, кто, резко повысив свой материальный уровень, пока еще не сумел адаптироваться в новом окружении. После каждого их посещения школы Алексею около недели не давали прохода - задавали грубые вопросы о том, где расположен бордель мамаши или у кого в охранниках состоит папаша? Их облик был из лихих девяностых: мини-юбка звериного принта, колготки сеточкой, лисья шубка с кружевами на маме и бритый затылок, толстенная золотая цепь на шее, костюм с "чужого плеча", золотая фикса отца. Борщиков своих родителей очень стеснялся и в такой же степени боялся. Его гнула ответственность не просто выучиться, но и получить престижное высшее образование за границей, "как все нормальные люди". Способностей не хватало, и поэтому Борщиков хотя и делал уроки ежедневно до двух часов ночи, но оценки получал посредственные, что порой заканчивалось побоями от папы или истериками мамы в кабинете директора.

- Алгебры сегодня не будет. Пришел мужик откуда-то из образования, втирает про разные профессии, - Лешка сразу поставил Данила в известность о происходящем.

Высокий крупный мужчина около школьной доски тем временем обратился к старшеклассникам.

- А теперь давайте вы мне скажете, какую профессию собираетесь выбрать. Вот вы, например? - выступающий обратился к блондинке на первой парте.

Снисходительно улыбаясь, девица откинулась на спинку стула.

- Я собираюсь стать журналистом.

- Почему?

- Мне нравиться общаться с людьми, ездить по миру и хорошо зарабатывать.

- Ну, это вы должны быть журналистом-международником каким-то, - засмеялся мужчина и обратился к соседке будущей международницы: - А вы?

- А я тоже работать не буду, - засмеялась девушка, - я пойду на дизайнера. Сначала выучусь в России, а потом поеду в Штаты переучиваться.

- Хорошие перспективы.

С последней парты закричали:

- Нас спросите. Нас!

- Спрашиваю. Чем собираетесь заниматься?

Из-за парты встал высокий худой молодой человек.

- Если отец не передаст мне по наследство торговлю оружием, придется заняться организацией борделей. Так что я вас запомнил - приходите, вам сделаю скидку.

На мгновение воцарилась тишина, а потом класс потряс хохот. Не смеялась только учительница и сам будущий торговец живым товаром.

- Надеюсь, что вы передумаете, - отсмеявшись и вытерев глаза платком, проговорил визитер из образования.

После уроков Данил проводил Борщикова до остановки, он не любил быть свидетелем того, как даже младшеклассники смеются вслед Алексею и кидают в него камнями.

- Ну почему? Я же им ничего плохого не делал? - как-то спросил Борщиков Данила.

- Не бери в голову. Это стадо не способно дружить, для них, чтобы объединиться, нужно воевать с кем-нибудь. Против сильных - опасно, а они трусы, поэтому остаются такие слабые, как ты.

Борщиков уехал, и Данила решил съездить в свою школу. Он знал, что сегодня его бывшие одноклассники готовятся к концерту на День именинников, поэтому долго не разойдутся из школы.

- Молодой человек, ваша фамилия Скрябин?

Данил оглянулся, рядом с ним стоял невысокий мужичок в кепке и потрепанной кожаной куртке. В руках он держал пластиковый пакет с нарисованной красоткой.

- Нет, Борисов.

Мужчина удивился, забормотал какие-то ругательства и повернулся, чтобы уйти.

- Скрябина - моя мама. А у меня фамилия по отцу, - Данил ни капли не боялся, ему стало интересно, что же будет дальше.

Человек вновь повернулся и протянул пакет.

- Матери отдай. Только не потеряй.

- А от кого.

- От доброжелателей, - мужчина улыбнулся и быстро пошел прочь.

- А там не бомба? - закричал Данил. Прохожие стали оборачивать, а женщина с коляской резко развернулась и пошла в противоположную сторону.

Мужик в кожаной куртке обернулся и покрутил пальцем у виска, а потом пошел дальше.

Дома Данил достал из пакета сверток в серой бумаге и начал разворачивать. Бумаги, много бумаг, какие-то расписки, квитанции, счета. Он все сгреб обратно в пакет и положил на кровать матери.

Ирина пришла домой поздно. Данил играл в компьютерные игры и встречать ее не вышел.

- Привет!

- А, это ты? Привет! Все работаешь? - юноша вышел в коридор и поцеловал мать.

- А ты все играешь? Уроки выучил?

- Выучил.

Ирина хотела продолжить воспитательный процесс, заключенный в нотациях о необходимости трудиться, но передумала. Прошла на кухню.

- Мам!

- Что?

- Тебе какой-то мужик пакет передал.

Ирина быстро прошла в комнату сына.

- Пакет? Мне? Какой мужик?

- Не знаю какой мужик. В кожаной куртке, спросил, не Скрябин ли я. Я ответил, что ты моя мама. И он отдал мне пакет.

- Где?

- В комнате на диване.

Ирина прошла в комнату и открыла пакет с девицей в фривольной позе.

В отличие от Данила, Ирина быстро поняла, что это такое. Документы касались коммерческой деятельности губернатора Медведевой, ее сына, подруги, чиновничьего окружения. Ей стало противно. Все представленное не являлось для нее новостью, но это были только догадки, и Ирина внушала себе, что ошибается, все не так плохо. Но было не только плохо, но и еще хуже, чем казалось.

Желания напечатать все это у Ирины не возникло. Другой вопрос будоражил Скрябину: зачем и кто ей все это передал?

Часть 2

Неспортивное поведение

Невозможно не прийти соблазнам.

Но горе тому, через кого они приходят.

Евангелие от Луки 17:1

I

Осень выдалась прохладной, но солнечной и сухой. Всего неделю шли осенние дожди. Продлись они дальше, возможно, губернатор была бы не так довольна градоначальником областного центра. Но все обошлось. Установилась сушь. Такой подарок природы были как нельзя кстати. Почти каждую неделю в городах пели и плясали на улицах, водили хороводы, проводили праздники урожаев и околокультурные фестивали. Алевтина Медведева планомерно добивалась того, чтобы вверенная ей область представлялась в центре не иначе как образцом радости и счастья для всей России. В ноябре осенние гулянья пошли на убыль. Все участники осенних игрищ получили по заслугам. С местными творческими коллективами рассчитались грамотами, а подрядчики увеселительных мероприятий остались довольны наваром после выплаты комиссионных чиновникам.

Но когда и декабрь показал себя аномально сухим, то тут отцы городов сменили радость на грусть. Апофеозом года должна была стать новогодняя вакханалия в областном центре с открытием катка под открытым небом, беспрерывными выступлениями многострадальных городских и районных творческих коллективов на центральной площади, ярмаркой, катанием на санях и потешными забавами на старинном земляном валу в центре города. Но а какие новогодние игрища без снега? Поэтому утро практически каждого чиновника начиналось с выглядывания в окно, обследования сначала реального неба, а затем виртуальной карты атмосферных фронтов.

В середине декабря, не иначе как после горячих молитв и просьб многочисленного чиновнического аппарата, земля покрылась снегом. Сразу стали размечать каток и устанавливать елку.

Время перед новогодними праздниками всегда самое суетное. Нужно было выпустить огромное количество законов и постановлений, принятых областным законодательным органом, чтобы они официально вступили в силу после Нового года. Рекламщики в поте лица трудились по привлечению рекламодателей в проект к Новому году. Журналисты писали ночами, чтобы успеть днем ездить с областными чиновниками по открывающимся объектам, ленточку которых нужно было перерезать именно в нынешнем году, чтобы не потерять федеральное финансирование строительства. Поэтому утром Ирина была уже заранее уставшей и злой, так как уход на длинные каникулы предполагал и премии работникам редакции. А выплаты из областного бюджета задерживались. Финансовое управление уже несколько недель клятвенно обещало Скрябиной перечислить деньги "завтра".

Вот почему при виде в приемной женщин в черных платках и длинных юбках и нескольких мужчин с бородами лопатами Ирина не поинтересовалась, что привело столь странную делегацию в редакцию, а постаралась поскорее скрыться в кабинете.

Секретарша Светочка поспешила за ней.

- Ирина Петровна, это к вам.

- Кто это? - Ирина, не раздеваясь, подошла к столу и включила компьютер.

- Представители катакомбной церкви, хотят рассказать, что нельзя на центральной площади города проводить различные игрища. Там-де сакральная площадь четырех Храмов, а на ней хотят всякие якобы непотребства вытворять.

- Света, какая катакомбная церковь? Там митрополит будет на открытии. Значит, все одобрено. А у тебя глаза сейчас из орбит вылезут. Что ты испугалась-то?

Ирина прошла в комнату отдыха и стала раздеваться перед встроенным шкафом.

- Ирина Петровна, - Светочка привалилась спиной к косяку двери между кабинетом и комнатой и стала нервно потирать руки, - катакомбная - это которая не признала советскую власть. И они сказали, что если осквернить сакральное место, то возможно все что угодно, вплоть до войны.

- А пошли ты их с этой войной куда подальше. Например, в областную администрацию. Пусть там объясняют, где и почему у нас священные места.

- Ирина Петровна, вдруг, если мы им нагрубим, они нам что-нибудь плохое сделают?

- Что? - Ирина скорчила гримасу. - Заколдуют нас, что ли?

- Ага. Говорят, что, если за человека помолиться как за мертвого, он и вправду может умереть.

- Иди, язычница. Хватит ерунду говорить, - Скрябина села в кресло.

Светочка неохотно развернулась и, опустив голову, направилась к двери.

- Света, стой.

Ирина вздохнула, отодвинулась от стола и загнула подол юбки. В боковой шов в самом низу было вколото несколько булавок. Она отцепила одну. Потом подошла к секретарше, присела перед ней на корточки и прицепила булавку внизу джинсов, прямо с лицевой стороны.

- Все. Теперь тебя никакой сглаз не коснется. Не дрейфь.

Секретарь улыбнулась и более уверенно пошла выпроваживать визитеров.

К новогодним гуляньям площадь Четырех Соборов сильно преобразилась. Днем и ночью работники предприятия по благоустройству вешали лампочки и гирлянды на деревья. Чистили дорожки, устанавливали избушки-палатки для выездной торговли, утрамбовывали площадку для катания на коньках привозимым со всех концов города снегом. Накануне торжественного момента каток залили.

Ирина задержалась на работе допоздна и проезжая на машине мимо площади стала свидетельницей странного зрелища. В темноте, при свете фонариков залитый каток освящал батюшка. Скрябина вышла из машины и подошла поближе. На некотором расстоянии от проводимого мероприятия, сняв шапку, стоял директор предприятия по благоустройству Стольников. Фонарики, чтобы священнику было видно территорию освящения, держали два его заместителя. Рядом с батюшкой стояли несколько монахинь из ближайшего монастыря.

Ирина тихо подошла к начальнику.

- Василий Ермолаевич, вы что тут делаете?

Стольников испуганно шарахнулся в сторону, а потом узнал Ирину и облегченно выдохнул.

- Испугали меня! Да вот решили не надеяться только на силы мирские. Призываем, так сказать, небесные. Ведь если что не так - растает окаянный, то так турнут, что никуда не устроишься. Каток им подавай. А что это будет за каток. Сплошная фикция, - быстрым речитативом зачастил начальник, - Как пить дать, после этого придется заново весь асфальт в парке и на площади заново перекладывать. Не выдержит он ни льда, ни коньков. Что ни день, то новые задания. То клумбу разбей, то сквер обустрой. А откуда деньги? На все нововведения приходится тратить деньги из заработной платы сотрудников. А любая проверка меня за это и упечь за решетку может. И никто не заступится. Ну вот. Закончили, кажется, пойду я.

Он нахлобучил на лысую голову меховую шапку и посеменил в сторону своих подчиненных, которые о чем-то говорили со священником.

Ирина была удивлена столь неожиданным откровением, но когда Стольников прошел рядом с ней, она поняла, что Василий Ермолаевич был сильно пьян.

На открытии праздничных гуляний губернатор захотела увидеть всех своих заместителей, начальников департаментов и руководителей городов и районов области. Скрябина вместе с другими руководителями провластных, а значит, практически всех, СМИ должна была присутствовать при разрезании ленточки.

Накануне открытия Ирина посмотрела прогноз погоды и увидела, что ожидается оттепель. Скрябина представила, с каким настроением Стольников каждые пятнадцать минут подходит к термометру, и не могла не улыбнуться.

Когда она за полчаса до открытия прибыла на площадь, там уже толпилось много народа. Одни были с флагами России, другие с флагами области.

- Студентов пригнали, - пояснила Скрябиной ее приятельница из областной администрации, привезенная на действо на автобусе прямо с рабочего места, как и многих ее коллег по зданию. - Хоть бы заранее предупредили. Я бы оделась теплее. Задубеешь тут.

И она продемонстрировала Скрябиной высокий модельный сапожок. Красивый и дорогой. Но совсем не предназначенный для длительного зимнего стояния.

- Да, а почему ты не в спортивной форме и без коньков? - подруга захихикала.

- А зачем?

- Так Алевтина Георгиевна не просто ленточку перерезать будет, но и покажет свою способность к спортивным достижением. Кто в теннис играет, кто в бадминтон, кто в дзюдо мастер, а Медведева - конькобежец. Вон смотри, главный законодатель с коньками.

Ирина обернулась и увидела председателя областной думы в спортивном костюме, шапочке с помпоном и коньками через плечо. Рядом с ним шел другой конькобежец, в котором Ирина узнала главу администрации областного центра.

- Я понимаю, что этим людям без коньков никак нельзя было прийти, - Ирина скривила рот.

- Конечно. Объявили бы, что губернаторша делает заплыв моржей, они и туда бы явились подготовленными к заплыву. Выполнять желания - их профессия, если в своей профессии они без поводыря ничего не значат, - приятельница притопывала, чтобы согреться.

- Смотри, какой-то митинг.

Подруги заметили несколько человек с плакатами, которые расположились напротив трибуны. В митингующих Скрябина узнала своих недавних посетителей. Она хотела пробраться поближе и прочитать, что эти катакомбовцы хотят сказать губернатору, но не успела. Буквально в ту же минуту к ним подошли сразу несколько полицейских и без всяких разговоров повели их с площади.

Ирина поежилась.

- Я знаю, кто это. Они приходили ко мне, чтобы сказать, что гулянье на сакральном месте ведет к войне.

Подруга удивленно посмотрела на Скрябину, затем поплевала через плечо.

- Боже сохрани. Давай надеяться, что это какие-то сумасшедшие. Хотя, когда я смотрю на все, что происходит, то иногда думаю, что конец света уже при дверях.

Губернатор опаздывала уже на час. Собравшиеся переминались с ноги на ногу, а некоторые пытались согреться изнутри, прикладываясь к предусмотрительно захваченным фляжкам.

- А это кто? - Ирина кивнула на молодого плотного человека в дорогом пальто и несуразной вязаной шапочке, разговаривающего с вице-губернатором. - Новая охрана, что ли?

- Подымай выше. Это новый начальник департамента потребительского рынка и предпринимательства Руслан Шамильевич Кутаев. Фамилия, сама понимаешь, не Петров, за ним большие связи, ведущие то ли в московские кабинеты, то ли в Северо-Кавказский округ. Говорят, что где-то за Уральским хребтом он сильно накуролесил, но крепкие сибирские бизнесмены терпеть не стали и пригрозили вендеттой. Так его к нам отправили, пересидеть немного, а потом с хорошими рекомендациями пристроить на выгодное место в Москву.

Столь информативный разговор был прерван приездом губернатора с эскортом. Алевтина Георгиевна, как пружина, выскочила из машины и энергичным шагом пошла к импровизированной трибуне. На Медведевой был костюм олимпийской сборной страны.

Ирина подошла ближе, и вовсе не желание уловить каждое слово губернатора двигало ей. За Медведевой привычно расположилась Рыльская. К счастью, она была в шубе, а значит, Скрябиной не придется выкручиваться, чтобы объяснить патрону, почему нет готовности поддержать выступление высшего должностного лица области не только присутствием, но и спортивным результатом. Ирина видела, как Татьяна Сергеевна обводит взглядом собравшихся, отмечая знакомые лица.

Но вот ленточка разрезана. Губернатор уверенно ступила на лед и чуть было не упала на главного законодателя. Но все обошлось. Широко разведя руки, Алевтина Медведева поехала по дорожкам сквера, преобразованного в каток. Законодатель и глава города почтительно ехали несколько поодаль, готовые в любую минуту подхватить губернатора. Следя глазами за высокопоставленными конькобежцами, около одного из поворотов Ирина заметила Стольникова. Даже издали была заметна его радость, что все проходит нормально, все довольны. При приближении главы области начальник благоустройства города снял шапку и почтительно поклонился.

Спустя полчаса подруги уже сидели в ближайшем баре и пытались согреться.

Ирина медленно крутила стакан в руках. Всматривалась в золотую жидкость, обволакивающую стеклянные стенки. Сквозь виски комната приобрела какой-то нереальный желтоватый свет, какой бывал у бабушки, когда она укладывала Ирину, которой было страшно одной, в свою постель, включала ночник, а сама молилась на икону в углу. И вот ты лежишь под одеялом, глаза полузакрыты, и вот уже не одеяло, а само спокойствие и умиротворенность укрывает тебя с головы до пяток. И сон легкий, как утренний туман перед солнечным летним рассветом, показывает свои радостные картинки.

Как Ирине хотелось этого спокойствия. И сна.

- Знаешь, опять у меня начинаются приступы сильной мигрени. Голова болит до тошноты, хоть об стенку бейся. Успокоительные ем горстями, а расслабиться не могу. День и ночь думаю, кто может воткнуть нож в спину, кто знает слишком много, чтобы подставить.

- Так напейся, - подруга затянулась сигаретой и дотронулась пальцами до шеи.

- Не получается. Возраст, наверное, уже не тот. Потом так плохо становится, что заранее все удовольствие теряется.

-Да вокруг тебя столько мужиков, в том числе молодых и красивых. Чем тебе не антидепрессант.

- Так-то оно так. Но с тех самых пор, как я пришла в коммерческую службу и тетки гораздо старше меня стали восхищаться каждым моим словом, хохотать от самой дурацкой шутки, я уже перестала различать, где искренний интерес, а где желание залезть в душу и получить выгоду от так называемой дружбы. Вот и с мужиками так же. Он смотрит на меня "тухлым" взглядом, а я прикидываю, чего ему от меня надо. Разоткровенничаешься перед ним, а он за рюмкой водки будет со смехом рассказывать свои приятелям самые мерзкие подробности. Зачем мне это надо?

Подруга докурила и смяла сигарету в пепельнице.

- По-моему, у тебя психоз. Что ты из себя премьер-министра строишь. Если честно, не так много ты и можешь. Взять на работу? Да кому она нужна? Быть за три копейки писарчуком власти. В силовых структурах, чтоб где-то прикрыть, тебя никто слушать не станет. Налоговой ты вообще безразлична. Все твои знакомства - это пустопорожние разговоры на официальных приемах. Не более того. "Четвертая власть" давно перестала быть властью, как таковой. СМИ - это, скорее, пожилая потаскушка, которую одни имеют в силу традиции и принадлежности к власти, а другие за деньги.

- Наверное. Но ведь те, кто заглядывают мне в глаза, этого не знают. Для них средства массовой информации что-то вроде главного арбитра в футболе. Вроде просто судит, а от его решения зависит судьба матча. А впрочем, может, и знают, но льстят и раболепствуют по привычке и на всякий случай. Кто знает, как жизнь повернется?

II

Соколов и вся телевизионная компания ежегодно под новогодние праздники бронировали несколько домиков на турбазе и достаточно шумно проводили встречу бывших коллег. Не стал исключением и нынешний год. Коттеджи выбирали с расчетом, что желающих потусоваться с собственниками нового интернет-телевидения будет немало.

За неделю до события, Тюленев, не торопясь, курил на лестнице областной администрации после удачно проведенной онлайн-трансляции. И все вроде бы было хорошо. В администрации, казалось, не было человека, который бы не захотел с ним поздороваться за руку. Его хлопали по плечу, приглашали выпить кофе, спрашивали о новостях и местных сплетнях. Девочки-секретарши при виде его принимали томный вид и начинали поправлять прическу. Но мысли о деньгах и Колосове не давали почивать на лаврах. В кармане по-прежнему было пусто. Работали на износ практически бесплатно с надеждой на будущее обогащение. А время отдавать Колосову долги приближалось. Можно было бы занять деньги для себя, чтобы чем-нибудь питаться в течение дня, кроме крепкого кофе, для жены, чтобы перестала каждый вечер выносить мозг, и для Колосова, чтобы отдать ему хотя бы что-то. Но занять было не у кого. Несмотря на бахвальство о сильной экономике и растущих доходах чиновников, которых Павел цитировал в своих трансляциях с мероприятий, число платежеспособных знакомых у Тюленева постоянно сокращалось. Павел расстегнул куртку и пошарил в кармане, собираясь достать следующую сигарету из пачки, как почувствовал, что у него завибрировал телефон.

Вспомни нечистого, он и появится. Звонил Колосов.

- Привет. Тебе не дозвонишься. Весь в работе наверняка.

Тюленеву было неудобно одной рукой удерживать телефон, а другой вынимать сигарету, доставать зажигалку, раскуривать сигарету и убирать зажигалку и пачку. Особенно трясущимися руками. Но ответил он только после того, как проделал все манипуляции и затянулся.

- Трудимся потихоньку. У тебя как дела?

- И мы трудимся. Вот думаю, как отдохнуть от трудов праведных. Хочется побывать на журналистской вечеринке. Тем более что все вы мне не чужие.

Тюленев откашлялся.

- Петя, сейчас ничего нет...

- Ну что ты, я не о деньгах.

Тюленев воочию представил себе брезгливо сморщившееся лицо Колосова.

- Учились мы как-никак в одном вузе. И Соколова я знаю, и Царева, и тебя чуть-чуть, - Колосов рассмеялся. - Так что хочу побывать у вас на встрече. Где и когда она ожидается?

- В следующую пятницу. На турбазе "Солнышко".

- Вот и будем считать, что ты меня пригласил. Может, я вашему каналу денег хочу дать? Ты не возражаешь?

Тюленев помолчал. Он подошел к перилам лестницы и облокотился на них. Сигарета у него в руках потухла, но он даже не заметил этого.

- Я не понимаю, чего ты хочешь?

- Пока я просто хочу вас всех увидеть. Что тебя смущает? Я никому не собираюсь говорить про тебя, если это так важно. Просто повеселимся.

- Повеселимся.

Павел невидящими глазами смотрел вперед, телефон у него по-прежнему был около уха. Но уже давно в нем была только тишина.

С вечера четверга начался снегопад. В мгновении ока он придал городу предпраздничный вид, ради которого десятки людей без особого успеха трудились несколько недель. Лампочки, елочки, вывески, катки, ежевечерне заливаемые водопроводной водой, и гирлянды казались сиротскими игрушками без настоящего мороза и снега. Но все изменилось. И вот уже хмурые лица немного разглаживаются, дети с визгом лепят снеговиков и машины встают в километровые пробки, потому что уборочные машины предпочитают работать исключительно в то время, когда большинство людей едет на работу и с работы.

Факторовцы и бывшая команда телевизионщиков решили собраться на остановке около магазинчика, которым владел общий старый знакомый Ашот. Он знал их предпочтения и к знаменательному дню заранее заказывал больше водки и пива. Остановка, как место встречи, выбиралась не случайно. Большинство собирающихся предпочитало оставлять машины дома и праздновать встречу без обременения в виде трезвости за рулем. Редкие автовладельцы, которые и на тусовку являлись на машине, выступали в роли доставщиков продуктов и спиртного.

Тюленев всегда любил покутить в своей компании, но сейчас настроение немного омрачала необходимость ввести в компанию Колосова. Прибыв к магазину, Павел увидел Соколова, который руководил загрузкой мяса в машину Светы Кириенко. Царев прятался за углом. Он увидел Тюленева и замахал ему руками.

- Привет. А почему ты от работы отлыниваешь?

- Я не отлыниваю. Просто коплю силы. Как обычно припашут то снег расчищать, то мангал ставить, то зажигать, то тушить. А кто-то будет сидеть, как на именинах. И ты обожди здесь.

- Пойду. Я лучше помогу, а то Сокол потом начнет претензии предъявлять.

Тюленев бросил окурок мимо урны и направился к машине. Соколов, пыхтя, укладывал в багажник несколько огромных пакетов с мясом.

- Мы что, собираемся накормить всех страждущих? - протягивая руку для рукопожатия, произнес Павел.

- А ты знаешь, сколько таких нынче соберется? И аппетит у всех крокодильский. Помнишь, как в прошлом году чуть не передрались из-за еды.

Тюленев улыбнулся.

- И не из-за еды, а из-за огненной воды. Два раза пришлось в ближайшее кафе ездить.

- Будем надеяться, что сегодня обойдется без подобных поездок.

- Андрюха, тут такое дело, - Павел выждал, когда Кириенко отошла от машины. - Помнишь Колосова?

Соколов выпрямился и достал пачку сигарет.

- Это из соседней группы, который браткам помогал, а потом сам сделался бизнесменом?

- Вот-вот. Он хотел подъехать. Молодость вспомнить. Сейчас денег у него предостаточно. Может, и нам что перепадет.

Соколов самодовольно хмыкнул и, не скрывая радости, слегка ткнул Тюленева кулаком под ребра.

- Слушай, да это же здорово. Первая ласточка. Я всегда говорил, что нужно найти свой конек и деньги сами к нам потекут, - Андрей засмеялся и хлопнул Тюленева по плечу. - Предчувствия меня не обманывают.

Высоков хорошо знал Соколова и всю компанию еще в бытность оппозиционного телеканала. Вел на нем программу о краеведении. Расследований без него хватало. И с тех пор всегда был приглашаем на мероприятия соколовских коллег. Но не всегда их посещал. Ссылался то на работу, то на командировки. Однако в этот раз отказаться даже не пришло ему в голову. Подробности работы "Фактор-ТВ" его интересовали не меньше, чем остальных. Когда обычная неловкость в общении после встречи с давно не видевшимися людьми осталась позади, а алкоголь еще не внес сумятицу в мысли, Высоков и Соколов встретились около мангала. Алексей нанизывал на шампуры мясо. Андрей несколько минут наблюдал за этими действиями молча, а потом спросил:

- Леха, приходи к нам. А то ты в "Вестях", наверное, тухнешь от скуки. Что может быть интересно настоящему журналисту в официальном издании?

Высоков поднял глаза от таза с шашлыком.

- А что ты можешь предложить "настоящему журналисту" на своем телевидении?

- Свободу. Что может быть важнее? Ты можешь писать все, что хочешь.

- Сокол, а нужно ли тебе моя писанина? Ваш "Фактор-ТВ" - штука интересная. Только вы крутитесь вокруг одних и тех же лиц с большими должностями, а для меня это скучно. Если бы ты делал что-то для нормальных людей, тогда другое дело. А так я же вижу, что материалы, которые не касаются политики, мало кого из твоих читателей интересуют. Их даже не комментируют. Они проходят незамеченными.

Соколов зло рассмеялся и сплюнул в сторону.

- А что ты зациклился на каких-то житейских историях и мелких проблемах? Кому они нужны? Твоей аудитории больше нет. Она осталась в прошлом. Оплот твоих читателей - телеканал "Культура", который скоро закроют из-за низкого рейтинга и малой рекламной привлекательности. А значит, и тебя читать некому. Сейчас интересны расследования, политика, криминальная хроника. Вот это вызывает драйв, повышает рейтинг и приносит деньги. Остальное - шлак.

- Я так не считаю. Расследования, политика, разоблачения. Ты говоришь о свободе, а сам практикуешь такое же рабство, как и все. Рабство от рейтинга, рекламы и мнения толпы. Только они получают деньги от одних, а ты хочешь иметь бабло от других. Вот и вся разница.

Соколов затянулся сигаретой. Некоторое время молчал, а потом щелчком отбросил окурок подальше в снег и посмотрел на Высокова.

- Ты просто отсталый, Леха. Ты хочешь, чтобы кругом была справедливость и красота, а руки пачкать не готов. Чистоплюй. Добро должно быть с кулаками. Так что, когда тебя за твои дерьмовые идеалы попрут из "Вестей", думаю, только я смогу протянуть тебе руку. Остальные будут отмалчиваться. И я думаю, этот момент наступит очень скоро.

Народу было, действительно, много. Как обычно в большой компании, образовалось несколько кружков "по интересам". Самый многочисленный кучковался около Соколова, который рассказывал о растущих рейтингах и перспективах федеральной популярности. Тюленев и Царев тоже были обласканы вниманием. Мужская часть компании постоянно подносила им пластиковые стаканчики с водкой, а дамская старалась то рукой, то бедром дотронуться до "героев".

Колосов приехал на турбазу, когда мясо уже подернулось аппетитной корочкой, а большинство собравшихся, не дожидаясь шашлыков, уже напробовались Ашотова угощения и курили на улице.

Петр вышел из машины с большим пакетом из универсама, поздоровался с каждым персонально и передал сумку Соколову.

- Это вклад в вечеринку от меня.

- Неужели коньяк тридцатилетней выдержки? - Андрей заглянул в пакет.

- Коньяка там нет. Да и зачем он здесь и сейчас. Захочешь выпить чего-то более интересного - заходи, устрою.

Час спустя Петр уже был в курсе всех журналистских дел, властных и околовластных слухов, рокировок в бизнесе. Он внимательно смотрел, как быстро пьянеет Соколов и провоцировал его на дальнейшие откровения о телеканале. Тюленев наблюдал, как Колосов постоянно подливает водку в стакан Соколова, но молчал. Он вообще предпочитал держаться подальше от своего знакомца. Да и тот не делал шагов по сближению. Только раз они столкнулись один на один. Колосов выходил из туалета, а Тюленев взялся за ручку, чтобы войти. Павел так плотно сжал зубы, что на скулах выступили желваки. Петр усмехнулся и, похлопав его снисходительно по плечу, молча прошел мимо.

Когда рассказами о работе все пресытились и началась обычная житейская болтовня, Колосов и Соколов вышли на улицу. Они стояли на крыльце и некоторое время наблюдали, как в коттедже метров за пятьдесят от них разгоряченная чужая компания лихо отплясывала под баян. Но молчаливое созерцание сейчас было не для Андрея.

- Петя, я скоро сам смогу угощать тебя тридцатилетним коньяком, - заявил он Колосову. - Мы обставим все СМИ области, нас будут бояться и уважать. И давать много денег за рекламу на нашем сайте.

Колосов с интересом смотрел на пьяненького Соколова. В машине он проигрывал много разных вариантов событий: с ним будут осторожны, Соколов не станет откровенничать, но такого быстрого результата он не предполагал.

- Так ты хочешь, чтобы боялись и уважали или денег?

- Я хочу показать всей этой сволочи, что не все журналисты продаются, что мы будем говорить правду об этом осином гнезде и никто не сможет заставить нас замолчать.

- А где же вы деньги брать будете?

- А правда - такая штука, которая имеет материальную стоимость. Я думаю, что есть люди, готовые за нее платить. Поколению дееспособных, обеспеченных людей нужна не пропаганда, а реальная картина мира. Вот моя аудитория, вот мой Клондайк.

Соколову было трудно стоять, и он направился к ближайшим скамейкам. Колосов двинулся за ним. Андрей плюхнулся на заснеженную лавочку и вытянул ноги. Петр садиться не стал.

- То есть ты хочешь информацию продавать, как товар, всем заинтересованным сторонам? Так в чем же тут высокая журналистика?

- Ты не понял. Я не буду ее продавать. Просто буду ее поставщиком. А значит, таким, как ты, которые хотят для бизнеса или еще для чего-нибудь знать о настоящем положении дел, наше существование выгодно. И вы будете платить за это деньги.

- А вот в чем дело, а я-то думал, что правду ты хочешь нести людям. Широким, так сказать, массам, - Петр рассмеялся.

Андрей поводил пальцем из стороны в сторону.

- Массы нужны как мерило рейтинга, не более того. Не надо страдать популизмом. Всему свое время.

- А ты не думаешь, что одним нужна информация, а другим дезинформация? Как ты смотришь на такой ход? - Колосов смотрел вдаль и не сразу заметил, что ответить ему некому.

Соколов стал засыпать и клониться вбок. Колосов минуту посмотрел, как он заваливается на скамейку, а затем взял потенциального медиамагната за шиворот, встряхнул и поставил на ноги. Поняв, что Андрей без помощи дойти до коттеджа не в состоянии, Петр махнул рукой в сторону своей машины. Спустя несколько минут его водитель, пыхтя, внес Соколова в коттедж, затащил в ближайшую тихую комнату, на одной из кроватей которой уже кто-то громко храпел, и опять вернулся к хозяйскому BMW. Колосов направился ко всей компании.

Петр сразу по приезде обратил внимание на Свету Кириенко, высокую, худощавую брюнетку, которая не пила спиртное, мало говорила и много слушала. Он уже знал, что она одна из учредителей "Фактор-ТВ" и владелица квартиры, где ресурс располагается. Когда веселье стало угасать, одни стали разбредаться по комнатам на ночлег, а другие лежали в самых неожиданных позах прямо в холле, Колосов направился к машине. На крыльце он столкнулся с Кириенко, которая, склонившись, что-то искала на ступеньках.

- Помочь? - Колосов был сама галантность.

Девушка сощурила близорукие глаза.

- Я выронила ключи от машины, найти не могу.

Петр приобнял ее за плечи и отодвинул в сторону, а затем стал внимательно смотреть вокруг.

- Что-то нет нигде.

Внезапно он склонился ниже и пошарил рукой около крыльца.

- Нашли?

- Нет. Показалось. Давайте я сейчас вас отвезу домой, а утром мой водитель сюда приедет, найдет ваши ключи и пригонит машину, куда скажете.

- Нет. Это неудобно. Я лучше останусь.

Но Колосов уже взял Светлану за руку и вел к своей машине. Когда девушка была усажена на заднее сиденье и дверь за ней захлопнулась, Петр направился к другой двери, чтобы сесть рядом с ней, но на мгновение остановился за машиной, разжал кулак левой руки и посмотрел на ключи с синим котенком, затем опустил их в карман пальто. Через минуту машина уже ехала по направлению к городу.

III

Высоков стоял на балконе и курил. Начинало темнеть, и в доме напротив стали зажигаться окна. Алексей любил смотреть в окна, наблюдать за людьми на улице. Кто-то из знакомых психиатров со смехом пытался подвести под такое времяпровождение диагноз, но Высоков не обижался. Ему нравилось заглядывать в чужую жизнь. Это как чтение рассказов, только можно самому додумывать начало и конец подсматриваемых историй. Вот сейчас он смотрел, как на балкон на седьмом этаже вышел толстый пузатый мужик с обильной растительностью на груди. Алексей готов был спорить, что мужик стоит на балконе в одних трусах и тапках. Пару минут он неторопливо курил, а потом поежился, пристроил сигарету на перила и зашел в квартиру. Через минуту он вновь стоял на балконе, но на нем уже была спортивная куртка. Высоков начал придумывать ему биографию и характер. И в своих фантазиях дошел до того момента, как мужик всегда мечтал о сыне, а рождаются одни дочки, и вот его жена снова беременна. Но дальше фантазия была прервана появлением на исследуемом балконе мальчика лет восьми. Худенького и тоже раздетого. Мужик повернулся и что-то грозно ему сказал. Мальчишка метнулся в дверь и через мгновение уже стоял в зимней куртке и прижимался к отцу. Еще спустя пару минут на балкон вышла, вероятно, хозяйка квартиры. Стройная. Тепло одетая. В шапке. И начала шуровать на полках шкафа. Затем она вручила вынутые из стеллажа банки сыну и мужу и скрылась в доме. Мальчик и мужчина последовали за ней.

Высоков перевел взгляд на тротуар около своего дома и только тут заметил, что снизу ему машет Капустина. И судя по ее судорожным движениям, она уже давно пытается привлечь к себе его внимание. Алексей не мог расслышать, что она кричит. Проезжающие машины полностью заглушали голос. Тогда он кинулся в квартиру, взял телефон и набрал Светкин номер.

- Я тебе десять минут в квартиру звонила, домой уже пошла. Хорошо, что на балкон посмотрела, знала, что ты там любишь на людей пялиться, - Капустина расстегивала молнию сапог замерзшими руками и давала выход своему раздражению. - Ты хотя бы телефон с собой бери на свой наблюдательный пункт.

Высоков поставил чайник на огонь и принес Светлане с батареи огромные толстые носки.

- Согревайся. Чего случилось?

- Нужно помочь художникам. Скажи, как выйти на федеральные издания.

- А разве история не закончилась. Вроде бы все притормозилось. Проверки, которые должны были стать стартом к травле, так и не были проведены.

Светка села с ногами на табурет около стола и стала греть руки о чашку с чаем.

- История не закончилась. Просто в структуре, которая должна сесть в Доме художников, стали происходить кадровые перестановки. Я не стала вдаваться в подробности, жданные или нежданные. И вот теперь работники структуры намереваются нарисоваться у нас в ближайшее время. Проверки не проводились, надеялись разойтись полюбовно. Но не получилось. Союз художников уперся. Кроме подпевал Глазьева, все проголосовали против переезда.

- И что ты хочешь сделать?

Светлана близоруко сощурилась и стала смотреть в окно невидящими глазами. На улице раздался визг тормозов, захлопали двери машин, раздалась ругань. Капустина заморгала глазами, как бы отгоняя какое-то наваждение.

- Я хочу, чтобы история с художниками стала известна в Москве. Здесь творится какой-то беспредел, может огласки они побоятся?

- Ты серьезно думаешь, что только в нашей области происходит такой передел?

- А разве не так? Я не хочу думать, что везде происходит подобное. Пусть только у нас, а где-то царит закон и порядок.

Светка смотрела в кружку, как в хрустальный шар.

- Если на самом деле все по-другому, то зачем наша работа, зачем все это? - она подняла глаза и посмотрела в глаза Высокову.

Алексей повернулся к ней спиной и открыл кухонный шкафчик, достал оттуда бутылку коньяка и маленькую рюмку, налил в рюмку алкоголь и подвинул Капустиной.

- Не надо Скрябину подставлять, особенно сейчас.

Светлана посмотрела в окно, потом встала и пошла к двери. Высоков удивленно посмотрел ей вслед, но не двинулся с места и не окликнул. Открыл бутылку и налил коньяка себе. Шуршание около двери затихло. На кухню вернулась Капустина с пачкой сигарет.

- Я понимаю, что надо подождать. Я понимаю, что нужно дать возможность развиваться ситуации своим чередом. Журналист - это не тот, кто берет автомат, а тот, кто находится с "ручкой и блокнотом". Но у меня такое чувство, что я играю на стороне противных мне людей и идей. И как это изменить, я не знаю.

Светлана глубоко затянулась, так что кончик сигареты превратился в столбик из пепла.

- Странно. Мы не в плену, нашей жизни ничего не угрожает, а мы постоянно лжем, подставляем друзей и знакомых, идем поперек вчерашних убеждений. И это при том что большой выгоды мы за предательство не получаем. Речь не идет о миллионах прибыли или рабочем месте с большими возможностями. Мы просто боимся, что в нашей жизни что-то станет хуже, если нам не улыбнется Рыльская, плохо посмотрит губернатор, мэр города не пожмет руку... Хотя, по большому счету, от этого ничего не изменится.

Высоков сел на стул напротив Капустиной.

- Наш уровень профессионализма и знаний так низок, что только лояльностью и подобострастием мы можем обеспечить себя куском хлеба. А так как ключевые посты занимают такие же серые личности, получается, что одобрение тех, кто близок к власти, является мерилом соответствия должности.

Светке стало жарко от коньяка, горячего кофе и бесед, и она принялась снимать носки.

- И что же делать? У нас с тобой нет 40 - 50 лет, чтобы законсервироваться и пережить эти времена в анабиозе.

-Давай немного подождем. Нет новостного повода, чтобы дать коллегам зацепиться.

Светлана посмотрела в окно. Усмехнулась.

- Давай подождем.

IV

Школу, которую Ирина выбрала для Данила, считалась самой лучшей в городе. Некоторые с усмешкой добавляли - по понтам. Кованая решетка по периметру территории, большие клумбы, гладкий асфальт. Несколько лет назад один из родителей, входящий в руководство областной ячейки партии, хотел сделать, как лучше, - разместить на территории школы физкультурно-оздоровительный комплекс на деньги партийного проекта, чтобы школьники могли заниматься физкультурой в современных условиях. Разместили. А получилось, как всегда, - в ФОКе начали заниматься городские спортсмены, приходить пенсионеры в группы здоровья. Территория вокруг школы стала проходным двором. Но сама школа держалась: турникеты в холле, бывший спецназовец в качестве вахтера-охранника.

Ирина процокала каблуками по пустым коридорам. Она старалась никогда не опаздывать на родительские собрания и всегда негодовала, когда большинство родителей считали совершенно нормальным опоздать минут на 10 - 20. Это не было вынужденным обстоятельством наемных работников, которые не могли отпроситься у работодателей без ущерба для репутации. Собирались не простые работяги или офисный планктон, а бизнесмены, чиновники и их не обремененные службой жены. Здесь опоздание было намеренным, своеобразным показателем отношения к происходящему. Классная руководитель знала правила игры, поэтому спокойно разговаривала с вновь прибывающими о проблемах класса и личных показателях детей. И только Ирина на предпоследней парте пыхтела, как каша на плите. Злость ее еще подпитывалась тем, что новые парты и стулья, на которые, как водится, собирали деньги родители, уже были все в занозах по краям, будто мебель кто-то специально обрабатывает теркой. Увидев разъезжающуюся дырку на чулке, Скрябина злилась все больше и больше.

Но вот большая часть родителей собралась. Стало душно от смеси запахов дорогого парфюма и кожаной галантереи. Учитель начала говорить о близости экзаменов и "последнем рывке", трудностях с дисциплиной и новых требованиях при проведении ЕГЭ.

Слушали все внимательно. Одиннадцатый класс - это рубеж, после которого родители подводят итог собственным амбициям. Поступить на бюджетное место было для них не материальной необходимостью, а показателем удачно выбранного направления, педагогического успеха и выгодного финансового вложения в "правильных" репетиторов.

И все же не учеба занимала мысли родителей и родительниц, а выпускной.

- Господа, это просто безобразие, что мы затянули обсуждение этого вопроса. Все хорошие места уже заняты, - председатель родительского комитета нервно листала свою тетрадь.- Давайте решать, куда пойдут наши дети и сколько нужно собирать.

- Сколько собирать? Я думаю, придется сброситься тысяч по 20, - включился в беседу родитель старосты класса.

- Да вы что? Таких и цен-то давно нет, - казалось, негодованию председательницы не будет предела. - В Москве собирают по 100, мы не столица, давайте по 50.

Наступила тишина.

- И это все на банкет? - тихо спросил кто-то.

- Не только. Еще на подарки учителям, - кивок в сторону классного руководителя. - Фото- и видеосъемку. У наших детей такой праздник бывает один раз в жизни.

- А что, подешевле нельзя?

- Можно. В лесу. У костра. Вам такой праздник нужен?

- Давайте не будем мелочиться, - поддержала председательницу член правления одного из банков - мама балагура Мишки. - Нужно по 50, давайте так и будем собирать. Я предполагала, что нам этот праздник окончания детства влетит в копеечку. Цветы, костюм и прочие атрибуты. Хорошо, если уложимся в соточку.

- У вас мальчик, может, и уложитесь, - деланно вздохнула мама местной красавицы. - А у нас вечернее платье, коктельное платье, прическа, make-ap...

Ирина чувствовала себя на этой ярмарке тщеславия чужой, хотя и зарабатывала в последнее время достаточно. Недавно она прочитала, что выпускники какого-то города решили отпраздновать выпускной очень скромно, без вечерних платьев и фонтанов с шампанским. А сэкономленные деньги отправить на операции больным детям. Но здесь она и не собиралась заикаться о таком начинании. Никто не поймет, сочтут сумасшедшей и "не своей".

На задней парте сидела мама Леши Борщикова, с обычным боевым раскрасом на лице, но в более классическом наряде. Ирина краем глаза заметила, что она обращается к отцу будущего медалиста класса, который сегодня пришел в служебном одеянии, в рясе.

- Об этом надо было думать заранее, - изрек батюшка. - У нас школа не для всех. У меня здесь уже третий ребенок учится. Дорого - это да. Так оно того стоит.

Борщикова покраснела.

Ирина слышала от Данила, что у Лешиных родителей начались какие-то финансовые проблемы. Теперь его уже не настраивали на заграничное обучение, а постоянно долбили, чтобы поступил на бюджет. Деньги как быстро пришли к ним в карманы, так же быстро и ушли.

Как бы отвечая на вопрос Борщиковой, председательница предупредила:

- Да, сдавать деньги нужно срочно. Кто не сдаст до конца недели - тот не пойдет на выпускной.

У Борщиковой красными пятнами пошло не только лицо, но и изрядно декольтированная грудь.

- А куда пойдем-то? - поинтересовались с задних парт.

- Давайте по вайберу обсудим, - постучав по часам в золотом корпусе, сказал один из отцов. - Если начнем сейчас обсуждать, то до утра просидим, а надо работать, - резюмировал он и направился к выходу.

Народ начал надевать шубы и дубленки.

V

Ирина остановилась около двери и в задумчивости постояла несколько минут. Затем перекрестилась и шагнула за порог. На улице ее уже ждала редакторская машина. Водитель Леша что-то читал в рекламном таблоиде.

- Здравствуй, что же ты чужую газету читаешь? Нет бы свое издание проштудировал, - Ирина села в машину и начала пристегивать ремень безопасности.

- Ирина Петровна, а что мне читать в "Вестях". Я человек необразованный, политикой не особо интересуюсь, да и что можно увидеть в нашей газете? Пишем одно, на деле вижу другое.

- Зря ты так. Что пишем, не всегда важно, важнее, что ты у нас работаешь, значит, читать обязан, - Ирина повернулась к Алексею всем корпусом.

Тон Скрябиной был полушутливый-полусерьёзный, и водитель опасливо покосился на пассажирку. В глазах промелькнуло удивление.

- Да я читаю, правда. Очень интересно, - Лешка заморгал светлыми глазами.

- Успокойся. Читай, что хочешь. Так о чем пишут в рекламном листке?- Ирина села прямо.

- Придурок какой-то собаку выбросил из окна. С восьмого этажа. Подружкин пес был, он, видимо, ему мешал руки распускать. Ирина Петровна, вот вы как думаете, - Алексей стал стучать по рулю от возбуждения, - будет ему что-то или нет? Я бы эту сволочь тоже заставил с восьмого этажа полетать. У меня тоже собака дома, так это же не животное - это член семьи. Как же его можно из окна?

- Жалко. Только ничего этой сволочи не будет, - Ирина смотрела прямо перед собой. - Чтобы это дело довести до серьезных последствий, нужно проводить большую работу. Кто же захочет на себя такое взваливать? Может, штраф выпишут. Только ты мне скажи, вот эта деваха не видела, что из себя представляет этот мужик? И все равно привечала, может, и сейчас помирятся. Цветочки подарит, прощенья попросит и все.

- Неужели бабы такие дуры?

- Это не только бабы, Леша. Все мы. Плохое старое для нас привлекательней неизвестного нового.

- Не понял, - Алексей смотрел на Скрябину удивленно.

- Приехали, - Ирина улыбнулась и похлопала водителя по плечу, - потом поговорим.

Она медленно вышла и осторожно захлопнула дверь машины. В приемной Скрябина натянуто улыбнулась и прошла в кабинет.

- Света, зайди, - почти у порога позвала она.

- Ирина Петровна, вы себя хорошо чувствуете? - Светочка смотрела удивленно, как Ирина в пальто сидит за редакторским столом, подперев голову руками.

- Все нормально. На собрании все соберутся?

- Все. Кудашев хотел отпроситься, говорил, что ему к врачу надо. Но я настояла. Сказал - приеду. Вы думаете, будут проблемы? - Светочка примостилась на краешке стула напротив стола.

- Проблемы будут непременно. А вот ты знаешь, что у Президента Ельцина на службе было несколько парапсихологов, астрологов и прочих мистических товарищей?

- Он что, кого-то привораживал? - Светочка широко раскрыла глаза.

- Нет, - Ирина рассмеялась. И уже без прежней апатии встала и сняла пальто. - Они "отводили" от него чужую негативную энергию. Представляешь, сколько человек ему хотели зла в 90-е. Хотя ты же этого не помнишь. Так вот, они сохраняли его "энергетическое поле". Как бы мне хотелось, чтобы кто-то сегодня сохранил мое "поле".

Глаза Светочки забегали, и она заговорила вполголоса.

- Ирина Петровна, мне рассказывали про женщину у нас в городе, которая будущее предсказывает и порчу хорошо снимает. Хотите, я телефон узнаю?

Скрябина помолчала, откинулась в кресле, а потом улыбнулась.

- Спасибо. Давай пока повременим.

В обед в кабинет Скрябиной стали вносить дополнительные стулья. Ирина вышла на балкон и набрала номер Высокова.

- Я очень тебя прошу. Очень. Поддержи меня. Сейчас не время для дискуссий. Выхода просто нет.

В кабинет стали подтягиваться работники редакции. Вроде бы шутки и смех, а в воздухе нарастало напряжение. Пришла главный бухгалтер и села рядом со Скрябиной.

Ирина "надела" улыбку и начала.

- Всем здравствуйте. Сегодня мы собрались полным составом, чтобы выяснить окончательные итоги прошлого года и то, к чему мы будем стремиться в году нынешнем. Сначала о финансах.

Главбух начала речь о показателях, тиражах и недополученной прибыли, дебиторской задолженности и планах рекламного отдела. Кто-то играл в "крестики-нолики", большинство уткнулись в гаджеты.

- Исходя из вышеизложенного, с уверенностью можно сказать, что выжить при существующей ситуации мы не сможем, - главбух закрыла папку и села.

Эти слова заставили всех оторваться от личных дел и удивленно посмотреть на Скрябину.

Касаткин захлопнул планшет и удивленно спросил:

- Что это значит? Мы что закрываемся?

Ирина покраснела и закусила губу, потом выдохнула и заговорила.

- Мы НЕ закрываемся. Но администрация в два раза снизила нам финансирование. Придется задним числом менять договор. Реклама не в состоянии покрыть все затраты. Нужно ужиматься. Придется серьезно пересмотреть расходы. Никакое оборудование закупаться не будет, хознужды придется сократить. И... - Ирина замолчала, а потом выпалила одним духом: - После консультаций с администрацией принято решение вывести за штат собственных корреспондентов, а также сократить еще ряд сотрудников редакции.

Повисло молчание. Большинство собкоров были не молодые уже люди, которые проработали в "Губернаторских вестях" многие годы, большая часть - с первых дней существования. Почти двадцать пять лет они наполняли страницы областной газеты реальными и живыми материалами, репортажами с мест. По большей части, именно их работа позволяла называть "Вести" областным изданием. Они рассказывали о людях в районных центрах и деревнях, говорили о больших проблемах "маленького" человека, поддерживали своими публикациями "талантливых" чудаков и "недобитую" сельскую интеллигенцию. Уровень их журналистского мастерства был очень разным, но в данном случае не это было главным. Они поддерживали в людях на местах мысль, что их проблемы кому-то интересны, что они не одиноки.

Иван Владимирович Кудашев, собственный корреспондент "Губерноторских вестей", шестидесятилетний аксакал областной журналистики, встал, потом сел, потом вновь встал и удивленно посмотрел вокруг.

- Вы что, с ума сошли? Мы больше не нужны? Значит, то, что делается на местах, губернаторской газете не интересно? Так что же это будет за издание?

Большинство опустили глаза.

- Иван Владимирович, вы, конечно, нужны, просто теперь наши отношения будут более свободными. Газета всегда будет рада разместить материалы с мест.

- Не будет. Сядь, Ваня, все уже решено, - скрестив руки на груди, заговорил сосед Кудашева и "товарищ по несчастью" Семен Яропольский, - Работа на гонорарах в период, когда газета становится все тоньше и тоньше, - неблагодарное занятие. Вам и свои-то материалы из администрации скоро будет негде размещать.

Яропольский посмотрел прямо в глаза Скрябиной.

- Ира, я тебя не сужу. Кушать хочется всем, и, наверное, у тебя нет возможности отстоять правильные решения перед Рыльской, губернатором или кем-то там еще. Но ты понимаешь, что сейчас происходит? Не мы первые, не мы последние, но сейчас окончательно завершается процесс выдавливания человека из СМИ. А если в них не будет человека с мест, то не будет и самих изданий. Только пропагандистский листок. Твоими руками убивают издание, которое больше двадцати лет являлось областной газетой. И тебя запомнят именно этим.

- Это не убийство, - Ирина усмехнулась, - это операция. Без нее не получится Семен Семенович.

Эти слова как бы стали спусковым крючком к началу обсуждения, а скорее, свары, которая немедленно началась. Одни кричали, что ничего страшного не происходит, другие утверждали, что это только начало конца. Капустина гладила Кудашева по руке и говорила о том, что его замечательные материалы возьмут даже федеральные издания. Метелина, обернувшись к главбуху, брызгая слюной, утверждала, что ей давно надоело править детские опусы собкоров. Касаткин открыто веселился, наблюдая за этим паноптикумом, и отпускал едкие замечания. Сотрудники предпечатной подготовки громко рассуждали, коснется ли сокращение их, и если коснется, то кого. Ирина молча переводила взгляд с одного на другого. Потом ее взгляд остановился на Высокове. Он слушал Яропольского и одобрительно кивал.

VI

Обычно бал прессы проходил в День российской печати - 13 января. В самом начале, в девяностые, это был повод встретиться, поговорить, выпить и потанцевать под елочкой. Тогда почти все журналисты вне зависимости от принадлежности работодателя жили мирно, можно сказать, даже дружно. И подраться могли исключительно на романтической почве, не поделив девушку. Власть на праздник жизни не приглашали. Деньги на незатейливую закуску и спиртное собирали сообща. В качестве организатора выступал Союз журналистов, бестолковое в общем-то сообщество в области, но объединявшее рыцарей пера и микрофона в коллектив себе подобных. А потом кому-то захотелось побольше пафоса, журналистских премий, "добрых дел", чтобы Союз мог отчитаться в Москве о своей нужности. И вот уже праздник прессы превратился в тусовку власти, предпринимательских структур, которые дают в СМИ рекламу, коммерческих отделов самих СМИ, которые на празднике "окучивают" рекламодателей, и отличившихся перед всей этой туснёй журналистов. И если вначале победителей журналистских конкурсов выбирали все журналисты, потом только избранные журналисты, то к нулевым победителей в конкурсе журналистов определяли власть и тугие кошельки.

Приход к власти Медведевой стал новой вехой в существовании журналистского сообщества в регионе. Работники СМИ были разделены на "рукопожатых" и иных. Первые были особами, приближенными к власти. Им вручали премии, давали интервью, кормили на пресс-турах. Ко вторым относились все те, кто позволял себе критически мыслить, анализировать и задавать вопросы, отличающиеся от тех, которые раздавались перед началом пресс-конференций.

Бал журналистов стал уделом приближенной братии. Там им раздавали призы и премии, власть и бизнес хлопали их по плечу и угощали дешевой водкой.

Бакатина позвонила Скрябиной сразу после новогодних праздников. Ирина как раз правила материал о поездке губернатора в районный центр, закончившейся по обыкновению показательной поркой.

- Для вас выделено три номинации: экономика, общественный резонанс и расследование. Быстро говори, кого будем награждать, - Бакатина, как обычно, все дела откладывала на последний момент, и когда он наступал, торопилась, делала массу ошибок и сваливала их на кого угодно.

- Экономика - это, конечно, Полухин. Общество - Капустина, а расследования, думаю, Суздальцев. Помнишь, какой резонанс имел его материал о детях, которых заставляли попрошайничать опекуны при содействии местной милиции. А может, Трифонова? У нее тоже были интересные материалы. Ну, что ты молчишь? Высокова нет. Чем ты недовольна?

- Ира, я всем довольна. Всем. Твой выбор я поняла. Что-то ты давно не заходила ко мне. Давно кофе не пили, не сплетничали. Заходи, подруга.

- Обязательно.

Когда после еженедельной планерки Скрябина зашла к Бакатиной в кабинет, та что-то рассматривала в компьютере и нажимала кнопки.

- Привет, заходи. Я сейчас закончу.

- Что это, Фейсбук? Давно ли в администрации стали поощряться социальные сети?

- Недавно. Просто, таким образом поддерживаем с журналистами связь. Вот ты, например, знаешь, что сейчас работодатели в первую очередь смотрят на твою страницу в соцсетях?

- Не знаю. И, наверное, знать не хочу. Все эти лайки, посты, котики - для меня темный лес. Это при том, что я почти везде зарегистрировалась зачем-то. Только не захожу туда, даже пароли забываю.

- И очень зря. Много интересного можно узнать. Много информации можно пропустить...

- Слить, ты имеешь в виду? Люда, тебе перевалило за ягодную пору, а ты все туда же.

Бакатина выключила экран компьютера и подсела к Скрябиной.

- Вот именно. И очутиться на свалке я не хочу.

- Тебе, что ли, дополнительное поручение дали по соцсетям? Сама туда пишешь или негров находишь?

- Все-то тебе надо знать, - Бакатина рассмеялась. - Я просто мониторю ситуацию. Понятно? И, кстати, о ситуации... У тебя из редакции все на бал пойдут?

- Пока не спрашивала. А что, нужно создать массовость?

- А вот это тебе решать. Губернатор приедет. Чтобы до ее отъезда было все прилично.

- Надеюсь, она не задержится на празднике. Моих всех наградят?

-Конечно, - Бакатина опустила глаза и стала копаться в вазочке с конфетами. - Все три номинации ваши.

Что-то не понравилось Скрябиной в тоне бывшей подруги и, вопреки обыкновению делиться информацией сразу, Ирина решила пока не говорить о результатах конкурсов никому из редакции.

Накануне ярмарки журналистского тщеславия Светочка съездила в Союз журналистов и привезла пачку свежеотпечатанных билетов на мероприятие. Под "Губернаторские вести" выделили сразу несколько столов поближе к сцене. Среди женской половины редакции началась суета и выяснение "кто в чем пойдет, с кем сядет".

- Кого из наших наградят? - Высоков появился тогда, когда Ирина ползала под столом, пытаясь найти упавшую ручку.

От неожиданности она попыталась побыстрее вылезти, зацепилась ногой за провода от компьютера и вполне могла рухнуть лицом об пол, если бы не успела схватиться руками за колесики кресла. Поэтому вылезла она из-под стола раскрасневшаяся и злая.

- С ума, что ли, сошел? Не можешь без фокусов?

Скрябина выпрямилась и стала отряхивать юбку от пыли.

- А что ты там делала?

- Сокровища искала. Чего ты спросил?

- Ты знаешь, кого из наших наградят?

Ирина зашмыгала носом. Рассказать о премии очень хотелось, но попасть впросак желания не было.

- Скажем, я высказала свое мнение. Надеюсь, что к нему прислушаются.

- Тогда будем смотреть, как твои надежды оправдаются.

Высоков нагнулся, поднял с пола ручку и положил ее на стол.

Площадка перед областным Дворцом культуры с трудом вмещала автомобили прибывающих на праздник. В самых статусных иномарках подремывали водители, готовые в любой момент увезти с праздника жизни захмелевших бизнесменов и чиновников. На такси подъезжали работники редакций со стабильным финансовым положением. Ветераны журналистики и молодые пираньи пера добирались до областного Дворца культуры самостоятельно.

В фойе звучала музыка. Областной симфонический оркестр - постоянный спутник и в какой-то мере показатель участия губернатора в мероприятии - наигрывал что-то бравурное. Мажоретки - гордость дирижера оркестра, его небольшой отобранный гаремчик - скучали в стороне. Их выступление всегда ознаменовывало вхождение главы области в помещение. Для полной картины не хватало толпы, которая бы "в воздух чепчики бросала". Но это дело времени. Уже сейчас появление Медведевой везде и всюду сопровождалось "бурными и продолжительными аплодисментами".

Разношерстность толпы на балу прессы всегда была предметом пересудов на несколько месяцев. С претензией на элиту шествовали рекламные дивы в вечерних платьях со стразиками, большими вырезами и вставками из дешевого капрона. Суетилась молодежь в джинсах и клетчатых рубашках. Старейшины журналистики оставались приверженцами классических костюмов, большей частью старомодных, но хорошо вычищенных и отутюженных.

Компания "Вестей" приехала на мероприятие на нескольких такси в числе последних. Во-первых, надо было закрывать завтрашний номер, а во-вторых, время появления на мероприятии стало тоже показателем статуса. Самых важных особ без ропота могут ждать и по нескольку часов.

Карманова посмотрела на почти одновременно с ними прибывшую команду "Фактор-ТВ" и скорчила недовольную мину.

- Я не понимаю, как на "такое" мероприятие можно являться одетым в свитер и джинсы? Мне кажется, надо сказать Татьяне Сергеевне, что пора ввести на подобные мероприятия дресс-код.

- Это тебе зачем? - Суздальцев в джинсах и, правда, не в свитере, а в пиджаке на видавшую вида водолазку посмотрел на Марину тяжелым взглядом. - Так тебе должно быть даже выгоднее. Мы в джинсах, ты в костюме от "Шанель". Вот и наслаждайся.

- Просто Маринка хочет увидеть подтверждение того, что она сама относится к изысканному обществу, - Метелина, не торопясь, расчесывалась около зеркала. - А то получается, что, несмотря на парижский шик, она с нами, убогими, с одной помойки.

Сама Метла в ярком пончо при внушительных габаритах напоминала воздушный шар и смотрела на парижские туалеты Кармановой с нескрываемой ненавистью.

Маринка встала около Метелиной напротив зеркала, чтобы контраст стал еще более заметным. Обе не смотрели друг на друга, но по напряжению лиц было понятно, что достаточно искры, чтобы дошло до потасовки.

Но тут зазвучал гимн на мотив "Славься, славься", мажоретки губернаторского оркестра начали махать жезлами, и в дверях показалась губернатор. Собравшиеся чиновники и бизнесмены захлопали.

Пятеркин бережно снял с Медведевой пальто. Команда Алевтины Георгиевны направилась в банкетный зал.

На сцене с улыбкой замерли ведущие вечера - краса и гордость государственного телеканала Алиса Плещеева и известный в узких кругах областной элиты шоумен Семен Безродный.

Но вот барыня уселась за столик, и председатель Союза журналистов Гарик Ридный махнул рукой. Зазвучали фанфары, и вот уже вечер покатился по проторенной колее: сегодня здесь собрались... мы рады видеть... для нас большая честь... мы живем в интересное время... совесть общества... Затем начались бесконечные речи: губернатор, заместитель, заместитель заместителя, глава областного центра, председатель Союза журналистов... Ничего нового они не говорили, но атмосфера была какая-то нервная. Казалось, что в воздухе висит какое-то истерическое напряжение.

Ирину посадили за столик совсем рядом со сценой. Она обвела глазами зал. Первые ряды избранных журналистов, чиновников и бизнесменов внимали словам, как откровениям. Карманова даже подалась вперед, чтобы лучше слышать и видеть губернатора. Метелина прижала руки к своей обширной груди и слушала речи с широко раскрытыми глазами. Касаткин не отводил взгляд от Рыльской. Работники администрации за соседним столиком бешено аплодировали после каждой речи. Бизнес-сопровождение губернатора сидело тихо. Но если смотреть на них пристальней, заметно, как по-идиотски восторженное выражение лица, совершенно несвойственное этим людям, но необходимое в данной ситуации, сползает и сменяется привычной миной брезгливости и надменности.

Чем дальше от сцены, тем спокойней себя чувствовали собравшиеся. Капустина тихонько переговаривалась с Трифоновой, Суздальцев, прикрывшись рукой, дремал, Полухин рисовал что-то в блокноте, Высоков делал кораблики из салфеток. Факторовцы за самым последним столиком от сцены, почти вплотную к выходу, уже разливали и пили. Ободрившись их примером, так же стали поступать и за столиками журналистов районных газет. Многие из них тряслись в автобусе несколько часов, чтобы приехать на журналистский корпоратив. Потом их ждала долгая дорога обратно, поэтому сейчас они стремились наобщаться всласть с друзьями и знакомыми, с кем встречались всего раз в год.

И вот началось награждение. Стали видны столы с дипломами и подарками. Девушки в белых рубашках и коротеньких юбочках из администрации подбежали поближе, чтобы быть на подхвате.

Самая престижная премия, конечно, считалась губернаторская: почет, уважение и крупная сумма в придачу.

Самым профессиональным был признан государственный телерадиоканал. Аристократичный Вишневский почти согнулся вдвое, целуя ручку Рыльской, которая вручала диплом. Премия "за неравнодушие" досталась работнику губернаторского медиапортала за ряд материалов о социальных проблемах, решенных губернаторской командой во время предвыборной кампании. Ирина нашла глазами Вахрушева и, встретив его взгляд, поаплодировала ему.

И вот номинация "Общественный резонанс". Скрябина посмотрела на Капустину, представила ее удивление и радость, и заранее улыбнулась.

- Премия в номинации "Общественный резонанс" вручается журналисту газеты "Губернаторские вести", - Алиса сделала паузу и громко выкрикнула: - Евгении Метелиной.

Ирина впала в ступор. Она видела, как красный воздушный шар с маленькой головой поплыл на сцену, как Рыльская похлопала Метлу по руке и взяла под руку, фотографируясь на память. Ни моргнуть, ни сглотнуть подкатившийся к горлу комок она не могла. Метелина уже уселась на свое место, прежде чем Скрябина нашла в себе силы взять стакан с водой и поднести его к губам.

- Премия в номинации "Бизнес и финансы", - надрывался Семен Безродный, - вручается журналисту "Губернаторских вестей", профессионалу и просто красивой девушке - Марине Кармановой.

Скрябина раздвинула губы, изображая улыбку, подняла глаза от скатерти и встретилась взглядом с Высоковым. Она боялась увидеть в его взгляде удивление или презрение, а Алексей начал ей подмигивать сначала правым глазом, потом левым, потом пальцем поднял вверх кончик носа. И когда объявили номинацию "Журналистское расследование", они начали перемигиваться и корчить рожи.

- Премия в номинации "Журналистское расследование" получает наш самый отважный собрат по перу, - Безродный и Плещеева переглянулись и закончили хором: - Геннадий Касаткин.

Вокруг захлопали, Ирина засмеялась, Высоков закричал "браво", а Гена степенно взошел на сцену, с поклоном принял от Рыльской диплом и подошел к микрофону.

- Уважаемая Алевтина Григорьевна, Татьяна Сергеевна, коллеги, благодарю за оказанную честь. И твердо верю, что дело сегодняшней журналистики - всегда оставаться в гуще событий, быть ушами и глазами общества. Стоять на страже его интересов и интересов нашей могучей страны.

Под аплодисменты Касаткин спустился в зал, и тут же к нему подбежал человечек, приглашая его за стол губернатора.

Карманова пошла пятнами, Метелина рванула завязки своего одеяния так сильно, что металлическая шишечка от одного из шнурочков слетела и упала ей в бокал с вином. Ирина рассмеялась и, воспользовавшись передышкой в награждениях, когда на сцене запел русские народные песни местный фольклорный коллектив, вместе со своей тарелкой направилась к столику, за которым сидели Капустина, Трифонова, Суздальцев, Полухин, Высоков и прочие коллеги, не входящие в ряды одариваемых кусками с властных столов. Иван Николаевич засуетился, сдвигая тарелки в сторону, Суздальцев подлил вина в бокал, а Высоков принес откуда-то стул.

- Чего, затошнило? - Светлана сильно хотела курить. Для этого надо было одеваться, выходить на улицу. Одной это делать не хотелось, а компания не собиралась. Поэтому сейчас она была далека от тактичности и осторожности.- Вроде куски всем равные достались, а Метла с Кармановой как на похоронах сидят.

- Их за губернаторский стол не пригласили, - Суздальцев налил себе очередную рюмку и тоже был далек от сантиментов. - Ты, Ира, поаккуратнее с ними. Они на все способны. О, вот и следующие номинации пошли.

- Женя, а ты хочешь, чтобы тебя наградили, - Лена Трифонова смотрела на Суздальцева широко открытыми глазами.

- Хочу. Я хочу показать этот диплом своей жене, чтобы она перестала называть меня никчемным писакой, и сыну, чтобы он мог мной гордиться. Только предавать никого ради этого я не намерен.

Евгений потряс пальцем перед лицом Трифоновой.

- Специальный приз Управления внутренних дел области за содействие в раскрытии противоправных действий вручается сотруднику областного издания "Губернаторские вести" Евгению Суздальцеву, - объявила тем временем Алиса Плещеева.

Суздальцев оторопел.

- Женька, иди. Что ты сидишь? - Ирина дернула его за пиджак.

- Только спокойно иди, не качайся, - хохотнул Колпаков.

Суздальцев вскочил, зацепился за стул и чуть не упал. Затем почти побежал к сцене.

- Дай посмотреть, что тебе дали, - Колпаков старался отобрать у вернувшегося Суздальцева пакет с подарком.

- Слушайте, вы представляете, я не зря работаю. Меня оценили, - в голосе Евгения были слезы.

- Ну, конечно. Только и без премии тебя оценили дети, которых ты спас от рабства, - Высоков тихонько стукнул кулаком Суздальцева в предплечье.

- Это все так. Только с премией еще веселее, - он рассмеялся. - Чего ты там ломаешь? - сказал он уже другим тоном Колпакову, который вскрывал подарочную коробку.

- Телефон, - Колпаков нехотя отдал коробку. - Могли бы и айфон подарить. Хотя менты всегда жадные на подарки. У них денег на это нет. А вот вы как думаете: "Фактору" что-нибудь дадут? Всего за несколько месяцев они всех обскакали.

- Пойдемте курить, наконец. Скоро все узнаем. Вот сейчас про великую Россию пару песен споют, и мы все узнаем, - Светлана встала и решительно направилась к выходу.

За столом остались только Полухин и Скрябина с Трифоновой. Затем Полухину позвонила жена, и он пошел в фойе разговаривать, Трифоновой нужно было самой позвонить. Ирина сидела одна, когда на соседний стул плюхнулся Тюленев.

- Привет. Все идет, как надо?

- Не все, - Ирина улыбнулась, - но как-то идет. Хорошо, что УВД Суздальцева отметили. У него хорошие материалы были.

- Я так им и сказал, что лучшей кандидатуры не найти, - Павел нашел чистую рюмку и налил водки. - Давай за объективный успех.

Ирина медленно подняла бокал с вином.

- Это ты им подсказал?

- А что такого? Они спросили - я ответил.

- Все правильно ты сделал. А как вам на этом празднике жизни?

- Нормально. Сейчас здесь закончим и дальше пойдем.

- С Колосовым, что ли?

Тюленев закашлялся.

- Не знаю. А откуда ты его знаешь?

-По рекламным делам. Скользкий тип. Я его несколько раз видела с этой вашей новой партнершей, Любой...

- Светой? Кириенко?

- Точно-точно. Стройной брюнеткой. Он ее точно охмуряет. Вернее, охмурил, если обратить внимание на то, как она на него смотрит. Но это думаю вам на руку. Может, будет вашим постоянным рекламодателем.

Ирина смотрела на входящего в зал Высокова, поэтому не видела, как обычно красное лицо Павла стало белым и покрылось капельками пота.

Самой последней номинацией была объявлена номинация Союза журналистов "Открытие года". Колпаков зря волновался. "Фактор-ТВ" был признан победителем безоговорочно.

Пожалуй, в этот день никто не удостаивался таких искренних аплодисментов, какими встретили данное известие журналисты. Соколов не стал говорить никаких слов и только размахивал дипломом под одобрительный гул зала.

Ирина посмотрела на губернатора. Медведева самодовольно улыбалась и кивала Рыльской, что-то шепчущей ей на ухо.

Большинство официальных лиц покинули тусовку после отъезда губернатора, поэтому журналисты веселились на всю катушку: кто стучал, кто гремел, кто гудел.

Колосов, который пришел на мероприятие к самому концу церемонии награждения, потыкал в свой айфон и через несколько минут во Дворец культуры его водитель приволок сумки, загруженные бутылками водки и шампанского. Веселье принимало стихийный характер.

Карпович и Пятеркин были одними из немногих официальных лиц, кто остался на "балу" после отъезда губернатора. Пятеркин ходил от одного стола к другому, почти за каждым выпивал и тем не менее оставался трезвым. Олеся сидела одна и с интересом наблюдала за происходящим.

- Здравствуйте, Олеся Станиславовна.

Рядом с Карпович присела Метелина.

- Здравствуйте, - Олеся со спокойным интересом рассматривала грузную, не первой молодости женщину, которая сейчас выбрала себе роль маленькой девочки. Она видела замешательство Евгении, желание что-то сказать, но не собиралась ей помогать.

Метла покусала губы.

- Если Вам нужна какая-то информация в работе, я могу попытаться ее найти, - выдавила она наконец.

- Какая информация, и для чего она мне может понадобиться? - Олеся усмехнулась.

Щеки Метелиной вспыхнули.

- Любая.

- А зачем же тогда Google? - Карпович подняла брови в притворном удивлении, а потом продолжила: - Или вы предлагаете мне информацию о своих коллегах и том, что происходит в СМИ?

Евгения опустила глаза.

- И какова цена такого информирования?

- Ну что Вы, - Метелина из розовой стала пунцовой. - Я не говорю о деньгах.

- Я поняла вас, - Карпович кивнула головой.

Метла еще что-то хотела сказать, но тут подошел Пятеркин, и ей пришлось ретироваться.

- Пока ты там бродишь, я прирастаю осведомителями, - Олеся брезгливо ухмыльнулась и налила себе воды.

К десяти часам вечер начал угасать. Журналисты районных СМИ разъехались раньше всех. Факторовцы решили продолжить праздник в кафе. Причем Тюленева грузили в машину почти в бессознательном состоянии.

- Может, вы его лучше домой отвезете? - спросила Ирина у Царева.

- А вот домой-то ему в таком состоянии точно нельзя, - Сергей развел руками. - Но мы его не бросим. Посидит, поспит, придет в себя, и доставим. Не волнуйся.

Официанты начали собирать тарелки. Скрябина и Высоков направились к выходу.

- Ты ждала, что награждать будут других? - спросил Алексей на улице.

- Да, в моем списке были совершенно другие люди. Но мне не понравилось, как его восприняла Бакатина, поэтому никого я не стала поздравлять заранее. Оказалось, правильно, - Ирина взяла Высокова под руку.

Несколько минут шли молча. Потом Алексей откашлялся.

- Ирка, почему ты не вышла за меня замуж? Данил мог бы быть моим сыном...

Ирина смотрела прямо перед собой, не оборачиваясь к Высокову.

- Ерунду ты спрашиваешь. Ты меня не звал. И не надо тебе это. Просто сейчас в тебе алкоголь говорит. И ты просто очарован моей неземной красотой.

Ирка стала делать пассы руками около его лица и засмеялась.

- Откуда ты знаешь? Я может пил три дня, когда ты уехала с повелителем полосатых палочек.

- Пить ты, конечно, мог, - Ирина растягивала слова. - Но в качестве жены я тебе была не нужна. Все очень просто. Ты хочешь быть хорошим, честным и справедливым для всех. А так не получается в наших дурацких реалиях, если у тебя на шее жена, дети и им нужно есть, где-то жить и одеваться. Поневоле идешь на сделку с собственной совестью. Или идешь работать руками. Вон Мишкин, помнишь такого? Делает мебель. Говорят, хорошую. И никаких тебе сделок.

- А иначе нельзя?

- Думаю, нет. Сначала тяжело. Потом привыкаешь.

- Ты привыкла?

- Нет, к сожалению.

Ирка отошла от Алексея и стала делать снежки из завалов на обочине, а потом кидать их в Высокова.

- И как же тогда жить после сделки? - Алексею было трудно сосредоточиться на разговоре и уворачиваться от снежных снарядов.

Потом он тоже начал кидаться в Скрябину снегом. Свидетелем перестрелки стали парень с девушкой, которым показалась смешной такая игра немолодых уже женщины в дорогой светлой шубе, в сапогах на высоких каблуках и долговязого мужика в горнолыжной куртке и вязаной шапке. Проходя мимо, они расхохотались.

Ирина стала отряхивать перчатки и шубу. Смутившись таким проявлением ребячества, она размахнулась, чтобы пнуть камешек на дороге, но поскользнулась и упала бы, если бы ее не подхватил Высоков.

Он повернул ее к себе и взял за плечи.

- И почему ты меня постоянно задеваешь?

Ирина улыбнулась, а потом подняла на него глаза.

- Потому что ты - дурачок!

Надвинула ему шапку на глаза, вырвалась из рук и побежала по дороге.

- Дурища, сейчас навернешься. Скользко.

Высоков поспешил вслед.

VII

Ирина торопилась на совещание в администрацию. А когда она торопилась, все шло плохо. Каша убежала, завтрак Данила подгорел, на юбке сломалась молния. Нужно было на ком-то сорвать зло. Кошки не было, оставался сын.

- Зачем так рано вставать, если ты уже полчаса лежишь с планшетом?

- Потому что мне нужно посмотреть, что произошло.

- За ночные часы? Война не началась, землетрясения не было.

- Мне нужно посмотреть переписку.

- Неужели у вас есть чудаки, которые переписываются по ночам?

Данил положил планшет на грудь и уставился в потолок с недовольной гримасой.

- Есть. И они не чудаки.

- Ты бы лучше уроки повторил. Когда ты их делаешь? Я не видела тебя с книгами давно. Смотри, экзамены на носу, провалишь - пеняй на себя, - Ирина яростно расчесывалась.

Данил выпрямился и отбросил планшет.

- Уроки, уроки, уроки. Хватит меня пугать и постоянно на меня давить. Это мое дело и больше ничье. Сдам я эти ЕГЭ. Успокойся. Если плохо, пойду в колледж.

Ирина отбросила расческу.

- Очень хорошо, молодец. Значит, я горбатилась, как Папа Карло, ради того, чтобы ты стал слесарем? Хочешь, чтобы надо мной все смеялись? У главного редактора сынок пошел в колледж - смешно.

Ирина распалялась все больше.

- Ты хочешь испортить не только свою жизнь, но и мою?

Данил стал быстро закидывать учебники в рюкзак.

- У тебя своя жизнь, у меня - своя! Все мозги мне выела с учебой и университетом. Ты что, хочешь, чтобы я стал таким ненормальным, как Борщиков?

Теперь кричал уже Данил.

Ирина присела на краешек дивана.

- А что с ним?

- Ничего хорошего, - ответил Даня, надевая куртку. - Отец орет, мать орет, а Лешка спрашивал меня, что лучше - отравиться или сброситься с девятого этажа?

Скрябину затошнило. Она схватилась за горло. Потом вскочила и бросилась к сыну.

- Сынок, ты меня не правильно понял. Учеба очень важна для меня, но это не самое главное в жизни. Главное, чтобы ты был здоров и счастлив. Сынок!

Мальчик уже захлопнул дверь. Ирина бросилась к телефону и стала набирать эсэмэску: "Я тебя очень люблю. Очень, очень. Береги себя!". А потом застыла с телефоном у окна. И только, когда получила ответ "И ты себя береги", выдохнула и продолжила собираться.

Совещание в администрации затянулось. Губернатор приехала из Москвы и, побывав в различных кабинетах, скорректировала тактику образцово-показательной деятельности на своей территории. Теперь немалый упор нужно было сделать на работу по так называемому патриотическому воспитанию. Телевизор в роли гипнотизера хорошо работал на пенсионеров и бюджетников. Молодежь оказалась недостаточно охвачена новыми политическими установками, пришло время восполнить этот пробел.

"Можно подумать, наши боевые листки и сайты молодежь читает", - Ирина усмехнулась про себя.

Она слушала губернатора и ее опять затошнило. Вообще тошнота стала ее постоянным состоянием.

"Наверное, не могу нормально переварить всю эту обстановку", - подумала Ирина.

После совещания она решила пообедать, и в столовой столкнулась с Вахрушевым. Он сильно похудел за последнее время. Небритый и какой-то поникший.

- Сережа, а ты что такой бледный? Заболел, что ли? - Ирина поразилась виду бывалого весельчака и балагура.

- Ира, я ухожу.

У Скрябиной округлились глаза.

- Куда? Почему?

Вахрушев показал, что нужно помолчать, и кивнул на самый дальний столик в зале. Когда они уселись за него, Ирина вновь спросила:

- Что случилось?

- Ира, ты же знаешь, где мой сын.

- Знаю, в Киеве. Как он там?

- Нормально. Работает. Внучка в садик ходит. Ленка, его жена, второго ждет.

Ирина расплылась в улыбке.

- Да это же здорово! Будешь дважды дедушкой.

- Буду, наверное, - ответил Сергей уныло.

- Тогда почему такая вселенская скорбь?

Вахрушев нервно начал крошить хлеб на поднос.

- Ира, я не хочу ставить свою подпись под материалами, в которых оскорбляют моего сына.

Сергей начал ковыряться вилкой в тарелке.

- Да ты сдурел, что ли? Кто тебя заставляет?

- Ну, не впрямую моего сына, конечно. А походя его друзей и знакомых. Несколько недель назад пришел ко мне какой-то хмырь с материалом о слабой и нищей Украине, которая только и жила за счет россиян, а теперь погибнет. И будет у них новый голодомор. Ну, я и послал его достаточно жестко.

- Послал - правильно. А вот что жестко - зря.

- Я не мог иначе. А этот хорек пошел к Рыльской, впрочем, возможно, он от нее и пришел - проверял мою благонадежность. И на днях меня она вызвала и сказала, что материал этот нужный, но не правильно на областном сайте его публиковать под неизвестным именем. Это должна быть позиция редакции. Поэтому мне нужно эту мерзость переработать и опубликовать под своим именем.

Ирина вздохнула.

- И?..

- И я, молча, ушел. А сегодня подал документы на увольнение.

- Ты хочешь уехать?

Скрябина накрыла его руку своей ладонью.

- Здесь меня держат могилы родителей и жены. А там Вадик, Светка, Ленка и еще мальчишка появится. Я у них давно не был. Хотел в отпуск съездить, да мне как-то мягко посоветовали это не делать. Я и испугался, дурак. Из-за всей этой пропаганды Вадик со мной даже стал какой-то более сдержанный, что ли. Наверное, надо ехать.

- А он ждет тебя?

Вахрушев заулыбался.

- Ждет. Обрадовался очень!

- А как же квартира?

- Ты не поверишь, - Сергей расцветал на глазах. - Я ее продал за три дня. Невероятно. Это при том что вторичный рынок стоит. Рядом со мной живет молодая семья в однушке. Они как узнали, что я свою квартиру продаю, сразу решили ее купить. У них двое детей. Тесновато в одной комнате.

- Сереж, я не знаю, поздравлять тебя или грустить? Ведь совсем недавно тебе вручали премию на балу прессы. Ты был так счастлив. И вот такой сюрприз.

- Ира, все эти премии карманные... - Вахрушев хотел выругаться, но передумал. - Не в них счастье. А в радости, когда ее приносит работа, в семье и настоящих друзьях. Все остальное - ерунда.

После расставания с Вахрушевым Ирина решила пройтись. Ветер раскачивал деревья. Солнце слепило глаза. Ирина вдруг подумала, что такое для нее счастье. Здоровье и счастье Данила, здоровье и долгая жизнь родителей - это естественно. А что для нее? Раньше она хотела отправиться по красивым городам. Но сейчас ее желания существенно изменились. Она по-прежнему мечтала о путешествиях. Но мегаполисы, даже самые красивые, уже не манили ее. Хотелось простора от края и до края, высоких гор, глубоких ущелий, бескрайнего неба, не перечеркнутого проводами и линиями электропередач. Ведь, по сути, все, что создает человек, лишь подобие того, что создано природой. И чем ближе это творение к нерукотворным шедеврам, тем они гениальнее. Но познать это единство удается не многим. Большинство суетится ради мелких радостей и мелких побед, которые зачастую оказываются поражениями.

Мимо Ирины проехал нарядный малыш в коляске. Он смотрел с удивлением на качающиеся деревья и задумчиво жевал варежку, Видно, так "переварить" увиденное ему было привычней.

- Что ты делаешь? Отдай! Гадкий мальчишка!

Женщина, везущая карапуза, вырвала варежку и стукнула ею по пухлому кулачку.

И этот шлепок вернул Скрябину к текущим проблемам. В редакции ее ждал серпентарий единомышленников, которым нужно было поставить задачу правильного патриотического воспитания: кругом враги, они нам завидуют, мы лучше всех, нужно собраться в единый кулак, все перетерпеть и всех победить!

VIII

Соколов остался в редакции один. Он тщательно закрыл входную дверь, пошел на кухню и заварил кофе, а потом вернулся к компьютеру и в третий раз за день перечитал письмо, пришедшее на электронную почту:

"Уважаемая редакция!

Вся надежда только на вас. Директор департамента по предпринимательству Руслан Кутаев - взяточник и захватчик.

Его люди за копейки скупают у нас, фермеров, плодородные земли, чтобы построить на них коттеджный поселок. Строить будут его люди из Москвы. А нам предложена копеечная компенсация, иначе грозятся спалить дома и весь скот. Мы жаловались в полицию, но там заявление не приняли. Сказали, что наших слов недостаточно, нужно документальное подтверждение.

От знакомого предпринимателя мы слышали, что Кутаеву платит процент от дохода почти весь бизнес. Его братки свирепствуют не хуже, чем в 90-е. Без денег нельзя ни открыться, ни закрыться. Но если раньше грозили утюгом на живот, то теперь разорением и тюрьмой.

Сделайте что-нибудь.

Иван Сергеевич Лютаев, село Багры".

Под письмом телефон и адрес.

Андрей отставил кружку и стал рыться в рюкзаке, достал из него жесткий диск и подключил к компьютеру.

Вот уже несколько лет Соколов собирал досье на всех, кто попадался в его поле зрения. Он считал себя высокопрофессиональным журналистом и поэтому не полагался на свою память. Информация должна быть на каждого. Исключений не было. Рядом с бизнесменами и заместителями губернатора соседствовали Тюленев, Царев и директор управляющей компании, к которой относился дом, в котором он жил. Компромат на некоторых годами состоял из одной строчки. А некоторым новым фигурам сразу требовалось несколько страниц.

Руслан Шамильевич Кутаев относился к последним. Всего за несколько месяцев он засветился в странной истории строительства офисного центра в парковой зоне, в лоббировании строительства мусоросжигательного завода в областном центре и в собирании дани на украшение области к праздникам 23 Февраля и 8 Марта. А теперь это письмо.

Соколов сохранил его себе на диск, затем скопировал в особую папку на компьютере. А потом позвонил Тюленеву.

- Павлуха, ты уже дома? Пиво пьешь? А я, между прочим, на работе. Нет, приезжать не надо. Я просто думаю об одном проекте. Скажи мне, а Кутаев охотно идет на контакт? Очень плохо? Это только к нам у него такое отношение? Ко всем... Слушай, а почему ему так много позволено? Он же совсем молодой и работает без году неделя. Что? Ты просто так это сказал или уверен? Поговаривают... Тогда понятно.

Соколов любил деньги. Ему нравились современные приспособления для компьютера и телефона, для кухни и машины. Он любил хорошую спортивную обувь и отдых в Италии. Но не это было главное. Андрей не мог жить без восхищения и даже какой-то боязни окружающих. В золотое время независимого телевидения он ощущал себя круче всех олигархов вместе взятых. Его узнавали в магазинах, он был в курсе всех значимых событий в области, его внимания добивались самые красивые девушки города. Поэтому "Фактор-ТВ" был для него мостиком в прошлую жизнь и прошлые ощущения.

Но времена изменились. Сейчас нельзя было просто обвинять какого-то чиновника или бизнесмена в коррупции, не получив спецназ в квартире и дубинку по голове в подворотне. Нужно быть хитрее.

Соколов взял телефон и набрал номер автора письма - фермера Лютаева из села Багры.

- Иван Сергеевич, здравствуйте. Меня зовут Андрей Соколов из "Фактор-ТВ". Вы нам писали. Вы говорите серьезные вещи относительно Кутаева, а есть ли подтверждения? Документов нет, я понял. А что есть? Вы готовы под запись рассказать то, что знаете?.. Это вы преувеличиваете, никто вас потом не грохнет. Наоборот, как только мы озвучим проблему - она может дойти до Москвы, федеральных СМИ. Зачем Кутаеву себе вредить? Да, я уверен в этом. Ничем плохим это для вас не кончится. Жена боится? Так зачем же вы нам писали, продавали бы свою землю за бесценок и все? Вы надеялись, что мы сами начнем искать документы и раскручивать клубок? Знаете, это прежде всего ваша проблема, а мы поможем. Я обещаю, что никакой беды не будет. Мы вас не бросим. Хорошо. Приезжайте к нам завтра часам к одиннадцати.

Соколов удовлетворенно улыбнулся, а потом набрал телефон Царева.

- Серега, завтра не опаздывай. К нам придет фермер говорить о Кутаеве как о взяточнике и коррупционере. Я его нигде не находил. Он сам вызвался. Хочет защитить свое хозяйство, а у нас будет сенсационный материал в несколько тысяч просмотров. Никто его потом не расстреляет, не преувеличивай. Взрослый человек, сам за себя отвечает. А мы всегда за справедливость!

XI

Скрябина читала материал Полухина о том, как замечательно проводят время беженцы и местные ребята на весенних каникулах.

Иван Николаевич сидел за столом напротив нее и листал подшивку газеты.

Заметка об интернациональной дружбе была сладкой до омерзения.

- Иван Николаевич, я просто не узнаю вас. Только какое-то словоблудие без конкретных историй и живых картинок. Что случилось?

Полухин отвлекся от чтения и снял очки.

- Ирина Петровна, там были люди Рыльской, вот я и написал, как они сказали. Все равно им утверждать текст, чего же противоречить установкам?

- Но вы же профессионал!

Полухин пожевал губами.

- Ирина Петровна, я беседовал с ребятами, говорил с педагогами. Что писать? Что местные и приезжие ненавидят друг друга и постоянно устраивают драки "стенка на стенку". Что приезжие убегают из лагеря воровать в магазинах? Что подростки из беженцев воспитателя-студентку университета не выпускали из своей комнаты и чуть не раздели? Такие живые картинки нужны?

Скрябина покраснела.

- Этого не может быть. Вы преувеличиваете.

- Тогда преувеличивает весь педагогический коллектив лагеря, и даже уполномоченный по правам ребенка в области. Только они никому и никогда ничего не скажут. И я промолчу, поэтому такой текст.

Ирина без дальнейших вопросов переправила текст на верстку для добавления в текущий номер.

Года не прошло со дня ее назначения на редакторство. Тогда она амбициозно решила сделать из "Губернаторских вестей" интересную газету, в которой бьется живой пульс области, а на ее страницах живут реальные живые люди. Скрябина с презрением листала СМИ других областей.

"Пропаганда в лоб, серость, тоска, кроссворды и рецепты" - так она характеризовала издания коллег из других регионов.

И вот теперь "Губернаторские вести" ничем не отстают от общепринятого тренда. В чем-то даже и превосходят.

Высоков плевался, но все равно ставил в еженедельник по "просьбе" Рыльской опусы некой Коробушкиной, которая разоблачала мифы туроператоров о качественном отдыхе за границей: там нас не любят, опасно, детей похищают гомосексуалисты, россиянок местные мачо заражают СПИДом...

Самое забавное, что в России, действительно, есть масса мест, которые ничем не хуже, а порой и лучше красот Египта, Турции, Швейцарии и прочих стран. Величие природы, атмосфера старинных городов настолько очевидна, что их не надо пропагандировать, нужно только дать возможность туда добраться за нормальные деньги и посмотреть. Недостатки сервиса не самое страшное для внутреннего туризма. Отдых в настоящей России, а значит, не на грядках на даче, подразумевает очень большие деньги как на трансферт, так и на проживание-питание.

Одно время Ирина загорелась идеей съездить в заповедник на остров Врангеля. Красота и величие природы такие, что один порыв ветра сдувает с человека шелуху суетливости и позерства. Хочется вопить от избытка чувств. Слиться в животном крике с рыком моржей и морских котиков, выдохнуть воздух городов и впитать в себя чистоту Севера. Но когда Ирина узнала стоимость вояжа на остров, поняла, что за эти деньги можно лет пять проводить отпуск в самых дорогих и комфортабельных отелях Европы, да еще и в покупках себе не отказывать. Но ведь об этом говорить нельзя. Вернее, не желательно.

В литературном обозрении акцент стал делаться на работах с патриотическим подтекстом, даже если они бездарно написаны.

Карманова на-гора выдавала материалы с многочисленных совещаний в администрации, рассказывала об удачных бизнес-проектах, которые стали возможны только благодаря усилиям Алевтины Медведевой. О том, что большинство проектов так и окажутся проектами, так как делаются для "галочки", замалчивалось.

Метелина без устали писала о "простых тружениках", которые не жили, а маялись до нового губернатора. А сейчас у них строится новое жилье, детские сады и школы. То, что это было запланировано и начато еще при прежнем руководстве области, естественно, опускалось.

Гена Касаткин раз в две недели выдавал "сенсационный" материал о коррупции и головотяпстве, которые процветали ранее в области, а теперь преступники, как высоко они ни находятся, почувствуют на себе всю строгость закона. О том, что в области, не особо конспирируясь, шел рейдерский захват самых лакомых направлений в бизнесе, не сообщалось.

Николай Колпаков приостановил работу по дискредитации предприятия "Овощевод". В разоблачительном материале уже не было необходимости. Бессменный руководитель "Овощевода" Иван Леонидович Двинский после больницы написал заявление об уходе, а своим последним приказом назначил на должность своего первого заместителя Станислава Михайловича Рыльского. Он же после увольнения Двинского и стал исполнять обязанности директора.

Но и Колпаков не сидел без дела. Теперь на нем была работа по пропаганде всех нововведений в ЖКХ. В середине каждого месяца, когда в почтовый ящик бросали квитки за услуги ЖКХ, Николай чувствовал диссонанс между действительностью и материалами, которые он пишет. Но после лечебного приема 100 - 150 граммов водки разница в восприятии сглаживалась.

Трифонова, Полухин и Суздальцев были на подхвате.

Скрябина уже подумывала о том, что можно идти домой, когда в кабинет вошла Капустина. Светлана была в смятении. Ирина сразу поняла, что разговор будет серьезный. Она достала из нижнего ящика стола подушку и накрыла внутренний телефон.

Светлана посмотрела на эти манипуляции с удивлением.

- Ира, материал про Дом художников еще нужен? - Капустина достала из джинсов пачку сигарет, зажигалку и закурила.

Скрябина поморщилась от сигаретного дыма, но ничего не сказала.

- Пока Рыльская молчит. А что, появились новые обстоятельства?

- Сегодня утром к ним пришли с проверками. Одновременно МЧС, пожнадзор и инспекция за контролем использования объектов недвижимости, находящихся в муниципальной собственности.

- Дальше что?

- Найдут массу нарушений. Так или иначе отправят председателя Союза Битова в отставку. И поставят на его место Глазьева. А дальше уже безразлично, выселят Союз из старого помещения или не выселят. Потому что он прекратит быть Союзом художников, а станет коммерческим ларьком Жени Глазьева для удовлетворения его амбиций.

- Ты можешь ошибаться.

- Могу. Но не в этот раз. Обработка художников уже началась.

- И ты предлагаешь в федеральных СМИ рассказать о том, как хотят выселить Дом художников?

- Ира, не буду врать, я попыталась пристроить тему во все более-менее нормальные СМИ. Никому это не интересно. Вот если бы художники вышли на трассу с плакатами или Битов прилюдно устроил харакири - тогда это тема. А так - местный эпизод. Я была послана всеми, включая так называемых оппозиционеров. А сейчас поднимать волну уже поздно.

Скрябина задумалась. Капустина закурила новую сигарету. В молчании прошло несколько минут.

- Света, извини, но ты не стратег. Это сразу видно, - Ирина прикусила большой палец и посмотрела сквозь Капустину. - Сейчас важно правильно подать Битова в крупных изданиях. Показать, какой он гениальный и какой у нас крутой Союз художников. Тогда они отстанут. Возможно, всего лишь на время. Но отстанут. А время, хочется думать, работает на нас.

Затем Скрябина стряхнула задумчивость и произнесла спокойным тоном, глядя прямо в глаза Капустиной.

- Мне надо подумать. Но что бы ни придумалось, я на передовую не пойду. Мое имя вообще не должно нигде фигурировать. Все - твоя инициатива. Ты согласна?

Капустина усмехнулась.

- Я согласна.

Уже на пороге Светлана обернулась.

- Кстати, ты в курсе, что на губернаторский портал пришли аудиторы? Вахрушев вроде бы написал заявление об уходе. Вот они и стали все проверять. А кто ищет, тот всегда найдет. Как думаешь, посадить смогут?

Ирина до боли сжала зубы. Потом с трудом расцепила челюсти.

- Надеюсь, что нет. Он слишком много знает. Может разгореться скандал.

- Хорошо, если так. Вахрушев - хороший мужик.

За Светланой закрылась дверь. Скрябина медленно взяла стакан с водой, стоящий недалеко от компьютера, и не спеша выпила воду. Потом размахнулась и бросила стакан в противоположную стену. На стене образовалась вмятина. Осколки брызнули в разные стороны, посыпались на стол для совещаний. Один даже долетел до стола Ирины. Ее застывшее лицо не выражало никаких эмоций. Осколок Скрябина выбросила в урну и стала проверять редакционную почту.

Письмо, отправленное в 18.45, было от Центра поддержки журналистики стран СНГ. В нем сообщалось, что материалы Алексея Высокова об интеллигенции российской глубинки получили Гран-при конкурса "Современная журналистика. Взгляд на Россию изнутри".

Ирина взяла в руки телефон.

- Леша, я тебя не отвлекаю? Ну, мало ли. Может быть, ты не один, - она замерла, а потом усмехнулась. - Не поверишь, но ты победил в российском журналистском конкурсе "Взгляд на Россию изнутри". Нет, к администрации это не имеет никакого отношения. Я увидела конкурс, Светочка выслала твои работы. Извини, сам бы ты, думаю, не захотел напрягаться. Награждение через две недели в Москве. Мне кажется, тебе надо съездить и развеяться. Ладно, завтра поговорим.

Ирина отбросила трубку, подняла к потолку глаза.

- Спасибо тебе, Господи, - в пространство сказала Скрябина. - Если бы не это письмо, впору было пойти и удавиться.

X

Высоков уже час пытался написать письмо дочери. Он сидел перед компьютером, набирал несколько строчек, потом стирал их.

Дочку звали Алиса. Ей недавно исполнилось 14 лет. Она жила в Калининграде со своей мамой и маминым новым мужем. Можно сказать, что мамин муж был Алисе гораздо большим папой, чем Высоков, потому что вырастил ее с пятилетнего возраста. А уехали Алиса с мамой от Алексея, когда ей едва исполнилось три. Юлия, так звали маму, получила туда назначение от компании, в которой работала. Ее карьера шла в гору, и для дальнейшего роста нужно было оставить насиженное место. Алексея она с собой пригласила. Но особо не настаивала на совместном переезде. В тот момент общая между ними была только Алиса. Автобизнес, которым занималась Юлия, и сирые и убогие, которым посвящал свое время Высоков, находились в параллельных мирах.

Странно, что они вообще пересеклись. Просто Юлии было плохо. Умерла ее мама, на работе были проблемы, и на одной вечеринке оказался тот, который вытер ее слезы и выслушал печальную историю. А потом совершенно неожиданно выяснилось, что скоро у них будет дочь. Но все проблемы когда-нибудь заканчиваются. Боль от потери притупилась. Появилась новая работа. Алиса подросла и пошла в ясли. И Юлии уже незачем было видеть с собой рядом утиральщика слез и слушателя. А на роль партнера в бизнесе или вожака Высоков не годился. К счастью, вовремя возникло предложение о Калининграде.

Но Алиса все эти годы знала, что в далекой провинции у нее есть родной папа. За одиннадцать лет три раза она приезжала к нему в гости, три раза он ездил в Калининград, и пять раз они виделись в Москве, куда семейство Алисы приезжало развеяться.

Высоков знал, что у девочки все хорошо: она сыта, модно обута и одета, обласкана вниманием и после окончания школы будет иметь возможность учиться в престижном вузе России или за границей.

Любила ли его Алиса или письма были для нее просто формальностью, вежливостью хорошо воспитанного ребенка, Алексей не знал и боялся задумываться. Точно так же он не знал, кто эта девочка для него. Ради нее он, если понадобится, был готов умереть, продать все до последней копейки, пойти на преступление, наконец. Но была ли она ему близка? Он даже не знал, что она любит, чего боится, о чем мечтает. На его вопросы она отвечала какими-то банальностями. Что и понятно. Зачем задавать вопросы подростку, жизнь которого совсем не понимаешь. Поэтому свои письма дочери Высоков писал в виде смешных рассказов, в которых в шуточной форме рассказывал о настоящих или вымышленных событиях, происходящих с ним.

И вот сейчас вдохновения не было. Алексей смотрел на фотографию дочери на столе и вспоминал слова Скрябиной. Это было очень обидно. Но, наверное, правда. За сорок три года жизни он ни за что и ни за кого не боролся по-настоящему. Ирина уехала - смирился, дочь увезли - согласился. Он был хорошим журналистом. В его текстах жили живые люди, возможно, кого-то они вдохновляли. Но достаточно ли этого сейчас? Может, действительно, лучше что-то делать руками? Пользы больше.

Алексей подошел к шкафу и стал рыться на нижних полках. В глубине он нашел несколько фотоальбомов. В доцифровую эпоху фотографии не складировали в памяти компьютера, а печатали. Высоков хранил их небрежно сложенными в стопки. А несколько лет назад, когда накатила ностальгия, купил несколько хороших альбомов и разложил фото в прозрачные окошечки. А потом засунул альбомы подальше. Обычно он не любил воспоминания, потому что они несли за собой тоску и горечь от несбывшихся надежд и упущенных возможностей. Но сегодня у него была другая цель.

Он начал листать альбомы, бегло просматривая их содержимое. Потом вынул из пластикового кармашка одну фотографию, пролистал дальше, вынул вторую, а первую вернул на место. Альбомы засунул на полку и стал осматривать полки шкафа с фоторамками. Долго примеривался, а потом взял рамкуодну со своей детской фотографией, разогнул железные усики и поверх себя в костюме первоклассника положил фото из альбома. Затем взял рамку и поставил ее рядом с фотографией дочери. Теперь на него смотрели Алиса с большим плюшевым медведем и Ирина Скрябина на берегу реки.

Высоков открыл окно. В комнату ворвался шум города. И тут зазвонил телефон.

- Алексей Вадимович, меня зовут Анна Петровна Лютаева, мы фермеры из Багров. Вы про нас писали когда-то. У нас беда. Большая беда. Все сожгли, дом, сараи, ферму. Все, - в трубке заплакали. - Муж грозится всех поубивать. Я не знаю, что делать. Вы не можете приехать?

- Конечно. Сейчас вызову такси.

- Не надо. Я пришлю старшего сына. У него старенькая вишневая "девятка". Куда подъехать?

Высоков не сомневался. Поджог - месть за рассказ о махинациях Кутаева. Факторовцы сделали все очень грамотно с точки зрения привлечения внимания и собственной безопасности. Они разместили видео с интервью на самом видном месте, снабдили его рубрикой "Точка зрения" и броской надписью "Мнения автора может не совпадать с мнением редакции".

- Придурки, - выругался Высоков, натягивая куртку.

Ехать до земель Лютаевых было недалеко. Ферма, на свое несчастье, находилась всего в двадцати минутах от города, в красивой пойме.

День умирал. Багровое солнце садилось за горизонт. В воздухе стоял запах горелого мяса. Высокову было страшно смотреть на те места, где совсем недавно бродила многочисленная живность, блеяли овцы, кукарекал петух, мычали коровы, где люди думали обустроиться на века, где каждый наличник в доме был сделан с любовью. А теперь все было сожжено, искорежено, уничтожено.

У яблонь от пожара свернулись только еще распустившиеся листочки. Большая береза обгорела с одной стороны. От головешек, которые когда-то были большим и красивым домом, еще шел дымок. Перед ними стояла женщина в куртке, одетой на халат, и в резиновых сапогах. У ее ног растянулся огромный пес. Рядом девочка лет пятнадцати в спортивном костюме и почему-то в шубе обнимала за шею корову с круглыми боками. Невысокий коренастый паренек бродил по пепелищу с палкой. Недалеко суетливо копошились в земле пара кур.

- Как это произошло? - Высоков дотронулся до плеча женщины, которая находилась в трансе.

Она вздрогнула, в голос зарыдала девчонка около коровы.

- Мы были дома, смотрели телевизор. Потом я пошла поставить чайник и увидела, что кухня полна дыма. Не могла понять, откуда это. Позвала отца, тот кинулся из дома, оказалось, что сруб горит с четырех сторон. Я кинулась собирать документы. Отец с Машей и Андреем стали выкидывать вещи из окон. Потом побежали к ферме. Она была вся в огне. Ворота раскрыли, а коровы, овцы, козы все уже лежат и к ним не пройдешь. Все пылает. Мы пробили стену с противоположной стороны. Там дыма было меньше. Зорька как-то держалась на ногах. Может, потому, что мы ее пристроили в самом дальнем углу от входа.

- Мы ее тянем, а она упирается, - встряла в разговор девочка. Она гладила корову по выпуклому боку, целовала в звездочку на лбу. - А кругом огонь. Пришлось нам ее почти на себе вытаскивать. Она отелиться скоро должна. Умница наша.

- Андрюшка кинулся опять в сарай. Я чуть не умерла от страха, а он вынес двух новорожденных ягнят из яслей. Они бедные дыма надышались, но вроде бы отудобили. Остальных мы не успели спасти. Крыша провалилась.

Только сейчас Алексей обратил внимание на то, что рядом с собакой стоят два ягненка и прижимаются к ней своими белоснежными боками.

- Я думаю, что скотину кто-то усыпил, - хриплым голосом сказал подошедший паренек. - Что же она не звала-то?

- Не знаю, - женщина вытерла тыльной стороной ладони катившиеся слезы. - Птичник сгорел дотла и сарай, где техника хранилась. А трактор мы в лизинг взяли. Чем теперь отдавать, неизвестно.

- А где Иван Сергеевич?

- С полицейскими поехал. Только не будет там никакого толка. Они и здесь уже про проводку петь начали. Какая может быть проводка, если сгорел не один дом или сарай, а все, что было. Известно, кто это сделал. Говорила я мужу отцу, не надо никому ничего говорить, никуда ездить, не будет от этого толку. Так и оказалось... Ведь они же пообещали ему, что защитят нас, что после его разоблачения эти бандиты побоятся нас тронуть. А вот что вышло....

Женщина достала из кармана тряпку и высморкалась. Слезы продолжали катиться у нее из глаз.

- Вы не обижайтесь, но только паскудная у вас профессия - людей подставлять

- Я не обижаюсь, - Алексей опустил глаза.

Помолчали.

- А где же вы теперь будете жить?

- К старшему сыну поедем. У него свой дом недалеко в деревне. Они с женой и дочками думали к нам поближе переехать, сделать пристройку к нашему дому. К счастью, не успели...

Алексей прождал старшего Лютаева еще час. Иван Сергеевич так и не появился. Высоков отказался от предложения довести его до города, вызвал такси и пошел ему навстречу по дороге. В руках у него был пакет внушительных размеров.

Факторовцы справляли первый серьезный успех. История с фермером получила небывалую популярность. Количество просмотров видео перевалило за десять тысяч. Соколов упивался популярностью. Царев уже второй раз ходил за новыми бутылками виски. Владельцы успешного портала считали пить водку ниже своего достоинства. Правда, закусывали виски по-простому - шпротами и колбасой.

Высоков пришел к ним, когда, несмотря на поздний час, веселье было в разгаре. Полушутя-полусерьезно обсуждали, что скоро к ним придут и с компроматом на губернатора. "Фактор-ТВ" - круче всех!

- Леха, пришел устраиваться к нам на работу? - обнял его за шею Царев. - Правильно. Нас надо держаться.

Алексей высвободился из рук Сергея.

- Я пока не на работу, но с подарком.

Высоков перевернул пакет прямо на середину праздничного стола. Из него вывалился череп, на котором кое-где виднелось обугленное мясо.

Вся компания шарахнулась в разные стороны.

- Что ты приволок? - закричал Соколов. - Что это за дурацкие шутки?

- Это не шутки. Это череп одной из коров Лютаева. Животные сгорели заживо. Погиб скот, сгорели дом и техника. Людям чудом удалось спастись, - Высоков взял останки и стал тыкать ими в Соколова. - Этого ты хотел? Зачем ты подставил мужика? Ты же прекрасно знал, что ему не простят разоблачений, но тебе так хотелось повысить рейтинг?

Светлана Кириенко закрыла руками лицо. Царев шумно втянул воздух. Тюленев закурил. Остальные отодвинулись от Соколова. Вокруг Андрея образовалась пустота.

Соколов вырвал череп из рук Высокова и бросил на пол, затем налил полстакана виски и залпом выпил. Его передернуло.

- Да, мне хотелось повысить рейтинг, но я клянусь тебе, что не предполагал, что может получиться именно так. Я думал, его обвинят во вранье, мы заступимся. Я же не знал, что они такие звери. Я, правда, не знал.

Андрей скорчил извинительную мину.

- Я тебе не верю, - Высоков развернулся и вышел за дверь.

Веселье закончилось.

XI

Весна радовала солнцем. Изумрудные листочки на деревьях трепетали на ветру. На вишнях набухли бутоны.

Ирина любила это время, когда природа уже очнулась от зимы, небо поражает чистотой, а зелень на деревьях еще не приелась своей обыденностью. Весной даже проблемы уже не кажутся такими огромными. А каждый день приносил Скрябиной новые сюрпризы, и большей частью неприятные.

Подготовка к выборам глав городов и районов области набирала обороты. Губернатор или ее приближенные без устали ездили по отданному им в полон региону. Работы было много. Одних следовало обвинить в коррупции или непрофессионализме и опустить, других обласкать и приподнять. В районах, в которых было чем поживиться приятелям областной верхушки, зачищался весь руководящий состав. Чтобы избежать неприятных сюрпризов в дальнейшем, решено было ставить в лакомых территориях только проверенных людей.

Разъездным писарчуком при губернаторской колоде стал Гена Касаткин. Так хотела Рыльская. Скрябина не возражала, потому что желающих заняться подобной работой и не было. Даже Метла без особого энтузиазма ездила в рейды, когда Касаткин не мог разорваться на две поездки, которые шли одновременно. И вот Гена стал сдавать. Он вроде бы не пил, но постоянно был во взвинченном состоянии, руки его стали трястись, он сильно похудел, стал срывать сроки сдачи текстов.

- Лена, - как-то, смущаясь, обратилась Скрябина к Трифоновой. - Вы часто ходите с Геной курить. У него что-то случилось?

Потом откашлялась и добавила шёпотом:

- Он что, опять на коксе?

Лена Трифонова вскинула на Скрябину глаза, а потом задумалась.

- Мне кажется, он всегда такой. Только жалуется, что спит мало. Бессонница мучает и кошмары. Может, в этом все дело?

И вот опять Гена срывает номер. Рыльская прочитала его текст, ему осталось только внести правки, а он все медлит. Из типографии звонят каждые пятнадцать минут - у них нарушается график.

Скрябина набрала номер Касаткина. Нет ответа. Пылая праведным гневом, она стала спускаться к нему на первый этаж. Около уборных встретила Капустину, которая перед уходом решила вымыть чашки.

- Света, где этот придурок? Ты его давно видела?

- Ты о Генке? Давно. Он, наверное, сидит в своем кабинете.

Женщины пошли по коридору. Скрябина толкнула дверь.

- Закрыто. Может, ушел?

- Но свет-то горит, - Светлана указала на щель под дверью.

Ирину затрясло от злости. Спит он там, что ли? Или пьяный валяется?

- Сбегай к охраннику, пожалуйста.

Капустина кинулась в свой кабинет, поставила чашки и застучала каблуками по лестнице. Ирина стала колотиться в дверь.

Через несколько минут Светлана вернулась.

- Ключа нет, и Генка не выходил из редакции, - закричала она еще издали. - Но я веду подмогу. С топором.

- Ирина Петровна, что делать? Дверь ломать? - толстый охранник вопросительно посмотрел на Скрябину.

- Попробуйте отжать замок.

Через несколько минут дверь открылась. Охранник первым заглянул внутрь и отшатнулся.

- Эх, ё...

Ирина со Светланой с трудом пролезли в кабинет, потеснив толстую фигуру охранника.

Гена Касаткин сидел на стуле. Голова у него была откинута назад, одна рука висела вдоль тела, другая с закатанным рукавом лежала на столе, глаза прикрыты. На столе валялись шприц, кровоостанавливающий жгут...

Ирина привалилась к стене, чтобы не упасть. Светлана сначала опустилась на колени, потом выпрямилась и побежала к столу. Она приложила руку к пульсу на шее.

- Он жив. Это передоз, наверное. Быстрее "скорую".

Ирина начала набирать "03" на мобильном. Ничего не вышло. Бросилась к телефону на столе.

- "Скорая", скорее, у нас мужчина умирает. От наркотиков, возможно. Геннадий Касаткин, 32 года. Отчество? Я не помню. Какая разница? Говорит главный редактор газеты "Губернаторские вести" Ирина Скрябина, - она закричала в голос. - Вы сдурели, что ли? Какие шутки? Приезжайте скорей в редакцию, если он умрет - я вас уничтожу. Я не знаю, от какого наркотика, я с ним не кололась...

Ирина положила трубку и обессиленно опустилась на стул. Светлана хлопотала около Касаткина. Охранник попытался уйти.

- Нет. Останьтесь. Сейчас нужно держаться вместе, - приказала Скрябина.

Потом она увидела, как Капустина открывает стол Касаткина и протягивает внутрь руку.

- Стой, идиотка!

Ирина подскочила к Светлане и оттащила ее от стола за кофту.

- Дура, ничего не трогай! Потом затаскают. Не отмоешься. Мало ли что у него в столе? А ты пальцы оставишь.

- Ира, - Светлана повернула к Скрябиной бледное лицо, - там на пожизненное всей редакции хватит.

Охранник достал платок и вытер потное от страха лицо.

Скрябина, не выпуская из рук кофту Капустиной, попятилась к столу с телефоном, села на стул и посадила Светлану рядом с собой.

- И вы тоже присядьте, - сказала она охраннику.

Мысли скакали с одного на другое.

- Надо Лешке позвонить, - Ирина вынула из кармана мобильный телефон, а потом засунула его обратно. - Он же в Москве, к сожалению.

Потом немного подумала.

- Нет, к счастью. К огромному счастью.

Через несколько минут приехали врачи. Одновременно с ними - полиция. Касаткина с мигалкой повезли в больницу.

- Трудно что-то обещать, - сказал молодой врач Ирине. - Но надежда есть.

Несколько полицейских стали осматривать редакцию. Привезли собаку, обученную на поиск наркотиков. Начали опрашивать всех находящихся в здании.

Ирина достала телефон.

- Не надо сейчас никому звонить, - раздался требовательный голос.

- Мне надо позвонить сыну и в администрацию области, - Ирина старалась быть спокойной.

- Не надо никуда сейчас звонить.

- Тогда возьмите бумагу и напишите, что вы: фамилия, имя, отчество, звание - запретили доложить губернатору области о произошедшем в редакции. Я же не задержана.

Полицейский хмыкнул.

- Ладно, но я буду слушать разговоры и запишу номера, на какие вы будете звонить.

- Как вам будет угодно, - процедила Ирина.

Полиция ушла под утро. Кабинет, где сидел Касаткин, опечатали. Скрябина и Капустина покидали редакцию последними. Охранник с посеревшим лицом тщательно закрыл за ними дверь.

- Ты в больницу звонила? Как он там?

- В реанимации, но выкарабкается.

Помолчали.

- Что теперь будет? - Светлана закурила сигарету.

Ирина поежилась, сунула руки в карманы.

- Рыльская посоветовала успокоиться и продолжить работать. Касаткин был ее любимчиком, губернатор тоже к нему благоволила. Это все и везде знали, поэтому, я думаю, дело постараются замять.

Светлана усмехнулась.

- Жаль. Представляю заголовки: "Журналист года - наркоман года" и "Схрон наркотиков в губернаторской газете". Боже мой, какая тьма.

Женщины, не сговариваясь, посмотрели в предрассветное небо.

XII

После истории с фермером Высоков никак не хотел ехать в Москву на вручение премии.

- Какая журналистика? Какие люди? Кому все это нужно, если все с ума сошли по поводу рейтингов и рекламы, - негодовал он в кабинете Скрябиной на следующее утро.

- Вот и скажи, что думаешь. У тебя появляется шанс сказать нашему профессиональному сообществу, что все мы больны, что путь, на который нас поставили, никуда не ведет. Поезжай и скажи!

- Скреба, ты все-таки хороший психолог. Поэтому и продажником была гениальным. На что ты там давила, когда у бизнесюка все было очень хорошо и на рекламу он не хотел выкладывать деньги?

Ирина скорчила гримасу, всем своим видом выражая непонимание. Но в уголках глаз прыгали смешинки.

- А, вспомнил: кто, кроме вас, может сказать молодым, в чем заключается настоящее предпринимательство? Вы просто обязаны поделиться своим богатым опытом, вы же гуру, учитель...

Ирина и Алексей вместе засмеялись.

Тем не менее Высоков поехал в Москву на вручение премии "Взгляд на Россию изнутри". Отправиться он решил накануне, чтобы встретиться со своими институтскими друзьями. Одних из них занесло в правительственные СМИ, других - в бизнес, третьи прибились к "оппозиции". Что не мешало им всем вместе встречаться и зависать в барах. Так было и в этот раз. Встретились на Кузнецком мосту и пошли в ирландский паб. Говорили понемногу обо всем: о женщинах, футболе, машинах и детях, разных странах, командировках и, конечно, о работе.

- Ты, Леха, все же зря держишься за свой городишко, - сказал после второй кружки пива Андрей, редактор известного оппозиционного интернет-СМИ. - Приехал бы в Москву, устроился на работу и жил бы как человек.

- Нет-нет, Дрюня, ты ошибаешься, - покачал головой Дмитрий, известный продюсер центрального телеканала. - Раньше надо было думать. А сейчас все места заняты. В свой сороковник он что, согласится быть у какого-нибудь тридцатилетнего редактора на побегушках, заниматься грязной репортерской работой? Да его и не возьмут. Полный вагон молодых и рьяных. Получит он свою премию завтра, приедет в свой Мухосранск и будет героем. Его, небось, все там знают. А здесь он будет никем и звать его никак.

- Ой, вот только не надо про Мухосранск, как будто ты сам из Нью-Йорка, - поморщился Андрей. - Помним, помним, каким ты был простым сибирским парнем на первом курсе.

- Точно. Помните, как мы обутки искали? - засмеялся в голос красавец Вадим, когда-то военный корреспондент, а теперь радиоведущий на гламурной станции.

- Не помню никакие обутки, - насупился Дмитрий.

- Ты, Диман, где-то надыбал дури и втихую, ни с кем не делясь, пыхнул пару раз в сортире, - Вадим приобнял нынешнего продюсера за плечи. - Но это мы узнали потом. А вначале мы увидели, что ты начать реветь. Слезы ручьем. Ты всхлипываешь, размазывая сопли по физиономии, и что-то бормочешь. Никто не может понять что. Потом разобрали: "Они украли мои единые обутки". Сначала подумали, что "колготки", уже начали подозревать тебя в нетрадиционной ориентации, но оказалось - "обутки".

- Мы головы сломали, что это такое. И успокоить тебя не можем, ты в плаче заходишься, и что такое эти дурацкие обутки, не поймем, - начал вспоминать Андрей. - Обутки, значит обуваются, но ботинки-то стоят рядом с кроватью. Тогда что? Оказалось, правильно - единственные ботинки ты потерял. Тебе привиделось, что их украли "енопланитяне". Нас чуть не разорвало в общаге от смеха.

- Дураки, я шутил!

- Конечно, шутил! Как он девок-то звал на обед?

- Айда к нам, у нас много жора! - засмеялся Алексей.

- Не было этого! И вообще, чего ко мне пристали, сами будто лучше были?

- Не были, - продолжил Андрей. - Из нас только Гарик - москвич. Вот и он. Почему опоздал, дорогой? Ребенка домой отвозил? А мы вот, Игоряша, думаем, хорошо ли быть коренным москвичом. Мы же все приезжие. У тебя ведь бабка здесь родилась?

Светловолосый Игорь с фигурой крепыша, но без живота и обрюзглости поздоровался со всеми и махнул официантке.

- Нет. Бабки у меня одна из Мордовии, вторая из Калуги. И деды не местные. А вот родители уже в Москве родились, - Гарик рассмеялся. - Мне было легче, но я вам завидовал. У вас постоянный драйв какой-то, борьба за жизнь. Правда, потом я понял, что не нужен мне этот собачий драйв. Поэтому я тихо сижу на маленькой должности в "Останкино", пока вы штурмом берете вершины, зарабатываете деньги и покупаете особняки... Зато я встречаю младшего ребенка из школы, хожу в гости и фотографирую на досуге.

Молодая официантка принесла очередную партию кружек с пивом.

- Работать ежедневно по 12 часов, вкалывать в праздники и выходные ради того, чтобы отдыхать не в трехзвездочном отеле, а в пятизвездочном? Ерунда это все. А особняки - это вообще ненужные понты, - поддержал разговор Вадим. - И я завидую, что Лехе удается не плавать в дерьме и писать незатейливые истории о людях. Удается, Леха?

- Не обобщай про дерьмо. Лично, у меня все нормально, - слегка стукнул кулаком по столу Дмитрий.

- Ладно. Ты в шоколаде. Я в дерьме. Успокойся, - примирительно похлопал Дмитрия по плечу Вадим.

- Точно. У тебя же горе, - Дмитрий всплеснул руками. - Начальница сменилась. Уволили в один день. А ты ее столько лет, - Дмитрий сделал недвусмысленный жест, - холил и лелеял.

- И правильно делал, - Андрей допил очередную кружку пива. - Зато тетенька платила Вадику хорошие деньги и давала ему свободу. Мечта идиота. А сейчас придет какая-то сволочь, и Вадиму придется пахать, как Папе Карло, как всем нам.

- Не впервой. Буду пахать, - Вадим сдул воображаемые пылинки с пиджака Андрея и продолжил: - Я прямо чувствую, что скоро тот, кто умеет рассказывать истории, будет в шоколаде. От агиток все устали. Лешкино время на подходе. Может, я и сам писать начну...

- Да ты - мечтатель, - усмехнулся Сергей, пресс-секретарь крупного холдинга. Он отвлекся от айфона и отхлебнул из кружки. - Круг потенциальных Лешкиных читателей крайне узок. За прошедшие десять лет основная масса привыкла к картинкам и кратким подписям под ними. А интеллектуалы всех Лешек не прокормят. Конкуренция будет страшная. И основная битва будет здесь, - Сергей постучал указательным пальцем по столу, - в Москве, а не в его городишке. Так что, Вадим, у тебя еще есть шанс вернуться в журналистику, а тебе, Высокий, советую подумать о смене амплуа или начать работать руками, пока здоровье есть.

- Ты даже не представляешь, Серега, как ты попал в точку. Именно об этом я сейчас чаще всего думаю, - Высоков постучал себе по лбу.

- Да ну вас всех в пень со своими прогнозами и советами, - замахал руками захмелевший Андрей. - Давайте лучше о бабах, а то я начинаю думать о своих реалиях и начинаю тосковать. Вон смотрите, за соседний столик какая компания приземлилась. Какие формы, какие позы, сок так и брызжет.

- Как бы этим соком тебе в глаз не заехало, - усмехнулся Вадим. - Смотри, к ним какие мордовороты приближаются. А я нынче не в форме. Придется убегать. Помнишь, как в 90-е в ресторане на Покровке ты клеился к телке, а она оказалась собственностью какого-то братка с золотой якорной цепью на шее. Лехе тогда руку сломали, мне зуб выбили, Сергею очки разбили и глаз подбили. А ты убежал огородами.

- А я где был? - спросил Дмитрий.

- В Чечне, - пояснил Высоков. - А Гарик во Владике с мафией "воевал".

- Двадцать лет прошло, - Сергей свистнул. - Шальное было время, но веселое.

- Драйв был. Башка кружилась от свободы. А сейчас тоска, - Дмитрий грохнул кружкой по столу.

Когда стали расставаться, Алексей обратился к Андрею.

- Дрюня, а где найти недорогую гостиницу на ночь? Мне надо перекантоваться до утра.

- Да зачем тебе гостиница? Поедем ко мне, - Андрей был само радушие. - Жена с дочкой уехали в Италию, смотреть на пробуждение природы. Я один, как царь. Нет не один. С котом. Не боишься? Тогда едем.

Приятели направились в дом "Звезда Арбата" всего в двух километрах от Кремля.

Вечером, когда приятели пили кофе на кухне, которая обошлась штатному оппозиционеру во много миллионов рублей, Высоков спросил.

- Андрюха, мне нужна помощь. У нас в области губернатор и ее команда хотят выгнать Союз художников из старого особняка и посадить туда свою структуру. Художники против, там много детей занимается, их родители готовы написать обращение. Можно у вас поднять эту тему?

- Кто-нибудь помер из-за этого?

- Нет.

- Кого-то посадили?

- Нет пока.

- Леха, тогда в чем интерес? Эти родители сегодня против, а завтра подожмут хвост и смирятся. Художники тоже пожужжат и успокоятся. Здание муниципальное? Ну и вот. Писать о плохом губернаторе? Так они все плохие. Я лично не видел вменяемых. Скелеты уже не помещаются в шкафах, вываливаются. Все скотство, которое делается, всегда прикрывается интересами "неопределенного круга лиц". Поэтому для того, чтобы привлечь внимание, нужна конкретная история: Маша Пупкина пять лет ходила в художественную студию в этом здании. При переезде студии Маша останется без занятий, потому что она инвалид-колясочник и не может ездить на другой конец города. Да там и пандусов нет. А Маша - талант, ее работы побеждают в различных конкурсах. А еще она сирота и тяжело больна. Вот такая история может привлечь внимание. Остальное - никому не нужные местячковые новости. Ты же журналист, должен понимать...

Высоков усмехнулся.

- Ты, Андрюха, конечно, прав. Только у нас в одной истории попытались показать ее с позиции конкретного человека, и у этого человека все хозяйство сожгли. Разве люди после этого будут доверять журналистам и говорить правду? Все боятся и шепчутся по углам...

Утром Алексей распрощался с Андреем и направился сначала гулять по Москве, а потом в "Крокус-Сити" на церемонию награждения.

В то время, когда Высоков глазел на стеклянные башни "Москва-Сити", с площади Дзержинского в метро "Лубянка" стала спускаться Олеся Карпович. Она анализировала прошедший часом раньше разговор в большом кабинете и думала, как бы выполнить поручение с выгодой для себя.

Михаил Пятеркин был уверен, что давнее дело Карпович, связанное с наркотиками, было закрыто после его и еще многих других показаний, которые демонстрировали невиновность Олеси. Но все было не совсем так. Совсем не так, если быть точнее.

Через несколько дней ада в СИЗО, Карпович вызвали на допрос. Галантный мужчина в сером костюме спросил о ее версии, почему наркотики оказались в ее сумке. В очередной раз Олеся рассказала о драке с блондинкой на "Кадиллаке" и ее мести за унижение. В отличие от предыдущих следователей мужчине в сером костюме рассказ показался интересным. Он уточнил детали и неожиданно спросил, хочет ли Олеся наказать обидчицу. Та не поверила собственным ушам, но энергично стала кивать головой. Вечером следующего дня ее выпустили.

Олесю привезли в кафе, где весело проводила время блондинка и ее компания. Карпович подошла и залепила гламурной кривляке пощечину от души, затем схватила за волосы и пару раз стукнула головой о стол. Затем отступила и стала кричать на нее, обзывать и угрожать. Блондинка попыталась уйти, но Олеся ее не выпускала из-за стола. Никто не вмешивался. Трясясь от злобы и бессилия, "золотая девушка" достала диковинную телефонную трубку и начала вызванивать папашу.

У Олеся пересохло в горле, она начала пить чай из одной, второй и третьей чашки, стоящих на столе. Затем, стоя перед блондинкой, стала запихивать себе в рот куски пирожных, лежащих на аккуратных тарелочках. Несколько кусков она с наслаждением размазала по волосам обидчицы. Прошло минут десять, и тут в кафе влетел папаша с телохранителями. Он лично сбил Олесю с ног и начал пинать ее ногами. В тот же миг, из ниоткуда, материализовался наряд милиции, который оттащил мужчину от Карпович. В кафе влетел наряд ОМОН, и через несколько минут все посетители кафе вместе с персоналом оказались в машине с зарешеченными окошками. Папаша садиться в автозак не желал, кричал, что он всех в асфальт закатает, вот только позвонит, кому следует. Тогда один из омоновцев, который не отходил от него ни на шаг, лысый детина с перебитым носом, заломил ему руку и отобрал телефон. Затем тщательно обыскал его и охранников, потом втолкнул всех в машину. В машине папаша попытался опять вцепиться в Олесю, но омоновец, не размахиваясь, опустил дубинку ему на плечо. И бизнесмен, грязно ругаясь, уселся на скамейку.

В милиции всех продержали до утра. Позже Олеся узнала, что ночью в трех офисах папаши, его квартире, доме любовницы и квартире дочери-блондинки прошли обыски. Результаты были утешительными для Олесиных новых друзей. Утром почти все задержанные в кафе отправились по домам. И только один человек внезапно превратился в заключенного - несколько часов назад влиятельный бизнесмен. Через шесть месяцев у блондинки с матерью осталась только квартира на Садовом кольце, за которую нечем было платить. Мать блондинки вернулась к профессии, которую несколько лет назад покидала с проклятьями, - учителя физики в школе, а красавица быстро потеряла свой гламурный лоск и стала "золотой" компании малоинтересна. Антикварную мебель мать с дочерью пытались продать, даже за бесценок, только бы свести концы с концами. Но никто ее не покупал.

Нельзя сказать, что Карпович нравилось то сотрудничество, на которое ее вынудили. Она не любила быть просто пешкой, за несколько лет дошла до уровня "коня", но понимала, что это почти потолок в карьере. Поэтому успокоилась и стала искать выгоду в таком положении. В настоящий момент ее занимал Колосов. Он был совсем не прост, но обладал ли теми возможностями, о которых говорил?

Уезжать из Москвы не хотелось. Олеся решила принять предложение приятелей и поучаствовать в церемонии награждения победителей журналистского конкурса. Она вышла из метро и пошла пешком до места церемонии. Путь не близкий, но погода располагала полюбоваться голубым небом, вдохнуть запахи весны и немного помечтать.

В "Крокус-Сити" собралась почти вся верхушка Союза журналистов России. Между толпами региональщиков фланировали работники федеральных телеканалов. Кто-то обнимался. В кафе уже разливали коньяк. Московская журналистская тусовка сильно отличалась от замкадовских представителей СМИ. И вроде бы одеты все приблизительно одинаково, и профессия одна. Только одни выглядят хозяевами, а другие гостями праздника жизни.

Зал был почти полон. Речи организаторов, концертные номера поп-звезд 80-х. Живенько и экономно. Потом началось награждение. Каждый награжденный говорил несколько слов. Обычно что-то шаблонное: спасибо, очень рад, буду стараться дальше... Хороша была девушка из Уфы, которая заявила, что журналист - вымирающая профессия. СМИ много. А журналистики нет. Поэтому профессионалы никому не нужны. Нельзя задавать лишние вопросы, нельзя писать о вечных темах, потому что никогда история о талантливом ребенке не соберет столько просмотров, сколько новость о кровавом ДТП или криминале. Ей вторила коллега из Новосибирска. Корпулентная дама из Владивостока сказала, что СМИ перестали быть образцом грамотности и стиля в текстах. Первыми, кого увольняют в изданиях, это корректоры, а не все журналисты обладают достаточной грамотностью. Поэтому надругательство над языком идет не только в подворотнях, но и на страницах газет. Мужчины предпочитали не затрагивать никаких острых вопросов. Олеся начала скучать. И тут на сцену вышел высокий мужчина, который показался Карпович знакомым. Так и есть, это был работник "Губернаторских вестей". Он поблагодарил за премию, сказал, что солидарен с выступившими до него дамами... Олеся в раздражении отвернулась от сцены. И тут Высоков сказал:

- Да, журналист - это стервятник. Он лезет с вопросами к тому, кто пару минут назад был под завалами дома и еще не отошел от шока, он снимает лицо солдата, который только что потерял своего лучшего друга, он опрашивает очевидцев жестокого убийства, когда трупы убитых еще не остыли, а чуть живого ребенка везут с сиреной на "скорой помощи" в реанимацию... Это наша профессия. Но сейчас ради рейтингов, лайков и цитируемости другими СМИ мы начали сами провоцировать убийства, разбои и судебные дела. Мы выводим людей на откровенность, заранее зная, что она может обернуться для них позором, насилием или даже судом. И это страшно. Борьба за рейтинг превратила нас в провокаторов, пособников убийц и насильников...

Олеся улыбнулась. На фуршете она подошла к Высокову. Было видно, что он ее узнал и удивлен встретить здесь.

- Мне понравилась ваша речь. Но неужели в "Губернаторских вестях" такая потребность в рейтингах. Начальственная газета зарабатывает популярность по-другому.

- У нас все хорошо. Я имел в виду другие СМИ.

- Вас так задела история про фермера, которого сожгли после интервью "Фактор-ТВ"? - Олеся сделала удивленные глаза. - Их можно понять, вам платит администрация, а им приходится зарабатывать самим.

- Конечно, можно, - Алексей взял от проходящей мимо официантки два бокала с шампанским. Один себе, другой подал Карпович. - Одни готовы работать на популярность долго и кропотливо, приручая к себе стилем, актуальной информацией, нетривиальным подходом к проблемам, а можно разместить видео совокупляющихся бегемотов и получить сразу массу просмотров. Я утрирую, но смысл тот же.

Карпович взяла бокал и отпила от него.

- То есть в своей личной истории вы предпочитаете кропотливую работу. А я вам хотела предложить периодически предоставлять видео бегемотов. Не хотите?

Высоков пристально посмотрел на Олесю и приподнял бокал.

- За ваше здоровье. Спасибо, но, наверное, нет. Вы же за бегемотов душу захотите получить. А она у меня одна. Я ее приберегу.

На щеках Олеси появились ямочки.

- Как хотите. Но предложение я свое не снимаю, кто знает, как жизнь может повернуться...

XIII

Павел Тюленев с трудом разлепил глаза. Нужно было вставать. Его ждала работа. В администрации области намечался круглый стол с предпринимателями, и "Фактор-ТВ" был просто обязан вести оттуда прямую трансляции. А кто лучше Тюленева был способен лихо описывать действо, отпуская при этом шуточки, давая емкие характеристики главным действующим лицам, умеренно сплетничая и в меру веселя. Но подниматься с дивана не хотелось. Вчера была очередная разборка с женой. Опять одни и те же разговоры о деньгах. Это вечное: дай, дай, дай. Слово за слово и полетела на пол посуда, и попрятались коты по укромным углам, и заревела дочь. Выход был один - взять бутылку водки, а лучше две, и выпить ее. Начать одному, а потом с примкнувшей к пьянству женой. Кто-то мирится с помощью секса, а Тюленевы с помощью алкоголя. У него не было сил сказать: денег нет, нужно потерпеть. Сколько? Неизвестно.

"Фактор-ТВ" был пока не способен обеспечить всех владельцев хорошими зарплатами. Более важно сейчас обеспечить проекту дальнейшее развитие. Зарплату платили только нанятым работникам. Остальные деньги бросали на технику, продвижение и дизайн. Царев, чтобы выжить, снимал свадьбы и юбилеи, Соколов писал курсовые и дипломы студентам. Света Кириенко не афишировала своих подработок, но, видимо, в деньгах не нуждалась. И только Тюленев рассчитывал на подачки друзей и знакомых, и еще кредиты.

С кредитами все вначале получалось хорошо. Нанятый бухгалтер бодро настучала справку для банков, в которой вывела Павлу огромную зарплату. Но собственноручно подписывать ее не стала, отослала к Соколову, как директору. Тот подмахнул, но не без нравоучений. Посоветовал жить поскромнее. Тюленев выслушал Андрея не без раздражения и пошел в банк, где получил круглую сумму. Ее хватило на два месяца сытой, пьяной по вечерам и относительно спокойной в отношениях с женой жизни. Деньги кончились, а где их взять, было неизвестно.

Павел нащупал на тумбочке пульт и включил телевизор. Затем потянулся за пачкой и выкурил сигарету на день грядущий. Потом одеяло было отброшено, и Павел пошлепал на кухню. Дома он был один. Дочь ушла в школу, жена на работу, а коты спали в платяном шкафу.

Тюленев приготовил себе завтрак. За двадцать лет совместной жизни он научился это делать. Павел надеялся, что когда-нибудь заботу о нем возьмет на себя его дочь. Но она сейчас думала совершенно о других вещах. Подростковый возраст.

Когда от яичницы не осталось ни крошки, кофе был выпит, зазвонил телефон. Павел закурил и нажал кнопку.

- Да. Это я. Кто вы? Из банка? - Павел побледнел и положил зажженную сигарету в пепельницу. - У меня небольшие проблемы. Задолженность я обязательно погашу. Постараюсь да конца недели. Конечно. Я не собираюсь прятаться. Не взял трубку, просто не мог тогда. Конечно, я понимаю, что лучше заплатить. До свидания.

Несколько минут Тюленев с ужасом смотрел на телефон, с трудом встал, пошел в ванную и умылся. Затем начал собираться. Где взять деньги, было не понятно.

Направляясь на остановку, Павел услышал сигнал автомобиля. Сначала не придал этому значения, но из машины сигналили снова и снова, по-видимому, именно ему.

Тюленев обернулся и увидел ослепительно белый автомобиль, за рулем которого сидел Колосов и приветливо махал ему рукой, приглашая в машину. Павел дернулся. У него даже появилась мысль убежать, но он справился с порывом и открыл дверь автомобиля.

- Садись. Я тебя подвезу. Заодно и поговорим, - Петр был само радушие.

Тюленев послушно залез на переднее сиденье и прижал рюкзак к груди, как бы защищаясь от чего-то.

- Ты, Паша, не стратег. Сразу видно. Ты чего от меня бегаешь?

Павел вздохнул.

- Я не бегаю. Просто не знаю, что тебе сказать. "Денег нет" и "подожди еще" ты уже слышал, а нового у меня ничего нет.

- Что, медиамагнатство не приносит прибыли?

- Совсем не приносит. Пришлось на жизнь кредит взять, но и его отдавать нечем.

- Зря ты пытаешься из меня слезу выдавить. Не получится...

Колосов остановился на светофоре на красный и развернулся к Тюленеву.

- То, что ты нахомутал еще долгов, меня не касается. За тобой должок. В соглашении сказано, что ты или возвращаешь деньги, или отдаешь квартиру.

Загорелся зеленый, и Петр тронулся с места.

- Какую квартиру? - Павел покрылся липким потом. - В моей квартире прописано несколько человек. Она не только моя!

- Я говорю о другой квартире, которая полностью принадлежит тебе. В ней живет твоя мать. Она же на тебя ее переписала. Ты ее и продашь.

- А куда же мама поедет? И вообще я ничего ни о какой квартире не подписывал. Ты меня обманываешь.

Тюленеву хотелось кричать, но голоса не было. По спине текли струйки пота. Павел чувствовал, как мокрая футболка прилипла к телу.

- Мама поедет к тебе, полагаю. Уж не выставишь же ты ее на улицу. А контракт ты подписал. Вон в бардачке копия. Любуйся.

Тюленев открыл крышку и вынул белый листок в файле. Расписка о получении денег и "обязательство" вернуть всю сумму не позже чем через шесть месяцев. В противном случае в счет погашения долга идет квартира Љ 35 по адресу: Большие Ременники, 24. Ниже его рукой написано: согласен, подпись, число.

Тюленева парализовало от страха. Он не думал о том, откуда взялся этот странный документ, обладает ли он какой-либо юридической силой... Только одна мысль пульсировала в голове: "Что же теперь будет?"

Колосов помолчал. И когда увидел, что паника у Тюленева достигла наивысшей точки, небрежно произнес:

- Но я могу еще подождать. Только тебе придется поработать на меня.

- Как? - Павел ожил. - Я готов. Что нужно сделать?

Петр молчал. Затем небрежно проронил.

- Мне нужен доступ в редакцию. Когда там никого не будет.

- Зачем? - Тюленев опешил.

- Хочу увидеть, как работают профессионалы, - Колосов рассмеялся. - Задержись сегодня и пусти моих людей. А через несколько минут сможешь спокойно идти домой. Будем считать, что сегодня ты сможешь отработать проценты по задолженности.

У Тюленева заболел живот.

- Что вы хотите подбросить?

- Ничего. Если тебе будет легче, я объясню: никто не собирается уничтожать "Фактор-ТВ".

- Тогда зачем?

- Это уже наше дело.

Впервые за всю поездку Тюленев выпрямил спину.

- Твои молодчики могут зайти в любую квартиру. Зачем мое участие? - Тюленев хлопнул себя по лбу. - Ты хочешь окончательно взять меня на крючок. Чтобы я прикрывал все ваши действия. Ловко. А если я откажусь?

- Откажись.

- И что будет?

Колосов остановился на обочине перед редакцией.

- Знания, Паша, порождают скорбь. В этом закон диалектики. Поэтому иди работать. А вечером позвонишь мне. Я буду ждать.

Весь день Тюленев был сам не свой. Его прямой эфир был унылым, как никогда. В редакции он постоянно наливал себе кофе, и когда никто не видел, добавлял в него коньяка, который всегда носил с собой во фляжке на самый крайний случай. К вечеру в редакции начало пустеть. Первыми ушли менеджеры по рекламе. Затем Царев побежал на халтурку. Стали разбредаться и остальные. Кириенко дождалась звонка на телефон и поспешила к выходу. Тюленев выглянул в окно. Светлана уверенно села за руль белого "Мерседеса" и поехала прочь. "Когда она его только успела купить?" - подумал Павел. Оставался Соколов. Он просматривал сайт за сайтом и не собирался уходить.

- Ты чего домой не идешь? - не отрывая взгляд от монитора, спросил Андрей. - Случилось что?

Тюленев вздрогнул.

- Нет. Ничего. Просто с женой поругался. Попозже пойду. Да и наброски кой-какие надо сделать к следующим эфирам. А ты почему не идешь? Может, в магазин сбегать, если ты надолго? - Павел затаил дыхание.

- Не надо. Я минут через десять уйду. У нас сегодня гости, - Соколов отвлекся от компьютера. - Так вот почему ты сегодня такой пришибленный. Я даже подумал, что тебя кто-то напугал, только ты не хочешь говорить.

- Ты о чем? - Павел заставил себя посмотреть Соколову в глаза.

Андрей начал складывать вещи в сумку.

- Ни о чем. Но с тобой что-то происходит. Я же вижу. Павлуха, если проблемы - ты скажи. Я должен знать.

- Нет никаких проблем, - слишком быстро и слишком наигранным тоном ответил Павел.

- Тогда хорошо. И завязывай постоянно пить. Ты думаешь, я не замечаю твое утреннее состояние и флягу твою не вижу? Ошибаешься. Нас должны бояться и уважать, а этого будет сложно добиться, если над тобой начнут смеяться, как над забулдыгой.

Тюленев покраснел, открыл было рот, чтобы возмутиться, но Соколов махнул рукой.

- Не надо ничего сейчас говорить. Думай, что делаешь.

За Андреем закрылась дверь. Тюленев проследил из окна, как тот направился к автобусной остановке, а потом набрал номер Колосова.

- Пусть твои архаровцы приезжают. Я один.

Через несколько минут около подъезда остановились видавшие виды "Жигули". Из них вышли два невзрачных субъекта. Они вошли в дом и позвонили в редакцию. Павла попросили покурить на крыльце. Через четверть часа мужчины вышли, попрощались и уехали на дожидавшемся их автомобиле.

Тюленев начал внимательно осматривать каждый угол. На первый взгляд ничего не изменилось. Везде по-прежнему царил художественный беспорядок. От злобы и бессилия Павел пнул кресло Соколова, ушиб пальцы и, матерясь, запрыгал на одной ноге по комнате.

XIV

Было воскресенье. Обычно Ирина долго нежилась в постели по выходным, но сегодня в одиннадцать часов намечалось мероприятие с участием Медведевой, и Скрябина с тоской стала собираться. И все же было время, чтобы не спеша сварить кофе, налить его в чашечку тончайшего фарфора, посмаковать и поглядеть в окно. Ирина стала смотреть на соседний дом. По тропинке перед ним шла женщина с лабрадором, а навстречу крупный мужчина с йоркширским терьером в красном пальтишке. Как только терьер увидел другую собаку, то начал лаять, рваться с поводка и набрасываться на лабрадора. Мужчина сохранял надменное спокойствие, даже не сделав попытки унять истеричную собачонку. Женщине пришлось сойти с дороги и сделать крюк по грязи, чтобы гламурный йорик не вцепился в ее собаку, или та не разорвала шавку одним движением челюстей. Но от этой интересной картины Ирину отвлек шум за спиной. На кухню пришел Данил.

- Ты чего так рано? Еще только половина десятого.

- А ты?

- У меня мероприятие. Камень закладываем на месте будущего парка.

- А когда строить будут? - Данил взял стул, присел рядом с матерью и обнял ее.

Ирина стала гладить сына по руке.

- Неизвестно. Денег все равно нет.

- А зачем же камень вкапывать?

- Так парк же патриотический. Нужно отчитаться наверх, что мы впереди страны всей. Наверное, и гости из Москвы приедут, не перед нами же Медведевой красоваться. Мы кто? Обслуживающий персонал. А ты куда собираешься?

- Погулять пойду с ребятами. А больше ничего интересного в городе не будет?

Ирина пожала плечами

- В парке кто-то собирался протестовать. В пятнадцатой школе уволили учителя истории, который неправильно вел уроки, не те сведения давал детям. Вот и придут три человека, постоять с плакатами в его защиту. Только пустое это.

- Почему?

- А нормальным людям все безразлично, а выскочки начнут выкруживать ситуацию в свою пользу. Но мне надо идти. Прилично себя веди.

Ирина посмотрела на сына, Данил кивнул, не отводя глаз от окна.

На месте будущего парка после ночного дождя можно было передвигаться только в резиновых сапогах. Жирная глина сразу же обхватывала обувь, так что ходить становилось невозможно. Хорошо, что возвели деревянный настил, на котором к приезду Ирины уже толпились журналисты, духовой оркестр и юнармейцы, современная версия пионеров.

Недалеко от помоста, на тротуаре, дабы не пачкать обувь, притоптывали от нетерпения рядовые сотрудники городской и областной администраций. Некоторые были с детьми. Чиновники рангом повыше топтали настил недалеко от предполагаемого места для торжественных речей.

Ирина увидела свою знакомую, на каблуках и при всем параде, и подошла к ней.

- Вам что, объявили про дресс-код на этом действе?

- Нет. Просто я потом иду на день рождения к одному очень симпатичному мужчине, - подруга игриво улыбнулась. - А ты что-то сменила образ. Где твои дорогие костюмы и блузки от кутюр? Неужели в "Вестях" перестали платить, и ты все сдала в комиссионку?

Подруги захихикали.

- Да просто надоел этот постоянный маскарад. А кому тут сексуальность показывать, этим старперам?

Женщины расхохотались и заметили на себе удивленные взгляды окружающих. Ирина огляделась.

- Что-то молодежи мало. Я когда ехала, видела толпы подростков, которые целенаправленно куда-то шли. Думала - сюда.

- Дойдут, - подруга улыбнулась. - Куда они денутся? Во все школы, колледжи и вузы послали разнарядку, сколько человек приводить. Что я говорила. Вон идут студенты университета. Думали письмо и на предприятия послать, но решили, что тротуара не хватит.

Из динамиков неслась бравурная музыка. Юнармейцев в парадной форме выстраивали в соответствии с их местом в сценарии. Телевизионщики стали расставлять аппаратуру напротив закладного камня, накрытого белым полотном. Подъехала губернаторская машина, из нее вышли Медведева и какой-то человек в военной форме.

- Заместитель министра, - шепнула подруга.

Вслед за машиной губернатора стали подъезжать и другие автомобили с московскими номерами. Большинство прибывших были людьми весьма преклонного возраста, не блистала молодостью и губернаторская тусовка. При обилии такого количества пожилых людей на единицу территории сразу же возникали ассоциации с домом престарелых на выезде. Этот эффект еще больше подчеркивали юнармейцы. Контраст был разительным.

- Боже мой, как в советские времена. Наверное, и ведро с гвоздиками где-нибудь припасено, чтобы дети дарили выступающим, - воскликнул кто-то за спиной.

Медведева направилась к микрофону. Недалеко от него Скрябина заметила Рыльскую.

- Сейчас, когда вокруг страны смыкается кольцо вражеских сил, мы в первую очередь должны думать о воспитании патриотизма в подрастающем поколении...

- Слушай, а молодежи все-таки мало. Куда же толпы шли? - спросила Ирина.

- Не знаю, но надеюсь, что не в парк на митинг за учителя истории. Баба Аля тогда всех растерзает. А тебе придется писать про пятую колонну в детских учреждениях, - прошептала подруга.

- Сплюнь. Вот только с детьми мне не хватало воевать. И так уже все достало, - Ирина огляделась, не подслушивает ли кто ее откровения.

- Всех достало, но жить надо и работать тоже. У тебя сын в выпускном классе, у меня двое школьников. Их поднимать надо. Я когда читаю высказывания этих оппозиционеров, начинаю желать им мучительной смерти. Хорошо болтать, когда есть деньги на счету. А если нет? Ты на наших местных оппозиционеров посмотри. Одни приходили в администрацию, но не сошлись в цене, теперь они нас мочат. Другие работают на определенные проекты, тоже не бесплатно.

- Но нормальные люди есть. Я в это верю. И вообще не здесь же говорить об этом.

- Враг не дремлет. Он хочет раскачать нашу лодку. Но мы все от детей до стариков встанем на защиту наших интересов, - продолжала Медведева.

Кто-то удивленно свистнул за спиной. По рядам стоящих на тротуаре пробежал шепоток.

Затем к микрофону один за другим стали выходить московские гости и в конце местные чиновники: благодаря Президенту... на таких, как Алевтина Георгиевна, держится наше государство... Парк станет местом притяжения туристов и горожан... Юнармейцы - будущее нашей страны.

Но вот речи закончились, и все ораторы взялись за веревку, которая была приделана к одному краю полотнища. Впереди губернатор, за ней московский бомонд, а край веревки оказался в руках городской администрации.

- Гляньте, это же иллюстрация к сказке "Репка", - не выдержали на тротуаре.

- Раз, два, три, - донеслось с настила.

Полотно было сдернуто, и всеобщему обозрению открылся прямоугольный камень, надпись на котором гласила, что здесь будет военно-патриотический парк.

- Ура, - закричали все и захлопали в ладоши. Молодежь засвистела.

Губернатор с гостями расселась по машинам и отправилась продолжать мероприятие без любопытных глаз. Толпа на тротуаре стала расходиться.

- Давай я тебя подвезу, - предложила подруга Ирине. - Тебе куда?

- Нет. Спасибо. Я домой пешочком, - ответила Ирина и направилась по улице.

Машина подруги проехала мимо и посигналила Скрябиной, та помахала рукой. А потом направилась на остановку. Спустя двадцать минут она уже звонила в домофон старой пятиэтажки в когда-то престижном районе города.

- Здравствуйте, я к Сергею Павловичу.

- Поднимайтесь на четвертый этаж, - донеслось из динамика.

Около двери ее уже ждал Вахрушев. Ирина поразилась, как он похудел и постарел. Но в глазах уже не было того затравленного выражения, которое испугало ее несколько месяцев назад.

Они обнялись. Хозяйка квартиры - полная добродушная женщина лет пятидесяти - пригласила их выпить чаю. В комнате стоял круглый стол. На нем большой фарфоровый чайник, чашки с красными цветами, розетки с вареньем и блюдо с плюшками.

- Валюша сегодня нас балует плюшками. Вы не знакомы? - Вахрушев приобнял хозяйку. - Это Валентина Михайловна. Саша, покажись!

Из комнаты показался невысокий круглолицый мужчина в очках.

- И Александр Степанович. Мои друзья и спасители, которые дали мне приют, когда я остался без квартиры. А это - Ирина Скрябина, тоже спасительница. Она помогла найти специалистов, и они в десятки раз снизили сумму претензий ко мне. А то сидеть бы мне сейчас в СИЗО с уголовниками.

- Давайте пить чай.

Валентина Михайловна показала Ирине на старинный стул с высокой полукруглой спинкой и подушечкой на сиденье. Скрябина присела, сидеть оказалось гораздо удобнее, чем в ее "анатомическом" рабочем кресле. Две стены в комнате занимали книжные полки. Напротив окна стоял большой тоже старинный диван, с деревянными подлокотниками и пружинным сиденьем. Перед ним - низкий столик со множеством книг и журналов. Было видно, что мебель несколько раз ремонтировали, а возможно, и реставрировали. На диване радовала глаз полосатым рисунком новая обивка. Но все сделано профессионалами и с любовью. В "красном углу" не было телевизора. Стола с компьютером Ирина тоже не увидела. И почему-то от этого ей стало очень спокойно и хорошо.

Чай был терпкий, плюшки вкусными, разговоры нейтральными.

- У вас много книг, - сказала Ирина. - Я сама их очень люблю. Но это сейчас такая редкость. Многие считают, что книги собирают слишком много пыли, занимают место и от них нужно избавляться. Все есть в Интернете. А у вас, к счастью, по-другому. Очень здорово. Это вы сами собирали?

Скрябина посмотрела сначала на Валентину Михайловну, затем на Александра Степановича.

- Это только малая часть. Вы не были у нас в других комнатах. Начинал мой дедушка, потом мой отец, а сейчас - Саша, - ответила женщина. - Я не представляю дома без книг. Знаете, однажды я была у своей институтской знакомой. Мы заканчивали филологический факультет. Она поработала в школе учителем, а потом занялась журналистикой. Не буду говорить, вы ее, наверное, знаете. Так у нее дома две книги. Остальные, родительские, она сдала в букинистический магазин или выбросила. Это при том что у нее двое детей. Поразительно, правда? Выбросила, даже не отдала в библиотеку какую-нибудь.

- А теперь нам придется искать новые полки, - вступил в разговор Александр Степанович. - Сережа отдал нам свои книги.

- В библиотеку не рискнул, - наливая себе вторую чашку чая, сказал Вахрушев. - Вдруг к каким-нибудь придерутся, как якобы к экстремистским.

- Вы поговорите, попейте еще чаю, а мы пойдем в магазин, если не возражаете, - сказала, поднимаясь из-за стола Валентина Михайловна.

Они с мужем быстро собрались и ушли. Когда за ними захлопнулась дверь, Ирина не выдержала.

- Кто они? Я чувствую себя рядом с ними крестьянкой.

- Напрасно. Очень простые и добрые люди. Давным-давно, лет двадцать назад, я писал об отце Вали очерк. Он был, как-никак, потомком последнего здешнего губернатора. Представляешь, сколько им пришлось пережить. Тогда мы и познакомились. Валя работает в архиве, а Саша в университете преподает. А когда началась эта катавасия с проверкой, они сами предложили пожить у них. Сами! Это при том что некоторые знакомые, увидев меня, стали переходить на другую сторону.

- Расскажи еще раз про проверку?

- Они поставили мне в вину неправильно приобретенную фототехнику и выплату премий не мне, заметь, а работникам за последние три года. Сказали, что размер претензий - 30 млн. Или досудебное погашение "ущерба", или суд. Хорошо, что твои знакомые помогли мне. Знаешь, как у службистов вытянулись лица, когда я попросил результаты проверки, а потом отбил большую часть претензий? В результате мне выставили 3,5 млн. Я снял деньги от продажи квартиры, сын выслал остальные 500 тысяч, и все заплатил, получил бумагу о том, что ко мне нет претензий. Завтра я должен сесть в самолет и лететь в Киев.

Вахрушев помолчал, а потом, облизнув губы, спросил:

- Ты думаешь, меня выпустят?

Ирина быстро ответила.

- Думаю, что выпустят. Не беспокойся! Только как это все противно, - Ирина потерла себе виски кончиками пальцев. - Ты только обязательно сообщи, когда пройдешь досмотр, когда сядешь в самолет, когда встретишься с сыном. Иначе я не смогу быть спокойной.

Вахрушев взял руку Ирины в свои ладони.

- Ирка, я обязательно сообщу, и спасибо тебе огромное. А сама ты как будешь жить?

- Я не знаю. Пока еще не знаю.

Скрябина вышла из автобуса и медленно пошла в сторону своего дома. В многоэтажках загорались окна. Собачники тащили упирающихся питомцев к подъездам. Мамаша в куртке, одетой прямо на халат, и домашних тапках вела упирающегося сына за капюшон куртки и ругала за долгую прогулку. Завтра предстоял новый рабочий день. На улице было пустынно. В голове у Ирины было слишком много мыслей, она шла, не замечая ничего вокруг. Вдруг кто-то тронул ее за плечо. Ирина вздрогнула и увидела рядом с собой Данила.

- Ты почему так поздно?

- А ты? - Ирина посмотрела на сына.

- Я гулял с ребятами.

- А я прощалась со знакомым. Завтра он уезжает в Киев. Навсегда.

- Как трагически ты это произносишь - навсегда! - Данила посмотрел на мать внимательно.

- Так оно и есть. В советское время, когда человек уезжал жить за границу, это было равносильно его потере. Потом все изменилось. А сейчас...

Навстречу прошла компания подвыпивших молодых людей. Пятеро юношей и две девицы. Мат и визгливый женский смех разрезали воздух. Спортивные штаны и ультракороткие шорты. Ирина сразу вспомнила криминальные 90-е. Двадцати пяти лет как не бывало.

Данил шел задумавшись, потом спросил:

- Мама, ты бы хотела жить по-другому?

Ирина хмыкнула.

- Как, например?

Данил помолчал.

- Например, без вранья.

Ирина с сыном приближались к своему дому. Здесь не было фонарей, и в темноте было хорошо видны звезды. Скрябина остановилась, подняла голову и стала искать Большую Медведицу, но могла различить только Орион. Чем дольше она смотрела вверх, тем больше звезд ей открывалось, в небе появлялась глубина и таинственность.

- У одной очень хорошей писательницы - Виктории Токаревой - есть повесть "День без вранья", - Ирина смотрела в небо. - Правда таит в себе очень много сюрпризов, не все их могут выдержать.

- Так все же хотела?

Ирина опустила голову, помолчала.

- Очень.

XV

До заката было еще далеко, но вечер уже чувствовался в желтом оттенке солнечного света, в усталом взгляде уличной продавщицы мороженым, в опущенных плечах молодой мамы, везущей коляску, в ленивости кота, который сидит на скамейке автобусной остановки и без интереса смотрит на голубей, выпрашивающих у маленького ребенка кусочки булки. Кресты на куполах древних храмов пылали от лучей солнца, направляющегося на запад. Разговоры на улице становились тише, шаги прохожих все медленнее.

Колосов смотрел в окно своего кабинета через бронированное стекло на старый город, но не замечал всей красоты уходящего весеннего дня.

Его взгляд был отрешенным, уголки губ презрительно опущены.

В дверь постучали, и в кабинет вошел мужчина средних лет, невыразительной внешности, но выдающихся способностей.

Колосов вернулся за свой широкий стол красного дерева и сделал приглашающий жест на стул напротив себя.

- Вы опять не можете порадовать меня, Дмитрий Сергеевич?

- Увы. Продажи стоят. Кризис.

Колосов поморщился.

- Вот только не надо все сваливать на него. "Стройтрест", насколько мне известно, продает квартиры гораздо успешнее наших.

- Но за цену гораздо меньшую, чем предлагаем мы.

- А если мы снизим цену? - Колосов откинулся в кресле.

Мужчина помолчал.

- Продажи начнутся, но ситуацию это не спасет. Перевести ручеек, о потоке уже никто не мечтает, покупателей на нас очень сложно...

Колосов сделал предупреждающий жест рукой.

- Я помню ваше предложение с лифтом и крышей. Они очень криминальные, и пока оставим их на самый крайний случай. Давайте попробуем другой способ. Найдите, выдумайте, подкупите 3-4 покупателя у "Стройтреста". История такова - они узнали, что лежит в основе технологии компании: про отсутствие нормальной звукоизоляции, промерзающие стены, проблемы с водоснабжением на верхних этажах, токсичность материалов в долгосрочной перспективе, наконец. Покупатели ужаснулись и хотят получить деньги назад, готовы идти в суд. Мы поднимем в СМИ волну, снизим цену на наши квартиры и активизируем рекламу. Давайте посмотрим, что получится.

Дмитрий Сергеевич удивленно посмотрел на начальника.

- Но у нас такая же технология. Поэтому и важно продать максимальное число квартир до того, как молва об "эконом-классе" пойдет по городу.

- Вот именно, - Колосов наклонился к своему сотруднику. - Вы знаете лучше меня, что, если мы не продадим квартиры по максимуму, у нас не будет возможности закончить этот дом и бросить деньги на другие стройки. Не закончим, не подведем коммуникации, не будет в доме работать газовый котел и электричество, зиму коробка не переживет. Банк не даст кредит на новый объект, и у нас не будет средств расплачиваться по долгам и что-то делать дальше. Нормальные строители разбегутся. И вот вы уже на улице без выходного пособия. Хотите?

Колосов машинально взял нож для разрезания корреспонденции с костяной ручкой и начал крутить его в руках.

- Вы уверены, что идея со СМИ сработает? - отважно спросил бесцветный Дмитрий Сергеевич.

- Я уверен. Найдите людей, снабдите документами, подготовьте их выступления.

Колосов открыл ноутбук, давая понять, что разговор закончен.

- А с деловым центром на Старых Рвах как? - заместитель вышел из-за стола и начал задвигать стул. - Приходили из надзора по охране памятников. Они предупреждают о запрете строить центр высотой больше, чем 10 метров, - историческое место.

Петр Колосов широко улыбнулся.

- Все улажено. Где 10, там и 15. Ведите стены выше.

- Рыльская?

- Нет, - Петр ухмыльнулся. - Олеся Станиславовна. И еще - мы заканчиваем строить жилье. Слишком хлопотно и перестает давать нужный доход. Подготовьте наши площадки для продажи.

- Кому? - Дмитрий Сергеевич был удивлен таким поворотом дела.

Губы Колосова разъехались в широкой улыбке.

- Пока секрет. А нас с вами ждут новые дела.

Петр достал из бумажника сложенный листок бумаги и бросил его на конференц-стол.

- Здесь реквизиты фонда и сумма, которую нужно перевести. И еще - дети наших славных борцов за безопасность и против коррупции нуждаются в отдыхе на море. Придумайте, как это лучше сделать.

Теперь пришел черед улыбнуться Дмитрию Сергеевичу. Он инстинктивно потер руки и закивал.

Через несколько дней Колосов из машины по пути на работу позвонил Тюленеву.

Он подал водителю знак сделать потише музыку и после грубого "Алле" сказал:

- Знаю, Паша, ты рад меня слышать. Пора тебе начать отрабатывать займ. Нет, ничего криминального и подлого. Не волнуйся. Завтра утром подойди ко мне на работу. На вахте представишься, и тебя проводят к одному человечку, который расскажет тебе, что делается в строительной сфере. Думаю, это достойно талантливого репортажа, как ты умеешь - задорно, весело рассказать о проблемах. Я не сомневаюсь, что тема тебе понравится. Да, и материальчик покажи потом мне, вдруг ты не те термины строительные употребил. Я поправлю, чтобы никто не смеялся над тобой.

Колосов нажал на отбой и улыбнулся. Он чувствовал, как за несколько километров от него Павел Тюленев в ярости желает ему тысячу проблем и смертей. Петр показал водителю пальцем на магнитолу, и звуки "Апокалиптики" стали слышны даже на улице.

XVI

Ирина проснулась за полчаса до сигнала будильника. Уже рассвело. Утро обещало быть солнечным. Слышался шорох метлы дворника. Около подъезда кто-то уже заводил машину. Ирина лежала на спине и смотрела в окно. Мыслей не было. Было слышно, как в соседних квартирах начинается утренняя жизнь. Вот кто-то включил воду. Наверху заскрипела кровать, послышался мужской кашель. Ирина отключила звонок будильника и села на постели. Потом пошла в ванную, а по пути заглянула к Данилу. Сын спал, положив под голову руку, одна нога свисала, кровать ему была давно мала. Ирина укрыла его одеялом и пошла дальше.

Через час Ирина сняла с плечиков в шкафу первый попавшийся костюм, бросила его на кресло и пошла будить сына. Ее остановил звук пришедшего сообщения на телефон. Ирина с замиранием сердца прочла смс, затем улыбнулась и пошла к Данилу.

- Сынок, вставай в школу. Осталось всего несколько недель.

Данил открыл глаза и вдруг обнял мать за шею и притянул к себе.

- Мама, ты меня любишь? - спросил юноша, уткнувшись матери в шею.

Ирина, обняла ребенка и начала гладить его по спине.

- Конечно. Больше всего на свете. Ты же знаешь.

- Знаю. Но ты считаешь, что я дурачок, который не помогает тебе, учится не особо хорошо, не знает, что делать. Да?

Ирина потрепала сына по волосам.

- Нет. Я очень рада, что у меня есть именно ты. Но я считаю, что трудолюбие тебе нужно бы в себе воспитывать. Нам не на кого надеяться. Нужно рассчитывать только на себя.

Ирина прижала сына к себе, а потом отстранилась.

- Вставай. Завтрак на столе. У меня сегодня планерка в администрации.

- Тебе не нравится твоя работа?

- Не нравится. Но нужно терпеть.

- Мама, - Данил не выпускал руку матери из своей ладони. - А куда бы ты хотела съездить?

Ирина села на краешек кровати. Машинально стала складывать разбросанные на столе тетради в аккуратные стопки.

- В заповедник на остров Врангеля. Это очень далеко. Я узнавала, только на дорогу надо тысяч 500.

- А почему именно туда?

- Там мало людей, природа, олени, котики и океан. Я хочу подойти близко-близко к берегу, раскинуть руки и закричать громко, как только сумею: а-а-а! Раз, другой, третий. Я буду вопить, ветер будет бить меня в лицо, а волны шуметь у моих ног. Я заору, - Ирина улыбнулась. - И мне будут вторить котики, а олени будут прядать ушами, думая, что это кричит какой-то диковинный зверь. Вот так.

Планерка прошла быстро и без эксцессов. Губернатора не было. Прием гостей не прошел даром. Сейчас Медведева сидела в своей резиденции с московскими подругами, и личный водитель подвозил веселой компании коробки с дорогим алкоголем. Еще до совещания Рыльская попросила Скрябину зайти к ней. И вот Ирина у кабинета Рыльской вздохнула, выпрямилась и "включила лампочку" обаяния, надела маску спокойствия, уверенности и почтительного внимания.

Если бы она могла посмотреть на себя со стороны, то поняла бы, что лампочка давно перегорела. Вот уже месяца три выдавать желаемое за действительное становилось все труднее. А последнее время в глазах Скрябиной появилось неведомое до этого выражение курицы, которую хозяин взял на руки: погладит и отпустит или башку свернет?

Татьяна Сергеевна говорила по телефону и показала рукой на стул напротив себя.

Ирина в который раз посмотрела на фотографии за стеклом шкафа. Появилась новая из заграничного вояжа. На фото Рыльская выглядывала из-за спины губернатора Медведевой.

Татьяна Сергеевна закончила разговор и посмотрела на Скрябину.

- Ирина Петровна, я и не знала, что, кроме Высокова, у вас нет журналиста, который бы мог представить "Губернаторские вести" на журналистском конкурсе.

У Ирины вспотели ладони, она почувствовала, как по спине побежала предательская капелька пота.

- Почему вы выслали именно его работы?

- А почему нет? - у Скрябиной охрип голос. - Тема касалась людей и их судеб. Этой тематикой никто не занимается так профессионально, как он. Почему он не должен был участвовать в конкурсе?

- Потому что не всегда важно качество работы. Часто гораздо важнее, кто ее делает, - Рыльская встала из-за стола и нависла над Скрябиной. - Если вас с Высоковым связывают какие-то личные отношения, держите их при себе. Иначе я буду думать, что вы разделяете его высказывания и поступки.

У Ирины округлились глаза.

- Что же такого он сделал?

- Вольнодумство хорошо в коммерческой структуре. А в государственной газете он получает деньги налогоплательшиков за то, чтобы поддерживать линию государства, а в области - линию губернатора. Вы что, не в курсе, что он сказал на вручении?

Рыльская опять уселась в кресло, взяла номер журнала "Журналист", открыла заложенную страничку и ткнула в строчки.

- В курсе. Но я не вижу ничего предосудительного. Он высказал свое мнение по поводу журналистского сообщества. Не более того.

Рыльская скорчила гримасу недоверия.

- Сказал одно, подразумевал другое. Впредь, Ирина Петровна, нужно более внимательно подходить к кандидатурам на различные конкурсы. Сейчас вам придется поднапрячься, близятся выборы в местные органы власти. Касаткин, полагаю, не вернется в редакцию. Я считаю, что многие предвыборные материалы вы можете писать сами, как в избирательную кампанию Алевтины Георгиевны. Но лучше несколько раз посоветоваться, чем сделать ошибку.

Лицо Рыльской расплылось в улыбке, а взгляд по-прежнему оставался жесткий.

- И еще. Вчера небольшое число молодых людей будоражили жителей в парке. Напишите хороший материал об этом. Все подробности вам даст Бакатина. Фотографии на вашу почту уже выслали.

- А с чем они выступали? - Ирина прикинулась неведующей.

- Якобы защищали одного некомпетентного учителя истории, которого пришлось уволить из школы. Собрались человек пятьдесят, горло драли. А педагог-то никчемный, не справлялся с работой, родители были озабочены, что он совершенно не готовил детей к экзамену. За него на площадь вышли, а он даже не пришел на это сборище. Слабак! Жаль, что не пришел, был бы и совершеннолетний организатор. Но дело не в этом. Сегодня они вышли за учителя, завтра пойдут громить администрацию. Нам майдан не нужен. Поэтому необходимо свернуть горло бунту в зародыше. Напишете, что им заплатили за протест. "В то время как патриотизм становится нашим всем, есть отщепенцы, которые за деньги готовы растоптать наши завоевания...". В этом духе. Вы все знаете.

Рыльская поднялась, выпроваживая Скрябину.

Ирина вышла из здания, села в машину. Водитель что-то пытался узнать, но Ирина даже не посмотрела на него. Звук нового сообщения на телефон ее отвлек. Она прочитала сообщение от Вахрушева и облегченно вздохнула. Потом покусала губы, принимая решение, еще раз вздохнула и кивнула своим мыслям головой.

- Леша, останови напротив театра. Мне там нужно кое с кем поговорить. Я сама доберусь до редакции. Поезжай на обед.

Скрябина обошла театр справа и уселась на скамеечку в безлюдном сквере. Народ здесь появлялся либо вечером, либо в антракте между действиями. Ирина достала сигареты, закурила. Затем вынула из сумки записную книжку и стала искать нужный номер телефона одного старого знакомого, прыгнувшего несколько лет назад в кресло заместителя редактора главной государственной газеты.

- Сашенька, радость моя, мне нужна твоя помощь. Представь себе. Как бы разместить в вашей замечательной газете материал об одном чудесном человеке? Не бизнесмене. Директоре дома творчества, заслуженном художнике России. Зачем? Прессует его наша бабушка губернатор, надо помочь человеку. Как я обращусь к вашему собкору, если она у бабушки с руки ест? Ее же довольствие зависит от спонсорских взносов, которые перечисляет администрация. Да эта чудная девушка сразу меня сдаст, как стеклотару. Выход - заплатить, как за коммерческий текст? А вы поставите эту чудную надпись "реклама" прямо под текстом. Не поставите? Ради меня? Какой молодец! Значит, и заплатить можно не через кассу. Санечка, сколько?

Ирина свистнула.

- Да, хорошая цена. Ну что ж, пойду продавать почку. Держи место для моего художника.

Скрябина убрала телефон в карман и посмотрела на облака, которые медленно плыли по ярко-синему небу.

В комбинезоне такого же яркого цвета, как небо, на площадке за автобусной остановкой стоял малыш. Кулаки его были стиснуты, нос сморщился, он топал ногами в зеленых ботинках и громко ревел. Его несчастье было огромно - конфета, которая была такой вкусной, от которой слюни текли по подбородку, а руки вынимали ее изо рта, чтобы показать глазам, что еще много осталось, валялась в пыли. Она упала совершенно случайно, еще можно было успеть поднять и спрятать ее за щеку, но та, которую он считал лучшим человеком на свете, его мама, отбросила конфету носком туфли далеко в траву и запретила поднимать. Малыш кричал, слезы текли ручьями на комбинезон, а рядом совершенно спокойно стояла его мама и ждала, когда сынок успокоится. И можно было не сомневаться, она дождется.

По пути на работу Скрябина заглянула в магазинчики комбината "Овощевод". Когда-то многолюдные, с огромным выбором свежих овощей по низким ценам, сейчас они превратились в малопопулярные точки с двумя видами огурцов и пожухлого салата на прилавке.

- Что-то покупателей у вас нет, - не выдержала Ирина, обращаясь к продавцу.

- А откуда им быть? - добродушно ответила полная продавщица. - Цена выше, чем в обычном магазине. Это и понятно, у новых начальников аппетиты большие, это вам не Иван Леонидович Двинский, царство ему небесное! Он и о работниках беспокоился, и о покупателях.

Ирина оторопела.

- Он что - умер?

Продавщица удивленно всплеснула руками.

- В новогодние праздники. Мы все ходили на похороны. И деньги ему на венок сами собирали. И представляете, никого из начальства не было. Тридцать лет человек работал на предприятии, а выкинули, как ненужную перчатку.

Продавщица поправила на себе фартук.

- А новым только бы денег побольше хапнуть. Вот и я скоро уйду. В кондукторы пойду, это лучше, чем здесь.

Ирина добралась в редакцию только к двум часам. Она не торопилась. Когда-то ежедневная серьезная газета превратилась в боевой четырехполосник, который выходил по средам и пятницам. Четвергом занимался Высоков. А значит, до сдачи номера было больше суток.

Скрябина прошла к себе в кабинет и набрала номер Колпакова. Через пять минут Николай уже входил в кабинет редактора.

- Коля, позвони Бакатиной за указаниями, кого взять экспертами в деле вчерашнего молодежного митинга. Пишем негативно, было 50 человек, зажравшийся молодняк и так далее.

Ирина потерла виски.

- Ира, - Колпаков помялся. - Я там проходил вчера. По крайней мере, человек триста было, может больше. А знаешь, какие лозунги?

Ирина помотала головой. Потом подняла указательный палец, повернулась на стуле и убрала внутренний телефон в ящик тумбочки и плотно его задвинула. Колпаков смотрел на нее с удивлением.

- Какие?

- "Хватит нам врать!", "Белое - это белое, черное - это черное!", "Медведева, дай ответ!"

- Вот она и дает ответ. Собравшиеся - враги. Белого и черного нет, есть только серое. Иди, делай.

Ирина сняла туфли и вытянула ноги под стол, потом открыла электронную почту. Одно письмо было из администрации с архивом фотографий. Скрябина открыла папку, и тут вошел Высоков.

- Какие новости?

- Ничего интересного. Твою речь в "Журналисте" напечатали. Мне Рыльская показала. Ей она не понравилась.

- Это понятно.

Высоков уселся на стул напротив Скрябиной и протянул ей через стол шоколадку. Ирина подняла на него глаза.

- Ира, пойдем в кино. В "Кругозоре" показывают "Касабланку". Ты же хотела посмотреть ее на большом экране.

Скрябина взяла шоколад в руку.

- Горький, с апельсином. Леша, что-то ты последнее время ко мне переменился. Молодость вспомнил?

На щеках Ирины появились ямочки, а в глазах зажглись лукавые огоньки.

- Может быть, я и не забывал, - Алексей посмотрел на потолок. - Просто гнал от себя всякие мысли.

- А теперь?

- А теперь не гоню.

- Знаешь что, Высоков, - грозно начала Скрябина начальственным тоном. Высоков посмотрел на нее удивленно. Ирина рассмеялась: - Пойдем смотреть "Касабланку". Ничего особо срочного вроде бы нет.

Скрябина открыла папку с фотографиями, присланными из администрации. На лице у нее блуждала улыбка от предложения Высокова.

Алексей взялся за ручку двери, когда услышал за спиной судорожный вздох Ирины. Он обернулся. Скрябина обезумевшим взглядом смотрела на экран компьютера, лицо ее побледнело, рукой она схватилась за горло. В два прыжка Высоков был у нее за спиной. На фотографии с молодежного митинга прямо в объектив глядел Данил. В руках у него был самодельный плакат "Белое - это белое! Черное - это черное!".

Трясущимися руками Ирина взялась за телефон. Несколько гудков, и послышался голос Данила. Ирину затрясло, она закричала.

- Почему ты мне ничего не сказал? Зачем ты туда пошел? Зачем? Что мне теперь делать? На что мы будем жить, если меня уволят?

Высоков забрал телефон и спокойным голосом сказал:

- Данил, это Алексей Высоков. Ты знаешь, кто я? Мама говорила?

Алексей удивленно посмотрел на Ирину.

- Мама очень нервничает, потому что все очень не просто. Ты где? Едешь домой? Мама сейчас подъедет. Вам надо поговорить. Скажи ей все, как есть.

Высоков отключил телефон, взял Ирину за руку и повел на улицу. Через двадцать минут Скрябина вышла из машины Алексея и направилась к своему подъезду.

- Я тебя жду здесь, - донеслось из машины.

Квартира была не заперта. Ирина вошла в комнату сына и села на краешек дивана. Данил сидел, понурившись, на кровати. Помолчали. Затем женщина поднялась, подошла к кровати и села рядом с сыном. Обняла его и поцеловала в голову. Юноша склонил голову ей на плечо.

- Почему ты пошел? - спросила Ирина будничным голосом.

- Он хороший учитель, а его выгнали потому, что он не стал проводить уроки патриотизма. Сказал, что любить родину можно и без лозунгов.

- И почему же вы все за него вступились, вы же у него не учились?

Данил скинул кроссовки, забрался на кровать и положил свою голову матери на колени.

- Я его помню еще с одной олимпиады. Забавный такой мужик с бородой. Он говорил, что нужно всегда все перепроверять, ничему не верить на слово. Про войну очень много рассказывал, приводил разные документы и воспоминания. А его выгнали. Поставили шестидесятилетнюю тетку, которая говорит строго по учебнику. Ребята рассказали.

- Только из-за этого?

Данил засопел, подбирая слова.

- Нет. Просто надоело, что все кругом врут и непонятно, как жить дальше.

Ирине захотелось взять своего ребенка на руки, как в детстве, и покачать на руках, отгоняя все проблемы и наваждения.

- Жить надо с надеждой на лучшее. - Ирина гладила сына по голове, - Знаешь, я рада, что ты за правду готов бороться.

Данил улыбнулся.

- Мы вышли не только за правду, но и за вас.

- За кого нас?

- За взрослых. Вам же надоело врать, а вы боитесь сказать это открыто. Вот мы и вышли.

Ирина засмеялась и невольно из глаз у нее потекли слезы. Радость была от того, что, вопреки прогнозам, непоротое поколение не подкачало. Сквозь асфальт лжи и комплексов, злобы и мещанства проросли думающие люди, готовые отстаивать свое мнение. И было страшно, что, поняв это, все силы государственной машины сейчас направят именно на них, чтобы низвести их до общей биомассы. А кто победит - неизвестно. Ирина вытерла слезы углом пледа.

- Вас же всех сфотографировали. Что же теперь будет?

Данил повеселел.

- Сегодня в школе нам директриса лекцию читала, что мы должны быть умнее, что это враги с Запада пытаются взять нас под свой контроль, они ждут только нашего неправильного действия... И подобную ерунду.

- Ну что ж, пусть будет, как будет. Из школы вас не выгонят, характеристика никому не нужна. А с вузом что-нибудь решим. Мне надо сейчас идти. Береги себя, сынок, и, пожалуйста, береги свою старушку-мать.

Данил рассмеялся и поцеловал мать в щеку. Ирина встала и направилась к выходу.

- Мама, я хочу идти на исторический факультет.

Ирина обернулась.

- Так ты же не записал историю в предметы для сдачи ЕГЭ.

- Написал. Просто тебе боялся сказать.

Скрябина вздохнула.

- Иди. Эта же твоя жизнь.

Ирина вышла из подъезда и направилась к машине Высокова. Алексей курил неподалеку.

- Ну как?

- Дети гораздо лучше нас. Даже поразительно, - сказала Ирина, садясь в автомобиль. - Только как теперь все это пережить?

- Может, нужно успокоиться и сделать так, как хотят в администрации? Написать текст про заказной митинг.

- Нет, - Ирина устало улыбнулась и покачала головой. - Я могу предать себя, всех. Даже, наверное, тебя, но сына предать я не могу. Так что, Леша, мне сейчас будет нужен не шоколад, а твои журналистские способности. Найди детей и сделай обзор их мнений.

Высоков объехал огромную яму на дороге.

- Ты уверена?

- Да, как никогда! И сегодня сначала "Касабланка", а потом я тебя познакомлю с Данилом. А то он тебя знает только по моим рассказам.

- А зачем ты ему про меня рассказывала? - Высоков чуть не врезался во впереди идущую машину.

- Как пример бескорыстной дружбы между мужчиной и женщиной. Дружбы, мой дорогой, дружбы, - Ирина с важным видом стала смотреть вперед через лобовое стекло.

XVII

После ночного дождя город накрыл густой туман. Воздух был наполнен запахами земли, свежей травы и дыма от костров из прошлогодней листы и веток, оставшихся после недавнего субботника. Но Рыльской было не до весны. Ей было нестерпимо жарко в автомобиле со сломанным кондиционером, а открывать окна она не любила. Поэтому, появившись на работе, она первым делом напилась холодной воды и потом распорядилась о кофе. Со сливками и парой пирожных. Затем Татьяна Сергеевна уселась за свой стол, скинула туфли и с наслаждением ощутила ступнями холодный пол. Взяла газеты и начала читать. Сначала те, от которых можно было ждать негатива и подвоха, потом все более лояльные, а напоследок "Губернаторские вести".

Рыльская взяла "Вести", открыла их и не поверила своим глазам. Под материалом о митинге, который она лично правила и согласовывала, стояли мнения молодых и не очень молодых людей, которые были на мероприятии и хотели донести до других свои мысли о том, почему они вышли на площадь. Этот текст полностью переворачивал смысл обличения.

Рыльская потянулась за телефоном и набрала номер Скрябиной. Ее телефон был отключен. Послышался стук в дверь, и в кабинет вошла Бакатина.

Часом раньше она уже прочитала "Вести" и предвкушала разборку с Ириной. Это было ее утреннее пирожное.

- Что происходит? - Рыльская брезгливо отбросила от себя газету.

Бакатина присела на стул и посмотрела Рыльской в глаза.

- Ничего странного. Сын Скрябиной был на митинге. А какая мать добровольно будет выступать против своего ребенка?

- Пороть надо было, чтобы не шлялся по разным митингам. А это нам звоночек, о чем говорит дома Скрябина, если ее сын не в юнармии, не в других приличных организациях замечен, а в противоправном митинге.

Бакатина едва сдержала улыбку. Сама Татьяна Сергеевна умела воспитывать детей. Ее Марианна уже в четырнадцать лет заботливыми родителями была направлена сначала в маленький городок Швейцарии в пансион, а потом в Англию в университет. И возвращаться в "немытою Россию" не собиралась. Приезжала раз в год. Вот и на днях прилетела на юбилей отца.

- Но в парке был не один сын Скрябиной, там были отпрыски и других людей из нашей администрации.

- Кто? - взгляд Рыльской был тяжел и безжалостен.

- Разные, - замялась Бакатина.

На столе завибрировал телефон. Татьяна Сергеевна сделала предостерегающий жест.

- Да, Алевтина Георгиевна. Сейчас зайду.

Рыльская подняла свою массивную фигуру с кресла, втиснула ноги в туфли и направилась к двери.

- Готовь приказ об увольнении. Я подпишу.

Губернатора и патрона всех СМИ региона разделял всего один этаж, но Татьяна Сергеевна всегда предпочитала лифт прогулке по лестничным маршам.

Около приемной, развалившись на диване, сидел первый охранник Медведевой, внутри еще один. Секретарь - пожилая дама, сопровождавшая Медведеву вот уже лет десять, сделала Рыльской приглашающий жест в кабинет первого лица области.

Медведева сидела за своим столом, подперев подбородок руками, и смотрела новости на большом жидкокристаллическом экране. Татьяна Сергеевна прошла к губернаторскому столу. Алевтина Георгиевна кивнула на стул и продолжила просмотр. И только когда закончился прогноз погоды и по экрану побежали кадры рекламы, Медведева посмотрела на Рыльскую.

- Что там с митингом?

- Ерунда, - Рыльская сложила руки на столе. - Молодежь решила поиграть в защитников уволенного учителя.

- Кто там был и что говорили, я знаю без тебя, - на лбу губернатора углубилась поперечная складка. - Что там с описанием митинга в СМИ?

- Маргиналы и зажравшаяся молодежь не без влияния деструктивных сил с Запада репетируют цветные революции. Но их мало, и им ничего не удастся.

Медведева взяла с края стола стопку фотографий, которую часом ранее принес бесцветный лысоватый человечек с кожаным чемоданчиком, вынула из нее один снимок и кинула через стол Рыльской.

- Маргиналы, говоришь? А что там делала твоя дочь?

У Рыльской округлились глаза, она судорожно сглотнула и трясущимися руками взяла фотографию. На ней было видно, как в толпе стоит ее двадцатипятилетняя дочь Марианна. На лице девушки удивление соседствовало с брезгливостью, как бывает у детей на первой экскурсии в Кунсткамеру. На лбу Татьяны Сергеевны появились бисеринки пота.

- Она просто гуляла в парке. Наверное, подошла поближе, чтобы узнать, что происходит.

- И вот они тоже гуляли в парке? - Медведева бросила в лицо Рыльской стопку фотографий на которых недалеко от митингующих стоят по двое и трое лощеные дети и внуки известных чиновников. Вот сложила губы в презрительной усмешке внучка казначея области, запрокинув голову, смеется младшенький сын главной по образованию. Из-за спины толстухи в красном выглядывает заместитель начальника департамента природопользования, в то время как его молодая жена томно смотрит на незнакомых молодых людей...

Как они оказались там? Почему две параллельные вселенные пересеклись в парке в тот день?

Рыльская схватилась за голову. И тут ее осенило.

Именно в это время в новом современном деловом центре, построенном на оттяпанных площадях парка, открывался дом моды известного в узких региональных кругах дизайнера. Середина дня - не самое лучшее время для гламурной вечеринки. Но на открытие ждали знаменитого кутюрье, который, направляясь на восток, согласился сделать крюк и перерезать ленточку. Более позднее время ему было не удобно. Местный бомонд особого недовольства не высказал. Приглашения для избранных расхватали в один миг. Одно из них Рыльская предложила Марианне, чтобы развеяться и посмотреть на доморощенную аристократию со стороны. Еще предвкушала услышать ее едкие замечания о местной тусовке. Но за два дня так и не нашла время поговорить с дочерью о мероприятии.

Значит открытие состоялось и часть любителей моды решила прогуляться в парке, а стадный инстинкт привел их в толпу. Интересно, что они почувствовали, находясь среди молодых "правдолюбцев": страх, презрение, брезгливость?

Рыльская еще раз бросила взгляд на разбросанные по полу фотографии и посмотрела на красное от злобы лицо Медведевой.

- Конечно, просто гуляли. У нас это единственный нормальный парк. А был выходной. Никто не придал значения, что там собирается митинг.

Татьяна Сергеевна тоже покраснела, сжала руки, но пыталась говорить уверенно.

- Но вы-то знали что там будет происходить. И все же не проследили. Вы им массовость создали, идиоты, - Медведева вскочила с кресла и в ярости смела бумаги со стола на пол.

Затем губернатор схватила канцелярский набор из малахита и швырнула его об пол.

- Вы с чьей руки кормитесь? Выродков своих не можете нормально воспитать, объяснить им, куда можно ходить, куда не следует. Городишко с носовой платок, вы и в нем говно найдете. Гулять им захотелось. В Париж пусть едут развлекаться, в Москву. Всех вас выгнать в двадцать четыре часа, - Медведева стучала кулаками по столешнице.

Рыльская побелела, вжалась в стул и старалась тише дышать.

Баба Аля подошла к графину с водой и налила себе стакан, потом еще один, а затем сбросила графин и стакан на пол, вытерла ладонью губы, подошла к своему креслу, уселась и посмотрела на Рыльскую.

Повисло тягостное молчание. На экране пошел сериал про простых полицейских с "Мерседесами" и особняками, их боевыми подругами и женами.

Губернатор взяла со стола пульт и выключила телевизор.

- Значит так. Будем делать вид, что ничего не произошло. НИЧЕГО. Публикации в газетах об этом в центр не посылать, фотографии под замок. Всем устроить выволочку, но тихо, без эксцессов. Понятно?

Рыльская кивнула.

- Тогда свободна. Скажи, чтобы убрали здесь. Я уезжаю.

Рыльская медленно встала и тихо направилась к двери, напрягшись всем телом. Будто боялась выстрела в спину. Около двери валялся расколотый малахитовый шар с гербом России от канцелярского набора.

XVIII

Утром Скрябина направилась не на работу, а к своему старому патрону Андрею Николаевичу Филатову, который подарил ей когда-то много связей в бизнесе, был успешным и сильным хозяйственником, а теперь стал затравленным всеми структурами Медведевой работающим пенсионером.

Чтобы не афишировать, куда она отправилась, Ирина взяла такси. Она смотрела в окно и вспоминала, как началась травля.

После назначения Медведева пригласила к себе всех крупных бизнесменов и недвусмысленно объяснила, как они теперь должны жить, кому заносить чемоданы с деньгами, кого поддерживать и на что ориентироваться. Запросы высшего должностного лица области поражали своими аппетитами. Филатов молчать не стал. Чувствовал себя сильным и независимым с топливной компанией, гостиничным бизнесом, предприятием по производству комплектующих для автомобилей и домиком в Испании. Он попытался отстоять старые правила игры, но никто его не поддержал. Кто только вчера кричал осанну одному губернатору, сегодня склонил голову перед новой назначенкой. К Филатову приходили в кабинет, жаловались на Медведеву, но потом ехали в областную администрацию и с верноподданнической придурковатостью внимали каждому ее слову.

Когда началась губернаторская избирательная кампания, Филатов в числе немногих отказался финансировать продвижение Медведевой. Она запомнила всех поименно. После официального вступления в должность губернатора расправа настигла отказников.

К Филатову у губернатора были самые большие претензии: слишком независим, слишком богат, и его бизнес слишком привлекателен для нужных людей. Началась травля. В любом выступлении Медведева упоминала Филатова как зажравшегося богача, коррупционера и бунтаря. Одни за другими на него заводились уголовные дела. Его московские знакомые устранились, отбиваться пришлось самостоятельно. А это не особо хорошо получалось.

На место Филатова и ему подобных пришли птенцы Медведевой, которые хватали возможности двумя руками, открывали центры, отели, строительные и производственные предприятия и свято верили, что поймали удачу за хвост. Каждый день они внушали себе, как мантру, что разорившиеся, сгинувшие в безвестности, а то и в тюремных камерах, что убитые в своих домах и повесившиеся сами от стыда и безнадежности предприниматели были сами виноваты в своих проблемах. А с ними ничего подобного не случится.

Но за удачу приходилось платить, и немало. Доходило до смешного. В зарубежные поездки Медведева брала с собой всегда несколько любимчиков. Ей нравилось ходить с ними по магазинам. Заглядывала в самые шикарные, выбирала себе подарки, а любимчики топтались в отдалении. После того как выбор был сделан, губернатор подзывала бизнесменов. Кто первый подбежит, тот и оплатит покупку. Чем более тощим становился кошелек, тем больше росла вера, что вложения окупятся сторицей. Но надежда была обманчивой.

Скрябина ехала по пригороду. Где-то здесь, среди старых деревьев и больших полей притаился домик Филатовых.

Ирина отпустила такси около высокого, неприступного забора и позвонила в дверь. После расспросов: кто, куда, зачем - раздалось пиканье и лязг железа, Ирина толкнула дверь и вошла внутрь.

Зеленый газон, альпийская горка с водопадом, неподалеку виднеется березовая роща. Сам дом большой и новый, но под старину, с мезонином, двухскатной крышей и верандой с резным ограждением и полированными перилами. На ступеньках стоял Филатов. Он сильно постарел и похудел. Волосы стали совсем седыми. Но спина прямая. А глаза не утратили зоркого и умного взгляда.

Ирина приблизилась к веранде. Филатов спустился к ней и протянул руку для рукопожатия.

- Давненько ты ко мне не заезжала? - Андрей Николаевич похлопал Скрябину по плечу.

Та смутилась, виновато улыбнулась.

- Не смущайся. Я все понимаю. Что же тебя привело сейчас? - Филатов жестом пригласил пройтись по асфальтированной дорожке вокруг участка.

- Мне больше не к кому обратиться с такой просьбой, - Ирина слегка обогнала бывшего босса и посмотрела ему в глаза. - Понимаете, художникам нужна помощь. Помните, вы купили картину с пейзажем, который напомнил дом вашего деда? Так вот, особенно автору этой картины. Кроме вас, никто не подскажет, к кому можно обратиться за помощью.

И Скрябина, сначала перескакивая с первого на десятое, а потом более уверенно рассказала про Евгения Глазьева, его амбициях, и во что это вылилось для Дома художников. Филатов слушал внимательно, иногда задавал вопросы. Они дошли до березовой рощи и уселись на лавочку, предусмотрительно установленную для отдыха и бесед, которые нельзя вести дома. Где-то неподалеку заливался соловей.

- И ты думаешь, что эта публикация спасет Дом художников? - Филатов покачал головой. - Ошибаешься. Молох раскрутился, его не остановить. А ты так и не научилась держать язык за зубами и жить по новым правилам.

Ирина улыбнулась и вздохнула.

- Тебя предадут самые близкие друзья, когда под тобой загорится земля. Каждый спасает свою шкуру, - мужчина смотрел на верхушки деревьев и говорил тихо, как будто сам с собой.

Скрябиной стало страшно. Она понимала, что его друзья боятся потерять миллионы и миллиарды, дома и вес в элитной тусовке, а ее - всего лишь работу в провинциальной конторе. Но для них это не менее важно, чем для кого-то дом на Майорке, "Бьюик" и закрытый яхт-клуб.

Филатов встал и направился к дому. У Ирины похолодели руки от разочарования. Не оборачиваясь, он поднялся по ступеням и пошел к французскому окну, ведущему внутрь дома. Скрябина в растерянности остановилась, не зная, что делать.

- Подожди здесь, - донесся до нее голос.

Ирина подошла к водопаду. Около него на спиле дерева стояли три резиновых утенка, желтые с красными носами и черными пуговками глаз. Такие же Ирина видела в обычном детском магазине, когда покупала в подарок ребенку одной знакомой набор зверюшек для ванной. Как нелепо в а-ля европейском пейзаже смотрелись эти утята.

Послышались шаги, Филатов спустился по ступенькам веранды и сунул в руки Скрябиной небольшой сверток в желтой бумаге, перетянутый розовой банковской резинкой.

- Ты ошибаешься, - повторил Филатов.

Спрятав сверток в потайной карман сумки, Скрябина направилась к въезду в поселок, чтобы оттуда, подальше от дома Филатова, вызвать такси. Высокие глухие заборы, камеры наблюдения над калитками и асфальтированная дорога - место жительства элиты 90-х. Многие особняки уже по нескольку раз сменили хозяев, некоторые стояли без обитателей. Ирина подумала, что над въездом в поселок уместно разместить надпись: "Все пройдет. Пройдет и это".

Не успела Ирина включить телефон, как раздался звонок от Данила. У Скрябиной упало сердце, слишком неурочным был этот звонок. Сын должен был быть на занятиях, последних и тем более важных.

- Мама, - Данил взволнованно дышал. Ирина ощутила кожей его состояние. От ужаса у нее похолодело в груди. - Мама, Борщиков выпрыгнул из окна...

Около больницы Скрябина увидела сына. Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел вниз. Отсутствие наушников в ушах и телефона в руках говорило о многом.

Вдвоем они прошли в приемное отделение. На жестком деревянном кресле сидела мама Борщикова. Без макияжа и яркого наряда, бледная и растерянная, она казалась старой и жалкой. Ирина присела рядом и немного неуверенно обняла ее за плечи. Женщина зарыдала, начала рыться в поисках платка по карманам, но никак не могла найти. Данил расстегнул рюкзак, вынул пакет бумажных салфеток и передал ей. Ирина поднялась и направилась по длинным коридорам в кабинет главного врача.

- Да жив он, жив. Видно, в рубашке родился. Выпрыгнул с шестого этажа, упал на припаркованную машину, она и смягчила удар. Голова и позвоночник - целы, а остальное срастется, - сказал главный врач, знакомый Ирине уже лет двадцать, с тех самых пор, когда она писала о нем как о перспективном хирурге. - Его что, девушка бросила?

- Экзамены боялся завалить.

- Значит, родители замучили. Это бывает, - врач достал из ящика стола бутылку коньяка и две маленькие рюмки. Разлил и одну рюмку поставил перед Скрябиной. - Доведут детей своими амбициями, а потом ищут виноватых на стороне.

Выпили. Главврач сразу вернул рюмки и бутылку на место.

- Мы же не детей растим, а реализуем собственные планы. У меня не получилось в музыкальной школе учиться - пусть дочка мучается, я посчитал, что врач - престижная профессия, пусть сынок идет в медицинский. Художественные школы забиты под завязку, а людей, разбирающихся в искусстве, - единицы. Посмотрите, кто приходит на концерты классической музыки - сплошное старичье. Где же молодые, разносторонне образованные, которыми их растили родители? В барах и на дискотеках, после вузов работают продавцами в салонах связи. Зато родители "оптичили" свой амбициозный список: музыкалка закончена, художка закончена, к репетитору по английскому отхожено, вуз закончен.

- Может, в этом не только родители виноваты? - Ирина грустно улыбнулась.

Врач посмотрел в окно, потом выдвинул ящик с заветной фляжкой, но быстро закрыл.

- Надоело все это. Живем, как в хлеву. Только пыжимся кому-то что-то доказать. Вы же не напишите о том, что в больницах особенно видно: оскотинился народец. И в белых халатах, и без него...

Ирина взяла с пола сумку, поднялась со стула.

- Не напишем.

- Мы все как будто не живем, а переживаем это время. Может, поэтому и детей мучаем своими личными планами...

Врача передернуло. Потом он поднял на Ирину глаза, улыбнулся и уже совсем другим тоном произнес:

- Вы меня простите. Я сегодня с ночного дежурства и опять на целый день. Врачей-то не хватает. А сегодня, как назло, много тяжелых: два суицида, три аварии, на стройке мужик с крана упал...

Ирина пошла к палате реанимации. Благодаря главврачу к Лешке пустили мать и Данила. Ирина тихонько открыла дверь. Борщиков лежал голый. Он пришел в себя, но еще оставался в кислородной маске. На худом теле выделялись присоски датчиков.

С правой стороны от него сидела мать и беспрерывно целовала его руку. Слева - Данил.

- Неувязок ты, Борщиков, неувязок. Как я без тебя теперь экзамены сдавать буду?

Ирина увидела, как сын счастлив, едва сдерживается, чтобы не закричать от радости. И от того, что сегодня Данил не столкнулся со смертью, несправедливостью, потерей и все обошлось благополучно, Ирина заплакала.

Периодически у нее звонил телефон. Пять пропущенных вызовов от Рыльской и одиннадцать от Бакатиной. Но Скрябиной было все равно.

XIX

Для Капустиной так и осталось тайной, откуда Скрябина взяла деньги на публикацию в общероссийской газете. Ирина пригласила ее выпить кофе в кафе неподалеку от редакции и там сообщила, каким должен быть текст. Предварительно художника уже поснимал в разных ракурсах фотограф, который когда-то работал вместе с Высоковым, а теперь имел свою небольшую студию. Осталось дело за Светланой.

Июньское утро располагало к прогулкам, поэтому Капустина решила пройтись до Дома художников пешком. Тем более что это заняло бы не более сорока минут медленным шагом.

Когда дорога ее привела на центральную улицу, Светлана увидела около одного из новых деловых центров агрессивную толпу, состоящую из мужчин и женщин среднего возраста. Но среди них было несколько мамаш с детскими колясками и пара бабулек с перманентом. Неподалеку суетились операторы телеканалов, журналисты бегали с диктофонами от одного говорившего к другому. Капустина подошла ближе.

- Что случилось? - спросила она у пробегавшего мимо коллеги.

Он покосился на нее и ничего не ответил.

- Люди бунтуют. Купили квартиры в новостройках у "Стройтреста", а оказалось, что дома строят из дерьма, - рядом со Светланой остановилась Лиля, корреспондент местного ГТРК. - Они начнут рассыпаться раньше, чем люди выплатят ипотеку. Вот люди и хотят получить свои деньги обратно.

- А откуда они это узнали? - Светлана испытала зависть, свойственную только журналистам, когда какая-то сенсация оказывается не их рук делом.

- Тюленев где-то откопал. Смотри, даже федеральные камеры приехали в нашу дыру. Видать, совсем информационный голод у людей, - Лиля показала аккуратным пальчиком на остановившийся неподалеку фургон с яркими наклейками федерального телеканала. Из машины деловито выгружались журналисты, расчехляли камеры операторы и фотографы.

- А другие строители строят по-другому?

Лиля засмеялась.

- Я тут говорила со старым архитектором - технологии у всех одинаковые. Но всех нам распять не дадут, быстро затычку в рот засунут. Это же придется признать, что все нынешние темпы строительства - ерунда, показуха, идут в разрез с качеством. Предки дураками были, строили на века. А их потомкам главное, чтобы лет пятнадцать простояли их коробки. Но не повезло только "Стройтресту" ...

Лиля оборвала себя на полуслове. В толпе ей уже махал оператор. Судя по выражению его лица, там происходило что-то важное.

Светлана стала подниматься по широкой мраморной лестнице. Когда-то по ней чинно спускались дамы высшего света, соревнуясь между собой нарядами и драгоценностями. Здесь бывали Александр Бородин и Михаил Глинка, пел самый загадочный бас Российской Империи Козьма Гамбуров. Предпоследний перед Октябрьской революцией владелец дома был личностью неоднозначной. Он покровительствовал художникам и музыкантам, много денег вложил в развитие местной художественной школы, в которой бесплатно учились талантливые мальчики, и одновременно был жестоким и злопамятным человеком. Поговаривают, что, влюбившись в одну молодую дворянку, он лично задушил подушкой свою ненавистную жену. Его так боялись, что убийство сошло ему с рук, и он смог жениться на избранной невесте. Но злодейство не осталось неотомщенным. Призрак убитой жены являлся в доме каждую ночь, что через несколько лет привело к самоубийству новой жены и сумасшествию убийцы. Детей у него не было. И после его кончины племянник, к которому перешел дом, продал его практически за бесценок тогдашнему губернатору. Опять зазвучала музыка, и заблестели бриллиантами дамы в залах дворца. Но призрак невинной жертвы постоянно будоражил прислугу и домашних. После революции, редкий случай, интерьеры дома не были разграблены и уничтожены. Здесь располагались художественная и музыкальная школы, одно время был музей дворянского быта, а после того, как из помещения вывезли самые ценные вещи, здание отдали художникам. И вот уже пятьдесят лет вместо дам в бальных платьях по лестницам поднимались дети и взрослые, стремящиеся познать вечное искусство. А по ночам, как и многие десятилетия назад, ночной сторож вздрагивал от странных звуков в залах и тусклого свечения, которое пробивалось из-под закрытых дверей то тут, то там.

Светлана посторонилась. Мимо пробежали старшеклассники с большими папками для эскизов. За ними первоклассники художественной школы, которые пришли на выставку.

- Я вас заждался, - Семен Семенович Битов, высокий, худощавый, молодящийся мужчина возраста 60+ взял Светланину руку в свои ладони и слегка встряхнул. - Сегодня к нам должны привезти работы нашего большого друга. Он уже давно живет в Вене, но о нас не забывает. Все новинки везет нам. Так что я надеюсь, что за пару часов мы управимся?

Светлана заверила, что такого времени должно хватить.

- Мы пойдем с вами в зал современного искусства. В будни там никого не бывает, и мы сможем поговорить. Мой кабинет занят проверяющими, в бухгалтерии проверка. Мы все на нервах. Что у нас искать? - Битов прижал руки к груди. - Это какая-то нелепая ошибка.

Современное искусство представляло из себя черно-белые фотографии в высоком и низком ключе, фигуры, сделанные из металлических шайб, подшипников и гаек, а также картины с нарисованными зелеными линиями, красными кругами и черными прямоугольниками.

В углу стояли два кресла, обтянутые коричневой клеенкой. К ним и направился художник.

Семен Семенович умел рассказывать. Светлана с наслаждением слушала о том, как он восемнадцатилетним приехал в Москву учиться рисованию из маленького городка, расположенного почти на границе России и Украины. Как его не взяли в Строгановку, и он пошел работать на завод помощником токаря, а вечерами рисовал в детской библиотеке, потому что там было светло и его не гнали. Взамен просили рисовать стенгазеты и транспаранты к советским праздникам. Битов вспоминал знакомство с известными живописцами Владимиром Серовым и Владимиром Фаворским. Рассказывал о том, как он все же попал в Строгановку, и что там была за учеба, какие преподаватели и студенты. С волнением Семен Семенович описывал подготовку своих первых выставок в Москве и Киеве и переезд сюда.

- О вас надо не материал в газету писать, а книгу, - искренне сказала Светлана.

Битов смутился, поправил кашне на шее.

- Я понемногу пишу, чтобы не забыть, что было. Может, к восьмидесятилетию что-нибудь и получится. Только просто так ее не издашь. Деньги нужны. Вся надежда на друзей и поклонников.

Капустина хотела еще расспросить Битова про книгу, но тут в зал вошла бухгалтер с папкой бумаг. От постоянно недовольного выражения лица щеки ее обвисли и напоминали брыли у бульдога. Глаза за стеклами очков глядели недобро. Ее толстую фигуру плотно облегало трикотажное платье зеленого цвета.

- Семен Семенович, вы обещали подписать бумаги и исчезли. А это, между прочим, ответы проверяющим органам, - женщина поправила очки и открыла папку.

- И много приходится объяснять? - не утерпела Капустина.

- Порядочно. Власти не любят, когда с ними ссорятся.

- Значит, с ними всегда нужно соглашаться? - Светлана переводила взгляд с Битова на женщину и обратно.

Семен Семенович сгорбился в кресле и, не поднимая глаз, смотрел в бумаги.

- Нужно договариваться, - по слогам произнесла женщина. - Когда от человека зависят другие, он должен быть мудрее. Начал шашкой махать, и, пожалуйста, у нас много проверок и мало денег, потому что все уходит на штрафы.

- Значит, нужно все брать под козырек вопреки делу и здравому смыслу? - Капустину колотило от возмущения. - Может, и Глазьева в правление Союза возьмете, выставку ему устроите?

Бухгалтер вынула папку из побелевших пальцев Битова и только потом посмотрела на Светлану. Сверху вниз.

- Такие планы есть. А что вы возмущаетесь? Хороший скульптор, между прочим.

- Не знала, что в Союзе художников худсовет возглавляет бухгалтер, - не выдержала Светлана. - А я вот слышала, что Глазьев поклялся Союз уничтожить, заменить членов правления на своих прихвостней, поэтому хороводиться с ним не имеет никакого смысла.

- Кто же вам это сказал? - толстуха сложила руки на животе.

- Например, Семен Семенович, - Светлана бросила последний козырь.

Бухгалтер поправила лямку бюстгальтера на округлом плече. Потом посмотрела на Светлану с пренебрежением.

- Вы ошибаетесь. Никогда этого не было. А может, вы неправильно поняли. Что же касается Евгения Борисовича, то он на днях войдет в президиум Совета. Его деятельная натура нам только на пользу.

У Светланы перехватило дыхание и округлились глаза. Бухгалтер гордо направилась к двери зала.

- Что происходит, Семен Семенович? - спросила Капустина, когда они с Битовым остались одни.

- Многое изменилось со времени нашего прошлого разговора. Давайте будем считать, что я вам ничего не говорил про Глазьева. Это была неправильная оценка ситуации. Я поспешил. Он нам поможет достучаться до Алевтины Георгиевны. Она просто не знает, что делает. Просто ошибается. Ей неправильно донесли информацию.

Светлана с удивлением наблюдала, как у нее на глазах талантливый художник, замечательный и остроумный рассказчик превращается в запуганного обывателя с бегающими глазками, подобострастно согнутой спиной и малоубедительными речами. И это открытие она решила скрыть от Скрябиной, оставить при себе.

XX

История с митингом в защиту учителя истории и участием в нем Данила, к удивлению Скрябиной, не имела серьезных последствий. Конечно, выволочка от Рыльской была. Не обошлось без угроз увольнения с должности и претензий о плохом воспитании сына. Обличения были направлены на то, чтобы окончательно вытравить из Ирины все зачатки "вольнодумства". Хотя Рыльская была уверена, что повторений больше не будет. Понятно, что в нынешних условиях Скрябиной не найти работы с такой же зарплатой, а при увольнении "по-плохому" вообще никакой нормальной не найти. Только если подъезды пойти мыть. Да и туда не возьмут - побоятся. Скрябина не дура, понимает, что может потерять.

При разносе присутствовала и Бакатина, которая не упустила возможности увидеть унижение Скрябиной.

Ирина сидела напротив начальницы с опущенной головой, сцепив зубы. Рыльская была уверена, что Скрябина раскаивается о произошедшем. Но она ошибалась. Ирина знала, что может потерять, не хотела этого, но уже не боялась. Сколько раз ей приходилось начинать все с "нуля", и все же она выкарабкивалась. Голову Скрябина опустила, чтобы не встретиться в Рыльской взглядом. Она не без основания думала, что не сможет скрыть презрения в глазах. Словесный поток доносился до нее раздражающим фоном, в то время как она пыталась вспомнить молитвы, которым ее когда-то учила бабушка.

- ...и остави нам долги наши...

- Значит, договорились, Ирина Петровна? - подвела итог экзекуции Рыльская.

Ирина повернула голову, посмотрела на брошку на обширной груди Татьяны Сергеевны и с трудом расцепила зубы.

- Да.

- Касаткина вы давно уволили?

Ирина подняла глаза.

- Я его не увольняла. Вроде бы он... на больничном...

- Так увольте. За прогулы. А пока мы найдем нового журналиста, придется и вам поездить по городам и весям. Нечего штаны в креслах просиживать. Карманова, Колпаков, Метелина и вы пишите. Визирую - я. И без самодеятельности.

Спустя пару дней Скрябина уже ехала в район, в котором было решено сменить главу. Нынешний, болезненный и бесцветный, вздрагивающий от громкого стука двери, тормозил все крупные начинания губернаторской команды. То под дурачка тянет сроки со строительством на удобном транспортном узле нового предприятия по производству хлора, то волокитит размещение практически в центре города мусоросжигательного завода. И нет не говорит, и делать не дает. А деньги за контракты уже попали в нужные карманы. Пора отрабатывать.

И вот уже на его место нашли бизнесмена Бориса Малышкина по кличке "Борюня".

На встречу с населением Ирина прибыла, когда около районного Дома культуры уже толпился народ. Была пятница, весна, погода отличная. Обычно города пустеют в такие дни. Старые и малые разъезжаются по дачам, садам и огородам, которые вновь стали для многих семей единственной возможностью выжить, прокормить детей и внуков. Но бюджетников под страхом увольнения согнали создавать видимость народной активности. Отдельно стояли педагоги, отдельно врачи, весело переругивались между собой полногрудые работники комитетов территориального местного самоуправления, слесари и прочий рабочий люд в стороне уже разливал по одноразовым стаканчикам.

Скрябина заметила камеры областных телеканалов, журналистов нескольких газет и фотографа губернаторского информационного портала. Ирина направилась к коллегам.

- Ира, тебя что, разжаловали в корреспонденты? - спросил под веселый гогот собратьев Валентин Мезликин, бывалый оператор местного ГТРК.

- Нет, Валя. Пока на своем посту. Вот послали посмотреть, как ты снимаешь важных лиц, а то говорят, твоя камера очень искажает их приятные черты. Получаются сплошные уроды, - Ирина улыбнулась.

- Петровна, так нечего на зеркало-то пенять. Ты Борюню видела? Так его, чтобы милым сделать, надо заново родить. А я тебе не Конек-Горбунок, - Мезликин развел руками.

- А откуда он взялся? - спросил кто-то.

Вопрос повис в воздухе. К входу в ДК подъехали белый "Мерседес" и зеленая "Лада-Калина". Из второй машины сначала выскочили двое в серых костюмах, а затем, не торопясь, вышел лысый, высокий мужчина, хищным лицом напоминающий крысу из старого детского мультика про Буратино.

- Чего застыли? Пошли представление смотреть, - фотограф поспешил в ДК, за ним потянулись остальные.

Мезликин, чертыхаясь, пытался занести в зал камеру со штативом и кофр с оборудованием одновременно. Его напарник-журналист внезапно исчез.

- Давай помогу, - Ирина взяла кофр из рук Валентина.

- Спасибо огромное. Куда только этот засранец делся. Наберут студентов, чтобы платить три копейки, и мучайся с ними.

- Так ты не знаешь, откуда этот артист?

- Говорят, появился в бабеалином активе еще один любимый бизнесмен. Копосов вроде бы...

- Колосов? - Ирина от удивления остановилась.

- Точно - он. Так вот этот крыс - его человек. Поговаривают, что в девяностые он состоял в известной ОПГ. Правда, в наших краях тогда не засветился. А теперь он бизнесмен, меценат. Накануне столовую для бедных открыл. Школьной футбольной команде форму подарил и мяч. Из него добрые дела сейчас потоком вываливаться должны. Выборы не за горами.

- А зачем ему эта тьмутаракань?

- Ну, ты даешь, - Валентин постучал костяшками пальцев себе по лбу. - Район же расположен на транзитном пути из Москвы и обратно. К тому же здесь несколько санаториев с огромными угодьями в заповедной зоне...Ира, возьми кофр пока с собой, а я пойду устанавливаться.

- Иди, иди. Я буду сидеть до самого конца.

Ирина заняла крайнее место на среднем ряду, чтобы видеть и выступающих на сцене, и зал. Кофр поставила рядом. Сумку и жакет бросила на соседнее сиденье. Наискосок от нее, рядом ниже, сидели мама и сынок, по виду ученик младших классов. Мальчик в одной руке держал крышку от термоса с чаем, в другой - бутерброд с сыром.

- Не торопись. Что давишься, как крокодил? - женщина смела хлебные крошки с брюк сына на пол.

- Мама, а скоро мы пойдем домой?

- Не знаю. Сказали сидеть, значит, будем сидеть. Ты же знаешь, что я на испытательном сроке. Не послушаюсь, выгонят, и опять нам впроголодь жить.

- И за квартиру не платить, - с набитым ртом дополнил мальчик.

Женщина опасливо посмотрела вокруг.

- Тише ты. Не болтай, что не следует.

Несмотря на массовку, зал казался пустым. Плюшевый красный занавес, старые откидные стулья. Дом культуры, построенный еще в шестидесятые годы прошлого века, был рассчитан на массовые культурные мероприятия. Сто человек было позорно мало даже для рядовой свадьбы, не то что для знакомства с завтрашним главой района. За столом с синей скатертью восседал Борюня. Он честно пытался играть роль добродетеля и отца народа: улыбался и изображал на лице доброжелательное внимание. Но давалось ему это нелегко. Порой он утрачивал контроль за мимикой, расслаблялся, и тогда уголки губ презрительно опускались, глаза прищуривались, и на людей смотрел козырной фраер, свобода которого была куплена поломанными судьбами десятков громоотводов из пристяжи. Они сидели по тюрьмам, а он поднимался. Около Борюни суетились нынешний глава района и дама с высокой прической по моде семидесятых годов. В первом ряду Ирина заметила сотрудников пресс-службы области, директоров пары департаментов и руководителей местных предприятий. Чуть поодаль сидела неизвестная Скрябиной дама с короткой стрижкой в черном брючном костюме и почему-то в кроссовках. Когда та нетерпеливым жестом взъерошила волосы, Ирина заметила большие дорогие часы на правом запястье и массивные серебряные кольца с перламутром в бохо-стиле на отманикюренных пальцах.

В зал стали входить пожилые женщины их местного совета ветеранов. Заняли места раздраженные работники Дома культуры, которых, вероятно, сняли со всех занятий. Можно было бы и начинать. Ирина заметила, что в дверь протиснулся Тюленев и стал озираться в поисках удобного места. Скрябина помахала ему рукой, приглашая сесть рядом. Несколько неуверенно Павел подошел к Ирине, та сгребла свои вещи с соседнего места.

- Присаживайся. Вдвоем не так будет скучно сидеть.

- А ты что здесь делаешь?

- Деньги отрабатываю. Рыльская не всех к таким темам допускает. А ты здесь зачем?

- Мы там, где все, - невнятно и двусмысленно ответил Павел.

Ирине показалось, что Тюленев предпочитает не обсуждать свое нынешнее журналистское задание, но профессиональное любопытство и желание докопаться до правды, какой бы обыденной она ни была, не дало Ирине спокойно промолчать.

- С Колосовым, что ли, договор заключили? - выдала она, проанализировав несколько минут назад полученные сведения.

Павел дернулся.

- Какой договор?

Ирине разговор стал напоминать беседу Алисы и Безумного Шляпника.

- Рекламный. Или вы компромат на кого-то ищите?

- Какой компромат?

Скрябина рассердилась.

- Никакой. Ты с перепоя, что ли, или прикидываешься?

Тюленев собрался с силами. Пригладил волосы, которые давно не знали стрижки.

- Мы смотрим, что происходит в разных районах, пишем о предстоящих выборах. А при чем тут Колосов?

Скрябина пожала плечами.

- Слышала, что Борюня - его человек. Вот и подумала так. А теперь давай слушать, что нам запоют потенциальные районные начальники. Мне писать все подробно надо...

Тюленев с облегчением перевел дух и посмотрел на сцену.

Встречу начал нынешний глава района. Он двадцать минут рассказывал больше представителям администрации области, чем остальному залу, об успехах своей работы на посту главы, а потом выдал мысль, что пришло время новому человеку подхватить эстафету управления районом. Но кому попало район доверить нельзя, а вот Борису Сергеевичу Малышкину - можно.

В такой своеобразной передаче полномочий от старого главы к новому не было ничего необычного. Сегодняшняя помощь Малышкину взамен завтрашнему спокойствию. Предложение, от которого никто не отказывается.

Затем слово дали будущему главе. Инициатива и экспромт - мало подходящие помощники для человека, который вчера изъяснялся исключительно с помощью ненормативной лексики, а сегодня претендует на право распоряжаться судьбой трехсот тысяч человек. Поэтому Борюня вышел к трибуне с напечатанной речью. Неизвестно, читал ли он ее накануне, но порой было видно, как, подняв глаза на аудиторию, он терял последнюю прочитанную строчку и перескакивал на совсем другой тезис. Так мысль о бассейне, который он обещает наконец-то, после 10 лет обещаний предыдущих властей, достроить Борюня закончил словами - "и наша прославленная студия бального танца сможет выступать не только на местных праздниках, но и защитить честь области и всей России на международных соревнованиях". Ирина заметила, что после каждого ляпа Малышкина дама с серебряными перстнями недовольно поводит плечами. Аудитория в зале безмолвствовала. Только с задних рядов, где продолжали разливать, раздавались хриплые комментарии.

И вот выступление зачитано. Настало время вопросов.

- Смелее, смелее, граждане, - взывала чиновница с высокой прической в президиуме. - Вот вы, Ирина Сергеевна.

Махнула она кому-то в зале. Со второго ряда поднялась пожилая женщина в вязаной кофте и, немного волнуясь, прочитала вопрос по бумажке: когда начнется ремонт дороги в центре города? Борюня зыркнул на помощника и перед ним легли листки с ответами на еще незаданные вопросы: "в следующем году... достигнута договоренность... вместе с губернатором мы сделаем...".

Некоторое время встреча продолжала катиться по определенному плану. Но тут с галерки потянулась рука. Дама с начесом постаралась не замечать мужичка в грязной спецовке и поднимала с места строго определенный круг вопрошающих. Но мужичок не сдавался.

- Скажите, п-п-пожалуйста! - после каждого ответа выкрикивал он.

Через некоторое время команда выпивающих пришла ему на помощь, а потом и в зале начало расти недовольство.

- Дайте сказать человеку, - раздавалось то тут, то там.

Борюня жестом усадил следующего списочного выступающего и обратился к мужичку.

- Что такое?

- Скажите, п-п-пожалуйста, - начал он, - как можно прожить, если я получаю 10 тысяч, жена - 11 тысяч, а вчера пришел квиток за тепло и прочее на 20 тысяч. Говорят, зима была холодная - сделали перерасчет...

Борюня не понимал юмора и не любил, когда над ним подшучивали. Он заиграл желваками и произнес с расстановкой:

- А работать не пробовал?

- Так я работаю, - обиделся мужичок. - 20 лет на механическом заводе. Жена там же - контролером ОТК.

И тут как прорвало плотину. Сонное общество забурлило. Одни женщины начали выкрикивать, что батареи были чуть теплые, горячая вода никогда не была горячей, а дерут такие деньги. Другие добавляли, что в подвалах бегают крысы и вода из канализации стоит на тридцать сантиметров, а деньги за содержание дома платить заставляют. Третьи начали жаловаться, что на предприятиях сокращения, зарплату задерживают, того и гляди, совсем уволят. Четвертые заговорили о медицине, которая вроде бы есть, но ее нет. Врачей нет, а если и добьешься приема, все равно все обследования - за деньги...

Борюня с недоумением смотрел на происходящее. В его параллельной вселенной не было зарплат в 10 тысяч рублей, не было крыс и лапши "Роллтон" вместо полноценного обеда. Он смотрел на этих человекообразных, которые умудрялись жить, рожать и воспитывать детей, не имея никаких для этого условий, и недоумевал. Он что-то спрашивал, ему отвечали. Он переспрашивал, ему клялись и божились, что так оно и есть.

Мезликин снял камеру со штатива и снимал с плеча, стараясь запечатлеть выступающих. Щелкали фотокамеры, журналисты не знали, кого записывать, то ли Малышкина, то ли местные "наказы".

Дама со старомодным начесом нервно заламывала руки. Глава района низко опустил голову. Политтехнолог с перстнями развернулась к залу и наслаждалась спектаклем, предвкушая, какие ходы в избирательной кампании можно сделать. И только областные чиновники сидели с непроницаемыми лицами.

- А завтра мы дружно напишем, что знакомство Бориса Малышкина с населением прошло в теплой, дружеской атмосфере. Аборигены высказали большую заинтересованность в развитии района и создании инвестиционной привлекательности местности, будь то завод по производству хлора или мусоросжигательное предприятие. И не слова о том, что было по-настоящему, - Ирина даже не соизволила достать диктофон и наблюдала за происходящим со своего места.

- А ты что напишешь? - Ирина обратилась к Тюленеву. - Вы-то свободные.

- Свободные. Напишу, как есть, - пробурчал Павел и вынул из кофра фотоаппарат.

XXI

Высоков не любил пресс-конференции в областной администрации. Но все аккредитованные перья разлетелись по районам, поэтому слушать спортивного функционера пришлось именно ему.

Он чувствовал себя чужим среди молодой журналистской братии, которая мало умела, но много хотела. Среди присутствующих он знал только радийщика Костю, который подвизался на радио уже лет тридцать. Грузный и бородатый он в отличие от Высокова не комплексовал среди юных дарований. Он знал, что идти ему некуда - радиостанции такого же формата в регионе нет, поэтому принимал жизнь такой, какая она есть.

Вошел коротконогий, лысый бывший тяжелоатлет, пристроенный после скандала с допингом на государевы хлеба. Монотонная речь по бумажке и вопросы журналистской братии: глупые, обыденные, уточняющие, не раскрывающие никаких новых подробностей спортивной жизни. Алексей знал, что через час в электронных СМИ начнут появляться отчеты о проходившей встрече. Беззубые и скучные. Взяв их за основу, журналисты печатных СМИ добавят в них пару подробностей от себя и выдадут их в газетах под своими именами.

- Пациент скорее мертв, чем жив, - пробормотал Алексей, убирая фотокамеру.

Высоков решил пообедать в администрации и направился в столовую. Основная масса голодных уже насытилась, и теперь можно было спокойно перекусить в полупустом зале тем, что осталось.

Алексей занял место в самом углу, спиной к входящим, и чуть было не подавился, когда услышал голос за спиной.

- Разрешите?

К столу протиснулась Карпович. В одной руке она держала тарелку с сырниками, в другой - кисель.

- А мне сказали, что сырники закончились, - вместо приветствия выдал Высоков.

Олеся добродушно улыбнулась.

- Закончились. Эту порцию я забронировала по телефону. Хотите - поделюсь?

- Нет, спасибо. Я уже сыт.

Высокову не нравилось такое пристальное внимание Карпович к своей персоне. Конечно, можно было бы предположить, что женщина была очарована его неотразимой мужественностью и недюжинным умом. И все же это было маловероятно. Тут было другое.

- Вы, наверное, думаете, зачем я вами интересуюсь? - кокетливо улыбнулась Олеся, проглотив последний кусок.

У Высокова сильнее застучало сердце, но он постарался справиться с охватившим его волнением и улыбнулся в ответ.

- А почему вы мной интересуетесь?

- Мне говорили, что вы очень коммуникабельный человек, умеете располагать к себе, и вам многие доверяют. А значит, вы много знаете, но молчите, - Олеся скорчила гримасу. - Остальные ничего не знают, но много болтают.

Высоков удивленно поднял брови.

- И вы хотите, чтобы я делился информацией с вами. Был стукачом?

Олеся недовольно поморщилась.

- Это грубо. Мне нужен социолог, который бы мог сориентировать меня в настроениях общества. Мне не нужны фамилии и адреса, мне нужно знать об ожиданиях, волнениях людей, в том числе и журналистов. Что в этом постыдного?

Карпович хотела получить Высокова. Он много знал, умел молчать и был связан с "Губернаторскими вестями". Скрябина, говорят, ему очень доверяет. "Вести" были ключом к планам Рыльской. Татьяна Сергеевна последнее время затаилась, но по поставленным ею задачам можно было понять, что она затевает.

Высоков опешил. Он был оскорблен до глубины души. Алексей был хорошим журналистом и знал свой уровень. Интерес Карпович к нему льстил самолюбие. Он думал, что чиновница, высоко оценивая его профессионализм, начнет заманивать его в свой стан большими деньгами и привилегиями. После встречи в Москве он испытал удовлетворение. Аплодисменты врагов даже более приятны, чем друзей. И вот ты уже начинаешь уважать того, кто по другую сторону баррикад, потому что они признают твое мастерство. Алексей не сомневался, что откажется от сотрудничества, даже если условия будут очень привлекательными: место Вахрушева на интернет-портале, должность в пресс-службе администрации, редакторство в одной из газет... И вдруг такое. Высоков даже не мог себе представить, что ему предложат роль стукача. Даже не журналиста, который пишет заказные статьи, как Гена Касаткин, а крысы, которая подслушивает, вынюхивает, а потом идет докладывать. Ему захотелось ударить по круглой физиономии Карпович. Он стиснул зубы, резко поднялся и схватился за поднос. Олеся встала и посмотрела ему прямо в глаза.

- Амбиции - это хорошо. Только у Ирины Петровны и так много неприятностей, а вы постоянно добавляете ей новые.

Высоков быстро пошел к выходу.

XXII

Весь предыдущий день Скрябина нервничала. На сайте должны были появиться результаты ЕГЭ по русскому языку. После случая с Лешей Борщиковым Ирина больше не прессовала сына, не устраивала истерик за ненадлежащее прилежание к подготовке и не грозила профессией дворника. Но сама переживала сильно. И вот количество баллов вывесили на сайте. Данил, казалось, был удовлетворен результатом. Ирина - не очень. Но недовольства при сыне не выказывала.

Все это было вчера. А сегодня она, не торопясь, подходила к зданию областной администрации. Начальник департамента предпринимательства Кутаев должен был рассказать журналистам о том, как отлично у нас живут биснесмены. Что происходит на самом деле, Ирина знала и без пресс-конференций. Месяц командировок дал четкую картину снижения деловой активности. Кто-то из предпринимателей уходил в тень, кто-то закрывался, иные юридически перерегистрировали свои предприятия в другой области, где налоговые органы были не такие жадные до проверок и штрафов, а администрации не уподоблялись бандитам эпохи 90-х. Конечно, об этом открыто не говорили, но скрыть и не пытались, зная, что никто на всеобщее обозрение эти постыдные истории не выставит.

А империя Кутаева продолжала крепнуть. Связанные с ним строительные компании начали строительство элитного коттеджного поселка на землях фермеров, которых все же вынудили продать свою территорию по бросовой цене. Они сдались после пожара у фермера Лютаева, поняв, что их жалеть тоже не будут. А сам Иван Сергеевич продолжал держаться. Из принципа или упрямства. Высоков рассказывал, что ему пригрозили сжечь и дом сына, в котором он нашел приют с семьей.

- И ты считаешь, что рисковать жизнью правильно? Не только своей жизнью, заметь, но и самых близких людей. К чему это упрямство? - спросила Ирина у Алексея.

- А ты считаешь, что нужно по первому требованию, из трусости продавать бандитам свое хозяйство, мечты и душу? - в ответ спросил он.

Ирина задумалась.

- Мы не можем взывать к справедливости, чести и достоинству Кутаева и ему подобных. Возможно, эти понятия у них есть, но подразумевают совсем иное. В нынешних условиях они уверены в своей правоте и безнаказанности. Поэтому спорить с ними бесполезно. Лютаев проиграет.

Скрябина вспомнила этот разговор сейчас. Ей все труднее было входить в эти официальные стены, сохранять на лице маску внимания и доброжелательности. Положение главного редактора уже не особо грело душу. Оставались деньги. Нищета пугала больше, чем Рыльская, и Ирина, взявшись за ручку тяжелой входной двери, раздвинула губы то ли в улыбке, то ли в оскале.

Журналисты уже собирались в пресс-центре. Телевизионщики выставляли камеры, размещали микрофоны. Пресс-секретарь местной "ОПОРЫ РОССИИ" Антон расставлял стаканы и бутылки с водой.

- Ты чего, Тоша, теперь здесь работаешь или подрабатываешь? - съязвил один из журналистов.

Опоровец смутился.

- Нет. Я помогаю. Наши тоже будут участвовать в пресс-конференции.

- Будете рассказывать, как славно ведет свой бизнес Руслан Шамильевич? - наливая воду в стакан, спросила новенькая журналистка из "Фактор-ТВ".

В пресс-центр зашла областная чиновница с табличками - именами выступающих. Подошла к Антону и поставила их рядом с ним.

- Расставьте. Руслан Шамильевич в центре, ваши - слева, от департамента - справа. А воды выставите по две бутылки.

Журналисты захихикали. Чиновница обвела всех надменным взглядом.

За несколько минут до начала подошла председатель "ОПОРЫ" в розовом платье в стиле Барби. Она и сама напоминала куклу как по виду, так и по потребностям. Впрочем, для организации, которая была только декоративным элементом помощи предпринимателям, другого председателя и не требовалось. А разрезать ленточки, рекламировать тренинги своих подруг и друзей, заказывать праздники на Новый и год и Восьмое марта в стиле ретро и пионерской вечеринки она умела.

Антон поспешил к начальнице и услужливо помог ей сесть на отведенное место. Затем в пресс-центр вошли подчиненные Кутаева: юрист и специалист по розничной торговле.

Прошло пять минут. Журналисты возмущенно загудели. Юрист из департамента попыталась дозвониться до Кутаева.

- Не отвечает. Может, в пробке застрял?

- В какой? От вашего здания досюда - пятнадцать минут пешком, - возмутился радийщик Костя.

Барби начала тыкать пальчиком с безупречным маникюром в айфон. Потом пожала плечами.

- Мне тоже не отвечает. Антон, сходите, узнайте, что случилось.

Еще через пять минут областная чиновница не выдержала.

- Давайте начнем таким составом, какой есть. А Руслан Шамильевич добавит, что мы упустим. Начнем с деятельности "ОПОРЫ", - протянула она руку в сторону розовой фигуры.

Но тут в пресс-центр ввалился Антон. Он тяжело дышал, в глазах был испуг.

- Там. Там, - он в ужасе обводил взглядом собравшихся.

- Что случилось? Перестаньте мямлить, - зло сказала чиновница.

Антон судорожно сглотнул.

- Кутаева убили. В кабинете. Пятнадцать минут назад.

Пронзительно завизжала Барби. Охнули чиновницы. Журналисты схватились за камеры и диктофоны.

- Движуха началась, - резюмировал бородач Костя, сматывая шнур микрофона.

За день до этого младшего сына Ивана Сергеевича Лютаева неизвестные запихнули в машину, вывезли в поле и сильно избили. Он смог доползти до дороги, его подобрали и привезли домой совершенно незнакомые люди. Кости были целы, но врач диагностировал сотрясение мозга. К счастью, обошлось без более серьезных повреждений. Всю ночь Иван Сергеевич не спал. Он посидел на скамейке около крыльца, потом пошел в хлев и поговорил с Зорькой, погладил ее по спине, посмотрел на ягнят. Затем вывел из стойла коня Чалого, которого сын держал скорее просто из любви к лошадям, чем для сельскохозяйственной пользы. Чалый прядал ушами, когда Иван Сергеевич прилаживал на него седло, а потом спокойно и ровно поскакал галопом, когда опытный всадник направил его в поля. Сначала Лютаев объехал все знакомые с детства места, а когда стало светать, направился к кладбищу. Выдернул кусты крапивы у могил отца, матери и маленькой сестренки. Постоял молча, погладил фотографии на памятниках. Вспомнил, как умирала трехлетняя девочка от пневмонии у него, четырнадцатилетнего подростка, на руках, когда родители были на работе. Нашел могилу бабушек и одного деда. Второй погиб в Смоленске, попал под поезд уже после победы, когда ехал с фронта домой.

Утром Иван Сергеевич необычайно тепло распрощался со старшим сыном, который отправился в больницу к жене. Затем сослался на дела в городе, переоделся во все чистое и надел сверху выходного костюма плащ.

- Жара ведь. Запаришься, - сказала Анна Петровна, отрываясь от замешивания теста на пироги.

- Это для солидности, - отговорился Иван Сергеевич. - Ты лучше перекрести меня.

Жена удивленно вскинула брови, вытерла руки о передник и повернула мужа к образам в углу.

Потом Иван Сергеевич обнял ее и минуту вдыхал родной запах: кожи, дешевого мыла, теплого дома, молока, хлеба, домашних животных.

- Куда ты собрался? - забеспокоилась Анна Петровна. - Что задумал?

Он только отмахнулся. Пошел в комнату, где младший сын беспокойно ворочался, стараясь найти удобное положение для избитого тела. Подошел к изголовью и погладил его по голове.

- Батя, тебе помочь? Я сейчас встану, - юноша поднял на отца заплывшие глаза.

- Лежи, лежи. Я сам.

Во дворе дочка играла с племянницами. Лютаев взял внучек на руки и покружил. Девчонки засмеялись серебристым смехом.

- Матери не забывай помогать, - Иван Сергеевич обнял дочь.

- Папа, ты в город? Привези мне тетрадку общую в 96 листов. Нам в школе задали на лето дневник вести. Купишь?

- Посмотрим.

Лютаев сел в свою старую "Ниву" и направился в город. В багажнике в мешковине он припрятал "подарок" тому, кого считал главным виновником своих неудач.

Иван Сергеевич пришел в здание. Охранник Кутаева сидел в приемной на диване и смотрел боевик по планшету. Прошел мимо секретарши, которая попыталась что-то сказать, зашел в кабинет. Бизнесмен-чиновник расчесывался перед зеркалом, собираясь на пресс-конференцию. Он медленно повернулся на шорох у двери. На лице застыла брезгливая гримаса. Лютаев, не говоря ни слова, достал из-под плаща ружье, с которым ходил на кабана, и выстрелил Кутаеву прямо в лоб. Затем вышел в приемную, положил ружье изумленной секретарше на стол и сел на диван.

- Вызывайте милицию.

Скрябина не поехала сама в департамент предпринимательства и других посылать не стала.

- Что там описывать? Кто выносил труп? Или с каким выражением лица выходил Лютаев?

Журналисты забросили работу, постоянно ходили в курилку и обсуждали подробности трагедии. Кутаева не жалели, но и Лютаева понять не могли.

- Сумасшедший, - нервничала Карманова. - Подумаешь, заставляли землю продать. Руки есть - начал бы все заново.

Суздальцев, который не понаслышке знал, что такое сельское хозяйство, свой дом, работа на земле, только глубже затянулся сигаретой и отвернулся от Кармановой.

- А как же семья? - растерянно спрашивала Лена Трифонова. - Они же без него пропадут. Нельзя было так...

- Довели человека, вот и психанул, - сказал свое мнение Колпаков.

Метелина слушала все мнения молча.

Высоков собрался к Лютаевым.

- Что ты там хочешь услышать? Им и без тебя сейчас плохо, - сказала Ирина.

- Плохо. Но я должен им помочь. Пока не знаю как, но должен. У тебя есть фотоаппарат.

- Есть. От Касаткина Nikon остался. Он же фотографировал все сам.

- Дай мне. Пора оживить былые навыки.

Ирина прошла к сейфу и вынула из него кофр с фотоаппаратом и объективом. Протянула Алексею.

- Держи меня в курсе.

Высоков взял левой рукой кофр, а правой обнял Ирину, ища в ней поддержки. Та погладила его по спине.

- Только будь осторожнее. Не нарывайся на неприятности.

XXIII

На следующее утро "Губернаторские вести" вышли без единого упоминания о трагедии. В администрации не могли решить, как реагировать. Представить Кутаева жертвой, пострадавшей за свою принципиальность и верность государственному долгу, было проблематично. Слишком громкая слава сопровождала его при жизни. Склонялись к идее представить Лютаева сумасшедшим, свихнувшимся после разорения своего хозяйства. Психушка избавила бы все заинтересованные лица от судебного разбирательства, в котором могли всплыть разные постыдные подробности жизни и работы нынешней власти. Подельникам Кутаева велено было затаиться. Губернатору потребовалось все свое влияние и дополнительные силы ОМОН из других регионов, чтобы убедить родственников Кутаева не поднимать на ножи всю область. Труп привел в порядок специально прилетевший из Новосибирска танатокосметолог. Чтобы прикрыть солидную дыру во лбу, пришлось пересаживать кожу со спины. Там изъяна уже никто не увидит. Затем тело Кутаева в дорогом гробу на лимузине повезли в Москву.

Высоков не появлялся на работе два дня. Он несколько раз ездил к родным Ивана Сергеевича Лютаева, говорил с его армейскими друзьями, бывшими одноклассниками и другими фермерами, пострадавшими от кутаевских бандитов. Алексей созвонился с однокурсником, оппозиционным редактором Андреем, и выслал ему много фотографий и видео о происшедшем.

Он встречался, фотографировал, снимал, писал, отправлял, не имея четкого плана, не задумываясь, зачем он это делает, как это поможет Лютаеву. Высоков просто чувствовал, что сейчас нужно предать все обстоятельства трагедии широкой огласке. Он верил, что найдутся люди, которые возьмут на себя юридическую защиту Ивана Сергеевича, помогут его семье. Иного способа помочь он не знал.

В четверг Скрябина не собиралась засиживаться на работе долго. Она решила купить упаковку вкусных, хотя и сказочно дорогих пирожных и съесть их за просмотром какого-нибудь старого доброго фильма. Компьютер выключен, оставалось закрыть окна и балкон, когда в кабинет вошел Высоков. Видно было, что он очень устал. Поставив на стол переговоров кофр с фотоаппаратом, Алексей положил на редакторский стол лист бумаги.

- Вот так, без здрасте, сразу какую-то гадость бросил, - Ирина передернула плечами.

- Это не гадость, - Высоков сел на стул и вытянул ноги. - Ирка, я должен уйти...

Ирина замерла у балконной двери.

- Почему? А как же я?

У Скрябиной часто забилось сердце. В ушах зашумело. Высоков был для нее точкой опоры. А теперь в этом огромном здании она будет одна. Без человека, с которым можно было быть самой собой. Без помощи и поддержки.

Ирина плюхнулась в кресло. С испугом отодвинула от себя бумагу.

- Я тебя не отпущу.

Высоков не ответил, поднял глаза на противоположную стену. На ней висела картина с лесным пейзажем, но сейчас он его не видел. Взгляд был обращен куда-то дальше стены, картины и редакции. Его руки спокойно лежали на столе. Ирина не могла отвести от них глаз. Большие, с длинными пальцами и продолговатыми розовыми ногтями. Они могли строить или копать землю, ласкать или бить, но большую часть времени они стучали по клавиатуре компьютера, помогая мыслям и знаниям отразиться на бумаге. Иногда это имело какой-то смысл, часто - никакого. Правая ладонь лежала на левой руке. Между большим пальцем и указательным синяя точка - начало татуировки. Алексей рассказывал, что в девятом классе захотел наколоть на руке имя своей первой любви. Но передумал в самый последний момент. Имени нет, но точка все равно напоминает о девочке с длинными русыми волосами. Левая ладонь сейчас была не видна, но Ирина знала, что на ней шрам от ножа. В одной из журналистских поездок Высоков стал свидетелем пьяной разборки, которая вот-вот должна была перерасти в поножовщину, по глупости пытался отнять нож, схватившись за лезвие. И вот теперь та поездка всегда в его памяти. Шрамы, рубцы, переломы и раны, как на теле, так в душе и на сердце - лучшие спутники воспоминаний.

Ирина подняла глаза выше. Алексей выглядел как человек, переживший огромное потрясение, которое разрушило его прежнюю картину мира. И только сильная психика спасла его от веревки, запоя или кровавой драки. Дело было не в истории с Кутаевым и Лютаевыми. Она стала для Высокова последней каплей. Просто обстоятельства выстроились в единую цепочку событий, их нужно было либо принять и измениться, либо отвергнуть и предать свои принципы. Высоков выбрал первый вариант.

- Завтра про Лютаева выйдет репортаж на Радио "Свобода". Тебя загрызут, если я буду здесь работать.

Помолчали.

- Куда ты пойдешь?

Высоков посмотрел на Ирину, улыбнулся.

- На "Фактор-ТВ". Пока туда. Дальше посмотрим.

- Хорошо.

Ирина подписала заявление и пошла за сумкой. Около порога она вдруг сказала.

- А Битов вчера вместе с Глазьевым встречались с губернатором. Представляешь? Значит, Андрей Николаевич Филатов был прав. Капустина расстроится, когда узнает.

Высоков промолчал в ответ. На улице Скрябина непринужденно помахала Алексею и села в машину. Когда отъехали от редакции, Ирина перестала контролировать мимику. Уголки губ опустились, глаза сузились, на переносице обозначилась складка.

На следующее утро Ирина вызвала такси. Таксист был немало удивлен и даже испуган, когда пассажирка положила на заднее сиденье лопату.

- Клад еду искать, - раздраженно ответила Ирина на его молчаливый вопрос.

Ехали молча. Ирина что-то обдумывала, потом внезапно попросила высадить ее около остановки рейсового автобуса. Водитель был рад избавиться от сумасшедшей бабы, а Скрябина подумала, что лишний свидетель в ее предприятии совсем не нужен.

На остановке она присоединилась к садоводам, которые ехали на дачи и в свои огороды. Среди них ее вид в джинсах, куртке, с рюкзаком и лопатой наперевес никого не смущал. Ирина проехала на автобусе минут пятнадцать и вышла перед коллективными садами. Пошла по тропинке в лес, затем вышла к реке, прошла мимо мелководья, на котором плескалась малышня, и наконец добралась до нужной точки - места, где в молодости они с журналистской компанией любили проводить летом время. Из-за больших валунов это место больше никого не привлекало.

Ирина подошла к одному камню, потом ко второму, около третьего валуна начала копать, но ничего не нашла. Присела на корягу и начала оглядываться. Вернулась к тропинке, по которой пришла, и закрыла глаза, затем открыла и пошла к большому камню почти около самой воды, копнула лопатой, потом еще раз и улыбнулась. Через несколько минут Скрябина выкопала из земли и переложила в рюкзак большой пакет, замотанный в несколько слоев полиэтилена. Затем Ирина закопала и утрамбовала сделанные ею ямы, вымыла руки в реке и направилась в обратный путь.

Весь день Высоков провел на "Фактор-ТВ". Соколов как будто забыл историю с коровьим черепом и выказывал ему большое расположение. Было решено, что Алексей займется историями "униженных и оскорбленных" нынешней властью. Это место было свободно, так как желающих неделю-две, а то и больше кропотливо разрабатывать одну тему ради единственного, пусть и качественного текста не было. Гонорар шел от количества публикаций, а каждый сотрудник имел массу обязательств, которые можно было прикрыть только деньгами. Поэтому Высоков избежал косых взглядов и настороженности новых коллег.

Он припарковал машину около своего дома ближе к девяти вечера. На детской площадке было уже малолюдно, зато весь двор был заставлен автомобилями вернувшихся с работы жильцов дома. По пути к подъезду Высоков закурил, решив несколько минут провести на улице.

На скамейке сидела Скрябина и читала книгу. Алексея она не заметила, зато он удивленно остановился, увидев ее. Затем Ирина закрыла книгу и убрала ее в рюкзак, достала из кармана телефон и позвонила сыну. Высоков дернулся, чтобы уйти и не подслушивать чужой разговор, но потом остался. По репликам Ирины он понял, что Данил у бабушки с дедушкой. Скрябина убрала телефон в карман и стала смотреть на небо. Алексей быстро подошел и сел на скамейку рядом с ней. Ирина испуганно схватилась за рюкзак.

- Уф. Испугал, зараза, - Скрябина сердито отодвинулась от Высокова.

- Случилось что?

- Я что, не могу просто в гости зайти? - сварливо ответила Ирина. - Что-то рано вы загордились в этом своем самом популярном СМИ. Все девчонки у ваших ног...

Конечно, не стоило злиться и изображать из себя бабу-ягу сейчас. Но Ирина просто не знала, как себя вести. Ее мир качался, и она не понимала, что лучше - дать ему разбиться и строить что-то заново или стянуть хлипкое сооружение новыми мечтами и надеждами.

- Давно сидишь?

- Уже час, между прочим. А у меня дома хомяк не кормленный. Наверное, плачет, забился в свою норку и прислушивается, не иду ли я. Хомяк меня ждет, а больше никто, - глаза Ирины наполнились слезами.

Высоков с удивлением смотрел, как место серьезной взрослой женщины заняла маленькая беспомощная девочка, которая больше всего на свете хочет, чтобы ее ценили и любили, водили за руку и берегли от разных проблем.

- Я же не знал, что ты придешь...

- Мог бы позвонить - тогда бы и узнал, - Ирина шмыгнула носом. - А я, между прочим, принесла тебе приданое. Не могу же я тебя без приданого на новое место работы отпустить.

- Пошли домой. Посмотрим на твое приданое, - Алексей взял Ирину за руку.

В лифте Скрябина овладела собой, затолкала свою девочку куда-то очень глубоко, вынула руку из руки Высокова и вошла в квартиру уже в обычном своем настроении. В квартире она с интересом посмотрела по сторонам.

- А у тебя особо ничего не изменилось.

- А надо?

Ирина пожала плечами. Она заглянула в обе комнаты, но войти не решилась. Пошла в ванную мыть руки и внимательно посмотрела на название бутылочек и баночек на полках. Удовлетворенно вздохнула и пошла на кухню.

Высоков заглядывал в холодильник и кухонные шкафы и не находил ничего подходящего для встречи гостьи.

- Мне тебя даже угостить нечем. Сказала бы, я заехал в магазин, купил вкусного.

Ирина махнула рукой и уселась на стул.

- Я ненадолго. Не суетись. Давай просто чаю попьем.

Разговор не клеился. Каждый начинал что-то вспоминать и обрывал себя на полуслове. Потом Ирина встала и отправилась за рюкзаком. Прошли в комнату. Скрябина вынула большой пакет с полуобнаженной девицей и подала его Высокову.

- Вот тебе приданое.

Алексей взял сверток с удивлением.

- Что это?

Ирина уселась на диван.

- Посмотри.

Алексей сел рядом, открыл пакет: договоры, чеки, фотографии, квитанции... Он смотрел, перебирал бумаги, переводил взгляд на Скрябину. Ирина отодвинулась от "приданого", как будто боялась к нему прикоснуться.

- Откуда у тебя это?

- Неизвестный мужик передал Данилу для меня.

- Давно?

- Давно. Сейчас бумаг было бы гораздо больше, я думаю. Впрочем, зная начало, - она кивнула на пакет, - можно понять и то, что происходит сейчас.

- Ты все смотрела?

- Очень бегло. Я не хочу этого знать. Не хочу.

- А мне зачем это?

Ирина пожала плечами.

- В провластном СМИ эти знания породят скорбь, а ты теперь свободен от любви за деньги. Можешь спрятать, можешь опубликовать.

Она встала, подошла к столу и увидела две фотографии: девочки с игрушкой и девушки на берегу реки.

- А у меня нет такой фотографии. Как давно это было. Вот под этим валуном и лежало твое "приданое". Смешно, правда?

- Ты боялась держать его дома?

Ирина кивнула.

Алексей убрал все бумаги вновь в пакет, поставил его на пол рядом с диваном, подошел к гостье и обнял ее за плечи. Она обернулась, прижалась лицом к его груди и обняла за талию.

- Мне нужно идти, - сказала Ирина, не меняя позы, потом повторила. - Мне надо идти.

И стала отстраняться от Алексея. Но он только крепче прижал ее к себе.

- Нет.

- Что нет?

- Тебе не надо идти. Я тебя никуда не пущу.

- А если я буду звать на помощь? - спросила Ирина, вновь обнимая его.

Ночью спустя какое-то время Алексей сказал:

- Дурак я был, что отпустил тебя тогда.

Ирина лежала у него на плече и кончиками пальцев гладила его руку.

- Нет, все сложилось правильно. Представляешь, как мы бы сейчас ненавидели друг друга?

- Это почему же?

- Потому что тогда мы не знали, чего хотим, и не могли понять, что значим друг для друга.

Ночью Ирина поехала домой, несмотря на просьбы Алексея. Немного раздраженный, он вызвал такси и проводил ее до машины.

Дневная жара сменилась свежестью. Воздух пах жасмином и скошенной травой. На улицах было пустынно, лишь на центральных улицах иногда попадались влюбленные парочки да одинокие велосипедисты. Город спал.

Ирина остановила такси за квартал от дома и медленно пошла к подъезду. Не доходя до него, завернула на детскую площадку и села на скамейку. В огромном доме перед ней горело три окна. Она запрокинула голову. Небо переливалось миллионами звезд. Они складывались в созвездья, но существовали каждая сама по себе, рождаясь и умирая, подчиняясь неведомой силе. Ирина почувствовала себя крошечной точкой, затерянной в пространстве вселенной, одинокой, неизвестно зачем появившейся на этот свет, и все-таки частью мирозданья, этой ночи и нарождающегося нового дня. Шея у нее затекла, из глаз полились слезы. Небо понемногу начало бледнеть. На востоке появилась светлая полоска. До рассвета оставался один час.

Часть3

Сеящие ветер

...Не стану ни слушать, ни спорить.

Живи в темноте, - но не смей

Бессмысленным словом позорить

Заплаканной правды моей...

Л.К. Чуковская "Ответ"

I

На последней ступеньке лестницы у Скрябиной подвернулась нога, и она инстинктивно вытянула вперед руки, чувствуя, что падает. Сумка вывалилась из рук. Ирина сумела удержать равновесие, на полусогнутых пробежала несколько шагов и всей массой врезалась в дверь подъезда. Та отозвалась металлическим звуком.

Не обращая внимания на боль в ноге и плече, на которое пришелся удар о дверь, Ирина схватила сумку и выскочила из подъезда. Водитель служебной машины с интересом смотрел на обычно спокойную начальницу.

- Ирина Петровна, что случилось?

Скрябина плюхнулась на заднее сиденье и начала осматривать распухающую лодыжку.

- Нормально все. Опоздаем на механический завод, меня Рыльская с кашей съест. Так что на тебя вся надежда. Погоняй лошадей, - Ирина поудобнее устроилась на сиденье и стала смотреть в окно.

Последние месяцы Скрябина разрывалась между непосредственно руководством газетой и обслуживанием интересов губернатора на предстоящих выборах.

Все места в местных законодательных советах были распределены давно. Кандидаты назначались исходя из близости к верхушке области и, прежде всего, величины взносов, которые потенциальные депутаты заносили в нужные кабинеты. Скрябина не единожды слышала от народных избранников со стажем сетования на то, что такса слишком возросла, а отдачи от вожделенных корочек все меньше и меньше. Тем не менее очередь позолотить ручку боссам не уменьшалась.

Ясность в результатах была, но оставалась главная задача - привлечь избирателей на участки для голосования. Показать большой процент на выборах было делом престижа для любого губернатора. Для Медведевой он стал не просто заданием Москвы, но фетишем, навязчивой идеей, вопросом выживания. Именно поэтому почти ежедневно она проводила в командировках в районах, стараясь снизить градус недовольства населения происходящими переменами. Скрябина должна была писать бодрые репортажи со встреч в свою газету, немного их изменяя, отсылать Рыльской для публикации в местных районках и еще строчить то здравицы от лица кандидатов, то благодарности от трудящихся в адрес этих же депутатов.

Обычно такая работа дополнительно оплачивалась наличными в карман. Но Рыльская не спешила с оплатой. То ли ждала, что Ирина начнет унижаться, выклянчивая деньги, то ли вообще решила сэкономить на непослушном редакторе. Скрябина, в свою очередь, пойдя на принцип, ничего просить не собиралась.

Писать приходилось ночами. А в сорок лет это значительно сложнее, чем в двадцать. Несколько раз Ирина роняла ноутбук, засыпая за печатанием текстов. Однажды во время одной из скучнейших встреч на заводе она заснула стоя и упала бы, не поймай ее местный журналист за пиджак. Затем период, когда постоянно хотелось спать, сменился изнуряющей бессонницей.

Вот и сегодня заснуть удалось только перед рассветом. Когда прозвенел будильник, Скрябина решила полежать еще пару минут и провалилась в сон. И вот теперь была вероятность, что на механический завод в районном городе она опоздает. А туда собралась сама губернатор.

Ирина знала, что накануне более тысячи работников получили уведомление об увольнении. Не первое и не последнее сокращение на областных заводах, которые когда-то были градообразующими, а теперь, побывав в руках то одного олигархического клана, то другого, превращались в место для аренды площадей всем желающим. По-модному - в технопарки.

Нюанс был в том, что это предприятие было военным, и Медведева всегда рапортовала, что наше оружие самое лучшее, если не сегодня, то завтра придут огромные заказы на военную продукцию, и жизнь наладится. Несмотря на уверения власти и новости по телевизору, заказы так и не пришли. Бывалые работники с горечью говорили, что такого развала отрасли не было даже в 90-е годы, которыми так любят пугать с высоких трибун.

За несколько километров до города редакционный автомобиль догнал кортеж губернатора.

- Какой же ты, молодец, - Ирина похлопала водителя по плечу. - Нет. Не наглей, обгонять не надо, а то охрана как срежет нас из пулемета... Шучу я. Не бойся. Давай спокойно поедем за ними.

На площади перед заводскими проходными толпился народ. Губернаторский автомобиль остановился, но Медведева не спешила из него выходить. Ирина успела дохромать до микроавтобуса с журналистами, которые вынимали камеры и фотоаппараты, готовясь к работе. Из автобуса вышел сонный Высоков и заулыбался, увидев Скрябину.

- Привет. Как я давно тебя не видела, - Ирина опустила глаза.

- Это ты вся в делах. Все у тебя времени не хватает, - Алексей взял ее за руку. - Всех денег не заработаешь.

Скрябина поморщилась, наступив на больную ногу.

- Где ты ногу повредила? Она же у тебя распухла и посинела.

- Подвернула на лестнице в подъезде. Боялась опоздать на это действо. И вообще я работаю бесплатно, в отличие от тебя.

- За идею? - Высоков присел перед Ириной на корточки и стал осматривать распухшую ногу.

- Нет. Из вредности. Ни хочу ничего у Рыльской просить. Пусть удавится.

Алексей поднялся и постучал себя пальцем по лбу.

- Не удавится. Все ты усложняешь.

Тут дверь губернаторской машины распахнулась и показалась Медведева. Журналисты потрусили к толпе.

Женщины плакали. Мужчины брызгали слюной от возмущения, вспоминая свою молодость и былую мощь завода. На бетонной стеле над толпой возвышался огромный орден им. Ленина. Его вручили предприятию в шестидесятые годы, когда заводу удавалось не только выпускать автоматы для дружественных советскому режимов, но и побочную гражданскую продукцию. Сейчас и то, и другое оказалось никому не нужным.

- Вы поймите, - прижимала руки к груди женщина лет сорока в видавшем виды плаще и потрепанных туфлях. - Мы и так зарплату получали частями вот уже полгода. Очень трудно выжить на эти крохи, но была надежда, что все образуется. У меня и муж здесь работает, и брат. Как же мы жить будем, как детей поднимать?

Губернатор с постным лицом качала головой. Образовалась пауза. И тут кто-то из губернаторской свиты негромко сказал.

- А что сидеть? Хочешь жить - умей вертеться. Работай еще где-нибудь.

В тишине эта реплика, произнесенная для ушей соседа, прозвучала, как выстрел. Медведева нахмурилась. Вся толпа развернулась на голос.

- Кто это сказал? - сощурилась пожилая женщина в платке, повязанном на старомодный манер. - Где нас ждут-то? Кому мы нужны? На рынке торговать? Так там все места заняты. На трех заводах раньше работали двадцать тысяч человек. А сейчас? - женщина развернулась к губернатору.

- Меньше трех тысяч, - прокричали из толпы.

- Это что за издевательство над рабочим человеком? Почему директора коттеджи строят и машины покупают, а я внучке колготки не могу купить? - женщина в платочке сделала шаг в сторону Медведевой. И тут же перед ней встал охранник со свирепым выражением лица. - Окопались в своих кабинетах. Жируете, а мы должны хрен с солью доедать...

- Правильно говоришь, Семеновна! Совести у них нет, - донеслось из толпы.

Скрябина увидела, как лицо Медведевой стало багровым, еще больше обозначилась сиреневая сетка кровеносных сосудов на носу и на щеках.

Губернатор подняла руку.

- Хватит кричать. Надо выяснить, что это за коттеджи строят ваши начальники. А завод развалить мы не дадим, - повысила она голос. - Особенно сейчас, когда военное производство - основа нашей безопасности! Я свяжусь с министром. Переговорю с руководством завода, и мы найдем выход!

Толпа одобрительно загудела.

- Найди, миленькая, найди, - аккуратный старичок незаметно пролез ближе к губернатору и теребил ее за рукав.

Охранники дернулись, но Медведева сделала предостерегающий жест рукой.

- Здесь еще мой отец инженером работал, потом я. Это же не просто завод, а сердце города. На тебя, миленькая, вся надежда, - заплакал мужичок.

Губернатор приобняла его за плечи и стала что-то говорить о президенте, его указах, борьбе с коррупцией и прочих пропагандистских историях.

Скрябину всегда поражало, как Алевтина Георгиевна может откровенно блефовать, выдавать желаемое за действительное, подтасовывать факты и обещать неисполнимое.

Все ее переговоры с владельцами сведутся к просьбе не накалять обстановку. Так было и раньше с заводами в других районах. Вскоре руководство холдинга объявит о том, что увольнения прекращаются. Решено перепрофилировать завод и расширить число сотрудников. Но для этого нужно немного потерпеть. Работников предприятия переведут на трехдневную рабочую неделю, соответственно, с понижением ежемесячных выплат. Ветераны завода со слезами на глазах будут наблюдать, как вывозят из цехов станки, тушат печи и ломают стены. Формально договоренности будут соблюдены. Вместо производственного предприятия станет объект недвижимости для аренды всем желающим под любые нужды. Чем не перепрофилирование? И сокращения никакого не будет. Токарям пятого разряда предложат стать уборщиками. Не нравится - уходите. Сами. Еще и экономия на выплатах получится.

Ирину передернуло от отвращения. Фотографы щелкали затворами фотоаппаратов. Телевизионщики выхватывали людей из толпы и уводили для интервью. Наибольшим спросом пользовался заплаканный ветеран-старичок.

- А сейчас куда? - спросил у блондинки из протокольного отдела Рыльской радийщик Костя.

- Алевтина Георгиевна встретится с активом в администрации, а журналисты поедут сразу в Дом культуры на встречу с населением. Губернатор приедет туда вместе с будущими депутатами, - с легким пренебрежением выдавила из себя протокольщица в кожаной юбке и ярко-красной куртке.

Но напрасно журналисты и собранные по разнарядке бюджетники ждали Медведеву. Спустя час приехали растерянные народные избранники и глава района. Изначально формальная встреча получилась совсем скучной. Кандидаты зачитали свои программы, списанные с партийного сайта, глава района пожелал жителям сделать правильный выбор, на том и разошлись.

- Интересно, что случилось? - поинтересовался кто-то из журналистов.

- Надеюсь, что не Медведеву арестовали, - пошутил радийщик Костя.

Кто-то из журналистов начал острить на этот счет, остальные отошли подальше.

- Поедем со мной, - предложила Ирина Высокову и взяла его под руку.

Тот кивнул и на прощание помахал журналистам из автобуса рукой.

II

После назначения Медведевой на пост исполняющего обязанности губернатора в ее команде сразу же появился молодой варяг из какой-то мутной московской структуры, связанной с банковским сектором. Он был назначен директором департамента жилищно-коммунального хозяйства области. Его лунообразное лицо вызывало в структурах ЖКХ совсем не добрые чувства. И вовсе не из-за того, что он стремился навести порядок, а из-за рвения изменить десятилетиями сложившиеся схемы работы. Все шло под лозунгом борьбы с коммунальным спрутом, который диктует региону немыслимые тарифы на услуги ЖКХ. Спрута победили достаточно быстро, на избранные направления сели нужные люди, и тарифы возросли в несколько раз. Хозяйка региона души не чаяла в своем назначенце, ставила его в пример и на встрече с молодежными активистами рекомендовала его девушкам, как завидного жениха. Этот ее посыл всегда очень смешил людей информированных, потому что к женщинам победитель спрутов был равнодушен, предпочитая субтильных юношей, которые заняли в его департаменте должности помощников и консультантов.

Вялая избирательная кампания перевалила за середину, когда он неожиданно для всех уволился со своего поста. Медведева предпочитала не комментировать ситуацию и темнела лицом, когда ее спрашивали о бывшем директоре ЖКХ. И вот новый поворот.

Спрутоборец был задержан по подозрению в получении взятки. Взяли его в собственной квартире в Москве и препроводили в регион для дальнейшего разбирательства. Попытки остаться под домашним арестом по состоянию здоровья не увенчались успехом, чиновника поместили в СИЗО.

Администрация гудела, как улей. Рыльская, красная от волнения, не отнимала телефон от уха, а губернатор расколола новый канцелярский набор из агата. И только Карпович поражала всех благодушным настроением.

Ирина Скрябина смотрела на происходящие события с интересом, но без особых эмоций. Гораздо больше ее занимало поступление Данила в университет или отношения с Высоковым. Она перестала брать мобильный телефон в туалет, страшась пропустить "важные" звонки, и с корнем вырвала шнур телефона связи с администрацией.

Пару раз спецсвязь приходили восстанавливать особисты. Делали дело и не спрашивали о причинах поломки. Ирина тоже молчала. Но на следующий день вырывала провод снова. В третий раз молоденький службист, ковыряясь в стене, не выдержал:

- Зачем вы это делаете? Спецсвязь вам положена...

- Не вижу смысла, - фыркнула Ирина. - За все месяцы по этому телефону мне не звонили ни разу. Так в чем его функционал?

Сотрудник сосредоточенно разглядывал провод и молчал.

После этого случая восстанавливать спецсвязь в редакцию больше не приезжали. И дело было не только в позиции Ирины.

Даже занятая своими делами Скрябина не могла не заметить, что после убийства Кутаева, точнее последовавшего за этим расследования, а теперь еще и после ареста управленца от ЖКХ, обстановка в коридорах власти стала более нервной, а порой и истеричной. Мешки под глазами Медведевой превратились в ласточкины гнезда, в которых птицы без труда могли вывести птенцов, а розовые и лимонного цвета костюмы, к которым губернатор неизвестно почему имела большую привязанность, только подчеркивали ее землистый цвет лица с красными прожилками на носу и щеках.

Допуск в здание стал осуществляться строго по пропускам. Посетители могли передвигаться по администрации только с сопровождающими. Доходило до абсурда - перед церемонией награждения лучших педагогов 4-х, 9-х и 11-х классов, чьи ученики наиболее удачно прошли итоговую аттестацию, одна из учителей, перенервничав, направилась в уборную, была перехвачена бдительными охранниками и с позором выгнана из здания.

Но избирательную кампанию нельзя было притормозить. В августе во всех районных центрах прошли дни городов с активной агитацией за нужных кандидатов.

А пока на площадях пели и плясали под правильными флагами, рекламная служба "Губернаторских вестей" посулами и даже угрозами склоняла различного рода начальников на коммерческие материалы. Приходилось постоянно врать, что именно про "них" прочитает губернатор в газете, сразу полюбит и даст государственный заказ или узнает про существующие проблемы в отрасли и мгновенно решит все злободневные задачи. Другая сказка, что "там" определили список компаний от каждого района, которые должны разместить информацию о себе - "Вы хотите пойти на конфликт с властью?".

Ольга Ивановна Красильникова, начальник рекламного отдела, похудела на пять килограммов, проводя в день по пять переговоров. Каждая тысяча рублей давалась неимоверными усилиями.

С недавнего времени именно рекламная служба определяла содержимое кошельков редакции. Администрация области все с большими задержками расплачивалась за услуги "Губернаторских вестей". А обязанностей выплачивать зарплату два раза в месяц в точно установленные трудовыми договорами сроки со Скрябиной никто не снимал. Она не сомневалась, что, не отправь бухгалтерия вовремя деньги на банковские карточки, трудовая инспекция не замедлит постучаться в двери, а Рыльская будет даже рада новым доказательствам ее, Скрябиной, непрофессионализма. Поэтому нередкими стали случаи, когда Ирина отправлялась вместе с Красильниковой на сложные переговоры к крупным клиентам. И каждый раз Скрябина поражалась, как эти директора вне зависимости от возраста, образования и опыта похожи. Они хвастались современными гаджетами, говорили модные слова про наитивную рекламу и интернет-продвижение, а по сути ничем не отличались от своих дедушек. Те любой интересный материал с неизбитыми подходами к фактуре при согласовании низводили до скучнейшего текста с перечислением собственных достоинств и фотографией за рабочим столом с ручкой в руке или телефоном около уха, годной только на надгробие или доску почета. Но возмущались все только в редакции за закрытыми дверьми. Рекламодатели, вернее, их деньги, а не профессионализм определял содержание большинства изданий. "Губернаторские вести" вступили на тот же истоптанный путь.

В сентябре в последнюю перед выборами субботу, как апогей районных торжеств, в областном центре должно было состояться масштабное действо под названием "День области" с песнями, плясками и совместным пением гимна страны. Все бюджетники были оповещены, что явка на коллективное веселье обязательна и покидать площадь можно только после того, как губернаторский кортеж скроется из виду. Студентам пригрозили проблемами, если будут отлынивать от мероприятия. Афиши праздника развесили во всех магазинах, троллейбусах, маршрутках и автобусах города, анонсы звучали по всем телеканалам и радиостанциям. Несмотря на промозглую холодную погоду в течение недели, в пятницу выглянуло солнце, что позволило губернатору похвастаться удачными переговорами даже с небесной канцелярией.

Скрябина пришла на площадь задолго до начала мероприятия. Нужно было проверить работу "газетного киоска" - палатки с логотипом издания, в котором девушки из отдела распространения должны были проводить подписку на "Губернаторские вести". Народ уже толпился около лотков с плюшками и мангалов с шашлыками, на разноцветных качелях и горках визжала малышня, на сцене проверяли звук. В газетной палатке, украшенной шарами и яркими плакатами, девушки болтали между собой, жевали пирожки и прихлебывали из коричневых пластиковых кружек. При виде Скрябиной они заметались, не зная, куда деть надкусанные пироги и недопитый чай.

-- Приятного аппетита, - с ехидцей пожелала Ирина. - Это второй завтрак, полагаю. После интенсивной пятнадцатиминутной работы. И как результаты?

Крепко сбитая Людмила в ярком облегающем платье уверенной рукой отправила стаканчик в мусорную корзину, повернулась к Ирине и обезоруживающе улыбнулась.

- Это мы от расстройства, Ирина Петровна. Никто нас слушать не хочет. Отмахиваются.

- И много от вас отмахались?

- Человек десять точно. Может, и больше.

- Не верю я тебе, Люда. С твоими данными, да в таком платье ты уже подписок двадцать должна продать. Покажи девчонкам и мне, как надо работать.

Людмила вздохнула, расправила платье и стала высматривать "жертву", затем направилась к лысеющему мужчине с маленькой девочкой. Даже на расстоянии было видно, как от девушки исходят флюиды расположения, мужик разулыбался, но к палатке не пошел, покачал головой и направился к каруселям.

Людмила развела руками и вернулась к товаркам.

- И так постоянно. Никто не хамит, конечно, но и интереса не проявляет. Говорят, что новости читают в Интернете, газетами не интересуются, да и глупо что-то выписывать, если почту приносят два раза в неделю. И я их понимаю, - отважно добавила девушка. - Что у нас есть в газете такого, что они нигде не узнают. Везде одно и то же.

Ирина, молча, разглядывала носки своих туфель. Потом огляделась и пошла к невысокому мужчине в дорогом костюме, убирающему телефон после разговора. Улыбнулась. Тот улыбаться не стал, только быстрым оценивающим взглядом осмотрел ее сверху донизу. У Ирины покраснели уши.

- Здравствуйте, меня зовут Ирина Скрябина, я главный редактор газеты "Губернаторские вести". Мы сейчас проводим льготную подписку на издание, мне кажется, что хорошая газета вам не помешает.

Мужчина посмотрел мимо Ирины, на палатку с логотипом у нее за спиной.

- А почему вы решили, что мне нужна ваша газета?

Скрябина вздохнула и потерла пальцем кончик носа.

- Знаете, я, конечно, могу сказать, что это самое солидное издание области, прочитав газету, можно сориентироваться в том, чем живет власть и чего ожидать от нее, что подписку, в конце концов, можно кому-нибудь презентовать в качестве подарка. Но на самом деле мне нужно сейчас не опозориться перед сотрудниками, дать им стимул для работы. Поэтому выручите меня, потратьте триста рублей на три месяца, и мне будет счастье, а вы спасете почти безнадежное предприятие.

Ирина не переставала улыбаться и смотреть собеседнику прямо в глаза. Мужчина молча постоял минуту, которая показалась Скрябиной часом, пожал плечами и направился к палатке. Девчонки смотрели на Ирину с восхищением. Людмила стала выписывать новому подписчику квитанцию, изящно наклонившись над стойкой, демонстрируя глубокое декольте.

К полудню площадь заполнилась людьми. Каждый вновь прибывший прежде всего искал контролера своей организации, который вел списки всех присутствующих на мероприятии, а затем, мало обращая внимание на происходящее на концертных площадках, начинал беседу с сослуживцами и знакомыми.

Скрябина подошла ближе к сцене. Губернатор со своей обычной свитой стояла в первых рядах зрителей. Личный охранник оттирал от главного должностного лица региона желающих рассказать Медведевой о своих проблемах. В помощь ему были стянуты еще человек тридцать бывших силовиков пенсионного возраста, наводнившие администрации городов и районов на волне борьбы с коррупцией. Сейчас они выполняли свою основную работу, не давая двум параллельным мирам соприкоснуться, создавали живой барьер между губернатором и простыми гражданами.

Ровно в двенадцать зазвучали фанфары и детский хор вместе с солистами филармонии запели Гимн России. По задумке его должны были подхватить все собравшиеся. Но нужного эффекта не получилось. Напрасно Медведева вместе с приближенными выводила слова песни. Площадь безмолвствовала, то ли не готовая к хоровому исполнению, то ли не надеясь перекричать исполнителей на сцене, оглушительное пение которых не способствовало желанию им вторить. Но вот последняя нота повисла в воздухе. Раздались аплодисменты. С лица Алевтины Георгиевны не сходило злое выражение. Скрябина внимательно посмотрела на Медведеву. Перед ней была немолодая уже тетка, ничем не отличающаяся от партфункционеров и профсоюзных работников тридцати-сорокалетней давности. Та же бесформенная фигура, отсутствие изящества которой подчеркивает деловой костюм, синеватые тени на веках, химическая завивка на редких волосах... И то же желание, как и у предшественниц, удержаться у кормушки любой ценой, даже если придется пройти по головам и уничтожить половину населения "доверенного" края. Ирина уже давно поняла, что Медведева, как типичный представитель такого рода чиновников, во всех делах ориентируется только на то, какой отклик это будет иметь "там". Ей нет дела до мнения населения, оказавшегося у нее в полоне. Облагородили центральные улицы, чтобы приезжающим "оттуда" было где пройтись перед встречами, сделали новую магистраль, чтобы можно было кортежем проехать без пробок, открыли музей изобразительных искусств, чтобы нужные люди могли выставить свои картины для продажи. И этот праздник тоже сделан для яркого отчета... И все равно нет спокойствия.

Скрябина подумала, что насколько это, наверное, унизительно для Алевтины Георгиевны преодолеть путь из глухой периферии в Москву, зацепиться там, а потом оказаться к области размером с носовой платок, без нефти, газа и угля.

На сцене надрывался местный "соловей" с песней о Родине. Когда стих последний аккорд, губернатор отправилась осматривать остальные площадки праздника. Скрябина решила не бежать за делегацией, а ждать их в середине пути. Чтобы не расстраиваться, она обошла палатку редакции стороной и направилась на площадку национальных диаспор. Из федерального центра была дана команда, как можно больше демонстрировать дружбу народов.

Вокруг огромной клумбы расположились представители всех национальностей, населяющих область. Ирине рассказали, сколько пришлось приложить сил, чтобы руководители национальных диаспор прибыли на праздник. Одна сотрудница администрации слегла в больницу, вторая - уволилась, их начальник ушел в запой, потому что такого количества упреков и претензий от национальных меньшинств ему за двадцать пять лет работы не приходилось слышать никогда. В результате нечеловеческих усилий народности приехали все. Каждый разложил на столах книги на родном языке, игрушки и сувениры. Но все же не это было главным в программе. Изюминкой площадки должна была стать открытая дегустация национальных блюд. Поэтому в район клумбы с каждой минутой прибывало все больше народа. Желающие наесться на халяву толпились на дорожках и топтали газон неподалеку от импровизированных кухонь. На костре в большом казане таджики готовили плов, запах от которого мгновенно наполнял рот слюной. Очередь к их столу длилась на несколько десятков метров и загибалась где-то в районе туалетов. Татары тоже решили угостить посетителей пловом, но приготовили его заранее, и теперь он ждал своего часа в большом чане, закутанном в одеяло. На столе под полотенцем стоял чак-чак и национальный хлеб. Чеченцы держали наготове чепалгаш с творогом, евреи - хумус и рыбу фиш, армяне - арису, азербайджанцы - шакер-чурек и долму, грузины - хачапури. Отставные военные в костюмах казаков приволокли старинный самовар и подготовились угощать народ чаем из пакетиков с сушками местного хлебокомбината.

Периодически вспыхивали перебранки в очереди за едой.

- Ты один стоял. Один. А привел целый табор, - кричала на толстого мужика в майке и сланцах немолодая женщина в панаме.

- А тебе завидно, старая карга, что у него семья большая, а ты одна, как гриб, - в ответ закричала молодая, но уже обрюзгшая мамаша в плотно облегающих брюках, которые не оставили шанса что-то скрыть от посторонних глаз. Рядом с ней стояли еще две подобного же вида женщин и трое мужчин в семейных трусах, замаскированных под шорты. Четверо разновозрастных детей то подбегали к взрослым, то начинали веселую возню на клумбе.

Главный татарин области нервничал. Когда-то он потратил много сил и денег, чтобы приблизиться к городской и областной власти. Но потом понял, что вложения никогда не окупятся. Его всегда будут рассматривать исключительно как дойную корову. С ним радостно обнимутся и что-то даже пообещают, но в случае проблем не помогут никогда. В отличие от многих бизнесменов, он умел анализировать обстановку и не считал себя умнее других. Поэтому участвовать в мероприятии и тем более кормить кого-то бесплатно не входило в его планы. Но уговорили. Грубо отказать было неудобно. И вот теперь Тимур Халибуллин волновался. Дегустация должна была начаться уже час назад, но все ждали, когда площадку посетит губернатор со свитой. Напряжение нарастало.

И вот показалась свита. Впереди шли два охранника и оттесняли людей с дороги. С кушаний сдернули салфетки. Казаки затянули песню.

Медведева приблизилась к столу татар и начала что-то спрашивать. Халибуллин отвечал. Красная от смущения дочка Тимура раскладывала в пластиковые миски дождавшийся своего часа плов. Губернатор попробовала кушанье, помотала от удовольствия головой. Свита отвлеклась от поглощения плова и тоже помотала головами. Молодой начальник по сельскому хозяйству так усердно выражал свое согласие с мнением губернатора, что поперхнулся, закашлялся, и рис из его рта с недожеванным мясом разлетелся вокруг и попал кому-то на платье, а кому и в миску с едой. Губернатор подчеркнуто не обратила внимания на происшествие и направилась дальше. Сопровождающие с недовольной гримасой отряхнули костюмы и, побросав пластиковую тару с недоеденным пловом в мусорный контейнер, отправились следом. Все еще кашляющий сельхозник взял со стола татар стакан с компотом, выпил напиток и, спеша за работодательницей, бросил пустой стакан, не глядя, вновь на стол, попал прямо на тарелку с чак-чаком и даже этого не заметил. У Халибуллина побагровела шея.

Около каждого стола повторялся один и тот же сценарий. Медведева дегустировала еду, говорила с представителями диаспор, в то время как ее свита тоже пробовала кушанья и отправлялась дальше. Как только делегация отходила от стола, начиналась давка. Тарелки вырывали из рук, лепешки и хлеб раздирали с воплями. Сувениры и книги летели на землю, смахиваемые любителями бесплатной еды. Слышались крики, проклятья и брань.

Охрана еще теснее сомкнулась около губернатора. Алевтина Георгиевна, как ни в чем не бывало, продолжала смотреть "казацкие" забавы - шестнадцатилетние девушки показывали искусство джигитовки под руководством толстого отставного полковника.

Таджики хотели сделать как лучше. На каждую тарелку они клали по горке плова, салата и хлеб. Но озверевшей от ожидания толпе было не до изысков. Когда очередь дошла до семейства мужика в майке с его толстухой женой и они начали набирать десяток тарелок, толпа стала напирать на них сзади. С занятыми руками, не имея возможности оттолкнуть наседавших на них людей, они пытались спиной протолкаться сквозь толпу, но это им не удалось.

Ирина увидела, как мужик взмахнул руками, тарелки с едой полетели в разные стороны, а он рухнул спиной на асфальт, стукнувшись головой о поребрик. Его жене тоже не повезло. Ее повалили на стол, который не выдержал тяжести и опрокинулся на землю, задев чан с пловом. Его пытался удержать молодой таджик в национальной одежде, но кто-то из толпы подставил ему ногу, и он упал, стукнувшись головой о столешницу. Горячий плов вывалился из кастрюли и обжег подростков, которые под шумок хотели сами наложить себе еды. Раздался крик. Скрябина с ужасом увидела, что мужик в майке, упав, не пытается подняться, и люди наступают ему на грудь и живот. Она бросилась к толпе, но ее уже опередили двое молодых людей. Парни стали расшвыривать озверевших людей, чтобы добраться к лежащему.

- "Скорую", скорее "скорую", - закричал кто-то.

По счастью, "скорая" была неподалеку, и уже через десять минут к пострадавшему прибежали медики. Еще десять минут потребовалось, чтобы загрузить мужчину в машину. И пятьдесят три минуты понадобилось, чтобы добраться до больницы. Центр города был перекрыт для автомобильного движения. Въезд и выезд на центральные улицы во избежание терактов преграждали большие оранжевые машины спецтранспорта, водители которых ушли по своим делам, уверенные, что открывать дорогу нужно будет только к вечеру. По проезжей части гуляли толпы народа с детьми на закорках, шариками и свистульками в руках.

Несмотря на сирену, "скорой" никто не собирался уступать дорогу. Водитель в открытое окно орал матом с требованием посторониться, но и это не всегда помогало. И машина с красным крестом, как слепой щенок, утыкалась то в одно, то в другое препятствие. Когда на огромной скорости машина притормозила перед приемным покоем и дежурная бригада готовилась принять пациента, мужик в майке сделал свой последний вздох. Рука его упала с каталки. Все было кончено. Напрасно реаниматологи бились еще час, стараясь вернуть жизнь в покинутое тело. Тщетно.

В давке, по подсчетам журналистов, пострадало от 10 до 20 человек.

Все это Скрябина узнала позже. А пока праздник продолжался. На сцене пели и плясали. Губернатор ушла инспектировать аллею поисковых движений. На площадке национальных диаспор стало спокойно. Все было съедено, а беспорядок быстро устранили работники отдела благоустройства. Они утащили подальше остатки стола, собрали в пластиковые мешки растоптанную еду, а кровь замыли водой из брандспойта.

Ирина вздрогнула, увидев рядом с собой мужчину, который согласился выручить ее и приобрести подписку.

- Случись такое в Москве, уже все СМИ выложили бы информацию о происшествии, - он кивнул на кровавое пятно на асфальте, которое никак не смывалось водой. - А вы собираетесь об этом писать?

Скрябина внимательно посмотрела на собеседника. Раньше, выклянчивая деньги на газету, это казалось ей неэтичным, а теперь она рассматривала его пристально. Небольшого роста, спортивного телосложения, начинающий полнеть брюнет с залысинами на висках в дорогом костюме и ботинках ручной работы. Небольшие карие глаза смотрели в сторону, но Ирина понимала, что вопрос адресован именно ей и ответить придется.

- О том, что люди в центре России готовы были покалечить друг друга за тарелку плова, мы, конечно, писать не будем, - осторожно начала она. - Такая тема непременно закончится выводом о том, что наш богоизбранный народ обыдлился до неприличия. И тут появляется вечный вопрос: кто виноват, что мы стали такими? А размышлять на эту тему сейчас не принято в официальной прессе. А вы тоже имеете отношение к прессе?

- Нет. Я имею отношение к власти, - мужчина покачался с пяток на носок. - И теперь мы будем часто встречаться. Я оказал вам услугу, думаю, впереди услуги от вас.

Мужчина резко развернулся и подвинулся вплотную к Ирине. Ей пришлось слегка откинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Она поразилась их жесткому и повелительному взгляду, от которого веяло холодом. Правый уголок губ незнакомца был значительно ниже левого.

Скрябина ощутила, как непонятный ужас сжимает ей горло. Она едва сдержалась, чтобы не отпрянуть.

- Все, что в рамках моих должностных обязанностей, к вашим услугам.

- А сверху?

Ирина нервно облизала губы.

- Сверху чего?

Мужчина приблизился еще ближе, склонил голову и почти дотронулся губами до ее шеи, потом выпрямился.

Скрябина затаила дыхание.

- Вы кто? - почти прохрипела она.

- Меня зовут Михаил Петрович Бунич. И мы с вами можем найти много тем для разговора.

И тут Ирина заметила свою знакомую, которая направляясь в их сторону, не заметила ступеньку и чуть было не упала на дорожку. Это обычное явление вернуло Скрябину к действительности, страх стал исчезать, и незнакомец уже перестал выглядеть мистической личностью. Она вздохнула, стряхивая с себя остатки наваждения, и в свою очередь приблизила свои губы к его уху.

- Я готова обсудить любые рабочие темы в рабочее время.

- А личные?

Ирина улыбнулась, заметив, как знакомая чертыхается, пытаясь надеть слетевшую с ноги туфлю.

- Боюсь, что у нас с вами разные личные темы.

Брови Бунича вопросительно поднялись вверх.

- Работать я люблю с мужчинами, а в личной жизни предпочитаю женщин, - неожиданно даже для себя сказала Ирина.

Новый знакомый снисходительно улыбнулся и, не говоря больше ни слова, пошел к сцене.

III

Колосов проснулся из-за того, что солнце светило ему прямо в правый глаз. Он осторожно вынул руку из-под головы Светланы, высвободился из ее объятий и поднялся с кровати. Часы показывали семь часов. Петр задернул тяжелые портьеры, укрыл плечи девушки одеялом и отправился на кухню. Там он включил кофемашину, и пока она шумела, готовя напиток, стал просматривать входящие сообщения на телефоне. Затем Петр поежился и пошел в ванную за пушистым халатом, который поторопился надеть, завязав пояс на теряющей стройность талии. За несколько месяцев Колосов прибавил в весе шесть килограммов. Чем более удачливым был каждый следующий контракт, тем короче становился свободный конец ремня на его брюках.

Эпопея с массовым строительством была закончена более чем удачно. После умело проведенной кампании колосовскому предприятию удалось продать половину квартир в доме, четверть купила городская администрация для расселения жильцов из аварийных домов, еще несколько приобрела армия для военных. Конкуренты в лице "Стройтреста" собирались покинуть регион, уже не надеясь остаться на местном рынке, когда к ним поступило предложение приобрести все площадки, которые числились за колосовскими строительными компаниями. Опасаясь подвоха, руководство "Стройтреста" выступало против сделки. Но покупка все же состоялась. Доподлинно не известно, был ли в этом рациональный подход, или на решение повлияли переговоры самого Колосова с владельцем компании, а может быть, не последнюю роль сыграл визит силовиков в офис "Стройтреста".

В результате Колосов получил финансовую возможность начать новые проекты. В течение нескольких месяцев он выиграл контракты на реконструкцию тренировочной базы для отрядов спецслужб, ремонт, казалось бы, ничем не примечательной резиденции, огороженной колючей проволокой, с вертолетной площадкой и несколькими постами охраны, в лесном массиве соседней области, а также обустройство конференц-зала в здании одной из структур силовиков. Он умел быть благодарным и знал законы рынка. Его любезность была принята и оценена.

Структуры Пятеркина тоже постарались. Колосов получил подряды на строительство школы в новом районе и, из мелочевки, реконструкцию старого детского садика и Дома культуры, расположенных на недавно присоединенной к городу территории.

Лишь иногда Петр ощущал неприятное чувство, что слишком быстро все развивается, как бы не потерять чувство меры. Случаев, когда фарт сбивал с толку и доводил до банкротства, тюрьмы, а то и могилы, было слишком много.

Пока он наливал себе кофе, завибрировал телефон. Петр недовольно поморщился, взглянув на экран.

- Привет. Нет. Не разбудила. А ты что в такую рань встала? У вас же сейчас шесть утра. Или ты не ложилась? Деньги я тебе выслал. Живи поскромнее и на все хватит. Вот только не надо меня дочерью попрекать. Если тебе так трудно, привози ее сюда, пусть со мной живет, а ты дальше порхай. Или не хочешь, боишься деньги от меня потерять? Вот только истерик не надо. Я все про тебя знаю. Все, пока.

Колосов отложил телефон и стал смотреть в окно. Он не заметил, как Светлана подошла сзади и обняла его за талию.

- Что-то случилось?

Петр погладил ее по руке.

- Нет. Это по работе. А у тебя на "Факторе" все нормально?

Светлана пожала плечами.

- Конечно. Все как всегда. Соколов кричит, Пашка пьет, Царев матерится, журналисты бегают. Работаем.

Светлана уткнулась носом в махровую ткань на спине Колосова.

- Петя, мне кажется, что "Фактор-ТВ" - это вообще ерунда. Бегаем, ищем сенсации, пишем всякую ерунду про политику. А жизнь совсем другая.

Колосов развернулся к ней лицом и внимательно посмотрел в глаза женщине, взял ее за плечи и слегка встряхнул.

- Что ты задумала? Откуда такие разговоры?

У Светланы заалели уши, она опустила глаза и стала поправлять халат на груди Петра.

- Я хочу заняться благотворительностью...

Колосов шумно втянул воздух сквозь зубы. На скулах заиграли желваки. Но он быстро справился с раздражением, сел на стул, усадил Светлану на колени, а потом голосом, которым говорят с тяжелобольными или малолетними детьми, начал объяснение.

- Девочка, кому нужна твоя благотворительность? Все это пускание пыли в глаза избирателям или выверенный маркетинговый ход коммерческих компаний. Бомжа не вернешь к нормальной жизни раздачей бесплатной каши. Да и не нужна она ему. Каждый получает то, что заслужил. Работать надо было, а не бухать, и жизнь была бы другой.

- Но некоторых обманули...

- И поделом. Не надо пить, не просыхая годами. Естественный отбор, маленькая моя. Не надо вставать у него на пути.

Светлана прижалась ухом к груди Колосова.

- А как же дети? Собирают им на лечение всем миром. Жалко их и родителей.

- Есть государственные больницы. Там пусть и лечатся. И родителей их тоже не надо жалеть. Хорошо сидеть на жопе ровно и ждать, когда тебе помогут. Одни жилы рвут, чтобы обеспечить себе и детям нормальную жизнь, а другие получают все задарма. В этом несправедливость, малыш. И твоя якобы благотворительность все это еще больше усугубляет.

- Так что же тогда нужно сделать?

Колосов поцеловал Светлану в висок и погладил по голове.

- Нужно, чтобы везде действовали простые и честные товарно-денежные отношения. Не надо никакой бесплатной медицины, образования и прочей социалистической ерунды. Почему я должен платить огромные налоги на медицину, чтобы какой-то Вася Топорков, освободившись из зоны, получал дорогостоящее лечение? Он, может, и дня не работал нормально, а я должен платить за это быдло? Почему я должен платить за образование детей Маши и Саши, которые плодятся, как кролики? В этом вся проблема.

- Может, и так, - Светлана посмотрела на Колосова снизу вверх. - Но мне хочется сделать что-то... позитивное.

Петр улыбнулся.

- Эти мысли у тебя от избытка свободного времени. Соколов все под себя подмял. Это неправильно. А у меня есть предложение для твоего "Фактор-ТВ". Чем постоянно кусать власти и перебиваться с хлеба на воду, нужно с ней подружиться. На своих, естественно, условиях. Будет тебе позитив и деньги.

Женщина скорчила гримасу.

- Соколов не согласится. И будет прав. Чем тогда бы будем отличаться от остальных? Потеряем больше, чем найдем.

- А ты поговори. Речь идет о том, чтобы не упоминать, например, некоторых лиц в негативном свете. Или упоминать, но вскользь. Без копания в грязном белье? Поговоришь?

Светлана пожала плечами, а потом закивала головой.

- Ты у меня умница. И не расстраивайся, найдем мы тебе что-нибудь доброе и вечное. Поищем и найдем.

Колосов говорил, гладил Светлану одной рукой по плечу, а другой дотянулся до телефона и за ее спиной начал просматривать входящие сообщения.

IV

История с убийством Кутаева разошлась по всем федеральным СМИ. В этом была большая заслуга друзей Высокова. Они подхватили тему, а дальше, как обычно и бывает, наступил эффект домино. В области побывали десятки российских и иностранных СМИ. Каждый находил все новые подробности злодеяний Кутаева и его команды. Лютаева приехали защищать три московских адвоката. Но, как по общему договору, дальше злоупотреблений Руслана Шамильевича никто копать не решился. Не было желающих спрашивать губернатора, как она допустила такие злоупотребления, расследовать связь между Кутаевым и людьми, близкими к Медведевой. А можно было бы наткнуться и на более интересные взаимоотношения. Но по негласному правилу все соблюли кодекс молчания, вернее, замалчивания.

Но и то, что было сделано, давало Лютаеву шанс получить минимально возможный тюремный срок. Прокурор после переговоров по закрытой спецсвязи дал распоряжение следователям "на мужика не давить" и расследовать все четко и аккуратно, чтобы никто не мог придраться.

Высоков дело не бросал. Он часто встречался с Лютаевой и адвокатами, отвечал на вопросы журналистов и, испытывая внутреннее сопротивление, все же завел свой аккаунт в соцсетях, чтобы выкладывать новости расследования.

Дело Лютаева за месяц сделало его популярнее, чем годы работы в "Губернаторских вестях". Каждую неделю к нему обращались, по крайней мере, двое "обиженных", которые считали свои интересы попранными властными структурами.

Алексей был профессионалом, поэтому не спешил из каждой истории сделать разоблачительный материал, как на этом настаивал Соколов. Он скурпулезно проверял все озвученные факты. В двух случаях из трех оказывалось, что "обиженные" сами могут обидеть кого угодно. Но и оставшихся дел хватало на то, чтобы каждодневно вариться в крепком бульоне проблем и обид "маленьких людей".

Рейтинги материалов Высокого радовали Соколова, но все чаще он стал замечать, как Алексей и Тюленев допоздна остаются в редакции и совсем не для работы. Это Андрея раздражало. К компаньону-пьянице добавился сотрудник-пьянчуга.

- Леха, прекрати эти возлияния с Тюленевым, - однажды не выдержал он. - Ты хорошо начал, я не хочу с тобой сориться, но долго терпеть не буду. К Скрябиной бы съездил, чем слушать пьяные бредни Тюленева, или бабу какую себе нашел...

Высоков только пожал плечами, однако посиделки с Павлом на время прекратил. Но Тюленеву нужно было общество. Каждый вечер, когда "Фактор-ТВ" покидали сотрудники, он начинал подмигивать Алексею, показывать на свой рюкзак и очень обижался, если оставался без компании.

Однажды Высоков задержался, потому что решил дослушать и записать на бумагу беседу с очередным героем публикации. История была запутанная, но многодетная семья действительно оказалась в безвыходной ситуации с многомиллионными кредитами, потому что понадеялась на слова мэра о выделении земли для строительства дома. Алексей думал, как лучше преподать ситуацию, чтобы городским властям было невозможно забыть о своих словах. Тюленев крутился неподалеку. Домой ему было спешить незачем, и он скачивал фильмы для домашнего просмотра.

И вот, когда Высоков уже надевал куртку, чтобы пойти домой, начался сильный ливень. Машина была в ремонте, а мокнуть не хотелось. И спустя пять минут радостный от возбуждения Тюленев уже разливал предусмотрительно спрятанную в шкафу бутылку водки.

Пили молча. Алексей еще не мог отрешиться от материала, а Павел тщетно пытался придумать тему для разговора. И вот когда небо вспыхнуло молнией и воздух сотряс сильный раскат грома, от которого завыла сигнализация машин, Тюленев решился.

- Леха, у меня для тебя тема есть очень хорошая.

Высоков смотрел в окно и отреагировал не сразу. Потом перевел взгляд на Павла.

- А сам почему не возьмешься?

Тюленев заерзал на стуле, потом разлил еще по одной и почти сразу выпил, не дожидаясь собутыльника, задержал дыхание и вытер губы тыльной стороной ладони.

- Я не могу. Этого человека я знаю со студенческих лет. Не смогу быть объективным.

- Так если он такой хороший знакомец, стоит ли о нем что-то писать? - Высоков усмехнулся, глядя на волнение Павла.

- Нет. Тут речь идет о важном деле. Разве мы не должны говорить правду? - как-то мгновенно захмелевший Тюленев стукнул себя кулаком в грудь и громко икнул. - Мы же журналисты!

- И что сделал твой человек?

- Он людей обманывает! Меня использовал, чтобы очернить своего конкурента, а сам гораздо хуже. Понимаешь?

Высоков посмотрел внимательно на Тюленева, потом покачал головой.

- Ничего я не понимаю. О чем ты?

За дверью раздался шорох. Павел прислушался, вздрогнул, что-то припоминая, стал опасливо озираться и толкнул стол. Если бы не реакция Алексея, то пол в редакции был бы вымыт водкой. Но бутылка была спасена, и Высоков разлил еще по одной. Тюленев быстро выпил и зажал себе рот рукой, потом выдохнул и нарочито громко сказал.

- Есть такой директор управляющей компании. На него все жильцы домов жалуются, а он вместо того, чтобы лучше работать, начал очернять своих конкурентов. Говорит, что уйдете от нас - у вас в подъездах дерьмо лежать будет на лестнице, мусор, а лампочек не будет вовсе, все выкрутят, - от такой тирады на одном дыхании, которую Тюленев почти прокричал, он закашлялся и никак не мог остановиться.

Высоков от удивления встал и, подойдя к Павлу, стал стучать его по спине. Кашель унялся, и Алексей тряхнул Тюленева за плечо.

- Ты окосел, что ли, совсем? Какой директор, какие лампочки? Ты о чем?

- Не хочешь, как хочешь. Я сам разберусь, - Павел стремительно начал собираться. - Домой пойдем. Дождь уже заканчивается. Меня дома ждут.

Он сунул в рюкзак недопитую бутылку, а пластиковые стаканчики убрал обратно в ящик стола.

На улице пахло грибами. Было тепло и безветренно. Тюленев напряженно думал и шел прямо по лужам. Недалеко от остановки Павел схватил Высокова за куртку.

- Я не хотел говорить в редакции. Вдруг Соколов из злобы диктофон где-то запрятал. А тут дело щекотливое. Ты помнишь Колосова?

- Это строитель какой-то? Ваш бывший однокурсник. Он приезжал зимой на турбазу.

- Точно - он. Хмырь еще тот. Темку я одну делал про дома у "Стройтреста". Якобы у них все развалится скоро, а у него будут сто лет стоять. Так он сказал. Только, гад, наврал все. Его дома еще раньше рушаться начнут. А потом он строительство всякое свернул и теперь другими работами занимается.

- Какими?

- Не знаю точно, в государственных конкурсах участвует. А если он раньше так все плохо делал, почему ему доверяют государевы деньги? Что-то здесь нечисто. Коррупцию чует мой многострадальный нос.

- Так ты и напиши. Ты уже почти сам все знаешь, - Высоков высвободился из рук Тюленева.

- Нет. У меня не получится. Он меня сразу вычислит. Ничего узнать не даст. Да и не совсем правильно это.

- Странный ты, Паша, - Высоков неторопясь закурил. - Что-то ты скрываешь. Моими руками какой-то интерес хочешь выгадать, вслепую меня использовать.

Тюленев дернулся и отвернулся от Высокова.

- Не хочешь, как хочешь. Я предложил - ты отказался. Все по-честному. Вон мой автобус подходит. Пока.

Павел тяжело побежал к остановке. Алексей посмотрел ему вслед, потом достал записную книжку и на свободной странице записал: "Колосов. Махинации со строительством. Проверить".

V

Михаил Петрович Бунич, с которым Скрябина познакомилась на Дне области при достаточно нелепой ситуации с продажей подписки, оказался куратором партии из столицы. Его прислали с большими полномочиями и задачей любой ценой снизить градус недовольства жителей, провести во власть на предстоящих выборах нужных людей и, соответственно, обеспечить явку избирателей на участки. А с этим были большие проблемы.

После всех арестов, убийств и скандалов рейтинг власти стремительно падал. Если раньше в автобусах говорили о главных лицах региональной политики только уважительным тоном, то теперь в транспорте костерили не только губернатора, но и личностей значительно более высокого ранга. На закрытых от прессы совещаниях шепотом озвучивали растущие цифры уличных преступлений и краж из магазинов. Задолженность населения по кредитам и платежам за услуги жилищно-коммунального хозяйства росла с каждым днем. Но Медведева считала, что кто-то искажает данные. Поэтому в центр поступали липовые цифры. Никто не хотел идти против губернатора. Гораздо легче было переставить запятую в сводках.

Были и другие недобрые вести, которых усиленно не хотела замечать Алевтина Георгиевна. Приближенные перестали драться под ковром и вышли в открытое поле. Склоки и разборки стали достоянием не только верхних, но и нижних этажей здания администрации. Бизнес-структуры начало трясти.

Приезд Бунича насторожил губернатора. Она была уверена, что решит все проблемы самостоятельно. Но ссориться с человеком из верхушки Алевтина Георгиевна, естественно, не хотела.

После Дня области на планерку за большим столом переговоров собрались чиновники региона, местные руководители федеральных структур. Стулья около выхода предназначались для редакторов прогубернаторских СМИ.

По традиции на совещание все собирались минут за пятнадцать до начала. Считалась хорошим тоном всей толпой постоять в приемной губернатора. За предпланерочное время решались многие вопросы.

Сегодня Скрябина ни с кем ничего не хотела решать. Она оперлась бедром о подоконник и размышляла о своем, когда начальник управления областной полиции наступил тяжелым ботинком ей на ногу, выглядывая в окно.

Он схватил ее за руку и извинился, а потом вернулся к разговору с бывшим фээсбэшником, возглавляющим в администрации антикоррупционное управление.

- ...Он, видите ли, хочет справедливости, сволочь. Народ только мутит своими плакатами.

Ирина поняла, что речь идет о местном юродивом, который периодически будоражил власти, требуя разрешения на проведение оппозиционных митингов. Естественно, никто ему разрешения не давал, ссылаясь на общегородские мероприятия, которые срочно организовывались именно в том месте, на которое претендовал правдоруб. Поэтому ему оставалось только стоять с одиночным пикетом в историческом центре города, привлекая к себе внимание туристов.

- Дубинкой бы его хорошенько погладить, чтоб месяц кровью харкал. А может, вдруг окажется, что он наркодилер, - высказался фээсбэшник.

- Нет. Пока нельзя. Его только по нашему распоряжению с работы выгнали. Сейчас о нем слишком много говорят. Потом наверстаем. Но мыслишка одна есть. Если срастется ему одно нарушение вклепать, то он у меня, голубчик, пятнадцать суток в камере с бомжами спать будет. Его потом ни одна больничка лечить не возьмется. Уж мы постараемся...

Массивные двери красного дерева открылись, и все гуськом потянулись в губернаторский кабинет.

Места за столом имели определенную систему. Ближний состав и за столом был ближним, чем дальше от губернаторского кресла, тем дальше от медведевского расположения или значимости направления. Традиционно последние места занимали начальники от спорта и молодежи.

За несколько минут до совещания, когда чиновники уже начали рассаживаться в кабинете губернатора по привычным местам, из комнаты отдыха вышел Бунич и уверенно занял ближайшее к губернаторскому место справа, напротив уже усевшейся на свой стул Карпович. Он посмотрел на нее долгим взглядом и кивнул. Олеся наклонила голову.

Рыльская только вошла в кабинет и разговаривала с Вишневским, когда все произошло. Увидев свое место занятым, она оборвала свою речь на полуслове и в растерянности посмотрела по сторонам. Все рассаживались согласно рангу и не спешили на помощь. Грудь Рыльской вздымалась, она шумно задышала. На помощь пришел референт губернатора. Он кинулся в приемную и оттуда принес стул, который втиснул между Буничем и областным прокурором. Как только Татьяна Сергеевна плюхнулась на место, в кабинет вошла Медведева.

Она уселась на свое кресло и изобразила радушную улыбку.

- Представляю вам, коллеги, Михаила Петровича Бунича. Он новый куратор нашего региона из Москвы. Прошу отнестись к его вопросам, просьбам и рекомендациям серьезно. Мы работаем в команде.

Скрябина с опаской смотрела на Бунича. Она в волнении вспоминала все произнесенные ей слова и думала, насколько они ей могут повредить в дальнейшем. Потом Ирина перевела взгляд на Рыльскую. На скулах у нее алели два пятна, а грудь стала малиновой. Медведева же была чересчур в благодушном настроении. Крики и обвинения не сотрясали кабинет, и даже мямленье исполняющего обязанности директора департамента ЖКХ осталось без саркастических реплик. Алевтина Георгиевна сидела прямо и на всех смотрела с отеческой теплотой. Такая метаморфоза породила в собравшихся неприятное ощущение затишья перед бурей. В кабинете повис запах страха: липкого пота, несвежего дыхания и грязных носков. День был жарким, поэтому все окна были закрыты и включен кондиционер. Наглухо задраенный, охраняемый постом полиции на входе серпентарий единомышленников во враждебном им реальном мире.

И вот задвигались стулья, чиновники подняли свои увесистые зады от кожаной обивки стульев. Бунич наклонился над Медведевой, и Алевтина Георгиевна, кивнув ему, громко объявила:

- СМИ и Татьяну Сергеевну прошу задержаться. Есть разговор.

Рыльская возмущенно засопела, но промолчала, уселась на освободившееся место Карпович напротив Бунича и открыла тетрадь в кожаном переплете.

Ирина интуитивно выбрала стул на стороне московского гостя, Вишневский и новый редактор губернаторского интернет-портала сели недалеко от Рыльской. Молодой директор областного телеканала сначала дернулся к Рыльской, а потом с вызовом уселся рядом со Скрябиной.

Повисло молчание. Бунич бесцеремонно оглядел каждого, не сделал даже попытки изобразить расположение и произнес:

- Работать будем вместе. Для меня важен результат. Сладкие сопли оставьте в прошлом. Говорить о том, как все хорошо, когда всем известно, что это не так, могут только дебилы. Больше общения с народом, больше опросов и прямых линий. Все должны подумать, что их слышат и помогут, что недостатков много, но над их устранением работают.

Ирина боялась громко дышать. Вишневский напрягся и еще больше стал походить на карикатурного аристократа, новый редактор губернаторского интернет-портала дернулся, как будто в него ткнули сигаретой. У телевизионщика начался кашель. Рыльская не поднимала взгляда от стола. Скрябина увидела, что у нее дергается левое веко и пульсирует вена на виске. Как и тогда на празднике, Ирина почувствовала, как он нового куратора исходит какая-то демоническая сила, которая мешает не только противостоять ему, но и оценить адекватно.

Затем Бунич поднялся.

- Все свободны.

Он остановился у губернаторского стола. Ирина поспешила побыстрее покинуть кабинет. За ней потянулись остальные. В коридоре никто не сделал попытки обсудить произошедшее. Расходились в молчании и со скорбными лицами, как при покойнике.

Скрябина решила перевести дух в кофейне, где увидела свою хорошую знакомую. Та откусывала от эклера с одной стороны, а потом быстро пыталась языком поймать крем, вылезающий с противоположного конца пирожного.

- Ты же вроде бы на вечной диете, - съязвила Скрябина, усаживаясь рядом.

- Злая ты. Может, я так стресс заедаю, - улыбнулась знакомая. - Видела нового куратора? Жесткий, как кирзовый сапог. Да что с него взять - бывший военный.

Она наклонилась к Ирине и тише произнесла.

- Сейчас куда ни плюнь, или бывший военный, или бывший кагэбэшник, то есть фээсбэшник. Кстати, на Дне области ты же с ним стояла, когда я к тебе направилась. Ты уже все знала? - подруга исподлобья посмотрела на Скрябину и надула губы.

- Ничего я не знала, - Ирина скорчила гримасу. - Подошла к нему предложить купить подписку на газету. Так и познакомились.

- А дальше?

- Дальше он предложил продолжить знакомство. А я сказала, что больше интересуюсь женщинами в личной жизни.

У подруги от удивления расширились глаза. Она уронила ложку на блюдце.

- Ты что, с ума сошла? Зачем?

Ирина медленно размешивала сахар в кофе.

- А что я ему должна была сказать? Что я по щелчку пальцев не прыгаю в постель? Все это сложно и непонятно для таких мужчин. Сказала, как сказала. А вообще ты права. Надо просто было его послать подальше. А я все боюсь кого-то обидеть. Вот и выкручиваюсь.

Подруга изобразила смешок и взялась за чашку кофе.

- Не особо удачно. А если он гомофоб и тебя выкинут с работы по статье?

Ирина подняла глаза.

- Я не знала, кто он. И как-то вырвалось. Но мне кажется, за это он мстить не будет.

- А за что будет?

- А вот это большой вопрос.

После администрации Ирина поспешила на работу. В редакции недалеко от охранника расположилась унылая компания, состоящая из сварливой на вид старушки, грузной женщины средних лет и маленького мальчика в замызганной куртке и сандалиях на босу ногу. Женщины переругивались, а мальчишка пытался отодрать плакат, висящий при входе.

Ирина обратилась к посетительницам.

- Следите за ребенком.

Та, что помоложе, схватила мальчика за руку и сильно дернула к себе. А потом отвесила звонкий подзатыльник. Пацаненок клацнул зубами, но ничего не сказал. Сел на стул и стал пятками бить по его ножкам.

Скрябина перегнулась через барьер к охраннику. Сегодня дежурил ее любимый - Мороз Охранович.

- Это к кому?

- К Трифоновой, - прошептал тот. - Она задерживается где-то на встрече.

После конфликта с Рыльской и ухода Высокова Скрябина задумалась о том, что после нее останется, если ее завтра уволят. Как ее вспомнят читатели и сотрудники. И ей очень захотелось увидеть на страницах "Губернаторских вестей" настоящие журналистские неоплаченные материалы. К счастью, есть Суздальцев, Трифонова, Капустина, Полухин. Да и Колпаков с Кармановой могут читательскую слезу выжать душещипательными историями. "Губернаторские вести", как и Высоков на "Фактор-ТВ", взялись за дела житейские.

И вот уже на страницах газеты обосновались непризнанные художники и обиженные учителя, защитники животных и горемычные жители аварийных домов, плачущие погорельцы и многодетные матери с больными детьми. Понятно, что истории не должны были содержать обвинений в адрес структур губернатора и ее ближайшего окружения. Остальных, судя по молчанию Рыльской на подобные публикации, дозволено было умеренно критиковать. А после указаний Бунича получалось, что "Вести" вообще находятся в авангарде новой политики.

Но с каждым днем Ирине все больше казалось, что все идет не так. Часто в процессе работы над темой выяснялось, что потенциальный герой публикации является вовсе не героем, что рассказанные им ужасы в лучшем случае выдумка, а в худшем - оговор. Высоков находил в себе силы дистанцироваться от таких историй в ущерб гонорарам. Журналисты "Губернаторских вестей" - не всегда. Уже потрачено время, редакционные ресурсы, верстальщики ждут "гвоздь номера", подобрана соответствующая карикатура, и отказаться от публикации было бы нерационально. Тексты выходили. Затрагиваемые в них лица устраивали Ирине истерики. И самое грустное, Скрябина понимала, что их претензии обоснованы. Газетой и журналистом воспользовались в очередной раз. Пусть не за деньги и не политические силы, а бабка в резиновых сапогах с сыном-алкоголиком, но суть та же. Журналистика, как девка на трассе, хочет большой любви, а получает только грубый секс за мятые денежные купюры. Может, трасса не место для поиска нормальных отношений?

- Ирина Петровна, у нас теперь что ни день, то новые посетители. Пока я в отпуске был, что произошло-то?

Ирина многозначительно улыбнулась.

- Мы просто стали писать о людях. Вот они к нам и потянулись... А что не так? Донимают разговорами или хулиганят?

Она заметила, как охранник стал отводить глаза и покачал головой.

- Нет. Все так, - он засмущался и замахал руками. А потом придвинулся к Скрябиной поближе и сказал: - Только, Ирина Петровна, не верю я таким вот людям, не верю.

- Почему?

Мороз Охранович подергал себя за кончик носа и посмотрел редактору прямо в глаза.

- Чтобы жаловаться в губернаторскую газету, для этого ведь тоже наглость нужна.

Ирина ухмыльнулась и направилась к лестнице.

Еще в администрации у Скрябиной начала болеть голова. Сначала слегка ныло в висках, а сейчас боль, как шлемом, обхватила всю голову, стучала в челюсть и отдавала в ушах. Ирине хотелось выпить сразу две таблетки обезболивающего, растянуться на диванчике у себя в кабинете и закрыть глаза. Через стекло двери она заметила, что в приемной толпятся сотрудники и что-то громко обсуждают. Ирина поморщилась и вступила на порог.

Воцарилось молчание.

- Ира, ты чего бледная какая? - Капустина посмотрела на нее внимательно. - Уже все знаешь?

Скрябина попыталась улыбнуться.

- Голова болит. А так все нормально. Что я должна знать? Меня уволили?

Светочка выскочила из своего закутка.

- Что вы такое говорите, Ирина Петровна!

Суздальцев достал сигарету, неторопливо закурил, несмотря на удивленные взгляды вокруг.

- Филатов повесился. Или повесили.

У Ирины подкосились ноги. Она схватилась за секретарский стол.

- Когда?

- Эксперты говорят, часов в одиннадцать утра.

Скрябина с ужасом переводила взгляд с одного лица на другое.

Филатова она не видела со времени поездки к нему в загородный дом. После интервью о Семене Семеновиче Битове в "Российской газете" она позвонила ему и еще раз сказала спасибо за деньги на публикацию. А когда Битов встал на сторону Глазьева и сам стал уговаривать художников переехать из исторического центра в новостройку в бывшей деревне на окраине города, Ирине не захотелось подтверждать бывшему патрону его прозорливость и говорить о выброшенных на ветер тысячах. И вот теперь оказалось, что больше она никогда не сможет с ним посоветоваться и попросить о помощи...

- Что там произошло?

Капустина тоже закурила, несмотря на возмущенный писк Светочки, и, пуская дым в сторону открытого окна, начала рассказывать.

- Неделю назад отправил жену и семью сына за границу. Как ты знаешь, их тоже начали таскать на следствие и грозить тюрьмой. Сам он не мог никуда уехать, связанный подпиской о невыезде, все счета в России арестованы, деньги снять не мог, из прежнего круга с ним никто не встречался - боялись последствий. Якобы всю неделю не выезжал с дачи. Вчера все время жег бумаги в камине. Архивы, наверное. Это мне один знакомый следак сказал. Сегодня утром поехал на машине в свою контору. Всех распустил. Закрылся в кабинете и...

- А что же его так быстро нашли? Если он всех распустил?

- Охранник пошел что-то узнавать. Дверь закрыта. Стал стучаться и послышался ему какой-то хрип. Тот испугался, что шефу плохо с сердцем, стал дверь взламывать. А ее, как понимаешь, просто так не вышибешь. Пока позвал на помощь, пока вскрыли, все уже было кончено.

Ирина не заметила, как по щекам потекли слезы. Тушь стала щипать глаза, и она платком стала тереть веки, становясь похожей на филина с черными кругами вокруг глаз.

- Почему так получилось? - выговорила Скрябина с трудом.

- Воровать нужно было меньше. Собаке собачья смерть.

Ирина вздрогнула, повернулась и увидела ухмылку на лице Метелиной. Не отдавая себе отчета в действиях, Скрябина размахнулась и со всей силы ударила Метлу по щеке. У той из рук выпали зажигалка и пачка сигарет, голова дернулась, и на месте удара побелело пятно в форме ладони. Ирина хотела вцепиться Евгении в волосы, повалить ее на пол и бить ее ногами, пока вместо мерзкой усмешки не появится кровавое месиво. Но Капустина схватила ее за руки и оттащила к окну. Суздальцев встал между женщинами.

- Я тебя засужу. Я сейчас полицию вызову, - завизжала Метелина.

- Вызывай, пока я тебя с лестницы не спустила, - вырываясь из рук Светланы, зло сказала Скрябина.

Метелина бросилась к настенному зеркалу и стала рассматривать отпечаток на щеке. Она пританцовывала от злобы и, не находя слов, шипела, как закипающий чайник.

- Успокойтесь обе, - крикнул Суздальцев. - Никто никого не будет вызывать. Ничего не было. Просто дружеская перепалка.

Метелина начала водить пальцем перед лицом Евгения.

- Ты мне, защитник, не указ. Она меня ударила. Все пойдете свидетелями. Все! - кричала она, прыгая от одного к другому. Затем достала телефон и стала тыкать на клавиши.

Капустина усадила Ирину на стул и всунула в ее руку стакан с водой, предусмотрительно поданный Светочкой.

- Можешь, конечно, кого угодно вызывать. Только я лично ничего, кроме словесной перепалки, не видела.

Светлана посмотрела в глаза Метелиной и усмехнулась.

- Я тоже ничего не видела. Я зажмурилась, -- Светочка смотрела на всех широко открытыми глазами.

Остальные отвели взгляд и отступили от Метлы.

- Не будь дурой. Свидетелей у тебя не будет. Иди работать, - Суздальцев посмотрел прямо в глаза Метелиной.

Та зло обвела глазами присутствующих, потом открыла дверь и, обернувшись, изо всех сил плюнула в сторону Скрябиной. Плевок не долетел до цели и шмякнулся около секретарского стола.

Евгения хлопнула дверью и стала спускаться по лестнице. Стеклянные вставки в двери жалобно звенели в такт ее тяжелым шагам.

VI

Ирина всегда любила утро. Осенний прохладный воздух с горчинкой от сжигаемой опавшей листвы, теплый солнечный свет, синее небо, горящие от солнца купола и кресты на церквях, багровая листва на кленах дарили ей настроение восторженности и единения со Вселенной. Но не сегодня.

Спешно приехавшая из-за границы жена Филатова была не способна организовать похороны. Она была настолько раздавлена горем, что могла только бесцельно бродить по дому в ночной сорочке и плакать, натыкаясь то на одну, то на другую вещь мужа. Ее с трудом уговорили переодеться и причесаться, отправляясь на похороны, напомнили, что Андрею Николаевичу нравилось, чтобы она была со вкусом одета.

Сын Филатова остался за пределами страны. Он порывался в первый же день приехать вместе с матерью, но доброжелатели, близкие к прокуратуре, посоветовали не искушать губернатора и людей в погонах.

Похоронами занялись оставшиеся друзья Филатова. Скинулись всем миром, чтобы проводить в последний путь человека, который в 90-е спас несколько предприятий, не гнулся под обстоятельствами и всегда говорил, что думает. Другой задачей было не доставить Медведевой и ее присным удовольствия от того, что ее недруга закопают, как бомжа или собаку.

Прощание назначили на 7 утра. Конечно, никто не ждал, что отдать последние почести поспешат работяги с завода, которые торопятся на смену. Просто было понятно, что многим "друзьям" Филатова легче попрощаться без особой шумихи, когда меньше любопытных. Тем не менее к началу церемонии приехали и рядовые работники, которых он спас от голода в перестроечные годы, и те, кто у него работал в последнее время. В скорбной колонне друг за другом шли мужики в видавших виды куртках за полторы тысячи рублей, офисные дивы с ярким маникюром, полные женщины из подшефных филатовским компаниям детсадов и школ, отставные военные и силовики, а также лощеные господа в очках стоимостью, сопоставимой с ценой капитального ремонта в многоквартирном доме. Скрябина заметила, как, ежась от обилия народа, в зал прошмыгнул один из нынешних вице-губернаторов, обязанный своей карьерой именно Филатову. Со скорбным видом он пожал руку совершенно апатичной от большого количества впихнутых в нее транквилизаторов вдове и поспешил к личной машине. По пути он подал руку организаторам церемонии прощания. Ближайший - высокий, шкафообразный, со сломанными ушами - отступил на шаг. Второй - помельче, худой, с длинными ухоженными волосами - дернулся, чтобы подать руку, и получил удар по лодыжке от подельника. Рука вице-губернатора повисла в пустоте. Он пожал плечами и побыстрее уселся в кожаное чрево своего дорогого американского автомобиля.

- Вот упырь, - донеслось до Ирины.

Вопрос, идти или не идти на прощание, перед Скрябиной не стоял. Даже если бы Рыльская назначила на утро совещание, то она пропустила бы его без угрызений совести. Перед лицом смерти суета и прыжки, которые сейчас называются карьерой, показались ей слишком мелкими.

После прощания она направилась на выход и заметила Бунича, входящего в ритуальный зал с большим букетом белых роз. Он передал цветы помощникам, подержался за ботинок покойника и несколько минут что-то говорил вдове, поддерживаемой с обеих сторон дальними родственниками.

Ирина икнула от неожиданности. Сердце ее застучало в ушах тяжелым молотом. Спокойно, но достаточно быстро она постаралась покинуть территорию похоронного дома. Скрябина не боялась разноса за то, что пришла на церемонию, но и не хотела встречаться с новым куратором один на один. Спряталась за углом и дождалась, когда машина Бунича скрылась за поворотом, а потом направилась в редакцию.

Скрябина медленно шла от похоронного дома. Она не вызывала водителя, предпочтя пешком добраться до работы. Надо было о многом подумать.

Напротив редакции находилась школа. Самая обычная, без притязаний на элитность. Ирина уселась на лавочку и стала наблюдать, как школьники спешат на занятия. Отглаженных и отутюженных первоклассников в новой форме вели за руку родители или бабушки. Вчерашние детсадовцы смотрели испуганными глазами вокруг и крепко держались за родную руку. Чем выше класс обучения, тем более свободным было поведение детей и разнообразней подход к одежде. Обязательная форма соседствовала то с чулками в сеточку и туфлями на шпильках, то с кроссовками или высокими ботинками у девчонок, а мальчишки вольно трактовали форменный подход, надевая под школьный пиджак футболку с принтом "Майнкрафт" или сочетая его с рваными джинсами. При подходе к школе старшеклассники выбрасывали бычки от сигарет в траву у ближайшего дома, прятали вейпы в рюкзаки и, не торопясь, несмотря на прозвеневший звонок, шли учиться доброму и светлому.

Стало спокойнее. Вдруг кто-то уселся рядом с Ириной. Она быстро обернулась и увидела Высокова.

- Ты чего здесь делаешь? Из "Фактор-ТВ" тебя выгнали, и ты пришел снова проситься ко мне на работу? - Скрябина улыбнулась.

- Не угадала. Мне Суздальцев обещал кое-какую информацию разузнать. По телефону не хотелось говорить. Вот я и приехал. А ты почему здесь время коротаешь?

- Так просто. Сейчас пойду. Хотелось после похоронного дома прийти в себя.

Высоков удивленно поднял брови.

- Зачем ты туда ходила? Человек слишком хорошо жил, поэтому плохо закончил. Вот и все. Ты тут причем?

Ирина не ожидала увидеть сторонника Метелиной в близком человеке. Она покраснела от возмущения.

- Ты что такое говоришь? Его затравили. Он был хорошим мужиком, который много сделал для людей.

- Что именно? Приватизировал пару заводов за копейки? В девяностые вывозил непослушных людей в лес и заставлял копать себе могилу?

- Он никого не убивал. Время было такое.

- За это время он стал одним из самых богатых людей в области. Покупал рестораны и гостиницы, коллекционировал дорогие мотоциклы и вино меньше чем за тысячу долларов к губам не подносил...

- Он многим помог. Всегда людей считал за людей, а не за быдло. Его предприятия платили людям нормальную зарплату, а сейчас не понятно, что будет. Знаешь, сколько работяг было на прощании?

Высоков снисходительно улыбнулся.

- Думаю, много. "Вот приедет барин, барин нас рассудит". А тут барин сменился. Страшно.

- А что ты сделал для людей? Кому ты помог по-настоящему? - Ирина вскочила со скамейки. - Для тебя несправедливость, когда учительнице премию не заплатят, а когда у состоятельных людей отнимают собственность, бизнес, жизнь - это для тебя повод для насмешки. Ты просто им завидуешь.

Алексей медленно поднялся и встал напротив Скрябиной.

- Учительница для меня важнее, чем толстосумы, которым лучше смерть, чем жизнь на небольшие, по их мнению, деньги. И я не завидую. Мне надоела позиция, что есть элита, а есть навоз - работяги, люмпены, быдло... Это такие же люди, и почему они должны жить хуже, чем тот, кто удачно родился в богатой семье или в нужное время был комсомольским вожаком в обкоме или горкоме. Почему к ним ты не идешь на похороны? Они ничуть не меньше достойны уважения.

Ирина отступила от Высокова на шаг. Ей очень хотелось закричать, но вокруг были люди, и она начала говорить сквозь зубы, присвистывая и захлебываясь слюной от злобы.

- А ты, оказывается, у нас Робин Гуд, Уленшпигель местного разлива. Только чем ты отличаешься от тех, для кого живущие за МКАДом - нелюди и плебеи, кто признает только тех, у кого счет с шестизначной суммой денег в долларах, евро или фунтах, кто готов часами стоять в пробке, только бы не столкнуться с "плебеями" в автобусе и метро? Они так же, как и ты, любят избранный круг людей. Для них существует один круг, для тебя - другой. Но, по сути, все вы человеконенавистники, страдающие от своих комплексов.

Молодая мамаша катила коляску по дорожке и заметила двух людей среднего возраста, выясняющих отношения. Раскрасневшаяся тетка с заплаканными глазами и стиснутыми кулаками что-то пыталась доказать высокому мужчине, спокойному и слегка надменному. Юная мама улыбнулась и решила, что дело, конечно, в любви, хотя и не стоит в таком возрасте выяснять отношения на улице.

Скрябина заметила заинтересованный взгляд, подвинулась к Высокову ближе и зашипела в самое ухо.

- А люди разные. Везде есть хорошие и плохие. Среди врачей, бизнесменов, учителей и бомжей. Ненавидимый тобой владелец яхты может быть хорошим человеком, а обожаемая учительница - стервой, издевающейся над учениками, близкими и даже соседями. И если так называемое правосудие беспредельничает с людьми состоятельными, то на что может рассчитывать слесарь на умирающем заводе? Вот в чем ужас. Неужели ты не понимаешь?

Ирине хотелось схватить его за грудки, встряхнуть, выбивая чепуху из его головы. Алексей молчал и смотрел на что-то за ее спиной. Скрябина махнула рукой и пошла к редакции.

Ближе к вечеру в редакции появилась секретарь Рыльской. Не утруждаясь объяснениями о цели своего визита перед Светочкой, девушка в кожаной плотно облегающей короткой юбке и декольтированной блузке вошла в кабинет редактора и положила перед Ириной конверт.

- Здравствуйте. Это вам от Татьяны Сергеевны.

У Скрябиной защемило сердце. Она, сдерживая дрожь, открыла конверт и увидела в нем пятитысячные купюры.

- Это за работу на выборах, - по-хозяйски расположившись на стуле, пояснила секретарь. - Распишитесь в приходном ордере.

И девушка протянула Ирине распечатанную бумагу.

После ее ухода Скрябина вышла на балкон и долго смотрела на возвышающуюся неподалеку школу. Младшеклассники уже давно отправились по домам, и теперь на свободу потянулись подростки постарше. Выходя за школьный забор, они начинали громче смеяться, доставали из рюкзаков пачки сигарет и выглядели как освободившиеся преступники, покидающие тюрьму после долгого заключения.

Ирина задумалась и набрала номер.

- Ты давно меня на поход по магазинам соблазняла. Если есть время, давай отшопимся сегодня всласть. Есть повод.

В половине седьмого Скрябина перешагнула порог областной администрации. Мимо нее пробежала стайка молоденьких и смазливых девушек в облегающих нарядах с ярким макияжем. Паспортов они охраннику не представляли и только прощебетали свои имена и фамилии, который толстый охранник сверил со списком, лежащим в красной папке.

В лифте, не стесняясь Ирины, они начали, глядя в зеркальные стенки, поправлять прически и устраивать поудобнее груди в кружевных бюстгальтерах.

- Интересно, как сегодня распределение будет? - не отрывая взгляда от зеркала, сказала высокая блондинка с кудряшками, видимо, продолжая давно начатый разговор.

Товарки толкнули ее и кивнули на Ирину. Девица повернулась и посмотрела на Скрябину томным взглядом, потом достала из сумочки освежитель для рта и демонстративно попрыскала себе на язык.

Лифт остановился. Ирина вышла, а посетительницы поехали дальше.

- Что это у вас за шмары по вечерам приезжают наверх? - были первые слова раздраженной Скрябиной, когда она вошла в кабинет своей приятельницы.

- Ты о ком? - хозяйка кабинета сидела за рабочим столом и быстро что-то печатала на компьютере.

- О девицах декольтированного типа.

Приятельница подняла указательный палец в предостерегающем жесте и продолжила работу. Через десять минут она закончила стучать по клавиатуре и повернулась к Ирине.

- Извини. Надо было срочно отчет доделать. Зато теперь с чувством выполненного долга я могу пойти по магазинам. А девицы эти из эскорта сопровождения важных лиц. Его держит одна ушлая дама под прикрытием модельного агентства. После приезда Бунича они стали постоянными посетительницами кабинетов на верхних этажах.

- Их что, по Интернету нашли?

Приятельница постучала пальцем себе по лбу.

- При чем тут Интернет. Наш мэр не первый раз организовывает такого рода развлечения. Теперь они с Буничем почти каждый день вместе.

- И Медведева молчит?

- А что ей остается делать? В других областях и не такое бывает. И это при том, что на публике все глотку рвут за традиционные семейные ценности, любовь, верность и прочие скрепы.

- Ничего нового. Есть ценности для внешнего и внутреннего пользования, - Ирина налила себе воды из фильтра и стала пить мелкими глотками. - Хотя я была уверена, что такие подходы канули в 90-е.

Подруга ухмыльнулась.

- Не знаешь ты, как тяжело ежедневно о народе заботиться. Без снятия стресса не обойтись. Вот ты - дурочка. Не стала бы говорить Буничу всякие глупости, была бы в шоколаде. Может, Рыльскую бы уволили, и тебя на ее место поставили...

- Это вряд ли.

- Не знаю. Но не удивлюсь, что вскоре кого-то из этих девочек мы будем по имени-отчеству величать и речи им писать. Расплачиваться за услуги можно не только деньгами...

V

По утрам в редакции "Фактор-ТВ" было пусто. Обычно все подтягивались часам к одиннадцати, чтобы начать стучать по клавишам, материться по телефону, пить растворимый кофе, прибегать в поту с задания, бросаться к компьютеру писать гениальные тексты, периодически крича сослуживцам:

- Да заткнитесь вы. Дайте поработать. Идите на кухню болтать...

А пока было тихо. Высоков стоял около сканера и одну за другой закладывал в него бумаги из пакета с изображением девицы во фривольной позе. После того как все документы были переведены в электронный вид, Алексей достал из рюкзака прозрачный файл с накладными, черно-белыми фотографиями и школьной тетрадью в клетку. Тетрадь была заполнена заметками, написанными неразборчивыми каракулями то ли ребенка, то ли пожилого человека. Все добро Высоков тоже начал сохранять в памяти компьютера. Он не заметил, как за спиной у него оказался Соколов. Андрей начал рассматривать фотографии и накладные.

- Это что?

Алексей забрал документы и начал все складывать в рюкзак.

- Расследование одно. Думаю, тебе понравится. Но сейчас не хочу об этом говорить. Вдруг не получится.

Глаза Соколова загорелись любопытством, но он постарался его скрыть. Зевнул и направился на свое место.

- Ты не обижайся, - Высокову стало неловко. - Я должен сначала все проверить.

Андрей не обернулся, только примеряюще махнул рукой.

Через несколько часов, когда в редакции вновь стало тихо после того, как сотрудники появились на рабочих местах и вновь разбежались по заданиям, Соколов заметил, как Высоков, поговорив с кем-то по телефону, пришел в невиданное для него нервное возбуждение, выложил в стол бумаги из рюкзака и выбежал из редакции.

Андрей дождался, когда машина Высокова скроется за углом, и подошел к его рабочему месту. Сначала он нашел пакет с бумагами, посмотрел на содержимое и присвистнул. Потом начал смотреть содержимое компьютера, нашел искомое и, стараясь действовать быстро, стал копировать все на свой внешний диск памяти.

- Что же ты, Леха, такую бомбу держишь и никому не показываешь?..

Высоков подъехал к дому, который в эпоху перестройки был самым что ни на есть элитным. Четерехэтажка с эркерами и мансардным этажом казалась верхом буржуазного шика в эпоху малиновых пиджаков и золотых цепей. Сейчас здание несколько обветшало, но не утратило своего лоска.

Алексей приткнул свою машину около большой, заросшей бурьяном клумбы и направился к третьему подъезду, набрал на домофоне цифру "30". Один, второй, третий гудок. Высоков уже решил уходить, когда раздался хриплый голос.

- Кто?

- Это из редакции. Мы с вами договаривались о встрече.

- А-а-а. Входите.

Дверь щелкнула, и Алексей вошел в подъезд, поднялся на второй этаж и оказался перед толстым мужиком в очень грязной майке и засаленных спортивных штанах. Левая рука у него неестественно висела вдоль тела, левый уголок рта был значительно ниже правого. В нем скапливалась слюна, и мужик вытирал ее правой ладонью.

- Входи, репортер, - хозяин прошел в глубь квартиры, пропуская Алексея.

Высокова нельзя была назвать чистюлей, но такого беспорядка он не видел давно. Когда-то дорогой и, вероятно, пушистый ковер превратился в грязную тряпку с вытертым ворсом и втоптанным мусором. Паркетный пол скрипел, потерял свой блеск и нуждался уже не в ремонте, а замене. Обои около спинок диванов лоснились. Занавески на окнах даже на первый взгляд выглядели старыми и грязными.

Мужик плюхнулся на диван, заняв больше половины.

- Света!

На крик появилась немолодая женщина с расплывшейся фигурой в замызганном махровом халате и принесла Высокову деревянный стул с высокой резной спинкой. Алексея поразило, что у нее тоже было перекошено лицо. Только вниз стремилась правая часть лица. Уголок глаза обнажил внутреннюю красную часть нижнего века, от чего лицо казалось еще более неприятным. С трудом ему удалось отвести от него глаза. Хозяйка недобро взглянула на Колосова и ушла. Послышался грохот тарелок и звук детского голоса.

- Значит, вы ищете компромат на Колосова? - мужик наклонился к Алексею. Его живот лег на колени.

- Сейчас я собираю информацию. Встречаюсь с людьми, кто его знал раньше. Узнаю, чем он сегодня занимается, - Высоков хотел быть убедительным.

- На кого вы работаете? На конкурентов? - хозяин квартиры откинулся на спинку дивана и сложил руки на груди. Это далось ему не просто. Левая рука почти не двигалась.

- Я журналист. Тружусь на "Фактор-ТВ". Нам интересны такие люди. Он же в последнее время круто пошел в гору?

- Он уже двадцать лет идет в гору, падла. Тех, кто знал его раньше, почти не осталось: кто на кладбище, а кто, как я, стал инвалидом. Что ты, думаешь, со мной произошло?

Алексей пожал плечами.

- Инсульт?

- Да. В отличие от других, Колос не мог меня просто выставить за дверь. Я слишком много знаю о вечеринках в лесу, с которых возвращались не все, о машинах с перебитыми номерами, о цинковых гробах с пулеметами вместо трупов. Продолжать долго. Он устроил меня охранником к себе. Ешь, сиди в кресле и ничего не делай, только деньги получай. А потом меня разбил инсульт. И я стал никому не нужен. Хорошо, что жена меня вытащила. Говорят, что снаряд в одну воронку не падает. Брехня! Не успел я научиться вставать с ходунками, чтобы до сортира добраться, как Светка тоже в реанимации оказалась. Но выкарабкалась! Нас просто так не растопчешь! - мужик начал трясти кулаками. Слюна из уголка рта покатилась по подбородку и стала капать на майку. - А теперь мы нищие, а эта сволочь в шоколаде! Сейчас я ему дерьма в его шоколад-то накладу. Записывай, журналист. Что ты хочешь узнать?

Высоков включил диктофон и начал задавать вопросы.

Спустя час, когда мужик стал перескакивать с одного на другое и повторяться, Алексей начал прощаться. Хозяину было тяжело встать. Рот приоткрылся, руки бессильно упали на сиденье.

- Я устал. Света! - попытался закричать он.

Высоков нашел хозяйку на кухне. Она что-то готовила в грязной закопченной кастрюле. Зыркнув на посетителя, она взяла из шкафа несколько пузырьков, налила в кружку воды и поспешила к мужу. За столом остался сидеть молодой человек лет двадцати в трусах и толстовке с капюшоном. Алексей с удивлением заметил, что юноша отгадывает кроссворд для детей. Записав в клеточки слово, он поднял глаза на Высокова.

- Вы в институте учились? - голос у него оказался совсем детским, как у девятилетнего мальчишки.

-- Учился.

- И закончили? - взрослый мальчик наклонил голову сначала в одну, потом - в другую сторону.

- Я закончил журналистский факультет в Москве.

-- А я экономический. Только меня на работу не берут. Вы мне не поможете, а то очень сложно коробки в магазине таскать. Они тяжелые! - и мальчик показал свои руки все в мозолях.

- Я попробую, - Высоков понимал, что никаким экономическим факультетом тут и не пахнет, но не знал, как отказаться, чтобы не обидеть большого ребенка.

По счастью, вернулась хозяйка и буквально вытолкала Алексея за дверь. Он только успел спросить о здоровье мужа, все ли нормально?

- Спит, - ответила она, захлопывая дверь и чуть было не прищемив ему руку.

Высоков сел в машину и несколько минут размышлял об информации, которую получил. Уже включив зажигание, он заметил, что кто-то стареется привлечь его внимание в окне. Отодвинув грязную занавеску, беспорядочно махал руками сын сегодняшнего собеседника. На лице его был испуг, капюшон свалился с головы и обнажил лысый, непропорционально большой череп. Алексею стало тошно, и он поспешил уехать со двора.

VI

Скрябина раскраснелась от быстрой ходьбы, рубашка прилипла к спине. В кои-то веки она решила посмотреть на большом экране что-то стоящее, но провозилась с корректурой и версткой, так что приходится почти бежать.

В конференц-зале главного корпуса университета показывали авторское кино. Когда-то под сенью вуза существовал киноклуб, основатели которого старались привить хороший вкус не только студентам, но и всем желающим. Он без проблем проработал двадцать пять лет и негласно считался клубом шестидесятников, собранием интеллигенции того периода. Но в последние два года многое изменилось: слишком часто туда стали заявляться проверки то из управления образования города, то из ректората. Контролеры мягко выговаривали руководителям киноклуба о неправильном подборе фильмов. Случались и отмены сеансов. В "Ангелах революции" нашли моменты, неприемлемые для местной молодежи, звягинцеввский "Левиофан" прервали после десяти минут просмотра из-за внезапных перебоев с электричеством. Тем ценнее был нынешний показ. А Ирина опаздывала. Она рывком открыла дверь и застучала каблуками по плиткам пола. Обычно сеансы проходили в актовом зале, поэтому Скрябина поспешила в аудиторию рядом со студенческой столовой, тихо открыла дверь, села на свободное место и выдохнула от облегчения. В зале горел свет и на сцене выступал какой-то молодой человек в синем с искрой костюме.

"Искусствовед, что ли?" - пронеслась мысль у Ирины. Потом она заметила, что в зале одни студенты, и удивилась, что нет обычных поклонников киноклуба.

- Еще раз повторю: одеваетесь скромно, садитесь в автобус. Вас везут на несколько точек. На каждой подходите к членам комиссии, отдаете свой паспорт, берете бюллетень, заходите в кабинку для голосования, ставите галочку, где надо, и опускаете бюллетень вместе с пачкой других в урну. Смотрите, чтобы пачка не была растрепанной, не привлекайте внимание. Урну, когда голосуете, закрываете собой, - закончил свою речь оратор. - А теперь вопросы.

Тут до Скрябиной наконец-то дошло, что к фильму это действо не имеет никакого отношения. Студентов готовят к работе на выборах, которые состоятся уже на этой неделе.

- Деньги получите после всех точек. Да, вас покормят, голодными не останетесь, -- отвечал инструктор на задаваемые из первых рядов вопросы.

Ирина заметила, как к ней с недовольным лицом направляется ректор университета.

- Ирина Петровна, что вы здесь делаете? - раздвинув губы в улыбке, спросил он.

- Я на заседание киноклуба пришла. Он обычно здесь проходил, - Ирина старалась придать лицу доброжелательное и глуповатое выражение.

- Перенесли в конференц-зал. Он меньше и уютнее, - ректор уже взял вещи Скрябиной и теперь потянул ее за руку, стараясь побыстрее увести. - Я вас провожу. А то опять заблудитесь.

В конференц-зале показ кинокартины был уже в самом разгаре. Ирина расположилась в свободном кресле, стала смотреть на экран, но не могла сосредоточиться на просмотре. Она вновь и вновь мысленно возвращалась к событиям в актовом зале.

Ирина закрыла глаза, обняла подушку одной рукой, а другую положила под щеку. Между глазными яблоками и веком стали вспыхивать молнии и яркие пятна. Сначала она стала смотреть на них, пытаясь уснуть, но очень быстро мысли опять обратились к работе. И так было всегда в последнее время вне зависимости от того, рано или поздно она ложилась. Уснуть удавалось только ближе часам к трем, когда до звонка будильника оставалось несколько часов. А сегодня отключиться мешали и картинки из университета. За кого были призваны голосовать студенты, сомнений не возникало. Ирину раздирало любопытство: намечающаяся афера с голосованием была вызвана пессимистическим прогнозом или все делалось для подстраховки? Ей очень хотелось позвонить Высокову, но она отмела эту идею. Даже сейчас, с закрытыми глазами, губы у нее сложились в презрительную гримасу, когда она вспомнила разговор после похорон Филатова.

Неожиданно раздался звонок в домофон. Ирина вздрогнула и посмотрела на часы. Половина первого. Ночные визиты никогда не сулят ничего хорошего. Может, ошиблись? Но звонок повторился еще и еще раз. Она побежала к двери. Данил спал, компьютер работал, на экране шла какая-то игра. Ирина закрыла комнату сына и схватила трубку домофона.

- Вам кого?

- Открывай, подруга.

Скрябина услышала голос своей приятельницы из администрации. Она впустила ее в подъезд и вышла к лифту встречать ночную визитершу.

Двери открылись, из кабины буквально вывалилась ее давняя знакомая. Длинные волосы закрывали лицо, колготки были разорваны, юбка в грязи. Похоже, она несколько раз падала по пути к ней. Ирина втащила ее в квартиру и опустила на пол.

- Я приехала набить тебе морду, - с трудом проговорила гостья, и тут ее начало тошнить.

Хозяйка метнулась в ванную, принесла тазик и стала держать голову подруги, отводя волосы от лица. В квартире запахло рвотными массами. Когда приступ закончился, Скрябина раздела несчастную пьянчугу, с трудом втащила в ванну, включила слегка теплую воду и начала мыть. Струйки воды скатывались по спине с веснушками и падали в ванную, омывая округлые ягодицы. Ирина осторожно прошлась губкой по начавшей терять упругость груди, тонким рукам и еще не дряхлым подмышкам, смыла грязь и запекшуюся кровь с коленок. Потом начала мыть голову.

- Так зачем дело встало? - спросила она, вытирая полотенцем волосы приятельницы.

После рвоты и душа той стало легче, и она смогла, пусть и с трудом, вылезти самостоятельно из ванны и сесть на ее бортик.

- Ты мне всю жизнь сломала.

Ирина дернулась, но продолжила вытирать гостью. Затем помогла надеть той ночную рубашку и довела до своей кровати, потом растворила в воде аспирин и вручила стакан страдалице.

- Что случилось?

Ответом ей был стук зубов о стекло. Когда вода была выпита, подруга залезла под одеяло и укрылась с головой. Скрябина подождала несколько минут, а потом пошла на балкон за раскладушкой, которую расположила в метре от своей ночной гостьи. И вот когда она уже начала погружаться в сон, с кровати донесся глухой голос.

-- Сегодня арестовали моего Федю.

- А он кто? - стараясь говорить мягко, спросила Ирина.

- Директор бывшего колхоза "Буревестник".

Возникла пауза. Скрябина ждала продолжения.

- Он просто не понимает, как можно жить, не принося пользу. Имел свой автосалон. Казалось бы, стриги бабло и радуйся. Нет. Ему надо поднимать сельское хозяйство. Этот колхоз для него родной, в нем работали бабушка с дедушкой, когда-то председателем был его дядя. Вот он и стал его возрождать. Дурачок мой.

В голосе подруги не было раздражения, только печаль и нежность.

- Только не нужно это никому. Комбинатам легче продукцию из порошка гнать, это выгоднее. Зачем им тратиться на настоящее качественное молоко. Мужики лучше охранниками поедут в город работать, чем трактористами. И через три года такой работы они из людей превращаются в биомассу, которая не хочет работать и что-то созидать, только потреблять. Бабы при встрече будут в пояс кланяться и называть благодетелем, а за глаза как только не обзовут за то, что требуешь с них работу, а не видимость.

Подруга отбросила одеяло с головы и заговорила со знанием дела.

- А что особого с них спрашивают? Аппараты доильные и коров держать в чистоте, вымя им мыть и самой мыться. А то своих животных готовы под хвостом поцеловать, а на работе буренка будет заболевать, так они и ухом не поведут, сделают вид, что не заметят. Не моя, видите ли, забота. А трактористы? Дизель продадут на сторону, деньги пропьют, работать надо, а они пьяные под забором валяются...

Гостья в негодовании брыкнула ногой под одеялом.

Наступила тишина. За окном послышался женский визг и пьяные мужские голоса.

- А я что не так сделала? - как можно осторожнее спросила Ирина.

Подруга вздохнула.

- Стали к Феде подкатывать неприятные морды с предложениями продать "Буревестник". Он не захотел. Мутные какие-то личности. Понятно, что не для развития сельского хозяйства стараются. Они пригрозили: если не сговоримся - лишишься всего. И стали подъезжать к бывшим колхозникам. В свое время паи на землю всем работникам колхоза раздали. Большинству они были не нужны. Вот их Федя и скупил, организовал СПК "Буревестник", начал расширяться, ферму новую выстроил, коров племенных приобрел. Так эти сволочи начали будоражить народ, что вас якобы обманули... Люди завистливые, а если их еще раздразнить, так они любого на вилы поднимут, а особенно того, кого знают с малолетства.

- Я поняла, про какую публикацию у нас ты говоришь, - Скрябина приподнялась на локте. - Какая-то тетка жаловалась, что у нее, потомственной колхозницы, землю отобрали.

С дивана послышалось возмущенное фырканье.

- Бундина это. Никто у нее ничего не отбирал. Продала по нормальной рыночной цене, все прогуляла и еще денег захотела. Дети все в мамашу. Пьют, нигде не работают и ждут, что им блага с неба упадут. Федя всю компанию послал подальше, а эти гады настропалили их обратиться в СМИ. В прокуратуру не было повода. Поэтому выбрали более длинный путь. Запудрили мозги твоей Трифоновой, посоветовали "нужных" экспертов и таких же "пострадавших", вот и готов пасквиль в губернаторской газете. А на основании публикации началась проверка. У нас же любой выезд силовиков должен закончиться или штрафом, или уголовным делом. С паями ничего не вышло, вцепились в государственную поддержку села. А там такие законы, что их невозможно исполнить. По сути, какая разница - ферму он достроил или корма купил? Не в карман же деньги положил. Так нет - преступление! Впаяли нецелевое расходование средств. И теперь сидит Федя в следственном изоляторе, как убийца или вор.

Где-то на улице залаяла собака. В соседней комнате во сне забормотал Данил. Все стихло, и опять стало слышно, как отсчитывают секунды настенные часы.

- Я никогда не думала, что тебя может заинтересовать такой человек, - тихо сказала Ирина.

- "От сохи"? Который встает в четыре часа утра и уезжает в поля следить за севом или жатвой, с ветеринаром помогает корове нормально отелиться, а потом вместе с механиком пытается отремонтировать старый трактор и все подобное?

- А он что, все это делает? Он же директор, собственник, - в голосе Скрябиной послышалось удивление.

- Это тебе не агрохолдинг, в котором директора сидят в чистых конторах, а на земле работают наймиты, - подруга усмехнулась. - Здесь все надо делать самому. Уметь показать работникам, как действовать, и разбираться в каждом деле.

- И тебе все это нравится?

Опять вздох.

- Нравится. Знаешь, я поняла, что есть жизнь, а есть имитация жизни. Хочется настоящего. Старею, наверное, к земле потянуло, к корням. У меня мама тоже из деревни. Как там дышится. Воздух пить хочется. Небо огромное, поля бескрайние, лес на горизонте. Выйдешь утром в поле и боишься, что сердце разорвется от того, что нельзя вместить всю эту красоту и мощь. Воля!

Помолчали.

- И что теперь?

Ирина не увидела в темноте, но почувствовала, как скривилось лицо собеседницы.

- Будем бороться. Сначала надо добиться, чтобы отпустили под домашний арест. Дальше посмотрим. Мне, наверное, придется уволиться. Не могу я видеть эти слащавые рожи и слышать их лживые речи не хочу. Да и кто меня постоянно будет отпускать по своим делам?

- А деньги?

- На первое время хватит. Я недавно квартиру продала. Мы с сыновьями давно у него обосновались за городом. На вырученные деньги хотели мальчишкам по однушке купить на будущее. Но их будущее может и подождать.

- Аля, - Ирина сглотнула комок в горле. - Прости. Я не знаю, что сказать. Но если бы не было нас, они все равно сделали то, что задумали.

- Да. Но у меня осталась бы подруга, - ответила женщина, отворачиваясь к стене.

Утром, после натянутого прощания, Скрябина решила сходить в церковь.

На паперти с пластиковыми стаканчиками в грязных руках стояли личности с одутловатыми лицами. Одну из "нищенок" в когда-то белой куртке била дрожь. Под глазом синяк, волосы давно не мыты. Ирину передернуло от отвращения.

- Матушка, подайте, Христа ради, - загундосили попрошайки.

Преодолевая брезгливость, она рассовала десятирублевые монеты в стаканчики, стараясь ненароком не соприкоснуться с руками просящих.

В храме шла служба. Несмотря на будний день, было много людей. В основном старушки и женщины старше пятидесяти лет. Они сновали по церкви, то поправляя свечи, то разбирая книжки с требами, то раскладывая по пакетам продукты, которые принесли прихожане "на канун", для поминовения усопших. Суета не давала сосредоточиться. Ирина подошла ближе к церковному хору.

Пятеро певчих начали третий антифон.

- Блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся, - неслось с клироса.

Звук летел вверх, замирая под самыми куполами. В маленькие оконца наверху лился свет. Частички пыли клубились в солнечных лучах подобно дыму от потухшей свечи. Пахло ладаном. Оклады икон блестели позолотой.

- Блажени изгнани правды ради, яко тех есть Царствие Небесное...

Ирине захотелось заплакать.

Мимо нее решительной походкой прошел священник, подтянутый, с длинными седыми волосами и аккуратной бородкой. Женщины бросились к нему за благословением. "Настоятель" - пронесся шепоток. Наскоро благословив всех просящих, священник скрылся в одном из притворов. Хлопнула дверь, и послушался раздраженный голос:

- Сколько раз я просил не опаздывать на службу и не приходить пьяным...

В притворе другой голос забубнил что-то извиняющимся тоном. Но его перебили, и вновь начались обвинения и упреки. Голос настоятеля то доходил до крика, то спускался до шепота. Ирина вздрогнула и стала озираться вокруг. Никто из окружающих на происходящее не обратил особого внимания.

Скрябина перешла к другому притвору, где исповедовал высокий священник с окладистой черной кудрявой бородой. Он брал из рук жаждущих отпущения грехов бумажки с написанными проступками, бегло читал их и накрывал голову исповедующегося епитрахилью. Ирине тоже захотелось подойти к батюшке и покаяться во лжи и обмане, клевете и ненависти, злобе и злословии... Она даже сделала шаг в сторону священника, но тот уже взял со стола крест и Евангелие, а потом кивком подозвал к себе одну из старушек. Она подбежала и подняла ящик для пожертвований на исповеди. На фарфоровой тарелке Скрябина увидела лежащие свернутые пятидесяти- и сторублевки. Их и металлические десятки женщина стряхнула в прозрачный пакетик и подала батюшке. Тот опустил пакет себе в карман. Ирина отвела глаза.

А на клиросе сладкозвучно пели о службе ангельского воинства у престола Божия.

Скрябина на цыпочках, чтобы не стучали по плитке каблуки, направилась к выходу.

На паперти уже не было попрошаек, зато Ирина заметила маленькую аккуратную старушку, которая сидела на полуразрушенной церковной ограде и лупила вареное яйцо. Скорлупки она аккуратно складывала в целлофановый мешочек на коленях. Рядом с ней, свернувшись клубком, спала большая кошка. Скрябина прошла мимо, потом остановилась на несколько секунд и направилась обратно, достала из кошелька тысячу и положила рядом с женщиной.

- Помолитесь обо мне, бабушка!

Старушка посмотрела на Ирину исподлобья.

- Чегой-то ты мне деньги суешь? Я не нищенка. Забери-ка, - она брезгливо взяла купюру за уголок и протянула обратно. - А молиться надо самой. Ты сама грехи свои знаешь, а мне они ни к чему.

Скрябина взяла деньги и засунула в карман.

Бабуля достала из холщевой сумки рогалик и предложила собеседнице.

- Хочешь?

Ирина помотала головой, дернулась, чтобы пойти дальше.

- Стой. А что вид-то у тебя такой опрокинутый? Заболела, что ли? - спросила собеседница, откусывая хлеб.

Скрябина усмехнулась, прошла по траве и уселась на ограду.

- Нет, вроде бы. Просто не пойму, что делать. Как-то все по-дурацки складывается.

- Думала, в церкву на полчаса забежишь, и сразу станет легче?

Скрябина кивнула и вдруг заплакала. Тихо, без всхлипов, слезы текли и текли по лицу.

Старушка крякнула, отложила яйцо и булку в платочек, положила их на ограду и обняла Ирину. Скрябина ощутила запах дешевого мыла и церковных свечей, коровы и полевых цветов. Кошка поводила ушами, подняла голову и опять улеглась.

- Как же так можно? - всхлипывая, бормотала Ирина. - Деньги, пьяный батюшка, суета... Как же так можно? Где правда-то есть?

- Ты, дочка, на церковь не пеняй, - сказала бабуля, когда Ирина успокоилась, вытерла лицо и высморкалась. - Там ведь такие же, как все мы, люди. Есть хорошие и плохие, жадные и добрые. Как везде. А если сейчас кругом одна куролесь, как им от нее спастись? Не получается. Ты не за другими, за собой смотри.

- А как правильно-то? - тяжело вздохнув, выдавила Ирина.

- Знаешь, что такое грех? - вытерев губы кончиками платка, спросила старушка.

Скрябина кивнула, начала загибать пальцы и перечислять:

- Не убий, не прелюбодействуй...

Собеседница досадливо махнула рукой.

- Это все слова. Грех - это идти против совести. Каждый день себя спрашивай, что сделала не так, почему душа болит, и старайся жить по-другому. И пока есть у человека совесть - он живой.

Женщина погладила Ирину по голове. Та улыбнулась и робко обняла свою утешительницу.

- Сложно так жить.

Бабушка отстранилась и строго посмотрела в глаза Скрябиной.

- А другого пути ведь нет.

VII

Олеся Карпович вышла из подъезда своего дома и нажала на новенький брелок автомобильной сигнализации. Большой ярко-синий автомобиль представительского класса отозвался приветственным писком. Олеся удовлетворенно улыбнулась. Конечно, машину можно было бы заказать более престижную, но Карпович всегда мечтала именно о таком внедорожнике, его высокая посадка доставляла ей физическое наслаждение. Она села на кожаное сиденье и погладила руль. Через несколько минут машина взяла курс на здание областной администрации.

Не успела Олеся войти к себе в кабинет, как в него вбежал Пятеркин. Обычно заботливо уложенные остатки волос на лысеющее темя топорщились, в глазах был испуг. Он плотно закрыл дверь и повернул ручку замка.

- Миша, кто за тобой гонится?- Олеся с улыбкой смотрела на суетящегося друга.

Пятеркин упал на стул и стал заламывать руки.

- Счетная палата решила проверить контракты, заключенные на ремонт школ и строительство детских садов. На очереди новые поликлиники и роддом.

Карпович подняла брови, повела носом, а потом спокойно продолжила.

- И что? Там все у тебя хорошо, насколько мне известно.

- Точно? - Пятеркин наклонился в сторону Олеси и приложил ладони к пухлым щекам.

Она изобразила улыбку на лице, открыла ящик стола и достала вазочку с конфетами, поставила ее перед Пятеркиным и нажала на кнопку электрического чайника.

- Не нервничай. Все хорошо: было, есть и будет. Я тебе обещаю. А кто это решил покопаться в этих контрактах?

Главный областной начальник по образованию в должности вице-губернатора разворачивал конфеты одну за другой и смачно жевал шоколад.

- Не знаю точно. Но неделю назад я видел, как главный счетчик выходил из кабинета Рыльской. И я тебе скажу, что она без губернатора такое дело не провернула бы. Не посадили бы они нас, Леська. Я в тюрьму не хочу...

Карпович резко развернулась.

- Татьяна Сергеевна решила перейти Рубикон? Опрометчивое решение.

Затем она стала твердой рукой разливать кипяток по кружкам, но задумалась, и вода потекла через край, тонкая струйка полилась по подоконнику и закапала на паркет.

Когда Олеся Станиславовна поставила кружку с чаем перед приятелем, в вазочке конфет уже не осталось.

- В синих фантиках самые вкусные, - Пятеркин выбросил ворох оберток в корзину для бумаг и вытер губы рукой. - Больше нет? Не нравится мне эта суета. Какие-то интриги кругом. А самое противное - это мужья наших высокопоставленных начальниц. Представь себе, этот Рыльский, которого сосватали на тепличный комбинат, отказался давать спонсорский взнос на праздник 1 сентября. Говорит, денег нет. Уже успел все разворовать, что ли? И другие не лучше. Они просто игнорируют все предложения.

Мужчина всплеснул руками и уронил стопку газет, которая лежала на соседнем стуле. Карпович улыбнулась и высыпала в вазочку следующую порцию шоколада.

- Угошайся, Миша. Они видно забыли, что все тайное обязательно становится явным. Классиков надо перечитывать.

Вечером, когда сгустились сумерки и здание городской администрации засияло, как елочная игрушка, благодаря новейшей подсветке и натыканным через каждый метр стилизованным под старину фонарям, а весь город еще пребывал в такой тьме, что передвижение без мощного фонарика становилось опасным для жизни, Карпович решила выпить кофе. Она поднялась из-за стола и направилась к новой кофемашине, стоящей на подоконнике. По главной лестнице валом валил народ. Рабочий день для рядовых сотрудников подошел к концу, и клерки торопились поскорей заняться более важными для них делами.

Когда Олеся уже собиралась возвращаться на место, она заметила какое-то нарушение одностороннего движения. По лестнице поднимался Высоков. Он выбрал неправильное место для подъема - самый центр лестницы - и теперь вынужден был отпрыгивать то в одну сторону, то в другую от чиновников, резво сбегающих по ступенькам.

Карпович нахмурилась. Через несколько минут она подняла трубку и позвонила на пункт охраны.

- Леночка? Ах, это ты, Лариса? Не узнала. Богатой будешь. Видела журналиста Высокова из "Фактор-ТВ". Он мне нужен. Куда сейчас он направился? Неужели? Нет. Ничего ему передавать не надо. Я сама его найду. Спасибо, Лариса.

Олеся положила трубку и закусила нижнюю губу. В дверь постучали, и почти сразу же на пороге возник Колосов. Хозяйка кабинета кивнула и сделала знак, чтобы посетитель запер дверь.

Дождь начался вечером. Он лил всю ночь и утром не собирался прекращаться. Он то превращался в ливень, то стихал на пару часов. Вот и сейчас потоки воды сменились водяной пылью. Высоков надел очки, чтобы лучше видеть. Из-за мороси их приходилось каждые десять минут протирать, и он чертыхался, отвлекаясь от наблюдения за интересующим его подъездом в элитной новостройке. Камера с телеобъективом предусмотрительно ждала своего выхода под курткой. Наблюдательный пункт Алексей выбрал за трансформаторной будкой. Для этого ему пришлось отгрести ботинком подальше осколки от разбитых бутылок и пустые банки из-под консервов. И вот теперь он ждал в засаде, периодически поглядывал на часы и испытывал давно забытое ощущение какого-то драйва и сладость погони за сенсацией. Десять часов утра. Все добросовесные работники уже были на службе. А та, кого он ждал не спешила к государственным делам.

Высоков был хорошим журналистом, неплохим аналитиком, а вот разведчиком он был посредственным. Поэтому когда открылась дверь подъезда и на пороге возникла Карпович, Алексей ожидал, что она пойдет к машине, и был ошарашен, когда женщина пересекла детскую площадку и направилась прямиком к будке.

Зациклившись на входной двери в подъезд и автостоянке с интересуемым автомобилем, он совсем упустил из виду, что его наблюдательный пункт хорошо просматривается из окон верхних этажей. Карпович наблюдала за его суетливыми движениями с самого начала "операции" из окна кухни и презрительно ухмылялась.

- Бог в помощь, - весело начала Олеся Станиславовна, заметив ошарашенный взгляд Высокова. - Маньяка какого выслеживаете или двор наш хотите запечатлеть?

Алексей почувствовал, как у него запылали уши, он стушевался, но быстро взял себя в руки.

- Шел мимо, да и решил сделать пару снимков в этом дворе. Говорят, здесь много известных в области людей живет. Журналисты, они такие - все в архив тащат. Вдруг когда пригодится. Давайте я и вас сфотографирую. Говорят, у вас новая машина.

Карпович рассмеялась.

- А у меня старой и не было. Все копила на свою мечту. И она сбылась.

Олеся была само добродушие.

- Только не надо меня фотографировать. Я, знаете ли, не люблю. Придерживаюсь мнения, что лишнее изображение ворует душу.

Высоков карикатурно взмахнул руками.

- Как несовременно. Душе, говорят, вредят грехи: клевета, воровство, злоба, а не фотографии.

- И все же свою просьбу я вам озвучила - не надо фотографий.

Женщина направилась к автомобилю. Высоков не сделал попытки достать камеру, он почувствовал, что Карпович его вновь переиграла, она уедет сейчас спокойная и довольная, а он будет злиться и обвинять себя в не тех словах и не тех поступках.

Олеся открыла машину и собралась садиться.

- Если вас нежелательно фотографировать, то вашего партнера я могу снимать? - Алексей почти кричал.

Карпович перестала улыбаться и вопросительно подняла брови.

- Колосова, - Высоков увидел, как резко втянула воздух его обидчица, и широко улыбнулся.

Дверь машины резко захлопнулась. Алексей, насвистывая что-то бравурное, зашагал к автобусной остановке.

VIII

То, что в день выборов придется работать, было известно заранее.

Еще в четверг от Рыльской прислали список избирательных участков, которые было желательно посетить, чтобы показать, насколько образцово при массовом подъеме идет голосование. Большинство из них находились в областном центре, но и по районам предстояло помотаться. Отдаленные уголки добровольно взяла на себя Скрябина. Она могла пользоваться служебной машиной, а посылать журналистов за двести километров на собственных автомобилях без оплаты расходов было бы неправильно.

Накануне она решила убраться в квартире. Вкатив в комнату сына пылесос, она увидела, что Данил сидит с телевизионным пультом в руке и смотрит новости местного телеканала.

- Ничего себе. Я и не думала, что ты интересуешься местными новостями.

Данил скривился.

- Недавно в универе была встреча с американским профессором философии. Камер было много, может, и меня покажут.

Ирина рассмеялась.

- Оказывается, и тебя интересует, как попасть в эту маленькую коробочку.

Тут на экране возникла телеведущая в модном в прошлом сезоне пиджаке.

- Государственный университет в очередной раз подтвердил свои лидерские позиции в стандартах современного образования не только России, но и мира. Вчера состоялся дискуссионный клуб, в котором принял участие известный американский профессор философии и психологии, доктор медицинских наук Пол Моуди.

По экрану побежали кадры встречи с ученым. Ирина увидела, что первые ряды аудитории были заняты местными преподавателями и молодыми функционерами единой партии. Студенты были загнаны на галерку. Всем места не хватило, и они сидели на ступеньках, кто-то стоял около стены.

Тут возник крупный план приезжего профессора, который начал говорить на английском, но звук смикшировали и послышался перевод: Россия - великая страна и последние десять лет видно ее развитие в разных отраслях экономики, а местный университет - это просто кладезь талантливых преподавателей, которые взращивают современные научные кадры.

Скрябина возмущенно фыркнула.

Сюжет закончился. Ирина выдвинула пылесос на середину комнаты.

- Не показали тебя. Но ты не расстраивайся. Я вот себе никогда по телеку не нравлюсь.

Данил сидел и о чем-то размышлял.

- Мама, - сказал он, когда Ирина уже выходила из комнаты. - А разве можно так открыто врать по телевизору?

- Кто наврал?

- Вот сейчас в сюжете. Пол говорил совсем другое журналисту. Я рядом стоял и все слышал. Он говорил про свободу и необходимость единого научного сообщества, повышение уровня жизни, потому что в нищете и лжи люди деградируют. Никого он не благодарил и вообще не говорил ту чепуху, которую показали.

Скрябина села на диван. Она знала всех мальчиков и девочек, которые работали на местных телеканалах, их начальников и главных редакторов. Когда-то Данил хотел стать журналистом, он гордился маминой работой и на ее друзей смотрел, как на небожителей. Но со временем флер загадочности рассосался, и мальчишка узнал всю подноготную профессии. Оказалось, что не совсем всю.

- Если пустить в эфир то, что он говорил на самом деле, получится совсем другой сюжет. А это никому не нужно. Есть настоящая жизнь, а есть то, о чем говорят СМИ. Это часто совсем разные вещи. Особенно сейчас. У журналиста заранее есть виденье сюжета или текста. Все остальные факты он подгоняет под свою схему.

- Но это неправильно, - Данил выключил телевизор и бросил пульт на стол.

- Неправильно. Но когда журналист из искателя правды превращается в пропагандиста или рекламщика, ждать иного не приходится. Ты же хотел стать историком, так и становись, но запомни, что литература и публицистика слишком субъективны. Им нельзя доверять.

- Никогда?

Ирина задумалась. Она посмотрела в окно, за которым сгущались сумерки.

- Наверное, никогда.

Утром Ирина поплотнее прикрыла дверь в комнату сына и достала из глубины кухонного шкафа бутылку коньяка. Стараясь сильно не шуметь, она перелила половину алкоголя в специально купленную для таких случаев фляжку и убрала ее в сумку. Бутылка была возвращена в укромный уголок.

Через час Скрябина уже ехала в машине набирать фактуру по удачно проведенным выборам.

Решено было вначале поехать в самый западный район области. За два часа пути можно было спокойно подремать, тем более что редакционный водитель вел машину плавно без рывков. Но Ирине не спалось. Она смотрела на мелькающие за окном заброшенные дома и унылые поля и ужасалась тому, что в этих забытых всеми поселках и деревнях живут люди. На что-то надеются и о чем-то мечтают. Дождь делал тоску еще более нестерпимой, и Ирина все больше задумывалась, не пора ли достать фляжку, но решила дотерпеть хотя бы часов до двух.

Среди старых деревянных домов, построенных лет сорок назад, иногда мелькали новенькие коттеджи с глухими кирпичными или металлическими заборами. Но общая картинка вполне годилась для съемок фильмов Звягинцева или Быкова о беспросветности бытия провинции.

Около одного не самого развалившегося дома мальчик лет семи играл со щенком, его мамаша, молодая, но обабившаяся раньше времени, в розовой куртке, укладывала малыша в коляску, которые Ирина видела только по телевизору в фильмах 60-х годов. Чуть дальше, у покосившейся избы, старушка в валенках с калошами и в короткой шубейке из "чебурашки" набирала дрова из сваленной неподалеку кучи. Поля стояли унылые и заброшенные, давно не родившие ничего полезного. Кое-где они уже начали зарастать молоденькими березками. Около мертвых зданий бывших ферм и складов ржавели остовы тракторов.

- Уныло-то как, - не выдержал молоденький водитель. - Как тут только люди живут?

Ирина усмехнулась.

- Представь себе - живут. Но кто мог - уехали. Сейчас утро, а знаешь, как тоскливо ездить по области вечером. Темнота, и только в нескольких избах горит свет. Так и думаешь, что вот-вот мертвые с косами на дорогу выйдут. Причем мы ездим только там, где есть асфальтовые дороги, а ведь много мест, куда в осеннюю распутицу можно только на тракторе добраться или пешком в охотничьих сапогах.

- И вы добирались?

- Добиралась. Душераздирающее зрелище, я тебе скажу. После таких поездок и наш городишко кажется верхом цивилизации.

Город, который Ирина выбрала первой точкой маршрута, никогда не был большим центром. Он жил благодаря многочисленным совхозам и колхозам, раскиданным по району, и еще крупному предприятию по производству комплектующих для тракторов. На нем работали почти половина жителей городка. Когда все начало рушиться, то на освобождающихся площадях бывшего промышленного гиганта стали возникать заготовительные конторы и перерабатывающие заводики. Обилие грибов и ягод в местных лесах не давало погибнуть ни местным аборигенам, ни мелким предпринимателям, трудящимся над разнообразием стола для москвичей.

Было одно крупное предприятие - стало тридцать. Только на одном работало семь тысяч человек, а на тридцати - две.

Машина остановилась около когда-то помпезного Дома культуры с колоннами и лепниной на фронтоне и карнизе. Сейчас здание обветшало, местами штукатурка обвалилась, обнажив почерневший камень.

Из динамика, предусмотрительно установленного на подоконнике, в раскрытое окно лились бодрые советские песни. Над входом было натянуто красное полотнище с большими белыми буквами: "Все на выборы!"

По тому, как порыжела ткань и слегка отвалилась краска в местах сгиба лозунга, Скрябина поняла, что призыв с советских времен валялся на складе. Кто-то позабыл его или пожалел выбросить. И вот теперь раритет отряхнули от нафталина и вновь вывесили на всеобщее обозрение.

Ирина открыла тяжелую дверь и очутилась в здании. Напротив двери за старым полированным столом сидела вахтерша и отгадывала кроссворд.

- На выборы? Сюда, пожалуйста, - махнула она рукой, показывая на дверь почти у себя за спиной.

В огромном холле перед входом в концертный зал за такими же древними, как и у вахтерши, столами сидели три женщины. Двое мужчин с красными повязками на рукаве поодаль обсуждали рыбалку. Деревянный ящик для голосования с российским гербом стоял в центре зала на табуретке.

- Что-то ажиотажа не видно, - пошутила Скрябина, показав удостоверение председателю избирательной комиссии.

Маленькая полная женщина только махнула рукой.

- Из области сказали: как хотите, действуйте. Хоть голыми перед ДК пляшите - привлекайте внимание, но чтобы явка семьдесят процентов была, - председатель возмущенно фыркнула. - Сейчас глава района дал задание обзвонить всех работников администрации, чтобы привели с собой по пять человек. Не менее! А после обеда по домам поедем...

Она хотела сказать что-то еще, но заметила вошедших - мужчину небольшого росточка в видавшей лучшие времена кожаной куртке и женщину с детьми. Мальчик двух лет сидел у нее на руках и сосал леденец, девочка постарше одной рукой крепко держала мать за пальто, а указательным пальцем другой руки ковырялась в носу.

Председатель кинулась к избирателям. Мужчины с повязками отвлеклись от разговора о рыбной ловле и подошли поздороваться с главой семейства. Каждый из избирательной комиссии проявил к ничем не примечательной семейке неподдельный интерес. Начались светские разговоры о подготовке огорода к зиме, количестве закатанных банок с соленьями и вареньем, воспитателях в детском саду. Женщины заигрывали с детьми и совали им в грязные ручонки конфеты, припасенные к чаю.

- Это что, местная знаменитость? - сгорая от любопытства, спросила Ирина после того, как за посетителями закрылась дверь.

- Еще какая, - хохотнула одна из женщин. - Благодаря Толяну в пятницу у многих наших мужиков и женщин деньги появились - зарплату выдали, первую за четыре месяца.

- Это на каком же предприятии?

- На ТЭКСТе.

- Так там недавно губернатор была с министром. Она этот ТЭКСТ всем в пример ставит. Инновационное предприятие. Лидер по импортозамещению. Скоро иностранцы за нашей продукцией будут в очередь выстраиваться... - вспомнила Скрябина слова из материалов в "Губернаторских вестях".

- Никто не выстроился. А те предприятия, которые Медведева с министром обещали сделать нашими партнерами, тэкстовскую продукцию брать не стали. Может, качество не то, а может, навариться на ней сложнее, чем на перекупке импортной. Этого я не знаю, - начала объяснение высокая стройная брюнетка в джинсах и теплой безрукавке. - Только несколько месяцев назад начались серьезные проблемы. Кредиты на новую продукцию были взяты огромные. Их надо отдавать. А нечем. Вот директора и решили зарплату не платить, все бросить в пасть банкам. А мужики потерпят. Месяц терпят, два терпят, три, четыре.

- А коммунальщики терпеть не стали. Им вынь да положь за свет, газ, воду, тепло. Стали судами грозить. Дети полуголодные, денег нет даже на лекарства. Мужики с бабами приходят на работу и возмущаются, ругаются с мастерами. А что толку? - продолжила председатель комиссии. - Толян и психанул. Заперся в туалете и сказал, что сейчас горло себе перережет, если зарплату не дадут. Сначала не поверили. Но на всякий случай решили проверить. Туалет на верхнем этаже, спустили верхолаза. Он говорит: точно, дошел мужик до ручки. Сидит на полу туалета весь зеленый с безумными глазами и огромный нож ниже уха держит. Тут все и забегали.

- Кто-то додумался в газету позвонить или на сайт какой-то, - вступил в разговор один из рыбаков. Каждый хотел внести в рассказ что-то от себя. - Те главе, директору. Такой кипиш подняли. Вызвали МЧС. Они спрашивают, что мы можем сделать? Застрелить его, так он никому не угрожает - сам себя убьет. Срочно появился гонец от губернатора. Не известно, чем запугали директоров, но в тот же день за два месяца зарплату выплатили. Теперь Толянчик - общий герой.

- А остальные деньги когда дадут? - спросила Ирина.

Послышался глубокий вздох.

- Мне муж сказал, что мужики решили еще недельку подождать и объявить забастовку. Может, поможет? - самая молоденькая из членов избирательной комиссии посмотрела на Скрябину вопросительно. Та пожала плечами и отвела глаза.

После третьей точки, убедившись, что время можно назвать послеобеденным, Ирина начала прикладываться к фляжке. На всех избирательных участках было одно и то же. Менялись здания, обстановка была общей - апатия и безысходность. Уже направив машину ближе к областному центру, Ирина увидела пропущенный звонок от Высокова. Поразмышляв пару минут, она все же нажала кнопку вызова.

- Ты где сейчас? - услышала она знакомый голос. - Говорят, тебя послали по участкам ездить. Может, и сюда заглянешь. Я в Алексеевке.

Скрябина скорчила гримасу и через минуту обратилась к водителю.

- А не съездить ли нам в Алексеевку? Вот как раз и удобный поворот.

Фляжка была засунута в самый низ сумки. Ирина взъерошила волосы и засунула в рот несколько подушечек жвачки.

Алексеевка входила в избирательный округ уже известного Ирине Бориса Малышкина. На участке числилось двести пятьдесят избирателей, а на деле в поселке и округе проживало не более пятидесяти. И то летом. Зимой здесь и в окрестных деревнях коротали длинные ночи старики и старухи, которым раз в неделю автолавка привозила хлеб, консервы и дешевые конфеты с печеньем. Кто помоложе разъехались по ближайшим городам на заработки. Поселок оживал только весной, когда сюда съезжались дачники.

- Вот застрянем, так и будем куковать до утра, - возмущался водитель. - Скоро темнеть начнет.

Машина буксовала в жирной грязи, Ирина и сама уже была не рада, что согласилась на предложение Высокова. Последний поворот, и вот уже видна Алексеевка, как на ладони. Внезапно вышедшее солнце заиграло в золотой листве. Кисти рябины краснели на почти голых ветках. В центре поселка выделялось голубое здание фельдшерско-акушерского пункта, в котором и устроен был избирательный участок. На его задворках приткнулась машина Высокова.

Алексей улыбнулся Ирине, поздоровался за руку с водителем и с недоумением спросил:

- А вы почему по такой плохой дороге приехали? Там и застрять недолго. Есть же грунтовка.

- Где? - заламывая кепку на затылок, воскликнул редакционный водила.

Высоков махнул рукой. Водитель негромко выругался и развел руками. Ирина рассмеялась.

- Зачем ты меня сюда позвал? - спросила Скрябина, когда шофер пошел спать в машину, а они с Высоковым стояли около входа в ФАП.

- Ты ничего не знаешь про автобус со студентами, которые ездят по разным участкам?

Ирина задумалась, а потом не торопясь ответила.

-Ты про карусельщиков, которые вбрасывают бюллетени за нужных кандидатов? Их ждешь?

Алексей посмотрел на нее, прищурившись, и усмехнулся.

- Не то чтобы жду, но предполагаю, что и сюда они могут заскочить, - сказал он, открывая дверь и пропуская Ирину.

В гулком коридоре акушерского пункта за столом болтали две женщины. Мужчина читал газету. Скрябина присмотрелась и увидела, что это районка годичной давности.

Высоков стал подталкивать Ирину плечом к столам регистрации и кивать на женщин. Она вздохнула и достала из кармана редакционное удостоверение.

- Здравствуйте. "Губернаторские вести". Сколько уже проголосовало?

Женщины прервали беседу, и та, что постарше, сверившись со списком, ответила:

- Девять человек. Двое в больнице. Трое уехали к родным. Остальные должны подойти.

Молодая зевнула. Ирина открыла рот, чтобы спросить что-то еще, как Высоков схватил ее за рукав и потащил к выходу.

- Спасибо. До свиданья, - обернувшись, сказал он, выталкивая Ирину.

- Что случилось? - возмутилась она на улице.

- Быстро в мою машину, - зашипел он, взяв ее под руку.

Ирина увидела подъезжающий автобус и сама почти побежала к машине.

- Откуда ты узнал, что они едут? - спросила она, опустившись на сиденье.

Алексей постучал пальцем себе по лбу.

- Увидел в окно случайно. Представь, если бы мы с ними столкнулись.

- А здесь они нас не увидят?

- Успокойся, - Высоков положил руку на Иринино колено. - Кому есть дело до старенькой машины.

Из автобуса стали не спеша выходить молодые люди. Многих из них Скрябина видела на различных партийных молодежных тусовках. Они потягивались после дороги. Парни обменивались с девчонками шутками. Послышался веселый гогот. В окнах некоторых домов показались испуганные лица старушек.

Последней из автобуса вышла девица с маленькой собачкой на руках. Пес заерзал, и хозяйка отпустила его на землю. Длинные светлые кудрявые волосы упали девушке на лицо, та попыталась отбросить их царственным жестом, но один локон зацепился за кольцо. Блондинка чертыхнулась и скорчила гримасу. И тут Скрябина поняла, где она видела ее раньше. В администрации, в лифте. Это была девушка по вызову из эскорта, та, которая так надменно повела себя с Ириной. Она стала давать какие-то указания приехавшим. Те послушно закивали и потянулись гуськом в голубое здание.

Скрябина была так увлечена девицей, что не заметила, как к автобусу подрулила черная "Тойота". Судя по номерам, принадлежала она к гаражу областной администрации. Из машины неспешно вышел невысокий мужчина в дорогом плаще и подошел к девице. Ирина постаралась сползти ниже по сиденью.

- Это кто? - с интересом спросил Высоков.

- Бунич. Куратор выборов из Москвы.

Чиновник тем временем что-то спросил у девицы. Та достала из сумочки список и начала отчитываться. Потом спрятала бумагу обратно, подошла к мужчине почти вплотную и стала снимать несуществующие соринки у него с лацкана плаща. Бунич что-то коротко ей сказал. Девица потупила взгляд.

Дверь фельдшерского пункта открылась, на улицу стали выходить студенты. Москвич неторопливо пошел к машине, внезапно повернулся и долгим взглядом посмотрел на машину Высокова. Ирина закрыла глаза и склонила голову как можно ниже.

Тем временем пассия Бунича схватила собачку и стала выглядывать кого-то среди молодежи. Увидев толстую девушку в очках и в шапке со смешным помпоном, она кинулась к ней и сунула в руки животное, потом достала из сумки пачку денег и запихнула в карман куртки толстушки. Та оторопело смотрела на такие маневры. Собачонка залаяла. Блондинка поцеловала пса в нос, засюсюкала и погладила животину по голове, а потом почти побежала к "Тойоте". Машина развернулась и покатила по дороге.

Когда автобус исчез за поворотом, Скрябина вылезла из-под сиденья и устроилась поудобнее.

- Заметил он меня, наверное, - горько усмехнулась она.

- Может, и нет, - Высоков задумчиво смотрел перед собой.

Потом встряхнулся и расхохотался.

- Давай теперь еще раз спросим, сколько же человек у них на участке проголосовало. Наверное, уже триста пятьдесят.

- Завтра результаты увидишь. Зачем теток конфузить и меня подставлять, - Ирина уже открыла дверь, чтобы выйти. - Ты поезжай первым, мы за тобой.

- Подожди, - Алексей выскочил из машины и помог Ирине выйти. - Что ты знаешь про Колосова?

Скрябина пожала плечами.

- Какие-то мелкие подробности. Ты бы лучше у своей новой коллеги спросил, у Кириенко. Я думаю, они давно встречаются.

Высоков неподдельно удивился.

- Этого я не знал, - помолчал. - А давай все обсудим дома.

Ирина хмыкнула и стала отряхивать юбку.

- Спасибо. Я бросаю все, мчусь к нему. Меня, может, завтра на куски разорвут за то, что вынюхиваю их тайны. А я, значит, тебе только как источник информации понадобилась.

Алексей приблизился и взял ее лицо в свои ладони.

- Конечно, не только. Но должен же быть какой-то повод?

IX

В претенциозном ресторане, предусмотрительно закрытым на этот вечер от других посетителей, отмечать удачные результаты выборов начали еще до официального закрытия избирательных участков. Девицы из эскорта и работницы на партийном окладе виляли круглыми попками на танцполе, не забывая бросать томные взгляды на мужчин, сидящих за длинным столом. Бунич и его команда рассказывали друг другу скабрезные анекдоты, намечали новые бизнес-проекты и обсуждали меры воздействия на непокорных. То у одного, то у другого бонзы звонил телефон с последними данными по явке или результатам. После каждого звонка разливали и выпивали, не чокаясь. Периодически команда редела. Неторопливо поднявшись, мужчины по одному направлялись на танцпол и, схватив понравившуюся девицу за руку, скрывались с ней в приватных кабинетах. Обслуживающему персоналу под страхом загреметь в тюрьму по делу о наркоте или воровстве было запрещено там появляться и вообще рассказывать о вечеринке и ее посетителях. Через некоторое время боец возвращался на место, а девица, подкрасив губки, вновь скакала под жизнеутверждающие ритмы.

Избранная часть женской части команды отмечала выборы на губернаторском этаже областной администрации. Около быстро пьянеющей Медведевой неотлучно сидела Рыльская. Бубнила и показывала какие-то бумаги, предостерегающим жестом отгоняла других собутыльниц и махала руками, что-то доказывая. Карпович, расположившись в глубоком кожаном кресле у окна, наблюдала за представлением с улыбкой и громко рассмеялась, когда Алевтина Георгиевна, подняв на Рыльскую осоловелый взгляд, грязно выругалась и показала той кукиш. Татьяна Сергеевна густо покраснела, налила себе водки и быстро выпила. Пятеркин, единственный мужчина в этом престарелом цветнике, подбежал и вновь наполнил рюмку живительной влагой.

В полночь, как по команде, стихло веселье и в ресторане, и администрации. Бунич отправился в гостиницу паковать вещи, подельники к женам. Танцовщицы на такси разъехались кто куда. Медведеву бережно довел до машины Пятеркин. Остальные ушли на своих ногах. Молчаливые уборщицы стали вытирать рвоту с пушистого ковра и проветривать кабинет губернатора.

Праздник закончился.

На следующий день губернаторскую планерку отменили. Увидев результаты выборов, Скрябина ухмыльнулась и открыла показатели по каждому участку. В Алексеевке согласно сайту избирательной комиссии на избирательный участок пришло 349 избирателей из 350. Почти единодушно все проголосовали за выбранный курс партии и правительства. Вероятно, по этому поводу Высоков прислал ей улыбающийся смайлик.

Уже в первой половине дня Рыльской для визирования был отправлен сверстанный номер "Губернаторских вестей". Вся первая полоса была посвящена демократическим выборам и уверенным результатам, которые продемонстрировали нужные кандидаты.

Учитывая, что вчера большинство журналистов работали на избирательных участках, Скрябина передала Светочке, что сегодня рабочий день законно заканчивается в 15.00. Не стоит напрягаться, чтобы придумывать себе несуществующие встречи и задания. Можно с чувством выполненного долга идти куда вздумается.

Ирина уже застегивала пальто, когда по коридору застучали каблуки и в кабинет вбежала Карманова.

- Полицию! Скорей! Он убьет меня, - визжала она, хватаясь за телефонную трубку.

Скрябина брезгливо поморщилась и властно отобрала у Марины телефон.

- Кто тебя убьет?

- У него нож и пистолет. Он считает, что я убила его жену, - женщина упала в кресло и театрально стала заламывать руки.- Это сумасшедший. Я совсем его не знаю. Надо вызвать полицию.

Тут в приемной послышались шаги, и Карманова подскочила с сиденья, а затем, взвизгнув, вбежала в комнату отдыха и закрыла за собой дверь.

Ирина с интересом и без всякого страха смотрела на вошедшего в кабинет высокого и очень худого мужчину в поношенной куртке, которого за рукав держал охранник.

- Ирина Петровна, извините. Не мог удержать. Вот человек хотел Марину Александровну увидеть и вас.

Скрябина сделала примеряющий жест рукой вахтеру и указала посетителю на стул.

- Что случилось? - почти по-матерински спросила она.

Мужчина, до этого перевший в кабинет, как танк, моментально потерял весь боевой запал, нерешительно сел на стул и стал теребить в руках черную вязаную шапку. Он молчал. Ирина ждала. И тут Скрябина с ужасом увидела, как из глаз бузотера потекли слезы.

- Вы же газета, так зачем врете? Зачем покрываете преступников? Они убили мою Таню. Убили. А вы пишете, что они лучше всех. Это вранье, вранье! - закричал он, опять становясь агрессивным.

У Ирины похолодели руки, и ей стало трудно дышать. Она несколько раз глубоко вздохнула, потом налила стакан воды и пошла с ним прямо к посетителю. Почти всунула ему воду в руку и заставила выпить, а потом погладила его по спине.

Мужчина обмяк, зарыдал в голос и уткнулся в шапку.

Спустя несколько минут Ирина попросила:

- Расскажите мне все. Я ничего не знаю. Правда.

Мужик махнул рукой и тяжело вздохнул.

- А что рассказывать. Мы с Таней работали на нашем местном хлебокомбинате. Долго работали. Десять лет. Я на машине экспедитором, она на производстве. Потом там стали тестомески менять, какие-то лестницы не прикрутили как следует, и Таня упала. Сильно зашибла бок. Мастер сказал, что, если пойдет в больницу, не говорить, что упала на работе, а то на производство придут с проверками, а директор за это Таню уволит. Она и промолчала. Потом меня уволили по сокращению. А год назад у жены рак открылся, саркома образовалась на месте ушиба. Врач сразу сказал: от травм такое бывает. На лечение деньги понадобились. Я пошел к мастеру, к директору. Меня, как щенка, за ворота выставили. Хорошо, что ребята с производства скинулись. Эти деньги я в карман хирургу и положил. А на лекарства уже денег не было... Неделю назад Танюшку мою и закопали...

Ирина по-бабьи прикрыла ладонью рот.

- А вчера я случайно увидел вашу газету. Открываю - здравствуйте! Директор комбината с фотографии улыбается и рассказывает, как они многое делают для людей и города. Так это вранье. Все! Я могу столько про эту контору порассказать, а они, оказывается, святее папы римского... Как же можно печатать такую ерунду? Как?

- Я, правда, не знала ничего такого про хлебокомбинат.

- А если бы знали, напечатали бы? - мужчина посмотрел прямо в глаза Скрябиной.

Та глубоко вздохнула.

- Не знаю. Вы дадите мне свой номер телефона? Журналист с вами свяжется, и мы расскажем вашу историю.

Посетитель похлопал себя по карманам и достал кнопочный аппарат.

- Записывайте: 8-951..., - он запнулся и задумался.

Большие часы на стене мерно отсчитывали секунду за секундой. Ирина ждала, перетаптываясь с ноги на ногу, потом слегка покашляла, напоминая о себе.

- Таню уже не вернешь. А мне еще Люську с Ванькой поднимать. Кто знает, что эти сволочи могут придумать? Да и вам это не надо, - медленно продолжил он, поднимаясь и убирая телефон в карман. - Вы меня сейчас пожалели, а завтра будете думать, что наврать, чтобы со мной больше не встречаться...

Ирина запротестовала, мужчина махнул рукой.

- Не надо ничего. Спасибо, что выслушали, - он натянул шапку на голову и пошел, сутулясь, к двери.

Спустя несколько минут Карманова выскочила из комнаты отдыха.

- Вот сволочь! Почему ты не вызвала полицию? Его бы надо в тюрьму упечь...

- За что?

- Он мне угрожал. Сказал, что таких, как я, на фонарных столбах вешать надо.

- У него жена умерла.

- Я все слышала. А я при чем? Хлебокомбинат приплел, гаденыш. Мало ли от чего у нее был рак... - распалялась журналистка, удобно устроившись в кожаном кресле.

Скрябина поднялась из-за стола.

- Марина, я понимаю, что ты ни при чем. Ты просто написала рекламный материал о своем любимом рекламодателе, за который получишь гонорар, а редакция деньги. Я понимаю. Но иди сейчас отсюда, - каждое следующее слово Ирина говорила громче, чем предыдущее. - Иди отсюда, я тебя прошу! - уже кричала она.

Карманова фыркнула, поднялась и демонстративно медленно пошла к выходу. В удар она вложила всю свою злость. Дверь хлопнула так, что из шкафа вылетела стеклянная створка и разлетелась на мелкие куски.

Осколки блестели под электрическим светом, как снег в солнечный морозный день или как драгоценные камни, а были всего лишь кусками старого стекла из допотопного шкафа.

X

Кульминацией дня ноябрьского единства традиционно должен был стать митинг на площади. Явка на него была обязательной для руководителей всех бюджетных учреждений, клерков государственных структур и студентов.

Утром Ирина посмотрела на теплые резиновые сапоги и со вздохом стала надевать "представительскую" обувь на каблуке. Привычный антидепрессант и согреватель - фляжка с коньяком уже лежала в сумке.

Тяжелое серое небо цеплялось за верхние этажи гигантских новостроек и грозилось упасть в осеннюю грязь площадей и улиц. В облетевшем кусте сирени десятки воробьев устроили заседание с бурным обсуждением повестки дня. На углу дома тетка в смешной серой шапке тащила лохматого эрделя ближе к дому, тот упирался всеми четырьмя лапами и норовил вынуть голову из ошейника. Лапы и живот пса были в грязи. С шерсти капало. Скрябина порадовалась, что отговорила Данила взять домой собаку. Забот и без животного было достаточно.

На площади студенты с партийными флагами уже переминались напротив трибуны. Юнармейцев в новенькой зимней форме выстроили по периметру. Место для губернатора и ее окружения отгородили красными флажками.

Ирина обошла площадь, здороваясь со знакомыми, помахала телевизионщикам, устроившимся поближе к трибуне. Сбоку около лестницы всегда располагались руководители городской и областной администраций. Скрябина с удивлением заметила среди них в длинном кашемировом пальто белокурую карусельщицу из эскорта, на этот раз без собаки. Рядом с ней стояла партийная пресс-секретарь, известная своими свободными взглядами на отношения. Девицы хохотали и обнимались то с одним, то с другим приосанившимся от такого соседства чиновником.

- А что здесь эти шмары делают? - удивленно спросила Ирина у Бакатиной, вносившей фамилии пришедших в толстую тетрадь.

- Что ты орешь? - Людмила пихнула Скрябину локтем. - Это наши новые работники: Алена Дмитриевна возглавила управление по делам молодежи области, а Светлана Николаевна - заместитель начальника городского управления по культуре.

У Скрябиной округлились глаза и непроизвольно приоткрылся рот.

- Они что там с ума посходили? - зашептала она, брызгая слюной. - Поставить на культуру и молодежь потаскух. Не слишком ли большая плата за секс по вызову?

- Хватить плеваться, - Бакатина демонстративно вытерла лицо платком. - Они отличные специалисты, внесут свежую струю в работу. Их рекомендовал Бунич, все согласились с радостью. А измышления свои оставь при себе. Завидно, вот и наговариваешь на девчонок. Дорогу молодым!

Ирина закивала с глубокомысленным видом и тихонько захлопала в ладоши.

- Премию за прогиб в студию. Они, несомненно, струю внесут и в этом преуспеют. А вот муженек нашей с тобой патронессы, слышала я, успешное предприятие на грань банкротства поставил. Счетная палата сделала неутешительные выводы о деятельности Рыльского. Теперь дело за Следственным комитетом. Читала на "Факторе" новое расследование Тюленева? Вот это, я понимаю, независимое СМИ.

Бакатину передернуло. Скрябина засмеялась и отошла от бывшей подруги подальше.

С трибуны сытые функционеры из партии и народного фронта говорили о единстве и сплочении перед лицом врага, о президенте и гордости за Отечество.

Медведева с непокрытой головой кивала в знак поддержки проникновенным словам о единении. Недалеко от нее стоял председатель законодательной думы области - худой мужичок в очках с лысым черепом. На митинг он приехал из больницы, где лежал с воспалением легких. Скрябина с ухмылкой наблюдала за терзаниями председателя беречь здоровье или должность. Не зная, что выбрать, он то нахлобучивал на голову, то стаскивал большую меховую шапку.

Операторы снимали планы с таким расчетом, чтобы показать по телевизору небывалую массовость. Скучающие юнармейцы смотрели по сторонам. Студенты умудрялись одной рукой держать флаг, а другой листать страницы соцсетей и месенджеров в смартфонах. Массовка тихо переговаривалась и поглядывала на часы, ожидая конца мероприятия.

Ирина достала телефон и набрала номер Высокова. Длинные гудки сменились механическим голосом. Скрябина пожала плечами и отправилась домой. Данила не было. Воспользовавшись свободным временем, она стала разбирать книги и откладывать учебники по психологии, PR и рекламе в отдельную стопку "на выброс". Каждые пятнадцать минут Ирина звонила Алексею. Безрезультатно.

Уборка была в разгаре. Бормоча под нос ругательства о кобелях, которые шляются, неизвестно с кем и где, Скрябина пылесосила пол и, надрываясь от натуги, отодвигала диваны и кровати от стен, чтобы и в самых укромных уголках навести чистоту. Телефон молчал. И вот когда Ирина поднялась на стул протереть плафоны люстры, раздался звонок. Пытаясь соскочить побыстрее, Скрябина рухнула с высоты, но каким-то чудом не ударилась головой о стоявший рядом пылесос и схватила трубку.

На экране горела надпись "Соколов".

- Что случилось?

- У меня ничего не случилось, - раздался спокойный голос Андрея. - А у тебя? Что ты такая всполошенная?

Ирина перевела дух.

- Кино насмотрелась, вот и разволновалась. Чего звонишь?

- Ира, - Соколов замялся. - А ты не знаешь, где может быть Высоков?

Сердце Скрябиной застучало где-то в горле. Она привалилась к дивану.

- Я его никак не могу найти. Когда вы последний раз виделись?

- Вчера он должен был съездить на интервью к одному мужику в район. Там не появился. На связь не выходит. Я подумал...

- И ты звонишь только сейчас? - завопила Ирина. - Нужно в полицию заявлять, сводки ДТП посмотреть.

- Я уже смотрел. Ничего похожего. А в полиции никто нас слушать не будет, он взрослый человек, может, махнул на все и поехал на рыбалку, - неуверенно продолжил Соколов.

- Какая рыбалка, ты в своем уме?

Скрябина швырнула телефон и начала судорожно собираться.

Окна квартиры Высокова были темны. Ирина поднялась на нужный этаж и прислонила ухо к двери. Тишина. Из соседней квартиры вышла пожилая женщина и с подозрением посмотрела на Ирину.

- Вам что здесь надо?

- Я коллега Алексея, - Скрябина покраснела, порылась в сумке и достала редакционное удостоверение. - Никак не можем его найти. Вы давно его не видели?

Соседка внимательно изучила подписи и печати бардовой книжечки и направилась к лифту.

- Я ни за кем не слежу. Может, неделю назад. А может, и две.

Ирина сдержалась, чтобы не надерзить и стала спускаться вниз пешком.

Остаток вечера был посвящен звонкам по моргам и больницам.

- Мама, ты как будто живешь в девятнадцатом веке, - не выдержал вернувшийся домой Данил, видя состояние матери. - У него же был с собой телефон. По нему можно определить местонахождение человека.

- Можно. Но полицияне принимает заявление. Прошел всего один день.

- А другой возможности нет? Ты же всех знаешь в нашем городишке.

Скрябина задумалась и открыла полку со старыми записными книжками.

Данил пошел к выходу, но остановился и посмотрел на мать. Ирина открыла старый шкаф и рылась на полках, сбрасывая на пол ненужные сейчас старые ежедневники и записные книжки.

- Мама!

Ирина обернулась. Нижняя губа закушена, между бровями пролегла складка.

- Мама, - Данил посмотрел прямо в глаза Скрябиной. - Хватит пить.

Женщина дернулась, как от пощечины, затаила дыхание, уши заалели.

- Ты же всегда говорила, что спиртное и наркотики не выход из трудностей. Вот и докажи.

Юноша вышел из комнаты.

Ирина выдохнула и замерла, потом повернулась к шкафу и продолжила поиски.

Через два часа раздался звонок.

- Ирка, если узнают, меня выгонят с работы, - звучал в трубке давно забытый голос. - Найдешь своего Ромео и держи на поводке. Примерные координаты записала. Это лес. Может, он с какой-нибудь бабой в сторожке кувыркается, а ты людей подставляешь. Все, пока.

Послышались короткие гудки.

Скрябина тупо смотрела в темное окно. Она даже не обернулась, когда подошел сын и погладил ее по плечу.

- А может, он действительно сам не хочет никому отвечать? - сказала Ирина тихо.

- А если он не может ответить, и ему нужна помощь?

Скрябина вздрогнула и стала собираться.

Уже поздней ночью две машины с поисковиками из "Лизы Алерт" подъехали к лесу, в котором был запеленгован телефон Высокова.

- Маша, я не знаю, что сказать. А может, это ошибка, и его там нет? - Ирина виноватым голосом заранее оправдывалась перед женщиной в яркой оранжевой куртке со светоотражательными вставками. - Сейчас ночь, а вы поехали искать незнакомого человека...

- Дурочка, помогать - это совершенно нормально. Это кайф. ОтдОхнем, когда сдОхнем, говоривала моя бабушка. Фонарь держи и не отходи далеко от Вовика. А то потом тебя искать придется, - хохотнула молодая женщина. - Знаешь, Ирка, я себя человеком ощущаю, когда поисками занимаюсь. А то как животные: поспал, пожрал, поработал. И все желания примитивные. А тут - настоящая жизнь. Давай топай уже. А это что еще такое?

Из второй машины не торопясь вышли трое мужчин. Один высокий богатырского типа, второй - тоже не карлик, но худой, а третий - невысокий мякиш. Вот к последнему и был обращено восклицание Маши.

- Славка, зачем ты ее с собой взял?

За пазухой мужчина держал маленькую смешную собачку неизвестной породы с торчащими ушами и мохнатой мордочкой.

- Ей тренироваться надо. Вот увидишь, что я сделаю из нее настоящую поисковую собаку. Всяким овчаркам до нее, как отсюда до Пекина. Она, знаешь, какая умная? - мужчина ласково гладил собачонку по голове.

- Ладно, ладно. Пусть тренируется. Только не потеряй свое сокровище. Ну что, за работу?

Лес набух влагой. С каждой ветки сыпался за шиворот холодный дождь. Ноги проваливались во влажный ковер из опавших листьев. Пахло грибами и землей. Скрябина шла за яркой курткой Вовика и шарила ярким фонарем вокруг.

- А может, покричать?

- Зачем? - Вовик оторвался от карты с нанесенными координатами. - Вы лучше номер набирайте. Если аккумулятор не сдох, мы звук должны услышать. Цель где-то рядом.

Остановились. Ирина нажала кнопку вызова. В телефоне послышались длинные гудки.

- Я слышу звонок, - закричала Маша. - Идите сюда.

Скрябина с замирающим сердцем бросилась вперед. Вот уже и она услышала в отдалении звонок телефона. Вдруг он прекратился.

- Еще, еще набирай, - в возбуждении закричала женщина.

Ирина нажала кнопку вызова, и послышался механический голос.

- Абонент не абонент, - только и смогла вымолвить она, и по лицу у нее потекли слезы.

- Аккумулятор умер все-таки, - констатировал Вова. - А реветь зачем? Мы знаем направление, сейчас найдем.

И поисковики стали высвечивать каждый сантиметр укрытой листвой земли. В направлении, откуда слышался звонок, шли медленно, разойдясь друг от друга на расстояние света фонарей. У Ирины от контраста яркого света и темноты заболела голова.

- Идите сюда, - закричал Вова. Палкой он показывал на старенький кнопочный телефон Высокова. - Вот почему он так долго работал. Простенькая старая модель. Всякие айфоны и шести часов не продержались бы...

- Подожди, Вовик, - остановила мужчину Маша. - Телефон, вероятно, выпал из кармана, когда человека тащили. Видишь кровь на листьях.

- Это грязь.

- А я говорю - кровь. Смотри.

Маша вынула из кармана кусок бинта и приложила к пятну. Белая марля окрасилась красным. Давайте дальше пройдем. Смотрите внимательно.

- Ничего не трогать. Дайте работу профессионалам, - повелительным тоном сказал толстячок и вынул из-за пазухи собаку. - Нюхай, Нюша, ищи!

Собачка понюхала телефон и листья с кровью, потом отбежала подальше, натянув поводок, и присела, облегчаясь. Раздался дружный гогот. Хозяин отличной поисковой собаки смутился.

Но Нюша уже уткнулась носом в листья и потрусила вперед.

- Ира, иди со Славой. А мы продолжим здесь. Рацию включите, - распорядилась Маша.

Шли молча. Собака бежала, опустив морду книзу. Она то бросалась в одну сторону, то в другую, возвращалась, обнюхивала одной ей примечательное место и тащила хозяина дальше. Скрябиной показалось, что они идут уже часа три. Она посмотрела на часы - прошло двадцать минут. Вдруг Нюша остановилась около ямы и потянула вниз.

- Что такое? Там? Ну, давай посмотрим, - Слава стал медленно спускаться вниз. - Вы стойте наверху на всякий случай, - сказал он Ирине.

Нюша затявкала.

- Молодец. Отличная собака. Он здесь, - услышала Скрябина.

Она буквально скатилась вниз. Слава одной рукой отгребал листья, а другой прижимал рацию к губам.

- "Заря", "Заря", я - "Синица". Мы его нашли. Кажется, труп...

Ирина, как собака, стала разметать листья. Нога Алексея была неестественно подвернута. Вместо головы, как показалось ей вначале, кровавое месиво. Она завыла и в каком-то отчаянье приложила руку к яремной вене на шее.

- Он жив, - закричала она. - Скорее врача.

К яме уже бежала подмога.

- Осторожнее, ребята. Здесь бревно.

Высокова несли на мешковине, захваченной предусмотрительной Машей. Алексей был без сознания, но дышал. Кровь на затылке запеклась, правая нога была сломана в нескольких местах. Ирина держала его за руку и без остановки что-то шептала.

Когда машина поисковиков затормозила перед больницей скорой помощи, их уже ждала реанимационная бригада. "Лизу Алерт" здесь знали и уважали.

- Кто его так? - с интересом спросил врач в приемном отделении.

- Сами не знаем, - развела руками Маша.

- Подрался, что ли, с кем по пьянке?

- Он журналист, - прохрипела Ирина. - Вел расследование. И вот...

- Как в кино, - восхитилась хорошенькая медсестра и побежала в отделение.

Скрябина села в приемном покое на стул и замерла. Несколько раз к ней подходили медсестры с вопросами о родственниках Высокова, его группе крови и медицинских противопоказаниях. Она как бы просыпалась, отвечала на вопросы, а потом опять останавливала взгляд на одной точке. Вокруг кричали пациенты, ругались сестры, бегали дети, и только Ирина сидела, как изваяние, уставившись на кусок стены с отвалившейся штукатуркой.

Через несколько часов, дней, а может, и лет к ней подошел пожилой хирург. Он тяжело дышал, на лбу испарина, губы синеватого оттенка.

- Вы его жена?

Ирина очнулась, вскочила, помотала головой.

- У него нет жены. Я... почти...

- Понятно. Он жив. В рубашке родился, можно даже сказать, в норковой шубе. Еще бы полчаса, и спасти его было бы невозможно. Мозг особо не задет. Должен выкарабкаться.

Скрябина зажала руками рот и закрыла глаза.

Врач похлопал ее по плечу и медленно направился в отделение.

XI

Скрябиной было сложно разрываться между работой и палатой в реанимации, но Суздальцев взял многое на себя. Трифанова, Капустина и Полухин с Колпаковым работали за семерых. Ежедневная газета сжирала более двадцати текстов за один присест и требовала еще. Метелина с Кармановой бойкотировали работу и не менее двух раз в день звонили Рыльской с информацией о происходящих событиях в "Губернаторских вестях".

Но Татьяне Сергеевне было сейчас совсем не до редакции. Следственный комитет начал проверку деятельности ее мужа на посту директора "Овощевода". Начали с сомнительных договоров, потом докопались до премий работникам, которые он выписывал и клал себе в карман, на очереди было преднамеренное доведение предприятия до банкротства.

Когда мужа задержали посреди рабочего дня и препроводили в СИЗО, Рыльская была взбешена. Она стала звонить в Следственный комитет, прокуратуру и полицию с претензиями. Но покладистые ранее начальники проигнорировали ее звонки. А секретарши начали врать про их чрезвычайную занятость. Но узнать, кто ведет следствие, ей удалось без проблем. И какой-то рядовой следак, вместо того чтобы исполнить ее распоряжение, сухо ответил что-то вроде "разберемся".

Медведева никого не хотела видеть, но областной идеолог одним движением руки отстранила помощника и вошла в кабинет губернатора.

Алевтина Георгиевна сидела в своем кресле и смотрела в окно. Она не повернула головы, когда Рыльская вошла в кабинет.

Татьяна Сергеевна замешкалась, а потом шумно выдохнула и подошла к столу губернатора.

- И ты меня подставила, - тихо произнесла Медведева, не меняя позы.

У Рыльской округлились глаза.

- Это вранье, - начала она. - Я ничего не делала...

Губернатор развернулась и посмотрела на собеседницу исподлобья.

- Вранье, говоришь? А как теперь мои враги радостно взвоют, обсуждая твоего благоверного. На премии мастеров позарился, нищеброд. Под моим прикрытием схемку свою раскрутить хотели? А теперь защиты моей пришла просить?

Рыльская сузила глаза и сглотнула слюну.

- Это неправда. Никаких схем мы не разрабатывали, - она на секунду примолкла, а потом посмотрела прямо в глаза Медведевой. - Хотя я лично знаю их очень много.

Алевтина Георгиевна хлопнула ладонью по столу и ухмыльнулась.

- Шантажировать меня вздумала, подруга? - она встала и оскалилась. - В обход меня игру строишь? Так если меня возьмут, и ты на киче окажешься. Мы с тобой как караси на сковородке. Одного не сможешь перевернуть, чтобы другого не затронуть. Следствие на тебе ох как отыграется за то, за что меня взять не сможет. Ты этого хочешь?

Рыльская отвела глаза и сцепила руки в замок.

- Что мне делать? Писать заявление об уходе?

Медведева взяла карандаш из подставки, сжала и стала давить. Желваки у нее заходили, глаза налились кровью. Раздался треск. Деревянные половинки полетели на пол.

- Иди, работай. Не тебя взяли. И звонки свои истеричные оставь. Не помогут они.

Медведева села и опять стала смотреть в окно. Рыльская вышла и медленно, боясь сильно стукнуть, закрыла за собой дверь.

Скрябина сидела за своим столом в редакции и вычитывала полосы завтрашней газеты, когда в кабинет вошел Соколов. Глаза у него блестели каким-то горячечным блеском, сам он то потирал руки, то притоптывал на месте.

- Ира, как Леха?

Ирина подняла глаза и внимательно посмотрела на визитера.

- В реанимации. Его в кому ввели. А что это ты спустя несколько дней озаботился его здоровьем?

- Я всегда заботился. В больницу несколько раз звонил, - отмахнулся Андрей. - А ты не знаешь, над чем он работал перед тем, как его... избили?

Скрябина отодвинула верстку и стала вертеть в руках ручку.

- Я не знаю. Не спрашивала, он не рассказывал. Это я и полиции сказала. А вот почему ты, главный редактор, этого не знаешь?

Соколов заерзал на кресле и стал хрустеть пальцами.

- Он говорил, что готовит какой-то сенсационный материал, но подробностей не говорил. А ночью кто-то хозяйничал в нашей редакции. Представляешь?

Ирина выругалась.

- Что-то пропало?

Посетитель развел руками.

- Сложно сказать. Вся техника на месте. Стол и ящики стола Высокова перерыты, а его комп остался без жесткого диска. Украли вместе со всей информацией.

- Вы полицию вызывали?

Андрей закивал.

- А что толку? Отпечатки со всех сняли и уехали. Будут они еще с этой мелочью разбираться. Вот я и подумал, может у него дома что-то осталось?

Скрябина задумалась.

- Я еще там не была. Ключи у его тетки только сегодня взяла, у него в кармане их не было.

- И следаки ими даже не заинтересовались?

Женщина пожала плечами.

- Нет. А, кстати, интересно почему?

- Может, сейчас вместе махнем?

Ирина поморщилась и покачала головой.

- У меня еще работы много, потом в больницу, а в квартиру напоследок. Я тебе позвоню.

Соколов разочарованно вздохнул и поспешил к выходу.

Вечером Скрябина стояла перед квартирой Алексея на восьмом этаже. На площадке было темно. Ирина стала светить телефоном в место замочной скважины, пыталась вставить ключ, но безуспешно. В отчаянии надавила рукой на дверную ручку, и дверь открылась. Она уже занесла ногу, чтобы войти внутрь, но тут приоткрылась соседняя дверь и в проеме появилась уже известная Скрябиной противная соседка.

- А чтой-то ты тут делаешь? - визгливо начала она.

- Полицию вызываю, - огрызнулась Ирина и стала набирать "002".

Потянулись минуты ожидания. Скрябина успела позвонить Соколову и Капустиной, поговорить с Данилом и почитать новости в Интернете. Оставить квартиру без присмотра она не решилась.

Вредная баба периодически выглядывала и проверяла, что делает Ирина.

Через сорок минут из лифта вышли двое мужчин и одна девушка с чемоданчиком. После выяснения, кто такая Ирина и что она здесь делает, группа вошла в квартиру. Девушка стала звонить в соседние двери и звать в понятые. Подозрительная тетка с радостью согласилась и, накинув на рваный халат пуховый платок, поспешила на место происшествия.

Первое, что поразило Скрябину, была земля, рассыпанная по всему полу. Мать Высокова очень любила комнатные растения, их у нее было в изобилии. На случай пересадок на балконе всегда стояли большие упаковки грунта. Теперь все цветы были вырваны и разбросаны, цветочные горшки разбиты, земля была даже в ванной. Ящики письменного стола вывернуты, компьютер исчез.

- Так кто у нас владелец квартиры? - спросил полицейский в штатском.

- Алексей Высоков. Он журналист. Лежит в реанимации. На него несколько дней назад было совершено покушение, - начала Ирина. Потом она посмотрела на бабу в платке и уже раздраженно закончила: - Позвоните коллегам и все узнаете.

Следак зыркнул на Скрябину, перевел взгляд на соседку и кивнул.

- Я все узнаю. Это точно.

Ближе к полуночи полицейские уехали. Понятые, позевывая, разбрелись по своим домам. А Ирина не могла оставить квартиру в таком виде. Она закрыла дверь и опустилась на кресло, не зная с чего начать. Потом пошла на кухню и стала шарить в ящиках. В одном из них увидела несколько бутылок виски и водки, а также початую чекушку сомнительного вида коньяка. Скрябина взяла стопку и налила себе коричневого пойла до краев, запахло деревом и клопами. Скрябина задумалась, потом вздохнула, вылила жидкость в раковину и пошла искать веник.

XII

Всю ночь Соколов не спал. На расспросы жены он раздраженно отмахивался и продолжал изучать документы, которые откопировал втайне от Высокова. После звонка Скрябиной стало понятно, что теперь именно он носитель сенсации, за которую Алексей чуть было не отправился к праотцам. Да еще и неизвестно, каким он станет после такой тяжелой травмы. Может, вообще ничего не вспомнит. А бомба, вот она, близко. Похоронить ее или выложить?

Андрей налил себе очередную кружку кофе и задумался. Перед ним не было никакого журналистского расследования, только файлы со сканами договоров, расписок и извещений. Одна их часть касалось Медведевой. В других мелькала фамилия Рыльской и других приближенных губернатора. Звуковые файлы касались совершенно другой темы. Как понял Соколов, речь шла о бизнесмене из 90-х. Их он после долгого раздумья не удалил, но отложил в новую папку и опять засел за компромат на губернатора. К часу ночи, когда почти все окна в доме напротив погасли, он разобрался, что перед ним схема, с помощью которой наполнялся деньгами так называемый благотворительный фонд народных инициатив, который, по сути, являлся кошельком Медведевой и ее ближайшего окружения. Из бумаг стало понятно, чем обусловлена губернаторская любовь к определенному числу бизнесменов, и почему именно они постоянно получают областные субсидии, гранты и кредиты на выгодных условиях. Покопавшись в своем архиве, Соколов нашел красноречивые примеры лоббирования одних структур в обход других. Многое, что когда-то у него вызывало неподдельное удивление, теперь было объяснено банковскими платежками и суммами благотворительной помощи.

Андрей довольно рассмеялся и стал стучать на клавиатуре компьютера.

В семь часов утра под ухом жены Соколова Людмилы зазвонил будильник. Она мгновенно проснулась и как можно быстрее нажала кнопку звонка, чтобы не разбудить мужа раньше времени. Но его половина кровати была пуста. Женщина нахмурилась, отправилась на кухню, но услышала храп из соседней комнаты.

Андрей лежал одетый на диване, подложив под голову плюшевого медведя, подаренного двадцать лет назад Людмиле на первую годовщину свадьбы. Груда окурков в пепельнице и строй кружек с остатками кофе красноречиво говорили о тяжких раздумьях хозяина квартиры. Компьютер тихо гудел, заснув после бурно проведенной ночи.

Хозяйка принесла из спальни плед и заботливо укрыла мужа, а затем унесла пепельницу и кружки на кухню и прикрыла дверь комнаты.

В десять часов на "Фактор-ТВ" стали подтягиваться сотрудники. Включив компьютеры, они потянулись за кипятком на кухню и, попивая дешевый кофе, стали обсуждать планы на день. Тюленев только поднес кружку к губам, когда в комнату вбежал Царев.

- Вы видели, что у нас на сайте? Андрюха бомбу выложил про Медведеву.

Повисла тишина, а потом послышался топот бегущих к столам ног. Кто-то толкнул Тюленева, и горячий кофе выплеснулся из кружки прямо ему на подбородок, обжигая кожу, потек по шее на грудь, закапал на толстовку.

Текст Соколова был длинный. С фотографиями губернатора и некоторых чиновников.

- Вот ведь, сволочь, и не мог сказать, над какой темой работает, - завистливо прошептал кто-то.

- Андрюха - просто монстр! Только бы сайт выдержал такое количество просмотров, - приплясывал в центре комнаты Сергей Царев.

- Рекламодатели к нам в очередь выстроятся, - захлопала в ладоши начальник рекламщиков. - Теперь никто не посмеет сказать, что о нас ничего не знает.

Тюленев не отрывался от монитора. Он в третий раз перечитывал текст, когда его телефон зазвонил и на экране загорелась красноречивая надпись "Сука". Павел поморщился и сбросил звонок.

Когда хлопнула дверь, и в редакции появился Соколов, его встретили одобрительным гулом, затем раздались аплодисменты. Женщины завизжали. Андрей вальяжной походкой подошел к столу и стал выгружать из рюкзака бутылки с шампанским.

- Надо отметить!

Кто-то стал шарить в шкафу в поисках одноразовых стаканчиков, кто-то сбрасывать с журнального стола бумаги и газеты, чтобы освободить место для праздника.

Соколов улыбался. Он откупоривал бутылки и разливал шампанское с видом барина, снизошедшего до челяди.

- Андрюха, почему молчал? Кто тебе такую фактуру слил? - стараясь перекричать всех, спросил Царев.

По лицу Соколова пробежала тень. Он дернулся, и напиток полился на стол.

- Места знать надо! - выпрямился Андрей и осклабился. - Настоящий журналист - это разведчик. И это только затравочка, мой друг. Только пролог. Основная часть - впереди.

- Так выпьем же за лучшего шпиона нашей современности - за главного редактора "Фактор-ТВ", за Андрея Соколова!

- Ура, ура, ура! - закричали все хором.

Наступила тишина. Было слышно, как шампанское булькает в горле собутыльников. И тут у Соколова зазвонил телефон.

- Это от губернатора, не иначе, - засмеялись вокруг.

Андрей отошел к окну и поднес аппарат к уху.

- Здравствуйте! Да, это я. Нет, материал я снимать не буду. Подавайте в суд. У меня есть все документы. Вы мне грозите? А Высокову тоже вы грозили?..

- Кто это, Андрюха? Медведева? - спросил Царев, разливая очередную бутылку.

Соколов запрокинул голову и радостно рассмеялся.

- Нет. Рыльская нервничает. У нее тоже есть повод сегодня напиться.

Колосов сидел за своим столом и в очередной раз просматривал текст на "Фактор-ТВ".

Когда час назад в кабинет ворвался взлохмаченный заместитель с криком "Вы читали?..", у него бешено застучало сердце. Выяснив, что дело касается губернатора и его свиты, Колосов был готов запустить в импульсивного работника канцелярским набором.

А сейчас он внимательно разглядывал фотографии и с раздражением наблюдал, как цифры счетчика просмотров текста растут каждую секунду. И хотя в материале его фамилия упомянута не была, Петр испытывал беспокойство. Материал был так себе: полунамеки, какие-то цифры, разрозненные факты. Ничего, что могло потянуть на настоящую крышку гроба для нынешней областной власти. Но он понял: рядом с ним была сила, которая ему не подчинялась. Слишком непредсказуемыми оказались его студенческие приятели, болтливыми, жадными до сенсаций и лишенными чувства самосохранения.

Колосов дотянулся до канцелярского ножа и стал разрезать на мелкую лапшу бумаги, лежащие перед ним. Несколько раз он нажимал кнопку вызова Тюленева, но в ответ слышал только длинные гудки.

В дверь постучали, и на пороге появилась секретарь с маленьким подносиком. Аккуратно поставив чашку с дымящимся кофе на белоснежную салфетку перед боссом, женщина спросила:

- Петр Алексеевич, через тридцать минут у вас встреча. Вы поедете?

Колосов кивнул и стряхнул на пол изрезанные лучше автоматического измельчителя бумаги. Когда за секретаршей закрылась дверь, он подвинул к себе городской телефон и набрал номер.

- Ну что, Вован, теперь докажи, что ты можешь...

Ближе к вечеру веселье пошло на спад. Все возрастающее число просмотров публикации радовало, но уже не вызывало утренней эйфории. Журналисты разбрелись по заданиям, менеджеры бросились уверять по телефону рекламодателей в беспрецедентной популярности "Фактор-ТВ". Царев копошился на кухне, Света Кириенко рылась в шкафу Высокова, Тюленев сливал из стаканов остатки шампанского себе в кружку, а Соколов все перечитывал и перечитывал свой материал. Вдруг компьютер мигнул, и экран потемнел.

- Что за ерунда, - выругался Андрей.

- Прекратите баловаться светом, - послышалось из соседней комнаты.

Царев подошел к своему компьютеру и открыл страницу "Фактор-ТВ". На экране появилось множество смайликов, которые сложились в неприличную картинку.

- Нас взломали! - завопил он и в отчаянии стал закрывать и открывать сайт вновь и вновь.

Павел залпом выпил содержимое кружки и достал смартфон.

- Нигде не открывается, - резюмировал он и стал откупоривать неизвестно откуда появившуюся бутылку водки. - Ну что ж, рождение отметили, теперь выпьем за упокой, - заплетающимся языком продолжил он.

Никто не засмеялся.

Соколов сидел и в задумчивости смотрел на черный экран.

Менеджеры по рекламе сбежались в журналистскую и заговорили все сразу. Кто-то предлагал вызвать знакомого сисадмина, кто-то - обратиться в полицию. И тут у Тюленева зазвонил телефон. Все замолчали. Павел, не обращая внимания на звонок, пытался соорудить себе бутерброд.

Андрей двинулся в его сторону.

- Прекрати жрать. Тебе босс звонит. Хочет узнать, как ты справился с работой.

- Ты о чем, Андрюха? - Сергей удивленно посмотрел на приятеля.

- А ты и не знаешь, что наш Паша - многостаночник? - ухмыльнулся Соколов. - Он у нас еще и на Колосова работает, а может, и на Медведеву. Сообщает им, какие мы темы разрабатываем, может, и жучки у нас уже стоят в редакции...

- С чего ты взял? - удивился кто-то.

- При чем тут Колосов, - возмутилась Кириенко. - Он крупный рекламодатель и просто хороший человек.

- Конечно, хороший. Только Высоков с проломленной башкой лежит после того, как попытался что-то про него узнать, - Соколов все ближе приближался к Тюленеву. - А кто его к нам просватал, кто тексты писал в его пользу? Сейчас меня осенило. Это же ты с Высоковым сидел и все вынюхивал про его темы. И сейчас, наверное, успел Колосову позвонить и сказать про мой текст.

У Тюленева задрожали руки, и кусок колбасы с бутерброда упал на ботинок Соколова. Андрея передернуло от отвращения, и он со всему маху ударил Павла по лицу. Раздался смачный звук пощечины. Кто-то вскрикнул.

Тюленев посерел лицом, нижняя губа у него задрожала, он вздохнул, схватил нож, которым нарезали колбасу, и всадил в грудь Соколова.

У Андрея округлились глаза, он начал падать навзничь, но успел прошептать:

- Зачем?

Женщины завизжали. Царев кинулся к пострадавшему и пытался зажать ему рану рукой. Тюленев бросил нож, упал на стул, обхватив руками голову, и завыл.

Началось безумная суета. Кто-то постарался поскорей выбежать на улицу, кто-то закрылся от страха в туалете. Начальник рекламного отдела побелела и начала падать, схватившись за Кириенко. Светлана поддержала ее, чтобы та не ударилась головой о пол, и со злостью начала лить на нее воду прямо из чайника.

Вызвать "скорую помощь" и полицию догадались минут через пять. Они приехали почти одновременно.

Пожилой фельдшер только развел руками. Удар в сердце не оставил шансов на благоприятный исход. Медику осталось только констатировать смерть.

На лице Соколова еще сохранилось выражение удивления, глаза были широко распахнуты и не потеряли своего цвета, нижняя губа оттопырена, как у обиженного ребенка. Но черты уже стали смягчаться, зрачки начали мутнеть. Кириенко обвила себя руками и застыла около окна. Царев продолжал сжимать руку Андрея до тех пор, пока не приехала труповозка.

Веселые мужики, не особо церемонясь, запихнули тело Соколова в черный пластиковый мешок, положили на носилки и, продолжая разговор о прошедшей рыбалке, понесли его к машине.

Трое полицейских долго все фотографировали, замеряли и заносили в протокол. Затем приехали еще двое. Они с брезгливостью, зажимая носы, повели Павла к машине. Убийца икал от слез, его штаны были мокрые.

Начался допрос всех присутствующих.

Расходиться разрешили только за полночь.

В автомобиле Колосова Светлана Кириенко дала волю слезам. Она кусала губы, но рыданья душили ее.

Петр остановил машину и обнял подругу.

- Успокойся. Все забудется. Хочешь, поедем к морю?

Женщина замотала головой.

- Я не могу успокоиться. Как же так вышло? Соколов что-то говорил про тебе и Тюленева. Это ерунда?

Колосов вздрогнул, запустил руку в бардачок и достал бумажные платки, протянул их спутнице.

- Я вообще не понимаю, о чем могла идти речь. Вот до чего пьянство может довести. Работать надо было, а не пить в рабочее время...

- Мы праздновали успех...

- Успех, это когда дело приносит реальную прибыль, а не читается тысячами дураков, - Петр скривил лицо. - Идея была хорошая, а все пошло в свисток.

Женщина начала икать от слез.

- Можно сделать то, что хотел, но недодумался Соколов, - продолжил Петр тихо.

- Я не хочу, не смогу войти туда больше никогда, - замотала головой Светлана.

- И не надо, - участливо сказал Колосов, заводя машину. - Когда все закончится, помещение продадим и купим другое. А можно и ко мне в офис переехать. Так будет даже выгоднее.

- Я не хочу об этом сейчас думать, - вновь зарыдала Кириенко. - Кто угодно, только не я.

Босс поморщился.

- Потом поговорим, а сейчас домой и спать.

XIII

Ирина долго вытирала ноги о тряпку перед дверью больничного корпуса, потом вошла и, упершись спиной в стену, надела на сапоги бахилы, сдала пальто в гардероб и стала подниматься на третий этаж.

Лестница была старая, как и вся больница. Бетон на широких ступенях местами обвалился, краска на деревянных перилах потрескалась. Но ширина лестницы, кованые поручни и балясины, большие площадки между маршами с огромными окнами напоминали о далеком времени, когда здание строили как губернскую больницу для высших чинов.

Скрябина отдышалась на последнем пролете и открыла дверь отделения.

На сестринском посту никого не было. В длинном белом коридоре тихо. Кое-где на скамьях, обитых коричневой клеенкой, сидели пациенты с посетителями. Ирина постучала в самую дальнюю дверь и потянула за ручку.

Когда два дня назад Алексея решили перевести из реанимации в общую палату, Ирина начала скандалить и требовать повышенного комфорта в одноместном боксе, но вовремя одумалась и замолчала, решив, что пятеро сопалатников и присмотрят в случае всего, и сомнительных личностей не допустят.

Сейчас мужчины, не отрываясь, смотрели на экран маленького телевизора, установленного на тумбочке. Они бросили незаинтересованный взгляд на вошедшую и вернулись к просмотру очередного политического шоу.

Высоков лежал у стены, закрыв глаза. Голова перевязана, в вену на руке вставлен катетер. Щеки совсем впали, и от этого нос казался еще больше, губы синюшного цвета, на подбородке щетина клочьями.

Скрябина присела на стул около кровати и невольно тряхнула большим пакетом. Раздалось звяканье банок. Высоков дернулся и проснулся, поморгал глазами и с трудом улыбнулся.

- Привет! Чип и Дейл спешат на помощь. Кормилица принесла магазинные деликатесы.

Ирина обиженно надула губы.

- И вовсе не магазинные. Я что, готовить не умею? А будешь себя плохо вести, начну носить лапшу и картошку быстрорастворимую. И салаты из супермаркета. Стараешься, стараешься и такое отношение...

Высоков медленно приподнялся. Скрябина помогла ему сесть и для опоры подложила подушку под поясницу.

- Не сердись, я знаю, что ты искусный кулинар. Давай свою стряпню...

Пока Алексей ел, Ирина попыталась закрыть плотнее верхнюю фрамугу, из которой на подоконник мело снегом. Старые деревянные рамы рассохлись, колышущиеся ленты малярного скотча демонстрировали постоянную борьбу с древними окнами.

Скрябина поняла бестолковость своих усилий и махнула рукой.

Когда пустые контейнеры были сложены в пакет, по телевизору политическое ток-шоу сменилось другим - про скандалы из жизни звезд, а мужчины резюмировали глобальный вывод о передачах: "Все там козлы!", Алексей, не глядя на Ирину, спросил:

- Ты на похороны пойдешь?

Скрябина вздрогнула.

- А ты откуда про них знаешь? В новостях об этом не говорили.

Высоков дотронулся пальцем до повязки на голове.

- Даже если в новостях что-то не говорят, это не значит, что никто ничего не знает. Телефон и Интернет пока еще не полностью запретили.

Помолчали.

- Пойду, конечно. Хотя Бакатина звонила и передавала "просьбу" Рыльской не устраивать из прощания митинг, - Ирина потерла виски. - Может быть, там что-то разъяснится. Откуда у Соколова оказались твои материалы? При чем здесь Тюленев?

Алексей запрокинул голову и стал смотреть в потолок.

- Я догадываюсь, но не уверен, что я полностью прав. А Сокол, надо полагать, увидел твое досье в моем компьютере, вот и ухватился за него. Не сумел подождать ни моей смерти, ни выздоровления. Драйва хотел.

- Он просто хотел тебя защитить. Если материал вышел, то журналиста убивать уже нет причин.

- Сомневаюсь, что он об этом думал, - Алексей посмотрел на Ирину. - А меня он действительно спас. Нет "Фактора", и мое расследование никому не нужно.

Ирина заерзала на стуле.

- Я перепрятала пакет с диктофоном, документами и фото, - прошептала она. - Хорошо, что так мало людей знало про твой заброшенный садовый участок.

Алексей улыбнулся одними глазами и погладил Иринину руку.

- Старая клюшка. Ты мыслишь, как и эти придурки. Какие диктофоны, флешки, бумаги? Я все спрятал на случай, если это барахло им придется отдать, - Высоков нахмурил брови и надул щеки. - Они: отдавай или Скрябину выгоним с работы. Я: нет, ни за что, ну, ладно, поезжайте в сады "Политехник", возьмите и будьте прокляты... Все в сети, в облаке, на почте разных людей.

Скрябина посмотрела на экран телевизора. Многочисленные жены и подруги популярного артиста, похороненного недавно, делили наследство. Ведущий приплясывал и присвистывал, раззадоривал женщин, стараясь довести их до потасовки.

Ирина наклонилась к Алексею.

- Ты сказал следакам про Колосова?

Высоков покачал головой.

- Я не самоубийца. У меня еще много планов. Да и на поминки себе не накопил. Не хочу, чтобы деньги на меня собирал наш главный журналист - Гарик Ридный.

А именно ему и пришлось залезать в кассу Союза журналистов и объявлять добровольный сбор на похороны Андрея Соколова. У вдовы и родственников деньги нашлись только на гроб. Поэтому Гарик, как лысая птица, летал от одной редакции к другой, собирая деньги в прозрачный пластиковый пакет, договаривался с кафе, кладбищем и могильщиками. Очки запотевали от возбуждения, под мышками проявились потные пятна.

Такая суета была понятна. Организация похорон собратьев по цеху - единственное, что осталось от деятельности Союза журналистов в регионе. В этом Ридный знал толк и пользовался заслуженным уважением. Обычно провожали людей пожилых и степенных. И на кладбище собирались люди солидного возраста. Им рюмку-две под язык в кафе и к дивану поближе. А нынешние проводы обещали по размаху посоревноваться с январским балом прессы. Гарик почувствовал, как щекочут ему лопатки два больших белых крыла. С черными длинными перьями по краям.

Толпу перед похоронным домом Скрябина заметила издалека. Она кивнула Трифоновой и Капустиной, переговаривающимися на лестнице, помахала Суздальцеву, Колпакову и Полухину. Казалось, что собралось все журналистское сообщество области. Молоденькие журналистки нервно курили в стороне. Приехали даже аксакалы из дальних районов, которые Соколова видели всего пару раз. Они обнимались с Ридным и со скорбным видом шли жать руку матери Андрея и вдове.

Пожилая женщина совсем сгорбилась, сидя на установленном в изголовье гроба стуле. Она не откликалась ни на какие слова и безостановочно гладила голову сына. Все ее внимание сейчас было сосредоточено на ее ребенке, который в детстве так смешно говорил "мамуша", маленьким чуть не умер от воспаления легких, а в 10 лет сорвался с дерева и сильно стукнулся головой о камень, вот и сейчас можно нащупать шрам от зажившей раны, хорошо учился и почему-то решил стать журналистом, хотя что это за профессия, прости Господи, но выучился и вернулся к своей маме, а была возможность уехать по обмену за границу... И вот сейчас он лежит и уже ничего не может сказать, не поцелует и не купит ей любимых конфет.

Старшая дочь пыталась дать ей таблетку или воды, но женщина не реагировала.

Вдова, напротив, смотрела на каждого соболезнующего с какой-то надеждой, как будто ждала, что сейчас ей все разъяснят, скажут, что это неправда, сон, журналистский эксперимент и скоро они с мужем пойдут домой. Кошка, наверное, уже заждалась, у нее корм кончился...

Ирина поставила красные гвоздики в одну из ваз, предусмотрительно расставленных в зале, и посмотрела на Андрея в последний раз. Он казался совершенно незнакомым и чудным в голубой рубашке и черном пиджаке, в каких-то старомодных лаковых ботинках. Как и многим, ей казалось, что это какой-то соколовский двойник лежит здесь, а Сокол сейчас выскочит из-за двери и начнет всех фотографировать для репортажа на "Факторе".

Скрябина заметила Светлану Кириенко с Колосовым и отошла подальше. В кустах за углом курил Царев. Слезы бежали по его щекам ручьем, стекали по шее, капали на куртку. Он всхлипывал и как только докуривал одну сигарету, вынимал следующую.

Ирина похлопала его по плечу.

- Хватит себя мучить. Не считай себя виноватым.

Сергей дернул плечом.

- Как могло все это произойти? Как? Андрея сейчас закопают, Пашке в тюрьме чалиться лет десять. Я не понимаю...

- Тебя менты о чем спрашивали?

Скрябина вынула из пачки Царева сигарету и закурила.

Тот махнул рукой, пепел попал на куртку и прожег на груди несколько маленьких дырок.

- Так. Общие моменты. У них все дело сразу нарисовалось - убийство на бытовой почве при совместном употреблении спиртных напитков. Просто и понятно, без дополнительной работы. Думаешь, они будут искать причину ссоры, выяснять, почему у нас рухнул сайт? Вещи Сокола они быстренько прибрали. Теперь мы никогда не увидим, что же он еще раскопал, - Царев задумался, вытер слезы и сопли рукой. - Может, Лешка знает? Думаю, это их совместная история...

Ирина начала трясти головой.

- Ничего совместного нет. Сходи к Высокову в больницу и узнаешь.

- Схожу..., - протянул Царев.

Тут на площадку перед похоронным домом въехал автомобиль губернатора. Журналисты расступились. Кто-то удивленно присвистнул.

С переднего сиденья выпрыгнул охранник и внимательно оглядел присутствующих. Затем он открыл дверь Медведевой. С другой стороны показалась Рыльская. Ридный кинулся к главному должностному лицу области, но был остановлен мордоворотом с бычьим затылком.

Алевтина Георгиевна генеральской походкой прошла в зал и стала что-то говорить вдове, потом похлопала по плечу мать и застыла около гроба, сложив руки на животе.

Рыльская всунула в руки Гарика букет из бордовых роз и поспешила к хозяйке.

Так прошло несколько минут. Медведева перекрестилась и направилась к выходу. Никто не сделал попытки что-то спросить губернатора или Рыльскую, только несколько журналисток подбежали поближе к высокой персоне, чтобы поздороваться. Та посмотрела на них тяжелым взглядом и кивнула.

На кладбище Гарик начал говорить о покойном, как о выдающемся журналисте и настоящем гражданине, правдорубе и просто добром человеке... Он знал толк в таких речах. Но на этот раз ему не дали развернуться. Когда гроб стали заколачивать, мать Андрея стала заваливаться назад. Ее едва успели подхватить стоящие рядом парни. Вызвали "скорую", она хотела увезти женщину в больницу, но та вырывалась из рук, кричала и норовила спрыгнуть в раскопанную могилу. Медикам потребовалась помощь мужчин, чтобы ввести ей дозу успокоительного. Через пять минут она уже тихо сидела и остановившимся взором смотрела, как ее мальчика забрасывают землей.

Ирину затошнило от ужаса. Она отказалась от посещения кафе и решила ехать в редакцию.

- Давайте возьмем бутылку водки и помянем Андрюху у себя, - предложил Суздальцев.

Все одобрительно закивали.

Евгений, Трифонова, Полухин и Капустина стали втискиваться в машину. Они пыхтели, но никак не могли разместиться вместе на заднем сиденье. Ирина раздраженно прикрикнула на коллег и уступила свое место Полухину, как самому крупному. Трифонова, как самая худая, села на колени к Женьке. Так и поехали.

В редакции было тихо.

Ирина постелила на журнальный стол старую газету и стала открывать нарезки колбасы и сыра. Водку разлили в пластиковые рюмки и, не чокаясь, выпили.

Сидели молча. Было слышно, как наверху, на верстке, Метелина ругается с верстаками.

У Скрябиной загудел телефон. Ирина поморщилась и нажала на кнопку громкой связи.

- Ирина Петровна, я выслала текст соболезнования губернатора семье Соколова. Поставьте на первую полосу, - раздался в трубке голос Рыльской.

Суздальцев беззвучно выругался.

- Хорошо. Сейчас поставлю. Что-то еще?

- Метелина говорила, что у вас уже вторую неделю лежит ее материал об уроках истории в разных школах...

- Так там же дичь какая-то, предложение все преподавание свести к заучиванию текстов правильного учебника, - вспыхнула Ирина. - Мы не в советское время, кажется, живем.

- Ваше мнение очень ценно, - прошипела областной идеолог. - Только не отвечает нынешнему времени. И не вам решать, что нужно читателям, а что нет. Поставьте материал.

Скрябина выдохнула.

- Поставлю, - елейным тоном сказала она. - Непременно.

Евгений разлил еще по одной.

Полухин привалился к спинке дивана и заснул. Остальные собутыльники выпили и продолжили разговор.

- Я вчера смотрел видео из нашего универа. Кто-то тайно снял беседу со студентами нашего бравого ректора и приглашенного гостя о патриотизме и выложил в сеть, - начал рассказ Суздальцев. - Это я вам скажу даже не восьмидесятые, которые я хорошо помню, а что-то более раннее. Сейчас, когда наши корабли бороздят просторы мирового океана, а враги только и думают о том, как нам помешать, мы все, как один, должны сплотиться перед лицом мирового империализьма...

Женщины невесело рассмеялись.

- Не нравится мне эта страсть нагнетать военную истерию, - пуская дым кольцами, сказала Капустина. - Так и доиграться можно до чего-то серьезного. Я вот все думаю и не могу определить: у нас сейчас история повторяется как трагедия или уже как фарс?

- А у моего ребенка в садике, - заикаясь от возбуждения, начала Трифонова. - воспитательница разучивает с детьми гимн России. И все бы ничего, только в исполнении трехлеток он звучит как-то... - Леночка пощелкала пальцами, подбирая метафору, - комично. Боюсь, что моего Вовика могут привлечь за оскорбление священного символа. Он не выговаривает пять букв и некоторые строчки, пропетые им, звучат просто как подрыв государственного единства.

Журналисты захохотали.

За окном пошел снег. Побелели деревья. Ветра не было. За несколько минут из унылого осеннего пейзажа возникла настоящая сказочная картина. Чистота и красота. Но это если смотреть сверху, из окон верхних этажей. А когда Ирина вышла из редакции и пошла к остановке, под ногами захлюпала серая жижа.

Данил сидел за компьютером и монтировал какое-то видео. На экране мелькали лица молодых людей.

Ирина сбросила сапоги у порога, прошла в комнату сына и плюхнулась на диван.

- Ну что, как все прошло? - не отрываясь от монитора, поинтересовался большой ребенок.

Женщина усмехнулась.

- Из гроба не восстал. Закопали.

- Жалко.

- Это точно.

- Что там за лекции по патриотизму проводятся у вас в университете? - устало поинтересовалась мать и запрокинула голову на спинку.

У молодого человека напряглась спина. Он задержал дыхание, а потом спросил:

- А что такое?

Ирина сидела с закрытыми глазами.

- Суздальцев смотрел видео лекции какой-то тетки. Тебя там не было?

Данил помолчал, поводил мышью по столу.

- Был. Посмотреть хочешь? Я включу.

- Давай.

Скрябина встряхнула головой и подошла ближе к столу.

И вот на экране возникло солнцеобразное лицо ректора. Он представлял "эксперта" по безопасности и говорил о том, как важно сейчас правильно оценивать риски разных событий.

- А чего изображение какое-то как из подполья?

- Так телефоны потребовали все сдать. Никаких съемок не должно было быть.

- А кто снял?

Данил замялся.

- Я не знаю.

Худощавая блондинка предпенсионного возраста начала говорить о "новой реальности", желании зарубежных сил раскачать ситуацию в стране и поставить у власти не патриотов, а проамериканские силы с чуждыми россиянам "достижениями": ювенальной юстицией, однополой любовью, бандитизмом на каждом шагу и СПИДом.

- Вот про СПИД это особенно ценно, - начала Ирина, обращаясь к монитору. - Особенно сейчас, когда по количеству первичных заражений мы опережаем страны Африки... Кстати, ты это понимаешь? Любовь должна быть ответственной, - она толкнула сына в плечо.

Данил поморщился.

- Все я понимаю. Успокойся.

От потока управляемого сознания, несшегося с экрана, у Скрябиной начало стучать в висках.

- Ерунда какая-то. Мне уже надоело эту дурь смотреть. Интересно, это промывание мозгов им из Москвы навязали или местное изобретение?

Юноша пожал плечами.

- А в конце они стали пугать отчислением, если будем выступать против того, что одобряется высшим руководством.

- Прокрути.

Ирина задумалась, а потом обняла сына за плечи.

- Ты не связывайся с ними, сынок, с этой системой. Ее невозможно победить. Нам остается не так мало: дружба, любовь, книги и музыка...

Она погладила его по голове и поцеловала в темечко, а потом направилась к выходу.

Данил вздохнул.

- Мама, - сказал он и повернулся на стуле. - Это я выложил видео в сеть.

Ирина обернулась и схватилась за сердце.

- Зачем? - плаксиво произнесла она.

- А почему они запретили их снимать, если ничего плохого не делали? - юноша надул губы. - Значит, хотели скрыть что-то. Но сейчас это не прокатит. Мы же не дураки...

Женщина вновь опустилась на диван.

- Вы не дураки. Только, сынок, они и умным жизнь испортить могут. Извини, но у меня нет денег отправить тебя учиться в Англию или Германию, даже в Чехию - нет. А здесь приходится играть по их правилам. Увы. Знаешь, даже во времена сталинского террора люди писали хорошую музыку и книги, делали научные открытия и оставались людьми. Твоя прабабушка, простая работница на заводе, всю жизнь боялась предрассветных часов и подъезжающих машин. А сейчас воронок в четыре утра не приезжает за очередной партией "изменников". Жить можно.

Данил стал хрустеть пальцами.

- Какое-то слабое утешение.

- Какое есть, - Ирина стала подбирать еще аргументы. - Ты только пойми, Даня, я ведь умру, если с тобой что случится.

XIV

Утро обещало быть суетным. Трасса не выглядела особо загруженной, но машине главного редактора "Губернаторских вестей" пришлось несколько превысить скоростной режим, обгоняя пару автовозов. Боялись опоздать. Внезапно со второстепенной дороги на магистраль стала выворачивать вишневая "девятка". Дедок в меховой шапке пригнулся к баранке и, не обращая внимание на несущуюся машину, по широкой дуге стал закладывать себе маршрут. Столкновение было неизбежно. Водитель крутанул руль и оказался на встречной полосе. Навстречу несся рефрижератор. Капустина на переднем сиденье редакторской машины закрыла глаза. Она прижала к себе сумку, скрючилась и просто ждала удара. В ушах зазвенело.

Через минуту, год, а может быть, несколько секунд Светлана подумала, что если она уже на небесах, то почему не видно никакого тоннеля, и со страхом приподняла ресницы.

Машина стояла на обочине дороги перпендикулярно основной линии. Водитель откинулся на сиденье и безумным взглядом смотрел перед собой. По трассе, как ни в чем не бывало, ехал поток автомобилей.

- Ну, ты даешь! - восхитилась Капустина. - Я уж подумала, что сейчас меня черти в ад поведут, а оказывается, еще есть время вести праведную жизнь.

Мужчина не улыбнулся.

- Я не могу ехать.

Светлана засуетилась, доставая из сумки термос.

- Успокойся. Сейчас попьешь чаю с чабрецом и получше станет. Главное - живы!

Когда редакционный автомобиль медленно подъехал к бетонной стеле с орденом Ленина, на заводской площади было уже многолюдно. Но молодых мало. В основном люди, которым хорошо за сорок. На улице было необычно холодно, и собравшиеся, одетые в допотопные шубы, рыбацкие сапоги, побитые молью шапки, показались Светлане какими-то заброшенными из прошлого посланцами, которые собрались то ли предупредить нынешнее поколение об опасности, то ли вернуться в свое время. Женщины в пуховых платках поверх стеганых пальтишек стучали нога об ногу.

Фонари не горели. У города не было денег, поэтому освещение поздно включали и рано выключали. Иллюминация на проходной только делала еще больший контраст между светом и тьмой.

Светлана заметила, как несколько мужчин стали разворачивать перед входом на предприятие туристические палатки.

Накануне вечером коллеги из районного города, где несколько месяцев назад Медведева пообещала прекратить сокращения сотрудников и ликвидацию градообразующего оборонного завода, сообщили, что работники того самого предприятия решили начать забастовку и голодовку.

После сентябрьских выборов полторы тысячи человек отправили в неоплачиваемые отпуска, а оставшихся перевели на трехсменную неделю. По городу поползли слухи, что завод надумали снести, а на его месте - в центре города - возвести элитный жилой комплекс.

Негласный хозяин города, который рулил и депутатами, и администрацией, решил побаловаться строительством, и сам предложил такую идею директорам холдинга - нынешним владельцам завода. Те с радостью согласились.

Ходоки от рабочих поехали к губернатору, но их записали на прием только на ноябрь следующего года. В местной администрации активистов не пустили дальше поста полиции.

Работяги решили, что надеяться можно только на самих себя. Палаточный городок и голодовка должны были привлечь внимание власти к проблемам людей и города.

Мужики установили палатки на газоне и примотали к одной древко с государственным флагом, позаимствованным в соседней школе.

Светлана заметила коллег из районки и подошла к ним поближе.

- Что-то журналистов мало? Неужели никому не интересно?

Мужчина в старомодной дубленке и шапке с опущенными ушами стал протирать объектив.

- Интересно. Только время некоторым тратить не хочется. Что толку снимать это? Все равно в стол пойдет.

- А вы тогда зачем пришли? Напишите на "вражеские голоса"? - пошутила Капустина.

Коллега шарахнулся от нее и чуть было не выронил из рук фотокамеру.

- Я для истории. Потомки должны знать...

Светлана поняла всю глупость своей неудачной шутки и примиряюще зачастила.

- Это правильно. Вот и я за тем же.

Небо стало светлеть.

Самый главный по виду забастовщик встал около палатки с флагом и поднес к губам рупор.

- Товарищи! Мы с вами собрались, чтобы сказать о том, что мы тоже люди. Пусть у нас нет недвижимости за границей, и наши дети учатся в обычных школах, но мы тоже любим нашу Родину и хотим жить нормально. Сейчас нам не дают это сделать. У нас нет работы, нет денег, а наши дети ходят в обносках. И теперь новая напасть - на месте нашего завода хозяин города хочет возвести элитный микрорайон. Кто купит там квартиры? Только толстосумы, которые деньги наворовали. Жителям он не нужен!

В толпе одобрительно засвистели.

- Нам нужен нам завод. Нужны работа и зарплата. Мы договорились, что будем сидеть здесь и голодать до тех пор, пока не заработают опять печи, пока мы не встанем к станкам, и нам не будут платить зарплату! За справедливость и работу!

В толпе захлопали и закричали. Рупор стал переходить от одного к другому и каждый хотел сказать о том, как тяжело сейчас живется, и все потому, что власть наверху не знает о трудностях простого народа.

Капустина поморщилась, посмотрела назад и заметила, как на площадь стали выезжать "уазики" полиции и микроавтобусы, набитые мордоворотами в камуфляже и балаклавах, скрывающих лица.

Сердце бешено застучало. Светлана стала выбираться из толпы и уткнулась в оператора из ГТРК Валентина Мезликина.

- А ты что делаешь?

- Для истории стараюсь, - огрызнулся он. - Сейчас Пухов сюда приедет и все разрулит.

Капустина кивнула на машины полиции, а потом покачала головой.

- Боюсь, что разруливать здесь решили по-другому. Камеру береги! И голову.

Владимир Пухов, заместитель губернатора области, сидел в своей машине и тяжело дышал. Получив распоряжение Медведевой выехать на место и разрядить обстановку, он начал мямлить про высокое давление и плохое самочувствие, но был послан на место в крайне некорректной форме. И вот сейчас ему предстояло выйти к тысячной толпе и что-то врать. А что, он совершенно не знал.

Чиновник вздохнул и вышел из автомобиля. Около машины уже суетился глава города. Он подпрыгивал от нетерпения и постоянно потирал руки.

- Хорошо, что вы приехали, Владимир Николаевич...

- Сами, что ли, не смогли справиться? Вы накуролесите, а нам разгребать? Какого рожна вместо завода решили дома настроить? Или вы только подпись свою ставить умеете, а так ничего не решаете?

Градоначальник покраснел.

- Решаю. Только все согласовано с Алевтиной Георгиевной. А мы люди маленькие...

В толпе громкоговоритель оказался у щуплого старика с орденом Трудового Красного Знамени на видавшем виды сером драповом пальто. Это был именно тот ветеран, которому несколько месяцев назад Медведева обещала сохранить предприятие и навести в городе порядок.

- Товарищи! История не простит нам, если наш завод уничтожат. Я уверен, что руководство области и страны просто не знает об этом произволе. Нам нужно это им как-то сказать, донести..., - мужчина хотел еще что-то сказать, но заплакал.

Слезы бежали по его морщинистым щекам, он замотал головой и закрыл лицо худыми руками с бугристой сеточкой вен.

Пухов, уже подошедший к палаткам, обнял старика и похлопал по плечу. Затем он решительно взял громкоговоритель и зычно произнес в толпу:

- Граждане, я обращаюсь к вам от имени нашего губернатора Алевтины Георгиевны Медведевой. Вероятно, произошла ошибка, и руководство завода еще не знает о новых договоренностях области и холдинга. Люди - это главное богатство страны. И наша задача, чтобы и бизнес развивался, и народ жил хорошо. Я вас уверяю, что уже на этой неделе ваши представители встретятся с городской властью, руководством завода и выскажут им все претензии. Я лично за этим прослежу. А пока давайте уберем этот туристический городок. Сейчас холодно и, живя в таких палатках, можно простудиться. Переговоры пройдут уже на этой неделе...

Мужики в камуфляже и бронежилетах стали разбивать толпу на сектора. Несколько из них добрались до палаток и молча начали резать стропы. Забастовщики настолько были ошарашены натиском полиции, что и не подумали сопротивляться.

Вдруг к одному из полицейских, со злостью пинающему колышки от палатки, подошел все тот же старичок с орденом и потянул его за рукав.

- Внучек, ну как же можно так? - слезливым голосом проговорил он.

Сергей Седов никогда не любил людей. А было за что? За пьяного отца и вечно измотанную мать? За безденежье и одни джинсы на лето и зиму? За то, что по ящику показывают одно, а в жизни другое? Поэтому, оказавшись на службе в УФСИН, он сделал все невозможное, чтобы остаться там по контракту. Служил хорошо. Не крысятничал. А потом началось сокращение... Блатные, понятно, остались. Остальные - в поле. Хорошо, что дружок подсказал местечко в ОМОНе. Потом сюда перевелся. Противно, конечно, в вязаном наморднике скакать. Но у нас не столица, на нормальную экипировку денег нет. С другой стороны, где сейчас заработаешь, как не здесь? За квартиру вчера принесли квитанции на двенадцать тысяч. А на днях сообщили, что личный состав будет сокращаться. Где справедливость? И жена, как назло, снова забрюхатила. Маринка еще маленькая. Ну, зачем сейчас?

Сергей медленно повернул голову и посмотрел на шамкающий рот и слезу, катящуюся по небритому подбородку. Его передернуло. Не отдавая себе отчета, он достал дубинку и, казалось, мягко опустил ее старику на плечо. Раздался хруст.

У ветерана округлились глаза. Он начал падать, но его успели подхватить двое из толпы. Раздался вопль:

- Семеныча убили!

Электрический разряд пробежал от палаток забастовщиков до самых последних рядов митингующих. Казалось, все одновременно затаили дыхание.

Наступила звенящая тишина. Только вдалеке каркали вороны.

И вот когда легкие уже готовы были разорваться...

- Ты что делаешь, мразь? - взвыл один из мужиков и бросился к Седову.

Толпа вздрогнула и проснулась.

Пухову стало страшно. Почувствовав на себе недобрый взгляд, он попятился к проходной. Какой-то крепкий мужик сунул руку в карман и шагнул в его сторону. Чиновник развернулся и побежал к спасительным дверям. Его никто не преследовал.

Митингующие стали теснить камуфлированные силы. Светлана увидела, как пожилая женщина в сером пуховом платке сначала что-то говорила мордовороту в черной балаклаве, а потом смачно плюнула на бронежилет.

Люди улюлюкали и кричали оскорбления, как будто видели перед собой не просто бойцов спецотряда, а директоров завода и холдинга; барыгу, ставшего хозяином города, и его марионетку - главу администрации; зажравшихся богачей из телевизора и секретаршу мэра, в 22 года получающую зарплату большую, чем первоклассный инженер... Все это было так необычно в тихом инертном городе, что силовики смешались и отступили к машинам.

И тут один из полицейских в "уазике" включил сирену. Камуфлированные опомнились и пустили в ход дубинки. Женщины закричали. Капустина с ужасом смотрела, как сгибаются от боли и падают люди.

Ближе к остановке общественного транспорта валялась куча битого кирпича, оставшегося от ремонта небольшого магазинчика. Обезумевшие заводчане бросились туда и стали метать в обидчиков камни. Кто-то сумел разломать древние деревянные скамейки. Мужчины помоложе начали крушить полицейские автомобили. Полилась кровь.

Пухов плюхнулся на сиденье автомобиля. Он достал коробочку с таблетками, высыпал себе две штуки на ладонь, а потом забросил их в рот.

- Гони, - прошептал он и закрыл глаза.

Капустина старалась не отходить далеко от Мезликина. Ее трясло от возбуждения и страха. Фотоаппарат "плясал" в руках, но она все нажимала и нажимала на спуск.

Вот на землю опустилась женщина. Шапка у нее сползла набок. Рот полон крови. Тонкая струйка стекает по подбородку и капает на лиловый шарфик.

Ветерана оттащили ближе к проходной. Около него на колени встала молодая девушка. Она держит его за руку и говорит что-то ободряющее, гладит по щеке.

Молодой мужчина старается вырвать у полицейского дубинку. Тот в ответ пинает его в пах тяжелым ботинком, а потом с размаху начинает бить упавшего ногами.

Один заводчанин постарше тащит другого, почти мальчишку. У парня волосы пропитались кровью. Он еле идет, потом падает, увлекая на асфальт своего спасителя.

Вне зоны потасовки стоят трое в камуфляже и масках. Один делает вид, что завязывает берцы, а другие внимательно следят за этими нехитрыми действиями.

В ближайших магазинах запирают двери и гасят свет.

Глава города спрятался за угол и отчитывается кому-то по телефону.

Охранники территории завода стоят на приступках, курят и с непроницаемыми лицами наблюдают за происходящим.

К окнам ближайших домов прильнули зрители. Видно, что некоторые снимают потасовку на телефон...

- Зачем тебе эта съемка? Ваш Вишневский еще тот трус. Он же заставит все уничтожить, - бубнила Капустина Валентину. Она была сыта этим ужасом и мечтала уехать.

- Я тебе все солью, если ты такая храбрая, - огрызнулся Мезликин. И продолжал лезть в самую гущу событий.

Светлана стонала и бежала за ним.

Раздался звук сирен. На площадь въехало пять микроавтобусов. Из них посыпались новые камуфлированные в бронежилетах со щитами и дубинками наперевес. Затем показались автомобили пожарных. Заводчане кинулись врассыпную.

Светлана и Валентин постарались улизнуть, но двое в форме перекрыли им путь. Один потянулся к камере. Капустина начала вопить о губернаторских телевидении и газете и размахивать своим удостоверение. Мезликин тоже вытащил красную книжечку. Полицейские сникли и на технику больше не покушались, но все же без объяснений не отпустили. Вежливо попросили проехать в отделение.

Дойдя до полицейского "бобика", Капустина оглянулась. На асфальте валялись обрывки одежды, камни, палки. Газон был взрыт десятками ног. А в центре площади лежал флаг России с окровавленным древком.

- Все это замечательно. Только что мы с этим добром делать будем? - скорчила гримасу Ирина.

Капустина отказалась идти на работу после всех потрясений, и Скрябина вечером пришла к ней домой.

Женщины сидели перед компьютером и в пятый раз просматривали сегодняшние снимки. На столе стояла пепельница, полная окурков, ополовиненная бутылка коньяка, две рюмки, чашки с кофейной гущей и вазочка с конфетами "Ромашка".

Светлана затянулась и затем выпустила дым в приоткрытое окно.

- Давай в МВД направим. Лично я уверена, что вся вина за случившееся лежит на местных царьках и местном мафиози, который всеми командует. Потасовки не случилось бы, если бы не провокация. Пусть им хвосты поприжимают...

Скрябина поморщилась.

- И ты веришь, что твое желание сбудется?

Хозяйка стала рассматривать свои желтые от никотина ногти, потом подняла глаза.

- Нет.

- Об этом и речь. Сколько пострадало? Человек двадцать? Больше? Сотню в "бобиках" повезли в полицию. Сейчас их начнут прессовать...

Светлана схватилась за голову и начала кричать.

- Ну, давай все сотрем и забудем. Сделаем вид, что ничего не было. Жизнь меняется к лучшему. Пусть эта сволочь, купившая всех и вся в городе, сносит заводы и жилые дома, закрывает государственные больницы ради своей выгоды, управляет полицией и прокуратурой. Это в стране сплошь и рядом. Пусть и у нас будет! Чем мы хуже? Я вообще хочу писать о птичках и детях, стариках в деревнях и хороших учителях, конкурсах художественной самодеятельности, наконец.

Скрябина взяла бутылку, налила полную стопку коньяка и всунула ее в руку Капустиной.

- Выпей и конфеткой заешь. Это ты еще от шока не отошла. Я бы вообще, наверное, начала биться в истерике. А про птичек пиши себе на здоровье. Сейчас только о них и можно писать.

Внезапно загудел домофон. Женщины переглянулись и посмотрели на часы.

- Двенадцатый час. Ты ждешь кого-то? - спросила Ирина.

Светлана покачала головой и пошла к двери.

- Открывай, Светка, - раздался в трубке пьяный мужской голос.

Через несколько минут в дверь ввалился и сам нежданный гость. Мезликин отвесил поклон хозяйке, прошел в комнату и упал в кресло.

- Привет работникам умственного труда! Я так почему-то и думал, что вы вдвоем сидите. Веселые картинки смотрите? А я вам киношку принес. Боевик.

Валентин порылся в кармане и достал флэш-карту. Капустина осторожно взяла ее и пошла к компьютеру.

- Это, девки, мое последнее кино, - гримасничая, произнес гость. - Ухожу с ящика. Надоели вы мне все. В дерьме надоело возиться.

- Тебя Вишневский выгнал? А за что? - Светлана обернулась к мужчине.

Он начал трясти головой и махать руками.

- Ничего подобного. Я - сам. Пойду мебель делать к одному другану. Мишкину, может знаете. Денег больше - нервов меньше. Я могу и вас пристроить.

Ирина ухмыльнулась.

- Рубанком работать?

Валентин задумался.

- Нет. Для рубанка вы не подойдете. Но что-нибудь можно придумать...

Тем временем Капустина включила видео. По экрану побежали кадры митинга: вот убегающий Пухов, потасовка, избитые заводчане, задержания. Не связанный никакими условностями, Мезликин сделал сюжет, за который лично ему было не стыдно, без ограничений, окриков начальства и самоцензуры. Ирина не могла оторваться от монитора. Когда видео закончилось, повисла тишина.

- Слушай, так тебе в документалисты надо идти. У тебя талант! Я не могла представить, что ты так можешь, - восхитилась Скрябина.

Валентин сидел, закрыв глаза.

- Ты знаешь, сколько я свадеб, выпускных и утренников наснимал за двадцать лет? Руку набил. Жрать захочешь - всему научишься.

Светлана не принимала участие в этом великосветском разговоре. Она отнесла на кухню и вымыла чашки, выбросила окурки и фантики, а потом вернулась в комнату и, закурив очередную сигарету, подошла к окну.

В окрестных домах было темно. Только кое-где в окнах горел свет. Перед супермаркетом мигала гирляндой недавно установленная елка. Подвыпившая компания из троих парней и двух девушек, распираемых весельем, стала водить вокруг нее хоровод и орать песни. Одна из девиц поскользнулась и рухнула на дорогу, не ушиблась и начала хохотать.

- Ира, - начала Капустина, не оборачиваясь. - Я завтра... - она посмотрела на часы. - То есть сегодня напишу заявление об уходе.

Мезликин открыл глаза. У Скрябиной отвисла челюсть.

- Ты обкурилась, что ли? С какой стати?

- Валька меня устроит к своему мебельщику. Не хочу я так больше. И не могу, - она помотала головой и продолжила: - Сейчас я напишу текст и вместе с фото и видео выложу на сайт "Губернаторских вестей". Они опомнятся часам к одиннадцати и потребуют у тебя все снять. Но за это время, может, кто-то подхватит тему? Как думаешь?

Ирина закусила нижнюю губу и опустила глаза. Часы громко отсчитывали секунды.

- Тебе это все надо? - после долгого раздумья произнесла она.

Светлана растянула губы в подобии улыбки.

- Мне надо, я пока еще журналист. А тебе?

Мезликин тяжело поднялся и подошел к столу, налил себе коньяка, выпил и опять плюхнулся в кресло.

Скрябина, казалось, ничего не замечала, она достала телефон и стала включать и выключать его. На экране то возникал, то исчезал Данил.

- Про птичек, говоришь, писать хочешь? Понятно... - она поцокала языком и вздохнула с придыханием, как наплакавшийся ребенок. - Пиши и выставляй. Валентин такую шикарную прощальную арию исполнил. Обидно, если тебе не удастся.

Капустина усмехнулась и закивала головой.

Мезликин нетвердой походкой подошел к женщинам, обнял и повис у них на плечах.

- Какие же вы все-таки дуры! Вышивали бы крестиком, пироги пекли, мужиков борщом встречали и не лезли ни в какую политику...

Скрябина переглянулась со Светланой.

- Конечно, дуры. Кто бы спорил.

XV

Будильник противно звенел и подпрыгивал на столе.

Ирина разлепила веки. Семь часов утра. На улице темнота. Как она уже надоела. Постоянная каждодневная темень. Даже рассвет нельзя назвать рассветом в нормальном понимании. Нависшее серое небо день ото дня кого угодно доведет до психушки. А в три часа пополудни - вновь ночь. Солнце бывает раз в месяц. И то не всегда. Говорят, сместилась земная ось, меняется климат... Наверное, так. Но в других местах по-другому. Там дети рисуют голубое, синее, лазоревое, розовое перед закатом и оранжевое на рассвете небо, потому что видят его таким своими глазами, а не потому, что так говорит мама или так нарисовано на картинке. Может, нас кто-то проклял? Или наши мысли настолько тяжелы и серы, что развеять их не в состоянии даже буря?

Скрябина спустила ноги с дивана и села сгорбившись. Потом направилась в ванную, но на полпути вернулась и открыла ноутбук. На сайте "Губернаторских вестей" было без перемен.

Ванная. Кухня. Кофе с шоколадной конфетой.

Местная радиостанция рассказывала о славных итогах прошедшего дня. Бодрая ведущая вещала о том, как замечательно развивается область под руководством Алевтины Медведевой, и если и есть какие-то недостатки, так это просчеты начальников на местах. Но губернатор им попеняет на недоработки, и все устроится в лучшем виде. Затем не менее бодрый голос стал рассказывать о борьбе с запорами и простатитом. А следом вновь позитивчик из жизни местного сообщества под руководством рачительной власти.

По радио пропикало восемь раз, когда Ирина нажала на обновление страницы сайта. Первое, что бросалось в глаза, - большая фотография прошедшего митинга-забастовки. На ней пока еще все тихо. Мирные заводчане стоят перед проходной завода. Ниже текст Капустиной.

Скрябина стала читать материал. От волнения ее стала бить дрожь, буквы не складывались в строки, и ей приходилось каждый абзац перечитывать по нескольку раз.

Светлана ограничилась сухой констатацией фактов: что хотели забастовщики, о чем говорили, как начались столкновения, чем закончились. Красноречивей слов говорила фотогалерея события и видеосюжет. Как и было решено, публикация претендовала на повод приехать и разобраться в ситуации других журналистов, не спаянных с властью и не ангажированных ею на правах рекламных счетов. Не больше. Другого выхода Капустина и Скрябина не нашли.

- А теперь остается ждать, - усмехнулась Ирина и начала варить себе еще кофе.

Спустя час она уже входила в редакцию.

- Ой, а у вас сегодня какой-то праздник? - радушно улыбнулась секретарь Светочка. - Мне кажется, белый костюм - это повод к очень знаменательному событию.

Ирина изобразила на лице улыбку.

- Так и есть. Но об этом позже. А пока нужно зарегистрировать еще одно знаменательное событие, - Скрябина достала из сумки заявление Капустиной.

У Светочки округлились глаза.

- Почему? Это так неожиданно.

Ирина уже направилась к кабинету тяжелым шагом.

- Жизнь полна неожиданностей, - прокричала она, не оборачиваясь.

В кабинете Скрябина бросила сумку на стол и прямо в пальто тяжело опустилась в кресло. Включила компьютер и невидящим взглядом стала смотреть на экран монитора. Затем Ирина порылась в ящике стола и достала пачку сигарет, закурила и вышла на балкон. Воздух пах свежим огурцом и ананасом. Приближался Новый год. На площадях уже начали ставить елки и украшать окна и столбы иллюминацией. Около ограды школы несколько мамаш громко обсуждали, по сколько целесообразно сбрасываться, чтобы подарки были "достойные".

Новый год - новые планы...

Ирина глубоко затянулась, торопливо потушила сигарету и быстрыми шагами вышла из кабинета.

- Светочка, - обратилась она к секретарю. - Ты уже зарегистрировала заявление?

Девушка сидела за столом, заваленным папками с кадровыми делами.

- Собираюсь, - она помахала листком. - Уже и дело ее личное нашла.

Скрябина перегнулась и схватила бумагу, сложила ее вчетверо и убрала в карман.

- Не надо. Все может еще перемениться.

Светочка улыбнулась и захлопнула папку перед собой.

- Вот и я о том же. Зачем делать поспешные поступки? Надо все хорошо обдумать, - нравоучительным тоном проговорила она. - Сейчас везде так сложно. У меня подружка поругалась с начальником из-за работы в выходные, хлопнула дверью и три месяца уже безработная. Ревет. Кредиты нечем платить...

Ирина кивнула в ответ и открыла рот, чтобы поддержать такой интересный разговор, но дверь отворилась, и в приемную вошел насупленный Суздальцев. Он поздоровался с секретарем, схватил Скрябину за руку и повел в кабинет.

- Ты видела, что у нас висит на сайте? - спросил он, плотно закрывая дверь.

Скрябина все же сняла пальто и бросила его на диван.

- Да. Тебе не нравится?

Евгений уселся на стул напротив редакторского стола и скрестил руки на груди.

- Нравится. Только думаю, что для тебя это может плохо кончится. Ты нашла другую работу?

Ирина покачала головой и уселась на свое место.

- Я и не искала. А ты бы смог похоронить такие материалы?

Суздальцев стал внимательно рассматривать потолок. Молчание затянулось, Скрябина уже подумала, что ее собеседник заснул, когда он очнулся и перевел взгляд на нее.

- Мог бы. Я не вижу смысла рисковать своей задницей ради того, чтобы кто-то смог узнать правду. Узнают и что? Кому нужна эта правда? Миллионы людей живут в выдуманном мире и не хотят из него выходить. Скажу тебе даже больше: они кусаются и злятся, когда лишаются иллюзий.

Ирина кивнула.

- Все так, Женя. Именно так. Но почему-то для меня это перестало быть аргументом. Не знаешь почему?

- Дура потому что, - зло сказал Суздальцев.

Скрябина ухмыльнулась.

- Ты, дорогой, третий мужчина за неделю, который называет меня именно так. Может, вы все и правы.

Рабочее утро у Бакатиной началось с визга Кармановой в телефонной трубке, затем, задыхаясь от радостного возбуждения, позвонила Метелина. Оба информатора наперегонки спешили известить власть о неожиданном материале на портале газеты. Обе радетельницы за чистоту информационного поля, конечно, хотели бы переговорить об этом с Рыльской, но та не отвечала. Поэтому поспешили позвонить Бакатиной, опасаясь не успеть опередить остальных желающих показать свою лояльность.

И вот теперь чиновница с брезгливостью смотрела на экран компьютера. Со страницы сайта "Губернаторских вестей" ее разглядывала немолодая женщина с зеленеющим фингалом под глазом, в сбившейся набок шапке. Людмила узнала эту тетку. В далекие 90-е она писала о ней статью в газету. Кажется, у нее замучили сына в армии, и она, чтобы не сойти с ума, возглавила Комитет солдатских матерей, испортивший безупречную карьеру немалому числу военкомов и начальников военных частей. Потом ее как-то нейтрализовали, даже уголовное дело завели и заменили на более адекватных женщин. А она, видно, не успокоилась, до сих пор не прекратила правду искать...

Людмила в очередной раз подняла трубку внутреннего телефона. Длинные гудки. Бакатина, кряхтя, встала с кресла, расправила юбку на внушительном животе и направилась к двери, затем вернулась и набрала номер секретаря Рыльской.

- Не приходила еще? И не знаешь где? Может, с губернатором поехала в Москву?

В задумчивости куратор пропагандистской журналистики достала из ящика стола коробку конфет и стала жевать одну за другой, уставившись в окно, потом вздохнула и потянулась к мобильному телефону.

Рыльская стояла на кухне перед открытой спортивной сумкой в задумчивости. Еще вчера утром она была полностью уверена, что ей больше никогда не придется собирать мужу передачки в СИЗО. Несколько человек ее клятвенно уверили, что его отпустят под подписку о невыезде, дело затянется, а когда дойдет до суда, все обвинения потянут лишь на штраф в несколько сотен рублей. А вышло все иначе. Срок задержания в изоляторе продлили до марта. И это значит, что все остальные заверения также могут оказаться блефом.

В ярости Татьяна Сергеевна стала звонить своим информаторам, но они перестали выходить на связь. Промаявшись ночь без сна, Рыльская взяла листок бумаги и стала писать убористым подчерком список наиболее важных, по ее мнению, контрактов, фамилии бизнесменов и названия предприятий. Заполнив листок сверху донизу, она прошлась по комнате, а потом схватила телефон и набрала номер Медведевой. Механический голос сообщил о недоступности вызываемого абонента. Рыльская удивленно посмотрела на телефон и набрала номер еще раз. Результат тот же.

И вот теперь она стоит в прострации перед пустой сумкой, а надо решить, из чего собрать благоверному передачку в тюрьму.

Где-то на улице завыла сигнализация, и Рыльская вздрогнула, приходя в себя. Спортивный костюм, чистое белье, упаковки с таблетками и витаминами, чай, кофе, конфеты, печенье, сухофрукты, два батона сухой колбасы, сыр... Все отправилось в сумку.

Татьяна Сергеевна начала выбирать книги для передачи, когда зазвонил телефон. Рыльская с надеждой посмотрела на экран и сморщилась, увидев имя звонящей.

- Да. Только быстро. Что? Она об этом сильно пожалеет. Позвоните ей срочно и скажите немедленно снять статью. А после обеда пусть приезжает ко мне. Да, я буду. И готовьте приказ об увольнение. Я подпишу.

Рыльская бросила телефон на стол и взяла в руки планшет, но не успела открыть нужную страницу, как раздался дверной звонок.

Она удивленно подняла брови и направилась к двери. На пороге стояли люди в форме, за ними накачанные бугаи в черных масках. У Рыльской сердце подпрыгнула к горлу, потом упало на место и бешено застучало.

Ближайший к женщине низенький толстяк виновато улыбнулся.

- Татьяна Сергеевна, вам придется проехать с нами...

XIV

Выглянуло солнце. На улице похолодало. Дороги покрылись коркой льда. На тротуарах образовались ледяные бугры.

Ирина смотрела с балкона, как семенят на полусогнутых ногах мимо редакции молодые девушки, медленно, пригнувшись к земле, выбирая место для каждого шага, ползут люди постарше. Некоторые мужчины стараются преодолеть опасный участок бодрым галопом, но не у всех получается. За десять минут уже двое приложились к дороге. Один так, видимо, сильно. С трудом поднялся и сразу не смог идти, все держался за забор редакции. И только дети довольны: падают, вскакивают, падают снова и весело хохочут.

Скрябина достала кошелек и вызвала завхоза.

- Семен Васильевич, сходите в ближайший магазин и купите пачки четыре соли. Лучше крупной. И посыпьте тротуар около редакции. Люди калечатся. Жалко.

Когда за ним закрылась дверь, Ирина села за стол и попыталась сосредоточиться на сверстанных полосах завтрашней газеты. Обычный номер. Губернатор на первой странице, на второй и областные структуры на третьей. От чтения ее отвлек телефонный звонок.

Скрябина посмотрела на входящий номер и невесело усмехнулась.

- Привет, подруга! Соскучилась, наверное. Я так и думала. Рыльская меня вызывает? А ты не знаешь зачем? Я вот лично и не догадываюсь. Может, премию хочет мне дать, может, поблагодарить за хорошую работу. У нас на сайте сегодня фурор. Мы в месяц не набирали столько просмотров, а тут за шесть часов. Федеральные СМИ к нам хотят приехать. Видишь, как мы поднимаем популярность региона. Ты, Люда, на меня не шипи, мне на твои рекомендации глубоко наплевать. Я многое, что умею делать, а вот ты куда пойдешь, когда тебя выгонят? Для панели ты, подруга, старовата. Не возьмут.

Ирина осклабилась и закончила разговор.

Суздальцев зашел в кабинет, когда она уже надевала пальто.

- Тебя вызвали? - Евгений начал играть желваками.

Скрябина улыбнулась и кивнула.

- Женя, пока еще я здесь редактор. Никому не позволяй снимать материал с сайта. Говори, что не в теме, нет паролей и все в таком духе. Только если позвонит Рыльская или я сама. Сделаешь?

Она похлопала Суздальцева по плечу и пошла к двери.

- Ирка, - у Евгения внезапно охрип голос, и он начал сипеть. - Ты молодец. Я бы так не смог.

В областной администрации было необычно тихо и малолюдно. В центре холла рабочие монтировали елку. На посту полицейские отгадывали кроссворд.

Ирину трясло от возбуждения, и поэтому ее широкая улыбка, с которой она вошла в здание, имела вид нелепый и даже дикий, как у цирковой лошади из старого советского мультика.

В приемной Рыльской было тихо. Секретарь что-то разглядывала на экране компьютера. Она удивленно посмотрела на Ирину.

- А Татьяны Сергеевны нет. Вам назначено?

Скрябина кивнула.

- Тогда ждите.

Потянулись минуты. Ирина взглянула на настенные часы. Пятнадцать минут третьего.

- Дайте, пожалуйста, лист бумаги, - попросила она.

Спустя пару минут Скрябина кинула ручку в сумку и протянула листок секретарю.

- Теперь мне можно и не ждать Татьяну Сергеевну, - уже более непринужденно улыбнулась она.

Девушка прочитала написанное.

- Это заявление об уходе?

Женщина поднялась со стула и кивнула.

- Не знаю, насколько это будет лучше, но уж точно - честнее, - сказала она, направляясь к двери.

И тут у нее в глазах появились радужные пятна, а периферическое зрение исчезло. Ирина знала, что так бывает в начале приступа, потом начнут неметь руки и путаться сознание. Она вышла в коридор, плотно закрыла дверь и привалилась к стенке. Вынула из косметички несколько таблеток и, преодолевая рвотный рефлекс, проглотила их. Горечь расползлась по языку и небу. Ужас упасть около приемной и стать посмешищем для недругов заставил Ирину вызвать лифт. Пара шагов, первый этаж, десяток метров до старых обшарпанных кресел в закутке около лестницы. Стало трудно дышать, во рту появилась вата, сначала маленький кусочек где-то около правой щеки, потом он начал пухнуть, и вот уже комок в носу, в голове, а по спине поползла струйка холодного пота.

Боясь потерять сознание, Ирина начала щипать себе руку. Боли не было, пальцы не слушались. Скрябина вдруг испугалась, что здесь и сейчас может умереть. Холод стал подниматься по ногам. Она закрыла глаза, в забытьи увидела, как кто-то из мрака окутывает ее чем-то темным и холодным. И тут раздался звонок. Тот характерный, который стоял только на Даниле. Раз, другой, третий. Сил вынуть телефон из сумки не было. Телефон замолчал на несколько секунд и зазвонил снова. Ирина с трудом раскрыла глаза. Видение савана стало меркнуть. Преодолевая слабость, подняла низ юбки и стала водить по подкладке. Рука долго шарила, не ощущая ни холода шелка подкладки, ни теплоты ноги. Телефон звонил снова и снова.

И вот наконец Ирина нащупала булавку, которую по старой привычке вкалывала в любую одежду "от сглаза". С трудом разомкнула ее и почти бессознательно стала вкалывать острый конец в бедро. Раз, другой, третий... "Нет, не сейчас, я не могу сейчас". После пятого укола Ирина почувствовала острую боль, сумела наклонить голову и увидела ногу в крови. На чулках расползалась дыра. Онемение начало отступать. Ирина положила окровавленную булавку на подоконник и медленно встала. Очертания стали четче, она с трудом проглотила вату во рту и постаралась вздохнуть поглубже. И тут пришла боль. В голове взорвалась бомба, запульсировало в висках, шею сковал железный ошейник. Но это не пугало. Ирина знала: боль - это нормально, она пройдет, главное, что вернулось сознание, слух и зрение. Она спустилась по лестнице, машинально сократила мышцы лица, изображая улыбку, и прошла в гардероб. Ирина не заметила, как охранники свесились через перегородку, разглядывая ее белую юбку, на которой расползались пятна крови.

На улице светило солнце. На площадке перед администрацией мама с малышом разбрасывали пшено. К ним слетелась целая стая птиц. Воробьи жадно клевали угощение по краям, а голуби подошли совсем близко, почти касаясь опереньем маленьких ботиночек малыша. Ирина улыбнулась и вспомнила, что так они когда-то кормили птиц с Данилом. Как близки они тогда были. Будто в ответ на ее мысли вновь зазвонил телефон.

-Да, сыночек, - с трудом выдавили Ирина, голос еще не до конца повиновался ей.

- Мама, почему ты не отвечаешь? С тобой все нормально? - услышала она обеспокоенный голос сына.

- Конечно, просто была на встрече, оставляла сумку в приемной, - как можно бодрее ответила Ирина.

-А я знаю, куда мы с тобой поедем. Ты ведь не передумала? Я списался с заповедником на острове Врангель. Представляешь, там есть работа и для меня, и для тебя. Шесть месяцев на Севере. Тюлени, волки и очень мало людей. Как ты и хотела. Мы ведь поедем?

Ирина вздохнула.

- Конечно, поедем сынок. Поедем.

Солнце ушло за высотки новостроек и пропало. Но багровое небо на западе говорило, что оно сегодня все же было и обязательно выйдет опять.

Зрение еще не совсем восстановилось после приступа, поэтому Скрябина очень осторожно спускалась с высокой лестницы. И только на последнем пролете подняла глаза от ступенек. Внизу стоял Высоков, опираясь на костыли. У Ирины затряслись губы, она пошла к нему медленно, осторожно ступая рядом с голубями. Они расходились перед ней, некоторые взмахивали крыльями, но не взлетали.

Скрябина посмотрела на Алексея, и у нее защемило сердце.

Высоков был в какой-то нелепой шапке и старой куртке, которая была ему сильно велика. Если бы не дорогие ботинки и приличные часы, его можно было бы посылать к бомжам за экспертным интервью. Сошел бы за своего. Алексей выглядел озабоченным, на лбу появились морщины.

- Ну что, дурища, наигралась? - спросил он, когда Скрябина подошла ближе.

Несомненно, он уже видел публикацию на сайте, созвонился и с Капустиной, и с Суздальцевым.

Вопрос о том, кто из них быстрее соображает, в очередной раз отпал. Но это ничуть не волновало Ирину.

- А ты поедешь с нами на остров Врангеля? - прошептала она.

Алексей от удивления чуть не выронил костыли. Когда ловил их, едва не упал, хорошо, что Ирина поддержала, потом шумно выдохнул, скорчил глубокомысленную гримасу и замер.

Скрябина ждала.

- Поеду. Как тебя без присмотра оставить? А то ты и там найдешь приключения себе на одно место, - Высоков улыбнулся и дотронулся пальцем до кончика ее носа.

Ирина вздохнула и крепко обхватила Алексея, буквально вжалась в него и зарыдала. Сначала тихо, а потом все громче и громче. Он прижался щекой к ее голове, гладил по спине и повторял: "Теперь все будет хорошо. Все хорошо".

Ни Алексей, ни Ирина не знали, что из двух окон на разных этажах внимательно наблюдают за ними две немолодые женщины. Одна с завистью и злобой, а другая - с жалостью.

Эпилог

За час до окончания рабочего дня к зданию областной администрации подъехало несколько микроавтобусов. Из них посыпались люди в камуфляжной форме и черных масках на лицах. Они вбежали в здание. Часть направилась к лестницам, другие - к лифтам.

Полицейский на входе в здание потянулся к телефону, но получил по руке от невесть откуда возникшего крепыша в бронежилете и с автоматом.

Между тем в дверь стали проходить люди в форме Следственного комитета.

На этаже губернатора захлопали двери, застучали сапоги.

Олеся Карпович поставила на широкий подоконник небольшую елочку и стала украшать ее маленькими игрушками, как будто сделанными для кукольного торжества. Она прилаживала наверх разноцветную макушку, посыпанную искусственным снегом, когда дверь открылась, и в нее быстро вошли несколько спецназовцев. Хозяйка прищурила глаза. Но незваные гости не успели ничего сказать, как были отозваны грозным окликом из коридора. В кабинет заглянул полковник юстиции и кивнул Карпович. Олеся медленно наклонила голову. Визитер осторожно закрыл дверь.

Петр Колосов посмотрел на сообщение в телефоне и повернулся к Светлане Кириенко, которая нажимала на кнопки магнитолы, пытаясь найти нужную радиостанцию.

- Помещение мы посмотрели. Факторовцы могут переезжать в офис уже на следующей неделе. Никто не спрыгнул? - спросил он, продолжая прерванный разговор.

Женщина отвлеклась от магнитолы.

- Пока никто. Ты же выплатил всем за месяц простоя, как за работу. Что было дергаться? Только мне не нравится идея продолжить "Фактор-ТВ". Ни у кого из нас ни драйва Сокола, ни информированности Тюленева. Стоит ли оживлять этот медиатруп?

Колосов нажал на газ и промчался на светофоре на желтый, облив серой жижей вступивших на переход пешеходов.

- Ты знаешь мое мнение. Я не считаю успешным проект, который был раньше. Сейчас появился шанс сделать его другим, рентабельным и емким. Первичная популярность у него есть, время наращивать темпы.

Светлана рассмеялась.

- Ты говоришь, как медиамагнат. Только сайт мертвый стоит. Сколько денег попросят за его реанимацию? Может, выгоднее его похоронить?

Колосов усмехнулся.

- Насчет этого беспокоиться не стоит. У меня есть отличные профессионалы на примете.

Он въехал на стоянку областной администрации и остановился.

- Смотри, тут что-то происходит, - сказал Петр, выходя из машины.

Все окна администрации, несмотря на поздний час, были освещены. В них то возникали, то исчезали темные фигуры. Около входа стояли автоматчики, по периметру здания выстроились микроавтобусы и машины с мигалками.

Светлана встала рядом с Колосовым и с детским любопытством смотрела, как в окне одного из верхних этажей идет перепалка между женщиной и двумя мужчинами в штатском. Секретарь губернатора, а это была именно она, сначала жестикулировала, объясняя что-то. Ее, вероятно, не захотели понять, и она в отчаянии обхватила голову руками, а потом закивала, соглашаясь с чьими-то аргументами.

- Вот и нет у нас губернатора, - подвел итог происходящему Колосов.

- Думаешь, не отмажется? - Светлана не могла оторвать взгляда от окон здания.

- Уже нет.

Он прищурил глаза и рассмеялся.

- А знаешь, если завтра ваш портал опять заработает, то статья Соколова сейчас будет очень кстати. Своеобразный..., - он зацокал языком, подбирая сравнение.

- Привет из могилы, - зло сказала Кириенко и пошла к машине.

Если бы она задержалась около здания еще несколько минут, то увидела, как прямо к дверям администрации подъезжает большой бронированный автомобиль.

Дверь распахнулась и из кожаного чрева дорогой иномарки вышел невысокий крепко сбитый мужчина в одном костюме, без верхней одежды, несмотря на холодную погоду. Он наклонил голову сначала к одному, потом к другому плечу, разминаясь от долгого сиденья. Равнодушным взглядом посмотрел на автомобили с мигалками. Потом помедлил секунду, как бы вспоминая что-то. Брезгливо сморщился. Правый уголок рта, который и так был гораздо ниже левого опустился совсем к подбородку, от чего лицо мужчины стало совсем неприятным.

Бунич, а это был именно он, цыкнул зубом и шагнул к дверям здания.