Игроки разума
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Это окончание 1-й части, скоро выложу часть вторую, сразу всю.
|
Глава 5 Александр Ренсвинд. Психиатрическая поэма
"Не падай духом... где попало"
Александр Ренсвинд. Наблюдения и размышления.
- Гуль-гуль-гуль-гуль, - взывала соседка мад Сольчек, - гули-гули-гули!
Голос ее, с пронзительными визгливыми нотами врывался в мозг. Будь Санди Ренсвинд голубем, он бы улепетывал от этой страшной женщины во все лопатки. Но, к сожалению, Санди был человеком, которого мучило жестокое похмелье. Вчера миновал день, когда ему исполнилось двадцать три года. Правильнее было бы сказать - стукнуло. Стукнуло его преизрядно. И ведь, начиналось все так солнечно, весело и мило. Девочки, похожие на фей, осыпали именинника липкими поцелуями, а приятели встретили одобрительным ревом. Сухим хлопком выстреливали пробки эголитанского игристого сорта "Сароба", с золотистыми искрами. И пришел он на ту вечеринку уже в легеньком подпитии. А как было не выпить, если мама Валентина просто превзошла себя. Она подарила любимому сыночку автомобиль. Пусть маленький, но мощный "Сандерс", с никелированными спицами, стильными черными крыльями, и кожаными сиденьями. Капот украшала фирменная фигурка "Сандерса", аллегорическое изображение серебряного ветра. А еще к этой красоте прилагалась автомобильная куртка из телячьей кожи, и настоящие автомобилистские перчатки с раструбом. И не было бы предела восторгу именинника, если бы, не одно маленькое "но". Он не умел водить эту чертову штуку, и ему некуда было на ней ездить. О чем думала мама, хотел бы Санди знать? Впрочем, что за вопрос? Маму он мог "читать" на расстоянии, не глядя. Обычно она думала: "Ла-ла-ла, мой любимый сынок, красавчик Санди, ла-лай, ла-лай". Примерно так. Поэтому в ресторацию "Золотая река" он пришел счастливый, но озадаченный. Теперь придется записаться на автомобильные курсы, найти гараж и решить еще кучу мелких, но докучливых вопросов. Зато, в недалеком будущем Санди сможет катать в своем кабриолете девиц, похожих на фей. Они будут оглашать визгом округу, смотреться в зеркальце, и тормошить Санди - "Милый, поворачивай, заедем за Ракель. Малыш, тормози, нам нужно припудрить носик". "Да, это будет мило, но утомительно", - думал Санди, так и не решивший, радоваться экстравагантному подарку матери, или не очень радоваться. В прошлом году мамочка осчастливила своего отпрыска квартирой в "приличном" районе Арканы. Квартирка не большая, но учитывая столичные цены, вполне достойная. Тем более, Санди жил в ней один, не считая мелких увлечений.
Выходит, не будь виновник торжества так выбит из колеи, он так бы не набрался. Во всяком случае, не сделал бы этого за столь короткое время. Но час расплаты настал, и теперь перед глазами плавали мутные круги неприятно-лилового цвета, а во рту ощущался тошнотворный кислотный привкус.
- Гули-гули-гули-гули!
И еще вот это. И провалы в памяти. Провалы, мягко сказано. Обычно, где провалы, там и холмы с пиками. А тут, кроме липких поцелуев фей, дружеских похлопываний по плечу, и куста жасмина, под которым блевал, он совершенно ничего не помнил. Санди очень осторожно приподнялся, стараясь не двигать головой, и так же осторожно посмотрел на часы. Стрелки безжалостно показывали 10:15 утра. Вот уже полтора часа, как он должен сидеть на консультации у Альмы и преданно есть ее глазами. И нет бы у какого-нибудь сговорчивого профессора Ружайлы. Альма Малер будет долго, и с удовольствием вытирать им пол. А Санди сегодня ну совершенно не пригоден к подобной гимнастике. Телефон на столе пронзительно дзынькнул.
"Ну, вот началось", - обреченно подумал Санди, и снял трубку.
- Ренсвинд у телефона, - он постарался, чтобы голос звучал бодро и внушительно, но что-то в речевом аппарате его подвело, и получилось плохо. Сам бы себя не узнал.
- Мальчик, я слушаю ваши объяснения, - чеканным тоном произнесла трубка. Вернее, произнесла это Альма Малер, но какая к бесам разница. Санди не успел придумать уважительную причину, почему он не в состоянии, и не присутствует. В тот день мозг не спешил на помощь хозяину.
- Прстите мейдн Млер, - пролепетал Санди, удивляясь, как он умудрился растерять гласные звуки, - Вчера напился, сегодня проспал, - эту фразу молодой человек постарался выговорить, как можно четче, чтобы у собеседницы не осталось никаких сомнений.
- Жду вас у себя в кабинете через час, - властно распорядился голос, и невидимые пальцы нажали на рычаг.
Санди вздохнул, и поплелся в ванную. Ванная у него была замечательной, просторной, сверкающей белым кафелем. В ней можно было даже станцевать вдвоем тустеп. Да-да, Санди пробовал и не один раз. Но сейчас ему совсем не хотелось плясать, и петь тоже. "Может, вскрыть себе вены, и дело с концом?" - с надеждой подумал он. Но, нет, нельзя. Откачают и положат в госпиталь, в Триполье, Альме под надзор. Лучше уж сигануть из окна, пусть отскребают от асфальта. Но выглядеть это будет плохо. Санди представил, как в кустах блюет уже молодая сестричка кареты "Скорой помощи", как расстраивается мама Валентина, и махнул на все рукой. Вернее, открыл горячую воду. Ну, придумает Альма снова какую-нибудь гадость, не убьет же. Правда, мейден Малер вполне способна отправить его в действующую армию. Но, тут уж ей придется схлестнуться с мамой, и Санди, будь он букмекером, сам бы не решился делать ставку.
Вода смывала липкую испарину, и лиловые пятна перед глазами стыдливо убрались. Мысли прояснились, но счастливей от этого Санди не стал. Отчего-то он вспомнил первую встречу с Альмой Малер. Если быть точным, это была не самая первая встреча. Самая-самая состоялась еще в детстве золотом, когда профессорша выкручивала мозги Черепка в питомнике. В те дни они все прошли через сито Альмы Малер оптом и в розницу. Но тогда жизнерадостному толстяку Санди все было нипочем. Подумаешь, докторша спрашивает о странном, зато, есть повод прогулять ненавистный петский и литературу. Специальность - хрен пропустишь, но и так, тоже выходило, неплохо. Черепка было жаль, он на этих коллективных занятиях сидел какой-то жалкий, злобный, весь взъерошенный. Казалось, еще чуть-чуть, бросится на профессоршу и покусает. Сердобольная Чип все время старалась его цапнуть то за руку, то за тощее плечо. А Санди разглядывал профессоршу, и ему она скорее нравилась. Красивая тетка, хоть и старая, но титьки что надо. Малыш Чума без страха перекатывал свои крамольные мыслишки, пряча их в заячьих норках. Никто не выколупает.
Благожелательные воспоминания детства сыграли с ним злую шутку. Перед выпуском мама Валентина продала дом в Сарконе, и склады. Все деньги ушли на взятки. К ней захаживал один генерал, он и стал посредником в сложной подковерной игре с новыми назначениями. Санди подозревал, что бравый вояка обворовывает мать безбожно, но вмешиваться было глупо. Сам он понятия не имел, куда податься после Академии. Чего он не хотел точно, это в "крысятник" и на войну. Тут их с мамой мысли полностью совпадали. Патриотический зуд свербел у других граждан Империи. Мальчики с горящими глазами прибавляли себе возраст, лишь бы их не обошел призыв, на радость вербовщикам. Но где во всей Цитонии сыскался бы патриот маг? Патриотизм подразумевает некую свободу выбора. А если тебя, пардон, родина берет и ставит в любую позу, то любовью здесь уже и не пахнет, только насилием. Но отмазать мага с дипломом Академии от службы Императору? На такую аферу не хватило бы всех денег мад Ренсвинд. Однажды мама Валентина прочитала в журнале статью Альмы, конечно, не сама прочитала, соседка принесла и ткнула пальцем. Так мать узнала, что есть все-таки в стране менталист хорошей гражданской профессии. То, что Альма одна такая на всю Цитонию, маму не смутило. Где один, там и двое. И то, что мейден Малер гениальный психиатр, десять лет посвятила Империи, работая в госпитале по ночам, и подвизаясь в частном преподавании, тоже для мамы Валентины был не довод. Ее сыночек, ее Санди мог все, он был гений, и золотое солнышко, а так же, пушистенький зайчик. Короче, мама узрела путеводную звезду, и вся лавина родительской любви устремилась в желанное русло. Были ходатайства в Министерство здоровья нации, и в Управление магическим образованием. Было прошение на Высочайшее имя. Пожертвования госпиталям, школам и лично, некоторым нуждающимся чиновникам. И вот, Санди получил желанное назначение в Аркану, в саму столицу под крылышко благодарной, за такого ученика Альмы. Знала бы мад Ренсвинд, кому она доверяет своего птенчика. Санди вздохнул, и потянулся за полотенцем. Если он опоздает и на этот раз, Альма подотрет им не только пол, но и кое-что похуже.
Окончив Академию и проводив друзей, Санди Ренсвинд отправился в Аркану, не имея никаких подозрений о своей дальнейшей судьбе. Он привык нравиться людям с первого взгляда. Он был единственным в своем роде менталистом, вызывавшем симпатию почти у всех. Никто не понимал, как ему это удавалось. Чип говорила, что Санди похож на добродушного пса водолаза. Он заразительно улыбался, всегда искренне желал помочь, никогда не обижался. Санди ждал от мира подарков, и мир старался его не разочаровать. Может, оттого, что миру энергично помогала мама Валентина, а может, это был взгляд обожаемого дитяти. Как бы то ни было, в столицу парень прибыл с радостным ожиданием новых приключений. Еще в поезде он выглядывал в окно, высматривал знакомые по кинофильмам достопримечательности.
- Ух ты, Вортановы ворота! - восклицал юноша, - Вы видели, десс? - он толкал локтем задремавшего соседа, но старичок и не думал обижаться на провинциала, - Я их представлял себе побольше! А вон мост через Большой Аркан!!! Забыл, как он называется?
- Въездной, молодой человек, - отвечал пожилой попутчик.
И все пассажиры купе снисходительно улыбались молодому менталисту, несмотря на его зловещую черную форму. Но свидание с профессором Малер невероятно обогатило жизненный опыт Александра Ренсвида.
- Вы же совершеннейший профан, - докторша была беспощадна, как смерть, - Подумать только, впервые мне направляют менталиста, выпускника Академии! Я просила за многих талантливых молодых людей, а мне прислали вас! Как это прикажете понимать? Вы не имеете ни малейшего интереса к моему предмету, зато, бумаги на вас приходят с миллионом печатей, словно мне хотят оказать честь. У вас тройка по общей медицинской практике, четверка по теории сознания, и тройка по биологии человека. На что вы рассчитывали, юноша, я вас спрашиваю?
Даже у Санди под градом, справедливых, к сожалению, обвинений не осталось сил улыбаться и радоваться жизни.
- Вы меня не возьмете? - с грустью спросил он.
Но профессор Малер была мудрой женщиной, и мудрость ее произрастала не от хорошей жизни. Она не могла позволить себе, отправить восвояси пусть и троечника, пусть назначенного к ней за мзду, но менталиста. Напротив, мейден Малер решила оставить при себе это недоразумение, и тем самым создать нужный ей прецедент.
- Но учтите, юноша, - профессорша грозно потрясала мундштуком с вечной папиросой, - я заставлю вас учиться так, как вам еще не доводилось в вашей коротенькой никчемной жизни. Вы будете посещать вечерние курсы медицинского факультета, а после пересдавать те предметы, на которые я укажу. Кроме того, труд облагораживает, а спорт придает юноше форму.
И жизнь повернулась к Санди совсем неожиданной стороной. В питомнике их натаскивали, в буквальном смысле. Никто не ожидал от детей блестящих знаний. В пятом бараке только Чип училась с остервенением, потому что втемяшила в свою кудрявую башку идею стать дипломатом. Остальные балансировали между необходимым и достаточным. А Санди был самым ленивым бедствием пятого барака. Учителя его любили, и только за легкий нрав ставили приличные оценки. Впрочем, у парня обнаружился весьма сильный дар, и тут уж наставники взялись за него всерьез. Специальность он честно сдал, от нее в питомнике никуда не денешься, будь ты хоть трижды славным парнем. И вдруг ему, Санди Ренсвинду пришлось сесть за парту. Физиология, анатомия, патанатомия, невропатология, общая терапия, и прочие бедствия обрушились на его несчастную голову. Кроме того, мейден Малер приказала парню ходить в спортзал, потому что "мужчина должен быть физически-крепок и радовать глаз". Тренер со взглядом серийного убийцы заставил Санди поднимать гантели и отжиматься по сто раз. Юноша сто раз проклял глаз Альмы Малер, который он гипотетически должен был порадовать.
Еще его заставили работать, ожидаемо, но жестоко. Санди мыл пробирки, собирал анализы и вел регистрационные карты. Профессорша как-то пообещала, что в тот день, когда она доверит Санди живого человека, ее саму можно будет смело госпитализировать. Молодой менталист терпел все, и даже старался находить в новой жизни свои прелести. В этом ему очень помогла переписка с Чип. Письма подруги приводили молодого парня в ужас. Он представлял себе, как маленькая Чипи ходит в рейды через линию фронта, где ее могут пристрелить какие-то посторонние петы, как голодает и мерзнет, как допрашивает пленных, и делит скудный хлеб с потными парнями, и еще множество всяких кошмаров поселилось в голове у Санди Ренсвинда. И еще его мучили подозрения, что злоключения подруги лишь цветочки, а вот Черепку достались все ягодки в ягодицах Империи. Курт не имел право вести частную переписку, но он не был бы собой, если бы не находил возможность послать Чуме весточку о себе. То вдруг в толпе к нему подходил подозрительно вида незнакомец и протягивал мятый конверт, то под дверь подбрасывали сверток с посылкой. Развернутых писем Черепок избегал, но передавал, то трофейную бутылку виски, то мятый серебряный портсигар. Санди ценил эти "приветы" ниоткуда и понимал, как сложно другу извернуться и подтвердить, мол, "жив-здоров и помню о тебе". Он ясно сознавал, что благодаря маме, стал единственным легальным адресатом для своих друзей. Чума честно каждый месяц отправлял Сэди посылки и писал ей так часто, как мог. И в письмах не смел, жаловаться на свое житье-бытье, но и хвастать привольной жизнью было совестно. Короче, молодой Ренсвинд сознавал, что повезло ему и с пробирками, и с этой докучливой учебой, и даже с мейден Малер.
Буйных пациентов в клинике почти не было, а если и случались скандалы, то Альма обходилась помощью санитаров. Она честно пыталась приобщить своего ученика к ремеслу. Давала ему разные монографии и статьи и строго спрашивала о прочитанном. Позволяла, иногда присутствовать на приеме, задавала каверзные вопросы. Санди не халтурил, по крайней мере, по собственным меркам, но беда была в том, что ему не нравилась вся эта психиатрия. Он не испытывал сострадания к пациентам, богатым придуркам с перекошенными мозгами. Ему была скучна медицина. Нравились Санди столица, квартира, подаренная мамой, девушки, похожие на фей и относительная свобода. При всей своей въедливости, Альма никогда не проверяла, чем там ее ученик занимается после всех уроков. Конечно, приходилось, действительно учиться, сдавать бесконечные экзамены, потеть в спортзале и мыть пробирки. Но три раза в неделю парню удавалось выкроить свободные вечера. А уроки он успевал готовить в клинике, где за ним присматривали благодушные медсестры. Они жалели "мальчика", подкармливали и ласково трепали по щекам. Положа руку на сердце, Санди не смог бы обвинить профессоршу в предвзятом отношении. По-своему, она тоже заботилась о нем. Тренер-садист, согнав семь потов с ученика, добился впечатляющих результатов. Тело налилось мышцами, и уже само требовало нагрузок, и Санди нравилось, как девочки, похожие на фей с восхищением щупают его бицепсы, и не только их, если повезет. Другой бы недоросль ужаснулся тому, что эту прекрасную жизнь молодой менталист искренне считал свободой. Но, так недорослю и не с чем сравнивать. В питомнике дети дышат по расписанию, в Академии студенты живут в казармах и выходят на волю лишь по специальному разрешению. Никакое новое назначение не обещает выпускнику свободы, пусть даже на три вечера в неделю. И не в вечерах дело. Санди мог ложиться спать, когда пожелает, мог свободно передвигаться по городу, мог заводить любые знакомства. За ним никто не следил, совершенно никто. Короче, он ценил свою новую жизнь, испытывал чувство вины перед друзьями, и при всем при этом, не видел никакой цели. Подсознательно, Санди со дня на день ожидал глобального подвоха, расплаты за вечный праздник. Ожидание тревожило и заставляло юношу еще глубже окунаться в море развлечений, а то, вдруг завтра его отправят в местечко похуже и море иссякнет. Пьянки и гулянки превращали его мозги в кисель, но парень не собирался из них "выныривать". Альма уже месяц, как грозно хмурилась, и Санди становилось еще страшнее. И вот сегодня он грубо нарушил неписаное правило - никогда, НИКОГДА, не заставлять Альму себя ждать.
До клиники Малер было недалеко, к сожалению. Когда-то он сам присмотрел эту квартиру на живописной Сиреневой улице, со сквером и фонтаном под окнами. Фонтан, правда, лишился одной из двух центральных фигур (изначально, бронзовые девочка и мальчик читали вместе толстую книгу, но девочку вместе с книгой похитили коварные вандалы, и вот остался один мальчик, нелепо вытягивающий тонкую шею), но Санди так даже больше нравилось. Сиреневая улица упиралась в улицу Трудящихся Танкистов, а если по Танкистам повернуть направо, то, буквально за углом, в тупике Свободы и возвышался солидный трехэтажный особняк - клиника профессора Малер, знаменитая на всю Аркану. Столичные острословы уже прошлись по поводу того, что в тупике Свободы можно обрести душевное здоровье за неумеренную плату. Но клиника неизменно пользовалась уважением, даже у коллег.
Санди шел медленно, голуби лениво вспархивали у него под ногами. Тополь успел зацвести на горе аллергикам, и облака тополиного пуха взвивались от взмахов голубиных крыльев. Судя по голосу, Альма разозлилась, не на шутку. И ничего хорошего Санди для себя не ждал. "Убьет или отправит в армию, - думал он, - мама этого не переживет. И еще неизвестно, переживу ли я сам". В кабинете Альма беседовала с благообразным старичком, по виду, не пациентом. Те, обычно, смотрели робко, заискивающе. А пожилой дэсс разговаривал с профессоршей свободно, как равный. Он рассмеялся, когда в кабинет протиснулся Санди.
- О, явление, - с сарказмом приветствовала своего ученика Альма, - Не слишком ли быстро вы бежали, Ренсвинд?
- Не слишком, - пробормотал Санди. Голова покаянно опущена, волосы всклокочены, и весь он ужас и раскаянье. В эту минуту юноша истово благодарил в мыслях нечаянного посетителя, каким-то чудом настроившего Альму на мирный лад. Впрочем, с профессоршей расслабляться было нельзя, а то, потом нечего будет напрягать. Старичок раскланялся, со старомодной галантностью приложившись к ручке дамы, и с тем, покинул кабинет, бросив бедного пушистенького зайчика на растерзание злобной стервятницы.
- Что это? - Альма злобно помахала перед носом Санди нарядной розовой открыткой. Поздравление вчера на его столе оставили медсестры. Эту деталь ученик профессорши еще помнил отчетливо, - Почему здесь нарисована жопа, вы можете мне объяснить?
- Это не жопа, профессор, - робко возразил ученик, - Это сердечко.
- Да? - Альма Малер еще раз пристально вперилась в изображение двух котиков, сцепившихся хвостами, образуя вышеупомянутую форму, - А, по-моему, типичная жопа. Впрочем, вам как раз, подходит.
- Как скажете, профессор, - прошептал юноша.
Альма хмыкнула. За десять лет их знакомства она совершенно не изменилась. То же красивое, но жесткое лицо. Та же сдержанная элегантность. Та же вечная папироса в мундштуке. Тот же низкий прокуренный голос. Даже седых волос в темных прядях не прибавилось.
- Сядьте, - приказала она.
Санди покорно плюхнулся на стул. Главное, соглашаться со всем, как бы ни было горько и обидно.
- Я наблюдала за вами, Ренсвинд, - спокойно сказала Альма. И это спокойствие напугало парня больше, чем самые заковыристые ругательства, на которые профессорша была мастером, - И, честно вам признаюсь, не вижу от вас никакой пользы. Я все ждала, что вы почувствуете прелесть нашей профессии, или увлечетесь какой-то смежной темой. Я бы вам помогла, не сомневайтесь. Но вы не выказали, ни малейшего интереса. Мне обидно, что такой материал пропадает даром, но я не могу вас содержать. Вы не лаборант, ни ассистент, вы мальчик на подхвате с бесценными способностями, которые вы со страху зарываете в землю. Не думайте, что я не понимаю вашего положения.
Она остро посмотрела на собеседника. Санди глубже втянул голову в плечи, надеясь, что все же пронесет. Разговор ему совсем не нравился.
- Я не думаю, профессор, - прошептал он.
- То-то и оно, - вздохнула Альма, - Что мне с вами делать, скажите на милость? Вы никогда не станете врачом, не тот тип. И для чего тогда вы мне? Ответьте, Ренсвинд.
Санди беспомощно пожал плечами. В эту минуту он не притворялся, в словах профессорши звучала жестокая правда.
- Не думайте, что меня так уж волнуют ваши пьянки. Если бы вы показали, что вам важно то, на что я положила жизнь, я бы и глазом не моргнула. Хоть совсем упейтесь, хоть клей нюхайте.
Она нервно чиркнула спичкой, и прикурила папиросу. Выглядела Альма действительно усталой и беспомощной, и это было непривычно и страшновато.
- На вашего друга Курта Энегельфельда я потратила полгода жизни, и не жалею ни об одном дне, - ровным голосом говорила мейден Малер, - И кстати, год назад он прислал мне целую корзину шанских камелий в знак благодарности. А это говорит о чем?
- О чем? - эхом повторил Санди.
- Курт стал достаточно заметной шишкой в "крысятне", и смог добраться до своего досье. Могу представить, чего это ему стоило. А, полистав досье, парень понял, что я, на самом деле для него сделала, и сказал мне "спасибо", что, кстати, тоже выдает его талант организатора.
- А что вы для него сделали? - парню стало интересно.
- Спасла жизнь, что же еще? - Альма пожала плечами, - И сейчас горжусь, что помогла достойному человеку. Курт особенный мальчик, и даже в "крысятне" он выживет и сумеет приносить пользу. Понимаете?
- Понимаю, - стиснув зубы, пробормотал ученик, - я не достойный.
- Вы ничего не поняли, - взгляд Альмы был непривычно печален, - Можете ли вы припомнить, чтобы я отлучалась куда-то из клиники на полгода и работала с одним единственным пациентом, пусть даже, с ребенком? Не помните? Правильно, потому что такого больше не случалось. Для вашего друга я сделала исключение, потому что, иначе, его бы убили. А я верю, что каждый из нас на вес золота, а государство расходует этот бесценный потенциал, расточает впустую. И с вами, Санди, я вожусь вовсе не из симпатии.
- Я понимаю, - юноша скромно потупился.
- Ах, оставьте эти ужимки своей мамочке, - профессорша резко затушила папиросу в пепельнице, - Вам повезло, и незаслуженно повезло. Не буду вас травмировать собственной историей, но подумайте о Курте. Он сирота, вырос в жутком приюте, я, недавно добилась его закрытия, и скажу вам, даже у меня волосы дыбом встают, когда представляю, через что ему пришлось пройти. Способности у вас равные. Но вы, тот счастливчик, что плывет по течению, снимая с варенья пенки. И мне не пенок жаль, а вас. Ведь вас ничего не занимает.
- Неправда, - неожиданно возразил Санди. Неожиданно, даже для себя, - есть вещи, которые очень волнуют меня, профессор.
- Просветите меня, будьте любезны, - вежливо попросила она, - что это может быть?
- Мне важны мои друзья, - ответил ученик, - я бы, что угодно сделал, чтобы вытащить Чип с передовой. И чтобы Курт смог бросить свою "крысятню", и быть свободным.
- Как вы? - Альма нехорошо усмехнулась, - Неужели для вас свобода, это возможность ничего не делать и никому не подчинятся? На что вы, Санди, тратите свою обожаемую свободу?
Юноша молчал. Внезапно он понял, шутки кончились. И от того, что он сейчас ответит Альме, действительно зависит его дальнейшая жизнь. Санди лихорадочно думал, но что можно сообразить за минуту, когда двадцати трех лет не хватило?
- Я понимаю, - он нервно стиснул вспотевшие ладони, - правда, понимаю. Вам достался не тот ученик, о котором вы мечтали. И я, действительно, не знаю, что я мог бы делать в жизни. И медицина меня не интересует, тут вы правы. Но, я прошу вас, дайте мне время, не отправляйте меня на фронт, пожалуйста. Клянусь, я буду делать все, что вы скажете.
И таким жалким он показался себе в тот миг, что самому стало противно. Ни Черепок, ни Чип никогда бы не стали так унижаться. Альма смотрела на него, и о чем-то напряженно думала. Санди почудилось, что сама Судьба взирает на него глазами матерого психиатра. "Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста" - мысленно молился он неизвестно кому. Может быть, Судьбе?
- Ладно, - голос Альмы приобрел прежнюю суховатую деловитость и энергию, - я дам вам еще один шанс. Не стану вас пугать, может, вам лучше было бы попробовать свои силы в другом месте. Поехали.
Она вылезла из-за стола и поманила ученика. Санди шел за ней, и понимал, что на этот раз обошлось, и что жизнь его перескочила в другую колею. Юноша уселся в пыльный профессорский "Грудер", скучный, серый, и уж точно, не кабриолет. Унылое, функциональное авто, которое Альма водила давно. Свою машину профессорша обожала больше, чем всех людей, вместе взятых.
- Перегрелся, мальчик? - ласково проворковала она. "Грудер" жалобно заревел. Ехали они неожиданно, долго. Машина миновала центр, и почти проскочила предместье. Где-то, в районе выселок Альма крутанула рулем, и свернула на проселок. Через две минуты "Грудер" уперся в высокие ворота, армейского вида. Санди это место категорически не понравилось. Мейден Малер требовательно посигналила. Из кирпичной будки выскочил человек в форме, при виде Альмы взял под козырек и побежал открывать ворота. Видно, психиаторша бывала здесь часто. При въезде Санди пришлось показать документы. Охранник бдительно переписал номер удостоверения в амбарную книгу.
- Что это за место? - почему-то шепотом спросил Санди.
- Госпиталь Отдела безопасности, - ровно ответила Альма.
Молодой менталист перепугался не на шутку. Он имел смутные представления о "крысятне". Лучший друг никогда не писал, чем он там занимается на своей жуткой работе. Поэтому, единственное, чем располагал молодой человек, были слухи.
- Не бойтесь, юноша, - усмехнулась Альма, словно "читала" его, - Вас здесь не съедят.
Как ни странно, сомнительное обещание подбодрило Санди. В самом деле, это же госпиталь, здесь людей не едят, не пытают (он на это надеялся), и не расстреливают (на что он надеялся еще сильней). Неожиданно юноша почувствовал любопытство. Для чего его сюда привели? Наставница уверенно пересекла внутренний двор, обогнула унылое серое здание главного корпуса, и по утоптанной тропинке устремилась к разросшимся кустам сирени. Здесь на грубо сколоченных скамейках сидели два очкарика в лабораторных халатах. Эти двое походили друг на друга, словно их родила одна мать. Оба тощие, низкорослые, дурно выбритые. Только один был постарше, а другой помоложе. Очкарики дружно курили самокрутки. В воздухе пахло махоркой и сиренью.
- Салют, коллеги, - радостно поприветствовала парочку мейден Малер, - как жизнь молодая?
Очкарики вскочили, как подброшенные. Старший почтительно склонил голову, младший затушил козью ногу о край скамейки.
- Гастон, как здоровье? - любезно спросила Альма, - Сандра тебе так и не дает?
Молодой густо покраснел, а Ренсивнд даже ухом не повел. Он уже привык к милому своеобразному юмору своей наставницы.
- Что нового в шестой? - уже деловито бросила мейден профессорша.
- Ничего, - старший пожал плечами, и с любопытством покосился на Санди. Альма "спохватилась".
- Это Санди Ренсвинд, - представила она своего ученика очкарикам, - ваш новый коллега. Пока поработает санитаром, но я оформлю ему "серый" доступ. А вас попрошу присмотреть за моим протеже, чтобы он тут не заскучал.
Теперь уже оба незнакомца пристально рассматривали Санди, словно думали, покупать его, или пока так перебиться. Доктор Малер вспомнила о хороших манерах.
- Познакомься, Санди, - она указала на старшего, - мой аспирант, Морис Альтре, и лаборант Гастон Леру. Простите, дэссы, мы продолжим экскурсию.
За кустами сирени обнаружился маленький двухэтажный особнячок. Чистенький, побеленный, он выглядел веселее главного корпуса. Под окнами кто-то своими силами разбил клумбы. Деревянное крылечко сверкало недавней покраской. Альма махнула рукой направо:
- Здесь лаборатория, но тебя она пока, вряд ли заинтересует. Твое место наверху.
И они поднялись по деревянным крутым ступеням на второй этаж. Направо и налево вели одинаковые коридоры. Они свернули направо. Коридор окнами выходил на север, в сад, а с другой стороны были двери. Санди насчитал четыре одинаковых двери с номерами, 1,2,3 и 4.
- Это палаты, - просто сказала Альма, и открыла дверь N1. Санди шагнул вслед за ней. Действительно, обыкновенная больничная палата на шесть коек. Окна не были забраны решетками, как в обычной психиатрической клинике. Светлые занавески, цветы на подоконнике. Все койки оказались обитаемыми. В палате резко пахло мочой.
- Зандер, засранец, - недовольно пробормотала Альма, - увижу, придушу скотину. Что вы скажете, Санди?
- О чем? - опешил ученик. Он еще раз осмотрел палату. Свет не горел, хватало и естественного освещения. Больные лежали на своих кроватях и дружно смотрели в потолок. Никто не реагировал на вторжение непрошенных гостей, никто не смотрел в окно на лиловые гроздья сирени. Пациенты сохраняли полную и абсолютную неподвижность. "Паралич? - подумал Санди, - кома?". А еще его удивило, что на ближайшей к нему койке лежала женщина, рядом старик, чуть дальше молодая девушка, а у самого окна крупный мужчина. Оставшиеся две койки у стены занимали юноша и существо неопределенного пола. С равным успехом это мог быть мальчик-подросток и девочка, обритая наголо.
- Чем больны эти люди? - терпеливо спросила Альма.
"Не реагируют на свет, на звук. Вероятно, "ходят" под себя. И почему Альма так ими интересуется, что ее тут каждая собака знает?" Что-то упорно вертелось в голове, что-то такое родное, по их специальности. Неожиданно похмельный мозг удружил озарением.
- Они "сломанные", - воскликнул Санди с неуместной радостью.
- Поздравляю, юноша, - снисходительно кивнула наставница, - Подозреваю, что ни в питомнике, ни в Академии вам такого не показывали.
Это не был вопрос, скорее, печальное утверждение. Зачем травмировать будущих палачей видом отрубленных голов?
- Наверняка, даже вы знаете, - Альма угрюмо осматривала тела, укрытые серыми солдатскими одеялами, - что проблемой "черной дыры" интересуются все. И хотя Император изволил сократить финансирование программы изучения "сломанных", все же, какие-то деньги из бюджета Отдела текут в пересохшее русло отечественной науки. Собственно, здесь науку представляет Морис, Гастон и еще одна докторша, родная сестра Сатаны. Так же, здесь работают четыре санитара. Вы, - она пристально посмотрела на него, - будете пятым. Я провожу здесь исследования, безвозмездно, так сказать. И вам платить жалование тоже буду я, вернее, моя клиника.
Санди молчал. Он понял свое место в раскладе, и сейчас ему оставалось только принять ситуацию такой, как она есть.
- Вы будете работать санитаром сутки через двое, - продолжила Альма, внимательно глядя Санди в глаза, - Сестра Сюзанна вам все объяснит. У вас есть вопросы?
Во всем поведении Альмы чувствовалось что-то странное. И эта странность беспокоила Санди.
- Что такое "серый" допуск? - спросил он.
- Допуск к лабораторным материалам. "Серый", потому что, вы не научный сотрудник, и не имеете права публикации, только чтения.
Санди представил себе санитара, на досуге с интересом читающего о результатах анализов пациента N12-21. Что-то тут не складывается. Одно дело, засунуть его носом в грязную и тяжелую работу, чтобы научить жить. Но для чего тогда допуск?
- Я хочу, чтобы вы поняли, Санди, - мягко сказала Альма, - Я не наказываю вас этой работой, я даю вам редкий шанс. Поверьте, это серьезно. Более того, если у вас появятся вопросы, я готова вас консультировать.
Еще страньше, если можно так выразиться. "Во что она меня втягивает?".
- Для чего вам, профессор, понадобился здесь свой санитар? - просто спросил юноша.
Она усмехнулась.
- Я надеюсь, вы догадаетесь сами. Скажу только, что мы с Морисом и Эстер преследуем разные цели. Больше ни слова, подожду, когда у вас появятся вопросы. И поверьте, я очень хочу, чтобы они у вас появились. Напоследок еще два важных момента. Первое - я хочу, что вы, именно вы, взялись за эту работу непредвзято. И второе - я прошу вас никому не говорить о своей основной специализации.
- А как же закон об охране тайны личности? - опешил Санди.
Альма оглянулась по сторонам. За все время, что они провели в первой палате, никто из пациентов не шевельнулся.
- А кого вы собираетесь здесь читать? - серьезно спросила она, - Эти люди уже кем-то прочитаны.
- А сотрудники? - не сдавался менталист.
- Я финансирую всю эту богадельню пополам с Отделом. Значит, имею право устраивать проверки.
- Означает ли это, что я должен вам стучать? - с вызовом спросил Санди.
Альма пожала плечами, и поманила его к выходу.
- Вы свободный человек, решите сами. Для меня главное, чтобы у вас появились какие-то мысли.
Альма познакомила его с сестрой-хозяйкой, которая, по сути, и станет новой начальницей Санди. Дородная женщина по имени Сюзанна Лауден велела новенькому выходить на службу уже через два дня в пятницу к шести часам утра. Профессор Малер злорадно ухмыльнулась. Потом они отправились в отдел режима и оформили Санди пропуск. Немного стесняясь, он спросил серьезного усатого дядьку, начальника отдела, может ли он, Александр Ренсвинд приезжать на службу на собственном автомобиле. Дядька удивился, но показал жестом, что места здесь полно, хоть поездом заезжай. На том они покинули госпиталь. Всю дорогу Альма молчала. Видимо, она сказала ученику все, что хотела. Ему оставалось лишь принять новую колею и понять, чего от него ждет эта удивительная (и ужасная!) женщина.
Глава 6. Банный день
"Мне всегда импонировали люди, которые больше любят слушать, чем говорить. При условии, что слушают они меня"
Александр Ренсвинд. Наблюдения и размышления
Хоть Санди и записался на курсы автолюбителей, но водить чудо-машину за один вечер не научился. К своему позору он прибыл в первый рабочий день в госпиталь на такси. И наградой ему были вытаращенные от изумления глаза охранника. Ведь в пропуске Александра Ренсинда ясно было написано - санитар. Санитар, прибывающий на службу в такси, это ни в какие ворота не лезет. Впрочем, санитар на "Сандерсе" с откидным верхом, это тоже нечто. "Я же, вроде, шпион Альмы, - хмыкнул про себя Санди, - то есть, не должен выделяться". Махнув на все рукой, он зашагал к корпусу 4-вэй. Здесь о нем вспомнила только сестра Сюзанна, посмотрела неодобрительно, выдала комплект синей формы.
- Раздевалка санитаров слева от процедурной, - махнула рукой сестра, - и не задерживайтесь там. Сегодня банный день, нам понадобятся лишние руки.
Ободренный Санди легко нашел раздевалку, долго крутил в руках штаны и рубаху, пытаясь разобраться, где у этой одежды перед, а где зад. Помощь пришла нежданно, но своевременно.
- Штамп на жопе, - сказал вновь пришедший. Коротышка с буйной кудрявой шевелюрой влетел в раздевалку, и с шумом бросил сумку на скамейку.
- Это что, пароль? - полюбопытствовал Санди.
- Нет, блин, отзыв, - хмыкнул недомерок, - поверти штаны, увидишь штамп госпиталя. Его всегда на заду ставят, для красоты.
- Спасибо, - искренне поблагодарил новичок, - странные представления о красоте.
- Зато, удобно штаны надевать.
Он был прав. С рубахой получилось проще, у нее спереди был треугольный вырез. Облачившись в голубую пижаму, Санди долго крутил веревочные завязки. Новый коллега уже успел переодеться и продемонстрировал новичку секреты завязывания прямо на себе.
- Карл - добровольный помощник протянул Санди руку, - Гросс, - с некоторым вызовом добавил он.
Санди удержал маску звериной серьезности. Новый знакомый едва доставал ему до плеча.
- Александр, - менталист крепко пожал руку коллеге, - Ренсвинд.
- Алекс, значит?
Санди пожал плечами. Алекс, так Алекс.
- Сегодня общая помывка, - важно сообщил Карл Гросс, - начинаем с восьмой палаты, а там, сколько успеем. Но, не меньше половины, а то, следующая смена нам потом тоже оставит полную поленницу.
Санди решил не задавать лишних вопросов. Все должно разрешиться в процессе.
- Раньше в больнице работал? - спросил Карл.
- Нет, - Санди задумался, вспоминая свою "шпионскую" легенду, - Я учился на медицинском, потом выгнали.
- А-а, бывает, - Гросс понимающе кивнул, - Так ты, значит, можешь и медбратом подрабатывать. Уколы делать умеешь? Капельницы?
- Уколы умею, - честно ответил новичок, вспоминая обязательный медицинский курс в Академии, - а капельницу ставил один раз, да и то, под присмотром.
- Не ссы, на дровах все и тренируются, - новый знакомец великодушно хлопнул Санди по плечу, - Иначе, на хрен они нужны, да?
Он задорно подмигнул. Санди решил все же уточнить.
- На дровах?
- Ага, - охотно кивнул Карл, - наши клиенты, все дрова. Целая поленница, хоть камин топи.
На этот раз Санди повели в другую сторону. Гросс ногой открыл дверь в палату N8. Здесь все было, почти, как в первой, и запах мочи, и серые одеяла, и шесть коек. Только комната оказалась более прямоугольной, и койки в каждом ряду стояли не по три, а по две. Посреди палаты одиноко маячила старая железная каталка. Санди узнал, что сюда нужно грузить "тело" и везти его в банный отсек. Пока один санитар моет пациента, другой перестилает пастель. Новенький осторожно поинтересовался, сколько человек должны вымыть два санитара за день. Оказалось минимум - двадцать три, а максимум - двадцать четыре. И Карл даже не улыбнулся.
- Посчитай, - продолжал вещать Карл, - всего у нас сорок семь клиентов, на два они не делятся. Потом все поймешь, шевелись. До обеда десяток должны осилить.
И они зашевелились. Вернее, зашевелили "пациентов". Санди заметил, что в отличие от первой, в восьмой палате лежали исключительно мужчины. И не маленькие такие мужички. Таскать их было тяжело. Первый кандидат в банный отсек когда-то был силен. Санди оценил и широкие плечи, и крупные кисти рук. Трудно сказать, сколько времени этот человек провел в своем нынешнем положении, но мышцы его атрофировались, ссохлись и уже не могли служить своему хозяину. Когда голого мужчину уложили на железную поверхность, новичок жалостливо скривился.
- Давай, хоть одеяло постелем.
- Он ничего не чувствует, - флегматично бросил Карл, - а обосраться может. И угадай, кто, тогда будет отстирывать одеяло?
Санди вздохнул. Возиться еще и с экскрементами не хотелось. Он честно готовил себя и к этому, но не в первый, же день. В банном отделе сестра наполняла ванну, простую, оцинкованную, но, довольно просторную. Карл подкатил коляску прямо к корыту, и уже приготовился скинуть клиента в пучину, как молоденькая сестричка взвизгнула.
- Дурак! - заорала она, - Там кипяток. Сварить его хочешь?!
- Он не почувствует, - скривился Карл. Лицо его побелело от гнева, но сестричка с задорным, вздернутым носиком, воинственно задрала и подбородок.
- Карл Гросс, - она наступала на Карла и даже на его фоне выглядела маленькой, как воробей, - Только посмей, я на тебя профессора Малер натравлю.
Пока они спорили, Санди проверил локтем воду, как его учили на курсе родовспоможения, и включил "холодный" кран.
- Все в порядке, можно сгружать, - объявил он спорщикам.
Карл в ярости пнул ногой стену, а сестричка с интересом посмотрела на Санди.
- Новенький? - взгляд ее был прокурорский, оценивающий, без единой толики женского кокетства, - Что умеешь?
- Уколы внутривенно и внутримышечно, капельницу под присмотром, клизму, только теоретически, - Санди правильно понял вопрос воинствующей особы.
- Неплохо, - она благосклонно кивнула, - сегодня мне поможешь.
- Почту за честь, - юноша рискнул улыбнуться, однако, ответной улыбки не дождался. Карл уже разворачивал каталку. Похоже, мыть неизвестного пациента предстояло ему, Санди Ренсвинду.
А деловитая сестричка уже показывала новичку, как правильно мыть "сломанного". Оказывается, мочалкой кожу тереть нельзя, чтобы не задевать опрелости и пролежни. Юноша осмотрел тело. К сожалению, сестра была права. И того и другого хватало. Санди послушно взял в руку пучок корпии и осторожно намыливал синюшную кожу.
- Сколько он так? - вырвалось у новоявленного санитара.
- Не знаю, - девушка пожала плечами, - Я здесь полтора года, этот уже был, и выписали его из центрального, значит, не меньше двух лет.
- Я Александр, - представился Санди, предоставив девушке возможность самой выбрать сокращенную вариацию его имени.
- Мила,- девушка серьезно посмотрела на новичка, но не стала подавать руку.
- Очень приятно.
Санди пришлось не только вымыть пациента из восьмой, но и побрить его подбородок и голову, а еще, подстричь ногти на руках и ногах. Громыхая пустой каталкой, прибежал Карл, и начал орать на растерянного новичка, что тот слишком долго возиться. Мила фыркнула, но не стала вступать в спор. Свежевымытого больного одели в чистую рубашку с дырой сзади и положили на каталку.
- Ты должен работать быстрее, - ворчал Карл, - у нас еще девять человек до обеда.
Санди потихоньку "слушал" своего коллегу, и был удивлен. Парень страшно злился, но не на него, и не на Милу, а на этих самых "сломанных". Он в чем-то их винил, но вот в чем, это задача, ни на десять минут. Любопытно. До обеда Санди успел вымыть двенадцать человек, все население восьмой и седьмой палат. Карл все ярился, ругался, и матерился. Пока он убегал стелить белье, новичок мило болтал с Милой. Девушка уже перестала поджимать губы и демонстрировать превосходство. Она оказалась очень серьезной, и даже, по-своему, преданной пациентам сестрой. Мила с удовольствием болтала с новичком ни о чем. И Санди отметил, что в мыслях она недоумевала, почему, такой приятный, образованный парень работает санитаром. Он и сам бы хотел понять, почему?
Четвертый голый клиент был молод, моложе Санди. Мышечную массу он сохранил, значит "сломан" недавно. На боку у пациента красовался довольно свежий шрам. Санди задумчиво водил корпией по синей полоске шрама. Почему-то ему совсем не понравилась эта отметина.
- Органы, - коротко и зло бросила Мила.
- Что?
- Наши ученые, из говна копченые, упражняются в пересадке органов, - объяснила Мила, - а берут материал, так сказать, вот у этих ребят. Они уже не пожалуются.
- Тебя это злит? - осторожно спросил Санди.
- Конечно, - удивилась девушка, - Это же воровство. Тем более, ничего у этих гадов, пока не выходит.
Александру Ренсвинду стало нехорошо. Доводы ученых он понимал, но видеть живого парня без одной почки было неприятно.
- Мила, но ведь этот человек уже не встанет, - миролюбиво заметил он.
- И что? - вспыхнула девушка, - Он жив, и никто не знает, что он там себе чувствует. А вдруг профессор Малер научится их возвращать.
Последнюю фразу она произнесла несколько запальчиво, как о полете на Луну. Юноша "слышал", что в чудеса она не верит, но честно пытается.
- А профессор этим занимается? - спросил он.
- Откуда я знаю, - Мила уже потеряла интерес к спору, и вручила Санди опасную бритву, - Она здесь много времени проводит, и настойчивая, ужас. Карл ее ненавидит. Карл всех ненавидит. Но уж лучше он, чем Сим Зандер.
Санди уже доводилось слышать эту фамилию из уст Альмы, но он не стал уточнять, чем, же этот загадочный тип так плох. Обедать здесь принято было в центральном корпусе, в столовой. Альтернативой служил термос и бутерброды в тряпице. К трапезе лаборатория исследования черных дыр выдвинулась в полном составе: Морис и Гастон всю дорогу о чем-то жарко спорили, немолодая и некрасивая женщина в таком же, как у Мориса белом халате отстраненно молчала. Поодаль стайкой шли две медсестры, Мила и еще одна жгучая брюнетка, с которой Санди пока не успел познакомиться, и Сюзанна Лауден, сестра-хозяйка. Вот и весь коллектив. Санитары менялись, сестры и ученые приходили на службу каждый день. Карл взял поднос и показал новичку столик в углу. Видно, по здешней корпоративной этике санитары должны были обедать вместе. В столовой оказалось не многолюдно. Лежачим больным отвозили пищу прямо в палату, а ходячие уже поели. За длинным столом горланили молодые люди в белых новеньких халатах, вероятно, студенты-практиканты. Пахло не очень аппетитно, но и не ужасно. В питомнике кормили лучше, в Академии намного хуже. Санди давно уже научился определять класс столовой с первого взгляда, как и всякий "казенный" выкормыш. Конечно, мама Валентина умерла бы, увидев, чем пичкают ее чадо, но матери здесь не было, и он с удовольствием взял куриный бульон, и подозрительную котлету с подливкой. За едой Карл охотно отвечал на вопросы о себе любимом и скупо, о работе. Гросс жил в общежитии госпиталя, на другом конце города. Конечно, устроить больницу в Каменщиках, на юго-востоке Арканы, а общагу для медиков в Сунских Садах, на северо-западе, мог только садист. Но Карл, проживший в Садах уже два года, злился так, словно его выселили туда неделю назад. На Санди периодически попадала брызжущая слюна. Все менталисты по-разному ощущали свой дар. В просторечии, это называлось - слушать. И некоторые, действительно, слышали мысли, эмоции. Но визуалы, вроде Санди, их видели. И не образами, как Чип и Черепок, а цветовыми сочетаниями. Образы и вербальный компонент ему потом специально наращивали. То есть, чтобы понять, почему злиться Карл Гросс, ему пришлось бы его "слушать", но то, что сосед по столу злится, Санди просто видел. Он не мог этого не замечать, как не мог перестать смотреть. Вот если закрыть глаза, то красное зарево вокруг Карла пропадало, вместе с самим Карлом. Обычного человека до такого состояния нужно довести. И перед Санди тоже был человек обычный, отчего же он весь полыхает, словно, только, что его унизили, оштрафовали, да еще и в глаз дали, и осталась последняя капля, а там и за нож? Санди совсем не хотелось лезть к этому психопату, но такое красно-малиновое свечение на фоне обычных синих, розовых, коричневатых всполохов резало глаз. Для Ренсвинда Крал выглядел, как воспаленный нарывающий прыщ.
- У тебя что-то случилось? - участливо спросил он. В меру участливо, ровным, доброжелательным тоном, как учили в Академии.
- С чего ты взял?! - красные пятна налились густым фиолетом, и это было даже красиво.
- Мне показалось, ты немного взвинчен, - так же дружелюбно заметил Санди.
- Алекс, у нас тут не принято лезть в чужие дела, - Карл перестал жевать и сверлил коллегу тяжелым подозрительным взглядом.
- Я учту, - менталист кивнул, - Мне нет дела, до твоих "дел", как ты изволил выразиться. Не волнуйся, ешь, а то остынет.
И пока коллега злобно заглатывал макароны, новичок "слушал". Теперь в фокусе раздражения Карла оказался и он сам, "гладкий ублюдок, богатенький, сразу видно, и лезет, и лезет". Но в чем причина общего воспаленного эмоционального фона, Санди так и не понял. Ему, банально, не хватало опыта. Устав от мелькания красного, менталист аккуратно потянулся к сознанию соседа по столу и постарался блокировать пару центров. Даже не блокировать, а немного "прикрутить" интенсивность излучения. Ментальный щуп едва не обожгло, словно он его в кислоту сунул. Но у Санди что-то получилось, красный покрылся патиной и превратился в ржаво-коричневый. Не гнев, а застарелая обида. Уже легче. Устав, как шахтер в забое, новый санитар допил компот из черной смородины, и даже с облегчением вернулся к недомытым пациентам.
В шестую палату он уже сам загнал каталку. Карл буркнул, что ему надо отлить. Санди настолько утомился от общения со "злобным карликом", как он мысленно прозвал товарища по несчастью, что рад бы, если бы дэсс Гросс и совсем отбыл. В шестой палате все казалось таким же, как и в седьмой и восьмой. И лишь одно маленькое отличие бросалось в глаза. Здесь было шесть коек, но пять пациентов. Альма говорила, что программу прикрыли, финансирование прикрутили, но эти пациенты ничего не стоили, значит, изначально их было сорок восемь. Куда делся еще один? Умер сам? Или его выпотрошили на органы? Санди и сам не понял, почему его так зацепила эта пустая койка. Но сейчас он спросит об этом. Молодой человек подошел к щуплому старичку, и начал его раздевать. Без Карла с его грубоватыми окриками дело пошло быстрее. Старичок, возможно и не был так уж стар. Просто мышцы его усохли, лицо исхудало и обвисло, а еще заросло седыми волосами. Раздев неподвижного пациента, Санди ловко приподнял его и перенес на каталку. И пока коллега Гросс занят, уже и белье постельное снял и, не дождавшись Карла, повез старичка в царство Милы. К сожалению, по дороге его догнали и остановили. Гросс был в ярости от самоуправства новичка. Санди снова не понял, что конкретно его разозлило, но ярился тот пуще прежнего. Он грозился набить новенькому морду, что вызвало усмешку у подоспевшей Сюзанны, кричал, что тот совсем ни хрена не понимает, что, из-за Санди все тут пойдут под суд. Словом, с парнем случилась форменная истерика. Сестра-хозяйка прикрикнула на дебошира, и велела тому не мешкать, а перестелить постель. Санди отметил, что больше на вопли санитара никто не выскочил, значит, привыкли.
- Что это было? - спросил он у Милы. Вода в ванной была уже готова, и санитар аккуратно загрузил туда старичка. Под спину здешних больных подкладывали оригинальное устройство, деревянную ребристую доску, наподобие стиральной, чтобы беспомощное тело не соскальзывало в воду. А голову закрепляли резинкой поперек лба.
- Я же тебе говорила, - Мила сочувственно улыбнулась, - злобный сукин сын. Если честно, он надоел уже всем до чертиков, но если Лауден его уволит, ставку могут сократить. Я удивляюсь, что Морис умудрился как-то пристроить тебя. Он уже год пугает нас увольнением.
Санди решил, что может открыть новой приятельнице "страшную" тайну.
- Мне платит клиника Малер.
- Правда? - в голосе девушки уважение мешалось пополам с обидным недоверием, - Так ты, значит "профессорский"?
Мысли в ее голове крутились все быстрее, и вот уже выстраивалась некая картина, чем-то, отдаленно походившая на правду. Только, гораздо красивее. И в воображении Милы Санди выглядел эдаким переодетым врачом, прибывшим, чтобы вывести негодяев на чистую воду.
- Только, очень прошу, не говори никому, - ласково попросил новичок, подлив масла в огонь. Мила энергично закивала, подтвердив, насколько уважает профессора и презирает Мориса.
Когда старичка вымыли, Санди, словно это совершенно вылетело у него из головы, спросил:
- А почему в шестой только пять коек?
Мила посмотрела на него с упреком. Причем, в голове ее тоже вспыхнули эмоции - обида, раздражение. И представила она себя в тот момент совсем не пустую койку, или почившего пациента, а хмурого человека в пагонах и металлический привкус страха.
- Ты же знаешь, мы давали подписку, все, - отчеканила девушка. Мила демонстративно повернулась к парню спиной. "Значит, у Карла лучше не спрашивать", - догадался разведчик Альмы.
Гросс кое-как взял себя в руки, и до конца водных процедур старался с новичком не разговаривать. Мила кое-как оттаяла, но холодок в их беседах не выветрился. К вечеру Санди совершенно выдохся, и даже на ужин не пошел. Устал он и от новых коллег, и от неподвижных людей-нелюдей, и от запаха мочи пополам с карболкой. Именно они с Карлом щедро сыпали щелочь в ведра и надраивали полы. Неужели, придется так надрываться каждый день? Этот вопрос он задал Сюзанне, но она снисходительно рассмеялась, и утешила новенького, что баня только раз в неделю. Впрочем, обтирать мокрой тряпкой пациентов приходится каждый день. Но сестры тоже помогают, так что, молодому человеку не стоит беспокоиться, он привыкнет.
Пока все его коллеги дружною толпой шагали в столовую, Санди присел на ту самую скамейку под кустом сирени, где совсем недавно он увидел очкариков. Молодой человек решил скоротать время, так же, как и ученые, то есть закурить. Но не махорку, храни Творец, травится этой гадостью! А вот раскурить хорошую шанскую сигару, это дело! Заветную сигару Санди носил в кармане рубашки в специальном чехольчике. Шана, волшебный край на юге, где царило вечное лето, росли экзотические цветы, и делали самые лучшие в мире сигары, а еще Шана поставляла кофейные зерна, драгоценное золотое масло и корицу. Все это Санди приветствовал всей своей жизнелюбивой душой. И пусть, ему не судьба самому когда-нибудь увидеть страну детских грез, но аромат сигары расскажет ему, как полыхает закат над пальмами. Вздохнув ароматный дымок, юноша почему-то продолжал думать о недостающем пациенте. С человеком произошло что-то настолько небанальное, что весь персонал подвели под подписку. Здесь явно попахивает уголовщиной. Да, но тогда от Милы бы разило виной, с ее-то моральными устоями. Впрочем, ей, ведь могли сказать что-то совсем другое. Санди понимал, он может просто, узнать все у Альмы. Профессор сама обещала ответить на вопросы, которые у него возникнут. Но такой простой выход не показался Санди спортивным. В конце концов, ему дали допуск, он может все выяснить сам. Правда, он понятия не имел, как это сделать, хоть с допуском, хоть без него.
Ночью палаты полагалось обходить несколько раз. На деле, никто таких подвигов от санитаров не требовал. Закуток с кроватями для ночной смены прятался за занавеской в раздевалке. Одна койка была больничной, а вторая, неудобной самодельной лавочкой. Видно, по правилам, ночные дежурные должны были отдыхать по очереди, но, учитывая местную специфику, кто-то из умельцев сам соорудил дополнительный топчан. Санди устал, но спать ему не хотелось, тем более, в двух шагах от злобного карлика. Еще, загрызет во сне. Когда Карл улегся на лучшую кровать, и ехидно заметил, что новичок пока не заслужил таких почестей, Санди пожал плечами и пошел проведать пациентов. Так было даже лучше. Вот только, он не понял, что делать, если вдруг случиться непредвиденное. Мила, с утра просившая о помощи, к вечеру мстительно "забыла" об этом, и явно справилась сама. "В первый день я поссорился с двумя коллегами, - грустно думал Санди, - и меня еще считают славным. А эти двое даже не знают, что я менталист". Как раз положение инкогнито юноше нравилось. От него никто не шарахался впервые в жизни. Нет, у Санди в столице было много понимающих и терпимых друзей. Но они все равно периодически вспоминали, кто перед ними. Или задавали глупые вопросы. Санди не назвал бы новых сослуживцев людьми приятными, но их неведение освежало. А еще он думал об Альме. Если Санди поймают, если кто-то узнает о его способностях, ему грозит суд и тюрьма. И мейден Малер тоже. Почему-то он не подумал об этом сразу. И раз так, то как объяснить поступок профессорши? Она не могла так рисковать, просто, чтобы перевоспитать избалованного сопляка.
Санди прохаживался по пустому длинному коридору. Во всем здании было тихо. Непривычно, неестественно тихо, если подумать о том, что в доме сейчас коротают ночь сорок девять душ. Или, все-таки, две? Может та незримая субстанция, которую священники именуют душой, покинула сломанных? Санди нерешительно толкнул дверь шестой палаты. Его влекло туда, как кота к луже валерьянке. Что же здесь произошло, кто бы рассказал! Молодой человек медленно обошел палату. Тишина и тут давила на уши. Санди присел на пустующую койку. Пружины противно скрипнули. На кровати по-прежнему был матрац, подушка, правда, без наволочки, и серое одеяло. Не хватало лишь постельного белья. Менталист внимательно рассматривал обитателей палаты N6. Они излучали серое свечение, едва заметное, но характерное. Так не "светились" животные. Трупы людей вообще ничего не излучали. Спящие люди, напротив, так фонили цветами, как не сподобились бы в бодрствующем состоянии. Серый свет сломанных был ровным, и охватывал тела целиком, не создавая разрывов, что тоже было неестественно для живого человека.
Санди попытался прослушать ближайшего к нему пациента, того самого старика не старика. Ему показалось, что щупы ушли в бездонный колодец. Менталиста прошиб пот. У него было чувство, что если бы он мог отрастить щупы подлиннее, он бы "услышал". Но Санди был менталистом четвертого уровня, хотя упорно всю Академию косил под третий, не всегда, правда, успешно. Даже в дипломе у него стоит квалификационная четверка под вопросом. Но самому-то себе врать зачем? Друзья знали, что в их троице Чума был сильнейшим. Если бы захотел, мог бы и на пятерку замахнуться. Таких, как он во всей стране едва ли сотня. А тут, ему банально не хватало сил. В теории, Санди мог охватить территорию метров в восемьсот. Не "прочитать", так хоть "услышать", а в его случае, разглядеть чужую ауру. Где же ты, старичок? Куда ты провалился?
Санди еще раз прошелся по палате, вглядываясь в пустые лица с бессмысленными глазами. В палате было, довольно светло. Под окном сиял фонарь, озаряя всю комнату желтым отсветом. Занавески здесь никто не закрывал. Санди подошел к пожилой женщине, которой он заинтересовался во время мытья. Жаль, что к тому времени Мила успела на него обидеться, не с кем было обсудить таинственную незнакомку. Пациентка не была молодой и красивой, скорее, наоборот. Пожилая женщина, на взгляд Санди, лет шестидесяти, она явно родилась и выросла не здесь. Узкие глаза, плоское лицо, все признаки представительницы северных народов. Санди плохо разбирался в этнографии, но его привлекли татуировки северянки. Они покрывали ее тело от шеи до пят. По бокам ползли толстые сытые змеи, на груди - сложные узор из кругов, на животе изображение солнца. Что сзади, Санди постеснялся рассматривать, все-таки женщина, еще заподозрят в каких-нибудь извращениях. А еще он помнил, что тыльные поверхности кистей рук северной мад тоже были испещрены мелким узором. Санди нашел свою северянку, и вытащил из кармана зажигалку. Эту штуковину ему передал в подарок на день рождения Черепок. Красивая вещь, вся из цельного металла, заправлялась керосином, горела долго. Юноша щелкнул крышкой, нажал на колесико, и поднес пламя к руке незнакомки. "Конечно, не хорошо так рассматривать человека, но, вдруг это зачем-то важно", - оправдывал Санди нездоровое свое любопытство. На тыльной стороне ладони красовались совы. Большие и маленькие, на взгляд менталиста, совершенно одинаковые в деталях, они гнездились даже на косточках у фаланг.
"Интересно, как вы, мад попала на слом?" - подумал Санди, неосознанно обращаясь к женщине. Он поднес пламя зажигалке к лицу пациентки, и чуть не уронил подарок Курта. Ему показалось, что северянка видит его. Взгляд женщины был осмысленным. Санди похлопал ее по щеке. Никакой реакции. Он погасил свет и сделал шаг назад, медленно повернулся и снова посмотрел на загадочную женщину. Санди мог поклясться, что свечение ее было интенсивней, чем у соседей. Такое же серое, сплошное, как стальная рубашка, но сильнее.
- Черт, как они это меряют? - спросил Санди, отчего-то вслух.
Ночь он провел, переходя из палаты в палату, но нигде больше не засек ничего странного. Устал зверски. Утром ему пришлось плестись до остановки ближайшего автобуса в компании очень недовольного Карла. Дома он рухнул спать, не раздеваясь, и проснулся лишь глубокой ночью. Санди был очень зол. Почти, как Курт Гросс. Он столько запланировал на этот день, и так бездарно его проспал. Юноша встал, походил по темной спальне, сделал зарядку, и налил себе горячую ванну. Телефонный звонок сбил его с важной мысли, но он с готовностью кинулся к аппарату, в надежде, что это Альма решила проведать своего засланца.
- Санди, котик, ты что, спи-и-ишь? - раздался в трубке мелодичный голосок.
"Котик" почувствовал, что закипает. Звонила фея. "Одна из двух, Милена или Елена, - уныло отметил разум, - Черт, почему они ничем не отличаются?"
- Сплю, киска, - изобретательно ответил Санди, - очень устал.
Фея рассмеялась. И смех ее был подобен колокольчику, и оттого бесил чрезвычайно.
- Завтра в "Одеоне" дают новую фильму, - кокетливо заметила она, - Ты с нами?
- Нет, киска, - ответил "котик", - Вы уж без меня, как-нибудь.
И он мстительно бросил трубку. Мысль неохотно вернулась на место. Где-то у него валялись журналы Альмы, которые он должен был рецензировать. Сбросив на пол груду ненужного хлама со стола, под завалами он их и нашел. Пролистав несколько номеров "Науки и магии", Санди обнаружил то, что искал. Один номер был целиком посвящен проблеме "черных дыр". Прихватив журнал подмышкой, Санди направился в ванную. Горячая вода обожгла тело, расслабляя мышцы. Молодой человек застонал от удовольствия. Приспособившись к температуре, он не спеша, открыл первую статью. Она была посвящена истории вопроса. Историю он и так худо-бедно помнил. Исследовать "сломанных" начали его соотечественники в Империи. Однако, за последние сто лет сильно отстали от соседей. Даже в Петриготе были крупные лаборатории с солидной государственной поддержкой, несмотря на то, что у соседей экономика была так же заточена на войну. Но и там понимали, феномен "слома" должен быть разгадан. Санди вздохнул, и обратился к другой теме. Некий Константин Варнс писал о физиологии "больных". По его данным, а он исследовал пятьсот с лишним случаев, "сломанным" вовсе не нужно было много пищи, чтобы оставаться в живых. А уж, после того, как человечество изобрело капельницы, жизнь в телах испытуемых можно поддерживать, сколь угодно долго. Им не требовалось твердой пищи, желудок не усыхал, но вот, витаминный раствор, железо и марганец дэсс Варнс рекомендовал вводить каждые три дня. В качестве сравнения, ученый приводил группу пациентов коматозников. Те переносили вынужденную неподвижность гораздо хуже. Физиолог долго и нудно сравнивал площадь поражения кожных покровов, состояние волосяных луковиц, анализ мочи, и прочие важные параметры. Санди недоумевал, для чего так рассусоливать, когда вывод можно было сделать в одном абзаце.
Третий материал был гораздо любопытнее. Автор - знаменитый нейрофизиолог Михаэлла Виталис, даже Санди слышал о ней. Почтенная мад проводила опыты с мозговой активностью "сломанных". И, тут она обнаружила сюрпризы. Оказалось, что не все "сломанные" одинаковы. В результате многочисленных опытов она разделила своих испытуемых на три группы. Первая, самая многочисленная, 49% всех пациентов, реагировали на боль слабым эхом рефлексов, совсем не реагировали на свет, и звуки. Вторя группа, 35%, отличалась повышенной музыкальностью, мозг охотно отзывался на музыку, различал вкус пищи, а третья, самая маленькая группа выдавала странную реакцию в определенное время суток, некоторые представители третей группы демонстрировали даже нечто похожее на проблески сознания. Доктор Виталис утверждала, что ее испытуемые из третей группы в период активности переходили в некий автономный режим. Такого пациента можно было поставить на ноги, заставить пройти несколько шагов. То есть, их мозг "понимал" механику движений, и даже отдавал соответствующие команды телу.
Санди готов был поклясться, что его Северянка как раз к этой третьей группе и принадлежит. А дальше мад Виталис пыталась понять закономерности, почему одни первые, а другие третьи. И здесь ученая дама пришла к многословному выводу, который можно было бы обозначить одни словом - не знаю. Ее испытуемые имели разные группы крови, возраста, социальное положение, кислотность, свертываемость крови, расовые особенности. Короче, попытка понять, чем одни сломанные отличаются от других, уперлась в стену. Однако, Михаэлла Виаталис сумела выделить в своих группах иные закономерности. Хотя изначальные "базовые" признаки у представителей трех групп рознились, совпадали признаки приобретенные. Например, первая группа выдавала посредственные физиологические характеристики. Эти пациенты теряли мышечный тонус и вообще "слеживались" быстрее, чем представители других групп. Чемпионами по меркам Виталис, были вторые. Они оказались самыми благополучными по меркам физиологов. Их мышечная масса поддавалась консервации при помощи массажа, анализ крови показывал, что эти пациенты удерживали должный уровень гемоглобина. Третьи были склонны худеть. По каким-то неведомым причинам, "сломанные" из третьей группы теряли вес, несмотря на усиленное питание. При этом, мышечная масса их оставалась удовлетворительной, особенно, при искусственной поддержке.
В статье были ссылки на труды другие коллег Михаэллы Виталис, и Санди пообещал себе прочесть абсолютно все. Молодой человек не сразу понял, что вода в ванной давно остыла. Он не стал ничего подогревать, быстро домылся и пошел на кухню. Сейчас он понимал, что Альма действительно, ткнула его носом в великую тайну, и испытал что-то похожее на благодарность. Чашка кофе послужила достойным сопровождением чтению. Четвертая статья посвящалась трансплантологии. Санди просмотрел ее наискосок, и с отвращением отбросил журнал. Мила оказалась права. Ничего у хирургов не получалось, но они продолжали трубить о скором успехе с упорством идиотов. Молодой человек вздохнул, потянулся и отправился инспектировать холодильный шкаф. Даже в Аркане с продуктами становилось все хуже, день ото дня. В марте приказом Императора в столице ввели продуктовые карточки. Даже в фешенебельных кварталах серыми змеями растянулись очереди. Но Санди Ренсвинд оставался счастливчиком. Мама Валентина, помимо всего прочего, имела пять фермерских хозяйств, и даже сейчас, в эпоху тотального дефицита богатела ни по дням а по часам. А может, именно сейчас. Это мама в жизни была не слишком-то умна, а в коммерции она соображала лучше многих выпускников университета. Никакой экономики она не изучала, но чувствовала прибыль на уровне инстинкта. И уж своего пушистенького зайчика мама Валентина ни в жизнь бы голодным не оставила. Были у Санди и драгоценные по нынешнему времени яйца, и окорок свиной, и масло сливочное, и колбасы домашние, а уж банками с соленьем-вареньем вся верхняя полка шкафа уставлена. Домработница у хозяина подворовывала, но Санди на нее не обижался. Готовит, убирает, и ладно, небось, все хотят жить, а у нее дети.
Он отодвинул в сторону кастрюлю с тушеным цыпленком, приготовленным мад Катариной, и взял с полки пару яиц и кольцо колбасы. Яичница удалась на славу, шкварчащая, приправленная зеленым луком, она упоительно пахла. Санди обжигаясь и чавкая (благо, никто не видит) уничтожил свой, то ли завтрак, то ли ужин, и удовлетворенно вздохнул. Жаль, некому было сварить кофе. Пришлось, самому. Он положил на стол блокнот, и занялся несвойственным для себя делом, составил план. И даже не один, а несколько. Нужно было как-то вместить в свою новую жизнь детали из старого конструктора. Во-первых, договориться с автомобильным инструктором об индивидуальных уроках. Юноша уже понял, что автомобиль в его нынешней истории не роскошь. Во-вторых, тренер, зверюга не простит вечной разлуки, и потому, хотя бы трижды в неделю Санди должен навещать спортзал. И еще оставались феи. Ренсвинд поставил жирный знак вопроса, покрутил листок и так и сяк. Потом вздохнул, и вычеркнул фей. Сразу высвободилось некоторое количество времени. Итак, ему нужно посоветоваться с Альмой, какие книги он должен прочесть, и какие лекции пошли бы ему на пользу. Санди уже понял то, что не заметила профессор Михаэлла Виталис. "Сломанных" должны изучать менталисты. Только у них есть необходимый инструмент познания. "В конце концов, - подумал Санди, - мы их производим, нам с ними и разбираться". Покончив с планами, молодой человек почувствовал томящую душу неудовлетворенность. Завтра он должен быть на ногах, свежим и бодрым. Спать не хотелось, но в голову пришла странная идея. Быстро переодевшись, Санди Ренсвинд отправился на ночную пробежку. Тренер зверюга в эту минуту гордился бы им. Последний довод доставил Санди некоторое удовольствие, словно его похвалил отец, которого он не помнил.
Побегав по ночным улицам час, молодой человек принял холодный душ и удовлетворенный отправился в постель. Снилась ему северянка. Но, проснувшись, он не мог припомнить ничего, только пристальный взгляд узких глаз.
Глава 7. Рождение ученого
"В молодости я много работала с детьми, и теперь могу с уверенностью сказать, ученые произрастают как из тех детишек, что часами рассматривают и пробуют на вкус горсть песка в песочнице, так и из тех, что разворачивают и надкусывают все конфеты в коробке. Но из первых выходят очень узкие специалисты"
Альма Малер. Из доклада к юбилею Педагогического унивреситета.
Санди стоял перед столом мад Изольды Шнак, и строил самые умильные рожи, на которые был способен.
- Ну, пожа-алуйста, - ныл молодой человек, - ну, мад Изольда, вы же видите, мне очень-очень нужно к профессору.
Старая вешалка хмурила брови и поджимала губы. Она не одобряла Санди Ренсвинда с самого начала. Наконец-то, профессор, храни ее Творец, избавилась от охламона, так опять его принесло. Санди видел, никого у Альмы нет, сидит она у себя и спокойно пишет доклад для конференции военных врачей в Нивее. Но эту плотину не перескочишь, уперлась рогом. "Ах, так, - юноша разозлился ни на шутку. В кое-то веке, ему действительно нужна была Альма, - сейчас ты пожалеешь!"
- Профессо-ор! - заорал непутевый ученик, - Профессора Мале-е-ер!!! Убива-а-ают!!!
Мад Изольда подскочила на сажень, видно от неожиданности.
- Вы что творите, юноша?! - гневно зашипела она.
- Профе-есор!!! - взвыл он пуще прежнего, словно его свежевали заживо, - Помоги-и-ите!!!
Альма выскочила из кабинета в одной туфле. Была у нее такая привычка, сбрасывать обувь под столом, пока никто не видит. А сейчас, с перепугу, не успела вторую лодочку отыскать. Ноздри профессора гневно раздувались, волосы сами собой шевелились, словно болотные гадюки.
- Что Здесь Происходит?!! - вопрошала она страшным голосом.
- Меня к вам не пущают, профессор, - ответил Санди жалобным тоном мальчика-сироты, - гонют меня, как пса приблудного.
Альма фыркнула, и прихрамывая, поковыляла в кабинет. Ученик, не будь дурачок, устремился за ней.
- И что это за спектакль погорелого театра? - Альма в ярости чиркала спичкой, но та не поддавалась. Санди услужливо зажег свою трофейную зажигалку и поднес профессорше.
- Я же сказал, не пускала меня Изольда. И что я ей сделал плохого? - обиженным голосом жаловался непутевый ученик.
- А что хорошего? - Альма вставила в мундштук папиросу и уставилась на дебошира. Нехорошо так уставилась, оценивающе, - Я же ясно сказала, прийти можно только тогда, когда появятся вопросы.
- Так, появились, - Санди улыбнулся светло и радостно.
- Вменяемые вопросы, - женщина опасно сверкнула глазами.
Не дожидаясь приглашения, нахальный ученик уселся на стул, предназначенный для пациентов. Санди не торопясь, достал блокнот, и открыл на страничке вопросов, итога своего ночного бдения.
Оторвав последний листок, исписанный крупным почерком, он положил его перед Альмой. Та прочла первую строчку, и удивленно подняла брови.
- Это список книг, которые мне понадобятся прямо сейчас. Прошу вас, мад Малер, не посылайте меня... в библиотеку. Ни вам, ни мне не нужно, чтобы эти наименования висели на моем библиотечном формуляре. Почему-то, я уверен, что вы в состоянии решить эту маленькую проблему.
Альма и ухом не повела, она читала его список. Взяв в руки карандаш, что-то добавила.
- Почему вы не хотите взять монографию Шарля Обри? - спросила она. Уже совсем другим тоном спросила, миролюбиво так, почти ласково.
- Вы же знаете, я не читаю на эголитани, - фыркнул юноша, - и вообще, языки, мое слабое место.
- А есть сильные? - фыркнула профессорша. Но не зло, а так, ехидно, - Но вы читаете на петском, во всяком случае, должны, иначе, как бы вам выдали диплом. У меня есть очень приличный сборник. Впрочем, раньше нам нужно понять, что именно вас интересует.
Санди вытащил уже изрядно помятый журнал "Наука и Магия" и бросил на стол профессора. Получилось немного картинно, но сойдет.
- Я прочел статью Виталис, - начал он.
- Старуха умрет от счастья, - едко заметила Альма.
- Не в статье дело, а в том, что я сам видел ночью.
И Санди рассказал Альме Малер о своих ночных наблюдениях и смелых экспериментах с щупом. О проблесках сознания в глазах северянки, о сером свечении, и о странной реакции персонала на невинные с виду вопросы. И уже в конце он добавил:
- Я понимаю, что это самонадеянно с моей стороны, и выводы тут делать рановато, и ученый из меня, как из говна пуля...
- Ну, не скромничайте, молодой человек, - Альма улыбнулась. Она впервые улыбалась Санди так. Словно увидела редкую, интереснейшую форму душевной болезни, - Всего сутки на дежурстве, а уже какие перемены.
Юноша досадливо поморщился. "Так и знал, что она начнет ерничать" - подумал он. Профессорша тем временем что-то дописала в его списке.