Игроки разума
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Несмотря на обещания, НИКОГДА не выкладывать неоконченных вещей, решила все же выложить по частям, ибо сама немного запуталась. Итак, часть первая романа, который активно пишется, и уже финал видно. Героям этой истории "посчастливилось" в Империи родиться, но жить в провинции у моря им никто не позволит. В Империи, человек с магическими способностями, это уже клеймо и поражение в правах. Маг империи имеет право лишь служить от рождения до смерти. И никто, никто не любит магов-менталистов. А за что их любить? И даже война, так похожая на нашу, вторую мировую с бомбардировками и танковыми атаками, ничего не меняет.
|
Игроки разума (роман)
"Человек одинок, как мысль, которая забывается"
И.Бродский
Часть первая. Трое из питомника
Глава 1 Сэди Мун: У войны не женское лицо
"- Магистр, говорят, в детстве вы были знакомы с Сэди Мун?
- О, да. Незабываемая встреча. С тех пор я стал бояться фарфоровых кукол с бантами. Сестра показала мне такую, и я намочил штаны. Сэди Мун была очень доброй девочка... по-своему"
"Сэди Мун в воспоминаниях современников", сборник статей, в издании Императорского университета.
Сладкий запах подгнивших яблок, пожухлая сухая трава, мерное жужжание мух - все напоминало о конце лета, и позволяло на миг забыть о войне. Какая война, когда в лесу лезут из земли грибы, а яблони сгибаются под тяжкими плодами? Только собирать их в этом году некому. Мужиков помоложе забрали на фронт, стариков и баб, кто не успел сбежать, угнали петы. Но лето ласково уговаривало забыть. Можно сбегать на речку искупаться, поваляться на травке, прокатиться на велике, обгоняя ветер. Пусть оранжевые гроздья рябин намекают на осень, но земля еще полна полуденным жаром. Ласточки носятся вокруг покосившейся водонапорной башни. Деревня сгорела еще год назад. Кажется, она называлась Вешенки, или Весняки. Подпоручик Сэди Мун осмотрелась, вдохнула густой, пропитанный яблочным духом воздух и с удовольствием потянулась. Девушка тряхнула головой, отгоняя маячившую в памяти физиономию начальника штаба, и осмотрелась, заново осознавая себя в этом мире. О чине подпоручика говорили серебряные погоны на черном кителе с одиноким крошечным коршуном. Но, если бы не вся эта военная мишура, Сэди легко бы сошла за девочку, забавы ради напялившую мундир старшей сестры - маленькая, тоненькая, да еще и с кудряшками и легкомысленными веснушками. Впрочем, сейчас завитые колечками волосы девушка спрятала под черный форменный берет, и только нахальная прядь на лбу намекала, что беретом и погонами никого не обманешь. Но некому было разглядывать неприметную фигуру в черной форме. Вот уже два дня, как 123-я мотострелковая часть Гвардии ЕИВ (Его Императорского Величества), разворачивалась здесь у деревни Вешенки или Весняки, теперь уж некого спросить. На перекрестке сохранился только покосившийся указатель "до деревни Княгини 6 верст". Солнце клонилось к горизонту, окрашивая свинцовые тучи в невиданные, волшебные цвета.
Молодой офицерше с первого взгляда понравилось это место, где легко забывалась война. Где облака неслись по небу и напоминали не то крылатых коней, не то легион ангелов. Сэди пнула ногой поваленный забор и медленно, не торопясь, вышла на перекресток. Перекресток, громко сказано, всего лишь два деревенских проселка. Две незначительные прямые, пересеклись в одной точке вселенной, и в этой самой точке сейчас стояла она, подбрасывая в руке перезрелое яблоко. Хорошо, что менталистам положен "час тишины". Два года войны только этот час и давал штабному офицеру Сэди Мун возможность побыть вдалеке от своих боевых товарищей. Полчаса назад один такой товарищ злобно сплюнул, когда Сэди вышла из блиндажа и отправилась на прогулку. Парня можно было понять, каждый боец что угодно отдал бы, и не за бабу, не за доппаек, а вот за эту блаженную возможность побыть одному.
Армия всех спрессовала в единую субстанцию. Теперь уже и не отличишь, где крестьянин, где студент, а где и аристократ. Война помогла подняться самым шустрым, сообразительным, смелым и подлым. Война пригнула к земле медлительных, туповатых и благородных. Все разговаривали одинаково, однообразно зло матерились. И только маги хоть чем-то отличались от прочих. У магов была "цветовая дифференциация". Очень слабый ориентир, когда идет войсковая наступательная операция, и уже не понять, зенитный снаряд или огненный шар несется над солдатскими затылками. Синий пропыленный мундир боевых магов в бою тяжело отличить от зеленого одеяния целителей, особенно после артобстрела. И лишь один цвет всегда выделяют даже ошалевшие от усталости бойцы, просидевшие трое суток в окопе. Это черный с серебром. На параде даже красиво, Сэди нравилось. Словно батальон смерти в последний день перед закатом мира.
А в жизни, даже в такой паскудной выматывающей жизни, как на войне, где все друг другу "боевые товарищи", от такого мундира не шарахаются только собаки.
"Никто не любит менталистов" - этими словами в питомнике детишек из пятого барака семнадцать лет назад приветствовал наставник, мастер Ландскейп - "Добро пожаловать в наш дерьмовый мир"
Механизм воспоминаний устроен по принципу колеи. Слово, знакомый аромат, старый анекдот, что угодно может спровоцировать всплеск памяти. Его трудно остановить. Достаточно взглянуть на яблоко, и Сэди мысленно окунулась в то лето, которое третий класс пятого барака провел в школе-интернате магический искусств. Так длинно школу называли лишь чиновники из учреждения Императорского попечения магического образования. Для всех прочих школа именовалась проще - питомник. Сэди провела здесь десять лет, и еще пять в Академии. Имперское образования обладало своеобразным чувством юмора. Дети, попавшие в питомник, подобно породистым щенкам, покидали школу не иначе, как в ошейнике с отличительными бляхами. Конечно, собачья сбруя - это метафора, и не самая удачная. Ошейником для молодых магов служила рука Империи. Питомцы всю жизнь вынуждены ходить на коротком поводке. Тех, что выбраковывали в процессе обучения... их никто больше не видел. Во всяком случае, домой они не возвращались, ни с позором, никак.
Тогда Сэди было десять. Пятый барак грелся на солнце. Загорал пятый барак. Камыши скрывали крошечный пруд, единственный на территории питомника. За право купаться здесь в июне кровь лилась рекой. Но тогда был август, и на травке валялись только выходцы из пятого. Чума, толстый, весь в складочках, сосредоточенно пыхтя, обмазывал глиной мозоль на пятке.
- Ты бы еще говном смазал, - процедил Черепок. Подкрепляя свои доводы, он метко сплюнул в щель между зубами и попал прямо в злополучную пятку.
- Щас тебя говном смажу, - Чума с усердием подтянул ногу. Мешал живот. Он постарался подобраться к пятке, подогнув ногу и заглядывая себе через плечо, отчего его толстое красное лицо перекосилось.
- Слюна Черепка, это яд, - Черная Пятница сладко потянулась, - А ядом, как известно, лечат.
- Сама ты змея ядовитая! - ответил Черепок, и перевернулся на четвереньки, - О, к нам гости, - и он гаденько ухмыльнулся.
Троица из пятого барака "сомкнула ряды".
К берегу с гиканьем приближались голенастые тощие пацаны из третьего. Черные форменные трусы, одинаковые синие майки, чтобы уж никто не усомнился, перед вами будущие боевые маги, надежда Императора. Троица новоприбывших галдела, как умеют только десятилетние дети. Словно кто-то сломал у них внутри регулятор звука.
- Ща, погоди, я те покажу, как ныряют, - разорялся один,
- Да он из столицы, Узда, че ты ему покажешь! - басил другой.
Все вместе они высыпали на маленький пляж, как стадо жеребят и разом стало тесно и шумно. Двое мальчишек влекли третьего, словно дорогого гостя, которому гордо демонстрируют родные хоромы. А тот, здоровый, на голову выше немаленьких своих спутников с любопытством слушал то одного, то другого. Увидев троицу из пятого, галдящие пацаны, словно на каменную стену налетели. Новичок не понял причину остановки и с любопытством уставился на странную компанию.
Они и впрямь были чудные. Если бы дело было в обычной школе, можно было бы прозакладывать последний молочный зуб, что эти дети, типичные аутсайдеры, вечно гонимые, а потому вынужденные держаться вместе. Крупный краснолицый нескладный толстяк Чума, тощий коротышка, со злобной физиономией, напоминающей череп, Черепок, и совсем уж невозможное создание - маленькая девочка с пепельными кудряшками и серыми лукавыми глазами. Эту куколку все в питомнике знали под кличкой Черная Пятница или ЧП. Соратники из барака называли ее Чип.
- Привет, - она лучезарно улыбалась и махала компании грязной ладошкой.
Двое вновь прибывших схватили своего нового приятеля под локти и, рефлекторно, дернули назад.
- Ладно, потом, - скривился великий ныряльщик.
- Зачем потом, вона пруд свободный, - удивился новичок.
- Это у тя руки свободные, - гаденько ухмыльнулся белобрысый недомерок, - вот пойди и займи их. А не знаешь как, можешь вон у этих в попе поковыряться.
Новичок побледнел, а его роскошные лопоухие уши, напротив, побагровели.
- Сейчас ты у меня поковыряешься, - он сделал решительный шаг к наглому крысенышу, не видя никакой угрозы в уродце ниже себя ростом. Но за локоть его крепко держали сотоварищи.
- Эй, не лезь. Не связывайся с пятым. Пусть хоть утопятся тут.
- Пусти, - новичок резко дергал плечами, всем своим видом показывая, что сейчас будет рвать и метать.
- Да это же Денис, мамин солнечный ветерок, - радостно воскликнула малявка.
- Ага, Денис-пенис, вижу, - закивал толстяк, - Он ссыт в мамину вазу с фикусом и думает, что никтошеньки об этом не знает.
- А еще под подушкой он хранить одну штуку, - добавил белобрысый крысеныш.
Новичок остановился, как вкопанный. Он был уже весь бордовый.
- Говорили мы тебе, не связывайся, - парочка голубых маек осторожно пятилась назад, по тропинке вверх.
- Кто там еще, Черепок? Я не разглядела, - малявка привстала на цыпочки, щурясь против солнца.
- Узда и Краснуха, - пробормотал Черепок, укладываясь на нагретую траву.
- Я обожаю боевых магов, - Чип в умилении обняла за шею своего толстого друга, словно он был самый боевой из всех боевых магов.
А тем временем голубые майки уводили своего пришибленного приятеля.
- Я те говорил, не связывайся, - жарко шептал в ухо новичку хмурый Узда, - В другой раз увидишь эту мразь из пятого, сразу тикай.
- А кто они? - пробормотал лопоухий, - некроманты?
- Да ты че? Трупоедов боисся? - ухмыльнулся с пониманием мудрый Краснуха, - Серые нормальные ребята, пока ты жив, конечно. Это, брат хуже. Это менталисты, от них никуда не денесся. Сразу в башку тебе залезут, самое гадкое о тебе узнают, и все - ты у них на крючке.
Тем летом троица из пятого все дни проводила на пруду, словно лето было последним в детстве. И если подумать, то вот так втроем вольницей они никогда больше не оставались. На будущий год Черная Пятница уехала домой в Ружану, и Черепка взяла с собой, а Чума попал в любящие объятья мамочки. Почему они остались в питомнике тогда? Так сошлись звезды. Единственным опекуном Сэди была ее бабушка Элиона, и в то лето она ухаживала за умирающей кузиной. Мамаша Чумы вынуждена была уехать, а Черепок сирота, ему и деваться было некуда.
В тот памятный день, чуть позже страшная Черная Пятница пробралась к игровой площадке третьего барака и нашла в кустах рыдающего новичка. Дениссон Шорт не плакал, он выл от унижения и невозможности отстоять свою честь. Он уже захлебывался от рыданий, и радовался только, что весь его барак ушел смотреть новую фильму, привезенную утром, и он здесь совсем один.
- На, - его ткнула в плечо исцарапанная маленькая рука. Грязный кулачек сжимал яблоко. Дениссон уже хотел отпихнуть непрошенного доброхота, но сквозь пелену слез рассмотрел эту жуткую девчонку. На это раз на ней был аккуратный сарафан в горошек, а вовсе не облезлый купальник, - Скушай яблочко, - посоветовала добрая девочка. Дениссон весь подобрался. Только теперь он осознал размер катастрофы. Она же все видит. От нее не спрячешься в кусты. И что он мог сделать? Убить эту малявку?
- Не переживай, ты привыкнешь, - легко улыбнулась девочка, - Нам приходиться быть такими. Все ровно, с нами никто не будет дружить.
На нос капнуло, и Сэди открыла глаза. Кажется, дождь начинается. Яблоко в руке нагрелось. Есть его не хотелось, а вот нюхать...
- Подпоручик Мун! - окликнули издалека, - Подпоручик Мун, вас вызывает полковник!
Сэди посмотрела на часы.
- Передайте полковнику, что у меня есть еще двадцать минут.
Порученец, кстати, новенький, нерешительно потоптался, повернулся и побежал докладывать. Сэди яростно вгрызлось в яблоко. К сожалению, оно не хрустело, а вяло расползалось во рту. Подпоручик Мун знала, зачем ее вызывает полковник.
- Проходи, проходи, - раздалось из-за полога штабной палатки. На самом деле, штабу еще вчера соорудили основательный блиндаж, но сейчас его оккупировали фотографы, делали снимки бойцов для наградных документов.
- Ты не торопилась, - ласково заметил Врочек. Такого вот доброго и игривого подчиненные боялись его больше всего.
- Час тишины, - спокойно сказала Сэди. Она служила в его штабе всего три месяца. И все это время она усиленно создавала себе репутацию молчуньи. Впрочем, менталисту это не трудно, кто в здравом уме согласится с ней поболтать?
- Все о правах своих драгоценных печешься? - полковник только что не подмигивал. Сэди никогда не понимала, для чего все эти пантомимы? Амулет ментальной защиты полковнику по статусу не полагался. А значит что? Значит, она уже считала из его головы три варианта предстоящего разговора. С разными интонациями. Сейчас он вербально озвучивал некую "серединную" версию своих заготовок. В одном из вариантов Сэди должна была возразить: "Я имею право на час тишины", собственная реплика о правах так понравилась полковнику, что он решил ее сохранить в "чистовике".
- А ты знаешь, что я имею право тебя расстрелять? - "удивил" Врочек. Он подскочил на месте и начал мерить короткими шажками земляной пол.
- Если желаете, я могу написать в "Серый отдел" докладную, в которой изложу все свои соображения, - нарочито занудливым тоном, произнесла Сэди. Она решила ненавязчиво так напомнить полковнику, с кем он сейчас беседует не в "голове", а в реальности.
- Ценный пленник, которого, рискуя жизнью, добыли разведчики капитана Росса, обучен средствам ментальной защиты, - бесцветным голосом продолжила Сэди, - Я должна заставить его поделиться информацией, что я и делаю, в меру сил. Вы пытаетесь принудить меня "вскрыть" петского офицера, а я категорически возражаю против варварского...
- Заткнись!!!- заорал Врочек. Он мгновенно побагровел. Дело в том, что Сэди, практически слово в слово процитировала секретную докладную самого Врочека, слегка изменив порядок слов.
- Сука! Думаешь, тебе все можно?!!
Сэди пожала плечами. Врочек, каким бы самодуром не был, не мог никого расстрелять. Он не командир части, а всего лишь начальник штаба. И хуже того, он понимал, что и Сэди это понимает.
- Нам нужна информация, срочно, - Врочек внезапно успокоился. Как всякий психопат он легко переходи из крайности в крайность, - Это затишье подозрительно. А мы не знаем даже, где наш противник. Почему, а?
- Если я "вскрою" пленника, назад его не починишь, - спокойно сказала Сэди.
- Да мне начхать! - выплюнул Врочек, - Все ровно его потом расстреляют.
- А если я не успею его "считать" в момент распада? - спросила девушка. Полковник поежился.
- Я готов взять на себя ответственность, - пробормотал он.
- Не нужно. Я просила, чтобы сегодня ему не давали спать.
И она точно знала, что "просьбу" ее выполнили. Сержант Белуга всю ночь, каждые полчаса выливал на страдальца кружку ледяной колодезной воды.
- Мне нужен пленник, который не спал ровно сутки, - Сэди посмотрела на часы, - Через три часа я начну.
- Там тебе из города тетку профессоршу доставили, - нехотя буркнул Врочек.
- Очень кстати, - Сэди встала, не дожидаясь разрешения. В том числе и за это ее ненавидел вспыльчивый полковник, - Я должна подготовиться. Два час меня не беспокоить.
- И помни, ты у нас одна осталась, знаешь, что это значит? Я могу послать тебя в рейд за следующим языком. Или на разведку.
"Только попробуй!" - девушка мысленно показала начальнику непристойный жест. Без второго менталиста жизнь Сэди, действительно повисла на тоненьком волоске.
Войдя в столовую, она сразу заметила двух радисток Эмильен и Тосси. Раз обе здесь, значит, фокус с антенной не удался. У героической гвардейской 123-й части вот уже пять дней не было связи. Никакой связи. И бросок через обмелевшую Анку, малый приток Селима, ничего не дал. Связи не было на марше, не удалось поймать сигнал и здесь. Вешенки выбрали не наугад. Сгоревшая деревня некогда стояла на самом высоком месте в округе. Подтверждением служила и разрушенная колокольня храма. Следовательно, это была не деревня, а село, со своим приходом. А колокольню ту некогда было видно отовсюду. Вчера сержант Белуга взгромоздил на остатки храмового фундамента самодельную деревянную мачту, в надежде поймать сигнал. Но эфир молчал, словно и не существовало в мире такой силы, как радиоволны, а девушки-радистки отстукивают пунктирные сигналы просто так, ради забавы. И последнему дурачку, вроде Стува Бериды было понятно, что доблестная часть в полной заднице. Мотострелковая, значит приданная к чему-то большему. В армии мало самостоятельных сил, все сосуществует в чудовищной гармонии. Пехота - грозная сила, лишь прикрытая огнем зенитных батарей. Артиллерия сама по себе беззащитная без помощи пехоты. А стрелки мотоциклисты должны быть очень мобильны, и везде поспевать за основными частями армии Северо-запада. 123-я часть как будто бы потеряла войну. Ни воздушных налетов, ни артобстрела, ни приказов командования. Неудивительно, что Белка пришел в такую ярость. Кто такой начальник штаба без приказа вышестоящих? Правильно, ответственное лицо. А кому охота брать на себя какую-либо ответственность, если никто не знает, где враг, где свой, и какого лешего молчит эфир? Пресловутого "языка" взяли по счастливой случайности. Кто он, куда шел? Допрос продолжался вторые сутки, "крыса" выбился из сил, а петский офицер (у Сэди не было никаких сомнений, что пленный именно офицер) молчал, как эфир над Вешенками.
Повар бухнул Сэди на поднос миску с жидким супчиком, разведенным концентратом, кусок хлеба, и яйцо, сваренное вкрутую. А на десерт - яблоко с подгнившим бочком. На подпоручика повар старался не смотреть. Как и все. Словно спрятав глаза можно спрятать мысли. Сэди пожала плечами и села за свободный столик. Теперь уже свободный. Два бойца подхватив миски, бойко переместились за соседний. Ухмыльнувшись, Сэди принялась за ужин. Рацион урезали, что не означало ничего хорошего. Собственно, яйцо Сэди полагалось, как офицерский паек, а рядовые сидят на концентратах, несмотря на лето. За центральным столиком радистки смачно жевали подаренную кем-то шоколадку. Перемазанные шоколадные губы кривились самодовольными улыбками. Они демонстративно хрустели фантиком, и оглядывали окружающих с равнодушным превосходством.
- Я такая сижу, и тут он входит, - рослая блондинка Эмильен манерно растягивала гласные, как все южанки. В столице такой выговор считался вульгарным, и передразнивался в кинокомедиях, - Он мне незаметно так руку на коленку положил, а я ему, "пошел ты, капитан". А он мне: "сержант, вы че себе позволяете?" А я так спокойненько - хотите иметь дело с полковником?
- Поручик Галуш говорит, союзники... - Тосси понизила голос
- А, ерундовина, мне бы полковник шепнул, - Эмильен, напротив, говорила так громко, что не услышал бы ее только глухой.
- Тихо, - панически одернула ее Тоссии.
Они были комичной парой. Высокая грудастая блондинка Эмильен, и маленькая востроносенькая брюнетка Тосси. Обе пользовались бешенным успехом у ее величества Армии. А уж в части, где они были единственными представительницами прекрасного пола, не считая, естественно Сэди Мун по ним вздыхал весь личный состав. "Черного" подпоручика никто не считал женщиной, ибо кто же удостоит менталистку заинтересованного мужского взгляда? Никто. Кроме, пожалуй, полковника Соули, командира части. Было это в самом начале их знакомства, когда ее откомандировали взамен выбитого младшего менталиста. В любом подразделении "черных" должно быть два, это не пустое правило, а насущная необходимость. Сэди тогда едва успела прибыть, а полковник напротив, отбывал в ставку. Он был вежлив, но при этом окинул ее взглядом с ног до головы. И даже изволил подумать "Титьки маловаты, а ножки хороши. Небось, и жопа, что надо!" Сэди так растерялась, что покраснела, наверное впервые за...за много лет. А полковник рассмеялся, извинился и откланялся. С тех пор Сэди Мун начала уважать командира не за кобелиные повадки, а за ум. До него никто из военных не додумался, что мысли, это личная неотъемлемая собственность человека, и если кто-то смеет его "читать", пусть получает, что получится. А Соули и вправду был честным кобелем и юбкодралом. Из двух радисток Эмильен сразу же была "назначена" командирской военно-полевой женой, но и к Тоссии он частенько подкатывал, чтобы придать своей скучной жизни перчику. Кстати, рослая блондинка однажды оттаскала подругу за волосы, и была наказана ночным дежурством.
- Дай мне пудру, - громоподобный голос Эмильен вторгся в поток мыслей подпоручика, - это тоже Галуш подарил? А как же капитан Росс?
На самом деле, местная красавица завидовала Тосси. У той было много поклонников, а у Эмильен только один, и подарками он ее не баловал. А Тосси вздыхала по полковнику Соули. Так они и жили, шили друг другу лифчики из мужского трикотажа, накручивали кудри на бумажные бигуди и мечтали, что полковник на них женится. Сэди радистки подчеркнуто не замечали. Хотя однажды, подпоручик Мун поймала Тосси на зависти к своей персоне. Но оказалось, предметом недоброго чувства был настоящий эголитанский бюстгальтер, хоть и многажды штопанный. Да, увы, героическим девам на этой войне выдавали такое же обмундирование, что и мужчинам. Исключение - форменные юбки, придуманные для целителей, и потому зеленые. Разумеется, Сэди, как офицеру форму шили на заказ.
Война очень странная вещь. Порой трудно поверить, из-за каких мелочей вскипают страсти в тесном мире людей в погонах. Кому-то прислали посылку, кого-то бросила далекая невеста, а кто-то украл кольцо настоящей кровяной колбасы. Все эти мелочи здесь вырастали до размеров полновесных событий. И колбаса, кстати, по значимости запросто вытесняла невесту. Сэди испытала все это на себе. Когда Чума прислал ей мазь от волдырей, коробку превосходных колониальных сигар и банку тушенки, ей пришлось размахивать табельным пистолетом, чтобы получить посылку. При том, что ее боялись. Менталист не только мысли читает. При желании она может вызвать инсульт, паралич. Бойцы еще и думали, что она в силах заставить их сделать что-то страшное. А Сэди и не собиралась кого-то разуверять.
И все же, за два года, хоть они и не были простыми, подпоручик Мун пришла к выводу, что армия ЕИВ не так уж плоха. Нет, конечно, никаких "настоящих боевых товарищей" она не обрела. Как правило, друзей у менталиста не бывает, и не трудно догадаться почему. Сэди и так незаслуженно повезло. У нее были друзья, целых двое, Черепок и Чума. Они были ей ближе, чем родные братья, которые, кстати, у Сэди тоже имелись, пусть не совсем родные, а сводные. Она никогда их не видела и вспоминала, только заполняя анкеты. Больше всего девушка сокрушалась, что не может связаться с Черепком, ни по почте, никак. Его распределили к "крысам", а значит, парень принадлежал себе еще меньше, чем они с Чумой. Впрочем, вот уже месяц никто из бойцов 123-й не получал никакой почты. Если бы не разлука с друзьями, и опасность умереть очень молодой, Сэди бы оценила достоинства армии. Здесь ее не любили, но и не испытывали ненависти. Боялись, не без этого, но так боятся очень опасной вещи, например гранаты. Впрочем, исключение было, Хромая Белка. Мелкий склочник, женоненавистник, он невзлюбил Сэди сразу. А уж, когда погиб старший менталист капитан Ореард, сука начальник штаба продолжал отправлять Сэди в рейды. Маги ее профиля обучены чувствовать издалека ауры, поэтому в разведке, их конечно используют. Но только парами. Правило придумано ради безопасности менталистов. Их очень мало не только в армии, но в гражданских службах. На две сотни магов приходится один менталист. Собственно, выпуск пятого барака считался очень плодотворным. Целых три менталиста, подарок Творца. Были годы, когда пятый барак пустовал.
Согласно уставу в части может быть либо два штатных мента, либо ни одного. И если один из пары погиб, второй должен вернуться в ставку. В появлении правила "пары" повинна физиология ментального мага. Во время тяжелого ранения никто не рискнет подойти к "черному". Даже дети знают, от боли менталист может выжечь мозги ближайшему доброхоту. Пристрелить из жалости такого подранка тоже нельзя, это ценнейший армейский ресурс. Обычно, в таких случаях собрат по профессии "блокирует" пострадавшего, а потом уже его доставляют в госпиталь или к ближайшему целителю. Капитан Ореардд погиб при бомбежке, мгновенно. Сэди не была близка с капитаном, несмотря на его сальные авансы. Сходное умение читать чужие мысли не сближает. И намек "нам лучше держаться вместе" Сэди проигнорировала. Одиночество, это самая прекрасная вещь для настоящего менталиста, Ореарду ли этого не знать? Прекрасная, но недостижимая. Чужие мысли, как чужие разговоры настигают везде. Порой Сэди казалось, что ее все "толкают" своими жизнями. И даже час тишины, когда она уходила так далеко, как могла, ветер доносил мысли. А щит отнимал слишком много сил. Все ровно, что затыкать пальцами уши, долго ли так проходишь? Впрочем, иногда, она все же чувствовала себя одинокой. Был бы Ореардд ей хоть чуть-чуть симпатичен, может, она бы и уступила. Во всяком случае, кандидатуру полковника Соули подпоручик Мун рассматривала серьезно. Но кобелина командир больше ни разу на нее не взглянул, а жаль. Жаль, потому что Сэди он нравился, и как мужчина тоже. Когда командир узнал, что она ходила в рейд одна по приказу начальника штаба, Хромая Белка был бит по морде, и лишился двух зубов. Все штабные млели от восторга. Но, увы, Соули защищал не хрупкую девушку, а собственную задницу. Еще не известно, кого бы отдали под суд за нарушение устава.
Сэди с неприязнью посмотрела на яблоко. Лучше бы отжалели на десерт лишний кусок хлеба.
- Простите, деточка. Я ищу подпоручика Муна, - у столика стояла старушка из минувших "гражданских" времен. Маленькая, аккуратная, в черном платье. Кружевной воротник подколот брошью. Волосы подкрашены синькой. И думает, так же, как говорит, осторожно и вежливо, словно и в мыслях боится кого-нибудь ненароком задеть. Одуванчик!
- Я подпоручик Мун, - Сэди скосила глаза на свои нашивки.
- О, это приятно, - разулыбалась старушка.
- Вы профессор, - девушка улыбнулась в ответ. Губы не сразу сложились в непривычную гримасу.
- О, нет, я простой преподаватель. Мне приказали прибыть, но никто не встретил, и я ехала, куда глаза глядят. Просто чудо, что попала, куда надо, - старушка робко покосилась на поднос Сэди.
- Сейчас вас накормят, - девушка сделала знак повару.
Пожилая женщина ела жадно, и отчаянно стыдилась этого. Несчастная дошла до такой степени нужды, что даже манеры, вбитые с детства, были временно отодвинуты в сторону. Сэди не торопила и одним взглядом окоротила насмешливые ухмылки радисток. Заплутавшая профессорша быстро расправилась с содержимым подноса и слегка порозовела.
- Деточка, вам нужны услуги переводчика? - теперь она уже не боялась, что ее забудут покормить и, голос звучал уверенно.
- Не совсем, - Сэди с трудом формулировала в уме предложения. Она затруднялась вспомнить, когда в последний раз разговаривала с живым человека, не считая Белки, но трудно назвать "да" и "нет" оживленной беседой. Можно сказать, сегодня в штабе она произнесла необыкновенно длинную речь, - Я сама неплохо знаю петриготи, на разговорном уровне. У нас есть профессиональный переводчик из "крыс", он ведет допрос.
Сэди задумалась. Старушка вежливо ждала.
- Я должна найти в голове другого человека, иностранца, заметьте, полезную для нас информацию. Человек сопротивляется.
Сэди опять замолчала, пытаясь подыскать подходящие слова. "Совсем одичала", расстроилась она.
- Позвольте, милочка, но разве можно сопротивляться ментальному сканированию? - бабушка с синими кудельками сказала это таким светским тоном, словно они обсуждали шляпки, или, где выращивают самый лучший чай.
- Кончено, - удивилась чужому невежеству менталистка, - Вы слышали, что иногда мои коллеги вынуждены "ломать" человека?
Старуха помрачнела.
- Самый обычный гражданин может вполне успешно сопротивляться ментальному считыванию, по крайней мере, какое-то время.
Все, кто находился в столовой, затихли и прислушались. Сэди мысленно усмехнулась.
- Например, можно поставить "заглушки" - решать в уме арифметическую задачу, вспоминать стихотворение из школьной программы. Да мало ли. Но для меня таким нехитрым способом можно прикрыться на несколько минут. Я все ровно считаю то, что от меня хотят скрыть.
- И в чем подвох? - старушка наклонилась вперед. От возбуждения ее кудельки подрагивали, или это подрагивала тонка шея.
- Ключевое слово "от меня хотят скрыть", - Сэди улыбнулась, - Не понимаете? Профессионала готовят нейропсихологи. Они учитывают противоречивую натуру человека. Например, если я захочу представить вас своему командиру, но попрошу скрыть, что сейчас я нарушила правило и угостила вас в казенной столовой без распоряжения начальства, то вы непременно будете думать об этом несчастном обеде.
Профессорша покраснела, а Сэди расстроилась. "Ты так привыкла давать людям отпор, что уже не замечаешь, как бьешь случайных и невинных". Чтобы скрыть свой промах, она продолжила, как ни в чем не бывало.
- Но, если вы храните важную тайну, то можете попробовать убедить себя, что на самом деле скрываете совсем другое. Понимаете?
- Нет, - честно призналась филологиня.
- Легче всего мы считываем вину, стыд, страх, злость, похоть и ревность, - Сэди вздохнула, - Иными словами, всякую гадость. Человек, попавший в плен, и так очень боится. Ему есть о чем подумать. Наш "язык" владеет методикой, которые мы называем "шляпа среди шляп". Он прячет свою информацию за ложными визуализациями. Это требует дисциплины ума. Словом, очень трудный противник.
- Но вы читаете мысли, - не сдавалась старушка.
Сэди снова вздохнула и задумалась как объяснить очевидное девственному собеседнику.
- Да, но никто не видит человека насквозь, - она произнесла эту фразу в расчете на своих "боевых товарищей", - Я могу прочесть, о чем вы думаете прямо сейчас. Не бойтесь, я не стану, - привычно солгала Сэди, - У нас есть определенная этика. Но, я не знаю, о чем вы думали месяц назад. Я не знаю всех ваших секретов. Я даже не могу прочесть историю вашей жизни. Вы не держите это в голове постоянно, не так ли?
- Пожалуй.
- Кстати, за воспоминания и за мысли отвечают разные доли мозга. Поэтому человек может одновременно вспоминать и думать. Понимаете? Я могу прямо сейчас представить себе родной дом, короткую сцену из детства и вербально дополнить картинку комментарием. Вербальная часть это то, что вон те люди, - Сэди небрежно махнула рукой на связисток, - называют мышлением. Но, на самом деле в голове у человека, даже очень простого, происходит сложнейший процесс. Круглые сутки. Эта машина никогда не отдыхает.
- А чем я могу вам помочь? - удивилась бабушка, но как-то очень театрально удивилась. Про себя она подумала: "Да ты болтушка, девочка. Видно, тебе тут совсем не с кем поговорить".
- Вы преподаете петриготи, читаете художественную литературу, верно?
Профессорша кивнула.
- У вас должен быть богатый словарный запас. Если вдруг в вербальном фоне мне встретиться незнакомое слово, вы сможете мне помочь?
Старушка обрела некоторую уверенность.
- Надеюсь. Меня смущает сам допрос.
- Простите, я так увлеклась, что даже не спросила вашего имени, - Сэди изобразила смущение. Если уж разговаривать с людьми, то все должно быть по правилам, не так ли?
- Корделия Форсмит, - с достоинством представилась дама.
- Итак, мад Форсмит...
- Мейден, - старушка стыдливо потупилась.
- Вы будете сидеть за занавеской и читать газету, мейден Форсмит.
- А газету читать обязательно?
- Да,- девица глумливо ухмыльнулась, - иначе у вас могут появиться мысли. А мне нельзя отвлекаться.
Сэди торопливо простилась со "специалистом" и ушла на свой любимый перекресток. Все же, действительно нужно подготовиться. Разумеется, не три часа, но... Девушка легла на траву и уставилась на оранжевую полосу заката. Перекресток так понравился ей, потому что здесь глаз "не за что не цепляется", как говорила бабушка. Ни домов, ни машин. Только старая покосившаяся башня, и разбитый асфальт. Но зато, какой вид открывался! Синие полоски леса, поля еще не стряхнули скошенные травы, и над всем этим парад облаков. Кое-где серые мазки ливня. Золото уже отгорело, но Сэди казалось, что ей никогда не надоест смотреть с этой точки. Зажмурившись, Сэди Мун постаралась отбросить все лишнее.
Итак, она не зря упомянула методику "шляпа среди шляп". Сэди была практически уверена, что упертый пленник прячет свое сокровище именно так. И выбрать другую тактику уже не сможет. Его нужно "раскачать". Возможно, он много знает, но самое "горячее" все, же одно, иначе он не стал бы, так защищать свое самое дорогое. И, да, он очень боялся ментов. Сэди знала, как готовят такую вот "шляпу". Обычно подбирают нечто похожее, созвучное истинной информации. Если на допросе всплывет и то и другое, враг уже не сможет разобраться, где правда, а где липа. Но такая тактика хорошо сработает, если пленник попадется болтливый. Он наплетет столько, что потребуется целый штат аналитиков, выбирать бисер из мусора. Однако тот пет, что достался 123-й части, напротив, молчал, как святой Евлагий перед неправедным судом, или перед львами, Сэди запамятовала. Впрочем, со львами и так не о чем толковать.
Пленник "запертый" очень сильно рискует. Он, словно крепость в осаде. Снаружи камень, а внутри жизнь с сомнениями и раздорами. Можно "раскачать" или войти под ложной личиной. И необходимо очень быстро принять решения. Как и пленный, Сэди уже не сможет поменять тактику по ходу пьесы. Единственное, что ее сейчас утешало, она не так уж и соврала Белке. Ломать такого "языка" и вправду, опасно. Он, действительно, может слишком быстро "утечь" и все свое добро забрать с собой в "черную дыру". Термин даже прижился в научной среде. После слома личность испытуемого куда-то девалась, словно уходила, бросив ненужное тело. Человек не подавал никаких признаков разумной жизни, не думал, даже на уровне инстинктов, не выражал никаких потребностей. Но при этом продолжалась биологическая жизнь тела. Человек ел, ходил под себя и даже спал. Вернее, все это проделывало тело, трудно назвать человеком оболочку без души. Загадка "черной дыры" мучила ученых мужей не одно десятилетие. И даже здесь, в Цитонии, где академическая наука была не в чести, существовал целый отдел, бившийся над разгадкой таинственной дыры. Сэди год назад попался затертый альманах "Наука и магия", и там было целых четыре статьи, посвященные именно этой теме.
"Я не умею концентрировать внимание, - покаянно думала Сэди, - даже сейчас, где бродят мои мысли? Что за ерунда лезет в голову? Я радуюсь, что этого психа нельзя ломать. А что мне с ним делать, кто бы подсказал?". На самом деле, она уже решила, что это будет "личина", а не "лодочка".
- Подпоручик Му-ун, подпоручик М-у-ун!!! - вопил знакомый голос. Алишь Галуш, типичный житель южный провинций, земляк Эмильен. Манера растягивать гласные, и белая кожа, что так нравится полковым радисткам. Порученец командира. Гадство!
- Ва-ас командир... - он запыхался, но и так ясно, зачем бежал.
"Что вам всем от меня надо?!" - Сэди злобно выдохнула. Перед допросом сознание должно быть безмятежным, как гладь воды в стоячем болоте.
Душка командир сейчас совсем не казался безобидным бабником и отцом солдат. В голове у него словно мухи жужжали, тревожно и бсполково.
- Присаживайся детка.
"А это уже что-то новенькое, - удивилась менталистка, - раньше ты себе ни "деток", ни "кисок" не позволял". Полковник помассировал высокий лоб, демонстрируя трогательную усталость и беззащитность. Ну, и красивые крупные кисти рук заодно. Это уже Сэди выхватила из хоровода "мух" одну, ехидную. И улыбнулась. Впрочем, другая "муха" заставила улыбку завянуть.
- Сэди Мун, я в отчаянии, - просто признался полковник. Выглядел он и впрямь, не ахти. Китель помят, лицо серое и черные круги под глазами.
- Связи нет, сведений о противнике нет, и о своих мы, тоже, ничего не знаем, - он снова протер глаза, и даже поморгал ими для верности, - Можно, конечно, прокуковать тут до конца войны. И я даже не то, чтобы шучу. Но, что-то мне подсказывает, мы в большой жопе, Сэди Мун.
Штабная менталистка вздрогнула. Не от грубого слова, она и похлеще каждый день слышала. Напугало ее чувство, которое излучал командир. И, как не странно, это было именно отчаяние. Не соврал, сукин сын. Он действительно чуял беду, чутьем кадрового офицера с боевым опытом. И приказа у него не было. Нет, полковник Соули не трус, не Белка, и ответственности не боится. Но лишь в том случае, когда в себе уверен, а сейчас он чувствовал себя, как тот бедолага, что слышит свист снаряда, да не знает в какую сторону головой упасть.
- Я все поняла. Разрешите идти.
И тут Сэди сделала еще одно удивительное открытие. Она поняла, что Соули ее действительно уважает и ценит. И не за ножки, а за то, что предпочитает подпоручик Мун дело слову. Во всяком случае, так думает командир. Он-то по чужим головам шарить не умеет, в отличие от некоторых. Впрочем, Сэди успела заметить, что эту свою симпатию хитрый вояка выказал в мыслях не то, чтобы "невольно". Он как-то преувеличено тепло подумал о своей подчиненной в тот самый момент, когда от нее действительно много зависело.
Увидев понимающую ухмылку штабной менталистки, Соули устало вздохнул.
- Добьетесь толку, представлю к награде.
А вот это уже реальный стимул, не леденец начальственной похвалы. Ментов почти никогда не награждали, ни в армии, ни у "крыс". Словно власти стыдились держать на службе таких, как они. Вот боевики, те в орденах, как породистые собаки. Полимаги тоже не обижены. Целителей награждали, обычно, вместе со всей частью по случаю крупных побед. Только некромантов и ментов, как правило, из наградных списков гадливо вычеркивали. А ведь если удастся получить, пусть не орден, но хоть медаль, перед счастливцем открывались головокружительные перспективы. Такие, что Сэди боялась предаться фантазиям. О чем мечтают все менталисты без исключения? Разумеется о свободе. Нет, абсолютной свободы не бывает в природе, но хоть иллюзия воли уже казалась царским даром, чудом.
По законам Цитонии, никто из рожденных с магическим даром не волен распоряжаться собой. Точка. Такого младенца регистрируют у "крыс", а потом наблюдают. В год уже понятно, чем наградил цитонского мага Творец. С этого момента на малыша наноситься метка. Родители, если пожелают, могут и вовсе отказаться от чада, от которого семье в перспективе никакой пользы не будет. Маг на службе у трона не имеет права выбирать, где ему учиться, с кем жить, где служить, и даже, с кем вступать в брак. Да, да, и это тоже. Если у молодого мага возникла симпатия или выгода в желаемом браке, он должен подать прошение в канцелярию по делам магических прав. Его интенцию рассмотрят, и если нет возражений, удовлетворят. Знал бы Император, сколько взяток получает чиновник, выдающий брачные разрешения. А если молодой маг так и не нашел свою вторую половину, супруга или супругу, то и здесь государство тут, как тут. Подберут и женят. Еще и не дадут уклониться от исполнения супружеского долга носителю ценных генов. Разумеется, супруг тоже будет магом. Сэди никогда не понимала тупости государства. Маг рождался в любой семье, в любой! У магов с той же вероятностью, что у нищих или у самого Императора. Тогда для чего эти государственные случки? Чего хотят добиться от магов правители? Ведь все остальные цитонские граждане просто взбесились бы, если бы их так грубо принуждали к сожительству с чужим ненужным человеком.
А стоит ли вообще, считать магов в этой стране гражданами? Сэди сжала руки в кулаки. Эта мысль приходила в голову не только ей, но каждому собрату по дару. "Мы не можем уклониться от службы Императору, не можем выбрать службу, не можем поступать согласно склонностям или личной выгоде. Мы не вправе распоряжаться своим сердцем, и семейным имуществом, если то велико". И действительно, маг, родившийся в семье, скажем, графа, изгоняется из семьи. Он не имеет право наследовать титул и майорат. И деньги больше 3000 серебряных талеров маг не может ни унаследовать, ни заработать.
А кто-нибудь когда-нибудь видел мага пенсионера? Старичка, пишущего мемуары в маленьком домике? Что получают цитонские маги в награду за преданную службу? Не много, уважаемые дэссы и мад, совсем не много. Если маг необратимо потеряет здоровье, его будут лечить и предоставят легкую службу, но не пенсию. Дети, рожденные в "государственных" браках имеют право на бесплатное образование по своему выбору, конечно... если не родятся магами.
Государственная награда давала возможности. Медаль, полученная за подвиг, позволяла иметь больше денег, выбор в государственной брачной лотерее, и даже выбор службы. А орден, ох господа, орден давал право вообще уйти на свободу. Конечно, без пенсии, но все же. Поэтому маги так охотно воевали на самом переднем краю. Поэтому Сэди никогда не пеняла, что попала в армию, хотя, если честно, девушку уже тошнило и от войны с ее беспощадной целесообразностью, и от крови, и от грязи, и от вшей, от допросов и "боевых товарищей". Но оставалась, пусть хлипкая, но надежда. А то, что произошло только что, это уже не надежда, а шанс.
В блиндаже ее уже заждались. Шугар, штабная "крыса" разминался с пленным по пятидесяти пунктам. Он снова и снова задавал одни и те же вопросы.
- Откуда вы родом?
- Ваше звание?
- Где находится ваша часть?
Пленник молчал. Для "крысы" в таком сценарии главное, не сорваться. Шураг был совсем не плох. Бесцветный голос, выверенные интонации, равные паузы. "Очень хорошо", - Сэди мысленно показала "коллеге" большой палец. Девушка скрылась за брезентовым пологом, где уже сидела Корделия Форсмит, благовоспитанно делая вид, что читает газету. "Боевой листок" месячной давности она деликатно сложила вчетверо, чтобы не шелестеть страницей. Сэди привычно приникла глазом к дыре в "занавеске". Петский офицер был красивым парнем. Ключевое слово "был". Голубоглазый блондин, некогда мог похвастать классическим профилем. Теперь ему уже нечем гордиться, нос сломан, и не один раз, левый глаз заплыл. Зубов, вероятно, тоже не комплект. Но мужчина держался с достоинством, и правый глаз смотрел в никуда, игнорируя монотонное течение допроса, словно пет и "крыса" находились в разных измерениях. Шугар прервался, раскуривая "козью ногу". Запас махорки в части еще не перевелся, благодаря запасливости пройдохи интенданта Рулле, а вот бумаги на самокрутки уже не хватало. Похоже, мейден Форсмит пожертвовали последнюю газету в штабе. Старушка даже не поморщилась, вдыхая едкий самосадных дым. "Все мы обзавелись странными привычками, - подумала Сэди, - я научилась пить самогон, бабушка Форсмит небось и сама покуривает за милую душу, а добрейший Белуга на досуге уродует людей". Сэди снова присмотрелась к изувеченному пленному. В голове его плескался популярный мотив петского шлягера. "Чайные розы, печальные розы тебе дарю-у-у-я" Самая лучшая "заглушка", еще и привязывается потом. Но это для слабенького менталиста. Сама Сэди после обучения удостоилась четвертой степени проникновения, то есть по силе далеко превосходила покойного Ореарда. "Итак, сначала нужно его заткнуть, а то эти розы немного нервируют". Она мысленно послала "крысе" точечный "звонок". Тот, как ни в чем не бывало, поднялся, аккуратно отодвинул стул и проследовал (проследовал, а не просто прошел) за брезентовый полог.
- Шугар, поставьте N17, у него "заглушка", - попросила Сэди.
- С первой цифры? - вежливо уточнил "крыса".
- Лучше с третьей. Романтичней.
Шугар, не молодой уже сотрудник Отдела внутренней и внешней безопасности был даже по-своему симпатичным. Его личина добродушного, но молчаливого дядьки Сэди особенно нравилась. Сейчас он был Следователем. И глядя на него легко поверить, что у этого человека нет ни страстей, ни страхов никаких иных интересов. Он демонстрировал слоновью выдержку. Но Сэди видела, что "крыса" на пределе. Красивым точным движением Шугар извлек из деревянного ящика патефонную пластинку. Игла легла на черный глянец, и полилась томная песня из репертуара уличных сонгов, что были так популярны в Петриготе двадцать лет назад. По расчетам Сэди, мелодия неминуемо должна быть связана с детством упрямого пленника, а эти звуки обладают могуществом. Пленник не почувствовал подвоха, и действительно, через минуту начал мысленно охотно подпевать тягучему сочному баритону. Кстати, у офицера слух хромал. В момент перехода Сэди успела выхватить из чужой памяти образ затрапезного двора-колодца. Красное стеганое одеяло свешивается из окна. На балкончике патефон. А сам хозяин воспоминаний обнимает за плечи худую девочку лет четырнадцати в застиранном голубом платье. - Ты мне на ногу наступил, - прошептала партнерша низким простуженным голосом. Он опускает голову, и видит ее босые грязные ноги. "Нежность, он чувствует нежность к этой неведомой девчонке, - обрадовалась Сэди, - нужно усилить". Девочка в воображении пета поджала одну голую ступню, словно журавель. И посмотрела прямо в глаза своему партнеру, и он увидел ранимость, беззащитность. "Ничего страшного. Мне не больно, - глухо пробормотала она, - Почему ты так смотришь?" "Ты жива" - просто сказал он. Они уже медленно переместились из области воспоминаний в область воображения.
"Главное, не спешить, - Сэди сжала губы от напряжения, - ме-е-едленно-ме-е-едленно, сейчас, еще немного". Менталистка дала знак Шугару, который на их тайном языке означал - найди достоверный повод ненадолго оставить пленника в покое".
Он не дурак, этот пет. Конечно, смена "музыки" насторожила его. Но он и не профессионал. Потому, подумал, что сможет безопасно сбежать от Сэди в далекие невинные воспоминания. Он рад возможности потоптаться во дворе своего детства с этой мертвой уже девочкой.
"Ульрих, - позвала пленника подруга, - почему ты молчишь?"
"Итак, он начал "конструировать" разговор. И у нас есть имя" - Сэди позволила себе немного расслабиться. Если бы пета все ночь не поливал бы водой заботливый Белуга, черта с два бы он сейчас попытался бы "провалиться в норку". Так коллеги-менталисты называли состояние клиента, когда он пытается мысленно убежать в ретроспективу.
"Я рад тебе - шептал мальчик, - рад, что здесь ты жива". Она рассмеялась, и поднялась на цыпочки, чтобы обнять его, - Ты смешно говоришь. Я-то жива, а вот что с тобой стало, Ульрих Штайн?"
"Ничего, Гуди, ничего, - бормотал Ульрих Штайн, - Мы скоро увидимся".
"Плохо, ой, как плохо. Он готовится умереть", - Сэди вздохнула и закрыла глаза. Сейчас она вся уходила туда, в этот двор, в сладкую мелодию, в запах пыли и цветущей липы. Она стала девочкой Гуди, она даже чувствовала, как мерзнут ноги. Кто бы знал, как она была уязвима в этот момент.
"Ты стал чужим, Ульрих, - немного испуганно, немного сочувственно сказала девочка, - Ты перестал чувствовать, перестал говорить со мной. Я ведь, всегда рядом, это ты не видишь меня. Скажи мне, что с тобой?"
"Ничего, Гуди, - шептал мальчик, - я прежний. Ты, просто забыла".
"Как я могу забыть? - девочка чуть отстранилась, но не сняла руки с его локтя, - Это ты забыл про важные вещи. Все носишься со своими мрачными планами"
Это был рискованный ход, но другого шанса может и не представится. Какой-то гул нарастал, примешиваясь к сладкой патефонной патоке.
"Ты променял меня на свои военные игры, - в голубых глазах блестели слезы, - Кому это нужно, Ульрих?"
Он растерялся. Стал подыскивать аргументы. Он попался. "Главное, спокойствие, - заклинала себя Сэди, - Спокойствие, меня нет, и никогда не было. Я фантом, подруга из прошлого". Девочка вцепилась в острый локоть своего друга и зажмурилась. Она прижала к его груди голову, и он увидел кривой пробор и неумело заплетенные косички. А Сэди вошла на запретный "четвертый этаж". И то, что она там увидела, едва не выбросило ее наружу. Это не "шляпа", это настоящее. Только понять бы, где все это происходит. Знакомое место. Может прямо спросить? Нет, нельзя.
"Ты и сейчас думаешь о своем, Ульрих, - пробормотала девочка, уткнувшись ему подмышку, - Даже, когда мы вместе". Разум виновато сморщился. Картинка побежала быстрее, словно хозяин старался ее промотать и выбросить в угоду подруге. И в этот момент мир взорвался.
Сэди даже не успела открыть глаза. Ее поглотил океан боли. Она задыхалась, боль выгрызала ноги, и давила на грудную клетку.
"Господи, я умираю, - разум метался в панике, пытаясь расшифровать, что же произошло с хозяйкой, - я лежу на чем-то, придавленная чем?! Я жива, но мне так больно, Господи! Помогите мне, кто-нибудь!!!" Вдали грохотал гром. "Это не гром, - догадался разум, - это бомбардировщик... мы не услышали...патефон...черт, я так и сдохну здесь, в этой яме..."
Сэди мотнула головой и жалобно заскулила.
- Она жива! - это голос Белуги. Сержант приближался откуда-то. Он кричал сверху, значит она внизу.
- Белуга, стоять!! - Хромая Белка, будь он не ладен, - Хочешь всю жизнь гадить под себя?! Не подходи к ней!
- Но, как же, господин полковник? - Белуга, смелый парень, приблизился еще на шаг. "Нужно как-то убедить их, что я себя контролирую, - думала Сэди, - Я и правда, могу. Наверное". Боль слепила, не позволяла открыть глаза.
- Назад, Белуга! - надрывался штабной полковник, - Это приказ!!!
Сэди собрала все силы, чтобы дать понять, все под контролем, она безопасна. Чтобы не бросили, не пристрелили. Жить! Менталистке хотелось жить, как и всем. Ей только двадцать три года. Она еще столько не успела в жизни. Никогда не путешествовала, только со 123-й частью, не была в других странах, не ела устриц, не лишилась невинности, даже, почти не целовалась ни с кем. Тот парень на ружанских танцульках не в счет.
"Помогите!!! - кричал разум, - Господи, помоги мне, пожалуйста!"
- Но что-то делать надо, господин полковник, - рассудительно бормотал Белуга, - Живой же человек, офицер, женщина.
- Поговори мне! - взвизгнул Врочек.
- Тогда пристрелите ее! - рявкнул Белуга, - А если бы меня так?
- Не ровняй себя с этой тварью, - полковник зло сплюнул.
Сознание Сэди уже мутилось, когда она, как сквозь воду услышала другие голоса.
- Что тут происходит? - спросил кто-то. Голос незнакомый, но спокойный и уверенный. Сэди захотелось припасть к этому голосу. Прижаться, укрыться, и никогда с ним не расставаться.
- Бомба попала в штабной блиндаж, - доложил неведомо кому Белуга, - всех положило, а менталистка пока жива.
- А почему никто не поможет девушке? - в Голосе звучало естественное удивление человека, который в жизни никого не оставил без помощи.
- По технике безопасности нужен другой менталист, - доложил сержант Белуга, и ему в этот момент было стыдно, - Она ранена, сама себя не сознает. Все мозги повыжжет.
- Я понял, - ровно произнес Голос.
- Куда вы, дэсс полковник?!! - снова взвизгнул Белка, - Если с вами что, я в ответе!
- Не печальтесь, любезный, - Голос был уже где-то рядом с Сэди, - Я привык отвечать за себя сам. Отойдите все. Кто самый смелый, пусть поможет нам выбраться.
Она хотела дать понять этому необыкновенному Голосу, что все понимает, контролирует. Но получился только жалобный скулеж. То, что давило на грудь, внезапно исчезло.
- Тише, девочка, тише, - чьи-то руки ощупывали ее. И это было даже приятно, пока он не добрался до ног, - Сейчас будет больно.
И он оказался прав. Было очень-очень больно. Особенно невыносимо стало, когда неизвестный ее приподнял. Сэди больше не была собой. Чтобы убежать от слепящей боли ее разум впился в чужое сознание, круша и ломая все на своем пути.
Глава 2 Размышления на больничной койке
"- Доктор, доктор! Что это у меня?!!
- Где? О-о-о! Что это у вас?!!!"
Разговор в приемном покое военного госпиталя. "Мысли о мыслях" автобиографические заметки Сэди Мун
Два года и пять месяцев назад. Академия магический наук и технологий в Аркане
- Ну, чего ты ревешь? - Крупный молодой человек пытался утешить хрупкую девицу. Его подруга беспомощно размазывала слезы, утираясь рукавом форменного пиджачка. В Академии было тихо. Экзамены закончились. Остались только выпускники и "покупатели". В гражданском университете счастливые выученики в это время пили игристое эголитанское, купались в городских фонтанах, наводя ужас на мирных жителей. На деревьях в парках были щедро развешены студенческие мантии и шапочки бакалавров. И даже те бедолаги, кому не посчастливилось сдать сессию, плевали на учебники и включались в сумасшествие университетского карнавала. Но только не здесь, не в Академии.
Мрачные сводчатые коридоры глушили шаги немногочисленных выпускников. Говорили полушепотом, никто не выражал никакой радости. Ибо здесь никто не питал иллюзий. И даже крошечная, как тлеющий огонек надежда сегодня погасла.
- Я готовилась с десяти лет, Чума! - всхлипывала выпускница, - Ты же знаешь!!!
- Чип, ну не плачь! Что мне сделать, чтобы ты, наконец, заткнулась?
Чума больше не был толстым краснолицем мальчиком. К шестнадцати годам он вытянулся, похудел, и даже стал нравиться девушкам, насколько это возможно человеку с такой специализацией. К двадцати отрастил романтические кудри и научился загадочно улыбаться. Из лихой троицы пятого барака именно Чума слыл самым удачливым сукиным сыном. Он умел громко заразительно смеяться, горячо сочувствовал, смешно шутил. Его принимали в любую компанию. Даже, несмотря на то, что он упорно продолжал якшаться с этими своими отморозками, собратьями по питомнику.
- Они предпочли вызвать на собеседование тебя, - Сэди уже не ревела, она раскачивалась взад-вперед, - Почему тебя, Чума?
- Чип, меня все ровно забраковали. Я не знаю языков, - Чума беспомощно развел руками. Казалось, собственное невежество его не расстраивает, а напротив, веселит.
- А я знаю, - девушка все раскачивалась, - Знаю шесть долбанных языков...
Юноша страдальчески закатил глаза.
- Ну, сколько можно? - он подошел к подоконнику и обнял свою подругу. Она буквально утонула в его медвежьих объятьях. Всхлипывания сами собой прекратились, словно Сэди кто-то проглотил, - Ну, успокоилась?
Сэди молчала, родной запах собрата успокаивал. Она никак не могла осознать размер катастрофы. Добрые преподаватели еще в питомнике начинали готовить своих учеников к мысли, что будущее ничего не сулит, и лучше знать это заранее. Выбор есть между плохим и очень плохим. Менталист настолько ценен для государства, что никто не позволит выпускникам что-то там выбирать. Расхватают на "горячие" вакансии даже самых слабеньких. Собственно, и самих вариантов было немного. В "крысятнике" их ждали с распростертыми объятьями в любом количестве. Еще была армия, тоже прожорливая дама. И третий вариант, самый заманчивый для Сэди, министерство иностранных дел. Вообще-то, были еще и правительственные вакансии, но туда никогда не брали выпускников.
Учителя внушали своим воспитанникам, что любое назначение очень-очень почетно и важно. Проблема состояла лишь в том, что и сами педагоги в это не верили. Никто в здравом уме не хотел оказаться в "крысятнике". А вот дипломаты... Сэди мечтала так, как умеют, наверное, только девочки. Вот она прибывает дипломатическим курьерским в какую-нибудь мировую столицу, может даже в Люмьет. Присутствует на важном приеме в свите посла. На ней платье лавандового цвета, или лучше даже, цвета чайной розы. В воздухе витают запахи дорогого парфюма и благозвучное эголитанское наречие.
Глупо, очень глупо мечтать о таких пустяках девчонке из пятого барака. Но с другой стороны, она же подходила для этой роли. С десяти лет, едва определив для себя цель, Сэди круглыми сутками зубрила петские неправильные глаголы, спряжения эголитани, анийский, шаецкий, наречие ничао. А с двенадцати взялась и за кундский, чтобы уж наверняка. Она брала дополнительные уроки дипломатического этикета, танцев. Зубрила историю и философию. Играла на фортепьяно, пусть и без особого блеска. Больше десяти лет выброшено в пасть коварной мечте. А та сдулась, как мыльный пузырь. Сэди знала, в ее обожаемое министерство берут самых-самых, лучших из лучших. Бог не обидел ее даром, она происходила из хорошей старой семьи, пусть и не аристократической. Ничем себе не запятнала за время учебы. Почему??? Почему ее даже не пригласили на собеседование? Почему позвали Чуму, который избегал даже обязательные уроки петского и эголитани?
- Они сказали, что бесперспективно брать в миссию девушку, - виновато бормотал Чума, уткнувшись в кудрявую макушку, - Я говорил, я просил... Ну, не плачь, Чип. Пропади они все пропадом.
- Санди, ты идешь? - ласково пропел девичий голосок. У подоконника постукивала острым каблучком высокая блондинка. Коричневый пиджачок указывал на отделение полимагии, - Мы собирались праздновать, ты не забыл?
- Праздник отменяется, - не поворачивая головы, буркнул Чума, - Прости Мариза, сегодня без меня.
- Будешь утирать чьи-то сопли? - красавица гневно вздернула бровь.
- Может быть, даже твои, - тихо прошелестело у нее за спиной.
Мариза резко развернулась вокруг своей оси, так что масса ее золотистых волос взметнулась, как лошадиный хвост.
- О, Энегельфельд, - она брезгливо сморщилась, - Прибежал спасать нашу деточку!
Мариза блестяще доказывала сомнительную теорию, что наличие меланина в хромосомном наборе как-то влияет на умственные способности. Курт Энгельфельд вызывал у окружающих разные чувства, как правило, страх, ужас или разумное опасение. В зависимости от смелости этих окружающих. Брезгливость позволяли себе чувствовать только самые глупые, а уж выражать... Нужно было родиться полным идиотом, чтобы тягаться с двадцатилетним Куртом. Возможно, сторонний наблюдатель не увидел бы в этом юноше ничего особенного. Даже, скорее всего. Более того, сторонний наблюдатель сразу же забыл бы это лицо. Энегельфельд был человеком без особых примет - среднего роста, среднего телосложения, волосы русые, лицо худощавое. Пожалуй, только глаза, пронзительно голубые, лишенные всякого выражения, немного пугали. Немного, потому что сторонний наблюдатель надеялся бы сторонним и остаться. За бесцветным фасадом Курта Энегельфельда чудились такие тайные пороки, что не хотелось даже думать о реальных демонах, притаившихся в этом разуме. А если сей милый юноша вдруг улыбнется, глядя собеседнику прямо в глаза, у собеседника сжимался сфинктер во избежание позора.
Курт находился под наблюдением психиатров с первых дней в питомнике. На третьем году три уважаемых специалиста его даже рекомендовали в брак за склонность к крайней жестокости. Причем эта самая жестокость не подтверждалась поступками. Никто не поймал маленького Курта в момент, когда он вешал кошек, или душил щенков. Но... каждый считал его способным и на худшее. И только ценность менталиста заставила директора питомника воздержаться от окончательной "выписки" Курта на выбраковку, а вызвать знаменитого доктора Альму Малер. Красавица Малер была звездой отечественной психиатрии, одним из немногих психиатров-менталистов. Почти уникальный случай, обычно ментов к медицине не подпускали на пушечный выстрел. Альма ободрала немало шкуры на локтях, доказывая миру, что она достойна и должна. Поэтому характер доктора Малер был крепостью подобен алмазному резцу.
Знаменитая докторша работала с Куртом полгода. После чего на стол к директору лег вердикт - мальчик стабилен, при соблюдении некоторых условий.
- Я бы не рекомендовала Курта в "крысятник", - сухо сообщила докторша в приватной тишине директорского кабинета.
- Но, вы, же понимаете, не в моей власти.... - директор беспомощно улыбнулся. С первого года обучения ни у кого не возникло сомнений, что приютская шваль, Курт Энегельфельд - будущая "крыса"
- Понимаю, - Малер красивым жестом выхватила из сумочки папироску, хозяин кабинета суетливо щелкнул зажигалкой. Выпустив струю дыма, словно сказочный дракон, она задумчиво остановила взгляд черных очей на лице директора. И тот сразу осознал свою ничтожность, - А я бы поборолась.
- У меня нет такого права, - подобрался директор.
- Для Курта еще не все потеряно, - вздохнула Альма, - Над ним измывались приютские изуверы. Но он очень сильный человек, - докторша медленно затянулась папиросой, и снова выдохнула струю дыма, - Мы с вами вряд ли можем себе представить, через что ему пришлось пройти.
- Но вы говорите, надежда есть? - осторожно спросил директор.
- Да. Он любит трех человек. Это не так мало, - Альма прикрыла глаза тяжелыми ресницами, - О себе я не могу сказать того же. Эти люди - гарантия его стабильности.
- И кто они?
- Его друзья - Александр Ренсвинд, Сэди Мун, и бабушка Сэди, мад Элиона Филомена. Я рекомендую вам добиться постоянного контакта Курта с близкими, и нанять ему хорошего учителя живописи. Не просто какого-то рисовальщика, а настоящего увлеченного человека, - Альма вздохнула, - Я бы попробовала создать дополнительную связь.
- А вас он не успел полюбить? - любопытство не грех, так считал директор питомника.
- Что вы? - Альма фыркнула, - Меня он ненавидит, как и положено. Хотя, мне немного жаль. Я бы хотела такого друга, как Курт.
- Почему? - удивился директор. Честно говоря, своего подопечного он сам боялся до дрожи.
- Если уж мальчик кого-то признает своим, то навсегда. У него волчье представление о территории и людях. И своих он будет защищать до конца, не важно, что они там натворили. У него нет никакой нравственной рефлексии. Только свои и чужие, - доктор нехорошо улыбнулась, - и чужих намного больше. Поэтому не дай Бог кому-то тронуть то, что Курт считает своим.