|
|
||
Из черновиков Солы. Продолжения не будет. 06.01.12 Исправлена проблема с фонтами. | ||
Тэр был воин, родившийся по предсказанию, которое было сделано более, чем за тысячу веков???????, и тем не менее, исполнилось это предсказание случайно и трагически.
***
Монастырь Беа-Лай-Тин принадлежал старой вере, про которую в большинстве земель уже давно позабыли. У племени людского вообще короткая память, а войны, засухи или наводнения, смена сезонов, которая происходит постоянно, но тем не менее, каждый раз неожиданно, не выпускают простых людей из круга забот и обязанностей, не позволяя отвлекаться на абстрактные материи. Может, это и к лучшему. Для монастыря, конечно. Монахи, практически неотличимые внешне от других служителей других богов, постоянно бродили по землям У-Миан, собирая подаяния, излечивая больных, пытаясь учить детей грамоте, да и много чего другого умели и пытались делать и делали эти монахи, но, по правде говоря, не это было их целью. Искали они по всей У-Миан детей, в широко раскрытых глазах которых светилось неуемное любопытство и жажда знаний, но родители которых либо не считали необходимым давать образование своим чадам, либо были недостаточно обеспечены, чтобы сделать это. В любом случае понятно было, что обычная жизнь сломает, а паче того, убьет их. Родственникам платили полновесным золотом, так что почти все бывали довольны. /Детей этих отправляли в закрытые школы - учиться, радовались их успехам, помогали, когда было надо, а затем помогали????? обустроиться в жизни./ Но некоторых детей отбирали особо - по только самим монахам известным критериям. Вот их отправляли в монастырь. Таких детей обычно набиралось чуть больше десятка-двух???? в год, а иногда даже и меньше. В монастыре, для тех из них, для кого это было возможно, составлялись гороскопы, и в соответствии с ними и ждала каждого избранника монастыря своя судьба.
Избранники, их называли Тхэ, по окончании обучения могли как оставаться в монастыре, приняв монашество, или живя в монастыре в ранге старших послушников Н'уа-Тхэ, так и уходить в свет, причем двери монастыря бывали для них открыты всегда. Некоторые воспитанники уходили с караванами в другие земли, занимались торговлей, как прикрытием своей деятельности, тогда, как главной целью было - приносить монастырю знания, а так же, где подкупом, где лестью, а где и обещанием могущества, оказывали тайное влияние на предержащих власть мира того. Те же, у кого в крови не было жажды путешествий, обычно быстро делали карьеру, и, становясь незаменимыми, занимали ключевые посты при дворе императора У-Ар-Га. :::::::::::::::::::::::Девушки, выросшие при монастыре, отличались редкостным обаянием, и обычно их очень удачно выдавали замуж за влиятельных людей. Правда, некоторые из них не желали принимать обычную женскую долю, и такие становились телохранительницами у власть имущих. Называли их Дочерьми Сэ, и иметь таких охранниц могли себе позволить только очень богатые и влиятельные опять-таки люди. Для охраняемых это означало, что ни один наемный убийца не подберется к ним достаточно близко для того, чтобы сделать свое черное дело, а для монастыря - что каждый шаг этих лиц будет известен, и в нужный момент Дочери Сэ смогут по ????????????? Таким образом, монастырь, кроме доходов, в которых ему не отказывали бывшие воспитанники, еще и защищал себя от произвола власть имуших, а вернее сказать, стоял за спиной властителей уже в течение многих веков.
Очень часто воспитанники отдавали в монастырь на обучение и своих детей, о чем непосвященным знать не полагалось. Кстати, и последняя императрица Ай-Хта была воспитанницей монастыря.
***
Ранним утром, пока монастырь, казалось, еще спал вместе со своими обитателями, перед тем, как краешку солнца вот-вот дтлжно показаться из-за горизонта, уже окрашенного в розовые и желтые тона, и последние звезды гаснут в предвкушении дня, как раз в то время, когда холодный еще воздух пронзает своей свежестью, и птичьи голоса разносятся окрест, а запахи окружающего мира - щемяще остры, юная Тхэ-Ай выбежала в сад, где, кроме огромного количества лекарственных растений на аптекарских грядках, раскинулся и прекрасный цветник. Вообще-то, и пребывание в саду в одиночку, и нарушение режима строго карались. Для посещения и аптекарского огорода и цветника существовало строго отведенное время. Под присмотром Сестры - травницы Зес там они изучали свойства лекарственных растений, растительных ядов, применяемых в микроскопических количествах для излечения различных заболеваний, противоядий, да и много чего другого, а Сестра Нун, обучающая всех Тхэ танцу, хорошим манерам, вела там уроки по языку цветов, при помощи которого, составляя букеты, например, можно было передавать целые послания в случае необходимости. Тхэ-Ай хорошо запомнила несколько таких случаев, рассказанных Сестрой Нун, когда воспитанники, будучи уже в большом мире, благодаря сообщениям, зашифрованным в искусно составленных букетах, избежали серьезной опасности, а может, даже и смерти. Это были самые любимые часы для Тхэ-Ай - уроки в саду. И, когда ей хотелось побыть одной, она бежала в сад, подальше от остальных Тхэ и назойливой опеки Старших Сестер.
Она устала от бесконечных занятий, подкрепляемых постоянными напоминаниями их "Старшей Сестры ", "Второй матери", как она себя называла сама, Сестры Вар, о том, что бедные сиротки, взятые в монастырь, иначе пропали бы в большом мире, так как никто не стал бы так тщательно заботится о них, заниматься их обучением и воспитанием, как это делают монастырские братья и сестры, а наоборот, им пришлось бы постоянно и разными путями - какими - не уточнялось, конечно, но подразумевалось что-то ужасное, добывать скудное пропитание, чего в монастыре делать не надобно, поэтому им надлежит прилежно учится и в точности выполнять все указания и поручения... Великие Да и Джи! Она, конечно, понимала всю необходимость послушания, но весна и юность не давали спать в такое утро, и, хотя она знала о грядущем суровом наказании, все-таки потихоньку оделась и спустилась в сад, стараясь не скрипнуть ни одной ступенькой лестницы, чтобы не разбудить бдительную, и даже, кажется, спящую только одним глазом Сестру Вар. Все равно ее скорее всего, опять обнаружат "в неподобающее для высокородной дамы время, в неподобающем для племянницы Советника Ши-Ну месте ", как обязательно скажет Сестра Вар, и в качестве наказания ей велят не меньше десяти раз подряд и без помарок переписать свиток, содержащий правила хорошего тона для благородной дамы, или придется вышивать полотно, которое потом пойдет как традиционный весенний дар молодому Императору, если придирчивый брат кладовщик сочтет работу достойной. Если нет - за небрежно выполненную работу последует очередное наказание. Иногда наказания обрушивались на Тхэ, подобно снежным лавинам, о которых рассказывала одна воспитанница вечером, когда уже гасили светильники, но спать еще не хотелось, и поэтому девочки, вопреки запрету, рассказывали истории страшные и увлекательные, или иногда вспоминали своих родных, свои дома и то, что запечатлела их детская память об окружавшем их тогда мире. Тхэ-Ай, впрочем, подозревала, что запрет на вечерние разговоры носил больше формальный характер, потому что иногда даже сами сестры, приходившие проследить за порядком в спальне, присоединялись к беседе и рассказывали что-то новенькое, правда, уходя, обычно говорили какую-нибудь строгость напоследок, после которой действительно хотелось закрыть глаза и уснуть. Может, тут не обходилось без магии? Тхэ-Ай пока была недостаточно искушенной в этом вопросе, чтобы ответить на него самостоятельно, а помощи просить явно было не у кого.
Но все это пока мало волновало Тхэ-Ай, и мысли о будущем наказании она отбросила, как о чем-то неприятном - неизбежном, но несущественном по сравнению с той свободой, которую она ощущала здесь и сейчас. А сейчас она бежала к огромному, стоящему у края цветника, почти на обрыве, камню, чтобы проведать диковинное растение, привезенное из какой-то отдаленной страны одним из бывших Тхэ. Растение хорошо прижилось около камня, прикрывавшего кустик от ветра, а теперь готовилось зацвести, впервые на новом месте. Тхэ-Ай с нетерпением ждала этого момента, и хотела первой увидеть цветы своего любимца, к тому же она очень беспокоилась - не повредил ли хрупкому растению короткий ночной шторм.
Выбежав на дорожку, ведущую к камню, она увидела высокого незнакомца в монастырских одеждах. Он наклонился над тем самым кустиком, что-то подвязывая. Тхэ-Ай резко остановилась, так, что из под сандалий веером брызнули камешки, которыми была посыпана дорожка. Незнакомец провел рукой над кустиком, выпрямился и посмотрел на девушку. У нее захватило дух. Незнакомец был очень красив. Несмотря на мешковатую одежду, было заметно, что он сильный и гибкий, как пантера. Бритый череп правильной формы, узкое лицо с правильными чертами, но особенно выделялись на фоне смуглой кожи - удлиненные, приподнятые к вискам, прозрачные, цвета холодного зимнего моря глаза, в которых она прочитала улыбку, понимание, легкую насмешку, но на дне которых, как ей показалось, плескалась печаль, которая, казалось, скорее достойна старика... Незнакомец слегка поклонился.
- Кто ты? Что ты здесь делаешь? Что с кустиком джаки? Он сломан? Он погибнет? - Тхэ-Ай подбежала к кустику, наклонилась над ним, и увидела, что с растением все впорядке. Выпрямившись, она обнаружила незнакомца уже в нескольких шагах от себя. Он поклонился ей, как бы прощаясь, и пошел по дорожке, на своем пути едва касаясь некоторых цветов, которые сразу же начинали кивать своими головками. "Ты прекрасна, как это утро, госпожа" - почти автоматически прочитала она. Вдруг, в воздухе появился новый аромат - то на джаки распустился первый бутон. Опустив глаза, она увидела, что на всем кустике разворачиваются один за одним белые махровые цветы.
- Постой! Кто ты? Как тебя зовут? - Тхэ-Ай рванулась было за ним вослед, но незнакомец уже исчез.
Тхэ-Ай вернулась в спальню никем незамеченной. Никому не стала она рассказывать об этой встрече, только с той поры как будто кто-то подменил девушку. Что-то ушло тем утром вслед за незнакомцем...
***
Она перевернула очередную страницу книги, разогнула уставшую спину, потянулась и посмотрела в окно. Солнце уже опускалось за горизонт. Еще один день прошел, а она так и не обнаружила того, что искала. А времени оставалось все меньше и меньше. Кажется, только недавно была весна, и жизнь казалась такой простой и прекрасной, а теперь уже скоро праздник Середины зимы. Отцветшие лепестки джаки Тхэ-Ай собрала в кисет, который она сшила специально для этого, и носит на поясе, не расставаясь с ними. Вот и теперь она чувствовала их аромат.
Всего через полгода, незадолго до дня летнего солнцестояния ей придется ехать в Столицу, к своему "дяде" - Советнику Вэн Шие-Ну, для того, чтобы предстать ко двору, и со временем занять там подобающее место. Ее выдадут замуж за какого-нибудь влиятельного вельможу, вполне вероятно даже и не спросив ее мнения. Что ж, к этому их готовили с детства, и она была бы готова подчиниться, если бы... если бы... Если бы не та встреча в саду. Эта встреча перевернула всю жизнь послушницы. Из веселой и беззаботной, иногда даже дерзкой, она стала серьезной и почти никогда не улыбающейся. Наставники и наставницы не могли нарадоваться ее успехам в обучении, особенно Брат М'гра, маг - наставник, и Сестра Зес, только лишь Сестра Вар, заподозрив неладное, постоянно пыталась вызвать юную Тхэ на откровенность. Когда это не получилось, наставница попыталась было выведать что-нибудь у подружек Тхэ-Ай, но те тоже ничего не знали, и сами сгорали от любопытства. Тхэ-Ай, казалось, отгородилась ото всех каменной стеной, не подпуская к себе никого. Она предпочитала теперь уединение, и Сестра Вар, сдавшись, выполнила просьбу девушки, и уговорила Брата-библиотекаря Зуа-Ми взять Тхэ-Ай к себе помощницей. После того, как несколько лет назад во время невесть как залетевшего сюда сильнейшего шторма, каковых не упоминалось даже в летописях, была повреждена крыша библиотеки, и всем обитателям монастыря пришлось срочно спасать ценнейшие монастырские рукописи, Брат Зуа-Ми никак не мог привести все в первоначальный порядок. И вот уже несколько месяцев она разбиралась в пыльных пергаментных свитках, книгах и разрозненных листах, выпавших неизвестно откуда, заодно пытаясь найти ответы на мучавшие ее загадки. За это время ей удалось выяснить совсем немного. Были вещи, в которые их, тех кому суждено покинуть монастырь, не посвящали. Пхоже, незнакомец относился именно к таким тайнам. У него в одежде была одна деталь, на которую Тхэ-Ай сначала не обратила внимания: накидка была другого, чем у всех остальных, серо - серебристого цвета. И он не произнес ни слова. Встречу с этим человеком она вспоминала постоянно, а когда он ей снился, то, кажется, печально что-то говорил, а она не могла расслышать, как будто уши заложило ватой, и он уходил, а она бежала ему вослед, и он исчезал, поклонившись на прощанье, она что-то беззвучно ему кричала и... После этих снов она всегда просыпалась в слезах, а иногда подруги говорили ей, что она кричала что-то неразборчивое во сне, даже будто бы на другом языке...
Однажды только, в старом пергаментном свитке, сильно пострадавшем от воды, ей удалось разобрать несколько стихотворных строк, которые она не поняла, но ей показалось, что это как-то связано с тем, что она искала. Там говорилось о ...Безмолвных, жизнь которых / подобна пеплу... ... цвет Золы, ... / сопровождает в их незримой жизни... ...необходимость может убедить,/ или заставить стать / слугой Земли, иль сыном сына Неба...
:::::::::::
Правда, были рукописи, к которым у Тхэ-Ай не было доступа. Хранились они в дальней комнате, находившейся за лабиринтами стеллажей, куда входить было строжайше запрещено даже в присутствии Брата-библиотекаря, а чтобы послушники не вздумали нарушать запрет, запиралась эта комната на ключ. Кстати, это был единственный замок в монастыре, если не считать тех, на которых им приходилось оттачивать свое мастерство по открыванию любых замков как при помощи магии, так и при помощи простейших предметов, вроде шпилек, заколок, ножей и прочих, казалось бы совсем для этого непригодных приспособлений. Но этот замок не только запирался на ключ, но и Брат Зуа-Ми накладывал на него после этого заклинание, распознающее открывающего, и, если это был не он сам, то замок начинал кричать подобно разъяренному слону. Хорошо еще, что крик этот не привязывался к нарушителю, следуя за ним по пятам, а умолкал, как только прекращалась попытка проникновения. Тхэ-Ай уже некоторое время ломала голову, пытаясь проникнуть в тайну заклинания, но тщетно.
Тхэ-Ай расслабилась в кресле, закрыла глаза и произнесла про себя формулу внутреннего сосредоточения. Затем она мысленно встала и пошла к заклятой двери. Несмотря на то, что она всегда с легкостью выполняла подобные упражнения, сейчас ей очень мешала усталость, и воспоминания отвлекали ее, заставляя смотреть не только на цель, но и по сторонам. Она упрямо возвращала свое внимание на выполнение поставленной задачи - подойти к двери и исследовать ее. Но мысленный взгляд сновал по всей библиотеке. И, устав бороться, поняв, что ей необходимо отдохнуть, и уже собравшись открыть глаза, она вдруг обратила внимание на то, что перед ее мысленным взором в различных местах библиотеки, на стеллажах, разными цветами светятся какие-то пятна. Она встала, и не открывая глаза пошла к ближайшему из них...
:::::::::::::::::::
...очнулась, поняв, что отступать уже некуда, и сделала первый шаг, как бросаются в холодную воду. С тех пор, как она обнаружила в себе способность "видеть" магические книги и предметы, прошло несколько месяцев. Роковой день, когда ее должны отправить из монастыря, приближался, и, наконец она решилась... Не все ей было до конца ясно в назначении этого обряда, который она восстановила по крупицам, благодаря своим неожиданно приобретенным навыкам. К сожалению, часть рукописей была безнадежно испорчена, часть просто потеряна за те века, которые прошли с момента, когда этот обряд в последний раз выполнялся. Несколько раз она пыталась что-либо узнать у библиотекаря, но Зуа-Ми только недоуменно пожал плечами в ответ на ее, как ей казалось, ненавязчивые наводящие вопросы. Какие-то слухи ходили между воспитанниками, но они больше походили на сказки обычных людей, рассказываемые вечером у камина, за кружкой горячего вина, как она себе это представляла. ?????И вот теперь она стояла одна среди колонн святилища Темной Луны, а круглая Светлая Луна своим голубоватым светом щедро заливала все вокруг?????????. Спираль, выложенная из неприметных днем белесых камешков, начинала постепенно светиться как бы вбирая в себя свет полной Светлой Луны, высохшие лепестки джаки, как она надеялась еще помнившие ЕГО прикосновение, Тхэ-Ай рассыпала вдоль спирали, и теперь они благоухали так, как будто опять находились на кустике. Она сделала первый шаг древнего танца - заклинания...
:::::::
Движение, казалось, подчинило ее всю. Она уже не понимала ни того, кто она на самом деле, ни чего хочет, ни где, собственно, находится... Ее собственные шаги, свист лунного ветра в распущенных волосах, движения, которые рождались в ней ниоткуда, но которые, она точно это знала, являются единственно правильными и необходимыми; все это подчинило ее какому-то своему ритму, рождающему музыку. Колонны, казалось, тоже ожили и звучали ей в такт. Она уже не видела между ними окрестностей святилища - все застилал туман цвета Луны. Новое, еще не осознаваемое ею знание начало вливаться в нее. Тхэ чувствовала нарастающее напряжение, танец-заклинание все набирал обороты и она, не прекращая движения, соскользнула в транс...
Выход из транса был неожиданным. Она стояла посередине святилища, тело вытянуто в струну, руки подняты в стремлении к Луне, и ей сначала показалось, что она похожа на веретено с лунной пряжей, что висит над землей (полом), поддерживаемая лунными нитями. Еще она чувствовала на себе давление чьего-то взгляда. Опустив руки, она обернулась и увидела того самого незнакомца. Она стояла и просто смотрела на него, так, как будто он - последнее, что она видит в своей жизни. Он в тишине приблизился к ней и замер рядом без движения, тоже глядя на нее. Затем руки их встретились...
Лунный туман сомкнулся в сферу и накрыл их...
::::::::::::::::
- Что? Что ты сделала?! - тихий голос Отца Настоятеля казался ей громче громовых раскатов бушующей над монастырем грозы. Он в бессилии обмяк в своем кресле.
Тхэ-Ай стояла перед ним, ни в чем не раскаиваясь, и ничего уже не боясь.
- Ты, хоть понимаешь, что наделала? Да для этого обряда выбирают девиц уже за три поколения до их рождения! Малейшее отклонение в исполнении его может оказаться роковым!
- Ну и пусть!
- Да не только для тебя! Для Мира, в котором ты живешь! Для Избранника! Ты же могла убить его! Да и вообще, как тебе в голову только?.. И откуда ты вообще только смогла узнать об этом обряде? Об этом обряде не должен знать никто, кроме меня и Матери!!! Кто? Где тебе о нем сказали? Как ты вообще узнала?..
- В библиотеке...
- Не ври мне!!! - настоятель, кажется, пришел в ярость.
- Я не...
- В течение десятка поколений вся информация изымалась и пряталась Настоятелями, чтобы какая-нибудь ду..., ну, ладно. Так как...
Тхэ-Ай, глядя в глаза Настоятелю медленно, четко и раздельно, показывая всем видом своим, что не боится его, произнесла:
- Я. Нашла. Эту. Информацию. В. Библиотеке. И никто мне ничего не рассказывал. Я искала что-нибудь о человеке в плаще цвета золы. Я как-то встретилась в саду... - она не удержалась и всхлипнула - и... хотела узнать о нем побольше... Хотела встретить его снова, поговорить с ним...
- ЧТО?!! - прошептал Отец-Настоятель неожиданно севшим от ужаса голосом. - И этот обряд ты... чтобы поговорить с ним?!
- Да...
В дверь заглянул любопытный мальчишка - послушник, дежуривший сегодня на побегушках. Настоятель замахал на него рукой: "Исчезни! Впрочем, нет, позови-ка лучше Сестру Вар!"
Прибежавшая Сестра Вар застала странную картину: Тхэ-Ай в три ручья рыдала, а Отец Настоятель, обняв ее, гладил по голове, пытаясь утешить. Растерянно взглянув на вконец опешившую Сестру, он продолжал говорить что-то утешительно-бессмысленное несчастной девушке. Сестра Вар всплеснула руками, как наседка, и приняла Тхэ под свое крылышко.
- Сестра Вар, отведи ее в отдельную келью, дай ей отвар сон-травы, а когда уснет - вернешься. Мне надо многое с тобой обсудить... Главное проследить, чтобы она не общалась ни с кем из послушниц. А то у нас проблем прибавится настолько, что... Ну, ладно. Иди. Возвращайся поскорее. - От волнения у Наставника даже прорезался, казалось бы совсем изжитый, шипящий акцент жителя южных равнин У-Миан.
:::::::::::::::::::
Она просила Настоятеля оставить ее в монастыре. Она клялась сохранить все произошедшее с ней, как и обретенные ею знания, в тайне. Она хотела принять Обет Отречения От Мира и стать Безмолвной... Но настоятель еще и еще раз приводил ей аргументы против этого. Ей НЕОБХОДИМО поехать в Столицу. Она ДОЛЖНА занять свое место при дворе Императора. Это ее ДОЛГ! Ничто, казалось, не могло ее переубедить. Тхэ-Ай даже обьявила Настоятелю, что остановит свое сердце, как их учили поступать в безвыходных ситуациях, но...
:::::::::::::::::::
Перевал едва только еще успел вскрыться, как караван из монастыря направился вниз. Среди сопровождающих его послушников, которым в этом году предстояло вступить в свою судьбу вне стен монастыря, ехала молчаливая девушка, прикрывающая свое лицо. Правда, ехать ей было не очень далеко - всего до небольшой деревушки у подножия плато, чуть в стороне от торговых путей. Никакими особыми богатствами эта деревушка не отличалась, да это и к лучшему: - торговцы не считали нужным часто заезжать туда, а следовательно, меньше будет любопытных. Для местных же, послушница Ай будет дочерью дальней родственницы одного из жителей, дядюшки Во. Молодая родственница, которой не повезло во время приграничного конфликта - всех родных ее, якобы, перебили, а над ней долго издевались и затем изувечили лицо... Поэтому она приняла обет молчания, и прикрывает лицо плотной сеткой, за которой нельзя разглядеть совсем ничего, а осталась жить, чтобы не губить невинное дитя, которое она носит под сердцем...
Да. Тхэ-Ай ждала ребенка...
Однажды деревенский шутник и задира Каз, выпив слишком много бузы, попытался сорвать эту сетку с головы несчастной девушки, но картина, увиденная им была настолько ужасна, что Каз раскаялся, совсем прекратил пить, а по ночам иногда просыпался с криком. Правда, произошедшее пошло ему на пользу - он остепенился, женился, и так прилежно трудился, что впоследствии стал одним из самых уважаемых и зажиточных жителей деревеньки.
Через месяц с небольшим после рождения сына, от забредшего в деревеньку "бродячего торговца" Тхэ-Ай узнала, что ее Избранника недавно нашли утром в келье, убитого кинжалом в спину...
Через год такой же караван, как и тот, который привез ее, увозил ее в Столицу. Ее сына увезли в монастырь. Ей казалось, что у нее отняли саму жизнь...
***
"Дядюшка" оказался милейшим человеком. Очевидно, он знал некоторые подробности из жизни Тхэ-Ай. Он называл ее этим именем, поскольку не она не выбрала еще себе новое. На "семейном" совете он посоветовал ей чуть изменить первую часть имени, как она и поступила, оставив вторую в память о том, что она была Тхэ. Ай-Хта - так будет отныне.
Ей очень тяжело давалась разлука с сыном. Он снлся ей каждую ночь, и она просыпалась в слезах.
Вэн-Шие каждый день беседовал с ней по несколько часов, хотя его обязанности при дворе и занимали уйму времени. Когда он получал весточку из монастыря с надежным посредником (- ибо никто не должен заподозрить о его связях), там обязательно говорилось о здоровьи ребенка, и, старый Вэн, вдовец, сам не имевший детей, всегда передавал эту информацию Ай, к которой он стал относиться, как к дочери.
Однажды, он пришел домой озадаченный, и сообщил Ай-Хта, что Император каким-то образом узнал, что к нему приехала племянница, и даже назначил ей аудиенцию, чему он, дядюшка то есть, несказанно удивлен, так как обычно добиться аудиенции у Императора даже при великом желании непросто, а уж без необходимости Император вообще никого не принимает... Так, что, волей-неволей, ей придется...
Ее провели в Лунный зал. Стены в нем, казалось, состояли из лунного тумана, украшенного переливающимися голубым и серебристым камнями. В своем простом белом платье она странно гармонировала с этим залом.
Пока она стояла, отвернувшись к окну, слуга поставил на стол чашу с цветами, поклонился и вышел Посмотрев на цветы, она покачнулась, ей показалось, что она не может дышать:
... Госпожа, ты прекрасна, как это утро...
В это время вошел Император, и она уже не отрываясь смотрела на него...
***
- Тэр! Тэр! Тебя Наставник вызывает! - по дорожкам сада, не разбирая дороги, несся к большому камню Тхэ Бин.
Тэр сидел на верхушке большого камня, скрестив ноги, и смотрел на восток, на Дальние Горы. Кустик джаки за прошедшие годы разросся, и теперь по высоте был почти с этот камень. Блестящая зеленая листва его трепетала под ветром. Только цвел он теперь неохотно, несмотря на то, что за ним ухаживали так, как ни за одним другим растением в саду. Среди послушниц, непонятно откуда, взялась легенда, что лепестки джаки приносят удачу в любви и помогают в удачном замужестве. Одна из веток прижалась к бедру Тэра, как кошка, просящая ласки. Он задумчиво поглаживал воздух над ней.
- Тэр! А ты чего натворил? А Наставник тебя ругать будет? А зачем он тебя зовет? А тебя не накажут? А ты поможешь мне выучить заклинание, чтобы одежду чистить, а то у меня сразу все пачкается, и Сестра Вар ворчит постоянно, и заставляет меня одежду стирать все время, и еще чужую, а я...
Бина принес в монастырь странствующий монах, причем, как это не странно, монах чужой религии. Как он ухитрился обнаружить монастырь Беа-Лай-Тин, оставалось загадкой, так как в паре лиг вокруг обители была создана граница, проницаемая лишь для животных, да для тех, кто имел монастырский охранный амулет. Ну, еще, может быть, для святых, да и то тут никто не мог поручиться за результат. Монах же прошел все магические заслоны, ворвался в монастырь ночью, переполошив практически всех, и, ругаясь непотребными словами на чем свет стоит, потребовал срочной помощи:- он принес ребенка, которого вытащил из муравьиной кучи, да после этого уже несколько часов искал хоть какое-то жилье, где смогли бы оказать помощь несчастному. Малыш весь был искусан муравьями, и уже даже плакать не мог - только тихонько с присвистом дышал - так распух от укусов. Маленький еще тогда Тэр, растолкал взрослых, посмотрел, затем минут через пять вернулся с кружкой козьего молока и рожком, пробился к малышу, залез на лавку, куда того положили, сел рядом, и стал потихоньку поить ребенка. Потом повернул голову к взрослым, и спросил:"Ну, чего вы все здесь стоите? Ему и без вас плохо. Если не помогаете, то не мешайте. Он есть и пить хочет." Кто-то, не разобравшись сначала хотел увести Тэра, но Наставник не разрешил, и выгнал почти всех из комнаты. Потом спросил Тэра, как равного: - может, малыша искупать в травяном настое? Тэр немного подумал, и кивнул головой.
Только там обязательно должны быть... - и перечислил травы для лечебной ванны, да так, что брат - травник только уважительно крякнул, услышав состав. С тех пор Тэр и взял под покровительство рыжего веснушчатого парнишку, про которого шутили, что когда-то не всех муравьев из него вытрясли, и теперь они постоянно Бина покусывают, да так, что ему совершенно невозможно спокойно оставаться на одном месте... А Тэр поклялся найти ту мать, которая такое сотворила, и воздать ей по заслугам. Несмотря на то, что Древняя религия Тин Се совершенно не одобряла всяческие клятвы мести, впрочем, как и бессмысленное убийство чего бы то ни было живого.
Тэр убедился, что его одежды находятся в полном порядке, провел пятерней по волосам, и приоткрыл дверь.
- Наставник, Бин принес мне зов, и я пришел.
Наставник стоял у окна, и не отрываясь смотрел на те же Дальние Горы, на которые недавно смотрел Тэр. Услышав голос юноши, он обернулся.
- А! Тэр, мой мальчик, проходи! Ты, кажется, еще подрос с тех пор, как я тебя не видел.
- Наставник, я...
- Проходи, садись. У меня к тебе очень долгий разговор. Я должен тебе кое-что поведать, чего не говорил на протяжении долгих лет. Ты меня прости, Тэр, но я немного волнуюсь, несмотря ни на что... Стар я уже стал. Пора мне искать преемника. - Выцветшие глаза старика смотрели куда-то вдаль. - Я уже был немолод, когда твоя мать... - Тэр дернулся от неожиданности и замер, внимательнее прежнего смотря на Наставника. - Да, твоя мать. Она была воспитанницей нашего монастыря, причем весьма талантливой. Жаль, что ей пришлось уйти, но ничего не поделаешь, ей была суждена совсем другая судьба. Да и тебя в той судьбе не должно было быть. Видишь, ли, редкое стечение обстоятельств. Ей удалось изменить судьбу, причем, не только свою, но и еще нескольких человек. Пока только нескольких, и от тебя теперь зависит, не поменяла ли она судьбу всего нашего мира. И может так статься, к худшему. Вообще то, что она проделала, может в недалеком будущем привести наш мир, по крайней мере такой, каким мы его знаем, к концу... Видишь ли, однажды утром одна упрямая и непослушная, но любимая всеми нами послушница, нарушив дисциплину, встретила в саду того, кого не должна была встретить... А началось все давно, когда...
***
В семье Императора Э-Тун-Га переплелись и радость и горе. Вроде бы, какое же это горе, если родился наконец долгожданный наследник? Да дело-то в том, что этот наследник появился на свет не один - через пять минут после первенца - на свет появился его брат. Два сына, вроде еще лучше! Но Тайный Закон говорит другое. Тайный Закон гласит, что у Императора не может быть брата - двойника, дабы не возникало ни у кого вопросов о перворождении, и не было никаких поводов для раздоров в вопросе о престолонаследии, а, следовательно, второй должен быть умерщвлен... Горю матери не было предела. Да и император не в силах был допустить, чтобы его любимое, хотя и нежеланное, уж так получается, дитя, безвинно погибло. По всей У-Миан обьявили десять Дней Радости, выставили столы со всевозможными яствами и напитками, для всеобщего пиршества в честь рождения наследника, а знахарке насыпали мешок золота, обеспечивавший ей и ее потомкам до третьего колена безбедное существование, и заставили поклясться страшнейшей из Темных Клятв, налагающей безумие, в случае, если она кому нибудь только подумает проболтаться о произошедшем... И отправили вон из У-Миан, проследив, чтобы ехала быстро и далеко, отправив вслед всю ее семью. А император, обьявив, что удаляется с женой на благодарственные моления в Павильон На Озере, потребовал никого к нему не пускать и не беспокоить в течение десяти (праздничных) дней.
Поздно вечером из Восточных ворот выехали два всадника. Даже если бы их не покрывало заклинание Тени, на них никто все равно не обратил бы внимания - празднование рождения Наследника было в разгаре. Горели костры, звучала музыка, раздавались взрывы смеха и славословия Императору, Императрице, вперемежку с не всегда пристойными пожеланиями принцу здоровья и всего, чего полагается - все то, что обычно сопровождает народное гулянье в процветающей стране ?????????????и т.д. и т.п ...
- Видишь, как радуется твой народ? - немного насмешливо спросил один, останавливаясь недалеко от очередного костра.
- Ага. Им только дай повод порадоваться, а они уж своего не упустят. - Немного устало ответил другой. Боюсь, они так же радовались бы, обьяви мы о смерти безвинного ребенка...
- Ты несправедлив к ним, Тун. Они искренне любят тебя, ты же знаешь, только ты сейчас устал и огорчен, но увидишь, все устроится.
- Ладно, поехали. Путь неблизкий, надо торопиться. - сказал тот, кого назвали Туном, посылая коня вперед. К груди его был приторочен сверток, в котором сладко посапывал новорожденный. Лошадь уверенно пошла иноходью. Малыша не побеспокоит мерное покачивание.
Молочный брат Императора послал своего скакуна вслед. Тени исчезли, как и не было.
Через четырнадцать весен некий послушник монастыря Беа-Лай-Тин потерял имя, которым его до тех пор называли, и принял обет Отречения от Мира, став Безымянным. Правда, в его жизни от этого почти ничего не изменилось - и до этого он общался в основном, только с монахами, избегая тех, кто должен был впоследствии покинуть монастырь. Он продолжал изучение наук, написал несколько трактатов о магии и целительстве, а если срочно требовалась помощь лекаря, то лучше него, пожалуй, никто в монастыре помочь страждущему и не мог, несмотря на гораздо бульший, казалось бы, опыт. Только никто из посторонних не слышал его голоса, и не видел лица под капюшоном...
Единственное послабление, которое он себе позволял - это прогулки ранним утром, на рассвете, в саду, где иногда возился с растениями - лечил заболевшие, обрезал, пересаживал, и вообще занимался всякой подобной огородной работой с огромным удовольствием. Растения же, к которым он прикасался, "отвечали" ему с огромной благодарностью. Те, которые никогда не цвели, выбрасывали бутоны, и поражали красотой и обилием цветов. Лекарственные растения в его руках творили чудеса, а плоды, выращенные им, обладали лекарственным действием... (Сопли и слюни. Розовые)
Так все и продолжалось до того времени, когда одна упрямая и непослушная, но любимая всеми послушница, нарушив дисциплину, встретила в саду того, кого не должна была встретить...
- К тому времени Безымянному исполнилось давадцать две весны. - Продолжил Наставник. - А Тхэ-Ай - пятнадцать. Тех, кто должен покинуть монастырь, обычно не посвящают в некоторые аспекты жизни монастыря. У них и так довольно насыщенная программа обучения, как ты и сам мог убедиться, так что это не очень трудно сделать, тем более, что существует несколько способов повернуть внимание людей в нужную сторону. Что-то прячется у всех на глазах, а где-то можно и применить заклинание, уводящее внимание в сторону... Но с Тхэ-Ай это не сработало... Она сосредоточилась на своем желании увидеть Безымяннго еще раз, и у нее это получилось. Даже слишком. Совершенно невероятным образом она по крупицам собрала сведения о древнем обряде Вызова Избранника. . ????????????.
Все это время Наставник крутил в руках неказистый, шириной с ладонь (довольно широкий) плетеный кожаный ремешок. Как бы с удивлением обнаружив у себя в руках непонятный предмет, он кинул ремешок Тэру.
- Тебе придется одеть этот браслет, прежде, чем ты уйдешь. Мне очень этого не хочется, но... Ты пока не осознаешь - твои способности превышают способности даже лучших из лучших наших учеников настолько же, насколько они сами лучше ну, например, простого крестьянина... - Наставник остановился напротив Тэра, внимательно на того глядя. - Ты можешь невольно навредить нашему миру. А мир может навредить тебе... К тому же, ты имеешь очень сильное свечение в магическом мире... Здесь мы закрыты и это не имеет значения, но в большом мире ты сразу станешь предметом охоты. А этот ремешок полностью блокирует почти все твои способности и заодно скроет твой свет. Ты уйдешь в мир совершенно обыкновенным человеком. Тебе нельзя здесь больше оставаться. Пойдешь один, и никто не должен знать о твоем уходе. У тебя, я вижу, есть вопросы?
- Наставник, а после того, как я его одену, когда я смогу его снять?
- Снять? Скорее всего, ты сам никогда не сможешь снять его. В незапамятные времена подобными вещами пользовались для того, чтобы наказывать слишком строптивых воспитанников, возомнивших, что они могут, например, не подчиняться указаниям из монастыря, или что-либо еще... Иногда подсовывали могущественным врагам - пока кольцо не замкнуто, магия таких вещей не работает, да и вообще практически не ощущается... Они и попадались в ловушки. Обычно... - Наставник замолчал, задумавшись о чем-то своем. Тэр сидел неподвижно, разглядывая ремешок с необычным плетением. Наконец, он решил, что молчание слишком затянулось:
- Наставник, а...
- Чтобы избавиться от подобной вещи, надо ее обмануть... Я не хотел бы для тебя подобного, и мы с Братом М'гра и Братом Зуа-Ми много лет искали иной выход, но... - он вздохнул. - Хочу только посоветовать - когда будешь одевать его - внимательно следи за изменениями в себе. И постарайся получить максимум пользы и удовольствия от своих приключений - в конце концов бульшая часть людей не имеет особых способностей. А может, ты и найдешь способ снять его... Считай это вызовом для себя. - Наставник с облегчением увидел, как глаза юноши азартно блеснули. - Что ты хотел спросить?
- Наставник, а... А могу я попрощаться с Бинки?
- Увы, нет. Я знаю, как вы привязаны друг к другу, но - нет...
Тэр вздохнул, и принялся завязывать ремешок на левой руке.
***
Согласно совету Наставника, Тэр решил первое время после своего ухода из монастыря, побродить по его защищенным магией окрестностям, чтобы привыкнуть к новому состоянию. Как только был завязан последний ремешок, Тэру показалось, что ему на голову повязали плотное толстое одеяло. Затем - резко появившиеся тошнота и головокружение, которые через несколько минут прошли сами собой. Но ощущение одеяла, которое мешает видеть, слышать и даже дышать, оставалось с ним.
Сейчас Тэр сидел на опушке леса возле небольшого костерка, в котором пеклись вкусные клубни сарсы.
Он услышал, как зашуршали кусты, и на полянку, как-то странно прихрамывая, боком, вышел... Бин. Был он исцарапан больше обычного, одежда висела клочкоми, как будто Бинки продирался через терновый куст, и был он необыкновенно серьезен.
- Я никуда от тебя не пойду! - сразу же, насупившись, заявил он Тэру. Я тебя защитю от всех!
- Защищу. Надо говорить "защищу" - поправил его Тэр. А с чего ты решил, что меня надо от кого-то защищать?
- Я... Я... - Бинки всхлипнул. - Я шел за тобой все время! Сначала я думал, что ты знаешь, что я за тобой иду, но просто ты... притворяешься...
*************************************************************************************************
* *
А потом, когда я наткнулся на карха, а ты не услышал (пошел дальше)... - Бинки всхлипнул еще раз и сел прямо на землю.
- Карх! И он на тебя не напал?... - Тэр кинулся к мальчишке и подхватил его на руки.
В общем, когда первая часть клубней испеклась, половину Тэр отдал изголодавшемуся Бинки, а вторую принялся растирать с лекарственнями травками и корешками, чтобы перевязать уже начавшие воспаляться ранки и ссадины. Особенно сильно пострадали ладони.
- Я нарвал веток дикой пальмы, и побил ими карха... Он еще раньше с лесной кошкой подрался. Ну, сначала не нарвал, а старыми - Бин даже хихикнул, вспомнив, как небольшой, но быстрый и ловкий зверь, получив по носу пучком веток, покрытых острыми колючками, взвизгнул от боли и попятился, а затем, поджав маленький хвост, развернулся и дал деру. - Только больно очень...
- Интересно, что карх делал около дикой пальмы? Я не спрашиваю, что делал там маленький Бинки... и почему он настолько исцарапан... - и Тэр необидно щелкнул Бина по кончику носа.
На самом деле, Тэру стало не по себе - карх - опасный противник даже для взрослого, а уж для маленького Бина... Если бы не мужество и находчивость мальчишки...
- Он за кошкой шел...
- Кархи не любят этого растения - его запах отбивает у них нюх, я же тебе говорил это уже!
- Дикая кошка - она перепрятывала котят... Там внутри кучи старых веток пустой ствол валяется. Только двое осталось - остальных он сожрал, да и кошку убил... Правда, она его тоже здорово порвала... Жалко ее... И котят тоже жалко. Как ты думаешь, мы сможем им помочь? - Бинки протянул руку к своей сумке, которая уже некоторое время, оказывается, шевелилась.
Тут Тэр в очередной раз ощутил свою беспомощность... Он сжал кулаки и зубы - как же люди вообще живут? "Ничего, я научусь! Я обязательно научусь!"
- Я полез за ними - они в ствол забились. Палку вниз под старые ветки подсунул, приподнял и полез. Представляешь, я тащил одного в руке за шкирку, как ты учил, а второго мне пришлось зубами... Он опять хихикнул. Шерсть до сих пор во рту кажется. Я б второй раз туда не полез - Бинки поежился - очень колючее все. - Они сначала плакали, а потом я молока им сладкого водой развел и дал, они уснули... как ты думаешь, им можно?
В это время Бинки развязал ремешки сумки, и на свет решительно выбрался один котенок. Беззвучно мявкнув, он на подгибающихся лапках попытался было отправиться на исследование незнакомой местности. Тэр засмеялся, подхватил его под пузцо, почесал за ушком и под подбородком, отчего котенок довольно замурчал, и всучил Бину:
- Держи воспитанника! Сейчас второго посмотрим.
Второй котенок был явно напуган и выбираться самостоятельно не желал. Тэру пришлось выманивать трусишку при помощи длинной ветки с несколькими листиками на конце. Наконец, пугливость была преодолена, и из сумки выскочила, гонясь за убегающей веткой, маленькая кошечка. Тэр аккуратно, чтобы не напугать малышку, подтянул ветку к себе, после чего очень осторожно взял ее на руки.
- Ну, так и есть - царапина на задней лапке. Сейчас мы ее аккуратненько... С-с, ой! Она и меня оцарапала!
Тем не менее Тэр аккуратно перевязал котенка, посмеиваясь над собой - прежде его никогда не царапали и не кусали звери.
- Ничего. Все когда-нибудь случается в первый раз - философски сказал Тэр.
К дикой пальме они все-таки вернулись. Тэр внимательно осмотрел полянку, муравейник, где хозяйничали рыжие муравьи, затем заглянул в пустой ствол, который частично был завален отпавшими ветками дикой пальмы, скопившимися за множество прошедших лет, что она здесь росла. Затем, найдя подходящую сухую ветку, он освободил ее почти ото всех веточек, а последнюю, что оставалась на толстом конце, обрезал так, что когда он взялся за более тонкий (конец), Бинки, наконец, понял, что Тэр сделал длинный деревянный крюк. Тэр лег на землю, сунул крюк в ствол и аккуратно потащил что-то оттуда.
- Биеки, тут должен быть поблизости ручей. У меня фляга пустая, да и у тебя воды немного осталось.
�
- Бин... Бинки! Помолчи, а то я никогда не отвечу ни на один твой вопрос. Я ничего не натворил, и ругать, или наказывать меня наверняка не будут. Зачем он меня зовет - откуда же я знаю, а чтобы учить заклинания, сложнее, чем "улетай комар", необходимо уметь сосредотачиваться на чем-то одном, и не тараторить без умолку, - сколько раз я тебе уже это говорил? - Тэр к этому моменту каким-то непостижимым образом оказался внизу рядом с Бином, пригладил тому рыжие вихры, и, проведя рукой вдоль одежды мальчишки, очистил ее от приставших травинок, присохших кусочков глины, и непонятно откуда взявшихся рыбьих чешуек. Отношения у них походили, скорей, на отношения двух очень любящих друг друга братьев. Тэр всегда относился к Бину, как к младшему братцу, помогая выбраться из неприятных ситуаций, в которые тому удавалось постоянно влипать.