Soleta : другие произведения.

Обесцветить

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Много ли видим мы в жизни эпилогов и прологов? Каждый миг мы касаемся краешка тайны, кусочка чужой жизни, но все равно никогда не узнаем даже большой части о человеке: только кусочки, урывки.
    Этот рассказ о таком пересечении: просто кусочек одной жизни ненадолго шел параллельно с другим. А потом - оборвался от Soleta: это тоже рассказ братика, заставить зарегиться так и не удалось ^_^

   Безумец, ты снова один
   Среди черно-белых картин
   Среди разноцветных мечтаний и грез...
   Куда ты идешь столько лет?
   На семь бед один лишь ответ,
   А Истины нет и лишь вольному воля...
   Маврик "Пока боги спят"
  
  Сон не приходил. Никак. Я извертелся уже, сбив простыни в неуютный твердый ком. Взгляд на зеленые цифры часов на стуле - 5.27. Третий час мучений. Бессонница - лучшая пытка, все палачи это знали... Я вытянулся на кровати, раздраженно откинув измятые тряпки... Взгляд на пол - тьма поредела, виден даже прямоугольник окна и старое серо-коричневое кофейное пятно на ковре. Третий год первым делом вижу это пятно, отмыть бы надо...
   Рассвет скоро, больше мучиться на этой дыбе нет смысла: если и усну, не высплюсь. Уставший, злой, я подошел к окну. Сна ни в одном глазу, под глазами наверняка залягут тяжелые тени - вестники бессонницы. Серое утро над серым городом-муравейником, очередное, вполне ожидаемое. Ох, я не поэт, но иногда мне искренне хочется пойти по улицам с автоматом. Может, кто и наслаждается видом нежного розовато-желого смога, окутывающего подножия фабричных труб. Этот некто - явно не я.
  Ярко-золотое пятно сквера под окном два месяца назад выцвело в нечто серо-коричневое, сравнявшись с цветом большого, до горизонта леса труб... Мои мысли плавно потекли в сторону собственных проблем. Если не откопаю интересный материал, через две недели пополню армию безработных. Кому нужен журналист, не умеющий искать новые темы, а, наткнувшись случайно - разрабатывать их. Впрочем, это меня не волнует. Всякой нервозности есть предел. Зато у меня внезапно появилась любопытнейшая мысль...
  - Дим, ты? Знаю, знаю, что рано, прости... прости, что разбудил! Предлагаю мысль... ... Да, ты угадал, именно в пулю. Да, я непьющий! Был!... Встречаемся у меня дома... нет, не у желтого! Сейчас! Да нет, не у желтого, у моего! Адрес помнишь?... Правильно помнишь, приходи!
  Трубка на том конце с треском рухнула на аппарат, я поморщился, представив, что будет... Я ведь и правда непьющий... обычно... Дима - мой единственный друг, способный пить в любое время дня и ночи. Что не мешает поставлять в редакцию такие статьи: народ со всех этажей бегает читать. Включая чердак и подвал. Я ему не завидую, гениями рождаются...
  Через восемь минут (честно засек) в дверь позвонил Дима с ящиком пива. Когда купил и как допер, я не спрашивал. Умница, все понимает...
  ***
  Голова подозрительно гудела. Прямо очень подозрительно, и мутило еще неслабо. Вывод - не пить алкогольсодержащую дрянь. Теперь хорошо бы прожить достаточно, чтобы дойти до ванной...
  Ледяная вода заставила судорожно подпрыгнуть, но слегка привела в чувство. С детства не люблю обливания, обтирания и прочие закаливания методом последовательного садомазохизма. Мне пришлось проделать еще один длинный путь - от края ванны до стола на кухне...
  Сдавив виски, я вспоминал, что вчера было. Нет, кажется, обошлось без безумств, надирались, тихо беседуя, как интеллигентные люди. Что-то вспоминалось... Дима, рассказывающий о своей знакомой... Что там он говорил? "Она, понимаешь, она знает все! Разведешь ее на разговор - она тебе "Анну Каренину" надиктует! Запиши адрес! Я сказал, запиши!". Своя рука, малюющая неразборчивые каракули на обрывке бумаги. "Она какие у-услуги предоставляет?.." - "Идиот озабоченный... это, она типа историк, лягушка, в натуре, но знает все! Ты понимаешь - знает все!!!"
  На этом воспоминания обрывались. Чай готовить лень. Зато случайно нашлась та бумажка. При свете дня - еще непотребнее, чем в воспоминаниях. Я не узнал собственный почерк - это ж после какого стакана писал, спрашивается? Город, улица, дом, квартира, этаж... А вот имя не разобрать - залило чем-то, чернила расплылись в четыре мутных светло-голубых пятна. Маша? Катя? Даша?
  В мой больной, уставший, отмирающий мозг прокралась подлая идея: а что если сходить по адресу? Ну ведь ничего не случится, в крайнем случае посижу с интересной девушкой, попью нормальный чай... Хоть посмотрю на нее, что ли. Столько рассказали - аж интересно.
  Нездоровая мысль почему-то не была сразу отвергнута, как бред. Я натянул на себя цивильную одежду, чтобы эта незнакомка не рухнула в обморок, почистил зубы - с этой же целью, натянул любимую куртку и поплелся на другой конец города неизвестно зачем неизвестно к кому.
  Вот и долгожданная улица Космонавтов. Снег истоптанный, старый, дома желто-грязные, как и тротуары, белого почти нет. Летом, наверное, зелень и красота, сейчас - двойной строй серо-черных старых акаций, извилисто-изящных, кряжистых, с вороньими гнездами и снежными шариками в развилках. Каждая на высоте моего роста разбрасывается на десятки нетолстых веток, превращаясь в нечто чашевидное, словно набросок гелевой ручкой. Красиво - даже сейчас.
  На улице - ни человека. Вглубь ушел двор нужного дома, немолодой пятиэтажки.
  Лестничная клетка, пропахшая кислой капустой и пригоревшей картошкой, старая, порядком обшарпанная дверь, серо-коричневая кнопка звонка... Нажимаю - в глубине пищит что-то судорожным крысиным голосом, аж не верится, что это невинный звонок. Еще раз - и опять истошный писк, еще, еще... Никого нет дома. Ну что ж, это моя судьба: пришел, поцеловал замок и можно домой. На всякий случай нажал еще раз. Рядом скрипнула дверь, в открывшуюся щель выглянула голова. Мальчишка, лет пятнадцать от роду, лохматый и недовольный, в руке пульт.
  - Зря пальцы пачкаешь. Она свалила, - буркнул лохматый паренек. - Она раз в месяц всегда сваливает, часов в восемь жди, не раньше.
  После этих слов на образ юной девушки - эрудитки сменился диаметрально-противоположным. Безыменная димина подруга представилась мне пожилой дамой, учительницей, полной, невысокой, в огромных старомодных очках и пучком седых волос на затылке, эдакая состарившаяся комсомолка.
  Я, недолго думая, схватил подростка за жабры и постарался выжать максимум информации. Он быстро сбежал, унося награду - большое яблоко: прощай обед. Сказал он не так уж много, но достаточно. Ее имя, пропавшее с листка - Веди. Странноватое имя, не верится, что забыл. Затворница, молчальница. Единственный раз ее можно поймать вне дома - в ежемесячном походе в неизвестном парню направлении. Внешность не уточнилась - паренек ее никогда не видел и не порывался особенно. Только слышал, что седая. Точно, состарившаяся комсомолка. Тогда почему-то не задумался, почему это седину выделяют в особые приметы.
  Я решил подождать, раз уж пришел, посидеть на скамейке, неторопливо подумать, дождаться эту Веди и пойти, куда она пошлет. Ибо пошлет непременно, хоть, возможно, и в вежливой форме.
  ***
  Вы когда-нибудь пробовали сидеть на скамейке по зимнему холоду несколько часов кряду? Если нет - и не пробуйте, дело редкостно неблагодарное. Я продрог, заскучал и уже совершенно решил идти домой, когда она появилась. Привыкнув за полтора часа ожидания (да, про несколько часов я загнул...) к образу близорукой пожилой девушки, я чуть не пропустил ее появление. До этого мое внимание потревожили лишь облезлый, грязновато-белый кот, долго рывшийся в мусорном баке неподалеку да не менее облезлая псина породы двортерьер, вальяжно протрусившая по аллее и скрывшаяся в кустах у стены дома. В дальнем конце аллеи наконец появился кто-то живой. Человек быстро приближался, и почти сразу я понял, что это девушка, очень светлая блондинка, наверное... хотя нет, волосы цвета стальной проволоки. Особая примета, да. Образ пожилой учительницы растаял, как дым.
  Девушка, затянутая в черные брюки и куртку, шла быстро. Легкий ветер, дувший ей в лицо, играл длинной серебряно-белой прядью, выбившейся из столь же длинного пепельно-седого хвоста. Еще две секунды - и она пронеслась бы мимо меня, не заметив.
  - Вы Веди?
  Мой вопрос, похоже, одинаково удивил обоих. Девушка затормозила, резко развернувшись ко мне длинным красивым движением, руки в карманах, глаза в прищуре.
  - Да.
  Мне стало ясно: не завяжи я сейчас с ней разговор, она продолжит прерванный путь.
  - Мне... мне вас порекомендовали...- нерешительно заблеял я, смущенный пристальным взглядом жемчужно-серых глаз.
  - Кто? - голос резковат для девушки. Еще чуть-чуть выше - и был бы визгливым. Как и черты лица: еще б чуть-чуть грубости - мужланка, так - острая, как лезвие. Никогда не видел такого.
  - Д-Дима... Дмитрий...- я замялся, от неожиданности забыв его фамилию. - А я Игорь.
  - Ясно. Пошли, - она развернулась и широким шагом вошла в подъезд, оставляя мне право следовать за собой.
  Я начал думать, к кому же я, черт побери, попал, только когда за мной захлопнулась дверь ее квартиры. Меня ошеломила атмосфера этой девушки. Первое ощущение - невероятное. Будто с размаху влетел в старый фильм эпохи немого кино: белые стены, серый пол, черная куртка на вешалке... Все чувства истошно верещали, что так не бывает.
  Взгляд у этой Веди острый до неприличия, привычка поднять и сразу же отвести глаза оставляло неприятное ощущение скользнувшего по тебе луча лазера.
  - Что надо? - манера вести разговор соответствующая. Я замялся, не понимая, что бы ей скачать. Она буравила глазами мое горло, будто хотела отпилить голову своим взглядом.
  - В общем... ну... мне тут сказали... вы хорошо рассказываете... - ну хоть бы перестала стоять столбом! Она определенно производила ощущение существа не из мира сего.
  - Что именно надо? - мне показалось, или в резком высоком голосе скользнуло презрение? Да. Никто ей не нужен. Ей вообще по барабану, что тут перед ней стоит парень и что-то хочет узнать. Я решил говорить с ней в ее стиле.
  - Статья. Актуальная. Желательно умная.
  Она повернулась и прошла из крохотной прихожей в комнату. Я, немного помявшись, последовал за ней, повесив куртку. Мои кроссовки рядом с ее казались лыжами.
  Только сейчас, зайдя в комнату, я понял, что еще меня смущало. Запах - странный, пыль и озон, и еще что-то удивительное, забытое, далекое... Этот слабый тревожный аромат заставлял судорожно раздувать ноздри, стараться найти источник его, определить ту странную компоненту, неуловимо заставляющую мозг нервно искать ей аналогию. Запах загадки. Аромат легенды и старых свитков.
  Комната оказалась такой же монохромной, строгой, почти аскетичной. Веди стояла у кровати, тоже черно-белая. Захотелось зажмуриться, замотать головой и выбежать на улицу к родным коричневым акациям. Я пришел в себя, стряхнув наваждение. Девушка ждала, напряженная, словно готовая прыгнуть в сторону. Лицо остроскулое, впалые щеки только подчеркивают ширину индейских скул, глаза слишком велики для этого лица, взгляд неестественно-напряженный, а за всей этой остротой усталость. Тонкая, почти тощая фигурка, длинные, непрерывно двигающиеся и вздрагивающие пальцы. Ощущение напряжения, исходящее от нее, нервирует. Мне так и хотелось погладить ее по плечам, попросить расслабиться, сказать, что я ее не укушу. Да уж, не стоит и пробовать. От такой можно ждать любую неожиданность.
  - Тема?
  А губы у нее серые, только чуть-чуть розовые. Она, похоже, больна. Чем-нибудь страшным и неизлечимым. Лицо белое, бескровное, на высоком лбу, полускрытом длинной серебристой челкой, две изломистые морщинки, еще две идут от крыльев прямого, чуть вздернутого носа вразлет, подчеркивая треугольность лица.
  - Актуальная, любая.
  - Объем?
  - Какой выдашь, если что, поправлю.
  - Чай?
  - Чего? - я не сразу успел за этим переходом. Углы ее губ ее чуть приподнялись, в глазах вспыхнули и пропали серебристые искры.
  - Чай пьешь? - едва заметная смешинка в голосе, мгновенно пропавшая.
  - Эээ... ну пью.
  - Пошли, - похоже, это ее любимое словечко. Она говорила, как стреляла - кратко, напряженно, при этом забавно менялось лицо.
  Кухня - маленькая, на двух человек как раз, обстановка обжитого офиса. Если тут зажечь свечи - будет вполне интимная обстановка. Веди жестом приказала мне сесть на стул, слишком офисный, на хромированных ножках, отвернулась, как-то быстро колдуя над чаем. Мне она оставила изучать затылок и спину, пересеченную распушившимся хвостом почти до того места, где спина теряет свое благородное название.
  - Работаешь?
  - Журналист.
  - Давно?
  - Нуу... года три уже... не очень успешно. А куда ты так торопишься?
  Похоже, этот вопрос ее чуть озадачил. Или рассмешил. Она обернулась и поставила две вместительные чашки на стол. Аромат загадки чуть приглушился чудным запахом свежего крепчайшего чая.
  - А что?- брови приподнялись, резче обозначив сильный надлом посередине. Странно - волосы белые, а брови темно-серые, узкие, изломленные, как с другого лица. Совершенно не идут к ее большим глазам, вечно сведенным в легком прищуре.
  - Ну... словно на поезд опаздываешь, - я начал говорить нарочито неторопливо, размеренно.
  - Не люблю иначе, - как ни странно, она четко выговаривала каждый звук. Почему-то ее манера речи напоминала печатные буквы.
  Еще немного поколдовав, она села. Чай оказался зеленый, безумно крепкий и очень сладкий: отшибает любую сонливость.
  - Ясно. А кем работаешь?
  Ее тонкие руки, сжимающие чашку, вздрогнули. Глаза еще сильнее прищурились, так она стала похожа на японку.
  - Не важно
  - А хобби есть?
  - Не важно, - на этот раз ответ прозвучал равнодушно. Я ей надоел.
  Чаепитие окончилась в напряженной тишине, и еще через минуту я был выставлен за дверь.
  
  Домой пришлось идти в полной темноте - зимой смеркается рано. Голова бурлила, хотелось встряхнуться, словно намокшему коту, странная девушка с серыми глазами и седыми волосами засела в мозгу подобно занозе, и вытащить ее не представлялось возможным. Я дождался маршрутки и сел между чужими людьми, которым было на меня абсолютно наплевать, как и мне на них, и остался в одиночестве со своими мыслями. "Этого не может быть. Она просто играет роль, - я остановившимся взглядом уперся в какого-то подростка. Тот показал всем известный трехпальцевый жест. Я убрал глаза в сине-черное окно. Мысли продолжали роиться и бурлить: "Если так, она гениальная актриса. Такой взгляд - бррр. Как лезвием по мозгу. Все ж не играет. Вопрос снят. Тогда кто она и какого черта вообще происходит?"
  Что самое обидное, не удавалось ухватить за хвост ту смущавшую меня неправильность. Что-то слишком странное, чтобы поймать и уловить, как видение в четвертом или даже пятом измерении, то, что нельзя описать словами или вообразить чем-то другим. Поездка не привела меня в порядок, по прежнему висели вечные дела, но я почувствовал слабое, холодноватое спокойствие серебряного цвета. Странно. Но так притягательно...
  Дома делать было глубоко нечего, но мне пришлось даже устроить уборку, лишь бы отвлечься. Впрочем, ковер с пятном не пострадал: чтоб его почистить, мне надо резко стать героем, а в герои меня точно никто не звал.
  Сутки напролет я думал только об этом деле, и на следующее утро отправился к своей Ведьме, как успешно ее переименовал для себя, получить полезную информацию, на память. По крайнем мере напишу о ней. Редко такую инопланетянку встретишь.
  И вновь седо-черные акации на аллее, пустынная дорога с редкими машинами, пара ребятишек идут из школы или прогуливают, их право... мне пришлось собраться, чтобы снова позвонить в дверь, когда-то давно бывшую свежей и красивой. Наверное, в прошлой реинкарнации. Она открылась почти сразу, будто Веди так и ночевала на коврике в прихожей (впрочем, нет там никакого коврика и не было сотню-другую лет).
  - Будешь слушать? - холодноватый резкий взгляд, скальпелем по глазам, исчез. Созерцаю ее серебристую макушку.
  - Буду. Много.
  - Посмотрим, - у меня галлюцинации или она улыбнулась? Спать ночами надо.
  Мы вновь отправились на кухню, сели за стол. Она довольно долго смотрела на меня, холодно и неподвижно. Моргнула за эти шесть-семь минут раз двенадцать, я считал.
  - Где диктофон?
  - Нету. Есть блокнот, - демонстрирую ей толстую тетрадь с дельфинами, на пружинке.
  - Пойдет. Пиши.
  То, что она говорила без единого перерыва следующие минуты, я описать не могу. В принципе. Рука под воздействием ее голоса рисовала такое, что голова, в сем увлекательном процессе не пожелавшая участвовать, только изумлялась. Я сам не понимал, что пишу, напоминало заклинание, если б на основании заклятий стряпали передовицы в газеты, состояло это из сложной системы слов, стрелок и каких-то символов.
  Я и до сих пор в принципе не понимаю, как это работает, хотя почему-то смахивает на своеобразный стереотеатр, только в роли очков выступает, наверное, сама личность.
  Наконец, она умолкла. Моя рука замерла возле нижней границы листа.
  - Эээ? Что с этим делать?
  - Расшифруй дома, - легкая, неожиданно радостная усмешка.
  - Я сам не понимаю, что написал!- возмущение было слегка наигранным, я понимал... быстрее и полнее, чем хотел бы. И этого знания хватило б на пару томов энциклопедии, такой большеформатной, с картинками.
  - Дорастешь - поймешь. Пока.
  Я снова был безапелляционно вышвырнут из квартиры, в коготках унося... нечто. Если расшифрую, то шикарная статья мне обеспечена. "Она знает все! Понимаешь? Все!" - в голове звучал голос приятеля. Та его оригинальнейшая статья - не ее ли рук дело? Веди наколдовала? Никогда не решусь его спросить. Это... это похоже на ревность. Вот какого она цвета - черное серебро. С красными блестками. Рассуждения по дороге домой резко укоротили путь, я не запомнил ни акаций, ни метро. Холодная серебристая невозмутимость зрела в душе, как эмбрион. Ее не хотелось лишаться. Я запутался, о чем думаю. Лучшим решением было лечь и заснуть - и я лег и заснул, как чайник выключили.
  
  Следующие несколько дней я не выходил из дома, пропустил любимый первый день весны, поглощал кофе литрами, едва не начал курить: пытался сжато изложить "зарисованное". Три толстых исписанных тетради, с трудом читаемые из-за исправлений - результат расшифровки того листа. Философский трактат: и политика, и история, и религия, причем все так необычно подано, что воспринимается куда-то в подсознание сначала, а уж потом приходишь к пониманию, о чем идет речь. Если его опубликую - меня посадят как опасного буйнопомешанного сектанта. Такую правду говорить нельзя, просто опасно для здоровья. Хотя все верно, до боли верно.
  Мне пришлось ограничиться полной расшифровкой трех первых строк, потом привел это в безопасный для психического здоровья будущих читателей вид и понес в редакцию под видом большой обзорной статьи про связь нынешней политической ситуации с религиозным влиянием за последние века.
  Сказать, что шеф удивился, значит промолчать. Он выпал в бурый нерастворимый осадок и только слабо побулькивал.
  - Это ты написал? - старик начал приходить в себя.
  - А кто же еще? - честно удивился я. Шеф, в возрасте, худющий и высоченный, гроза начинающих журналистов и верный страж чистоты слова, впервые на моей памяти так поразился.
  - Не верю. Полмесяца назад ты мог выдавить из себя исключительно косноязычное блеяние. А это - это блестяще, - черные глаза потомка татар и славян хищно изучали по очереди то меня, то рукопись. Я пожалел, что не одел черные очки. А лучше бы принести книжку и спрятаться за ней. Это еще хорошо помогает от направленного на тебя пистолета.
  - Ну... поизучал труды различных гигантов слова... потом общественную ситуацию... и вот... - с ужасом понимаю: про косноязычное блеяние он не пошутил. Впрочем, взгляд слегка утих. Почему-то по аналогии сравнил шефа с Веди. Удивительно: она вдруг показалась более живой, чем суровый редактор. - Так вы напечатаете?
  - Да, - неожиданно выдал шеф. - Мне в принципе безразлично, кто это написал. Наш журнал только выиграет. Оригинальный взгляд, хоть и несколько рискованно: сам понимаешь, почему.
  Я не понимал, но все равно порадовался. Хотя нет, понимал, но сообразил, о чем шла речь, только дома, а сейчас приходилось только тихо изумляться: покладистость да с объяснением своей позиции - мир рухнул! Я тихо хлопал глазами, медленно пробираясь между столами коллег и рассеянно здороваясь. Дима выловил меня в коридоре: "Ходил?"
  - К кому? - я не сразу въехал, что к чему.
  - К Веди, идиот! - интересно, он тоже ревнует или мне послышалось?
  - Ага... ходил... послала меня твоя Веди на три буквы, - с ужасом понимаю, что нагло вру. Но остановиться не могу. - Дверь не открыла даже. Как она хоть выглядит? Наверное, старенькая школьная училка.
  Дима слушал, хлопал глазами. Потом тихо спросил:
  - Ты серьезно?
  - А то! Мне пора. Пошел я. Пока.
  Я быстро ретировался, тихо сгорая от стыда. Я не хотел так говорить. Нет, не буду врать хоть себе. Хотел. И мне это понравилось. Мне становилось страшно... Но к Веди пойду еще раз, непременно. Я случайно поймал свое отражение в витрине - и остановился. В темных волосах серебрилось седое пятно, сразу вспоминался Тарковский со своим "Сталкером". С трудом оторвав взгляд, я быстро пошел домой, внимательно изучая прохожих, первый раз в жизни стараясь поймать их взгляд - и поражаясь его... бесцветности. Особенно пугающими были взгляды, брошенные стоящими у игровых автоматов или уходящих из казино, но и остальные не намного лучше: холод, усталость, страх... Они почти не видели меня, почти не замечали.
  
  Едва ли не два дня пришлось собираться с духом, чтоб пойти снова. Не хотелось, жутко не хотелось выходить на улицу, ловить эти пустые прозрачные глаза, быть для прохожих столь же одушевленным предметом, как акация с улицы Космонавтов.
  Двое суток лежал, пил, когда очень уж хотелось, периодически что-то жевал, стараясь спрятаться в мягком пологе чистого безразличия. Если честно, я боялся, безумно, безмерно и невероятно боялся того человека. Какого? - да себя же самого.
  
  В итоге пришлось идти на компромисс между страхом и настойчивым желанием снова услышать тихий спокойный голос Веди: идти ночью. Я вышел около половины второго: предпочел потратить на дорогу час, лишь бы не видеть никого. Освещенные окна в домах подчеркивали пустоту улиц, из многоэтажек слышно голоса, иногда смех, раз - крик... Эффект фонарей: дорога светлая, небо темное. В два выключили свет, и я первый раз в жизни наблюдал прелестное мгновение: небо засветилось и дороги потемнели.
  Далекие звезды разом засияли ярче, тусклый щуплый огрызок Луны брызнул на меня коричневатым от пленки смога серебром. Ощущение нежное, странное, изумительно романтичное. И это у меня, считающего себя злостным циником! Оставалось молча улыбаться, наслаждаясь ночным влажным запахом, прохладой и одиночеством. И снова аллея акаций, тоненькие веточки, чуть затушеванные юной зеленью, если прикрыть глаза, узор ветвей напоминает лица, и гнезда, и космические корабли - у кого на что хватит воображения. Я остановился у дома и вслушался в теплый весенний шум. Ну вот, я опять пропустил конец зимы. Обидно. Переживу. Пора заходить. Интересно, она спит?
  Стук в дверь. Угловатое, усталое лицо Веди. Ничего не спрашивает, как обычно. Захожу в ее комнату, там беспорядок, все вверх дном, в полумраке светлые стены словно мерцают.
  - Читала мою статью?
  Кивает в дальний угол: там лежат неряшливой кучей листы моей газеты.
  - И как?
  - Больше, чем ждала, - снова легкая улыбка. Огромные глаза едва ли не светятся в полумраке. Раньше я б посчитал этот момент романтичным. Сейчас просто рад. Более того - горжусь, как орден получил!
  - Я не все понимаю, там сложно написано.
  - Ты понял достаточно. И немного больше. Чай?
  - Благодарю, - широко и счастливо улыбаюсь.
  Кажется, это уже маленькая традиция: горячий чай в этой крохотной чистой кухне, где нет застарелого сладковато-трупного запаха старой еды. Почему-то я первый раз задумался над тем, что она вообще ест. И когда. Суда по тонким нервным пальцам, узким кистям и отсутствию щек - раз в месяц.
  Она допила кружку и поинтересовалась с легкой насмешкой:
  - Еще диктовать?
  - Дай то закончить!
  - Скоро это будет невозможно. Можешь писать сейчас? - в голосе мне послышалась совершенно несвойственная ей торопливость, почти суета.
  - Ну, блокнот всегда со мной, - вдруг до меня дошел ее тон. - Ты чего-то боишься?
  - Не боюсь. Опасаюсь. - Серые глаза насмешливо вспыхнули. Веди не дает время на раздумья: - Начинаю.
  Следующие минуты или часы пришлось безучастно следить за собственной рукой, что-то малюющей на серой бумаге тетради.
  Очень странно было чувствовать плотное напряжение, окружающее Веди темно-серебристым ореолом. Вот так убеждаешься в существовании биоэнергии без всяких фотографий.
  Наконец, она замолчала, три листа покрыты мыслью, сжатой и охлажденной до твердости. Небо едва-едва посветлело: верно, это окно выходит на запад, еще не видно рассвет.
  Лицо девушки казалось еще серее, чем обычно, я снова подумал: чем-то она больна. Например, излишним количеством ума. Это опасно, знаете ли.
  Я рыцарски предложил остаться у нее на день. Она благородно отказалась. Выспросить, чего она опасается, тоже не удалось. Попробуйте задавать вопросы статуе - тот же результат. При отсутствии статуи можно плюшевую игрушку. Куклу не советую - эффект не тот.
  Все-таки я оказался на улице. Она только попросила зайти сегодня вечером, но обязательно. Под конец мы уже почти шутили, возле двери она прикоснулась кончиками пальцев к моей небритой щеке - прощалась. Как оказалось... не скажу, тогда я еще не знал, как оно все обернется.
  Я шел по почти пустым улицам и улыбался: в полпятого утра они многолюдьем не страдают. Прохожие попадались как на подбор: с ясными умными глаза, две девушки и юноша, почему-то я решил, что они шли спать после таких же задушевных посиделок... Эйфория держалась почти до полудня: я проснулся непривычно живым: после сна я обычно труп. Сел и внезапно решил не расшифровывать до общепонятного языка слова Веди, а постараться воспринять "живьем". Улыбка угасла к пятой строке. Я напряженно вглядывался в текст, чувствуя, как нейтроны в мозгах скрипят, постанывают, с них сыплется пыль и застаревшие образы, они соединяются в новый узор...
  К концу текста меня трясло, словно в малярийном бреду. Никакого страха, только эта вот нервная дрожь. Я снова лег: решил, что пусть остатки пыли в голове укладываются самостоятельно. Про обещание зайти к Веди тогда я не вспомнил.
  
  Сейчас мне интересно, как она провела тот вечер. Наверное ждала меня, поглядывала на часы, сначала спокойно, ну а потом все больше и больше нервничая... Сначала списала все на опоздание. Через час, наверное, поняла, что я не приду. Да, час, почему-то именно этот период времени был для нее решающим. Что было потом?.. я не знаю. Могу сказать только то, что видел сам...
  
  Проснуться мне удалось около трех ночи. Голова болела, неприятное ощущение чего-то забытого покусывало ухо. Выполз я медленно и устало, как будто не дрых много часов. В зеркале обнаружилась сонная физиономия с кругами под глазами. Степень родства с моей - седьмая вода на киселе. Я лениво потряс тяжелыми чужими мозгами, почему-то расквартированными в моей черепной коробке (узнал исключительно по форме).
  Посмотрел на часы, вздохнул, совсем уже решил сотворить себе пару чашек кофе, и вдруг вспомнил про забытый визит...
  Одевался я, будто шел на рекорд на Олимпийских играх в экзотических видах спорта. Бегом помчался на поздний автобус, коего, естественно не оказалось, вернулся домой, вызвал такси и сгрыз все ногти, пока дождался белой Волги (как сейчас помню номер - 154 К ЛИ). Водитель проворчал что-то, я не разобрал. Дорога тянулась медленно.
  Акации печально шелестят под пепельным ветром. Я все-таки слишком опоздал. Под ноги в темном подъезде попали ступеньки, результат: мужественная царапина чуть ли не до мяса через всю щеку. Позвонил, потом заколошматил в дверь. Реакции - ноль целых, шиш десятых.
  Потянул дверь на себя - открылась. Скрип, похожий на вздох. В прошлый визит сюда я запомнил, где выключатель, стукнул по нему кулаком. Лампы под потолком, галогенки, как на предприятиях, ненормально белый свет. И запах, странный запах, от которого я закашлялся и судорожно раздул ноздри. Позже мне пришло в голову, его назвать: запах неразгаданной и уже умершей тайны. В крохотной прихожей пусто. Я осторожно заглянул в большую комнату. Белые стены отражают резкий свет (ну да, она ж его не включала), засвечивая все, как на неудачном кадре. Резкая прохлада - разбито окно, ветер осторожно прикасается к серебристым волосам. Сначала мне показалось, Веди просто скорчилась в углу и задремала, неудобно вжав голову в плечи. Я подошел, удивляясь неестественному, нарочитому беспорядку. Вперемешку валялись диски, книги, порванные страницы, листы из газет, я осторожно переступил через осколки маленькой вазы причудливой формы, стоявшей в углу. Обернулся, присел, взял в руки: почему-то именно эти осколки подтолкнули меня к пониманию произошедшего... Покрутил в пальцах толстенькое донышко и случайно порезал палец, неглубоко, но больно. Пришлось встряхнуть головой, справиться с нарастающим ужасом и все-таки подойти к девушке. Прикоснулся к плечу - не шевелится. Попробовал ее тряхнуть - и голова неестественно свесилась на грудь, странный угол - такой не может образовать живая, целая человеческая шея. Я не медик, но тут ясно - она не может быть живой. Такая холодная кожа, такая нежная хрупкость косточек, легко прощупывающихся под пальцами. Сначала захотелось заорать, побежать к телефону, позвонить куда-то, но я сидел, медленно поглаживая хрупкую, почти птичью кисть. Приподнял ей голову, прикрыл ладонью полуоткрытые глаза, как видел когда-то в фильме. Понял, что не закрою и отпустил голову, безвольно закачавшуюся на сломанной шее. Говорить, что именно в этот момент во мне что-то перевернулось - банально, пошло, и не соответствует истине. Почему-то не было страшно, хотя до этого смерть я видел только в фильмах, сыгранную талантливо или бездарно, но сыгранную. Я не стал переносить ее. Ясно помню ощущение этой опустевшей оболочки, сдувшегося воздушного шарика. Здесь больше нет напряженной, усталой, острой и умной девушки, с которой я пил чай.
  Что было потом, я просто и обидно не помню. Я не почувствовал удара по голове "тупым тяжелым предметом", фигурировавшим в деле, пополнившем число висяков. Помню тонкое запястье Веди в руке, а потом - только больничную койку и врача.
  
  Сейчас прошел почти год. Я не знаю, кто и за что убил Веди. Я не знаю, кто оставил на моем черепе порядочную вмятину. Я не знаю, зачем кому-то понадобилось это странное существо, хрупкое и умное. Мне не хочется верить, что эта девушка была человеком - это стало бы слишком банально: по утрам я заглядываю в зеркало - и вижу там усталое, бледное лицо с жестким коротеньким ёжиком серебристо-белых волос, и мне хочется думать, что я стал как бы преемником того знания, свет которого заставлял сиять тонкую кожу погибшей девушки.
  У Веди не оказалось никаких родственников - и на аукционе мне удалось получить два бесценных предмета: ее архив бумаг и дисков и ее же "винчестер", тот, что не имеет ни малейшего отношения к огнестрельному оружию. Мне приятно воображать, что это своего рода прощальный подарок. Листы и гигабайты, исписанные ее колючим легким почерком, в основном мысли или зарисовки, странные картинки и музыка. Они хранят дух Веди, тот самый аромат загадки, озона и пыли. Да, я иногда ужасно сентиментален. А еще... да, я нашел там листы с другим почерком. Совсем другим, явно не ее. Вот думаю - может, она так же получила свои знания от кого-то? Что это за цепочка, кто стремится ее оборвать? Сейчас я понимаю все больше и больше, но разгадки не вижу. Но это не навсегда. Теперь у меня появилось хобби - разбирать ее записи и пытаться понять эту странную затворницу. И я понимаю все больше...
  Ах, да - меня почему-то начали раздражать яркие цвета. И почему я не понимал, как прекрасна серебристая гамма?..
  
  ***
  
  Небо, радость и - бездна!
  Но оно не дрогнет
  От агоний молний,
  Время не застынет
  Черной смолой,
  Мертвой листвой,
  Если ты исчезнешь!..
  Маврик "Пусть настанет завтра"
  
  --------------------------
  Послесловие от автора:
  Да, я знаю, что это похоже на отрывок. Мы все желаем хоть в книге найти законченность, когда знаем начало и конец, мы любим искать смысловые части... в жизни же мы видим кусочек целого, несколько страниц, выдранных из книги, абзац, случайно подсмотренный в вагоне метро между станциями... касание неизвестного манит, но нам не поймать его, никогда, никогда... можно лишь постараться рассмотреть побольше, достроить воображением недостающие части - жизнь все равно извернется так, как никому в голову не придет. Помните Конан Дойля: "В этих домах полно таких вещей, которые не придумаем ни я, ни вы, ни один фантаст!"
  Оглянитесь по сторонам. Может, на вашей лестничной клетке живет еще одна Веди?.. коснитесь человека иначе, не так, как привычно - и сколько невероятных историй вы услышите?..
  Можно дописать продолжение. Можно все объяснить. Но я не хочу: это будет нечестно. Ведь касание жизни чарует именно тем, что его не расписать, не уловить, не препарировать до подробностей, и лишь намеки, неполные и избыточные - его суть.
  Естественно, все личности существуют исключительно в мозгу автора, но сильно сомнеаюсь, что кто-то найдет совпадения с действительностью.
  Посвящается Predator`у, сподвигшему меня на это дело, честно читавшему и помогавшему добрым советом и честной критикой.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"