Солнцев Иван Иванович : другие произведения.

Усиливая Боль

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Две разные истории о том, как легко могут слиться воедино мирная обыденность обывателя и безумные проступки жестокого преступника. - Усиливая Боль (роман, снискавший наибольший интерес у прекрасной половины читателей). Она живет жизнью рядового гражданина. Работа, дом, одиночество, интернет. Она смотрит на мир вокруг и поражается его несправедливости, но творит ее сама. Мучается от одиночества, но не дает никому его разрушить. Но есть другая. Соперница во власти над жизнью. И для нее границ нравственности и здравого смысла уже нет. Ей нужна лишь плоть. Ей нужна чужая боль, потому что без нее ей не заглушить свою. - Советчики (рассказ) Кто он - современный гиперпотребитель? Обыватель - мирный, застенчивый, такой типичный и незаметный? Психопат - циничный и помешанный на брендировании жизни? Слабый человек, гордящийся своими слабостями? Один день из жизни концентрированного потребителя - от неловкого проступка до разрешения сложной ситуации.


Иван Солнцев

Усиливая Боль.

0x01 graphic

   ISBN оригинального издания 978-5-4386-0269-9 (выдержка из издания "Усиливая Боль/Советчики", "Свое Издательство", 2014)
  
   Год создания оригинального текста: 2013 (лето-осень)
  
   Год оригинального издания: 2014 (январь)
  
   Дата итоговой редактуры: 04.10.2014.
  
   Ресурс обсуждения (для отзывов): http://www.livelib.ru/book/1000844299
  
   Официальная группа автора: http://vk.com/solntsev_ii - другие книги, отзывы, обсуждения, новости.
   Официальный сайт: http://solntsev.su/
  
  
  
  
  
  
   Две разные истории о том, как легко могут слиться воедино мирная обыденность обывателя и безумные проступки жестокого преступника.
   - Усиливая Боль (роман, снискавший наибольший интерес у прекрасной половины читателей).
Она живет жизнью рядового гражданина. Работа, дом, одиночество, интернет. Она смотрит на мир вокруг и поражается его несправедливости, но творит ее сама. Мучается от одиночества, но не дает никому его разрушить. Но есть другая. Соперница во власти над жизнью. И для нее границ нравственности и здравого смысла уже нет. Ей нужна лишь плоть. Ей нужна чужая боль, потому что без нее ей не заглушить свою.
   - Советчики (рассказ)
   Кто он - современный гиперпотребитель? Обыватель - мирный, застенчивый, такой типичный и незаметный? Психопат - циничный и помешанный на брендировании жизни? Слабый человек, гордящийся своими слабостями? Один день из жизни концентрированного потребителя - от неловкого проступка до разрешения сложной ситуации.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   С благодарностью всем, кто, несмотря на условности, поддержал оригинальное издание. Ваши потрясающие интерес и понимание сделали мой труд осмысленным и изменили мою жизнь. Спасибо, что вы есть.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Все упомянутые ниже в авторской речи, речи персонажей и иных частях текста события, а также имена, фамилии, отчества, названия торговых марок, адреса и иные имена собственные являются вымышленными или случайно подобранными. Любые совпадения с реально существующими лицами, местами и иными названиями и обозначениями, а также совпадения событий в сюжете произведений с реально происходившими событиями совершенно случайны, и автор не несет ответственность за возникающие на почве этих совпадений домыслы.
   Автор не признает за собой безусловное согласие с мнениями и суждениями тех или иных персонажей, в том числе при ведении повествования от первого лица и не осуществляет никаких призывов к тем или иным действиям, а только представляет картину повествования.
   Также автор не считает допустимым повторение в реальной жизни тех или иных негативных (в том числе противозаконных) опытов персонажей и не несет ответственности за субъективное восприятие читателем изложения данных полностью вымышленных событий.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   УСИЛИВАЯ БОЛЬ

She's a fast persuader, out of space
Escalated to elation any place
Girl's got crazy rhythm, she's coming from a stranger place
All wrapped up in music with a star gaze on her face,
she got it

Jamiroquai, "She's A Fast Persuader"

With every promise she's broken
With every lie she's spoken
Her enemy's not far behind

Linkin Park, "Across The Line"

You like to think you're never wrong

You want to act like you're someone

You want someone to hurt like you

You want to share what you've been through

  -- Linkin Park, "Points Of Authority"
   Она прислушивается к щелчку зажигалки, словно в нем содержится некая святая истина, которую она обязана познать. Подносит огонь ближе к лицу, смотрит на него. В ее глазах восхищение, но лицо ее остается каменным. Ей незачем выражать эмоции - она уже осталась этой ночью одна, как и многими ночами прежде. Сеансы связи прекращены. Ноутбук валяется мертвым грузом на углу кровати - приоткрытый, словно выражающий опасение упасть на дорогой паркет комнаты. Зажигалка греется.
   Она прикуривает "нирдош". Она искренне желает бросить курить, и это ее очередная попытка. На какую-то долю секунды она словно бы снова становится собой - той, которая живет днем - дышит, ест, пьет, болтает с коллегами, штудирует документы. Но только из-за тягостного воспоминания о том, что пора бросать. Глубокая затяжка заставляет мурашки выбежать на ее слегка изогнутой спине. Она затягивается еще раз и поглаживает обнаженную, как и все ее тело, грудь. Ощущает маленький, но колючий шрам, появившийся после прошлой ночи. Она не знает, откуда он. Думает, что поранилась во сне, или кот поцарапал. Она устала. Она оставляет недокуренный "нирдош" в пепельнице и зажигает палочку "наг-чампа". Аромат обволакивает ее комнату почти мгновенно, и она ложится на кровать, словно бы кидая вызов самим небесам своей чарующей наготой.
  
   Когда она просыпается, первая ее мысль - у нее нет кота. К черту кота. К черту шрам. Она вдыхает, ощущая резь в легких. Выпускает и снова сажает на цепь острую ненависть к травяным сигаретам. Будильник, орущий назойливой и дребезжащей в висках мелодией "Brainstorm" Arctic Monkeys, становится молотом, летящим к наковальне, на которой лежит ее голова, и для нее наступает пора признать безысходность ситуации. Выключить будильник, нервно прижав изображение кнопки на экране. Сесть на кровати. Сделать усилие, чтобы не лечь обратно, несмотря на жуткую ломоту и слабость во всем теле. Встать.
   Она спит голой пару уже месяцев, и ей это определенно нравится. Поначалу ее смущало то, что сон без одежды порождает повышенную похотливость, укрощение которой ей давалось в последнее время с трудом, но в какой-то момент стало легко и удивительно привычно. Она подходит к окну, смотрит на унылый обыденный пейзаж болезненно, со скрипом пробуждающегося Московского района, дергает ручку стеклопакета, захлопывает его, а затем открывает окно настежь. Все ее тело оказывается под потоком свежего воздуха, и сонливость тактично отступает.
   Чтобы еще немного взбодрить себя, она подходит к высокому зеркалу, встроенному в шкаф-купе. Становится перед ним, сведя ноги и уперев руки в боки. Ей кажется, у нее практически идеальная фигура, и это заставляет ее улыбнуться своему отражению. Она немногим меньше ста восьмидесяти сантиметров ростом, у нее умеренно пухлые, стройные ноги, аккуратно очерченная талия, грудь третьего размера. Ее длинные, на десяток сантиметров ниже плеч темные волосы немного спутаны, но выглядят все также шикарно и элегантно вьются. Иногда ее серо-голубые глаза очаровывают ее саму. Она несколько секунд выгибает перед зеркалом бедра, демонстрируя самой себе плюсы и минусы своей фигуры. Сетует из-за начавшего скапливаться на животе жирка - по крайней мере, ей кажется, что он стал заметнее, а причинами тому она видит злоупотребление мучным и пропуски фитнеса в последние пару недель.
   Шрам на груди уже практически незаметен, но она все равно проводит по нему пальцем, который украшен в меру длинным, аккуратно обточенным ногтем. Хмыкает. Качает головой и идет на кухню ставить кофе. Принимает душ, чистит зубы, наносит защитный крем на руки, лицо, шею. Собирается на работу, проверяя заранее приготовленное содержимое сумки и прикидывая, что одеть.
   Пьет кофе. Она недовольна вкусом, и решение взять стаканчик капучино в забегаловке по дороге рождается само собой. Она рассеянно смотрит на заголовки новостей на "майл.ру" - она читает их по утрам скорее ради развлечения, нежели для дела. Слова склеиваются в единые строчки, и она испуганно отрывает взгляд от монитора. Нажимает на кнопку питания. Закрывает ноутбук. Понимает, что времени впритык. Порывисто выливает кофе в раковину и оставляет кружку на столешнице рядом с немытой со вчерашнего вечера тарелкой с остатками лазаньи, взятой в итальянском ресторане по дороге домой.
   Три щелчка замков оставляют после себя пустую и холодную атмосферу квартиры, наполняемую лишь едва различимым гудением слишком большого для живущей в одиночестве девушки холодильника.
  
   Она элегантно закрывает дверь красного "хендай гетц", нарочито внимательно нажимает кнопку на брелке, разворачивается и идет в сторону офиса. Офис компании, где она работает, представляет собой маленькое трехэтажное здание и располагается относительно недалеко от метро "Пионерская".
   Она каждый день старается не обращать внимания на пошарпаный вид этого старого голубого здания. Каждый раз быстро проходит в двойную дверь, чтобы оказаться окруженной холодным уютом неплохого интерьерного ремонта, нелепо контрастирующего с внешним видом здания. До начала рабочего дня еще десять минут, но она все равно торопится зайти внутрь. Понемногу раскачивающийся день последнего летнего месяца кажется ей слишком удручающим и несущим какую-то опасность. Возможно, думает она, опасность заключается в водителе подъехавшей почти сразу после нее "тойоты короллы" - пареньке из отдела аудита и контроля продаж, который кажется ей чертовски симпатичным, но подойти к которому она считает верхом бесстыдства и снисхождения одновременно.
   Она подводит карту пко магнитному сенсору. На экране рядом с ним высвечиваются ее данные.
   Кошкина Екатерина Ивановна.
   Дальше идет название ее должности, но она старается его не замечать и быстро проходит через открывшийся турникет. Краем глаза замечает сонное, явно похмельное лицо непонятно зачем дежурящего здесь в дневное время охранника.
   Катя не хочет даже думать о том, как называется ее должность. Это сродни некоему суеверию, но для нее важно лишь то, что она знает свои обязанности и работает, чтобы подтверждать свою компетентность и готовность к дальнейшему росту доходов и ответственности. А слишком часто вспоминать, что она руководитель целого направления, хотя и работает по факту лишь с одним постоянным потоком документов, ей совсем ни к чему. Она так считает.
   Она поднимается на второй этаж. Коротко, глотая буквы, здоровается со всеми, кто здоровается с ней. Садится за свой стол. Включает ноутбук. Вздрагивает, когда раздается кажущейся далекой и незнакомой мелодия из "айфона", зарывшегося в ее сумочку. Звонит ее мать, и, как бы Кате ни хотелось поставить на беззвучный режим, она берет трубку. Смартфон кажется сейчас Кате слишком большим, и ей несколько неловко держать его около уха.
   Стандартный треп о том, как дела. Пожелание успешного рабочего дня. Просьба, по возможности, приехать на выходных в гости. Катя приехала в большой город из маленького, спрятанного в глубине Новгородской области, и большого желания ездить в места, с которыми связано так немало неприятных воспоминаний, у нее нет. Ей не хочется видеть мать, капавшую ей на мозги каждую минуту из тех почти двадцати лет жизни, что прошли на исторической родине. Она в глубине души ненавидит отца, который уже теперь, будучи наполовину парализованным из-за приема неврологических лекарств пополам с коньяком, нахваливает ее, тогда как из дома отправлял с проклятьями. Переезд на учебу и последующую работу с дальнейшим окончательным закреплением на месте дал Кате шанс жить полноценной жизнью, и она этим шансом пользовалась, как могла.
   Выжав из себя улыбку, которая должна была уйти в интонацию и сгладить нервный тон прощания, Катя кладет трубку. Аккуратно укладывает "айфон" рядом с ноутбуком. Открывает рабочую почту. Старается сразу прекратить думать о словах матери и о болезненном кашле за ее спиной. Отец умирает от какой-то странной болезни легких, и Катя почему-то думает, что это рак и что связан он с постоянным курением "союз-аполлона". Катя бросает курить, хотя легкий "кент" в ее понимании все еще безопаснее "беломорканала" или "альянса". Уходит с головой в чтение груды новых писем от клиентов. Работает.
   После обеда она не может не выйти со всеми перекурить. Смотрит на пока еще ясное, несмотря на напряженную атмосферу, небо. Думает о том, что скоро похолодает, да и уже сейчас не так тепло, как хотелось бы. Думает о том, что лето прошло незаметно - не в последнюю очередь - благодаря тому, что почти все три месяца она была одинока. Не в плане дружбы - благо, друзья ей помогли немного развеяться, но видеться с ними слишком часто не удавалось, а искать дружественных отношений в своем коллективе Катя оказалась не готова. На перекуре она в очередной раз ловит себя на мысли, что все личные разговоры ее коллег женского пола сводятся к тому, кто и где купил какую шмотку или косметику, как кидают нищебродин в дорогих меховых салонах, выдавая им тур с шубой, и, конечно, кто, с кем и при каких обстоятельствах перетрахнулся. В который раз за последние недели Катю посещает искренне презрение к этим людям. Раньше ей было комфортно в компании кое-кого из парней, работавших под боком, но на перекур из них почти никто не ходит, потому как курение среди мужчин уже быстро выходит из моды, а в другое время она просто ни с кем поболтать не успевает. Катя затягивается короткой темно-зеленой палочкой "нирдош" и прикидывает в уме сумму, которая должна приземлиться на ее счет и ту, которая должна попасть в ее руки в конверте. Суммарное значение ее успокаивает, как и мягкий, невесомый и оставляющий специфический травяной привкус дым. Она думает о цвете туфель на завтра. О том, зачем покупать Nokia Vertu, если в ней нет даже камеры. О том, сколько лет прожила самая старая кошка.
   Бросает окурок в урну, но попадает на бордюр.
   Работает дальше.
  
   Катя задумчиво дожевывает последний кусочек сыра из греческого салата. Смотрит на монитор, на котором воспроизводится видео с сайта новостей. Одиннадцать помятых "фурой" машин - у некоторых задраны капоты, у некоторых только выбиты стекла. Запивает съеденное клюквенным морсом. Уносит на кухню посуду и ставит кофеварку на режим "капучино". Садится за ноутбук. Этот вечер вряд ли принесет что-то новое, думает Катя. Поэтому и желания кому-то звонить и навязываться, у нее нет, несмотря на гнетущее чувство одиночества. Она ни с кем не встречается, и уже довольно давно не общалась с подругами и институтскими друзьями. Раньше так бывало, когда ей жутко не хватало времени из-за занятости. Теперь ей просто больно от одной мысли, что придется делать хорошую мину, чтобы не ударить в грязь лицом перед подругами, которые будут хвастаться своей личной жизнью. Она хочет думать, что это пройдет, и нужно просто переждать этот период, а потому снова заходит в "экзист-чат", скрупулезно набирает вручную логин и пароль и нажимает на уродливой формы кнопку "Войти".
   "Экзист-чат" работает с помощью установленного на компьютер приложения, как и его сородичи - "скайп" сотоварищи. Но он появился относительно недавно и предложил неплохой сервер обмена сообщениями со строгой политикой администрирования и системой защиты от ботов и спама, значительно опередившей аналогичные средства из арсенала "майл.ру" и прочих гигантов. Поэтому Катя вечерами зависает в "экзисте". Когда она случайно проболталась о нем одному приятелю, с которым курила около офиса, когда он заезжал по делу, он с усмешкой предположил, что она имеет в виду интернет-магазин запчастей, и после этого ей почему-то расхотелось с кем-либо обсуждать эту тему. Глядя на себя - обнаженную, стройную, умную, - в полноразмерное зеркало, Катя задает себе вопрос - что она делает в интернет-чате, в каком-то месседжере - в месте, предназначенном либо для работы, либо для неудачников, у которых в жизни все не так, как им хотелось бы, и которым нужна эмоциональная отдача? Тут же отвечает себе самой, что она плавно входит в круг вторых. Отворачивается от своего отражения. Садится в кресло. Отвечает на новый запрос.
   "Экзист", думает Катя, со всей его удачной программной конструкцией, подает большие надежды, в первую очередь, страждущим знакомств парням, и в особенности - нытикам-неудачникам, неспособным подойти к девушке и познакомиться с ней где-нибудь в обычной, реальной жизни. Это всегда относилось ко всем социальным сетям, месседжерам, чатам, форумам знакомств и так далее. Вот только "экзист" работает намного лучше большинства из них, и обещает этим самым когда-то стать платным, но Катю это не сильно волнует, потому что, не принеси ей успеха общение с его помощью сейчас, она готова пользоваться им и дальше до какого-то там победного конца. Она признает этот факт, и это признание становится большим шагом в понимании ей самой себя, в открытии самой себе своих же слабостей. Она не наслаждается одиночеством. Она отвечает на приветствие симпатичного светловолосого паренька, которого здесь, по идее, и быть не должно, и начинает беседу с ним.
   Пока идет беседа, Катя продолжает почитывать новости в Интернете. Серьезно задумывается, прочитав короткую статью о том, как девушку увезли на "скорой" с кровотечением из половых губ после того, как ее укусил кот, которого она в хлам напоила валерьянкой, чтобы заставить его лизать ее клитор.
   Машинально поглаживает шрам на груди. Надеется, что он скоро исчезнет вовсе.
   Читает заголовки - один интереснее другого.
   "Сын директора "СуперКарго" найден с перерезанным горлом у себя в квартире"
   "В Эстонии предложили обложить налогом проституток"
   "Полиция задержала в Москве 1200 нелегалов"
   "Глава "Аль-Каеды" обозвал уродом лидера "Хизбаллы".
   "Египетские исламисты призывают к новым многомиллионным маршам"
   Мир кипит, бурлит, впадает в истерику от разнообразия мотиваций тех, кто в нем живет. А Катя неторопливо отпивает из чашки горячий кофе. Она убеждает себя, что сейчас она, по крайней мере, не усложняет себе жизнь какими-либо отношениями, и это можно считать преимуществом ее положения, хотя и временным. Ведь, вздыхает она, рано или поздно, опять начнется вся эта возня - отношения, секс, взаимный контроль, недоверие...
   Катя подумывает сходить в кино, прикидывает, кого бы из еще доступных знакомых взять с собой, потому что одной ей в кино всегда скучно. Изучает репертуар на сайте "Мираж Синема". Заинтересовывается названием "Иллюзия обмана", которое выглядит вполне себе псевдоинтеллектуально, в ее вкусе. Читает описание. Сомневается. Откладывает вопрос на потом. Задумывается о том, что кино пошло все скучнее и однообразнее. Включает музыку. Подкалывает в ходе беседы настойчиво болтающего с ней паренька - аккуратно, без лишней наглости, чтобы раззадорить. Ощущает прилив азарта, подъем интереса к персоне, единственным достоверным источником знаний о которой, по сути, являются буквы слов, которые предстают перед ней всякий раз, когда появляется уведомление о новом сообщении. Обманом может быть все - анкетные данные, фотография и прочее, но вот то, что говорит человек - неважно, правда это или ложь, - становится отображением его сущности, хочет он того или нет. Даже если образ, создаваемый им, не имеет ничего общего с реальным, он открывает одну из своих сущностей. Ну, а так как у большинства обычных людей их - одна, максимум - две, то все обманы обычно недорого стоят в плане создания впечатления. По крайней мере, Кате кажется, что она уже распознает большую часть типичных махинаций любителей знакомиться в интернете.
   Катя с сожалением замечает, что последний интересный парень - темноволосый хулиган Саша, почему-то ушел со связи, хотя обещал, что напишет этим вечером и просил скинуть номер. Номер телефона Катя не дает принципиально, до момента понимания того, что с человеком в реальной жизни вообще можно иметь дело. Она готова утрудить себя постановкой надоедливой персоны в "черный список" месседжера, но не желает менять номер из-за какого-нибудь идиота, считающего, что его резко вспыхнувшая любовь сможет сломать все границы, в том числе - полнейшее отвращение к нему ее жертвы.
   Катя в очередной раз отводит немного уставшие глаза от монитора, на котором, помимо всего прочего, отображается индикация набора собеседником ответа. Закрывает глаза и делает гимнастику для глазных яблок - вращает их по часовой и против часовой стрелки, водит вверх и вниз. Открывает и озирается вокруг. Ей определенно нравится то, что получилось из этой квартиры. Она досталась ей в наследство от жившей всю жизнь здесь двоюродной бабушки - как ни печально, но именно в момент, когда Катя задумалась об ипотеке, бабушка скончалась. С того момента у Кати не осталось в городе ни одного родственника, зато в ее собственности, согласно завещания, осталась двухкомнатная квартира, отделанная в лучших советских традициях. Катя сделала из нее современное жилище с навесными потолками, качественным паркетом, строгого рисунка виниловыми обоями, стеклопакетами и мебелью из "икеа" - обошлось это ей в солидную сумму, но результат всецело оправдал ожидания. Она думает о том, обращала бы она внимание на великолепие ее хором, будь она здесь не одна. Хотя бы с котом, которого нет. Впрочем, она не хотела бы идти на компромисс в виде кота. Тем более, что у нее все равно никогда нет под рукой валерьянки. Хотя, есть "ново-пассит", который она активно пила в один из недавних периодов жизни.
   "Знаешь, а давай тогда уж встретимся, что ли - иначе мои утверждения выглядят голословными"
   Светловолосый паренек немного косноязычен, но это не так уж страшно, думает Катя. Она отвечает, что ей надо подумать и просит предложить конкретные варианты свидания. Разумеется, чтобы удивить ее оригинальностью.
   Пока собеседник нервно изобретает нечто невообразимо увлекательное, варианты чего Катя уже видит прямо перед собой, на мониторе прокручивается новостная лента "вконтакте". Катя натыкается на длинную статью из группы, на которую она давно подписана и в которой публикуют обычно всякие жуткие вещи - убийства, глупые смерти, уродства. Читая текст, Катя понемногу ощущает, как ее глаза округляются сами собой - то ли от любопытства, то ли от шока. В статье рассказывается о мужчине - водителе "газели" из Тверской области, который разделался со своей женой весьма оригинальным способом - услышав заявление об уходе благоверной к местному бизнесмену Ахмеду, от которого она, как оказалось, уже беременна, мужчина немного расстроился и решил откорректировать планы своей любимой. Сделал он это, как следует ее поколотив, отрезав несколько пальцев бокорезами и зашив металлической нитью ее влагалище. После этого он вспомнил о том, что у него в запаснике есть соляная кислота, и плеснул самую малость в нижнюю часть живота женщины. Потом разнервничался и вызвал скорую, которая уже не успела ничем помочь. Катя машинально перематывает новостную ленту дальше. У нее странное чувство после прочтения этой статьи. С одной стороны, ей противно даже представлять, как этот человек мог так поступить с той, кого любил. С другой, ее посещает легкое возбуждение от мысли о том, какая интрига таилась в жизни этой женщины - для уровня областных деревень регулярные измены мужу с бизнесменом местного пошиба, вероятно, были верхом авантюризма. Катя криво усмехается. Отпивает немного остывший кофе. Пытается наслаждаться вкусом, но ей хочется выплюнуть выпитое. Собеседник пишет что-то несвязное, потом просто предлагает сходить в театр - видимо, ему кто-то это посоветовал, как оригинальный способ ухаживания. Катя с усмешкой думает о том, как наивны люди, считающие, что в нынешнее время приглашение не в бар, не на прогулку и даже не в кино, а в целый театр так сильно контрастирует с циничной жестокостью окружающего мира, что у девушки, приглашенной в театр, от романтизма ее ухажера должны мигом намокнуть трусики. Снисходительно принимает приглашение, обещает завтра сообщить, в какой день и какое время будет готова.
   Катя замечает, что ей сейчас, как ни странно, больше хотелось бы получить какое-нибудь примитивное вульгарное приглашение встретиться, погулять, выпить - гораздо больше, чем элегантное приглашение на культурное мероприятие. Сейчас ей хотелось бы увидеть рядом с собой волевого мужчину с легким сарказмом в речи, немного грубоватого, но знающего толк в подаче нежности. Ей не хочется иметь дело с типичным офисным псевдоинтеллектуалом ее же пошиба. Ей хочется живого общения. Новых впечатлений. Нового секса. Хоть что-нибудь из этого.
   Она успела отвыкнуть от постоянства личных отношений. Последнее ее расставание произошло почти полгода назад. Она была просто вынуждена выгнать того парня из своей жизни. Какое-то время она жутко мучила себя сомнениями в том, что это расставание того стоило. Долго пила по вечерам "уайт хорс", красное вино или просто "российское" шампанское, пытаясь стереть тот кусок эмоциональной памяти, наличие которого заставляло ее чувствовать вину, ощущать удушье и плакать по ночам. В какой-то момент даже попросила одного приятеля достать кокаина, потому что знала, что тот знаком с какими-то барыгами. Попробовала. Ей очень даже понравилось, вот только приятель, употреблявший вместе с ней, попытался тогда развести ее на секс, вследствие чего был вытурен из ее квартиры. Настроение он ей тогда испортил, но не сильно.
   Дальнейшая ее личная жизнь складывалась как-то странно. Ей не хотелось заниматься сексом с кем ни попадя, но и теплых, длительных отношений ни с кем не складывалось. Она дважды, пообщавшись чуть меньше месяца с новым ухажером, ложилась с ним в постель, но в обоих случаях оказывалось, что этот человек ей совершено не подходил, и ей было противно дальнейшее с ним общение. Не то, чтобы те оба парня были импотентами или извращенцами - просто с ними совершенно ничего не сложилось, и Катя старательно ретушировала в памяти воспоминания о том, как она с удовольствием - на тот момент, - отдавалась кому-то без любви и вообще без каких-либо стойких чувств к этому человеку.
  
   Девушка аккуратно проводит пальцем по животу, спускается к лобку и немного натягивает кожу, ощущая под пальцами бритый неделю назад и уже немного отросший волосяной покров. Отпускает. Ощущает экстатический прилив и тут же теряет его. Треплет за волосы парня, голова который утопает в ее промежности. Треплет агрессивно, не без раздражения.
   Парень мертвецки пьян, но считает своим долгом сделать девушке приятно. Очень старательно, со всей присущей ему самоотдачей он делает кунилингус, но выходит у него довольно посредственно. Иногда он теряет языком клитор, начинает рыскать среди половых губ, ловит соленый специфический вкус смазки, истекающей из влагалища девушки, но ее это раздражает, и она только и ждет того, чтобы он вернулся к клитору - набухшему и, кажется, почти готовому дать сигнал к проведению через все тело девушки оргазма.
   Парень держит неплохой темп, но безнадежно промахивается. Девушка внутренне возмущается тому факту, что многие мужчины считают достаточным чуть ли не коснуться клитора для того, чтобы девушке стало божественно приятно, и она кончила. Она прикидывает, что, если бы она делала пареньку минет в таком же стиле, то кончил бы он примерно к Новому году или к следующему Дню рождения.
   Тем не менее, даже случайные удачные маневры парня приводят к результату, и девушка ощущает, как волна оргазма накрывает ее, и он умудряется поймать этот момент и сильнее втирается языком в ее клитор. Она хватает его за голову руками, сжимает ноги крепче, зажимая его лицо, не считаясь с тем, насколько это должно быть болезненно и нарочито высоко поднимает бедра. Парень же не обращает внимания на дискомфорт, он полон экзальтированной гордости за свой подвиг и уже медленно, основательно прижимает вялый язык к половым губам девушки, покрытым влагалищными соками. Спустя несколько секунд он ощущает легкую резь в горле. Его ощущения размыты и неестественны. Влагалищные соки поступают ему в рот, но там и без того уже влажно. Его член, как ему кажется, готов извергнуться без единого прикосновения. Резь в горле усиливается. Парень захлебывается теплой жидкостью, ощущает, что нечем дышать, ощущает странное давление где-то в бронхах. Чувствует онемение, начинает судорожно трясти головой, но ноги девушки его не отпускают, а ее руки уже давно оторвались от его кудрявой черной шевелюры, и левая безвольно лежит на кровати со сжатым кулаком, а в ладони правой сжат солидного вида хлебный нож с отверстиями и крупно зазубренным лезвием.
   Парень недолго конвульсирует, пытается кричать, но ярко-красный, свежий теплый поток заливает его попытки, как и ковер, на котором он расположился и постель, на которой все еще лежит откинувшая лицо в сторону в экстазе девушка. Когда поток ослабляется, парень замирает, и девушка разжимает ноги, щедро залитые кровью.
   Она с усмешкой замечает, что картинка на ее теле ниже пояса смахивает на первые месячные у девочки из глухой деревни, где нет прокладок и даже пеленок.
   Идет в душ. Моется.
   Вытирается насухо.
   С улыбкой смотрит на тело и облизывает губы кончиком языка.
   Проверяет сумочку. Снимает, наконец, тонкие хирургические перчатки, которые не мог заметить лежащий в темнеющей бордовой луже паренек, но благодаря которым в квартире не будет лишних отпечатков тонких, увенчанных ярко-красным лаком пальчиков гостьи. Прячет их в боковое отделение.
   Захлопывает за собой дверь.
   Сбегает по лестнице.
   Исчезает.
  
   Пятно света расползается на весь мир, и Катя вскакивает, одновременно быстро моргая. Приглушенное диммером освещение комнаты кажется ей огнем из котла ада, и она заставляет себя быстро встать и выключить свет, потому что пульт, который позволил бы ей не вставать для этого, она потеряла невесть где еще неделю назад.
   Ноутбук включен, и Катя, полежав, тяжело дыша, пару минут, обращает свой взор к безразлично светящемуся в утреннем сумраке экрану. Понимает, что уснула, утомившись, где-то около двух ночи, судя по последним сообщениям. Разговор завис где-то на полпути, и, в общем-то, кроме обмена гастрономическими пристрастиями и обещания уточнить дату похода в театр, ни к чему так и не привел. Катя припоминает, что паренек ей пришелся в целом по душе, но было в нем, все-таки, что-то отталкивающее, возможно, лживое, что ставило под вопрос его шансы заполучить ее в постели. Катя давно решила больше не вступать в случайные связи, секс в которых не приносит ей практически никакого удовлетворения. Особенно - с учетом того, что плейбои, предпочитающие долгим ухаживаниям стремительный секс, считают своим долгом произвести впечатление на девушку исключительно мощью своего полового члена, а Катю трудно с первого раза впечатлить даже выдающемуся таланту. Она давно обнаружила, что качественный вагинальный оргазм с совершенно новым, незнакомым партнером для нее возможен примерно настолько же, насколько познание таблицы умножения шиншиллой.
   Немного потерев глаза, Катя обнаруживает, что на часах ноутбука шесть-двадцать три, а это дает ей шанс подремать еще минут двадцать, прежде чем начать готовиться к очередному выходу на работу. Плюхается на кровать.
   Она давно не ощущает себя выспавшейся, даже по выходным, когда времени на это хватает. Она поздно ложится, оправдывая себя сломанным жизненными обстоятельствами графиком. Уточнять обстоятельства она не утруждается даже для самой себя, но зато четко осознает, что наверняка ложилась бы раньше, если бы в ее постели уже поджидал ее любимый, нежный, единственный. Просыпается она, как правило, всегда в промежутке между половиной седьмого и семью, редко дожидаясь будильника на семь ровно.
   Задремать не удается, и после десяти минут безуспешных попыток ненадолго расслабиться, Катя открывает глаза, говорит потолку "Подъем" и уходит в ванную. С утра она принимает контрастный или обычный, теплый душ - под настроение. На этот раз предпочитает обычный, потому что сон с нее и так свалился. Катя завтракает киви, апельсином и яблоком и пьет кофе. На этот раз вкус ее устраивает, и она предпочитает немного посидеть в задумчивом полумраке комнаты, стараясь уловить каждое мгновение растущего где-то за горизонтом рассвета, каждый миг преображения вселенной из мира тьмы и забвения в мир света и благоденствия. Она хочет верить, что новый день принесет ей новые открытия, возможно, откроет новые горизонты. Хочет, но не верит. Осознает, что день все также будет наполнен оформлением документов, телефонными звонками, получением настойчивых указаний от директора, толчеей на дороге и прочими совершенно бесподобными и неповторимыми вещами, почему-то стройно перетекающими в своей уникальности из одного дня в другой - вечно, беспросветно, циклически. По крайней мере, Кате кажется именно так.
   Катя закрывает квартиру, почему-то особенно внимательно прислушиваясь к щелчку замка. Спускается с девятого этажа на угрожающе скрипящем лифте "Могилевлифтмаша". На улице она неожиданно для самой себя поднимает глаза вверх и обнаруживает, что уже сейчас, в восемь утра едва разогретое солнцем небо выглядит на редкость выразительно, словно гигантский рекламный плакат то ли уже готовой войти в свои права осени, то ли напоминающего о своем обязательном возвращении лета. Небо поразительно яркое, сочно-голубого цвета, украшенное множественными переливающимися друг в друга цветами и оттенками облаков - серым, белым, кремовым. Это здорово контрастирует с серостью и убогостью пейзажа обычного питерского двора, и Катя несколько огорченно возвращает взгляд вниз. Освещение мира вокруг являет собой нечто странное - свет словно бы спускается к земле слоями, и это услаждает взор Кати. Она ощущает прилив сил, но как только садится в машину, откидывается на сиденье и тяжело выдыхает, словно бы уже проделала путь через город, область и снова только вернулась домой.
   Понимает, что ехать в тишине, под урчание двигателя не сможет, а потому включает магнитолу, выбирает радио и останавливает поиск на волне "Радио Рекорд" - бодрые, танцевальные и лишенные, в основном, сколько-нибудь явного смысла треки ей нужны, как никогда. Катя слушает разную музыку, не зацикливаясь на жанрах, но термин "меломан" ей режет слух, и на вопрос о музыкальных предпочтениях она предпочитает просто говорить, что любит во всем разнообразие. В случае с интернет-знакомствами такой ответ еще и дает явный намек на развращенность собеседницы, а потому является неплохой лакмусовой бумажкой для вычисления наиболее озабоченных собеседников - после такой реплики, как заметила Катя, именно эти личности начинают понемногу делиться своими сексуальными фантазиями и предлагать то или иное "разнообразие". Однако именно такие щедрые на фантазии деятели попадают в катин "черный список" первыми, потому что в их сексуальном бессилии и девиантности она уверена почти сразу, стоит лишь прозвучать первым ноткам песен о том, как знакомый ей около получаса герой "вылизал бы киску", "вставил член резко и больно" или попросту "оттрахал бы в рот, ты же любишь такое, наверное?"
   На перекрестке Катя становится на поворот налево, и когда она, пропустив встречный поток, приступает к завершению маневра, слева невесть откуда выскальзывает синий "сузуки свифт" и занимает законное место Кати в левой полосе, едва не оставляя при этом отметину своей краски на левом переднем крыле "гетца".
   Катя ощущает прилив ярости и ненависти к девице в белой майке и темных очках, которую она успела разглядеть за рулем "свифта". Вдавливает акселератор на второй передаче, хочет догнать обидчицу и ответить чем-то подобным.
   - Тупая тварь! Овца!
   Немного не дотянув до "свифта", Катя осознает, что эти слова произнесла она сама Одеревеневшей ногой выжимает сцепление и переключается сразу на четвертую, потому что развитая скорость это позволяет. Потирает ладонью круглую рукоятку рычага. Перестраивается вправо и старается забыть о "свифте", повторяя про себя "Пусть этой твари тоже повезет. Дай дураку дорогу. Будь умней". Эти аргументы могут со стороны казаться железными, но легче от них Кате не становится.
   Когда она выключает двигатель во дворе рядом с офисом, ее руки трясутся, и ей начинает жутко хотеться спать.
  
   - Кать, я не смогла дозвониться до Семенова из "Аттики", поэтому оставила тебе документы по нему. Разберешься?
   Смысл прилетевшей словно бы из параллельного мира фразы бухгалтерши Насти доходит до Кати только спустя несколько секунд после того, как та, мило улыбнувшись и ткнув пальчиком с вычурно нарощенным синим ногтем в тоненькую стопку документов, отходит от катиного рабочего стола. Но и после этого Катя лишь безвольно кивает самой себе и мысленно отодвигает "Аттику", Семенова и трудности бухгалтерши на последний день, куда-нибудь ближе к Страшному суду. Она знает, что нерешенный Настей вопрос все равно уйдет челноком на стол бухгалтерши, пусть это даже будет стоить не одного визита к директору. Катя уже отвыкла от того, что ей пытаются слить как можно больше работы. Выросла из этого, наработав определенную базу и получив последнее повышение. Когда-то - не так уж давно, - в ее жизни был период, когда она испытывала жуткую ненависть ко всей офисной технике и всему офисному антуражу - к компьютерам, ноутбукам, принтерам, факсам, даже стационарным телефонам. Даже дома ей трудно было усесться за ноутбук, чтобы что-то поделать, а все это - благодаря довольно длительному периоду смешения стресса от проблем в личной жизни и регулярных переработок, в том числе - сидений по ночам за документацией по сделкам, которые были запланированы на девять-десять утра следующего дня и которые ну никак нельзя было упустить. Катя с содроганием вспоминает тот период, когда истерика и кратковременные приступы паники были для нее регулярными явлениями; когда она пила "ново-пассит" и надеялась на лучшее, а лучшего все было не видать. Потом ситуация немного изменилась, поток спал, обороты проводимых сделок стабилизировались, и Катю даже отблагодарили за выдержку приличным бонусом, но осадок от пережитого остался. Со временем затерся и он, и сейчас наиболее точным определением отношения Кати к работе стало технически обеспеченное безразличие. С механистической точностью она обрабатывала документы, говорила нужные слова нужным людям, смеялась там, где того требовал этикет и серьезно кивала там, где требовалось укрепить чье-то самомнение. Она не старается заняться сублимацией личной жизни в работе - такой замены ей совершенно не хочется, как и не хотелось, тем более, что в какой-то степени за длительный период провалов в личной жизни ответственной она считает именно работу.
   "...и она его, кстати, в ЗАГС привела..."
   "...да плюнь ты на них, уважай себя..."
   "...ой, девочки, а не пора ли нам кофейку под сигаретку?.."
   Катя кожей чувствует омерзение от реплик соседок и соседей по массивному, гудящему вентиляторами ноутбуков и сетевым принтером кабинету. Она почти уверена, что ее не самый ухоженный - на ее взгляд, - вид уже вызвал массу слухов и пересудов, звучащих там, где ее нет. Она знает, что такие вещи в этом коллективе зарождаются быстро, и, увы, зачастую даже мужчины умудряются распространить какой-нибудь домысел быстрее женщин. Но нежная половина коллектива вызывает у Кати особое недоверие.
   Помимо обычных новостей, регулярной темой внутри этой части коллектива становятся всяческие примочки и лайфхаки для особо одаренных. И здесь - кто на что горазд и у кого сколько зарабатывает муж и/или любовник. Отсасывание жира с помощью микроволновки, выпаривание целлюлита утюгом, клизмы чаем с лимоном, и конечно, уколы всяческими составами для омоложения кожи и улучшения метаболизма по цене небольшой атомной бомбы каждый. Все это - ради того, чтобы не заниматься спортом и не питаться нормально. Катя вспоминает про пропущенный снова фитнес и тихо хныкает сама с собой, но тут же возвращается к документам по сопровождению продажи крупной партии компьютерных комплектующих. Снова ощущает сонливость. Идет за кофе к уставшей на вид офисной кофеварке. По возвращению обнаруживает, что наступает время обеда. Достает из сумочки "нирдош" и спички. Забирает кофе. Выходит из кабинета, а затем и из здания. Курит. Болтает о чем-то несвязном и самой ей не очень понятном с приятным на вид, но совершенно незнакомым ей мальчиком из отдела продаж по имени Рома.
   "...рост темпов...когда я приехал из Новгорода...морские ежи...новый "ягуар" ужасен... "Top Gear" могут прикрыть... бросать курить вреднее, чем курить..."
   Катя ошеломлена количеством тем, которые умудрился связать воедино Рома. Уже после перерыва, предпочтя нормальному обеду травяные сигареты, кофе и по неизвестной причине врученное ей коллегой с этажа зеленое яблоко, Катя понимает, что Рома, помимо всего прочего, явно осуществил активную попытку деликатного, интеллектуального флирта, а она даже не удосужилась его поддержать. Немного жалеет, но подходить к нему сама в дальнейшем даже не думает. Еще чего не хватало.
   Ближе к вечеру, умывая руки и лицо в офисном туалете, Катя снова прикасается к груди - там, где еще недавно красовался небольшой шрам. Сейчас она примерно прикидывает, откуда он мог взяться, отбрасывая версию с несуществующим котом. Припоминает, что она на днях заболталась с одной знакомой по "скайпу" и умудрилась по рассеянности открыть и отпустить уже нагретый выпрямитель для волос из рук, а тот успел долететь до ее тела и прикоснуться краешком нагретой поверхности, но тогда она почему-то этого не заметила. Ей эта версия кажется наиболее правдоподобной, и форма шрама ей соответствует. Она плескает в лицо холодной водой, вытирает его салфетками, восстанавливает смытую тушь и добавляет немного нежно-алой помады. Чувствует себя готовой к завершению рабочего дня.
   Напоследок, из уст зашедшего на минутку коммерческого директора звучит сообщение о том, что на следующей неделе компания устраивает очередное мероприятие выездного типа для сотрудников на два дня, и приглашены все. Это подразумевает, что отказаться не получится - как и от банального возлияния в компании начальствующих персон на "корпоративах" местного значения. Катя ощущает теплую волну, ударившую в лицо. Ее жутко раздражает этот мотив безысходности. Меньше всего ей хотелось бы сейчас отправиться в алкогольно-пейнтбольный трип за город со столь милым ее сердцу коллективом. Поддержание корпоративного духа вообще стало в последние месяцы для нее делом еще более изматывающим, нежели сама работа. Дежурные улыбки стали увесистее, лизание нагретых и разжиревших на паразитном, по своей сути, бизнес-посредничестве задниц начальников все менее приятным. Лживая атмосфера дружелюбия, создаваемая на корпоративных выездах перестала входить в рамки ее терпимости. Катя уже придумывает способ избежать поездки и готова ради этого отложить решение некоторых рабочих вопросов, потому что даже перспектива просидеть одной в офисе за работой видится ей более приятной, нежели возможность уехать за город с компанией готовых накачаться в хлам коллег и готовых самодовольно за этим наблюдать их начальников, бюджеты настоящего отдыха каждого из которых значительно выше суммарного счета за все, что могут съесть, выпить и проиграть все их подчиненные.
   Почти в самом конце рабочего дня Катя вроде как случайно присоединяется к беседе, начавшейся за соседним столом. Робко высказывается на текущую тему и получает поддержку местного сообщества. Чувствует мерзкую гордость за соответствие хорошему тону коллектива. Суть беседы сводится к тому, что "Ольгинские ветераны" нынче рассматриваются как герои нации, потому как безобидны и бесполезны, а человек, который спас от изнасилования дагестанцем молодую девушку, оказывается за решеткой по причине причинения тяжких увечий ни в чем не повинному - не успевшему провиниться, - прохожему. Катя высказывается снова - на этот раз - насчет меры справедливости в демократическом обществе, - и теперь уже ловит на себе заинтересованный и даже уважительный взгляд вернувшегося под эту болтовню, чтобы призвать всех освободить рабочие места, молодого коммерческого директора. Катя ловит себя на мысли, что ей, несмотря на ее уверенно формирующееся презрение к коллективу, чертовски приятно, когда представители этого коллектива делают ей комплименты - вслух или молча - уже неважно. Понимает, что это делает ее зависимой от чужого мнения. Смущается. Выключает ноутбук и готовится уйти с работы. Чувствует прилив усталости. Снова начинает клевать носом.
   Сев в машину, она включает воспроизведение с USB, перематывает колесиком альбомы и находит "Rock Dust Light Star" 2010 года от Jamiroquai. Думает, какой трек бы выбрать и выбирает, в итоге, восьмой, She's A Fast Persuader. Под чарующие, разлетающиеся по салону "гетца" ноты вступления заводит машину и начинает отъезжать с парковки. Катя готова признать, что у нее странный музыкальный вкус. Она слушает по радио, в основном, полные прямого бита и однообразных петель треки из области хаус, дип-хаус, транс и так далее, но на ее электронных носителях - Arctic Monkeys, Jamiroquai и прочие оригинальные исполнители из области инди, фанка и других жанров, достаточно резонансно отличающихся от ассортимента "Радио Рекорд". Кате просто нравится такой контраст.
   Кате когда-то говорили, что ей проще было бы добираться с работы домой и наоборот посредством метро, потому что это, дескать, был бы прямой путь по одной ветке, а так она выливает на асфальт бензина на пол-зарплаты. Катя на такие замечания улыбалась и отвечала, что каждому - свое, а про себя думала, что говорящий явно плохо осведомлен о размере ее зарплаты, если считает, что она страдает от эксплуатационных расходов на "гетц". Безусловно, путь через "петроградку", Каменный остров, Каменоостровский, Троицкий мост, Садовую улицу на Московский проспект всегда был тернист и часто радовал обильными пробками, но Кате всегда было необходимо ощущение защищенности, ощущение нахождения внутри своего мирка, некоего континуума с границами, плотно удерживаемыми дверными замками. Ее пугает агрессивная внешняя среда. Так было всегда, когда она ощущала себя одинокой и покинутой, и так есть сейчас, когда больше некому, кроме нее самой, защитить ее от агрессии, которая всегда таится в толпе вокруг. Треки меняются один за другим, правая рука Кати уже на чистейшем автоматизме переключает передачи, а левая лениво подруливает. Катя думает о качестве "наг-чампа" из "Сандалового Дома". О деньгах, которые угрохали на строительство "Галереи" на Восстания. О часах, которые там стояли и считали время назад до открытия. Время, отсчитываемое назад, безоговорочно, безвозвратно исчезает - эта мысль, без следствий и трактовок, сама по себе немного шокирует Катю, и она едва не опаздывает выжать сцепление и вдавить тормоз на очередном светофоре. Останавливается рывком в считанных сантиметрах от бампера впередистоящего черного "ауди".
   Катя подумывает о том, что за рулем новенького, блестящего "A5", наверняка, сидит какой-нибудь молодой или не очень молодой парень, делающий дело или пользующийся наследным капиталом. Парень, возможно, неженатый и открытый для контактов. Но этот парень не сможет ей дать ничего, кроме типичных ухаживаний и секса, а этим Катя уже, вроде как, наелась. С другой стороны, ей этого не хватает, но признаться в возможности снова окунуться в легкомыслие она не готова даже себе самой. Грубый звуковой сигнал, который посылает сзади "фольксваген транспортер", возвещает Катю о том, что пора двигаться. Она приказывает себе сосредоточиться на дороге и, включив первую, резво, долю секунды пошлифовав колеса об асфальт, уходит вслед за уже отдалившимся "ауди".
   Переключает на другой альбом. На этот раз The Fall от Gorillaz - на ритмичность и спокойствие трека Revolving Doors Катя возлагает искрение надежды в спасении ее внимания от странных, смешанных мыслей, понемногу роящихся в ее голове и заслоняющих реальность. Она перестраивается во второй ряд и подумывает вовсе сместиться в правый, но там жуткая толчея, и это ее слишком раздражает.
   "There are doors that open by themselves. There are sliding doors. And there are secret doors"
   Заунывное пение солиста немного отвлекает Катю от болтовни странных мыслей в ее голове - мыслей бесформенных, сплетенных между собой, кажущихся чужими. Она плавно останавливает машину и слышит глухой удар, сопровождающийся кратковременным визгом шин.
   - Прекрасно, блин!
   Впереди, у самого светофора черный "нисан микра" аккуратно вписывается в заднюю часть белого "вольво 850", и полоса понемногу перекочевывает влево, потому что справа все слишком плотно, и озлобленные лица водителей в ряду не говорят ничего хорошего. Улучив момент, Катя дает волю негативу, успевшему скопиться за время медленного продвижении по светофорам и делает рывок, не дожидаясь стоящих впереди с "поворотниками" участников движения. Прорезает своим маневром сразу две полосы и, переключив на вторую, снова утапливает газ, устремляясь по левой полосе вперед, ровно до двух стоящих на разворот машин. Прикинув, реакцию окружающих на этот маневр, Катя ощущает гордость за свои способности к вождению, разработавшиеся, в общем-то, довольно быстро. Как только она приостанавливается, чтобы аккуратно перестроиться вправо, ее восприятие оказывается полностью захвачено странной, непонятной ей самой мыслью, и она в страхе давит на тормоз. Машина глохнет, и Катя импульсивно выключает зажигание. Хлещет себя ладонью по щеке.
   "But they are trapdoors that you can't come back from"
   Снова заводит машину, осматривается. Видит, что остановившийся седан "ауди" моргает ей дальним светом, быстро перестраивается и наудачу тыкает в кнопку "аварийки", чтобы выразить благодарность, как ее учил когда-то инструктор. Забывает про "аварийку" и перестраивается снова в левый ряд, хотя здравый смысл бьется головой о стены черепа, призывая ее уйти вправо.
   Катя представляет себе странную картину. Тела, сброшенные одежды, секс, бутыли с вином, странные однообразные лица участников всего этого. Черное постельное белье. Черное? Черное...
   ...колесо. Черное колесо вращается, смещается на белую полосу, возвращается на асфальт, но тут же захватывает другую белую полосу. Спереди мигает свет. Катя не понимает, что это может значить, потому что болезненные, вызывающие мурашки по всему телу ощущения от увиденной картины заставляют ее на миг забыть обо всем, и только услышав пронзительный звуковой сигнал опасно уходящего от столкновения правее "митсубиси лансер", Катя осознает, что движется, увеличивая скорость, по встречной полосе. Рывком уходит вправо, понимает, что ее несет прямо в бок старой, дряхлой "оки", за рулем которой сидит ни о чем не подозревающая дама лет пятидесяти. Выравнивает направление движения, сбрасывает скорость, останавливается прямо в левой полосе, вызывая буйство звуковых сигналов и обилие изысканных ругательств со стороны водителей сзади. Громко, со стоном выдыхает. Учащенный пульс отбивает канонаду в ее голове. Ее руки и ноги скованы холодом. Адреналин сужает ее мир до кусочка картинки за лобовым стеклом и странной, кажущейся неправильной, сломанной округлости рулевого колеса.
   Катя закрывает глаза и утыкается лбом в рулевое колесо. Спустя минуту, подняв голову и осмотревшись, понимает, что ей жутко хочется спать, что в руки и ноги медленно возвращается тепло, что снаружи в стекло с ее стороны стучится молодой парень с обеспокоенный видом и что-то спрашивает. Очевидно, интересуется, как она. Прикинув, не состыковался ли этот парень с ней, когда она остановилась и не обнаружив в воспоминаниях ощущения удара, Катя опускает стекло.
   - С Вами все в порядке? Вам плохо?
   Катя вяло улыбается, но не милой заботе паренька, а непоследовательности его вопросов.
   - Простите. Все в порядке.
   - Господи, на Вас лица нет. Может, нашатыря?
   Парень явно серьезно обеспокоен. Его синий "фиат стило" стоит прямо за "гетцем" на "аварийке".
   - Нет, спасибо. Просто плохой день. Нервы, знаете... Я сейчас перестроюсь.
   - Я прикрою, если что. Подадите сигнал, когда будете готовы. Точно справитесь?
   - Да, да... - Катя целиком погружает бессмысленный взгляд в поток двойной сплошной линии. Закрывает глаза. - Только отдышусь.
   - Давно за рулем-то?
   Парень явно пытается убить двух зайцев, думает Катя. Но ей плевать. Ей не до любезностей с этим "итальянцем". Больше всего ей хочется домой. Лечь и уснуть. Прийти в себя. Провалиться.
   - Не очень. Я поеду уже. Спасибо Вам.
   - Да, всегда пожалуйста, - парень немного обескуражен, но что-то предпринять не решается и уходит в "стило".
   Катя начинает перестраиваться, и "фиат" осторожно движется, давая ей возможность быть уверенной, что полоса свободна. Катя видит в этом странную, возможно, извращенную, но галантность, но благодарить парня точно не намерена. Она просто хочет как можно быстрее уехать отсюда, потому что иначе стыд и страх рецидива, наполнившие ее сознание, сметут остатки ее уверенности напрочь, и снова начнется паника. Тем более, что паника уже подступает, когда "гетц" встает в полосу и движется прямо. Кате кажется, что ве равно что-то не так, что ей не нужно ехать прямо. Ей становится тесно и душно в салоне, и она опускает стекло, но шум снаружи заставляет ее судорожно вдавить кнопку стеклоподъемника с другой стороны.
   На ее глаза наворачиваются слезы, и она переключается на третью, на четвертую. Разгоняется. Уходит от "стило" и всего того ужаса, что ей пришлось пережить за несколько секунд.
   Во дворе Катя ждет около минуты, пока девушка в массивных очках на "инфинити эф-икс-25" пытается в восемь приемов развернуться на перекрестке дворовых дорожек, где, даже с учетом солидных габаритов автомобиля, это можно сделать за один заход. Когда, наконец, девушка справляется с задачей, Катя, уже успокоившаяся внешне, раздраженно цокает языком.
   - И кто вам, права выдает, домохозяйки долбанные? - произносит она лишь потому, что знает, что никто ее сейчас не услышит.
   Она подъезжает к своему дому, видит три свободных парковочных места и встает на полтора из них, полагая, что, при большой необходимости, на свободном пространстве вполне поместятся две машины.
  
   "Норвежский националист, осуществивший 22 июля 2011 года в Осло и на острове Утойя теракты... Считается также автором текста "2083: Декларация европейской независимости", насчитывающего более 1500 страниц и обосновывающего радикальную борьбу с "исламизацией" и усилением..."
   Катя докуривает одну сигарету "нирдош" и принимается за вторую. Она знает, что больше двух выкурить просто не сможет, потому что травяной привкус начнет преобладать, и от омерзения к процессу ей захочется выбросить всю пачку, но в этом, вероятно, и есть суть метода избавления от курения с помощью этого заменителя. Продолжает читать новости из новостной ленты "вконтакте", чтобы успокоиться.
  -- "Наука отправила человека на луну а религия в небоскрёбы"
  -- Катя пытается насладиться хотя бы первой затяжкой вновь закуренной сигареты, но неприятный привкус уже начал аккумулироваться на ее языке, и выходит не очень.
  -- "Однажды человек посадил розу, искренне за ней ухаживал, поливал... Он видел шипы и нераскрывшийся маленький бутон. Подумав, что ничего красивого из растения с шипами не сможет вырастить, он опечалился и забросил поливать розу... Цветок погиб, так и не успев расцвести"
  -- Господи, ну сколько можно этой слюнявой чуши, думает Катя и исключает страницу, с которой пришла эта новость, из списка одобренных для приема обновлений. Не докурив, откладывает сигарету на ребро пепельницы. Снимает трусики, единолично присутствовавшие на ее теле. Вытягивает из ушей серьги. Снимает заколку, распуская волосы. Проводит двумя руками по груди и животу и потягивается. Движения даются ей с трудом, она жутко скована, и принять душ сию минуту видится ей просто необходимым. Демонстративно опустив экран ноутбука, но тут же открыв его обратно, уходит в ванную.
  -- Вечер не предвещает особо важных событий, и сейчас, ловя максимум тепла и уюта от потока мощных струй воды из массажной лейки, Катя старается и на этот факт смотреть с точки зрения поиска преимуществ. По крайней мере, ей никто не будет трезвонить, с нее никто не спросит за то, сколько вина она выпьет, чтобы расслабиться и с кем она будет болтать. В свое время, ее парень, с которым она поддерживала наиболее длительные отношения, довольно ревностно относился к ее склонности к периодическому употреблению алкоголя в компании подруг или за ужином, но он и сам не был ярым трезвенником, а потому попытки ограничить ее в этом увенчались провалом. Конечно же, Катя говорила ему, что не пьет на встречах с подругами, одногруппниками, коллегами, потому что эта ложь его устраивала, а Кате было достаточно не дать перегару добраться до обоняния любимого - отнюдь не самого тонкого. Она бросала при нем курить четырежды и каждый раз клялась, что больше не примется за старое, что не зависима от сигарет и может сама выбирать, курить или не курить, но ради него готова бросить с концами. По итогу, бросить ее заставило не сильное чувство к молодому человеку, а одиночество. Она попыталась заняться самосовершенствованием, о котором так ревностно распространяются сторонники теорий о пользе одиночества, но понимание того, что стремиться быть совершенной и быть при этом одной - есть нечто несуразное и бессмысленное, приводило ее к мысли, что сейчас она ради того, кто ее полюбил бы и стал ей близок, бросила бы что угодно - пить, курить и так далее. Правда, между теорией и практикой по этому вопросу всегда были некоторые нестыковки, но Катя полна уверенности, что все они решатся, появись лишь тот самый, ради кого можно будет меняться в лучшую сторону. А пока она бросает курить, и на этом можно остановиться.
  -- Сонливость вынуждает Катю сразу по выходу из ванной прилечь на кровать и закрыть глаза. Дрема постепенно настигает ее, но воспоминание об инциденте на дороге резко выводит из состояния расслабленности. Она пытается понять, что вообще стряслось с ее сознанием и почему это произошло в движении. Понимает лишь, что была рассеянна и невнимательна весь день, и, вероятно, под вечер напряжение встало внутри нее во весь рост.
  -- Поворачивает голову в сторону терпеливо ожидающего ее ноутбука, на экране которого отображаются список ее контактов в "экзисте", уменьшенное окошко медиаплеера и часть окна браузера. Думает, имеет ли смысл сегодня снова садиться за болтовню и пустое времяпрепровождение в интернете и понемногу склоняется к тому, чтобы уснуть пораньше. Ощущает легкий голод и подумывает перекусить перед сном фруктами, но ни в кое случае не чем-нибудь тяжелее, как ни велик соблазн, порождаемый стрессом. Снова обращает внимание на список контактов "экзиста" и замечает, что контакт вчерашнего мальчика, который она специально пометила так, чтобы его было видно лучше других издалека, все еще офф-лайн, а он обещал всеми правдами и неправдами - хоть через "андроид", хоть с таксофона зайти еще в восемь вечера, то есть час тому назад.
  -- Катя горько усмехается. В общем-то, примерно такого расклада она и ожидала, да и больших надежд на близость с этим пареньком она не питала. В любом случае, в крохотном окошке рядом со списком контактов были обозначены новые запросы на добавление в контакт-лист, а потому собеседником на вечер Катя была обеспечена. Вопрос был лишь в том, будет ли стоить того потраченное время.
  -- Все же, ей интересно, почему решил слиться тот паренек - несмотря ни на что, самолюбие и гордость, да и желание видеть затраты своего времени оправданными заставляют Катю об этом задуматься. Наиболее вероятным ей кажется, что она уязвила-таки самолюбие парня своим холодком и спорным характером обещаний, но что он хотел от первого разговора? Если в этот вечер им также движет желание знакомства и секса, думает Катя, скорее всего, его понесло в какой-нибудь клуб, а уж там никакой интернет-месседжер ему и даром не нужен. С другой стороны, он может еще пожалеть о том, что не развил тему с достойной девушкой, а в очередной раз снял потаскуху из "ночника". Так резюмирует все это Катя и с этим отправляется ставить кофе, а затем садится за ноутбук. Не рвется сразу переписываться с кем-то, а проверяет почту и читает новости. Однообразная, скучная новостная лента "майл.ру" ее сегодня совершенно не впечатляет, ей попросту не за что зацепиться взглядом - все заголовки серы, как осеннее небо. Катя отводит взгляд к окну и обнаруживает, что на нем снаружи появились мелкие, едва заметные капельки. Думает о том, что будет завтра с утра и в чем пойти, если ночью начнется ливень, и к утру он не уймется. Думает о том, что пора поужинать. О пропущенном фитнесе. Берет мобильник и раздвигает на всю ширину рабочего стола желтый "листок" электронной заметки, после чего вносит туда текст "ИДИ НА ФИТНЕС, ЖИРНАЯ КОРОВА!!!" Надеется, что уж такое напоминание ей точно поможет после работы не сорваться сразу домой, а отправиться в спортзал.
  -- Проверяет лист запросов. Спустя пару секунд к ней стучится еще один экземпляр. Профиль ярко выраженной кавказской национальности, пропитанный гордостью за свою расу, нацию, свою кепку FBI или еще что-то - Катя уже давно не распознает личностей в таких шаблонных экземплярах, хотя раньше общалась с одним пареньком по имени Артур, и до поры до времени он ее не сильно раздражал.
  -- "Красавица, давай познакомиться. Я тебе дам поиграть с моей большущий игрушка. И полизать тебя хочу"
  -- Катя говорит себе спасибо за то, что не поела, прежде чем прочесть это, потому что в этом случае ужин наверняка ушел бы в унитаз. Быстро блокирует контакт через добавление в черный список. Она не националистка и не питает какой-то ярой ненависти или, как модно говорить в правительственных кругах, ксенофобии. Однако же, такого рода экземпляры, потерявшие или никогда не приобретавшие здравый смысл, так, вообще какие-нибудь человеческие качества, кроме тупой похотливости, вызывают у нее исключительно омерзение. Она понимает, что в интернете они живут, здравствуют и регулярно нервируют нормальных девушек благодаря тем деятельницам, которые отвечают интересом на их запросы, встречаются с ним, занимаются сексом, да даже просто терпят их пошлые домогательства в виде сообщений подобного рода. Тем не менее, с девушками, способными опуститься до такого рода похотливых скотов - не важно, какой национальности и те, и другие, уже ничего не сделать, да и незавидная, как правило, судьба их Катю беспокоит немного меньше, чем судьба космической программы США на следующий год. Тем не менее, ей было бы гораздо спокойнее, не приходи к ней такие запросы.
  -- А ты не тупи в интернете ночами, дура.
  -- Она смеется этой фразе, тихо и скромно прозвучавшей где-то в глубине ее сознания и старается скрыть от самой себя степень серьезности этого замечания. Здравый смысл говорит ей, что здесь - в чатах и форумах Сети, - действительно нечего ловить, но чувство несправедливости, рождающееся при осознании того, сколько времени потрачено впустую, не позволяет ей отступить на полпути.
  -- Она принимает один из запросов. Светловолосый мальчик в очках, довольно приличного вида с интеллигентно заполненным профилем. Здоровается на "Вы", что в нынешнем интернете крайняя редкость, и Катя сходу ставит парню один плюсик. Хочет верить, что не придется тут же перечеркнуть все это жирным минусом типа быстрого сексуального домогательства.
  -- С кухни сигналит кофеварка, и Катя уходит за кофе. Вернувшись, обнаруживает, что паренек искренне рад приему предложения.
  -- Понемногу развивается разговор и где-то через пару минут, с позволения Кати, они переходят на "ты". Обсуждают политику, согласно последних новостей.
  -- "Ну, я не знаю. Ты веришь, что все эти события случайны?"
  -- "Не очень. Я не склонен верить в случайности"
  -- Типично изображает волевой дух, думает Катя.
  -- "А во что ты склонен верить?"
  -- "Если про веру - то я скорее христианин. Сдержанный. Не фанатик"
  -- Агностик, мальчик, агностик - это так нынче называется, думает Катя.
  -- "А вообще?"
  -- "Вообще, вот мне кажется, что люди не встречаются случайно. Все взаимосвязано"
  -- "Вот как? ;)"
  -- "Уверен. Ну, то есть, я не имею в виду только встречи лицом к лицу. Ведь мы сейчас тоже почему-то друг с другом встретились в инете"
  -- Почему японцы жрут все с соевым соусом? - думает Катя.
  -- Таких "неслучайных" встреч каждый день по несколько сотен проходит, если не больше, также думает она. Если бы все заканчивались свадьбами, загсы давно разнесли бы в хлам.
  -- "Всякое может быть"
  -- "Не, ну ты не подумай, что я типа намекаю на то, что это все, трындец, судьба и так далее. Но мы же находим точки соприкосновения и так далее, да?"
   Нужно сменить кондиционер для белья, думает Катя - старый ее раздражает. Наивность паренька ее пока не сильно раздражает, кондиционер определенно сильнее.
   "Ну, мы не так уж много их нашли. Найди еще, сможешь?"
   "Да без проблем..."
   Почему в салонах не вытягивают из коробок на продажу айфоны, думает Катя. Это странно, ведь приходится брать товар, исходя только из характеристик и наличия фирменной коробки, а что дальше? Парень продолжает разглагольствовать, и Кате становится скучновато. Она решает его немного погладить по головке за его старания.
   "Зря ты сразу так переживаешь, расслабься. Мне даже кажется, я тебя где-то встречала, хотя не помню , когда и где ;)"
   "Память - вообще штука своеобразная. Некоторые вещи могут приходить совершенно внезапно. Ты смотрела фильм "Мементо" с Гаем Пирсом?"
   "Не-а ;) Рекомендуешь?"
   "Безусловно. Там суть в том..."
   Катя понемногу увлекается болтовней под проигрываемый на низкой громкости плейлист из песен Jamiroquai, Moby, Koop и чего-то из легкого, невесомого эмбиент и IDM вроде Murya сотоварищи.
   "Знаешь, с тобой чертовски интересно, правда"
   Катя смеется от всей души, но в качестве ответа отправляет лаконичный смайлик. Она понимает, что за весь разговор толком никак не проявила себя, практически ничего про себя не рассказала и лишь отстреливалась от паренька, удерживая его на плаву. А теперь он решил, что будет не лишним сделать ей комплимент в интеллигентной форме, зацепить за желание женщины быть оцененной не по фото, где можно разглядеть формы, а по сути общения с ней. Но он явно поторопился выдавать такой вывод. В любом случае, манера паренька ей больше нравится, чем многих наглецов, с которыми ей пришлось иметь дело за время сидения в этом месседжере. Вспоминает одного товарища, который пару раз умудрился вставить в процессе разговора на интимную тему, что не приемлет кунилингус, потому как считает, что делать его - показатель слабости мужчины. Катя помнит, что тогда здорово посмеялась над ним и вообще над всеми суровыми мужиками, которые искренне уверены, что один их член - пятнадцатисантиметровый или сорокасантиметровый - неважно, - всегда сможет удовлетворить любую женщину в любых условиях, особенно если долбить ее часа полтора, как в дешевом старом порно.
   "Может, пообщаемся непосредственно как-нибудь, я заинтригован тобой"
   "Не исключено ;) Только ты тогда уж давай-ка, расскажи о себе - чем занимаешься и так далее, - чтобы я понимала, с кем имею дело"
   Парень начинает рассказывать о себе, не забывая добавлять традиционные "скромно", "пробую", "стараюсь". Катя отвлекается от разговора, читает пришедшее на рабочий электронный ящик письмо от партнера компании из отдаленного региона. Потом отвечает родственнице, написавшей на "вконтакте". Перешучивается с ней. Дает сигнал жизни и команду продолжать пареньку. Чувствует, как мир расплывется перед ней, как монитор и комната начинают сливаться, превращаясь в бесформенную сферу безликого окружения.
   Спустя некоторое время, несмотря на принятую дозу кофе, Катя откидывается в удобном руководительском кожаном кресле, ловит мысль, что надо бы покормить кота, иначе он сдохнет с голоду или пойдет рушить кухню, а то и научится готовить, и тут же вырубается.
  
   Девушка стоит на четвереньках и ждет от партнера максимума деликатности. После того, как она объяснила ему, как правильно применить презерватив, чтобы защитить язык при вылизывании ее анального отверстия и получила немалое удовольствие от работы языка парня и его пальцев, нежно теребивших ее клитор, она надеется, что и дальше все пойдет гладко. Однако, как только обтянутый презервативом и смазанный обильным слоем "контекс" член парня начинает проникать в нее через задний проход, иллюзии рушатся. Парню кажется, что он деликатен, но его якобы осторожные движения причиняют нешуточную боль, и через какое-то время девушка останавливает процесс и гневно смотрит ему в глаза, улегшись на спину. Требует снова вылизать, успокоить свой анус, иначе она просто уйдет. Парень хочет произвести впечатление искусного любовника и врезается языком между ягодиц девушки, напрочь забыв о презервативе или латексной салфетке. Через некоторое время девушка, успокоившись, поднимает его, заставляет надеть презерватив на язык, чтобы не занести что-нибудь в ее влагалище и указывает на необходимость лизать ее напряженный клитор. Парень принимает условия, хотя уже и с меньшей охотой. Девушка требует дать ей ее сумочку, которая стоит невдалеке, и парень передает, после чего продолжает кунилингус.
   Девушка невозмутимо достает из сумки маленький черный пакет, разворачивает его и вытаскивает блестящий предмет, который быстро кладет себе под поясницу. Призывает парня прекратит лизать ее, сменить презерватив, лечь на нее и войти спереди. Как только тот с радостью выполняет все это, и его напряженный, как пожарный гидрант, член входит в девушку, из ее уст раздается звонкий стон, и это еще сильнее подстегивает парня. В момент, когда все тело девушки принизывает дрожь, она пытается выгнуться под напором мускулистого тела все продолжающего мощные, задорные фрикции парня, ее рука скользит под поясницу, достает предмет и вводит его в низ живота парня под углом, который не позволит пораниться самой девушке.
   Парень ошеломленно смотрит на свою партнершу, пытается отскочить, но он изрядно устал, и его тело затекло от длительных однообразных движений, и девушка легко удерживает его на себе, а затем, пару раз провернув нож у него в животе и раскроив ему мочевой пузырь и кишечник, она вытягивает тонкое зазубренное лезвие и с размаху вводит его в шею парня.
   Парень негромко кричит, еще пытается слезть, но девушке не нужен лишний шум, и она ударяет его ножом в щеку, прорезая, на всякий случай, язык и десну, затем вытаскивает нож и одним ловким движением перерезает парню горло. Спустя некоторое время он, уже сползая с нее, издает жалобный писк гортанью, булькает ею же и опадает на пол.
   Девушка тяжело дышит, гладит свое тело, отбросив нож, размазывает кровь по животу, по щекам, по напряженной груди с твердыми, как лед, сосками. Смешивает на пальцах кровь и слюну и начинает мастурбировать, лаская свободной рукой грудь. Кончив, она облизывает свои пальцы, на которых помимо слюны и крови теперь обосновались и ее влагалищные соки. Полежав несколько минут, она понимает, что, как бы ни было хорошо, пора собираться.
   Идет в душ.
   Жалеет на этот раз, что все так быстро кончилось.
  
   Катя понимает, откуда у нее мысли о коте. Она вспоминает, что в двенадцать лет она пережила потерю, которой долго не понимала. В ее семье долгое время - около шести лет, - жил кот. Он вырос довольно крупным - около десяти или двенадцати килограммов, - и казался Кате чертовски красивым и пышным. Однако в один прекрасный день его унесли в ветеринарную клинику, что, по понятиям двенадцатилетней девочки, означало лечение от какой-то болезни. Тем не менее, кота попросту убили, назвав это усыплением. Сказали ей об этом не сразу, и Катя долго не могла понять, как можно было так поступить. Отец - тогда еще не парализованный и не спившийся, - говорил, что все в порядке, что они могут позволить себе нового кота, но Кате не нужен был другой кот, и его так и не завели.
   После того, как в сознании Кати расползается эта мысль, она просыпается, но глаза открывать не хочет. Из ее глаз текут слезы, и она хочет, чтобы они прошли побыстрее, с опущенными веками. Любимые вещи, любимые люди, любимые животные - все это имеет цену для каждого в определенный момент жизни, и сейчас Катю накрыла огромная волна горечи и печали по коту, которого она так любила, который встречал ее все шесть лет из школы и никогда не царапал, а всегда мурлыкал и спокойно сидел на руках только у нее одной.
   Волна чувств захлестывает Катю, и она совершенно не замечает, что лежит на самом краю кровати. Она аккуратно, как ей кажется, привстает, ощущает, что у нее жутко затекла нога и благополучно падает на пол, успевая лишь взвизгнуть.
   - Охрененное пробуждение. Браво. Бис! - ворчит она, поднимаясь.
   Потирая ушибленную при падении ногу, она подходит к ноутбуку, с презрением смотрит на экран, где все также открыты "экзист" и браузер - почему-то с постом из "вконтакте", содержащим рецепт приготовления пиццы с марихуаной. Со злостью захлопывает крышку, в глубине души даже надеясь разбить экран столь несчастливой для нее нынче электронной машины. Идет в душ и обливается, для начала, холодной, почти ледяной водой, подвывая сквозь зубы от смеси боли и ненависти к самой себе. Затем немного согревается, чистит зубы, умывает лицо скрабом и очищающей пенкой.
   Ощущая полнейшее отсутствие аппетита и ощущение, что все внутри сжимается при одной мысли о еде, смотрит на свое отражение в зеркале. Обнаруживает синяк на правой ноге и с неудовольствием делает вывод, что это результат падения раздраженно. Фыркает сама на себя. Открывает шкаф. Пытается подобрать что-то из одежды, что ее устроит сегодня, но каждое очередное обращении вызывает только жуткое раздражение. Понимает, что попросту не выспалась, потому что опять уснула ближе к середине ночи, а проснулась традиционно рано.
   Натягивает на себя кислотного цвета кофточку, сквозь которую просвечивает ее все еще напряженная от длительного охлаждения грудь, надевает узкие джинсы. Оценивает полученный результат. Матерится сквозь зубы. Жалеет, что не может сейчас отвлечься на то, чтобы пойти покормить кота. Того самого, которого уже нет.
   Перебирая вещи дальше, снова вспоминает вчерашний инцидент на дороге. Представляет, как поедет сегодня и ощущает дрожь во всем теле. Делает вывод, что сегодня рискнет для разнообразия поехать на общественном транспорте, дабы не натворить дел, за которые потом придется долго расплачиваться - если не деньгами, которые будут покрыты ОСАГО, то уж нервами точно. Обнаруживает, что не может найти свое темно-зеленое платье, которое в последний раз одевала полгода назад. Пытается вспомнить -выкинула она его при уборке месяц назад или все-таки просто переложила куда-то. Вскоре выбрасывает это из головы.
   Собравшись, выходит из дома, доходит до проспекта Гагарина и ловит ближайшую "маршрутку" до метро Парк Победы. По дороге старательно блокирует всю излишнюю информацию, которая поступает в ее мозг из вредоносной окружающей среды. Рядом с ней сидит бабушкаЈ от которой неприятно пахнет затхлостью и нафталином, и Кате кажется, что бабушка, возможно, уже не совсем жива, но стоит микроавтобусу остановиться у метро, эта пассажирка первой вскакивает и торопливо дергает вправо дверь, едва не срывая ее с направляющих.
   В метро Катя также старается не поднимать взгляда. Умудрившись занять последнее свободное место, она делает вид, что дремлет, положив сумочку на колени, но в действительности настороженно смотрит понизу, ожидая, что кто-нибудь может подойти и навредить ей. Понимает, что глупо так напрягаться в метро в "час пик". Она одета в темные джинсы и короткую красную куртку. На ногах у нее красные туфли, тесемки креплений которых переплетены крест-накрест поверх черных чулков, о наличии которых в качестве альтернативы колготкам сегодня будет знать только она одна. На ней минимум макияжа - немного туши и блеск для губ. "Визин" сделал ее взгляд более ясным, а крем для лица смягчил подсохший и немного раздраженный участок кожи на лице.
   Приподнимает взгляд. На скамейке напротив нее сидит светловолосый, явно крашеный парень в очках с черной оправой. Он одет в толстовку с огромной улыбающейся зубастой рожей, которая выглядит то ли забавно, то ли пугающе. Он слушает что-то в наушниках, подпевает и отбивает ритм руками и ногами. Его, кажется, мало заботит, как на него посмотрят окружающие, несмотря на то, что выглядит он, как порядочный идиот, особенно - с учетом того, что сейчас среднее настроение едущих на работу тружеников - омерзительно-недосыпное. Катя мельком смотрит на него, но когда его взгляд поднимается на нее, она понимает, что засмотрелась. Она резко отворачивается. Смотрит налево. Слева сидит и действительно спит, сложив руки на груди девушка маленького роста. Судя по мешкам под глазами, она не высыпается давно, и метро поутру и вечером - ее единственный шанс компенсировать эту потребность. Возможно, думает Катя, все дело в бурной интимной жизни, а, возможно, муж-алкоголик не дает спать. Или ухаживать за парализованной бабушкой по ночам приходится. Или за ребенком орущим смотреть. У Кати этого всего нет, и она могла бы высыпаться гораздо лучше. Она обещает начать с этого вечера, если только на нее не продолжит наседать тот интеллигентный парень, скромным чарам которого она, в принципе, могла бы поддаться.
   Парень с рожей на толстовке встает на Сенной Площади и, перед тем, как выйти, несколько надменно оценивает ноги и фигуру Кати, насколько позволяет ее сидячая поза. Она чувствует себя неуютно под этим взглядом, но он падает на нее всего на секунду, и незнакомец уходит.
  
   Катя тяжело вздыхает и откладывает стопку документов, в которых не может разобраться без консультации ведущего специалиста отдела, которого, как полагается, нет на месте по причине проведения выездных консультаций. Катя думает о том, насколько это справедливо - каждый сверчок знай свой шесток. Кто-то, будучи руководителем направления, тянет за собой команду, молчаливо снося все замечания и укоры, а кто-то занимается "выездными консультациями" в ресторанах, кафе, саунах и уютных офисах партнеров. Катя ощущает, что раздражение, с утра заставившее ее совершить убийственный хлопок крышкой ноутбука, даже и не думает никуда испаряться, не выходит через какой-нибудь боковой коридор в процессе занятости, а, наоборот, только аккумулируется в ее сознании. Она уже дважды сбегала по-тихому покурить "нирдош" и едва поборола соблазн стрельнуть у прохожего рабочего столь желанную для нее сигарету "честерфилда легкого". В этот момент она ощутила, сколь счастлив этот простой работяга-грузчик с близлежащего склада и как несчастна она, руководитель направления, работающий в уютном кондиционируемом офисе.
   Проведя через "скайп" беседу с представителем партнера и выяснив некоторые детали, важные для оформления одного из сотен дополнительных соглашений к многочисленным договорам, Катя неторопливо редактирует документы в "ворде" и как-то случайно обнаруживает, что время и обстоятельства вполне соответствуют возможности уйти на обед. Спустя пять минут она уже стоит в ближайшем кафе и берет овощной салат, щедро приправленный оливковым маслом, легкую булочку с тмином и капучино. Садится и задумчиво жует салат. Спустя пару минут, немного испугав и заставив ее вжаться в стул, за ее стол приземляется тот самый Рома из отдела продаж. Извиняется за резкий подход. Катя с вымученной улыбкой прощает его, и Рома снова начинает старательно занимать ее внимание. На этот раз Катя не столь апатична, но ее поглощает ощущение, что у нее совершенно нет сил хоть как-то поддерживать беседу, словно бы при выходе из офиса она отключилась от некоего фантомного питания.
   - Слушай, а ты... ммм... - Рома мнется, давая понять, какого рода вопрос хочет задать.
   Катя приподнимает брови, вроде как имитируя театральное непонимание - столь сложный мимический ход сейчас для нее равносилен подвигу, и через секунду она уже отводит взгляд в сторону практически иссякшего салата. Старательно концентрирует внимание на одиноком, уже претерпевшем не одно попадание пластиковой вилкой ломтике огурца.
   - Ну, я хотел бы узнать - ты не занята в какой-нибудь ближайший вечер? - довольно быстро - и это даже радует Катю, - находится Рома. - Если ты не против, я бы хотел тебя пригласить... ну, сходить куда-нибудь или просто поужинать вместе.
   - Ой, знаешь, я так устаю в последнее время, - с сожалением качает головой Катя, прикидывая при этом, отрубить себе какой-нибудь палец или просто постричь саму себя наголо мужской одноразовой бритвой за эту реплику и вообще за угнетение интереса этого симпатичного паренька. - Может, ближе к выходным что-нибудь придумаем? Или, может, на следующей неделе?
   - Ну, разумеется, Кать, как скажешь - так и сделаем, - широко улыбается Рома, вроде как давая понять, что совершенно не обиделся на катин реверанс. - Давай, номерами обменяемся - либо ты мне позвонишь и скажешь, что, когда и как, либо я тебе буду временами надоедать, ага?
   Катя мягко улыбается, достает "айфон" и диктует свой номер. Рома набирает его, и его определившийся номер благополучно занимает ячейку в адресной книге катиного телефона. До конца обеда он продолжает развлекать Катю своей болтовней, и в какой-то момент она подумывает, также ли хорошо его язык работает в интимных обстоятельствах. Потом одергивает себя и ощущает новый прилив усталости. На тот момент, когда последний глоток чересчур сладкого капучино опустошает ее стаканчик, компания Ромы уже кажется ей карой небесной. С одной стороны, ей приятно столь неожиданно рухнувшее на нее внимание, но с другой - сейчас ее все раздражает, и интерес парня начинает казаться навязчивым домогательством до совершенно невозбужденного мозга невинной жертвы. Катя, не в силах скрыть в голосе раздражения, предлагает выйти покурить и уже снаружи достает пачку "нирдош". Обнаруживает, что там осталась последняя сигарета, а запасной пачки у нее нет. Сглатывает горьковатую слюну и швыряет пачку в металлическую урну.
   Втягивает дым сигареты и смотрит вокруг. В воздухе уже вовсю витает ощущение приближающейся осени. Ощущение гибельности, обреченности, все еще заретушированное силой несбывшихся летних надежд. Катя представляет себе двор, уже покрытый снегом, и понимает, что все вокруг относительно скоро будет насыщено холодом и болезненной сыростью, столь характерной для питерской зимы. Представляет себе кристально чистый, стерилизованный безразличной ко всему живому богиней зимы воздух, ежится от предчувствия редких, но убийственных морозов, практически воочию видит обледеневший и покрытый плотным притоптанным снегом асфальт дворов. Восхищается полной луной, повисшей в мраке ледяной ночи, окруженной странным ореолом и печально взирающей на уснувший мир. Великолепие картины захватывает Катю, и она не замечает, как "нирдош" гаснет, успев дотлеть до середины.
   - Ты с нами, Катюша? - интересуется кто-то, стоящий рядом и совершенно незнакомый.
   Быстро моргая и оборачиваясь туда, откуда прозвучал голос, Катя видит все того же Рому и ощущает внезапный прилив сразу двух чувств - злости и бессилия. Смотрит на окурок. Хмыкает. Швыряет его мимо урны и молча уходит обратно в офис, оставляя в недоумении Рому и еще пару вышедших покурить сотрудниц из ее отдела.
   После обеда Катя пытается снова заняться документами, которые оставила в работе перед тем, как уйти, но что-то не клеится - фразы в массивных текстах договорных условий разбегаются, строки перемежаются, и вместо стройного делового текста Катя видит тарабарщину без какого-либо смысла. Откладывает бумаги. Растирает лицо. Решает проверить почту - частенько ей это помогало расслабиться и сосредоточиться на делах. На рабочем ящике обнаруживает несколько писем с вложениями и, не читая теста, машинально скачивает прикрепленные документы, чтобы позже до них добраться. Зайдя на личную почту, обнаруживает три спамовых письма от каких-то магазинов и курсов английского языка, а также одно с неизвестного "кривого" адреса. Открывает. Сидит, зажав руку между коленей и ухватившись всей пятерней за кресло.
   "Привет, Катя. Ты меня не знаешь, но ты должна знать, что твоя жизнь под моим контролем. Я вижу всех, кто окружает тебя, и знаю, чего тебе стоит каждый. Мне не нравится твой подход к жизни. Я постараюсь научить тебя чему-нибудь. Но это будет дорого стоить. Тебе. Следи за событиями и не пытайся мне мешать. Все будет, как надо"
   По всему телу Кати бегут едкие, озлобленные мурашки, и она в ужасе закрывает браузер. Мотает головой, протягивает сквозь зубы "ос-споди" и откидывается в кресле. Не верит в реальность увиденного. Понимает, что это вряд ли спам, хотя и в спамерском письме могли приписать обращение по имени. Вспоминает каждое слово текста письма, но не хочет открывать его снова. Есть в нем что-то пугающее, как и в фото, прикрепленном к профилю отправителя письма - на нем прикрытое двумя черными полосками лицо - явно женское, но на этом Катя не сосредотачивается, потому что на аватар можно поставить хоть фото Мадонны, хоть профиль суслика, никого это не удивит.
   Катя перебирает версии того, откуда могло взяться это письмо и приходит к нескольким основным. Смотрит сквозь монитор, крепко сжимая коленями запястья обеих рук. По первой ее версии, письмо - глупая шутка знакомых. По второй - розыгрыш со стороны отосланного настойчивого поклонника, каким-то образом - возможно, через кореша среди администраторов "экзиста", - узнавшего ее "электронку". Потом Катя соотносит пропадания со связи уже, как минимум, двух потенциальных кавалеров из "экзиста" и предполагает, что, возможно, какая-нибудь больная, помешанная на знакомствах в интернете и хронически неудовлетворенная из-за возрастной прыщавости и избыточной скромности в реальной жизни девочка из администрации сайта - кто сказал, что они все там здоровые? - переманивает неким фантастическим образом ее ухажеров.
   На стол Кати из рук заместителя директора по сделках в области промышленности и госзаказов плюхается массивная папка с подлежащей обработке в течении текущей недели отчетной информацией по разработке сделки по продаже промышленного оборудования, и это помогает мыслям о письме улетучиться самим собой. Тем не менее, внимания к работе Кате не хватает. Почти час она пытается делать то одно, то другое, и в итоге, ломая с треском авторучку пополам и привлекая этим внимание соседей по кабинету, молча встает и выходит в коридор между кабинетами. Ощущает странный холод, тряску внутри, словно бы перед тем, как заплакать, но о слезах и речи нет. Ощущает смесь страха и отчаяния. Садится на подоконник массивного окна, выходящего на выезд из двора. Бессмысленно смотрит на покрытый щербинами и сколами асфальт.
   Она вскрикивает и тут же стыдливо прикрывает рот рукой, когда из машинально положенного рядом на подоконник "айфона" раздается странный набор звуков, который когда-то был одной из ее любимых песен. Быстро берет в руку аппарат и принимает вызов. На этот раз, ее беспокоит ее старая знакомая, на добрых полтора десятка лет старше ее, которую она называет тетей Дашей. Тетя Даша в свое время здорово помогала только приехавшей и неокрепшей гостье метрополии Кате, исходя из того, что в свое время близко дружила и училась в одном институте с ее родной тетей, живущей ныне в Германии. Тетя Марина, узнав от катиных родителей, что ее племянница ринулась покорять большой город, быстро связалась с тетей Дашей, и эта связка из весьма активных и продвинутых теть помогла Кате материально стабилизироваться и уже потом переехать на наследную квартиру. Иногда Катя не могла в голове уложить, как ее родственниц так разбросало по миру, а также - почему чужая женщина, просто подруга родственницы оказала ей большую поддержку, чем родная, пусть и двоюродная бабушка, которая только в приближении к смертному одру задумалась о том, что надо бы сделать доброе дело и переписать квартиру на внучку.
   Тетя Даша интересуется делами и самочувствием Кати, обращает внимание на ее утомленный, явно искусственно ободряемый голос и настойчиво приглашает ее отдохнуть вместе на даче в эти выходные, пока не совсем похолодало. Катя ссылается на обширную занятость, на надомную работу, которой, на самом деле, давно не страдает, на странное самочувствие. Старается не сгущать краски и не говорить, как ей, на самом деле, хреново, хотя именно это определение само собой просится на язык. Тетя немного расстроена, и Катя решает добавить что-то невнятное вроде "Ну, я подумаю, очень постараюсь выделить время, ты же знаешь, я тоже по тебе скучаю". Разговор сводится к длительному прощанию. Заканчивается.
   - Кать, Михаил Сергеевич просил тебя зайти, как будет время, - раздается голос разносящей какие-то документы по офисам секретарши директора Оксаны.
   Катя с презрением смотрит на приезжую, как и она сама, девушку. Пытается вспомнить, из какого региона та, и, уже вспомнив, ловит себя на мысли, что думает явно не о том. Тихо отвечает "Ясно" и отводит взгляд в окно. Ей кажется, что рисунок дефектов асфальта сменился, но предпосылок тому не было. Она слезает с подоконника, тяжело вздыхает и идет в кабинет директора в ожидании самого неприятного разговора за последнее время.
   Пока она поднимается на третий этаж и неторопливо приближается к этому разговору, в ее голове смешиваются в едкий, щелочной коктейль все самые яркие мысли, которые посещали ее голову за последние два дня. Пропадающие собеседники по "экзисту". Недосып. Звонок матери. Письмо от какого-то идиота. Едва не разбитая машина. Необходимость ехать домой на общественном транспорте или такси - в любом случае, под чьим-то руководством. Усталость от одиночества. Флирт "продажника" Ромы. Горечь кофе. Кот, которого нет. Еще сотни образов, лиц, красок - странных, причудливых, мерцающих перед ее внутренним взором.
   - Кать, можно зайти. Я не кусаюсь.
   Голос Михаила Сергеевича звучит как-то несмело, с опасением, но выводит Катю из оцепенения достаточно эффективно. Она обнаруживает, что уцепилась за дверную ручку и не может пройти внутрь кабинета, хотя дверь уже открыта. Усилием воли убирает руку, пытается улыбнуться и заходит, давай двери самостоятельно закрыться с помощью доводчика.
   - Вызывали? - имитируя войсковую манеру, произносит Катя.
   - Есть такое, - кивает директор. - У тебя все в порядке?
   - Да, вполне. Только немного... - Катя боится слов "усталость", "болезнь", "отдых" и однокоренных к ним при общении с вышестоящим руководством. Ищет подходящий вариант. - В общем, все в порядке. Что-то не так по сделкам?
   - Ну как, - директор дважды прокручивает между пальцами черную "кросс" и кладет ее рядом с тонкой стопкой документов, которую он придвинул на середину стола, как только Катя села в кресло напротив. - В целом, ты молодец, но есть нюанс. Как ты умудрилась направить документы "Аттики" курирующему менеджеру "Сити-Сервисез"? Я давно столько добрых слов в свой адрес не слышал. Он ведь до дня сделки, по традиции, не прикасался к "сопроводиловке", рассчитывая, что у нас все готово, и останется только провести сделку. А там был заказ на услуги примерно на десять миллионов.
   - Сделка... - Катя сглатывает, пытаясь увлажнить резко пересохшее горло, - ...сорвалась?
   - Пока что перенос, - пожимает плечами директор. - Но до их директора успело дойти, и нам уже выставили штраф, и контракт стал на треть менее выгодным. А надо еще покрыть издержки по самой "Аттике". Я удержал, конечно, этих ребят от получения информации, что их документы улетели, но...
   - А это не могло быть курьерской ошибкой? - рискует прервать директора Катя.
   - А ничего, что это твоя подотчетная зона? Что ты лично передавала вчера курьеру эти документы? Что на расписках стоит твоя подпись? - директор внешне спокоен, но периодически начинает покручивать левым мизинцем золотой перстень на левом же безымянном пальце. - Кать, это уже третий организационный косяк за последние две недели. И совершенно неожиданный, с учетом твоих былых показателей. Что у тебя стряслось?
   - Ничего, - шепчет Катя, и в ее голове шумит то ли прибой, то ли волна "белого шума"; она дезориентирована и готова выйти из кабинета через окно, лишь бы не выслушивать дальнейшие слова директора. - Я просто допустила невнимательность...
   - Подойди-ка после этого разговора к Яковлеву, выясни подробности по "Сити-Сервисез" - он в курсе, - и реши вопрос. Послушай, может, сходишь в отпуск после этой недели? У тебя чертовски нездоровый вид. Я готов выделить лично для тебя неделю за счет компании, помня твои былые заслуги перед родиной.
   - Не нужно, Михаил Сергеевич, правда, - Катя боится, что рыдания в ее голосе превратятся в рыдания настоящие и крепко сжимает волю в кулак. - Я просто отдохну на ближайших выходных, и все будет в порядке. Простите, что я так... облажалась. Я ума не приложу...
   - Хватит оправдываться. В твоем деле важны показатели, а не оправдания. Используй помощников, секретариат, а не тяни все на себе, как раньше. Бюджеты позволяют, - уже несколько грубо, по-хозяйски чеканит директор. - И помни вот что - еще один такой промах - и я просто вынужден буду, чтобы не выглядеть идиотом перед коммерческим и ключевыми, применить санкции. Я этого не хочу, но ты знаешь, чего стоит для нас каждая сделка сейчас, когда каждая мелкая сошка хочет, чтобы все работало через собственный юридический отдел, пусть и состоящий из пустоголовых выпускниц юрфаков строительных колледжей. Не подводи меня. Я же тебя не подвожу, правда?
   Катя кивает.
   - Я пойду?
   - Давай, дорогая. И подумай о том, чтобы взять отпуск. Ей-богу, ты устала.
   Катя молча кивает, выходит из кабинета, вручную закрывает дверь и какое-то время придерживает ее, словно из-за дверного проема сейчас может вырваться нечто ужасное.
   Катя думает, что, наверное, хотела бы завести собаку. Даже не так - она хотела бы, чтобы у нее просто уже была собака. Небольшая, типа мопса. Забавная и злая, как крокодил. Впрочем, нет, думает Катя, к черту маленьких животных. Они омерзительны. Все маленькое, серое, жалкое омерзительно. Маленькие собаки. Маленькие грызуны. Маленькие мужчины - даже не столько с токи зрения роста, сколько по моральным качествам. Нет, Кате не нужно карликовое убожество - таковых вокруг и так слишком много. Она любит больших зверей, и даже кота своего любила именно потому, что он был огромным, тяжелым и пушистым. Ей нужна большая собака. Хотя бы шарпей. А лучше сразу весь ротвейлер.
   Дверь кабинета отделов контроля ключевых сделок и аудита и контроля торговых операций немного приоткрыта, и из-за нее раздаются пустая болтовня, приглушенный, но все такой же наглый смех и шипение кофеварки. Здесь работают совершенно иначе, нежели этажом ниже, думает Катя. А на первом этаже тогда вообще должен быть галера с рабами.
   Ротвейлера неплохо было бы брать с собой на работу, подумывает Катя, открывая дверь. В конце концов, даже на переговоры по ключевым сделкам для укрепления имиджа компании - мол, мы защищаем наши сделки, начиная с момента подписания сопроводительных документов. А после подписания клиенты хотят, чтобы все шло ровно и гладко, ведь они платят деньги не за то, чтобы самостоятельно ковыряться в нюансах сделок, а чтобы узнать, по итогу, что все разработано, все документы оформлены в соответствии с действующим законодательством, что все необходимые разрешения и допуски со стороны властей, администрации и прочих имеющих вес субъектов получены - а все это по доверенности должна сделать фирма, где работает Катя. И мельчайшая загвоздка в оформлении документов может стоить престижа компании, а падение престижа, которое приведет к падению оборота, будет причиной сокращений и без того не сильно раздутого штата. И сначала пойдут под выселение специалисты по продажам. Потом вторичное звено, где и вертится Катя - люди, без которых, при желании, еще можно оформлять "аппетитные" сделки. И только полный крах может заставить директора влезть в осиное гнездо ключевых менеджеров и аудиторов продаж, потому что эти люди смогут, при необходимости, тащить весь остаточный оборот и не оставят директора, коммерческого и прочих с голой задницей на морозе. Стабильность их положения вызывает зависть и ненависть нижесидящих. И катины чувства не сильно отличаются от чувств масс.
   Она подходит сразу к столу, за которым, положив ногу на ногу, откинувшись в кресле и лениво шевеля беспроводной мышью по краю стола, сидит собственной персоной Яковлев - темноволосый, высокий, с волевым подбородком и едкой улыбкой. Он традиционно раздражает Катю, но самое худшее не это. Симпатичный хозяин той самой "короллы" сидит вместе с двумя другими составляющими отдела аудита сделок и контроля продаж. И он бросает на Катю взгляд. Взгляд прилипает па пару секунд, и это время кажется Кате поразительно долгим, и уже по истечению его она понимает, что слишком долго стоит молча, и на нее смотрят, как на дуру.
   - Привет, Катюш. Какие дела? - бодро начинает Яковлев, решивший взять быка за рога, пока гостья дезориентирована.
   - Эм... - Катя немного мнется, на секунду забыв, зачем вообще пришла. - По поводу проблемы с "Аттикой"...
   - Ну да, отожгла ты, - ухмыляется Яковлев. - Давненько я не слышал таких отборных матов, дорогая.
   Катя ощущает, как горячий укол пронзает ее изнутри, и по телу разливается жар ненависти. Манера Яковлева выражаться сейчас подводит ее к срыву, но внешне это пока незаметно. По крайней мере, ей так кажется.
   - Можешь мне просто передать опорную информацию и перекинуть уточнения по самой "Аттике"?
   - Ну, даже не знаю, - во весь рот улыбается Яковлев.
   - Че ты не знаешь? Оставить самому разбираться? Мне теперь удавиться из-за этого косяка? - Катя понемногу готовиться перейти на смесь обычной брани и мата, хотя искренне желает, чтобы этого не произошло - она старается контролировать такие позывы, дабы выглядеть благороднее.
   - Да не кипятись ты... - продолжает тянуть разговор под короткие усмешки окружающих Яковлев.
   - Ошибки надо смывать. Кровью, - смеется подчиненный Яковлева, изображая добродушие.
   - Знаешь, что? - Катя упирается влажными от пота ладонями в стол, и в ее голове четко формируется фраза "Из-за таких гребаных мудаков и шутников-тряпок, как ты, я уже который месяц трахаюсь со своими руками, и твои шуточки меня доведут"; тем не менее, открыть такие карты - значит похоронить себя, своими же руками закопать прямо в паркет офиса, а потому Катя сдерживается. - Мне не до шуток.
   - Кать, ты, по-моему, скоро перегоришь на деле, - приняв серьезный вид, заявляет Яковлев.
   - Да ты что, серьезно?!
   Повисает тишина.
   Катя сжимает в руке для пущей уверенности довольно массивный для нее "айфон", и ей кажется, что ее взгляд на Яковлева сейчас должен стать змеиным, и он должен испугаться возможности, что она выпустит зубы и ядовитое жало, но Яковлев совершенно спокойно и даже немного умиленно взирает на нее и улыбается.
   - Кать, кто тебя обидел?
   - Да, говори, мы быстро рога поломаем, - слышится голос обладателя "короллы", и это окончательно срывает Катю.
   Она отскакивает от стола, разворачивается и уходит прочь, на ходу бросая "Дебилы". Реплика на секунду повергает кабинет в шокированную тишину, а потом, уже в спину Кате звучит яковлевское "Ну, прости ты нас, дураков".
   Катя ощущает жгучую боль в голове и ощущает каждый толчок пульса, как удар битой в голову. Ей кажется, что она простыла за последние несколько секунд - настолько болезненны ее ощущения, и она решает отложить решение принципиального вопроса до тех пор, пока не осилит написать по электронке Яковлеву и снова запросить у него документы. Возвращается в свой кабинет. Старается не смотреть по сторонам. Уже на подходу к кабинету осознает всю глупость положения, в которое попала и не может сдержать влаги, самопроизвольно проступившей на глазах. Врывается в кабинет. Хватает сумочку и уходит в туалет. Слышит звук уведомления о входящем смс. Открывает сообщение.
   "До полуночи девушкам вход и шампанское бесплатно..."
   Со злостью блокирует клавиатуру и швыряет мобильник в сумочку. В туалете смывает слезы и тушь, протирает лицо салфетками и наносит косметику заново. Смотрит на себя. Ощущает презрение. Швыряет тюбик "мэйбиллин" в сумочку. Идет работать.
   Спустя полчаса, когда она уже понемногу включается в рабочий ритм, и строки массивных текстов документов перестают перемешиваться у нее перед глазами, появляется Яковлев с папкой документов. Кладет папку ей на стол.
   - Здесь все необходимое. Проверь, переработай, но, вообще-то, я уже проверил, - он говорит довольно тихо и такчтично, стараясь не привлекать внимания соседей Кати по офису, но Катя знает, что здесь даже у стен есть уши.
   - Ага.
   - Слушай, - он наклоняется надо столом и снижает голос до едва различимого, хотя басовитость все равно оставляет его уверенным, ощутимым, - Кать, правда, извини меня за этот сраный юмор. Я не прав. Я знаю, тебе сейчас трудно. Может, поговорим после работы об этом? Ну, поужинаем вместе, ты же наверняка свободна сегодня, а?
   Катя снова сдерживает порыв выругаться, потом осознает суть услышанного полностью и ощущает себя обезоруженной, опустошенной. Смотрит на Яковлева холодным, бессмысленным взглядом.
   - Ты прикалываешься так?
   - Господи, Катя, ну это же просто рабочие моменты, - Яковлев почти шепчет, но внимание со стороны он все равно уже привлек. - Другое дело - личное.
   - Пошел ты, Сережа, куда подальше, - заявляет Катя и возвращает взор к ноутбуку.
   Яковлев пожимает плечами, стараясь не выражать уязвленности, хотя его недовольство очевидно - он действительно считал, что сможет так легко достичь перемирия. Уходит.
   Катя старается не думать обо всем этом и продолжает работать. За полчаса до конца рабочего дня звонит Рома. Говорит, что немного задержится и интересуется, сразу ли уходит она. Предлагает, если она его дождется, сегодня все-таки провести время вместе. Катя немного ошарашена столь ранним звонком и столь ярым пылом. Но необходимость ждать ее смущает сильнее прочего, и она говорит, что ей нужно сразу ехать к стоматологу по записи, потому что зуб болит уже неделю, и откладывать нельзя. Рома говорит, что все понимает, и если Катя вдруг надумает принять его предложение, он готов в любое время поехать в любое место. Звучит мило, но Кате больше не хочется это слушать, потому что она уже видит исход. Разговор поспешно заканчивается.
   Перед самым выходом из офиса главный бухгалтер приносит ей документы, которые слезно просит обработать сегодня, чтобы завтра пораньше с утра внести их в какой-то список подачи. Предлагает весь спектр оплаты - от шоколадки до половины царства. Катя берет бумаги, листает, обещает сделать все возможное. Бухгалтер уходит из офиса и уезжает по своим делам, и Катя сначала шесть раз про себя посылает его в задницу, потом задумывается, не задержаться ли действительно, и уже после этого вслух посылает сама себя. Резко встает, привычным жестом закидывает многострадальный "айфон" в сумочку и, выходя из кабинета, машинально достает ключи от машины. Уже на лестнице понимает, что приехала на метро. Тяжело вздыхает и кладет ключи обратно.
   Погода на улице кажется совершенно неопределенной. Недостаточно холодной, недостаточно теплой. Катя смотрит на унылое серое небо, потом на стоящих рядом с офисом и о чем-то болтающих, прежде чем уехать, ее коллег. Одна из них - девочка немногим больше полутора метров ростом, серой, неприметной внешности и слабых, по мнению Кати, технических характеристик тела, быстро прощается со всеми и семенит в сторону, завидев въезжающий во двор серебристый "порш кайен". Катя смотрит на то, как девочка влезает в машину, теряясь, как кажется, на сиденье, закрывает дверь, и "кайен" уезжает. Катя знает эту девочку, и такой расклад ей кажется несправедливым. Она часто не понимает, как так выходит, что серые, скромной внешности и не лучших манер девушки умудряются охмурять респектабельных парней, причем на полном серьезе - с последующими свадьбами, детьми и так далее. Занятно то, думает Катя, что каждой такой девочке когда-то какой-то ухажер, изначально планировавший развести дурнушку на секс, внушает, что она возбуждает интерес, что она востребована, и она начинает себя вести соответствующим образом, а самомнение в данном случае решает все. Кате кажется несправедливым то, что такие дурнушки и серые мыши, пусть даже болтливые и компанейские, получают счастье, которого не заслужили, а она - красивая, ухоженная, неглупая, - вынуждена жить под гнетом одиночества и ждать кого-то, кто ей будет нужен и кому будет нужна она. Почему она, при этом, отказывает во встрече Роме, она не знает, да и задумываться об этом не хочет. А Яковлев ей попросту ненавистен. Она ощущает себя подавлено. Думает о том, что серые мышки, поднятые клянущимися в любви ухажерами, при этом окучивающими заодно полгорода, гораздо лучше вписываются в корпоративный стиль развлечений, чем она - им просто необходимо компенсировать свою убогость и серость какой-то компанией, потому что сами по себе они нули без палочки.
   По дороге к метро, Катя вспоминает, что ей нужно кое-что прикупить домой, и решает отправиться в ближайший приличный, по ее мнению магазин - "ОКЕЙ" на Богатырском, потому что "Карусель" у метро ей кажется помойкой. Когда Катя подходит к перекрестку Коломяжского и Испытателей, серое унылое небо кажется ей насаженным на шпиль, установленный на крыше углового дома. Она садится на автобус и едет до остановки "Улица Полевая-Сабировская". Погода все также висит над головой Кати, и ей кажется, что небо должно вот-вот рухнуть прямо на нее. Рядом с магазином горит урна, и ее почему-то никто не тушит, а потому жуткая вонь распространяется по всей местности, особенно в сторону близлежащего торгового центра.
   Катя делает покупки и встает на кассу, держась двумя руками за зеленую пластиковую тележку и ощущая напряжение со всех сторон. На соседней кассе она замечает, как тетка лет сорока кладет на транспортерную ленту три банки "гриналз". Катя думает о том, что это, все-таки, фирменный напиток неудачниц и бездарностей, по жизни уверенных в том, что принц их найдет, несмотря на то, что они уже состарились, скурились, спились и сильно износились, пока пользовались услугами не-принцев. Или пока не-принцы имели их в своих интересах. Усмехнувшись в сторону тетки, Катя обнаруживает, что для нее освободилось место на ленте, и выкладывает свои покупки. Осторожно, с долей задумчивости завершает кучку продуктов, косметики и бытовой мелочевки бутылкой "Санта Рита Резерве Каберне Совиньон".
   Выйдя из магазина, она идет к ближайшей остановке. На лысеющем газоне сидит молодая, но уже изрядно потрепанная мамаша с дочуркой лет семи, курит и пьет что-то из пластикового стаканчика, и Катя думает, что вряд ли это кофе, хотя цвет вещества явно довольно темный.
   Около входа в метро неадекватный по всем признакам мужик нелепо танцует и просто машет руками под исполнение слепым или прикидывающимся таковым певцом песни "Тихий огонек моей души". Катя заходит в вестибюль и быстро идет, почти бежит к эскалатору. Наблюдая перед собой на спуске девушку с планшетом, у которого здорово разбито стекло дисплея, Катя задумывается, есть ли что-то более кощунственное, чем играть в "Angry Birds" одним пальцем.
   "Какая глупость, право, верить его словам, А не поверить - грех, тому, который веселее и светлее их всех, эх!"
   На перроне людно, и Кате кажется, что людские потоки пытаются поглотить ее, и она держится особняком. Стоит около киоска "Первая Полоса". Ждет.
   "Она молчит и улыбается ему, тому, который возвращается..."
   Катя вспоминает, как на этом перроне стояла после какой-то гулянки с тем самым человеком, которому отдала почти три года жизни и которого была вынуждена из этой жизни выгнать. Отчетливо вспоминает его руки, объятья, его лепет о том, как с ней хорошо. Думает о том, как глупо все это было, но тут же осекается, вспоминая, как счастлива тогда была. Она помнит, как врала ему каждый день, каждый день что-то да скрывала - переписки по вечерам с сомнительными знакомыми, аккуратно вложенные в график жизни попойки с подругами, прочие мелочи, на которые, как ей казалось, она имела право и которые никак не влияли на ее отношение к нему. Вот только она не думала тогда о том, каким станет его отношение, начни он терять к ней доверие из-за аккуратно вскрывающихся фактов ее лжи то по одному поводу, то по другому. Ей казалось, что все это безобидно, ведь она физически ни с кем ему не изменяла, и им было хорошо вместе, а условности не должны были ничего разрушить. И в тот момент, когда стало ясно, что он держал в себе слишком много, и начал охладевать к ней, при этом не говоря ни слова о причинах, Катя поняла, что наступило начало конца. Он просил попытаться то-то изменить, просил ее стать честнее, предлагал компромиссы. Все оказалось впустую. Она не верила в хеппи-энды. Она считала, что фатализм ей поможет сделать правильный выбор. Она верила в то, что перед ней откроются новые перспективы. Верила, что, переболев, с помощью спиртного и подруг восстановится для нового забега. Возможно, с новыми правилами. Верила...
   Поняв, что поезд, на который требовалось сесть, уходит перед носом, Катя вздрагивает и подходит поближе к краю платформы. Сосредотачивается на желтой ограничительной линии. Смотрит вправо и ловит взглядом девушку с огромным носом, еще более огромными очками в черной пластиковой оправе и пышными формами, выдающимися из откровенно расстегнутой рубашки. Катю немного мутит, и она возвращается к желтой линии. Думает, что надо покурить. Что в метро, наверняка, высокие зарплаты, раз у них такая вредность. Что линзы всяк предпочтительнее даже самых модных оправ.
   Заходит в вагон. Обнаруживает отсутствие свободных мест и становится сбоку от двери, упираясь левым плечом в стену вагона и ставя пакет у ног. На маленьком диванчике в конце вагона сидит парень со свертком из белой бумаги, недвузначно намекающим, что внутри него цветы. Катя прикидывает, когда ей в последний раз дарили цветы и понимает, что это было на ее День рождения, седьмого июля. Она не хотела вообще ничего праздновать, но корпоративная структура и подруги подняли ее из уныния. Только восьмого ей было жутко больно от осознания того, что она проснулась одна. Она любит желтые розы. Большие, распустившиеся, ароматные. Она смахивает вновь скопившиеся в уголках глаз слезы, пока они не успели испортить макияж.
   На Черной Речке освобождается место, и Катя стремительно падает на него. До следующей станции она спокойно дремлет, убаюканная стуком колес на перегоне из двух станций, но на Горьковской в вагон врывается торговка и начинает громко - видимо, чтобы было слышно до самого Купчино, - информировать о наличии у нее в ассортименте обложек для документов, пластыря и еще какой-то чертовщины. Свою феерическую речь она завершает еще более громко и отчетливо произносимой репликой "Есть выбор!", и эта фраза заседает глубоко в мозгу Кати, и она едва не плачет от боли, которую она ощущает каждый раз, когда слова торговки вновь прокручиваются памятью. Что-то в этой фразе заставляет ее сильно нервничать.
   В газете соседки по сиденью Катя, пытаясь отвлечься от нахлынувшей тревоги, обнаруживает, в первую очередь, вопрос некой дамы о том, что ей делать, если у ее мужа опадает член сразу, как только он в нее входит. Чтиво разочаровывает Катю, и она осторожно обращает взгляд налево, где девушка читает книгу. Заголовок на открытой странице гласит "Распознавание печали в самом себе". Катя прикидывает, чем это может быть чревато и смотрит дальше. В тексте какого-то упражнения фигурирует фраза "Откройте рот и опустите руками уголки губ как можно ниже". Не понимая, как после чтения такого материала можно вообще остаться в контакте с реальностью, Катя закрывает глаза и пытается снова дремать, но на Невском Проспекте напротив Кати встает молодая пара, и это заставляет ее вздрогнуть. Парень - в кедах и джинсах, в футболке с изображением американского флага и модных очках в пластиковой оправе. Девушка - в сандалиях с золотистыми пластинами сверху, узких джинсах и футболке. В руках обоих куртки - видимо, они еще способны адекватно оценивать погоду, но вот по внешнему облику у Кати встает большой вопрос. Она видит, что у парня огромное пузо, и флаг США растянут на нем то ли забавно, то мерзко. У девушки из-под футболки тоже проглядывает животик, причем явно не из-за беременности, и, видимо, единственное, чем она пытается его скрыть - это выдерживаемая с трудом осанка. И это при том, что обоим нет и тридцати. Катю передергивает, и она вспоминает, что собиралась уж сегодня точно пойти на фитнес, но понимает, что уже не пойдет. Рисунок на джинсах девушки напротив напоминает некачественно вытертые следы от большого количества спермы, и это настолько раздражает Катю, что она решается встать и перейти в другую сторону вагона. По дороге она цепляется взглядом за большой красный рюкзак с огромными, совершенно бессмысленными шипами, он пугает ее и заставляет пробиваться через скопившуюся толпу быстрее.
   Уже дома Катя осознает, сколь бессмысленной была ее паника, но признает, что справиться с ней она никак не могла. Принимает душ. Как можно дольше стоит под потоком горячей воды, стараясь сбить максимум напряжения, скопившегося за день. Готовит ужин. Садится за ноутбук. Читает новости.
   "В Пермском крае алкоголик убил топором шестилетнего ребенка"
   Катя устала от такого рода новостей и прекращает ознакомление с ним. Вчерашний знакомый ей так и не написал, и она мельком вспоминает о письме с угрозой, но вариант с перехватывающей знакомых администраторшей теперь кажется столь явным и прозрачным, что и говорить не о чем. Заваривает зеленый чай с мелиссой. Отвечает на один из запросов на знакомство в "экзисте". Переходя по присланной знакомой ссылке, случайно попадает на рекламную страницу файлообменника.
   "Грошовый напиток растопит весь жир на теле"
   "Быстрое лечение диабета в домашних условиях"
   "Она смогла похудеть, сможешь и ты"
   "Увеличение члена..."
   - Фитнес, дура ты, фитнес, - стонет Катя.
   Разговор не задается, и спустя какое-то время Катя начинает смотреть старый фильм с Аль Пачино. Где-то по ходу действия ее глаза самопроизвольно смыкаются, и она засыпает.
  
   Тонировка скрывает происходящее на заднем сиденье машины достаточно качественно, иначе упругие ягодицы девушки красовались бы прямо за боковым стеклом. Она ласкает ладонью член лежащего внизу мужчины, а он старательно вылизывает ее вагину, то обнимая руками то ее талию, то раздвигая пошире ягодицы. Игриво проводит носом по ее анусу, отчего тот быстро сжимается. Девушке импонирует член партнера, и она решает проявить снисхождение и взять его в рот. Мужчина стонет от возбуждения, как только его член оказывается погруженным в глотку девушки. Ему кажется, что сейчас он может кончить всего от пары фрикций. Немного облизав крайнюю плоть, девушка берет член в руку и начинает неторопливо мастурбировать, при этом ощущая приближение столь желанного клиторального оргазма. Как только девушка кончает, она убирает руку с члена партнера, несмотря на то, что тот, кажется, готов извергнуться прямо ей в лицо, меняет позицию и ложится на мужчину, насаживая при этом себя на его член.
   - Скажи мне, когда будешь на подходе, - требует она.
   Он тяжело дышит и от возбуждения не может сказать ни слова и только кивает. Спустя минуту неторопливых фрикций, его голос прорезается.
   - О, господи...
   Девушка соскакивает с члена, хватает его в руку, но, вопреки ожиданиям партнера, не доводит его до оргазма, а крепко обхватывает ладонью основание члена, сбивая подступающий поток спермы. В другой ее руке мелькает что-то тонкое и металлическое.
   - Боже...
   Мужчина слишком близко подошел к оргазму, и его рассудок затуманен. Он не понимает, почему девушка машет правой рукой, но все его ощущения перекрываются острой болью в груди. Он дергается вверх, заставляя девушку подпрыгнуть и удариться головой о потолок машины, но, когда скальпель в ее руке вонзается в горло мужчины, его волю парализует внезапно нахлынувшая слабость, и после пяти размашистых ударов он уже может только едва шевелить губами в попытке что-то сказать. Его глаза выражают мольбу, но девушке это безразлично. Она хватает его еще стоящий по инерции член и начинает его быстро стимулировать, пока из него не вылетает густой белый поток. Она не была уверена, что этот рефлекс сработает после того, как будет нарушено кровообращение, но мужчина был слишком близок к оргазму, чтобы у него успело все упасть за эти несколько секунд. Девушка упоенно размазывает вытекшую сперму по лицу умирающего, перебирается на переднее сиденье. Находит влажные салфетки. Вытирает испачканные участки тела. Разбрасывает грязные салфетки по салону. Замечает только сейчас, что покойный пытался зачем-то убрать ее ногу, надавил слишком сильно и, наверное, на этом месте будет синяк. Хмыкает. Еще несколько раз ожесточенно, с придыханием тыкает скальпелем в уже мертвое тело - в грудь, в живот, в лобок. Успокоившись, выходит из машины и закрывает ее снаружи с помощью брелока сигнализации. Выкидывает брелок в урну по дороге. На этой заброшенной стоянке никого, и она немного удивляется тому, как вообще этот ее партнер согласился заняться экстремальным сексом здесь, на отшибе вместо того, чтобы поехать в его приличного вида квартиру. Кладет испачканные сверхтонкие перчатки в пакетик.
   Закрывает.
   Исчезает.
  
   Катя садится на кровати. Крутит головой из стороны в сторону, ощущая жуткую ломоту. Вздыхает. Думает, открывать ли, все-таки, глаза. Перебирает варианты. Сослаться больной. Уехать на похороны троюродной свекрови. Сменить пол и место жительства. Все эти варианты кажутся гораздо более презентабельными, чем необходимость встать и пойти на работу. Да даже просто встать. Она понимает, что устает во сне так сильно из-за того, что ее мучают кошмары, содержимого которых она не запоминает.
   Видит традиционно открытый ноутбук. Он всегда выходит из зоны ее внимания. Раскладывает последовательность своих действий в каждую ночь, когда вырубается от усталости - отключиться в кресле, наполовину проснуться, раздеться и улечься на кровать, едва доползя до нее. Примерно так. Видит в этом стройную логику. Ощущает легкий зуд со стороны паха. Решает, что лучше встать и осмотреть саму себя. Обращает внимание на то, что фитнес по ней уже не плачет, а ревет в судорожном припадке. Замечает неприятно ощутимое покраснение вокруг половых губ. Прикасается. Ощущает зуд. Закрывает глаза и вспоминает, что ей, вроде как, снился эротический сон, только содержимое слишком размыто. С ужасом осознает, что, видимо, ласкала себя во сне или тупо терлась о простыню. Содрогается. Отворачивается от зеркала.
   Завтрак из яблока, киви и хлопьев "фитнесс" с молоком пролазит в горло с трудом, но Катя обещала себе полноценно питаться, чтобы не свалиться от стресса, как когда-то давно. Она садится за ноутбук, который теперь никогда не закрывается благодаря отчаянному состоянию владелицы, и листает уже привычные, однообразные новости. Натыкается на сообщение какого-то агентства новостей о том, что в Канаде педофилию признали сексуальной ориентацией наравне с гомосексуализмом и гетеросексуализмом - причем, сравнение идет именно в таком порядке. Тихо, так, чтобы даже источник внутреннего голоса не услышал, Катя едва разборчиво шепчет "п'стец" и нажимает на кнопку выключения ноутбука. Она не хочет удивляться таким новостям, но, увы, мир сходит с ума гораздо интенсивнее ее самой - по крайней мере, ей так кажется, - а потому каждый раз очередная шутка морально обнищавшего, но окружающего себя новыми и новыми формами поклонения уродству общества выводит ее из колеи.
   С утра льет скромный, но постоянный дождь. Из магнитолы, включенной Катей совершенно машинально, льется воздушный, невесомый брейкбитовый ремикс на Swing To Harmony, и солистка с французским акцентом призывает "dream on your dream", и дождь делает стекла машины рельефными, и новые тонкие ручейки воды прорезают этот рельеф, а по лицу Кати текут такие же тонкие ручейки слез, и она проклинает себя за тот безумный, животный страх, который овладевает ее рассудком, стоит ей только прикоснуться к рулевому колесу. Выключает магнитолу. Вытаскивает ключ из замка зажигания.
   В метро все также неуютно, и Катя, уже вытерев лицо салфетками и взяв себя в руки, пытается как можно осторожнее смотреть по сторонам, чтобы не привлечь чьего-либо взгляда. Слоган на рекламном плакате ксамиола заставляет ее непроизвольно улыбнуться. "
   "Всего четыре недели от знакомства в интернете до свидания вживую".
   Если после недели знакомства в интернете не произошло знакомства настоящего, то дело труба, думает Катя. Впрочем, осекается она, если оценить внешность девушки на плакате - а это истинная ведьма, рекламная улыбка которой не помогает скрыть и доли ее угловатости, - то можно понять, что даже обычное приглашение на свидание спустя целый месяц бессмысленной болтовни в месседжерах для такой мадам - манна небесная. И дело далеко не в псориазе.
   Катю раздражает то, что совсем рядом с ней стоят и громко болтают на своем языке трое кавказцев. Или азиатов - ей не очень понятно, но суть остается прежней - ее нервирует тот факт, что она не понимает, о чем говорят эти незнакомцы. Заодно ее раздражают черепа на черных балетках сидящей на скамейке девушки. И череп, изображенный на рюкзаке в ее руках. И то, что она сидит, а Катя, уставшая от всего на свете, должна стоять. Катя действительно устала, потому что не высыпается уже которую неделю, не может уснуть раньше полуночи, а в выходные не может выспаться, потому что, проснувшись с утра, обнаруживает, что сон как рукой сняло, и доспать часиков до двенадцати, а то и восемнадцати, как бывало раньше, не выходит. Когда-то она радовалась тому, что ее никто не гонит с утра в субботу на фитнес и тренажеры, как это было при том ее парне, что занял наибольшую ячейку в ее жизни. Пыталась радоваться. Сейчас она готова была ради того, чтобы демонстративно, ради любимого поддерживать форму, вставать хоть посреди ночи, чтобы рвануть в спортзал, а в выходной с утра - тем более, поскольку спать уже не удавалось. А делать это для себя ей хочется в последние дни все меньше. И сейчас она не ощущает инициативу наверняка пойти в спортзал вечером столь же стойкой, как когда-то.
   Небо над Пионерской проясняется. В любом случае, думает Катя в автобусе, везущем ее в сторону офиса, во всем важно чувство меры. Рядом с дверью автобуса стоит девушка, и ее рука, держащаяся за поручень, являет собой упруго натянутую на кости кожу, а коричневые массивные ботинки смотрятся совершенно несуразно на тонких, как камыши, ногах, и плащ, неудачно затянутый выше пояса, только подчеркивает излишнюю худобу. Кате не нравится и это, причем даже в большей степени, чем скромный животик, который вырос за последнее время у нее.
   Уже на пути в офис Катя ощущает, как в ее виски начинает биться пульс. Головная боль усиливается, когда в мобильнике соседки по офису начинает голосить Элеонора из "Русского Размера", вторя голосу солиста своим "звезда разлуки". Кате кажется, что человека с таким мерзким музыкальным вкусом следует лечить электричеством. Поработав час над оставленной со вчерашнего документацией и поймав на себе гневный, но молчаливый взгляд зачем-то заходившего бухгалтера, она лезет в сумочку и после недолгих поисков извлекает на свет божий упаковку "нурофена". Выжимает из блистера две таблетки и кидает их в рот. Запивает остывшим кофе, поражаясь заодно тому, сколько мерзким стал его вкус. Выходит в туалет и там долго массирует руками и охлаждает водой лицо. Писает. Еще полчаса работает, и напряжение внутри нее все растет, и ей кажется, что должно произойти что-то, что окончательно ее сорвет, и она старается настроить себя на моральную готовность к этому.
   - Кать, ты как?
   С чего бы это ей приспичило интересоваться, думает Катя. Столь неожиданный вопрос выглядит тем более неожиданным из уст Олеси - не очень давно работающей в фирме светловолосой девушки в круглых очках, безмерно раздражающей Катю своей хронической идиотской улыбкой, появляющейся по любому поводу - от "Мы подняли темпы продаж на посреднической почве" до "Завтра конец света, и мы все умрем". Сейчас, думает Катя, не глядя на вопрошающую, на ней эта улыбка должна висеть во всю ширину.
   - А что?
   - Ну, может, вчера что было не так, а?
   Катя оборачивается, уже приняв угрожающий вид, но ее немного обескураживает отсутствие на лице Олеси этой ее фирменной улыбки.
   - В каком смысле?
   - Ну, в смысле Яколева...
   - Че? - Катя протягивает это настолько агрессивно, что Олеся отскакивает от нее, как от кипящего котла.
   - Ну, он же вчера тебя на свидание звал...
   - И что? Меня много кто зовет и много куда, это не значит, что я яшкаюсь со всеми подряд мудаками, особенно - такими, как Яковлев.
   - То есть, тебя с ним не было вчера? - накаляет обстановку своим вопросом Люда - еще одна сотрудница-соседка Кати, женщина в возрасте глубоко за тридцать.
   - Да вы вконец все свихнулись? - головная боль заставляет Катю дать выход искренним эмоциям. - С кем угодно, только не с ним.
   - Господи, Кать, не нервничай ты так, ну ошиблись... - тушуется Олеся. - Ну, я подумала, вдруг ты что-то могла бы знать. Нас просили сообщать, ну, и...
   - Кто просил? - Катя в отчаянии подпирает голову рукой и смотрит прямо на Олесю.
   - Ну, когда ты отходила, полчаса назад, заходил паренек из полиции, вроде как давал указания сообщать, если кто в курсе, и говорил, что, мол, еще зайдут, если понадобится всех опросить, - пожимает плечами Олеся.
   - А что случилось-то?
   - Яковлева ночью нашли в его "икс-трейле" мертвым, - комментирует Люда. - С перерезанным горлом. Жутко.
   Катя медленно моргает и понимает, что перед глазами встала странная невесомая пелена. Махает головой.
   - Ну, ты не переживай, лишнего никто про тебя не сболтнул, это мы так, между собой, вдруг кто... - Олеся пытается оправдаться, и ее прерывает рывок Кати вверх, с кресла.
   Катя вскакивает и убегает из кабинета. Бежит снова в туалет. Ей трудно дышать. Она пытается понять, как возможно в реальности то, о чем ей только что сообщили, и не понимает. Зато она понимает, что ей ни на чем не сосредоточиться, понимает, что ее рабочие ошибки произрастают отсюда же. Садится на пол рядом с дверью туалета. Накрывает лицо руками. Ей плевать, что подумают окружающие. По крайней мере, сейчас. Ей жутко от того, как все складывается в последние дни, и страх сковывает ее по рукам и ногам, заставляет уходить в себя. Ей плохо, хотя для того вроде и нет повода, никаких болезней, никаких ссор никаких мощных источников стресса. Месячные должны дать о себе знать не раньше, чем через неделю, хотя, вспоминает Катя, небольшое смещение цикла у нее уже было в том месяце, и она отдает этому должное, но это слишком мало объясняет. Возможно, бунтуют гормоны, думает она. Возможно, просто затаившийся в глубине нервный срыв. Она не может понять, что именно внутри нее не так, но все ее внутреннее состояние напоминает огромный взбесившийся часовой механизм, шестеренки которого пошли вразнос, рассоединившись, но не перестав двигаться.
   Понимает, что необходимо вернуться в кабинет, объяснить, при необходимости, свое поведение, хотя что тут объяснять - еще вчера вечером она послала человека куда подальше, а сегодня он уже мертв. Разумеется, это шок. Как бы ни был ей неприятен Яковлев, и какой бы мерзкой ни была его вчерашняя попытка подкатить к ней, она никому никогда не желала зла - увечий, болезней, и, тем более, смерти. Да и не так уж плох был сам по себе этот эффективный менеджер.
   В кабинете никто ни о чем не спрашивает. Все всё понимают или никто не понимает ничего. Через некоторое время взгляд Кати приковывают заголовки статей, крупным шрифтом напечатанные на номере "Аргументов и Фактов", лежащем на соседнем столе.
   "Опасен ли новый вирус"
   "Вожди-вампиры омолаживались кровью",
   "Как к нам проникают гастарбайтеры"
   "Гигант из космоса"
   От прочтения этих фраз Катя теряет ощущение реальности, впадает в очередной припадок страха. Берет сумочку. Снимает с вешалки плащ и зонт. Молча уходит, несмотря на негодование коллег и понимание того, чего ей может стоить этот уход. Ей слишком дурно от всего, что движется вокруг нее, от всего, в чем есть хоть какая-то угроза или ее подобие.
   Она выбегает из офиса, не меняя темп с того, который взяла на лестнице. Игнорирует ударяющий в лицо взгляд Ромы, как на грех курящего около выхода, как и его "Кать?", расплывающееся в холодном осеннем воздухе. Небо посветлело, дождь прекратился. Мир завис в странном, неопределенном состоянии погоды, в смеси намека на продолжение дождя и обещания потепления и скорого "бабьего лета".
   Кате все также трудно дышать, но она бежит к метро. На ней обычный серый деловой костюм с юбкой, накрытый легким бежевым плащом. Ей не хочется, чтобы кто-либо обращал на нее внимание. Уже в вестибюле метро, купив жетон и направившись к турникету, она ощущает на себе едкий взгляд со стороны и обнаруживает, что на нее откровенно пялится худощавый высокий паренек относительно приятной славянской наружности, но избыточно напыщенный и явно мнящий о себе больше, чем следовало бы, с учетом очевидно невысокого социального статуса. Катю это раздражает - сильно, даже заводит, - но она не может ничего с этим поделать, постанывает от бессилия, отворачивается, ощущает, как кружится голова. Останавливается и опирается на стену плечом. закрывает глаза. Стоит так, как ей кажется, буквально пару секунд. Открывает глаза и понимает, что все пришло в норму, и ей стало даже несколько легче, чем было на выходе из офиса. Проверяет того паренька, и теперь он обнаруживается уже по ту сторону турникетов, оборачивается на нее и ухмыляется - вроде как довольный тому, что ему удалось так безнаказанно полапать взглядом красивую девушку. Но Кате уже плевать на этого незнакомца, и она, немного осмотревшись и поняв, что ей действительно лучше, сжимает в ладони жетон и выдвигается с ним к турникету.
   Хочет пробежаться вниз по эскалатору самым быстрым способом - перескакивая через ступеньку, но понимает, что сделать это безопасно не хватит сосредоточенности. Продолжает стоять и, периодически закрывая надолго глаза, выжидать, когда же закончится эскалатор.
   Отключает звук, когда на "айфон" поступает звонок от директора. Понимает, чего ей это будет стоить. Начинает прикидывать варианты отговорок на завтра. Ощущает подступающий приступ паники и отталкивает все эти мысли.
   Православные календари, обложки для паспортов, игра на бонго и флейте, сбор средств на операцию ребенку, бесконечные пластыри, фонарики со светодиодами, фантастические высокотехнологичные овощечистки, наноковрики - на промежутке между "Пионерской" и "Парком Победы" Кате везет услышать это все, и она едва не плачет от того напряжения, которое создает этот неиссякаемый поток информации, и музыканты с бонго заходят, как назло, на перегоне "Черная речка" - "Горьковская" и лупят по нервам в течении двух слитых из-за ремонта "Петроградской" остановок.
   По дороге к маршрутке от метро до дома Катя морщится, завидев беременную женщину с коляской, где мирно посапывает уже подросший малыш - очевидно, первенец. Не то, чтобы ей был неприятен институт беременности как таковой, просто примерять на себе роль будущей мамаши с оттопыренным пузом ей как-то неприятно. С другой стороны, она понимает, что в каком-то скором времени и ей надо будет продлить свой род, породить самое ценное, что может быть, по мнению рядового обывателя, создано человеком естественным путем. Женщина подводит коляску ближе к стене здания нотариальной конторы, останавливается, оглядывается по сторонам, вытягивает пачку "кисс дрим" и закуривает тонкую сигарету, трогательно стараясь хотя бы не пускать дым в коляску.
  
   В лифте Катя поднимает взгляд от пола и отшатывается от своего отражения. Качает головой. Замечает, что в зеркале справа ее лицо кажется округлым, а слева -худым. Пытается смотреть на оба отражения сразу, но выходит нескладно, и ей не создать полноценную картинку своего облика со всех сторон. Ее это смущает. Двери открываются, и время для этого ребячества заканчивается.
  
   Основательно расслабленная теплым душем, Катя старательно игнорирует паразитные посты в новостной ленте "вконтакте" - шаблонные комиксы с различными подписями в пузырях, популярные картинки с подписями сверху и снизу то ли на злобу дня, то ли от больной головы, очередные "селфи" в зеркале на "айфон" в новом платье или с новыми, еще не перегоревшими после занятия в спортзале мышцами пресса. Натыкается на видеозапись в группе остросюжетного видео. На ней - взятие бойцами ОМОНа общежития, напичканного нелегальными иммигрантами. Кадры, манера съемки, поведение странной девушки в кадре, стойки и сухие реплики сотрудников полиции, крики - все это напоминает Кате сцены из американских боевиков, и ей даже не верится, что так бывает в жизни и что можно это заснять на обычную камеру в мобильнике. Ей кажется, что ее жизнь проходит до безобразия скучно, потому что ей в последнее время нечего вот так снять на мобильник.
   Очередной знакомый по "экзисту", в котором Кате сегодня удивительно скучно, заявляет, что нашел катину анкету на "мамбе", и Катя испытывает легкий стыд за то, что не удалила созданную когда-то назло бывшему парню анкету на этом помойном сайте, и обещает себе удалить ее при первой же возможности. Разговор не задается, парень оказывается идиотом и попадает в "черный список".
   Она пытается продумать завтрашний день, понимая, что завтра пятница, и ей жизненно важно спланировать способ сбросить стресс, но напиваться она не хочет. Открывает почтовый ящик. Обнаруживает новое письмо с того же адреса, с которого ей писала странная барышня с закрытым лицом. С содроганием открывает.
   "Не хочешь поболтать? Тебе не кажется, что ты вообще болтаешь лишнего? И что желающих с тобой говорить все меньше? Знаешь, я ведь не успокоюсь, пока ты кое-чего не поймешь. А поймешь ты это только тогда, когда исчезнут все, кто появятся на твоем пути. Я не хочу, чтобы ты продолжала в том же духе. Учись на свои ошибках. Помни - я всегда где-то рядом"
   Холод и мурашки распространяются по всему телу Кати, и она дважды промахивается курсором мимо кнопки закрытия окна, прежде чем убрать с экрана окно браузера с текстом этого письма. Теперь уже ей не удается пропустить мимо сознания такое послание, и она судорожно начинает соображать, кто мог бы над ней так подшучивать. Определенно, думает она, это кто-то из тех, кому она чем-то насолила в жизни. Случайного человека, которому зачем-то нужно пытаться довести ее до края, причем в период, когда у нее невесть из-за чего подходит нервный срыв, она исключает. Этот кто-то должен знать, что ей сейчас плохо и сыпать соль на рану сознательно. Она решается снова открыть письмо и выбирает "Ответить".
   "Кто ты такая? Или такой? Что тебе от меня нужно? Что ты знаешь обо мне? Прекрати меня пугать, не такие пытались"
   Последнее звучит как-то глупо, но Катя оставляет все как есть и отправляет. Думает, имеет ли отношение к реальности суть угроз этой незнакомки. С чувством выполненного долга идет к холодильнику и достает овощи. Моет и нарезает, чтобы поужинать легким миксом из томатов, огурцов и салата и запить его бокалом красного вина.
   Выдержки Кати хватает где-то до середины бокала вина, и она кидает вилку в тарелку и откидывается в кресле. "Айфон" сигнализирует о заблокированных звонках и принятых смсках от Ромы, и Катя заливается слезами, глядя на дисплей, но ничего не может с собой поделать и просто переворачивает его снова. Залпом допивает содержимое бокала и выкидывает остатки салата. Берет в руку мобильник, открывает смски и, не читая, удаляет их все.
   Выключает ноутбук, но не закрывает его. Умывает лицо. Следуя сигналам из мозга, вызывающим сонливость, на этот раз сознательно снимает нежно-розовый халат, который одела после душа и падает в постель. Засыпает.
  
   Она думает о том, что парень сам обрек себя на все это, и эта мысль успокаивает. Он лежит перед ней на кровати, привязанный по рукам и ногам, с завязанными глазами, тяжело дышит и несет какую-то нелепицу, и вожделение окончательно застилает ему внутренний взор. Он и не задумывается о том, что дал себя обездвижить и ослепить совершенно незнакомому человеку, и на нем сейчас нет презерватива, и шансов получить множество наград за эту вопиющую беспечность у него море.
   Девушка думает обо всем этом с усмешкой, поглаживая уродливое, с широким отверстием и массивными зазубринами лезвие ножа для разделки сыра. Она подходит к кровати, и болтовня парня ее умиляет, и она решает его наградить. Кончиками пальцев ласкает его дрожащий, накачанный кровью член, напряженную мошонку, бедра. Он стонет, и это разъяряет девушку, и она решает перейти непосредственно к основному действию. Забирается на голову парня и прижимается клитором к его рту и хватается руками за спинку кровати, ощущая, как старательно работает язык чрезмерно возбужденного парня.
   В момент оргазма девушка разражается криком, и он не наигран, потому что ей действительно чертовски хорошо, и она берет парня за волосы и прижимает к себе одной рукой, а другой взрезает ножом его напряженный живот, и кровь толками начинает изливаться на кровать, на грудь и живот парня, брызжет на спину девушки. Парень пытается кричать, но его партнерша закрывает ему рот ладонью, и, несмотря на активные потуги вывернуться, он не может даже отвернуться, потому что наручники достаточно крепко держат его руки и ноги, да и вес сидящей сверху уже на его горле девушки не позволяет.
   Она устает держать его рот и, убрав ладонь, ударяет ножом внутрь, рассекая язык, но не проникая глубже, чтобы не убить его. Только на секунду вырвавшийся крик тут же превращается в булькающее мычание. Некрепко прилаженная повязка сползла, и в глазах парня ужас, и это снова возбуждает девушку, но ничего сексуального с ним она делать уже не хочет, и ее даже немного раздражает его взгляд, и она решает ослепить его двумя точно рассчитанными ударами ножа в середину каждого глаза. Мычание усиливается, и девушка начинает делать длинные рваные надрезы по телу парня - на руках, ногах, на груди, и ее это забавляет, но в комнате слышится шорох, и это заставляет ее замереть. Она видит, как в дверь заходит недоумевающее мяукающая кошка. Девушка замирает и начинает смотреть в ответ, потом пятится и пытается уйти. Девушка гонится за ней и ловит уже на кухне довольно приличной, хотя и неухоженной квартиры.
   Закончив где-то через полчаса, она умывается, снимает перчатки и фотографирует свой, как ей кажется, шедевральный результат мести за нанесенное ей намедни оскорбление. Ей нравится результат.
   Она закрывает дверь. Вызывает лифт. Смотрит на свое отражение в исцарапанном вандалами зеркале. Восхищается.
   Вдыхает свежий ночной воздух.
   Исчезает.
  
   Небо сегодня чище, и на улице гораздо теплее, и солнце наконец-то балует своим визитом промозглый, успевший промерзнуть за последние хмурые дни город. Катя не заходила в интернет утром, и ей кажется, что это здорово сберегло ее нервы, и настроение у нее гораздо лучше, чем во все последние дни. Она подумывает о том, чтобы встретиться этим вечером с Ромой и начать переосмысливать жизнь. С усмешкой она думает о том, что стимул к этому она, наверное, получила из фразы "Я не хочу, чтобы ты продолжала в том же духе". Ей и самой уже тошно от того состояния, в котором она находится в последние недели, и сейчас она понимает, что надо что-то менять.
   В метро она натыкается взглядом на плакат "Мечтаешь о лучшей жизни? Кредит 11,9 %", и на нем потрясающе крупногабаритная тетенька явно доминирует над очкариком-деградантом. Катя вздыхает, задумываясь о том, что мужчин такого типа - слабых, беспомощных, способных принять материальную помощь женщин или берущих кредит для того, чтобы купить подарок своей жене, стало слишком много, и что именно эта слабость, которая не видна при знакомстве, но наверняка вскроется в первый же день относительно близкого общения или совместной жизни, пугает ее, заставляет трижды обдумывать каждое начало общения с новым парнем, и в результате этого она теряет шансы иметь постоянный секс и кого-то, кто поддержит в трудные времена. Снова вздыхает. Садится на освободившееся место. Глядя вправо, на девушку у двери вагона, спрашивает себя, может ли быть что-то хуже сочетания платья и массивного рюкзака за плечами. Тут же отвечает, заметив сидящее напротив подобие женщины со стрижкой "под мальчика", в очках с массивной черной оправой, с чрезмерно широкими скулами и в обвисших, мешковатых штанах оливкового цвета. Это определенно гораздо печальнее, думает Катя, и в ее мыслях баланс социально-половой деградации мужчин и женщин подравнивается.
   Она в который раз вспоминает, как ныне усопший Яковлев жаловался директору на ее якобы неправомерную задержку его дел из-за необходимости планомерной обработки документов, и как директор не раз вызывал ее в связи с этим на "деликатный разговор". Кате было мерзко выслушивать, что она просто обязана идти на компромисс, хотя дословно звучало это как "пожалуйста, пойми ситуацию". Катя борется с ощущением глубоко запрятавшейся радости от восстановления справедливости. С переменным успехом.
   С утра она долго объясняется с директором насчет вчерашнего срыва, но достигает-таки понимания и идет продолжать работу. К обеду она ощущает себя жутко уставшей и плетется на улицу, чтобы погреться на солнце и выкурить сигаретку "нирдош", хотя и от этого варианта курения, ей казалось, она уже избавилась. Выкуривает одну сигарету. Начинает вторую. Проверяет мобильник. Нервничает. В кои-то веки, она позволяет себе ждать чьего-то внимания, а это внимание не подоспевает. На перекур выходит ее знакомый из отдела продаж Витя Кузьмин - довольно молодой и уже женатый парень. Он вернулся из отпуска только вчера, и они еще не успели поболтать.
   - Ну, как отдохнулось? - Катя сама удивляется своему дружелюбию и понимает, что действительно устала от замкнутости, и знакомое лицо "продажника" ее радует, как и солнце этого дня.
   - Да так себе, честно говоря, - пожимает плечами Витя и по привычке теребит мизинцем обручальное кольцо.
   - А что так?
   - Вылет обратно задержали на три часа.
   - Ну, погода, наверное.
   - Да, не страшно. Но не круто было там сидеть и ждать.
   - А сам отдых? Ну, пляжи там, все такое.
   - Да, как-то нормально... Спокойно. Как всегда.
   - А-а.
   - А ты сама как?
   - Ровно как-то. Не знаю. Немножко нервно.
   - Устала? У тебя суровый ритм нынче.
   - Да, знаешь...
   Катя забивает паузу длинной затяжкой. Давится дымом. Вся сжимается, лишь бы не показать дискомфорта и не раскашляться. Выдыхает.
   - Не хочешь сегодня потусить где-нибудь - мы с Викой и еще двумя парами знакомых собираемся в бильярд или типа какой-нибудь развлекательный центр, на Бухарестской, например. Потом в бар.
   - Круто, но я, вроде как... М-м-м... Договаривалась о встрече кое с кем...
   - Ну, слава тебя яйца, - Витя смеется. - Тебе нужна... эм... близкая дружба, мне кажется.
   - Это не то, о чем ты подумал, - натянуто улыбается Катя.
   - Жаль, - пожимает плечами Витя. - Пойду обзванивать дальше.
   - Ага.
   Катя докуривает в одиночестве. Ждет еще полминуты. Смотрит на экран "айфона". Шепчет неожиданно для самой себя "Вот оно, блин, как", разворачивается и возвращается в здание. В процессе случайно узнает о том, что Рома срочно выехал домой, в Волгоград - у него что-то случилось с матерью. Возможно, думает Катя, вчера он хотел ее об этом предупредить. Возможно, нужно было просто перезвонить. Возможно...
   Она обрывает мысль, чтобы продолжить работу.
   Открывает личный ящик и обнаруживает еще одно письмо от незнакомки, которая ей угрожает. Вскипает яростью, едва не ударяет кулаком по столу, но вовремя вспоминает, что находится в офисе, и вокруг люди, и после вчерашнего эксцесса лучше не развивать репутацию неврастенички новыми выходками.
   "Знаешь, в чем-то тут есть и твоя вина. Возможно, кто-то тебя и пугал сильнее, но у меня и цели нет пугать, Катенька. И я знаю о тебе больше, чем тебе хотелось бы. Увы, я даже слишком хорошо знаю тебя, и мне это не нравится, но все слишком запущено. Слишком глупо. Заметь, я не прохожу мимо твоих контактов, я искренне забочусь о том, чтобы тебе жилось интереснее. Скажи спасибо"
   Катя уже не пугается. Ей овладевает злость на какую-то полоумную, которой, видимо, так нравится писать всякую чушь. Она подумывает попросту пометить письма, как спам, и заблокировать адрес отправителя, но тут же ловит себя на мысли, что завести новый ящик для столь искусно изобретающего угрозы психа точно не составит труда. Решает ответить.
   "Иди на хер, ты больная, по ходу. Или больной - что скорее. Мне плевать на твои угрозы. Еще одно такое письмо - и я передам твой адрес, чтобы тебя отследили, и за тебя возьмутся специалисты. Настоятельно рекомендую прекратить мне угрожать. Я ни в чем ни перед кем не виновата"
   Отправляет. Перечитывает письмо в "исходящих". С горечью осознает, что этот короткий текст выглядит слишком жалким и полон примитивной лжи. Выходит из почты и закрывает браузер. После еще часа работы решает выйти еще на пару минут и обнаруживает говорящего по телефону с кем-то Витю. Он старается держать приличный тон, но видно, что это ему удается с трудом. Кладет трубку. Если при первой встрече вид у него был просто немного отстраненным, то теперь он откровенно мрачен.
   Катя улыбается ему и прикуривает "нирдош". С трудом глотает слюну, пропитанную мерзким травяным привкусом.
   - Слушай, а ты умеешь плавать?
   - Блин, - Витя улыбается. - Ты опять?
   - А что? - Катя недоумевает, потому что вроде как попыталась открыть отвлеченную тему, чтобы увести собеседника от сути неприятного телефонного разговора, а он смотрит на нее, как на идиотку.
   - Ты каждые два месяца меня об этом спрашиваешь. И больше ничего к этому не добавляешь.
   - Да?
   - Точно. Зачем тебе это?
   - Да я даже не знаю.
   - Но я неплохо плаваю. С детства.
   - Ну, да.
   - Ты помнишь?
   - Не знаю. Извини.
   Катя бросает недокуренную сигарету в урну и бежит обратно, в кабинет.
   Еще час поработав и закрыв "скайп", по которому общалась с представителем клиента, она быстро вносит новые данные в таблицу в "экселе" и закрывает ее. Отодвигается от стола и смотрит на настенные часы.
   "Знаешь, в чем-то тут есть и твоя вина"
   С усмешкой она думает, что наверное, признала бы себя антихристом, убийцей Влада Листьева и Элвиса Пресли, и даже автором идеи болей в критические дни, если бы за это она смогла бы спокойно взять отпуск и уйти от всего этого организационного бардака и постных физиономий считающих себя уникальными офисных зомби. Подумывает, что неплохо бы действительно обратиться в полицию, раз уж ей присылают столь странные угрозы. Ведь только следящий за ней дома может знать, что она ищет знакомства в интернете, кажется ей. И тут же она одергивает себя при мысли, что одной только фотографии в любой анкете достаточно, чтобы понять, что это она сидит с аккаунта, и что это она готова познакомиться с кем-либо, даже не видя его в лицо. Понимает, что сама поставила себя в эти рамки. Понимает, что принести в полицию распечатку этих писем в эпоху, когда можно создавать сотни тысяч липовых страниц в социальных сетях и изображать из себя кого угодно и при этом не нарушать никаких законов - значит выставить себя конченной дурой и быть направленной к соответствующему специалисту. Решает больше не задумываться об этом до конца дня.
  
   По всему городу на асфальте нарисованы странные трафаретные граффити - надпись "Не долбись в зад. Не ешь трансжиры" и портрет скандально известного депутата Госдумы. Катя старательно обходит один из таких рисунков и проходит мимо гранитных кубов и забитых урн к крутящейся двери в торговый центр. На подходе к ней ощущает острый запах табачного дыма и залежалых окурков. Пригламуренность относительно сексуально одетых девушек и серьезность парней, стоящих рядом и проходящих через дверь, на фоне этой мерзкой вони теряют какой-либо смысл.
   Катя не совсем понимает, для чего ей нужно обойти добрую половину магазинов "Галереи", но что это ей нужно, она знает точно. Она находит пару-тройку приличных рубашек в "BeFree", меряет их и покупает одну. Выпивает чашку эспрессо в "Coffeshop Company". Присматривает приличный деловой костюм. Спускается на первый этаж.
   Перед ее глазами проплывают вывески, вещи, ценники, ее удручает навязчивая любезность продавцов, и...
   Bossco, Starr Continentals, Cacharelle, Individuelles, Rendez-Vouiers, на тетке-продавщице футболка с надписью "I'm shopping all my life and have nothing to dress"...
   ...Катя пытается понять, что из представленного ей нужно, но ей становится душно, и трудно сосредоточиться на чем-то конкретном, и она меряет вещи, но они, как ей кажетс, на ней не сидят, и ей кажется, что в более-менее приличных магазинах она выглядит чересчур глупо с одним пакетиком из "BeFree", и со временем...
   Grate с какой-то органической косметикой; Coste; Baldini, в который даже нет смысла заходить, косметика из Il de Beautel, вызывающий омерзение HM, вызывающая усмешку презентация нового Galaxy Note; вывеска "Бриллианты, золото, серебро", вызывающая желание получать подарки от мужчины; явно силиконовые сиськи идущей навстречу телки - ну, не могут они, пятого размера, так упруго держаться без лифчика, с выпирающими сосками, будучи натуральными...
   ...сознание Кати расплывается по ярко освещенному пространству торгового центра, уносится на эскалаторы, в примерочные, в закусочные, на прилавки, в витрины, в туалеты. Растекается по рекламным слоганам, по недовольным физиономиям примеряющих платья откровенно жирных девушек, по серым лицам продавцов в магазине колготок, по бодрым движениям лиц разной национальности, снующих по Centro, по жующим бургеры и блины семьям и нищим или просто сумасшедшим, методично сметающим в себя объедки со столов ресторанного дворика.
   Обнаружив у себя в руках три бумажных пакета с вещами, Катя понимает, что пора уходить. По дороге к выходу она замирает, и в ее сознании ярко всплывает ассоциация с одним из дней, когда она проходила здесь же. Это было то самое время, о котором она вспоминает с содроганием. Время одиночества, боли, беспрестанных вопросов к самой себе, работы на дому, работы по ночам, работы, работы...
   Она помнит ту себя и поражается тому, как она умудрилась довести себя до такого истощения, чтобы однажды рухнуть в обморок по приходу домой вечером. Она помнит слишком долгие вечера и слишком короткие ночи и то, как
   ...она стоит, сжав в руке наполовину опустошенный за вечер пузырек "ново-пассита" и не понимает, что делать дальше, потому что она уже должна была уснуть, но вместо этого стоит на кухне, смотрит в окно, а все ее тело трясет, и она хочет выпрыгнуть из самой себя, и ей не видно ничего, кроме полосы света на крыше небоскреба, контрастирующего с невысокими типовыми зданиями и какими-то низкими техническими постройками вдалеке. Она ложится спать в четыре ночи, и в ее голове гудят слова, цифры, знаки, и спокойная речь директора, ставящего ей задачи, кажется ей гласом из ада, и она просыпается уже спустя полчаса от этого странного, спокойного, голоса, ни слова из произносимого которым она не может разобрать...
   ...она сидит до половины пятого, и завтра у нее сделка, которую нельзя сдвинуть или отложить, и никто больше не разбирается в этих документах, и у нее начинается приступ паники, потому что ее мозг сам по себе требует сна и покоя, и она ощущает слабость в руках и ногах, но где-то в груди у нее горячий стержень затвердевшей воли, и она не может лечь и продолжает работать, но паника все сильнее, и она закрывает ноутбук и выходит на балкон, но воздуха все равно не хватает, и она хочет кому-то позвонить, но не знает кому, или просто некому...
   ...она встречала с тех пор кого-то, кто пытался стать к ней ближе, но так и не нашла нужного, и все, что ей оставалось - следовать бесхребетному, пустому совету знакомой "Крепись, будет и на нашей улице праздник". Она помнит, как в тот период иногда также замирала от того, что переставала понимать, что с ней происходит, теряла ощущение реальности, и чаще всего это происходило в таких массивных помещениях, как "Галерея". Все вокруг становилось мешаниной из цветов, звуков, ограниченного пространства, подвижных объектов, и в какой-то момент даже страх от осознания того, что мир вокруг стал чужим, незнакомым, перестал ее донимать, потому что переросшая саму ее усталость принесла безбрежную апатию, и искать выход иногда совершенно не хотелось.
   "Связь-Нэт", "Антиквариат"...
   Улица встречает ее другими вывесками, шумом и все той же вонью. Она старается как можно быстрее пройти в метро, потому что желания продолжать какую-либо деятельность в центре у нее не было и не появилось. Сравнивая свое состояние тогда, в период повышенной интенсивности труда, и сейчас, когда она может отложить на завтра даже то, что нужно было сделать вчера, Катя не совсем понимает, стоило ли оно того. Но ей кажется, что сам факт того, что она пережила этот период и выстояла, значит немало.
   "Курсы иностранных языков", "Профессиональная чистка зубов", "Новый вкус - миндаль", "Петроградская недвижимость", "10 лет OPI", "Поверьте своим глазам"...
   На нее несутся рекламные плакаты, установленные вдоль эскалатора, и каждый из них проходит сквозь ее сознание, и каждый уходит в никуда. Увидев внизу девушку, обнимающую огромного плюшевого медведя, Катя ощущает, как из нее понемногу просятся наружу слезы. Когда-то тот самый ее парень подарил ей такого же медведя, только более естественной расцветки. Это было незадолго до начала их регулярных ссор и расставания. И в один прекрасный вечер, когда расставание можно было считать оформленным, снарядив организм парой бокалов шампанского, Катя взяла строительный нож и порезала игрушку в клочья, превратив в нечто бесформенное, и вынесла в таком виде на помойку. Наутро она не совсем понимала, зачем это сделала, но умом видела в этом символический акт прощания с прошлым. Увы, это не помогло ей сразу же избавиться от чувства потери.
   В метро внимание Кати привлекает худая девушка в черном платье, с пугающе темными глазами, в черных балетках не по погоде. Она говорит вроде как со случайно встретившимся парнем, и когда он выходит из вагона, выражение ее лица показывает, будто она съела что-то неимоверное кислое. Она держит в руках крутку, из внутренней части которой торчат огромные ярлыки, которые явно ей мешают, но отрезать которые она почему-то не решается.
   Напротив Кати встает парень в расстегнутой кожаной куртке, и на его футболке кислотно-зелеными буквами выведена надпись "Diabolus Est In Details". Катя пожимает плечами и закрывает глаза. Принимает спящий вид и ждет объявления "Парк Победы", следующая станция "Московская"
   За одну остановку ее отвлекает болтовня двух мужских голосов.
   "Да посмотрел в зеркало с утра, так ощущение, что за ночь постарел"
   "Так это потому что не пьешь ни хрена, вот и стареешь"
   "Ну, наверное. Давно уже так"
   "Организм нужно проспиртовывать, тогда он и сохраняется лучше"
   "Как в Кунсткамере уроды?"
   Смех.
   Катя открывает глаза и смотрит на обладателей голосов. На них дешевая китайская одежда уже потрепанного, переношенного вида, сильно потертая обувь того же пошиба; они не причесаны и не очень приятно пахнут, и у них на плечах по большой типовой черной текстильной сумке не первого года свежести. Кате кажется, что эти двое уже достаточно проспиртовали себя, и уровень их жизни этому вполне соответствует.
  
   Странное ощущение возбуждения, которое растет в Кате, когда она закрывает случайно вылезшую страницу порносайта, не хочет покидать ее и когда она думает о работе, и о том, что ей некуда пойти сегодня. Не покидает, когда она включает на мизерной громкости музыку и запускает "экзист". Она сдается, находит в истории этот сайт и, покопавшись в записях, решает включить что-нибудь спокойное, без извращений. Включает запись, где парень методично вылизывает промежность брюнетки, после чего ставит ее на четвереньки и жестко имеет в течение нескольких минут под наигранные стоны, типовые "Oh my god, yes..." и периодическое хлюпанье. Катя смотрит на это с сомнением, но небольшое возбуждение это все-таки вызывает, и она расстегивает халат и поглаживает себя по соскам, когда парень начинает мять обильные груди своей партнерши. Но когда он вытягивает член и переставляет его в анальное отверстие девушки и делает это даже слишком легко и непринужденно, Катя выключает запись. Ее терзают неприятные ассоциации с одним парнем, который как-то раз практически силой смазал ей задний проход и вставил в него свой немаленький член, чем принес обильные болевые ощущения и перечеркнул экстаз от мастерски и очень чувственно сделанного кунилингуса, после чего и был предан анафеме.
   Включает запись с лесбийским сексом, и уже это видео вызывает у нее настоящее возбуждение, и она начинает ласкать себя, обильно смазав пальцы слюной, но что-то не так, и ее раздражает все вокруг, и она выключает звук у записи и прекращает попытку самоудовлетворения. На экране две девушки доставляют друг другу удовольствие в позе "69", а Катя сидит и едва не плачет от того душевного состояния, в котором она находится вопреки своей воле. Уходит в душ - уже во второй раз за вечер, на этот раз - чтобы снять вновь скопившееся на ровном месте напряжение с помощью теплой воды.
   Тепло разливается по ее телу вместе с потоками воды, и она думает о том, что на улице холодно и сыро, потому что снова пошел дождь, и осознание того, что она сейчас в уютной теплой квартире, где никто ей не указ, что и как делать, и она единоличная хозяйка своей жизни, заставляет ее почувствовать душевный подъем. У нее начинает слегка потягивать внизу живота, и ее руки тянутся вниз, поглаживают живот, поднимаются к груди, откидывают волосы назад. Она прикасается ладонью к паху и понимает, что после этого уже не сможет остановиться. Опирается о стену, ставит ногу на край ванны и массирует клитор, содрогаясь и постанывая. Сплевывает на пальцы и аккуратно вводит их во влагалище. Представляет себе какого-то парня, идеальных форм тела, нежного и ласкового, сидящего у ее ног и вылизывающего всю ее вагину. Проходится пальцами по половым губам, снова трет клитор, но чувствует, что образ в сознании только мешает ей и отбрасывает его и думает только о чистом удовольствии. Ускоряет темп, гладит ягодицы, легонько касается пальцем анального отверстия, ощущает близость пика ощущений и, достигнув его, оседает на край ванны, зажимает руку ногами, закрывает глаза и стонет. Но уже спустя полминуты после того, как быстрый, слабый оргазм пролетает по ее телу, она ощущает не столько удовлетворенность, сколько странные, смешанные эмоции. Стыд. Смятение. Удрученность от осознания того, что рядом нет никого, кто разделили бы ее экстаз.
   Моется заново.
   Выключает воду.
   Выходит из ванной.
  
   "Привет. Подружимся?"
   Попытка начать знакомство с такой фразы выглядит весьма оригинально, но Катю это не прельщает. Она вспоминает о том случае, когда она допустила секс по дружбе - первый и единственный раз в жизни. Тогда она была одинока, и друг - одногруппник, который пытался ухаживать за ней не один год, но получал только "давай останемся друзьями", - показался ей интересным вариантом. Она решилась дать ему шанс показать себя и проверить, сможет ли она сама построить с ним какие-то более близкие отношения. Потом она искренне жалела, что допустила эту слабость, но на тот момент вариант казался подходящим - наверняка безопасный партнер, который ни на что не будет в обиде. Она, конечно, не верила в то, что он любил ее одну, и все эти годы у него никого не было. Разумеется, она осознавала, что после секса что-то поменяется, и придется сделать какой-то выбор. Тем не менее, обычное животное вожделение перевесило все разумные доводы против, и в один прекрасный день Антон - тот самый друг, - получил карт-бланш от немного выпившей и повеселевшей Кати. В принципе, что-то он из себя представлял, да и старался, наверняка, изо всех сил, чтобы показать свою любовь, но Катю это не очень впечатлило. Крохотный оргазм, вымученный длительным толканием в ее теле, оказался ничтожным по сравнению с тем дискомфортом, который она ощущала, чтобы не дать себе волю просто отшить Антона сразу после того, как он в нее вошел. Пост-фактум, у них еще были дружеские встречи, но общаться с ним, как раньше - с приятельскими беседами, обширной откровенностью, гулянками в общей компании, - ей уже было не по силам. Она не могла смотреть на него, как на друга, потому что он не мог не смотреть на нее, как на самку, которую он одолел уговорами. Позднее она поняла, что просто попалась на его удочку и была его резервным вариантом на безрыбье, потому что с последней из девушек он расстался за день до их секса, а следующую завел неделю спустя - отчаявшись просить продолжения. По официальной же версии, у него никого не было черт те сколько до нее и после нее. Он создал приличную легенду, и Кате не хотелось ее разрушать, потому что она здорово повышала ее самооценку, но стоило ей на пьяную голову спросить у их общего незаинтересованного приятеля, как все было на самом деле, как иллюзия вечной любви рухнула, а вместе с ней - и остатки надежды на дружбу хотя бы по телефону. В любом случае, она сделала вывод, что секс без стойких чувств, по дружбе, как в американском кино, или по финансовому расчету - есть нечто совершенно безвкусное само по себе, но оставляющее, тем не менее, горькое послевкусие. Она не получила от него больше, чем от мастурбации собственной рукой, а близкий друг, не раз выручавший и поддерживавший ее в жизни, стал для нее лживой мразью и осквернителем ее тела.
   Тем не менее, две случайные связи, также не принесшие ей качественного удовлетворения, произошли после этих событий.
   Она возмущена тем что никто из ее последних знакомых по "экзисту" ей не пишет, но в пятницу вечером, с учетом того, что никаких предварительных договоренностей у нее не было, это уже не выглядит так странно. Мир гуляет, отказавшись от суровой будничной морали, думает Катя, и это ее жутко угнетает. Она сморит на початую бутылку вина. Вздыхает. Идет на кухню и готовит чай. Кидает в чайник поверх мелко помолотых листьев черного чая немного мелисы, привезенной когда-то тетей.
   Но чай не помогает, и через какое-то время Катя натыкается в свежих новостях группы остросюжетного видео на странный пост. Открывает его.
   "Вчера в интернет попали странные кадры с изображением тела молодого мужчины, над которым была произведена жесточайшая расправа. Возможно, это постановка или шутка, но, раз уж нам их прислали, выкладываем вам, любители пощекотать себе нервы. Ваши админы"
   Катя дрожащей рукой открывает одну за другой фотографии. Зрелище ужасное, но когда-то она тренировала себе нервы просмотром таких жутких картин, закаляла выдержку. Со временем необходимость в этом стала для нее ей не столь значительной. Под каждой фотографией стоит одна и та же подпись.
   "По словам отправителя, во рту, в пищеводе и в желудке у трупа - фрагменты его собственной кошки, нарезанной мелкими ломтиками. Видимые следы шерсти это вроде как подтверждают. Опять же, возможна инсценировка"
   Огромные шрамы на теле трупа ужасают Катю, а когда она понимает смысл прочитанного в подписи, ее начинает тошнить, и она поспешно закрывает окно браузера. Идет в ванную и плещет в лицо холодной водой. Успокаивается. Ложится на кровать. Закрывает глаза. Дремлет. Просыпается спустя неопределенное время от ощущения падения. Вскакивает на кровати. Понимает, что, видимо, легла не в самой удобной позе. Подходит к ноутбуку, чтобы его выключить, но перед этим проверяет свои аккаунты на разных сайтах. На "вконтакте" только пара бессмысленных сообщений формата "Привет, как дела?" от подруг. На рабочем ящике глухо, и это радует. На личном - два спамовых письма и одно - снова от девушки с закрытым лицом. Катя чувствует, как внутри становится холодно, но открывает письмо.
   "Странно, что ты не хочешь понимать некоторых вещей. Но я помогу. В конце концов, не зря же ты сидишь вечерами в чатах. И твои усилия вознаграждаются. А паренек славно поужинал кошкой. Вспомни тех, кто был. Забудь тех, кто будет"
   - Господи, - стонет Катя и хлопком закрывает крышку ноутбука.
   Она не хочет отвечать, потому что знает, что психам, подобным этому - или этой, - что-то доказывать бесполезно. В тексте - сплошные намеки, и идти с ним куда-либо выглядит все также бессмысленно. Катя хочет думать, что это всего лишь уродливые бессмысленные шутки, и что кроме написания этих писем никто ничего не делает. С другой стороны, понимает она, упоминание конкретного убийства что-то да значит. Но почему этот кто-то пишет именно ей? И что появилось раньше - публикация фотографий трупа в интернете или знание этого больного автора писем об убийстве?
   Катя пытается расставить в голове все эти и многие другие вопросы и утверждения, но выдержка, скопленная за период относительного спокойствия, покидает ее, как песок из разбитых песочных часов, и она срывается.
   Собирает все необходимое, чтобы уехать на дачу. Ей необходимо оторваться от всего происходящего. Она боится преследования с чьей-то стороны. Не понимает, серьезны ли эти угрозы. Не понимает, почему ей так противно в последнее время даже выходить из дома. Не понимает, откуда мелкие нервные срывы, аккумулирующие заряд для крупного. Не понимает, чего, на самом деле, хочет.
   - Тетя Даша, ты на даче сегодня?
   - Нет, милая, я не поехала, завтра дела еще в городе.
   - Мне бы...
   Катя запинается, словно бы забыв все слова, что знала всю жизнь.
   - Что такое? Что у тебя стряслось, Катюша?
   - Я нормально. Просто хотела бы поехать, все-таки.
   - Да, какие проблемы-то? Забери ключи и...
   - Хорошо, я скоро буду. Спасибо.
   Катя материт себя за столь грубый тон, но на другой она сейчас не решилась бы, потому что это потребовало бы усилий, несовместимых с тем остатком самоконтроля, что у нее еще есть. Тетю явно обеспокоили ее тон и манера речи. Но с этим уже ничего не поделать.
   Катя швыряет сумку на заднее сиденье "гетца", а сама плюхается в водительское. Несколько секунд напряженно вдыхает и выдыхает. Смотрит вперед. Заводит машину одним резким поворотом ключа, без паузы. Матерится на кряхтящий пару секунд стартер. Трижды поправляет сиденье, но так и не добивается приемлемого результата и едет, сгорбившись, словно вчерашняя ученица автошколы. Старается не уходить дальше второй полосы. В какой-то момент перестраивается левее и едва не оказывается сметенной по счастью успевающим затормозить "киа рио". Произвольно вскрикнув, возвращается в свою полосу. Водитель "киа" выравнивается с ней, требуя опустить стекло, и впереди маячит красный сигнал светофора. Катя надеется, что зеленый загорится раньше, чем ей придется остановиться, но красный к этому моменту только начинает мигать, и водитель "киа" успевает прокричать так отчетливо, чтобы Катя услышала и через поднятое стекло.
   - Тебе че, курица, "поворотники" показывать религия не позволяет? Щас бы стояли оформлялись, дура!
   Кате горько и неприятно выслушивать это, и она хотела бы ответить, но интернет научил ее, что в конфликтных ситуациях ни в коем случае нельзя идти на поводу у неадекватного водителя, и, несмотря на то, что она девочка, и ей не должно достаться физического насилия, она ничего не отвечает и не смотрит в сторону "киа". Дожидается-таки, пока впередистоящий начинает движение и едет дальше.
   Заезжает с Металлистов во дворы и оказывается на улице Коврюка. Бежит к дому и поднимается наверх, стараясь по дороге успокоить дыхание.
   - Привет, теть Дашь. Как дела?
   - Ты мне лучше расскажи, куда так торопишься? Жениха что ль нового везешь?
   - Блин, ну ты даешь, - изображает смех. - Не, нервишки надо успокоить, ну очень тяжелая неделя была. Может, ты все-таки поедешь?
   - Нет, милая, у меня завтра с утра делов не переделать, да и настроения нету.
   Ключи ложатся Кате в руку, и она ощущает, насколько они нагрелись в ладони тети Даши.
   - Ты прости, что я так резко, я...
   Катя надеется, что собеседница прервет ее своим обычным "Не говори глупостей, тебе всегда пожалуйста", но ничего такого не происходит, и Катя делает беспомощный вид.
   - Позвони, как доедешь.
   - Ну, если со связью проблем не будет.
   - Позвони, Катя, - более строгим голосом.
   - Хорошо, построю вышку, если не будет ловить, - добродушно отвечает Катя.
   Обнимает тетю Дашу - крепко, искренне, проникнувшись ее волнением.
   - Спасибо тебе. Ты самая хорошая.
   - А ты самая взбалмошная. Когда ж ты замуж выйдешь? Не забудь на ночь обогреватель включить.
   Сев в машину, Катя кладет ключи на пассажирское сиденье, пытается снова отдышаться и, замерев на секунду, начинает рыдать. Сама не понимая, почему, она плачет, и в ее голове перемежаются слова и лицо тети Даши, тексты писем, предложение Яковлева, цифры номера Ромы, лицо отца...
   Доехав до первого светофора, она открывает бардачок и извлекает из-под дорожного атласа припрятанную на случай конца света плитку "милка" с фундуком. Поспешно открывает и, невнятно пробубнив "фитнес, сука, фитнес", откусывает всем ртом сразу три кусочка плитки. Включает первую. Уходит со светофора с проворотом.
  
   Ночью Катю знобит. Она не может уснуть и то стоит у окна, пытаясь всмотреться в непроглядную темень, то спускается на первый этаж, пьет апельсиновый сок, взятый с прочими съестными мелочами в "Ленте" по дороге, то выходит на улицу, чтобы прочистить легкие загородным воздухом и насладиться отсутствием привычного ей постоянного гудения и рокота ночного города. Она прикидывает, сколько сможет пробыть здесь и обнаруживает, что у нее не скопилось никаких важных дел или обязательств. А потому можно сидеть на даче все выходные. Ноутбук она с собой не взяла, а потому долгое и упорное сидение в интернете ей не грозит. Она ощущает дикую усталость при одной только мысли о том режиме, в котором провела неделю и кажется самой себе сумасшедшей. Обещает себе связаться с Ромой, как только вернется. Или не связаться принципиально, вот только почему - не понимает. Мысли в ее голове начинают скручиваться в спирали и обращаться сами в себя, и это означает, что настала пора спать. Выпивает на всякий случай - если легкий озноб, все таки, окажется знаком наступившей простуды, - "фервекс" из тетиной аптечки. Гасит свет. Проверяет мобильник. Ложится спать.
   На этот раз - успешно.
  
   Девушка идет по улице и плачет. Стирает кровь, брызнувшую ей на лицо, когда она воткнула нож прямо в мошонку мужика, которому делала минет. Она так хотела, чтобы перед смертью ему было веселее, что даже позволила себе попробовать на вкус его грязный отросток, а этот недоносок схватил ее за волосы и начал впихивать его прямо ей в глотку, и у нее не осталось выбора. Ей нечем было прополоскать рот, и она была вынуждена отсосать для этого немного крови из его остывающего тела, предварительно перерезав ему горло, хотя он уже умирал в тот момент от других ранений.
   Девушка понимает, что ошибкой было пытаться дать мужчине хоть что-то, кроме обязательств и приказов. Но плачет не поэтому и даже не потому, что теперь у нее во рту главенствует привкус крови. Она плачет, потому что никто ее не любит такой, какая она есть - по крайней мере, ей так кажется. Она плачет, потому что этот мир слишком жесток, и ей даже в страшном сне не удастся соответствовать его истинной жестокости. Она думает о том, как это несправедливо - применять к ней хоть немного грубой силы, ведь она - нежное создание и создана для любви и ласки, и только такое отнощение должно приличествовать каждому, кто имеет право к ней прикоснуться.
   Она думает о том, что все, чью жизнь она прервала, были достойны гораздо более страшной смерти, потому что не способны в этой жизни ни на что, кроме как засунуть свой вонючий член в нежное тело женщины, а потом еще и бросить ее ради какой-нибудь твари в самый ужасный момент. Думает, как низки и уродливы все те, кто гордо зовет себя мужчинами, мужиками, парнями. Вытягивает из кармана снятую с трупа пачку "мальборо", обнаруживает в ней зажигалку и решает закурить.
   Ей жутко больно от несправедливости этого мира.
  
   Утро переносит Катю в мир, лишь отдаленно напоминающий привычный. Смазанные краски и спутанные формы врезаются в ее сознание, когда она открывает глаза. Меняются меду собой. Стабилизируются. Она щупает горло, оценивает самочувствие и понимает, что не заболела, но и не совсем в идеальном состоянии. В любом случае, посмотрев в окно, она ощущает себя не в своей тарелке, но это ей даже нравится, и она позволяет своему рассудку выйти в свободное плавание в этом мире беспечности, длительность существования которого ограничена выходными.
   В этом ее потоке сознания умещаются легкий завтрак; катание в течении пары часов на велосипеде по садоводству и редкому лесу; побег в дом от дождя, начавшегося совершенно внезапно; просмотр с "айфона" "Информаторов", рекомендованных когда-то ее хорошим знакомым-интеллектуалом - читай наркоманом, - Володей; редкое курение "нирдоша"; прогулка по местности после дождя в дачных куртке и сапогах на пару размеров больше, чем нужно. Заканчивается все это попыткой уснуть, но, несмотря на спокойно - если не сказать - в прострации, - проведенный день, уснуть удается не лучше, чем вчера.
   Катя часто смотрит в окна. Прикидывает, следила ли за ней та больная, что присылает ей письма с угрозами. Прикидывает, мог ли вообще кто-то за ней следить и нужно ли это кому-то. Выходит на улицу и ощущает в темном влажном воздухе напряжение, и стоячая атмосфера садоводства сдавливает ее, и она, тяжело вздохнув, возвращается в дом. Называет про себя все свои мысли параноидальным бредом, шепчет сама себе "Сдаюсь" и достает из маленького холодильника заблаговременно отложенную туда бутылку вина. Не обнаруживает сколько-нибудь приличных бокалов и наливает спиртное в высокий стакан из толстого стекла. Включает на "айфоне" трек "R U Mine" от Arctic Monkeys. Послушав минуту, спрашивает себя в голос: "Почему я вообще слушаю эту хрень?" Выключает. Садится на край кровати и, отпивая небольшими глотками вино, начинает листать фотографии в мобильнике. Руки тянутся запустить один из обычных месседжеров - хотя бы тот же "скайп", - но она хочет отказаться от сети и старается утонуть в процессе поднятия ассоциаций с фотографиями, сделанными не год и не два назад и скопированными на "айфон" для периодических впадений в ретроспективу от нечего делать.
   Фото с подругами. Пьяная гулянка. Спокойный день рождения за городом. А здесь она где-то в Праге, с двумя некрасивыми, но веселыми девочками Олей и Лизой. Здесь она пытается сделать удар по красному шару, но Маша, дрянь такая, уже подносит кончик своего кия к ее ноге, к внутренней поверхности бедра, и она не попадает. Здесь все по парам, кроме нее, Кати, но она улыбается, потому что надо быть в тренде, потому что не киснуть же из-за того, как все складывается. Здесь она уже изрядно накачалась. Здесь они фотографируются втроем в зеркале в туалете, вытянув губы, пародируя существующую идиотскую моду. А тут... Тут она снимает себя со своим любимым. И этот глупый, детский кадр вызывает приступ ностальгии, и воспоминания о тех временах. Цвета, запахи, мысли тех времен снова встают перед ней, как морская волна, и она знает, что не сможет убежать, и они рухнут на нее вот-вот. Волна захватывает ее и все вокруг, и она ощущает, как горячие слезы начинают бежать по щекам, и мысли о том, что теперь поздно что-то менять, вопросы о том, почему это оказалось для нее столь важно и почему она не ценила того, что у нее было, стимулируют поток слез, и она швыряет мобильник на кровать. Затем допивает залпом остатки вина и хочет кинуть стакан в стену, но вовремя вспоминает, что стакан не ее, и это заставляет ее успокоиться и взглянуть на себя со стороны, но то, что она видит, ей совершенно не нравится. Ей не нужна такая слабая, беспомощная, утопающая в ностальгии Катя. Может быть, ей нужно перерождение, но для него просто нет времени, как и для элементарного фитнеса.
   Она вспоминает о том, что сразу после разрыва с ней ее парень нашел какую-то напрочь несимпатичную барышню из провинции, привез в метрополию, женился и сделал ей ребенка, и все это выглядело чем-то вроде мести, показательного выступления ради демонстрации той перспективы, которой лишилась Катя. Он осторожно подавал ей эту информацию о своей жизни, не давая никаких намеков и разъяснений, зная, что она сама поймет, что к чему. Она видела, что он не стал счастливее от такой перемены в жизни, но он не мог себе позволить сказать, что не любит мать своего ребенка, и это стало его сдерживающим фактором, и у него отвалилось всякое желание контактировать с Катей, даже на уровне коротких интернет-переписок, тем более, что жена его оказалась достаточно ревнивой, чтобы в смске с поздравлением с Днем рождения усмотреть повод для подозрения в чем-то пагубном.
   Катя снова выходит на улицу. Делает пару шагов с крыльца и быстро убегает обратно. Снова смотрит в окно. Поднимается наверх, оглядываясь через каждый шаг по широкой деревянной лестнице. Что-то внутри подсказывает ей, что основания для беспокойства у нее все-таки есть. С другой стороны, умом она понимает, что вряд ли кто-то отслеживал ее досюда, иначе она узнала бы об этом в течении предыдущей ночи или дня. Выпивает еще полстакана вина, пытаясь смаковать каждый глоток, но вкус кажется сильно испорченным, и спирт перебивает ароматический букет слишком сильно. Ложится в постель. Чувствует периодические приливы дрожи. Боится закрывать глаза. Про себя матерится на себя же за свою детскую слабость. Не может уснуть. Сдается. Достает "айфон" и включает "скайп". Находит в онлайне старую знакомую и начинает болтовню "за жизнь". Чувствует, как темп переписки успокаивает и отвлекает от параноидальных мыслей. В окно и по крыше барабанит мелкий дождь, и мир снаружи, полный истерически бьющихся ветров, кажется агрессивно настроенным, а интернет - окном в светлое, уютное и дружелюбное пространство.
   В "скайпе" появляется один старый катин знакомый по институту, и переписка становится еще увлекательнее, и Катя ощущает странный, теплый прилив уверенности в себе, потому что она уже невесть сколько толком не говорила ни с кем, кроме опостылевших офисных сотрудников, случайных интернет-знакомых и родственников. Волна спокойствия и ощущение маленького, уютного благополучия убаюкивают ее, и она, не ответив на очередное сообщение, засыпает, и на экране продолжает гореть наивное, не предназначенное к ответу "Ты где?"
  
   Девушке холодно и одиноко. Она сидит на улице и пьет "джек дэниелс", делая большие глотки из кажущейся бесконечной бутылки. Ей не хватает так многого, и она отдала бы так много за самое малое из этого. Мысль об этом доводит ее до слез, и она рыдает, не сдерживая себя, несмотря на то, что на дворе ночь, и вокруг могут неверно истолковать ее рыдания. А она просто устала от всего этого. Но ей уже не остановиться. Она взяла приличный ритм, и теперь ей просто необходимо двигаться дальше.
   Этой ночью она взяла паузу, и сейчас тепло, порожденное приемом приличного количества алкоголя, сдерживает ее порыв продолжить эту месть или это восстановление справедливости - как ни назови, суть не изменится. Но никакого физического тепла не хватит, чтобы согреть ее и растопить тот лед, который скопился в ее душе от всего пережитого, от необходимости быть холоднее, чем хотелось бы. Прокручивая в голове все это, повторяясь в мыслях и сосредотачиваясь на мелочах, она снова и снова рыдает и снова глотает горькую приправу к этому состоянию отчаяния.
   Сегодня она одна.
  
   С утра Катя ставит мобильник на зарядку, потому что он сел напрочь, хотя и был заряжен, по меркам обычного использования, где-то на двое суток. Катя предполагает, что все-таки не выключила фоновую музыку или еще какие-нибудь приложения и забывает об этом моменте. Ей дурно от выпитого вчера, и она обещает себе больше не поддаваться таким слабостям, как бы хорошо ни становилось в процессе. Принимает сразу три таблетки "нурофена". Выпивает в два подхода литр воды. Ложится обратно в постель, укутываясь. Ее колотит то ли от холода, то ли от похмелья, но через несколько минут уют постели и действие обезболивающего сказываются, и она умудряется немного задремать, но ее быстро вышвыривает из сна ощущение падения, и дрема улетучивается.
   Она думает о том, что вчера вечером не мылась, и от нее, наверное, дурно пахнет, но топить баню, как бы ни хотелось, не хочет, хотя и считает себя физически способной на это. Решает дождаться дома и душа. Думает о том, что физически женщины способны практически на то же, на что и мужики. Ей почему-то вспоминается один из самых страшных кадров ее детства, и по коже бегут мурашки. Она помнит, как на ее глазах умирала от анафилактического шока родная бабушка со стороны матери. Она не помнит точно, почему той стало плохо, но помнит, что она не могла сдвинуться с места, и совсем маленькой Кате пришлось исхитриться, чтобы вызвать "скорую", но это уже не помогло. Она помнит, как над уже мертвым телом бабушки стоял врач "скорой" - мужчина, - а рядом стояли двое соседей, появившихся невесть откуда - один безработный алкоголик, другой - вообще неизвестно кто, и наиболее активно из всей компании смотрелась девушка-врач, по крайней мере, пытавшаяся восстановить сердечную деятельность, хотя толку от этого уже не было. Не выдержало сердце, как потом сказали Кате. Но самым главным, что она запомнила, было выражение лиц, позы, весь вид мужчин, стоящих рядом с телом. Они казались слабыми, беспомощными, бездейственными. Они, вроде как, уже ринулись поднимать и выносить бабушку, но когда стало ясно, что она мертва, просто начали недоуменно смотреть и думать, что делать дальше. Тогда Катя узнала, что мужчины могут быть слабыми. Это засело в ней довольно глубоко, и, наверное, благодаря этому, она довольно спокойно относилась к необоснованно претенциозному поведению отца в связи с ее переездом, да и вообще по жизни. Она помнила его сильным в ее глазах, но понимала, что он сломался под грузом своих же проблем, и ее это уже не удивляло. На похоронах потерянный вид был у всех, словно бы каждый из родственников и знакомых бабушки Тани совершил какую-то оплошность, приведшую к ее столь глупой смерти. Но Катя-то знала, что на самом деле произошло. Просто мужчины опоздали с помощью. И поняла, что надо рассчитывать только на себя.
   День проходит в странном забытье. Дождь меняет интенсивность, но не пропадает, и Катя позволяет себе только выйти во двор и посидеть под навесом, прислушиваясь к белому шуму мира, наполненного тонкими потоками, несущимися с потрясающей высоты и разбивающимися о привычное человеку окружение на привычной ему высоте. Ближе к вечеру, перекусив оставшимися фруктами, Катя собирается и садится в "гетц". Легкая нервозность остается, и она чувствует себя несколько неуютно, и ее движения несколько скованы, но ехать нужно в любом случае, и она выезжает за пределы садоводства, быстро преодолевает расстояние до трассы и встает на прямой курс. Мурманское шоссе еще не стоит из-за возвращающихся домой поздних дачников, и Катя вспоминает, что завтра выходной, поскольку на субботу приходился какой-то там праздник. В любом случае, она не хочет больше висеть на даче в одиночестве, поскольку одиночества у нее хватает и дома, и уверенно продолжает путь. Ближе к городу движение замедляется, и спустя минут десять движения маленькими шажками, Катя видит, в чем проблема - на правой полосе лежит на боку маленький грузовик "хенде", и к его ходовой части плотно прилип "фольксваген пассат" с развороченной с водительской стороны передней частью, а рядом с ними прямо на двойной сплошной стоят "жигули" с неузнаваемым передом, вроде как прикрывая лежащий на крыше "матиз", из которого явно кого-то вырезали. Катя чувствует, как ее слегка мутит и крепче сжимает руль и ручку переключения передач.
   Рядом с "пассатом" стоит с потерянным видом молодой парень с лицом цвета мела. Он явно не понимает, что ему делать и куда идти. Очевидно, травмированных уже увезли, и на месте работают инспекторы ДПС, но им вроде как и нет дела до этого парня, и он продолжает бессмысленно смотреть то на разбитое вдребезги лобовое стекло "хенде", из которого, судя по следам крови, вылетел водитель, то на трассу, забитую толкающимися по свободным полосам машинами с возмущенными водителями. Катя вспоминает свой самый ужасный момент, связанный с автомобилями.
   Она стоит на парковке рядом с "Феличитой" на Дальневосточном, и не может завестись. Включает и выключает сигнализацию, пытается прокрутить стартер и не понимает, в чем дело - то ли в отсутствии бензина, то ли в севшем аккумуляторе. Ее мобильник сел, и она никому не может позвонить. На ней короткое коралловое платье, и она в отчаянии открывает капот, но ничего не может понять, закрывает его, снова включает и выключает охранный режим, пытается завестись, но ничего нового не происходит, и парень в футболке с длинным рукавом и черно-белой полосатой рубашке проходит мимо и откровенно смеется над ней. Ей до безумия жарко, и она уже готова вручную толкать "гетц", и людям вокруг совершенно плевать на ее горе.
   Она не может вспомнить, как тогда вышла из ситуации, но сейчас "гетц" едет без каких-либо нареканий, а, значит, все хорошо, что хорошо кончается. Немного замедлившийся при виде аварии поток снова становится быстрым на въезде в город, и спустя полчаса Катя уже нарочито медленно и аккуратно паркуется около дома. Отходя от машины, она обращает внимание, что в "982" ее номерного знака девятка практически неразличима из-за налипшей грязи. Усмехается.
   Вечером, смыв с себя часть стресса под душем, она снова садится за ноутбук и читает уже столь привычные новости. Узнает о возможном срыве Чемпионата мира по футболу в Рио-де-Жанейро и даже удивляется, что где-то еще может быть такой бардак с финансами, как в этой стране.
   Обнаруживает в ящике новое письмо от безумной преследовательницы, но на этот раз - видимо, благодаря полученной за два дня моральной отдушине, - реагирует спокойно.
   "Да ты грамотно свинтила. Но пользы от этого будет немного. Я все равно слежу за тобой, и ты не особо осторожна. Ты мне нравишься, на самом деле. Хочешь увидеться? Хочешь понять кое-что? приходи завтра в десять утра на "гостинку". Прямо к метро. Ты меня увидишь. И я тебя"
   - Бешеная тварь.
   Катя не узнает свой голос и понимает, что ни с кем не говорила вслух с самой встречи с тетей. Решает ответить.
   "Я подумаю. Смотри, как бы тебе это боком не вышло"
   Удовлетворенно нажимает на "Отправить" и запускает "экзист". Наливает себе уже основательно заварившегося чая. Раздраженно меряет шагами комнату. Прикидывает необходимость взять кого-нибудь с собой на встречу, на которую она уже вознамерилась пойти, несмотря на возможную опасность. В любом случае, думает Катя, в столь людном месте ей никто ничего не сделает, и если у этой психопатки кишка не тонка показать свое лицо, то эта встреча может внести хоть какую-то ясность.
   Катя прикидывает, кто может предстать перед ней и перебирает в уме знакомых женского пола, которым могла насолить достаточно сильно, чтобы получать угрозы в свой адрес. Замирает и осознает, что все это смахивает на какое-то безумие. Если кто-то хочет причинить ей вред, то назначать встречу не было смысла - гораздо проще подкараулить ее где-нибудь и применить силу. Если кто-то хочет ее шантажировать, то эта инициатива заведомо провальная - Катя не припоминает таких грехов, за которые ее можно было бы сделать управляемой. Более того, остается неясным - пишет это все хладнокровный убийца - а в этом случае, пора идти в полицию и сообщать о встрече, - или просто дурочка из интернета, возомнившая себя жительницей мира американского кино про маньяков и решившая сделать Катю объектом для эксперимента. Катя сомневается, стоит ли действительно идти на встречу. Пьет чай. По нескольку раз просматривает анкеты новых желающих познакомиться, но не дает "добро" никому.
   Находит вариант личности того, кто может ее третировать. Довольно вероятный, как ей кажется. Сестра ее бывшего парня Ольга, которая считала долгое время, что Катя перепихнулась с ее парнем, а потом отшила его, и поэтому он от нее - Ольги, - благополучно свинтил, охладев к ней и предварительно выкинув в окно ее морскую свинку. По сути же, это произошло, как считает Катя, потому, что Ольга была полнейшей дурой и истеричкой. Более того, Катя совершенно точно помнит, что ни в ней, ни на ней, ни рядом с ней Миши - парня Ольги, - в этой жизни никогда не было. Тем не менее, убежденность Ольги была достаточно сильной, чтобы прилюдно осыпать Катю проклятьями, получив благодаря этому капитальный разрыв отношений еще и с братом. Катя помнит, сколько злобы было высказано тогда в ее адрес и догадывается, сколько было не высказано. Видит весьма вероятным то, что у Ольги снесло крышу, и ей, с учетом ее образа мышления, понадобилось продолжить мстить от безделья.
   Большую часть ночи она не спит, то лежа на кровати в прострации, то копаясь в интернете без какой бы то ни было четкой цели. Изучает новости "вконтакте". Читает статьи о политике. Копается в "википедии". Читает старую переписку с кем-то, чьего лица не помнит и чей профиль уже заблокирован. Грызет зеленое яблоко, но не может доесть, ощущая усталость от процесса.
   Ложится в халате на кровать.
   Отключается.
  
   Парню в какой-то степени везет, и тяжелый удар по шее не убивает его, а только лишает сознания. Девушка переворачивает его тело и использует нос парня как средство мастурбации, активно потирая об него клитор. В процессе получения удовольствия, она берет заранее припасенные бокорезы и откусывает ими пальцы жертвы. Когда от боли парень приходит в себя, она ударяет ему по лицу ногой, заставляя снова отключиться. Откусывает оставшиеся пальцы. Заканчивает мастурбацию вручную и, кончив, мочится в открытый в бессознательности рот парня. Он приходит в себя, захлебывается, кашляет, и девушке это не нравится, и она, не прекращая писать, ударяет его в горло бокорезами, ломая трахею и заставляя его конвульсировать в удушье, ухватившись руками за шею, и моча растекается по его лицу, заливает глаза, затекает в нос, и девушка усердно испускает ему в лицо газы, а после этого встает и несколько раз бьет ногой в туфле с длинным тонким металлическим каблуком ему в лицо, проламывая череп, выбивая зубы и протыкая глаза. Оттягивает ему, еще вяло шевелящемуся, но уже безнадежно переходящему на сторону смерти, трусы и торопливо отрезает член и мошонку все теми же бокорезами, беспорядочно отщипывая куски кожи и мяса. Комкает в руках полученный обрубок и запихивает в пахнущий мочой и кровью рот жертвы. Плюет в лицо уже трупу.
   Тщательно умывается. Протирая губкой клитор, обнаруживает готовность снова самоудовлетвориться и не лишает себя этой возможности. Кончает с оглушительным криком, не обращая внимания на возможность быть услышанной соседями. Думает о тесте ДНК слюны. Швыряет упаковки с моющими средствами о кафель ванной, разбивает стеклянную емкость с жидким мылом. Несвязно кричит что-то, похожее на "Сука, тварь, сука..."
   Собирается. Небрежно накидывает кофточку.
   Исчезает.
  
   Катя думает о том, что предложившая ей встречу психопатка явно витает где-то на своей волне, ведь конструктивного диалога с ней не выходит - она не отвечает на вопросы и вообще не реагирует на сообщения Кати.
   Катя стоит на кухне. В ее руке недоеденный апельсин. В ее голове играет мелодия "Illusion" Benassi bros. Она не знает, почему.
   Катя смотрит на идеально гладкую столешницу. На перемытую ей рано с утра посуду в открытом почему-то настенном шкафу. На плоскую поверхность индукционной плиты. Что-то во всем этом не так. Слишком ровно. Слишком плоско.
   Катя изучает подставку для ножей с наполнителем, в которую беспорядочно воткнуты все ножи в квартире. Аккуратно достает самый тонкий и эстетичный - нож для томатов Tramontina. В какой-то степени, Катя осознает, что это безумство - на встречу в людное место брать с собой столь радикальное средство самозащиты. С другой - опасность ощущается ей слишком остро. В конечном итоге, она делает вывод, что хуже от наличия такого козыря в рукаве, которым можно, по крайней мере, пригрозить, не будет, и кладет нож в карман плаща, который собирается надеть.
   С раннего утра моросит легкий дождь. Катя смотрит на часы и понимает, что есть риск опоздать. Решает доехать до метро на "гетце", припарковаться у нотариальной конторы на Бассейной и поехать в центр на метро. Шесть остановок кажутся ей вполне преодолимыми, а уверенности в способности не натворить дел в центре у нее сейчас нет. Немного дрожат руки. Немного рассеяно внимание. Немного давит осознание того, что едва не случилось, когда она вылетела на встречку на прошлой неделе. Суммарно все это отталкивает ее от желания ехать к Гостиному Двору своим ходом.
   На входе в метро Катя отвлекается и едва не сшибает с ног девушку со свернутым вдвое журналом Psychologies, и уже отойдя от нее, понимает, что из-за того, что журнал был свернут, ей было видно только слово "psycho". Заголовок статьи в сомнительной брошюрке в руках стоящей ниже на эскалаторе тетки радостно сообщает "Любовь вылечила мой простатит", и Катя уверена, что в этом случае нужно плакать от счастья, и поэтому решает пойти вниз пешком по эскалатору, осторожна ловя ногами кажущиеся ускользающими ребристые ступени. Сев в слабо загруженный вагон, Катя по привычке заглядывает в электронную книгу соседки и, когда она осознает, что засмотрелась и пытается сделать вид, что сосредоточилась на перстне сидящего напротив мужчины, соседка уже грозно поглядывает на нее и прячет экран устройства. Справа маячит крупно выделенный заголовок газеты "ЧАСТЬ ВАШЕЙ КВАРТИРЫ ПРИНАДЛЕЖИТ ВАШИМ СОСЕДЯМ". Катя не понимает, почему он так привлек ее внимание, но с улыбкой подумывает, что, будь у нее кот, он наверняка считал бы, что ему принадлежит вся квартира, а человек является его съемщиком на крайне выгодных условиях.
   Напротив садится потрясающе уродливая и, разумеется, не осознающая это пара. Старик со своей женой. Уголки губ жены так низко оттянуты, что Катя думает, что на них можно случайно наступить. Старик одет излишне по-молодецки, и руки его украшены совершенно неуместными золотыми перстнями, и его длинное лицо с козлиной бородкой смотрится жутко отторгающим. Оба определенно в подпитии - их выдает запах. Они пытаются выглядеть этакими представителями современной прогрессивной молодежи, не понимая, сколь нелепо это смотрится.
   Катя замечает несколько человек подряд в хирургических масках. На одной бабушке маска даже сложена в два раза - видимо, ей так лучше помогает. Взгляд ее - серьезный и отстраненный - говорит о кажущейся значимости ее передвижения в метро. Никто из одетых маски даже не подозревает, сколь по-идиотски они выглядят в них и сколь низка эффективность этого метода предохранения от агрессии внешней среды. Нож в кармане видится Кате куда как более эффективным средством сохранения здоровья. Когда она о нем вспоминает, ей кажется, что нож добавляет в весе, и карман оттягивается.
   Ступенька, на которой сосредоточено внимание Кати, теряет в высоте, и это означает, что скоро настанет пора сходить с эскалатора. На улице сыро, но дождь пока приостановил свой темп, словно бы взял передышку, чтобы посмотреть, чем все это закончится. Катя отходит от стеклянных дверей и всматривается в подвижную толпу вокруг. Пытается поймать образы стоящих, ждущих кого-то или чего-то людей, оценить их, прикинуть шансы распознать свою обидчицу первой. Нервно сглатывает, вздыхает и опускает руку поглубже в карман. Крепко держит рукоять ножа, хотя и жутко боится даже приподнять его. Думает, не порежет ли тонкое лезвие карман изнутри. Этот плащ она купила только месяц назад, и будет не очень здорово испортить его, только начав носить. Тем более, что цвет ей так понравился, что она взяла его, в сущности, втридорога, лишь бы не упустить возможность.
   Катя проходит еще немного вперед и смотрит налево, на скамейки и крохотные зеленые насаждения рядом с метро. На людей, болтающих рядом с ними. Поворачивает голову направо и немного пугается изгиба поворачивающего на Садовую Линию Гостиного Двора. Смотрит на другую сторону дороги и видит...
   Она чуть не вскрикивает от удивления. На другой стороне дороги девушка примерно ее роста определенно смотрит прямо на нее. Светловолосая; вроде как; или просто крашеная; или ниже ее ростом - Катя толком не различает. Девушка какое-то время стоит неподвижно, как истукан, потом улыбается Кате. По крайней мере, Катя уверена, что это обращено именно к ней. Она срывается с места и начинает двигаться к пешеходному переходу, но не успевает пройти на зеленый и видит, что ближайшая к ней "тойота королла" уже начала движение, но все равно выбегает на дорогу, зачем-то кричит "Эй" в сторону смотрящей на нее девушки, и в тот момент, когда она это делает, девушка отрицательно качает головой, поворачивается и начинает уходить куда-то в сторону Садовой.
   - Стой!
   Катя перебегает перед "мерседесом", сигнал которого ее едва не оглушает; седан "вольво" тормозит почти у ее ног, и она, махая руками, продолжает бежать, пересекает осевую, жестами просит такси "лачетти" пропустить ее, и "лачетти" притормаживает, как бы чего не вышло, и Катя бежит дальше и слышит оглушительный рев клаксона и отскакивает в сторону и видит в лице водителя автобуса ненависть и страх одновременно и представляет, что думают пассажиры, но предпочитает на этом не сосредотачиваться, а бежит дальше, уже не видя на другой стороне той девушки. Стремглав перебегает дорогу перед тормозящим в панике "ауди", ловит краем взгляда спину преследуемой, поворачивает направо, но спотыкается и падает на колени, едва успевая сгруппироваться, выставив руки вперед так, чтобы не состыковать лицо с тротуаром. Кричит от боли. Смотрит на мокрые и грязные руки и в отчаянии кричит еще что-то несвязное и рыдает от бессилия и ощущения несправедливости происходящего и ощущает, как снова начинает моросить дождь и чувствует, как чья-то рука прикасается к ее ладони и помогает ей подняться.
   - В порядка, девушьк'?
   Катя оглядывается на своего помощника и обнаруживает, что это таджик в кепке и потрепанной куртке из кожзама и с визгом отрывается от него и снова падает на тротуар, на этот раз - от слишком резкого рывка. Рядом невесть откуда оказывается группа молодых парней, которые оттесняют уже оправдывающегося таджика. Светловолосый паренек помогает Кате подняться.
   - Все в порядке? Че он хотел?
   - Ничего, ничего, - Кате как-то стыдно за то, что таджику, судя по тому, как его прижали парни, грозит расправа за благую инициативу. - Спасибо.
   - Ну, осторожнее будь, - пожимает плечами парень и поворачивается к компании.
   Судьба таджика и прочих Катю уже не интересует. Она всматривается в угол Невского и Садовой и даже успевает разглядеть ту самую девушку, но она уже заворачивает за угол, и Катя пытается побежать за ней, но колени ее жутко болят и кровоточат от ссадин, и дождевая вода заставляет их саднить, и Катя жалеет, что одела чертову юбку, а не пошла в джинсах, как собиралась изначально. Когда она с трудом доходит до угла, она видит лишь, что на Садовой девушки и след простыл. Опирается на стену здания, не обращая внимания на то, что это попортит состояние плаща. Случайно проводит рукой по карману и обнаруживает, что ножа в нем нет. Проверяет карман и, удостоверившись, что дырки в нем нет, понимает, что, должно быть, выронила его при падении или пока перебегала дорогу. Понемногу перестает плакать. Вытирает мокрыми руками мокрое лицо. Всхлипывает. Решает вернуться в метро и забыть обо всем этом ужасе.
   В "Первой полосе" покупает бутылку воды с лимоном, извлекает две таблетки "нурофена" и глотает их пополам с жутко солеными слезами, которые снова брызнули и уже дотекли до рта. У нее болят колени. Руки. Голова. Она вся пропитана болью. Сейчас ей кажется, что боль всех возможных видов, кроме, разве что, зубной, так сильно развилась в ней, что, усиль ее чем-либо еще - каким-нибудь словом или делом окружающих, - она выплеснется на окружающих и станет мощнейшей деструктивной силой. Но ведь, на самом деле, это не так. Ведь Катя хорошая. Катя мухи не обидит. Катя добрая и отзывчивая, и только прикидывается иногда более грубой и пьет вино, чтобы огрубеть. И курила для того же - чтобы показать большую стойкость ко всему, некую солидность. Ей необходимо выглядеть сильнее, потому что в ней слишком много слабости, которая выходит на поверхность в самый неподходящий момент. Она показала себя сильной, когда отказалась от отношений с тем, кого любила. Показала себя сильной, когда выдержала ночные марафоны с работой в обнимку. Показала себя еще сильнее, когда смогла легко перешагнуть через закоренелую нравственность и предаться практически случайному сексу. Она никому не желает зла, но всем почему-то нужно ее довести. Она всем готова помочь - и помогала, стоило кому-то о чем-то попросить, - но никто не может помочь ей сейчас, когда ей так одиноко и трудно, когда в ее жизни слишком много незаполненной пустоты. Она ревет, утирает лицо салфетками, добытыми из недр сумочки, и старается не обращать внимания на взгляды окружающих.
   Выходит из метро. Мимо, по Московскому проспекту с оглушительным визгом проносится "скорая", и Катю поражает мысль, что, возможно, сегодня кто-то не доедет до больницы и умрет, и что каждый день сотни и тысячи человек умирают в "скорых" и в собственных квартирах, в своих автомобилях и на операционных столах, и ведь у каждого есть шанс оказаться в одной из таких ситуаций. Кате становится страшно, и она так быстро, как может, доходит до "гетца", дрожащей рукой поворачивает ключ и едет домой.
   Весь вечер она убирается в квартире и приводит себя в порядок. Она нажала на "Выйти" на странице почтового ящика и не хочет заходить туда в ближайшее время. Она моет голову, использует маску для волос, выравнивает ногти на руках и ногах и наносит лак, чистит кожу скрабом, использует средство для расширения пор, втирает в очищенную кожу крем для поддержания подтянутости, делает маску для лица. В завершение вечера она ужинает салатом из свежих овощей, пьет фруктовый чай и смотрит "Сладкий ноябрь", и где-то на словах Сары Дивер "Я должна знать, что ты живешь счастливой, беззаботной жизнью..." она засыпает сном праведницы, не обращая внимания на странные звуки снаружи, напоминающие то ли странный, неритмичный салют, то ли канонаду.
  
   Кляп во рту мужчины ярко-алого цвета, и девушке это кажется крайне эстетичным. Отсутствие у жертвы языка, разумеется, лишает ее определенных возможностей, но ей так надоела его болтовня, что она не смогла удержаться. Она методично отрезает его конечности, но режет только плоть, а по кости проводит зазубренным лезвием раз-другой и оставляет. Кровать залита кровью жертвы, мочой девушки и еще чем-то неопределенным из тела, опять же, мужчины. Девушка с улыбкой проливает на лицо уже слабо мычащего мужчины несколько капель заранее припасенной кислоты и наблюдает, как он бьется в конвульсиях, пытается реветь, когда вещество прожигает его глаза и проникает в мозг. Через короткое время он умирает, и это раздражает девушку, и она принимается бить тело кулаками, а потом отрезает большой палец с правой руки жертвы и использует его для самоудовлетворения. Немного напрягается, чтобы после оргазма еще раз пописать на то, что осталось от лица жертвы. Чувствует больше раздражения, чем удовлетворения и понимает, что пора собираться.
   Она жутко устала.
   Ей нужен отдых.
  
   Катя не может точно понять - поспала она лишнего или, наоборот, не выспалась за столь длительное время. Самочувствие ее далеко от идеального, и головные боли с утра не предвещают ничего хорошего. Закончив с утренним туалетом, она пытается приготовить завтрак, но процесс приготовления хлопьев почему-то раздражает ее до крайности. И она швыряет содержимое миски в мусорное ведро, пьет горький кофе, что-то приговаривая матом, и идет на работу. Задумывается, стоит ли ехать на машине и понимает, что не готова сейчас садиться за руль ни при каких раскладах - даже если метро остановят навечно.
   Подходя к метро, она ощущает неприятное послевкусие, связанное то ли с кофе, то ли с нарушенным пищеварением, и берет бутылочку осветленного яблочного сока. Сделав пару глотков, с отвращением швыряет бутылку в урну перед входом в метро.
   В "маршрутке" от Пионерской довольно отчетливо играет ремикс на "О боже, какой мужчина", и из-за этого дорога к офису кажется Кате бесконечной. Она проклинает себя за то, что снова не взяла наушники.
   Уже подходя к офису, Катя случайно оборачивается и видит семейную пару средних лет с двумя детьми. Девочка постарше идет и тащит, как и отец, пакеты с каким-то добром. Мать семейства ведет за руку маленького сына, свободной рукой крепко сжимая банку "гриналз".
   Катя разбирает папки с документами, сортирует все в порядке исполнения и начинает с проверки почты. Отвечает на письма, распечатывает вложения, делая все на чистейшем автоматизме. Спустя некоторое время ее пугает форма очередного письма - контур текста, форма подписи, и она инстинктивно отшатывается от него, но понимает, что это деловое письмо, и оно всего лишь смутно напоминает одно из тех, что приходили к ней от той психопатки. Все время после выезда с Гостиного двора и до этого момента она старалась не думать о письмах с угрозами, о странной девушке, обо всей этой ситуации, но сейчас все это всплывает в ее сознании, и она теряет должную сосредоточенность и случайно печатает дважды один и тот же многостраничный документ, а потом выкидывает не лишний экземпляр, а одни и те же страницы обеих экземпляров. Делает глубокий вдох. Пытается успокоиться.
   Выходит, чтобы выкурить сигарету "нирдош" из пачки, которую она для себя обозначила как последнюю - теперь-то уж наверняка. Спустя полминуты на крыльцо как бы случайно выходит Рома. Хмурый и раздраженный. Он кивает Кате и закуривает тяжелый "парламент". Смотрит куда-то в сторону крыши обветшалого кирпичного здания в дальней части двора. Ей нечего сказать, хотя и хотелось бы. Она терпеливо ждет, пока сильная половина как-то разрядит обстановку, но кажется, что Рома сейчас вне ее мира.
   - Как дела? - наконец, находится он, хотя и без особого энтузиазма.
   - Да вроде ничего. Вот, наконец, отдохнула на выходных. А ты как?
   Рома пожимает плечами.
   - Ровно.
   - Слышала, у тебя...ммм... проблемы?
   - А, чушь. Нормально все.
   - Слушай, я тут подумала...
   Принять решение или отложить? Сказать или не сказать? Выглядит как мольба или не выглядит? Важно или неважно?
   - ...ну, насчет нашего...ммм...
   - Ой, знаешь, я это... - Рома мнется. - Знаешь, сейчас трудное время. Правда, извини, но я пока очень занят. Прости.
   Не докурив, выкидывает сигарету куда-то в сторону, подальше от офиса и уходит.
   Катя зависает где-то между оскорбленностью, безразличием и отчаянием. Последнее ближе прочих. Она смотрит в никуда. Обжигает пальцы затлевшим фильтром. Ойкает и всхлипывает, выбрасывая окурок. Закрывает лицо руками. Убирает руки и смотрит на серое, унылое осеннее небо.
   Возвращается к работе.
   Фраза "Наконец-то, куриный супчик вместо всякой гадости из "МакДональдса" вечно забегавшейся и не поспевающей сходить в кафе, а потому жутко жирной от "биг маков" и кока-колы Лены Семенович, знаменует приближение обеда, и Кате становится совсем мерзко. В ее голове путаются факты, необходимые для работы и элементы безумного вихря вроде бы незначительных событий ее личной жизни. Она понимает, что ей нужна еще одна небольшая разрядка. Идет к директору, который по счастливой случайности еще не уехал с концами. Просит отгул в пару дней за свой счет. Оговаривает условия. Получает одобрение и собирается на выход.
   Звонит знакомому психиатру, живущему и практикующему на Васильевском острове. Договаривается о короткой встрече, чем-то среднем между приемом и просто дружеской беседой. Говорит, что совсем прижало, иначе не обратилась бы.
   Придя домой, переодевается из строгого рабочего наряда в джинсы, блузку, куртку. Поправляет макияж. Проверяет интернет, за исключением почтового ящика. Обнаруживает, что невесть сколько не заходила в "контактовские" паблики "Девичник", "Lady Land", "Секреты женской красоты" и на прочие "девичьи" ресурсы. Вздыхает. Выключает ноутбук, переборов соблазн проверить-таки ящик.
   Рядом с соседним домом трое гастарбайтеров из Средней Азии в черно-оранжевой форме сидят и едят нечто бесформенное, запивая это лимонадом из полуторалитровой бутылки. Их странные, беспричинно агрессивные взгляды скрещиваются на Кате, и она, заметив это, инстинктивно отшатывается и ускоряет шаг.
  
   Дверь открывается, и Катя заходит во двор. Осматривает снизу вверх легендарную башню Грифонов. Замечает, что цифры сильно поблекли, значит, их, все-таки, не подкрашивают. Долгие годы этот двор посещали любопытные молодые люди, оставлявшие следы своего пребывания на стенах в том виде, на который были горазды. В лучшем случае, это были каракули маркером. В какой-то момент, местные жители не выдержали и поставили ворота, а также вывесили объявление, что, мол, никакой башни в этом дворе нет и никогда не было. Для тех, кто наверняка знал, что это не так, такой подход выглядел вопиющей несправедливостью. Для местных жителей это пусть и не стало панацеей от беспокойств, зато здорово продляло их сон в летние ночи.
   Катя мило здоровается и протягивает бутылку дорогого коньяка, который просто обожает Саша Галанов - единственный ее знакомый психиатр.
   - Давай сразу определимся - ты - пациент, или ты - Катя? - предлагает Саша, когда Катя усаживается в массивное кожаное кресло.
   - Давай начнем с Кати.
   - Тогда расскажи мне, что беспокоит Катю.
   - Катя устала. Кате одиноко. Катю задолбали нервяки. Катя чуть не убилась, выехав на "встречку" на той неделе. В общем, я совсем расстроена, понимаешь?
   Галанов кивает. Жестом предлагает продолжить.
   - Со вниманием беда. Работа поперек горла. А самое интересное - мне тут начала писать какая-то тварь в интернете, что, мол, она контролирует мою жизнь и жизнь тех, кто контактирует со мной, представляешь?
   - Это уже интересно. Дальше.
   - Не догадалась взять распечатки, а лезть в инет лень, но не суть. В общем, самый сок в том, что те, с кем я знакомилась в интернете, те, кто как-то там пытались назначить мне свидание, действительно куда-то пропадают, но я ведь ничего о них не знаю, поэтому и выяснить не могу, насколько все серьезно.
   - А в ментовку сходить не пробовала?
   - А толку-то? Конкретных угроз мне нет. Она мне встречу назначила, эта психопатка. Я пришла вчера. Утром. В итоге, она слилась, а я оказалась полной дурой. Вот и все.
   - Здорово. Но угрозы через электронные средства передачи информации - это тоже дело для полиции, кстати, - Саша закуривает сигару. - Более того, это уже уголовное дело само по себе. А если там есть какие-то связи, о-о-о... - многозначительно разводит руками.
   - То есть, думаешь, стоит сообщить?
   - Разумеется. Не жить же в страхе.
   - Ну, а что делать с остальным?
   - А остальное появилось раньше угроз?
   - Совершенно точно. Начало прошлой недели было вообще капец каким.
   - Раз уж ты пришла к мозгоправу, давай откровенно. Личная жизнь.
   - Никакой.
   - То есть вообще по нулям?
   - Два парня - левый и правый.
   - Давно?
   - Прилично.
   - Трудно? Гнетет, наверное?
   - А ты как думаешь?
   - Ладно, я не думаю, я знаю. Работа на привычном уровне?
   - Как всегда, рост и прочее. Но уже без ночных авралов, я сказала как-то - хотите - увольняйте. Тогда-то мне и выписали временную помощницу. Правда, она убогая какая-то, но бумажки отсканировать или почту отправить сгодится.
   - Да ты крутая начальница, я смотрю.
   - Не смешно.
   - Ладно. В общем, суть ясна.
   - Уже боюсь.
   - Да не парься. Конвейерный случай. Не буду вдаваться в терминологию, раз уж ты за нее не платишь. Хроническая усталость в фазе ротации приоритетов. Ты пытаешься определиться, что тебе нужно, потому что не получаешь удовольствия от того, что есть.
   - Да уж. Было б от чего.
   - Я не бабушка-сводчица, чтобы говорить, что тебе замуж пора, но факт - тебе в твоем возрасте необходима регулярная половая жизнь. Тебе нужно сосредоточиться на чувствах. Ты слишком глубоко увязла в прагматике. Так долго не протянешь. У тебя есть хоть какие-то варианты?
   - Да много кто клеится, честно говоря, - пожимает плечами. - Да как-то все не то.
   - Пробуй хоть что-то. Не сомневайся долго. В разумных пределах, но пробуй. Разумеется, никакой непривычной раскрепощенности - если не привыкла отдаваться первому встречному, то и не пробуй - иначе придешь уже как пациент. И будет больно.
   - Я знаю, - кивает. - Знаю.
   - Что касается психофизиологии - следи за циклом, за самочувствием, за гормонами. Я тебе выпишу кое-что, для общей стимуляции и восстановления сил, но не добавляй никаких успокоительных. Алкоголь употребляешь?
   - Скромно, - врет. - Очень редко.
   - Кому что редко.
   - Ну... - мнется. - Раз в день-два.
   - Завязывай. Утонешь. Не ты первая. Это нужно, это полезно. Но это не та частота. Дойдешь до края - будешь локти кусать. Вот, держи, - протягивает Кате квадратный листок с убористо расписанными названиями препаратов и порядком применения.
   - Спасибо. Что-то еще посоветуешь?
   - Смотрись в зеркало почаще. Люби себя и не бери работу на дом. Будь менее критична к людям - идеалов не существует. И не превышай дозировки. В количествах, которые я прописал, это дело стабилизирует работу нервной системы и помогает избавиться от сдвигов типа дефицита внимания. Но если этимология дефицита чисто сознательная, то эти колеса не помогут. Тогда звони мне, расскажу, что предпринимать. Ясно?
   - Яснее некуда. Ты хороший, Саша. Как без тебя жить?
   - Выходи за меня, че уж тут, - улыбается во весь рот Саша, и Катя ловит легкий, но неприятный запах кариеса или нарушенного пищеварения.
   - Я подумаю над Вашим предложением.
   Они расстаются на дружеской ноте, и Катя, выходя из двора, снова оглядывается на башню. В одной из строк где-то посредине вместо повторяющихся одинаковых цифр она видит комбинацию "9-8-2". Хмыкает. Закрывает за собой дверь.
  
   Невский, избранный местом проветривания головы, утомляет, и Катя решает свернуть на Фонтанку. Суета конца рабочего дня пытается затянуть ее в свой круговорот, но она уже оплачивает из своего кармана этот отгул и потому считает, что имеет полное право расслабиться.
   На Фонтанке немного спокойнее. Катя рассеянно смотрит вокруг, и мир кажется ей не совсем реальным, слишком выпуклым, немного размытым, но отдельные элементы картинки вокруг периодически напоминают ей, что этот мир действительно таков, каким был всегда. Она вспоминает, что у нее уже и который год лежит без дела читательский билет библиотеки имени Маяковского. Она получила его, когда пыталась найти одну книгу, и, хотя она уже не помнит, какую, она знает, что это было для нее чертовски важно, потому что ее сильно тронули описания этой книги в интернете, но нигде не нашлось ни одного отсканированного текста, и ей пришлось полезть в настоящие библиотеки. Она прошла некоторые районные библиотеки, Большую Национальную Библиотеку, библиотеку Маяковского, но так и не нашла ничего. Иногда ей казалось, что она сама выдумала эту книгу, и позже, когда она пыталась снова найти ее описания, ей это не удавалось, или описания не совсем соответствовали, и она забросила это дело. Она помнит, что это был странный период - период внутренних изменений, период осознания мира по-новому и период духовного одиночества. И он, как Кате казалось, прошел навсегда с приходом человека, с которым она потом зажила. Но одиночество вернулось, и вернулась потерянность в самой себе и самой себя в мире, который сейчас кажется Кате иллюзорным.
   От воды по всей округе разносится неприятный запах. Запах испорченности. У Кати он почему-то ассоциируется с трупной вонью. Она слышала когда-то, что в ходе бандитских разборок в реки городов иногда скидывали трупы. Она думает, все ли трупы вытянули службы, занимающиеся очисткой воды. Морщится от того, сколь ужасные мысли лезут ей в голову. Слегка прикасается к ограждению набережной и тут же убирает руку, потому что ей кажется, что ее ударило статическим электричеством, но, прислушавшись к ощущениям, понимает, что это не так. Запах воды начинает сильно раздражать.
   На маленькой полукруглой площади рядом с набережной кто-то воткнул рекламный плакат. Кате он кажется странным. Ее смущает даже не столько изображенный на нем мерзкий мужик в черных очках и шляпе, развалившийся на диване, сколько надпись крупными буквами "НЕ ЗНАЕШЬ, ГДЕ ОСТАНОВИТЬСЯ?" Очевидно, это важно знать, думает Катя. Вспоминает свои заезды в гостиничные номера. Отпуска на море. Командировка. Случайный секс - один из тех двух, о которых она жалеет. Все это было связано с отелями. Катя не любит отели. Не любит, когда приходится спать на чужой территории. Ей кажется, что она и так мало спит, а у кого-то сейчас наверняка не уснула бы. Мысль о сне вызывает неожиданный, стихийный прилив сонливости, и Катя зевает. Заворачивает на материализовавшийся из ниоткуда мостик направо. Смотрит на Большой Драматический Театр, с которого только недавно сняли леса. У него подчеркнуто торжественный вид, и реставрация пошла ему на пользу. Катя обещает себе снова заглянуть туда - последний раз она была в театре около года назад. Не одна. Она поворачивает голову направо, и ее очаровывает поверхность воды, ребристая от множества мелких, взаимосвязанных волн, ведомых силой ветра. Кате кажется, что на это можно смотреть бесконечно, и все поле ее внимания на какое-то время оказывается занятым безбрежной картиной волнующейся воды. Она моргает и думает, возможно ли сосчитать общее количество волн. Теряет мысль. Отворачивается.
   Перед ней всплывают стойкие ассоциативные воспоминания, связанные с Фонтанкой. В определенный период здесь происходили определенные вещи, и они, как кажется Кате, привнесли что-то в ее будущее.
   Она встречается на Фонтанке с подругами, и они идут в ближайший бар обсуждать, что делать с беременностью одной из них. Она приезжая, студентка, как и все они, и она не знает точно, кто точно отец, но решать что-то нужно, и они прикидывают шансы вырастить ребенка, и кто-то говорит, что аборт - это на всю жизнь, что рожать она не сможет, и все решают, что, если отец не найдется, то они поднимут ребенка всем миром, и пьют за здоровье первенца, но беременной наливают только маленькую кружку слабоалкогольного пива, хотя она хочет виски или текилы. И спустя какое-то время, она делает аборт, приезжает на Парк Победы, плачется Кате, и они обсуждают мужиков и пьют мартини, и все благополучно забывают о том, что вообще что-то происходило, уже через месяц, если не раньше.
   Катя иногда думает о том, что она еще тот решатель чужих проблем. Вспоминает, что почему-то именно ей подруги их ближайшего окружения задавали самые нелегкие и требующие однозначного ответа вопросы о своей жизни, хотя ее опыт на тот момент мало чем отличался от опыта большинства. С годами общения такого рода стало меньше. Она не знает, кто тому виной. Себя винить не хочет.
   На спуске в метро, кажущемся бесконечно унылым и бессмысленным и вызывающим у Кати стойкое желание побежать обратно, вверх, Катю снова атакуют рекламные плакаты. Она засматривается дольше всего на тот, где девушка со взглядом, полным решительности, сжимает довольно массивный перфоратор, бур в патроне которого указывает на надпись "Так кто в доме хозяин?"
   Катя сходит, едва не упустив момент, когда заканчивается эскалатор, засмотревшись на стройного парня с кожаной сумкой впереди. Ей кажется, что в глубине ее сознания назревает мысль...
   "Светит над тобой звезда..."
   ...но она недостаточно четко очерчена, и ей хотелось бы уловить саму суть этой мысли, но есть только обрывки, и ей необходимо что-то изменить, что-то перестроить, и времени для этого, как ей почему-то кажется, не хватает, и...
   "НЕ ЗНАЕШЬ, ГДЕ ОСТАНОВИТЬСЯ?"
   ...ей нужно все обдумать, разобраться в нагромождении лиц, слов, событий, найти себя во всем этом...
   "Поверьте своим глазам"
   ...и она пытается вычистить из сознания весь мусор странных, обрывочных фраз, но это не удается, и она заходит в поезд в сторону Парка Победы и падает на сиденье. Закрывает глаза.
   Не может долго так просидеть, чувствует, будто на нее почему-то смотрят и ожидает увидеть на себе липкий взгляд какого-нибудь таджика, но, открыв глаза, не обнаруживает вообще никого, кто претендовал бы на то, чтобы уделить ей внимание. Несколько огорчается. Вдумывается в суть рекламного плаката средства для лечения облысения, в котором одинокий волос, сгорбленный и уставший, уходит от своих сородичей. Едва не плачет от трагичности этой сцены. Одиночество. Скорбь. Безвозвратная потеря. Забвение.
  
   На общедомовой телевизионной антенне две крупные черные птицы меняются между собой местами. Серое небо. Уродливый звук домофона. Тишина подъезда.
  
   Мысль написать заявление в полицию сформировалась окончательно после беседы с Сашей. Катя оставляет набросок текста, сформированный зачем-то в двух совершенно одинаковых экземплярах, на столе и садится к ноутбуку. Скрепя сердце, вводит пароль от почтового ящика и нажимает "enter". Обнаруживает пять новых писем, но видит только одно. Украшенное логотипом в виде фото с двумя черными полосками.
   "Ты, мне кажется, совсем запуталась, Катя. Ты не можешь понять меня, вещей, которые я делаю, их сути и цели. Теперь я объясняю правила игры. Во-первых, все должно происходить только между нами. Мне нужна плоть, тебе нужно успокоение своих амбиций одинокой и потерянной девочки. В сущности, мы ищем одного и того же. Ты попала ко мне под прицел, конечно, неслучайно, нас кое-что объединяет. Но сути это не меняет. Если будешь действовать так, как решила я, с тобой все будет в порядке. Нет - сама понимаешь. Будет больно. А ты же не хочешь, чтобы тебе причиняли боль? Тебе ведь ее и так хватает. Во-вторых, не пиши мне - меня мало интересует твое мнение о происходящем. Честно говоря, я иногда задумываюсь, нужна ли ты мне и сможешь ли теперь мне помогать. В любом случае, мы уже немало сделали вместе, хотела ты того или нет. Ты дала мне прекрасные наводки своей жизнью. Было трудно, но ты справлялась. Не разрушай теперь это все. Иначе мы встретимся снова. И будет нечто большее, чем расцарапанные колени. Следи за вещами. И имей в виду - у тебя хороший врач, но он не умеет возрождаться"
   Катя сосредотачивает внимание на последних двух предложениях. В них, определенно, есть больше, чем во все остальном тексте. Намек; предупреждение; угроза. Все действенно. Катя откидывается в кресле и стонет. Пытается прикинуть, как лучше всего отреагировать на такое сообщение. Смотрит на пустую тарелку из-под салата. На бокал с гранатовым соком вместо вина. На два исписанных мелким, ровным почерком листка на столе. На угол стола.
   Край. Обрыв. Падение.
   Близится ночь. Катя не может найти себе места, и, в итоге, падает на кровать. Долго смотрит в потолок, пытаясь хотя бы в его безупречной белизне найти успокоение. Пишет смс двоюродной сестре, живущей в Псковской области. Просит приютить ненадолго. Ничего не объясняет. Отбрасывает мобильник. Через несколько минут, снова поймав ту сонливость, которая ее захватила на набережной, засыпает.
   Она стоит посреди огромного поля, и его пустота кажется странной, неестественной. Но она знает это место, знает то ли из детских воспоминаний, то ли еще откуда-то. К ней подходят люди. Они идут неизвестно откуда, но она пытается сосредоточиться на их лицах, а потому не думает об этом. Они все кажутся знакомыми, но точно вспомнить она никого не может. И каждый из них говорит одно и то же
   "Прости, Катя"
   Они все просят прощения. Все, как один. Она пытается спросить, за что, но голос ее не слушается, и это пугает ее, и люди все прибывают, и их голоса все четче произносят просьбы прощения, и вскоре они переходят на басовитый крик, и это так пугает Катю, что...
   ...она выпадает в реальность, вскрикивая от прерванного реальностью падения. Обнимает подушку. Плачет. Нащупывает мобильник. Видит утвердительный ответ сестры. Кладет телефон в сторону и думает, не собраться ли сейчас. Вытирает лицо руками и решает еще пару минут полежать, чтобы прийти в себя. Дремлет.
   Она застряла в какой-то странной, бездонной норе. Пытается вылезти на поверхность. Страх замкнутого пространства давит еще сильнее, чем стены, но стены давят в достаточной степени, чтобы не дать ей протолкнуться ни вниз, ни вверх, и теперь уже сверху к ней приближается нечто жуткое и смертоносное - она не знает точно, что это, но страх леденит ее душу, заставляет визжать и извиваться, и ее голос ейсамой кажется грохотом металлических цепей, и она кричит, что есть сил, будто это поможет, и тут...
   ...Катя падает с кровати. Какое-то время мечется по комнате. Пытается согнать истерику, в которую ее вогнали безумный страх и второе подряд резкое пробуждение. Смотрит на себя в зеркало в шкафу. Рвет прямо на себе на три части серую футболку от Nike. Откидывает обрывки в сторону. Рвет заодно черный лифчик от Calvin Klein. Пополам. Швыряет в зеркало. Подходит к шкафу и молотит зеркало кулаками, крича и разбрасывая вокруг льющиеся рекой слезы. Оседает рядом со шкафом. Сгибает ноги и прячет голову между коленями. Слышит, как в голове сами собой появляются вопросы и несвязные ответы на них. Вопросы о ее жизни. О ее потерянной любви. О ее амбициях. О ее желаниях.
   Скидывает необходимые вещи в ту же сумку, что и в пятницу. Не видит смысла медлить. Залезает на "туту.ру" и быстро резервирует билет на ближайший поезд, понимая, что на машине сейчас ехать не в состоянии. Умывается, чистит зубы, собирает волосы в "хвост". Вызывает такси. Проверяет напоследок почту.
   "Я с тобой"
   Фраза в теме письма. Само письмо пустое. Отправитель - некто с двумя полосками на лице. Катя не выдерживает. Теряет контроль над своими мотивациями. Закрывает рывком крышку ноутбука, выдергивает из него все провода и швыряет его со всего маху об стену, заставив снова раскрыться и разломаться на соединенные шлейфом две части при падении на пол.
   Приезжает такси. Водитель "шкоды" немногословен. Город все еще кипит. Остывает. Тонет в осенней ночи.
  
   Девушка отпиливает пальцы ножом с завидным упорством. Она уже по привычке решила помочиться в рот умирающей жертве, но неожиданно для себя обнаружила, что это уже не приносит былого удовольствия, стала прижимать безвольный рот умирающего к своему паху, но лучше не стало, и моча потекла из его рта, и она в ярости несколько раз ударила его головой о стену, а теперь отрезает пальцы и впихивает их в рот трупу. Еще один палец засовывает в ноздрю. Улыбается и с чувством выполненного долга встает. Передумывает и еще несколько раз зачем-то втыкает в грудь трупу тонкий и острый нож.
   Снова встает. Кладет нож в карман. Одевается. Проверяет себя на отсутствие загрязнений - пятен крови, мочи и так далее. Довольная результатом, уходит из помещения.
   Исчезает.
  
   Катя просыпается от шума снаружи. Странного, словно бы мерцающего в пустоте бездонной тишины сна.
   "Oh lordy, trouble so hard"
   Мотив звучит откуда-то издалека, кажется болезненным, не относящимся к этой реальности, увязшим в бреду. Спустя несколько секунд Катя понимает, что звучит он, на самом деле, на минимальной громкости в наушниках, которые она вложила в уши перед сном, включив при этом зацикленное проигрывание всего музыкального содержимого "айфона".
   "Don't nobody know my troubles but God"
   Нытье Веры Холл и бит Moby заставляют Катю дрожать от странного, глубинного страха, словно бы суля какие-то неприятности. Она вытаскивает наушники. Поднимает голову. Понимает, что поезд стоит. В купе, на месте напротив сидит тучная женщина, подсевшая в поезд, судя по всему, где-то в пути. Через какое-то время по вагону проходят туда и обратно люди в черной форме. Полицейские. Сумеречные мысли. Приглушенные разговоры вокруг.
   "Наверное, воровал или домогался до кого - вот и наказали скотину. Наконец-то, хоть кто-то смелый нашелся этим баранам отпор дать"
   Катя садится, скрестив ноги, но одеяла с себя не снимает. Так безопаснее.
   - Что... - она осекается, не узнав снова собственный голос. - Что случилось?
   - Кошмар, - тучная женщина качает головой. - Ужас, что... - прерывается и принимает задумчивый вид.
   - М-м, - Катя делает вид, что что-то поняла.
   - Нашли труп то ли в туалете, то ли в тамбуре в каком-то вагоне, - решается спустя полминуты прокомментировать свою задумчивость соседка. - Говорят, ужасный вид у него. Нерусский какой-то. То ли узбек, то ли еще что-то такое. Вот, ходят, проверяют всех мужчин, кто есть.
   - Мужчин? - непонимающе наклоняет голову Катя.
   - Ну, говорят, такое под силу было сделать только мужику, - соседка скрещивает руки на груди. - Причем, мужику здоровому. Не знаю. Жуть какая-то.
   Голоса в соседнем купе.
   "Туда и дорога. Хорошо его, говорят"
   "Злой ты, Ваня"
   "Мир жесток, я стараюсь соответствовать"
  
   Катя вытаскивает ручку чемодана и инстинктивно дергается от создавшегося при этом звука. Думает, что все совсем плохо. Что холодно. Что пора быстро искать такси. Что надо было предупредить о времени приезда. Что на дворе утро, и что она не спала всю ночь после того, как ее разбудили передвижения по вагону и болтовня, и что в голове ее все также крутится Natural Blues, и фразы "trouble so hard" и "troubles, but god" кажутся совершенно одинаково звучащими.
   Утренняя болтливость таксиста-частника, рассказывающего вкратце "за жизнь", заставляет Катю задуматься о преимуществах обращения в профессиональные организации рынка извоза. Потом - вложить в уши наушники-капли, и снова...
   "Oh lordy, trouble so hard"
  
   - Нет, Кать, ты определенно исхудала. Да на тебе лица нет, на самом-то деле. Блин...
   Оксана перебирает пальцами стоящую на столе широкую кружку и внимательно смотрит на Катю. Катя стоит рядом со столом и смотрит в окно.
   - Фитнес помогает, - горько усмехается Катя.
   - Лучший фитнес - это тот, который на простынях, - твердо заявляет Оксана. - Ну, физкультура-то, конечно, никогда не мешает. Ладно, раз уж ты немного пришла в себя, давай по существу. Что происходит?
   - Не знаю, - пожимает плечами Катя.
   - Интересный поворот, - смеется Оксана.
   - Действительно, не знаю. То есть... - Катя замирает, ловит взглядом что-то подвижное вдалеке, теряется им среди деревьев близлежащего леса, но, моргнув, быстро возвращается обратно в дом. - Понимаешь, есть факты. Разрозненные. Я могу их назвать, но они - не то, что происходит. А что происходит, я понять не могу, потому что не собрать все воедино.
   - Давай по порядку. Все было хорошо, и тут... - жестом предлагает продолжить.
   - И тут полгода назад я рассталась с парнем, - Катя пытается улыбнуться этой, вроде бы, шутке, но понимает, что доля шутки в ней слишком мала. - Полгода, наверное, назад. А потом все было как-то странно. Никак. А потом было еще что-то. А потом я жила себе и искала новых знакомых.
   - На улице?
   - Можно сказать и так. Рылась в помойке.
   - А, в интернете, то есть, - понимающе кивает.
   - Ну, и в какой-то момент все новые знакомые стали пропадать без вести. В общем-то, плевать, не люди и были. Но на днях мне стала писать какая-то больная тварь. Стала намекать, что исчезновения не случайны. Потом убитым находят одного мужика с моей работы, который пытался намедни ко мне вроде как клеиться. Потом еще какая-то несуразица - мне пишет эта дура и говорит, что очередное убийство на ее счету. Потом...
   Катя замирает. Только сейчас в ее памяти проскальзывает короткий эпизод, который слишком удачно встает в мозаику этой ночи. Она вспоминает, что, когда она отходила в поезде в туалет, на нее в коридоре как-то странно, с прищуром посмотрел и цыкнул какой-то ярко выраженный узбек. Или ей показалось, что он посмотрел с прищуром, потому что он был в принципе узкого разреза глаз - она не поняла. Другое дело, что ей это совершенно не понравилось, и она постаралась как можно быстрее пройти в сторону тамбура, и она обернулась на миг и заметила в дальнем конце коридора еще двоих людей - вроде, парня и еще кого-то за ним, смотрящего вдоль коридора, и ей показалось, что это была девушка с длинными волосами, но она не придала этому никакого значения. Теперь ей кажется, что следовало рассмотреть окружающих получше, но ее слишком нервировал узбек. Ее слишком нервировал поезд. Все подряд заставляло ее бежать.
   - Вообще, звучит довольно серьезно, - Оксана отодвигает кружку и скрещивает руки на груди. - А в полицию не обращалась? Это угрозы, все-таки.
   - Она сказала, что у меня - и не только у меня, - будут проблемы, если кто-то еще об этом узнает. И я боюсь проверять истинность этого. Господи, я... - Катя открывает рот, но слово куда-то теряется; ждет; вздыхает. - Понимаешь, я допускаю, что это фейк, что просто кто-то удачно совмещает факты, о которых ему становится известно из того же интернета. И этот кто-то хочет меня довести, и даже есть примерные кандидатуры.
   - Враги у нас у всех есть, и больше всех их у того, кто считает себя святым, - Оксана встает и смотрит в окно. - Ты хоть немного спала в дороге?
   - Но если это действительно кто-то, кто убивает людей? Кто-то больной на всю голову. И этот кто-то может прийти за мной, - Катя думает, говорить о догадке насчет девушки в поезде или нет. Не решается. - Я просто не знаю, что дальше. Я приехала сюда только потому, что это могло выглядеть неожиданно, и я торопилась, и меня трудно было отследить. Мне кажется.
   - Все, при желании, возможно, - Оксана потирает лицо руками.
   Катя смотрит на собеседницу, и в ее голове начинают роиться спонтанные мысли. Оксана замужем. Ее муж - бизнесмен средней руки, и она живет в этом доме на чистом воздухе по своей инициативе в те периоды, когда он в отъезде. А командировки у него довольно частые - разумеется, во благо бизнеса. Оксана делает вид, что не ревнует его к возможным случайным связям, а он не забывает пополнять ее личный счет. Детей у них пока нет. И, конечно, общественное мнение поглядывает на их союз с сомнением, потому что муж Оксаны - турок, сильно осевший в России за годы жизни в ее пределах. Катя думает, что если Оксане хоть на что-то в жизни не плевать, то это либо маникюр, либо цвет фантастически дорогих дизайнерских обоев на каждом этаже этого трехэтажного дома, в котором с комфортом могли бы жить не меньше двух десятков человек.
   - Давно не говорила. Это странно. Я боюсь. Честно, жутко боюсь.
   - Ты спала в дороге?
   - Не знаю, - Катя закрывает глаза. - Кажется. Не знаю.
   - Пошли, - махает рукой Оксана, другой поправляя густые черные волосы. - Напомню тебе, что такое расслабляющий эффект сауны.
  
   Катя не может не признать, что во всем ее теле разлилось блаженство. Она не ожидала столь сильного эффекта от парилки, ароматических масел, искусного массажа руками Оксаны и небольшого количества красного вина за ужином. Ей по-настоящему хорошо впервые за последние несколько недель. Сейчас ей не нужны ни личная жизнь, ни работа, ни решение проблем повышенной важности. Она вообще не ощущает какого-либо рода нужды. Только покой и расслабленность.
   Что-то подзуживает ее зайти в интернет перед сном, который близок, как никогда.
   На "вконтакте" все, как обычно - бессмысленный поток однообразной информации - мир репостов и лайков, переделок комиксов и подборок потрясающе любопытных фактов десятилетней давности. Там же - сообщения от каких-то неопределенных личностей, несколько заявок на прием в друзья, пополняющийся список приглашений в группы.
   Катя открывает приложение для работы с электронной почтой и на несколько секунд отводит взгляд на потолок.
   "Don't nobody know my troubles but God"
   Вряд ли что-то там может помочь, думает Катя. В детстве ее учили, что бог есть. Заставляли носить крестик. Крестили младенцем. Вешали иконку в угол над кроватью. Годы дали Кате понять, что молитвы помогают куда как хуже, чем вложенные в конверт банкноты или качественный обман. Пришла фрустрация, и на ее спаде Катя стала совершенно индифферентна к религии.
   Два новых письма заставляют ее вздрогнуть. Она закрывает глаза, крепко сжимает их и снова открывает, но строки с информацией о новых входящих никуда не пропадают, и она открывает первое, раннее письмо, и текст плывет перед ее еще спокойным взором.
   "Ты все дальше от дома, дорогая моя. Тебе труднее держать себя в руках. Зачем ты так? Между прочим, теперь нас еще кое-что объединяет. У тебя осталось кое-что мое. Не исключено, что мне это понадобится. Целую"
   В конце сообщения - издевательский подмигивающий смайлик.
   Катя сворачивает все приложения и прячет "айфон" под подушку. Вскакивает с кровати, ощущая, как в теле вновь зародилось напряжение. Лихорадочно перебирает варианты места, куда ей могли что-то подкинуть. Думает, не в переносном ли смысле это было сказано. Хватается за чемодан. Вышвыривает из него все вещи - одежду, косметику, зарядное устройство...
   Внутри оказывается пусто, и Катя теряется на несколько секунд. Потом проверяет боковые отделения. Не находит ничего нового. Садится на пол. Смотрит вокруг, пытаясь что-то придумать. Горячая струя неожиданной мысли пронзает ее мозг, и она переворачивает чемодан вверх тормашками и проверяет еще одно, дополнительное потайное отделение, которое открывается сбоку и проходит под самым дном. Ее рука натыкается на что-то твердое и острое, и она едва не ранится. Осторожно берет вещь и вытаскивает наружу. Видит, что рука выходит уже испачканной чем-то красным.
   Взвизгивает, вскакивает и бросает находку на пол. Нож для томатов Tramontina, сильно сдобренный чем-то, определенно напоминающим запекшуюся кровь, падает на ковер и практически теряется в высоком, роскошном ворсе.
   - А-ай, - сама не зная, зачем стонет Катя.
   Садится в кресло, не отводя взгляда от ножа. Понимает, что этим ножом, который она когда-то потеряла на "гостинке", вероятнее всего, убили человека. Она не знает, как смогла эта психопатка достать его, но это было совсем не трудно - он мог лежать прямо на тротуаре, достаточно было просто подойти и подобрать его, а Кате было слишком дурно на тот момент, и ей было проще оставить его где-то потерянным. Возможно, правда, думает Катя, что это совершенно другой нож, похожий, как две капли воды, на ее. Но, с другой стороны, что это меняет?
   Катя обхватывает себя руками, но дрожь в теле не унимается. Она думает о том, что этот нож со следами чьей-то ДНК на нем может быть отличной уликой против настоящего убийцы. Потом - о том, что ей он совершенно не нужен, что она никуда его не понесет, потому что мифическая психопатка вряд ли придет с повинной, а с такой уликой на руках первым претендентом на увлекательную поездку в СИЗО будет сама Катя. Она встает, поднимает нож, кладет его в несколько бумажных салфеток Zewa и затем полученное упаковывает в полиэтиленовый пакет, и тонкий, незаметный нож превращается в толстый сверток.
   На улице довольно темно, и Катя с опаской поглядывает вокруг. Ее посещает горячий, бескомпромиссный прилив страха, и она резко переходит на бег, добегает до мусорного контейнера, расположение которого узнала днем, швыряет в него сверток и убегает обратно. Ее мысли сплелись в клубок, и кто-то сильно потянул за несколько его точек сразу, и все, о чем она думает, настолько плотно соседствует друг с другом, что ей не сосредоточиться ни на чем, кроме возвращения в спальню и падения обратно в постель. Она пытается сосредоточиться на том, что теперь на нее, по крайней мере, не повесят ничего лишнего, даже если кто-то решит покопаться в мусоре и найдет окровавленный нож, что, впрочем, вряд ли произойдет.
   Решает открыть почту снова, чтобы прочитать второе сообщение.
   "Подумай, не станешь ли ты теперь обвиняемой, если я сообщу, что видела этот нож. Можешь не верить, но с помощью него можно многое узнать. Если, конечно, только не опустить его в кислоту, например. Но ты же слишком добрая, чтобы что-либо сломать. Да?"
   Катя понимает, что дальше терпеть это не может. Смесь страха и ненависти детонирует в ней, и она принимается набирать ответное сообщение, периодически промахиваясь мимо кнопок, стирая написанное и набирая заново. Конечно, думает она обрывочно, набирая текст, никто и не узнает о том, что нож у нее вообще был, документальных улик не будет. Но эта дрянь хочет подействовать на нервы, думает Катя, эта дрянь хочет подвести жертву своего террора к нервному срыву, и ей это здорово удается. Вот только что еще она выкинет? И когда доберется до самой Кати? И не пора ли ее остановить?
   "Читай внимательно, тварь! Нет больше ножа, понятно тебе? Нет! Не су-щес-тву-ет, ясно??? И попробуй только подойти ко мне и кому-нибудь из моих близких. Только попробуй, сука! Клянусь богом - я тебя убью. Убью, и мне ничего за это не будет, сука ты убогая! Ты решила отравить мою жизнь, а я лишу тебя твоей. Мне уже ничего не страшно. Желаю тебе сдохнуть самой, падаль!"
   Нажимает "отправить". Переосмысливает написанное и шокировано откладывает телефон в сторону. Не верит, что могла все это написать. Отрицательно мотает головой, потом обхватывает ее руками. Плачет. Ходит по комнате. Спускается на кухню и наливает стакан апельсинового сока. Пересекается с Оксаной. Перебрасывается ничего не значащими фразами. Оксана повторяет, что завтра они что-то будут придумывать по ситуации. Они желают друг другу спокойной ночи и расходятся уже на втором этаже.
   Катя откидывается в кресле и, поддавшись утомленности, дремлет. Просыпается от странного шума, похожего на звук падения с лестницы чего-то тяжелого. В страхе вскакивает, но, прислушавшись, понимает, что этот грохот ей приснился. Боится выходить куда-либо. Чувствует странный импульс. Проверяет почту. Обнаруживает ответ от маньячки - вопреки традиции, та написала сразу.
   "Неблагодарная сука. Пора тебе платить по счетам"
   Катя борется со страхом. Говорит себе, что все это может быть лишь игрой. Вспоминает о том, что двери в дом закрыты крайне плотно, что дорогие качественные замки закрыты намертво, что на окнах первого этажа решетки. Ее все это успокаивает. Она решает перебороть страхи, которые стали ее одолевать в связи с тем образом жизни, который она вела в последнее время. Уже через полчаса она мило переписывается с одним из лучших знакомых ей парней, с которым длительное время вообще была не в контакте. Они познакомились в институте, и он пытался ухаживать за ней, но она ему отказала по ряду причин, и теперь, годы спустя, он нашелся, постучался к ней в друзья на "вконтакте". И выясняется, что он уже успел пожениться и развестись, потому что был несчастлив в браке, и Катя вспоминает об отчаянном браке своего бывшего гражданского мужа, и настроение ее здорово поднимается, и ей кажется, что не последнюю роль в это играет апельсиновый сок, заменившей ей столь утомившее ее вино. И сейчас, когда от угроз и жизненных коллизий она должна бы находиться на грани жизни и смерти, она радуется новым возможностям и видит перспективу, а не плачет от горя.
   Катя смотрит на свои ногти на руках и говорит себе шепотом: "Ну, ты и скотина. У тебя же ногти, как у горгульи. Как ты с ним встретишься в таком виде? Срочно маникюриться"
  
   Оксана допивает оставшуюся в стакане воду и смотрит, как в раковину уходит вода в смеси с кровью, которую она выплюнула, прополоскав рот. Привкус крови давит на ее самоощущение. Ей трудно смириться с некоторыми вещами. В особенности - с теми, в которых она виновата сама. Она хмыкает. Ставит стакан рядом с раковиной. Смотрит в окно. Замечает какое-то движение. Присматривается. Понимает, что ей не показалось. Видит фигуру с чем-то продолговатым в руке. Освещение не открывает больше, чем общие контуры. Решает быстро попытаться поднять Катю, чтобы получить хотя бы моральную поддержку. Понимает, что надо вызвать полицию. Понимает, что оставила мобильник в комнате, да и чего удивительного. Прикидывает, за сколько сюда доедут правоохранители. Думает о том, что что-то в этом роде когда-то должно было случиться.
   Стучится в комнату. Понимает, что времени нет и рывком открывает дверь. Смотрит на кровать. Не обнаруживает Кати. Зовет ее по имени, выйдя из комнаты и пугается своего же голоса.
   Мурашки по телу. Ударяющая прямо в затылок паника.
   Сбегает вниз. Находит алюминиевую бейсбольную биту.
   Кровь во рту. Плевок прямо на ковер. Ничего страшного.
   Фигура приближается к дому. 112. Вызов.
   "Для вызова полиции нажмите..."
   Фигура во дворе. Замирает. Осматривается. Подходит к колодцу. Фигура явно...
   Женская?
   Оксана откладывает мобильник. Оставляет вызов незавершенным. Осторожно подходит к двери. Открывает. Выходит, приближается к фигуре. Рассматривает. Девушка смотрит на нее со смесью интереса и презрения. Не шевелится. Оксана открывает рот, чтобы обратиться к ней, но голос ее не слушается, потому что в руке девушки блестит тонкий нож с мелкими зазубринами.
   - Что ты тут делаешь? - говорит Оксана через привкус крови.
   - Гуляю, - как-то слишком широко, неестественно улыбается девушка.
   - Господи, что такое?
   Девушка пожимает плечами, и Оксана опускает биту и подходит ближе, и девушка делает рывок вперед.
   - Эй!
   Оксана отступает на шаг, но ее собеседница уже набрасывается на нее и махает ножом, но лезвие лишь рассекает воздух, и Оксана отталкивается от груди нападающей. Между ними появляется расстояние. Девушка рычит, и Оксана, видя ее лицо - незнакомое и знакомое одновременно, - настолько ошеломлена, что не понимает, что ей вообще делать.
   - Пора платить.
   - Не надо! Ты что? Что ты творишь?!
   Девушка делает еще рывок, и Оксана успевает махнуть битой перед собой, и край биты задевает руку девушки, и она воет от боли, отскакивает и перекидывает нож в свободную руку, после чего ищет момент для следующего маневра. Оксана чувствует, как в голову ударяет давление, и во рту мешает еще один сгусток крови, и она выплевывает его, держа перед собой биту.
   - Прекрати сейчас же! Брось! Что с тобой?!
   - Все почти как обычно, - смеется девушка и неожиданно делает еще один рывок.
   Оксана махает битой, но рывок оказывается ложным, а со следующим лезвие ножа врезается в ее живот, и она кричит от безумной, острой боли, сгибается, но находит силы ударить немного отступившего после удара противника в лицо рукояткой биты, и девушка, не ожидавшая такого расклада, шокировано отступает, потряхивая головой. Оксана притрагивается к животу, и вся ее ладонь оказывается залита кровью, и она смотрит на противника, а тот готовится к очередному рывку, и Оксана отступает к круглому декоративному колодцу, чтобы хоть как-то укрыться от очередного удара и продумать возвращение в дом, где мобильник все также разговаривает со службой экстренной помощи, а, быть может, уже и не разговаривает.
   - Зря ты так со мной, - смеется девушка, поправляя волосы и начиная двигаться вслед за побежавшей из последних, иссякающих сил Оксаной. - Такое не прощают. Даже сестрам по общей беде в это мире. Хочешь по-настоящему узнать меня? А? Тупая ты овца!
   Оксана опирается о колодец одной рукой и продолжает держать биту другой. Кровотечение усиливается, и она чувствует, как слабеет, и жуткий страх наполняет все ее сознание, но ей нужно отразить надвигающийся удар, и она отталкивается от колодца, и нож проходит мимо, а она по инерции делает разворот и бьет битой наудачу и попадает по спине девушки, заставляя ее вскрикнуть и припасть к краю колодца.
   Девушка в ярости разворачивается, но Оксана уже падает на нее с очередным ударом, глядя вперед обезумевшим от боли и страха взглядом. Девушка немного пригибается и высовывает нож вперед, и он входит в ногу Оксаны, заставляя ее снова закричать и донести до противника лишь малую часть удара. Девушка выдергивает нож и рассчитывает нанести еще один, решающий удар, но Оксана с диким ревом, истекая кровью и самопроизвольно текущими слезами, бросает биту и набрасывается на нее, бьет затылком о край колодца и, улучив момент слабости, припадает к руке девушки и кусает ее, что есть сил, заставляя нож выпасть в траву.
   Девушка пытается оглушить Оксану ударом локтя, но у нее не хватает замаха. И она оказывается верхом на спине сгруппировавшейся в странном, скрученном положении Оксаны и с удивлением обнаруживает, что у той хватает сил, чтобы затащить ее на край колодца и как следует толкнуть. Она пытается махать руками, чтобы ухватиться за колодец или за Оксану, но края колодца оказываются слишком гладкими, а Оксана, лишившись последних сил, уже падает рядом с колодцем, и девушка проваливается в него с яростным криком.
   Оксана чувствует, что теряет сознание. Боль понемногу смешивается с какой-то странным, пустым чувством и теряет свой смысл. Мир вокруг вращается вокруг ее головы, и она понимает, то это может быть концом для нее, и она не понимает, зачем было прикладывать тогда столько усилий, и ей кажется, что она кричит для усиления своей же воли, но из ее рта уже звучит лишь тонкий писк, и она ползет к дому, оставляя на траве кровавый след.
   Она роняет, схватив за ножку, маленький столик, на котором оставила телефон. Обнаруживает, что звонок в 112 прекращен, и пытается окровавленным руками найти нужную запись в телефонной книжке и набрать номер. Спустя несколько секунд у нее это удается. Она бормочет нечто несвязное, но сосед по территории - хороший знакомый ее мужа, - ее понимает и говорит, что уже бежит к ней. Оксана ощущает, как рука теряет чувствительность, видит, как вселенная сжимается в одну точку, и в этой точке остается лишь маленькая, совсем крошечная люстра на потолке первого этажа ее дома.
  
   Переломы обещают зажить быстро, и Катю называют везучей. С ней долго беседуют, потому что сегодня, по словам врачей, ей гораздо лучше, и с ней многие хотят поговорить. Она выслушивает все, что ей рассказывают, с видимым интересом и изображает любезность, хотя, судя по той информации, которую она получает, она может вести себя как угодно - результат не изменится. За дни ее лечения выяснилось много, гораздо больше, чем она могла себе представить. Как только наступает время покоя, она плачет и теряет контроль над реальностью. События начинают выстраиваться в ее голове в логическом порядке, но что-то мешает, где-то недостает взаимосвязей, и в какой-то момент ей кажется, что ее ложно обвиняют, и она хочет позвонить Оксане и узнать, что с ней и как она, потому что даже те люди, которые рассказали ей столь страшные вещи, уверили ее, что Оксана выжила, и уж ей повезло гораздо сильнее, чем даже рухнувшей в колодец Кате, потому что при такой кровопотере, да еще при оксаниной болезни выживают крайне редко.
   Катя хочет найти мобильник, просит сестру принести ей его, но та говорит, что его пока изъяли, и Катя начинает кричать, что они не имеют права, и что ей нужно всего лишь позвонить, и сестра говорит, что сделает все возможное, стараясь унять крик и рыдания Кати. Катя устала. Она засыпает, и где-то в глубине ее подсознания к ней взывают странные голоса, и она должна была бы испугаться их, но она настолько истощена, что страх сменяется апатией, и она спокойно дожидается сначала впадения в абсолютное ничто, а затем - пробуждения все в той же, незнакомой и по сей день палате. В ее руку введена игла капельницы, и нечто неопределенное, в объеме около четверти литра медленно поступает в ее кровь, и ей это не нравится, но она не может толком пошевелиться.
   В палате есть окно, но оно закрыто плотной светонепроницаемой шторой, и отсутствие искусственного освещения убеждает Катю, что уже ночь, и она дремлет, но потом снова пробуждается, обнаруживает, что капельница исчезла, и в ее голове проносятся обрывки мыслей, чувств, слов, которые прошли через нее за последние полторы недели, и она обнаруживает, что совершила какие-то ошибки, но сейчас это уже неважно, потому что она здесь, и до не никому нет дела, и она хочет снова заплакать, но глаза не слушаются, слезы не льются, и боль вращается по кругу в ее голове, напоминая о том, что искупление иллюзорно, а вина совершенна.
   Кто-то входит в палату, включает свет, и Катя с болью зажмуривается и смотрит на медсестру, которая проверяет показания какого-то прибора на столике рядом, делает укол неопределенного назначения и дружелюбно предлагает Кате выпить таблетки в качестве альтернативы прочим уколам. Катя приподнимает голову, смотрит на исколотую левую руку, вздыхает и соглашается на таблетки. Потом сестра говорит, что это еще не все и достает пакет "зип-лок" с белым "айфоном" внутри.
   - Ваш лечащий врач дал указание отдать Вам его на один день. Данные для следствия и психиатрической экспертизы уже сняты, и Вы можете какое-то время им пользоваться. У Вас есть деньги на счету?
   - Они будут наблюдать?
   - Ну... - сестра мнется. - За Вами постоянно наблюдают. Вот в том углу, - она показывает куда-то вправо и вверх, - стоит маленькая камера.
   - Спасибо.
   Катя берет в слабо ощущающиеся руки пакетик, открывает и вытягивает мобильник. Она ждала от него какого-то особого тепла, как от родной ей вещи, но ничего такого не получает. Включает. Смотрит на угол, где висит теперь такой заметный грубый черный цилиндр камеры. Улыбается в объектив одним краем рта, потому что второй уголок губ ее не слушается.
   Обнаруживает три смски от Ромы и одну от оператора. Оператор сообщает, что звонила мать. Плевать. А вот Рома...
   "Кать, прости за мой тон. Вообще, я очень хочу тебя увидеть. Когда ты будешь на работе?"
   "Кать, если у тебя кто-то есть, скажи. Тут что-то говорят. Не знаю. Позвони мне, если не трудно"
   "Кать, ты болеешь? Давай, я приеду. Может, что-то нужно? Ты в обиде на меня?"
   Несвязно, но заставляет Катю заплакать. Она заходит на "вконтакте", листает новости, на этот раз бессмысленно смотря сквозь экран. Открывает личные сообщения и также смотрит сквозь экран пустым взглядом опухших от слез глаз. Открывает почтовый ящик. Единственное письмо. И она знает, от кого оно. Не помнит, как набирала. Но знает.
   "Не считай, что ты победила. Все впереди, дорогая. Все впереди"
   Катя взвизгивает и швыряет со всего маху "айфон" в стену палаты, и он разлетается на несколько частей, и в палату вбегает ошеломленная медсестра, и Катя беззвучно ревет, открыв рот словно бы в крике, и медсестра поднимает осколки телефона, а Катя бормочет, пытаясь перекрыть собственные всхлипы.
   - Господи, я просто хотела покоя и любви. Просто покоя и любви! За что все это? Я же не заслужила! Я не хотела!
   Медсестра пожимает плечами. Уходит.
   Гаснет свет.
  
   Зеркало врет. Она убеждена. Выкидывает его вместе с пудреницей от Christian Dior в бетонную урну рядом с остановкой. Смотрит по сторонам. Город еще толком не проснулся, и его свежее, прохладное дыхание сообщает о том, что близятся осень и зима, а шансов для этого лета уже нет. В воздухе - мороз, табачная гниль, спазмы и боли. Она убеждена - здесь нечего искать. Она убеждена - пора домой. Но дома нет. Есть пристанище. Но и это ничего. Она сидит на холодном сиденье, не ощущая его прогрева теплом тела. Касается ладонью выступающей, как ей кажется, слишком сильно скулы. Проводит тонким пальцем по белесой коже. Закрывает глаза.
   Она вспоминает все.
   Шрам, полученный от темноволосого парня, который сопротивлялся успешнее всех. Потерянное платье, которое порвал он же и которое пришлось сжечь. Затертые сообщения в "экзисте", которые потом следствие обнаружило на компьютерах, "айфонах" и "андроид"-устройствах жертв. Удаленные смски, записи в журналах вызовов и контакты. Скрупулезно, основательно зачищенные истории ее браузера. Нож для нарезки томатов, переложенный в другой карман за секунду и его мнимая потеря. И многое другое. И все это сейчас смешивается в горький, мерзкий коктейль с шестью годами в клинике, где она повидала опустившихся до звериного состояния людей, вытерпела множество унизительных допросов, провела множество ночей без сна, глядя на полную луну через зарешеченное окошко, прошла несколько курсов медикаментозной терапии и гипноза. Вынесла все круги ада. И вышла из него. И боли больше нет. И этот коктейль она выпивает, зажав нос, без особых усилий. Ей привычна горечь. Она начала с нее. С неудовлетворенности миром и его представителями в ее жизни.
   Диагноз снят. Отпечатки пальцев, разрозненные свидетельства и очевидное нападение на Оксану - все это играло против нее. Доводы психиатров, очевидная неадекватность, результаты нескольких врачебных комиссий - все это привело ее в лечебницу вместо места пожизненного заключения. Результативно, как выяснилось.
  
   Она встречается с Оксаной. Обнимает ее. Просит прощения, хотя лицо ее остается отстраненным и безразличным. Оксана плачет. Говорит, что все уже зажило. Приглашает на чай. Она все еще хромает после тех событий - повреждение нерва после удачного удара в ногу сказалось, и, возможно, останется с ней на всю жизнь.
  
   Встречается с тетей Дашей. Тетя сильно постарела. Возможно, сильнее, чем могла бы. Пустой взгляд нервирует тетю, но она скидывает этот нюанс на пережитое в клинике и искренне болеет сердцем за племянницу. Напрасно, правда.
  
   Зеркало врет. Теперь меньше, но все равно врет. Она верит, что у нее все в порядке. Немного пудры, тональника, яркой губной помады, немного выщипывания бровей, депиляция зоны над губой, попорченной гормональной частью терапии, немного удлиняющей туши. Легкие штрихи, но они приводят ее в лицо в гораздо более интересное состояние. И она верит, что скоро наберет соответствующий росту вес и похорошеет, и все будет в порядке. Впрочем, она готова попробовать и так.
   Она смеется над врачами, от которых сбежала благодаря грамотному убеждению их в том, что им хотелось слышать. Это всегда срабатывало с мужчинами, а большая часть тех, кто принимал решение о выписке, ими и были. Она с удовлетворением замечает, что, пытаясь избавиться от нее, доктора лишь помогли ей избавиться от того жалкого убогого стыдливого ничтожества, что мешало ее самореализации. Естественный отбор сыграл свою роль, и сильнейший победил.
   Она смотрит вокруг, в очередной раз привыкая к своей квартире, только теперь она принадлежит ей единолично. Достает мобильник. Проверяет контакты, стирает старые сообщения. Включает ноутбук. Запускает браузер и восстанавливает доступ к давно запущенным страницам. Проверяет, жив ли еще "экзист" и обнаруживает, что он жив и здоров. Скачивает новую версию месседжера. Запускает.
   Ей необходимы новые контакты, и теперь она может искать их сама. Теперь власть в других руках. Ей больше не нужны компромиссы. Ей не нужны сострадание и домыслы.
   Она прислушивается к щелчку зажигалки, но находит в нем ничего особенного. Закуривает "кент" и глубоко затягивается, наслаждаясь вкусом табака. Спустя две выкуренные сигареты, обнаруживает, что в ее профиль уже постучались трое жаждущих знакомства. Добавляет их всех. Приписывает радостные смайлики, но при этом сохраняет холодное спокойствие на лице. Ей незачем выражать эмоции - она уже не останется одна этой ночью, как и многими ночами прежде. Теперь больше никакого вынужденного одиночества. До конца дней.
  
  
  
   СОВЕТЧИКИ

What would it be like to live a day in your life
I want to know
Living for nothing

Linkin Park, "Forget"

  
   Раньше я думал, что из-за кратковременных потерь сознания и снохождений можно разве что разбить любимую кружку или удариться пальцем ноги об дверь. И уж никак не подозревал, что из-за них можно убить жену и кошку. Я сижу и не знаю, что делать.
   Я принимаю лекарства, названия которых не запоминаю, просто две баночки - красная и желтая. Их мне прописал хороший знакомый невропатолог, а потому я принимаю их безбоязненно. Мне не очень нравится жить на таблетках, но это лучше, чем ждать новой беды. Я помню, как узнал, что в одну прекрасную ночь я встал и спросил у жены, которая еще два часа назад делала мне верный супружеский минет, какого черта она делает в моей постели. После этого, не получив, разумеется, внятного ответа, я пошел на кухню, выпил стакан газировки и, вернувшись в спальню, упал спать дальше, немного не дойдя до кровати. С тех пор я принимаю таблетки, потому что врач тонко намекнул мне на то, что результатом таких активных снохождений может стать несчастный случай.
   Я сижу и не знаю, как быть дальше. Я в шоке. Я сижу в кресле кремового оттенка из потрескавшейся искусственной кожи, купленное в свое время на распродаже в "Мебель-Холле" на Ладожской за смешные деньги. Купленное вместе с моей любимой, которая теперь...
   Господи, она лежит в спальне с перерезанным горлом. А ее кошка вскрыта во всю длину. И все это дешевым поварским ножом Universal от Tramontina. Это ужасно. Если бы хотя бы Fiskars или японским керамическим... Господи, это ужасно. Я не хотел в свое время брать этот нож, потому что он продавался без упаковки, прямо как есть. Как предчувствовал, что с ним произойдет что-то плохое. Я вообще не понимаю, как можно продавать ножи таким образом - тупо шлепать этикетки и кидать на прилавок уже наточенный нож. Низкая цена, на мой взгляд, это не оправдывает - ведь могут пораниться дети, старики с болезнью Альцгеймера и прочие инвалиды.
   Мне нужно взять себя в руки и успокоиться. Я сижу в гостиной напротив телевизора. Звук выключен, потому что он отвлекал меня от первых мыслей, которые пришли мне в голову после того, как я обнаружил два трупа в спальне. Мне они казались важными, но теперь я о них забыл - как о последнем сне перед пробуждением, который бывает таким близким и ощутимым, но напрочь стирается из памяти, стоит полностью проснуться.
   Я включаю звук, начинаю переключать каналы в поисках чего-то, что меня успокоит и поможет трезво оценить ситуацию.
   "...сделали ученые из института науки и технологии..."
   "...и я думала, что останусь дома..."
   "Новые возможности для вашего бизнеса"
   Я хотел как-то пару лет назад открыть свой бизнес. Хотел сделать его семейным, взять в долю жену. Так и не поняв, чем бы я хотел заниматься конкретно, я свернул планы, хотя и узнал на тот момент о прекрасном кредитном предложении от "Тинькофф". Возможно, я был прав тогда, что не взял у них деньги под дело, поскольку было бы стыдно платить по кредиту банку, который обвел вокруг пальца обычный русский парень Дима из Воронежа.
   "Иногда кажется, что весь мир против тебя... - дальше звучит что-то неразборчивое. - Пора это исправить! Начни с себя"
   Господи, ну с чего мне-то начинать? Я обычный человек, спокойный, законопослушный, не националист, не бандит, не вор. Я живу честным трудом. Я ценю семью, друзей и родныхЈ хотя многих из таковых не переношу на дух. Я все всегда делаю правильно, но жизнь все равно ко мне оказывается несправедлива.
   "Новый "Пемолюкс-Сода-Пять" для свежести и чистоты отношений в нашей семье"
   Если бы это помогало, я бы отчистил "Пемолюксом" тот день, когда поимел в закрытом кабинете на корпоративе жирную, как "биг тейсти", бухгалтершу Марину. К счастью, об этом никто не узнал. Вроде как.
   "Боль в шее, рассеянность, стресс?"
   Что есть, то есть. И что тут советуют?
   "Инновационная разработка американских ученых..."
   Вызывает доверие.
   "...надежно поддерживает голову и шею..."
   Черт, только не в спальню. Не надо подушек. Господи, не надо. Не напоминайте. Ну вот, мне опять плохо.
   "Скидка 20% на вторую пару..."
   О да, нищенский обувной магазин сейчас мне очень нужен. Хреновы советчики. Впрочем, четыре из пяти пар моей обуви куплены там, но это только из-за ультимативно выгодных предложений. Я умею покупать неплохие вещи за смешные деньги. Конечно, чаще всего это невозможно, и, тем не менее, талант не пропьешь.
   "...сразу шесть симптомов за одно применение..."
   Просто не верю, что панацею уже изобрели.
   "Обычные шампуни укрепляют лишь поверхность волос..."
   Счастья им.
   Телевизор меня утомляет, и я его выключаю. Прикасаюсь к груди, натыкаюсь на крестик и сжимаю его в ладони. Он успокаивает меня, потому что во мне есть вера во Всевышнего. В сущности, я очень уважаю христианство и его заветы и стараюсь им следовать. Я верю, что промысел божий неисповедим, а потому, увы, иногда мы все грешим из-за тех случайностей, которые посылает нам свыше отец небесный.
   Встаю. Иду на кухню. Решаю сделать кофе, чтобы хоть немного привести в порядок чувства. Стараюсь не думать о спальне. Засыпаю в кофеваркуTefal, когда-то купленную в подарок жене, Paulig Espresso. Какое-то время я пил Jacobs, но его вкус почему-то стал жутко раздражать, а вот Paulig, наоборот, порадовал. К тому же, если не ошибаюсь, этот кофе постоянно подают в McDonald's, а люди, сделавшие миллиарды на кухонном бизнесе, не могут ошибаться, как и те сотни тысяч, что пьют каждое утро кофе из стаканчиков с крышками из МакЭкспресс.
   На массивном пластиковом подоконнике, комплектном к стеклопакету от VEKA, лежит книга, которую читает дома моя жена. Я беру ее в руки и открываю там, где среди страниц запрятался календарик на прошлый год, использующийся вместо закладки.
   "Я видела своими глазами умирающих людей, поэтому я неравнодушна к человеческой смерти"
   Господи, это ужасно. Просто отвратительно. Я закрываю книгу и кидаю обратно, уже без закладки. Это "Подземка" Харуки Мураками. Ужасен даже не язык или стиль, ужасно то, сколько лет жизни я отдал человеку, который может читать такую японскую ересь, бессодержательную, лишенную духовности. Слушать песни Стаса Михайлова. Смотреть фильмы про любовь и комедии российского производства. Я лично, по совету знакомой, неплохо ориентирующейся в современном искусстве, читаю сейчас вещь "Обжора-хохотун" Макса Фрая, и глубина мысли, обилие метафор, яркий язык меня просто очаровывают. Я безразлично смотрю на кофеварку, выхожу из кухни и достаю из сумки, стоящей в прихожей, свою актуальную книгу. Листаю недолго, пока не натыкаюсь на одну из любимейших цитат.
   "Здесь, в моем саду, как раз и пролегает граница между сбывшимся и несбывшимся, вероятным и невозможным, объяснимым и непостижимым"
   Я не могу спокойно представлять себе этот мир. На моих глазах скапливаются слезы, я кладу книгу обратно, иду в гостиную и снова падаю в кресло. Спустя какое-то время звучит зуммер кофеварки, и я иду за кофе. Наливаю в свою кружку Waechtersbacher на триста миллилитров около двухсот пятидесяти миллилитров кофе, беру ложку, кидаю кофе пару кусочков тростникового сахара "Milford" - кстати, рекомендованного когда-то "Контрольной закупкой" на ОРТ, - и ухожу снова в гостиную, чтобы на этот раз присесть за компьютерный стол и включить ноутбук. Возможно, там найдется что-то, что меня успокоит. Вкус кофе, смягченный сахаром, уже благотворно воздействует на мою нервную систему. Моя любимая всегда говорила, что после кофе я словно бы молодею. Подшучивала, наверное...
   Господи, а теперь она лежит, неподвижно лежит в нашей постели, испустив не меньше трех литров крови, а труп ее кошки понемногу перегнивает рядом. Я едва не давлюсь кофе от этих мыслей.
   Кручу колесиком, изучая содержимое моей рабочей папки. Натыкаюсь на папку с порно, которая грамотно замаскирована под архив отчетности. Открываю папку и включаю запись со странным названием "111_lena_minet_negr". Стыдливо оглядываюсь, чтобы никто не заметил, что я включил, ведь я буду смотреть это совсем недолго, и это ровным счетом ничему не повредит. Сразу щелкаю где-то на треть записи, открывшейся в Windows Media Player и наблюдаю, как негр просовывает свой здоровенный - как мне кажется, накладной, - инструмент в глотку белой симпатичной девчушки с длинными волосами, за которые ее и держит "обидчик". С каждой фрикцией изо рта девушки раздается смесь мычания с хлюпаньем, по ее лицу текут слезы, и она пытается как-то придержать руками негра, но ничего не выходит, потому что продюсеры этого фильма уже оплатили ей эту долбежку в рот, либо не оплатят, откажись она от продолжения. На ее месте, я бы потерпел. Ощутив, как член начинает вялую попытку выбраться из плена штанов, я щелкаю ближе к концу и наблюдаю, как огромная струя спермы влетает в рот девушку и заставляет ее поперхнуться, а негр, излив немного с расстояния, остальное, видимо, решает утрамбовать членом и продолжает долбить в рот уже отчаявшуюся и даже не плачущую девочку. Это смотрится возбуждающе и трагично одновременно, и я едва не плачу. Отпиваю кофе. Смотрю на дверь в спальню.
   Господи, она же лежит там сейчас, бездыханная, и сейчас меня даже никто не может поймать с поличным за просмотром порно. Это как-то отбивает весь интерес, и, несмотря на то, что я уже запустил руку в трусы и начал теребить член, чтобы совсем чуть-чуть взбодриться, возбуждение угасает, и я вытаскиваю руку обратно.
   Вздрагиваю от неожиданно материализовавшейся в воздухе мелодии Lady Gaga "Paparazzi". Звонит хороший друг нашей семьи. Того, что было нашей семьей. Сомневаюсь, стоит ли с ним говорить. Сморю на часы. Половина первого. Беру трубку.
   - Здорово, - бодрый голос звонящего раздражает меня, как муха, дергающаяся в кружке с чаем.
   - Привет-привет.
   - Че такой невеселый?
   - Да так, что-то не клеится, - про себя же я думаю - посмотрел бы я на тебя в этой ситуации, приятель.
   - Ты не на работе что ли?
   - Да, приболел немного. Денек решил отсидеться. Скажем так, остыть от ритма.
   - Это правильно. Слушай, я че-то поленился даже в "контакт" вам обоим писать, так что торжественно приглашаю ваше семейство в пятницу на День Рождения моей Лизы.
   - Ух, - я изображаю нечто среднее между восторгом и омерзением. - А что ж она сама не позвонила?
   - А это вообще сюрприз. Ну, банкет там и прочие приятности - все устроено, осталось только посчитать, на сколько человек готовить. Так что?
   - Ну, знаешь... - я понимаю, что сказать правду не могу, а придумывать отговорки не успеваю, потому что мне очень трудно отойти от сцены с эякуляцией в рот девушке. - В общем, мы будем. Во сколько приезжать и куда?
   Собеседник диктует мне запрошенную информацию, я делаю вид, что записываю и даже переспрашиваю номер дома и время.
   - А можно тебя спросить? - после того, как "записал" все, что требовалось, интересуюсь я.
   - Давай.
   - Что посоветуешь, чтобы выйти из такого... ну, знаешь... застоя, что ли?
   - Однозначно - сто грамм после тяжелого рабочего дня, две недели отпуска и регулярный секс с любимой женой.
   - Ага, - удрученно киваю я, прикидывая приемлемость всего вышесказанного для меня в данный момент времени.
   - Ну, чтобы долго, и до победного, ну ты понимаешь, - этот идиот гогочет в трубку. - Ладно, бывай, а то мне еще пол-города обзвонить.
   Я кладу трубку, не говоря больше ни слова. Аккуратно кладу свой Samsung Galaxy S3 на компьютерный стол. Возвращаюсь в кресло. Смотрю на чашку с кофе, и мне кажется, что она понемногу исчезает. Водку я не люблю, скорее, предпочту White Horse или Martini Bianco, но ведущие психологи говорят, что алкоголь - это не выход, и что нужно искать причины глубоко в себе. Отпуск я в этом году уже провел - мы вместе с моей любимой ездили в Турцию, по сниженной цене, привезли кое-какие обновки и множество фоток, которые делали чуть ли не на каждом шагу. С сексом у нас все было в порядке. Ну, то есть, я кончал всегда не раньше, чем через пару минут, и моя любимая не жаловалась. Иногда мы ласкали друг друга более разнообразно, но утомленность дамы на ее жутко нервной работе чаще всего не позволяла долго играться, и в пределах моей квартиры на один половой акт у меня приходилось по два-три захода вручную ежевечерно. Но я не жаловался. И она тоже.
   Господи, но теперь все это ушло, потому что она больше не живая, не чувственная, она уже не будет стонать от оргазма уже спустя полминуты после начала секса, не будет обнимать меня, как раньше...
   "I'm your biggest fan, I'll follow you until you love me"
   Снова беру трубку, на это раз выждав весь припев в надежде, что вызов соскочит. Это Наташа, моя любовница. Ну, то есть, мы видимся с ней где-то раз в неделю, обычно - когда я уезжаю якобы на еженедельное совещание в субботу вечером. Наташа думает, что я серьезно занимаюсь делом, а потому у меня банально не хватает времени. Я знаю, что у нее еще десяток поклонников такого рода, а она думает, что я не женат, и теперь это, кстати, вполне соответствует действительности.
   - Привет, маленький. Ты как?
   Ненавижу эти ее сопли. Однако же, она, в отличие от моей покойной жены, до болезненности любит делать минет и облизывать мошонку, и мне даже неважно, с кем еще она это делает - я готов раз в неделю найти деньжат на цветы и бутылку вина, чтобы получать свое. Я, в конце концов, мужчина, и имею на это право.
   - Ой, так себе, красотуля. Скучаю.
   - Работы много?
   - Гоняю всех взашей, гастарбайтеры ни хрена работать не хотят. Плохо, короче, дела.
   - Слушай, может, встретимся сегодня? Вопреки нашим традициям.
   У меня внутри что-то дергается. По телу проходит легкий озноб. Я понимаю, что теперь действительно могу с чистой совестью встречаться с кем угодно, потому что я по факту не женат. Открывшиеся перспективы будоражат и возбуждают меня. Но я понимаю, вместе с тем, что такое предложение может означать лишь выбытие какого-то кавалера из плотного расписания моей партнерши по адюльтеру на стороне, а быть подменой я как-то не хочу. Достоинство не позволяет.
   - Извини, не могу точно сказать. Давай, созвонимся ближе к вечеру. Ты знаешь, я всегда хочу тебя, но я так устаю... ну, понимаешь...
   - Ладно, ладно, ты так оправдываешься, господи, как маленький - протягивает слова Наташа. - Позвони мне, короче. Иначе я буду опять одна теребить киску, мечтая о твоем сочном писюньчике.
   Меня не тошнит, когда я это слышу, наверное, только благодаря застрявшему где-то внизу пищевода и отдающего легкой изжогой кофе.
   - Наташь, а вот скажи мне...
   - Да.
   - Чем бы мне себе помочь... ну, знаешь, от усталости, от ощущения безысходности... Знаешь, навевает иногда...
   - Чаще бывай со мной, мой сладкий. И прекрати так пахать. От работы кони дохнут, и мы живем не чтобы работать, а работаем, чтобы жить. Странно, что ты - такой большой мальчик, - это еще не понял.
   Снова кладу трубку не прощаясь. Вроде как раздраженно, хотя мне просто плевать на эту сучку. Меня беспокоит то, что я не могу разобраться в порядке своих дальнейших действий. Мне ничто не подсказывает выхода.
   Встаю. Меряю шагами комнату. Замираю. Смотрю в окно. Слева нелегально торгует овощами массивная тетка неопределенной национальности. Ее сажают на эту точку снова каждый раз после того, как наряд ППС собирает ящики и увозит с собой. С нее взятки гладки, а хозяин точки - грузин - нигде не расписывается, и у него все в порядке.
   По газону не спеша прогуливается бабуся с собачкой. Мило до отвращения.
   На бетонной дорожке поодаль сидит с сигаретой на корточках девушка. Точнее - гоп-леди с отекшим личиком и выпирающими сзади из-под грязных джинсов розовыми трусами-стрингами, вероятно, той же свежести, что и джинсы. Она плачет, даже рыдает и кричит что-то стоящему над ней представителю того же контингента. Мужик в ответ кивает. Курит. Молчит. Леди встает, и они уходят.
   Спустя минуту рядом с домом проходит парень - светловолосый, в очках с черной оправой, худой. Он одет в толстовку с огромной улыбающейся зубастой рожей. Слушает что-то в наушниках и подпевает. Мне кажется, он смотрит в мою сторону, и рожа тоже смотрит, а это не предвещает ничего хорошего. Секунда, две - и я закрываю штору.
   На меня теперь давит не только ощущение ошибки откуда-то со стороны спальни, но и паранойя от возможного внимания к моей квартире снаружи. Мне страшно.
   Снова звонок. На это раз - обещающий стать наименее приятным. Я четко понимаю, что сегодня рабочий день, а, значит, я должен был уже появиться в офисе своей маленькой фирмы - дистрибьютора торгового оборудования для мелких торговых сетей. Я не появился по понятным мне причинам. Но сделать эти причины понятными моему боссу мне вряд ли удастся.
   - Ну и где тебя носит?
   Игорь Петрович - истинный начальник отдела. Отсутствие какого-либо винтика в структуре функционирования отдела - это для него катастрофа вселенского масштаба, этакий уход под воду десятка "Титаников" сразу, вне зависимости от реального масштаба проблемы. Я отодвигаю трубку от уха, немного опасаясь, что он сможет меня через нее втянуть.
   - Игорь Петрович, ей-богу, забыл Вам отзвониться. Я заболел.
   - Мать твою, да ты видел, сколько времени? Опять пьяный что ли дома засел?
   - Ну почему "опять пьяный", - начинаю семенить в поисках верного решения. - Я бы Вас не подвел в столь ответственный момент, просто у меня серьезные проблемы с давлением...
   - Газов в заднице что ли? Ты понимаешь, как Тимур сейчас за тебя жопу рвать будет на переговорах с "яблочниками"?
   - Игорь Петрович, мне очень плохо стало. Скорую вызывали. Я и справку могу вам показать, - вру напропалую, надеясь, что сработает. - Начало давление скакать, потерял сознание дважды, жена была в панике, вот сделали укол, прописали таблетки...
   - Так поэтому что ли она тоже не вышла? Меня Тамара вот тут просила узнать, что с ней самой.
   Надо сказать, что моя жена работает этажом ниже меня, в другом отделе нашей фирмы. Да и устроила на эту должность меня именно она - то есть, дала авторитетную рекомендацию. Возможно, именно ее стараниями меня не уволили, когда я уже после пяти месяцев работы умудрился проспать из-за жуткого бодуна, когда моя любимая была в командировке.
   - Ну, она со мной.
   - А дай-ка ей трубочку, будь так любезен. У нее телефон выключен.
   - Да она как раз пошла в аптеку за лекарствами, Игорь Петрович, а телефон у нее в сумке - ну эти крутые аппараты, они же садятся за час. Ну, я же не могу сейчас за ней побежать, я и сидеть-то не могу толком, так плохо.
   - Че-то ты темнишь, - начальник бурчит, но уже без былой спеси.
   - Принесу справки. И когда к терапевту и невропатологу схожу, тоже принесу, клянусь Вам.
   - Да засунь их себе поудобнее эти справки. Чтобы завтра же вылечил свое давление и сидел в офисе, понял?
   - Обязуюсь, чего бы ни стоило, Игорь Петрович.
   На этот раз трубку кладет собеседник. Но мне только того и надо было. В конце концов, он остановился на смеси недовольства и стыда за то, что наорал на больного человека. Абсурдно, и Станиславский вряд ли был бы мной впечатлен, но эффективно.
   Снова включаю телевизор. Идет какой-то российский сериал. Выключаю звук, тупо смотрю на экран. Трижды повторяю про себя "Отче наш", надеясь на чудесное прозрение. Не помогает.
   Я решаюсь зайти в спальню, потому что мне нужно предстать перед своим страхом лицом к лицу. Больше никто мне в этом не поможет, и я должен быть сильным. Открываю дверь. Меня покачивает от того зрелища, которое предстает передо мной, но я усилием воли заставляю себя вступить внутрь, подойти ближе к нашему семейному ложу.
   Я обращаю внимание на то, что на полу рядом с кроватью действительно лежит iPhone жены, за который еще нужно платить кредит в течение добрых четырех месяцев, тогда как за мой Galaxy он уже выплачен. На телефоне жены потеки крови. Видимо, он упал с прикроватной тумбочки в процессе нашего последнего контакта, либо, уже умирая, моя любимая хотела позвонить и попросить кого-то о помощи, но ей это не удалось. А я просто не понимал, что делал. А, может, я этого и не делал? Но квартира определенно была закрыта, а у меня на руках были следы крови, и я, в первую очередь, отмыл их и снял с себя грязную, в бурых пятнах футболку Nike, приобретенную когда-то в дисконте Nike за копейки и одел вместо нее обычную хлопчатобумажную футболку какого-то казахского производства. Так что, вариантов того, кто перерезал горло моей жене, немного. С кошкой тем более все понятно. С учетом того, как она меня раздражала и сколько царапин от нее не зажило и по сей день, не было ничего удивительного в моем срыве и на нее.
   Я замечаю, что явно еще и душил жену перед тем, как убить окончательно с помощью ножа. Меня мутит. Я что-то хочу проверить, сам не понимаю, что. Прикасаюсь к шее жены, и мои пальцы тут же украшаются ярко-красными пятнами ее крови - конечно, не той, что уже запеклась, а вновь брызнувшей из какого-то сосуда от нажатия. Я одергиваю руку, ощущаю тошноту. Жалею, что вообще решил проверить ее тело - от этого никакой пользы. Бегу в ванную. Тщательно отмываю руки сначала мылом Safeguard, потом добавляю на них Sanitelle, потом пользуюсь гелем для душа Palmolive, который своим цитрусовым ароматом должен помочь отвлечься мне от мысли, что на моих руках только что была кровь моей жены. Закрываю рычажный смеситель IDDIS. Молча смотрю, как вода с обильной пеной заканчивает свой уход в канализацию через раковину. Смеситель, силу своих широких, массивных форм и современного дизайна, довольно контрастно смотрится рядом с кафелем советского типа девяностых еще годов укладки, который я все никак не могу сменить на приличный, современный. Я много раз присматривал что-то интересное в Kerama Marazzi, но то руки не доходили купить желанный материал, то финансовое положение мешало проявить инициативу. В общем, вожделенный ремонт так и остался за бортом нашей семейной жизни.
   Посмотревшись в зеркало, замечаю, что что-то не так с лицом. И точно - как и говорила жена, моя кожа опять подсыхает. Понимаю, что использовать какой-нибудь вшивый AVON для нее жутко и бессмысленно, и надо купить хотя бы какое-нибудь испытанное Garnier'овское средство, а лучше - что-нибудь из Shiseido, его недавно нахваливали в одном шоу по России.
   Понимаю, что надо еще раз попытаться найти успокоение в потоке информации, в котором, возможно, найдутся и какие-то случайные вводные для моих дальнейших действий. В конце концов, господь не спит, и, быть может, он, дав мне это испытание, даст и ключ к решению вопроса.
   "...свидание со звездой..."
   "Rexona дает тебе уверенность, так действуй..."
   Господи, но как мне действовать?
   "Чем больше ты двигаешься - тем эффективнее твоя защита"
   Я даже встать с кресла уже боюсь, вдруг что пойдет не так.
   "Есть закон, который надо защищать..."
   А кто защитит меня от жутких случайностей? Где этот закон? Или где защитники закона, которые должны помочь? Впрочем, сейчас они могут мне только навредить.
   "В Министерстве обороны сегодня объявили: "Россия возобновляет постоянное военное присутствие в Арктике"
   Господи, неужели снова какая-то война намечается? Нет, я так больше не могу. Снова выключаю телевизор. Накрываю лицо ладонью. Плачу. Ощущаю себя безумно одиноким, покинутым, уставшим. За что мне все это?
   "I'm your biggest fan, I'll follow..."
   Хватаю трубку, не разбирая, кто звонит, потому что больше не могу так просто сидеть. Мне плевать, кому и что говорить. Мне так тяжело, что даже мобильник кажется весом с кирпич.
   - Привет. Что-то надькин iPhone молчит, с ней все в порядке?
   Сестра моей любимой - Женя. Полнейшая тварь. Злобная фригидная сука с мужем-подкаблучником, который, наверняка, всеми вечерами тупо лижет ноги, задницу и клитор своей хозяйки, пытаясь хоть немного ее удовлетворить.
   - Да, она ушла в аптеку.
   - За тестом на беременность что ли? - мерзкий смешок свояченицы порождает во мне желание швырнуть мобильник в окно.
   У нее идефикс - сделать так, чтобы мы с женой разошлись из-за отсутствия детей, по мнению Жени, недопустимом для нашего возраста. Либо впрыснуть мою сперму в жену, вне зависимости от нашего желания. Но теперь это все бесполезно, и я даже вяло улыбаюсь в трубку, подумав об этом.
   - Нет, мне нужны лекарства. Мне плохо.
   - М-да, ну и мужики пошли. Как она с тобой вообще...
   - Уймись. Че тебе надо?
   - Ниче не надо, - выплевывает фразу свояченица. - Передай Надьке, чтобы...
   - Послушай-ка меня, истеричка, - не выдерживаю я. - Я ничего никому не передам, хотя и хотел бы. Знаешь, почему? Не знаешь? Так вот - потому, что я убил свою жену в припадке снохождение, - я начинаю стонать. - Убил, придушив, а потом зарезав ножом. И я не понимаю, как так вышло, потому что я любил ее. Да, не как твой долбанный муж тебя, а гораздо сильнее. Вот, - я всхлипываю, растираю по щекам слезы свободной рукой. - И я просто не знаю, что мне теперь делать, куда идти, как жить, понимаешь?
   Мне кажется, что это откровение перешло все пределы, но тут я понимаю, что слышу из трубки только тишину. Смотрю на дисплей, а он не загорается, хотя в режиме разговора должен выключаться и включаться благодаря датчику света. Нажимаю кнопку справа и наблюдаю безразлично пялящийся мне в лицо экран режима ожидания. Разговор прервался в какой-то момент, возможно, на моменте последней фразы Жени. Возможно, у нее сел телефон, или ее хватила кондрашка - в любом случае, она вряд ли услышала то, что я хотел ей сказать. Я понимаю, что все обошлось, что состояние срыва у меня прошло посредством слез и уверенности в полном раскрытии своего проступка. И поэтому мне теперь стало гораздо легче. Мне легче обдумывать, что делать, и я откладываю телефон в сторону. На улице начало темнеть - я сам не заметил, как просидел в бездействии весь день, как прошло время между звонками - мне казалось, что в этих промежутках вообще не было заложено ни минуты, а по факту это были часы. Судя по показаниям настенных часов, скоро должно начаться вечернее юмористическое шоу с Иваном Грантом, и я не хочу его пропустить, а потому мне нужно срочно придумать хоть что-то стоящее, и я решаюсь снова зайти в спальню, как бы мерзко это ни было. Я решаюсь снова зайти, предварительно налив себе красного вина Canti в большой бокал Alter от RCR и сделав солидный глоток.
   Господи, моя хорошая... Она лежит все также, безвольно, она бледна, а ее кровь залила огромную кровать из IKEA с матрацем ХАМАРВИК, пол с ламинатом Quick-Step, брызнула на прикроватную тумбочку БРУСАЛИ и испортила простыни "Золотой песок", стоившие целое состояние. Но ведь это моя жена - та, которую я любил и оберегал; та, которую вел под венец; та, нескончаемую тупизну, безвкусие и желание вторгаться в нашу личную жизнь матери которой я терпел вплоть до тех пор, пока она не вынудила меня сказать ей пару ласковых; та, чьего пьяного в хлам брата я вынужден был пару месяцев назад в состоянии полнейшей отключки везти во Всеволожск за свой счет; та, которой я в первый месяц знакомства дарил цветы каждый день, хотя потом и делал это только по праздникам, но это уже не столь важно. Теперь ее у меня нет, а ведь скоро один за другим пойдут праздники - скоро осень, а после нее начнутся приготовления к Новому году, а мне будет не с кем пойти на предновогодний корпоратив, на который приглашаются как сотрудники, так и их родственники и знакомые, если их записать заранее и согласовать с директором. Господи, это ужасно. Я просто не знаю, что с этим делать и как смотреть в глаза людям на работе теперь, когда у меня нет жены. Мне будет жутко стыдно. Я все также не вижу выхода. Боюсь подходить к трупу. Боюсь убирать нож, лежащий рядом на кровати.
   Возвращаюсь в гостиную. Спустя пару минут появляется заставка долгожданного шоу Гранта. В нем он обычно много шутит, берет интервью у довольно странных людей и в целом здорово поднимает настроение публики. И мое тоже.
   Пока крутится заставка и звучат вступительные аплодисменты маленького зала в студии программы, я встаю и подхожу к окну. Немного отодвигаю штору. Унылый вечер не предвещает ничего хорошего. Внизу бродят поодиночке странные, серые люди. Я не хочу, чтобы меня видели и сужаю смотровую щель. Вижу очаровательно виляющую задом, утянутым серой юбкой, блондинку с длинной красной прядью волос. На ее ногах колготки, имитирующие серые же гольфы. Ее ботинки джинсового цвета, а меня жутко раздражает, когда под джинсу делают что-то, кроме самой джинсы.
   Я больше не могу тянуть время впустую и сажусь смотреть шоу Гранта. Он, как всегда, улыбчив. Круглолицый, подтянутый, доброжелательный, он, как мне кажется, нужен каждому в этом озлобленном безумном мире. Я не совсем разбираю всего, что он говорит, но его действия заставляют меня поверить, что все будет хорошо и улыбнуться - по-настоящему, почти бессознательно, наивно. Ко мне словно бы начинает приходить некое озарение, но я пока не могу понять, что оно несет. Я допиваю бокал вина, наливаю следующий и отпиваю из него. Через десять минут Грант призывает публику к вниманию, требует тишины и делает рекламное объявление.
   "Только сегодня - каждому, кто успешно избавится от трупа жены и кошки до полуночи, специальные условия и скидки в новом огромном молле "Балтийская Плаза". Гипермаркет продуктов, гипермаркеты детских товаров, бытовой техники и электроники, магазины розничной торговли, фуд-корт, кафе и пекарня, панорамный ресторан с видом на Матисов канал, фитнес-клуб, многозальный IMAX кинотеатр, детская игровая площадка и парковка на тысячу четыреста машиномест - и все это по сниженной цене тому, кто просто уничтожит трупы. Торопитесь, друзья"
   Я отставляю бокал с вином. Улыбаюсь Гранту. Мне нравится это предложение. Я вижу все элементы того решения, которое должен принять. Я иду к стенному шкафу, открываю дверцу и беру лопату и большой строительный пакет. Мне достаточно будет расчленить трупы, сложить их так в пакет и вывезти. На дачу. И никто не узнает. Также надо будет собрать простыни, нож и мелочь, запачканную кровью и сжечь вместе с мусором, пока не поздно, в вечернее время. Никто ничего не заподозрит, и моя жизнь станет гораздо качественнее. Я благодарен тем силам, которые помогают мне справиться с моим горем. Наверняка, они как-то связаны с самим господом.
   Мне правда очень нравится предложение Гранта. Из уважения к нему, я не ухожу заниматься трупами сразу, а досматриваю шоу, и когда снова появляется заставка и звучит такой знакомый и родной уже мне джингл, я опять непроизвольно улыбаюсь. Наконец-то, я знаю, что делать.
  
  
  
   Ресурс обсуждения (для отзывов): http://www.livelib.ru/book/1000844299
  
   Официальная группа автора: http://vk.com/solntsev_ii - другие книги, отзывы, обсуждения, новости.
   Официальный сайт: http://solntsev.su/

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"