|
|
||
Участник конкурса юмористического рассказа "Стоп-Ка", март-апрель 2012. | ||
Механик Леня возился с разобранным двигателем мотоцикла, и за этим занятием на окружающий мир реагировал вяло. Весь он был поглощен мыслями о неисправном транспортном средстве. - Леня... - позвали в третий раз. Нет ответа. - Лень?! - Чего тебе, Вань? - отрешенно отозвался Леонид. - Лень, я это... - Что "это"? - напрягся механик. Он перестал копаться в моторе, развернулся и поднялся с подстилки. - Что тебе? Ваня молчал. - Вань, ты выпить хочешь? - опускаясь до осуждающего шепота, спросил Леня. - Так я не пью! Завязал я, понятно? - Нет-нет, я не за этим... - Нет?! - Леня оживился сим открытием. - Нет. Поговорить пришел. Обмерло все в Леньке. Как чувствовал - вляпался дружочек! Давно подозревал неладное: пропадал-де товарищ милый по вечерам. К мужикам не выходил, водку пить перестал... Значит... - Как с другом поговорить хочу. Посоветоваться, - сказал Ваня. Вытерев руки тряпкой, Леня хлопнул друга по плечу, приглашая пройти в дом. Прошли, молча сели за стол. - Ну, выкладывай чего у тебя? Ваня глубоко вдохнул и достал из кармана рубашки сложенный аркуш. Леня играл желваками, сжимал кулаки - не нравилось ему это все, чуяло сердце недоброе на бумажице той. - Тут дело такое... - и Ленькино сердце тревожно забилось, а по спине будто кто гвоздем холодным протянул. Как пить дать - завещание Ванютка принес! Болен смертельно товарищ любимый... язвой неизлечимой... - Я стихи написал. Ваня как-то замялся, голову опустил, и щеки румяными сделались. - Чего? - от удивления голос у Лени взялся хрипом. - Стихи я пишу, - ответил друг, поднимая голову. И поразился Леонид, как горят глаза Ванькины! Каким теплом и светом лучатся! А в словах тех - сила жизненная! - Ну ты дал! - изумился механик, расцветая улыбкой. - Ну загнул! Иван что-то промычал в ответ. - А я всегда подозревал. Знал я - не так что-то с тобой, не так ты прост. А он у нас поэт! - Он протянул руку Ивану через стол, крепко пожал пухлую ладонь. - Прочтешь? - робко спросил Иван. - А как же! Только дело такое ведь отметить надо! - Так ты ж не пьешь вроде, Лень? - Верно все, не пью я. Но разве сто грамм символически - это пить? Разве за искусство рюмашка - это пить? Разве для профилактики - пить? - Ну... - То-то же! Выпивка и закуска уже стояли на столе, Леня живо разлил по рюмкам. - За поэзию, - произнес серьезно Леня. Выпили. Ваня засопел в хлебный мякиш, Леня уперся носом в ладонь разящую бензином. Иван протянул сложенный лист бумаги другу, - тот бережно принял, развернул и принялся читать. Брови Леонида сошлись на переносице, рукой он подпер голову. Читал долго и Ваня начал переживать о качестве написанного. - Так, - неожиданно сказал Леня, отложив стихи в сторону и обновляя рюмки. - Это нужно как следует обсудить... - Не понравилось? - Ваня повесил свою кучерявую голову, руки поджал. - Понравилось! - поспешил уверить его товарищ, насаживая маринованный огурчик на вилку. - Еще как! Вот только вижу я, Иван, что не просто это стихи. - Леня подмигнул. - Так, взяли... За рифму. Заели. - Ты эт кому написал-то? Ваня аж побагровел, весь пятнами алыми покрылся и колбаска домашняя, жирная, в горле комом стала. Леня, заметив перемену, поспешил освежить посуду. - Третий. За любовь! - звонко, с нажимом произнес Леня и резко опрокинул рюмку. Ваня пил с какой-то робостью, от тоста этого ему совсем не по себе стало. - Кому? - напирал Леня, пережевывая веточку душистой петрушечки. - Да это... - Не темни, мне-то можно сказать. С детства ж дружим. Ваня давился краюхой хлеба и не знал, что сказать. Он уже сто раз пожалел, что пришел. - Таньке. - Я так и знал! - Ленька аж подпрыгнул на месте, изо рта на стол полетели комочки пережеванной еды. - Как чувствовал! - Только никому, - Ваня приложил палец к губам. - Да ты что, старик?.. Я ж свой... Иван не заметил, как Леня уже произносил очередной тост - за дружбу. - Я чего пришел-то, - продолжал Ваня, закусывая картошечкой в мундирах. - Как стихи? Мне на свидание вечером, мнение нужно... - Отличные! Чудесные стихи, Иван. Талант ты, - Леня прервался, на селедочку с колечком лука. - Я б не устоял. - Он взял лист, жирные пальцы тут же оставили масляный след на бумаге. Леня не обратил внимания, прочистив горло начал читать: Что мне зной, что мне холод!
Отступает жажда, когда рядом ты.
С тобою рядом мне не страшен голод,
Не встречал еще прекраснее, чем ты
Леня отложил бумагу, вдруг нахмурился. - Аж за душу берет, - сказал он с чувством, протягивая руку к бутылке. - Но не так что-то. Не хватает... - он попытался подобрать словечко. - Правды. - Какой еще правды? - удивился Ваня. - Я ж стихи пишу, а не газету. - Да, верно, - поспешил согласиться Леня. - Но, баба, она ж вранье за версту чует. Моя Тамара тому пример - как брешу, даже во благо, все одно знает. А правду-матку режешь, так молчит да кивает, слова кривого не скажет! Надо по живому, понимаешь? Так чтоб аж пробрало. Выпили, закусили. - Смотри, вот можно так: Что мне зной, что мне холод!
Ни к чему мне все эти понты.
Не берет меня ни спирт, ни голод,
Ведь со мною рядом ты
Ваня задумался: а в правду - товарищ дело говорит. Или нет? Или да? Постой-постой, думал Ваня, что же это такое? - для девушки же писано, для нежного создания, человека любимого! Какой же спирт, какие тут понты?! - Что скажешь? - Леня весь выпрямился, он тоже ощутил в себе трепетную жилку поэта. - Ну... - Так, на пустой желудок думать вредно. Заплескалось. Молча заели. - Вот смотри, а можно еще так: Не страшен мне ни серп, ни молот,
Я делаюсь сильнее от твоей красы.
За тебя отдам свой дом, и даже город,
Пожертвую тебе свое колечко колбасы!
Ваня вдруг вскочил, зашипел, затрясся. - Хватит! - заорал он. Леня сгорбился от такого заявления. - Что же это такое, а? Какой еще спирт? Какая, в задницу, колбаса?! - А вот последнего бы не хотелось... - буркнул Леня, исподлобья рассматривая рассвирепевшего друга. Ваня грохнул кулачищем по столешнице. Над столом нагнулся и Леньку за рубаху ухватил, так что затрещала та, и к себе приволок. Леня втянул голову - на всякий случай. - Понял я все, - невесело процедил Ваня в лицо другу. - Понял я все отлично! Глаза у Вани налились кровью, весь он дрожал и пыхтел, Леня не знал что и делать. Резко отбросив оцепеневшего Леньку, Ваня раскинул руки. Механик неподвижно внимал. - Надо глубже. Надо до самой души, брат! Надо... - Погоди, - зашевелился Леня. - Ты чего это, Вань? Здоров ли? Ваня подался вперед, сел, тяжело дыша. - Налей, - велел он Леньке, и тот поспешил исполнить волю товарища. Жадно Иван пил налитое, покончив - голову опустил в думах тяжких. Посидели. - Не страшен мне... - забормотал Иван, перебирая пальцами в воздухе, - я сильней... нет-нет, не то. Леня молчал. Леня ощущал кожей: поэт сейчас разродиться чем-то невероятно сильным и неземным. Леня ждал. И поднялся Иван на ноги и громко, напевно, пошатываясь, зачитал: Не страшен мне ни серп, ни холод,
Я делаюсь сильней от колбасы!
Нипочем между глаз мне молот,
Но слепну от твоей я красоты
Обмер механик. От слов таких... от чувств жарких в строках! От силы той! От правды!.. Сжалось сердце Ленькино, слеза чистая скупая на щеке заиграла. - Ваня! - одной рукой Леня обнимал друга, второй - разливал по стопкам. - Слушай, мне ж пора идти... на свидание... - опомнился Ваня. Леня вылупил на него глаза: - Погоди, на коня! На дорожку, Вань... - Ну... - Не нукай. Так, за... - Леня осекся. В дверях, вперив руки в бока, стояла Тамара. Лицо ее суровело на глазах. - Том... - прохрипел Леня, вздрогнув. По пальцам, сжимавшим рюмку, потекли ручейки. - Что это вы тут устроили? - вопрос у Тамары был, пожалуй, риторический. - Ничего, горлышко у Ваньки запершило... - быстро соврал Леня. - Горлышко... - Тома неспешно шагала к столу. - Горлышко, говорю ж! Он же, Томка, поэт у нас! - Леня с трудом оторвался от табуретки. - Стихи, значит, читал - вот и горлышко прихватило, решил ко мне заглянуть, промочить. Тамара гневно прожгла Ваню взглядом, тот потупился. Леня, привычно, взгляд выдержал. На глаза жене механика попался смятый, запятнанный аркуш у блюдца с огурчиками. - Ну-к, подай, - вдруг смягчившись, попросила Тамара, указывая на бумагу. - Для возлюбленной писано, - шепнул муж, подавая стихи. Тамара развернула бумагу, пробежала глазами по строчкам. Села. - Твои, чтоль? - с ноткой уважения обратилась она к Ване. Ваня неуверенно кивнул. Тамара еще раз прочла, да на Леньку как глянет, да так глянет... И вдруг слезы в уголках глаз блеснули, косынку с шеи сняла и утерлась. Леня замешкался в нерешительности. - Повезло ей, Ваня, с тобой, - сквозь косынку сказала она. - Мой - вон хоть бы раз стихи написал, - посетовала она. Униженный супруг согнулся над столом, как тополь под сильным ветром. - Томка... я ж работаю, и тяги к тому нету... получку ж приношу ... - оправдывался Леня. - Налей, - рыкнула Тамара. Леня плеснул в свою рюмку, подал. Жена опрокинула ее, скривилась. - Фу, гадость какая... - сказала Тамара, потянувшись за хлебом. Неприятную обстановку разрядил Иван: - Пойду я. - Уже?! - всплеснул руками Леня. - Погоди, проведу тебя. Ваня осторожно взял бумагу, положил в карман и направился к дверям. Тамара сидела, задумавшись, и ничего не сказала. Воспользовавшись отсутствием возражений, механик, пошатываясь, вытолкал друга за порог и следом покинул дом. - Фух, пронесло, - с облегчением проговорил Леня. - Если б не стихи - перепало б нам с тобой. Ваня покосился на друга, соображая почему "нам". - Все, я погнал, - неуверенно сказал спаситель. - Давай, дружок, не подкачай, - Леня хлопнул поэта по плечу. Ваня, кое-как держась за заборчик цветника, начал выбираться из Ленькиного дворика, а вскоре размытая фигура поэта и вовсе растворилась в густеющей мгле. Но что-то Леньку в дом назад не пускало... Будто не закончил чего, словно футбол не досмотрел, как пиво не допил... Надо проследить за другом, надо удостовериться, что стих оценит Танька. Еще раз вслушаться в те строки, пышущие жаром любовным. Механик вышел из двора, тихо скрипнув калиткой. Закурил и потихоньку посунул в сторону дома возлюбленной поэта. Время от времени он видел впереди, под рыжим светом фонарей, сражавшегося с деревенским бездорожьем и без того тяжело идущего друга. Да ему и самому было непросто держать курс. Не доходя двора Татьяны, Леня присел под пышной сиренью, погасил сигарету о землю и вслушался. Ваня выдал свое прибытие скрипнувшими петлями калитки. Леня затаил дыхание, услышав стук в дверь. - Ваня? - послышался сладкий, взволнованный женский голосок. - Привет, Таня... - это, понятное дело, Ваня. - Привет... - сладости вдруг в голосе Татьяны изрядно поубавилось, и Ленька пуще навострил ухо. - Вань, ты что пья... - Я стихи тебе написал, - оборвал ее Ваня. Ленька под кустом восхитился смекалке товарища. - Ой! - прыснула Таня. Леня бы поспорил, что она покраснела. И Ваня, достав из кармана многострадальный стих, сквозь тусклый, льющийся из двери свет; через мешанину слов в голове; по пляшущим перед глазами строчкам, начал читать: Не страшен мне ни карп, ни морок,
Я слепну от прекрасной колбасы.
Хоть между глаз мне серп и молот!
И ничего мне от спирта красоты
Стихли строки. Леня утирал слезы. Тронул его сей момент до самой души. - Вань... ты чего? - спросила мягко Таня. - Вот, держи, - это Ваня говорит, бумагой шарудит, видать на память стих решил подарить. Опять замолчали, только слышно, как листочек тот развернули. Леня завозился под кустом, отгоняя пробегавшую мимо мелкую собачонку, решившую пометить сирень. Пес оказался непонятливый, но ласковый и дружелюбный, - вместо того чтобы убегать, он ластиться к Леньке полез. Механик, дабы себя не выдать, решил приголубить зверя. А Таня безудержно смеялась с порога. Ваня что-то невнятно мычал, Леня через шелест листвы не слышал что именно. - Чудо ты мое, - услышал Леня в засаде, прижимая к себе собачонку, - пойдем в дом, у меня переночуешь. - Голос у Тани вновь стал сладкий и мягкий. И дверь глухо захлопнулась. - Есть! - дохнул Леня перегаром в собачью морду. - Во мужик, ну молодец, сразу покорил! - Пес натужно застонал в радостных объятиях. - Талант! С довольным видом Леня приладился выбираться из сирени. Он вывалился на глинистую дорогу с зажатой под рукой собачкой, перед проходящей мимо соседкой. Она неодобрительно смерила его взглядом, удивленно покосилась на вилявшую хвостом собаку. - Здрасте! - от хорошего настроения Леня не заметил, как крикнул. Соседка подпрыгнула, быстро поздоровалась и поспешила по делам. Довольный механик Леня возвращался домой. И это ничего, что мотоцикл не починил. Не страшно и то, что дома его заждалась сварливая жена. Зато любит он ее. Ничего, что уже который год дорогу в деревне все никак в порядок не приведут. Все это мелочи... Зато как хорошо, что кто-то радость твою разделить может, вдруг понял Леня, глядя в собачьи глаза. Остановившись у самой калитки, он опустил пса на землю. Только во двор вошел - тут же на крыльце зажегся свет, и из дому вышла Тома. - Беги, - сказал ласково Леня собачке. Пес весело завилял хвостом. - Беги, а то и тебе попадет, - предупредил Леня, закрывая за собой калитку. Услышав Тамарин крик, собачка юркнула прочь.
|