Не открывали долго, и я уже думал уйти, но дверь осторожно приоткрылась. Немолодой арканец сдержанно наклонил голову в приветствии, я быстро ответил тем же и хлопнул ладонью по зачехленной гитаре за спиной. Инопланетянин колебался несколько секунд, синие глаза едва заметно потемнели, - он не хотел, чтобы кто-то видел, как порог его дома переступает человек. Хотя между обеими расами установились партнерские отношения, людей не слишком-то жаловали среди "певчих". Ходили слухи, будто некоторые арканцы считали непристойным приводить домой человека без необходимости. К счастью, вечерние улицы Бартиса пустовали, и арканец отошел в сторону, давая войти.

   В просторной комнате находилось еще четверо сородичей хозяина: видимо, жена и трое детей.

   Арканец коснулся моего плеча, и указал на стул в углу комнаты. Я кивнул и, усевшись, принялся расчехлять инструмент. Инопланетяне сели полукругом напротив, и когда глава семьи позволил, я коснулся струн.

   - Меня зовут Максим, о чем бы вы хотели услышать? - отозвалась гитара.

   Арканец очень красиво и ритмично запел: голос мелодично переливался от фальцета до баса:

   - Зовите меня Атти. Расскажите немного о себе, - понял я.

   По большому счету им неважно кто перед ними. Простая формальность - оценить насколько хороша игра человека.

   Ноты - те же буквы, только язык музыки, как мне кажется, намного богаче и ярче. Струны послушно сплетали бархатный звон в причудливый рисунок. Иногда мелодия была радостной, а ритм - бойким, а порой - печальной и отрывистой. Так звучала моя краткая биография. Когда я закончил, подруга арканца с явным одобрением пропела:

   - Славная техника. Вас научил Искусству один из наших? - последнее прозвучало с опаской.

   Вопрос застал врасплох. Людям сложно обучать друг друга музыкальной речи "певчих". Хорошее мастерство мог передать только арканец. Их настороженность была обоснованной - когда-то секрет пения добывали насильно. И хотя такие методы жестко преследовались законом обеих рас, подобное варварство существовало до сих пор.

   Даже вздумай я соврать, ничего бы не вышло, Искусство не терпит лжи.

   - Меня обучил друг, - прозвучала в ответ гитара.

   Они некоторое время молчали. Глаза всех пятерых посветлели, - удивление.

   - Друг... - задумчиво протянул Атти. - Как его звали?

   Я послушно наиграл имя. Повисла тишина.

   - Маттисс... Слышал о нем, - нарушил молчание хозяин, голос едва уловимо дрогнул. - Он... он погиб. Вы хорошо его знали?

   Я не стал отвечать звуками, просто покачал головой. Арканец хотел было задать очередной вопрос, но вмешалась мать семейства:

   - Мы небогатая семья. У каждого из нас только по одной мелодии: для поиска воды, спокойного сна, утоления голода, поиска мелких потерянных вещей и способность лучше видеть в темноте.

   - Меня устроит, - учтиво проиграл я. В глазах арканки отразилось понимание.

   - Торговец? - коротко запела она.

   Я улыбнулся и отрицательно мотнул головой, пояснил:

   - Скорее сборщик, увлеченный коллекционер. - И небрежно добавил: - Ищу в Бартисе одного арканца. Его зовут Пахадтин... мне сказали, что он обладает очень интересной мелодией. Может, подскажете, где его можно найти?

   Они удивленно переглянулись, затем Атти с подобием насмешки пробасил:

   - Паха живет на восточной окраине, вам вряд ли будет интересна его мелодия.

   - Отчего же? - искренне удивился я.

   Арканец вздохнул, тихо пропел:

   - Мелодия Пахи - от запахов.

   Маленькие инопланетяне поспешно спрятали лица в складках тоги. Но задорно сверкнувшие глазки выдали их.

   - От особых запахов, - многозначительно добавил арканец и очень картинно закрыл ноздри двумя мясистыми пальцами.

   На моем лице, видимо, очень красноречиво отразилось замешательство и разочарование.

   - Что ж, такой мелодии в моей коллекции точно нет, - попытался шутливо отыграть я.

   Дети арканца прыснули, и Атти строго пропел:

   - Не будем задерживать гостя расспросами. К делу... Нам очень интересны человеческие эмоции.

   - Какие именно? - пробежал я пальцами по струнам.

   - Любовь и печаль, в частности. Мы слышали, они очень мощные по воздействию.

   Я кивнул. Среди арканцев было распространенным явлением слушать человеческие чувства и переживания, переданные через музыку. И не из праздного интереса. Выраженное музыкантом чувство действовало на инопланетян подобно катализатору, толчку, пробуждающего новую мелодию. Одни называли это вдохновением, другие - допингом. Зачастую арканцы сторонились бродячих бардов, считая позором прибегать к подобным услугам. В таком городке, как Бартис, много бедных семей, так что желающих обменяться предостаточно. Чем большим количеством мелодий владел арканец, тем большим выбором профессий он обладал, и соответственно - благополучием. Обычно мелодии раскрывались очень медленно, с годами. К преклонному возрасту их могло развиться, в среднем, три-пять. Но выраженные через Искусство эмоции людей значительно ускоряли этот процесс.

   Я степенно начал перебирать струны, собирая первую мелодию, выражавшую любовь - то яркую и нежную, то грустную и кроткую. Когда закончил играть, арканцы некоторое время возбужденно перебрасывались щелчками, после чего меня попросили изобразить печаль...

   Закончив, я выбрал из имеющихся у семьи мелодий две: для спокойного сна и утоления голода. На рынке подобные песни ценились не высоко и не особенно пользовались спросом. Куда более желанным для торгашей были сложные и редкие мелодии - поиска ценных металлов, перемещения на большие расстояния... Но добыть их было очень сложно.

   Арканцы по очереди напели мне свои мелодии, - достаточно простые, запомнить и повторить их труда не составило.

   Когда я уже собрался уходить, у самых дверей Атти попросил меня задержаться. Приблизившись, он тихо, чтобы не слышали остальные, прошипел:

   - Друг успел передать вам свою мелодию?

   Широко открытые сапфировые глаза часто мерцали в сумраке комнаты - он не скрывал волнения. Я ответил не сразу. Взглянул через плечо арканца, дабы убедиться, что никто не смотрит в нашу сторону, затем кивнул. Он прищурился, всматриваясь в мое лицо.

   - Я знал силу его песни... большая редкость, - прощелкал он, ступив еще ближе. - Его убили из-за нее. - Арканец крепко сжал мое запястье. Глаза его потемнели.

   - Мне тоже очень жаль. - Обычные человеческие слова прозвучали грубо на фоне голоса инопланетянина. Возможно, наша речь для них и примитивна, часто не ясна, но я знал, что он меня отлично понял. Арканец выпустил мою руку, отступил на шаг, и как бы извиняясь за вольность, коротко поклонился. Я кивнул.

   Когда я был уже снаружи, он не удержался и спросил:

   - Вы пользовались ею? Хоть раз?

   Некоторое время я смотрел в его бледное лицо, но отвечать не стал.

   Голубое сияние глаз медленно растаяло в темноте, и Атти затворил дверь.

   Что ж, две мелодии тоже хорошо. Как сказал бы старина Маттисс: "тоже звук". Я взглянул в чужое небо, щедро запорошенное звездами, и двинулся по узенькой улочке, ведущей на восток.

   С каждым шагом во мне росло волнение. Пахадтин поселился в Бартисе полгода назад. Арканец, видимо, искренне считал, что сбил со следа службы розыска. Надо признать, ему это почти удалось: он изменил внешность, прикинулся простаком, оборвал связи с подельниками. Не постыдился даже наняться на малооплачиваемую работу. Он был приветлив и вежлив с местными, кое с кем водил дружбу. Паха стал почти своим. Почти.

   Мы долго его искали, а когда нашли не стали устраивать облаву - боялись спугнуть, риск слишком велик. Позволили пожить тихо-мирно, дабы чувство опасности притупилось. Периодически подсылали сюда бардов, чтобы негодяй попривык к подобным визитам. Правда, он частенько менял жилье, селился в разных уголка Бартиса, - видимо, постоянная травля оставила свой отпечаток. Из-за этого и приходилось расспрашивать о нем жителей городка.

   Его хибара, - домом это назвать было сложно, - одиноко стояла на пустыре, обнесенная ветхой оградкой из сухой лозы. В окошке еще светилось, и я постучал.

   Я просто очередной бродяга, собирающий мелодии...

   Паха был одет в обычную одежду арканцев - тогу до колен. Голова перевязана запятнанным платком. Лицо строгое, но ничем не запоминающееся. Он действительно выглядел здесь своим. Вот только оценивающее, выискивающее мерцание глаз выдавало его.

   - Чего тебе? - небрежно бросил он. Я указал рукой за спину, на гитару, потом заткнул нос и изобразил неловкую, стеснительную улыбку. Пахадтин фыркнул, затем махнул рукой, приглашая войти.

   - Что, свое говно тоже воняет? - отпел он, подставив мне низкий неудобный стул. Я, как бы извиняясь, пожал плечами. Паха шумно выдохнул, с понимаем так, совсем как человек, и опустился на зашарканную подстилку на полу.

   - Пригодится. - Я лихо сложил пару аккордов, давая почувствовать свой уровень. Паха понимающе кивнул, глаза сверкнули. Он пожевал тонкими губами, с интересом рассматривая мою гитару, потом тихо пропел:

   - Боль и оргазм. Одновременно. - В этом был весь он. Совсем на одно мгновенье, он открылся в этих коротких звуках, обнажая свою чудовищную сущность. Я щелкнул "хорошо", стараясь не выдать волнения. И принялся играть, стараясь совместить два ощущения.

   Мелодия получилась отвратительной и долгой, но Пахадтин явно был другого мнения. Некоторое время он сидел, прикрыв глаза и вслушиваясь в затихающий отзвук последнего аккорда.

   - Ты нервничаешь... - не открывая глаз, запел Паха. - Твоя балалайка говорит мне.

   Спина взмокла. У него был хороший слух, я знал. Но чтобы настолько...

   - Впервые играю подобное сочетание, - быстро пояснил я.

   - Впервые... Твоя игра никуда не годится.

   Сердце предательски часто застучало.

   Паха приоткрыл веки. Безгубый рот карикатурно растянулся в улыбке.

   - Да брось, я же шучу. Отличный стиль, мне нравится, явно наш учил...

   Он не очень удачно изобразил человеческий хохот, больше походивший на кашель.

   - Да, арканец. - Отвечать было вовсе не обязательно, но пальцы как-то сами скользнули по струнам, губы растянулись в фальшивой улыбке.

   - Ладно, вот, слушай свою мелодию.

   Он пропел коротенькую песнь, совсем простую. Подождал пока я повторю, а затем поднялся, явно намереваясь выпроводить меня. Дело шло под откос, и я наиграл, как можно более заговорщицки:

   - Есть в городе, что-нибудь стоящее? - Выдержал паузу, он обернулся, и поймав в его глазах интерес, добавил: - Или, быть может, у вас найдется кое-что необычное.

   Ход рискованный, но стоило понадеяться на его алчность. А имелось ли у Пахадтина "кое-что" сомневаться не приходилось. По сведениям сыска - арканец владел немыслимым числом мелодий: больше ста.

   Он отошел от дверей, задумчиво покосился в окно, потом вернулся на подстилку.

   - Найдется, - отозвался Паха. Я вопросительно развел руками. - Есть мелодия... - он ухмыльнулся, - для женщин. Споешь себе - а потом идешь в людное место, ну или где полно девок, и кому первое слово скажешь - та твоя. - Он хитро прищурился, мурлыкнул: - Сделает все, что пожелаешь. Правда, действует только три часа, но, я думаю, тебе хватит.

   О таком я даже не слышал. Конечно, существовали разные, казалось бы, странные мелодии, но с подобной столкнулся впервые. Паха не врал, я понял по тону - такая мелодия у него действительно есть. Держу пари: он ею часто пользовался.

   Каким надо быть, чтобы раскрывать в себе подобную мерзость?

   - Класс, - восхищенно отозвались струны. - То, что надо.

   - Возьму дорого: пять эмоций, два впечатления, ну и с пару интересных воспоминаний. Желательно попикантней.

   - А вы ценитель, - заметил я.

   - Еще какой. - Голос прозвучал неожиданно резко, грубо. Он замолчал, пристально глядя на меня. Я хотел уже нарушить тишину, но Паха процедил, не отводя взгляда: - Начинай со страха. Дикого, густого, животного. Вроде того, какой бывает у овцы, понимающей, что ее сейчас разорвет матерый волчара.

   За одно короткое мгновение мысли сжались в очень явственное чувство - он просто играл со мной. Паха раскусил меня, но делал вид, будто его одурачили. Забавлялся. А теперь открылся. Я не успевал сыграть мелодию Маттисса в любом случае: она звучала шестьдесят три секунды. Мелодия Пахадтина, его врожденная песнь, убивала за одиннадцать. Радовало только одно - он тоже не успевал.

   Перехватив гриф, я изо всех сил махнул гитарой, надеясь угодить декой в голову Пахи. Арканец ловко прижался к полу, и инструмент лишь рассек воздух. Я ушел в сторону, и обрушил гитару на Пахадтина. Корпус разлетелся в щепки, глухо лопнули струны. Преступник успел уклониться и удар задел только его плече. Главное - не дать инопланетянину время на песнь.

   Он прытко вывернулся, оттолкнулся и, обхватив руками мои ноги, рванул на себя. Гриф я не выпустил и, падая, попытался им отбиваться, и даже попал, но, на противнике это не отразилось. Цепкие руки сжали запястья, мне удалось вырваться и, оттолкнув Паху от себя, сильно ударить его ногой в живот. Он завалился на бок, с хрипом втягивая воздух, попытался встать. Я занес гриф, уже надеясь закончить поединок, но арканец отразил удар голой рукой. Что-то хрустнуло, Паха вскрикнул и яростно отмахнулся второй рукой, метя мне в лицо, но промахнулся и получил хороший пинок под дых. Закрывшись руками, он обреченно завел песнь. Неприятные, утробные звуки сдавили голову, в груди кольнуло, и я пнул его еще раз, обрывая убийственное соло. Паха захлебнулся, дернулся и затих.

   Я быстро перевернул его на живот, снял пояс и туго перехватил арканцу руки за спиной. Потом среди разбросанной мебели и обломков отыскал какие-то тряпки, сделал Пахе кляп. Арканец вяло попытался отвернуться, но из-за боли долго не сопротивлялся.

   Руки дрожали. Опустившись на пыльный пол, я достал крошечный передатчик из внутреннего кармана, поднес к губам и произнес:

   - Принесите гитару. Быстро.

   Через минут десять дверь в лачугу распахнулась, ввалились люди в форме, яркий свет брызнул в глаза.

   Кто-то протянул инструмент. Я присел рядом с Пахадтином, и, не обращая внимания на саднившие пальцы, начал играть мелодию Маттисса. Преступник замычал, заворочался, кто-то из ребят прижал его коленом к полу и приставил оружие к виску. Арканец шумно сопел, буравя меня ненавидящим взглядом. Песнь тишины медленно пожирала в нем все мелодии.

   Когда я выбрался на улицу, чтобы закурить, то увидел, собравшихся вокруг жителей Бартиса. Они тихо перекликались между собой, наблюдая, как Паху грузят в полицейский флаер. Я присел на скамейку у лачуги и зажег сигарету, заметив, как от толпы отделился один местный и направился в мою сторону.

   - Он был добрым соседом, - с присвистом сообщил Атти, встав напротив. Я не смотрел на него, затягивался покрепче и пытался прийти в себя. - Он был хорошим другом, - упорно гнул свое арканец, - Паха приходил ко мне домой, мы делили кров, пищу... вы схватили хоро...

   Я не выдержал, швырнул окурок прочь, встал и, схватив "певчего" за грудки, привлек к себе. Ветхая одежда затрещала.

   - А теперь послушай меня, Атти. - Плевать, что инопланетянин с трудом понимает человеческую речь, эмоции били через край, а их-то он поймет отлично. - Паха убивал людей. Он родился с мелодией, способной отнимать жизнь. Но вместо того, чтобы заткнуться и попытаться от нее избавиться, раскрыть в себе что-то иное, Паха стал убивать. Ты же знаешь, человеческие эмоции здорово щекочут вам то место, в котором сидят ваши чертовы мелодии. И он купался в воплях боли своих жертв, впитывал их агонию и выдавливал из себя еще больше поганых мелодий. Паха, твой добрый друг, погубил моего товарища, твоего сородича, когда тот пытался его остановить. Паха...

   Пальцы разжались, и Атти отступил на шаг, глаза его тревожно мерцали.

   - Простите... не знал...

   Я достал новую сигарету, прикурил и махнул рукой, вновь усаживаясь на скамейку. К моему удивлению, арканец не ушел, присел рядом. Когда я погасил окурок о землю, Атти спросил:

   - Она красивая?

   Я не сразу понял, о чем он, и вопросительно взглянул на арканца.

   - Тишина, песнь Маттисса, - пояснил он.

   - Красивая, - сказал я, и запоздало кивнул, чтобы он понял наверняка. Помолчав, добавил тихо: - Вот только стоит ее услышать, и еще очень долго в душе свищет пустота. - Я посмотрел на инопланетянина. Скорее всего, он ни слова не понял, но глаза его тревожно сверкнули.

   - Пойду. - Атти поднялся и, поклонившись, двинулся домой.

   Флаер с "ценным грузом" поднялся в воздух, два патрульных составили его эскорт. На земле остались еще три аппарата. Меня окликнул пилот одного из них, поторапливая к отлету.

   Прежде чем забраться в флаер, я зашел в хибарку Пахадтина, забрал чехол и отбитый гриф. Почему-то не хотелось его здесь оставлять. Может, отнесу хорошему мастеру для новой напарницы...

   Бартис лежал внизу россыпью светящихся точек-окон. Взгляд невольно скользнул в сторону, где находился домик семьи Атти. Я улыбнулся и потянулся к принесенной мне гитаре, - хорошему инструменту, но, все же, пока чужому, не обыгранному. Перелет до столицы предстоял долгий, поэтому, сначала я наиграл себе мелодию утоления голода, а затем спокойного сна...