Этот удар был неожиданным и оттого еще более болезненным. Снова, как в старом телевизоре, изображение смазалось, потеряло четкость, стало черно-белым и все провалилось в слепящую точку посреди экрана. Каждая мышца тела ныла, словно после растяжения. Судорога свела ноги и пришлось опереться руками, чтоб не упасть. Голова - как хрупкий сосуд, наполненный расплавленным свинцом. Кажется, если дотронешься до нее хоть пальцем, тонкое стекло пойдет трещинами, рассыплется и боль плеснет вовне горячей дурно пахнущей волной. Пульсирующий сгусток боли поселился над правым виском и подобно смерчу втягивал в себя все силы. Тошнота выворачивает наизнанку и недавний завтрак вместе с желчью оказался на полу и на обмундировании. Нет сил поднять руку и утереться хоть рукавом.
Больше всего в такие моменты я ненавижу свою беспомощность!
- Командир, что с тобой?
- Ничего. Все нормально, - Господи, дай сил подняться с колен! - Пойди к Мансуру и скажи, что если этот придурок опять положит несвежие продукты в наш котел, я разберусь с ним сам, лично. Понял?! Бегом марш!
Хрена с два он побежал пугать повара, спустя пару минут вернулся с котелком воды, полотенцем и двумя пачками активированного угля. Таблетки бросил в воду и поил меня, одновременно вытирая рвотные массы с подбородка, броника и разгрузки. Когда он забросил мою руку себе на плечо я прокусил губу от боли. Левая вообще висит, словно отлежал. Так, встали. Ноги словно чужие. Это меня так качает или в глазах все плывет? По лицу скользнул сырой, пропахший дымом и плесенью полог палатки. Скрипнула койка на которую в шесть рук уложили меня. Далекий брезентовый полог с треугольником выхода вращаясь прыгнул вверх и я стал падать, падать. Чьи-то руки цеплялись за меня, наверное пытались остановить мое падение. В ушах гул и скрип собственных стиснутых до боли зубов. Чьи-то голоса звали меня, но я не мог сосредоточиться и их речь рвалась на отдельные звуки, они вибрировали и затихали. Падение продолжалось долго, как затяжной прыжок и только одна мысль жгла мозг словно раскаленная игла: как мне совладать со своим телом, перевернуться, выпустить купол и выдержат ли сведенные судорогой ноги удар о землю? Бред, рефлекс... он не дал мне уйти в небытие, я дернулся всем телом, как учили, разворачивая тело ногами вниз, набегающий поток мешал, он держал меня, рвал за одежду и на пределе своих сил, не видя ничего сквозь кроваво-красные круги, рванулся... Взвизгнула гнущимся и ломаемым металлом раскладушка и я упал на пол. Двое бойцов не смогли удержать, как ни старались. Как это ни странно, новый приступ боли отрезвил меня, палатка перестала вращаться. Я словно со стороны наблюдал, как бойцы снимают с меня лифчик с автоматным рожками, бронежилет, укладывают на другую койку взамен сломанной, бинтуют распоротую руку.
Головокружение ослабло и вместе с тем пришел озноб. Во рту хрустели отколовшиеся крошки зубной эмали, хотелось их выплюнуть, но слюны не было. Глоток воды очень помог бы, но от одной мысли о том, что губ коснется холодный метал, начинало буквально колотить как в лихорадке. Два толстых армейских одеяла тяжело давили на грудь, но не согревали. Сквозь стук собственных зубов, услышал разговор двух офицеров снаружи:
- Фугаска долбанула прямо под машиной. Нашего "везунчика" выбросило, а остальные все - в кашу!