Меня будит стук в дверь. "Жаворонок" из меня так себе, ночная жизнь мне куда ближе, и вставать с утра пораньше -- не моя любимая привычка.
Со стоном поднимаюсь с койки, кое-как натягиваю футболку. Благодаря исправному климат-контролю необходимость спать в свитере отпала, и с вечера я лег в одних пижамных штанах.
Подвешивать больную руку не стал, просто обхватываю ее здоровой, чтобы не растревожить, и плетусь к двери. Каково же мое удивление, когда за ней оказывается Ди. Девушка, как и все на судне, одета в черную форму, волосы собраны на затылке в высокий "хвост". Вид у нее бодрый, будто сейчас не раннее утро, а разгар дня. Вот и еще один пункт нашей несовместимости: Дилайла Роу -- ранняя пташка.
-- Как? Ты еще не вставал? -- выдает вместо приветствия, недовольно упирает руку в бок.
Так и знал, "жаворонки" всегда осуждают "сов".
-- Э-э, -- чешу в затылке, все еще силясь проснуться, -- а должен был?
Ди смотрит так, будто я сморозил очередную глупость. Ладно, пусть так, зато разговаривает, а не фыркает и не убегает. Более того -- сама пришла.
-- Нет, ты серьезно? -- спрашивает оскорбленно. -- Уже забыл о вчерашнем обещании? -- все еще не понимаю. -- Ты обещал помочь мне с завтраком!
Вот как, оказывается, выглядит обещание. Помнится, я предлагал свою помощь, за что был осмеян. Просто на тот момент Ди была уверена, что не проиграет, а на утро ее мнение изменилось. Вот она -- женская логика во всей красе.
Пожимаю здоровым плечом:
-- Не вопрос. Помогу. Сейчас оденусь. Зайдешь? -- приглашаю.
Ди смотрит на меня как на сумасшедшего.
-- Смеешься?
Ах, да. Приглашаю девушку в каюту, где собираюсь переодеваться.
Вообще-то, я мог бы одеться и в ванной, но, так уж повелось, что семейство Роу считает меня маньяком, с которым нужно держать ухо востро.
-- Жду тебя на камбузе через десять минут, -- заявляет Ди и разворачивается, чтобы уйти. -- Завтрак через час, -- напоминает уже через плечо.
-- За час я испеку тебе пирог! -- кричу вслед.
Не оборачивается. Ясное дело. Мы же гордые.
***
Появляюсь на камбузе через четверть часа. Ди сидит прямо на барной стойке, нетерпеливо болтая ногой в воздухе. Больше в помещении никого нет. Как и моего вчерашнего робота-уборщика -- выполнил работу и поехал дальше.
Осматриваюсь, оценивая результат. Стало значительно чище. До верхних полок "уборщик" этой модели, скорее всего не добрался, но и так разница бросается в глаза.
-- Идеи есть? -- спрашивает Ди. Видимо, ей очень хочется доказать остальным, что умеет проигрывать.
Подмигиваю.
-- У меня всегда полно идей.
-- Хвастун, -- фыркает девушка. И звучит это не шуточно, а обвинительно.
Ладно, я уже понял, она составила обо мне мнение, и ничто не способно его изменить. Досадно, но мы ничего друг другу не должны -- это факт. Пора начинать думать, куда податься с Альберы, пока меня не настигла лондорская служба безопасности. Как только до меня доберутся люди дяди Рикардо, мне еще долго предстоит топтать поверхность родной планеты -- путь за ее пределы мне заказан на долгие годы.
Пожимаю плечом в ответ на последнее замечание и иду за стойку. Дилайла спрыгивает на пол и поворачивается ко мне, однако присоединиться не спешит.
-- И чего ты ждешь? -- любопытствую.
-- В смысле? -- мгновенно напрягается.
Да что ж такое? Люди, вас тут всех били, что ли?
-- В прямом, -- усмехаюсь. -- Я, что ли, буду готовить? Я обещал помочь, а не сделать за тебя.
Лицо девушки расслабляется. Мне кажется, она даже смущается своей реакции.
-- Нет в мире джентльменов, -- вздыхает с наигранной грустью -- пытается замаскировать неловкость шуткой.
-- Вымерли, ага, -- подтверждаю и думаю о том, что семейка Роу способна загубить в зародыше все джентльменские порывы. Откроешь перед девушкой дверь -- тебя тут же обвинят в домогательствах.
-- Так что будем делать? -- торопит Ди. Смотрит на часы, морщит лоб. -- Сорок минут осталось.
-- А что бы ты хотела? -- интересуюсь ее вкусами с вежливой улыбкой, но тут же получаю взгляд, полный негодования. -- Ладно-ладно, -- сдаюсь. -- Будем готовить оладьи.
-- Почему их? -- спрашивает Дилайла и прикусывает губу в ожидании ответа, а я смотрю на ее губы и понимаю, что мне все-таки чертовски хочется изменить ее мнение обо мне.
-- Почему бы и нет? -- отвечаю вопросом на вопрос, пока пауза не слишком затянулась.
Мнение изменить хочется. Но тут два пути: или пытаться остаться на "Ласточке" после Альберы, или сдаться. Потому что за оставшиеся дни максимум, чего я сумею добиться, это уговорить Ди сыграть со мной еще раз в карты. Если очень повезет -- в шахматы.
-- Ладно, -- пожимает плечами. -- Ты -- шеф.
Было бы лестно, если бы это касалось не только кулинарии.
Роюсь в ящиках, нахожу подходящие сухпайки, засохшее камнеподобное масло из холодильника и пачку муки -- в заводской закрытой упаковке, задвинутую в самый угол дальнего шкафчика за ненадобностью.
-- Держи, -- вручаю Ди масло. -- Растопи его пока на сковороде.
-- Есть, шеф, -- корчит мне гримасу. Кажется, ее расстраивает, что приходится заниматься готовкой, да еще и в моей компании.
Ничего не говорю. Как бы мне ни нравилась Дилайла, становится скучно биться головой о стену ее придуманных предрассудков, а если мне скучно -- все, пиши пропало. Рикардо часто воздевает по этому поводу глаза к потолку и сетует, что если бы я так быстро не терял ко всему интерес, из меня бы вышел толк.
Молчание затягивается. Меня это не беспокоит, а вот Ди чувствует себя не в своей тарелке. Кажется, она ждала, что я снова буду пытаться наладить с ней контакт.
-- Никогда бы не подумала, что ты можешь уметь готовить, -- не выдерживает и первая нарушает молчание.
Захлопываю дверцу шкафчика и поворачиваюсь.
Прищуриваюсь:
-- Почему? Потому что такие, как я, привыкли жить на всем готовом?
Уголок губ Ди дергается, будто ей захотелось улыбнуться, но она остается серьезной.
-- Вроде того, -- отвечает коротко и отворачивается, тычет лопаткой в начинающее таять масло с таким видом, будто это самое важное и ответственное занятие в ее жизни.
-- Моя приемная мать любит готовить, -- говорю, хотя сомневаюсь, что Ди интересно. -- Когда я был маленьким, то мы постоянно что-нибудь мастерили вместе.
Дилайла отрывает взгляд от плиты и удивленно на меня смотрит, так, будто я сказал что-то по-настоящему странное. Мысленно прокручиваю в голове свои слова. Нет, ничего такого.
-- Твой отец погиб, а ты вырос с приемной матерью? -- переспрашивает она. Ах вот, что ее зацепило.
-- Ну да, -- подтверждаю. Что в этом удивительного, мне пока непонятно. -- А что?
Ди хмыкает каким-то своим мыслям. Стою и жду пояснений.
-- Да ничего, -- произносит, наконец, снова берясь за лопатку. -- Просто мне казалось, что у "золотых мальчиков" все должно быть хорошо. А ты... сирота.
Из ее уст "сирота" звучит как калека. Никогда не думал о себе так, и это целиком и полностью заслуга Морган. На какое-то мгновение мне становится стыдно, что моя приемная мать сейчас не знает, куда занесло ее блудного сына, а я даже не потрудился дать о себе знать... Но только на мгновение. Миранда поймет и простит. К тому же, она прекрасно знает, что я могу за себя постоять. Да и везучий я, вон, Эд меня не убил и даже похвалил. А пока предстану пред очи Морган, плечо заживет, и она не узнает ненужные подробности моего приключения.
Приподнимаю брови.
-- А с чего ты взяла, что у меня не все хорошо? У меня есть приемная мать, дядюшка, друзья и даже кот. Полный комплект для счастья.
-- Кот? Серьезно? -- мне снова удается ее удивить.
Похоже, все, что я считаю обыденным, она воспринимает чем-то из ряда вон выходящим. Только хотелось бы знать, что это за "ряд", в который Ди меня поставила.
Или не хотелось бы... Это явно будет не лестно.
-- Кот, ага, -- усмехаюсь. -- Ему уже около пятнадцати лет. Можно сказать, мы выросли вместе.
Дилайла все еще смотрит на меня недоверчиво.
-- Не могу представить тебя с котом, -- выдает через некоторое время.
Становится смешно. Ну, правда, в ее понимании, я, что, должен отрывать мухам лапки, а кошкам усы?
-- Что смешного? -- тут же огрызается девушка.
-- Да так, -- отмахиваюсь, -- представил, что бы сделал со мной мой кот, реши я его обидеть.
Покусал бы все части тела, до которых успел бы дотянуться, это как пить дать. Хрящ у нас такой: что не так -- беги за бинтами. Когда я был маленьким, то вечно ходил с руками, перевязанными до самого локтя, потому что я хотел играть с "кисой", а "киса" со мной -- нет.
-- Ты странный, -- решает Дилайла и отворачивается.
Ну да, кот не вошел в список предпочтений, предписанный ею "золотому мальчику". Лично я не вижу связи характера с наличием домашнего животного. Например, у дяди Рика есть золотая рыбка в аквариуме, но это ни в коем случае не значит, что он золотой души человек. Морган как-то точно подметила, что Рикардо куда больше подошла бы пиранья в банке.
-- А у тебя, что, никогда не было питомцев? -- спрашиваю, чтобы поддержать разговор, тем временем выливая в миску жидкость, по чьему-то явному недосмотру именуемую молоком.
Ди снова не смотрит на меня, приподнимает сковороду, наклоняет из стороны в сторону, чтобы растаявшее масло покрыло все ее дно.
-- А у тебя неплохо получается, -- комментирую, получаю возмущенный взгляд.
-- Не было у меня животных, -- отвечает на ранее заданный вопрос. -- У мамы была аллергия на шерсть. А рыбки и земноводные меня не привлекают.
Хмыкаю.
-- Вообще-то есть не одна порода лысых кошек.
-- И собак, -- Ди закатывает глаза. -- А еще на Новом Риме пару лет назад вывели новую породу лысых хомячков. Я слежу за новостями. Кошка должна быть пушистой -- и точка.
-- Мисс, да вы консервативны.
-- Мне все так говорят. А я отвечаю: не нравится -- не ешь.
Усмехаюсь и не развиваю тему. Ссориться с Ди с самого утра в мои планы не входит. Также не спрашиваю и о матери девушки, хотя любопытство присутствует, но не хочется портить собеседнице настроение. Меня бы точно не обрадовало, начни она интересоваться судьбой моей биологической матери. Кажется, Дилайла решила, что она умерла, как и отец. Оно и к лучшему. Может, и умерла, откуда мне знать...
Около получаса возимся с оладьями. У меня прекрасно получается управляться левой рукой. Ди ворчит, но выполняет все мои указания. Зарабатывает два ожога на ладони от раскаленной сковороды, после чего я берусь доделать сам и отправляю ее держать поврежденную руку под струей холодной воды.
-- Нет, это анахронизм -- считать, что место женщины у плиты, -- ворчит девушка, стоя у раковины. -- Живодерство, а не занятие. А твоя приемная мать, правда, любит готовить? Она домохозяйка?
Выкладываю на тарелку очередную порцию оладьей и оборачиваюсь.
-- Почему -- домохозяйка? -- улыбаюсь, представив Морган в переднике, проводящую сутки на кухне. -- Она очень занятая женщина. Готовка -- это по желанию и для души.
-- Как это может быть по желанию? -- ужасается Ди.
Пожимаю здоровым плечом.
-- Ради меня, -- по-моему, это очевидно.
Дилайла смущается и отворачивается.
По мне, так готовить не сложно и даже интересно. Возможно, если бы мне приходилось делать это изо дня в день и в качестве постоянной повинности, я имел бы по этому поводу другое мнение. Но время от времени -- это неплохая тренировка фантазии.
-- Ты поэтому решила стать пилотом, чтобы, не дай бог, не стать домохозяйкой? -- заканчиваю и вручаю Ди сковороду, чтобы она ее помыла. Вот с этим одной рукой не справлюсь.
Девушка молча и аккуратно перехватывает утварь, чтобы снова не обжечься. Бросает на меня взгляд, ясно говорящий: "А тебе что за дело?".
Мне дело есть. Мне любопытно.
-- Мне нравится летать, -- отвечает. -- Что здесь такого? Тим и папа говорят, у меня неплохо получается.
-- Будешь пробовать в следующем году?
-- Смеешься? -- ее губы трогает улыбка с налетом горечи. -- Да и на Лондор нам теперь путь заказан в любом случае.
-- Кстати, да. Почему Лондор? -- интересуюсь между делом, убирая со стола уже ненужные предметы.
-- Миранда Морган, -- просто отвечает Ди. -- Она потрясающая.
Что есть, то есть. Я первый трижды "за" в поддержку этого утверждения.
-- Морган сказала, что ты отлично сдала тесты, тебе отказали только из-за устного ответа. Если бы ты попробовала на следующий год, у тебя были бы неплохие шансы.
-- Что-что? -- ахает Ди. Она стоит у раковины, держит сковороду за длинную ручку, а вид у нее такой, будто еще минута -- и сковородка окажется на моей голове.
-- Что? -- переспрашиваю невинно.
-- Ты настолько на короткой ноге с Мирандой Морган, что можешь спрашивать ее, почему не взяли того или иного абитуриента?!
А, она об этом.
-- Ну да, -- признаюсь.
-- Ты такой хороший студент, или твои родители настолько значимые люди? -- спрашивает в ответ прямо.
-- А то и другое выбрать нельзя?
Губы Ди тут же превращаются в прямую линию.
-- Понятно, -- коротко бросает в мою сторону и убирает сковороду на полку. В мою голову она так и не прилетела.
Мне тоже понятно, какие выводы сделала Дилайла: мои родственники настолько богаты и влиятельны, что Морган не смеет сказать и слова против их обнаглевшего чада. Ладно. Все равно, если я сейчас заявлю, что ее кумир и есть моя приемная мать, она только решит, что я выдумываю, чтобы произвести на нее впечатление.
Раздаются шаги, первым появляется Тим, за ним Норман, потихоньку подтягиваются остальные.
-- Чем это так пахнет? -- щурится и принюхивается Томас.
К тому времени я уже вышел из-за стойки и позволяю Ди принимать похвалу единолично. Да и нет у меня гарантий, что половина экипажа не откажется от завтрака, узнав, что я приложил к нему руку.
-- Сестренка, ты сегодня в ударе! -- откровенно ржет Дилан. -- Вот уж не подозревал в тебе такие таланты.
-- Отвали, -- привычно и не зло огрызается Дилайла. -- Я проиграла вчера в карты. Даже не мечтай, что это повторится.
Дилан продолжает подкалывать сестру, она адресует ему неприличный жест.
Все уже успевают рассесться и приступить к трапезе, как последним на пороге появляется капитан. И его выражение лица не предвещает ничего хорошего, потому что в руке Роу держит того самого робота-уборщика, который прошлой ночью успел сбежать с камбуза.
Повисает гробовое молчание.
-- А я предупреждал, -- негромко произносит Норман, но в наступившей тишине его прекрасно слышат все.
Капитан окидывает взглядом команду, а потом останавливает его на мне.
-- Тайлер, на выход, -- кивает в направлении коридора, из которого появился. -- Остальным -- приятного аппетита.
-- Папа, может быть, позавтракаешь? -- Ди делает попытку его остановить.
Заступается за меня или просто хочет избежать скандала? В любом случае, успеха она не добивается. Роу передергивает плечами и повторяет:
-- На выход. Живо.
Спорить бессмысленно. То, что капитан хочет устроить мне взбучку, очевидно. Но тот факт, что он намерен сделать это без свидетелей, заслуживает уважения.
В молчании идем по коридору. Капитан впереди, я сзади. Он даже не оборачивается, чтобы удостовериться, что следую за ним, уверен, что не сбегу. Тут он прав, бежать мне разве что в открытый космос.
Скоро понимаю, что направляемся мы не куда-нибудь, а в мою каюту. А то, что она довольно далеко от камбуза дает капитану возможность не сдерживаться -- как бы он ни орал, остальные ничего не услышат.
Джонатан и не сдерживается. Едва дверь моей каюты закрывается за нашими спинами, он размахивается и швыряет несчастного робота в стену. Звон металла, по полу катятся мелкие детали. Жаль, прекрасный аппарат, может быть, удастся починить...
-- Кто дал тебе право хозяйничать на моем корабле?!
Моральный долг? Нет, ответ так себе.
-- Никто не давал, -- отвечаю правду.
-- Верно! Никто не давал! -- бушует капитан. -- Никто не прикоснется к роботам на этом корабле! Ясно тебе? Никто!
Лицо красное, разъяренное, глаза неестественно выпучены. Это не напускной гнев, Роу действительно взбешен.
-- Почему? -- спрашиваю прямо. -- Потому что эти вещи ассоциируются у вас с вашей покойной женой?
Я и раньше об этом подозревал, но излишне эмоциональная реакция капитана говорит сама за себя.
После этого по сути риторического вопроса на меня обрушивается пощечина. Не удар в челюсть, а именно пощечина. Как ребенку или как женщине. Вижу, как поднимается его рука, могу увернуться, могу перехватить своей левой, но стою и не дергаюсь.
Щеку обжигает, голова по инерции отклоняется в сторону, но я снова упрямо поворачиваюсь к капитану. Второго удара не последует -- почему-то не сомневаюсь.
-- Не говори о том, чего не знаешь, -- шипит Роу, но уже не кричит.
-- Не знаю, -- признаю, -- но догадываюсь.
Что бы ни случилось с матерью Ди, очевидно, что она была механиком и отвечала не только за технику на этом судне, но и за порядок. Именно поэтому капитан так и не нанял постоянного механика -- хотел сохранить это место за призраком.
Грудь Джонатана тяжело вздымается, мне кажется, он пытается взять себя в руки, но пока у него не выходит.
-- Климат-контроль тоже твоя работа? -- произносит, как сплевывает.
-- Моя. И да, мне никто не давал права, -- мне бы заткнуться на этом, но не могу. -- Вы, правда, думаете, что во имя памяти нужно издеваться над экипажем? Жить в грязи в холоде? Вы, что, любите призрак больше, чем собственных живых детей?
Лицо капитана больше не красное. Оно бледнеет, а голос падает едва ли не до шепота:
-- Да как ты смеешь?
-- Потому что никто не смеет сказать вам это в лицо... сколько? Год? Два?
Плевать, если Роу решит ударить меня еще раз, однажды кто-то должен был ему это высказать.
Когда погиб мой отец, Морган, любившая его больше жизни, не села оберегать его старые вещи, она подняла голову и пошла дальше. И за это я не только ее безмерно люблю, но и уважаю.
-- Чтобы я больше не видел тебя до Альберы, -- рука капитана поднимается снова, но на этот раз, чтобы упереть мне в грудь указательный палец. -- И даже нос из каюты не высовывай. Иначе я за себя не отвечаю.
-- Как скажете, -- отвечаю равнодушно.
-- "Как скажете, капитан", -- поправляет Роу, напоминая мне о моем месте на корабле.
-- Как скажете, капитан, -- повторяю попугаем.
После чего Роу разворачивается и выходит из каюты.
Если бы автоматической дверью можно было хлопнуть, не сомневаюсь, он бы это сделал.