-- Пап, что делает этот моряк? -- девочка ставит видео на паузу и поворачивается.
-- А? Что?
Отец, как всегда, говорит, что закончил работу, выходит из кабинета, а сам продолжает что-то планировать и рассчитывать, копаясь в планшете. Вот и сейчас, пообещав дочери посмотреть с ней фильм, он отвлекается и вновь углубляется в работу.
-- Паап! -- девочка мученически закатывает глаза. -- Ты опять не смотрел?
-- Смотрел, конечно, -- отец часто моргает, переводя взгляд с дочери на голографический экран и обратно, и пытаясь понять, о чем идет речь. В конце концов, его лицо принимает растерянное выражение. -- А что за фильм мы смотрим? -- сдается.
-- "Пираты Южных морей", пап. Ты же сам предложил посмотреть кино о древних мореплавателях с Земли.
-- А, ну, конечно, -- отец расплывается в улыбке, он много раз видел этот фильм.
-- Так что делает этот моряк? -- повторяет девочка, запуская видео.
На экране шторм, судно качает из стороны в сторону, волны свирепствуют, вода заливается через борт, а мужчина в темном плаще с капюшоном, прикрывающим лицо, стоит на корме с фонарем в руках, периодически прикрывая луч света ладонью и снова убирая ее. Движения повторяются, свет мигает, разрезая тьму, снова и снова.
-- Чья азбука? -- девочка устраивается на диване рядом с родителем и жадно ловит каждое его слово. -- Расскажи!
Отец вздыхает.
-- Сейчас азбука Морзе не востребована, -- он любит старину, и периодически сетует, что пошел в инженеры, а не в историки. -- Слишком много новых технологий. Но давно, в то время, когда люди еще не освоили космос и не заселили новые планеты, азбука Морзе широко использовалась.
-- И что же это за азбука? -- хмурится девочка.
-- Это способ кодирования, -- поясняет с готовностью отец. -- Кодирование букв алфавита с помощью точек и тире. Так можно послать любое сообщение, например, в радиоэфире, или показать светом на расстоянии, как этот моряк. А сигнал "sos" -- это просьба о помощи.
Девочка фыркает:
-- Пап, мне не пять лет, я знаю, что означает сигнал "sos". Я спрашиваю, как его подавать.
Отец лукаво прищуривается:
-- Зачем тебе? Собралась играть в шпионов?
-- Между прочим, кто-то вечно мечтает вырастить из меня разностороннюю личность, -- напоминает девочка и встает, -- ну и ладно, пойду, спрошу у мамы.
-- Да садись ты уже, -- останавливает отец, смеясь. -- Сейчас все расскажу. Перемотай-ка назад...
Три точки, три тире, три точки...
Эта идея не оставляет меня на протяжении нескольких дней. Мне нужно подать сигнал СБ, но кроме азбуки Морзе и фонарика мне ничего не приходит на ум. Поймут ли они, что сигнал от меня? Догадаются? Они ведь отслеживают перемещения Проклятых...
Мысль опять норовит побежать по кругу. Осаждаю себя. Не попробуешь -- не узнаешь.
Остается вопрос, как все это провернуть. У Райана есть фонарь, и я его заполучу. Еще не знаю как, обманом или просьбой, но получу. Пытаться выкрасть фонарь у Коэна не рискну. Иначе моя песня может быть спета слишком быстро, и я так и не узнаю, пользуется ли СБ до сих пор азбукой Морзе.
Но как подать сигнал, если банда отсыпается в светлое время суток, когда свет фонаря не заметен? Эту загадку решить не могу: ночью у меня не будет шанса, днем -- бессмысленно. Значит, мне нужно умудриться убежать с наступлением темноты, когда Проклятые только соберутся выдвигаться в путь. И тогда счет пойдет на минуты.
И каковы шансы, что мне удастся исчезнуть, подать сигнал и вернуться, не вызвав подозрений? Без прикрытия -- минимальны. Черт.
Мы идем еще несколько дней, ночуем в брошенных зданиях. Чувствую, как теряю время, но подходящего момента не выпадает. Один раз меня ставят дежурить с Куртом с самого утра. Другой -- с Попсом среди бела дня. Солнце ярко светит в оба раза. Попасть на вечернее дежурство не получается. Что буду делать со вторым часовым, пока не загадываю. Может быть, удастся его огреть чем-нибудь тяжелым, а потом наврать, что на нас напали?
Да уж, весь мой план шит белыми нитками. Швея из меня та еще.
***
На этот раз останавливаемся в жилом поселке. Он в таком же упадке, как и другие, но здесь много домов, в которых живут люди. Должно быть, завод неподалеку.
Мои догадки подтверждаются, когда в предрассветное время открывается дверь одного из бараков, выходит мужчина с рюкзаком на плечах и удаляется по хорошо протоптанной дороге куда-то за горизонт. Наша компания не остается без внимания. Незнакомец нервно оглядывается, постоянно поправляя лямки своего рюкзака, и спешит ретироваться.
Даже заброшенный дом удается найти не сразу. Мы уходим на самую окраину поселения, когда, наконец-то, отыскивается подходящее строение. Барак покосившийся, дверь висит на одной петле, но крыша над головой -- уже хорошо.
-- Кэм, на дежурство, -- приказывает Коэн, стоит костру разгореться.
Разочарованно прикусываю губу, и только потом вспоминаю, что делать этого мне не стоит. Губа еще не до конца зажила, а я то и дело умудряюсь ее задеть.
-- Хорошо, -- отзываюсь. Ну как же заставить главаря поставить меня на вечернее дежурство? Снова мне выпадает утро.
Немного приободряюсь, только когда слышу имя второго дежурного:
-- Кесс, и ты.
Может, удастся что-то выведать? Разумеется, радуюсь вероятной возможно что-то узнать. Не компании же Райана, в самом-то деле?
***
Райан сидит на крыльце, а я обхожу "владения". Это самая окраина поселения, и сюда никто не ходит. Вокруг нетронутый снег, на который не ступала нога человека. Следы только наши -- с дороги до барака, и мои -- вокруг.
Солнце высоко. Задираю голову в небо. Какие у СБ ресурсы? Следят ли за Проклятыми, видя их точками на экране, или снимают на камеру с приближением, и мне стоит всего лишь помахать рукой, и примчится эскорт? Глупо, но все-таки машу в небо, предварительно оглянувшись. Вряд ли, это подействует, но лучше перепробовать все.
Мне неспокойно. Кажется, что чувствую на себе взгляд. Нервно верчусь, всматриваясь в снежные просторы и темные силуэты бараков вдали. Никого. Чертова паранойя.
Обойдя здание в очередной раз, останавливаюсь возле крыльца.
-- Ты никого не видел? -- спрашиваю.
Кесседи качает головой:
-- Кроме того мужика с рюкзаком, никого. А что? -- тревожится, смотрит по сторонам. -- Ты видел кого-то подозрительного?
Хмыкаю.
-- Пожалуй, мы тут самые подозрительные.
Райан криво улыбается, соглашаясь.
Переминаюсь с ноги на ногу.
Попросить фонарь? Что сказать? Правду или соврать? Правду... Райан, мне нужно вызвать связного и убедить его не "брать" вас прямо сейчас, а позволить увязнуть во всем этом дерьме поглубже... Очень смешно. Мне хочется верить Кесседи, и не думаю, что он связан с терактами, но у меня также нет ни единого доказательства, что не связан, или, по крайней мере, не в курсе. Все слова.
Когда долго находишься в одиночестве, очень хочется кому-то довериться. Но чем дольше это одиночество, тем меньше веры людям.
-- Ты так на меня смотришь, будто решаешь, прирежу я тебя сейчас или чуть позже, -- усмехается Кесседи, но глаза серьезные.
Теперь у меня все на лице написано. Черт.
-- Позже? -- неудачно шучу.
-- Как заслужишь, -- кажется, разозлился. И вдруг вопрос: -- Не веришь?
Понимаю, вопрос не относится к предыдущей фразе.
-- Не верю, -- отвечаю серьезно и искренне. Знал бы ты, как хочу верить, но не верю. -- Я никому не верю. Разве ты -- нет?
-- Ну, -- пауза, -- я предпочитаю не бросаться словами "никому" и "никогда". По обстоятельствам, -- ловит мой взгляд. -- Ты уже несколько дней как на иголках. Если тебе есть, что сказать, говори.
Вот так. Коротко и прямо.
Я все же не верю. Но как я хочу верить!
Сейчас или никогда.
Подхожу ближе, снова смотрю по сторонам и понижаю голос, чтобы нас точно никто не услышал:
-- Райан, мы идем к границе Верхнего мира?
-- Вероятно.
-- Ты знаешь зачем?
-- Нет.
Вот так. Ты либо веришь, либо нет. Но сейчас мне не кажется, что он врет.
Во рту пересыхает. Если скажу то, что собираюсь сказать, назад не отмотать.
Сейчас или никогда!
-- СБ отслеживает наши перемещения, -- решаюсь. -- Нам не дадут подойти близко к границе.
Лицо Кесседи меняется, вытягивается, бледнеет.
-- Перебьют? -- спрашивает серьезно.
-- Не знаю, -- признаюсь. -- Коэна будут брать живым, это точно.
Райан матерится в полголоса и отворачивается. Достает сигарету из полупустой пачки и закуривает. Молчим несколько минут.
-- Зачем ты мне это говоришь? Предлагаешь помолиться перед смертью? Или смотаться от Проклятых, пока не поздно?
Интересные предположения.
-- Затем, что я хочу убедить их этого не делать. И мне нужна помощь.
-- Какая? -- тон становится деловым.
-- Я подам сигнал и вызову связного. Как буду убеждать, не знаю, разберусь. Но чтобы подать сигнал, мне нужен фонарь, вечернее дежурство и напарник, который прикроет, -- ну вот и все, карты раскрыты. Моя голова лежит у Райана на блюде.
-- Предлагаешь мне предать банду? -- его глаза превращаются в щелки.
-- Ты предал банду еще тогда, когда не сдал меня, -- говорю жестко. -- Или сдай теперь или помоги.
Райан воздевает глаза к небу.
-- Умник, ты откуда такой наглый на мою голову? -- звучит вполне безобидно.
-- Говорят, наглость -- второе счастье, -- говорю осторожно.
-- Тогда у тебя счастья выше крыши, -- огрызается. Выдыхает, отбрасывает сигарету. -- Если хочешь помощи, говори, зачем СБ Коэн.
Облизываю пересохшие губы. Зря. Больно.
-- Помоги мне, и я все расскажу, -- обещаю. -- Если захочешь, можешь даже пойти со мной на встречу со связным.
-- Всю жизнь мечтал, -- бормочет.
Подхожу и тоже устраиваюсь на ступени крыльца. Молчу, и Кесседи тоже. Тишина зловеща. По крайней мере, для меня.
-- Хорошо, -- решает Райан. -- Я тебе помогу, но ты мне все расскажешь. Все, от начала до конца.
-- Обещаю, -- если он, правда, не сдаст меня в этот раз, у меня не будет причин ему не верить. "Верить" -- какое сложное слово.
-- Вот и отлично, -- Кесседи встает и поднимается по ступенькам.
-- Ты куда? -- теряюсь.
-- Фонарик тебе принесу, пока все спят, -- отвечает как ни в чем ни бывало. -- Он на самом дне рюкзака. Не хочу рыться при Фреде.
Отупело киваю. Так просто?
Райан осторожно приоткрывает дверь, чтобы она не заскрипела и перебудила Проклятых, и исчезает внутри.
Сижу на крыльце, обхватив себя руками. Ну вот и все...
Сердце гулко ухает в груди и замирает. Кто тянул меня за язык? Веришь - не веришь. Кесседи же только что заставил меня почти во всем признаться! Развел как ребенка. Весь такой хороший и заботливый. Он же только что получил информацию, которой пытался добиться все это время. Сейчас он разбудит Коэна, сообщит ему то, что вызнал, они прикончат меня и изменят маршрут. СБ подумает, что Проклятые не идут "наверх", и не станут ничего предпринимать. Конечно же! Все ведь так просто!
Становится трудно дышать. Вот оно -- никому нельзя верить, если хочешь выжить -- верь только себе.
Вскакиваю с крыльца, уже не сомневаясь в своей теории. За фонариком он пошел, как бы ни так. Сейчас они выйдут вместе с Коэном и устроят костер из меня в качестве ресурса для растопки.
Оглядываюсь вокруг. Никого, тишина. Вокруг по колено снега. Бежать? Куда? Некуда и не к кому.
Проигрывать надо уметь.
Замираю. Дышу глубоко, чтобы успокоиться и мыслить трезво. Провалить задание СБ -- это конец, потому что жить мне больше незачем. Но свою жизнь я не продам без борьбы.
Взлетаю по ступенькам, встаю сбоку от двери. Вынимаю из кармана нож и раскрываю его. Слышу внутри шаги, кто-то идет к двери, медленно и осторожно. Конечно, не хотят меня спугнуть.
Дверь открывается, делаю рывок. Мою руку больно выворачивают, заставляя выронить нож. Он падает рядом с крыльцом и исчезает в сугробе. Лечу следом. Мгновение -- и лежу лицом в снегу. Трудно дышать. А на меня наваливается кто-то тяжелый, упирающий колено мне в спину.
-- Ты... сбрендил? -- слышу над ухом голос Кесседи.
Дергаюсь, силюсь ответить, но стоит открыть рот, он забивается снегом. Задыхаюсь. Снова дергаюсь, пытаясь вырваться, но меня держат крепко. Замираю. Силой ничего не добьюсь, потому что противник сильнее.
-- Успокоился? -- голос уже ровный.
-- Угу, -- мычу.
Захват тут же расслабляется, Райан отпускает и слезает с меня. Неловко поднимаюсь. Тру рукавом глаза и отплевываюсь. Губа снова треснула, по подбородку течет кровь.
-- Ну и видок, -- комментирует Кесседи, достает из кармана кусок ткани и протягивает. -- На, зажми.
Беру, прикладываю к губе, смотрю на Райана волком. И только теперь понимаю, что он один. За его спиной не столпились Проклятые, не вышел "венценосный" Коэн, готовый карать предателя. Никого, все так же, как и час назад -- только я, Кесседи, и снег.
Райан тоже оглядывается на дверь.
-- Твое счастье, никто не проснулся, -- язвит. -- А теперь я хочу знать, что это было?
Наконец, полностью выбираюсь из сугроба, отряхиваюсь.
-- Так, реакцию проверял, -- бормочу, натягивая кепку на глаза, и отворачиваюсь. Так мучительно стыдно мне не было никогда в жизни.
Кесседи молчит. Ждет, что я еще что-то скажу, но нечего. Мне только что удалось придумать теорию заговора, обвинить во всем Райана, а заодно распрощаться с жизнью.
Кесседи делает шаг в сторону, опускает руку в снег и достает мой нож. Складывает и протягивает мне.
-- Держи, это твое, -- молча принимаю и убираю в карман. -- И это тоже забирай, -- в мою раскрытую ладонь ложится тот самый миниатюрный фонарик, с которым он изучал в темноте раны Гвен.
Это как пощечина, удар по лицу, и куда более болезненный, чем тот, который подарил мне на днях главарь. ОН ХОДИЛ ЗА ФОНАРЕМ!
Повисает молчание. Знаю, что Кесседи прекрасно понял причину моего поступка, но извиниться не могу.
-- Я тебя не предам, -- вдруг тихо произносит Райан. -- Ты сам сказал, если не сдал тогда, не сдам и сейчас. Не надо ждать от меня ножа в спину, -- легко сказать -- не ждать. -- Ладно, -- решает он, видя, что я еще не в себе. -- Пойду, пройдусь вокруг, осмотрюсь.
Снег скрипит под его ногами, а я так и стою с фонариком в руке.
"Я тебя не предам", -- так и стучит набатом в голове.