ХL 
   
  Забыть возможно ль вдовий час 
  И взгляд, что к мёртвому стремится, 
  Как взгляд на взрослую девицу, 
  Что подушилась в первый раз? 
   
  Благословенье получив, 
  Покинуть отчий дом ей нужно; 
  Звучит в беспечности наружной, 
  В надежде и тоски мотив. 
   
  Отец пытается шутить, 
  Мать плачет, словно и не рада; 
  Простясь с родителями, чаду 
  Любовь иную ощутить 
   
  И в новом, мужнем доме жить, 
  Растить детей, возиться с ними, 
  Меж поколеньями людскими 
  Связующим звеном служить. 
   
  Здесь дух сомненья мой исчез: 
  Такая жизнь внесёт бессмертье 
  В дела великие, поверьте, -
  Дела, достойные небес. 
   
  Но радость ждёт и отчий дом! 
  Начнёт камин старинный мрачный 
  Вдруг оживать от новобрачной:
  Нередко навещать потом 
   
  Начнёт родителей она,
  К ним будет приносить ребёнка, 
  Его нахваливая звонко; 
  Родною станет новизна. 
   
  Общались дружно мы с тобой, 
  Покуда не пришли напасти; 
  Мой путь известен мне отчасти, 
  Но в неизвестных далях - твой. 

   XL 
  Could we forget the widow'd hour 
  And look on Spirits breathed away, 
  As on a maiden in the day 
  When first she wears her orange-flower! 
  When crown'd with blessing she doth rise 
  To take her latest leave of home, 
  And hopes and light regrets that come 
  Make April of her tender eyes; 
  And doubtful joys the father move, 
  And tears are on the mother's face, 
  As parting with a long embrace 
  She enters other realms of love; 
  Her office there to rear, to teach, 
  Becoming as is meet and fit 
  A link among the days, to knit 
  The generations each with each; 
  And, doubtless, unto thee is given 
  A life that bears immortal fruit 
  In those great offices that suit 
  The full-grown energies of heaven. 
  Ay me, the difference I discern! 
  How often shall her old fireside 
  Be cheer'd with tidings of the bride, 
  How often she herself return, 
  And tell them all they would have told, 
  And bring her babe, and make her boast, 
  Till even those that miss'd her most 
  Shall count new things as dear as old: 
  But thou and I have shaken hands, 
  Till growing winters lay me low; 
  My paths are in the fields I know. 
  And thine in undiscover'd lands. 
   
  
   XLI   
  
  До расставания твой дух 
  Всё выше восходил над нами, 
  Как с алтаря ввысь, к небу - пламя: 
  Сквозь плотный слой - легчайший пух. 
   
  Ты днесь совсем иной, вдали, 
  Мы связь с тобою утеряли; 
  Живые отследят едва ли 
  Твой рост позднейший, вне Земли. 
   
  Глупец, но грежу я порой, 
  Что сильной волею своею 
  Над жизнью воспарить сумею 
  И повстречаюсь, друг, с тобой. 
   
  Хоть не страшит меня теперь 
  Тот смысл, что в слове "смерть" заложен, 
  И стоном я не потревожен 
  От пустошей, пучин, поверь, 
   
  Всё ж на закате солнца вдруг 
  Тоска подступит к сердцу злая; 
  Тогда в холодный пот впадаю 
  При мысли, что потерян друг. 
   
  Хоть представляю я - любя, 
  Чрез восприятье неземное -   
  Все чудеса, что днесь с тобою, 
  Но жизнь всё дальше от тебя. 

  XLI 
  Thy spirit ere our fatal loss 
  Did ever rise from high to higher; 
  As mounts the heavenward altar-fire, 
  As flies the lighter thro' the gross. 
  But thou art turn'd to something strange, 
  And I have lost the links that bound 
  Thy changes; here upon the ground, 
  No more partaker of thy change. 
  Deep folly! yet that this could be? 
  That I could wing my will with might 
  To leap the grades of life and light, 
  And flash at once, my friend, to thee. 
  For tho' my nature rarely yields 
  To that vague fear implied in death; 
  Nor shudders at the gulfs beneath, 
  The howlings from forgotten fields; 
  Yet oft when sundown skirts the moor 
  An inner trouble I behold, 
  A spectral doubt which makes me cold, 
  That I shall be thy mate no more, 
  Tho' following with an upward mind 
  The wonders that have come to thee, 
  Thro' all the secular to-be, 
  But evermore a life behind. 
   
   
  ХLII 
   
  Страдаю: он меня разбил 
  В той гонке жизненной немалой; 
  Лишь место нас объединяло; 
  Я мнил: ему, мол, равным был. 
   
  Желаю впредь с ним вместе быть,
  Чтоб вновь сумел мой ненаглядный, 
  Что опыт накопил громадный, 
  Мне ум и волю укрепить. 
   
  Что́ может лучше быть порой, 
  Приносит духу огнь и счастье, 
  Когда проявит друг участье, 
  Разделит знание со мной? 
   
   XLII 
  I vex my heart with fancies dim: 
  He still outstript me in the race; 
  It was but unity of place 
  That made me dream I rank'd with him. 
  And so may Place retain us still, 
  And he the much-beloved again, 
  A lord of large experience, train 
  To riper growth the mind and will: 
  And what delights can equal those 
  That stir the spirit's inner deeps, 
  When one that loves but knows not, reaps 
  A truth from one that loves and knows? 
   
   
  ХLШ 
   
  А если равны Смерть и Сон, 
  И духа слабое цветенье 
  Сквозь промежуточные тени - 
  С экстазом долгим в унисон, 
   
  Не наблюдая дней, часов, 
  Вне тела и земной основы, 
  А бессловесный след былого - 
  Палитра красок у цветов,  
   
  То не было для нас потерь: 
  Сад душ людских собрал красиво 
  В листве, густой и молчаливой, 
  От века целый мир, поверь. 
   
  Любовь останется святой 
  И целостной, былой подобно; 
  Коль расцветает дух, способной 
  Ожить в душе, вновь молодой. 
   
   XLIII 
  If Sleep and Death be truly one, 
  And every spirit's folded bloom 
  Thro' all its intervital gloom 
  In some long trance should slumber on; 
  Unconscious of the sliding hour, 
  Bare of the body, might it last, 
  And silent traces of the past 
  Be all the colour of the flower: 
  So then were nothing lost to man; 
  So that still garden of the souls 
  In many a figured leaf enrolls 
  The total world since life began; 
  And love will last as pure and whole 
  As when he loved me here in Time, 
  And at the spiritual prime 
  Rewaken with the dawning soul. 
   
  
   ХLIV 
   
  Что́ с теми, кто в тиши могил? 
  А сшедшие на Землю эту 
  Забыли прежние сюжеты, 
  Едва Бог "родничок" закрыл. 
   
  Ушли в забвенье те года, 
  Но чувства, пыл, что в изобилье 
  Мы в жизни этой накопили, 
  Рождают отблеск иногда. 
   
  Желаю, чтобы ты подчас 
  Переживать мог удивлённо 
  Касание Земли пройдённой, 
  Объединяющее нас. 
   
  А при касании таком 
  Оборотись, отринь сомненье: 
  Мой Ангел под небесной сенью 
  Тебе расскажет обо всём. 
   
  XLIV 
  How fares it with the happy dead? 
  For here the man is more and more; 
  But he forgets the days before 
  God shut the doorways of his head. 
  The days have vanish'd, tone and tint, 
  And yet perhaps the hoarding sense 
  Gives out at times (he knows not whence) 
  A little flash, a mystic hint; 
  And in the long harmonious years 
  (If Death so taste Lethean springs 
  May some dim touch of earthly things) 
  Surprise thee ranging with thy peers. 
  If such a dreamy touch should fall, 
  O, turn thee round, resolve the doubt; 
  My guardian angel will speak out 
  In that high place, and tell thee all. 
   
   
  ХLV 
   
  Новорождённое дитя 
  Своей ладошкой пухлой, нежной 
  По грудке бьёт себя небрежно, 
  Себя не ведая, не чтя. 
   
  Но позже учится оно 
  Впредь пользоваться новым словом 
  "Я", "мне", мыслительным основам, 
  Что "я - отдельное звено", 
   
  Постигнет: ум отдельный есть, 
  Воспоминаньям где явиться, 
  А наши рамки и границы 
  Такую подтверждают весть. 
   
  В дыхании, крови сие, 
  Но зря об этом бы трубили, 
  Когда б себя совсем забыли 
  Мы в предыдущем бытие. 
   
   XLV 
  The baby new to earth and sky, 
  What time his tender palm is prest 
  Against the circle of the breast, 
  Has never thought that "this is I:' 
  But as he grows he gathers much, 
  And learns the use of "I' and "me,' 
  And finds "I am not what I see, 
  And other than the things I touch.' 
  So rounds he to a separate mind 
  From whence clear memory may begin, 
  As thro' the frame that binds him in 
  His isolation grows defined. 
  This use may lie in blood and breath, 
  Which else were fruitless of their due, 
  Had man to learn himself anew 
  Beyond the second birth of Death. 
   
   
   ХLVI 
   
  Бродили мы внизу холма: 
  Тропа - с цветами и шипами, 
  И предзакатными тенями; 
  Оглядка - жизнь поглотит тьма. 
   
  Но впредь не сыщется теней 
  В густом закате за могилой: 
  Картина прошлой жизни милой 
  Предстанет ярче и живей; 
   
  Тропа длиною в жизнь ясна, 
  А в ней плоды все ощутимы: 
  Дни обрели порядок зримый -
  Пять лет те дали нам сполна. 
   
  Любовь, была ты в те года 
  Конечная и небольшая, 
  А нынче - как созданье мая, 
  В убранстве розовом звезда. 
   
  XLVI 
  We ranging down this lower track, 
  The path we came by, thorn and flower, 
  Is shadow'd by the growing hour, 
  Lest life should fail in looking back. 
  So be it: there no shade can last 
  In that deep dawn behind the tomb, 
  But clear from marge to marge shall bloom 
  The eternal landscape of the past; 
  A lifelong tract of time reveal'd; 
  The fruitful hours of still increase; 
  Days order'd in a wealthy peace, 
  And those five years its richest field. 
  O Love, thy province were not large, 
  A bounded field, nor stretching far; 
  Look also, Love, a brooding star, 
  A rosy warmth from marge to marge. 
   
   
  ХLVII 
   
  Что: должен каждый человек 
  Пройти свои круги и скрыться, 
  Все растворив свои границы, 
  В Душе космической навек? 
   
  Но это кредо здесь мертво: 
  Вечная форма душу снова 
  Отделит от всего другого; 
  Узнаю, повстречав, его -  
   
  Не будет праздникам числа: 
  Друг в друге благу будем рады, 
  И лучше нет мечты-услады, 
  Чтоб на Земле Любовь была.
   
  Но, не пройдя ещё черту,
  Он ищет в горной выси самой 
  Плато, чтоб речь оттуда прямо:  
  "Прощай! Мы таем на свету". 
   
   XLVII 
  That each, who seems a separate whole, 
  Should move his rounds, and fusing all 
  The skirts of self again, should fall 
  Remerging in the general Soul, 
  Is faith as vague as all unsweet: 
  Eternal form shall still divide 
  The eternal soul from all beside; 
  And I shall know him when we meet: 
  And we shall sit at endless feast, 
  Enjoying each the other's good: 
  What vaster dream can hit the mood 
  Of Love on earth? He seeks at least 
  Upon the last and sharpest height, 
  Before the spirits fade away, 
  Some landing-place, to clasp and say, 
  'Farewell! We lose ourselves in light.' 
   
   
  ХLVIII 
   
  Коль эти строки из Скорбей 
  В одни сомнения одеты 
  И в надлежащие ответы, 
  То им - презренье от людей. 
   
  У Скорби вовсе не в крови - 
  Разборы или аргументы: 
  Она в тяжёлые моменты 
  Сомненья подчинит любви. 
   
  В слова играет впрямь востро, 
  Но размышляет очень здраво, 
  Сочтя провинностью лукавой, 
  Коль обнажают всё нутро. 
   
  К балладе целостной она 
  Ни в коей мере не стремится: 
  Все песни - как полёты птицы, 
  Что пронесётся, слёз полна. 
   
   XLVIII 
  If these brief lays, of Sorrow born, 
  Were taken to be such as closed 
  Grave doubts and answers here proposed, 
  Then these were such as men might scorn: 
  Her care is not to part and prove; 
  She takes, when harsher moods remit, 
  What slender shade of doubt may flit, 
  And makes it vassal unto love: 
  And hence, indeed, she sports with words, 
  But better serves a wholesome law, 
  And holds it sin and shame to draw 
  The deepest measure from the chords: 
  Nor dare she trust a larger lay, 
  But rather loosens from the lip 
  Short swallow-flights of song, that dip 
  Their wings in tears, and skim away. 
   
   
  ХLIХ 
   
  Воздействие пусть нам дарят  
  Искусство, школы и природа, 
  Как стрелы света те, что воды 
  Озёр тревожат, серебрят. 
   
  Должен дух пения дышать, 
  Шептать - мыслительные волны, 
  А прядь фантазий - виться вольно, 
  Чтоб тронуть сумрачную гладь. 
   
  Но проходи своим путём, 
  Не обвиняя ветер встречный, 
  Что вспучит рябь воды беспечно 
  И заиграет чьим пером. 
   
  Под опасеньем и мечтой 
  Живёт в глубинах сокрушенье: 
  Его тяжёлые движенья 
  Утопят жизнь мою слезой. 
   
   XLIX 
  From art, from nature, from the schools, 
  Let random influences glance, 
  Like light in many a shiver'd lance 
  That breaks about the dappled pools: 
  The lightest wave of thought shall lisp, 
  The fancy's tenderest eddy wreathe, 
  The slightest air of song shall breathe 
  To make the sullen surface crisp. 
  And look thy look, and go thy way, 
  But blame not thou the winds that make 
  The seeming-wanton ripple break, 
  The tender-pencil'd shadow play. 
  Beneath all fancied hopes and fears 
  Ay me, the sorrow deepens down. 
  Whose muffled motions blindly drown 
  The bases of my life in tears.