Аннотация: Философия самосознания и тайны праязыка.
Корни. Монолог
Звезды. В городе забываешь, что они есть. Только на юге в отпуске и замечаешь. Или случайно осенью на даче. Раньше я каждую мелкую звездочку мог видеть, а теперь они уже не такие четкие. Зрение. Мир стал немного расплывчатый. Зато теперь видно, что они далеко. А раньше казалось, что прямо над головой, как в потолок натыканы. Миллион гвоздей, сумасшествие плотника.
Тысячу раз, вроде бы видел, а смотришь и снова чувствуешь себя в точке соприкосновения двух миров. На границе, и при этом по ту сторону, где звезды, созвездия и галлактики. Другой мир - глина, земля, чернозем - вот он, совсем рядом. Станет страшно - можешь убежать повернуть обратно, закопаться в землю, зарыться, не видеть ничего, не слышать. Хочешь туда - хочешь сюда. Это как на мосту через канал в Химках: с одной стороны написано "Москва", а с другой "Ленинград". Теперь уже, наверное, "Санкт-Петербург". Или вообще ничего не написано. Перешел мост - и вроде ты уже в Питере, хоть и понимаешь, что до него еще семьсот километров. Но уже вроде как и не в Москве. Я в детстве часто через этот мост ходил. Стоишь и смотришь на город как бы с той стороны. Потом минута... и ты уже вернулся.
Вот и теперь - совершенно недостижимый, непонятный бесконечный мир. Свет светил, который ты видишь, уже состарился на миллион лет, но ты чьей-то волею оказался здесь и живешь тут на самом краю, не очень-то задумываясь, как это получилось. И что все это значит. Туда бесконечность - и сюда бесконечность. Всегда было и всегда будет. Ужас. Мурашки по коже.
Твердая почва под ногами все-таки меньше пугает. Это какой-то монолитный, непроницаемый мир - на полметра зарылся и тебя уже не достанешь. Вверх человек, что ни говори, намного дальше проник, чем вниз. Ну пещеры есть, шахты, метро. В метро ведь не чувствуешь все время, что ты под землей. Зашел, по ступенькам бегом, книжку раскрыл и забыл, где ты. Хотя есть люди, которые каждый раз на эскалаторе испытывают смутное чувство тревоги, паникуют. Даже ко врачу ходят, думают, что больны. А на самом деле - это как раз и есть самое нормальное здоровое ощущение. Потому что человек живет наверху. Родиться - это и значит перейти границу, сделать решительный шаг, в каком-то смысле побороть, преодолеть себя. И возвращается туда - вниз, во мрак - неохотно, только во снах и неясных наваждениях.
Иногда очень странные вещи чувствуешь. Я как-то летом шел мимо маленького кладбища на Соколе. Его теперь нет, все сровняли, застроили. А раньше был тихий, отгороженный деревьями островок покоя. И вдруг так меня поманила эта прохладная сырость, такое удовольствие я почувствовал от самой возможности погрузиться, уйти в абсолютную кладбищенскую тишину, что остановился и не знаю, сколько простоял на месте. А потом жутко стало. Не по себе как-то. Ведь не от горя захотелось умереть, не от обиды и отчаяния - от удовольствия. Немецкие романтики тоже обожали могильный сумрак и писали о смерти с томным восторгом, как о сексе. Попадись мне тогда Новалис, я, наверное, нашел бы с ними общий язык...
Думаю, когда-то люди по-другому, более пронзительно переживали само свое появление на свет. Это в языке осталось. Страшно интересно. Мне всегда хотелось об этом с кем-нибудь поговорить. За что меня и поперли. Во всех современных языках есть корни, которые еще в праязыке зародились, на заре цивилизации. Не корни даже, а какие-то звуковые стержни, чистые эмоции. Например, 'Ы-ы-ы' переходящее в 'и-и-и', простое такое мычание. Им самые важные понятия отмечены: 'бы-ы-ы-ть', 'жи-и-и-знь', 'being', 'live'...
А самый интересный стержень - согласные "кр - чр", их чередования и превращения. Они-то и показывают, где проходит граница миров, грань между "быть" и "не быть", как близок к ней человек. Не задумывались? Красное - червоное - черное. Парадокс, но это одно слово. Как объяснить? Да ведь это то, что прячется. Черное - это темнота. Там, где нет света, под оболочкой. А красное - то же самое: кровь, внутрености. Кровь - это то, что скрыто. Кровь, крыть, кровля, кров... Чтобы легче стало, нужно кровь пустить - кровопускание, откровение. Тайное становится явным, переходит границу, кромку.
Кромка. Кром. Так называли в древности кремль. Место, зона, где можно скрыться, спрятаться, уйти за стену, отгородиться от внешнего недружелюбного мира. Скрыться, крыша, кровля. Кр-чр. Чрево, чресла, черви - это все, что внутри, в утробе, в земле, во мраке, в черноте. Откуда приходят и куда уходят. Еще Леви-стросс обращал внимание, что червь - почитаемое в доисторические времена существо, которое опосредует в первобытном мифе два мира, живой и мертвый. Там же крыса, крот, которые прячутся, живут скрытно.
В языке на этот же гвоздь нанизано и понятие границы - край, черта, крест, круг. Парадокс? Да, еще один парадокс: крест и круг - это первоначально совпадающие по смыслу символы. Они в самой общей форме передают ощущение перехода, границы между нашим миром и ненашим. Мы и не-мы. За чертой - черти. Лютер даже и не предполагал, насколько странно и бессмысленно он поступал, бросая в черта чернильницей... Крест и круг. Даже есть слово, где оба понятия совпадают практически - окрестность и округа.
Я не религиозную символику имею в виду. Это - отдельная тема. Если учесть, что чередование согласных менялось, то его продолжение - кр, чр, цр. Тогда это и круг, и инструмент для его создания - циркуль. А также и церковь. То есть круг посвященных. Круг тех, кто существует отдельно от всего мира, не миряне. Крипта, crypt, undercroft - подвал, в котором молились и хоронили сподвижников ранние христиане, отсюда же и криптограмма - скрытый текст, тайнопись, доступная немногим, тем кто входит в круг посвященных, находится внутри него, по эту сторону.
Словами пользуешься, не думая об их первоначальном смысле. Гораздо глубже все это переживаешь в снах о рождении, которые передают самые ранние, самые смутные переживания человека. И образы тут не имеют значения. Я не думаю, что в утробе матери маленький человек совсем ни о чем не думает и ничего не чувствует. Скорее всего - это какие-то первичные переживания. Радости и страхи. Ожидание. А потом эти его первоначальные чувства и образы в один миг вытесняются яркими и важными впечатлениями обретенной жизни. Но во сне мы вновь и вновь бродим по бесконечным лабиринтам, сумеречным пещерам или пытаемся пройти через дверь, которая нам явно узка. Правда с годами все хуже ощущаешь все это. Иногда видишь обычный сон, но он вдруг вызывает знакомое чувство страха и восторга, которое ни с чем не спутаешь. Это значит, что из глубин подсознания вновь всплыли самые ранние свидетельства нашего существования. То, с чего началось наше Я.
_________________________________________
Монолог является фрагментом пьесы "Связной", полный текст которой опубликован на сайте "Андрей Соловьев. Пьесы" - www.dramasol.narod.ru